Тьма. Том 3

Пролог

Струя кислотной слюны ударилась в борт машины, за которой я укрыл Марию Михайловну. Часть брызг залетела под днище, но до наших ног, к счастью, не добралась. Однако я посчитал, что опасность всё равно слишком близко. Поэтому за руку потянул Малую прочь, к следующей машине.

— Я постреляю, а вы перебирайтесь! — пояснил в ответ на удивлённо распахнутый взгляд.

Высунулся и принялся разряжать барабан в бурдюка, смещаясь так, чтобы оказаться как можно дальше от пригнувшейся и бегущей к новому укрытию Малой. Бурдюк обиженно затопал ножищами и, естественно, забыв про вторую цель, начал наводиться на меня.

— Федя! — предупреждающе крикнула Мария Михайловна.

Но я и сам понимал: сейчас плюнет.

А ещё я понимал, что увернусь. Бурдюк — слишком медлительное отродье, а моя первооснова с тех пор, как я о ней узнал и обратил внимание, стала проявляться чуточку чаще.

Хотя бы в том, что теперь время замедлялось не только, когда я стрелял, но и когда мне что-то угрожало. И пусть я не начал быстрее двигаться, но даже способность отпрыгнуть вовремя, будто обладаешь феноменальной реакцией — тоже дорогого стоила.

Так что я спокойно всадил все восемь пуль в противника. И так же спокойно, хоть и очень быстро, увернулся от кислотной струи, которой он в меня плюнул. А потом укрылся за машиной рядом с Малой, принявшись перезаряжать револьвер.

— Одни каторжники и лихие людишки, говорили они! — пробурчал я. — Возьмём поместье быстро! Ага-ага…

— Ну вот что ты бухтишь? — удивилась Мария Михайловна. — Кто же знал, что из подвала отродья полезут?

— А мы что в подвале искать собрались? — поинтересовался я, а потом хлопнул себя по лбу. — А, ну конечно! Гнездо Тьмы! Ну откуда там взяться отродьям⁈ Право слово!

Мария Михайловна хотела что-то возразить, но сначала в машину прилетела новая струя слюны бурдюка, а потом откуда-то слева вывернуло человекоподобное отродье. Таких мы, кстати, уже видели, когда уводили грозножука из города. Я их хорошо запомнил тогда… Неприятные твари, между прочим: быстрые, умные и умеют ставить защиту.

Хорошо ещё, в барабане оставалось место. Не теряя времени, я зарядил туда убойные патроны от Виктора Леонидыча.

И прежде чем «горилла» успела сформировать какое-то плетение — что, они и это могут? — «пушок» плюнул в неё артефактной пулей. А та, пробив щиты, разворотила отродью грудь.

«Горилла» заревела, не собираясь умирать даже рёбрами наружу. Но плетение потеряла, а щиты восстановить не успела. И следующая же моя пуля аккуратно расколола ей башку.

А секунду спустя по машине снова прилетело от бурдюка. Да таким кислотно-слюнявым веером, что пришлось и самому пригнуться, и Марию Михайловну к земле прижать.

— Да что же ты настырный-то такой! — возмутился я.

Автоматные очереди со стороны усадьбы, вспышки колдовских разрывов, грохот гранат… Всё вместе подсказывало, что с этой жирной напастью мне придётся справляться в одиночку.

А ведь как хорошо штурм начинался!..

До усадьбы по ночному городу мы добрались без происшествий. Вперёд пошла штурмовая группа, которая тихо перебила охрану у ворот — местные уголовники и в самом деле оказались теми ещё вояками — а потом впустила весь наш транспорт на территорию.

Подъехать удалось почти к самой стене правого крыла. Того самого, которое мы и планировали штурмовать. Одно-единственное заклятие Кости легко эту стену пробило, и группа оперативно устремилась внутрь.

Вот там-то нас и прижали!

Сначала открыли такой плотный огонь, что из комнаты, в которую мы попали, невозможно было вырваться. А когда рослый Стёпка пошёл напролом через деревянные перекрытия, с лестницы вдруг хлынули отродья…

Пришлось уходить в глухую оборону.

Блистательная виктория обернулась гиблым болотом. Правда, нам с Марией Михайловной было попроще. Госпожа проректор честно держалась в хвосте отряда, поэтому обратно во двор из дыры в стене мы выскочили первыми. И сразу же кинулись под прикрытие машин.

А Константин и его коллеги так и не вышли: оказались, по сути, заперты в одной из комнат, откуда и отстреливались.

Нет, отстреливались они хорошо, качественно… Вот только через них отродья нет-нет да и прорывались. А пёрли они, вырвавшись во двор, прямо на нас с Малой.

И даже бурдюка умудрились с собой протащить, прикрыв телами вульфов…

И вот теперь мы уже минут десять отступали, теряя машину за машиной. Металл кузова, к сожалению, кислоту бурдюка долго не держал. Укрытий оставалось совсем немного. В общем, надо было как-то решать возникшую проблему.

И, мне кажется, я придумал, как её решить.

В жизни бы на такое не решился, но… С моей скоростью восприятия могло и получиться.

— Сейчас ещё раз плюнет, и вы за следующую машину. А я к нему! — приказал я Малой, загоняя новый артефактный патрон на освободившееся место.

— Федя, не смей! — о чём-то догадавшись, возмутилась Мария Михайловна.

Но долго возмущаться ей была не судьба: последовал новый плевок, и я буквально оттолкнул проректора прочь. Ещё и прикрикнул на дорожку:

— Бегом!

Одним из больших плюсов Малой было то, что в опасной ситуации она не спорила, а выполняла. И правильно: весь мой расчёт строился на доверии и скорости.

Потому что вместо того, чтобы тоже убегать, я выскочил. И напрямую рванул к бурдюку.

Тот агрессивно закряхтел и, колыша складками жирного тела, начал по мне прицеливаться. А я, чтобы оказаться повыше, запрыгнул на каменное ограждение дороги. Всё согласно следующему пункту плана.

Попытка будет всего одна. А дальше либо я одержу победу, либо это будет последнее фиаско в моей жизни.

План был прост и практически невыполним.

Для того, кто видит мир с обычной скоростью.

Подобравшись чуть ли не вплотную, дождаться нового плевка. А затем прыгнуть бурдюку под ноги. И, уворачиваясь от толстых ножищ, засадить артефактную пулю в промежность. Один выстрел — один истекающий кислотой труп.

Но без подарков от своей первоосновы я бы такое не выполнил. Теперь главное было не спровоцировать бурдюка на частые и мелкие плевки. Пусть лучше так и продолжает копить слюну.

Не всё пошло по плану. Отродье, хоть и было тупым, как пробка, но что-то всё-таки соображало. И вместо одного большого плевка пустило в меня слюну веером.

— Фёдор! — услышал я крик Марии Михайловны, но отвлекаться не стал.

Бурдюк пытался поймать меня в движении, захватив как можно более широкий сектор обстрела. Вот только моему плану это не помешало.

Как только слюна вылетела изо рта бурдюка, я рванул прямо на него, в последний момент ещё и рухнув на землю, чтобы плевок прошёл выше.

Бурдюк начал заносить ближайшую ко мне ногу, но время для меня замедлилось. В этом были свои плюсы, потому что я успевал среагировать на любое движение отродья…

А были и минусы. Один большой минус. Дорожка, по которой я катился, была гравийной, и мелкие камушки уже почти добрались до моей кожи через порванную одежду…

И одно дело на адреналине получить огромную ссадину, а совсем другое — получать эту же ссадину о-о-очень-о-о-очень медленно. Мне предстояло прочувствовать весь процесс от начала и до конца. А при этом ещё увернуться от толстенной ноги бурдюка и успеть выстрелить…

Так себе перспективы. Так себе план. Но ничего другого не придумалось.

Когда тебя заплёвывают кислотой, думается вообще почему-то тяжело.

В отличие от рубашки, куртка выдержала поездку по гравию. Но всё-таки задралась, и бок, как я ни пытался его уберечь, взорвался жуткой болью. У меня на миг даже потемнело в глазах…

А когда зрение восстановилось, я уже влетал под опускающуюся ногу бурдюка.

Оттолкнувшись от неё левой рукой, я извернулся и проскочил дальше, а правую направил между ног отродья и надавил на спусковой крючок. Я даже успел заметить вылетевшую из ствола пулю…

А потом стало не до того.

Мне пришлось, продолжая скользить и придавая себе ещё большее ускорение руками, отталкиваться от следующей ноги. А потом, вылетев из-под бурдюка — переводить скольжение в кувырок.

И всё это, чтобы оказаться как можно дальше от умирающего врага.

Бурдюк взорвался, как наполненный водой воздушный шарик. Пуля сработала где-то в верхней части таза, разрывая одновременно и мозг отродья, и желудок. Кислота сплошным потоком хлынула в разные стороны. И если бы я промедлил — уже орал бы, катаясь по земле, в надежде заглушить боль от заживо растворяющегося тела.

Но я успел… Из кувырка вышел на ногах и тут же задал стрекача: чем дальше, тем лучше. Время вернулось к привычной скорости, я промчался до края дорожки и перескочил небольшую живую изгородь.

А потом повернул в сторону Марии Михайловны, заметив, как из дыма и пыли, скрывавшего дыру в стене, выскочили два вульфа.

Они были сильно потрёпаны, но по-прежнему опасны.

— Ты живой! Идиот! Федя! Что с боком, откуда кровь⁈ — вопросы Марии Михайловны, как и её оценки, были справедливы.

До того, как я пристрелил бурдюка, мой план казался мне нормальным. Но сейчас, когда я его всё-таки исполнил, стало понятно: это был не план, а изощрённый способ самоубийства. И он лишь случайно не увенчался успехом.

Три выстрела — два трупа вульфа. И только потом я позволил себе отвечать на вопросы. Хотя отвечать-то было уже не на что: Мария Михайловна, удовлетворившись тем, что высказала, копалась в своей сумочке. И, наконец, выудила из неё антисептик.

— Задирай рубаху! — потребовала она таким тоном, что желание спорить сразу отпало. — О Боже!

На миг Мария Михайловна закатила глаза, будто думая, не упасть ли в обморок. Но тут же собралась с силами и начала поливать антисептиком огромную ссадину. А следом из сумочки появился распылитель с медицинским клеем.

— И почему я не лекарь? — тихо процедила проректор.

Я снова не стал отвечать, понимая: любое моё слово будет использовано, чтобы возобновить выволочку. И всё же долго молчать не получилось. Я не сразу понял, что не так, но буквально через несколько секунд осознал: вокруг воцарилась полная тишина.

— И тишина… — сообщил я.

— Да и плевать! — отрезала Мария Михайловна, поливая меня клеем с вдохновенным лицом художника, рисующего мурал. — Всё… Закончено!..

В этот самый момент полыхнул взрыв. Один, второй, третий… И стрельба возобновилась. Вот только велась она не со стороны правого крыла, а со стороны левого крыла. И если я думал, что Костины ребята устроили серьёзную перестрелку, то теперь готов был признать, что ошибся.

Серьёзная перестрелка шла на другой стороне усадьбы.

Помимо автоматных очередей, я отчётливо слышал уханье крупнокалиберного пулемёта.

— Это же не наши в то крыло забрались… — высказал я свои подозрения вслух.

— Наши все здесь! — отрезала проректор и указала на усадьбу: — Вон, смотри: Костя руками машет, нас зовёт…

Пригибаясь, мы с Малой добрались до дыры в стены. И на сей раз оттуда, наконец, пожаловали не разнокалиберные отродья, а Костя собственной персоной. Прислушавшись к стрельбе, он кинул вопросительный взгляд на меня:

— Это где, не понял?

— Возле другого крыла, — ответил я. — Сначала, похоже, тремя взрывами снесли ограду, а теперь прут вперёд.

— Так вот куда все отродья рванули! — понял Костя. — А мы-то думали, что случилось…

— И что теперь? — спросил я.

— Идём в сторону левого крыла. Попробуем понять, кто там затеял драку! — отряхнул себя от пыли Костя.

Ещё несколько секунд ему понадобилось, чтобы ввести своих в курс дела. А потом весь наш отряд осторожно двинулся по коридорам усадьбы в сторону главного входа. Люди нам по пути не попадались: одни только следы их пребывания.

В усадьбе было темно. Во всяком случае, в левом крыле. В тех немногих комнатах, где свет горел, мы как раз и замечали следы недавнего присутствия. Видимо, здесь кантовались, сменяя друг друга в охране, те уголовники, которых мы встретили у ворот.

И всё же видно было, что эта часть усадьбы практически заброшена.

Почти нигде не оказалось ни мебели, ни штор. Зато, будто в компенсацию, слой пыли был такой, что, если сойти с протоптанного прохода, все начинали чихать.

— Рода себе такого не позволяют… — неодобрительно высмаркивая нос, заметил Виктор Леонидыч. — Даже там, где сейчас не живут.

— Лисьев — не аристократ, — отозвалась Мария Михайловна. — У него просто денег нет это всё содержать.

Я в этом утверждении сомневался. Деньги-то у Лисьева точно водились. Просто рачительный купец явно не желал тратить их на всякую ерунду, не несущую прямой пользы. Например, на то, чтобы привести эту древнюю постройку в приличный вид.

В итоге, внутри усадьба выглядела чем-то средним между притоном и складом. Некоторые пустые комнаты были доверху заставлены ящиками. А в лучах фонариков, прикреплённых к автоматам, были видны густые облака пыли, поднимавшиеся с пола.

Первых людей мы встретили в тот момент, когда добрались до широкого коридора, ведущего к главному входу. Навстречу нам со всех ног драпали трое местных бандитов. Завидев их, идущие первыми городовые сразу же начали орать и требовать сдаться:

— По воле и слову государя, особый отдел полиции! Оружие на пол!

К моему удивлению, бандиты покорно побросали оружие и улеглись. Причём сделали это очень оперативно: даже прежде, чем люди Кости до них успели добраться.

— В наручники! И пристройте их где-нибудь тут! — приказал Костя, почти бегом устремляясь к главному входу.

Оттуда доносились гулкие удары. Стоило нам вывалиться из коридора в просторный зал с лестницей, ведущей наверх с одной стороны, и выходом на улицу с другой, как распахнулась дверь с противоположной стороны.

Навстречу нам, точно так же сверкая фонариками и громыхая оружием, выметнулась толпа вооружённых людей. И снова люди Кости вскинули автоматы навстречу новому противнику, принявшись кричать:

— По воле и слову государя, особый отдел полиции! Оружие на пол!

Больше всего в этой ситуации мне понравилось то, что с той стороны тоже кричали. И тоже очень громко.

И фраза была похожая:

— По воле и слову государя, Тайный Приказ! Оружие на пол!

Мы с Марией Михайловной пристроились позади отряда, стараясь не отсвечивать. Пусть со стороны это и смотрелось забавно, но орущие люди и впрямь не слышали друг друга, готовые открыть стрельбу.

А убивать сотрудников Тайного Приказа мне совсем не хотелось. Поэтому я даже пистолет опустил стволом в пол. На всякий коварный случай: ещё суток ведь не прошло, как каторги избежал…

— Костя!.. Костя, это ты там, что ли? — раздался голос Андрея Сергеевича.

В зале наступила тишина. Только с улицы долетали отсветы полицейских мигалок и подвывания сирен.

— Филин? — осторожно спросил Константин. — А вы что тут делаете?

— Берём банду, которая контрабандой занималась, — ответил Андрей Сергеевич. — А вы?

— А мы тёмного ловим, — признался Костя. — Мы сегодня для этого судебное разрешение брали…

— М-м-мать! — выругавшись, рявкнул в сердцах Филин. — Говорил я Неметову, чтобы проверил документы! Ну что ему, сложно было, что ли?

— Он, похоже, сильно спешил, Андрей Сергеевич, — подала голос госпожа проректор.

— Мария Михайловна, и вы тут? — удивился Филин, вглядываясь в темноту за спинами Костиных бойцов.

В этот момент входные двери распахнулись, пропуская внутрь ещё с десяток городовых. И настроены они были решительно, если учесть зажатые в руках пистолеты:

— Работает полиция! Стоять!

— По воле и слову государя, Тайный Приказ! Оружие на пол!

— По воле и слову государя, особый отдел полиции! Оружие на пол!

С этими криками оба отряда, и Кости, и Филина, развернулись к новым гостям. А заодно ослепили тех лучами ярких фонариков, ударивших в глаза. Те в растерянности остановились, не ожидая такого радушного приёма, и только их командир — урядник полиции — замахал руками:

— Стой, ля!..

— По воле и слову государя, Тайный Приказ! Оружие на пол! — ещё разочек рявкнул какой-то особо ретивый боец Филина.

— И особый отдел полиции! — добавил Виктор Леонидыч.

— Судари! Господа! Ваши благородия! Я не очень знаком с государем, чтобы точно знать, чего он желает и говорит, — признался урядник из новоприбывшего отряда. — А нас сюда послал Бродов Семён Татьевич! У нас есть судебное разрешение от судьи Неметова, подписанное позавчера… Честно-честно! Не стреляйте!

В повисшей тишине я отчётливо услышал шаги. Какой-то человек не спеша входил в усадьбу, и полицейские, которые оборачивались на него, почему-то сразу пропускали этого нового гостя вперёд.

Первое, что я увидел, была блеснувшая в темноте металлическая пластина. А на ней — странная эмблема, которая ничего бы не сказала Феде. Совсем ничего.

А вот Андрей, на удивление, был с ней знаком. Хотя память его и вынуждена была немного поскрипеть, извлекая воспоминания из древних школьных архивов.

На золотистой пластине была изображена собачья голова и метла. И все собравшиеся в усадьбе силовики замерли при виде этой эмблемы, не решаясь пошевелиться.

А в свет фонарей вошёл пожилой, но подтянутый мужчина, которого я сразу узнал. И даже открыл рот, чтобы поздороваться, но не успел.

— Слово и дело! — проговорил Иванов. — Кажется, моя помощь тут не помешает, не так ли?

— Добрый вечер, Иван Иванович, — наконец, поздоровался я, заслужив удивлённые взгляды со стороны Марии Михайловны, Кости, а заодно и всех его подчинённых.

Судя по дёрнувшимся в мою сторону фонарикам Тайного Приказа, они тоже спешили узнать, кто это здесь такой умный и со связями.

— Ночь уже, — улыбнулся Иванов. — Но и вам не хворать, Фёдор Андреевич. Вы, я гляжу, снова в центре событий?