Тьма наступает

Глава 6

Наставница приложила к небольшой рамке на стене жетон, который извлекла из кармана форменного платья. По невидимой поверхности перед нами вновь пробежали всполохи, на этот раз белые. Проход был свободен.

— Вы не волнуйтесь, это не станет традицией, — улыбнулся я, шагнув на запретный этаж.

Дверь в комнату Полли оказалась сразу у входа. Напротив комнаты, в которой раньше жила Кристина.

Наставница деликатно постучала. Полли открыла дверь. Увидев нас с Борисом, совершенно неаристократично открыла рот. Уставилась, как на призраков.

— Г-госпожа Нарышкина — к вам, — тихо доложила наставница. — По важному государственному делу.

К чести госпожи Нарышкиной, она быстро взяла себя в руки. Упавшая челюсть вернулась на место, а через мгновение обалдевшее выражение на лице Полли сменилось любезной улыбкой.

— Прошу, господа, проходите. Не обессудьте — я не была готова к визиту. Сию секунду распоряжусь, чтобы подали чай…

— Не беспокойтесь, госпожа Нарышкина, мы ненадолго, — сказал я.

Мы вошли в комнату, я закрыл за собой дверь. И, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на кровать. В голове плыл туман.

Полли посмотрела на меня неодобрительно.

— Чем обязана визиту?

— Борис Александрович, покажите Аполлинарии Андреевне, что вас привело сюда, — с трудом удерживаясь от того, чтобы закрыть глаза, сказал я.

Борис, которого ситуация очевидно смущала, закатал рукав и продемонстрировал ожог.

— Ничего себе, какой огромный! — ахнула Полли во весь голос. — Но… Константин Александрович, я ведь сегодня уже делала это с вами. Два раза в день для меня — это слишком, а тут такой размер… Даже не знаю, получится ли…

Тут мне почудилось движение. Я поднял голову и увидел над межкомнатной перегородкой лицо соседки Полли. Екатерина Алексеевна Долгополова собственной персоной. Большую часть лица Екатерины Алексеевны занимали глаза. Они готовы были вывалиться из орбит.

— Здесь частная вечеринка, — сказал я. — Не припомню, чтобы вас на неё приглашали, госпожа Долгополова.

Долгополова залилась краской и исчезла, не проронив ни звука. Перед исчезновением, мне показалось, у неё на лице появилось разочарованное выражение.

Полли досадливо поморщилась и поставила глушилку.

— Сделай всё, что можешь, — попросил я. — Убери ожог хотя бы до первой степени.

В степенях ожогов Полли разбиралась, она одно время даже подвизалась в академической клинике в качестве медсестры.

— Хорошо, — сказала Полли. — Присаживайтесь, ваше высочество.

Борис сел на указанный стул. А я прилёг на подушку.

— Ничего не обещаю, — говорила Полли. — Но хуже точно не сделаю. Возможно, пощиплет.

— Я умею терпеть боль, — отважно сказал Борис. — Вы, вероятно, не слышали об этом, но я провёл почти всю жизнь на грани между жизнью и смертью.

— Вы такой сильный человек, ваше высочество… — Полли, как опытная актриса, произнесла это без тени иронии, совершенно искренне. И Борис залился краской от удовольствия.

А я всё-таки прикрыл глаза. Подумал, что просто полежу с закрытыми глазами буквально минутку, а потом встану — и мы с Борисом уйдём.

Больше подумать ничего не успел. Всё куда-то пропало, и меня окутала тьма. Не та, которая с большой буквы, а хорошая. Спокойная и целительная. Та, в которую было приятно окунуться.

Проснулся я от осознания, что сплю.

Да, такое бывает, когда привыкаешь делать паранойю частью своей жизни. Осознать себя во сне — пара пустяков. Проснуться, когда надо — тем более. Только тут есть нюанс: для осознания себя во сне должен сниться сон. А я чёрт знает сколько времени провёл, по ощущениям, в полной темноте, в небытии.

Но зато сразу как начались какие-то смутные образы, рывком сел и открыл глаза. Сердце припустило с места в карьер, будто стараясь компенсировать несколько минут покоя… Впрочем, минут ли?

За окном было темно. В комнате, соответственно, тоже. Только над столом лампа давала пятно жёлтого света. За столом сидела Полли и что-то писала, мурлыкая себе под нос мелодию.

— Ты чего меня не разбудила? — буркнул я и потёр лицо ладонями.

Ощущение было такое, будто в лесу прошёл через паутину, натянутую меж деревьями.

— Вообще-то мы пытались, — повернулась ко мне Полли. — Все втроём.

— Втроём? — переспросил я.

— Государю императору — ура! — вонзился в левое ухо вопль.

В ухе зазвенело. Я повернул голову и посмотрел на Джонатана, который сидел на спинке кровати, глядя на меня с всеобъемлющим чаячьим осуждением.

— И после такого я не проснулся? — Я с сомнением показал на Джонатана пальцем.

— Даже не подумал! — Полли сложила руки на груди. — Теперь моя репутация уничтожена — благодаря вам, господин Барятинский. И вам сильно повезёт, если мой жених не вызовет вас на дуэль.

— Жених, вот как, — зевнул я. — Поздравляю. Сильно, конечно… Опять дуэль. Как же это всё надоело-то, господи.

Глядя на меня, Полли неожиданно смягчилась. Положила руки на колени и вполне миролюбиво сказала:

— На самом деле я немного преувеличиваю. Из комнаты я вышла вместе с Его высочеством, после чего всем любителям распускать и слушать сплетни напомнила, чем им это грозит. Мишель, разумеется, в курсе, что произошло. Вернулась я буквально несколько минут назад, и тому есть свидетели. Так что если вы Константин Александрович, не собираетесь повести себя бесчестным образом…

— А сколько времени? — перебил я.

Полли взглянула на изящные наручные часики.

— Одиннадцать часов и тридцать семь минут.

— Тогда не успеваю, — развёл я руками. — Сожалею, но вынужден откланяться.

С этими словами я подошёл к окну и принялся его открывать.

— Костя… — Полли мигом съехала с официоза и вспомнила, что мы с ней друг друга знаем с детства. — Ты что делаешь?

— Ухожу.

— Но там есть дверь!

— Государю императору — ура! — рявкнул Джонатан и вспорхнул мне на плечо.

— Слышала? Вот то-то же.

Я открыл окно и поставил ногу на подоконник. В комнату потёк прохладный сырой воздух. Дождь, судя по всему, недавно прекратился — хотя вряд ли надолго. Представив, каково сейчас в парке, я поморщился. Может, не придёт?.. Тогда с чистой совестью можно будет записку сжечь, а про великую княжну забыть.

— Может быть, ты хотя бы поинтересуешься здоровьем великого князя? — возмущённо спросила Полли.

— А что с ним? — Я так удивился, что даже повернулся.

— У него был огромный ожог на руке! — всплеснула руками Полли.

— Это я видел. Думал, ещё что-нибудь. Ты ведь залечила ожог?

— Представь себе — да! Даже следа не осталось. Мои силы продолжают расти. Я думаю, что вскоре смогу заявить себя как целительницу. Смогу помогать людям так же, как баронесса Вербицкая…

Говоря, Полли подняла руки и посмотрела на свои ладони с немым восхищением, будто на произведение искусства.

— Звучит как план, — улыбнулся я. — Ну ладно. Мы полетели. Спасибо, что помогла с ожогом!

С этими словами я выпрыгнул наружу, в холодную ночь, и полетел вниз головой. Джонатан с криком сорвался с моего плеча. К его крику присоединился крик Полли, испугавшейся моего поступка.

Но родовая магия продолжала действовать исправно. В метре над землёй я плавно остановился и повис в воздухе. Потом, качнувшись назад, перевернулся и встал на ноги. Обернулся и посмотрел вверх, на высунувшуюся из окна Полли.

— Если последнюю часть немного ускорить — получится отличная сцена для фильма! — громким шёпотом сказал я.

— Дурак! — ответила Полли и захлопнула окно.

— Вот и поговорили, — пробормотал я.

Зашагал по направлению к парку. До чего же мерзко на улице… Только Джонатан чувствует себя как рыба в воде. Так и мелькает в небе, туда-сюда. Резвится. Интересно, как он зимой будет себя чувствовать? Вот уж чего-чего, а чаек я зимой ещё не видел. Они ведь перелётные… Впрочем, коллеги Джонатана уже улетели, а этот — остался. Надеюсь, мне хотя бы не придётся заказывать ему тёплый комбинезончик, как делают владельцы лысых собак.

До нужного места я добрался за пять минут. Никого не было. Я осушил знакомую скамейку заклинанием и сел.

Подумал, что белые заклинания начали мне всё больше удаваться в последнее время. Достал жемчужину, посмотрел — всё так же: одна половина белая, другая — чёрная. Поди сообрази, стоит ли её такую кому-нибудь показывать. У магов, правда, в принципе не очень-то принято трясти друг перед другом жемчужинами, это скорее глубоко личный аксессуар.

Что может значить этот неожиданный баланс? Что я так хорошо научился собой управлять? Ох, вряд ли. По мне — каким был, таким и остался. Ну, в личностном отношении. А вот энергетически… Вполне может быть, что энергетическая система Кости Барятинского наконец-то адаптировалась и пришла к равновесию.

Ей немало пришлось пережить. Сначала — слабый духом пофигист Костя. Потом — а вернее одновременно с этим — «проклятие белых магов», которое устроил Юнг, и которое угнетало энергетические системы всех белых магов империи. Затем в тело вселился я, дух из иного мира. Неудивительно, что год систему колбасило, как сосиску в центрифуге.

И вот, наконец, она пришла к балансу.

Впрочем, толкование может быть и иное. Зачем замыкаться на себе? С миром тоже много чего случилось. Пришествие Тьмы, например. Пока Тьма спокойно облизывалась, жемчужина чернела, а как только я притащил сюда кусочек Света — белая часть воспряла духом и отвоевала позиции.

В магических делах что интересно — ничего нельзя сказать наверняка. Всё может быть связано со всем. Взять хоть тех же «неблизняшек», которые явились следствием защитной реакции мира на Тьму, а их объединение могло привести к победе этой самой Тьмы…

— … здравствуйте, Константин Александрович… — вывел меня из задумчивости голос.

Я встал и поклонился, приветствуя великую княжну, завёрнутую в серый неприметный плащ. Жемчужину по возможности незаметно заправил обратно за ворот.

— Рад вас видеть, Анна Александровна. Вы, я смотрю, тайно вышли из дворца?

— … разумеется… Если бы не требовалось соблюсти тайну, я бы не опустилась до передачи записки…

— Садитесь, — предложил я.

Анна Александровна, подойдя ближе, села на скамью и сложила руки на коленях. Надо же, второй раз за пару дней её вижу, и она до сих пор без книги. Что время с людьми делает, ужас.

Сам я сел рядом и молча уставился на великую княжну. Задавать наводящие вопросы мне казалось неуместным. Созреет — сама всё расскажет.

— … произошло… слишком много всего, — пробормотала она.

— И не поспоришь, — вздохнул я.

— … со мной…

— Вот как.

— … мой магический уровень вырос……я теперь не самый слабый маг во дворце…

— Так это ведь хорошо.

— … хорошо……но теперь меня можно не скрывать…

— М? — озадачился я.

— … меня хотят выдать замуж.

— За кого?

Анна назвала имя. Я присвистнул.

— Серьёзный союз будет.

— … политический…

Тут не поспоришь. Для девчонки, которая всю жизнь кипами проглатывала книги с романтическими приключениями, чисто политический союз — это как нож в сердце. Впрочем, у молодых, наверное, у всех так. Это с годами понимаешь, что подобные браки — вовсе не зло в чистом виде. Соблюдайте формальности, будьте внешне безупречны, а в остальном — делайте что хотите, вы ничем друг другу не обязаны. Монархический строй, при внешней благопристойности, создаёт все возможности для удовлетворения романтических нужд. Тех же фаворитов и фавориток никому в голову не придёт осуждать. А вот если великая княжна выйдет замуж по любви за какого-нибудь простолюдина или даже заурядного аристократа — это будет скандал, от которого не отмоешься.

— И когда свадьба? — спросил я.

Анна пожала плечами.

— … ведутся переговоры…

— Ясно. Ну, это не конец света.

— … знаю. Мне просто не с кем было поговорить……у меня нет друзей……кроме вас с Надей…

В этих тихих словах, которые воспринимались так, будто были выдернуты из середины непроизнесённых предложений, мне послышался законный упрёк. Что и говорить, забросили мы с Надей Анну. Надя получила театр и ни о чём, кроме него, думать не могла. А я с головой ушёл в вопросы Света и Тьмы. Анна же осталась там, где была. Во дворце. Одна. Раньше у неё хотя бы был брат, с которым они без труда находили общий язык, а теперь и Борис слинял от неё в академию.

— Может быть, как-нибудь встретимся? — предложил я. — Съездим куда-нибудь. Вы, я и Надя, как в прошлый раз. Только без похищений, смены личин и прочего веселья.

Анна посмотрела на меня задумчиво. Она будто пыталась решить, правда ли мне этого хочется, или я предлагаю только из жалости к ней. Я, как мог, изобразил искренность.

— … было бы неплохо… — пробормотала великая княжна, опустив голову.

— Вот и отлично. — Я встал, потянулся. — Завтра поговорю с Надей. Мы пришлём официальное приглашение. Я полагаю, ваши родители не станут возражать…

— … Константин Александрович, вы уходите?..

Вот скрыть радость от того, что проблема, на мой взгляд, не стоила выеденного яйца, и можно вернуться в комнату, где с чувством, с толком и расстановкой добрать необходимые часы сна, я не сумел. Великая княжна смотрела с обидой и недоумением.

— Когда встретимся, у нас будет время поболтать. А сегодня… Я приношу глубочайшие извинения, но сегодня был прорыв Тьмы, вы, возможно, слышали. Я до сих пор чувствую себя усталым.

Как только сказал — понял, что сказал чистую правду. Ещё и жрать хотелось со страшной силой.

— … но я звала вас вовсе не за этим…

— А зачем же? — удивился я.

Внутренне приготовился услышать ещё какую-то житейскую ерундовину, которой не придаст значения ни один взрослый человек. Но услышал неожиданно совершенно иное:

— … мой брат, Борис……несколько дней назад я увидела его жемчужину……она черна…

— Полностью? — переспросил я.

— … да……он смотрел на неё и как будто не верил……не знал, что я вижу…

— Ну… Это не то чтобы прямо трагедия…

— … а потом Борис говорил с Тьмой…

Тут я не просто сел — я упал на скамейку рядом с Анной.

— Что он делал⁈

Анна вся съёжилась на скамейке, как мокрый воробей, пытающийся согреться.

— … я потому и хотела поговорить именно с вами, что вы бы не стали…

Она замолчала, но мне этого хватило. Я вдохнул, выдохнул.

Ну да. Расскажи она об этом отцу или матери — и последствия могли бы быть катастрофическими. Потому что семья семьёй, но безопасность государства или даже мира — всегда будет превыше всего. Как бы решил этот вопрос император, я не знаю, но у Анны однозначно были весомые причины волноваться за брата.

Что же до меня — Анна прекрасно знала, что я почти из любой ситуации могу найти неожиданный выход. Взять хоть тот раз, когда я похитил Бориса, чем, по сути, спас его от смерти и вывел на чистую воду главного злодея — Юнга.

Анна и сейчас ждала от меня чего-то в этом духе.

— Всё, я спокоен. — Я поднял руки и сел обратно, рядом с великой княжной. — Давайте по порядку. Где это было?

— … было здесь, в парке……я гуляла одна и увидела Бориса……он не знал, что я рядом…

— И он смотрел на свою чёрную жемчужину, так?

Анна кивнула.

— Ему не нравилось то, что он видит?

— … не нравилось…

— Это значит, что чёрная она не полностью. Есть ещё какой-то белый кусочек, — сказал я с уверенностью.

По себе знал: когда черноты в жемчужине процентов девяносто, уже не до эмоций. Какое-то отупение приходит, кажется: да и пошло оно всё, буду чёрным магом! Не конец света, среди них есть славные ребята. А уж когда жемчужина почернеет полностью, рефлексия, надо полагать, исчезает с концами.

Платон — исключение из правил. Он из абсолютно чёрного мага стал белым. Ну так он же и не грустил над своей чёрной жемчужиной. Просто в определённый момент что-то сверкнуло — и появился белый участок. Вцепившись в него, Платон и принялся двигаться дальше, шажок за шажком.

— … возможно……я была довольно далеко… — согласилась великая княжна.

— Ладно, едем дальше, — кивнул я. — Потом Борис говорил с Тьмой. И что это значит? Как это выглядело?