Твоя далекая звезда

Глава 1 Контора

С начала – так с начала. Джелайна Мэри Анерстрим. Номинальный возраст – тридцать один год. Общий отсчет, вместе с суммарным фактическим, – сорок семь лет. Это не шутка. Я работаю в TSR, у нас это обычное дело. Мы – те, кого именуют time-spatial raiders [1], или, на жаргоне Патруля, «червяки».

Что бы там ни утверждали писаки и киношники, это вовсе не фантастика. Технология, которую принято называть «машиной времени», открыта довольно давно, но обывателям о ней ничего не известно, и, надеюсь, она никогда не попадет в нехорошие руки. Патруль Времени не только обстоятельно изучает прошлое, но и следит за тем, чтобы в наши дни технология оставалась тайной за семью печатями.

В Патруль приходят раз и на всю жизнь. У каждого из этих парней в мозгу сидит по восемь микрочипов, зорко следящих, чтобы патрульный при любых обстоятельствах не изменил своему долгу. Огромнейшая ответственность, привычка десятки раз просчитывать наперед каждый, даже малейший, шаг, отсутствие права на ошибку… Сложная работа, которую они сами гордо считают миссией своей жизни. Подозреваю, что восемь девайсов играют в этом убеждении далеко не последнюю роль.

Но у нас, у TS-рейдеров, понятие ответственности чаще формальное, хотя работенка порой попадается намного сложнее и запутаннее. Исследование реакции мира периода двадцатого века на убийство известного завоевателя в веке, скажем, четырнадцатом, – это глобальные проекты, которыми занимаются самые опытные специалисты нашей конторы. Большинство рейдеров проводят программы гораздо проще и конкретнее – например, повлиять на ход президентского голосования в девятнадцатом веке и проследить расхождения по каждому десятилетию вплоть до наших дней. Или вот: первая, так сказать, учебная миссия одной из новеньких – толкнуть руку Освальда, убившего Кеннеди, и посмотреть, что будет. Она рассказывала, что парень перепугался до мокрых штанов. А Кеннеди все равно пристрелили – из окна напротив.

Что, так делать нельзя? Изменится настоящее? «Не раздави бабочку в прошлом», да? Необратимые последствия, судьбы мира и все такое… Разумеется, все это верно. Концепция невмешательства в прошлое священна. Но не для нас, а для Патруля, контролирующего нерушимость нашей с вами родной экзистенциальной спирали. А TSR экспериментирует с мирами, существующими параллельно нашему. Наш мир, единственный в своем роде и неприкосновенный, условно принят как «реальный». Все остальное бесконечное количество сходных или же диаметрально противоположных по развитию цивилизаций у нас, TS-рейдеров, именуется «утопиями».

В отличие от патрульных над нами не довлеют жесткие ограничения. Ошибки не имеют катастрофических последствий для «реального» человечества. Изменения касаются только тех миров, чью экзиспираль мы перфорируем на этот раз. Вот им-то как раз и приходится порой несладко от наших опытов. Впрочем, иногда мы им даже помогаем. Но чаще все-таки вредим.

Классификация утопий на первый взгляд выглядит почти линейной: от ближних к дальним. Но это не система расстояний, а разница между результатом развития на «сегодня» в реальном мире и тем же «сегодня» в параллельном. Чем больше отличий, тем дальше утопия.

Утопии – это райские уголки, где можно попытаться осуществить извечную мечту: делать все что угодно, и за это ничего не будет. Как в компьютерной игре. Всегда можно переиграть в другом месте. Главное, чтобы не нарушалось благополучие реального мира, а остальные не имеют значения.

Цинично, да. Это первое, к чему приучают приходящих в TSR. Иначе никак. Мы ведь не одни такие, и к нам тоже забредают рейдеры из чужих миров, изучая динамику событий, чтобы применить ее впоследствии для процветания своей родной реальности. И Патруль Времени зорко следит, чтобы чужие червяки не посмели изменить наше реальное прошлое.

В мозг каждого рейдера (и мой в том числе) тоже имплантированы три микрочипа. Но нам нет нужды связывать себя императивами, поэтому каждый из девайсов предельно функционален. Первый – менталингвор. С его помощью можно легко и быстро освоить незнакомую речь. В подавляющем большинстве миров набор языков сходный с реальным, и расхождения зависят только от выбранного пути развития. Будь мир хоть техногенный, хоть гуманитарно-религиозный, хоть саморазрушающийся от бесконечных войн и геноцида – людская суть одна и та же, и формирование языка как средства общения имеет свои закономерности. Менталингвор действует адаптивно – мы не учим незнакомые слова, мы воспринимаем их на известный лад. Проработав в конторе в реальном времени всего лишь полгода, я могу свободно подхватить разговор на четырнадцати реальных языках и почти трех сотнях утопических диалектов. Конечно, попав в утопию, мы не начинаем сразу же тараторить на всех местных наречиях. Чтобы сформировать примерную базу, менталингвору требуется около трех часов прослушивания незнакомой речи. Так что рейдеры в командировках поначалу держатся людных мест и молча мотают на ус, а не врываются сразу к правителям, открывая дверь ногой, как грезится некоторым впечатлительным новичкам.

Как я попала в TSR? Как и многие другие – меня завербовали. Работа преподавателя особо не радовала, постепенно превратившись в скучное движение по инерции. На рутинную службу в офисе меня бы хватило ненадолго. Склонности к бизнесу не наблюдалось вообще. В детстве, помню, грезилось что-то далекое, необычное, типа черной археологии или полетов в космос, но жизнь расставила все на свой лад, и я постепенно утратила мечты и далекие цели.

Профессор Паркер на последнем курсе универа вел у всех желающих факультатив по социометрическому тренингу. Просчеты множества вариантов развития событий при одинаковых заданных условиях были невероятно увлекательны. Мы подолгу обсуждали конечные результаты, возникающие при, казалось бы, незначительных отклонениях. Не скажу, что у меня получалось лучше других, но впоследствии в TSR мне так и не встретилось никого из университетских знакомых.

Однажды мы обсуждали Кубинский ракетный кризис, и я возьми да ляпни, что Хрущеву стоило бы проучить всех, устроив ядерную войну. Все уставились на меня так, словно я внезапно отрастила чешую на лице.

– Да как ты можешь так говорить! – возмутилась одна из студенток.

– Простите. – Я уже жалела о том, что открыла рот. – Я всего лишь предположила один из вариантов. Ведь оттого, что я произнесла это вслух, русские не начнут бомбить нас прямо сейчас, верно?

До конца занятия со мной больше никто не заговаривал. Но когда все расходились, Паркер попросил меня задержаться.

– Мисс Анерстрим, вы действительно думаете, что ядерная бомбардировка могла бы очистить планету от крупных политических игроков и людям пошло бы на пользу вернуться в развитии на пару столетий?

Говорил он не очень серьезно, но в глубине его глаз таилось любопытство.

– Профессор, – я все еще была смущена, – если бы так и случилось, вряд ли бы я что-то думала – я бы попросту не родилась. Разумеется, нет.

– Не нужно втолковывать мне общепринятые этические положения, – усмехнулся Паркер. – Говорите то, что думаете. Если бы вам все равно не пришлось потом здесь жить, если бы вы смотрели на ситуацию со стороны, как на шахматную доску – как, по-вашему, стоило бы посмотреть, в каком направлении двинется человечество после массового раскаяния?

– Ну, если только теоретически, с позиции игрока… – растерялась я.

– Так да или нет?

– Да, – выпалила я. – Это стало бы всем хорошим уроком, несмотря на всю жестокость и негуманность метода. Довольны?

– Вполне, – ответил он… почти улыбаясь. – Всего доброго, мисс Анерстрим. Еще увидимся.

День, когда я узнала о TS-рейдерах, стал поворотным в моей жизни. Далекое и необычное оказалось рядом – и для этого не нужно было ни лететь в космос, ни забираться на край света. В этой работе оказалось все, чего мне не хватало в обыденности: путешествия, приключения, перевоплощения, опасности и немыслимые поступки без риска быть наказанной.

Помню, я спросила профессора, почему он выбрал именно меня. И, признаюсь, расстроилась, услышав:

– Главным образом потому, Джелайна, что у вас непримечательная внешность. Из разряда «глянул и забыл». Очень полезное свойство для рейдера.

Паркер оказался прав. Мне часто приходилось кардинально менять облик, уходить от преследования или же переигрывать заброс, представая перед теми же людьми в новом виде и оставаясь при этом неузнанной. Моя неприметная в толпе наружность не раз пригодилась именно этим.

Первое путешествие состоялось через два месяца – после изучения теоретического курса и вживления чипов. Нас, четверых новичков, вместе с ветераном Биллом Амбросом отправили в утопию периода раннего палеолита, где мы тренировались четыре месяца, обучаясь азам боевых искусств, основам владения разными видами оружия и вырабатывая у себя привычку не скучать по дому.

– Вам предстоит месяцами жить в утопиях, как две капли воды похожих на реальный мир, – объяснял Билл. – Возможно, когда-нибудь вы увидите двойников своих родителей. Возможно, они тоже будут женаты. Вы даже можете встретить себя – в бесконечности экзистенциальных спиралей нет ничего невозможного. Если появится соблазн пообщаться с ними, ему вполне можно поддаться. Но вы всегда должны помнить о цели командировки. Если она противоречит вашим желаниям, приоритет один – работа.

– А разве не опасно встречаться со своим двойником? – недоумевали мы. – Ничего не произойдет?

– Так, фантастику читали, – констатировал Билл. – Объясняю. Наши двойники – это совсем другие люди. Они реальны для своего мира. Понятно или продолжать?

Конечно, все сразу все поняли: теорию-то уже знали. Перемещаясь во времени по нашей реальной спирали, человек «проваливается» в прошлое целиком, как есть. А вот принцип «заброса» в иную реальность состоит в копировании личности и создании в утопии TS-проекции. В фантастике существует версия, что двойники из параллельных вселенных, встретившись, должны слиться в единое целое. При этом одна из половинок растворяется в другой. Бред полнейший. Проекция не является полноправной частью мира.

– Встретить себя в нашем реальном прошлом – вот настоящая опасность, – сказал Билл. – Поэтому TS-рейдерам куда проще, чем Патрулю, у которого для этого есть четкие инструкции. Патрульного никогда не пошлют в прошлое, если существует хоть малейшая вероятность его встречи с собой молодым. Гораздо лучше это сможет объяснить кто-нибудь из «полушарий», а я занимаюсь практикой.

Все приходящие в TSR новички рано или поздно задают один и тот же вопрос: а можно ли попасть в будущее? Будущего нет. Оно еще не произошло, не состоялось, не записано на экзистенциальной ленте – выбирайте любой вариант, что понятнее. И все равно все спрашивают: а есть ли будущее в утопиях? Тоже нет. Во всяком случае, пока что нынешний уровень технологии времени не позволяет нам заглянуть в него. Пробить червоточину можно только в параллельный мир, существующий одновременно с реальным, и перфорировать его спираль по нисходящей – в прошлое.

Так называемые «полушария» – это наши головные отделы: прогнозирующий и аналитический. Первый занимается пробивкой новых утопий. Сначала забрасывается щуп – импульсный челночный датчик. Работа операторов щупа сходна с ловлей пеленга на приемник. Когда подтверждается существование устойчивой спирали (ведь есть и неустойчивые – рассыпающиеся миры с непостоянным течением времени и еще много всего), делают несколько пробных аппаратных забросов. Прогнозисты определяют дальность найденной утопии. Следом идет заброс опытного рейдера в герметичном экзокостюме – на несколько секунд фактического отсчета. Если опасности нет – можно высылать разведку, после которой приходит черед рабочих групп.

Моя самая долгая командировка длилась два года и семь месяцев. В реальном времени прошло всего четыре секунды. Если наблюдать со стороны, весь заброс занимает от силы минуты две – дольше проходит подготовка к нему. Почти как экспедиция астронавтов, не правда ли?

Рейдер укладывается в специальную капсулу, где кроме всего прочего есть система жизнеобеспечения. Утопии бывают разными; разными бывают и цели командировок. Порой рейдер возвращается в таком шоке, что требуется хороший заряд успокоительного (а то и хороший разряд для встряски). Иногда людей приходится «вытаскивать». Но чаще всего капельницы сами вводятся в момент возврата и через десять секунд снова отсоединяются. В идеале так должно быть всегда. Это – будни командировочного отделения.

Большинство приборов носят названия из громоздких численно-буквенных аббревиатур, поэтому все сотрудники пользуются жаргоном. У нас тут сплошная канцелярия. Во время обучения нам разъясняли принцип действия каждого устройства, но все рейдеры имеют только общее представление о работе перфоратора. От нас требуется помнить лишь порядок собственных действий при забросе, а остальное – дело техники и обслуживающего персонала.

«Перфоратором» у нас называется весь комплекс сложнейшего оборудования для пространственно-временных рейдов. «Степлер» пробивает червоточину в континууме, сажает «скрепку» и, если заброс идет в прошлое утопии, прокалывает экзиспираль до нужного уровня. Скрепка живет всего несколько секунд, связывая экзистенциальные ленты в современных точках утопии и реального мира. За это время «ксерокс» создает TS-проекцию лежащего в капсуле человека и помещает ее в созданное место прокола. Вместе с проекцией человека в утопию перебрасывается вся неживая материя, находящаяся в рабочей области капсулы. То есть в параллельные миры мы, как и патрульные в реальное прошлое, переносимся в своей одежде и с теми предметами, которые положим рядом с собой. При возврате проекция смещается в тот же канал, выходит из червоточины и автоматически стирается.

Примерно так это выглядит, если объяснять на пальцах. Разумеется, на деле все на много порядков сложнее. Остается только восхищаться засекреченными гениями, воплотившими самую фантастическую идею на свете.

Что же представляет собой TS-проекция? В нашей технологии это не фигура на плоскости, не видимость человека в объемном мире, а его живое идентичное воплощение. Проекции свойственны все физиологические потребности реального тела. До сих пор у меня нет четкого определения сути данного состояния. Что же в эти секунды представляет собой человек в капсуле? Пустую оболочку? Разреженный волновой сгусток? Информация о создании проекций строго засекречена и является ноу-хау TSR.

Понятия не имею, что произойдет с рейдером в реальном мире, если в утопии его TS-проекция погибнет. Билл говорил, что за все время его работы в TSR никто не погиб. Но он мог и солгать, поэтому я не стану уверять вас в том, в чем не уверена сама.

Инструкция на случай опасности однозначна – немедленный возврат. В сложные командировки, как правило, не отправляются поодиночке. Кто-нибудь всегда страхует, оставаясь в стороне и наблюдая. Если рейдер попадает в безвыходную ситуацию, он активирует драйвер континуума, заключенный во втором чипе. Простым усилием воли, этому даже учиться не нужно. Связанный с мозгом чип легко отличает действительную мотивацию от ложной. То есть, подумав в плохом настроении «надоело, домой хочется», драйвер не активируешь.

Бывают ситуации, когда рейдер не в состоянии вернуться самостоятельно – например, тяжело ранен, находится без сознания или не подозревает о грозящей опасности. Тогда напарник может вытащить его, взяв с собой в область рабочего пространства, ограниченного размерами капсулы. Если попавший в беду рейдер находится вне пределов досягаемости, напарник возвращается, сигналит, и запускается процедура выдергивания, так называемый «пул». При этом вытаскивают не человека в капсуле, а «выворачивают» обратно всю червоточину.

Пул – это чрезвычайная ситуация, режим аврала. На реверсирование перфоратора у персонала есть всего несколько секунд – пока жива скрепка. Реверс срабатывает так, что одновременно выдергиваются все рейдеры, изо всех активных каналов. Действие нежелательное, ведь люди в это время спокойно работают, а их силой выдирают из осознаваемой действительности. Я уж не говорю про сорванные командировки, напрасно затраченные в них усилия и оставшиеся в утопиях вещи, ведь у рейдера не всегда есть возможность вернуться и продолжить с того же места. Чаще приходится начинать заново или сворачивать проект. Так что если есть шанс избежать пула, страхующие рейдеры всячески стараются его использовать. Но в случае необходимости церемониться не станут. Утопий много, а каждый сотрудник TSR намного ценнее всех далеких и чужих миров, вместе взятых.

Проекции никогда ничем не хворают, им не страшны яды. Опасны только прямые повреждения, вызывающие сильную кровопотерю, и раны, несовместимые с жизнью. Отсечение головы, например. Получить небольшое телесное увечье не страшно. Травмы, полученные в утопии, стираются вместе с проекцией в момент возврата, и на реальном теле не появляется шрамов – рейдер встает из капсулы точно таким же, каким он и лег в нее. То есть проекция в каком-то смысле статична: ее физическое состояние на протяжении всей командировки отражает состояние человека в момент заброса. Рейдер старается всегда ложиться в капсулу абсолютно здоровым и полным сил. Если есть какая-то неприятность: побаливает голова, насморк выскочил или, скажем, несварение, то лучше отложить заброс, иначе придется непрерывно мучиться этим весь срок командировки. С женским недомоганием тоже лучше подождать, утопия никуда не денется. А то парься потом несколько месяцев… дамы меня поймут.

Но вот приобретенные навыки сохраняются во всех проекциях и постепенно накапливаются. Увы, у нас нет возможности тратить долгие месяцы и годы на физическую подготовку в реальном мире, поэтому тренировки проходят только в утопиях. Впрочем, даже то, что я вполне сносно владею многими видами оружия, вряд ли особенно поможет мне, если в реальном мире вечером на улице на меня нападет хулиган. Я и не подумаю геройствовать, чтобы не разозлить его. Молча отдам кошелек и дождусь, когда грабитель отстанет. Плевать на деньги, главное – остаться невредимой. С тех пор как я начала работать в TSR, мое тело – пусть не очень красивое, но молодое, крепкое и, чего уж тут скромничать, абсолютно здоровое – стало для меня самой большой ценностью. Как ни качай мышцы в утопии, в реальность они не вернутся и не перенесутся в следующий мир. Остаются только навыки, «память движений». Поэтому свободное время в реальном мире все рейдеры посвящают своим телам – стараются как можно больше заниматься спортом, поддерживать себя в безупречной форме и ухаживать за внешним видом. Родные и друзья могут сколько угодно называть нас фанатиками, повернутыми на работе и спортзале. Они говорят, что мы из-за этого совсем жизни не видим! Ха! Им никогда не понять нас. Потому что никому из них не суждено изведать этого фантастического кайфа – долгие месяцы и даже годы путешествовать по бесконечным, разнообразным мирам, жить в них полной жизнью, не отказывая себе ни в чем, и продолжая всегда оставаться в одной поре – молодыми, крепкими, идеально здоровыми людьми.

В ходе обучения, на теоретическом занятии, я как-то спросила: а реальны ли на самом деле TS-перемещения? Уж больно невероятными казались мне возможности проекций. Или же утопии – это всего лишь виртуальные миры, созданные компьютером, а рейдеры растворяются в них без остатка и начинают верить в перемещение?

Билл Амброс насмешливо фыркнул и сказал:

– Справедливости ради должен заметить, что подобные вопросы приходят в голову почти всем. И каждый раз я советую не забивать ее себе раньше времени всякой ерундой, а дождаться первого заброса и убедиться во всем лично.

В тот же день Билл неожиданно представил меня своему лучшему другу.

– Знакомься, Анерстрим, это Чарльз Уокер. Крутой Чарли, – добавил он, уважительно хлопнув того по плечу. – Прошу не любить и не жаловать, а молиться ему, как богу.

Чарльз Уокер, живая легенда TSR… Конечно, я его уже знала, правда заочно. Рейдер-ветеран, отмотавший в утопиях аж шестьсот пятьдесят восемь лет – а в реальности ему было тридцать четыре. Такое возможно только в нашей конторе.

День, когда я встретила Уокера, можно смело ставить на одну ступеньку с открытием возможности путешествий в параллельные миры. Шло первое теоретическое занятие. Мы с ребятами смотрели интереснейший документальный фильм по концепции искажения времени, и тут кто-то вошел в кабинет и тихо поздоровался с Амбросом. Я оглянулась – и влюбилась.

Он был хорош, зараза, слишком хорош для хорошего мальчика… ну, вы понимаете, о чем я. Такой красавчик по определению мог быть только мерзавцем – пусть и очаровательным. Эту аксиому я уяснила для себя еще в школе. Равно как и то, что на пигалиц вроде меня интерес мужчин, подобных Уокеру, не распространяется ни-ког-да. Для таких, как он, у меня была отработанная схема: мысленно повесить табличку «Забудь!» и поскорее настроиться только на рабочие отношения. Но Чарли был незабываем и умело пользовался этим, предпочитая отправляться в командировки исключительно с дамами. В TSR по нему открыто не вздыхали разве что Кей Си Милн и Долорес Твинелл – две женщины из его рабочей группы, они же были единственными, кто мог терпеть его постоянно. Остальные напарницы часто менялись.

В том, что Билл представил меня Уокеру, не было ничего необычного. Рано или поздно Амброс начал бы передавать нас под командование других ветеранов. Но это должно было произойти только тогда, когда группа уже бы определилась, отсеяв в учебных командировках тех, кто не сработался с остальными. А знакомство с новичком, видимо, было особой честью, оказываемой лишь единицам. Во всяком случае, мне очень хотелось так думать.

– Джелайна Анерстрим, – дико волнуясь, назвалась я и чинно протянула руку. Уокер мягко пожал ее, задержав мои пальцы чуть дольше необходимого, и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Я и так знаю о тебе все, – чуть усмехнувшись, ответил он и, уходя, негромко бросил Биллу: – Смотри, не избалуй ее.

И я пропала окончательно.

Глава 2 Палеолит

В первый рейд всех новичков отправляют в одно и то же место. Я ужасно боялась ложиться в капсулу, но все оказалось не страшно. Для рейдера TS-перемещение проходит почти незаметно: легкое головокружение, ощущение полета или падения – и ты на месте.

В утопии периода палеолита, где проходила тренировка, можно было вытворять все что угодно. Единственное неудобство заключалось в том, что мир был слишком древним. Мясо мы могли добыть и здесь, но остальных продуктов и разнообразного багажа набралось так много, что пришлось снаряжать дополнительную капсулу. Как я уже говорила, с Биллом Амбросом нас было четверо: Пол Каннингем, Энн Диклест, Марк Таунта и я.

Первые две недели Билл просто гонял нас до седьмого пота, заставляя бегать длинные кроссы с тяжелым снаряжением. В этом не было особой пользы для наших реальных тел, но мы не роптали: рейдеру необходима выносливость, а приобрести ее можно и в утопиях. Когда опускалась темнота, начинались неформальные теоретические занятия, которые Билл с легкостью превращал в уютные вечера воспоминаний у костра. Уроки мастерства шли сами собой, пока мы, уставшие за день, не засыпали прямо там.

– В современных утопиях работать удобнее всего, – рассуждал наш наставник, облокотившись на прогревшийся за день валун. – Багаж практически не нужен, всем необходимым можно обзавестись на месте, например заменить вышедшее из строя оружие. Правда, забрать обновку не удастся.

Действительно, из командировок рейдеры могут вернуться только с тем, что у них было с собой в момент заброса. Чужеродная материя не может прийти в наш мир. Поэтому рейдеры стараются сохранить реальную одежду, чтобы не вернуться назад голышом. Невозможность притащить из утопии экзотический сувенир одинаково огорчает и новичков, и ветеранов. Впрочем, новичков порой гораздо больше огорчает невозможность привезти с собой, скажем, сокровищницу древнего владыки. Ведь какие бывают ситуации! Бери да уноси, запросто. Но не берем, и не потому, что запрещено – ничего подобного, а потому что «карман не потянет». Иногда и свое, реальное, не успеваешь прихватить, разместить в радиусе рабочего пространства; оно так и остается там навсегда. Если верить теории, со временем вещи реального мира в утопиях разрушаются, рассыпаются на кварки, но когда это происходит – никто не проверял.

Из командировок рейдеры привозят только информацию. Только отчеты о наблюдениях и воспоминания, сохраненные в мнемониках. Это и есть то бесценное сокровище, за которым отправляются исследовательские экспедиции в параллельные миры, единственное, что представляет ценность. Ну а наградой для самих рейдеров становятся бесконечные захватывающие путешествия, разнообразные впечатления, щекочущие нервы приключения, раскрытые тайны и реализованные фантазии. И поверьте – ни один из нас не променяет их ни на какие материальные блага в быстротечной реальности.

Мнемоник – это третий из базовых чипов. Крайне необходимая вещь – ведь если бы рейдеру приходилось полагаться только на собственную память, как сохранить в ней все нюансы событий за многомесячную командировку? А с учетом того, что регулярно бывают серии командировок в практически идентичные утопии, и для каждой нужен системный анализ, то, без девайса и помощи специалистов не обойтись.

Выгруженные из чипов сведения поступают в аналитический отдел. Там их разбирают на этапы, сортируют и отбрасывают лишнее – будничную жизнь рейдера в утопии, в просторечии именуемую «мусором». Никому не нужны и не интересны ежедневные физиологические ритуалы, бессодержательная болтовня и любования природой. Остаются сведения, представляющие ценность для базы данных и анализа, и в первую очередь – подробная история утопии. В наблюдательных командировках от рейдеров требуется использовать все найденные источники, чтобы детально прослеживать расхождения с реальным миром.

Безусловно, это потрясающе – разузнавать все об очень дальних утопиях, где развитие пошло другим путем еще в Средние века или глубокой древности. Попадая туда, чувствуешь себя пришельцем на другой планете. Иногда TSR подает писателям, сценаристам, режиссерам и создателям компьютерных игр идеи, основанные на утопических событиях. Я сама лично видела несколько фильмов и игрушек, сделанных по подобным сюжетам.

Но наших аналитиков куда больше интересуют варианты развития миров, близких к реальному и расходящихся в спорных моментах политической истории. Вербовщики вроде профессора Паркера ищут для конторы тех, в ком есть склонность увлеченно предполагать «а что было бы, если бы…» – и при этом не просто абстрактно мечтать, а логично и трезво проводить динамику. Рано или поздно рейдеры «выходят в отставку» и некоторые из них занимают заслуженные должности в «полушариях». А отбирать и воспитывать подходящие кадры, как известно, лучше смолоду.

Однажды я спросила Билла:

– Зачем нам узнавать, например, то, как в близкой утопии оказались выполнены резолюции ООН? Что толку от этого нашему, реальному миру?

– Станешь аналитиком – поймешь, – отмахнулся он и, подумав, добавил: – А может, и раньше, когда подрастешь немного.

– Аналитиком? – удивилась я.

– Рано или поздно вы все перейдете из рейдеров в другие отделы, – пояснил Амброс. – Те из вас, что так и не научатся отделять зерна от плевел, пройдут переподготовку и пополнят ряды обслуживающего персонала. Сейчас пока трудно предсказать, кто из группы куда попадет.

– Ой нет, – смутилась я. – Аналитика – это слишком сложно. Мне скорее дорога в прогнозисты.

– Хм… – Он прищурился. – По-твоему, легче оценивать глобальную направленность утопии по скудным обрывкам подсмотренной где попало действительности? Делать далеко идущие выводы по незначительным деталям? На основе поверхностных наблюдений выносить окончательный вердикт и недрогнувшей рукой посылать людей подтверждать непроверенные данные? Легче, да? Тогда ладно.

– О господи! – Я схватилась за голову. – Лучше пойду в техники! Буду только кнопки нажимать!

Билл колюче рассмеялся, и, посерьезнев, сказал:

– Поверь опыту многих, самое лучшее и интересное у нас – это командировки рейдеров. TSR, наверное, единственная контора в мире, где никто не рвется из рядовых сотрудников в кабинетные крысы. Оставайся в строю как можно дольше. Мы ведь как никто другой можем приблизиться к бессмертию.

Жизнь в параллельном мире совершенно реальна. Свое тело в утопии ощущается точно так же, как дома: оно чувствует жару и холод, боль и удовольствие, устает и отдыхает, хочет есть, пить, спать и так далее. Мы загорали дочерна под мягким солнцем палеолита, пили ломящую зубы воду из хрустальных ледниковых ручьев, ловили удивительно вкусных рыб в прозрачном озере, охотились на странных, будто мутировавших, животных и наблюдали в бинокль за жизнью древних людей.

Недалеко от места нашей дислокации оказалось стойбище «обезьянок», как мы их прозвали. «Обезьянки» быстро обнаружили наше присутствие и не замедлили нанести визит. Похоже, их беспокоило неизвестное, малочисленное, но очень наглое племя, запросто идущее впятером загонять целое стадо оленей и часто издающее резкие, громкие, пугающие звуки. Нападать на нас палеопитеки не рискнули, оперативно собрали свои убогие манатки и убрались подобру-поздорову. Мы не стали их задерживать и уж тем более уходить отсюда сами: местоположение стойбища наверняка было прекрасно известно всем окрестным хищникам, которые теперь обходили стороной не «обезьянок», а нас. Зачем же тратить ночное время на дежурство в ущерб сну? Силы пригодятся днем. Брошенная палеопитеками пещера оказалась сырой, грязной и кишащей паразитами, так что мы поставили палатки в стороне.

Очень скоро Билл вспомнил о нашем давнем разговоре.

– Ну как, Анерстрим, все еще думаешь, что мы в виртуальной реальности?

– Не знаю. Это может быть очень хорошая иллюзия. Чипы в голове и не такое могут обеспечить.

На самом деле я давно убедилась в том, что мир вокруг живой и осязаемый. Но все равно возразила, так, из вредности.

– Тебя не убеждают собственные органы чувств? – допытывался Амброс.

– Они тоже могут обманываться.

– То есть когда у тебя на зубах хрустит песок, это тоже часть программы?

– Все может быть, для достоверности… Эй, а откуда ты знаешь про песок?!

Билл проказливо ухмыльнулся.

– Это я подсыпал его тебе в тарелку. Для достоверности.

У меня не было слов. А Амброс только посмеивался. И то правда – с разинутым ртом я выглядела, наверное, ужасно глупо.

– Как видишь, нельзя просчитать все заранее. О, вот, например.

Билл выудил откуда-то самокрутку, подмигнул мне, прикурил от уголька, затянулся и передал мне.

– Допустим, мы сейчас находимся в виртуальной реальности, – пояснил он. – Компьютеру неоткуда взять для нас абсолютно все ощущения на свете, правильно? Что из испытанного нами за последние дни было тебе знакомо раньше?

– Я никогда не бывала на настоящей охоте, – подумав, призналась я. – Никогда не держала в руках рыбу с теркой вместо чешуи. Не плавала в ледяной воде. Не дралась палицей, собственноручно изготовленной из бедренной кости оленя. И понятия не имела, что человеческое, по сути, жилье, – я покосилась в сторону пустующей пещеры, – может столь непотребно вонять.

Билл хмыкнул.

– Как же мало ты видела в жизни… Ничтожно мало.

– А еще я никогда не думала, что с человеком, избороздившим тысячи миров, видевшим, пожалуй, все, что можно себе вообразить, будет настолько легко общаться.

– Да ладно, – возразил мне Билл. – Новичком я был таким же, как ты. Потом начал задирать нос и смотреть свысока на непричастных к моей тайне обывателей. Но когда за плечами четыре сотни лет, хоть и позабытые в деталях, на многие вещи смотришь уже слишком просто.

Я откинулась на спину и задумалась, а точнее, поплыла, глядя в усыпанное звездами небо. Млечный Путь простирался мерцающей рекой, знакомые и одновременно чужие созвездия казались какими-то искривленными. В далеком будущем, через сто пятьдесят тысяч лет, они примут привычные очертания. Мне стало жутковато от осознания того, на какую страшную глубину во времени нырнула группа. Поежившись, я торопливо попросила:

– Расскажи что-нибудь забавное, из того, что помнишь.

Билл выбирал недолго.

– Однажды я вел масштабный проект в пяти близких к нам и очень похожих между собой утопиях. Эксперимент проходил в девятом веке на территории Шотландии. Мы с учебной группой взяли в каждой утопии пять одних и тех же кланов и в каждом мире искусственно помогли выдвинуться только одному из них.

– Каким образом?

– Уничтожали лидерствующие верхушки остальных четырех кланов, – безмятежно ответил Амброс.

Я похолодела. Небо закружилось сильнее.

– Убивали?

– Нет, высылали в Японию, – съязвил он. – Ты знаешь другие способы?

Он чуть подождал, пока я переварю это, и продолжил:

– Потом мы отслеживали, как будет происходить развитие региона в каждом случае. Заброс делался через каждые три года. Я тогда задолбался туда мотаться. По тридцать рейдов за день – можешь себе представить?

– Ну и как результаты? – Я решила не зацикливаться на методах, а посмотреть на это как учили: с точки зрения наблюдателя.

– Результаты были весьма познавательными, – сдержанно ответил Билл. – Но не о них речь. Ты ведь просила байку, а не анализ, верно? Ну вот: так как я регулярно появлялся в утопиях и, собирая данные, жил там по два-три месяца, то со временем местные жители уверовали в то, что я бессмертен и несокрушим.

Я хихикнула. Билл и ухом не повел.

– Конечно, периодически находились удальцы и вызывались расправиться со «всей этой чертовщиной». Если я навешивал им пенделей, обиженные, но гордые горцы уходили ни с чем и заявляли своему клану, что убили меня, но я тотчас же воскрес.

Я поняла, куда он клонит, и меня вовсю разбирал смех.

– А если они начинали одерживать верх, я преспокойно сматывался от них домой. Дальше все повторялось по прежнему сценарию: «побежден – убит – воскрес», потому что я снова возвращался.

– Значит, это поэтому, – я еле говорила, задыхаясь от смеха, – у тебя когда-то было прозвище Маклауд?

– А, так ты об этом знаешь… – Билл махнул рукой и улегся на любимый валун. – Готов спорить, это Кей Си всем растрепала. Так и рассказывать неинтересно.

– Интересно-интересно, – скандировала я, разгоняя руками непослушные звезды. – Расскажи еще. Е-ще! Е-ще!

– Эк тебя вставило-то с одной затяжки, – усмехнулся он. – О, да все давно угомонились. Иди спать, Джа. Завтра буду преподавать вам первый урок цинизма. Набирайся сил.

Он уполз в палатку и вскоре захрапел, а я еще долго лежала у погасшего костра, глядя в звездное небо и терзаясь догадками.

Кстати, именно с тех пор, с легкой руки Билла, меня и прозвали Джа.

После обычной утренней пробежки под разыгравшейся непогодой Билл велел нам взять оружие, и мы направились к новому стойбищу. Палеопитеки поселились внутри каменного нагромождения, оставшегося после прохода ледника, и еще не успели обжить его как следует. По правде сказать, их прежнее место было гораздо удобнее: и пещера надежнее, и озеро рядом. Но никто из нас почему-то так и не предложил перейти на новое место, чтобы «обезьянки», заметив наше исчезновение, смогли вернуться.

– Я не случайно взял вас именно в древний мир, – менторским тоном начал Билл. – Как видите, здешние homo еще не развиты до настоящих sapiens. К ним вполне можно относиться как к животным. Убивать животных вы научились. Теперь, – он строго оглядел нас, враз притихших, – попробуйте убить человекообразную обезьяну.

– Они уже не обезьяны, – несмело возразил Пол.

– Но пока еще и не люди. Начинать сразу с людей не всякому под силу, а тренироваться все равно нужно. Приступайте. Выберите себе по цели, и вперед.

Никто не шелохнулся. Билл взял в руки короткоствольный «узи» и предупредил:

– Четыре жертвы – или я расстреляю их всех.

– Зачем? – не выдержала Энн. Ветеран чуть усмехнулся.

– Часто повторяют, что если бы в свое время кто-нибудь пристрелил одного человека, миллионам стало бы намного проще жить. Вы согласны?

Все угрюмо молчали. Дождь лил с капюшонов.

– Я расцениваю молчание как знак согласия. У сегодняшней тренировки есть определенная цель. В отношении палеопитеков рассматривайте меня как опосредованный негативный фактор. Вам в любом случае придется выбрать и отсеять четверых – можно больных и слабых, – чтобы я не тронул остальных. Пусть живут себе дальше, пока не задерут хищники или не сожрут блохи.

– Мы убиваем животных только ради еды или защиты, – возмутился Пол, и остальные поддакнули. – Люди нам не мешают.

– Ладно, – обманчиво-мягким тоном произнес Амброс. – Похоже, вы еще не поняли. Вы думали, вам дадут попутешествовать на халяву, поглазеть на иные миры, поиграть там во всемогущество – и за это ничем не придется платить? Вынужден разочаровать. TSR – такая же мышеловка, как и любое агентство разведки. Не нравится – возвращайтесь прямо сейчас, отправляйтесь в медицинский отдел, вам зачистят память, удалят чипы – и убирайтесь. Нам не нужны разборчивые мечтатели с фарисейской моральной позицией.

Мне стало не по себе. Перспектива навсегда забыть фантастическую работу-мечту и вернуться к прежней неопределенно-однообразной жизни показалась хуже жалкой первобытной участи палеопитеков. В голосе Билла зазвенел металл:

– Запомните: для вас здесь не существует иной воли, кроме моей. Мои задания всегда выполняются, приказы не обсуждаются. Раз вы поставили под сомнение мое распоряжение, задача меняется на противоположную. Выбрать цель так, чтобы своим выстрелом нанести стаду максимальный ущерб. Никаких больных и слабых. Уничтожать самых сильных и молодых.

Все поняли, что от возражений может стать еще хуже, и совсем притихли. Мне с удивительной ясностью вспомнился вчерашний разговор об искусственном отборе кланов. Вот значит, какими методами нам придется работать? Словно услышав мои мысли, Билл протянул мне крупнокалиберный пистолет.

– Иди сюда, Анерстрим, покажи пример остальным.

Я колебалась, и он презрительно фыркнул:

– Надо же! То предлагала разнести всю Землю ядерной войной, а теперь слабо прострелить безмозглую башку обезьяне?

– Мне плевать на обезьян, но ведь в этом действительно нет необходимости, – пробормотала я. – Зачем их убивать? Давайте потренируемся на волках. Они с каждым днем подходят все ближе, скоро обнаглеют и попробуют напасть на лагерь.

– Это слишком просто для вас, – возразил Билл. – И в этом действительно пока нет необходимости. А в моем задании – есть.

Тут кусочки мозаики в моей голове встали на место.

– Билл, скажи-ка, а итоги сегодняшней тренировки станут потом оцениваться в будущем этой утопии?

– Потом? А кто тебе сказал, что они не оцениваются уже сейчас?

– То есть сейчас кто-то заброшен в эту утопию к потомкам и отслеживает последствия? – удивленно уточнила Энн.

– Логично мыслишь, – помедлив, согласился Амброс. – Ну, кто начнет первым?

Все по-прежнему сомневались, но уже не так отчаянно. Билл смотрел на меня, чуть улыбаясь. И вдруг шагнул вперед и шепнул мне в ухо:

– Я поставил на тебя, Джа. Что именно ты сможешь выстрелить первой. Точнее, это Чарли на тебя поставил и меня подбил. Не подведи нас.

Краска бросилась мне в лицо, да так, что холодный день в одночасье стал жарким. Билл подал мне пистолет и иронично добавил:

– Если оправдаешь наши ожидания, похлопочем, чтобы тебя поставили в парочку недельных рейдов с Уокером. Он, знаешь ли, любит обучать перспективных стажерок.

А я-то думала, что краснеть больше некуда…

– Давай, Джа. Все равно вам придется пройти через это, чтобы впоследствии не раз выжить. Тебе сейчас сложнее всех, но идущий первым всегда прокладывает дорогу остальным.

Как в тумане, моя рука сама потянулась к оружию.

– Выбери цель, – продолжал Билл. – Это важно. У тебя только один выстрел, потом эти твари разбегутся. Помни – дома ждут результата, и он должен быть заметен.

– От исчезновения одного палеопитека?

– А ты правильно выбери цель.

Я присмотрелась к толпе чумазых созданий, прячущихся от холодного дождя. Они не видели нас, сгрудившись под огромными нависающими глыбами. Одна лишь мысль о том, чтобы прицельно отстреливать беззащитных, вызывала нешуточный внутренний протест. Но тянуть было некуда, и мне пришлось отмести эти мысли в сторону и сосредоточиться на задании. В конце концов, не я, так кто-нибудь другой все равно это сделает. А может… и правда кто-нибудь другой?..

– Отсюда, да еще в дождь, не то что возраст и силу – голову от задницы не отличишь, – буркнул Пол.

– Нужно вычислить вожака, – предложил Марк.

– Нет, лучше молодую самку, – возразила Энн.

Ну вот, пожалуйста. Как только пистолет оказался в моих руках, остальные сразу осмелели и стали такими умными, такими расчетливыми… Интересно, как бы я вела себя сейчас, стоя за чьей-нибудь спиной?

– Выбрала? – пристально глядя на меня, поинтересовался Билл.

– Да, – кивнула я и выстрелила… в шаткий каменный столбик у подножия насыпи.

– Куда? Мимо! – взвыли ребята за моей спиной, но тут же осеклись. Массивные валуны начали рушиться, сталкиваясь с жутким треском, раскалываясь и поднимая тучи пыли, не прибиваемой даже дождем. Через минуту все было кончено. В противоположную нашему укрытию сторону спешно улепетывали семь или восемь обезьян. Остальные остались под обвалом.

– Черт возьми… – Это был голос Марка.

У меня звенело в ушах. Разжав дрожащие пальцы, я выронила ставший невероятно тяжелым пистолет и села прямо в грязь.

Кажется, в лагерь меня несли. Во всяком случае, обратной дороги я не помнила.

Не знаю, что сказал ребятам Амброс, но никто из них ни словом не обмолвился о том случае. Поначалу я то и дело ловила на себе их задумчивые взгляды. Потом обратила внимание, что Пол, Энн и Марк стали неосознанно уступать мне лучшее место у костра, первой накладывать приготовленную еду (стряпали мы по очереди) и пропускать вперед на охоте или тренировочной полосе препятствий. Однажды я не выдержала и поделилась с Биллом своими наблюдениями.

– Что тебе кажется странным? – недовольно спросил он. – Джа, ты как маленькая, честное слово. Сейчас мы живем в мире, где дух первобытности буквально витает в воздухе, так что мы инстинктивно следуем закону выживания. Ты негласно признана вожаком вашей стаи.

– А как же ты?

– Вашей стаи, – выделив первое слово, повторил Билл. – Я здесь учитель, пастух. А вожаком признали тебя.

– Я ведь женщина.

– Не важно. Да, этот мир первобытен, но вы-то все выросли в эмансипированном обществе. Женщины давно руководят государствами, почему не выбирать их вожаками стай?

Еще один вопрос не давал мне покоя.

– А никому не кажется, что я проявила излишнюю жестокость?

– Самая первая жестокость была проявлена мной, – возразил Амброс. – У вас не было выбора. Сделав первый шаг, ты освободила от того же остальных. Ты выполнила приказ, выполнила его буквально: одним выстрелом причинила максимальный ущерб, как и было велено. Есть результат, и не важно, что он превысил ожидаемое.

Я попыталась объяснить Биллу, что хотела лишь переложить вину с себя на падающие камни, только не предвидела столь разрушительных последствий. Но он сразу перебил меня.

– Я догадываюсь. Но сейчас речь не о том, каким именно путем мы идем к цели. В каждой группе может быть только один лидер. Ради этого новичкам и дается подобное задание. Даже если кто-то из них в глубине души и осуждает тебя за количество жертв, поверь моему опыту: каждый из них гораздо больше рад – и одновременно удручен – из-за того, что не он оказался на твоем месте. Поэтому теперь ребята пойдут за тобой куда угодно, и никто не станет спорить.

– Ты говоришь так, будто знаешь наверняка, – предположила я.

– Знаю наверняка, – серьезно отрезал он и тихо пояснил: – Когда-то я так и не смог выстрелить первым.

Он поднялся и пошел прочь.

– А кто выстрелил? – на всякий случай, без особого интереса спросила я. Билл остановился и, не оборачиваясь, ответил:

– Чарльз Уокер. Он без колебаний снес голову самке с самыми явными признаками развитого интеллекта.

Глава 3 Выстрелы

Вскоре мы снялись с насиженного места и отправились на юг. Со дня прибытия в палеолит наш багаж заметно уменьшился и полегчал. Большей части свежих овощей, круп, консервов и боеприпасов давно уже не было. Целую неделю мы тащились по бездорожью, проходя в день от силы тридцать миль и останавливаясь только для ночевок. Поначалу было тяжело шагать пешком весь день, таща по очереди тележку с вещами, не влезшими в рюкзаки, и есть только рано утром и поздно вечером. Но человек привыкает ко всему. К концу недели мы даже перестали жаловаться друг другу на усталость: мы и к ней привыкли.

Билл казался неутомимым. Он вел нас по каменистой долине, руководствуясь какими-то известными ему одному приметами. Помогал отстающим, подбадривал.

– Запомните на будущее, – говорил он на ходу. – Когда идете на долгосрочный заброс, нужно обязательно как следует подготовиться в реальном мире. Все рейдеры непременно проходят разминку в спортзале. Согласитесь, есть разница – ложиться в капсулу, едва проснувшись, вялым и плохо соображающим, или же бодрым, с разогретыми мышцами и ясной головой. Именно от этого зависит то, как вы будете чувствовать себя на протяжении всей командировки, как будете двигаться и принимать решения.

– А я вот «сова», – вздохнул Пол, – и разминаться с утра для меня всегда было проблемой: суставы плохо гнутся, голова кружится…

– Значит, тебе противопоказаны командировки с раннего утра, – объяснил Билл. – В TSR никто никого не заставляет насиловать свой организм. Хорошее самочувствие рейдера выгоднее, чем соблюдение стандартного графика рабочего дня. Время реального мира, являясь отправной точкой заброса, не имеет значения, если рейдер идет в прошлое.

– Я тоже «сова», – тяжело дыша, пробормотала Энн. Сейчас была ее очередь тащить тележку. – Приспособилась, конечно, но лучше всего чувствую себя ближе к вечеру.

– «Жаворонки» в группе есть? – осведомился Билл у нас с Марком.

– Мне все равно, – ответила я. – Могу рано вставать, если надо, могу поздно ложиться. Но сочетать это в один день не хотелось бы.

– Мне в принципе тоже все равно, – отозвался Марк. – Но до самого вечера тянуть не стоит, а то я становлюсь рассеянным, могу ошибаться.

– Тогда вам повезло, – улыбнулся Амброс. – Если в группе нет явных антагонистов, подобрать оптимальное время для заброса легко. Вот, например, в моей группе обе девушки – Кей Си и Долорес – «совы», а мы с Чарли – «жаворонки», причем и мы, и они – типичные, характерные. Сейчас мы редко ходим в рейды вчетвером, но поначалу, доложу я вам, это было просто мучением. Долли раскачивалась только к одиннадцати, а меня уже к семи тянуло зевать. Вот мы обычно так и работали – к полудню по одному сползались в спортзал, после ланча готовили снаряжение и только к четырем ложились в капсулы.

– Здорово, – хмыкнул Пол. – Я уже люблю эту работу.

Билл покосился на него и ничего не сказал.

– Все, пришли, – объявил Амброс на восьмой день. – Раскладывайтесь.

– Что здесь? – спросил Марк, вглядываясь в редкий подлесок.

– Никого, – сообщил Пол. – Кроме птиц.

– Эти полдня вообще никого, – подметила Энн. – А ведь еще вчера нам то и дело попадалось разное зверье. Но никто не подходил слишком близко.

– Люди, – осенило меня. – Где-то рядом живут люди.

– Угу, – кивнул Билл, разглядывая старые следы на звериной тропе. – Стадо обезьянок постепенно истребляет всю живность в округе, и та научилась опасаться и избегать всяких двуногих с палками в руках.

Я посмотрела на ребят. Они следили за Амбросом, и в глазах у каждого застыл безмолвный вопрос. Обращенный ко мне, между прочим.

– Билл, – позвала я. – Зачем мы искали стадо людей? Ведь мы именно их и искали, верно?

– Верно. Целью нашего путешествия была встреча со стадом человекообразных. – Он выпрямился и пристально оглядел группу. – Джа, ты же умная девочка, ты ведь давно все прекрасно поняла. Так объясни своей команде, зачем мы шли все эти дни, и что вам предстоит.

Ребята уже поняли, чего ожидать, но все равно скисли. Я глубоко вздохнула, повернулась к ним и объявила:

– Мистер Амброс не успокоится, пока мы не изведем всех палеопитеков в утопии. Отныне эту землю будут наследовать только неразумные твари. Аминь.

– Ну зачем так глобально? – усмехнулся Билл. – Достаточно по одному на каждого. Я предупреждал, что мои задания всегда выполняются. А мы ведь высадились на редкость удачно, сразу попали близко к стойбищу. Если бы вы послушались меня и действовали незамедлительно, то сейчас уже были бы дома. Вместо этого нам пришлось пересечь всю долину ради случайной встречи с другим кочующим племенем. Ради того, чтобы каждый из вас смог сделать свой дебютный выстрел, – жестко добавил он.

Никто больше не произнес ни слова. Мы молча поставили палатки и пообедали. Неутомимый Билл остался караулить, а нам велел отдыхать.

Это стадо оказалось многочисленнее первого. В лесотундре палеопитекам жилось лучше, чем злополучным обитателям ледниковой пещеры: теплее климат, больше добычи и ничем не ограниченное пространство для жилья. После наблюдений в бинокль все единодушно высказались, что это племя, несомненно, более развито. Налицо были явные признаки зачаточной организации быта, да и детенышей в стойбище подрастало гораздо больше, а вокруг даже сновало несколько прирученных собак.

Мы изо всех сил старались относиться к ним как к животным, но получалось не очень. Тем более что эти люди уже делали попытки прикрыть наготу обрывками шкур. Не такие волосатые, как их северные собратья, со значительно более высокими лбами, они выглядели гораздо человечнее и подавали надежды на вполне благополучное будущее.

– Вот и прекрасно, – заявил Билл, выслушав наши выводы. – Психологически это усложняет вашу задачу, но не отменяет ее. Надеюсь, вы усвоили урок? Учтите, я не собираюсь отказываться от задания… но могу усложнить его еще больше.

Мы испуганно переглянулись. Амброс мог, да. Запросто.

– В конце концов, – примирительно произнес Марк, словно извиняя нас всех, – если племя лишится всего троих, оно ведь не вымрет.

– Четверых, – уточнил Билл.

Я возмущенно уставилась на него.

– Четверых, – повторил он. – И стрелять по людям. Больше не устраивать никаких несчастных случаев. С тобой, Анерстрим, мне придется держать ухо востро и тщательно продумывать формулировки.

– Это несправедливо, – сказала Энн. – Она выполнила задание.

– Да, но сделала это неправильно. Отчасти по моей вине. Теперь я не собираюсь давить на вас. Убиваете по палеопитеку – возвращаемся домой.

– И это называется «не давить»? – проворчал Пол.

– Почему TSR не вербует тех, для кого убийство человека не является проблемой? – спросила Энн. – Зачем нужны такие, как мы – мирные, добропорядочные граждане, пусть не религиозные, но соблюдающие закон и уважающие жизнь других людей. Нет, я не говорю, что хочу лишиться этой работы, но… ведь для подобных поручений можно нанимать профессиональных киллеров?!

Хороший вопрос. Энн высказала то, что волновало и меня. Билл задумчиво прищурился.

– Я мог бы сделать это вашим домашним заданием. Но я отвечу. Только сперва скажите: что произошло бы, если б наемников брали в Патруль Времени? Если бы позволили разгуливать в нашем реальном прошлом людям, не обремененным моральными принципами, жалостью к обывателям и уважением к чужой жизни?

– Все равно у патрульных несколько уровней императивных ограничений, – нерешительно высказался Марк. – Им категорически запрещено причинять даже малейший ущерб.

– А вы разузнайте про любого из них – каким он был до Патруля? Вы удивитесь. Большинству этих ребят ограничения и не требовались. Императивы лишь дополнительно помогают им воздерживаться от соблазна творить добро.

Что?! Добро?! Я не ослышалась?!

– Да, добро, – продолжал Билл. – Всегда оставаться равнодушными к чужому злу, подавить в себе желание защищать слабых, спасать мир и восстанавливать справедливость. Мы не имеем права менять наше прошлое. Но в наших силах создавать лучшее будущее. У TSR задачи гораздо шире, чем это кажется на первый взгляд. Мы не случайно тесно сотрудничаем с Патрулем, и дело не только в использовании похожих технологий и оборудования. Со временем вы многое поймете. Пока скажу одно: мы должны доверять своим рейдерам. Задайте себе вопрос: стали бы вы безоговорочно доверять наемнику? Человеку, от рождения наделенному чрезмерно гибкой моралью?

– Вам проще, – с расстановкой сформулировал Пол, – выработать в изначально хорошем человеке равнодушное отношение к сознательно творимому им злу.

– Почти верно, – согласился Амброс. – Но это не проще, поверь мне. Зато надежнее. Хороший человек на первых порах может часто ошибаться, но впоследствии, набравшись опыта, просчитывает все варианты и делает только самое необходимое. В любой ситуации, кроме совсем безвыходной. А плохой при тех же исходных условиях никогда не стесняется ни в средствах, ни в масштабах разрушений. И при этом портит всю картину, ведь в задачи подобных рейдов, как правило, входят только точные операции.

– Я плохой человек, – пробормотала я, неприятно пораженная этим открытием.

Билл хмыкнул.

– Не стоит путать неопытность с намеренным изуверством. На первых порах в TSR брали и профессионалов, и даже дилетантов с преступными наклонностями, как бы странно это ни выглядело сегодня. Но время показало, что это было огромной ошибкой. Профессионалов интересуют только деньги, причем неважно, кто и за что их платит, а вот любители… Как думаете, что делает дурной человек, встречая в утопии двойника своего заклятого врага? Пусть даже там это вообще другая личность.

Мы промолчали, хотя варианты ответов определенно имелись у всех. Билл вздохнул.

– Представляете, ни один из них не смог выдержать этого простого экзамена. А вот такие, как вы, выдерживают все и всегда. У хороших, нравственных людей никогда не возникает соблазна позабавиться, пострелять шутя, просто так.

– Да ведь и смысла нет в том, чтобы просто так отобрать чью-то жизнь, – растерянно сказала Энн. Амброс кивнул.

– Вот вы и ценны именно этим вашим уважением к жизни. Запомните это. И не надо так переживать – вам вовсе не придется в каждой командировке изображать терминаторов. Девяносто восемь процентов наших задач – банальное наблюдение и сбор информации. Но поверьте, даже если приходится убивать, жертвами, как правило, становятся крупные политические фигуры. Думаю, вам и так известно, что они никогда не бывают святыми.

– Ну хорошо, – завелась я. – Но зачем нас тогда заставляют отстреливать ни в чем не повинных палеопитеков? Понятно, что нужна подготовка, нужно с чего-то начинать, но… – Я умолкла, не представляя, что можно предложить взамен.

– О, тень Патруля! – Амброс с силой потер лицо. – Нет, честное слово, такой группы у меня еще не было! Ребята, вы или рассыплетесь через год, или станете лучшими. И будь я проклят всеми утопиями, если возьмусь предсказать результат!

Он отошел от нас, постоял в стороне, зло сплюнул и вернулся.

– Значит, так, чертовы моралисты, – отчеканил он. – Я нагло врал вам, когда подтвердил, что сейчас в будущем ждут результата. Я надеялся, что собственная догадка поможет вам отпустить тормоза, но вы вообще непонятно из какого теста. Вам объяснили, что эта утопия у нас зовется тренировочной. Для всех. Почему? Да потому, что всем этим обезьянам осталось жить чуть больше года. Все живые существа здесь обречены. Стреляйте хоть всех подряд – на их развитие это не повлияет.

– То есть как – обречены? – ошарашенно спросили мы.

– Геологический катаклизм, – отрывисто произнес Билл. – Точнее, поначалу космический. Через тринадцать месяцев атмосферы Земли коснется хвост распадающейся кометы. Основной метеоритный удар придется на этот регион. Восемнадцать тысяч квадратных километров поверхности будут выжжены дотла. Видите эти горы на востоке? Там проснется вулканическая активность, расползется паутиной, формируя новый ландшафт. Новая жизнь возникнет здесь спустя долгие годы. Из лавы и пепла появится почва, ветер принесет семена растений, из других краев мигрируют новые стада животных… ну и так далее.