Я взглянула через его плечо. У меня оставалась единственная надежда — монстр. Проснулся ли он?
Да! Он проснулся! Через плечо Брэда я увидела, как он ковыляет к нам.
Вспомнит ли он наш план?
Я улыбнулась ему.
Брэд заметил выражение моего лица. Он обернулся и увидел монстра.
— Нет! — завопил он. — Неееееет!
Я изо всех сил забилась у него в руках.
— Монстр! — закричала я. — Взять!
Монстр приближался, растягивая рот в дурашливой улыбке. Он смотрел на мою грудь.
Нет! Не там! — подумала я. Пожалуйста, пусть сработает!
— Монстр! Взять! — орала я, заглушая Брэдовы вопли. Я показала на Брэда. — Взять! Взять!
Монстр потянулся и вырвал кулон из руки Брэда.
— Хороший монстр! — воскликнула я.
Брэд отпустил мое запястье. Он вцепился в руку чудовища, пытаясь отнять у него кулон.
Монстр рванул кулон вверх, пытаясь сдернуть его, как я учила. Но шнурок оказался слишком коротким и слишком крепким, и врезался Брэду в подбородок.
Монстр никак не мог понять, почему кулон не снимается. Он задергал его так и эдак, тряся тело Брэда и мотая его туда-сюда, словно тот был тряпичной куклой.
Брэд рухнул на пол. Повязки и кепка слетели.
Фу. Большая часть его плоти сползала с костей. Я поперхнулась. Он выглядел, как зомби — разлагающийся труп, вышедший прямиком из фильма ужасов.
Монстр поставил ногу Брэду на голову, чтобы удерживать его на месте, и сдернул с его шеи кулон.
Да! Я знала, что он умница!
Он отнес кулон мне.
— Хороший мальчик! — я схватила кулон и обняла монстра.
— У, у, — отозвался он и обнял меня в ответ — слишком крепко, но самую малость.
Я подняла кулон. Подняла и посветила Брэду в глаза.
— У тебя больше нет надо мною власти! — сказала я. — Теперь я контролирую тебя! Ты даже не можешь подняться с пола! — И на всякий случай повторила: — Ты не можешь подняться с пола.
— Рээээээээндииииии… — простонал его разлагающийся рот.
Он корчился на полу. По его телу пробегали конвульсии. Его черты оплывали. Его тело разваливалось.
— Я любил эту планету, — прошептал он. Его человеческое лицо начало таять, обнажая безобразную голову ящера.
— Все, чего я хотел — остаться здесь жить, — молвил он.
Он снова забился в жестоких судорогах. А потом его тело окончательно распалось — только груда праха осталась лежать на полу.