Тунгусский след

Глава вторая ЗАЩИТА ПО-СИЦИЛИЙСКИ

Почва, покрытая лишайником, слегка пружинила под ногами. Тишину нарушал надоедливый зуд насекомых. Обходя муравейник, Ларькин с профессиональным интересом биолога осмотрел и его, и раскидистую ель, возле которой тот находился. Ель в этих местах встречалась не так уж часто. Деревья расступились, открыв широкую проплешину — большую поляну размерами примерно километр на полкилометра. Южная ее часть была заболочена, остальная поросла ягодными кустарниками.

За спиной у Виталия висел рюкзак, капюшон куртки был надвинут на глаза. На лице, шее и руках поблескивал слой репеллента. Впереди маячил квадратный рюкзак майора с притороченной к нему палаткой. Свою МЦ-5-29с с вертикально расположенными стволами Борисов нес на ремне под рукой. От серийных собратьев это штучного изготовления ружье отличалось качеством исполнения и высокой точностью боя. Верхний ствол — нарезной, под патрон 9 миллиметров, а нижний — гладкий двадцатого калибра. Можно охотиться и на крупного зверя, и на птицу.

Куда идти, грасовцы пока не знали. Высадившись с вертолета на лысой макушке пологого холма, они решили сделать пробный часовой переход, чтобы приноровиться и осмотреть местность. Когда шум вертолета затих вдали, Ларькин увидел первого зверя: молодая любопытная лисичка промелькнула в зарослях. Через полчаса высоко в ветвях он заметил белку — вот пока и все встречи с животным миром. Зато насекомых: комаров, слепней и оводов —было в избытке.

Капитан предложил было с ходу поохотиться на уток, но Юрий Николаевич ответил, что шуметь им сейчас совсем ни к чему. Они пересекли поле наискосок, и майор, шедший впереди, стал пробираться через подлесок. Ларькин взглянул на часы: их турпоход длился уже семьдесят минут. Значит, уже больше часа назад капитан вспотел в первый раз, а сейчас он мечтал только об одном — добраться до речки. Но до речки было ещё далеко.

Еще через несколько минут Борисов не стал перешагивать через очередной лежавший на пути ствол лиственницы, а уселся на него, выплюнул погасший окурок и сказал: "Отдохнем немного". Затем он вытащил пачку "Явы" и немедленно закурил следующую сигарету. Виталий тоже присел на бревно и опустил приклад двустволки на усыпанную хвоей землю. Майор выдохнул струю дыма в комариную стаю и сказал, оглядываясь:

— Да. Вот оно как здесь. Давненько я не был в тайге.

— Пойдемте к реке, товарищ майор. На концентратах долго не протянешь. Нельзя охотиться —так хотя бы порыбачим.

— Почему нельзя? Можно. Только осторожно. К реке мы, конечно, пойдем. Поужинать действительно надо, да и на ночлег уже готовиться. Вот только на карту посмотрю.

Борисов поизучал какое-то время карту и махнул в сторону сигаретой:

— Вон там река. Пошли.

Ларькин встал и вскинул на плечо двустволку.

...Обещания насчет хариуса Виталий не выполнил, зато поймал увесистую щуку, и на ужин у них все-таки была уха. Поваром вызвался быть сам Борисов. Он вообще любил готовить, единственный из всей группы во время своего дежурства по кухне он кормил ГРАС по-людски. Молодежь предпочитала наскоро сварганить что-нибудь из полуфабрикатов, а то и вовсе обойтись бутербродами. Хотя кухонный блок в особняке был оборудован вполне прилично.

Пока майор колдовал над котелком с ухой, Виталий достал из своего рюкзака и стал настраивать портативный локатор. Установив, он включил его и принялся поочередно поворачивать два верньера, расположенные на подставке.

— Ищи на частоте сто килогерц, — напомнил следивший за его действиями Борисов.

Ларькин навел стрелку на нужное деление, покрутил туда-сюда рукоятку переменного конденсатора, напоследок пошарил по всему диапазону частот. Немногочисленные сигналы-были вполне земными и знакомыми.

— Ничего нет, — сказал, отчаявшись, капитан и выключил локатор.

Принюхиваясь к доносившимся из котелка запахам, он устроился у костра. Свежий ветер отгонял от реки насекомых, а после купания в ледяной воде Виталий чувствовал себя заново родившимся.

— Кстати, о герцах. Илья говорит, что герц — это самая чувственная физическая единица измерения.

— Потому что "герц" — по-немецки "сердце"? — подумав, спросил майор.

— Нет, просто потому что это единица измерения колебаний. Большаков вообще предпочитает говорить "раз в секунду".

Борисов покрутил головой — трудно было понять, восхищается он большаковским юмором или осуждает его. Он склонился над котелком, попробовал варево и объявил, что уха готова. Ларькин снова полез в свой рюкзак, достал булькающую фляжку и, открыв ее, передал майору. Тот принюхался и буркнул:

— Ты в своем репертуаре.

— Так ведь за успех. Дело-то, как обычно, безнадежное.

Утром Виталия разбудил голос майора:

— Подъем, группа! Через сорок пять секунд всем стоять на месте построения!

— А что случилось? — капитан не сразу пришел в себя.

— Зарядка, водные процедуры, — невозмутимо сказал Борисов. —Да и вообще, жизнь продолжается.

— Мы же в командировке, —- застонал Виталий.

— Я всю жизнь в командировках. Что бы со мной было, если б я из-за этого перестал тренироваться? Привыкай, заместитель.

Вчера им стоило немалых трудов найти подходящее место для лагеря. Пришлось долго брести вдоль берега, обходя пойменные болотца и высыхающие озера, пока они не добрались до переправы. Бурная речка прорезала в этом месте скалу, вода с ревом протискивалась между огромными камнями, по которым можно было перепрыгнуть на тот берег.

На другом берегу им пришлось некоторое время пробираться вдоль обрыва. По весне вода поднималась здесь метров, наверное, на десять. Подмытый берег был срезан как ножом. "Геологи" шли, разглядывая обнажившиеся пласты известняка, глины, торчащие из земли корни деревьев. Наконец они добрались до удобной площадки. Здесь река делала поворот, а неподалеку в нее впадал, обрушиваясь по склону небольшим каскадом, чистый лесной ручеек. Лучшее место для стоянки трудно было представить.

Виталий сделал пробежку до ручья, умылся прозрачной, словно, хрустальной водой и окончательно проснулся. Служба есть служба, зарядка так зарядка. Они занимались каждый по своей системе, привлекая запахом пота недремлющих комаров. К счастью, этих шальных голодных тварей было немного, и нескольких мазков репеллента хватило, чтобы их отпугнуть.

Залюбовавшись, как Виталий наносит в воздух резкие, почти Незаметные от быстроты удары, майор сказал:

— Техника удара у тебя хорошая... А хочешь, покажу интересный захват?

Улыбаясь, Виталий приблизился к Борисову. Мелкий гравий, больше похожий на крупный песок, пружинил под ногами, как татами. Майор сложил руки за спиной.

— Предположим, руки у меня связаны. А ты берешь меня за воротник — поиздеваться хочешь, наслаждаешься моей беспомощностью.

— Вашей? —усмехнулся Ларькин.

— Ну, предположим, ты меня не знаешь. Или распаляешь себя, знаешь, есть такие. Помотать меня хочешь, как собака тряпку. Бери. Встряхни меня за шиворот.

Виталий взялся за воротник майорской гимнастерки: в полевых условиях Борисов использовал армейское "хэбэ" вместо кимоно. В ту же секунду майор юрко провернулся под его рукой, запутав ларькинскую кисть обмотавшимся вокруг нее воротником. Вернувшись в исходное положение, Борисов головой и ключицей, как клещами, зажал руку капитана и провел болевой прием, нажав на нее сверху вниз подбородком. Уходя от приема, Виталий упал на одно колено, свободная рука его заученным движением хлопнула по гравию, как по спортивному ковру. Тогда Борисов отпустил его предплечье, поправил рубашку и спросил:

— Ну как?

— Ничего, —отряхивая гравий, сказал Ларькин. — Кстати, насчет захватов. Помните, когда нам во второй раз удалось вытащить Большакова на тренировку? Как он умудряется выворачиваться из очень жестких захватов? Я ведь его обездвижил так, что трех таких можно было удержать. А он вырвался. И от Вас тоже, хоть Вы его и поймали потом.

— Да, есть такая восточная техника. Я сам не владею, но слыхал. А у него, наверное, природный дар. Он через свои мышцы — или как-то по-другому — посылает твоим рукам расслабляющий импульс. Поэтому тебе каждый раз кажется, что ты был не готов к его рывку. А рывок он делает неожиданно даже для себя самого.

— Очередной талант.

— А что с этого таланта? Реакция у него обычная, техника не ахти, силенка тоже... Дал ему разок — и все. Так что в бою этот его дар — просто своеобразная особенность. С таким талантом ему только баб насиловать.

Виталий фыркнул.

— Надо будет посоветовать.

— Ладно, продолжим.

Тренировку Борисов обычно заканчивал кувырками: стоя на одном колене на земле, делал взмах рукой, нырял под себя, отталкиваясь второй ногой, и приземлялся в том же положении, без прыжка и без потери высоты. Проделав по десятку кувырков с каждого колена, майор поднялся на ноги и завершил тренировку несколькими дыхательными упражнениями.

— Переходим к водным процедурам, —удовлетворенно проворчал он.

Перед завтраком Ларькин снова настроил локатор. Первые месяцы Ренат потратил много часов, обучая их всех вместе и каждого в отдельности умению пользоваться разнообразной спецтехникой. Прапорщику Ахмерову эти занятия не были в тягость: ему даже нравилось выступать в роли наставника по отношению к старшим по званию. Теперь уже каждый из грасовцев мог работать с локаторами и магнитометрами, делать спектральный анализ излучения светящегося объекта, фотографировать местность в видимых и невидимых лучах, измерять уровень радиоактивности и многое другое. Объяснял Ренат грамотно и понятно. С русским языком у него вообще проблем не было, если только дело не доходило до каких-то отвлеченных понятий, не связанных ни с техникой, ни с повседневным обиходом. Тут с прапорщиком случались казусы.

На этот раз в районе нужной частоты стрелки прибора дрогнули и заплясали, указывая интенсивность излучения. Ожил экран осциллографа. В динамике послышалось монотонное гудение, похожее на печальный вой. Вой продолжался несколько секунд, затем стих, возобновился, стих, возобновился... Один период состоял из трех сравнительно коротких пятисекундных гудков и одного десятисекундного, с перерывами на полторы-две секунды между сигналами. Изменялось излучение и по частоте — Звуки стихали, словно уплывая, и Виталию пришлось пару раз передвинуть верньер в сторону более коротких волн, потом ему это надоело, и он переключил локатор на автоматическую подстройку частоты. Подошедший майор некоторое время следил за цифрами, мелькавшими на электронном табло. Частота колебаний возросла до ста тридцати килогерц, а затем стала уменьшаться.

— Переменный по частоте, характерный сигнал, — произнес Борисов. — Да, это оно. Давай определим направление.

Он повозился с локатором и компасом, сказал вначале "юго-восток", а потом уточнил "юго-юго-восток", и по интенсивности излучения определил расстояние до его источника.

— Не так уж и далеко. Километров двадцать всего, — бодро объявил он. Ларькин представил себе эти Двадцать километров и промычал что-то неопределенное.

Борисов развернул карту, поколдовал над ней и ткнул циркулем:

— Вот здесь. Ручей тут какой-то протекает. Обидно, что безымянный. Уж больно у здешних ручьев названия экзотические. Впадает он в реку Хушмо. Ну, что, капитан, позавтракаем — и вперед?

К полудню грасовцы прошли больше половины пути. Прошли бы и ещё больше, но по дороге их занесло в разветвленное не обозначенное на карте болото.

Пришлось долго выбираться и обходить. Когда они вышли на возвышенность, Ларькин порадовался:

— Все равно хорошо, что это излучение не объявилось зимой.

— Да. Вряд ли при минус пятидесяти здесь уютней, — отозвался Борисов. Должно быть, неопознанные объекты тоже не выдерживают сибирских морозов.

Здесь участки леса чередовались с обширными пустынными равнинами и пологими каменистыми холмами. Борисов и Ларькин шли, огибая с юга кратер древнего вулкана, окруженный старыми разрушенными горами. Через час они вступили в лес — большие таежные деревья росли здесь редко, давая волю подлеску: березе, иве и кустарнику. Остановились, сверились с показаниями локатора. Заунывные сигналы продолжались.

— Ещё километров пять-шесть, — не слишком уверенно сказал майор.

Пройдя ещё немного, они спугнули лося. Вернее, сохатый сам нехотя уступил им дорогу: треща ветками, скрылся в зарослях. Офицеры молча продолжали путь и вскоре вышли на небольшую тропу, изначально проложенную, может быть, и животными, но впоследствии утоптанную, без сомнения, человеком.

— Люди, — с некоторым удивлением констатировал факт Борисов.

Деревья тут стояли старые, в основном сосны, но много было высоких берез. Пройдя с полкилометра по тропе — она отклонялась от нужного им направления всего градусов на пятнадцать влево и должна была вывести их к ручью, — грасовцы остановились передохнуть. Стояло полное безветрие. Тишину не нарушали даже насекомые.

— Хорошо-то как. Спокойные места, —сказал капитан, любуясь солнечными лучами, пронизывающими кроны деревьев.

Словно в ответ на его слова, раздался треск, и в десяти шагах от них рухнула старая, подгнившая от времени мертвая береза. Она переломилась чуть ниже середины, и уже в полете ее толстый ствол развалился на три больших куска, которые, громко бухая, один за другим попадали на землю. По тайге прошел гул, отозвался многократным эхом, и все вновь затихло. Фонтаном взметнулись с земли маленькие сухие ветки. Одна из них, вращаясь наподобие пропеллера, легонько стукнула Виталия по рукаву. Он оглянулся на майора.

— Веселенькие шутки у местных духов.

— Должно быть, предупреждение, —усмехнулся Борисов.

Тропинка, в самом деле, вывела их к ручью. Спустившись немного вдоль него вниз по течению, грасовцы обнаружили ещё более явные следы пребывания человека: на сильно размытом берегу несколько бревен, ржавую канистру, чуть дальше — воткнутую в землю лопату и водоструйную пушку, развернутую стволом в тайгу. Все говорило о близком присутствии человека, и вскоре офицеры нашли его. Человек сидел на деревянной скамейке у неказистой избушки, больше похожей на большой сарай, и грыз семечки. Лицо его было много дней не брито. Судя по одежде, он был сезонным рабочим. Впрочем, грасовцы уже и так догадались, что наткнулись на золотоискателей.

Если на крупных судоходных сибирских реках золото добывалось с помощью драг, просеивающих ил со всем его содержимым, то здесь, за порогами и перекатами мелких рек и ручьев, работали артели старателей. Работали часто по старинке, просеивая песок, как и сто лет назад. Одним из немногих нововведений стали водометы, которыми размывали почву близ ручьев в надежде найти побольше золотого песка и самородков.

Грасовцы были рады обнаружить этого старателя недалеко от места, где находился загадочный источник излучения. Все-таки лишняя пара глаз в безмолвной тайге. Старатель же, кажется, был им вовсе не рад, держался настороженно, на вопросы отвечал односложно, и разговор поначалу не клеился. Даже когда Ларькин пустил в ход заветную фляжку, результат оказался более чем скромным.

Нового знакомого звали Серегой, золото он добывал второй год. Вчера работа стала — как он объяснил, "насос накрылся". Товарищи его поехали в поселок Хрустальный за запчастями, а заодно и провиантом. Золота здесь мало, почти нет совсем. Неопознанных летающих объектов он не видел. Вообще, ничего необычного не видел и не слышал. Почему появившиеся из тайги геологи интересуются НЛО, Серега спрашивать не стал.

До места назначения оставался километр — полтора, и грасовцы решили не задерживаться. Они переправились через ручей и углубились в лес.

— Неразговорчивый юноша, —сказал Борисов, когда избушка старателей скрылась из виду.

— Какой-то он зашуганный. Даже спирт на него не действует, —отозвался Виталий, доставая локатор. — Может, здесь вообще весь народ такой? От природы.

Борисов ответил в том смысле, что насчет зашуганности черт его знает, а к спирту сибиряки, действительно, устойчивые. Про золотоискателя они почти сразу же забыли, потому что их ждал не очень приятный сюрприз: локатор больше не регистрировал никаких сигналов. Безуспешно они крутили рукоятки настройки и так же напрасно прочесывали равнодушную тайгу. Ничего интересного офицеры в тот день так и не нашли.

— Ну, пролетала какая-то хреновина. Вон там, южнее, покружилась и за деревьями скрылась. Больше ничего не видел.

— А чего ж не сказал-то в первый раз?

— Я вообще ничего не хотел говорить. Мало ли что... Но вы все равно не отцепитесь.

— Как она выглядела, эта хреновина?

— Круглая такая. Как диск. Ни шасси, ни окошечек — белая гладкая тарелка, и все.

— А диаметр? Хотя бы примерно?

— Ну, черт его знает, на каком расстоянии она летела. Ну, метров двадцать, ну, может, сорок.

— Но не со стадион размером?

— Ну-у, ты что... Как самолет примерно.

— Так значит, вон в той стороне?

— Ну.

Второй день они стояли лагерем возле Серегиной избушки. В домике старателей были свободные нары, но офицеры не напрашивались на ночлег, а золотоискатель не приглашал их. Поставили палатку на берегу ручья, стали ждать. Сигнал не возобновлялся, золотоискатели не возвращались, и Ларькин на досуге пытался разговорить бородатого старателя. Потребовались все его обаяние и вторая фляжка спирта из медицинских запасов, чтобы добиться результата. Размякший, наконец, Серега брякнул даже, что вначале опасался их, а теперь, мол, видит, что мужики они "нормальные".

— Мы-то нормальные, а вот ты какой-то зашуганный, —вопросительная интонация капитана приглашала бородача как-то отнестись к этому заявлению. Тот помрачнел, отвел взгляд и неопределенно начал было, оборвав себя на полуслове:

— Да будешь тут...

Роль битюга-вышибалы Виталию всегда хорошо удавалась, и он с агрессивным дружелюбием предложил: - — Может, обижает кто? Вломить кому-нибудь надо? Так ты скажи.

Золотоискатель только печально усмехнулся и ответил, что все в порядке, мол, если что, он сам справится. Больше на эту тему Ларькин от него ничего не добился. Когда он рассказал об этом Борисову, тот поинтересовался:

— А не спрашивал, в той стороне, южнее, нет каких-нибудь артелей — кто бы мог видеть этот объект?

— Про артели он ничего не сказал. Говорит, есть населенный пункт вроде хуторка. Маленькая деревня. Своего названия у нее нет, но расположена она в урочище Лосином, и ее называют по имени урочища.

-— Урочище... —тихо проворчал Борисов, разворачивая карту. — По одним названиям можно понять, эк же нас занесло. Фактория Муторай, избы Кулика, урочище Лосиное...

— Живут там три семьи эвенков. То ли, говорит, одна семья —они там все родственники. Короче, маленькое племя. У них там даже шаман есть. А на карте деревня не обозначена.

— Не обозначена, —подтвердил майор. —Все равно, чем тут прокисать, мы лучше туда сходим, поспрашиваем. Отправляемся завтра с утра. Если, конечно, сигнал не возобновится.

Деревня состояла из трех бревенчатых таежных избушек и одного настоящего чума. Возле этого национального жилища на земле играла маленькая скуластая девочка лет пяти-шести. Она и увидела путешественников первой: На ее зов из ближайшей избы вышел невысокий сморщенный старичок, одетый в теплую куртку с узорами, отороченную мехом. Седые длинные волосы его были собраны на затылке в модный пучок, перехваченный кожаным ремешком. Старик приветливо покивал грасовцам и, ничего не спрашивая, пригласил в дом:

-— Здравствуйте. Проходите. Гости —это хорошо.

Изба оказалась жилой только наполовину. Одна из двух комнат больше напоминала склад. Старик хранил здесь свои охотничьи и рыболовные снасти. Она же и служила гостиной. Во второй комнате, очевидно, он жил: в дверном проеме был виден покрытый ковром и шкурами деревянный топчан. Дружелюбный старик усадил их за стол, предварительно убрав с него пучки каких-то трав, и что-то крикнул по-эвенкийски девочке. Борисов представился сам, представил Виталия. Старик назвался Михайлой. Майор начал было рассказывать свою легенду про геологов, но Михайла вдруг перебил его, быстро проговорив:

— Хорошо, хорошо. Сейцас.

После чего он юркнул в соседнюю комнату, вернулся и вновь уселся за стол, надевая очки. Теперь он всем своим видом показывал, что готов слушать, и Борисов продолжил рассказ. Когда он закончил, старик, ласково улыбаясь, ответил:

— Хорошо, хорошо. Сейцас кушать будем.

У Борисова осталось ощущение, что Михайла так ничего и не понял из его рассказа. В избе появилась женщина, такая же скуластая, как девочка, и чем-то на нее похожая. Она принесла вяленое мясо, свежие лесные ягоды и ароматные лепешки. Все это стояло на старом поцарапанном алюминиевом подносе, но разложено было по шикарным тарелкам из китайского фарфора. Шустрый старик снова исчез в другой комнате и вернулся с водочной бутылкой, в которой колыхалась какая-то бурая настойка на травах. Виталий полез в свои закрома и достал заветную фляжку спирта — майор готов был поклясться, что это уже как минимум третья. Старик радостно заверил их, что и это тоже "оцень хорошо": Позже они убедились, что этот изуродованный звук "ч" никак не относится к национальному акценту, а просто его личный дефект речи.

С опаской пробуя вяленое мясо, Борисов спросил:

— А... Михайла... как Вас по отчеству?

— Отцество —как — отец?

— Да, как звали вашего отца?

— Потап, однако!

— Значит, Вы Михайла Потапович? — недоверчиво уточнил майор. —Хорошее имя.

— Хорошее, да, —закивал тот.

— Главное, легко запоминается, —сказал Ларькин.

От первой же стопки бурой жидкости Борисов мгновенно вспотел, а через полминуты вдруг почувствовал,; что от усталости после дневного перехода не осталось и следа. Он был готов идти ещё сколько угодно по камням и болотам. Да вот только куда?

— Михаила Потапович, —начал он, — кроме того, что мы геологи, мы ещё ищем такую летающую штуку...

Для наглядности он снял лепешки с круглого фарфорового блюда, накрыл им такое же по размерам блюдо с вяленым мясом и осмотрел свою модель критическим взглядом.

— Вот примерно так она выглядит. Только большая. Может, Вы её видели?

— Да, видели. Все видели, дочки видели, племянники видели, — Михайло Потапович обрадовал грасовцев и обрадовался сам, что может угодить гостям. Из его объяснений выходило, что НЛО, очень напоминающий борисовскую модель, позавчера пролетел на небольшой высоте между стоянкой золотоискателей и Лосиным урочищем. И не просто пролетел, а покружился, возможно, выбирая место посадки. Все сходилось с рассказом старателя Сереги. В конце ужина Борисов попросил разрешения остановиться здесь на ночлег. Старик сказал, что будет очень рад. В том, чтобы ставить палатку, по его словам, не было никакой необходимости. Места хватит, он живет в этой избе один и уступит им свою комнату. А сам поживет в чуме с детьми. Михайла Потапович был так настойчив в своем гостеприимстве, что приглашение пришлось принять.

Кроме топчана, в соседней комнате был ещё большой сундук. Застеленный ковром, он вполне мог служить кроватью, а роль одеял выполняли медвежьи шкуры. На стене рядом с гонконгской афишей Ванессы Мэй висела страшная косматая шаманская маска.

— Михайла, —то ли подействовал спирт, то ли старик все-таки победил воспитанного в строгости Борисова своим дружелюбием, но Юрий Николаевич сам не заметил, как они перешли на "ты". —Значит, ты шаман?

— Шаман, — подтвердил старик.

— И маской этой пользуешься?

— Мало. Когда целовеку совсем плохо, одолевают его харги, надо маску надевать. Костер разводить, в бубен бить, ехондирить —тогда можно харги испугать.

— Ехондирить?

— Плясать. Специальная пляска. Ритуал называется. В маске, однако, большая сила.

Что такое "харги", майор уже знал — так эвенки называли злых духов тайги. Он с иронией посмотрел на Ларькина.

— Так вы коллеги, оказывается. Может, поучишься ехондирить, пока есть возможность?

Грасовцы прожили в Лосином урочище три дня. В первый день они для очистки совести ходили на предполагаемое место посадки НЛО, час-другой побродили по тайге, ничего не нашли и вернулись. После этого Борисов большей частью беседовал со стариком, сидя с ним на шкурах в чуме, угощая Михайлу "Явой" и покуривая таежный самосад. Ларькин ходил на охоту с одним из племянников старого эвенка, Леней. Тот был года на три моложе капитана, но охотником оказался очень опытным. Эвенк обладал поразительно чутким слухом и умением различать следы животных даже летом: по примятому мху, надломленным травинкам и другим одному ему известным приметам. Леней, судя по дате рождения, его назвали в честь Брежнева.

Локатор офицеры включали по три — четыре раза в день, но сигналы не возобновлялись. Грасовцев это не особенно расстраивало. Народ в Лосином урочище жил приветливый. Виталию охота представлялась более осмысленным занятием, чем бестолковая погоня за летающими тарелочками. А майор неожиданно для себя погрузился в свою родную стихию. Таежных сказаний и легенд Михайла знал множество и пересказывал их с удовольствием, так что Борисов уже стал чувствовать себя студентом истфака в этнографической экспедиции.

— Почему вы живете и в избах, и в чуме? — спросил Борисов у старого шамана на второй день.

Оказалось, избы эти построили очень давно ученые, которые жили здесь в длительной экспедиции, а потом уехали и больше не возвращались. Михайла с семьей здесь поселился, потому что он привык жить в избе. У него даже был когда-то свой дом в поселке Ванавара, ещё в те времена, когда правительство пыталось заставить все народы СССР жить оседлой жизнью. Но в поселке Михайле не понравилось, и он вернулся в тайгу, живет здесь почти так, как жили предки. Да и чум- поставил для того, чтобы и дети, и внуки не забывали эвенкийских традиций и образа жизни. Он думает, что вовсе не обязательно так жить, как жили их прадеды, однако, пусть помнят. Юрий Николаевич, как бывший историк, не мог не согласиться со стариком.

Поговорив о богатстве таежного края, Борисов наудачу закинул удочку насчет золотоискателей, посетовав на угрюмость и неразговорчивость бородатого Сереги. Михайла Потапович повозился с трубкой, поразмышлял, словно решал про себя, стоит ли говорить —и, видимо, решил, что стоит.

— Я понимаю, поцему он боится. Они там все боятся, Юрий, и никогда тебе не скажут. Я скажу. Во-первых, бумага. Они говорят, цто у них есть разрешение мыть песок. Не знаю, может быть, и есть, но только как они ее полуцили? Уценые говорили: нельзя здесь природу портить.

— Заповедник?

— Не знаю, уценые говорили, цто нельзя. Но они боятся не только поэтому. Они золотой песок не столько себе берут, сколько отдают злым людям. Как это русские говорят: пришельцы?

— Ну-ка, ну-ка, я как раз очень интересуюсь пришельцами.

— Пришельцы с далеких гор, Вы нацываете их цецены.

Старик так переврал знакомое слово, прозвучавшее для майора в этой обстановке неожиданно, что Борисов даже не сразу догадался.

— Чеченцы?

— Да, цеценцы.

— Они делятся золотом с чеченцами?

— Да, — подтвердил старик. — Те запретили им говорить, и рабоцие тебе никогда не скажут.

— Ещё бы... Теперь я понимаю. А ты откуда знаешь?

— Мы много знаем. Много видим, много слышим. Вы, когда в тайгу попадаете, как в темном погребе после яркого света, ницего не видите. И думаете, цто все; так. Нет. Мы здесь давно живем, любой шум далеко слышим.

— А что же власти, милиция?

— Не знаю, Юрий. Я не власти. По-моему, власти знают, даже больше меня знают. Власти тоже золотой песок любят, как ты думаешь?

— Может быть, —согласился Борисов, решив про себя посоветоваться с Ларькиным. Тот все-таки раньше работал в Отделе по борьбе с организованной преступностью.

Поздно вечером вернулся Ларькин. Выслушав майора, он подтвердил:

— Действительно, большинство артелей, работающих на мелких реках, находятся под контролем чеченской мафии. Я об этом слышал. Драги на судоходных реках —те работают на... скажем так, на более крупных бандитов. Так что власти в курсе. И мы тоже.

— Надо же что-то делать.

— Наверное, руководство держит это на контроле. Может, собирает информацию. Рано или поздно предпримет что-нибудь.

Борисов привычно произнес несколько ритуальных слов по адресу руководства.

Разговор происходил в комнате старика. Ларькин сидел на сундуке возле книжной полки и листал книгу о траволечении. Юрий Николаевич никак не ожидал встретить здесь такую библиотеку, хотя по городским меркам книг у Михайлы Потаповича было не очень много. Томов пятьсот. Вместе с книгами на русском языке на полках стояли китайские и английские издания. Если судить по библиотеке, шаман был образованным человеком с широким кругом интересов. Выбирая себе что-нибудь почитать на сон грядущий, Борисов наткнулся на знакомую монографию о Тунгусском метеорите издательства Томского университета и решил на следующий день поговорить со стариком на эту тему.

В комнату, скупо обставленную непритязательной мебелью, входят двое. Один помоложе, с усами и короткой бородкой на восточный манер, другой постарше. Оба одеты в штатское, но в манерах у пожилого чувствуется многолетняя военная выправка. Он приглашает молодого присесть за стол, достает из выдвижного ящика небольшой японский магнитофон.

— Информация нужна срочно, так что сейчас мы прослушаем эту запись, и Вы мне ее переведете устно, а потом уже напишете стенограмму; Хорошо?

— Понятно.

— Это запись междугородного разговора. Беседующих двое, называйте их для простоты: первый и второй. Давайте, я сразу Вам скажу, что тот, кто начинает разговор, первый, находится в подчиненном положении. Так нам с вами будет проще понимать, о ком речь. Ну, а остальное —ненужные подробности. Готовы?

— Да.

— Тогда включаем. Вот здесь кнопка "пауза", пользуйтесь ею, если Вам нужно будет остановить запись.

Военный нажимает клавишу магнитофона, слышится чеченская речь. Молодой человек начинает говорить:

— Здоровается, желает счастья и благополучия во всех делах.

Второй отвечает, что на все воля аллаха. Спрашивает, всё ли благополучно у первого.

Первый говорит, что аллах милостив, больших проблем нет. Но были небольшие, совсем маленькие неприятности.

Второй спрашивает, в чем проблема.

Первый говорит, что их две, но с одной он справится сам. Шерсти настригли в этом месяце мало, техника часто ломалась. Но то, что полагается, он непременно сдаст. Придется себя немного постричь, доложить своей.

Переводчик нажимает кнопку, останавливая запись, и добавляет:

— Это, видимо, юмор. Он говорит с грустной такой иронией в голосе. Но то ли подобный юмор в их среде достаточно бородат, то ли это условный язык, и речь идет вовсе не о шерсти. Во всяком случае, они не смеются. Да, впрочем, Вы бы это слышали.

— Так, хорошо, —военный от комментариев воздерживается, и молодой человек отпускает кнопку паузы.

— Второй спрашивает, отремонтирована ли техника.

Первый отвечает, что все уже починили, работают.

Второй напоминает, что была ещё одна проблема.

Первый говорит, что так и есть, и ему нужен совет.

(Поощрительное понукание второго собеседника молодой человек оставляет без перевода: и так все ясно из интонаций.)

В округе завелись чужие псы.

Что за псы, недоумевает второй.

Первый, слышите, как отчетливо сказал: вокруг наших баранов вертятся два чужих пса. Они объясняют свое присутствие какой-то чепухой — ну, тут явно не о собаках речь — ищут то ли камни, то ли тарелки. А псы подозрительные, судя по всему, из Москвы. Очень подозрительные псы, настойчиво повторяет он. Первый просит совета у второго или разрешения. Спрашивает, может ли он сам что-то предпринять.

Второй интересуется, может ли некий Сыркун — я этого слова не знаю, кличка, наверное, — аккуратно выяснить, кто они такие на самом деле.

Первый жалуется, что потому как раз и сомневается. Говорит, Вы же знаете, как работает Сыркун. Он осторожно работать не умеет. Если надо, первый, конечно, скажет ему, просто хотел посоветоваться.

Второй говорит: пожалуй, ты прав. Я наведу здесь справки, попробую сам все выяснить, а ты пока ничего не предпринимай. Я тебе сам позже позвоню.

Первый благодарит и просит прощения за беспокойство.

Второй отвечает, что все в порядке, молодец, что сообщил.

Первый желает второму благословения аллаха во всех его делах.

Второй говорит: "Пусть аллах благословит нас всех".

Переводчик замолкает, продолжая по инерции прислушиваться. Военный протягивает руку и выключает; магнитофон:

— Это все, спасибо. Очень хорошо. Я Вас оставлю тут, напишите стенограмму перевода, ладно? Сколько Вам нужно времени? За полчаса управитесь?

— Конечно. Они ведь уложились в три минуты, — улыбается молодой человек.

— Потапыч, что ты думаешь об этом метеорите?

Старик пожал плечами.

- — Я не думаю о нем. Зацем? Это давно было. Дело прошлое, с тех пор уже новая тайга выросла. Земля раны залецила, и мне об этом думать не надо.

Они сидели в чуме на шкурах за чашкой чая, настоянного на таёжных травах. Неподалеку от них копошилась любимица старика: пятилетняя Танчеук.

— А ты что-нибудь знаешь о нем? Что это было, по-твоему?

— Камень с неба упал. Так в книгах написано.

— И это все, что ты знаешь? —упорствовал Борисов. — Никаких легенд не сохранилось об этом происшествии? Ничего старики не рассказывали? Событие- то какое, народ должен был запомнить, а ты вроде бы как хранитель памяти народной. А?

Михайла Потапович смущенно поправил очки, усмехнулся, словно в ответ на какие-то свои собственные мысли. Похоже было, что майор затронул какую-то тему, которая вызывает у самого шамана сомнения. Но ему, кажется, было что сказать.

— Да какая там легенда... Так, скорее сказка. Несерьёзно это все. Ты уценый целовек, смеяться будешь.

— Да какой я учёный, —в тон старику ответил майор. —Давай, выкладывай.

— Амака, расскажи сказку, —поддержала Борисова малышка, подвигаясь поближе к дедушке.

Михайла Потапович с улыбкой посмотрел в её сторону, помолчал, вспоминая, а затем, обращаясь преимущественно к Танчеук, рассказал историю, которую можно было бы назвать