Мысли звенели в голове хрустальными льдинками. Сердце давно не ощущало жара живого сердца. Серебристые волосы Амбреллы полностью почернели. Убранные в изящную высокую прическу они смотрелись необычной короной. Сине-зеленые капли вспыхивали в королевском венце, спрятанном в завитках, отражались от ледяных стен и холодными звездами возвращались в драгоценные оправы. Изящный дворец волшебного королевства фей, еще недавно увитый цветами и плющом, благоухающий нежными ароматами, с разноцветными витражами, в которых играли солнечные зайчики, превратился в ослепительно белый до призрачной синевы замок.
Высокие шпили замерли ледяными сосульками, вспарывая небо. На них больше не развивались веселые разноцветные флажки. Вековые дубы застыли мертвыми великанами в белоснежных пуховых шубах. Изумрудные опушки, усыпанные цветами, спали под покровом снега. Изящные ледяные статуи единорогов разбавляли белое безмолвие Вечного леса. Иногда попадались лисы и зайцы, ежи и белки.
Очень редко — фигурки фей. Шум, смех, суета нынче не в почете. Услышит королева, глянет равнодушно, вот и фигура новая в снежной коллекции. Их милые ледяные лица не утратили своего очарования, а щечки и губки розовели в полдень от случайно пробравшегося в заколдованный лес солнечного луча.
Тишина окутывала лес. Она сводила с ума, завораживала, убаюкивала, предлагала прилечь отдохнуть на изящное мягкое покрывало. Лесные жители быстро поняли: смертельно опасно прислушиваться к шепоту, который проникал в уши, стоило только выйти на улицу из норок и домиков. Запасливые елки поделились маленькими шишками. И теперь каждый, кто по делам выбирался наружу, затыкал уши, чтобы в живых остаться.
Черной госпожой окрестили подданные любимую фею Амбреллу. С недавних пор Её Величество полюбила бродить по лесу, выискивая яркие краски. Беда стучалась в двери тем, кто забыл плотно занавесить окошки, законопатить щели. Засовы и замки рассыпались ледяной крошкой от прикосновений ледяных ладошек. Королева входила в дом и гасила краски, замораживая всех, кто под руку попадался.
Больше всего огонь не переносила Амбрелла. Тонкие черты лица её искажались яростью. Почти прозрачные серебристые глаза темнели до серого олова. Подойти к камину королева не могла. Но и силой большой костерки домашние не обладали, чтобы инею с заморозками противостоять.
Дубовод Семидневич, прозванный Зим Зимычем легко справлялся с оранжевым цветком. Ручные вьюги быстро гасили пламя и сытые возвращались к своему бессловесному хозяину. Королеве оставалось только взмахнуть рукой и превратить дом и все живое в нем в очередной ледяной зал с прозрачными статуями. Некоторые из них, особо удачные, молчаливые феи, обращенные в завирух, трескунцов и студенцов забирали во дворец Черной королевы, украшали покои Амбреллы.
Вместе с лесом изменилось и Зеркало. Еще недавно красивая деревянная рама, увитая виноградной лозой, заледенела. Стекло покрылась морозными узорами. Часами фея гляделась в Зеркало, слушала его шепот, вглядывалась во что-то, доступное только ей. Но вскоре оставшиеся не заколдованными жители Вечного леса заметили: после сеансов таких Амбрелла покидала дворец и шла к трем соснам. Долго стояла на границе с миром людей и наблюдала издалека за тем, как развеваются флаги на шпилях королевского замка.
Трижды пыталась выйти за переделы заснеженного мира королева. И трижды в ярости возвращалась под сень вековых дубов. Огонь солнца удерживал Амбреллу в ледяном королевстве фей. Черная госпожа злилась, возвращалась к Зеркалу и искала ответ на вопрос: как обойти законы и покинуть с армией ледяных слуг Вечный лес. Месть, о которой живое сердце Эллочки не помышляло, холодной змеёй оплело кусок льда в груди королевы фей Амбреллы.
И однажды она нашла способ. Для этого пришлось уничтожить дух леса — хранительницу Чомору. Когда последний оплот любви пал, рухнули колдовские границы, выплеснулась зима наружу и белоснежной рекой полноводной покатилась по летним лугам и полям, сжирая тепло и яркие краски.
Зачарованные феи носились по лесу снежными вихрями в поисках тех, кто еще не принял власть Черной госпожи, отыскивали и во дворец отводили. Из палат королевских никто не возвращался: обращала Амбрелла пленников в слуг безропотных, магией зимней награждала. Белыми призраками полнилась поляна перед крыльцом королевским. Молчаливыми статуями стояли снежные воины в ожидании приказа своей повелительницы.
И однажды вернулись ни с чем слуги верные. Пришел час мести. Велела Амбрелла упаковать Зеркало, коней призрачных запрячь в сани узорчатые. Вперед отправила бывшего лешего, ныне Снежича — раба своего верного. Вышел Дубовод вперед армии ледяной, взмахнул правой рукой — пурга лютая помчалась по лесу Вечному, вырвалась на свободу, в один миг небо тучами свинцовыми затянуло. Бабы и девки, кто недалеко от королевства фей грибы-ягоды собирал, сбежать не успели, так глыбами ледяными посреди поля снежного и замерли.
Махнул Снежич левой рукой, и сорвались с поводка псы сивые лютые — духи зимней стужи. Понеслись стаей голодной в деревеньки подле леса: кого прихватят, того насмерть морозят. Поднялся вой по всей округе. пока гонца в царские хоромы за помощью отрядили, половина сел в ледышки да сугробы превратились. Кивнула Черная госпожа головой и заскользил по сугробам аршинным Снежич, армию призраков за собой повел. Амбрелла ледяным изваянием в санях восседала, на мир равнодушно глядя. Только изредка голову к плечу склоняла, будто прислушивалась к чему-то.
Медленно, но верно стужи и вьюги колючие, пурга и вихри снежные продвигались по землям человечьим, за собой оставляя поселения пустые. Мужики и бабы, девки и парни, дети малые — все пополняли армию призраков после того, как Снежич с подручными проходил по деревне. Мало кто успел сбежать. А предупредить и вовсе не смогли никого во дворце.
Когда первый беженец с вестями страшными к царским хоромам добрался, Ждан I Бесподобный спал сном беспробудным и не ведал, что в государстве его творится. Царица же вместе с подданными в обмороке пребывала от неслыханного до селе нашествия мышиного.
Пока разобрались с грызунами, пока жизнь во дворце кое-как после бедствия наладили, пока до Зинаиды сбежавший пробился, так время и опустили. Армия снежная под стенами града столичного оказалась. Кольцом призрачным опоясала и замерла, приказа Черной госпожи ожидая.
Растерянна царица кинулась к крёстной за помощью и застала Февронию возле окна в полной прострации: тёмная фея понять не могла, что произошло и как такое возможно. Заговор прямой сама делала на погибель Амбреллы и Вечного леса. Зеркало исправно работало. Морок в сердце прокрался, душу Эллочке замордовал-запутал. Откуда сила такая невиданная объявилась? В чем она ошиблась? Границы крепко держали колдовство страшное в пределах королевства фей. Ни к чему бывшей императрице такие напасти, собиралась она царство-государство Жданово к рукам прибрать, да не такой ценой. После зимы лютой и подручных её белое безмолвие вместо городов и сел останется, если морок дальше путь проложит.
Из ступора Февронию вывела Зинаила, в истерику впавшая. Голосила царица и руки заламывала, в ногах валялась, умоляя мужа пробудить, авось спасет-защитит. Никак государь, тайнами владеет разными да и у ворот стоит никто иной, а возлюбленная его бывшая, можно сказать — жена первая.
Рявкнула на нее фея крёстная, повелела в руки себя взять да приказать во всех каминах и очагах огонь развести. Стражам велено было запалисть костры высокие по всем стенам охранным, на площадях и во дворах. Глашатаи надрывались указы царицы озвучивая. Зябко плечами поводили, ладони в рукавицы прятали. Вьюги-вихри нет-нет да в город проникали, по улицам поземкой проносились, оставляя после себя узоры морозные, сугробы высокие.
Жители утеплялись, кто чем вооружались, детей в клети теплые прятали. А крикуны царские не унимались: всех затребовала под ружье царица Зинаила по наущению советчицы своей. Прощались мужья с женами, женихи с невестами, холостяки с родней, одежду теплую прихватывали, варежки да сапоги зимние и шли на дворцовую площадь.
Запылали костры ярко на стенах и на площадях. Подсчитали запасы угля и дров, ужаснулись: долго не продержаться. Маги придворные подключились, теплой волной столицу опоясали. да только магия дело не надежное, подпитка её нужна постоянная, как и самим волшебникам.
Зинаида к фее посланника отправила. Не вернулся гонец. Чины военные разведчиков и шпионов засылали в ледяную армию, сгинули все как один. Феврония злилась: зеркало пропало, не подглядеть, не спросить, не сил позаимствовать неоткуда. На глазах рушились планы подготовленные, не один год лелеяные. Хорошо хоть каменьев в последний раз прихватить успела, помогут если не отбиться, то самой спастись.
Потянулась было Феврония ко второму зеркалу, что у Амбреллы находилось, пытаясь через связь стеклянных близнецов узнать, что творится у супостата. Да не тут-то было. Золотые ниточки в зазеркалье быстро в ледяные иголки превращались и осыпались снежной крошкой. Не пускал морок на свою территорию никого.
Тут-то и дошло до Февронии: не сам ли Морок припожаловал через проход открытый. Хоть и не призывала его, да через слугу своего ему в любой мир дорога открыта. А если так, то шансов почти никаких на спасение: не упустит бог лжи, обмана, болезней и скрытого пути своей выгоды. Да и не за ней ли он пришел? Не старейшины что прознали? За теми, кто путь Правды искажал, судьбы путал, Морок лично приходил. А перед тем как забрать душу провинившуюся, наказывал жестоко, чтобы другим неповадно было.
«Правда на моей стороне! — гордо вскинула голову Феврония, в себя приходя. — Месть моя правая, всем по заслугам раздаю! Нечего мне бояться, даже если сам пришел, без боя не сдамся. Растопчу фею! Дети за родителей в ответе! Вот пусть за мать свою и несет крест!» То, что сама же королеву Левзею (матушку Амбреллы) с мужем наказала, спровадив в другой мир, разлучив и память подчистив, Феврония благополучно предпочла не вспоминать.
— Так, слушай меня внимательно! — разворачиваясь к Зинаиде, заламывающей руки, рявкнула «добрая» крёстная. — Хватит реветь. Тут либо хитростью либо неожиданностью надо. По-другому никак, — Феврония ненадолго задумалась. — Хитростью вряд ли. Если за этим стоит тот, о ком думаю, обмануть не удастся. Сам кого хочешь обманет. Хватит реветь я сказала! — повысила голос фея и пальцами прищелкнула.
Зинаида остоленела посреди комнаты, судорожно воздух глотая, слёзы глотая и испуганно глаза тараша: голос у нее пропал полностью.
— Успокоишься — верну, — равнодушно молвила Феврония, к окну отворачиваясь. — Видишь, сама Амбрелла на рожон не лезет, в снежных вихрях прячется. В первых рядах твои подданнеы стоят. С ними мороки… — тут фея споткнулась, обругав себя мысленно: еще не хватало, чтобы сам пришел, сделав вид что она его позвала. — С ними замор… проблем с твоими людьми не будет. Вели палки тряпками обмотать, в горючую жидкость обмакнуть. Каждому горящий факел вручить и орудие: меч, кол, копья. Огнем в лицо и сразу наотмашь, по голове или по туловищу.
Не слышал ответа, Феврония обернулась, глянула на крестницу, поморщилась.
— Поди умойся, в порядок себя приведи… царица, — и рукой махнула, голос Зинаиде возвращая. — Сама все скажу генералам твоим.
С этими слова, не глядя на задыхающуюся государыню, темная фея стремительно вылетела из комнаты. По пути отправила домовенка горничной, велев к государыне отправить. Сама же во двор спустилась, к ратникам. Мысль свою сотникам да старшим озвучила, обещала подмогу магическую, велела в глаза не смотреть и ни на какие голоса в голове не реагировать. Хмыкнула в ответ на вопрос про голоса и пояснила: если песнь снежную в дело фея Амбрелла пустит, зашепчут-запоют в голове призраки, убеждая лечь отдохнуть. Прислушаешься, поверишь — тут тебе и смерть придет на мягких лапах с пуховым одеялом: приляжешь в сугроб и не проснешься.
Богатыри впечатлилась, поблагодарили и начали готовиться. Общим сходом порешили: не ждать милости от врага, самим напасть неожиданно, как только первые чугунки с углями готовы будут. Феврония затею одобрила, зябко плечами передернула, велела служке шубу принести. Сама же на стену отправилась поглядеть, что да как.
Карета скоробежная безлошадная мигом ее до стен городских доставила. Через скрытый ход стражники проводили Февронию наверх. Укрывшись за зубцами широкими, оглядела темная фея войско снежное, поморщилась. Плотной стеной стояли зачарованные селяне, не двигаясь, молча. Белые, с пустыми глазницами, в коих только лед синий отражался, стояли людишки неживые не мертвые. «Главное, чтобы не прознал никто, что из оболочки ледяной человечков вытащить можно. Иначе атака захлебнется, не начавшись», — отстраненно подумала Феврония и велела одну её оставить.
Как только стража покинула площадку смотровую, фея подальше за широкие стены спряталась, глаза прикрыла, дыхание успокоила и отпустила душу вторую полетать. Вырвался дух птенцом из уст раскрытых, в ворона вырос и полетел над полями снежными. Все, что видел глазами призрачными, то и Феврония разглядеть могла. Все, что слышал, фея слушала. Облетел полчища снежных воинов, а до Амбреллы добраться не сумел: ледяной дождь стеной от люда замороченного ограждал Черную Госпожу, не пуская к ней никого, кроме Дубовода Снежича да фей ледяных.
Вернулся ворон ни с чем, очнулась Феврония, задумалась: не учуяла птица ни самого Морока, ни духа его. Пахло магией зазеркалья да колдовством, что сама же и напустила на королеву фей. «Откуда тогда силища такая, магия зимняя? Чего не учла? Где просчиталась? И почему до сих пор высшие не вмешались? Закон-то нарушен: Амбрелла войну начал против людишек?» — размышляла тёмная в который раз в снежную заверть вглядываясь, пытаясь разглядеть то ли бога, то ли еще кого, додумать не успела. Страж её негромко окликнул, о готовности доложил. Феврония выслушала, велела царицу из дворца не выпускать ради безопасности, охрану обеспечить ей и государю спящему, и приказала действовать.
И началось.
Распахнулись ворота тяжелые и двинулись войска богатырские на супостата ледяного. По наущению Февронии у каждого в руках факел и орудие острое. Первые ряды смяли легко. Рассыпались снежные воины под ноги комьями ледяными, радовались нападавшие, пока кто-то в ледяном монстре брата не признал. Не поднялась рука на кровь родную, хоть и заколдованную. Окликнул по имени, да так и замер, остолбенев, посреди поля ратного. Едва увернуться успел от осколка в руках родственника.
Но тревожная весть волной раскатилась по войску: живы, мол, живы деревенские, коих в чудищ бездушных обратила фея леса. Раз на имя откликается, значит, помнит еще себя. И надобно звать-кричать, авось откликнуться снежники, а не топорами рубить и огнем палить. Люди начали оружие бросать и факелами запугивать войско ледяное, отгоняя подальше от стен городских, стараясь огнем не опалить. Кого узнавали, по именам окликали. Некоторые даже отзывались на мгновение. Замирали посреди битвы, на позвавшего оборачивались.
Но морочная магия штука сильная, если захватила в плен, просто так одним окриком не вырвешься. Спустя мгновение снежный человек снова на защитника буром пёр, сосулькой размахивая, в сердце живое угодить норовя. Так и захлебнулась атака. Живые человеки начали к стенам столицы отступать, не желая своих убивать. Как не бились командиры да сотники, все бестолку. Приняли ворота последнего отступавшего и отрезали город от белого безмолвия.
Разъярилась Феврония, глядя на такое неповиновение. Приказала со стен на головы нападавших жидкий огонь из котлов выливать. По взмаху руки городские жители, возмущенные отступлением, разом котлы подняли да и опрокинули на супостатов, кои вслед за сбежавшими к самой крепости подобрались.
Зашипел снег, взорвались комьями тела снежные. И единый вздох ужаса вырвался из людских глоток. Вместо сугробов ледяных растаявших снежное поле покрылось кровью алою. А тут и бойцы с новостями подоспели со своими рассказами. Горожане и вовсе закручинились: как против своих родных оружие поднимать, ежели спасать их надобно от морок ледяного?
Пуще прежнего взъерепенилась Феврония, когда поняла, что жители столичные отказываются воевать с армией зачарованной. Как не уговаривали её полководцы и маги, слушать никого не желала, требуя вновь в атаку идти. Когда осознала, что человечки собрались глухую оборону держать, покуда маги попытаются отыскать способ расколдовать несчастных, взбеленилась еще сильней. В лице потемнела, колдовать начала.
Сгустились тучи свинцовые над градом столичным, ударили молнии. Стоит Феврония на крепостной стене, губами шевелит, руками пассы творит. Попытались было её остановить, да не тут-то было: защитный купол невидимый накинула на себя фея темная, всякого, кто ближе десяти шагов подходит, откидывает далеко и надолго без сознания оставляет. Не отвлечь ведьму, не прорваться, чтобы связать да в темницу кинуть. А тут и первая волна магии от Февронии хлынула.
Горячим южным ветром обдало всех, кто рядом стоял, лица обожгло и дыхание перехватило, кого закружило да с ног опрокинуло. Метнулся южак на противника, в стороны снеговиков расшвыривая, за собой снег загребая, землю обнажая. Гость с юга — опасный противник, его порывы настолько сильны и могучи, что утягивают за собой не только людей и покров снежный, но и постройки разрушает и корабли за собой утаскивает.
Полегли-полетели ледяные воины. Раскидало-растащило их ветруганом далеко от стен столичных. В секунду домчался южак до места, где Темная госпожа в санях разместилась, окруженная слугами верными, зверьем могучим, феями прозрачными с Дубоводом Снежичем во главе. Долетел и… исчез, будто его и не было. Только и успели заметить вспышку ледяную, что мелькнула, вихрь поглощая. Тут-то и осознала Феврония — то не господарь Морок пожаловал, то демон зеркальный пробудился, почуял души живые, эмоции Амбреллы распробовал и задурил-заморочил её голову видениями и мыслями разными.
Своё зеркало темная фея несильно пищей баловала, в узде держала. Подношения редко делала, боялась переборщить и власть над ним потерять. А теперь по всему выходит, что Зеркалица — душа зеркальная — морока хлебнула, власти глотнула, сила-то в неё и взыграла волшебная. А ну-ка сколько народу под её дудку заплясало магического.
Растерялась Феврония: одно дело фею добродушную зачаровать, к рукам прибрать вместе с Вечным лесом и его жителями, совсем другое — потустороннюю силу покорить, которая не на шутку расходилась, в душу феи глубоко проникал и управляет теперь её разумом и сердцем. Беды хуже не придумаешь. Тем более, ни в одной книге о таком колдовстве не сказано, как с ним бороться — неведомо. То, что Зеркалица жаждет к рукам все прибрать, ясно и без слов. Вон как стремится всех околдовать магией морока — единственной, которая иллюзию управляет, марионетками все живое делает, души отбирая.
Против союза Зеркалицы, поселившейся в теле зачарованной королевы Вечного леса с её природной магией, пропитанной нынче магией морока ледяного мало кто из живущих сумеет справится. А ей, двоедушнице, такое не под силу. Нет в ней любви и нежности, одна месть в сердце живет и ненависть к тем, кто матушку погубил.
С этими мыслями Феврония собралась было исчезнуть из града столичного, бросив всех на произвол судьбы, себя спасая. Судьба крестницы и человеков её не волновала. самой бы ноги унести. Если Зеркалица до нее доберется — не сдобровать темной фее: сколько лет в путах часть души зеркальной держала, приказы приказывала, силы собственные подпитывая магией стеклянной да в ящик после запирала волшебный. Стены короба, тьмой пропитаные, не давали зеркалу по мирам гулять, эмоциями напиться.
Крутанулась Феврония на месте, юбками взмахнула, хотела было в ворона обернуться да улететь подальше от крепостных стен, во дворец, в комнату гостевую: вещи собрать и скрыться с глаз долой. Месть свершилась, все виновные наказаны. А то, что до конца план свой не довела — не беда. Утихомириться в государстве беда негаданная, тогда и вернется. Может быть. Если понадобится — Зинаида из её рук и власти никуда не денется. Зря что ли столько лет она ее к волшбе своей незаметно приучала, чарами опутывала, паутиной привязывала. Глядишь и придет время крестницу свою за ниточки подергать.
Взметнулись юбки раз, другой, а перьями-то и не обросли. Занервничала Феврония, слова колдовские вслух зашептала, руки в стороны развела, желая крылья обрести. И вдруг ощутила страшное: магия темная живым клубком ворочается в ней, зов её слышит, а откликнуться не может. Страх острыми когтями сжал сердце Февронии, тисками тугими голову опоясал, отшибая напрочь мысли разумные. Выхватила из потайного кармана темная фея мешочек заветный, трясущимися пальцами развязала двоедушница тесёмки, вытряхнула на ладонь камушки, украденные из ларца в покоях Амбреллы. Стиснула бусины отчаянно, глаза зажмурив, птицей себя представляя. Взлетела было вороном свободным над городской стеной, да тут же в сетях запуталась.
— Ну, здравствуй, сестрица, — услыхала Феврония голос ненавистный, и обмякла птицей вороном в незнакомых мужских руках.