Трудно быть богом. Хищные вещи века

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В кафе-автомате был только один посетитель:за столиком в углу,обставившись закусками и бутылками, сидел смуглый, прекрасно, но нелепо одетый человек восточного типа. Я взял себе простоквашу и творожники со сметаной и принялся за еду,время от времени поглядывая на него.Он ел и пил много и жадно,лицо его блестело от пота,ему было жарко в дурацком лоснящемся фраке, он отдувался,откидываясь на спинку стула, и распускал широкий ремень на брюках. При этом на солнце ярко вспыхивала длинная желтая кобура, висящая у него под фалдами. Я уже доедал последний творожник, когда он вдруг окликнул меня.

— Алло! — сказал он. — Вы местный?

— Нет, — сказал я. — Турист.

— А, значит, вы тоже ничего не понимаете…

Я сходил к стойке, сбил себе коктейль из соков и подошел к нему.

— Почему пусто?- продолжал он. У него было живое худощавое лицо и свирепый взгляд. — Где жители? Почему все закрыто?… Все спят, никого не добьешься…

— Вы только что приехали?

— Да.

Он отодвинул пустую тарелку и придвинул полную.Потом он отхлебнул светлого пива.

— Откуда вы?- спросил я.Он свирепо взглянул на меня, и я поспешно добавил: — Если это не секрет, конечно…

— Нет, — сказал он, — не секрет… — И принялся есть.

Я допил сок и собрался было уходить,но он сказал:

— Здорово живут, собаки. Такая еда, и сколько хочешь, и все бесплатно.

— Ну, все-таки не совсем бесплатно,- возразил я.

— Девяносто долларов! Гроши! Я за три дня съем на девяносто долларов!- Глаза его вдруг остановились.- С-собаки,- пробормотал он, снова принимаясь за еду.

Я знал таких людей. Они приезжали из крошечных, разграбленных до полной нищеты королевств и республик,они жадно ели и пили, вспоминая прокаленные солнцем пыльные улицы своих городов, где в жалких полосках тени неподвижно лежали умирающие голые мужчины и женщины,а дети с раздутыми животами копались в помойках на задворках иностранных консульств.Они были переполнены ненавистью, и им нужны были только две вещи: хлеб и оружие. Хлеб для своей шайки,находящейся в оппозиции,и оружие против другой шайки,стоящей у власти. Они были самыми яростными патриотами,горячо и пространно говорили о любви к народу, но всякую помощь извне решительно отвергали, потому что не любили ничего, кроме власти, и никого, кроме себя, и готовы были во славу народа и торжества высоких принципов уморить свой народ- если понадобится, до последнего человека- голодом и пулеметами. Микрогитлеры.

— Оружие? Хлеб? — спросил я.

Он насторожился.

— Да,- сказал он.- Оружие и хлеб. Только без дурацких условий. И по возможности даром. Или в кредит. Истинные патриоты никогда не имеют денег. А правящая клика купается в роскоши…

— Голод?- спросил я.

— Все что угодно. А вы тут купаетесь в роскоши.- Он ненавидяще посмотрел на меня.- Весь мир купается в роскоши, и только мы голодаем. Но вы напрасно надеетесь. Революцию не остановить!

— Да, — сказал я. — А против кого революция?

— Мы боремся против кровопийц Бадшаха!Против коррупции и разврата правящей верхушки,за свободу и истинную демократию… Народ с нами, но народ надо кормить. А вы нам заявляете:хлеб дадим только после разоружения. Да еще грозите вмешательством… Какая гнусная лживая демагогия! Какой обман революционных масс! Разоружиться перед лицом кровопийц- это значит накинуть петлю на шею настоящих борцов! Мы отвечаем: нет! Вы не обманете народ! Пусть разоружаются Бадшах и его убийцы! Тогда мы посмотрим, что надо делать.

— Понятно,- сказал я.- Но Бадшах, вероятно, тоже не хочет, чтобы ему накинули петлю на шею.

Он резко отставил бокал с пивом, и рука его привычно потянулась к кобуре. Впрочем, он быстро опомнился.

— Я так и знал, что вы ни черта не понимаете,- сказал он. — Вы сытые, вы осоловели от сытости,вы слишком кичливы,чтобы понять нас. В джунглях вы бы не осмелились так разговаривать со мной!

В джунглях я бы говорил с тобой по-другому,бандит, подумал я и сказал:

— Я действительно многого не понимаю.Я,например, не понимаю, что случится после того,как вы одержите победу.Предположим,вы победили, повесили Бадшаха, если он, в свою очередь, не успел удрать за хлебом и оружием…

— Он не успеет. Он получит то, что заслужил. Революционный народ раздерет его в клочья! И вот тогда мы начнем работать.Мы вернем территории, отторгнутые у нас сытыми соседями,мы выполним всю программу, о которой вопит сейчас лживый Бадшах, чтобы обмануть народ… И вот тогда, только тогда, мы разоружимся.Нам уже не нужна будет ваша помощь. Понимаете? Мы разоружимся не потому, что вы поставили нам такие условия, а потому что нам уже не нужно будет оружие. И вот тогда…- Он закрыл глаза,сладко застонал и повел головой.

— Тогда вы станете сытыми, будете купаться в роскоши и спать до полудня?

Он усмехнулся.

— Я это заслужил. Народ это заслужил. Никто не посмеет попрекнуть нас. Мы будем есть и пить, сколько пожелаем, мы будем жить в настоящих домах, мы скажем народу: теперь вы свободны, отдыхайте и развлекайтесь!

— И ни о чем не думайте,- добавил я.- А вам не кажется, что это все может выйти вам боком?

— Бросьте!- сказал он благодушно.- Это демагогия.Вы демагог. И догматик. У нас тоже есть такие догматики, вроде вас: бойтесь сытости! Человек, мол, потеряет смысл жизни. Нет, отвечаем мы, человек ничего не потеряет. Человек найдет,а не потеряет.Надо чувствовать народ,надо самому быть из народа,народ не любит умников! Ради чего же я,черт побери, даю себя жрать древесным пиявкам и сам жру червей?- Он вдруг вполне добродушно ухмыльнулся. — Вы, наверное, на меня обиделись немного. Я тут обозвал вас сытыми и еще как-то… Не надо, не обижайтесь. Изобилие плохо, когда его у тебя нет, а у соседа оно есть. А завоеванное изобилие- это отличная штука! За него стоит подраться. Все за него дрались.Его нужно добывать с оружием в руках, а не обменивать на свободу и демократию.

— Значит, все-таки, ваша конечная цель- изобилие?

— Безусловно!…Конечная цель всегда изобилие. Учтите только, что мы разборчивы в средствах.

— Это я уже учел… Значит, изобилие. А человек?

— Что- человек?

Впрочем, я понимал, что спорить бесполезно.

— Вы никогда здесь не были раньше? — спросил я.

— А что?

— Поинтересуйтесь.- сказал я.- Этот город дает отличные предметные уроки изобилия.

Он пожал плечами.

— Пока мне здесь нравится.- Он снова отодвинул пустую тарелку и придвинул полную.- Закуски какие-то незнакомые… Все вкусно и дешево… Этому можно позавидовать. — Он проглотил несколько ложек салата и проворчал: — Мы знаем, что все великие революционеры дрались за изобилие. У нас нет времени самим теоретизировать,но в этом и нет необходимости.Теорий достаточно и без нас. И потом изобилие нам никак не грозит. Оно нам еще долго не будет грозить. Есть задачи гораздо более насущные.

— Повесить Бадшаха, — сказал я.

— Да,для начала. А потом нам придется истребить догматиков. Я чувствую это уже сейчас.Потом осуществление наших законных притязаний.Потом еще что-нибудь объявится.А уж потом-потом-потом наступит изобилие.Я оптимист,но я не верю, что доживу до него. Так что вы не беспокойтесь, справимся как-нибудь. Если с голодом справимся, то с изобилием и подавно… Догматики болтают: изобилие, мол, не цель, а средство. Мы отвечаем на это так: всякое средство было когда-то целью.Сегодня изобилие- цель.И только завтра оно, может быть, станет средством.

— Завтра может оказаться поздно,- сказал я.-И напрасно вы ссылаетесь на великих революционеров.Они бы не приняли ваш лозунг: теперь вы свободны, развлекайтесь. Они говорили иначе: теперь вы свободны,работайте. Они ведь никогда не дрались за изобилие для брюха,их интересовало изобилие для души и головы…

Рука его опять дернулась к кобуре,и опять он спохватился.

— Марксист!-сказал он с удивлением.-Впрочем,вы же приезжий.У нас марксистов почти нет,мы их сажаем…

Я сдержался.

Проходя мимо витрины, я еще раз взглянул на него. Он сидел спиной к улице и снова ел, растопырив локти.

Когда я пришел домой,гостиная была уже пуста. Простыни и подушки ребята свалили в углу.На письменном столе лежала прижатая телефоном записка.Детским корявым почерком было написано: «Берегитесь. Она что-то задумала. Возилась в спальне». Я вздохнул и сел в кресло.

До встречи с Оскаром (если она состоится) оставалось еще около часа. Ложиться спать не имело смысла,да было и небезопасно- Оскар мог пожаловать не один,и пораньше,и не через дверь. Я достал из чемодана пистолет, вставил обойму и сунул в боковой карман. Потом я залез в бар, сварил себе кофе и снова вернулся в кабинет.

Я вынул слег из своего приемника и из приемника Римайера, положил перед собой на стол и снова попытался вспомнить,где же я видел точно такие детали и почему мне кажется,что я видел их даже неоднократно.И я вспомнил. Я сходил в спальню и принес оттуда фонор. Мне даже не понадобилась отвертка. Я снял с фонора футляр,сунул указательный палец под раструб одоратора и,зацепив ногтем,извлек вакуумный тубусоид ФХ-92-у,четырехразрядный, статичного поля, емкость два.Продается в магазинах бытовой электроники по пятьдесят центов за штуку. На местном жаргоне- слег.

Так и должно быть,подумал я.Нас сбили с толку разговоры о новом наркотике. Нас постоянно сбивают с толку разговоры о новых ужасных изобретениях. Мы уже несколько раз садились в аналогичную лужу.Когда Мхагана и Бурис обратились в ООН с жалобой на то,что сепаратисты применяют новый вид оружия- замораживающие бомбы, мы кинулись искать подпольные военные фабрики и даже арестовали двух самых настоящих подпольных изобретателей (шестнадцати и девяноста шести лет). А потом выяснилось, что эти изобретатели совершенно ни при чем, а ужасные замораживающие бомбы были приобретены сепаратистами в Мюнхене на оптовом складе холодильных установок и оказались бракованными суперфризерами.Правда,действие этих суперфризеров действительно было ужасным. В сочетании с молекулярными детонаторами (широко применяются подводными археологами на Амазонке для отпугивания пираньи и кайманов) суперфризеры были способны дать мгновенное понижение температуры до ста пятидесяти градусов холода в радиусе двадцати метров.Потом мы долго убеждали друг друга не забывать и всегда иметь в виду, что в наше время буквально ежемесячно появляется масса технических новинок самого мирного назначения и с самыми неожиданными побочными свойствами, и свойства эти часто бывают таковы, что нарушения закона о запрещении производства оружия и боеприпасов становятся просто бессмысленными. Мы сделались очень осторожными с новыми видами вооружения, применяемыми различными экстремистами, и спустя всего год попались на другом,когда принялись искать изобретателей таинственной аппаратуры, с помощью которой браконьеры выманивали птеродактилей далеко за пределы заповедника в Уганде,и нашли остроумную самоделку из детской игрушки «встань-сядь» и довольно распространенного медицинского прибора.А вот теперь мы поймали слег- сочетание стандартного приемника, стандартного тубусоида и стандартных химикалий с очень стандартной горячей водопроводной водой.

Короче говоря,тайные фабрики искать не придется,подумал я. И на том спасибо.Придется искать ловких и беспринципных спекулянтов,которые очень тонко чувствуют,что живут в Стране Дураков.Как трихины в свиной ляжке… Пять-шесть предприимчивых корыстолюбцев. Невинный коттедж где-нибудь на окраине. Пойти в универсальный магазин,купить за пятьдесят центов вакуумный тубусоид, содрать с него целлофановую упаковку и переложить в изящную коробку со стекловатой. И продать («только по знакомству и только вам!») за пятьдесят марок.Правда,имел место еще изобретатель. И даже не один. Наверняка не один… Но они вряд ли выжили:это вам не манок для птеродактилей…И вообще разве дело в спекулянтах?… Ну продадут они еще сорок слегов,ну сто. Даже в Городе Дураков должны же сообразить,наконец,что к чему. И когда это случится, слег начнет распространяться,как пожар. И позаботятся об этом прежде всего моралисты из «Радости жизни». А потом выступит доктор Опир и заявит, что, по данным науки, слег способствует ясности мышления и незаменим в борьбе против алкоголизма и плохого настроения И вообще идеал будущего- это огромное корыто с горячей водой… И слово «слег» перестанут писать на заборах…Вот кого надо брать за глотку, если вообще кого-нибудь брать,подумал я. Не в спекулянтах же беда.В конце концов,спекулируют всегда только тем товаром, на который есть спрос.Но Мария-то все равно пошлет нас ловить спекулянтов, подумал я уныло.

В дверь постучали.В кабинет вошел Оскар,и он был действительно не один. С ним был сам Мария, плотный, седой, как всегда, в темных очках и с толстой тростью, смахивающий на ветерана, потерявшего зрение. Оскар самодовольно улыбался.

— Здравствуйте, Иван,- сказал Мария.- Познакомьтесь, это ваш дублер Оскар Пеблбридж. Из юго-западного отделения.

Мы пожали друг другу руки. Что мне всегда не нравилось в нашем Совете Безопасности,так это множество замшелых традиций, а из всех традиций больше всего меня бесила идиотская система перекрестной конспирации, из-за которой мы постоянно перехватываем друг у друга агентуру,бьем друг другу физиономии и сплошь и рядом стреляем друг в друга, и довольно метко. Не работа, а игра в сыщики-разбойники, ну их всех в болото…

— Я вас собирался сегодня брать, — сообщил Оскар. — В жизни не видел более подозрительного субъекта.

Я молча вынул из кармана пистолет,разрядил его и бросил в ящик стола.Оскар следил за мной с одобрением. Я сказал, обращаясь к Марии:

— Я догадываюсь что следствие бы просто провалилось,не начавшись,если бы я знал об Оскаре. Однако должен сообщить, что вчера я его чуть не искалечил.

— Я вас так и понял, — сказал Оскар самодовольно.

Мария кряхтя уселся в кресло.

— Никак не могу припомнить случая,- сказал он, — чтобы Иван был чем-либо доволен.А между тем конспирация- это основа нашей работы… Возьмите стулья, оба, и садитесь… Вы,Оскар,не имели права дать себя покалечить,а вы, Иван, не имели права дать себя арестовать. Вот как надлежит смотреть на эти вещи… А это что тут у вас?- сказал он, снимая темные очки над слегами. — Между делом занялись радиотехникой? Похвально, похвально…

Я понял,что они ничего не знают.Оскар листал записную книжку,где у него все было зашифровано личным кодом,и,по-видимому, готовился делать сообщение, а Мария водил мясистым носом над слегами, держа очки в поднятой руке. В этом зрелище было нечто символическое.

— Итак,агент Жилин заполняет свой досуг радиотехникой,- проговорил Мария, надевая очки и откидываясь в моем кресле.- У него много досуга, он перешел на четырехчасовой рабочий день… А как обстоит дело со смыслом жизни, агент Жилин? Вы, кажется, его нашли? Надеюсь, вас не придется увозить, как агента Римайера?

— Не придется,- сказал я.- Я не успел втянуться. Римайер вам что-нибудь рассказывал?

— Нет, что вы!- произнес Мария с огромным сарказмом.- Зачем? Ему приказали выследить наркотик,он его выследил,воспользовался и теперь,видимо, полагает, что исполнил свой долг… Он сам стал наркоманом, понимаете?- сказал Мария. — Он молчит! Он накачался этим зельем до ушей и говорить с ним бесполезно! Он бредит, что убил вас, и все время просит радиоприемник…- Мария запнулся и посмотрел на радиоприемники. — Странно,- сказал он. Он посмотрел на меня. — Впрочем, я люблю порядок. Оскар прибыл сюда первым, у него есть кое-какие соображения- как по поводу снадобья,так и по поводу операции. Начнем с него.

Я взглянул на Оскара.

— По поводу какой операции?

— Черт знает что… — сказал Мария.

— Захват центра, — объяснил Оскар. — Вы еще не напали на центр?

Ловля начинается, подумал я и сказал:

— Нет, не напал. На центр я не напал. Но…

— По порядку, по порядку,-строго сказал Мария и похлопал ладонью по столу. — Начинайте, Оскар, а вы, Иван, слушайте внимательно и готовьте свои соображения. Если вы еще способны соображать…

Оскар начал. По-видимому, он был хороший работник. Он действовал быстро, энергично и целеустремленно.Правда, Римайер обвел его вокруг пальца так же, как и меня. Но Оскару тем не менее удалось многое. Он понял, что искомое «снадобье» называют слегом.Он очень быстро понял связь слега с «Девоном». Он понял,что ни рыбари,ни перши, ни грустецы не имеют к нам никакого отношения. Он превосходно понял, что в этом городе практически невозможно сохранить какую бы то ни было тайну. Ему удалось даже втереться в доверие к интелям, и он твердо установил, что в городе существуют всего две действительно тайные организации: меценаты и интели. И поскольку меценаты исключались, оставались только интели…

— Это не противоречило создавшемуся у меня убеждению,- говорил Оскар,- что единственные люди в городе,способные вести научные или квазинаучные изыскания и имеющие доступ к лабораториям, это студенты и преподаватели университета.Правда,заводы города тоже имеют лаборатории. Таких лабораторий всего четыре,и я обследовал их все.Эти лаборатории сугубо специализированы и загружены текущей работой до предела.Поскольку заводы работают круглосуточно,не было никаких оснований предполагать,что заводские лаборатории могут стать центрами производства слега. А вот из семи лабораторий университета две явно окружены атмосферой тайны.Что там делается, выяснить мне не удалось, однако я взял на заметку трех студентов, которые, как мне кажется, должны знать это наверняка…

Я слушал его очень внимательно,поражаясь,как много он успел здесь, но мне было уже ясно, в чем его главная ошибка. Я понимал, что он шел по ложному следу, и вместе с тем во мне зрело смутное ощущение еще более значительной ошибки, главной ошибки, ошибки в изначальной схеме Совета.

— …И я пришел к представлению,- говорил Оскар,- о существовании полугангстерской организации вертикального типа с четкими разделениями функций отдельных групп. Производственная группа занимается изготовлением и совершенствованием слега… Должен вам сказать, что слег, чем бы он ни был, совершенствуется: мне удалось установить,что в самом начале «Девон» не применялся… Далее, коммерческая группа занимается распространением слега, а боевая группа терроризирует население и пресекает возникающие разговоры о слеге. Запуганность обывателей…

И тут я все понял.

— Одну минуту,- сказал я.- Оскар, вы гарантируете, что в городе всего две тайные организации?

— Да,- сказал Оскар.- Только меценаты и интели.

— Продолжайте, Оскар, — сказал Мария недовольно. — Иван, я попросил бы не перебивать.

— Виноват, — сказал я.

Оскар продолжал говорить, но я его больше не слушал. В мозгу у меня словно вспыхнуло что-то. Традиционная изначальная схема всех наших мероприятий с ее непременной аксиомой о существовании разветвленной организации злоумышленников разлетелась в пыль, и я только удивлялся, как я раньше не усмотрел всей ее глупой сложности для этой простой страны. Не было тайных мастерских, охраняемых угрюмыми личностями с кастетами, не было осторожных, лишенных принципов деловых людей,не было коммивояжеров с двойными воротничками,набитыми контрабандой,и зря Оскар вычерчивал эту красивую схему из кружков и квадратиков,соединенных путаницей линий, с надписями «Центр», «Штаб» и многочисленными вопросительными знаками. Нечего было разрушать и сжигать, некого было брать и высылать на Баффинову землю. Была современная промышленность бытовых приборов,государственные магазины,где слеги продавались по пятьдесят центов, и были- вначале- один-два не лишенных изобретательности человека,изнывающих от безделья и жаждущих новых впечатлений,и была средних размеров страна,где изобилие было когда-то целью, да так и не стало средством. И этого оказалось вполне достаточно.

Кто-то по ошибке вставил в приемник слег вместо гетеродина и залег в ванну понежиться,послушать хорошую музыку или узнать последние новости,- и началось.Поползли слухи,в мусоропроводы посыпались останки фоноров, потом до кого-то дошло, что слеги можно добывать не из фоноров, а просто покупать в магазинах,и кто-то догадался применить ароматические соли, и кто-то пустил в ход «Девон»,и люди начали умирать в ваннах от нервного истощения, и статистический отдел Совета Безопасности подал в Президиум совершенно секретный доклад,и сразу обнаружилось,что все умертвия произошли с туристами, побывавшими в этой стране, и что в этой стране таких умертвий больше,чем в любом другом месте Планеты. И как это часто бывает, на хорошо проверенных фактах построили неверную теорию,и нас, строго законспирированных, одного за другим послали сюда раскрывать тайную шайку торговцев новым,неизвестным наркотиком, и мы прибыли сюда, и делали тут глупости,и как это всегда бывает,никакой труд не пропал даром, и если искать виноватого,то виноваты все,от мэра до Римайера,а раз все, то значит — никто, и теперь надо…

— Иван, — раздраженно сказал Мария. — Вы заснули?

Они оба смотрели на меня. Оскар протягивал мне блокнот со схемой. Я взял блокнот и бросил его на стол.

— Послушайте,- сказал я.- Оскар,конечно,молодчина,но мы опять сели в лужу… Оскар,вы так много увидели,и вы ничего не поняли. Если в этой стране и есть люди,ненавидящие слег,то это интели.Интели не гангстеры, это отчаявшиеся люди, патриоты… У них одна задача- расшевелить это болото.Любыми средствами. Дать этому городу хоть какую-нибудь цель,заставить его оторваться от корыта… Они жертвуют собой,понимаете? Они вызывают огонь на себя, пытаются возбудить в городе хоть одну общую для всех эмоцию,пусть хотя бы ненависть… Неужели вы не слыхали о слезогонке,о расстрелах дрожек?…И в лабораториях они изготовляют не слег,они там делают бомбы,варят слезогонку… И вообще нарушают закон о военной технике. Они путч готовят на двадцать восьмое, а слег- вот!

Я сунул им каждому по слегу и тут же выложил все, что я по этому поводу думаю.

Сначала они слушали меня с недоверием. Потом они уставились на слеги и не сводили с них глаз,пока я не закончил,а когда я закончил, они довольно долго молчали.Мария держал свой слег,как жужелицу.На лице его было неудовольствие. Оскар сказал:

— Вакуумный тубусоид… Гм… Действительно… И приемники… В этом что-то есть…

Мария сунул слег в нагрудный карман и решительно объявил:

— Ничего в этом нет. То есть я вами, конечно, доволен, Иван, вы, видимо, нашли то,что нужно,но работать вам не в Совете,а в Комиссии мировых проблем. Они там обожают философствовать, и по сей день ничего полезного не сделали. А вы работаете у нас уже десять лет, но так и не осознали простой истины: если есть преступление, значит, есть и преступник…

— Это неверно, — сказал я.

— Это верно!-сказал Мария.- Не затевайте со мной спора,вечно вы спорите!… Молчите, Оскар, сейчас говорю я. И я спрашиваю вас, Иван: какой толк в вашей версии? Что вы предлагаете делать? Только конкретно, пожалуйста. Конкретно!

— Конкретно… — проговорил я.

Да, моя версия им не подходила. Они, наверное, даже не считали ее версией. Для них это была философия.Они были люди,так сказать, решительного действия, гиганты немедленных решительных мер. Они не давали спуску. Они рубили узлы и срывали дамокловы мечи.Они принимали решение быстро, а приняв, больше уже не сомневались.Они не умели иначе.Это было их мировоззрение… И это только я так считал,что их время прошло… Терпение, подумал я.Мне понадобится очень много терпения… Я понял вдруг, что логика жизни снова отрывает от меня моих лучших товарищей и что теперь мне будет особенно плохо,потому что решения этого спора придется ждать долго, очень долго… Они смотрели на меня.

— Конкретно… — повторил я. — Конкретно я предлагаю план восстановления и развития человеческого мировоззрения в этой стране.

Оскар неприязненно сморщился, а Мария сказал желчно:

— Ха-ха! Я говорю с вами серьезно.

— Я тоже. Нужны не сыщики и не опергруппы с автоматами.

— Нужно решение! — сказал Мария. — Не разговоры, а решение!

— Я предлагаю именно решение, — сказал я.

Мария побагровел.

— Нужно спасать людей,- сказал он.- Души мы будем спасать потом, когда спасем людей… Не раздражайте меня, Иван!

— Пока вы будете восстанавливать мировоззрение,- сказал Оскар,- люди будут умирать или становиться идиотами.

Я не хотел спорить, но все-таки сказал:

— До тех пор,пока человеческое мировоззрение не будет восстановлено, люди будут умирать и становиться идиотами, и никакие опергруппы здесь не помогут… Вспомните Римайера, — сказал я.

— Римайер забыл свой долг! — яростно сказал Мария.

— Вот именно!- сказал я.

Мария захлопнул рот и,сорвав очки,некоторое время молча вращал глазами. Он был, несомненно, железный человек: просто-таки видно было, как он загоняет свое бешенство в желчный пузырь. Через минуту он был уже совершенно спокоен и мирно улыбался.

— Да,-сказал он.-Я,кажется,вынужден признать,что разведка как общественный институт окончательно деградировала.Видимо,последних настоящих разведчиков мы перебили во время путчей."Нож» Данцигер,"Бамбук» Савада, «Кукла» Гровер, «Козлик» Боас… Да,они продавались и покупались,у них не было родины,они были подонками, люмпенами, но они работали! «Сириус» Харам… Он работал на четыре разведки,он был мерзавец.Он был грязная скотина.Но если он давал информацию, то это была настоящая информация, ясная, точная и своевременная. Помню, я приказал повесить его, не испытывая никакой жалости, но, когда я смотрю на сегодняшних моих сотрудников,я понимаю,какая это была потеря… Ну хорошо, ну не удержался человек,стал наркоманом,в конце концов «Бамбук» Савада тоже был наркоманом. Но зачем писать лживые донесения? Ну не пиши их вообще, уволься, извинись… Я приезжаю в этот город в глубокой уверенности, что знаю его досконально,потому что у меня здесь уже десять лет сидит опытный,проверенный резидент.И вдруг выясняю,что ровно ничего не знаю. Каждый местный мальчишка знает, кто такие рыбари. А я не знаю! Я знаю только, что организация «КВС», занимавшаяся примерно тем же,чем занимаются нынешние рыбари, была расформирована и запрещена три года назад. Я знаю это из донесений моего резидента. А в местной полиции мне сообщают, что общество «ДОЦ» возникло два года назад, и этого из донесений моего резидента я уже не узнал… Я беру элементарный пример,мне в конце концов нет никакого дела до рыбарей,но это же превращается в стиль работы!Донесения задерживаются,донесения лгут, донесения дезинформируют… Донесения,наконец,просто выдумываются!Один явочным порядком увольняется из Совета и не считает нужным сообщить об этом своему начальнику, ему, видите ли, надоело, он все собирался сообщить, да как-то не нашел времени… Другой,вместо того чтобы бороться с наркотиками, сам становится наркоманом… А третий философствует!

Он горестно мне покивал.

— Поймите меня правильно, Иван, — продолжал он. — Я не против философствований. Но философия- это одно, а наша работа- это совсем другое. Ну посудите сами, Иван, если нет тайного центра, если имеет место стихийная самодеятельность, то откуда эта скрытность? Эта конспирация? Почему слег окружен такой таинственностью?Я допускаю,что Римайер, молчит потому, что его мучают угрызения совести вообще и в частности за вас, Иван. Но остальные? Ведь слег не запрещен законом,о слеге знают все, и все таятся. Вот Оскар не философствует, он полагает, что обывателя просто запугивают. Это я понимаю. А что полагаете вы, Иван?

— У вас в кармане,- сказал я,- лежит слег. Идите в ванную. «Девон» на туалетной полочке — таблетку в рот, четыре в воду. Водка в шкафчике. Мы вас подождем с Оскаром.А потом вы нам расскажете- громко, вслух, своим товарищам по работе и подчиненным- о своих ощущениях и переживаниях.А мы…Вернее, Оскар пусть послушает, а я, так и быть, выйду.

Мария надел очки и воззрился на меня.

— Вы полагаете, что я не расскажу? Вы полагаете, что я тоже пренебрегу служебным долгом?

— То,что вы узнаете, не будет иметь никакого отношения к служебному долгу. Служебный долг вы,может быть,нарушите потом.Как Римайер. Это слег, товарищи. Это машинка, которая будит фантазию и направляет ее куда придется, а в особенности туда,куда вы сами бессознательно- я подчеркиваю: бессознательно -не прочь ее направить.Чем дальше вы от животного,тем слег безобиднее,но чем ближе вы к животному, тем больше вам захочется соблюсти конспирацию. Сами животные вообще предпочитают помалкивать.Они знай себе давят на рычаг.

— На какой рычаг?

Я объяснил им про крыс.

— А вы сами-то пробовали? — спросил Мария.

— Да.

— И что?

— Как видите, помалкиваю, — сказал я.

Некоторое время Мария сопел. Потом он сказал:

— Ну, я не ближе к животному, чем вы… Как это вставить?

Я зарядил приемник и подал ему. Оскар следил за нами с интересом.

— С богом, — сказал Мария. — Где тут ванная? Заодно помоюсь с дороги.

Он заперся в ванной, и было слышно, как он там все роняет.

— Странное дело, — сказал Оскар.

— Это вообще не дело,- возразил я.- Это кусок истории, Оскар, а вы хотите засунуть его в папку с тесемками. А это вам не гангстеры. Ясно даже и ежу, как говаривал Юрковский.

— Кто?

— Юрковский Владимир Сергеевич.Был такой известный планетолог, я с ним работал.

— А-а,- сказал Оскар.- Между прочим, на площади напротив «Олимпика» стоит памятник какому-то Юрковскому.

— Это тот самый и есть.

— Правда?- сказал Оскар.- А впрочем, вполне возможно. Только памятник ему воздвигли не за то, что он был известным планетологом. Он просто впервые в истории города сорвал банк в электронную рулетку. Такой подвиг было решено увековечить.

— Я ожидал чего-нибудь в этом роде,- пробормотал я. Мне было тоскливо.

В ванной зашумел душ, и вдруг Мария заорал ужасным голосом. Сначала я решил,что он пустил ледяную воду вместо теплой, но он орал не переставая, а потом принялся ругаться страшными словами.Мы с Оскаром переглянулись. Оскар был в общем спокоен, он решил, что так проявляется действие слега, и на лице его возникло сочувственное выражение.Бешено лязгнула задвижка,дверь ванной с треском откатилась, в спальне зашлепали мокрые пятки, и голый Мария ввалился в кабинет.

— Вы что- идиот? — заорал он на меня. — Что за грязные шутки?

Я обмер. Мария был похож на чудовищную зебру. Его упитанное тело покрывали вертикальные ядовито-зеленые потеки. Он орал и топал ногами, от него летели изумрудные брызги. Когда мы пришли в себя и осмотрели место происшествия, выяснилось, что душевой конус забит губкой, пропитанной зеленым лаком, и я вспомнил записку Лэна,и понял, что это Вузи. Инцидент исчерпывался долго. Мария считал, что это издевательство и хамское нарушение субординации.Оскар ржал. Я тер Марию щеткой и объяснялся. Потом Мария заявил, что теперь уж он никому не верит и испытает слег дома.Он оделся и принялся обсуждать с Оскаром план блокады города.

А я мыл ванну и думал,что моя работа в Совете Безопасности на этом заканчивается,что мне будет плохо и мне уже плохо,что я не знаю,с чего нужно начинать,что мне хочется включиться в обсуждение плана блокады,но хочется не потому, что я считаю блокаду необходимой, а потому, что это так просто, гораздо проще,чем вернуть людям души,сожранные вещами, и научить каждого думать о мировых проблемах,как о своих личных. «…Изолировать этот гнойник от мира, изолировать жестко- вот и вся наша философия»,- вещал Мария. Это предназначалось мне. А может быть, и не только мне. Ведь Мария умница. Он наверняка понимает,что изоляция- это всегда оборона, а здесь надо наступать. Но наступать он умел только опергруппами, и ему, наверное, было неловко в этом признаться.

Спасать. Опять спасать.До каких же пор вас нужно будет спасать? Вы когда-нибудь научитесь спасать себя сами? Почему вы вечно слушаете попов, фашиствующих демагогов,дураков опиров? Почему вы не желаете утруждать свой мозг? Почему вы так не хотите думать? Как вы не можете понять, что мир огромен,сложен и увлекателен?Почему вам все просто и скучно?Чем же таким ваш мозг отличается от мозга Рабле, Свифта, Ленина, Эйнштейна, Строгова? Когда-нибудь я устану от этого, подумал я. Когда-нибудь у меня не хватит больше сил и уверенности. Ведь я такой же, как вы! Только я хочу помогать вам, а вы не хотите помогать мне…

Рюг и Лэн пришли ко мне после уроков,и Лэн сказал:«Мы уже решили,Иван.Мы поедем в Гоби,на магистраль».У Лэна был рыжий пух на губе и большие красные руки,и было видно,что про магистраль придумал именно он,и совсем недавно, минут десять назад.Рюг,как обычно,молчал,и жевал травинку, и внимательно рассматривал меня спокойными серыми глазами.Совсем стал квадратный, подумал я про него и сказал: «Превосходная книга,правда?»- «Ну да,-сказал Лэн.- Мы сразу поняли, куда надо ехать».Рюг молчал. «Зной и смрад стоят в тени этих чернорабочих драконов,-сказал я на память.- Они жуют все под собою- старую монгольскую кумирню и кости двугорбого животного,павшего когда-то в песчаной буре…»- «Да»,- сказал Лэн,а Рюг все жевал травинку. «Каждый раз,- продолжал я (уже из Ичиндаглы),-когда солнце занимает на небе математически точно определенное положение,на востоке расцветает мираж странного города с белыми башнями,которого никто еще не видел наяву…»-«Надлежит увидеть это своими глазами»,-сказал Лэн и засмеялся. «Друг мой Лэн,-сказал я,-это слишком увлекательно и,следовательно,слишком просто.Вы сами увидите,что это слишком просто,и это будет неприятное разочарование…» Нет,я не так сказал. «Друг мой Лэн,-сказал я,- ну что это за мираж!Вот я семь лет назад в доме твоей матери увидел действительно прекрасный мираж:вы оба стояли передо мной уже почти взрослые…»

Нет,это я говорю для себя,а не для них.Надо сказать не так. «Друг мой Лэн,- сказал я.- Семь лет назад ты объяснил мне,что твой народ проклят.Мы пришли сюда и сняли проклятье с тебя,Рюга и со многих других детей,у которых не бывает родителей.А теперь ваша очередь снимать проклятье,которое…».Будет очень трудно объяснить.Но я объясню.Так или иначе я им объясню.Мы с детства знаем о том,как снимали проклятье на баррикадах,и о том,как снимали проклятье на стройках и лабораториях,а вы снимите последнее проклятье,вы, будущие педагоги и воспитатели.В последней войне,самой бескровной и самой тяжелой для ее солдат.

Наверху визгливо закричала Вузи,тонко и жалобно заплакал Лэн. В кабинете что-то бубнил Оскар. А я вдруг подумал, что теперь не уеду отсюда. Я здесь всего три дня,я не знаю,с чего здесь надо начинать и что должен делать, но я не уеду отсюда, пока мне позволяет закон об иммиграции. А когда он перестанет позволять, я его нарушу.