Трость судьбы

Глава пятая

ЧИТАТЕЛЬ! Осмелишься ли ты еще раз войти в пещеру великого чародея? Если сердце твое не преисполнено отваги, воздержись: не читай дальше. Высоко в воздухе висели силуэты двух черных кошек; между ними была сова, сидящая на омерзительной гадюке, которая парила в полумраке сама по себе.

Пауки ползали по длинным седым волосам великого астролога, когда он писал золотыми буквами ужасное заклинание на волшебном свитке, свисавшем изо рта смертельно ядовитой гадюки. Странная фигура, похожая на оживленную картофелину с руками и ногами, зависла над волшебным свитком и, похоже, читала слова вверх тормашками. Чу!

Пронзительный крик прокатился по пещере от стены к стене, пока не затих в ее каменных сводах. Ужас! И все-таки сердце чародея не дрогнуло, только мизинец слегка дернулся три раза, и один из его седых волосков поднялся из копны волос, выпрямившись от страха; еще один последовал бы его примеру, но на нем висел паук, и волосок остался на месте.

Вспышка таинственного света, черного, как самое черное-черное дерево, теперь заполнила всю пещеру, и в его мгновенном проблеске видно было, как сова моргнула один раз. Мрачное знамение! Не зашипела ли поддерживающая ее змея? О нет! Это было бы слишком ужасно! В глубокой мертвой тишине, которая последовала за этим волнующим событием, был отчетливо различим одинокий чих, который издала левая кошка. Отчетливо. Теперь чародей и впрямь задрожал.

— Мрачные духи бездонной бездны! — пробормотал он таким запинающимся голосом, словно его старческие конечности вот-вот ему откажут. — Я не звал тебя: почему же ты явилась?

И картофелина ответила ему глухим голосом:

— Ты звал! — И наступила тишина.

Чародей в ужасе отшатнулся. Что! Чтобы тебе бросила вызов какая-то картошка! Ни за что! Он в тоске ударил кулаком в немощную грудь и затем, собравшись с силами, закричал:

— Попробуй вымолвить еще хоть слово, и я тебя сразу же сварю! — Наступила зловещая пауза, длинная, неясная и загадочная. Что же будет? Картофелина громко всхлипнула, и было слышно, как ее крупные льющиеся струями слезы тяжело хлюпают о каменистый пол. Затем медленно, отчетливо и жутко прозвучали ужасные слова: «Гобно стродгол елок слаболго!» и затем низкий шипящий шепот: «Пора!»

— Загадка! Страшная загадка! — простонал охваченный ужасом астролог. — Русский боевой клич! О Слогдог! Слогдог! Что же ты наделал? — Он стоял, замерев в ожидании, трепеща; но его ухо не улавливало ни звука; ничего, кроме беспрестанной капели далекого водопада. Наконец какой-то голос произнес: «Сейчас», и сразу же правая кошка с тяжелым глухим звуком свалилась на землю. Потом появился Ужасный Силуэт, неясно маячивший в темноте: он приготовился заговорить, но всеобщий крик «штопоры!» эхом пронесся по пещере, три голоса одновременно закричали «да!», и воссиял свет. Слепящий свет, такой сильный, что чародей, содрогнувшись, закрыл глаза и сказал:

— Это сон, о, значит, я могу в любой момент проснуться! — Он поднял голову, и пещера, Силуэт, кошки — все исчезло: перед ним не осталось ничего, кроме волшебного свитка и пера, палочки красного сургуча и зажженной восковой свечи.

— Августейшая картофелина! — пробормотал он. — Я повинуюсь твоему могущественному голосу. — Затем, запечатывая сургучом таинственный свиток, он позвал посыльного и наказал ему: — Поспеши, если тебе дорога жизнь, гонец! Поспеши! поспеши! если дорога жизнь, гонец! поспеши! — были последние слова, эхо которых испуганный посыльный слышал в своих ушах, пуская коня во весь опор.

После чего, испустив тяжелый вздох, великий чародей вернулся в мрачную пещеру, глухо бормоча:

— А теперь займемся жабой!