Тропы Трояна

Глава 2

Константинополь. Весна. 1148 от Р.Х.

Указание императора было получено, и патриарх Николай Музалон стал действовать. С венгерскими делами все было достаточно просто. Ведь византийская шпионская сеть, которая опиралась на проповедников ортодоксальной церкви, коих при дворе короля Гезы Второго и в свитах местной аристократии с каждым годом становилось все больше, оказывала помощь дипломатам императора. А они, в свою очередь, знали, что и кому сказать, и какие подарки поднести, дабы властитель Венгрии склонился к походу на Балканы, а не в ослабленную Священную Римскую империю.

Другое дело русские княжества. Киев был отделен от империи морем и проход по Днепру мог быть опасен, ибо часто перекрывался степными разбойниками-половцами и славянскими повольниками, которые сами себя называли бродники. По этой причине надежной связи с Русью никогда не было. Хотя империя, да и славяне, неоднократно пытались взять речные и морские пути под жесткий контроль. Но это удавалось не всегда и сейчас, когда патриарху требовалась точная информация о событиях на севере, ее не было. А та, что имелась, устарела, поскольку Лукоморская и Поднепровская орды половцев весь прошлый год находились в состоянии войны с ромеями. Правда, уже в этом, одна тысяча сто сорок восьмом году от Рождества Христова, с ними было заключено перемирие. Однако сути это не меняло. Достоверной информации было мало и все, что патриарх точно знал, укладывалось на одном листочке папируса. Русские епископы желают отделения от Константинополя, и иначе как церковный сепаратизм назвать это было нельзя. Допустить раскол, значило утерять немалую часть доходов и растерять уважение. После чего примеру славян могли последовать другие дальние анклавы ортодоксальной церкви. Поэтому требовалось задавить великого князя Изяслава Мстиславича, поставить в Киеве своего митрополита и разогнать недовольных Константинополем епископов по глухим скитам. Вот только для этого нужна поддержка местных князей и священнослужителей, и наиболее влиятельным среди них был новгородский епископ Нифонт. Весьма уважаемая личность и, что немаловажно, сам русич, который, согласно последним известиям из Киева, был задержан великим князем в столице и томился в одном из монастырей. По этой причине, прежде чем собрать группу, которая должна отправиться на Русь, патриарх написал Нифонту официальное письмо:

«Со Святым Духом сыну и сослужебнику нашего смирения радоваться о Господе, доброму пастырю Христова стада словесных овец, господину епископу Великого Новгорода Нифонту.

Слышали мы, господин, о твоем праведном страдании во имя Бога от митрополита Клима, который взял Киевскую митрополию своим соизволением и без нашего благословения, а ты, честный отче, запрещал ему сию великую дерзость, не хотел с ним служить, и не поминал его в своих молитвах. За это ты претерпел от него много зла и укоризны, словно святой. И ты страдал, и терпел ради Божьей правды от аспида Клима и его злых советников, и за это будешь отмечен Богом, брат, и причислен к прежним святым, поскольку пострадал за веру, как святители Русской земли, но всем показал образец своего терпения. Мир тебе, отче, и нашего смирения, страдалец Христов. Будь благословен во веки. Аминь».

Это было открытое послание, которое должно разойтись по всем землям славян и показать, что патриарх помнит о Нифонте, ценит епископа и поддерживает. А помимо того патриарх написал еще несколько тайных писем. Одно своему доброму знакомому, с которым он близко сошелся еще на Кипре, епископу полоцкому Козьме. Другое было адресовано галицким священнослужителям и князю Владимирко Володаревичу. Третье предназначалось суздальскому князю Юрию Долгорукому и его второй жене, ромейке по происхождению. А четвертое, Николай Музалон хотел отправить своему родственнику князю Святославу Ольговичу, чья мать, Феофания Музалон, являлась родной теткой нынешнего патриарха. Все люди, которым писал Николай Четвертый, были обязаны действовать заодно, и верховный священнослужитель Восточной Римской империи знал, что они поступят по его совету, объединятся и вновь вернут русскую церковь под контроль Константинополя.

После этого пришел черед собирать посольство, на деле, шпионскую миссию, которой предстояло способствовать друзьям империи и вредить ее врагам, и это тоже было сделано быстро. Всего патриарх намеревался отправить на Русь полтора десятка священнослужителей в сане диакона и протопопа, а старшим над ними поставил пресвитера Исаака Комита, весьма преданного ему человека, на которого он мог положиться. Кроме того, по воле императора Мануила, в эту группу включалось девять гражданских чиновников, профессиональных разведчиков. Однако главным над шпионами предстояло стать военному, спафарию Андронику Врану, родному сыну знаменитого друнгария Димитрия Врана.

Вроде бы все. Люди готовы, указания даны и письма скреплены печатями. Однако отправка миссии задерживалась, а потом совершенно неожиданно к ней присоединилось еще несколько человек…

В Константинополь прибыло посольство от молодого германского короля, который искал поддержки императора Мануила. Но вместе с доверенными людьми Генриха Беренгара появился и полномочный посланец папы римского легат Гвидо Флорентийский, а так же несколько рыцарей из свиты провозглашенного после гибели святым Бернарда Клервоского. И пока германцы добивались аудиенции императора, легат и один из рыцарей-крестоносцев появились в соборе Святой Софии, где находилась резиденция патриарха, и он их принял.

Николай Музалон встретил легата и сопровождавшего его воина неофициально. Патриарх расположился в своих личных покоях, за рабочим столом, и делал вид, что занят и читает доклад великого сакеллария, главного управляющего и казначея церкви. Однако когда перед ним предстали гости, то он спрятал документ в ящик стола.

Первым посетителем был легат Гвидо Флорентийский, низкорослый и полноватый цистерианец в традиционном белом балахоне с капюшоном. Знакомая патриарху личность, хитрая и наглая сволочь, которою Николай недолюбливал, но воспринимал как умелого политика. А вот когда взгляд Музалона упал на второго гостя, то он невольно вздрогнул, и его душу захлестнула волна из нескольких противоречивых чувств: брезгливости, жалости, презрения и глубокого уважения. Почему так? Да потому, что это был уродливый калека. Среднего роста сгорбленный человек с ошметками волос на голове и многочисленными ожогами по всему лицу. Левая рука рыцаря была скрючена, и он сильно прихрамывал на правую ногу. А когда воин открыл рот, то патриарх увидел, что у него нет нескольких зубов. И все вместе это производило настолько неприятное впечатление, что Николай Музалон пожалел о своем решении принять папского легата и рыцаря прямо сейчас.

Впрочем, патриарх быстро собрался, успокоился и машинально перекрестился. Он был готов к серьезному разговору и Гвидо Флорентийский это понял, а потому слегка поклонился, достал из-под балахона свернутую в трубку бумагу и, после взаимных приветствий, перешел к делу:

– Папа римской Евгений Третий шлет привет своему брату во Христе патриарху Николаю Музалону, и надеется, что в столь трудный для всех христиан момент, когда враги окружают нас со всех сторон, восточная церковь окажет помощь западной.

Сказав это, легат сделал шаг вперед и положил перед ромеем перетянутое красной тесьмой послание духовного лидера всех католиков. После чего патриарх кивнул и спросил:

– И чего же именно желает наш брат во Христе Евгений? Может быть, воинов для сражений с неверными или наемников для возращения в Рим, откуда безбожный еретик Арнольд Брешианский выгнал большую часть кардиналов? Так у нас нет собственных воинских отрядов, ибо мы мирные люди, такие, какими нам завещал быть Господь.

– Нет. Дело в северных язычниках.

– Хм! – патриарх нахмурился. – Венеды далеко от нас, мы не в состоянии воевать с ними, и у нас нет миссионеров, которые готовы отправиться в их земли и погибнуть, словно святые великомученики.

– Католический мир не просит бойцов, ибо понимает, что империя сама нуждается в них. Поэтому наместник Бога на земле, папа римский, желает иного. Во время Северной войны язычникам помогали русские христиане. А поскольку мира с дьяволопоклонниками не будет, папа заинтересован в том, чтобы это не повторялось. При этом нам известно, что русские епископы стремятся отделиться от Константинополя, и Евгений Третий считает, что объединив наши усилия, обе христианские церкви достигнут нужного им результата, победы над злом. Как говорит древняя латинская пословица: «Помогая другу – помогаешь себе».

«Вот, значит, что у католиков на уме, – подумал Музалон. – Они хотят проникнуть на Русь и не просто так, а при моей поддержке. Это нам ненужно, ибо делиться своим влиянием на русских империя не намерена. Но если отказать Евгению, который желает отрезать проклятых венедов от богатого Новгорода, его люди все равно отправятся в путь, не по морю, так через Польшу. Однако я это уже контролировать не смогу. Так что, если меня просят о помощи, то отчего бы не помочь братьям по вере? Тем более что посольство в Киев уже собрано и спафарий Вран вместе с пресвитером Исааком присмотрят за католиками. Ну и, конечно же, они вычленят агентуру католиков в Киеве и других городах. Ведь не может ее не быть? Да, она есть. Значит, предложение папы можно принять».

– Это мудрая пословица, – Николай улыбнулся. – Но нам хотелось бы знать, чего именно будут добиваться католики на Руси.

– Для вас это не секрет, ваше святейшество, – легат слегка улыбнулся. – Ведь это мы просим вас о помощи, а не вы нас. Поэтому все свои действия посланцы папы будут согласовывать с вашими священнослужителями.

– Хорошо. И сколько людей вы собираетесь отправить к славянам?

– Пять рыцарей и двух купцов средней руки.

– Так мало? – удивился патриарх.

– Все рыцари паладины, благословленные самим святым Бернардом из Клерво.

Патриарх вновь кивнул. Про избранных бойцов французского аббата, святость которого были готовы признать даже восточные христиане, знали все и, конечно же, он, Николай Музалон. Это были очень сильные воины, каждый из которых стоил десятка рыцарей. Однако после гибели Бернарда они стали опасны, ибо в них была только война, и паладины горели жаждой убийства. Ну и, кроме того, рыцари могли поведать миру о деяниях своего аббата, которые можно истолковать весьма вольно и превратно. Вот папа римский и решил отправить их подальше от себя. Но кидает рыцарей не в явное сражение, а на тайную битву. Справятся ли они с этим? Время покажет, а пока патриарх продолжил разговор:

– Когда купцы и паладины, – патриарх запнулся и продолжил: – святого Бернарда смогут отправиться в путь?

– В любой момент, ибо все они со мной.

– Так-так, а кто станет ими командовать?

Гвидо Флорентийский кинул косой взгляд на исковерканного войной и многочисленными сражениями калеку, рядом с собой, и тот отозвался:

– Воинами Господа буду командовать я, рыцарь Седрик фон Зальх.

Слова паладина, словно повисли в воздухе, и в них была Сила. Хотя нет, правильней будет сказать, отголосок той великой и необоримой Силы, которой обладал Бернард из Клерво. Сам патриарх ничем подобным похвастать не мог, ибо его не посещала Богородица, и потому в сердце ромея проскользнул страх, будто он олень, который замер перед готовым к прыжку львом. Но вида опытный имперский интриган не подал, а сохранил спокойствие и спросил рыцаря:

– Скажи мне, рыцарь, ты был рядом с Бернардом во время Северной войны?

– Да, отче, – паладин уважительно опустил голову, хотя патриарх понимал, что для таких людей даже папа римский не очень серьезный авторитет, и это всего лишь вежливая маска.

– И свои ужасные раны ты получил в землях венедов?

– Да. Все они оттуда. Штурмы городов и кровавые схватки в заснеженных лесах не прошли для меня даром, а последняя битва едва не лишила ноги. Но Бог не оставил меня и я выжил, сохранил немного сил и здоровья, значит готов служить Ему, как и прежде.

– Ты видел, как погиб Бернард из Клерво?

– Нет. Я потерял много крови и разум мой помутился. Поэтому я увидел только яркую вспышку на холме, где находилась ставка короля Конрада Третьего и святого Бернарда. Потом я потерял сознание и лишь спустя две недели узнал о гибели великого аббата, который один сражался против тысяч язычников и сотен колдунов, и пал наземь только после коварного удара в спину, коим его сразили дьяволопоклонники.

– А ты как спасся?

– Меня подобрали древане, которые служили королю и во время битвы находились в лесу. Они посчитали, что если выйдут на соединение с войском католиков сами по себе, то их объявят дезертирами и казнят, а если со мной, то на них прольется золотой дождь.

– И ты вознаградил их?

– Нет. Я беден, как и подобает Воину Господа.

– Что же, ты достойный человек и настоящий христианин, рыцарь Седрик фон Зальх. Ты отправишься на Русь вместе с моими посланцами. Произойдет это через два-три дня. Но перед этим ты поговоришь с главными людьми в посольстве, коим должен будешь повиноваться.

– Да, ваше святейшество.

Музалон посмотрел на Гвидо Флорентийского:

– Это все?

– Это было главным, а еще есть вопросы, которые касаются Святой земли и расширения вашего влияния на Венгрию. Однако это мы можем обсудить один на один, без рыцаря.

– Пожалуй, вы правы, легат, – патриарх кивнул паладину и перекрестил его: – Ступай, воин, Бог с тобою.

Короткий и резкий поклон. Один из последних рыцарей Бернарда Клервоского развернулся и покинул кабинет патриарха…

Двери за спиной Седрика закрылись, и он оказался в длинном коридоре. После чего, прихрамывая, он медленно направился на выход, вышел во внутренний двор величественной Святой Софии и направился к воротам, которые охранялись не абы кем, а «варяжскими гвардейцами» императора. Почему так, Зальх не знал. Возможно, в главном соборе ортодоксов находилась особа императорской крови. Но ему это было и неважно. Просто он услышал, как пара варягов переговаривается на родном языке. Это был венедский. И Седрик за малым не выхватил из ножен меч и не накинулся на тех, кого привык считать своими кровными врагами.

Гвардейцы странное поведение латинского рыцаря-католика, который замер на месте, конечно же, заметили и моментально обступили Зальха со всех сторон. Закованные в превосходную броню, вооруженные топорами и мечами-спатами, варяги весело пересмеивались и речь варваров била по ушам паладина, словно тревожный набат, который заставлял его сердце клокотать от ненависти. Ярость стала заволакивать глаза Седрика, который постоянно винил себя, что не смог в трудную минуту придти на выручку своему покровителю и наставнику Бернарду Клервоскому, и в его голове промелькнула мысль:

«Будь, что будет. Ненавижу варваров! Убивать их надо! Смерть им!»

И кто знает, наверное, Зальх спровоцировал бы драку с наемными варягами, которые служили государю христиан за золото. Но рядом находились другие паладины, которые ожидали его и Гвидо Флорентийского, и один из них окликнул своего командира:

– Эй, Зальх!

Кровавая пелена в глазах рыцаря немного рассеялась и он, оскалившись, будто дикий зверь, подумал, что ему надо быть сдержанней, а затем, отпустив рукоять меча, решительно направился на другую сторону широкой улицы. Гвардейцы императора расступились и рассмеялись. Гогот здоровых мужчин, словно невидимое копье ударил в спину Седрика. Однако он не обернулся, а спокойно подошел к своим товарищам и оглядел их.

Четверо. Не считая Зальха, это были последние избранные воины Бернарда из Клерво и, вглядываясь в лица истинных Воинов Господа, которые без остатка посвятили себя великому служению, Седрик вспоминал о том, как они собирались вокруг него.

Первым в Бремене, где Зальх восстанавливал подорванное здоровье, появился рыцарь Лотар фон Винер, который отвозил письмо аббата Клерво в Сито. Затем прибыли два француза, которые находились на излечении в лагере возвращающихся на родину крестоносцев Людовика Седьмого, барон Роберт де Биот и рыцарь Карл де Флор. А последним объявился испанец Родриго Дуэрро, бывший разбойник и вор, который кровью врагов искупил все свои грехи, чудом уцелел в последнем сражении Северной войны и хотел отомстить за святого Бернарда.

Все эти паладины признали Седрика за главного и ждали его приказа. Для них Крестовый поход продолжался, и они были готовы зубами рвать ненавистных язычников. Однако Седрик не торопился. Он написал письмо легату Гвидо Флорентийскому и надеялся, что для него найдется какое-то по-настоящему серьезное дело, и оно нашлось.

Папский легат вызвал паладинов в Хильдесхейм, и когда они предстали перед ним, он объявил им волю святого престола. Рыцарям предписывалось отправиться на Русь, осмотреться, обзавестись полезными связями и знакомствами, и взять на заметку тех, кто помогает венедам: купцов, князей, воинов, мастеров и даже простолюдинов. После чего готовиться к уничтожению этих людей, которые являются пособниками Сатаны. А позже было решено, что паладины поедут в дальние края не сами, а вместе с ромеями. Разумеется, если ортодоксы пойдут навстречу католикам.

Этот приказ не понравился паладинам, которые не представляли себя в роли прознатчиков, а являлись ударной силой крестоносцев. Однако Гвидо Флорентийский их убедил, сказал, что это желание самого папы, поскольку каждый из них способен чувствовать врага на расстоянии, ведь с ними благословение самого Бернарда. Поэтому рыцари, скрипя сердцем и внутренне негодуя, согласились отправиться в земли диких русичей и сейчас находились в столице ромеев.

– Седрик, – командира паладинов вернул в реальность голос Дуэрро, – что патриарх сказал?

– Мы в деле, – ответил Зальх. – Через пару дней двинемся в путь вместе с посольством ромеев. Вовремя мы здесь появились, у ортодоксов проблемы с восточными славянами и у нас появились общие интересы. Значит, нам будет легче.

Рыцари примолкли, и молчание нарушил де Флор:

– И все же, не нравится мне это задание. Не для нас оно, чтобы там легат ни говорил.

– Ага! – вторил ему де Биот. – Что-то здесь нечисто. Но что, никак в толк взять не могу.

«Да просто все, – подумал Седрик, который в свое время покрутился при королевском дворе и немало времени провел рядом с аббатом Клерво. – Мы люди Бернарда и на все имеем особое мнение, прямое, четкое и открытое, которое может не совпадать с мнением папы. Следовательно, его паладины стали не нужны, и может быть, даже опасны. Вот нас и прогнали подальше с глаз, туда, где нет католиков. Вроде бы и при деле, а в то же время мы не сможем никому рассказать, насколько велик и могуч был Бернард из Клерво. Опасаются нас. Но против воли папы не пойдешь, моментально голову срубят, хоть мне, хоть моим товарищам. Однако когда-нибудь мы вернемся обратно и постараемся разобраться, в чем истинная подоплека происходящих вокруг нас событий. Конечно, если нас не перебьют. Вот только сделать это будет сложно, ибо благословение Бернарда все еще с нами».