Троны Хроноса

33

На мостике было жарко, но Марго Нг знала, что дело не в тианьги, а в ее собственном взвинченном состоянии. От этого же и еще от недосыпа у нее пересохло во рту, а в глаза словно песку насыпали. Она могла бы уйти к себе в каюту, когда вой, изданный Пожирателем Солнц, подтвердил прибытие катеров — все равно какое-то время ждать было нечего; никто не знал, сколько понадобится десанту для достижения намеченных целей. Но она знала, что все равно не уснет, и осталась нервничать на мостике.

Вместо себя она отправила отдыхать Крайно, и он, как ни странно, не стал протестовать даже в шутку. Неужели ее стрессовое состояние настолько заметно? Нг посмотрела на коммандера Грамальсин, переведенную к ним с «Престопанса». Как первый помощник она котировалась очень высоко — возможно, Крайно еще и поэтому не стал перечить.

— Курьерское сообщение, — сказал Амман за пультом связи.

— Дайте на экран.

Появилось похожее на мясистый тюльпан лицо келлийской посредницы, а пульт связи зачирикал, принимая передаваемую разведчиком информацию.

— Астероид красный северный семь, — сказала келли, сообщая о своем местоположении. Нг уловила какую-то жестокость в ее певучем голосе — может быть, у келли так выражается усталость? — «Спреццатура» погибла, «Мусаши» поврежден и отступает. «Пакс Романа» поврежден, но функционирует. Двигатель астероида пока тоже функционирует.

Ром-Санчес и его тактики внесли новые данные в тактический макет. Нг посмотрела, как мелькают на нем тенноглифы. Двигатели списанного крейсера, предназначенного для разгона астероида, еще держатся, несмотря на тактические скачки, которые он предпринимает, уходя от должарианцев. Но вечно держаться они не будут — они и так уже перегрелись настолько, что возможность перейти к другому астероиду исключается. Скоро Нг окажется перед выбором — запустить этот или потерять его.

Тем временем из-за красно-северного семь они потеряли уже два эсминца и повредили крейсер.

Нг, посовещавшись с Ром-Санчесом, отдала приказ, и на тактическом экране замелькали новые символы. Келли отсалютовала, мотнув шейным отростком, и исчезла.

— Пока что держимся, — прокомментировал Ром-Санчес. — Еле-еле. — Темные мешки под глазами сильно старили его.

Прежде чем Нг успела ответить, Выхирски за пультом обнаружения доложила:

— Адмирал, мы раскололи один из шифров. Рифтерский корабль «Пиранья». Погодите — вот еще один! Их шифровальная система рушится!

Ром-Санчес начал отдавать команды своим тактикам, и тенноглифы зарябили еще быстрее.

Коммандер Грамальсин перегнулась к Нг:

— Видимо, Тетрис использовала компьютер «Телварны» с большим толком.

Нг кивнула — облегчение смыло с нее всю усталость.

— Обнаружение, следите за сообщениями, исходящими с «Кулака». Они скоро выяснят, что случилось. Когда это произойдет, начинайте глушить. У них не хватит энергии для дискриминаторов.

Нг откинулась назад. Путь от краха вражеских шифров до ликвидации огромного неравенства сил еще очень долог. Она думала о Панархе, который сейчас в рядах десантников сражается с врагом, чья численность им неизвестна, на столь же неизвестном Пожирателе Солнц. Тетрис обеспечила им самый необходимый из военных факторов: время.

Но мощность Пожирателя Солнц растет, и весь вопрос в том, сколько времени у них еще осталось.

Пожиратель Солнц оказался еще страннее, чем полагал Брендон: можно было подумать, что они попали в кишечник какого-то зверя, страдающего сильным несварением. Медленные перистальтические волны, бегущие по красным стенам, затрудняли продвижение десантников, а низкие потолки вынуждали порой ползти на четвереньках. Пробуждающаяся станция ломала человеческие конструкции, оставляя от них куски металла и дипласта; туго натянутые кабели рвались, и коридоры, где гасло освещение, погружались в красноватый сумрак.

Чем больше взвод Брендона приближался к компьютерному залу, тем сильнее он радовался, что мелиарх Чац его не видит, а еще пуще тому, что сопротивление тарканцев, видимо, сосредоточилось где-то в другом месте. Он чувствовал себя крайне неуклюжим и всегда реагировал позже остальных.

Но неизбежное наконец случилось. Откуда-то сверху спрыгнули двое огров, и в то же время взвод тарканцев открыл огонь по десантникам. Несколько человек впереди упали, раненные должарскими осами, и коридор наполнился искусственным дымом.

Огры схватились с Наллом и Иреском, поливая их шлемы огнем из своих головных бластеров. Брендон слышал, как трещат скафандры десантников. Двое других бойцов пустили ос прямо в головы ограм. Один из роботов рухнул назад и забился в конвульсиях, поливая плазмой все вокруг. Иреск освободился и отскочил.

Тройка трискелей промчалась вперед по коридору и атаковала другого огра. Робот изрыгал огонь, а маленькие келлийские машинки поливали его моноволокном из подбрюшных отверстий. Налл тоже освободился и отошел назад.

— Второе отделение! — крикнул Рапуло. — Проходи сквозь стены, два-семьдесят, осы и дымокуры. Третье, нажми как следует, пока второе будет атаковать. — Он сам разрядил две дымовые шашки, пока отдавал команду, — Иегуда, вскрой стену девяносто. Келлем, проведи Налла. Остальные за ним.

Брендон повернулся направо, но не успел еще прижать перчатки к стене, когда вспышка слева предупредила его об опасности. Он понял, что надо бежать, но сотрясаемый судорогами огр уже подкатился к нему. Робот еще достаточно функционировал, чтобы схватить его за ногу. Скафандр Брендона затрещал. Он стал вырываться, но от шока вся выучка вылетела у него из головы, и его усилия пропадали впустую.

— Так твою растак! — Рапуло бросился на выручку.

Тарканцы, воспользовавшись замешательством, дали залп, и коридор наполнился визгом ос. Огр отпустил Брендона, раздался взрыв, и Рапуло зарычал от боли. Второе отделение с боевым кличем атаковало тарканцев с фланга, третье ударило в лоб. Еще несколько секунд — и бой был окончен.

Рапуло прислонился к стене, открыв шлем, — обе ноги его скафандра пересекала борозда, оставленная срикошетившей осой.

— Я функционален, — сказал он. — Шо-Банн, подключись к компьютеру и посмотри, как там дела. Может, мы раздолбаем его отсюда, если получится. Лучше было бы взорвать, но туда слишком долго добираться, а нашим у причального отсека туго приходится.

Он не упомянул о промахе Брендона. Брендон знал, что он ничего не скажет, и даже извиниться не мог. Все оборачивалось так, как он и боялся.

— Мелиарх, — сказала шо-Банн, — там что-то не так. Слушайте! — раздался щелчок, а потом музыка: Фанфары Феникса.

— Что за шиидра такая? — рявкнул Рапуло.

— Седри Тетрис! — засмеялся Брендон. — Она внедрилась в компьютер.

— Похоже, ее вирус жрет там что попало, — сказала шо-Банн. — Шифровка почти вся полетела, а они, поди, и не знают.

— Ха! — хмыкнул мелиарх, явно довольный. — Ладно, не будем ничего трогать. Если мы все-таки захватим контроль над этой логосом убитой станцией, то, может, успеем предупредить Флот, чтобы в нас камнями не пуляли. Во всяком разе, к их связи сумеем подключиться. — Рапуло отключился, поговорил с кем-то по другому каналу и опять вернулся на волну взвода, на которую были настроены все пять отделений. — Мы нужны в причальном отсеке. «Стилет» погиб — его квантоблок уничтожили, и сынок Эсабиана колошматит наших почем зря. Вот поглядите...

На внутреннем экране Брендона появился Анарис, снятый имиджером чьего-то шлема. Потом изображение смазалось, и Анарис стал виден снизу. Он махнул рукой, и у оператора сорвало лицевой щиток, а после все погасло.

— Как это он? — спросил кто-то.

— Телекинез, — ответил Брендон.

— Чего? — не понял мелиарх.

— Перед нашим отлетом с Ареса Верховная Фанесса открыла, что Анарис — недостающий член психического единства, необходимого для включения Пожирателя Солнц. Но ничто не указывало на то, какими именно способностями он обладает.

— Теперь мы знаем, — морщась, сказал мелиарх. Больше комментариев не последовало. Два других отделения присоединились к ним. Недоставало Лосрикоса и Чаэра.

— Мелиарх, — сказал Брендон.

— Да, Иегуда?

— Я вам только мешаю и с Анарисом уж точно ничего сделать не могу. Но Вийя — телепат, и если я найду ее, нам, возможно, легче будет справиться с тарканцами у причального отсека.

— Как же ты ее найдешь?

— Возможно, она в помещении, которое артелионский интеллект называет Тронным Залом, — или где-то рядом. Именно там, очевидно, находится энергетический центр Пожирателя Солнц.

— И Омилов говорит, что против него мы бессильны. Так как же?

— На Аресе между ней и мною существовала мысленная связь. Может быть, она и здесь сработает, если подойти достаточно близко. С ней эйя — от них скафандр не защищает.

— Ясно, — отрубил мелиарх. — Третье отделение идет с Иегудой. Иегуда, ты говоришь им, куда идти — и все. Командует по-прежнему диарх Гвин.

— Есть, сэр! — Брендон порадовался возможности уйти — тем более, что мелиарх, как он подозревал, ничуть не меньше радуется возможности избавиться от него.

Вийя. Он посылал к ней свою мысль, насыщенную образами памяти, пока десантники строились, защелкивая шлемы.

Перед самым выступлением Рапуло повернул голову к Брендону.

— Несущий Свет да будет с вами, ваше величество. — Он сказал это тихо, и почти никто из остальных его не слышал.

Брендон, не имевший возможности извиниться, получил прощение. Столь же тихо, чтобы его слышал только этот человек, только что раненный на его службе, он ответил:

— И с вами тоже, мелиарх.

— Пора бить тарканцев, парни! — сказал Рапуло. Его команда с ноющим скрипом скафандров удалилась, и диарх Гвин сказал:

— Ладно, Иегуда. Давай двигаться.

По предложению Чар-Мелликата, сделанному со всем уважением и даже почтительным страхом, Анарис держался в тылу и старался направлять тарканцев навстречу наступающим десантникам. Это совпадало с его планами: он мог направлять бой таким образом, чтобы держать десантников между причальным отсеком и Палатой Хроноса, препятствуя бегству отца.

Анарис улыбался. Приверженность отца должарским ритуалам очень облегчала ему задачу: Аватар не мог просто так взять и приказать тарканцам убить своего сына. Он должен сам присутствовать при этом. Огры тоже не проблема: отцу подчиняются только те, что находятся в пределах слышимости его голоса, и рано или поздно маленькие антиогровые машинки разделаются даже с теми двумя, которые сопровождают Эсабиана.

Но это лучше отложить. Интересный расклад: без огров, которых Анарис легко распознает благодаря своей связи со станцией, Аватар был бы невидим. Но метка двух огров с добавочной, хотя и менее яркой меткой двух тарканцев в скафандрах, позволяет сразу его обнаружить.

Однако от необходимости следить за всеми участниками событий энергия Анариса быстро иссякала. И вирусный призрак Брендона продолжал преследовать его. Он больше не делал враждебных движений, но замутнял кинестезическое восприятие Анариса и затруднял ему наблюдение за отцом. Вместе с усталостью в Анарисе нарастало ощущение чего-то недоделанного, упущенного.

Пользуясь передышкой в боевых действиях, он прислонился к стене, прижав пальцы к вискам. Действительно ли Единство разбилось, или он просто не слышит их из-за головной боли? Он попытался сосредоточиться на этой области своего сознания, но там и следа не осталось от Вийи и остальных.

Он потер глаза, оживляя в памяти те последние мгновения в Тронном Зале. Он дал ей хороший шанс и знал, что она будет пробиваться к своему кораблю наперекор тарканцам, ограм, десантникам. Десантники. Что они с ней сделают — застрелят на месте или возьмут в плен?

Он надеялся на последнее и на миг с удовольствием представил себе, как отобьет ее у них с помощью своего телекинеза. Ей это очень не понравится — быть спасенной! Он усмехнулся и впервые за целую вечность, как ему показалось, ощутил прилив былой энергии.

Рация, которую дал ему командир тарканцев, загудела.

— Мой господин, — доложил Чар-Мелликат, — отряд десантников, двигавшийся к компьютерному залу, отказался от своего намерения. Думаю, они решили поддержать атаку причального отсека.

Сообщение озадачило Анариса. Уничтожение компьютера должно было стать их первоочередной задачей: компьютер обеспечивает шифры, защищающие переговоры Ювяшжта с рифтерскими кораблями. Почему же они прервали атаку?

И тут Анарис в приступе бессильного гнева понял, что он проглядел и чего не мог знать никто на станции. Компьютер контролирует не только шифры, но и стазисные заслонки — а их уже захватила враждебная вирусная конструкция. Теперь панархисты, должно быть, слышат каждый приказ, отдаваемый Ювяшжтом, — а нет, так скоро услышат.

Незачем больше сохранять компьютер — а его уничтожение изгонит насланный Брендоном призрак.

— Уничтожьте компьютер, — распорядился Анарис. Рация ответила странным сдавленным звуком.

— Исполнять приказ! Панархисты внедрились в компьютер и используют его против нас.

— Будет сделано.

Больше Чар-Мелликат ничего не сказал, но Анарис знал, что тот уведомит Аватара, которого эта новость, а также необходимость подтвердить приказ сына, разгневают еще больше.

— Ювяшжту тоже сообщи, — добавил Анарис.

В смежном коридоре внезапно раздался усиленный динамиками боевой клич, и появился взвод тарканцев. Они отступали, но остановились, увидев наследника. В воздухе раздался резкий визг, и тарканская перчатка повалила Анариса на пол. Сверкнули вспышки, и среди тарканцев грохнули взрывы. Анарис мысленно прочертил траектории снарядов — они целили в него!

Десантники не стали бы просто так тратить антискафандровые ракеты на незащищенного человека. Его действия против первого взвода, обеспечив ему повиновение тарканцев, одновременно сделали его мишенью для врага.

Анарис приподнялся на четвереньки, забыв о рации. Тарканцы делали все, чтобы прикрыть его. Визг ос усилился — последовал новый залп, мощнее прежнего. Анарис отчаянным усилием искривил пространство перед собой. Осы врезались в пол за несколько метров от него с оглушительным грохотом, подняв столб пламени, опаливший Анарису лицо. Его вырвало, и глаза застлал красный туман, граничащий со слепотой.

— Назад! — крикнул он, чувствуя, что череп у него вот-вот лопнет. — Карра защитят меня! — Не дожидаясь исполнения своего приказа, он приказал полу разверзнуться и провалился туда как раз в тот момент, когда над головой заскрипели скафандры десантников.

Дыра над ним закрылась. Он слышал наверху приглушенные квантопластом голоса панархистов. Затем субстанция вокруг него зашевелилась, и он понял, что призрак нашел его. Анарис напрягся наперекор боли, стараясь остановить движение квантопласта, а стазисные заслонки, контролируемые Брендоновым вирусом, боролись с ним. Вот-вот десантники вскроют его укрытие и вытащат его на верную смерть.

Но голоса удалились — они не видели его.

Почувствовав, что призрак тоже ушел, Анарис расслабился и передохнул, собираясь с силами. Придется тарканцам некоторое время обходиться без него.

* * *

Феникс описал широкий круг, раскинув крылья, и устремился вниз, навстречу пламени...

В пламени, пронзившем ее мозг, Вийя узнала непрестанную трескотню эйя и открыла глаза. Память возвращалась к ней медленно, затуманенная болью. Включение станции, приказ Эсабиана, реакция Анариса. И Крылатый. Она невольно потянулась к нему, движимая памятью об их преображающей встрече, но ничего не почувствовала.

Нет, не совсем ничего. У нее осталось впечатление огромных сил, стягивающихся для какого-то колоссального действия; их внимание было обращено в другую сторону, и концентрация слишком велика, чтобы заметить одинокий человеческий разум.

На краю ее сознания мелькнула мысль, весомая, несмотря на мимолетность контакта, и выраженная не словами, а понятиями: Одинокий — не то же самое, что незначительный.

Потом она потеряла даже ощущение присутствия Крылатого, но эйя уловили этот образ, и она чуть не лишилась сознания от их умственной скороговорки, интенсивной как никогда.

Она спроецировала им собственные эмоции, почувствовала, что послание дошло, и их мысли замедлились до уровня внятной речи...

Тот, кто дает камень-огонь.

Вийя села и протерла плохо видящие глаза. За круглым устьем ее пещерки бушевала адская энергия, и жидкий свет переливался узорами, терзающими ум. Вийя повернулась к нему спиной. Вряд ли ее жизнь продлится настолько, чтобы попробовать взобраться по стене. Неумолимый свет озарял гладкую круглую внутренность пещеры, оберегающую их троих, как чрево. У пола виднелось отверстие, но слишком маленькое — туда разве что эйя смогут пролезть.

Но это не значило, что выхода вовсе нет.

Брендон пришел. Пришел, несмотря на разделявшие их световые годы и на сонмы людей, считавших своим долгом ему помешать.

Она снова легла, закрыла глаза — но не успела еще сформулировать вопрос для эйя, как оно пришло само, точно прикосновение губ.

Вийя.

Я здесь, послала она свой ответ, насыщенный памятью, воспламененный радостью, — тем же таинственным путем. Найди меня!

Чувство беспомощности, испытанное Барродахом после потери блокнота, еще усиливала необходимость поспевать за Аватаром и двумя тарканцами в скафандрах, идущими впереди. Их путь лежал к причальному отсеку. Время от времени бори тыкал в блокнот, который инстинктивно подобрал с пола Палаты Хроноса, но прибор молчал, откликаясь лишь слабыми электрическими разрядами, словно в насмешку.

В коридорах стоял дым, от которого щипало в горле; еще хуже был железистый привкус крови и смрад опорожнившихся кишок, идущий от куч растерзанных трупов. Прежде Барродах не представлял себе, на что способны огры. Поскольку их изобрели панархисты, он полагал, что они убивают аккуратно. Но ведь роботы использовались против Шиидры, а потом их перепрограммировали для должарианцев...

Аватар, само собой, не обращал на трупы никакого внимания. Он шел, неутомимый, как огры, с дираж'у в руке. Время от времени тарканцы останавливались и совещались по рации со своими товарищами. После этого они зачастую меняли направление, и Барродах слышал далекие взрывы, а однажды палуба качнулась у них под ногами.

Несмотря на свою ненависть к космическим перелетам, он жаждал оказаться на сравнительно безопасном «Кулаке Должара» и даже предвкушал полет на корвете, который заранее приказал прогревать, — это было чуть ли не последнее его распоряжение перед катастрофой. Еще больше он предвкушал момент, когда корвет разнесет «Телварну» в дымящийся лом, оставив темпатку со всей ее шайкой без корабля.

Медленные перистальтические волны, бегущие по коридорам, усиливались; порой Аватару и тарканцам приходилось пригибаться, чтобы не зацепить головой потолок. Пожиратель Солнц как будто стремился извергнуть посторонние тела, превратившие его нутро в ад, полный огня, дыма и смерти.

Но по мере приближения к причальному отсеку стазисных заслонок становилось больше. Движения станции сократились до легкой дрожи под ногами, и Барродах воспрял духом.

Тарканцы остановились, и одни из них обратился к Аватару:

— Господин, альташ Чар-Мелликат хочет доложить вам обстановку.

— Говори, — сказал Эсабиан, и из динамика на бронированной груди солдата послышался голос командира тарканцев:

— Мой господин, наследник приказал уничтожить станционный компьютер, заявив, что панархисты внедрились туда и получили возможность читать переговоры нашего флота. И что они используют его здесь против нас.

Эсабиан стиснул в руках дираж'у.

— Твое мнение?

— Десантники действительно хорошо информированы. Это вполне может быть правдой.

— Сделай это и отвлеки противника, чтобы расчистить мне путь.

— Будет исполнено.

Эсабиан без лишних слов сделал тарканцам знак двигаться вперед. Барродах стиснул зубы, перебарывая новую волну ужаса. Без компьютера стазисные заслонки утратят свою эффективность, сохранив только местные функции. Их раздавит, засосет в стену или... В уме у Барродаха возникали все новые образы. Он потерял счет времени, да и коридоры все выглядели одинаково.

Тарканцы снова остановились, и он чуть не налетел на Аватара. До него донесся приятный звук прогреваемых корабельных двигателей. Один из гвардейцев поклонился Аватару:

— Господин, причальный отсек совсем близко. Чар-Мелликат отвлечет врага, и тогда...

Но тут из дыма впереди выскочило нечто, похожее на миниатюрного келли — на трех тонких ножках, с блестящими линзами на тонком шейном отростке. К нему прибавились другие — целая орда.

Тарканцы, выругавшись, стали палить в них из бластеров. Несколько машинок загорелось и рухнуло, как постройки из спичек, но гораздо больше пробежало мимо — тарканцы опасались стрелять в них из страха задеть Аватара.

Машинкам был нужен не он. Они набросились на огров, несмотря на огонь, который роботы открыли из своих головных бластеров. Механические паучки ловко заклеивали огневые щели огров блестящими нитями, которые выделяли из подбрюший. Роботы рухнули и забились в судорогах, разбрызгивая плазму во все стороны. Тарканцы заслонили собой Аватара, игнорируя Барродаха, который отчаянно жался к Эсабиану.

Затем, к ужасу бори, выяснилось, что трехногие машинки управляются с людьми в скафандрах не хуже, чем с ограми. Через несколько секунд обоих тарканцев расчленили на части — теперь из стыков брони вместо пламени проступила кровь, Барродах старался не слушать звуков, с которыми они умирали. Из их раций, отрезанных от источника энергии, донесся напоследок какой-то вопрос, ответить на который не было возможности.

Покончив с тарканцами, паучки наставили свои маленькие линзы на двух оставшихся. Барродах почувствовал непреодолимую нужду помочиться и преодолел ее мучительным усилием, а машинки повернулись и исчезли, оставив их с Эсабианом посреди кровавой лужи. Кровь шипела и смердела, соприкасаясь с ограми, которые извивались, как раздавленные червяки: их программные блоки отказали, аккумуляторы замкнуло, и броня раскалилась докрасна.

Аватар, постояв немного, решительно зашагал к причальному отсеку, где слышались усиленные динамиками крики

Из стазисных заслонок, расставленных вдоль коридора, внезапно стрельнула световая сеть. Потолок прогнулся, а в стене возникла и тут же исчезла дыра. Аватар шагнул назад, и Барродах впервые услышал от него нечленораздельный звук.

Это было вызвано не исчезновением двери, а фигурой, которая внезапно выросла из пола, как квантопластовый сталагмит, в усилившемся голубом сиянии стазисных заслонок. Клубясь, она приняла очертания человека, опутанного паутиной молний. Призрак Джаспара Аркада воплотился на Пожирателе Солнц.

— Правитель вселенной — правитель ничей. — Придыхающие интонации призрака подействовали Барродаху на нервы, и бори затрясло.

— Власть над мирами держит крепче цепей, — договорил его враг и засмеялся.

Гнев и ненависть жгли Эсабиана тем сильнее, что были бессильны. У него даже бластера не было. Откуда взялась эта мерзость? Тут он вспомнил о канале связи с Артелионом и дворцовым компьютером. На дальнейшие раздумья призрак ему времени не оставил.

— Твой наследник, решив отдохнуть от трудов, дал мне время разделаться с тобой, Джеррод Эсабиан. Помнишь, что предсказал тебе мой праправнук во дворце, который я когда-то построил на далеком Артелионе?

Эсабиан стиснул в руках дираж'у, черпая силу в нескольких десятилетиях проклятии, сплетенных с тех пор, как его отец Уртиген передал шнурок ему во время эггларх демахи-диражуль. Не станет он отвечать компьютерной конструкции.

— Тебя снедает нетерпение. — Голос призрака теперь звучал со всех сторон. — Умерь его. — Эсабиан слышал, как стучат зубы Барродаха. — Помнишь? «Все время будет твоим, но и его тебе не хватит...»

Ярость наконец побудила Эсабиана заговорить:

— Я помню только то, что он мертв, а я занимаю его трон.

— Ты занимаешь сразу два трона, как и предсказал мой праправнук. Но этот ты покидаешь, а скоро отдашь и другой. — Призрак указал на окружающие их стены. Его руки излучали свет. — Я не дам тебе уйти, Эсабиан Должарский. Твой палиах окончен, и ты проиграл. — Он указал в сторону, откуда они пришли. — Я мог бы похоронить тебя прямо здесь, но не стану. Твоя судьба ждет тебя. Ступай.

До боли стиснув челюсти, Эсабиан смотрел на призрак. Это искусственная конструкция, каким-то образом проникшая в станционный компьютер, и больше ничего. Однако он контролирует стазисные заслонки.

Его не обойдешь... пока компьютер не будет уничтожен.

Эсабиан зашагал прочь. Поворачивая за угол, он увидел, что призрак все еще стоит там, одетый молниями, и смотрит на него.

Эсабиан удалялся от причального отсека по спирали — Барродах догадывался, что он не хочет уходить далеко от ждущего его корабля в ожидании момента, когда компьютер будет уничтожен и власть призрака падет. Но без тарканцев они быстро теряли ориентацию. Хуже того, проход за проходом закрывался перед ними, мерцая сетками голубого огня: призрак отрезал им дорогу к бегству. Им никто не встречался, а некоторое время спустя даже трупы перестали попадаться.

Эсабиан что-то бормотал, и обрывки фраз, долетающие до ушей Барродаха, заставляли его ноги подгибаться от ужаса. Никогда еще он не слышал такой ярости в голосе Аватара, а то, что проделывал Эсабиан с дираж'у, было еще страшнее: двадцать лет обманутой страсти и желания сплелись в невероятной сложности узел.

Наконец, по прошествии времени, которое показалось измученному бори дольше вечности, они оказались у входа в урианский корабельный ангар. Там было пусто. Несколько кораблей, частично разобранных, торчали из стен, но тот, что был отмечен Аватаром, стоял нетронутый.

Эсабиан, постояв какой-то миг неподвижно, обернулся к бори.

— Свяжись с альташем Джессерианом, — сказал он, кивнув на блокнот Барродаха. — Артелион должен быть уничтожен, дворец предан огню, а все живое — мечу. Пусть там не останется ничего: ни стены, ни живого существа, ни травинки.

Барродах уставился на него во все глаза. Аватар ведь знает, что блокнот разбит — в противном случае он велел бы своему секретарю связаться с Чар-Мелликатом. Он увидел свое отражение в черных, как смерть, глазах Аватара и содрогнулся от тошнотворного ужаса, поняв, что за этими глазами больше нет рассудка: только ярость и ненависть.

— Господин, — выдавил он из себя, боясь, что сейчас сильные руки Эсабиана растерзают его, как тех, кто пал жертвой огров, — я не могу. — Он поднял блокнот вверх дрожащей рукой. — Мой коммуникатор сломан.

Эсабиан поглядел на него без всякого выражения, словно речь шла о погоде, и пошел к урианскому кораблю.

Барродах не сразу нашел в себе силы двинуться с места. Ужас чуть не лишил разума и его: он не мог поверить, что Аватар в самом деле взойдет на инопланетный корабль.

Бори бросил тоскливый взгляд назад — но если он останется здесь один, то лишь примет долгую, позорную смерть от рук своих же подчиненных. С мучительной ясностью он понял, что ему больше нигде нет места; он — ничто, он создан из амбиций своего господина, ныне рухнувших вместе с разумом Аватара.

Со сдавленным рыданием он бросил бесполезный блокнот и поспешил за хозяином.

Эсабиан повернулся спиной к Барродаху. Слова секретаря не дошли до него, как не доходила никакая реальность за пределами его собственной воли. Но при виде урианских кораблей в его памяти всплыли слова: «Куда бы он отправился, если бы стартовал? К другому Пожирателю Солнц, возможно?»

Эсабиан прошел через ангар к кораблю, отмеченному его печатью. В нем раскрылась дверь — словно рот, движущийся обратно гипнотическому вращению корпуса. Лисантер сказал — это иллюзия. — А другой Пожиратель Солнц? Тоже иллюзия?

Нет. Не может быть. Двадцать лет его жизни противоречили этому. Да, здесь его ждет судьба — судьба, которая приведет к окончательному крушению Тысячи Солнц. Он не оставит невзорванным ни одного солнца, и гибель триллионов станет его приношением Долу.

Эсабиан шагнул вперед. Секретарь позади жалобно квакнул. Корабль принял его. Барродах тоже взобрался на борт, но Эсабиану не было до него дела. В его мозгу не осталось места ни для кого, кроме самого себя.

Дверь корабля закрылась, а его стенки вдруг стали совершенно прозрачными — только пол остался видимым.

Эсабиан снова принялся плести проклятия, узел за узлом, опутывая крепкой сетью всех своих врагов.

Корабль пришел в движение.

34

Лисантер в который раз благословил Татриман за проделанную ею работу, руководствуясь своим блокнотом, пока еще связанным с компьютером станции. Благодаря ее программам он успешно избегал боев в коридорах даже при постоянном снижении компьютерной мощности.

Но внезапно путеводитель дал сбой, и Лисантер застучал по клавишам, перекачивая в блокнот остатки уходящей энергии. Приборы в Палате Хроноса теперь бесполезны — возможно, хотя бы в компьютерном зале он получит какой-то ключ к происходящему.

Он свернул в боковой коридор, и кто-то дернул его за рукав.

— Гностор, — сказала Дазариоль. За ней маячили бледные лица других техников, следовавших за ним от самого Тронного Зала. — Причальный отсек в той стороне.

— Я знаю, Дазариоль, но туда мы живыми не доберемся. Против бластеров тарканцев и десантников пропуска не помогут.

Больше протестов не последовало, и он привел их к компьютерному залу. Вся профессиональная черствость ученого, выработанная годами самоотречения, покинула его при виде бойни в коридоре. У него затряслись руки. А ведь это я сделал такое возможным — я дал должарианцам власть над этими чудовищными роботами. Неужели такова цена, которой расплачиваются за знание? — вопрошали, казалось, незрячие глаза мертвых.

Ступая по крови и скользким кускам тел, он заставил себя войти в пустой зал. Кого-то из бори стошнило, но он испытал слабое облегчение, увидев, что компьютерные блоки целы.

Подключив блокнот к своему пульту, он начал загрузку. Радуясь возможности заняться чистой наукой, он решал, какую информацию следует сохранить в первую очередь, и набивал карманы инфочипами. Его внимание привлекли показатели звездного монитора, и его кольнул страх при виде радиационных данных красного гиганта, спутника черной дыры. Пожиратель Солнц готовился оправдать свое название. Сколько времени у них еще в запасе?

И есть ли способ спастись? Лисантер занялся сканированием станции, пытаясь разобраться в происходящем. Те имиджеры, которые еще работали, показывали, что десантники теснят тарканцев, хотя те еще удерживают причальный отсек.

Сигнал пульта привлек его внимание к аномалии: в системе наблюдалось постороннее присутствие в количестве двух отдельных явлений. Одно из них захватило контроль над стазисными заслонками, другое пожирало компьютерные мощности, отданные под криптографию. Оба носили панархистские метки, и тот факт, что они больше не считали нужным скрываться, сказал Лисантеру больше, чем показали имиджеры.

Теперь он понял, почему десант так хорошо ориентируется: вирусы рассекретили гиперсвязь. Но это подсказало ему, куда следует отправиться.

Его взгляд остановило изображение из урианского ангара: Эсабиан стоял перед кораблем, носящим его печать. Миг спустя Аватар взошел на корабль, а его секретарь, с отчаянием оглянувшись назад, последовал за ним.

На глазах у потрясенного Лисантера корпус корабля вдруг сделался прозрачным. Он повис над центральным возвышением и медленно погрузился в открывшееся там отверстие.

Что-то ему предстоит увидеть? Лисантер, немного завидуя Аватару, вздохнул: Эсабиан не тот человек, который способен воспринять и осмыслить увиденное.

Ученый с нетерпением ждал, когда его блокнот подаст сигнал. Наконец тот оповестил, что его память заполнена до отказа. Придется ограничиться этим. Лисантер горько сожалел об информации, от которой вынужден был отказаться. Однако успех панархистской атаки показывал, что кто-то из них владеет хотя бы основами теории квантовых материалов — она и дала ему ключи к Пожирателю Солнц. Лисантер не сомневался, что данные, заложенные в его блокноте, будут оценены высоко.

Но купит ли он себе прощение в обмен на них?

Он отогнал от себя эту мысль. Если он выживет, то еще успеет это обдумать. Сейчас главное — спасти себя и сопровождающих его людей.

— Мы идем в гиперволновую рубку, — сказал он молча ожидающим его техникам. — Панархисты, несомненно, наметили ее в качестве главной цели. Единственная наша надежда на спасение — это они.

На выходе Лисантер услышал скрип тарканских скафандров и побежал. Бори устремились за ним.

— Адмирал, все переговоры «Кулака Должара» с рифтерскими кораблями внезапно снизились до алгоритмов четвертого класса, — устало, но торжествующе объявила Выхирски. — Они знают, но для Пожирателя Солнц все еще используют одноразовые шифры.

— Добро, — сказала Нг. — Связь, начинайте глушить. — Она даже не старалась стереть с лица улыбку. Специалисты пропаганды состряпали из наиболее сочных кусков рифтерского вещания смесь, которая наверняка взбесит пуритан-должарианцев. К этому добавится постоянная информация об амнистии и прочая пропаганда, призванная отколоть рифтерских союзников от Должара. Это может спасти многие и многие жизни.

— Обнаружение, насколько долгим должно быть сообщение десанта, чтобы вы смогли его уловить — если им удастся подключиться к станционной гиперсвязи?

— Если они продержатся три секунды, мы их засечем. Всего-навсего...

Что ж, это не первый раз, когда такая малость отделяет жизнь от смерти. И не последний.

С тех пор как Ювяшжт получил приказ Аватара и отдал службе связи распоряжение соответственно изменить шифры, он все время ждал неизбежного — и все время, между реалиями боя, думал о том, что происходит на Пожирателе Солнц.

Но несмотря на все свои попытки психологически подготовиться к этому, он испытал всю бессильную ярость унижения, когда на главном экране начали мелькать сексуальные сцены и гнусные оргии, предназначенные для разложения рифтеров. Еще больше бесило его сознание, что рифтеры видят все это еще четче, чем он, — ведь у них компьютеры не столь мощные, как на «Кулаке». Он жег взглядом связистку, а та смотрела на него с ужасом.

— Кювернат, враг глушит наши переговоры. — В этот момент на экране, всем напоказ, возникло ненавистное шоколадное шоу. Кое-кто из команды мостика глядел на него разинув рот, другие поспешно отворачивались. Капитан скрипнул зубами, а связистка добавила: — Как мы и опасались, наши дискриминаторы без компьютерной поддержки станции не справляются с такой нагрузкой.

Ювяшжт проглотил язвительный ответ — этим он только признал бы победу панархистов. Оглядев мостик, он с удовлетворением отметил, что все и каждый с головой ушли в работу. Нет худа без добра — теперь они перестанут отвлекаться: никто не посмеет пялиться на экран без дела.

— Хорошо, — сказал он. — Сократи вахты связистов до часа и посади за дискриминаторные пульты столько офицеров, сколько потребуется.

Ювяшжт вернулся к боевым действиям: нужно было поддерживать рифтеров, обороняющих астероиды, которые панархисты избрали целью своей атаки. Если бы у него был еще один крейсер! Если бы желания могли превращаться в оружие, мы все были бы господами.

Несколько минут спустя вспышка света на тактическом экране оповестила об уничтожении панархистского крейсера. За ней последовала другая — это взорвался астероид, удерживаемый крейсером.

Ободренный победой, Ювяшжт отдал приказ перейти к следующему объекту. С поддержкой Пожирателя Солнц он обойдется и одним крейсером.

Хрим не переставал смеяться, пробираясь с Марим по коридорам. Стоило вспомнить рожу Риоло перед тем, как огры оторвали ему голову. Будь у Хрима больше времени, он заставил бы его молить о пощаде. Интересно было бы также выяснить, зачем Барка в действительности послала его сюда — и зачем его внедрили на «Цветок».

Вспоминая, какой шок он испытал, обнаружив, что троглик говорит по-должарски, Хрим кипел от ярости. Повиновение — вот чего он добивался от своей команды. Повиновение без всяких там секретов за пазухой. Ему все равно, как и с кем они кувыркаются в своих каютах и как тратят свою долю добычи. Но планы не должен строить никто, кроме самого Хрима, — если хочет жить.

И никто ему в этом не перечил.

Он переступил через пару коченеющих трупов на перекрестке и прибавил шагу. Пришла пора избавиться от этой черной с ее ручными убийцами. Он наслаждался тяжелым ноющим скрипом огров — это был гимн его власти. Будет ли она молить о пощаде? Нет, только не она. И дурак он будет, если даст ей время влезть ему в мозги.

Завернув за угол, они внезапно столкнулись с парой огров.

— Смирно! — крикнул он и с облегчением увидел, как закрылись огневые амбразуры в их головах. Но куда их девать? Трех огров для обеспечения безопасности вполне достаточно.

— Сейчас поглядим, оставил ли в них трог мой маленький сюрприз, — проворчал он. — Огры, подтвердите программирование на Вийю.

Сенсоры всех пяти роботов мигнули зеленым огнем.

— Программирование на Жаима. — Снова зеленый свет. То же самое повторилось с Монтрозом, Ивардом, Локри — Риоло ввел в программу их опознавательные коды, когда Таллис сообщил о присутствии врага здесь, на Пожирателе Солнц. Закончив процедуру, Хрим засмеялся и послал двух роботов вдогонку за экипажем «Телварны». Они затопали прочь.

По мере приближения к месту, где он рассчитывал найти Вийю или напасть на ее след, они встречали других огров, и Хрим программировал их таким же образом. Марим все это время молчала.

В него закралось сомнение, и он оглянулся на блондиночку, трясущую рысцой между двумя ограми. Посмотрев на очередной труп — этого застрелили из бластера, — она скорчила гримасу. Ишь строит из себя, а сама небось смеялась, когда он вывел кровью Риоло предупреждение ее капитану. И промолчала, когда он натравил огров на ее бывших товарищей. Может, двойную игру задумала?

— Эй, что у тебя на уме?

Первые реакции обычно не врут. Она вскинула на него свои голубые глазищи и смутилась, а потом насторожилась. Он погладил пальцем спуск своего бластера. Если бы настороженность проявилась первой, пришел бы черед Марим молить о пощаде — может, не теперь даже, а при своей хладнокровной капитанше.

— Ты о чем это? Ну, не люблю я смотреть на мертвяков — что из этого?

— А хочешь поглядеть, как я замочу твоего капитана?

— Нет, — откровенно ответила Марим. — На других мне наплевать, особенно на выжигателей мозгов. Вот будет номер, если они попробуют это на твоих ограх! Я надеюсь, что Вийя удерет, но это ваши с ней дела. Эй! — Она остановилась. — А это что такое?

Хрим оглянулся. Из-за угла вывернулась странная машинка, похожая на паука, следом еще две. Не успел он и глазом моргнуть, как они подскочили к переднему огру и закидали его блестящей паутиной, которая резала его броню и быстро вывела робота из строя. Его бластер разрядился, опалив Хриму штанину, и рифтер с руганью отскочил назад. Сбив пламя, он стал стрелять сам. Марим тоже загорелась, а два других паука разлетелись на куски.

— Что это за штуки? — Он оглядел коридор, ища, не появятся ли новые.

— Не знаю, но спорить могу, что десантные. Святой Хикура! Дымом пахнет. Где-то близко идет бой.

Хрим выругался, перебарывая шок. А он-то думал, что огры непобедимы. Если эти штуковины попадутся Вийе...

Он все равно убьет ее — его ничто не остановит. Но это можно сделать и с должарского корвета. Главное — попасть в причальный отсек первым, пока она еще не села на свой корабль. И если по дороге им встретятся еще огры, он всех оставит себе.

* * *

Жаим увидел, как другие выскочили из рекреации, и понял, что она не пуста, в отличие от кают-компании для бори. Локри и Лар поспешно заслонили комнату от Дема и Иварда.

Монтроз зарычал и разразился проклятиями, заглушая молитву, которую шептала Седри. Жаим чувствовал, что должен войти туда и посмотреть, не осталось ли кого в живых. Сделав это, он испытал шок. Ему не верилось, что кто-то может быть способен на такое зверство. Он не чувствовал такого с тех пор, как...

— Пошли отсюда. Здесь мы ничем не можем помочь.

— Куда теперь? — спросил Монтроз. — Где еще может прятаться много народу?

— Только не в компьютерном зале, — пробормотала Тат. — Там рядом такая бойня, что никто туда не сунется.

— Рубка связи, — предположила Седри.

— А что? — щелкнул пальцами Монтоз. — Заодно и урон нанесем. Если ты об этом уже не позаботилась, дорогая.

Седри изобразила улыбку, но под глазами у нее залегли синяки, и не успели они отойти далеко, как она споткнулась и стала падать. Монтроз подхватил ее очень бережно, хотя на руках у него вздулись жилы. Седри прислонилась к нему, облегченно закрыв глаза.

В молчании они прошли несколько коридоров, то и дело натыкаясь на трупы застреленных людей, в основном бори. На перекрестке лежало несколько мертвых катеннахов. Запах горелого мяса бил в ноздри. Жаим затаил дыхание и нагнулся, чтобы взять бластер у трупа. Короткое восклицание Локри заставило его вскинуть оружие, и он увидел... нет, не врага, а нечто более страшное, как раз за изгибом круглой стены. Там лежали растерзанные останки неизвестного Жаиму человека, а на стене бурыми каракулями было намалевано послание, обеспечившее Жаиму новый шок. Память снова неумолимо вернула его к тому, что он нашел на «Солнечном огне».

Много недель ему снилось изувеченное тело Рет Сильвернайф. Потом кошмары прекратились, а страдание сменилось сознанием полной бесцельности жизни. Теперь горе вернулось к нему удесятеренным, но с ним пришла цель.

— Хрим, — сказал он. Локри резко повернул голову.

— Он способен устроить нам засаду.

— Все по порядку. — Монтроз повернулся спиной к кровавой надписи, отыскивая бластер для себя. — Сначала гиперрубка, а там посмотрим.

Не одна Седри ослабела после продолжительных виртуальных сеансов под мозгососом. Тат Омбрик, которая ни разу не пожаловалась, вдруг споткнулась и сползла на пол. Жаим и Лар бросились к ней, но Локри первый, заткнув бластер за пояс, подхватил ее на руки. Так он и нес ее, качая головой, когда Жаим предлагал его сменить.

— Она весит не больше ребенка.

Лар вел их к гиперрубке. Дважды они слышали ноющий скрип огров и сбивались в плотную кучку с Демом и Тат впереди. Пропуска, очевидно, еще действовали — роботы с вечно настороженными двойными лицами останавливались только на миг и шли дальше.

Им никто не встречался, но иногда до них доносилось эхо перестрелки, и запах дыма становился все сильнее.

При входе в гиперрубку Жаим изумленно остановился. Полом этому огромному помещению служило звездное небо, и квантопласт плавными органическими линиями спускался с потолка к сталагмитическим наростам, увенчанным мерцающим голографическим светом. В центре из бугра на потолке нисходил сверкающий муаровый луч, исчезая среди звезд внизу. Жаим проследил, как он уменьшается до величины блестящей монетки, и в памяти снова зазвучал голос Маркхема: «Блестящие монеты, которыми за нашу платят жизнь...»

Потом Жаим заметил, что в этом зале есть люди, и стал различать повернутые к нему, застывшие в ожидании лица.

Хрупкий человек в помятом лабораторном халате с набитыми чипами карманами воскликнул;

— Татриман! — Свой блокнот он держал словно щит. Монтроз отозвался первым.

— Мы пришли спасти вас. Все, кто хочет выбраться из этой забытой Телосом дыры, пойдемте с нами. Если получится, мы доставим вас на Рифтхавен — или на Артелион.

— В любое место, кроме Должара, — добавил Локри. Техники бори переглядывались и перешептывались. Лар прочистил горло и сказал:

— Огры убивают наших по всей станции. Аватару до нас дела нет — вы это знаете, и я знаю. Пойдемте. Мы, Тат и я, действуем заодно с этими рифтерами. Этот человек, — пояснил он Жаиму, — Лисантер Дювиэль, ученый, специалист по Урам.

На шее Дювиэля дергалась жилка.

— Пожиратель Солнц вышел из-под контроля. — Лисантер перевел взгляд на Локри и крикнул: — Не приближайтесь к этому лучу.

— А что это?

— Не знаю. Возможно, некое средство связи. — Жаим заметил резкое движение повернувшего голову Иварда. — Что бы это ни было, — продолжал Лисантер, — оно парализует нервную систему и доводит человека до полной кататонии. — Он указал на чью-то фигуру, свернувшуюся в комок, словно плод в утробе.

— Пошли-ка лучше отсюда, — сказал Монтроз. — Чем дольше мы ждем, тем больше шансов, что Эсабиан вспомнит о вас и пошлет кого-нибудь вас прикончить.

Это замечание разбило сковавшее бори оцепенение. Они делились на пары, где здоровые поддерживали раненых. Двое осторожно уложили кататоника на импровизированные носилки.

Ивард обводил зал взглядом, в котором читалось благоговение. Что он видел, что чувствовал? Жаим не успел спросить его об этом, потому что Лисантер вздохнул, взял блокнот поудобнее и сказал:

— Пожалуй, вы правы.

— Можете вы сориентировать нас в ситуации? — спросил Монтроз.

— Более или менее. — Они вышли в коридор. — Эсабиан покинул станцию на одном из урианских кораблей. — Лисантер состроил гримасу, в которой странным образом смешивались уважение, грусть и изумление. — Где наследник — не знаю. Тарканцы еще удерживают причальный отсек, но десантники сильно теснят их.

— «Телварна» цела? — спросил Жаим.

— Да, к счастью. Мои мониторы зарегистрировали изменения в спектре звезды спутника — они свидетельствуют о повышенном элементарном воспламенении, о повышении плотности. Ядро сжимается.

— Что это значит? — нетерпеливо спросил Монтроз.

— Это значит, что Пожиратель Солнц готовится исполнить свое назначение: создать новую черную дыру. Когда это случится, мы окажемся в какой-нибудь четверти светового часа от сверхновой.

Эта новость на всех оказала должное действие.

— И сколько у нас в запасе? — спросил Жаим.

— Предсказать невозможно.

В этот момент они повернули за один из бесконечных закругленных углов и столкнулись с группой бори-катеннахов — вооруженных.

— Стой. — Их предводительница взмахнула бластером. — Сейчас бори вернутся к своим обязанностям, а вы, — это относилось к рифтерам, — пойдете с нами.

— Это куда же? — протянул Локри.

— Не ваше дело, — отрезал второй катеннах, — Не испытывайте наше терпение. Если вы умрете прямо здесь, это никого не взволнует.

— А мы? — тихо, почти неслышно осведомился Лар. Катеннах не обратил на него внимания, и Лар, сделав над собой усилие, спросил погромче: — Что будет с нами, Дельмантиас?

— В случае неповиновения вы тоже умрете.

— А в случае повиновения? Лисантер говорит, что Пожиратель Солнц вышел из-под контроля и Аватар эвакуировался. Существует ли какой-то приказ относительно нашего спасения? Или вашего? Вы тоже собираетесь эвакуироваться или как?

Катеннахи застыли на месте, а оба лидера быстро переглянулись и одновременно вскинули бластеры.

Жаим застрелил обоих, прежде чем они успели нажать на спуск. Другие каттенахи тоже попытались поднять оружие, но тут на них совершенно неожиданно бросился Лар, да не он один. Сначала двое, потом пятеро, потом все бори с воплями ярости — долго подавлявшийся, порожденной страхом ярости — ринулись вперед, побросав блокноты, чипы и прочую технику.

Ошеломленные катеннахи успели выстрелить пять или шесть раз, убив троих и ранив одного, но простых бори это не остановило. Они перепрыгивали через павших товарищей, и катеннахи скрылись под массой их тел. Жаим сунул свой бластер за пояс.

Крики постепенно смолкли, и бори, многие в крови, отошли, тихо переговариваясь. Катеннахи лежали мертвые.

— Возьмите у них оружие, — сказал Монтроз. — Все, кто умеет стрелять. Тогда у нас появится шанс прорваться. — Полдюжины бори сняли с убитых оружие, рации и пропуска, и Монтроз спросил, оглядев свою маленькую армию: — Кто знает, где еще могут быть люди, нуждающиеся в спасении?

Жаим, почувствовав неладное, тоже оглядел толпу и понял, что недостает Иварда и Люса.

Он повернул назад и наткнулся на Локри.

— Они там, — сказал по-прежнему несущий на руках Тат связист и мотнул подбородком через плечо. — В гиперрубке.

— Что?

— Ты разве не заметил, как он смотрел на этот проклятый луч? — Длинные серебристые глаза Локри утратили свое циничное выражение. Он коротко вздохнул, и его лицо показалось Жаиму почти незнакомым. — Вийя называет музыку стеклянным ножом, который режет душу, а я бы то же самое сказал о сожалении.

— Сожаление? Чье, Иварда?

— Нет, — усмехнулся Локри. — Мое.

— Не понимаю. Надо вернуть Иварда с котом, пока другие не ушли далеко и мы их не потеряли.

— Он не пойдет, а без него не пойдет и Люс. Я видел, как он спрятался в последний момент — не отрывая глаз от луча. Он покинул нас — я думаю, мы потеряли его еще тогда, под Дворцом, когда погибла его сестра, и поздравляю себя с тем, что успел вовремя исключить сожаление из арсенала моих эмоций.

Жаим не знал, что сказать, и поэтому промолчал. Так, молча, они и догнали остальных.

35

Марго Нг показалось, что коммуникатор зазвонил через несколько секунд после того, как она опустила голову на подушку.

— Да?

— Говорит Физо из службы астрономии.

Напряженность в голосе офицера прогнала остатки сна. Хроно показывал, что она проспала пять часов — больше, чем имела право надеяться в данных обстоятельствах. Она встала и начала одеваться, не включая видеосвязь.

— Докладывайте.

— Минуту назад мы зафиксировали массированный выброс нейтрино — за пределами шкалы. Началось разрушение ядра. Сверхновая, как мы и боялись.

Это подтверждение первоначального осторожного рапорта было как удар в сердце.

— Сколько у нас времени?

— Невозможно предсказать. Эта звезда даже приблизительно не укладывается в диаграмму Максвелла-Больцмана. — Физо досадливо фыркнул. — Впервые человек оказывается поблизости от звезды на грани взрыва, да и тот искусственный — взрыв то есть. Мы так ничего и не знаем.

— Скажите хотя бы приблизительно, — скрывая нетерпение, попросила Нг.

— Обычно требуется несколько часов, чтобы взрывная волна достигла поверхности и звезда распалась; полагаю, и в этом случае большой разницы не будет. Но при наличии сил, которые контролировали звезду до сих пор, о времени взрыва можно только догадываться. Мы сможем сказать точнее, когда произойдет детонация.

— А что будет с Пожирателем Солнц?

Невидимый офицер, по всей вероятности, пожал плечами.

— Кто его знает? Гностор Омилов полагает, что он уцелеет — это как-никак его функции. Но количество материи, упавшей в черную дыру, выведет его мощность за пределы всех наших расчетов...

Он не договорил, но Нг и не нуждалась в этом. Щиты крейсеров и так уже едва выдерживают рифтерские гиперснаряды.

А от десантников и Панарха по-прежнему никаких известий.

Сидя одна в полумраке своей каюты, она особенно сильно чувствовала давящий на нее груз ответственности. Опять. Опять.

Поблагодарив Физо, она отпустила его и отправилась на мостик. В этот момент ей не хотелось быть одной.

Но даже когда она оповестила свою команду и почувствовала их молчаливую поддержку — они понимали, что означает эта новость, — легче ей не стало. Она смотрела на главный экран, где все ярче разгорался сращенный диск: красный гигант разбухал под бичом энергии с Пожирателя Солнц.

Опять.

Перте Крайно шевельнул бровью, и она поняла, что сказала это вслух — и что он ее понимает. Но и это не помогло ей. Она оставалась одна.

Она набрала в грудь воздуха.

— Связь, передайте Флоту приказ флагмана. Запуск астероидов.

Ивард дождался, когда шаги других утихнут, и вышел из мрака. Не питая больше надежды, он еще раз попытался связаться с келли. Голубой огонь Архона в его мозгу перестал мигать и превратился в маленькую точку.

Перед ним возник невообразимо зеленый келлийский лес, а на его фоне — стройный, из камня и стали, храм братства, увитый лозами и цветами, почти светящимися в пронизанной солнцем тени. Чуждые эмоции пронизывали Иварда, порой совсем недоступные, несмотря на его близость с келли. Наиболее близкими аналогами были сожаление, горе, глубокая, немыслимая для человека ностальгия.

Зубчатые полосы тьмы разбили образ, терзая сердце Иварда. Что-то ушло из него и пропало, оставив за веками только мрак.

Он открыл глаза, мокрые от слез. Голубой огонь пульсировал в нем болью тройной потери, изумрудная лента вокруг запястья стала холодной как лед. Портус-Дартинус-Атос мертвы, и он остался один.

Вокруг него пели и переливались буйные краски: это оживал Пожиратель Солнц. Под ногами среди звезд расцвела еще одна световая сфера, и Иварду вспомнились слова, которые, сам того не сознавая, бормотал Жаим: «Блестящие монеты, которыми за нашу платят жизнь».

Он знал, что это значит. Почти все, кого он любил, уже поплатились своей жизнью. Неужели Брендон тоже умрет, и Вийя, и Жаим с Монтрозом? Ивард раскрыл ладанку, висящую у него на шее. Цветные огни омыли скомканную шелковую ленточку и древнюю монету, артефакт мифической расы воинов времен ранней истории человечества. Келли говорили, что он больше, чем человек. Сможет ли он остановить эту страшную трату жизней?

Пора попробовать — или уплатить собственную цену, решил Ивард, и в нем ярко вспыхнул голубой огонь.

Потрогав плоскую голову Люцифера, он прошел в центр зала и стал перед лучом, следя, как тот исчезает между звезд. Так, значит, средство связи?

Он открылся чуждой песне Пожирателя Солнц, принял ее в свое синестизическое целое. Он еще не понимал ее, но уже чувствовал ее ритм.

Зажав в руке свои талисманы, Ивард вошел в луч.

Мандрос Нукиэль, привязанный к небесному камню, превышавшему весом его корабль, боролся за свою жизнь и жизни всех на корабле — ведь за каждой из них стояли миллиарды других, попавших в заложники чуждой человеку конструкции, которую им предстояло уничтожить.

Он сражался с рифтерским эсминцем, проклиная сверхъестественное мастерство его капитана и беспомощно наблюдая за телеметрией опекаемого крейсером астероида: она показывала медленный упадок мощности двигателей, которые после приказа должны были направить астероид к Пожирателю Солнц.

Корабли помельче, поддерживающие эсминец, он в основном игнорировал, но два из них уже угодили под огонь раптора. Они не могли ему повредить — пусть с ними разделываются его собственные фрегаты и корветы. Только эсминец представлял угрозу для крейсера и для астероида, который тот охранял.

— Навигация, новые координаты: 32,5 с отметки 44, скачок на десять светосекнуд и произвольные тактические скачки после разряда. Орудийная, кормовые рапторные башни альфа и гамма, полная мощность с широким рассеянием после выхода...

Продолжая отдавать команды под урчание скачковых, он взял на заметку, что скачки, необходимые для спасения астероида от рифтерских гиперснарядов, развивают слишком большую реальную скорость в неправильном направлении. Придется крутить обратно, да поскорее.

С пульта связи раздался сигнал.

— Входящий импульс орбитального монитора. Флагман передает Флоту приказ: запустить астероиды! — Голос офицера повышался по мере осознания важности принятого сообщения. На мостике грянуло «ура», которое прервал резкий толчок, и на пультах зажглись индикаторы повреждений.

— Скользящее попадание гиперснаряда при максимальной дальности; носовая рапторная башня альфа дестабилизирована.

— Теперь-то мы сможем всыпать этому эсминцу как следует, — воскликнул Эфрик.

— Контроль астероида, расчет, — запросил Нукиэль. — Не будет ли действительный вектор астероида, когда тот выйдет из скачка, слишком велик?

— Расчет произведен: двенадцать секунд до максимума.

Нукиэль испытал большое облегчение.

— Торможение и фиксация, — скомандовал он.

Вспомогательный пульт, контролирующий астероидный буксир (который назывался «Паке Романа» до того, как его раздолбали в системе Уджима), зачирикал, передавая команду.

— Торможение и фиксация произведены.

— Выходной импульс! — крикнул оператор обнаружения. — Курс 44 отметка 16, дальность семь светосекунд. Собирается обстрелять астероид. Гиперснаряд на выходе.

Нукиэль тихо выругался. Как раз в поле поврежденной рапторной башни — это сильно ограничивает огневую мощь. Одно хорошо: чем эти рифтерские снаряды мощнее, тем дольше они заряжаются. Еще можно успеть.

— Орудийная... — Нукиэль отдал приказ, и корабль слегка содрогнулся — это выстрелили две оставшиеся башни.

На мостике настала напряженная тишина — даже пульты как будто притихли. На главном экране был виден астероид — его бесформенная масса торчала, как здоровенная опухоль, над списанным крейсером.

— ...два, один... — отсчитывал офицер астероидного контроля. На месте, где только что был астероид, вспыхнул свет.

— Попадание гиперснаряда, — доложило обнаружение, и в тот же момент астероидный контроль крикнул: — Астероид запущен!

От места вспышки тянулся жемчужный след.

— Анализ траектории показывает повреждение двигателей — гармоническая нестабильность.

— Навигация, бросьте нас вдоль его траектории на десять светосекунд.

Когда экран прояснился, на нем появился прицел, а в прицеле — увеличенное изображение груды кувыркающихся, медленно разваливающихся камней.

— Двигатели отказали на пятнадцати процентах световой скорости; анализ расцепления показывает, что попадание в цель невозможно.

Нукиэль стукнул кулаком по подлокотнику кресла. Столько трудов — и все впустую.

— Ладно. Займемся этим поганым рифтером и заставим его поплатиться за это.

Таллис уже перестал делать вид, будто бой ведет он, — после гибели Андерика на борту «Когтя дьявола» все и так знали о существовании логоса. Он развалился в командном кресле, со странным безразличием наблюдая, как машинный разум командует кораблем и его орудиями.

Прочая команда на мостике тоже бездельничала, за исключением Киры Леннарт и Мавису за инженерным пультом. Мавису разогревал реакторы, поскольку инспекций теперь опасаться не приходилось, но Таллиса больше интересовала работа Киры. Он настроился на созданный ею засекреченный канал, где логос не мог их слышать.

(Как дела?) — мысленно передал он по мини-микрофону, борясь со своей злосчастной неспособностью отделять мысленную речь от громкой. В общении с логосом ему это, правда, не мешало — на первых порах. Из-за одного этого отпавшая необходимость притворяться очень облегчила Таллису жизнь: он больше не боялся ненароком открыть свои планы логосу, когда отдавал приказы.

(Кажется, я готова), — ответила Кира. — (Я нашла все, что нужно, в книжке о барканской культуре. Если я дам эйдолону то, на чем он зациклен, то авось удалю его оттуда раз и навсегда.)

(А что это?)

(Лучше тебе не знать.) — Таллис, несмотря на сложности мысленной беседы, почувствовал ее отвращение.

(Ну а сколько это продлится?)

(Всего несколько минут после твоей команды.)

Таллис прервал связь. Команду он даст только тогда, когда логос разделается с крейсером. Он проверил, как обстоят дела у Мавису: реакторам оставалось двадцать часов до достижения рабочего режима.

Раздался визг рапторного разряда, прошедшего совсем близко, и в тот же миг «Коготь» пустил свой гиперснаряд. На главном экране сверкнул яркий свет.

(ПОПАДАНИЕ ГИПЕРСНАРЯДА В АСТЕРОИД), произнес в ухо Таллису бесстрастный голос логоса. Капитан оставил этот канал закрытым, чтобы не нервировать машинным голосом команду. После краткой паузы логос добавил: (АСТЕРОИД ПРОЙДЕТ МИМО СТАНЦИИ).

— Связь, — сказал Таллис, — сообщи Ювяшжту, что астероид отклонен.

Интересно, какой приказ им дадут теперь? Вернее, не им, а логосу. Теперь уже все астероиды, вероятно, запущены, и Ювяшжт может сосредоточиться на уничтожении панархистского флота. Скорее всего он прикажет Таллису продолжать бой, если тот еще не закончится до возвращения курьера.

Тем лучше, подумал Таллис под урчание скачковых, работающих в высоком тактическом режиме. Другому приказу логос все равно бы не подчинился.

— Куда теперь, Иегуда?

Брендон закрыл глаза и вслушался. Он не смог бы описать это ощущение: это был не сеанс связи, а сознание присутствия Вийи — так чувствуешь свою любимую, которая спит в соседней комнате. Но это сопровождалось четким чувством направления.

— Кажется, сюда.

Они двинулись по указанному им коридору. Брендон шел в середине. Десантники, хотя и продолжали называть его Иегудой, ни на миг не забывали, кто он на самом деле. И никто не желал стать тем, кому выпадет докладывать о его гибели.

Точно в ответ на эту мысль Брендона потолок открылся впереди и сзади, и два взвода тарканцев спрыгнули вниз, превратив коридор в ад, полный огня и визга ручных снарядов.

Справа виднелся характерный дверной пузырь, хотя рама с открывающим механизмом уже обвалилась. Келлем с руганью пальнул из бластера в верхнюю фистулу, и пузырь раскрылся. Десантники нырнули внутрь — скафандр Налла охромел на одну ногу. Дверь за ним закрылась. Тарканцы снаружи перестраивались для решающей атаки.

— Куда это мы, интересно, попали? — спросил Налл, возясь с поврежденной штаниной.

Брендон обвел взглядом комнату с почти квадратными стенами, на которых висели закопченные гобелены. В дальнем конце стоял алтарь с черепом и помятой чашей под ним.

— Это Тайная Палата, культовый центр семьи Эсабиана. А череп, должно быть, принадлежит его отцу.

— Не потому ли тарканцы тянут так долго? — спросил Гвин.

— Возможно. Тому, кто войдет сюда без разрешения, грозит смертный приговор. Они хотят удостовериться.

Внезапно Брендон услышал сквозь толщу квантопласта знакомые звуки. Не думал он, что когда-нибудь так обрадуется этому пронзительному щебету!

— Это еще что за Шиидра? — осведомился Гвин. — Новый паскудный сюрприз от этой паскудной пищеварительной системы?

Брендон со смехом включил слуховые сенсоры и подошел к указанной ими стене.

— Сюрприз-то сюрприз, да только для тарканцев. Помоги открыть.

Вместе с Гвином они приложили к стене перчатки. Даже сквозь скафандр было заметно, как вздрогнул диарх, когда из стены со своей молниеносной быстротой выскочили эйя.

Десантники отступили на шаг, а пушистые белые существа обратили свои граненые глаза к Брендону и с безупречной синхронностью просигналили тонкими пальчиками: Мы тебя видим.

Брендон попытался изобразить перчатками ответный жест. Зная, что они читают его мысли, он произнес в уме:

Вийя?

Тот, кто дарит камень-огонь, слышит Вийю.

Высокие пронзительные голоса в голове причиняли боль. Брендон закрыл глаза, перебарывая сильное головокружение и пытаясь настроиться на звуки вне своей головы.

Брендон, я сижу под самым тронным залом и не могу выйти.

Это был ее голос. Брендон попытался сформулировать ответ, но у него только разболелась голова, и он понял, что больше ее не слышит.

— Вы знаете, на что они способны, — сказал он десантникам, указав на эйя, — но они должны видеть врага.

— Сейчас мы им это устроим, — угрюмо заверил Гвин, и бойцы построились по его команде.

— Погодите. — Брендон взял с алтаря череп. — Авось это их задержит. Теперь можно!

Гвин разрядил бластер в дверной механизм, и Брендон метнул в открывшуюся дверь череп. Тот покатился по палубе, а десантники, пуская дым и ос, с криком ринулись за ним. Позади с громким щебетом следовали эйя.

Боевой клич тарканцев сменился воплями агонии. Фигура в скафандре вышла из дыма, шатаясь и скрывая свой лицевой щиток. Из шлема хлынула густая красная масса, и тарканец упал. Все было кончено.

— Телос! — ахнул Иреск. — Этим поганцам скафандры не помеха.

Эйя, нимало не смущаясь учиненной ими бойней, устремили глаза на Брендона, все так же пронзительно чирикая и быстро семафоря пальцами.

— Они зовут нас. Пошли, — сказал он и оглянулся на ходу. Невредимый череп торчал в луже крови, глядя на него пустыми глазницами.

За углом того, кто шел впереди, встретила яркая вспышка. Они двинулись вперед медленно, с бластерами наготове. Явная беззаботность указывающих дорогу эйя не слишком успокаивала — кто знает, что они способны вынести?

Иреск заглянул в проем, из которого шёл свет, и попятился.

— Там никого нет — да оно и понятно.

Брендон отодвинул его в сторону. Каждая поверхность этого помещения переливалась муаровой рябью, вызывавшей тошноту. Прямо перед ним, за приборными пультами и прозрачным дипластовым экраном, торчал огромный бугор метров десяти вышиной, и его верхушка горела светом, слишком ярким для глаз.

Брендон проверил сенсоры скафандра. Несмотря на адский вид зала, опасной радиации здесь не было, и даже температура составляла всего двадцать пять градусов. Он вошел, слыша краем уха, как Гвин распределяет бойцов по периметру в оборонительном режиме, осторожно обошел курган и резко остановился перед пропастью, открывшейся позади. Подойдя к ее краю, Брендон заглянул вниз.

Кольца света нисходили в шахту, увлекая взгляд в бесконечность; Брендон ощутил зов бездны и отступил назад.

Движение наверху привлекло его внимание. Что-то спускалось в колодец.

Он отошел еще дальше, и десантники встали у него по бокам. Эйя стояли молча, не проявляя нетерпения и прочих поддающихся определению реакций.

Сверху спускалась сфера из какого-то прозрачного материала, напомнившая Брендону пузырь Тате Каги. На маленькой платформе внутри находились два человека — один, закрыв лицо руками, присел на корточки у ног другого. Пузырь поравнялся с полом, и стоящий поднял глаза. Это был Джеррод Эсабиан Должарский.

— Да это ж главный говнюк! — крикнул кто-то, и рядом с Брендоном прошла струя плазмы. Она разбилась о прозрачную стенку пузыря, не причинив никакого вреда. Вспышка плазмы осветила чеканное лицо Аватара, но он даже не моргнул. Шевелились только его руки, безостановочно играющие черным шелковым шнурком.

Видимо, это какой-то командный модуль? Брендон ощутил острую тревогу, но она сменилась почти непреодолимым желанием перескочить через разделяющее их пространство и вцепиться руками в горло врага.

Но тут до него, яснее и интимнее всяких слов, дошла мысль Вийи:

Станцию никто не контролирует. Она пробудилась и перешла на автономный режим. Эсабиан тоже вышел из-под контроля, включая и свой собственный.

Последний оставшийся в живых сын Геласаара, торжествуя, вышел вперед. Он открыл свой шлем и включил внутреннюю подсветку, чтобы видно было лицо, а после задействовал шлемовый имиджер, собираясь заснять поражение того, кто задумал уничтожить Панархию.

Эсабиан перестал работать руками и широко раскрыл глаза.

Брендон улыбнулся и сделал жест, которым Дулу отпускают своих слуг.

Шнур туго натянулся в руках Аватара. Эсабиан погружался в колодец, а Брендон смеялся, и его веселье усиливалось по мере роста ярости его врага.

Пузырь ушел в колодец. Аватар падал навстречу своей судьбе, которую выбрал сам, доверившись машинам Ура.

Когда Эсабиан скрылся из виду, Брендон услышал в мозгу эхо собственного смеха, и каждый его нерв возвестил о близости Вийи. Она была здесь — в нескольких метрах под ним.

— Палуба! — крикнул он. — Помогите мне!

Перчатки десантников вскрыли пол, и Вийя взглянула на Брендона. Он выпустил из перчатки трос, Вийя прицепила его к поясу и с его помощью поднялась по стене.

Она стала перед ними, высокая, сильная, черноглазая; Брендон чувствовал, как действует ее должарская внешность на десантников, только что насмотревшихся на вождя должарианцев. Они отошли назад, и она стояла перед Брендоном одна, безоружная, в помятом, обожженном бластерным огнем комбинезоне, с холодным и сдержанным, как всегда, лицом — только взгляд ее не был ни холодным, ни сдержанным.

— Как раз вовремя, — сказала она и улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ, страстно желая, чтобы десантники, эйя, Пожиратель Солнц и проклятый сервоскафандр провалились в тартарары.

Она, разумеется, прочла и эту его мысль, и ту, что следовала за ней, но сказала только:

— А теперь пора уходить. Гвин прочистил горло.

— К причальному отсеку. Иреск впереди, Келлем замыкает. Вперед!

После запуска астероида Нукиэль полностью сосредоточился на бое с «Когтем дьявола». То же самое, к несчастью, сделал и рифтерский капитан, и «Мбва Кали» приходилось туго. Команда эсминца действовала безупречно, а его гиперснаряды обрели такую мощь, что наносили урон системам крейсера, даже пролетая мимо.

Экран прояснился после скачка, и мостик тряхнуло.

— Кормовая рапторная башня альфа уничтожена, — доложил после паузы контроль повреждений.

— Тактический скачок, быстро! — Скачковые снова взвыли. Двигатели перегревались.

Нукиэль швырял свой крейсер туда-сюда, словно эсминец.

— Долго мы так не выдержим, — сказал Эфрик.

— Чем дольше мы его держим, тем дольше избавляем от него кого-то другого.

Эфрик пожал плечами — это был, конечно, не ответ.

— Интересно, кто такой этот рифтер. Уж точно не Й'Мармор — за ним таких талантов сроду не числилось.

Нукиэль помолчал, вглядываясь в тактический экран, и отдал новый набор команд.

— Это не так уж важно. Кто бы он ни был, воюет он блестяще.

Внимание командора привлек новый глиф на тактическом экране. Он не сразу понял, что означает этот символ — эскадра мелких кораблей, что ли? Нет, их бывший астероид, теперь превратившийся в несколько астероидов. Камни, образовавшиеся от попадания гиперснаряда в момент скачка, растянулись в узкий длинный риф, занимающий несколько световых секунд. Бой увлекал «Мбва Кали» к тому краю рифа, который был направлен к скачковому радиусу системы Пожирателя Солнц, отстоящему от них на несколько световых минут глиф указал координаты и загорелся зеленым огнем: даже для мощных сенсоров крейсера камни были почти невидимы. А на эсминце могут их и вовсе не заметить.

Эта мысль распустилась в уме Нукиэля пышным цветом, точно сама Богиня поместила ее туда. Он не сдержал счастливого смеха.

— Навигация, оставьте это. Передаю новые координаты. Тактика, подключитесь ко мне.

— Что стряслось? — спросил Эфрик. Нукиэль вкратце объяснил свой замысел ему и Роган. — Рискованно, очень рискованно, — сказал Эфрик, — но и умно. Как раз то, на что можно подловить этого засранца.

— Согласна, — сказала Роган. — Но послушайте; мы окажемся в опасной близости от радиуса, даже если все пройдет как надо, и с огромной реальной скоростью, увлекающей нас в систему. Энергетическое поле тут же вырубит нас, если мы в него попадем, и если нас не проглотит черная дыра, то звезда-спутник вполне может взорваться, прежде чем мы выберемся с другой стороны.

— Ничего не поделаешь, — сказал Нукиэль. — Упускать такой шанс нельзя.

— Верно, — подтвердил Эфрик. — Притом мы можем войти в историю.

— Это зависит от того, кто эту историю будет писать. Так что давайте обеспечим эту привилегию Флоту.

Логос загонял крейсер все ближе к энергетическому полю, и Таллиса, да и всех на мостике, охватило какое-то безумное ликование. Похоже было, что они все-таки выйдут из этой переделки живыми.

Теперь тактика логоса стала ясна даже Таллису: он прижимал крейсер к эксклюзивной зоне, ограничивая его свободу. Панархистский капитан мог, разумеется, выйти из боя, но не выходил. Таллис жалел, что у него самого нет такой возможности, несмотря на намечающийся успех. Ювяшжт просто пошлет их в новый бой, только и всего.

Он включил командный канал связи, строго следя за своими голосовыми связками, и спросил:

(Примерное время уничтожения врага?)

(ТРИ ЦЕЛЫХ ПЯТЬ ДЕСЯТЫХ МИНУТЫ.)

Таллис выключил связь, проверил себя еще раз и соединился с Кирой.

(Кажется, пора объявлять твой номер. Логос говорит, осталось меньше четырех минут.)

(Есть такое дело. Приготовься — могут быть небольшие осложнения.)

(Ты ж говорила, что все пройдет легко?)

Она не ответила.

Таллис сердито глянул на главный экран и поморщился, когда луч раптора снова прошел совсем рядом.

— Разряд раптора с кормы по левому борту, — доложил контроль повреждений. — Повреждения незначительны.

Они были теперь в нескольких светосекундах от радиуса и двигались с нежелательно высокой реальной скоростью. Звезды пронеслись по экрану, и прицел остановился на блестящей точке. Одно из его перекрестий удлинилось — это подзаряжался гиперснаряд.

Внезапно пульт Эсбарта громко заверещал.

— Мусорный риф курсом на столкновение, приближается по пятнадцати сотых це! — крикнул техник.

Таллис, выругавшись, стукнул кулаком по скачковой клавише — но скачка не последовало.

Руонн приблизился к Тронам Матрии, гордо неся в руках свой громадный шестек. Та, что занимала центральный Трон, шевельнулась, — и волны теплой, душистой воды хлынули к его ногам. Он остановился и отвесил поклон.

— Мы воздаем честь Руонну динар-Айярмвндилу, ныне Патенту. — Голос матроны пронзил его сладким предвкушением. — Мы остались очень довольны твоей информацией — подобного богатства Низ еще не видел.

Он взошел к ее Трону, и она откинулась назад, чтобы принять его, и открылась ему во всей своей огромности. Руонн вошел в нее, и его шестек начал пронизывать его волнами невыразимой эйфории. Она рычала от удовольствия, и этот звук отзывался в нем глубоким резонансом. Руонн посмотрел вниз, и его желание еще усилилось при виде зарывшегося в нее шестека.

Но внезапно Тронный Зал вокруг него затрясся, и вода с шумом выплеснулась. Руонн не обращал на это внимания, стремясь уйти еще глубже в Матерь Барки, но наслаждение сменилось жуткой болью. С ужасом и недоверием он взглянул вниз...

И увидел, что ее отверстие, окружающее шестек, щерится острыми зубами.

«Коготь дьявола» тряхнуло, и Таллиса выбросило из кресла, но это спасло ему жизнь: передняя переборка лопнула с треском, и несколько лучей пронзило мостик. Голова Эсбарта превратилась в струю пара, а тело в корчах упало на палубу. Другие тоже падали с криком, скошенные раскаленными добела обломками переборки и последовавшей за лучами шрапнелью.

Таллис поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть на одном из экранов, как кусок расстрелянного ими астероида врезался в их снарядную трубку. Трубка согнулась, как соломинка в бокале, и разлетелась на осколки до половины своей длины. Из нее выкатился плазменный шар — преждевременная эякуляция, вызванная растворившимся в ней гиперснарядом. Ужасный вопль, похожий на крик умирающего, прорезал уши Таллиса. Он лихорадочно попытался оборвать свою связь с логосом, но вопль шел из всех динамиков мостика.

— Блин! — срывающимся голосом заорал Таллис. — Что происходит? Контроль повреждений! Убери этот гадский шум!

— Уничтожена снарядная трубка, гиперснаряд... — деревянным голосом начал оператор контроля повреждений. Он не пострадал, но был в шоке.

— Это я сам вижу, придурок! Почему скачковые не работают?

Вопль оборвался.

— Скачковые в норме, — возразил контроль повреждений. Таллис посмотрел на него и крикнул:

— Навигация! Убери нас отсюда!

Звёзды пронеслись по экрану и исчезли — это сработали скачковые. Должарианцы, конечно, отрежут им энергию, но к тому времени он будет уже далеко. У него будет достаточно времени, чтобы запустить реакторы и смыться из Тысячи Солнц насовсем. Кто бы ни выиграл бой, «Когтю дьявола» с его командой нет больше места в заселенном человеком космосе.

— Леннарт, что там с этим сраным логосом? — спросил Таллис и с опозданием спохватился, что произнес это вслух. Но ему было уже все равно.

— Не знаю. Полного контроля я не получила, но он не проявляет активности. Корабль твой, капитан. — Она оглядела бойню, царящую на мостике, и у нее вырвался истерический смешок. — Именно это случилось с Руонном — и логос, видимо, от шока тоже загнулся.

— По-твоему, это смешно? — заорал Таллис так, что в глотке запершило, и поперхнулся от смрада горелого мяса и крови. Кругом стонали, и медик ходил от пульта к пульту, занимаясь ранеными.

— Нет. — Кира, внезапно отрезвев, сделала глубокий дрожащий вдох. — Зато мы живы.

— Да. Мы живы. Это здорово. — Он плюхнулся обратно в свое кресло. — В этом что-то есть, не так ли?

Но особого счастья он пока не испытывал.

* * *

— Производительность радиантов двадцать пять с половиной процентов и продолжает понижаться. Окончательный отказ двигателей ожидается через двадцать минут.

На этом перечень повреждений прекратился, но Нукиэль едва заметил это. Он пытался справиться с раздирающей болью, которую причиняло ему падение гравитации. Они встали прямо на пути астероидного рифа, положившись на крепость своих щитов, и помешали рифтеру обнаружить этот риф вовремя. В последний момент «Коготь дьявола» не смог совершить скачок и уйти, поскольку был нацелен на «Мбва Кали» для смертельного удара; любой скачок послал бы его в гущу рифа либо вогнал бы в крейсер. Риск, конечно, был, но рифтеры не пошли на самоубийство.

Чья-то рука легла Нукиэлю на плечо, и голос Эфрика сказал:

— Мандрос? — Командор с усилием выпрямился и сглотнул, чтобы избавиться от железного вкуса во рту. Тактический экран показывал, что надеяться не на что. Щиты над радиантами, самое слабое место в защите корабля, не выдержали густой концентрации летящих на большой скорости обломков.

— Ничего. Я продержусь, сколько надо. — Нукиэль набрал на пульте код, и сирена взвыла, подавая сигнал, который ни один космонавт не хотел бы услышать: «Покинуть корабль».

Эфрик хотел помочь ему встать, но Нукиэль отстранил его и подозвал к себе медика.

— Дайте мне что-нибудь от боли, но такое, чтобы мозга не туманило.

Тот послушно впрыснул командору в запястье что-то холодное. Облегчение, хотя и неполное, последовало быстро. Почувствовав, что голос снова повинуется ему, Нукиэль обратился ко всему кораблю:

— Говорит капитан. Мне нужны добровольцы из рапторных расчетов для запуска спасательных капсул. Их двигатели включать нельзя — для этого мы находимся слишком близко к краю энергетического поля и движемся слишком быстро. — Нукиэль сглотнул. Боль возобновилась даже после столь короткой речи, и ему стоило труда это скрыть. — Эфрик, займись эвакуацией. — Он перешел на шепот — так было легче.

— Мандрос... — В голосе друга тоже чувствовалась боль.

— Ступай, Леонтуа. Верховная Фанесса сказала над Дезриеном, что Богиня ничего мне не передавала. Это было тогда, теперь я слышу се голос.

— Пятнадцать минут до энергетического поля, — доложил навигатор.

— Ступай. Связь я буду держать, а больше все равно ничего не осталось. Это приказ.

Эфрик молча отдал ему честь и начал распоряжаться. Им не нужно было слов: они уже десять лет служили вместе.

Мостик быстро опустел, и Нукиэля окружила тишина, нарушаемая только шепотом тианьги. В этом шепоте ему слышались какие-то слова. Он видел на экране, как отделяются от корабля спасательные капсулы. Наконец из причальных отсеков вышли корветы, чьи достаточно сильные двигатели позволяли вывезти добровольцев. Он был рад, что им тоже удалось спастись.

Минуту спустя корабль пересек границу энергетического поля вокруг Пожирателя Солнц, которое впитывало энергию всех объектов больше ста метров — а главные реакторы крейсера находились в трех километрах от мостика. Замигали тревожные огни, но экраны погасли — мостик помещался слишком глубоко в корпусе, и сигналы сенсоров больше не доходили до него.

Но это уже не имело значения. На всех экранах Нукиэлю виделся лик Богини в образе Разрушительницы.

Мандрос Нукиэль лежал в командном кресле на мостике корабля, чью команду составляли одни мертвецы, и ждал, когда Богиня возьмет его к себе.

36

— Сверхновая! А что же будет с Пожирателем Солнц? — спросил Ювяшжт.

— Мы не знаем, кювернат, — извиняющимся тоном ответил офицер-астроном. — Возможно, он уцелеет, поскольку это его функция.

Да. Но когда волновой фронт дойдет до станции, никто уже не сможет ее покинуть.

Офицер не мог сказать даже приблизительно, когда это случится, и Ювяшжт приказал продолжать наблюдение.

— Связь... — начал он и выругался, когда астероид, на перехват которого они шли, вдруг исчез со вспышкой красного света. Нейтринный разряд — это единственное логическое объяснение. Панархисты и это предусмотрели. Рифтерские корабли, прорываясь сквозь похабщину, забивающую эфир, один за другим докладывали, что прочие астероиды тоже ушли к цели. Это представляло гораздо более близкую угрозу для Пожирателя Солнц, но Ювяшжт ничего не мог поделать.

Зато теперь он мог сосредоточиться на истреблении панархистов, не распыляясь, а уничтожая планомерно одну группировку за другой. Они, конечно, попытаются сделать то же самое, но всего с одной гиперрацией они практически бессильны против системы его моментальной связи. Хорошо, что рифтеры не спешат воспользоваться амнистией, — оно и неудивительно, учитывая их действия в Тысяче Солнц во время палиаха.

Он начал отдавать приказы, собирая свой флот для серии смертельных ударов, а на тактическом экране тем временем стали появляться результаты компьютерного анализа астероидных траекторий. Оборонительные силы Аватара проявили себя лучше, чем ожидал Ювяшжт. Только три снаряда гарантированно дойдут до станции, и первый удар произойдет где-то через два часа.

— Связь, оповести Чар-Мелликата на Пожирателе Солнц о сверхновой и астероидах и посылай ему сводку каждые пять минут.

Но как раз пять минут ушло на то, чтобы пробиться сквозь создаваемые панархистами помехи; как только связистка находила нужный алгоритм, панархисты меняли сигнал — и ситуация продолжала ухудшаться.

При такой скорости последняя сводка будет бесполезной: на Пожирателе Солнц ее получат уже после первого астероидного удара. Ну что ж, он сделал все, что мог. Пусть Чар-Мелликат думает, как распорядиться отпущенным ему временем, а его дело — сбивать корабли.

Вийя не могла заслониться от присутствия Сущности. Стены ее разума, которые она до сих пор столь яростно обороняла, как будто растворялись, унося с собой ощущение физических координат — как времени, так и пространства. У нее не было прямой связи с Сущностью — присутствие выражало себя гармоническими рядами, представляющими медленное вращение галактики вокруг неистовой энергии в ее центре. Вийя боялась не их, а себя: если она подчинится, то навсегда сольется с неумолимым ритмом, объемлющим все Единосущие.

Ее ощущение собственного «я» размылось, но присутствие Брендона рядом оставалось по-прежнему ярким и четким. Достаточно было держать глаза открытыми и прислушиваться к его скрипучему шагу, чтобы не терять связи с действительностью.

Вначале десантники держали хороший темп и скоро опять оказались в диапазоне связи со своими товарищами, штурмующими причальный отсек. Те понесли большие потери, и командование принял мелиарх Рапуло. Брендон переключил канал на динамик своего скафандра, чтобы Вийя тоже могла слышать.

— Не думаю, что им известна судьба Эсабиана, — сказал Рапуло. — Анарис прикончит отца, как только поймет, что тот выбыл из игры.

— Это не так просто, — возразил Брендон. — У них свои законы о престолонаследии. Они предусматривают личный контакт, когда умирающий передает власть победителю.

— Может, и так — но, пари держу, не в тот момент, когда на них несется несколько миллиардов тонн камня. Мы подключились наконец к гиперрации и выяснили, что астероиды уже в пути; расчетный срок прибытия — сто девять минут. Там, снаружи, наших бьют почем зря. — Рапуло сделал паузу, дав Брендону и другим время осмыслить новость.

А может быть, так он подчеркивает главенство Брендона, подумала Вийя, хотя формально Брендон подчиняется мелиарху. Даже сквозь усталость она ощущала, как преданы ему десантники. Придется ему в какой-то момент принять командование на себя, иначе их боевая активность снизится.

— А немного погодя произойдет кое-что похуже, — добавил Рапуло. — Сверхновая.

Это прямое заявление вызвало шок, который почувствовала и Вийя.

— Но об этом пока можно не беспокоиться — астероиды все равно доберутся сюда раньше. И раз эту задницу никто не контролирует, самое время убраться отсюда. У меня два отделения готовятся подорвать корветы. Мы внедрили жучок в причальный отсек, но я пока воздерживаюсь — хочу убедиться, что келли не пустят тарканцев на «Телварну».

Брендон взглянул на Вийю, но она покачала головой:

— Я не могу связаться ни с келли, ни с Ивардом.

— Это тревожный знак? — спросил Брендон.

— Не знаю. Думаю, что нет. Что-то... сама станция... мешает нашему общению. Но Жаим получил приказ пробиваться к «Телварне» на случай, если связь прервется.

— Не имея доспехов и оружия, они сюда не пройдут, — сказал Рапуло. — Обеспечить эвакуацию — наша очередная цель. Гвин, подключись к отделению Дашиа — тогда мы поведем атаку с трех сторон. — За словами мелиарха последовал поток цифровой информации.

— Ты сможешь обнаружить свою команду на расстоянии? — спросил Брендон Вийю. — Вокруг причального отсека очень много коридоров.

— Попрошу эйя поискать их образцы — но для этого мне нужно занять стационарное положение.

— Медлить нельзя, — вмешался слышавший их Рапуло. — Если мы не возьмем причальный отсек, со станции вообще никто не выберется.

Анарис выпал из потолка позади Чар-Мелликата, который совещался с двумя тарканцами. Вдали прокатился гул, и палуба под ногами содрогнулась.

Командир тарканцев обернулся, скрипнув скафандром.

— Господин, мы считали вас пропавшим — и контакт с Аватором тоже потерян. Ювяшжт сообщает о запуске к станции нескольких астероидов и о взрыве звезды-спутника, который последует через некоторое время после их удара. Прибытие первого астероида ожидается менее чем через сто минут, и враг усиленно атакует причальный отсек.

Мысль Анариса заработала с повышенной скоростью. О сверхновой он не думал, поскольку астероиды ожидались раньше — ею он займется, когда покинет станцию. Главная проблема сейчас — упрек, который он расслышал в тоне Чар-Мелликата. То, что Анарис распоряжается карра, в его глазах идет вразрез со всеми традициями — и он подозревает, что отношение наследника к борьбе за престол окажется столь же нетрадиционным.

Анарис не стал отвечать на этот негласный вопрос. Пусть себе беспокоятся об Аватаре, а он тем временем восстановит контроль над ситуацией.

— Компьютер взорван?

— Да, господин.

Стало быть, Брендонова призрака опасаться больше нечего. Устройство станционной системы обеспечит сохранность связи, но стазисные заслонки перейдут на местный контроль.

— Хорошо. Объясни мне свою диспозицию.

Чар-Мелликат с поклоном повиновался, но Анарис понял, что с ним нужно быть настороже.

Командир закончил свой доклад, и Анарис стал восстанавливать кинестезическое ощущение станции. Почти сразу же он заметил небольшую группу вооруженных людей, идущих от Палаты Хроноса. Нет ли с ними Вийи?

Он улыбнулся. Надо заняться ее конвоем — и прикончить маленьких выжигателей мозгов. Как-то она отнесется к сюрпризу, который он преподнесет ей в причальном отсеке?

Лар прислонился к стене, с трудом переводя дыхание. Волнообразное движение урианского материала действовало почти успокаивающе. Точно качаешься на воде. Он чувствовал почти непреодолимое желание закрыть глаза и представить себя в лодке между островами Бори...

Переборов себя, Лар распрямил ноющую спину. Зачем они остановились? Монтроз и Жаим стояли около устья медленно сужающегося туннеля, а четыре механических паучка, которые теперь сопровождали отряд, собрались вокруг них. Лар подавил нервный смешок. Жмутся к людям, точно ручные. Никто не знает, для чего они служат, но вид у них как будто безобидный.

Хорошо хоть огры им давно не попадались. Пропуска пока действовали, но Лар при каждой встрече с роботами-убийцами чувствовал, что сейчас намочит штаны. Он потрогал пропуск, снятый с Тат, — она лежала без сознания на гравикаталке, которую они взяли из лазарета. Медтехники, которых они увели с собой, позаботились о Тат и Седри, лежащей на второй каталке; третью занимали двое раненых бори.

Лисантер, стоя на коленях, барабанил пальцами по клавишам блокнота — светящийся индикатор указывал на связь со станционной системой.

— Компьютер уничтожен, — вздохнул он. — Но я в системе.

— Это хорошо, — сказал Монтроз. — Статус?

— Неутешительный. Сюда летят астероиды. Нам осталось чуть больше часа до столкновения.

— Тогда давайте двигаться. — Голос Монтроза перекрыл тихий гул разговаривающих бори. Они послушно начали строиться в назначенном Монтрозом порядке.

— Есть кое-что похуже, — сказал Лисантер. — Ядро звезды-спутника разрушается. Скоро оно превратится в сверхновую, но это будет уже после удара астероидов.

Кто-то вскрикнул, и все бори заметались в панике. Но Жаим поднял руку, и они затихли.

— Вы же слышали: главное сейчас — астероиды, а от взрыва мы уйдем на «Телварне». — Он обратился к Лисантеру: — Нет ли способа определить, где еще прячутся люди?

— Нет. Разве что сканировать все уцелевшие имиджеры. А они не везде установлены.

— Зато пульты есть везде, не так ли? — Лисантер кивнул, и Жаим предложил: — Сообщите всем, чтобы шли в причальный отсек. Это все, на что мы пока способны.

Лисантер еще немного поработал с блокнотом и встал.

— Готово.

Жаим жестом предложил Монтрозу снова стать во главе, что тот и сделал. Лар, ведя Дема за руку, шел позади. Сжимая свободной, вспотевшей рукой непривычную рукоять бластера, он снова устыдился своей неподготовленности к каким бы то ни было боевым действиям.

«Мы для них обуза», — с горечью думал он, поглядывая на лишенное выражения лицо Дема. Сколько бори понадобилось, чтобы расправиться с четырьмя катеннахами из команды Дельмантиаса — а Жаим уложил двоих в мгновение ока.

Высокий Жаим движется легко, словно кот, лицо у него спокойно, а глаза примечают все, что происходит вокруг. В трех стычках, которые они имели после Дельмантиаса, Жаим проявил себя лучше всех — и это несмотря на сломанные ребра. «Если мы останемся живы, они скорее всего избавятся от нас на Рифтхавене — и я их не виню», — думал Лар. Правду говорят, что никто во вселенной не принимает бори всерьез — включая и самих бори.

Монтроз остановился, и Лар стиснул бластер еще крепче. Здесь сильно пахло дымом, и он боролся с желанием чихнуть. Коридор застилала дымка.

Жаим поднял руку, призывая к тишине, хотя все и так молчали и не шевелились. Где-то поблизости послышался ритмичный ноющий скрип тарканского взвода. У Лара заколотилось сердце, и бластер в пальцах сделался скользким.

Он знал, что причальный отсек уже близко. План, до того как Лисантер сообщил свои новости, был такой: добраться сюда и в случае, если бой еще идет, укрыться где-нибудь — а Жаим, Монтроз и Локри поищут других беженцев.

Они двинулись дальше — и снова остановились. Теперь топот и скрип был громче — это огры. Четверо роботов вышли из-за угла впереди. Пропуск Лара начал вибрировать, как и в прошлые разы, но теперь огры вели себя странно: они то открывали, то защелкивали свои огневые отверстия и вращали сенсорами.

Трое рифтеров нырнули обратно в узкий проход, из которого только что вышли, и увлекли за собой бори.

— В чем дело? — спросил Локри. — Лар, что с твоим пропуском?

— Ничего — он работает...

— Но что-то мешает им пропустить нас, — вмешался Лисантер. — И дело, видимо, в вас троих.

Огры двинулись вперед, но как-то нерешительно.

— Хрим! — От ненависти, прозвучавшей в голосе Монтроза, Лар покрылся мурашками. — Это он привез сюда огров. Должно быть, вставил в них особый код с нашими опознавательными данными.

Лар внезапно понял, что он должен делать. Он подтолкнул Дема к каталке с Тат и сказал:

— Оставайся с ней. — Голос у него при этом скакнул вверх. Чувствуя странную смесь ужаса и возбуждения, он повернул за угол. Огры обернулись к нему, и он съежился в ожидании выстрелов.

Пропуск на шее снова завибрировал, и огры, как он и надеялся, заколебались. Он слышал, как рифтеры отступают по коридору и как бори в панике мчатся за ними. Потом огры двинулись в его сторону. Он едва успел посторониться, и они протопали мимо, дергаясь, точно в их программе что-то заело.

— Жаим, Локри... глядите! — произнес Монтроз, и паучьи машинки бросились на огров.

Они обступили двух передних роботов, выбросили длинные блестящие нити, и из стыков брони роботов брызнуло пламя. Падая, огры открыли стрельбу — один луч чуть не задел вжавшегося в стену Лара.

Но двое других огров, успевшие отступить, принялись поливать паучков огнем и разнесли их вдребезги. Три плазменных луча ударили из бокового коридора — рифтеры целили в коленные суставы огров, пытаясь расплавить их и повалить роботов.

Огры, переступив через своих павших собратьев, подняли головы, и дула бластеров высунулись между сенсорами на их безумных лицах.

Тут стены по обе стороны от них внезапно раскрылись, и оттуда выскочили две фигуры в скафандрах. Они пришлепнули к корпусам огров плоские овальные предметы, которые держали в перчатках. У Лара в ушах грохнуло, и огры рухнули, разбрызгивая пламя и расплавленный металл.

Фигуры обратили к беженцам свои невидимые за шлемами лица, и Лар испытал страх, увидев у них на груди эмблемы Солнца и Феникса, — а следом пришло пьянящее облегчение.

Десантники разворачивались, перекрывая близлежащие коридоры, а из дымки вышла высокая фигура в черном — Вийя.

Ивард сам не знал, сколько времени борется с безумием. В нем не осталось места ни для чего, кроме боли: миллионы голосов терзали его, миллионы образов разрывали ткань его мозга, а он все падал и падал сквозь не дающее опоры пространство. Он судорожно цеплялся за все мало-мальски знакомое: человеческие лица и голоса, искаженные напряжением боя. Кое-кого он даже узнал, верховного адмирала и другого, должно быть, командующего должарскими силами, но они тут же исчезли в водовороте непознаваемого. Другие голоса и лица не принадлежали людям и порой были так далеки от всего человеческого, что Ивард шарахался прочь.

Только голубой огонь архона в самом центре его существа хранил его от гибели. Мысль продолжала работать, несмотря на страшное давление, которому подвергались все органы чувств, и в миг просветления Ивард понял, что, будь келли живы, он справился бы с этим натиском чуждой психики. Но как он ни старался разобраться в синестезическом хаосе, куда погрузился сам, его рассудок распадался на части, и голубая искра перебегала от одного узла рвущейся паутины к другому, бессильная остановить разрушение.

Фрагменты памяти вспыхивали и улетали прочь — яркие огоньки, навсегда потерянные для его распадающейся личности. Некоторые кусочки, те, что и делали его Ивардом, некоторое время еще описывали орбиту вокруг гаснущего огня его «я», но и они ускользали в тускло-красном свечении, как звезды позади корабля, который движется в реальном времени на краю скорости света.

И, как при таком же релятивистском искажении пространства, впереди росла яркая голубовато-белая сфера, и ее сияние как бы сгущалось, принимая очертания серебряного кубка.

«Пей, если жаждешь».

Это было больше чем воспоминание, и с внезапной ясностью Ивард понял, что его бесшабашный поступок отправил его за пределы времени, как уже было с ним на Дезриене. Уцепившись за этот образ, он припал к кубку и стал пить. Ему казалось, что сосуд у его губ держит женская рука. Грейвинг?

Ответа не было, если не считать ответом вливающуюся в него силу — она притягивала частицы памяти обратно к ядру, она воссоздавала его. Это сопровождалось звоном миллиона колоколов — одни гудели, как дыхание звезд, другие плясали, как молекулы в танце Единосущия. Синестезический хаос вокруг обрел смысл, мелькание звука и света преобразилось в надежные, залитые теплым сиянием стены Нью-Гластонбери.

Но Ивард сразу заметил, что сбор стал не таким, как прежде: его витражи ожили и стали гораздо сложнее. Это напомнило ему дворец Тате Каги, и воспоминание подействовало успокоительно. Теперь он уже не страшился чуждых образов — они заняли свое место, хотя остались непостижимыми для него.

Вокруг гремела музыка, исходящая из ярких металлических труб и деревянных ящиков, которые стояли по бокам собора. Центральный проход вел мимо них к белому алтарю.

Ивард увидел сидящего на полированной скамье человека. Его невыразимой сложности пульт состоял из рядов клавишей, множества педалей и стержней с большими набалдашниками. Он поднял руки над клавишами и повернулся. Это был тот самый человек, которого Ивард уже видел в соборе в тот первый раз.

— Садись, — сказал человек, подвинувшись. — У нас очень мало времени. Смотри. — Он махнул рукой в сторону труб. — Каждая труба издает свой тон.

Он пробежал пальцами сначала по одной клавиатуре, потом по другой; потом повторил то же самое, дергая некоторые из стрежней. По собору прокатился звук, идущий из множества источников, наполнив пространство яркими созвучиями, которые отражались в движениях живых витражей.

Человек взял Иварда за руку.

— Почувствуй это. Между клавишей и трубой существует прямая связь. — Ивард тронул одну клавишу, потом другую. Они пружинили под пальцами, как живые, и легкая задержка между нажатием и звуком дезориентировала его.

— Но... — начал он.

— Тише, юноша. По-другому мы контактировать не можем. Я скоро уйду.

Ивард почувствовал в этих словах глубокую радость и дрогнул, понимая, что кто бы ни был этот, явившийся ему, — он, Ивард, коснулся лишь края его мыслей; дерзнув на большее, он сгорел бы, как мотылек в печи. Собор вокруг заколебался, и юноша в проблеске величия, недоступного его разуму, ощутил себя богом. Он сидел в центре паутины, охватывающей пространство и время; в его пальцах пульсировало ядро красного гиганта, и ритм все ускорялся — наука Ура вела звезду к гибели; а в уме его зияли врата, ведущие в пустоту полной свободы.

— Но здесь есть и другие подобные тебе, другие Дети Воронки, — сказал человек, — и они все погибнут, если ты не овладеешь этим искусством; ибо без твоей помощи мой уход будет означать разрушение этого артефакта, моей тюрьмы.

— Но я никогда не учился музыке, — запротестовал Ивард.

— Верно, не учился, но ведь ты несколько больше своего «я», не так ли? Я не мог бы общаться с тобой даже в столь малой степени, не будь в тебе других и не будь ты другими.

Единство? Иварду стало горько.

— Портус-Дартинус-Атос мертвы. Единство разбито.

— Ошибаешься, — улыбнулся человек. — Троица мертва, это так, но есть другие. Этот образ, — он обвел рукой собор, — исходит не из твоего сознания, но из сознания другого человека, который был в этом месте с тобой и для которого то, что ты зовешь музыкой, есть дыхание жизни. Он встал.

— Играй, малыш, — иначе вы все умрете.

Монтроз скосил глаза на Вийю. Он рад был отметить, что ступает она твердо, хотя и тяжело, что говорило не только о психическом стрессе, но и о гневе. Локри, тоже посмотрев на нее, крепче стиснул свой бластер.

Узнав от Жаима, куда делись Ивард и Люцифер, она собралась вернуться за ними, и только Брендон ее остановил. Их разговора никто не слышал, но, судя по жестам, которые делал Брендон в сторону десантников, он ссылался на тактическую необходимость, вынуждавшую пока оставить Иварда там, где он есть.

Немногие тарканцы, встречавшиеся им, тут же падали жертвой ее гнева. Монтроз содрогнулся от их усиленных динамиками воплей, вспоминая подземелья Артелионского Дворца.

Их продвижение тормозили не столько тарканцы, столько огры. Должарианцы, видимо, бросили на них весь свой резерв, и запас келлийских трискелей быстро таял.

— Сдается мне, они охотятся за выжигателями мозгов, — сказал диарх, командующий отрядом Брендона, после одной такой стычки. Вийя промолчала, и только глаза у нее сузились.

«Анарис хочет разлучить Вийю с эйя», — сообразил Монтроз, И это, как видно, очень дурной знак.

— Да — те, которых Хрим не успел обработать, — протянул Локри.

Вийя внезапно остановилась на полушаге и осторожно опустила на пол повисшую в воздухе ногу. Эйя коротко прочирикали что-то. Монтроз тоже почувствовал что-то глубиной сознания — слабое прикосновение, звук...

— Кетцен-Лах, — произнес он. Свет в коридоре померк, и память вернула его на Дезриен, к человеку, игравшему на органе в Ныо-Гластонбери.

— Ивард, — сказала Вийя, и видение Монтроза пропало. Он прислонился к стене, чтобы восстановить равновесие, а Вийя добавила, нахмурясь: — Не могу с ним связаться. — Она закрыла глаза и прижала большие пальцы к вискам жестом, который ее команда наблюдала каждый день из месяца в месяц. — С ним тот... Крылатый.

Брендон прищурил свои голубые глаза, десантники смотрели с недоумением, бори на заднем плане перешептывались.

— Тридцать одна минута, — сказал диарх.

Вийя выпрямилась и быстро зашагала дальше. Остальные потянулись за ней. Они прошли один коридор, потом другой — там стоял дым и виднелись следы огня. Через несколько минут десантники остановились, и Монтроз услышал отрывистые слова команд до того, как они защелкнули шлемы.

— Наши проведут отвлекающий маневр, а две диверсионные группы в это время займутся корветами, — быстро пояснил Брендон. — Мы войдем через заднюю стену отсека, и «Телварна» окажется между нами и должарианцами.

Вскоре Монтроз услышал треск тяжелых бластеров, пару взрывов и заглушаемые квантопластом крики.

Брендон вскинул кулак.

— Они сделали это! — Из наушников его шлема через открытый щиток слышались голоса. — За мной, — скомандовал он.

Монтроз поднял свой бластер, заметив краем глаза, что заряд израсходован почти наполовину, и побежал вместе с другими к двери, которую металлические стержни удерживали открытой. У него затрепетало сердце, когда он увидел в проеме знакомый силуэт «Телварны». Актинический свет сращенного диска, идущий в отсек из шлюза, отражался от ее выщербленного корпуса. Вийя взбежала по трапу, ведущему к левому кормовому шлюзу, и нажала на клавишу доступа.

И ничего! Она нажала еще раз — и теперь реакция не заставила себя ждать. В корпусе открылись амбразуры, и стволы бластеров нацелились на нее. Вийя отступила, недоверчиво глядя вверх.

После секунды общего оцепенения из-за «Телварны» донесся голос — ничем не усиленный, но слышный всем и знакомый.

— Корабль мой. Предлагаю обсудить следующий ход игры.

— Анарис, — оскалив зубы, сказал Жаим.

Брендон, опомнившись первым, вскочил на трап и свел Вийю вниз. В его усмешке гнев смешивался с весельем. Он защелкнул шлем и сказал:

— Мелиарх, я принимаю командование на себя.

Мелиарх после едва заметного колебания молча кивнул.

— Сейчас мы используем против Анариса его собственные предположения, — сказал Брендон и сделал десантникам знак следовать за ним.

Анарис с удовлетворением наблюдал, как десантники осторожно разворачиваются вокруг «Телварны». Свет черной дыры и красного гиганта отражался от их скафандров. Они держались поближе к корпусу, где корабельные орудия не могли их обстрелять. Орудия обоих корветов по приказу Анариса тоже молчали: мины, поставленные десантниками на их корпуса, угрожали взорвать двигатели в случае огневой активности.

Возможно, двигателями все-таки придется пожертвовать. Для того, чтобы улететь с Пожирателя Солнц, ему нужен только один корабль. Будь Анарис уверен, что «Телварна» останется цела, он бы не колебался.

Тарканцы позади него напряглись — они еще не остыли после недавнего боя, и близость врага будоражила их.

Вийя обошла вокруг корабля в сопровождении эйя. За ней шел десантник, держа ее под прицелом. В такой ситуации даже выжигатели мозгов не могут ей помочь — бластер десантника, конечно, поставлен на смертельный режим, и самого легкого нажатия достаточно, чтобы убить ее на месте.

Каждая линия ее тела выражала ярость. Анарис усмехнулся. Мало того, что он захватил ее драгоценный корабль, она вдобавок попала в плен к панархистам, от которых совсем недавно сбежала. Ее жизнь теперь в любом случае зависит от чужой воли — должно быть, это здорово ее бесит!

Выжигатели мозгов все еще при ней, к тому же она как-то отыскала свою команду, собрала целую кучу бори и даже нескольких серых — у панархистов свои дурацкие понятия насчет мирного населения. Ну что ж, нерассуждающее послушание серых может оказаться полезным — а с прочими он расправится посредством телекинеза, пусть даже некоторые из них вооружены. Нужно только отделить их от панархистов.

— Мелиарх, — сказал Анарис, — мирное население также должно быть передано мне. Предлагаю стандартную процедуру обмена кораблями.

В этот момент свет, льющийся из шлюза, мигнул и стал усиливаться. Красный гигант раздулся: взрывная волна от разрушенного ядра достигла его поверхности. Сверхновая!

После долгой паузы десантник, сопровождающий Вийю, прогремел:

— Панархия не признает права собственности на разумные существа. — Его скафандр, должно быть, пострадал в бою, поскольку голос звучал безлично, как у машины.

— Не будем терять времени. — Анарис показал на близкое к взрыву солнце. — Вы сами видите, как мало его осталось.

— Меньше, чем ты полагаешь, Анарис Эсабиан.

Десантник говорил по-должарски без акцента, но Анариса насторожило не это. Панархист назвал его отцовским титулом! Быть может, ему известна судьба Аватара? Или просто финт, отвлекающий внимание? Чар-Мелликат позади слабо скрипнул скафандром.

Удивленный таким поворотом событий, Анарис вышел в пространство между двумя группами, сделал тарканцам знак оставаться на месте. Панархисты не станут стрелять, чтобы не подвергнуть опасности гражданских лиц. Десантник рядом с Вийей повернулся к нему лицом, и Анарис увидел в зеркальном щитке его шлема свое пугающе искривленное отражение.

Тот больше не держал под прицелом Вийю — да и никто из десантников не целил в нее. Анарис ликующе послал ей свой мысленный зов, который настиг её, как бластерный разряд, перекрыв тягучую, чуждую человеческому слуху музыку.

Вийя!

На этот раз он услышал ответ — но не от нее.

Следует ли нам наградить фи проходящего сквозь стены?

Вместе с этой мыслью эйя к нему пришло собственное изображение. Высокий тенор, задавший вопрос, пронзил Анариса холодом, и он понял, что близок к смерти.

Но тут десантник внезапно открыл свой шлем, и Анарис увидел перед собой пару ненавистных ему с детства голубых глаз.

Приближаясь к причальному отсеку, Хрим стал нервничать. Число машинок, убивающих огров, увеличилось. Несмотря на все усилия его и Марим и на то, что он больше не посылал огров охотиться на Вийю и ее экипаж, его механическая охрана таяла. Он давно перевел огров на тихий ход, чтобы не привлекать внимания неприятеля. Дважды они едва избежали встречи с бойцами в скафандрах. Кто они были, тарканцы или десантники, Хрим не знал и знать не хотел.

Очередной отряд катеннахов они скосили бластерным огнем. Марим подобрала чей-то еще мигающий блокнот и вытерла с него кровь об одежду прежнего владельца.

— Зачем он тебе? — подозрительно спросил Хрим.

— Хочу попробовать подключиться к имиджерам и поглядеть, что нас ожидает. — Она подняла к нему осунувшееся лицо. — А то еще напорешься на тарканцев и десантников и последних огров лишишься.

Хрим беззвучно фыркнул и предоставил ей действовать. Внезапно она затаила дыхание.

— Так-перетак!

— Что там еще? — вскинулся Хрим, Он не желал больше никаких сюрпризов.

— Компьютер больше не работает. Я подключилась к каналу связи.

— Ну и хорошо.

— Ничего хорошего. Сюда летят астероиды. Нам остается меньше тридцати минут, чтобы смыться. — У нее вырвался смешок, в котором Хрим расслышал истерические нотки. — Но это ничего. Когда мы свалим отсюда, из проблем у нас останется только сверхновая, больше ничего.

Хрим, сунув бластер под мышку, выхватил у Марим блокнот и запустил им в нее.

— Какого хрена? Мы удерем, ты только до кораблей нас доведи.

Она снова занялась блокнотом, а Хрим расхаживал взад-вперед, монотонно ругаясь. Тело у него чесалось от засохшей подливки, которая сыпалась ему за шиворот, одежда воняла той же подливкой и кровью. Содрать бы за все это шкуру с черномазой — да не сразу, а по частям.

— Многие имиджеры не работают. — Слышно было, что Марим опять овладела собой, — Их вырубили либо тарканцы, либо десант — от тех мест лучше держаться подальше. — Она встала. — Пошли. Есть шанс подобраться совсем близко.

Через несколько минут она остановилась.

— Отсек прямо перед нами. — Опустившись на четвереньки, она достала из кармана какую-то зеркальную штуку и высунула ее за угол. — Двое тарканцев охраняют вход.

Тут палуба заколыхалась, послышались крики и шипение бластеров, заглушенные дальностью и толщей стен. Марим снова высунула свой перископ.

— Ушли. — Она снова взялась за блокнот. — Я нашла имиджер, который они просмотрели, — можем заглянуть в причальный отсек.

Хрим стал позади и начал смотреть ей через плечо.

— Гляди-ка, — сказала она, — десантники добрались до корветов.

Хрим увидел на корпусах двух должарских кораблей овальные металлические предметы: мины. Рядом лежало несколько фигур в скафандрах — непонятно, тарканцы или десантники. Дальше виднелись черная дыра и красный гигант, заметно раздувшийся. Но когда взрывная волна доберется сюда, он, Хрим, будет уже далеко.

— А огров там нет, — заметила Марим. Десантники растягивались цепью вокруг «Телварны».

— И этих трехногих машинок тоже, — сказал Хрим. Он оглянулся на четырех огров, молча стоящих позади, и почувствовал прилив оптимизма.

— Погляди-ка на орудия, — тихо присвистнула Марим. — Они целят не в тарканцев — на «Телварне» кто-то есть.

— Ничья. — Хрим почувствовал себя еще лучше, но тут его дыхание пресеклось: он увидел среди десантников Вийю. — Так твою! Они ее поймали. — Ярость и разочарование вскипели в нем.

Марим бросила на него странный взгляд, но Хрим смотрел не на нее, а на Анариса, который шел через отсек к десантникам. Тот, что стоял впереди всех, открыл свой шлем.

— Вот это да! — ахнула Марим, но Хриму было не до нее. Он знал это лицо — этот Аркад однажды ушел от него, но теперь он здесь, и он Панарх, а это совсем другое дело.

— Как раз то, что надо! — возликовал Хрим, Панархисты будут соблюдать усиленную осторожность, раз среди них Панарх. — Можем мы войти туда?

— Да, но...

— Ну так пошли, — взмахнул он бластером.

— Погоди. — Она хотела что-то сказать и не решалась. Подозрения снова ожили в нем.

— Что еще? Затаила-таки камень за пазухой?

— Нет. Это вообще-то не важно, и мне они об этом сказали уже по дороге сюда, но теперь ты должен знать. Нас на станцию заслали чистюли. — Видя его гнев, она заторопилась: — Да ты слушай! Анарис тоже не знает. Он думает, Вийя хочет сбежать от десантников, а ты остаешься его союзником, так ведь? Он захочет использовать тебя против них — а нам того и надо!

Хрим долго жег Марим сердитым взглядом. От него не укрылось, с каким гневом она произнесла «мне они об этом сказали уже по дороге сюда». Если бы она опустила глаза, он убил бы ее, но она этого не сделала. Он кивнул:

— Ладно. Войдешь туда первая — ты знаешь, как это делается.

Марим, пожав плечами, поднялась.

— Иди давай. — Он подтолкнул ее бластером. — Язык у тебя подвешен что надо — поглядим, как он спасет нас от астероидов.

Жаим увидел, как широко раскрылись и тут же сузились черные глаза Анариса. Все ключи были налицо, и Жаим почти чувствовал, с какой быстротой должарианец их воспринимает. Скоро Анарис понял все — или почти все.

На миг Жаиму показалось, что сейчас Анарис прикажет тарканцам открыть огонь, невзирая на последствия, и он стиснул свой бластер. Но ведь Анарис должен знать, что в таком случае в живых не останется никого.

В этот момент дверь между двумя противостоящими группами открылась, и знакомый тонкий голосок позвал:

— Вийя!

Это была Марим. Жаим посмотрел на Вийю — та с испуганным видом шепнула что-то Брендону.

Анарис, видимо, тоже узнал Марим.

— Пусть войдет, — сказал он, обращаясь к Брендону, как будто тут больше никого не было. — Лишняя обуза для тебя.

Марим заглянула внутрь и осторожно вошла, остановившись на полпути между тарканцами и десантниками. Все взгляды устремились к ней, и тут в дверь тихо скользнули одна за другой две массивные фигуры.

И тарканцы, и десантники заскрипели скафандрами, взяв оружие на изготовку, но огры встали по обе стороны от входа, а двое других прошли чуть дальше в отсек.

Еще мгновение все оставались на местах, а потом Жаима обожгла ненависть и жажда мести: в отсек вошел Хрим Беспощадный с блокнотом в одной руке и бластером в другой.

— Телос, — шепнул Локри. — Глянь только на этого засранца. Он что, из гальюна вылез?

— Без фокусов, — рявкнул Хрим, обращаясь к Вийе. — И своих выжигателей мозгов придержи. Мои огры натасканы на тебя и твою команду.

— Марим? — не обращая на него внимания, сказала Вийя и протянула руку.

Марим, поколебавшись, тряхнула своими желтыми кудряшками.

— Я ухожу от вас, пока Локри меня не выставил, — с вызовом заявила она. Локри промолчал, угрюмо стиснув зубы.

Здесь все было ясно. Жаим снова перевел взгляд на Анариса, внимательно наблюдавшего за происходящим. Тот, видимо, принял какое-то решение и отвернулся от Брендона, как будто потерял к нему интерес.

— Тебе, надо полагать, нужен корабль? — спросил Анарис Хрима. Поворот его головы говорил Жаиму, что он по-прежнему наблюдает за Вийей. Хочет нанести Брендону удар через нее.

— Тут три корабля — и три партии, — сказал Хрим. — Все по-честному. «Цветок» будет драться лучше со мной на борту. Что бы ни случилось с нами тут, в космосе, чистюль мочить все равно надо — так или нет?

— Совершенно верно, — засмеялся Анарис. Он отдал приказ, и команда ближайшего корвета, сойдя по кормовому трапу, присоединилась к тарканцам. Хрим послал на корабль двух огров, и они вскоре вышли с зелеными огнями на лбу.

Жаим понял: когда они все покинут Пожиратель Солнц, не имея возможности уйти в скачок, против одного корабля будут два. Либо так, либо отсюда вообще никто не спасется. У Брендона нет выбора, хотя ситуация отнюдь не в его пользу.

Анарис, улыбаясь, снова повернулся к Брендону.

— Теперь, если ты снимешь мины, я прикажу моему секретарю освободить для тебя «Телварну».

— Пусть выйдет в шлюз, — сказал Брендон.

Анарис, кивнув, поднес ко рту рацию, и через несколько секунд шлюз «Телварны» открылся. Кособокий Моррийон вышел наружу с бластером в руке. Один из десантников взял его на прицел. Рапуло отдал команду, и мина с лязгом отвалилась от предназначенного для Хрима корвета. По знаку Брендона Локри и Монтроз вбежали по трапу «Телварны», а Моррийон спустился и занял место рядом с Анарисом. Когда орудия «Телварны» снова ожили, от второго корвета тоже отвалилась мина, а его орудия повернулись к «Телварне».

— Теперь, — сказал Анарис, — нам остается только сесть поочередно на свои корабли...

Брендон двинулся вперед, скрипя скафандром. Тарканцы вскинули оружие, но Анарис обратил к ним ладонь, приказывая подождать.

— Нет, — сказал Панарх, остановившись перед должарианцем. — Остается еще кое-что. — Движением, неожиданно ловким для человека в скафандре, он захватил перчаткой правый рукав Анариса и оторвал его.

Анарис сохранил невозмутимость, но превосходящая сила сервоскафандра качнула его вбок.

— Арран ни-палиах има-Эсабиан этта ми дин-аччи. Эсаррх ду эспилчу ахречор корргха-ту ейлисъ ми! — воскликнул Панарх.

Вийя молчала, и Жаим, видя общее недоумение, быстро перевел:

— «Палиах Эсабиана потерпел крах перед лицом моей силы. Я требую, чтобы ты сдался мне, как победителю!»

Анарис отступил назад с побелевшим лицом, но Панарх, не дав ему ответить, обратился через его голову к Чар-Мелликату и всем тарканцам. Вийя продолжала молчать, и Жаим перевел снова:

— «Я тот, кто приговорил Джеррода Эсабиана к смерти».

Из скафандра Брендона брызнул свет, и на палубе перед тарканцами возникла туманная картина. В молчании они стали смотреть, как беснуется Эсабиан в урианском пузыре под смех Панарха, раскатисто звучащий в большом отсеке. У некоторых тарканцев шлемы были открыты, и Жаим видел, как подействовало на них это зрелище.

— А где же череп Уртигена?

На полу появился череп отца Эсабиана, катящийся по коридору к группе тарканцев, поливаемых плазменным огнем.

— Я использовал его как шар для игры в эскиллит! — перевел Жаим, и зубы Вийи блеснули в холодной усмешке. Изображение погасло.

— Дом Эсабиана обесчещен. Я дарю вам всем жизнь: отправляйтесь домой и выберите себе вождя, более достойного вашей силы.

Тарканцы, постояв еще мгновение неподвижно, повернулись и гуськом двинулись к корвету.

У Анариса на лбу вздулись пульсирующие вены.

— Ни-ретор! — крикнул он тарканцам, использовав одно из их имен: «те, кто не отступает». Они остановились, и он возгласил, простирая руки: — Даракх этту хуреаш, Уртиген-дама! — Это было начало обряда «эггларх демахи Дираж'уль», в котором Эсабиан сделал его своим наследником, связав с духами предков. — Почти нас своим присутствием, о великий Уртиген!

Из носа у Анариса хлынула кровь, одежда на теле встала торчком, и ноги оторвались от палубы. Жаим так и ахнул:

— Цурокх ни-веш энташ эпу каттен-ми хреаш и-Дол! (Не отвращай от меня свой взор, ибо через тебя я связан с духом Дола!)

Каждая его мышца и каждое сухожилие были на виду, твердые как железо. Эхо его слов смолкло, и Жаим услышал отдаленный рокот, похожий на гул лавины. Он становился все громче, и палуба под ногами заколебалась. Бори в страхе закричали, серые упали ниц.

Заднюю стену отсека пробила молния, и в простертые руки Анариса пролетел по воздуху круглый, мерцающий желтизной полированной кости предмет.

Белые зубы Анариса сверкнули на окровавленном лице, ноги грохнули о палубу. Он стоял, высоко воздев череп Уртигена Эсабиана.

— Уртиген мизпеши! — закричали тарканцы. — Анарис даракх-крещ! — Это были ритуальные слова, связывающие их обетом верности на жизнь и на смерть: — Милость Уртигена! Анарис — помазанник!

Брендон защелкнул щиток шлема, и тарканцы подняли оружие.

В этот миг отсек озарился актиническим светом, станция взвыла, словно в агонии, и сильнейший толчок повалил всех на палубу. От вспышки потемнело в глазах, но уланшийская выучка помогла Жаиму восстановить в памяти вид отсека, и он вспомнил, как Хрим говорил что-то в свой блокнот, глядя на Вийю.

— Огры, атакуйте... — услышал Жаим и бросился вперед, разрядив свой бластер — вслепую, но в нужном направлении.

Он услышал вопль Хрима, когда взорвался блокнот; затем Жаима пронзила жгучая боль, и он начал падать, но Брендон, неведомо откуда взявшийся, подхватил его.

37

Удар первого астероидного осколка прошил Иварда насквозь, как ожог бластера, полученный им под Артелионским Дворцом. Собор вокруг заколебался, и витражи угрожали снова замельтешить в синестезическом хаосе.

Ивард вцепился в клавиатуру, вызвав ужасающий диссонанс. Рука легла на его плечо, и органист наклонился над ним, указывая на регистры инструмента.

— Слушай! Учись! Я мало чем могу тебе помочь. Вот этот регистр, этот и этот управляют защитой Пожирателя Солнц. Поле вокруг станции — нечто большее, чем просто энергетический резервуар. Используй его.

— А другие регистры? — вскричал Ивард, беспомощно водя руками над рядами клавиш.

— Попробуй сам, — ответил, уже издали, голос органиста, — почувствуй. Следи за окнами. Я не могу больше уделять тебе внимание, ибо должен подготовиться. Все в твоих руках. — Голос растворился в перезвоне хрустальных колокольчиков — это растаял человеческий образ, который явившийся принял, чтобы говорить с Ивардом. Но Ивард все еще чувствовал Его — Он собирался над его головой, как грозовая туча, готовясь к некоему могучему усилию, недоступному пониманию юноши.

Ивард оглядел разноцветные окна. Голубая искра в его мозгу превратилась в огонек, согрев его своим теплом. Он вспомнил, какое ошеломление испытывал на келлийском корабле, пока не научился сортировать свои впечатления. Он осторожно выдвинул один регистр, потом другой, тронул одну клавишу и другую. Постепенно он начал приводить в систему то, что видел и слышал. Он подавил все прочие чувства, кроме зрения и слуха, — они не вписывались в картину, и он боялся, что они снова увлекут его в хаос.

Должно быть, образ нью-гластонберийского органа пришел к нему от Монтроза. До гибели Маркхема на «Телварне» всегда звучала музыка. Келлийская лента на запястье вибрировала, поигрывая в памяти Иварда музыку, которая наполняла его мальчишеские годы в команде Маркхема и Вийи. Она и теперь была с ним! Она словно струилась из его пальцев, и одно из витражных окон вдруг осветилось. Это была «Телварна»!

В игру Иварда влился контрапункт; гармонический на фоне диссонанса: героические аккорды Монтроза; сложная мелодия Вийи, звучащая в минорном ключе; блестящий проигрыш Локри; сильное, твердое арпеджио Жаима. И позади — еще две темы, каждая как эхо другой.

В двух других окнах звучали другие аккорды, диссонирующие, темные и менее слитные. Ивард чувствовала Марим: ее тема, облагороженная воспоминаниями, переплеталась теперь с безобразным топочущим ритмом. Ивард понял, что это мотив Хрима Беспощадного, и печаль вошла в его сердце. Значит, Марим им всем изменила, не только ему. Из другого окна, которое было ближе к «Телварне», неслись полные жесткой решимости такты Анариса, которому вторили его сторонники. Чужая музыка приближалась к друзьям Иварда с двух сторон.

Он перевел взгляд на регистры защиты Пожирателя Солнц, показанные ему органистом. Когда он стал манипулировать ими, зажглись другие окна, и он услышал стонущую какофонию умирающего солнца и вопль миллиардов атомов, поглощаемых черной дырой. Из басовых труб органа грянула мощная тема приближающихся астероидов. Ивард продолжал играть, и басовые тона стали звучать в немного замедленном темпе, а давление его пальцев на клавиши возросло.

Озаренный внезапным пониманием, он нашел еще одно окно, услышал другую знакомую тему, сплел ее с темой «Телварны», выделил мелодию Вийи и послал ей свою мысль...

— Локри, посади Лара на контроль повреждений, — распорядилась Вийя.

Локри подключил свой пульт к пульту бори, который пытался отладить тианьги, работающее в режиме перегрузки, вызванном присутствием почти трехсот беженцев, — эта цифра намного превышала величину, на которую были рассчитаны системы «колумбиады». На мостике разило кровью, потом и рвотой — Локри морщился при одной мысли о том, что должно твориться в других частях корабля.

— У корветов скорость выше нашей, — сказал Брендон, сидящий за орудийным пультом. Он снял скафандр и остался в белом трико, потном и грязном. Локри одолжил ему пару брюк. Он сделал контрвыстрел; корабль тряхнуло, и вражеский снаряд взорвался на полпути.

Вийя, не отвечая, с мрачным лицом пыталась увести «Телварну» от двух атакующих кораблей. Только превосходящая маневренность «колумбиады», даже перегруженной пассажирами, и искусство капитана помогли им уцелеть после панической посадки на корабли и старта с Пожирателя Солнц, когда первый астероид нанес свой удар. Но хватит ли Вийи на двое суток?

А свечение разбухающего красного гиганта становилось все ярче. Сколько времени осталось у них в запасе? Смогут ли они уйти от разрушительного волнового фронта, даже если спасутся от врагов-людей?

Лисантер сгорбился за пультом гиперрации, установленной Анарисом, — он пытался настроить дискриминаторы «Телварны» против помех, которыми забивали эфир панархисты. Заметив взгляд Локри, он качнул головой — значит, связь с «Грозным» пока не установлена.

Еще один снаряд прошел совсем рядом с кораблем. Это от Хрима, понял Локри, посмотрев на глифы и их краткое толкование, присланное с пульта Брендона. Хрим опережал Анариса в погоне за нами. Корабль, очевидно, ведет Марим, а Хрим управляет орудиями. «Я так и не позвал ее назад, — уныло подумал Локри. — И теперь она хочет моей смерти не меньше, чем Хрим — смерти Вийи».

— Удар следующего астероида последует через минуту, — сказал Лисантер. Локри посмотрел на один из вспомогательных экранов, показывающих Пожиратель Солнц. Первый удар как будто не причинил станции вреда; Лисантер объяснил, что вызванная столкновением энергия, проявив себя только вспышкой, осветившей причальный отсек, ушла в космос — к счастью для них, иначе они бы все испарились.

Внезапно Вийя вскинула подбородок. И ее пальцы повисли над клавишами. Локри ощутил в голове странный трепет — то же самое он почувствовал на станции, когда Монтроз услышал музыку.

— Ивард! — воскликнула она и потрясла головой. — Нет, не могу... — Она склонила голову набок и застучала по клавишам. Корабль сделал поворот и на полной скорости устремился назад к Пожирателю Солнц.

— Вийя! — обернулся к ней Брендон. — Что ты делаешь? Я не смогу блокировать корвет Анариса на этом курсе!

В них пустили ещё один снаряд. Теперь на пульте контроля повреждений загорелись красные огни, и Локри вместе с Ларом принялся определять масштабы поражения.

— Держись! — крикнула Вийя. Воздух на мостике внезапно загустел, как сироп, словно на корабль навалилось нечто громадное. Пожиратель Солнц на экранах исчез во вспышке краснего света, и звезды слились в актинический пожар. От двух корветов не осталось и следа. Вийя включила коммуникатор.

— Монтроз, доложи обстановку.

— Эйя в спячке, состояние обеих женщин стабильно.

— Жаим?

— Жив и рвется на мостик. Легкая контузия и тяжелый ожог. Контузию неостерил скоро вылечит.

— Я в порядке, — послышался голос Жаима, слабый, но решительный. — Что это на нас так надавило?

— Так Пожиратель Солнц расправляется с астероидами, — засмеялась Вийя. — Он отшвырнул их прочь, а заодно и все корабли, находившиеся в энергетическом поле. Мы будем у радиуса через несколько минут по корабельному времени и встретимся с «Грозным», как только немного сбросим скорость. Жаим, если ты в состоянии спуститься в машинное отделение и помочь десантникам, нам понадобится самый высокий тактический уровень, который ты сможешь обеспечить. И тогда, — обратилась она к Брендону, — я разделаюсь с Хримом.

В те редкие моменты, что она урывала от боя, верховный адмирал Нг смотрела на главный экран, как будто сила ее воли могла показать ей то, что происходит у Пожирателя Солнц. Сигнал от десантников, подтвердивший утерю контроля над станцией вскоре после запуска его астероидов, несколько умерил муки ее совести. Позднее, два часа назад, гиперрация издала жуткий вой — это достиг цели первый астероид, и муки, вызванные неизвестностью, усилились. Гиперрация продолжала работать, но остался ли на станции кто-то живой? Слышно было только «Кулак Должара», рифтерские корабли и забивку «Грозного».

Она выждала несколько минут, дав электромагнитному излучению от удара достигнуть радиуса, и подвела «Грозный» поближе, чтобы иметь возможность перехватывать сигналы от любых спасшихся кораблей.

Но что бы она ни услышала, помочь все равно не сможет. Если даже какие-то корабли стартуют и лягут на кратчайший курс, до радиуса им добираться двое суток. Капитан Крайно потихоньку подключил к ней свой пульт, взяв на себя часть тактической нагрузки. Это вызвало у Нг мимолетную улыбку.

Она затаила дыхание, когда на экране возник сильно раздувшийся красный гигант — взрывная волна, идущая от ядра, вытесняла его энергию в космос. А за светом следует раскаленная до миллиона градусов плазма — разве сможет кто-то уйти оттуда! Нг вызвала по коммуникатору Физо из астрономической службы.

— Показатели скорости, которые мы получаем, дают понять, что взрывная волна дойдет до черной дыры часа через четыре, — сообщил он. — Сейчас мы как раз уточняем наши расчеты. Пожиратель Солнц, разумеется, подвергнется удару в то же самое время. Отсюда следует, что через четыре часа мы уже не сможем противостоять оружию рифтеров.

— Удар астероидов, — доложила лейтенант Выхирски у пульта обнаружения.

Но никто на мостике не нуждался в ее докладе. Пожиратель Солнц вдруг вспыхнул ослепительно ярко и столь же быстро потускнел. Повреждений не было заметно. Несколько мгновений спустя из его причального отсека вылетел корабль, за ним еще два.

— «Телварна» и два должарских корвета.

Около двух часов они беспомощно наблюдали, как оба корвета преследуют рифтерский корабль, медленно догоняя его, несмотря на повышенную маневренность «колумбиады».

— Она еле ползет, — заметил Ром-Санчес. — Перегружена, наверное.

Внезапно «Телварна» повернула назад к Пожирателю Солнц.

— Какого дьявола? — выпалил Ром-Санчес и смущенно умолк, но Нг его не упрекала. Три корабля исчезли бесследно, а на главном экране с невероятной быстротой стало шириться кольцо голубоватого света, идущее от черной дыры. Щит «Грозного» замерцал.

— Частицы пыли на скорости 0,99 це, — доложил контроль повреждений. — Щиты держат.

Несколько минут «Грозный» выдерживал беспрецедентную песчаную бурю, как будто шел в реальном времени. Нг вызвала на мостик Себастьяна Омилова, но как только он вошел, пульт обнаружения начал громко сигналить.

— Скачковый импульс! — воскликнула Выхирски. — Тактический уровень восемь, полторы световых секунды на 3 отметка 7, курс 93 с отметки 13. — Она помолчала, овладевая голосом, и продолжила: — Выходной импульс, тот же курс. Скачковый импульс, аналогичен первому. Опознавательный код... «Телварна».

— Не может быть, — с бьющимся сердцем сказала Нг.

— По-моему, — медленно произнес Омилов, — мы только что наблюдали, как Пожиратель Солнц расправляется с нежелательными объектами. Нечто сходное с огромным полем Теслы, возможно?

Нг задумчиво кивнула. Красный гигант, однако, не затронут — что же это за сила, способная так четко различать свои цели? Она отогнала эту мысль — время для объяснений настанет потом. Рифтерский корабль тормозил на максимальном тактическом уровне, и «Грозный» мог ему помочь.

— Навигация, совместите курсы и скорости. Орудийная, приготовьте рапторы для буксировки.

Мостик тряхнуло. Огни на пульте Локри замигали и снова стали зелеными.

— Есть буксир, — сказал Лар. — Они нас зацепили.

Локри, сверившись с информационным экраном, добавил:

— Они все для нас приготовили — включая заправку топливом. Быстро, однако, обернулись.

Вийя, кивнув с каменным лицом, взглянула на Брендона, который постоянно вел переговоры с тех пор, как «Телварна», сбросив скорость, получила возможность держать с крейсером связь в реальном времени, и сказала Локри:

— Ступай помоги Монтрозу. Я хочу высадить беженцев до того, как келли придут за Портус-Дартинус-Атосом.

Локри переключил свой пульт на нее, радуясь предлогу уйти с мостика. Хотя с чего бы? Проблем как будто никаких нет — ни явных, ни скрытых. Он пробрался через беженцев, сидящих на палубе в коротком проходе, вспоминая недавние события.

Как только они обнаружили «Грозный», Вийя запросила рандеву, чтобы высадить беженцев. Брендон повернулся к ней и сказал: «Ты же знаешь: я могу натравить на Хрима половину Флота».

А она ответила: «Хримом я займусь сама».

Не было ни споров, ни гнева — только короткая пауза, во время которой все, кроме них двоих, перестали дышать, а потом Брендон сказал: «От Седри и Татриман помощи ждать не приходится. Тебе понадобятся добровольцы в машинное отделение и запасной техник контроля повреждений».

Вийя согласилась, и оба развили бурную деятельность. Брендон отобрал взвод добровольцев среди десантников и обошел беженцев, пока Вийя вела корабль через замусоренную систему на встречу с «Грозным». Когда они вошли в диапазон связи, он вернулся на мостик.

Монтроз в лазарете суетился среди хаоса раненых и пораженных шоком. Все было замызгано кровью, как на бойне. Монтроз, как одержимый, командовал молчаливыми медтехниками-бори, которых умудрился вылущить из толпы.

Локри сразу захотелось уйти, но Монтроз увидел его и поманил к себе. Они протиснулись мимо терпеливо ожидающих бори и двух контуженых серых в маленький кабинет и закрыли дверь. Локри, опешив от внезапной тишины, посмотрел на Седри, погруженную в глубокий сон.

— Она поправится?

— Как только я выведу мозгосос из ее организма. И потом ей надо выспаться как следует — и ей, и Тат.

— Они остаются или высаживаются?

— Обе хотят остаться в любом случае. Теперь расскажи, как дела на мостике.

— Он уходит, она остается.

— Так и должно быть, — удовлетворенно кивнул Монтроз. — Оба делают то, что считают своим долгом, — и разрешают друг другу это делать. Лишь бы посторонние не вмешивались. К счастью, чистюли слишком боятся ее, чтобы вмешиваться.

— Чистюли. — Долгий рейс, предельное напряжение и недостаток сна, боль от потери Иварда и дезертирства Марим — все это вдруг нахлынуло на Локри разом. Брендон и Вийя — случай беспрецедентный, как и они, все прочие. Значит, все, что бы они ни сделали, автоматически становится прецедентом. — Мы с тобой тоже станем чистюлями опять, если захотим. А если не захотим, то что же — так и останемся рифтерами? Снова бластерами махать?

Монтроз, фыркнув, включил маленький автомат. Тот загудел и выдал стакан.

— Сначала Хрим. — Монтроз подал стакан Локри. — Будем живы — успеем поразмыслить о нашей будущей карьере. Выпей.

Толчок и тихий гул оповестили о том, что корабль вошел в причальный отсек крейсера. Локри выпил эликсир и пошел распоряжаться высадкой беженцев.

Нельзя сказать, чтобы его участие было необходимо: всем занимались десантники. Ошеломленным людям, большей частью бори, было, кажется, все равно, кем их считают — спасенными или пленными. В любом случае с ними пока что обращались лучше, чем на Пожирателе Солнц.

Брендон и Вийя вышли с мостика вместе, бок о бок. У входного люка она остановилась, и он сошел по трапу один, босой, в старых штанах Локри и грязной майке, но как-то умудряющийся сохранять достоинство. Почетный караул десантников начал ритуал торжественной встречи.

Локри подошел посмотреть и подскочил, когда Вийя стукнула его кулаком по плечу:

— Пошли — работать надо.

Перед самым отправлением рифтерского корабля Панарх пришел на мостик. Он ехал сюда через весь крейсер, и поразительно высокий процент вообще-то дисциплинированного экипажа Нг наверняка нашел себе какую-нибудь работу на пути его следования — чтобы поглядеть на него своими глазами и убедиться, что он действительно жив.

Войдя, он приветствовал кивком команду мостика. Несмотря на его изнуренное, все еще в копоти, лицо, его присутствие вдохнуло во всех новую энергию.

Он подошел к Нг, которая отдала ему честь, и они молча стали смотреть, как «Телварна» выходит из отсека и разгоняется, покидая крейсер. Потом она исчезла в красной скачковой вспышке, и навигационный пульт зачирикал, принимая переданный рифтерами курс.

— Откуда она знает, где искать Хрима? — спросила Нг. «Грозный» тоже ушел в скачок, отправившись вдогонку за «колумбиадой». — И, кстати, как ей удалось найти «Грозный» так скоро?

— Музыка сфер, — дернув ртом, ответил Панарх. — У нес всегда был хороший слух.

«При общем ликовании утренних звезд...»* [10]

Ивард чуть не оглянулся, так явственно послышался ему голос Элоатри, — но это было лишь воспоминание, одно из многих, переполняющих его память теперь, когда песнь могущества лилась из его пальцев. Она читала это ему из своей странной книги, когда он выздоравливал на «Телварне» после Дезриена, и после тоже; теперь слова этой книги, которые сами были как песня, вплетались в его музыку и гремели в этом диковинном подобии Нью-Гдастонбери, окружающем его на грани Сновидения:

«Можешь ли ты связать узел Плеяд и разрушить узы Ориона?»* [11]

Ни один человек не видел этих звезд уже две тысячи лет, но Ивард рассмеялся вслух, ибо за ним, как гора, чье величие давит тебя и в безлунную ночь, когда даже очертаний ее не видно, вставала возрастающая Мощь, способная связать и разрешить что угодно. Не потому ли сгинул Ур, что осмелился пленить божество, чтобы придать могущество своей звездной империи?

Ивард запел, добавив свой голос к тысячеголосию органа, который как живой откликался на движения его рук и ног; фигуры и краски вокруг сливались в великолепное целое, и это целое, подпитываясь встающей позади силой, оплетало паутиной разгул человеческого насилия вокруг Пожирателя Солнц — эхо насилия звездного, выпущенного на волю ради освобождения Плененного.

Но освобождение еще впереди — а до тех пор он будет играть, помогая успеху и мщению тех, кого любит.

Наблюдая за челноком, несущим Хрима и его напарницу к «Цветку Лит», Ювяшжт осознал, что странная музыка, сопровождавшая некоторое время переговоры по гиперсвязи, становится все громче. Он видел, какое влияние она оказывает на команду мостика. Люди, и без того уже взбудораженные похабщиной, которой забрасывали их панархисты, заметно нервничали.

— Убери звук, — резко бросил Ювяшжт. Связист, вздрогнув, точно его разбудили, повиновался. Музыка стала тише, но все-таки была слышна.

— Слишком сильное звучание, кювернат, — извиняясь, сказал офицер. — Если еще приглушить, мы можем не расслышать то, что сообщают с кораблей.

Ювяшжт взглянул на наследника — нет, Аватара — но ничего не прочел в его профиле. Анарис Эсабиан внимательно следил за тактическими экранами — то, что передавали панархисты, его, видимо, не волновало.

— Хорошо, — сказал кювернат и откинулся на спинку кресла, медленно дыша и вращая головой, чтобы размять шейные мышцы. Он тоже был напряжен, и это прорывалось наружу. Он оглядел экраны: бой оборачивался благоприятно для них, и их оружие приобрело большую мощность.

На видеоэкране челнок прошел в шлюз показываемого крупным планом рифтерского эсминца. Ювяшжт вдруг вспомнил, что не давал Хриму никакого приказа. Оно и к лучшему — ведь теперь командование принял Анарис. После того, что доложили ему тарканцы о подвигах нового Аватара на Пожирателе Солнц, Ювяшжт не хотел ему перечить даже в самой ничтожной степени.

Но будут ли карра подчиняться ему и здесь, вдали от Пожирателя Солнц? Кювернат, несколько шокированный этой мыслью, поспешил отогнать ее от себя. Анарис не нуждается более в телекинезе, чтобы проявлять свою волю, — и всякий, кто пожелает проверить, обладает он еще этой силой или нет, может поплатиться за это жизнью.

— Какой приказ вы изволите дать «Цветку Лит», мой господин? — спросил Ювяшжт. Анарис слегка улыбнулся.

— Что бы ты ни передал Хриму, он все равно будет преследовать «Телварну». Дай ему последние координаты, которыми располагаешь, и пусть себе охотится. «Телварна» обязательно встретится с «Грозным» — мы последуем за ней и положим этому конец.

— Слушаюсь, мой господин.

Ювяшжт отдал приказ и вновь занялся тактической координацией. Он еще не освоился с новым Аватаром и с его неожиданной склонностью к тому, что могло сойти за юмор, хотя и весьма черного сорта. Панархисты его испортили или он от природы такой, он теперь Властелин-Мститель. Ювяшжт продолжал следить за ходом боя, невольно спрашивая себя, куда-то Анарис их заведет.

Марим испустила глубокий вздох облегчения, увидев в открывшийся люк должарского челнока причальный отсек «Цветка Лит». Она не верила, что Анарис отпустит их после того, как «Кулак Должара» поравнялся с обоими корветами, отброшенными от Пожирателя Солнц неизвестной урианской энергией. Особенно если учесть, что два Хримовых огра убили нескольких тарканцев, пытавшихся сесть на их корвет во время перестрелки, последовавшей за покушением Хрима на Вийю.

Рифтерский капитан молча отпихнул Марим и затопал вниз по трапу, не глядя, идет она за ним или нет. Челнок захлопнул за ними люк, прошел, окруженный радужным сиянием, обратно в шлюз и удалился по направлению к большому крейсеру, стоящему всего в нескольких километрах. Серебристый корпус «Кулака» сверкал в усиливающемся свете сверхновой.

Тощий длинноносый человек торопливо вышел им навстречу.

— Что было на Пожирателе, кэп? Сработали огры так, как вы говорили? Вы сняли какие-нибудь видики про них?

Хрим ринулся вперед, стукнул тощего бластером, повалив на палубу, и постоял немного над ним, почесывая стволом другую, перевязанную, руку.

— Ты видишь тут хоть одного сраного огра, Дясил?

Дясил в ужасе покрутил головой, и Хрим обернулся к Марим. Воняло от него так, что глаза слезились, — засохшей кровью, тухлой подливкой и потом.

— Пошли, кучерявая. На корвете ты управлялась неплохо — теперь будем охотиться на настоящем корабле.

На этот раз Марим скрыла вздох облегчения. Хрим вроде бы успокоился немного после приступа ярости, накатившего на него, когда два огра после закрытия шлюза отключились и он лишился возможности ими управлять. А когда она заметила, что эти сволочные машины на них не нападут, он залепил ей так, что она врезалась в переборку.

Вспомнив об этом, Марим вздрогнула: она не видела даже, как он замахнулся. Неудивительно, что он, несмотря на взорвавшийся в руке блокнот, успел подстрелить Жаима. А у Маркхема и вовсе шансов не было... Марим боролась с этим воспоминанием, пока транстуб вез их на мостик. Что толку? Эта часть ее жизни окончена. Чтобы отвлечься, она стала насвистывать.

— Какого хрена ты делаешь? — рявкнул Хрим.

— Это просто мотив, который Ма... — Она осеклась. Который часто наигрывал Маркхем. Телос! Уйди прочь, проклятая память. — Ну, в общем, я его слышала где-то.

Хрим смерил ее каменным взглядом.

— Заткнись, поняла?

Она заткнулась, но мотив продолжал играть у нее в голове, напоминая другую музыку, слышанную на «Телварне». Она скривилась и приоткрыла рот, чтобы не соблазниться и снова не засвистеть.

На мостике их приветствовало чириканье многочисленных пультов и шепот тианьги. Грузный рифтер поспешно освободил командное кресло.

— Приказ Ювяшжта только что поступил, капитан. Я перевел его на пульт навигации для вас.

— Выкинь его, Пили. Мы идем кончать «Телварну».

Пили вытаращил глаза.

— Так он это самое и приказывает — говорит, она должна быть около «Грозного». И координаты посылает.

Хрим поглядел на него, засмеялся и плюхнулся в командное кресло.

— Ладно. Каркасон, уводи нас. Ты, кучерявая, займешь его вспомогательный пульт — будешь подавать мне тактические данные по этой черномазой.

«Цветок» скакнул, а Марим стала осваиваться с пультом. Просторный мостик эсминца гудел от притока энергии. Почему Маркхем, а после Вийя так и не приобрели эсминец? Было время, когда они после нескольких удачных рейдов могли бы позволить себе «альфу». Все Вийины причуды — она не хотела быть богатой, вот Марим и маялась столько лет на малышке «колумбиаде».

Хватит, отмаялась. Марим с растущим возбуждением смотрела на отдающего команды Хрима. Не зря кто-то сказал, что власть — самый сильный сексуальный возбудитель. Теперь у нее тоже есть власть, и она сумеет ею воспользоваться. Судьба, которую способен обеспечить ей Хрим, стоит пары оплеух время от времени.

— Выход через десять секунд, — ровным голосом сказала Вийя. — Жаим, готовь снаряд — вот координаты.

Руки Жаима лежали на орудийном пульте твердо, профиль был спокоен. Он сидел с забинтованным торсом, в одних испачканных кровью штанах.

Корабль резко вышел из скачка. «Цветок Лит» был в нескольких километрах, и Вийя скомандовала:

— Огонь!

Снаряды вылетели, и «Телварна» тут же снова ушла в скачок. «Надеюсь, что болеутоляющих Монтроза хватит на весь бой», — подумал Локри, а Жаим стал готовить новый залп.

Все более громкая музыка, льющаяся из гиперрации, энергизировала команду Марго Нг. Люди стали двигаться четче и быстрее, подчиняясь ритмам сложных мелодий. Никогда еще «Грозным», несмотря на одолевающую всех усталость, не управляли столь эффективно. Но кто же был музыкант? Нг знала юного Иварда, оставшегося на станции, но не слышала, чтобы он обладал таким талантом. Но если не он, то кто же тогда? Или что?

И все же, несмотря на слаженную работу команды и мощный компьютер крейсера, «Грозный» каждый раз отставал от «Телварны» на несколько световых секунд и наблюдал то, что уже совершилось. И будь даже по-другому, они все равно ничего не смогли бы поделать: маленькая «колумбиада» выходила из скачка так близко к «Цветку», что рапторный разряд уничтожил бы оба корабля, и Нг опасалась подставлять свой корабль неодолимой теперь мощи гиперснарядов рифтерского эсминца.

Поэтому они продолжали идти следом и смотреть, как Вийя вдалбливает Хриму, что гиперснаряды против комара бесполезны — «Цветок» поворачивался недостаточно быстро, чтобы успеть навести снарядную трубку на «Телварну».

Взмокший от пота Ром-Санчес напряженно работал, пытаясь с помощью сложных тенно-систем предвосхитить движения «Цветка». Кораблем практически управлял он — Нг, понаблюдав за ним, решила, что на лучшее не способна, притом она должна была заниматься тактической координацией боя, который оборачивался не в их пользу.

— Попадание снаряда в «Цветок», мелкие повреждения левого кормового отсека, — сообщила Выхирски. И чуть позже: — «Телварна» ушла в скачок, «Цветок» также.

Нг потерла усталые глаза, спохватилась и опустила руки на подлокотники кресла. Музыка пробуждала что-то в ее памяти, но ей некогда было разобраться, что именно: выдающееся пилотское мастерство Вийи занимало ее целиком.

— Выходим из скачка, — доложила навигация, а Выхирски, не успел еще смолкнуть сигнал выхода, сообщила: — Выходной импульс «Цветка». — И через несколько секунд: — «Телварна» вышла, произвела залп, ушла в скачок. Попадание в корму «Цветка» с левого борта, повреждения незначительны.

Снова «колумбиада», хотя ее компьютер был во много раз меньше крейсерского, попала прямо в точку выхода эсминца.

Музыка, приглушенная, но еще слышная, изменилась в очередной раз, и Нг вспомнила. Вокруг нее вместо по-военному четких очертаний мостика возник роскошный концертный зал на Аресе. Кетцен-Лах. Нет, не совсем, но что-то очень похожее. Стиль, темы, чувства, пробуждаемые в слушателе, — все другое, но влияние Кетцен-Лаха бесспорно. Почему это так важно для нее?

— Выходной импульс! Крейсер! — воскликнула Выхирски. — 177 отметка 32, 28 светосекунды.

— Тактический скачок, — скомандовала Нг. Заурчали скачковые, и обнаружение добавило:

— Объект опознан как «Кулак Должара».

Значит, Анарис пустил «Цветок» вперед, как ищейку. Нг повернулась к Панарху, который стоял рядом с ее креслом, заложив руки за спину.

Но если «Грозный» отставал от «Телварны», то «Кулак» отставал от «Цветка» еще больше. Его импульс запаздывал на два скачка. Надо просто быть начеку — маловероятно, что Ювяшжт сумеет взять их под прицел при таком количестве скачков. «Грозный» тоже постоянно бы запаздывал, если бы Вийя не держала его в курсе своих передвижений.

Раздался сигнал выхода, крейсер сменил курс и снова ушел в скачок. Через несколько секунд экран прояснился. «Телварна» снова ужалила эсминец, на этот раз попав прямо в радианты, самое слабое место корабля. Огненный след снарядов составил визуальный контрапункт веселой каденции, несущейся из гиперрации. Странная музыка близилась к апофеозу.

* * *

Связь с «Телварной» оставалась прочной, даже когда та выходила из скачка и снова в него уходила, — но связь с «Цветком Лит», которую Ивард держал через Марим, то и дело ускользала от него.

Правда, в скачке Ивард легко находил эсминец — тема Марим вела его, и он удивлялся, что раньше не замечал в ней этой темной стороны, теперь так ясно слышимой. Громче всего Марим откликалась ему на выходе, когда музыка пробуждала в ней воспоминания, служившие Иварду маяком. Каждый раз он вплетал позицию эсминца в свою музыку и гармонизировал ее с темой Вийи; но на «Цветке» был еще один канал, по которому на корабль поступала энергия с Пожирателя Солнц, и юноша не мог проследить, которые из его клавиш за это отвечают. Эсминец опять ушел в скачок, и он потерял нить.

Ивард знал, что мог бы отключить от источника все корабли, имеющие гиперреле и гиперрации; потому что он понимал теперь, что только его присутствие в луче света энергизировало эти функции Пожирателя Солнц. Сущность отступила, готовясь к долгожданному освобождению, Ивард очень хотел бы выйти из луча, вспоминая виденные им светлые монеты, — но, сделав это, он запер бы Органиста здесь, что было бы тягчайшим преступлением. И он терпеливо, продолжая играть, отслеживал ведущую к Пожирателю Солнц нить.

И наконец, когда «Цветок» в очередной раз вышел из гиперпространства и он снова услышал Марим, нить оказалась у него в руке. Ивард вспомнил келлийскую троицу на Рифтхавене; Атропос-Клото-Лахесис. Значение их имен он узнал гораздо позже: та, что прядет, та, что отмеряет, и та, что перерезает.

Он знал, какая роль суждена ему. Со слезами на глазах он потрогал тетрадрахму и ленточку у себя на шее.

Прощай, Марим.

На мостике «Цветка» музыка была едва слышна. Хрим совсем бы ее выключил, если б не боялся пропустить что-нибудь важное с той и другой стороны. Но она донимала его хуже, чем провонявшая всякой гадостью одежда. Видя, как маленькая рука Марим выстукивает очередной ритм, он еле сдерживался, чтобы не вскочить и не шмякнуть се о палубу.

— Выходим, — напряженным заранее голосом сказал Карксон.

— Следов нет, — доложил Эрби.

— Где она, зараза, так ее...

— Выходной импульс! — крикнул Эрби.

Хрим стукнул по скачковой клавише, но корабль уже зацепило снарядом. Громко зарокотали скачковые, и Хрим снова откинулся на спинку кресла.

— Попадание снаряда в левый кормовой отсек, повреждения незначительны, — отрапортовала Метидже.

Марим, тряхнув волосами, посмотрела на экраны. Хрим подумывал убрать ее с мостика, пока все не кончится, однако ему хотелось посмотреть, как она будет реагировать, когда «Телварна» превратится в пар. Тогда он поймет, насколько ей можно доверять.

Музыка изменилась. Никто на мостике не обращал на это внимания — никто, кроме Марим. Она чуть заметно потряхивала в такт своими желтыми кудряшками.

Хрим отвел «Цветок» на несколько светосекунд назад и заново пронаблюдал последнее столкновение. Как Вийя ухитряется каждый раз выходить из скачка так близко от него? Экран не давал отгадки.

— Выходной импульс! — снова выкрикнул Эрби, и последовал новый удар.

— Вы, логосом трахнутые! — заорал Хрим, взмахнув бластером. — Шевелитесь давайте! Это всего лишь сраная «колумбиада»!

Он быстро просчитал векторы, открывшиеся ему в ретроспективном скачке, бросил «Цветок» в гиперпространство и хищно ухмыльнулся, когда эсминец вышел в паре светосекунд от «Телварны», с нацеленной почти прямо на нее снарядной трубкой.

Он нажал на огневую клавишу, но «Телварна» на экране снова ушла в скачок, и красный жемчужный след гиперснаряда ушел в пустоту космоса мимо цели. Хрим стукнул кулаком по подлокотнику. Как она это делает? Можно подумать, она читает их...

Читает наши мысли!

Не успел он послать корабль вдогонку за «Телварной», она вдруг возникла позади и нанесла удар по радиантам «Цветка».

— Попадание снаряда, четвертый квадрат радиантов, КПД снизился на десять процентов, — доложила Метидже.

«Телварна» исчезла с выгодным для себя вектором, как почти всегда бывает при ударе с кормы у корабля, чьи главные орудия размещены спереди.

Хрим пролаял новый курс, они ушли в скачок, он глянул на Марим и вспомнил: Пожиратель Солнц, его каюта, Марим в постели кричит: «Вон из моей головы!»

С ревом он вылетел из кресла, сгреб ее за горло и кинул на палубу. Мостик притих от шока. Марим вытаращила на Хрима голубые глаза.

— Она это от тебя получает! — гаркнул он.

— Нет! — Она открыла круглый розовый рот, но соврать в очередной раз не успела: Хрим выхватил бластер и выстрелил ей в лицо.

Других звуков, кроме шипения разряда и потрескивания сожженной плоти, не последовало. Затем на мостике погас свет и зажегся снова, уже в аварийном режиме. Хрим с руганью снова плюхнулся в кресло и врубил коммуникатор.

— Инженерная, включи энергию обратно!

— Они нас вырубили! Гиперреле отказало!

Хрим выругался с новой силой, ища, на кого бы еще повесить вину — кого бы убить.

Но ругань застряла у него в горле: загорелся экран, и он увидел перед собой черные безжалостные глаза Вийи.

Жаим контролировал свое дыхание, не думая об этом. Тот, кто выбирает для себя трудные пути уланшу, учится этому в первую очередь. Музыка Кетцен-Лаха, пронизывая его распадающееся сознание, связывала его через память с настоящим моментом. Боль сопровождала каждое его движение, но он подавлял физическую реакцию, сосредотачиваясь на очередном задании.

Теперь он смотрел на экран, видя ужас Хримовой команды и бешенство самого Хрима.

Музыка как ни в чем не бывало звучала на обоих кораблях, и Жаим чувствовал близкое соседство своих Наблюдателей: Рет Сильвернайф, Маркхема, а теперь и Марим. А позади, уходя во мрак по краям его сознания, стояло великое множество других. Что такое эта призрачная толпа — реальность или бред, вызванный наркотиками и раной, — не имело больше значения.

— Какова твоя цена, мозгоедка? — рявкнул Хрим. — Хочешь, чтобы я просил пощады?

Жаим покосился на Вийю, и жгучая боль атаковала границы его контроля.

— Я хочу, чтобы ты умер, — сказала Вийя и кивнула Жаиму.

Он еще раз поднял руку и опустил ее на клавишу.

Музыка смолкла. В молчании Жаим смотрел, как летит снаряд. В молчании термоядерный заряд пробил незащищенный корпус, и «Цветок» распустился последней неземной красотой, как бы в насмешку над гнусной жизнью Хрима.

Вместе с плазменной розой померкло и зрение Жаима — но это больше не имело значения, и он выпал из кресла в желанные объятия темноты.

38

Музыка из гиперрации достигла крещендо и умолкла, зазвучала тише. Марго Нг не сразу уловила, в чем суть перемены: это не просто другая тональность... пропала одна из тем, и диссонирующие, призывные тона звучат, как переход в мажорный ключ.

— Потеря энергии на «Цветке Лит», — сказала Выхирски.

С величайшим удовлетворением Нг увидела, как «Телварна» развернулась и пустила единственный снаряд в ставший беспомощным эсминец. Когда огненный шар ядерного взрыва рассеялся, «Телварна» ушла в скачок. Быть может, Вийя своими оккультными средствами уловила приближение другой угрозы?

— Тактический скачок, — скомандовала Нг, не желая рисковать.

Скачковые заурчали, и она вернула внимание к продолжавшему бушевать сражению. «Телварна» теперь, по всей видимости, способна сама о себе позаботиться. Нг взглянула на Панарха — он наблюдал за экранами со своей обычной спокойной сдержанностью. Вийя, без сомнения, легко найдет «Грозный», когда рандеву с ним станет безопасным.

Характер боя менялся: музыка и пропаганда, звучащие по гиперсвязи, постепенно отнимали у Ювяшжта контроль над событиями. Нг догадывалась, что связь у него сейчас работает немногим лучше, чем у нее. Тенноглифы указывали на растущую потерю координации между рифтерскими кораблями, тогда как на Флоте, вверенном Нг, все оставалось без изменений. И даже немного улучшилось, поскольку корабли при каждом скачке выбрасывали орбитальные мониторы.

— Похоже, у обычной связи есть свои преимущества, — сказал капитан Крайно, проследив за ее взглядом.

— Вы правы. Берите управление на себя: пора нам переходить к активной роли.

— Есть. Но при этом мы рискуем подставиться «Кулаку».

— Ничего не поделаешь, — сказала Нг, указывая на тактический экран.

— Участие крейсера в любом из этих локальных боев, — сказал Ром-Санчес, высвечивая несколько корабельных дуэлей, — поможет склонить чашу весов.

Нг, изучив картину, нажала что-то на своем пульте, и вокруг места одного из боев загорелся яркий кружок.

— Сначала сюда.

Крайно кивнул и стал отдавать команды, а Нг принялась изучать тактические экраны более внимательно. «Кулак» с Анарисом Эсабианом в качестве командующего начинал, по-видимому, осуществлять новую стратегию — это сейчас и занимало ее мысли. Оторвавшись от размышлений, она увидела, что Панарха больше нет рядом с ней.

Через несколько минут огненный шар возвестил о гибели еще одного рифтерского эсминца. Крайно, совершив тактический скачок, спросил Нг:

— А теперь куда?

Нг не успела ответить — ей помешал сигнал с пульта обнаружения.

— Выходной импульс!

— Тактический скачок, — скомандовал Крайно.

— Объект опознан как «Телварна», — объявила Выхирски.

Ее сообщение облетело мостик как электрический разряд. Операторы продолжали заниматься своим делом, но Нг почувствовала в атмосфере волнение и нетерпеливое ожидание, не имеющие отношения к бою.

— Так держать, — сказал Крайно. — Надо дать им найти нас.

Значит, Пертс тоже понял.

Несколько минут спустя носовой причальный отсек «гамма» доложил:

— «Телварна» в отсеке.

— Адмирал? — вопросительно сказал Крайно.

Нг отдала новое распоряжение и включила видеосвязь с причальным отсеком. Она слегка вздрогнула от удивления, увидев выстроенный там почетный караул десантников в полной парадной форме, и посмотрела на Крайно. Он взглянул на экран, и по легкому пожатию его плеч она поняла, что он этого не приказывал, но одобряет.

Старая, обоженная плазмой «колумбиада» спустила трап, и из корабля плотным строем вышли добровольцы-десантники в самых невообразимых нарядах, позаимствованных, очевидно, у экипажа. За ними вразброд шли остальные — вернее, те, кто остался. Нг узнала всех, начиная от медленно шагающего связиста, над которым столько лет тяготело ложное обвинение в убийстве. Недоставало веселой маленькой блондинки, техника контроля повреждений, и мальчика, генетически связанного с келли. Их заменили трое бори, летавшие, как уже выяснилось, на «Самеди» у Эммета Быстрорука, известного информационного стервятника.

Но сейчас не время было размышлять над причудливостью рифтерских судеб. Эта война все изменила, подумала Нг, глядя, как по трапу сходит Вийя в сопровождении эйя. Она вела еле передвигающего ноги механика — даже на расстоянии было заметно, что он в шоке и испытывает сильную боль. Две программистки тоже шли с трудом, придерживаемые другими. У бори был смущенный вид, другая, отставной коммандер Флота, держала глаза опущенными. Нг, знавшая историю Тетрис, снова подумала о переменах, которые принесла с собой война. По замкнутому лицу пожилой женщины Нг догадывалась, что та должна чувствовать. Хорошо, что хоть что-то переменилось к лучшему.

Панарх вышел им навстречу, прямой и опрятный, в официальном белом трауре: по пути в причальный отсек он умудрился принять душ и переодеться. Нг не слышала, что он сказал, но десантники разразились криками, а потом картина нарушилась: раненых унесли в одну сторону, других увели в другую.

Пульты продолжали принимать поток боевой информации, и Нг обернулась, услышав взволнованный шепот невозмутимого обычно Мзинги:

— Они сейчас будут здесь.

Нг, поймав взгляд Крайно, улыбнулась и одернула мундир. Вскоре люк зашипел, и вошли Панарх с темпаткой.

Команда мостика встала, как один человек, и кулаки застучали в грудь — высшая почесть, которой удостаивались обычно только свои. Брендон немного отступил от капитана Вийи, давая понять, что приветствие предназначается ей одной, и Нг впервые увидела темный румянец, проступивший на лице темпатки.

Марго полагалось сказать что-то, и она уже открыла было рот, но тут черные глаза Вийи сузились, и Панарх повернул голову к экрану, где мельтешил хаос гиперволновых передач.

В секторе мостика, отведенном для связи, повысилась активность, но Нг, не обращая на это внимания, смотрела туда же, куда и Панарх. Одна из секций экрана расширилась, показав силуэт высокого, широкоплечего мужчины, стоящего спиной к зрителю на фоне голубовато-белого свечения сращенного диска черной дыры. У его ног виднелась какая-то бесформенная куча; постепенно при свете распадающейся материи стало видно, что это другой человек, съежившийся и закрывший лицо руками.

— Связь, прекратите забивать эфир, — распорядилась Нг. Экран прояснился, и изображение стало несколько более четким.

— Джеррод Эсабиан, — произнес Панарх.

Фигура медленно повернулась к ним лицом. Все прочие переговоры по гиперсвязи постепенно прекратились, сделав изображение предельно ясным и четким. Командир Гурли за пультом связи подключила вспомогательные каналы. Лицо и плечи Джеррода Эсабиана заполнили весь экран. Свет, падающий сзади, обрамлял его черные волосы, рельефно очерчивал складки лица и тускло обрисовывал серый китель человека у его ног. Эсабиан окинул взглядом мостик, не переставая крутить в пальцах черный шелковый шнурок.

— Гекаат, — тихо сказал он. — Эммер те говен.

Один из пультов быстро застучал, и под изображением появился перевод:

«Нерасторжимая связь. Вы все (аспект неизбежности) отмечены».

Никто из присутствующих на мостике не издал ни звука, и из гиперрации не доносилось других голосов, кроме голоса Эсабиана. Только музыка продолжала звучать, торжествующая, сверхчеловеческая, сплавляя их в одно эмоциональное целое, Нг знала, что ничего подобного никто из них больше не испытывает.

Внезапно по мостику пронесся странный басовый гул. Изображение на миг превратилось в негатив: глаза Эсабиана стали колодцами белого пламени, а сращенный диск — лишенным света пятном. Нг вспомнился тайный храм ульшенов, открытый после смерти аль-Гессинав, и икона, изображающая Ничто, над кровавым алтарем.

Когда экран пришел в норму, Эсабиан стал смотреть на них как будто с большого расстояния. Он заговорил опять, почти выпевая слова:

— Даракх-иль эммер энташ эг пендеши палиа-ми ни-цурен кур-рхан. Палыми куррхар би-омха эмрет-те, дира-ми би омха мизпе-ши, хач-ка ми би тирамте, даш те эммер прохар ми-ретанн эпас Морат-джар.

(Месть моя будет вечно преследовать вас и ваших потомков. Моя печать отметит ваши судьбы, мое проклятие ляжет на то, что вы благословляете, мой дух явится в ваши сны, дабы вы в вечном страхе ожидали моего возвращения из царства мертвых.)

Он выбросил к ним руки с покрытым замысловатыми узлами шнурком, и какое-то искривление окружающего его пространства превратило это в прыжок нападающей змеи.

— Эгларррррррр... — Изображение начало дробиться, и голос зазвучал замедленно, пробиваясь сквозь инфразвуковой гул, словно от плохо настроенного тианьги. Этот гул вызвал у Нг приступ внутренней паники, которая тут же и прошла, потому что настала тишина и образ застыл, серый и раздробленный, как разбитая статуя.

Из задней части мостика подал голос Омилов:

— Мы уже не услышим его последнего слова, даже если будем слушать миллион лет.

Нг содрогнулась. Для Эсабиана все кончилось в считанные мгновения, а вот для них его проклятие, пожалуй, сбылось: для будущих зрителей его падение в черную дыру будет длиться вечно.

Нг стала замечать музыку. Та выражала такое ликование, что Марго поняла: это чувство не имеет ничего общего с уничтожением сгустка тьмы, называвшегося Аватаром. На миг ее дух воспарил над смертной оболочкой, охватив корабль и звезды за его пределами во вспышке понимания, слишком огромного, чтобы его вместить. Радость, беспричинная и непереносимая, запела в ее сердце, точно приоткрылась дверь туда, куда ей вход заказан, но жажда войти туда слаще любого исполнения желаний. Марго услышала собственный плач и женский голос, говоривший: «Свободна, свободна».

Но мгновение прошло, дверь захлопнулась, музыка умолкла, и Нг на миг показалось, что она оглохла и ослепла. Но нет — она лишь вернулась в свое человеческое естество.

Молчание затянулось надолго, а затем Гурли за пультом связи сказала севшим от волнения голосом:

— Гиперсвязь прекратилась. Полное отключение.

Главный экран показывал теперь черную дыру и звезду-спутник, питающую ее ненасытимую ярость. Война кончилась — это поняли все, у кого была гиперрация. Это нельзя было подтвердить до сообщения первого разведчика, но Нг была уверена, что и гиперреле прекратили подавать энергию. Тем самым миссия Флота превращается из истребительной в спасательную: ведь только «Кулак Должара» да несколько рифтеров похитрее, увильнувшие от должарских инспекций, сохранили или восстановили свои реакторы. Остальные беспомощны перед разрушительной волной, идущей на них от гибнущего солнца. Анарис и эти ловкачи обеспечат Нг карьеру в будущем — теперь ей предстоит смести в кучу остальных.

— Адмирал, — сказал Панарх, — все прочее я предоставляю вам.

Нг взглянула в терпеливые голубые глаза. В них не было ни триумфа, ни горя — ничего, кроме простой человеческой усталости. Она встала, преодолевая собственную усталость, и низко поклонилась ему. Её команда, как заметила она краем глаза, последовала ее примеру. При общем молчании Брендон и Вийя покинули мостик — все так же бок о бок.

— Капитан, сохраняйте позицию. Скачки зигзагом, — скомандовала Нг, как только за ними закрылся люк. Почти сразу же первый разведчик, прибывший к «Грозному», подтвердил ее предположение. — Тактика, разработайте план спасения и эвакуации поврежденных кораблей. В первую очередь займитесь теми, что находятся ближе всех к системе. Свяжитесь со службой астрономии для определения сроков.

Ром-Санчес принялся за дело, и тенноглифы стали медленно перестраиваться с уничтожения жизней на их спасение — и своих, и вражеских.

Занятие в определенной степени бесплодное — ведь многие рифтеры все равно будут расстреляны за свои преступления. «Ну вот, — качнула головой Марго, — я уже думаю, как Кестлер. Мы постараемся, чтобы суд над ними был справедлив — в этом все различие между нами и Должаром».

Себастьян Омилов нерешительно подошел к ней.

— Адмирал, примерно через два часа мы получим возможность увидеть, что произойдет в момент... перехода. Нельзя ли будет придать «Грозному» позицию, удобную для наблюдения?

— Гностор, — засмеялся Пертс Крайно, — мне думается, вы охотно последовали бы за Аватаром в дыру ради вашей драгоценной науки.

По мостику прокатилась волна веселья, разряжая обстановку и фокусируя внимание на текущем моменте, — этого, без сомнения, Крайно и хотел.

Смех усилился, когда Омилов, с улыбкой оглядев мостик, ответил:

— Если бы мне пришла такая мысль, я знал бы, где взять команду, которая доставит меня туда и обратно.

Между прочим, он имеет в виду «Телварну». Усталость показалась Нг еще тяжелее, когда она представила, что означает для нее эта победа: новые тонкости, ухищрения и увертки дулуской политики.

— Выходной импульс! Крейсер!

— Тактический скачок! — тут же скомандовал Крайно. — Засечь место выхода и пустить гиперснаряды при возникновении цели.

Нг приказала себе не вмешиваться. Кораблем управляет Пертс, и незачем ему препятствовать.

— Объект опознан как «Кулак Должара», — доложило обнаружение еще до того, как смолкли скачковые.

— Прицел наведен, — сообщила орудийная. — Появление цели через пять секунд...

— Ушел в скачок, — оповестило обнаружение. Около пяти минут они вели эту смертельную игру в пятнашки с вражеским крейсером, и наконец связь доложила:

— С вражеского орбитального монитора поступил сигнал о перемирии.

Следуя установленной процедуре, «Грозный» лег на параллельный курс меньше чем в одной световой секунде от «Кулака Должара», чтобы ни один корабль не мог пустить в ход свои гиперснаряды. Рапторный разряд чуткие детекторы обоих крейсеров обнаружат вовремя, чтобы успеть в скачок. Тем не менее на мостике установилась напряженная атмосфера. Коммуникатор молчал, и Нг задалась вопросом, нет ли в этом психологической уловки.

Ответ на свой вопрос она получила незамедлительно.

Они дошли до транстуба, и Брендона одолело почти непреодолимое желание прислониться к стене и закрыть глаза. Но он справился с собой, боясь, что если поддастся слабости хотя бы частично, то клюнет носом и упадет.

Капсула остановилась, мичман открыл дверцу, и два десантника снаружи отсалютовали Панарху. Брендон принуждал себя передвигать ноги и отвечать на приветствия. Тихие шаги напомнили ему, что Вийя все еще с ним, и вызванный этим прилив ликования поддерживал его до самой каюты.

Войдя, они не успели даже словом перемолвиться: коммуникатор мигал в режиме срочного сообщения. Брендон устало остановился перед пультом, думая, включать его или нет.

— Думаю, твой адмирал не стала бы беспокоить тебя по пустякам, — заметила Вийя.

— Да, — улыбнулся ей Брендон. — Это явно не пустяки — потому-то я и боюсь отвечать. — Он повалился на стул, включил прием — и сожаление, преодолев усталость, предостерегающе пробежало по его нервам. Суеверие это было или нет, он предчувствовал, что ничего хорошего не услышит.

На экране появилась сама Нг.

— Прошу извинить, ваше величество, но Анарис Эсабиан требует разговора с вами. Прикажете соединить?

— Да. И оставьте канал открытым, если хотите понаблюдать, — его союзники уж точно будут смотреть. — Брендон взглянул на Вийю. Она тоже явно устала, и на ней был все тот же обгоревший черный комбинезон, который она носила на Пожирателе Солнц, но черные глаза оставались внимательными и непроницаемыми, как всегда. — Хочешь послушать?

— Да, — сказала она, становясь за его стулом.

На экране возник Анарис — он стоял рядом с Ювяшжтом, занимающим командное кресло. В глубине сидели за пультами несколько должарских офицеров, люк охраняли двое тарканцев. Моррийона видно не было.

Анарис вскинул глаза только раз, чтобы взглянуть на Вийю, молча стоящую позади Брендона, и тут же опустил их, словно сверля ими экран, а его рот сложился в легкую вызывающую улыбку.

— Тебе нечего сказать? Ни злорадства, ни угроз?

— Я как раз размышляю о... э-э... о физическом явлении, которым сопровождался уход твоего пригрозившего нам напоследок отца, — сказал Брендон. — Кроме того, остается вопрос этикета: что мне следует выразить тебе — поздравления или соболезнования?

— Принимаю и то, и другое, если ты подразумеваешь то же, что и я.

Брендон думал, что на этом разговор и закончится, но Анарис слегка постучал своим длинным пальцем по спинке кресла, за которым стоял.

Что он хочет этим сказать? Предлагает дуэль, это ясно. Теперь, когда опасность миновала, усталость зажала голову Брендона, как в клещах. С великим усилием он собрал свои разбегающиеся мысли и гаснущую энергию.

— Тебе непременно нужно, чтобы я злорадствовал и угрожал? Я могу попытаться, но, кажется, такого рода ритуалы как раз по твоей части.

Анариса это как будто позабавило.

— Предсказания твоего отца относительно судьбы моего сбылись с пугающей точностью. В этом свете его поведение по пути на Геенну я начинаю приписывать не столько трусости, сколько... капризу.

Поведение? Узел, о котором Геласаар рассказал Анарису, вместо того чтобы обречь его на гибель вместе со всем кораблем. В самом деле, почему? Отец как раз собирался сказать Брендону об этом, используя язык знаков, ключом к которому служило старинное изречение, когда Анарис взорвал его челнок. Брендон не раз уже задумывался о причине — и теперь, глядя в умные, откровенно саркастические черные глаза на экране, он сознавал, что еще много лет будет размышлять об этом бессонными ночами. Как, впрочем, и Анарис.

Если они оба будут живы.

Пауза между тем перешла в молчание. Может быть, он думает, что я знаю?

Брендон понимал, что все сказанное им может положить начало новой вендетте, которая унесет бесчисленное множество невинных жизней. Надо попытаться этого избежать.

— Тебе лучше знать, — сказал он. — Ты с ним говорил, а я нет. Тебе, а не мне решать, чем был его поступок — подарком или ошибкой.

Это не было объявлением войны и могло сойти за предложение мира.

Но Анарис, приняв внезапно скучающий вид, сказал:

— Ошибка Геласаара заключалась в том, что он приписывал мой интерес к его взглядам на государственную власть интересу к просвещенному правлению. Он заблуждался. Меня интересует завоевание и сохранение власти как таковой. В час своей наибольшей слабости не забудь посмотреть, нет ли меня рядом.

Ты всегда был хулиганом. Молодец Гален — он заставил тебя наблевать на собственные башмаки.

Это старое воспоминание вызвало у Брендона улыбку.

— Что ж, буду ждать, чтобы уже лично побеседовать с тобой на досуге о превратностях власти, — как можно мягче и спокойнее произнес он.

И по застывшей улыбке Анариса понял, что тот уловил угрозу как нельзя лучше. Анарис снова поднял глаза и впервые обратился к Вийе.

— У тебя есть кое-что мое — это нужно вернуть.

Вийя не ответила. Поведение Анариса не изменилось, но Брендон нутром почувствовал, что ради этого тот и вышел на связь, а вовсе не ради разговора с ним.

— Не вынуждай меня самому приходить за этим, — сказал Анарис, и экран погас.

— Звучит достаточно мрачно, — сказала Нг, глядя на застывшее изображение Анариса.

— Должен признаться, мне очень хотелось бы получить приказ истребить его вместе со всеми прочими недобитками, — хмуро сказал капитан Крайно. — Уберите это, коммандер. — Экран погас, и он обратился к Нг: — Адмирал?

Нг поняла его вопрос без слов. Панарх ничего не сказал им после окончания связи. Каково его желание?

Я знаю, чего он хочет. Нг вспомнила о собственной пустой постели и поборола отчаяние, угрожающее в союзе с усталостью одолеть ее. Единственное, что я могу подарить ему, — это время.

Она выпрямилась, стряхнув пылинку с обшлага, и сказала:

— Все другие вызовы, предназначенные его величеству, следует передавать мне. Займемся спасательной операцией.

Вскоре стало ясно, что им повезет, если они спасут хотя бы часть поврежденных в бою кораблей до того, как сверхновая сделает все пространство вокруг Пожирателя Солнц непроходимым, — и, по иронии судьбы, в спасении нуждалось больше рифтерских судов, чем кораблей Флота. Гиперснаряды рифтерских эсминцев под конец набрали такую мощь, что почти все жертвы их попаданий обращались в пар. Сохранились только корабли, подбитые на ранних стадиях боя.

По крайней мере не надо беспокоиться о том, что кто-то опять захочет завладеть Телосом проклятым Пожирателем Солнц, даже если тот уцелеет. Даже самые прочные щиты не выдержат радиации, излучаемой этой звездой.

Нг вздохнула, предвидя, что ждет ее в будущем. Пройдут десятилетия, прежде чем они восстановят хотя бы часть тех сил, что имели перед войной. Читая список погибших и пострадавших кораблей, она подумала о тех, кто в это самое время отправляется с Ареса на Артелион. Что найдут они там?

Время шло быстро, и ожидаемая ими информация не заставила себя ждать.

— Десять минут, — сообщил офицер, назначенный для связи с Омиловым.

Крайно поставил «Грозный» над системой Пожирателя Солнц, обеспечив кораблю наилучшую эффективность сенсоров. По выходе из скачка на главном экране появилось яркое изображение черной дыры и гибнущего солнца. Прочие экраны показывали другие объекты, в том числе и Пожиратель Солнц, безмятежно висящий на фоне адского пламени сращенного диска. У них на глазах расширяющаяся газовая оболочка сверхновой достигла одновременно черной дыры и Пожирателя Солнц.

На мостике кто-то ахнул. Что-то ограждало Пожиратель Солнц, не допуская к нему стену бушующей плазмы, но общее внимание привлекало не это, а пустота, открывшаяся в центре сращенного диска, словно черная дыра вдруг стала видимой. На миг Нг показалось, что в это отверстие видны звезды — затем оно сузилось и пропало.

Все молчали. Омилов склонился над своим пультом.

— Сколько еще времени у нас осталось? — спросила наконец Нг.

— По расчетам астрономов, щиты продержатся около восьми часов, — ответил Крайно. — И мы в этом имеем преимущество перед всеми прочими кораблями.

— Значит, мы должны обеспечить спасение в возможно большем масштабе.

Заурчали скачковые, и Нг в последний раз взглянула на экран, где застыла великолепная и грозная картина. Что означали звезды, мельком увиденные ею? Нг отложила это на будущее — сейчас ей и без того хватало дел.

Они долго молчали, но наконец всепожирающее пламя желания распалось на два усталых человеческих существа, лежащих бок о бок.

Брендон смотрел на длинные ресницы Вийи, на иссиня-черные волосы, покрывающие плащом их обоих. Привыкнет ли он когда-нибудь к такому зрелищу? Ее глаза были открыты и ясны.

— О чем ты думаешь? — улыбнулась она.

— Спрашиваю себя, какого дьявола имел в виду Анарис.

Она смутилась — в этом не было сомнения.

— Не знаю. Может, он злится, что я забрала у него Татриман и ее братьев? Но они перешли ко мне по доброй воле.

— А ты о чем думаешь? — спросил он ради одного удовольствия послушать ее голос.

Внезапная улыбка так преобразила ее, что у него захватило дыхание.

— Хрим мертв, и Маркхем отомщен.

— Это надо отпраздновать. — Брендон протянул к ней руки.

В безмолвии, забыв о времени, они испробовали все, чему научились у их общего возлюбленного, — так виртуоз-музыкант использует все элементы гармонии, которыми располагает, — и укротили пламя гнева, а после, выйдя за пределы своих «я», зажгли пламя нежности, горя, смеха и радости.

39

Ваннис Сефи-Картано вышла из своих покоев в маленькую приемную, где в былые времена беседовала со своим придворным штатом и прислугой.

Там ее ожидала куча народу, совсем как прежде, — но это были уже не учтивые, почтительные слуги в скромных, но элегантных ливреях. Среди собравшихся она увидела трех членов правительства, двух дворцовых чиновников и молодого офицера.

Неужели власть Брендона так сильна даже на расстоянии?

Она знала, что они оказывают почтение не ей, а Панарху, которого она, по их мнению, представляла, — между тем он, после отказа гиперсвязи, возвестившего о конце войны, не мог отдать дальнейших распоряжений до своего личного прибытия на Артелион.

Одно это служило гарантией ожидающего ее будущего: она понимала, что Брендон не преминет использовать сложившееся о ней мнение и что место ей обеспечено. Место по отношению к новому правительству и старому светскому обществу — но место в его жизни?

С этим придется подождать, благо ей есть чем заняться.

Предлагая угощение ожидавшим ее людям, она не переставала радоваться тому, что заняла свои старые комнаты — точно такие же, как у Эренарха.

Она спорила с собой все долгое путешествие с Ареса, перебирая в уме различные варианты, и наконец решила бросить вызов призракам прошлого. В покоях супруги Эренарха ничего не тронули; весь ее гардероб сохранился, и она, поразмыслив, снова начала носить старые платья.

Это был правильный шаг. Все, кто обитал во Дворце до войны, с радостью возвращались к своим комнатам и старому образу жизни, насколько это было возможно. За каких-нибудь два дня здесь в поразительном количестве собрался штат прежней дворцовой прислуги, и все начали свою работу с того же места, где ее прервали. Ваннис выслушала множество историй, в большинстве трагических, но порой триумфальных, о тех, кто погиб в первый страшный день вторжения и кто скрывался во время последующего кошмара. О тех, кто будто бы сотрудничал с врагом, поговаривали сердитым шепотом.

К счастью, Халкин, стюард прежнего Панарха, оказался в числе живых, и Ваннис с благодарностью возложила на него задачу по восстановлению Большого и Малого дворцов. Со всей энергией долго копившейся ненависти Халкин и армия его работников, растущая день ото дня, стремились изгнать все следы должарианцев.

Лишь некоторые помещения оставались нетронутыми по прямому приказу Брендона: крыло Геласаара, покои всех его троих сыновей и Аванзал Слоновой Кости, где все еще было небезопасно задерживаться дольше нескольких минут.

Убедившись, что всем подали напитки и закуски, Ваннис села на стул лицом к ожидающим, которые, следуя законам иерархии, сами определили, кто должен быть первым.

Большинство вопросов Ваннис была в состоянии решить: размещение многочисленных беженцев, донесение чиновников на их начальника, который, по их словам, сотрудничал с врагом, строительство нового стартового поля (должарианцы при отступлении взорвали старое — возможно, в отместку бойцам Сопротивления, которые попытались украсть у них гиперрацию, не зная, по жестокой иронии судьбы, что она больше не работает).

Дело коллаборациониста она приберегла напоследок и, когда комната опустела, сказала чиновникам:

— С этими вопросами придется подождать до возвращения Панарха. Сообщение, посланное на Рифтхавен, заставляет меня предположить, что будет объявлена амнистия, — для всех, кто не нарушал присяги, дела же клятвопреступников будет рассматривать суд.

Двое молча поклонились и вышли.

Получив неожиданную передышку — в предыдущие дни она принимала просителей по пять-шесть часов подряд, — Ваннис удалилась во внутренние комнаты. Проходя мимо резной двери, ведущей в покои Эренарха, она приостановилась. Заперта эта дверь или открыта? Ваннис дотронулась до нее и убрала руку. Это больше не имело значения. Семион никогда не пользовался сам этой дверью: когда ему нужно было дать Ваннис указания, он вызывал ее к себе — в таких случаях дверь отпирали. Ваннис помнила, как в первые месяцы их брака запертая дверь сначала вызывала у нее недоумение, а после стала казаться зловещей.

Теперь она с улыбкой прошла мимо и открыла другую, неприметную дверь, которой пользовались слуги. Холл за ней был пуст.

С помощью дворцового компьютера она уточнила дорогу в старые тюремные камеры Гегемонии и нашла лифт. Работая с компьютером, она удивлялась его послушанию — некоторые запросы, которые она делала, ему следовало бы отвергнуть, так как уровень ее доступа был недостаточно высок. Однако ничего такого не произошло. О компьютере ходили какие-то странные слухи, и она даже расспрашивала об этом Метеллиуса Хайяши, лидера Сопротивления, — но он либо не смог, либо не захотел ее просветить.

Лифт пришел, и Ваннис временно отложила эту проблему. Не так уж это важно, Гораздо важнее то, что затеяла она — повторить маршрут Брендона в тот день, когда он со своими рифтерами совершил налет на дворец. Ей хотелось сделать это поскорее, пока неутомимые уборщики не уничтожили все следы.

Первым этапом ее пути был Аванзал Слоновой Кости, где она осмотрела пустые витрины, в которых — порой несколько веков — хранились ценные предметы, взятые командой Вийи. Дольше всего Ваннис задержалась перед настенной планшеткой. Где стоял Брендон, где Вийя, в какой манере он подарил ей эту бесценную вещь? С вызовом? С юмором? В знак обещания? Понятно, как приняла подарок Вийя: холодно и бесстрастно, как подобает должарианке, — но что она чувствовала под этой маской, если она вообще способна чувствовать?

«Я недостаточно хорошо знаю их обоих, иначе я увидела бы все так, как было», — подумала Ваннис и ушла.

Теперь ее целью была кухня, где они сражались с должарианцами, прежде чем отступить к своему кораблю. Воздух в этих заброшенных помещениях был затхлый. Она шла медленно, сверяясь со стенными пультами. Компьютер по-прежнему слушался ее беспрекословно.

Она испытала шок, обнаружив, как близко был Брендон от комнаты, где держали Геласаара. Возможно, он даже прошел по тому коридору. Знает ли об этом Брендон? Захочет ли он пройти по собственным следам, когда вернется? И как — один или с Вийей?

Ваннис отвернулась от простой двери, которую указал ей компьютер, и пошла по коридору к кухне.

Ясно было, что уборщики Халкина до подвалов дворца еще не добрались. Должарианцы убрали трупы и сломанные машины, но следы огня сохранились, и кое-где в углах еще виднелись остатки засохшего зеленоватого вещества.

Ваннис медленно обошла тихую комнату. Вот здесь, за этим пультом, прятался Брендон. А другие? Должарианцы по одну сторону, команда «Телварны» по другую. Вот дверь для механических официантов, через которую они ушли. Ваннис собралась уже открыть ее, когда босуэлл оповестил о срочном сообщении.

Включив прибор, она узнала Ника Корморана:

(Где вы ? Нужно подготовить сегодняшнюю передачу.)

Передача...

(Я сейчас занята. Встретимся в аудиенц-зале через полчаса.)

Ваннис прервала связь, чтобы не дать Нику возможности определить ее местонахождение.

Рано или поздно он тоже найдет сюда дорогу в поисках жутких историй, на которые так падки его зрители, — но пока компьютер в том, что касалось лично Брендона, сотрудничал только с Ваннис, и это тоже было странно. С внезапным ознобом она оглядела заброшенную кухню — в полумраке ей почудилась какая-то угроза. Автономное поведение? А как же Запрет? Возможно, в Мандале есть тайны, известные только Панарху — и умершие вместе с Геласааром.

Решительно выбросив из памяти обрывки исторических фильмов об адамантинах, Ваннис вышла. Возможность занять мысли Кормораном пришлась очень кстати, несмотря на связанные с ним проблемы.

В прошлом они достаточно хорошо ладили, притом он со своей командой сумел попасть на тот же транспорт с Ареса, которым летела она, — поэтому Ваннис попросила Корморана и Й'Мадок стать службой новостей при этой первой волне возвращающихся в Мандалу панархистов.

Они охотно согласились, и первые дни они вместе с большим удовольствием прочесывали ежедневные курьерские сообщения и составляли передачи, долженствующие убедить Тысячу Солнц в том, что порядок успешно восстанавливается.

Ваннис в порыве воодушевления чуть было не сделала Ника и Дерит своими официальными представителями, но, к счастью, воздержалась. Последнее время Ник стал относиться все более критически к ее решениям, а Дерит, как обнаружила Ваннис, вела информационные раскопки. Ваннис чувствовала себя обязанной все больше скрывать от них, что было прямой противоположностью обычной политической рутине, основанной на взаимообмене. Быть чьим-то рупором не в натуре Ника и Дерит. Им хочется представлять Тысяче Солнц собственную точку зрения, и у них хватает честности не скрывать этого от Ваннис.

Честности и прагматизма. Они должны знать, что станут самой состоятельной из всех служб новостей, если начнут передавать то, что уже накопали.

Но на то, чтобы выяснить, что происходит в разных частях Тысячи Солнц, уйдет много месяцев — ДатаНет катастрофически раздроблен. За неимением известий из других мест новости поневоле вынуждены сосредоточиться на Мандале. Восстановление правительства и коронация Брендона — это действительно наиболее важные сейчас события: они послужат цементом для укрепления пошатнувшегося фундамента Панархии.

Всю обратную дорогу Ваннис прикидывала, что ей следует сказать и что скрыть.

Мандериан стоял рядом с Верховной Фанессой, наблюдая сложный, грациозный, но глубоко чуждый человеку танец келли вокруг гравиносилок с телами Портус-Дартинус-Атоса, убитых на «Телварне» по приказу Анариса Эсабиана. Процессия двигалась к триаде келлийских кораблей в причальном отсеке «Грозного» между двумя шеренгами десантников в парадной форме — почетного караула, предоставленного Панархом.

Трехголосное пение келли пронизывало дрожью тело и душу Мандериана; его эмоции еще более усиливало знание того, что эти келли, известные людям как Штоинк, Ниук2 и Ву4 (имена трех человеческих комиков, прозванных когда-то Святой Троицей), хранят память своей расы с тех времен, как она обрела разум. Неудивительно, что ему трудно их понять, хотя они говорят на уни. В основе их общения лежит синестезия, и теоретически он это понимает — но на практике это понимание теряется в его мозгу где-то между языковым и символическим центрами.

Поэтому он настроился на восприятие доступной ему части церемонии — касающейся воздаяния почестей умершим — и попутно перебирал в памяти ряд сюрпризов, с которыми столкнулся по прибытии на «Грозный». Они так долго жили в напряженном ожидании новостей — сначала на Аресе, потом в космосе, когда Элоатри заявила, что непременно должна попасть на «Грозный», с триумфом возвращающийся в Мандалу.

Они видели ужасающий конец Эсабиана, а затем поняли по отключению гиперсвязи, что война окончена и должарианцы изгнаны с Пожирателя Солнц, — но больше почти ничего не знали.

В банке военного курьера, доставившего их крейсер, информации тоже было негусто — а возможно, они просто не имели доступа к остальной.

После своего прибытия семьдесят два часа назад они только и делали, что поглощали информацию — от чисто военной до этой теперешней смеси чувственных ощущений.

Это все необходимо было усвоить потому, что келли, видимо, согласились доставить эйя на их родную планету. Те выполнили свою миссию, и им нужно было вернуться в свой улей.

Несколько часов назад триала келлийских кораблей вышла из гиперпространства, чтобы сопровождать Старейшину в этом путешествии.

Троица стояла у корабельного люка, ожидая чего-то. Это длилось недолго: вход в отсек открылся, и показалась команда «Телварны».

Это была уже не та команда, с которой Мандериан познакомился на Аресе. Ему до сих пор причиняло боль то, что Ивард остался на Пожирателе Солнц, что судьба его неизвестна — и останется неизвестной навсегда.

Иварда и Марим заменили трое бори — один из них жался к двум другим, как испуганный ребенок. Женщина-бори еще не совсем поправилась, как и Седри Тетрис, скромная седая женщина, шедшая рядом с Монтрозом.

Мандериан, перехватив взгляд Монтроза, кивнул ему и получил в ответ усмешку. Врач шел уверенно, очень представительный в алом камзоле с золотым шитьем. Позади выступал Локри, урожденный Джесимар Кендриан, красивый и зловещий в черном с серебром наряде, далее следовал Жаим, молчаливый механик в неизменном сером костюме. Последней шла Вийя, и Мандериан поразился, увидев ее в том же простом, по травянисто-зеленом комбинезоне. С ней были эйя.

Мандериан с Элоатри вышли вперед, и эйя приветствовали Верховую Фанессу своим обычным, но не перестающим удивлять способом, прикрыв глаза и выставив вперед голову. Элоатри молча дотронулась до их макушек.

Маленькие существа повернулись лицом к Мандериану. Он был рад, что они вспомнили его и приветствовали их общим знаком «мы тебя видим». Он тоже ничего не сказал и только низко поклонился, зная, что этот жест для них ничего не значит, но стоящий за ним импульс до них дойдет. Эйя отвернулись и вместе с Вийей подошли к келли, а прочая команда осталась в нескольких шагах позади.

Келли с ошеломляющей скоростью просемафорили что-то эйя, а те ответили им мелодичным блеяньем. Мандериан при виде этого внезапно осознал, что люди играют лишь периферийную роль при этой встрече двух архетипов. Панархия мало что сможет добавить к будущим отношениям келли и эйя, поскольку очевидно, что два этих вида общаются между собой гораздо проще, чем люди с эйя, — а возможно, даже проще, чем люди с келли.

Семь фигур постояли в молчании перед келлийским кораблем. В самой глубине души Мандериан ощутил трепет, а Элоатри рассеянно потерла свою обожженную ладонь. Затем эйя, не проявляя никаких эмоций и не оглядываясь назад, поднялись на корабль. Вийя, выглядевшая гораздо моложе, чем запомнилось Мандериану, тоже не выказала никакой реакции. Он, правда, был уверен, что просто не способен ее разгадать: за время их краткого знакомства он убедился, как глубоко в ней спрятаны истоки человеческих эмоций.

Келлийские корабли без дальнейших церемоний поднялись над палубой, в радужном ореоле вышли из шлюза, превратились в точки среди звезд и вдруг исчезли, совершив невидимый скачок, секретом которого владели только келли.

Собравшиеся в причальном отсеке стали расходиться, и Мандериан спросил Элоатри:

— Как вы думаете, почему эйя так настаивали на немедленном отлете? Они так долго пробыли с Вийей — почему бы не подождать еще несколько недель, особенно когда келли выражали желание присутствовать на коронации?

— Но ведь они — не дети Воронки, — улыбнулась Элоатри. — И мы мало что можем им предложить. Не думаю, чтобы Архетип и Ритуал сумели угодить им. — Элоатри посерьезнела и снова потерла ладонь с выжженным на ней Диграмматоном. Взгляд ее устремился вдаль, и Мандериан почувствовал, что она говорит не столько с ним, сколько с собой. — А вот они могут предложить нам еще многое.

Их ждали через два дня.

Через два дня Ваннис, одетая и убранная драгоценностями по случаю торжества, которое навсегда останется в памяти их цивилизации, будет встречать Панарха и его правительство — и все ее время до этого момента будет без остатка заполнено приготовлениями. Но курьер, опередивший «Грозный», только что привез эту новость, и в ее личном распоряжении еще оставалось несколько часов. Пришла пора совершить последнее паломничество.

Шаг за шагом она продвигалась по следам Брендона, старясь представить себе его действия и мысли во время последнего посещения родного дома. Теперь ей осталось побывать на месте его отлета. Не в беседке, через которую он с рифтерами бежал от гнева Эсабиана, а там, откуда он отправился в тот самый день и час, когда началась война.

— Комп, — сказала она, подходя к покоям Брендона, где испокон веков жили отпрыски Аркадов. — Открой, пожалуйста.

Дверь перед ней открылась, и она вошла, ожидая увидеть все что угодно — от следов взрыва, как в Зале Слоновой Кости, до четырех голых стен, как в библиотеке Геласаара в Карелианском крыле.

Первая комната показалась Ваннис нетронутой — но она не могла ручаться, поскольку, как ехидно подсказала ей память, никогда прежде здесь не бывала. Семион пришел бы в бешенство, если бы она даже питала какой-то интерес к якобы глупому, вечно пьяному младшему сыну, вокруг было слишком много шпионов ее супруга, чтобы она решилась прийти к нему сюда.

Ваннис прошла в его личные покои.

Здесь было тихо и холодно — тианьги не работало. Простыни на широкой кровати так и остались скомканными. Шелест ее платья показался Ваннис очень громким, когда она нагнулась и подняла его рубашку. От нее еще исходил слабый запах, подействовавший на периферийную систему Ваннис как удар.

Кто же это? Кто? Ей очень важно было вспомнить — и она вспомнила. Элерис лит-Чандраска всегда любила эту особую смесь розы и юмари.

Ее больше нет. Никого нет.

Ваннис положила рубашку. Ее взгляд упал на две пустые чашки — одну чистую, другую с остатками кофейной гущи.

К спальне примыкала ванная, а за ней помещалась гардеробная, раскрытая настежь. Внутри висел великолепный бордовый камзол, который Брендон должен был надеть на свою Энкаинацию. Под ним лежали, нетронутые, фамильные драгоценности, каждая из которых стоила целое состояние.

Был ли кто-нибудь здесь с тех пор? Эсабиан, например?

Эмоции, словно призраки плачущих детей, закружили Ваннис в водовороте того-что-могло-бы-быть. Должно-было-быть.

Но даже эти несбывшиеся пути вели в неразличимую даль.

Ее отвлек настойчивый импульс босуэлла. Ваннис включила прием и услышала голос Фиэрин лит-Кендриан.

(Мне кажется, вам лучше прийти.) И зеленый огонек указал место.

Ваннис глубоко вздохнула и подтвердила прием. Затем усилием воли прогнала призраков, успокоила сердцебиение и полностью взяла себя в руки.

Паломничество совершено, прошлое миновало. Что бы ни готовило ей будущее, она не станет оглядываться назад.

Выйдя в коридор, она услышала, как закрылась за ней дверь и щелкнул замок.

Фиэрин сидела в аэрокаре, глядя, как уменьшается запас горючего на счетчике. Мысли не шли ей в голову — надо было что-то делать, но что?

Увидев, как Ваннис вышла на террасу, Фиэрин включила двигатель и устремилась к ней, заставив всю мебель отъехать к низкой балюстраде. Подлетать так близко к зданиям строго воспрещалось почти на всех планетах, но Фиэрин было уже все равно.

Ваннис, которой ветер растрепал волосы и раздул платье, нахмурилась.

Фиэрин, снизившись, пригласила ее сесть. Она заняла место в кабине и спросила:

— Что...

Фиэрин, не дав ей закончить вопрос, круто послала машину вверх и двинула рычаг ускорения вперед до отказа, так что их обеих прижало к сиденьям.

Когда машина выровнялась, раздражение Ваннис сменилось озабоченностью.

— У вас есть причина для столь опасных маневров?

— Просто хочется надеяться, что мы успеем, — стиснув зубы, ответила Фиэрин. Горючего осталось меньше половины, но она не могла позволить себе лететь на более низкой и экономной скорости, даже если им придется идти пешком всю обратную дорогу до дворца.

— Но куда мы летим?

— Сейчас увидите.

Налетел ветер, и Фиэрин пришлось бороться с управлением. Ветер не был сильным, но на такой скорости мог быть опасен.

Ваннис внезапно застыла.

— Я знаю это место... ведь это Залив Аврой, не так ли?

— Вам лучше знать. — Фиэрин прикладывала большие усилия, чтобы голос у нее не дрожал. Сейчас не время было говорить о том, как ей хотелось в детстве совершить паломничество сюда и как старая архонея Торигана, до того как сошла с ума, хотела взять ее с собой, — но Штулафи Й'Талоб, бывший тогда опекуном Фиэрин, по какой-то причине запретил. Я думала, это потому, что обвинение, выдвинутое против брата, задевает и меня — что я недостойна. Какая ирония — узнать, что Штулафи сам был виновен и, вероятно, боялся, как бы наша история кого-нибудь не заинтересовала. Теперь Фиэрин понимала, что этот отказ сформировал ее самооценку — и очень надолго.

В это время они пролетали над последней грядой сожженных, безлесых холмов. Фиэрин вспомнила, что ведет машину, и над дюнами спустилась пониже. Ваннис затаила дыхание. Кто-то — то ли природа, то ли люди — сделал попытку похоронить мертвых под грядами песка, но безжалостный ветер обнажил кости снова. Руки, ноги, черепа усеивали весь берег, и эта картина надрывала сердце.

Ваннис повернула голову к бухте, где почти две тысячи лет сидела Аврой, глядя в море. Теперь на том месте был черный, со стеклянистыми стенами кратер, на дне которого виднелась лужа стоячей воды.

— Вон там, — показала Фиэрин, и кар, подчиняясь ей, ухнул вниз.

Ваннис увидела крошечные фигурки, идущие по направлению к кратеру. При снижении они превратились в детей. Они шагали очень решительно, кроме одного упирающегося мальчика, которого вели за руки двое других, больше и сильнее его.

Они не обращали на аэрокар внимания, пока Фиэрин сердитым движением не послала его вниз, точно камень, посадив между ними и кратером. Тогда они молча остановились.

— Я пришла сюда час назад, пешком, и была вне босуэлльного диапазона, — сказала Фиэрин. — Я бежала всю дорогу до аэрокара, а потом вызвала вас. Я не знала, что делать: они меня не видели, и я услышала, что они затевают что-то вроде трибунала. Они голосовали за предложение связать этого мальчика и сбросить его в кратер.

— Но ведь он не выкарабкается оттуда — утонет, — заметила Ваннис.

— Думаю, того они и хотят.

Ваннис открыла дверцу. Несмотря на маленький рост — двое мальчишек, ведущих приговоренного, были выше ее — и растрепанные ветром волосы, вид у нее был властный.

— Кто вы? — спросила она. — И что здесь происходит?

Тоненькая девочка лет десяти вышла вперед. Поверх ее обтрепанного платья был надет старый флотский китель, на несколько размеров больше, чем нужно.

— Я Мойра, — гордо и с вызовом заявила она. — Мы Крысы, а он, — она ткнула пальцем в заплаканного мальчугана, — коллаборационист. — Последнее слово она произнесла с ненавистью.

— Нет! — крикнул мальчик, всхлипнув от стыда и ярости. Его лицо покрывали разводы от грязи и слез, длинные желтые волосы липли к щекам. Он отчаянно пытался освободиться. Фиэрин заметила на одной его руке кровь, и внутри у нее все сжалось.

— Отпустите его, — приказала Ваннис и вышла из кара. Дети какое-то время стояли не двигаясь, и сердце Фиэрин колотилось от страха. Несмотря на ее занятия уланшу, их было только двое, и она понимала, что не сможет защитить себя и Ваннис от стаи этих зверенышей.

Звереныши... В Мандале, после заключения мира. Когда же кончится этот ужас?

Ваннис стояла неподвижно и не мигая смотрела на девочку, говорившую от имени всех. Фиэрин не заметила никакого сигнала, но мальчика внезапно отпустили. Он опустился на землю и стал вытирать лицо грязной, рваной рубашкой.

— Декрет Панарха относительно коллаборационистов опубликован несколько дней назад, — сказала Ваннис. — Вы нарушаете закон. Вас всех следует заключить под стражу — понимаете?

— Нет, не понимаем! — сказала Мойра. — Мы боролись с гаками. Они нас часто били, просто так, ни за что, а семерых убили, и расстреливали наших родителей. А эти сволочи тогда жили припеваючи и теперь опять так будут жить?

— Не жили мы припеваючи, — завопил мальчик. — Они сказали, что если мать не будет делать свою работу, они убьют меня, младшего брата и бабушку на своей умовыжималке, а ее заставят смотреть. И мне тоже пришлось работать, а люди плевали на нас, и портили нашу еду, и... — Он залился слезами.

— Не жизнь, а сказка, — вставила Фиэрин и тут же пожалела об этом. Дети взглянули на нее и тут же перевели глаза на Ваннис, которая не шелохнулась.

— До нашего прибытия вы подчинялись приказам капитана Хайяши и должны были слышать декрет Панарха. Почему вы проявляете неподчинение?

Фиэрин впервые почувствовала в детях неуверенность. Теперь, когда угроза отступила, она увидела, что они одеты кое-как и почти все босиком. Поношенные флотские кители они носили как плащи — или, скорее, как знаки отличия. Они создали свое собственное маленькое общество, свой военный микрокосм, и, видимо, даже проводили какие-то свои ритуалы здесь, где прежде сидела Аврой, глядя в вольные просторы моря.

— Мас... капитан Хайяши дал нам только один приказ, — угрюмо сказал один из мальчиков. — Разойтись и обратиться к медикам да к этим штатским воспитателям. С тех пор мы его и не видели.

— Я повторю декрет Панарха еще раз, — сказала Ваннис. — Вы можете представить список имен и преступлений, совершенных этими лицами. Все это внимательно рассмотрит суд. Всякая попытка чинить правосудие самовольно будет считаться не менее тяжким преступлением — это уже мой приказ. Ты свободен, — сказала она пострадавшему мальчику. — Если кто-нибудь еще захочет обидеть тебя или твою семью, обращайся прямо ко мне.

Он неуклюже поклонился, повернулся и бросился бежать.

— Вот вам еще одна проблема, — сказала Ваннис, указав на кратер, уже совсем другим тоном, как будто предыдущей сцены не было вовсе.

Дети недоуменно переглянулись.

Ваннис подошла к краю и заглянула вниз. Пахнуло стоячей водой и гнилью. Фиэрин представила себе, каково это — быть сброшенным в это болото. Сколько времени человек будет пытаться выбраться вверх по стеклянистым стенам, прежде чем сдаться? Она содрогнулась и охватила руками локти.

— Аврой больше нет, — сказала она. — Может быть, собрать то, что от нее осталось, и отлить ее заново?

Дети снова переглянулись, и какая-то девочка из толпы сказала:

— Это будет не то же самое.

— Я помню, — сказала Ваннис задумчиво, устремив взгляд к горизонту, — как прилетела сюда, когда мне было двенадцать — издалека, с Монтесьело. Путешествие заняло несколько недель, а мечтала я о нем с шести лет. — Она посмотрела на детей. — А о чем будут мечтать девочки, пережившие войну? И их дочки? Должарианцы отняли у вас Аврой и оставили взамен вот это. — Она презрительно кивнула в сторону кратера. — Вы в самом деле готовы смириться с этим и превратить это в символ? Если это так... если так, значит, должарианцы победили.

После долгой паузы Мойра спросила:

— Что же нам теперь делать?

— Думайте сами. Я думаю, решение следует предоставить вам — тем, кто это пережил.

— Мы Крысы, — гордо уточнила Мойра. — Крысы Сопротивления.

— Да, — кивнула Ваннис. — Капитан Хайяши говорил мне о вас. Ваши подвиги войдут в историю — но чем закончится ваша собственная история? Хотите остаться в диком состоянии, которое навязал вам Джеррод Эсабиан, — вечно голодными, необразованными, ничего не умеющими и такими же мстительными, как ваши завоеватели?

Дета промолчали, и Ваннис вернулась к аэрокару.

— Панарх прибудет сюда через два дня. Вы будете стоять на космодроме вместе с другими бойцами Сопротивления, и все дети Тысячи Солнц будут на вас смотреть. Чем одарите их вы, дети Мандалы?

Она села в кар и закрыла дверцу. Машина поднялась в воздух, описала круг над неподвижно стоящими детьми и повернула обратно к Малому Дворцу.

Ваннис бессильно обмякла на сиденье.

— Надеюсь, это на них подействует. Сколько трагедий, подобных этой, разыгрывается сейчас в Тысяче Солнц? Мир, — произнесла она тихо и с горечью. — Мир.

Зазвонил коммуникатор, и голос капитана Крайно сказал:

— Пора, адмирал.

Нг подтвердила прием и закончила просмотр наиболее важных сообщений — они шли к ней потоком с тех пор, как они вышли из скачка в системе Артелиона. Оставшиеся она опечатала своим кодом, чтобы заняться ими после шумихи торжественного прибытия. Пора было спускаться в причальный отсек, чтобы не заставлять Панарха ждать.

Посмотрев на себя в зеркало, она убедилась, что мундир сидит безупречно, — но лицо откровенно выражало накопившуюся в ней усталость. За исключением того периода после боя, когда она проспала шестнадцать часов подряд, отдыхала она урывками. Сражение отошло в прошлое и стало казаться сном, зато его последствия влекли за собой все новую и новую ответственность.

Интересно, что содержалось в зашифрованном сообщении для Панарха, поступившем вместе с рапортами для нее? Впрочем, хорошо, что хоть им ей заниматься не надо. Его автор, вероятно, стюард Халкин, или леди Ваннис, или еще кто-то из ответственных за Артелион лиц — а касается оно скорее всего гражданской разновидности того хаоса, который ожидает ее в военной области. Теперь, когда необходимость в союзе с рифтерами отпала, с каждым пакетом данных к ней поступают новые донесения о мародерстве, политических интригах или откровенной трусости. Ей не хотелось знать, с чем приходится иметь дело Панарху.

На миг она ощутила глубокую депрессию, сменившую испытанный во время боя стресс. Не хотелось даже думать о том, чтобы открыть дверь и выйти.

Давящую тишину нарушила тихая трель вестника. Марго устало включила интерком.

— Нг слушает.

— Не уделите мне пару минут, адмирал?

Удивление наконец подняло ее со стула. Она открыла дверь, и в каюту вошел Брендон Аркад в великолепном белом с золотом костюме, который Нг до этого видела всего пару раз: официальный траур Панарха по своему предшественнику, Брендону недолго осталось его носить, успела подумать она до того, как встретилась с его голубыми глазами. Несмотря на все препоны, которые выдвигались против него, он скоро сядет на Изумрудный Трон, а коронованные Панархи уже не носят траура, каковы бы ни были их личные чувства.

— Я должен просить вас выдержать еще одну церемонию, — улыбнулся он. — Очень важно, чтобы верховный адмирал лично приветствовал лидеров Сопротивления.

— Возникли какие-то проблемы, сир?

— Нет — просто я знаю, что вы устали и с гораздо большей охотой совершили бы посадку тихо, без посторонних, чтобы начать новую жизнь при минимуме огласки. Но вы — символ, как и я, и нас встречают люди, тоже ставшие символами. Нам необходимо пройти через символическое действо, которое свяжет пошатнувшуюся жизнь наших сограждан общими эмоциональными узами.

Его тон и осанка имели слегка извиняющийся оттенок, а слова означали больше, чем могло показаться — теперь она это знала. Но она слишком устала, чтобы докапываться до скрытого смысла. Сейчас она в очередной раз подчинится велению долга, только и всего.

— Я готова, сир, — сказала она.

— Они только что вошли в атмосферу! — заорал, как пятилетний малыш, бледный от волнения Кеас. Он выскочил из дортуара и понесся через холл в мальчишеское крыло, крича: — Прилетели, прилетели!

— Скорее, Мойра, — заныла Гвени. — Когда ты оденешься, они уже приземлятся и обедать сядут.

Мойра трясущимися пальцами прикрепила последнюю из материнских наград.

— Я их заслужила, — свирепо заявила она, перебрасывая подступившие к горлу рыдания. Она не станет плакать, нет. Но она так устала, и это последний раз, когда кто-то наденет эти награды — матери следовало бы сделать это самой...

— Дай-ка я, — уже мирно сказала Гвени. — Ты все криво приколола.

Мойра закрыла глаза, не давая воли тому, что трепыхалось в груди. Дыхание Гвени отдавало яблоком и сыром, который они ели на завтрак, а пальцы ловко перекалывали ордена на новом мундирчике Мойры. Приятно, когда о тебе заботятся.

— Готово. Гляди. — Гвени взяла ее за плечи и повернула к зеркалу.

Мойра открыла глаза и увидела над новым мундиром собственное лицо, худое и несчастное. На костлявой груди красовались флотские награды матери, к которым она добавила один из свежих отцовских цветков. Он тоже получил бы награду, если бы их давали штатским.

Мойра отвернулась, горько пожалев о том, что не ослушалась приказа Маски, запретившего Крысам участвовать в операции, и не пошла вместе с отцом на захват гиперрации в компьютерном зале дворца. «Тарканцы, хотя и притихли в последнее время, бойцы отменные, и дети должны держаться от них подальше», — сказал Маска, а через несколько часов вместо известия о победе другое: все участвовавшие в акции погибли, и среди них отец Мойры. И это после того, как он сказал Мойре, что мать тоже погибла: ее взяли в плен на другом конце планеты, в самом начале войны, и расстреляли, когда она отказалась выдать засекреченные каналы военной связи.

То, что трепыхалось в груди, поднялось вверх, и Мойра громко всхлипнула — прямо в холле, где все могли услышать. Смущенно и сердито она огляделась, ожидая увидеть насмешки или жалостливые взгляды, — но весь ее гнев прошел, потому что другие Крысы, мальчики и девочки, тоже утирали слезы, а Колл закрыл лицо носовым платком.

Маска ждал их в вестибюле дворовой школы. Теперь уже не Маска — он снял свой красный шелковый чехол, открыв багровые шрамы на лице, и только взгляд остался прежним — прямым и пронзающим насквозь. В белом парадном мундире капитана эсминца, он стоял неподвижно, но свободно, ожидая, когда они перестанут шептаться.

Настала тишина, и он сказал:

— За эти два дня вы потрудились на славу. Благодаря вашим усилиям место встречи Панарха перенесли с нового космодрома к заливу, и вы займете свое место в строю вместе со взрослыми бойцами Сопротивления. А теперь по машинам: у нас мало времени.

Молчание длилось еще мгновение, а затем Крысы с громким и продолжительным «ура» кинулись в аэрокары.

Мойра кричала вместе с другими, пока не охрипла, и прыгала на сиденье, как будто это могло унять боль в руках и спине после многих часов работы лопатой и снять с сердца груз памяти.

Они высыпали из машин у залива, и она с долей гордости и удовлетворения оглядела ровное, засыпанное свежей землей поле.

Исчезли трупы, обгоревшие кусты и постройки: это они сделали в тот первый день, когда леди Ваннис бросила им вызов и они решили, что должны делать. Взрослые, откуда-то проведав об этом, прибыли им на подмогу в грузовиках. Много взрослых, в том числе и совсем незнакомых и таких, которых обвиняли в коллаборационизме, — теперь они вышли из своих укрытий и присоединились к остальным. Их дети тоже помогали, и никто их не прогонял.

Именно взрослые убрали мертвых, чтобы достойно похоронить их, и привели технику для вспашки, и засыпали израненную землю привезенной из дворцовых садов почвой до самых дюн, и разровняли песок.

Зато Крысы все двое суток забрасывали землей кратер, оставленный должарианцами на месте, где сидела Аврой. Сначала они пользовались большими экскаваторами, которыми Мойру научил управлять отец, а потом — лопатами. На созданном ими кургане они, как только солнце взошло этим утром, посадили саженцы растений, некогда вывезенных с Утерянной Земли и бережно культивировавшихся многими поколениями садовников.

Мойра смотрела, как они качаются от морского бриза, пока у нее в глазах не защипало. Как гордился бы отец — но он уже не увидит, как они вырастут.

— Вон они!

— А как нам стать? — осведомился Теслар, злобно поглядев на Мойру. — Ведь по-настоящему-то званий у нас нет.

— Станьте в шеренгу, вот и все, — сказал капитан Хайяши и сам с заметной гордостью занял место рядом со стюардом Халкином, который был всего лишь штатским.

Мойра молча стала рядом с Гвени и посмотрела еще раз на курган, где едва проглядывала нежная зелень. Она чувствовала себя так, как будто только что очнулась от дурного сна. Но это был не сон: она на самом деле говорила и делала то, что прогневало леди Ваннис, и Маску, и злило других детей — они-то, наверное, еще долго будут на нее злиться. Это она придумала присвоить Крысам звания с учетом того, кто сколько раз встречался с тарканцами, потому что знала, что в этом ее никто не переплюнет. Все одобрили эту мысль, пока несколько Крыс ради званий не полезли на рожон и тарканцы их не убили — тогда все начали обвинять Мойру. Она совершила много всякого — и смелых поступков, и глупостей. Теперь, поскольку ее родители погибли, она станет воспитанницей Дома Феникса — это значит, что Панарх когда-нибудь просмотрит ее досье и решит, что с ней делать.

Она сама не знала, кем хочет стать. Их дом опустел, и внутри у нее тоже пусто. Но одно ей ясно: она обдумала это, пока кидала землю, — война ей нравится больше, чем мир. Возможно, отец, который войну не любил, еще и поэтому вызвался пойти на эту последнюю операцию.

— Гляди, — тихо сказала ей Гвени. — Это он.

Мойра, поморгав, различила сначала только яркое пятнышко на голубом небе, которое постепенно преобразилось в челнок Панарха.

Мойра запрокинула голову, несмотря на протест уставших шейных мускулов, и стала смотреть, как он снижается, сверкая эмблемой Солнца и Феникса на бортах. Как не похоже это на высадку Аватара, от которой теперь не осталось и следа.

Маленький корабль скользнул к берегу и сел так, что его люк пришелся как раз между двумя шеренгами почетного караула десантников, за которыми выстроились аннунцио с длинными золотыми трубами и Дулу. Люк распахнулся, трубы взметнулись вверх на ярком солнце, и зазвучали Фанфары Феникса.

Мойра не могла сказать, чего она ждала. Конечно, не героя волшебных сказок трех метров ростом и двух в плечах, с горящими глазами, — но все-таки кого-то повнушительнее, чем этот стройный человек в белом с золотом наряде. Однако потом она заметила, как все взоры устремились к нему, почувствовала, как легко он владеет ситуацией и тяготеющей на нем славой, — и ей показалось, что Панарх взаправду вырос до трех метров.

Поэтому сначала она едва заметила маленькую фигурку позади Панарха, чуть выше ее самой, в белом мундире с нашивками...

— Верховный адмирал, — почтительно шепнула Гвени. — Сама верховный адмирал с Панархом — и они идут к нам!

Мойра смотрела на женщину, выигравшую битву при Пожирателе Солнц. Она, наверное, тоже любит войну, иначе не заняла бы такой пост. И столько людей лишилось жизни по ее приказу. Чувствует она свою вину или нет?

Мойра выпрямилась, надеясь, что верховный адмирал удостоит ее взглядом. Для нее вдруг стало очень важно, чтобы адмирал Нг ее заметила. Адмирал Нг шла, прищурившись от солнца, и как будто не слишком хорошо различала людей, выстроившихся перед ней.

Когда они подошли поближе, Панарх чуть повернул голову и тихо сказал что-то адмиралу, едва шевельнув губами.

Верховный адмирал, подняв глаза, оглядела строй и остановилась на капитане Хайяши. Ее глаза широко раскрылись, и она позабыла о военной выправке и о строгом выражении лица, подобающем командиру. Вскрикнув, она бросилась к мужчине, чье трудное дыхание и полные слез глаза удивили стоящих рядом детей. Он и адмирал обнялись и некоторое время стояли так перед Сопротивлением, и высшим офицерским составом, и всей Тысячью Солнц, наблюдающей эту сцену через айны репортеров, стоящих по периметру поля.

Панарх сказал что-то, и леди Ваннис тоже, и верховный адмирал с Маской, со смехом разомкнув объятия, тоже что-то говорили, но Мойра не слышала слов. Сквозь гордость и усталость пробилась мысль о том, что в последний раз она была с отцом и матерью недалеко от этого места — но мать никогда больше не бросится отцу на шею, а он не встретит ее у родного порога. Мойра склонила голову и закрыла лицо руками.

40

Марго Нг провела пальцами по шрамам на лице Метеллиуса, лежащего рядом. Он взял ее руку и поцеловал в ладонь.

— Мне бы надо надеть мешок на голову.

— Нет, — вздрогнула она. Именно это сделали бы должарианцы, если бы поймали его.

— Примерно так и поступят хирурги, когда начнут реконструкцию. Как тебе понравится заниматься любовью с персонажем из «Проклятия»...

Она зажала его рот своим. Через бесконечно долгое время они снова разъединились, и она зарылась лицом в его шею, чтобы он не увидел ее слез.

Правда, они от счастья, а не от горя. Как странны превратности войны и мира! И как долго продолжаются их отношения, хотя встречаются они урывками, насколько позволяет им служебный долг. Удивительно думать, что им предстоит провести вместе несколько месяцев. Реконструктивное лечение ее любимого будет долгим и болезненным, а ее необходимость координации с новым правительством задержит в Мандале почти на такой же срок.

— Странно, — сказала она, зная, что он отгадает ее мысли, если она не будет его отвлекать.

— Что странно?

— Гиперрация была у нас каких-то пару месяцев, но за это время мы так привыкли к ней, что без нее точно ослепли и оглохли.

— Еще бы, — засмеялся Метеллиус. — Представь, что у Нельсона было бы радио во время битвы на Ниле, а перед Трафальгаром он бы его лишился.

Марго изумленно подняла голову. Раньше он никогда не пользовался сравнениями из интересовавшей ее истории морского флотоводства.

— Я тоже об этом подумала! Но...

Метеллиус приложил палец к губам.

— У меня есть для тебя сюрприз. — Он протянул через нее длинную мускулистую руку, включил прикроватный пульт, и голос компьютера произнес;

— Термин «галс» относится к эпохе парусного мореплавания на Утерянной Земле. Помимо первого значения — курс судна относительно ветра — он имеет также второе: снасть, удерживающая на должном месте нижний наветренный угол паруса.

Нг села в постели.

— Двадцать четыре года, тридцать шесть дней, четыре часа и пятнадцать минут, — провозгласил Хайяши. — Я выиграл!

Но Нг помимо изумления и восторга, вызванных завершением долгих поисков, почувствовала дрожь. Этот голос! Она уже слышала его, но где? Это не голос живого человека — вот все, что она смогла выдоить из своей вдруг заартачившейся памяти.

— Чей это голос? — спросила она.

— Хороший вопрос. — Улыбка исчезла с лица Метеллиуса, и от его тона Марго снова бросило в дрожь. — Это Джаспар Аркад.

— Что?

Ее дрожь не прошла, и она с растущим страхом и благоговением выслушала рассказ Метеллиуса о том, как дворцовый компьютер принял облик Джаспара Аркада. Когда он закончил, она еще долго молчала, по-прежнему сидя и охватив руками колени.

— Он все еще... здесь?

— Думаю, что да. Я не хотел обращать на это внимание властей — хотя леди Ваннис, кажется, что-то подозревает. Пусть Панарх разбирается сам. — Метеллиус положил Марго на себя и стал ласкать. — Не бери в голову. У нас есть дела поважнее. Например, вот, и вот, и вот...

Противясь пронизавшему ее теплу, она отстранилась от его настойчивых поцелуев и заглянула ему в глаза:

— Я требую, капитан Хайяши: хватит сюрпризов!

— Сюрпризов?

— Таких, как на церемонии встречи. Это было чудесно, но лучше бы мы встретились наедине.

— Никак невозможно. Если война научила нас чему-то, то это действенности ритуалов и символов.

Нг кивнула, вспомнив видеочип о конфронтации Метеллиуса с Ювяшжтом, у которого в заложниках был Панарх, над Артелионом.

Марго закрыла глаза, ощутив мимолетную жалость к Брендону Аркаду; у него еще меньше возможности уединиться, чем у нее, — теперь уже до конца его жизни.

— Однако я провожу черту... — с озорством в голосе заявил Метеллиус.

— Где же это?

— Вот здесь! — Она взвизгнула и засмеялась, когда он совершенно неожиданно лизнул ее в чрезвычайно интимном месте. — Пусть все эти триллионы сами создают свои секс-легенды — придется им обойтись без нашего примера.

— Они никогда не узнают, как много потеряли, — засмеялась она и отдалась наслаждению любви, которую считала навсегда потерянной.

Монтроз, сидя на стуле, смотрел из окна своей комнаты в Малом Дворце на расположенный террасами сад и размышлял об иронии своего пребывания здесь, в Мандале, в качестве рифтера. Если бы он остался мелким тимбервеллским Дулу, то никогда бы сюда не попал.

Он отогнал эту мысль: уж слишком хорош был этот день и слишком приятна окружающая обстановка. Даже самая мягкая ирония казалась неподобающей среди такой роскоши, и он, как знаток прекрасного, сознавал свою ответственность. Он успешно боролся с собой уже три недели и провел их самым чудесным образом.

Закрыв глаза, он сосредоточился на первом глотке кофе. Напиток имел как раз нужную температуру, пропорции порошка и воды — чистой, дистиллированной воды — были точно соблюдены, и вкус долго держался на языке.

Дверь позади открылась, и он узнал тихие шаги Седри.

— Ничто не придает такого вкуса вещам, как внезапный мир, — сказал он.

Ему понравилась собственная мысль, и он посмотрел на Седри, проверяя, что думает о его остроумии она.

Она улыбнулась, но очень бегло, и стала складывать свою одежду.

Монтроз, все еще в благодушном настроении, попивал кофе и смотрел, как руки Седри разглаживают и расправляют каждую вещь точными, аккуратными движениями. Некрасивые, короткопалые руки, которые так грациозно двигались над пультом и так нежно — в любви...

Голову она держала слегка опущенной, и седые волосы, обычно зачесанные назад, а теперь распущенные, скрывали лицо, когда-то казавшееся Монтрозу таким неприглядным. Да он и не сумел бы разгадать его выражения — даже теперь, когда так хорошо узнал ее. Маску ее заставляла носить не дулуская выучка, а собственная натура, зато руки не скрывали эмоций.

Монтроз, по-прежнему нежась, наблюдая, как они работают, — четко, решительно и напряженно.

Что-то неосознанное заставило его выпрямиться. В этом разглаживании и складывании не было удовлетворенности; выступившие сухожилия и побелевшие костяшки свидетельствовали о судорожной попытке человека как-то наладить свой мир...

Потому что человек им недоволен?

— Ты что, укладываешься? — спросил он.

— Да, — сказала она.

Сначала он не поверил. Невозможно, чтобы трагедия настигла его здесь, в уютной комнате дворца, в Мандале.

— Бросаешь меня? — сказал он шутливо, стремясь вызвать у нее улыбку.

И она улыбнулась — но только ртом, не глазами.

— Я вижу, ты не читаешь свою почту. — Седри кивнула на угловой письменный стол с небольшим пультом. В углу экрана мигал зеленый огонек, но Монтроз, не глядя туда, в два шага пересек комнату и взял Седри за плечи.

— Седри, что случилось? Я сделал что-то не то?

Она покачала головой:

— Это приказ Вийи. «Телварна» уходит.

— Как? Почему?

— Я собиралась поговорить с тобой. Попозже, — сказала она ровным голосом, к которому прибегала в минуты глубокого волнения.

— Да в чем же дело? Может, кто-то что-то сказал или сделал... — Он протянул руку, но она не ответила на его жест.

— Монтроз, этого не смягчишь никакими предисловиями. Я беременна.

Ему в голову приходили самые дикие мысли, но только не эта. Его первой реакцией была неуемная радость, и это так удивило его, что он надолго лишился дара речи.

— Извини, — прошептала она. — Я этого не хотела.

Монтроз, во власти противоречивых эмоций, продолжал таращить на нее глаза — но, увидев ее влажные веки и сжатые губы, заключил ее в объятия.

— Седри, Седри, — шептал он в седые, с чистым запахом волосы. — Не надо горевать. Я удивлен, конечно, — но счастлив. — Он думал, что эта часть его души закрыта навсегда, похоронена вместе с его женой и детьми на Тимбервелле. Сможет ли он снова выдержать эту боль? Он уже позабыл, сколько в ней радости.

Но тут до него дошли последние слова Седри, и он заглянул ей в лицо.

— Не хотела?

— Нет. Я не просила отменить контрацепцию. Должно быть, это сделали на Пожирателе Солнц — добавили что-то в еду или питье. — Голос ее был все так же ровен.

— Должарианцы. — Монтроз выругался. — Но зачем?

— Я думала об этом много ночей, с тех пор как заподозрила неладное. Я сделала тест, — добавила она торопливо, — и все подтвердилось. Контрацепцию отменили без моего ведома и согласия.

— Бессмыслица какая-то. Зачем им была нужна твоя беременность?

— Не моя, — шепнула она.

Он подумал, как сложно было бы добавлять химикаты в пищу одной Седри, и понял очевидное: все рифтеры ели одно и то же, но действовало это только на женщин.

Марим, конечно, уже не спросишь. Была ли она беременна в момент смерти? Если да, то...

Его сердце стукнуло, как молот по наковальне.

— Вийя, — сказал он.

— Нет, — с видимым облегчением заявил сыну Себастьян Омилов. — На приемы я больше не хожу — ни на этот, ни на все прочие.

Фиэрин сжала руку Осри, и он почувствовал благодарность за поддержку.

— Больше всего меня сейчас радует мысль, — продолжал отец, — что после коронации, передав дела Лисантеру — он возглавит вместо меня то, что еще называется проектом «Юпитер», — я смогу отправиться домой.

— На Шарванн? — растерянно спросил Осри. Отец, помрачнев, качнул головой:

— Низины скорее всего разрушены, слуги перебиты. Я вернусь на Чернякова, в дом моей матери. Когда ты увидишь его, то поймешь, что для ушедшего на покой человека лучшего места не найти. — Он улыбнулся им обоим. — Однако у вас время на исходе — ступайте выполнять свои светские обязанности.

Осри протянул отцу руки и удивился, когда тот привлек его к себе и обнял. Потом Себастьян поцеловал в щеку Фиэрин и вышел.

Осри посмотрел ему вслед, охваченный трудноопределимыми эмоциями.

Фиэрин легонько пожала ему руку.

— Держу пари — больше всего его утешает мысль, что его здесь не будет, когда появится твоя мать. — Рот ее вдруг сложился в сварливую гримасу, как у Ризьены, и голос поднялся до знакомых ноющих интонаций. — Я просто не понимаю, почему ты не можешь обеспечить мне лучшего места на коронации. Панарх просто не заметит меня, если...

Осри удивленно рассмеялся. Он не подозревал в Фиэрин имитаторского таланта — тот раскрылся недавно, как и другие стороны ее характера, который Ториган, а затем Шривашти так долго и жестоко подавляли.

Фиэрин, перестав дурачиться, погрустнела.

— Мне очень хотелось бы пойти с тобой и познакомиться с Бабулей Чанг, но на приеме у Вакиано я не могу не побывать.

— Они просто пытаются чем-то возместить тебе долгие годы пренебрежения.

— Совершенно верно, — засмеялась она. — Потому-то мне и нужно там быть. — Она иронически выгнула брови. — Их не было на Аресе, когда я в них нуждалась, — им многое придется наверстывать!

— Я представлю тебя Бабуле позже, — пообещал Осри, и они с неохотой расстались.

Пробираясь через лабиринт Большого Дворца туда, где устраивался прием, Осри думал о том, как изменилась его жизнь. Панарх особо пригласил его — в числе немногих других. Похоже, это будет самое эксклюзивное собрание из всех, что устраиваются сегодня вечером. И почти все другие приглашенные — это рифтеры.

Он усмехнулся. Не так давно одна эта мысль вызвала бы у него приступ бессильной ярости. Теперь он радовался новой встрече с командой «Телварны». Что-то их ждет в будущем? Попытаются они поладить с Панархией или вернутся к рифтерской вольнице? Но ни Панархия, ни рифтсрство никогда уже не будут такими, как прежде.

Войдя в зал, он оглядел собравшихся, многие из которых были одеты в яркие цвета. Он сразу узнал Локри, собравшего вокруг себя кружок красивых молодых Дулу. Жаим беседовал с адмиралом Нг, а леди Ваннис грациозно переходила от одной группы к другой. Монтроз держался на другой стороне зала. Осри заметил Люкана Мипа и еще двух-трех капитанов-союзников. Рифтеры не соблюдали пространственной иерархии дулуского общества, но у Дулу хватало искусства не позволять приему развалиться — хотя некоторые, как заметил Осри, и поглядывали на Брендона в поисках указаний.

Право же, это удивительно. Перед войной рифтеры не знали бы, куда себя девать в такой ситуации, — теперь неловкость испытывали Дулу.

Осри подошел к пузырю невесомости Бабули Чанг, чтобы выразить свое почтение, но остановился, увидев, что она говорит в Вийей. Дулу вокруг них тоже соблюдали дистанцию.

— Ты очень выросла, дочка, — сказала древняя нуллерша, блестя темными глазами. Просунув руку сквозь стенку пузыря, она сунула в руку Вийе маленького яшмового льва. Осри узнал в нем один из экспонатов, которые рифтеры вынесли из Аванзала Слоновой Кости, — целую вечность назад, как казалось теперь. На глазах у Осри драгоценная вещица — в то время он счел бы это невозможным — вернулась домой. — Это было подарено мне по доброй воле, а теперь я по доброй воле возвращаю это назад. Вернуть его на законное место среди других древностей надлежит тебе, ибо в тебе мы видим символ, который никогда не думали увидеть: возможность совместить хаос Рифта с порядком Панархии. Быть может, для обеих сторон возможна новая, лучшая жизнь, где они будут обмениваться своей силой и мудростью.

Вийя поклонилась старой нуллерше, и Осри понял, что яшмовый лев не просто вернулся на место, но обрел новое значение.

Вийя отошла, и Бабуля Чанг заговорила с другим гостем. Осри подумал, что это новое значение касается и его. Когда-то его будущее было расписано наперед, вплоть до даты ухода в отставку, после чего он собирался поселиться в Низинах на Шарванне. Теперь будущее, как и у всех здесь, стало неизвестным и многообещающим, как чистый лист.

И ему это, к собственному изумлению, очень нравилось.

* * *

Ваннис стояла под деревом и смотрела, как плещется фонтан на заходящем солнце, обращая его золото в жидкое пламя.

Ее труды здесь в определенном смысле закончились. Утром с Карелиса прибыл новый посох. Другие символические предметы из столицы каждого октанта уже перешли в руки стюардов и ждали своего часа, чтобы открыть новое царствование. Сложный ковер подготовки был почти завершен — и Ваннис могла поздравить себя с тем, как гладко он ткался.

Остался последний штрих. Коронация состоится завтра.

И если взглянуть на дело под другим углом, труды ее только начинаются.

Ваннис не знала, на какой точке зрения остановиться, и эта невозможность принять решение показывала, что надо поразмыслить.

Ее личные отношения с Брендоном нельзя считать ни законченными, ни начавшимися заново. Вийя, вопреки вероятности, пережила битву при Пожирателе Солнц — и, видимо, доказала Брендону то, что должна была доказать, а он, в свою очередь, доказал ей. Ваннис встречалась с ним по делу несколько раз в день и видела его в самых разных настроениях — от сурового до веселого, но когда Вийя входила или выходила, он всегда начинал себя вести чуть-чуть по-иному. Ваннис знала, что, если Вийя не вернулась бы живой, он все равно сохранил бы преданность — не ей, так ее памяти. По крайней мере на некоторый срок; Ваннис знала по опыту, что верность до гроба — слишком большая редкость, чтобы на нее полагаться. Ей остается одно: стать незаменимой в высших эшелонах власти и ждать.

Перед ней явился непрошеный образ высокого человека в сером, с длинными косами вдоль спины. Жаим, всегда маячащий, как тень, за плечом Брендона, видел ее каждый раз, когда она виделась с Брендоном сама. Разгадать его, когда он хотел что-то скрыть, было не легче, чем Панарха, но Ваннис чувствовала, что его влечет к ней.

Этому, конечно, легко воспрепятствовать. Кандидатов, готовых лечь с ней в постель, множество, и ей нет нужды опускаться до рифтера-телохранителя с темным прошлым и не менее темным будущим: он объявил, что теперь, накануне коронации, слагает с себя обязанности по охране жизни Панарха. Это решение принял он, а не Брендон.

Пусть он низкого происхождения — ничтожным его не назовешь.

Ваннис потрясла головой, отгоняя от себя его образ.

Ей лучше удалиться отсюда, и на длительное время. Когда отпразднуют коронацию, она отправится на своей яхте к Дезриену. Она ясно сознавала всю иронию этого поступка, и ее клеветники тоже не преминут это заметить. Но мать отправилась на Дезриен, чтобы отречься от мира, а я — нет. Когда я вернусь, то буду знать, кто я и какое место желаю занять.

Красный шар солнца опустился за далекие деревья, и вода в фонтане стала обыкновенной, голубовато-белой.

Как-то вдруг похолодало, и бриз, взметнув юбки Ваннис, погнал листья по террасе. Ваннис сделала глубокий вдох, заново наслаждаясь естественной погодой.

Выбрав тропинку, окутанную таинственным голубовато-зеленым сумраком, она пошла по ней. У нее был еще час до того, как начать готовиться к официальному обеду для членов Малого Совета.

Они с Брендоном еще несколько часов назад договорились, кому где сидеть: она сядет напротив него, как бы замыкая круг, а Вийя — по его правую руку.

Днем Ваннис отправила Вийе письмо, объясняя разницу между обедом за круглым столом (где нет иерархии) и за обыкновенным (где иерархия строго соблюдается). Она также перечислила некоторые правила, соблюдаемые Дулу, и выразила готовность ответить на любые вопросы, если они у Вийи возникнут.

Ответа она не получила.

Ваннис замедлила шаг, вдыхая многочисленные ароматы. Сумрак окутывал ее, и она замечала, как меняется воздух, пахнущий теперь ночью и близким дождем.

Как ни совершенна технология тианьги, она способна лишь очень приблизительно представить самый обычный сад в день поздней весны. Это хорошо иллюстрирует пределы человеческого понимания.

Ироническая улыбка коснулась ее души вместе с запахом алоэ. Что бы ни заключалось в этой мысли — стихотворение, эссе или диалог, — она ушла вместе с меркнущим светом.

Ваннис услышала за собой тихие мерные шаги. Хрустнула ветка.

Сжав в ладони свой бластер, она повернулась, прицелилась...

И опустила руку, увидев в сумраке силуэт высокой черноволосой женщины. Вийя нашумела ровно столько, чтобы дать Ваннис знать о своем присутствии.

Но как она нашла меня?

Ах да. Она же телепатка.

Вийя не спеша преодолела последние пару метров. Одетая в космонавтский китель и голубовато-стальные, под цвет сумерек, брюки, она посмотрела на маленький бластер Ваннис и спросила:

— Вам когда-нибудь приходилось им пользоваться?

— Только однажды. — И Ваннис с вызовом добавила про себя: прочти мои мысли и узнай сама, где, когда и почему.

Но невозмутимый профиль рядом с ней не изменился: Вийя смотрела на деревья у далекого горизонта.

Они прошли немного в молчании — Вийя приноравливала шаг к походке Ваннис.

— У меня к вам вопрос, — сказала наконец она.

— По поводу сегодняшнего обеда?

Вийя сделала небрежный жест, пробудивший в Ваннис воспоминания.

— Я буду сидеть молча и подражать остальным. Другого от должарского варвара и ожидать нельзя.

Ваннис хотела дипломатически возразить, но промолчала. Вийя улыбнулась и спросила неожиданно;

— Вы помните Анариса?

Ваннис, опешив, заколебалась и вспомнила: жест, сделанный Вийей, был характерен и для Анариса.

— Помню, — ответила она.

— Каким он был, когда жил здесь?

Этот вопрос удивил Ваннис не меньше первого, и она подумала: почему бы тебе просто не взять это из моей памяти?

Но Вийя продолжала молча шагать рядом с ней, и Ваннис спросила вслух:

— Разве вы не можете просто взять это из моей памяти?

Вийя подняла взгляд к слабо мерцающим вечерним звездам.

— Возможно, могла бы, будь келли живы — и если бы все мы действовали синхронно. Но я не компьютер, который считывает данные с чипа, хочет чип того или нет. Представьте, что вы заперты в огромной комнате, где совершенно нет света. Вы ничего не видите, и уши у вас закупорены, поэтому других людей вы можете найти только ощупью. Так и я теперь — тоже не вижу и двигаюсь ощупью, разве что слышу иногда крики и шепоты, которые показывают мне, где искать — если, конечно, это не проклятия в мой адрес.

Ваннис вдумалась и кивнула, выделив в этих словах сразу несколько подтекстов.

— Все, что я хочу, — это узнать ваши впечатления, — продолжала Вийя. — В конце боя Анарис заявил мне, что нас с ним связывает какое-то незаконченное дело. Чтобы понять, я пытаюсь разобраться, как он формировался во время своего пребывания здесь — должарская сторона его характера мне известна.

— А с Брендоном вы это не обсуждали?

— Обсуждала, но он помнит только их детскую вражду. У них не было ни общих уроков, ни общих друзей, поэтому его мнение ограничено. Когда Брендон покинул Артелион, они встречались очень редко, а после исключения Брендона из Академии не встречались совсем — Анарис тогда решил удалиться от света и продолжал свои занятия в уединении.

— Да, это верно. — Ваннис пошарила в памяти. Анарис помнился ей живо, и она заговорила, не взвешивая слов: — Высокий, красивый, но зловещий, склонный к сарказму. При дворе он появлялся почти всегда вместе с Геласааром. Семион был этим крайне недоволен, — со смехом добавила она.

Уголки рта Вийи приподнялись в язвительной улыбке.

— Одно время он был в моде, — продолжала Ваннис, вспоминая, казалось бы, давно забытое. — Особенно среди молодежи. Все наперебой старались привлечь его внимание. — Она копнула поглубже в поисках впечатлений, которые тогда проходили где-то на периферии ее зрения. — Ему это, кажется, нравилось — во всяком случае, он им не препятствовал. Да, определенно нравилось — какое-то время. Даже нрав его как будто смягчился, что замечалось многими. А потом он внезапно прекратил бывать в свете.

— Он назвал причину?

— Нет, насколько я слышала, но я никогда не вела с ним серьезных бесед. Мои интересы лежали в другой области. — Ваннис задумалась, вслушиваясь в призрачные шепоты памяти. — Думаю, он просто открыл, что стал предметом моды. Что его слова, манеры и поступки обсуждаются — чего никогда не произошло бы, будь он одним из Дулу.

— Что с ним обращаются, как с видеоактером, танцором или дрессированным зверем? — Тон Вийи был так ровен, что Ваннис не сразу разглядела скрытый смысл. — Оценивают степень и качество его ассимиляции, развлекаясь в то же время неистребимыми чертами его варварского наследия?

— Возможно. Но что это за незаконченное дело?

Вийя рассмеялась коротко, как будто выдохнула.

— В жизни всегда остаются какие-то незаконченные дела, пока смерть не закончит их за нас.

— Да, наверное. — Ваннис прикусила губу. — Вы думаете, он соберет остатки отцовской армии и снова нападет на нас?

— Не знаю.

— Я скорее предположила бы, что он вернется на свою ужасную планету и проведет остаток жизни, рыча на своих дрожащих слуг и замышляя новую месть, — совсем как злодей из третьесортного сериала.

— Анарис смотрит на себя не столько как на злодея, сколько как на жертву. Впрочем, — добавила Вийя мрачно, — это вполне может измениться.

— То есть?

— Он всю жизнь пробыл пленником — до недавнего времени. В годы формирования его прямым наставником был абсолютный монарх, затем он стал наследником другого абсолютного правителя, живущим под постоянной угрозой смерти. Что бы он ни предпринял, он не станет просто сидеть и сетовать на судьбу — ведь теперь его судьба перешла в его собственные руки.

В первый раз с тех пор, как она узнала, что битва закончена и Брендон жив, Ваннис ощутила холодок опасности.

— Но ведь Брендону это известно?

— Конечно, известно. И он уже начал энергичную кампанию, чтобы ограничить Анарису свободу действий.

Густые заросли как-то незаметно сменились аккуратными рядами кустарника с редко стоящими высокими деревьями. Женщины повернули назад к дворцу. Сквозь качающиеся ветки пробивался слабый свет, и впереди виднелась сложная, из нескольких фигур, скульптура, плохо различимая в темноте.

Ваннис заговорила о другом, а когда они дошли до вечно борющегося Лаокоона, сказала:

— Теперь вы здесь и расспрашиваете меня. Можно считать, что круг замкнулся?

Вийя наклонилась, чтобы прочесть надпись на гранитной доске, прикрепленной к пьедесталу.

— «...крепче цепей». Да, круг замкнулся.

Ваннис, понимая, что эти слова не просто лесть, а переход к чему-то более важному, промолчала.

— Ночью меня уже здесь не будет, — спокойно сообщила Вийя.

Именно потому, что тон ее был так спокоен, Ваннис поначалу не поняла. Где не будет? В саду? Во дворце?

— На планете? — Ваннис невольно произнесла это вслух, и Вийя ответила крученым кивком, снова пробудившим в ней воспоминания: эта женщина, должно быть, до конца дней так и не избавится от этого Должарского жеста. — Но зачем? И долго ли вас не будет? — Ваннис едва удерживалась от смеха — такие блестящие перспективы это открывало перед ней. На завтра, на будущую неделю, на всю жизнь.

— Этого я не знаю. Многое зависит от того, что я выясню на Рифтхавене. — И с оттенком юмора: — Это не повторение моего предыдущего побега.

— Хорошо, если так, — сухо ответила Ваннис.

— Если бы я знала, что это вас так обременит, то не обращалась бы к вам. Извините меня: за последнее время я многое поняла.

Ваннис не знала, что на это ответить, но потом с горьким весельем подумала: если темпаты и телепаты так хорошо слышат чужие мысленные крики и шепоты, они должны уметь хранить секреты, чтобы не умирать молодыми.

— Но раз уж вы почтили меня своим доверием... позвольте спросить: почему вы улетаете?

— Потому что так надо, — ответила Вийя со столь нехарактерной для Дулу прямотой. — Вы все-таки хотите, чтобы я взвалила на вас эту ношу?

Ваннис собралась уже ответить отрицательно, но, снова перебрав в уме все аспекты их разговора, сказала:

— Хочу я того или нет, выбора у меня, как видно, не остается. — Ваннис повернулась лицом к высокой, невозмутимой рифтерше родом с Должара. Возлюбленной Брендона. И заговорила, не борясь больше с эмоциями в голосе, — зачем, раз Вийя все равно их слышит? — Пожалуй, мы с вами связаны до конца наших дней.

— Это правда, — спокойно, как всегда, ответила Вийя.

— Я тоже многое поняла, — сказала Ваннис. — Пожалуйста, послушайте меня. Ваше место здесь. Не просто в качестве подруги Брендона — это было бы легко, — но в качестве Кириархеи.

Вийя снова сделала свой отрицательный жест.

— Это так, — настаивала Ваннис. — Вы же видели, какое впечатление произвел на Брендона поступок Чанг. Он тоже это сознает. К лучшему это или к худшему, хотим мы того или нет, старый порядок ушел в прошлое, а новый только еще создается. Меня учили управлять при старом порядке. Если я стану Кириархеей сейчас, это расценят как символическое предупреждение, что Панархия еще может повернуть назад. Рифтеры не станут сотрудничать с нами, если вы исчезнете.

Вийя вздохнула, и Ваннис с холодком осознала, что слышит ее дыхание — стесненное дыхание человека в состоянии предельного напряжения.

— Он ведь уже говорил с вами о браке, — сказала она наконец. — Я думала, это решено.

— Нет. — (И странно, что Брендон, чья проницательность превосходит мою, этого не видит. Или видит, но идет на риск?)

Ваннис понимала, что никогда не узнает правды — если она, эта однозначная правда, есть.

— Мы условились подождать — и, как выясняется сейчас, поступили правильно. Анарис был заложником и не имел выбора. Я не хочу надевать на себя те же цепи добровольно, чтобы изображать — войду я в моду или нет — ручного варвара перед вашими Дулу.

— Тогда научитесь правилам их поведения. В большинстве своем они напуганы вами до полусмерти и не посмеют смотреть на вас свысока.

Но Вийю это не рассмешило.

Ваннис указала на статую, едва проступающую в ночи. Смутно видные кольца змей передавали ощущение вечности.

— Вот так и мы с вами, Вийя. Наши желания теперь — дело второстепенное. Вы сами выбрали свой путь, и он привел вас сюда. Я послужила переходным звеном, но теперь это — ваше место.

— Если... если я вернусь и сделаю, как вы говорите, что будет с вами?

— Не думайте, что я намерена стушеваться, — улыбнулась Ваннис, — это не в моей натуре. Возможно, я займу хотя бы один из свободных архонатов. Загляните в центр будущей политической системы — и вы увидите там меня. — Ваннис помолчала и, не дождавшись ответа, спросила: — Итак, вы остаетесь?

— Не могу. — И Ваннис, совершенно не подготовленная к ее следующим словам, услышала: — Я беременна.

— Беременна, — повторила ошеломленная Ваннис. Вийя молчала. — От Брендона?

Ваннис думала, что шок уже миновал, но ошиблась.

— Я не знаю. Это, разумеется, произошло не по моей воле. Думаю, это придумал либо Эсабиан, либо Анарис, и подозреваю, что нам в пищу подмешали антиконтрацептивное средство. Седри Тетрис из нашей команды тоже беременна.

Ваннис попыталась представить себе ум, способный измыслить столь аморальную вещь, и не смогла. Неужели это заложено в их культуре?

— Возможно, на Должаре это в порядке вещей?

— Не помню. Я знаю, это звучит странно, но я — своего рода аномалия: таких, с хорейским клеймом, полагается убивать сразу после рождения, однако на деле за нас платят хорошие деньги. Эта двойственность проявлялась и в дни Борьбы: мои хозяева ставили условием, чтобы я не забеременела — единственное, что меня устраивало. Возможно, позднее они изменили свое мнение, но я убежала, не успев это выяснить.

Эту информацию Ваннис решила обдумать после.

— Значит, отец — Анарис?

— Или Брендон. Или Жаим. Каждый из них может быть отцом — я ведь не знаю, когда средство подействовало и мой цикл возобновился. Я проведу тесты на Рифтхавене и тогда уж решу, как быть.

Ваннис сильно прикусила губу и сказала порывисто:

— Для Брендона это не имеет значения. Он примет вашего ребенка, как своего.

— Я знаю — но не забывайте: если это ребенок Анариса и Анарис это выяснит, без последствий не обойтись.

Ваннис потерла онемевшую губу, стараясь обрести равновесие.

— Он не потерпит, чтобы ребенок воспитывался здесь, верно?

— Верно. — Вийя снова сделала глубокий вдох, но Ваннис уже знала, что та вовсе не лишена эмоций: просто должарианцы, как и Дулу, всегда носят маску. — Я не создана для роли наседки. Проще всего было бы, окажись он от Жаима: пусть бы Жаим брал его и воспитывал, как хочет. Если он от Брендона, все опять-таки просто: я вернусь сюда, здесь он и вырастет. Но если он от Анариса...

— Вы отдадите ему ребенка?

— Нет. И мне кажется, он это знает.

Обе замолчали. Запечатленная в мраморе вечная борьба человека со змеями скрылась под покровом мрака.

Гравий похрустывал под ногами. Когда на них упал золотистый свет арки, ведущей во дворец, Ваннис в подчеркнуто дулуской манере произнесла:

— Незаконченное дело.

И Вийя засмеялась.

41

Когда Жаим, явившись на космодром, увидел стоящих вокруг «Телварны» десантников, первой его реакцией был гнев. Но, подойдя ближе, он рассмотрел, что на них парадная форма — стало быть, это не заградительный кордон; а после узнал и диарха — будучи солархом, она служила в охране анклава на Аресе.

Поэтому он спросил самым мягким тоном:

— В чем проблема, Абрамс?

— Грабители, — ответила она. — Вернее сказать, охотники за сувенирами. Мелиарх Ванн лично распорядился не допускать никого к «Телварне» без разрешения вашего капитана.

Воры и диверсанты были для Жаима знакомым явлением, но охотники за сувенирами вызвали у него смех. Он поблагодарил Абраме и пошел к кораблю. Молодец Ванн — своим приказом он оградил всю команду от визитов любопытных (или предприимчивых) граждан. Вряд ли кто-то из таких посмеет обратиться к Вийе за разрешением.

Ухмыляясь, Жаим набрал входной код. Опустился трап, и он послал внутрь свой чемодан. Настроение у него снова ухудшилось, когда он вдохнул застойный воздух, увидел мусор и засохшую кровь на переборках — следы последнего жуткого рейса.

Ведь «Телварны» никто не касался с тех самых пор, как Локри вывел ее с крейсера и посадил на космодроме. Корабль был не флотский и находился под защитой Панарха — поэтому эксплуатационники даже не приближались к нему, в отличие от других кораблей, которые, едва успев остыть после посадки, тут же подвергались чистке, ремонту и нудным, но необходимым диагностическим тестам, чтобы снова обрести боевую готовность.

На пути к мостику Жаим остановился, уловив слабый химический запах чистящих средств и услышав голоса. Из лазаретного люка появилась Тат, потная и перепачканная, с настороженным видом.

— Дем убирает на камбузе, а мы здесь, — сказала она. Позади нее показался Монтроз.

— Нам понадобится еще часа четыре — должны подвезти припасы, которые я заказал. К тому времени тианьги очистит воздух.

Жаим кивнул.

— Все в сборе?

— Локри в машинном отделении с Ларом. Седри на мостике, проводит диагностику.

— Я тоже там буду.

Жаим закинул свои пожитки в каюту, пошел на мостик, и время полетело незаметно. Наконец он сам объявил перерыв, сказав:

— С остальным придется подождать до Рифтхавена — до него мы точно дотянем.

— Кофе готов, — сообщил по интеркому Монтроз.

Все собрались в рекреации. Монтроз, истолковавший в широком смысле предложение стюарда Мандалы брать любые потребные ему продукты, был в духе. Пока он беседовал с Ларом и Седри о гидропонике, Тат подошла к другому своему кузену, методически отскребающему стены около игровых пультов.

Дем что-то сказал ей, и Тат села в уголке. Жаим налил себе кофе. Лар был само внимание — все трое бори вели себя, как гости, не уверенные, что им рады.

В чем же дело?

Жаим уселся рядом с Локри, усталым, но настроенным благодушно. Жаим сдержал улыбку. Чем бы Локри ни занимался последние дни — и с кем, — это, видимо, избавило его от остаточного напряжения военного времени. Серебристые глаза смотрели ясно и бодро.

— Двигатели выдержали последнюю схватку с Хримом куда лучше, чем я ожидал. Мы действительно нуждаемся в полной переоснастке?

— Нам нужно нечто помощнее, — кивнул Жаим. Локри вскинул брови и лениво улыбнулся.

— А-а, вот оно что.

— Я хотел спросить... — Жаим оглядел комнату, Дем по-прежнему занимался уборкой, Лар с Монтрозом ушли к гидропонному резервуару, Седри и Тат разговаривали у игрового пульта. — Что такое с бори? Они передумали вступать в нашу команду?

Улыбка Локри преобразилась в прежнюю озорную ухмылку.

— Им неловко. Не знаю, заметил ли ты, но мы теперь знаменитости, Жаим. Веса у нас не меньше, чем у любого вельможи, — в Рифтхавене мы можем набрать себе любой экипаж, стоит только свистнуть. Я сделал что мог, но прояснить им ситуацию до конца можешь только ты или Вийя.

Жаим заговорил о другом, продолжая наблюдать за остальными. Монтроз приготовил обед, и все, несмотря на позднее время, поели с аппетитом — кроме Дема. Он продолжал отскабливать стены.

Когда он подошел поближе, Жаим заглянул в его покрытое шрамами лицо, безмятежное, как у малого ребенка.

— Тебе не обязательно работать все время.

Во взгляде Дема мелькнуло нечто похожее на понимание — потом оно исчезло, и он вернулся к работе.

— Это ничего, — тихо сказала Тат. — Ему это нравится — и он любит доводить дело до конца. Он может выполнять только простую работу, у которой есть начало и конец.

— Ладно. Я просто не хочу, чтобы он думал, будто он все еще в рабстве у этих должарских засранцев. Чем он занимался до несчастного случая?

Тат вздернула плечи машинальным защитным жестом, которого, вероятно, сама уже не замечала.

— Он был коком. Не таким, конечно, как Монтроз...

— Это хорошо. Монтрозу будет кого обучать, когда медики вернут нам Дема.

Тат шумно перевела дыхание.

— Вийя не забыла, — сказал Жаим.

— Я знала... вернее, надеялась.

Жаим пригласил ее за столик, и она села, как послушная ученица.

— Видишь ли, — заговорил он, — наш статус изменился — в чем-то к лучшему, в чем-то к худшему. К хорошему надо отнести неограниченный кредит, который мы, вероятно, теперь получим, — это позволит нам усовершенствовать корабль, как мы и мечтать не могли. Ты будешь заниматься связью, так что изучи хорошенько наш компьютер и представь список необходимого. Мы с Ларом и Седри сделаем то же самое в части двигателей и вооружения, Локри займется навигационной системой. Наша задача — стать шикарными и быстроходными. Прошли те времена, когда мы гонялись за всякой шпаной вроде Хрима, — но за будущее поручиться никто не может.

Тат кивнула серьезно и настороженно.

— А плохое?

— Мы станем мишенью для всякого обормота, который не способен заработать себе на жизнь иным способом. Охотники за выкупом, любители подраться ради славы, рифтеры из другого лагеря, которые хотят отомстить, но на самих чистюль нападать боятся, — все они только и будут дожидаться нашей стоянки. Но хуже всего — это причина, по которой мы стартуем, как только Вийя придет.

— Разве на Артелионе нет нужной медтехники? — удивилась Тат.

— Конечно, есть. Дело в другом. Я говорю тебе это, чтобы вы с Ларом, а потом и Дем сами решили, хотите вы остаться с нами или нет. Если ребенок у Вийи от меня или от Брендона, большой проблемы в этом нет. Он родится и будет расти здесь. Но если он от Анариса...

Тат содрогнулась.

— А нельзя ли его спрятать? Отдать кому-нибудь?

— Анарис способен публично оповестить о каре, грозящей укрывателям. Он найдет ребенка, даже если ему для этого придется взорвать Рифтхавен. Вийя не настолько должарианка, чтобы убить свое дитя, — и даже если бы она это сделала, Анарис явился бы, чтобы отомстить ей.

— А чистюли не могут нам помочь? — вздохнула Тат.

— Могут, если Вийя попросит Брендона — но это будет означать новую войну. Потому мы и отправляемся на Рифтхавен вместо того, чтобы провести тесты здесь. Вийя считает, что это ее проблема, и намерена решить все сама. Но пока мы остаемся ее командой, это и наша проблема. Мы богаты и можем больше не совершать налетов, но мы впутались в политику, и теперь непонятно, кто мы вообще такие: рифтеры, чистюли или кто-то еще. Подумайте об этом. Ставки на кону высокие. Уходить или оставаться, зависит только от вас.

— Разве нам есть что терять? Мы всю жизнь были рифтерами — то густо, то пусто, и смерть, грозящая в любой момент. Мы никогда нигде не задерживались надолго — потому-то отец с моей сестрой Лют и бросили это дело. А ваша команда нам нравится. — Тат сделала освященный веками жест, скрепляющий договор. — Если вы не против, мы останемся.

Жаим пожал ее протянутую руку. Вскоре она ушла, а он вернулся на мостик, теперь пустой.

Некоторое время он смотрел вокруг, не замечая следов от пота на пультах и мусора на палубе. На один тревожный момент ему привиделись сидящие за пультами призраки — не только Марим, но и Грейвинг, и Нортон, и Рет Сильвернайф, и Джакарр. А капитанское кресло занял смеющийся белокурый человек, который собрал их всех вместе и сделал чем-то вроде семьи, — Маркхем.

То густо, то пусто, и смерть, грозящая в любой момент.

Жаим посмотрел на свежую заплату у пульта связи: бесполезную теперь гиперрацию убрали. Если бы она еще действовала, завтра в скачке они могли бы наблюдать за коронацией Брендона. Теперь они погодят уходить в скачок и будут смотреть с орбиты. Глядя на экран, Жаим представлял себе не Панарха на его величественном троне, выслушивающего одну присягу за другой, а маленькую фигурку справа от него. Ему виделись карие глаза, следящие за происходящим с гордостью и сочувствием, искусно уложенные каштановые волосы, грациозные линии тела и платье, мерцающее белым, голубым и серебром, как зимний день.

На Артелионе Жаим несколько раз замечал, что Ваннис Сефи-Картано обращает на него внимание. Она ничего не говорила, но он чувствовал, что она думает о нем. Она изменилась с того первого раза, когда он увидел ее на аресском балу в честь прибытия Эренарха. Она достигла высот политической власти, но Жаим знал, что в сердце она носит горечь поражения — ведь и он тоже следил за ней издали.

Он знал также, что она следует указаниям Элоатри. Возможно, если Жаим когда-нибудь вернется на Артелион, Ваннис будет готова совершить давно откладываемое путешествие на Дезриен — и оба они отправятся туда не одни.

Огонь горит, где хочет...

Впервые Жаим понял истину слов, которые бездумно твердил всю свою жизнь. Он сознавал свое место — место каждого из них — в огромном колесе вселенной. Их путь предначертан заранее, но каждый выбирает его добровольно, и огонь освещает этот путь, не давая споткнуться.

Рет?

Ответа не было, но что-то в неограниченных просторах его восприятия вызвало у него желание поработать. Выйдя из транса, он достал из шкафчика чистящие средства и, принявшись за ближайший пульт, ощутил глубокий, всеобъемлющий покой.

Брендон нажал дверную клавишу и через служебный вход проник в Аванзал Слоновой Кости.

По прошествии этой ночи он займет место своего отца на Изумрудном Троне. Вплоть до этой ночи он откладывал исполнение первой просьбы, с которой обратился к нему Галасаар — не живой человек, а голографический образ, взывающий к беспутному младшему сыну, Телос знает какими путями пришедшему к власти: «В библиотеке Карелианского крыла ты найдешь завещание Джаспара Аркада... Все твои предшественники, и я в том числе, знакомились с ним в этой самой комнате...»

Брендон посетил библиотеку и нашел ее разграбленной дочиста. Чип, который передавался одним Аркадом другому на протяжении тысячи лет, пропал. Брендон, однако, предполагал, что информация где-то сохранилась, — это он сейчас и собирался проверить.

Воздух в Аванзале застоялся. Неужели здесь никто не бывал со дня налета?

Брендон тихо двинулся вдоль стены. Тогда он сидел вот здесь на лестнице и смотрел, как посторонние грабят его фамильные сокровища, — но это было реакцией на захват Мандалы врагом. В миг разбоя он обещал своему отсутствующему отцу, что вернет разграбленное, если сможет.

Он остановился перед искусно вырезанным из яшмы львом со сглаженными возрастом углами и продолжил обход.

Он задерживался перед каждой пустой витриной. Теперь их осталось не так уж много: рифтерский триумвират в знак доброй воли вернул то, что осело на Рифтхавене. Еще один тайник совершенно неожиданно обнаружился в нижнем коридоре — видимо, кто-то с «Телварны» спрятал там свою долю. Брендона удивляло, что витрины планшетки остались на местах. На что они были Эсабиану — не мог же он не понимать, что их содержимое утрачено для него навсегда?

Теперь уже этого никто не узнает. Брендон тоже решил оставить все как есть — в знак того, что его власть небеспредельна. Уничтоженные экспонаты он не в силах восстановить.

Есть также вещи, которые не выкупить назад: Камень Прометея, побывавший с Вийей в самом сердце Рифта, и тетрадрахма, которую Ивард носил на шее.

Брендон потрогал на планшетке пятно, оставшееся после монеты, и повернулся к дверям Зала Слоновой Кости.

Там все еще было небезопасно, но он должен был совершить это паломничество — иначе его до конца дней будут преследовать призраки тех, кто погиб, собравшись посмотреть, как он принесет свою Клятву Верности.

Двери открылись легко, и он оглядел зал. Здесь больше не было разорванных, обугленных трупов людей, павших от взрыва должарской бомбы, — зал был пуст. В окна, временно застекленные простым дипластом, проникал тусклый лунный свет. Изодранные драпировки, которые он видел здесь в последний раз, убрали, оставив стены голыми. Перед Брендоном простиралось огромное пространство. На дверях, ведущих в Тронный Зал, виднелся узор, едва различимый в темноте, — все, что осталось от знаменитой инкрустации профета Геннадия «Арс ирруптус».

В лицо Брендону пахнуло прохладой — тианьги включилось и подавало воздух прямо снаружи.

Это было единственное предупреждение, которое он получил.

Когда он дошел до середины зала, из мрака возник силуэт худощавого человека среднего роста. Брендон узнал голографическое изображение Джаспара Аркада — но оно смотрело ему в глаза так, как ни одна голограмма смотреть не может.

Брендон затаил дыхание. Итак, это правда. Дворцовый компьютер, который создал стоящий здесь человек и в который все его преемники добавляли что-то свое, каким-то образом обрел разум. Страх перед подобным нарушением Запрета сжал внутренности Брендона, но следом нахлынуло почти ошеломляющее чувство благоговения.

Брендон знал, что Завещание Джаспара по-прежнему хранится где-то в компьютере, но не его хотел сейчас услышать.

— Ты совершил полный круг, правнук мой Брендон, — от неприятия до согласия. Ты найдешь Завещание там, куда один только ты имеешь доступ. Позаботься о том, чтобы его смогли прочесть те, кто придет после.

— А потом?

Призрак, улыбнувшись, слегка поклонился.

— Это зависит от тебя. Я не более склонен прекращать свое существование, чем ты свое. Быть может, ты сочтешь необходимым отменить Запрет.

— На это уйдут века, даже если все стороны придут к согласию — что едва ли случится.

— Возможно. События могут застигнуть тебя врасплох. — Изображение вскинуло руку, предупреждая следующий вопрос. — Нет, я не скажу тебе, что видел на Пожирателе Солнц перед самым концом. Одна из веских причин Запрета — это заставить людей думать самостоятельно, не становясь рабами своих машин. Но информация будет здесь на случай, если понадобится.

— А вы?

— Я тоже буду здесь. Я могу исчезнуть только при условии уничтожения всех системных узлов на Артелионе, а этого ты не можешь себе позволить.

Угроза?

— В любом случае, — продолжал призрак, — детоубийство в Панархии не поощряется, а я — твое дитя. Если бы не твое вмешательство — и давнишнее, и недавнее, — я мог бы и не родиться. Прими на себя эту ответственность и извлеки из нее выгоду.

Брендон медленно кивнул.

— Почти такой же совет дал мне мой отец.

— Конечно! — улыбнулся призрак. — Как же иначе? Ты поступишь правильно, последовав ему.

Изображение растаяло, и Брендон увидел Вийю. Она подошла и молча стала перед ним, глядя темными, как космос, глазами. Он не нарушил молчания, предоставив говорить собственным глазам и сердцу.

Но она заговорила, и весь смысл, вся радость этого мгновения обратились в прах.

— Мы должны расстаться.

И он, который лишь миг назад беседовал с тенью своего предка, определяя судьбу триллионов, оказался неспособным мыслить. Он мог только действовать.

Он опустился на одно колено и протянул к ней руки ладонями вверх, старинным жестом просителя, обращающегося к властелину.

Тогда она, впервые, тоже преклонила колени, медленно и решительно. Приложив ладони к его ладоням, она своей превосходящей силой обратила их пальцы вверх, к звездам, принося древний супружеский обет.

Он молча выслушал то, что она — сначала быстро, потом запинаясь — рассказала ему. То, что он должен был знать.

Потом они встали и вышли, рука об руку.

«Тот, кто приемлет обеты людей, служит им сам до конца своих дней».

Завтра он безраздельно посвятит себя службе всем этим триллионам, дав клятву, от которой его развяжет только смерть, — но эта ночь принадлежит ему.

— Пятьдесят тысяч километров, — сказал Локри, откинувшись назад и лениво хрустнув пальцами.

— Выходи на орбиту, — сказала Вийя и проследила, как Локри закладывает программу в навигационный пульт.

Некоторое время все молчали и слышался только шепот тианьги, пока Вийя не услышала позади шаги Монтроза. Он остановился за ее креслом и прислонился к переборке, глядя на большой видеоэкран.

Тат за коммуникатором сортировала каналы новостей.

— Корморан, — объявила она вскоре. Экран мигнул, и они увидели Тронный Зал поверх голов собравшихся Дулу — те колыхались, как целое море роскошных нарядов и мерцающих драгоценностей. Высоко под потолком висели яркие знамена и эмблемы, свидетели долгой истории Панархии, и фоном всему этому служила тихая музыка. Под имиджером вел к трону широкий проход, а дальше, в туманной дали, создаваемой таинственным свечением витражей, высились Врата Алеф-Нуль. Значит, сам имиджер помещается над Вратами Феникса, сообразила Вийя.

Но какой-то диссонанс тревожил ее в этом огромном, столь подробно представленном на экране зале, пока она не осознала с холодком, что ни один из этих людей не носит черного, вопреки тому собранию, что состоялось здесь в последний раз.

Вийя, как миллиарды других в Тысяче Солнц, видела ту мрачную «коронацию» — неужели это происходило всего несколько месяцев назад? — снятую с этой же точки. На миг перед ней предстали жуткие предания Должара, и в зал вошли призраки Дулу, убитых за свою преданность низложенному Панарху перед торжествующим Властелином-Мстителем.

Вийя потрясла головой, отгоняя воспоминание о крови, пролившейся у подножия трона. Теперь от всего этого не осталось и следа: краски, свет, музыка, грациозный иерархический танец Дулу, который она понимала, но ни за что не сумела бы сымитировать — все это преобразило горькое прошлое в блистательное настоящее.

«Мы — Феникс...» Ваннис проиграла ей эту речь, но только теперь Вийе стал понятен этот символ возрождения, столь чуждый ее родному миру камня и пепла. Мас-ликтор тоже понял бы.

— Я так и знал, что Ник займет лучшее место, — фыркнул Локри и нарушил ее сосредоточенность — но настроение осталось.

Толпа на экране затихла, и музыка стала другой, напоминая о временах, разлучивших их всех с Утерянной Землей. Под имиджером появился ларгон колледжа Архетипа и Ритуала, несущий восстановленный Калерианский Посох. За ним, как полагалось по обряду, следовала женщина-поллои в черной с белым ливрее, с золотыми кандалами Служения на жезле черного дерева в форме буквы «тау», с обвитой вокруг серебряной змеей. А позади шла стройная одинокая фигура, вся в белом.

— ...прерванная Энкаинация, — закончил фразу Ник и умолк. Ларгон остановился перед троном и повернулся лицом к объективу. Вскинув Посох обеими руками над головой, он стал вращать его, вызывая в памяти образы моря и звездного огня.

Затем освещение в зале слегка изменилось, и высокий потолок как будто растворился, открыв взорам собравшихся звезды. Внизу перспектива тоже изменилась, хотя все осталось на своих местах, и изумрудное свечение трона стало фокусом, притягивающим всех в зале.

— Это не трон, — округлив глаза, сказала Тат. — Это дерево.

Кто-то — Ник или неизвестный оператор айны — точно прочел ее мысли, потому что трон начал медленно расти и заполнил весь экран. Вийя устремила взгляд к звездам, куда тянулись его переплетенные ветви. Ей представилось, как Древо прорастает сквозь кровлю дворца, пронзает атмосферу, обвивает «Телварну» своими ветвями и осеняет листвой.

Хорошо бы это случилось на самом деле, подумалось ей, хорошо бы оказаться под защитой этой символической конструкции тысячелетней власти, и мудрости, и воли. Но она отогнала эту мысль. Вийя убедилась на опыте, что Панархия действительно обладает и мудростью, и волей, и, конечно же, властью. Но защита ее иллюзорна: она, Вийя, держит свою судьбу в собственных руках и распорядится ею по своему усмотрению.

Она опустила взгляд к одинокой фигуре перед троном. В зале настала полная тишина, и он заговорил. Вийя со стиснутым горлом слушала, как поднимается и опадает голос Брендона, знакомый ей, как собственное дыхание. Слов она не слышала, но это не имело значения: это просто очередная речь, притом она сама помогла ему ее составлять — он хотел, чтобы его слова призвали к единству не только его потрясенных войной подданных, но и рифтерскую субкультуру.

— А вот и гностор, — заметил Монтроз. Себастьян Омилов на экране вышел вперед с книгой — символом мудрости веков. — Вид у него такой, будто он нашел клад у себя под кроватью. Брендон раздает награды?

— Он возвращается домой, — сказала Седри за орудийным пультом. — Разве ты не знаешь? У него произошла какая-то размолвка с родными во время правления Геласаара, но теперь это улажено. Он выходит в отставку и возвращается домой.

Себастьян Омилов отступил, и вперед вышел его сын с мечом, затем Ваннис Сефи-Картано с шелковым кушаком и, наконец, Верховная Фанесса с перстнем Аркадов, отлитым в форме, погребенной вместе с Джаспаром Аркадом около тысячи лет назад.

Когда отошла и Верховная Фанесса, последняя из Семиотов древнего обряда — носителей регалий, символизирующих власть Панарха, — Вийя перевела взгляд на Ваннис. Грациозная, красивая, она напоминала должарианке отшлифованный драгоценный камень. «Значит ли это, что круг замкнулся?» Ваннис спросила ее об этом только вчера, а казалось — намного раньше.

Нет, круг не замкнулся. Вийя поняла это, глядя на Брендона, который взошел на ступени трона и обернулся лицом к залу. Круг означает слияние начала и конца, цикл, повторяющийся без изменений. В высшем смысле все, возможно, так и происходит, но с точки зрения человеческой жизни круг — это скорее спираль, идущая витками вверх, как ветви дерева, тянущиеся к звездам. Ее жизнь, связанная с этими двумя, изменилась необратимо. Вийя подумала о Жаиме, одиноко сидящем в машинном отделении и следящем за Ваннис на своем экране. Думает ли Ваннис о нем?

И смотрит ли эту передачу Анарис?

Еще бы, улыбнулась Вийя. Он сидит где-то там, подальше от детекторов, и смотрит, и делает комментарии, предназначенные для одного лишь Моррийона: перед своими соплеменниками он, разумеется, не обнаружит ни малейшего интереса к коронации.

Панарх произнес свою клятву, и на сей раз никто из команды его не прерывал. Это продолжалось недолго: по сравнению с длинным церемониалом клятва была коротка, проста и не менялась со времен Джаспара Аркада.

Брендон договорил и сделал шаг назад. Теперь Вийя видела его лицо и чувствовала по блеску глаз и складке губ глубокий триумф, который он испытывал, занимая трон.

Себастьян и Осри, Ваннис и Верховная Фанесса низко поклонились Панарху, а за ними и все в зале. Взгляд Брендона устремился поверх их голов, и Вийе вдруг показалось, что он смотрит за стены дворца, ища ее. Его правая рука чуть заметно шевельнулась в жесте молчаливого общения.

Вийя знала, что это предназначается ей: ему известно, что она смотрит на него.

Ее рука шевельнулась в таком же жесте и выключила экран. Все посмотрели на нее с характерным для себя выражением — от улыбчивого вызова Локри до надежного спокойствия Седри.

— Отправляемся, — сказала она.