Трон падших

Четырнадцать

– Фигурально выражаясь, конечно, – поспешила добавить Камилла, внимательно наблюдая за лицом лорда Синтона. По нему она уловила точный момент, когда он решил отменить охоту на Вексли. На минуту он показался ей ангелом мести. Он был воплощением смертной благодати и божьей кары, предназначенным полностью уничтожить врага за его грехи.

Теперь же, когда Синтон снова обрел ледяное спокойствие и абсолютное самообладание, Камилла ясно видела, что он способен убить Вексли. А после этого он ни секунды не сожалел бы о своем подлом поступке. То, что он этого не сделал, указывало лишь, что он взвесил все за и против и решил, что Вексли не заслужил расплаты.

Пока.

Она сомневалась, что Синтон хотел бы прославиться как убийца. Однако он явно был бы не против стать тем, кто прикончит Вексли.

С другой стороны, судя по тому, как сузились его зрачки, он приходил в восторг от насилия, принимал его с распростертыми объятиями. Из-за этого Камилле стоило бы его опасаться, но вместо это она почему-то успокоилась.

– А что вы подразумеваете под фигуральной смертью отца? – спросил он. – Означает ли это, что можно метафорически убить мать?

Тон Синтона был вполне радушным, но взгляд – тяжелым, а плечи напряженными. Возникло явное ощущение, что мужчина, стоящий перед Камиллой, был не человеком, а диким зверем, пойманным в ловушку дорогих костюмов.

Этот мужчина любил тьму, он был ей рад. Там, где ему хотелось быть, царили тени.

Камилла представляла себе, что на портрете Синтон будет именно таким. Она изобразит прекрасное лицо, которое выглядывает из тени, пухлые губы в противовес суровому выражению и пылающий меч в руке, с которого стекает кровь его врагов.

– Мисс Антониус?

Услышав свое имя, Камилла отвлеклась от видения и помотала головой, чтобы мысли прояснились.

– Я имела в виду несколько другое. Разумеется, я не убивала свою мать. Она уехала путешествовать вокруг света, и точка.

– Тогда поясните, что вы имели в виду.

Он чеканил слова так, как будто каждый слог его сильно оскорблял.

Камилла глубоко вздохнула.

– В распоряжении Вексли находится вещь, которая принадлежала моему отцу. Мне необходимо ее вернуть. Если верить его словам, она хранится за пределами Уэйверли-Грин, и только ему известно ее точное местонахождение. Если с Вексли что-то произойдет, я никогда ее не верну. Мой отец дорожил этим предметом, поэтому потерять его… для меня он имеет огромное значение, вот и все.

Но Камилла утаила кое-что. Все началось однажды зимней ночью. Она помнила, как Пьер схватил пальто и выскочил за дверь, бормоча про какую-то историю, рассказанную матерью Камиллы много лет назад. Это случилось ближе к его кончине. Тогда он уже часто погружался в фантазии о прошлом, но на этот раз все обернулось совсем иначе. Пьер пропал без вести на три дня, а затем вернулся домой, усталый, но гордый. У него был волшебный ключ, который, как он утверждал, мог бы все изменить.

Камилла узнала, что он купил ключ в Сильверторн-лейне. Вскоре после этого его сознанием завладели потайные ходы. Тогда он и построил секретную студию в сторожке.

Он был одержим, забывал о еде и почти не спал. На него было больно смотреть. Все попытки вернуть его к прежней жизни, такой, какой она была до того, как Флер испортила все своими рассказами о царствах теней, оказались тщетны. И все же после смерти Пьера ключ обрел для Камиллы особое значение. Словно им можно было открыть то, что Камилла упустила из-за безумия отца. Достаточно было отыскать нужную дверь.

Конечно, теперь она знала, что ей следовало заложить ключ на том же черном рынке. Вместо этого она никому не говорила о нем и не собиралась с ним расставаться.

Сентиментальность часто отращивает клыки и кусает человека за мягкое место.

Если бы Камилла продала ключ, Вексли не украл бы его, и на ней не было бы еще одной узы.

– Значит, ваш отец все-таки умер.

– Да, – прошептала она. – Его не стало несколько лет назад.

Черты лица Синтона слегка смягчились, словно он понимал, что значит терять. Камилла на секунду напряглась, ожидая, что он возьмет ее за руку, чтобы дать ей понять, что она не одна.

Однако Синтон тут же забыл о сочувствии. Его лицо абсолютно ничего не выражало. Он отступил назад, увеличивая расстояние между ними. Он был закрытой книгой.

За исключением умных глаз, по которым угадывалось, что его мысли были заняты быстрым разбором головоломок и загадок. Он продумывал следующий шаг и использовал для этого сведения, полученные от Камиллы.

Он вновь посмотрел на нее. В его проницательном взгляде загорелся неведомый огонек.

– Через два дня я устрою бал-маскарад.

Камилла нахмурилась. Она не сразу уловила суть резкой смены темы разговора.

– Я уже получила приглашение.

Он рассеянно кивнул.

– Я помогу с поисками вещи, которая принадлежала вашему отцу. Подделку я оставлю у себя, чтобы держать Вексли на коротком поводке. Я прослежу за тем, чтобы он не создавал никаких проблем ни для кого из нас. Если вы согласитесь написать Проклятый трон, я верну вам подделку, как только моя картина будет завершена.

Он поднял руку, упреждая любые споры.

– В результате этой сделки мы оба получим то, что хотим. Прежде чем отказаться от моего предложения, найдите время, чтобы хорошенько все обдумать, мисс Антониус. Это справедливая сделка.

Его просьба казалась вполне разумной, но у Камиллы застучало в ушах.

Она не могла нарисовать этот трон.

По крайней мере, не выдав одну из своих самых сокровенных тайн.

Хотя выбора у нее не оставалось.

– Назовите истинную причину, по которой вам так нужна эта картина, – спросила она, не надеясь, что он ответит. И все же, если ей предстояло раскрыть Синтону один из своих секретов, он должен был выдать в ответ свой.

– Я вам говорил. Я коллекционирую необычные предметы искусства. Вы так талантливы, что мне захотелось приобрести вашу работу.

Выражение лица Синтона резко потускнело. Мельком Камилла разглядела в его изумрудных глазах бескрайнее одиночество – казалось, оно длилось целые столетия. В его взгляде не было ни намека на человечность, только холод, причем настолько беспросветный, что она вздрогнула. Она легко могла представить, что он прожил целую жизнь совсем один и его мучило то, от чего ему было не сбежать. Необъяснимым образом, это ее тронуло.

– Очень хорошо, – сказала она. – Я дам ответ через два дня, на балу.

Пятнадцать

Зависть был удивлен тем, что Гудфеллоу оказался прав насчет фейри.

Черный рынок на Сильверторн-лейн назвали в честь существ, которые продавали любопытные товары и заключали безжалостные сделки со смертными. Те, кто сюда приходил, были либо глупы, либо настолько высокомерны, что считали себя способными обвести вокруг пальца тех, кто изобрел обман.

Большинство людей полагало, что фейри не способны лгать. Эту сказку фейри сочинили сами. Они вообще часто придумывали такой фольклор, который был бы для них выгоден.

Лишь одно поверье соответствовало истине: фейри действительно можно было сразить железом. Если бы смертные были хотя бы наполовину такими умными существами, какими себя воображали, они строили бы дома и тюрьмы именно из него. Зависть знал, что именно так устроены подземелья в Домах Греха его братьев. По королевствам бродило множество других, менее известных душегубов, которых железо удерживало столь же надежно.

Ушлые торговцы зазывали его из ларьков под открытым небом, пытаясь заманить к своим прилавкам.

– Камень памяти?

– Зелье для бесконечной похоти?

– Куртка для отвлечения любого врага и обмана самой смерти?

Зависть не спеша шел по мощеной улице, небрежно засунув руки в карманы, и оглядывал каждый лоток с сомнительными артефактами. Однако внутренне он был напряжен. Он чувствовал, как магия фейри пульсирует вокруг, маня и соблазняя. Она напоминала песню, которая медленно проникает в подсознание слушателя, пока он не начнет подпевать, даже не задумываясь. Она была едва уловима, словно электрический заряд в атмосфере или аромат, наполняюший воздух пьянящей смесью пряностей и грозовых туч. Перепутать ее с чем-либо было невозможно: это была магия Дикого двора.

Дикий двор – так называлось королевство Неблагих, дом темных фейри. Все фейри появлялись на свет в одном из двух дворов. Благой двор населяли светлые фейри, которые поклонялись солнцу, весне и лету. Фейри Неблагого двора почитали луну, осень и зиму.

Королевство фейри, разделенное посередине невидимой границей, лежало в западной части архипелага, на котором располагались Семь Кругов и Острова Перемен. Благие облюбовали восток, где ярче всего сияло солнце, а Неблагие обосновались на западе, где безраздельно властвовала луна.

Само собой, были и одиночки, и изгнанные фейри, и каждый из них терпел свои трудности. Стремление быть частью двора укоренилось в самом их существе, поэтому покинуть его по своей или чужой воле было непросто. По крайней мере, Зависти так говорили.

Время у фейри шло иначе, чем в других королевствах Подземного мира. Несколько дней в мире смертных равнялись нескольким месяцам в мире фейри, а несколько дней в мире фейри занимали неделю или две в Семи кругах. Зависть знал это по своему опыту, с тех самых пор, о которых он предпочитал не вспоминать. Даже несмотря на то, что он избегал коварного Дикого королевства, за прошедшие годы до Семи кругов дошли слухи о раздорах при дворе Неблагих.

Кажется, несколько десятилетий назад Прим Ройс, королева Неблагих, которая прославилась своими жестокими забавами, на время отреклась от престола. Она наслаждалась хаосом, который вызвало ее отсутствие. Она так поступила в большей мере для того, чтобы вывести из себя короля.

Она была Раздором, а он – Хаосом. Оба были так же непостоянны и изменчивы, как луна, которой они поклонялись. Вместе они правили Неблагими. За несколько тысячелетий они собрали двор кошмарных фейри, скрюченных, корявых и прогнивших насквозь. Само королевство Невидимых раскололось на зазубренные осколки. Прим Ройс и Леннокс правили всеми, а под властью их злобных наследников оставалось четыре двора. Зависть не понаслышке знал, что Неблагие похожи на суккубов. Они так же питались эмоциями, большинство из которых было связано со страстью. А еще фейри обожали играть с людьми.

Поэтому Зависть и его братья внимательно следили за ними. Особенно когда ведьмы и вампиры начали кружить над фейри, словно акулы, которых привлек запах пролитой крови. От острова Злобы, где располагался двор вампиров, было рукой подать до юго-восточного берега Семи Кругов. Так что им было легко доплыть к фейри по пути на запад мимо островов Перемен.

К счастью, Благие проявили благоразумие и сосредоточились на своих собственных делах, не заботясь о злых собратьях.

Зависть отвлекся от мрачных мыслей и огляделся, чтобы убедиться, что никто из этих странных одиночек фейри не разобрался, куда они пошли.

Его внимание привлекла лавка слева. Кисти для рисования, изготовленные из драгоценных камней, блестели в лунном свете. Одна, невозможно прекрасная, была вырезана из цельного изумруда.

Зависть взял кисть, нащупывая следы магии, но она была такой же невинной, как казалась на вид.

– Я возьму ее.

Медные глаза сверкнули. Блеснули острые зубы.

– Прекрасный выбор, Ваше Высочество.

Его настоящий титул был пустым звуком, однако несколько пар глаз волшебных существ обратились к нему. Прежде чем фейри раскрыли еще какой-нибудь из его секретов, Зависть приставил кинжал к горлу Неблагого. Острие впилось достаточно глубоко, чтобы пролилась его сверкающая кровь.

Клинок Зависти засиял, довольный подношением.

– Знаешь что? Расскажи-ка мне кое о чем. Возможно, это убедит меня позволить твоей голове остаться на плечах. Посмеешь соврать, и этим же вечером я помочусь на твой погребальный костер. Согласен?

Демонический клинок не разбирал, кого и что ему разить. Ни один бессмертный, кроме братьев Зависти, не выдержал бы его удара.

Фейри закипел, но склонил голову. Он был достаточно мудр и хотел увидеть свет еще одного нового дня.

– Ты или кто-нибудь из твоих знакомых продавал сведения человеку по имени Пьер Антониус? Мне нужны подробности.

– Да. Он хотел выяснить, как путешествовать между мирами.

– Как давно?

– Два года назад.

– И? – надавил на него Зависть. – Что было дальше?

– Мы рассказали ему о границах миров.

Как Зависть и предполагал.

– Ваш король дал ему ключ?

– Я больше не подчиняюсь ни королям, ни королевам. Меня не касается, что они делают и кому что дают.

Так значит, это изгнанный фейри. Такие куда более непостоянны, чем одиночки. Изгнанные фейри либо обозлены на то, что отлучены от своего двора, либо радуются свободе. Этот, скорее, был из первых.

– Оставим эту политическую чушь, отвечай на вопрос! У него был ключ?

– Да.

Зависть готов был биться об заклад, что именно его хотела вернуть Камилла. Именно он, как она утверждала, был дорог для нее как память. Вспомнив о потайных тоннелях и переходах на картинах Пьера, Зависть понял, зачем ей этот ключ, хоть она и не до конца осознает, на что он способен. И раз ключ у Вексли, значит, он куда хитрее, чем кажется. А еще это почти наверняка значит, что он тоже в игре.

– Для чего он хотел путешествовать по мирам?

– Для того же, что и все остальные. Чтобы жить среди лучших и развлекать нас, пока мы не заскучаем.

Эти высокомерные слова давали понять, что торговец и сам не знал. Пьер мог искать путь к фейри, а может, и к перевертышам.

– Ты или твои знакомые имели дело со смертным по имени Вексли? Если да, то расскажи, чего он хотел.

– Да. Ему нужны были сведения о ключе.

Зависть сильнее надавил на кинжал.

– Том самом ключе?

– Думаю, да. В наше время существует не так уж много ключей от порталов.

Зависть собрал всю силу воли, чтобы сдержать слово и не зарезать фейри.

– Ему удалось что-то узнать?

Если да, то у Зависти было совсем мало шансов найти и заполучить ключ. Зависть понимал: если бы Вексли имел хоть какое-то представление о том, насколько ценный артефакт ему достался, он продал бы его тому, кто предложит самую высокую цену. А Камилле наврал бы, что вернет его, если та будет примерной.

Не успел фейри ответить, как рядом разгорелась перепалка. Зависть отвлекся ровно настолько, чтобы Неблагой успел улизнуть из его хватки.

Выругавшись, он уставился на драку смертного с торговцем через два лотка от него. Однако гнев Зависти схлынул, когда он увидел, кто учинил весь этот переполох.

Лорд Эдвардс. Муж Кэтрин.

Действительно любопытно.

Зависть быстро прикинул возможные варианты. Эдвардс мог оказаться участником игры. А может, он был одним из многих пристрастившихся к магии Неблагих.

Зависть мог подойти и урезонить этого человека или наблюдать со стороны, чтобы выяснить, какие еще секреты здесь можно почерпнуть.

Он выбрал второе.

Зависть использовал свою магию, чтобы скрыться в тени, и приблизился к разъяренному лорду.

– Да будет вам известно, Питер отреагировал на тоник не так, как было обещано.

Торговец фейри непонимающе посмотрел на смертного.

– Ради бога, я о петухе, – процедил Эдвардс сквозь зубы. – Вы обещали, что он снесет золотое яйцо. Я требую вернуть деньги.

Зависть ненадолго закрыл глаза. Неужели Эдвардс действительно такой дурак? А что, если петух нужен ему в качестве подсказки? Странно, но у мастера игры было извращенное чувство юмора.

Но так же казалось возможным и то, что Эдвардс, как и любой другой смертный, хотел отыскать легкий способ разбогатеть.

Скучающий и разочарованный, Зависть отправился дальше по Сильверторн-лейн. Он разглядывал поредевшую толпу, пытаясь разгадать тайну отца Камиллы и его увлечение другими мирами. Кто притягивал его – фейри или перевертыши?

Или же увлечение Пьера стало проявлением досадной человеческой потребности в приключениях?

Внезапно Зависть захотел узнать больше о пропавшей матери Камиллы. Она вполне могла бы дать ему столь необходимые ответы. Камилла слишком быстро сменила тему, когда он спросил ее о матери, и теперь ему было необходимо узнать почему.

Шестнадцать

Горничная затянула корсет так туго, что Камилла вздрогнула. После этого служанка помогла ей надеть самое великолепное платье, какое Камилла когда-либо видела, не говоря уже о том, чтобы надевать, и ушла за туфлями.

После смерти отца Камилла тратила все доходы от галереи на содержание прислуги. Галерея стала достаточно популярной, так что зарабатывала Камилла неплохо, но все равно не могла полностью менять весь свой гардероб в каждом новом сезоне, как раньше. Либо красивые платья и половина прислуги, либо половина платьев и содержание тех, кого она знала всю свою жизнь. Выбор был очевиден.

Платье, которое она надела, было прекраснейшим из всех, о которых она мечтала. Действительно, это было произведение искусства – роскошное, декадентское и безоговорочно потрясающее. Камилла чувствовала себя в нем принцессой, и не только потому, что это платье стоило целое состояние. Надев его, она почувствовала себя могущественной. Она уже и не помнила, когда такое случалось в последний раз. Любуясь струящейся тканью, она кружилась то в одну, то в другую сторону перед большим зеркалом в полный рост.

Юбки были сшиты из невесомого многослойного белого тюля с серебряными блестками, разбросанными по ткани, словно сверкающие звезды. Лиф с серебряными бусинами и пышными белыми перьями был инкрустирован бриллиантами. Камилла напоминала лунную богиню – неземную, соблазнительную и недоступную для простых смертных.

Платье загадочным образом появилось у нее за два часа до бала Синтона. К нему прилагалась серебряная маска филигранной работы. Никаких записок на посылке не было, зато поверх платья лежала красивая новая кисть.

Впрочем, это не была обычная кисть. Ее ручку вырезали из цельного изумруда точно такого же оттенка, как и глаза Синтона. Так что у Камиллы не осталось никаких сомнений насчет того, кто преподнес ей этот подарок.

Хотя кисть и была сделана из драгоценного камня, как ни странно, она оказалась легкой и удобной. Она легла в ладонь Камиллы как влитая, и девушка тут же загорелась желанием сесть за мольберт.

Камилла частенько задавалась вопросом, а не течет ли по ее венам краска вместо крови. Когда она творила, она словно создавала новые миры, фантастические и прекрасные, именно такие, куда ей хотелось бы сбежать. Творчество необъяснимым образом связывало ее со Вселенной, простиравшейся далеко за пределами ее маленькой галереи. Через искусство на могла бы прожить тысячу и одну жизнь, и каждая следующая была бы волшебнее, чем предыдущая.

Синтон не ошибся с выбором искушения. Кисть оказалась подарком с подвохом. Она заставила Камиллу всерьез призадуматься о том, чтобы нарисовать для него Проклятый трон, не думая о последствиях.

Охваченная бурей эмоций, она положила кисть обратно на жатый бархат. Ответ на предложение Синтона о сделке следовало дать этим вечером.

Камилле хотелось забыть о том, что ее решение попахивает предательством. Она вспомнила, как незадолго до смерти отец подозвал ее. Руки его тряслись от напряжения.

– Тьма… не… победит.

– Не понимаю, – сказала она. Слезы обжигали глаза. Неужели он узнал? Она помнила, как подумала: а что, если он всегда знал?

– Ты… хорошая, милая девочка. Никогда… не сомневайся.

Это были его последние слова. На протяжении долгих лет отношение Пьера к заколдованным предметам оставалось предельно ясным. Они таили огромную опасность, так что их было необходимо избегать любой ценой.

В сочетании с редким… талантом Камиллы, если бы она изобразила Проклятый трон, он вполне мог бы воплотиться в реальность. О нем ходили разные слухи. Одни говорили, что он дарует бесконечную власть и бессмертие, другие – что с его помощью можно наложить проклятие на остальных правителей и даже уничтожать бессмертных. Однако Камилла сомневалась, что с этим троном может быть связано что-то хорошее.

Зачем Синтону эта картина?

Он утверждал, что она нужна ему для частной коллекции. Но Камилла и без его сверхъестественной способности чувствовать обман понимала, что он не был с ней честен.

Стоило ли ей рискнуть и предоставить человеку вроде Синтона доступ к объекту, способному творить неописуемо темные дела? Отец не раз говорил, что такая сила развращает даже самую чистую душу. О Синтоне она с самого начала знала, что его душа не чиста.

Если Камилла нарисует Проклятый трон, вся ответственность за то, что произойдет дальше, ляжет на ее плечи. Быть может, Синтон не станет злоупотреблять силой трона, но ведь артефакт может похитить кто-то похуже него.

Легкий стук вернул ее в реальность.

– Войдите.

Горничная сделала почтительный реверанс и помогла Камилле обуться.

– Лорд и леди Эдвардс прибыли.

Камилла в последний раз взглянула на свое отражение и надела маску.

Так или иначе, женщина, которая вернется в этот дом, будет совсем другой. Она изменится – к лучшему или к худшему.

А с ее удачей веры в лучшее почти не было.

– Папа, прошу, помоги!

Камилла попыталась вызвать в памяти образ отца и его ободряющий голос. Но ответом на ее мольбу стал мрачный хохот из Великого Запределья. Леденящее эхо пронзило ее насквозь.

Камилла выбежала из спальни, надеясь, что потусторонний смех не был предвестником еще более жутких событий.

Семнадцать

Хэмлок-холлу было не сравниться с Домом Зависти. Однако принц одного из Семи кругов был вполне удовлетворен реставрацией особняка, как и количеством гостей, даже несмотря на растущую под ложечкой боль и на то, что он то и дело глядел на часы. Все решится этим вечером. Либо он приблизится на шаг к победе, либо его подданные будут прокляты на веки вечные.

Судьба двора Зависти зависела от одной упрямой смертной.

Он находил эту иронию поэтичной. У Леннокса были десятилетия на то, чтобы спланировать игру. Вероятно, он выбрал Камиллу именно за эту черту, так как знал, что она не облегчит жизнь никому из участников.

И все же Зависть не ожидал, что так быстро окажется на грани поражения.

Он сосредоточился на дыхании и на роли загадочного лорда, которую ему предстояло сыграть. Внутри него бушевала стихия. Ему захотелось пройтись по балкону наверху и побарабанить пальцами по перилам, чтобы немного успокоиться.

Вероятно, ему стоило бы найти готовую на все партнершу и проложить путь к умиротворению через постель. Или еще лучше, утвердить свою власть, разжигая в ком-нибудь зависть.

Не так уж это было и сложно. Он посмотрел на первых восторженных гостей, прибывших в его блестящее поместье. Перед особняком восстановили круговую подъездную дорожку. В центре установили фонтан со статуей крылатого чудовища. Вода в нем была окрашена в сверкающий бледно-зеленый цвет.

Каждая комната, каждый клочок владений Зависти был спроектирован так, чтобы ослеплять и вызывать в людях его грех.

Почти все смертные из высшего общества Уэйверли-Грин приняли приглашение на бал. Более сотни дворян собрались в особняке, влекомые его таинственным шармом или хотя бы желанием потом хвастаться тем, что здесь были. Зависть позаботился и о том, чтобы пригласить не всех. Пусть те, кого он обделил вниманием, сходят с ума от обиды и ревности.

Он наблюдал за тем, как дюжина пар устремилась в бальный зал. Гости были в платьях и костюмах из самых дорогих материалов, их маски сверкали в блеске свечей. Женщины кружили по комнате, восторженно переговариваясь. Мужчины брали напитки с подносов у снующей между ними прислуги.

Зависть прошелся по балкону с видом на большой зал, прислушиваясь к голосам. Даже под золотыми масками он узнал лордов с вечеринки Вексли: Уолтерса, Харрингтона и того самого Гэрри, который улизнул с вдовой Джанель.

Лорд Гэрри его заинтересовал. Судя по всему, даже несмотря на безупречное положение его семьи, в течение последних нескольких лет ему не везло. Его младшая сестра, а затем и женщина, за которой он ухаживал, пропали без вести, и больше их никто не видел. Шпионы Зависти также раскрыли, что он близок с лордом Эдвардсом – они были друзьями детства. А еще лорда Гэрри часто видели на Сильверторн-лейн.

Учитывая все это, Зависть заподозрил, что лорд Гэрри тоже участвует в игре. Фейри любили смертных женщин и заманивали их в свой мир. Возможность вернуть оттуда близких – то, ради чего стоило сыграть.

Предчувствие Зависти усилилось, когда мужчина извинился и медленно двинулся вдоль стен бального зала. Он внимательно осматривал каждую картину и скульптуру. Зависть намеренно выбрал изображения Неблагих. Он хотел посмотреть, кто это заметит. И, поглядите-ка, лорд Гэрри остановился именно на том самом месте. У Дикого Двора.

Зависть подал знак Алексею, намекая, что за этим смертным стоит приглядывать. Помощник, который ждал внизу, кивнул и исчез в тени.

Зависть снова сосредоточился на Уолтерсе и Харрингтоне. Судя по его наблюдениям, эти два клоуна вряд ли были приглашены в игру. Разве что Леннокс решил так позабавиться над ним.

Тут его ушей достиг завистливый шепот тех самых лордов. Очевидно, приглашения Зависти попали прямо в цель. На них стоял штамп с изображением двуглавого волка – символа его Дома Греха. Их напечатали на лучшем картоне такого глубокого зеленого цвета, что он казался черным, и подписали мерцающими серебряными чернилами.

Также он велел заранее разослать подарки, специально подобранные для каждого из гостей. Бренди, сигары, редкие книги – шпионы Зависти проявили щепетильность в сборе данных. Он сделал так, что практически никто не смог отказаться от приглашения. Харрингтон и Уолтерс едва не кипели от его дерзости. Ведь все это было ничем иным, как поразительным и неподражаемым плевком в их сторону.

Однако с Камиллой все было иначе. Зависть сам выбрал для нее подарок и сделал его чем-то бо́льшим, чем сувенир. Пусть Камилла и не особа королевской крови, ему хотелось, чтобы этим вечером она выглядела как принцесса с непревзойденной грацией и достоинством. Отчасти потому, что этого требовала ее красота, а отчасти затем, чтобы показать Вексли, что у него нет ни единого шанса.