Трон черепов

Глава 2 Вакуум

333 П. В., осень

По возвращении в красийский стан Инэвера времени не теряла. Пока Ашан спокойно отбирал воинов для поисков Ахмана, а остальным приказывал разбивать лагерь, она призвала Аббана в личную приемную в шатре Шар’Дама Ка.

Шарумы уже спрашивали, почему Избавитель к ним не вернулся. Официального объявления ни о самом поединке, ни о его неожиданном финале не было. Но слухи вскоре поползут, и честолюбцы попытаются воспользоваться отсутствием ее мужа. У хитрецов были планы на такой случай, и они станут действовать быстро, как только выяснится, что поиски тщетны. Нетерпеливцы могут отреагировать еще быстрее.

Ясное дело, Аббан понимал это, приближаясь к шатру в окружении ха’шарумов. Даль’шарумы продолжали глумиться над воинами в коричневом, но шпионов-евнухов, которых Инэвера заслала в Аббанов лагерь, нашли мертвыми, и это многое говорило о мастерстве воинов-хаффитов. Она видела и свечение силы в их оружии и оснащении, тщательно замаскированных истертой кожей и краской с целью скрыть отменное качество. Даже элитные Копья Избавителя со щитами и копейными наконечниками из меченого стекла не были экипированы лучше.

«Ты очень вырос, хаффит». Мысль не обрадовала ее, но и не встревожила, как некогда. Неделями раньше она не поняла расклада костей, согласно которому судьба Аббана переплеталась с ее собственной, но теперь все стало ясно. Они были ближайшими, самыми доверенными советчиками Ахмана и еще несколько часов назад считались неприкасаемыми и обладали почти неограниченной властью. Но с исчезновением мужа эта власть в значительной мере испарится. Инэвере предстояло действовать быстро и осторожно, утверждая на его месте Ашана, но, когда бразды правления будут переданы, народ продолжит внимать его, а не ее голосу. Ашан не так мудр и гибок, как Ахман.

Положение Аббана еще хуже. Хотя его ха’шарумы представляли собой внушительную силу, увечному купцу повезет, если он проживет день, после того как враги перестанут бояться гнева Ахмана, который вспыхнул бы, причини они ему вред. Еще недавно мысль о смерти Аббана была ей весьма приятна. Теперь она нуждалась в нем. Хаффит мог исчислить казну до последнего драки, ему были ведомы все долги трона, он мог счесть все зерна в закромах. Более того, Ахман доверял ему замыслы и секреты, которыми не делился даже с дамаджи. Пути передвижения войск. Планы сражений. Цели.

Улыбка жирного хаффита, прохромавшего в приемную, показала, что он знал о ее нужде, да проклянет его Эверам.

За Аббаном маячил великан-телохранитель из ха’шарумов, в последние недели ставший его тенью. Глухой человек, одним из первых откликнувшийся на призыв Избавителя. Оружие перед входом он сдал, но, нависая над плечом хаффита, выглядел не менее грозным. Даже опиравшегося на костыль Аббана нельзя назвать коротышкой, но его телохранитель был на две головы выше.

– Я назначила встречу наедине, хаффит, – сказала Инэвера.

Аббан поклонился низко, сколько позволил костыль с навершием в виде верблюда.

– Приношу извинения, Дамаджах, но у даль’шарумов больше нет Ахмана, способного удержать их на поводке. Вы же не откажете мне в малой толике безопасности? Мой телохранитель глух как камень и не услышит наших слов.

– Даже глухой может слышать, если имеет глаза, чтобы читать по губам, – возразила Инэвера.

Аббан поклонился снова:

– Это так, хотя покрывало Дамаджах, разумеется, препятствует подобному, даже если мой смиренный слуга освоил такое искусство, чего, клянусь Эверамом, не произошло.

Инэвера поверила ему – редкий случай. Ее личные евнухи лишились языков, дабы не выдать ее тайны, и она знала, что Аббан будет ценить человека, который не может подслушать и которого не заставят рассекретить его многочисленные интриги. Но все же лучше не перегибать палку с уступками.

– Он может охранять вход, – сказала Инэвера и, качая бедрами, профланировала к подушкам в дальнем конце покоев.

Аббан никогда не дерзал пожирать ее взглядом, но Дамаджах задалась вопросом: не передумал ли он сейчас, когда не стало Ахмана? Этим можно было бы воспользоваться. Она оглянулась через плечо, но Аббан не смотрел на нее. Он быстрыми жестами подал несколько знаков гиганту, который с бесшумной грацией, не совпадавшей с огромным ростом, встал у двери.

Аббан прохромал вперед и осторожно опустился на подушки напротив Инэверы. Он сохранил приветливую улыбку, но быстрый взгляд на телохранителя выдал его страхи. Он знал, что Инэвера может убить его гораздо быстрее, чем великан пересечет помещение, а ударить Дамаджах побоится даже Глухой. Она могла убить и ха’шарума – сотней способов, не последним из которых стал бы поданный пальцами сигнал ее где-то таившимся собственным телохранительницам Ашии, Миче и Джарвах.

Между ними стоял серебряный чайный сервиз, и от чайника еще шел пар. По ее кивку хаффит разлил и подал чай.

– Своим призывом ты оказала мне честь, Дамаджах. – Аббан уселся на место со своей чашкой. – Могу я узнать причину?

– Хочу предложить тебе защиту, конечно, – ответила Инэвера.

Аббан принял искренне удивленный вид, хотя, разумеется, притворялся.

– С каких пор Дамаджах столь ценит жалкого, бесславного Аббана?

– Тебя ценит мой муж, – сказала Инэвера, – и он разгневается, если по возвращении обнаружит, что ты мертв. С твоей стороны будет мудро принять мою помощь. Кости говорят, что без нее твоя жизнь продлится поистине недолго. Мои сыновья ненавидят тебя даже сильнее, чем дамаджи, а это очень серьезно. И не надейся, что Хасик забыл, кто лишил его мужского достоинства.

Инэвера рассчитывала напугать хаффита. Она уже видела его трусость перед лицом опасности. Но здесь был стол переговоров, и Аббан это знал.

«У Аббана сердце труса, – сказал ей однажды Ахман, – но есть в нем сталь, чтобы утереть нос шаруму, когда начинается торг».

Аббан улыбнулся и кивнул:

– Это так, Дамаджах. Но твое положение не менее ужасно. Как долго дамаджи позволят тебе восседать на высоте семи ступеней без мужа? Женщина, сидящая выше их, – оскорбление, которое они всегда выносили с трудом.

Инэвера скрипнула зубами. Когда в последний раз с ней смел так разговаривать кто-либо помимо мужа? И говорил это хаффит. Ей захотелось сломать нахалу вторую ногу.

Но при всей наглости слова его были справедливы, а потому Инэвера позволила им пролететь над нею ветром.

– Тем больше оснований для нашего союза, – сказала она. – Мы должны прийти к доверию, как наказал Ахман, иначе оба вскоре отправимся одиноким путем.

– Чего ты просишь? – спросил Аббан.

– Ты будешь подчиняться мне, как подчинялся мужу, – ответила Инэвера. – Приносить мне свои расчеты и планы до того, как представить их совету дамаджи.

– А в ответ? – вскинул брови Аббан.

Инэвера улыбнулась за тончайшим лиловым покрывалом:

– Защита, как я и сказала.

Аббан усмехнулся:

– Прости, Дамаджах, но у тебя меньше воинов, чем у меня, и этого все равно окажется недостаточно, если кто-нибудь из дамаджи или твои сыновья решат наконец от меня избавиться.

– На моей стороне страх, – ответила Инэвера. – Сыновья боятся меня. Дамаджи боятся меня.

– Да, они боялись тебя, – согласился Аббан, – но много ли останется боязни, когда на Трон черепов сядет новая задница? Абсолютная власть придает человеку смелости.

– Абсолютной властью обладает лишь Эверам. – Инэвера показала кости. – В отсутствие Ахмана я – Его голос на Ала.

– Добавь три драки, и купишь корзину, – отозвался Аббан.

Расхожее в Красии присловье взбесило Инэверу. Ее мать была корзинщицей и успешно торговала на базаре. Не приходилось сомневаться, что Аббан, контролировавший половину торговых сделок в Даре Эверама, общался с нею, но Инэвера неутомимо обеспечивала своей семье безвестность и, соответственно, безопасность, держа родных вне политики и интриг, которые правили ее миром.

Что это – просто слова или завуалированная угроза? Полезен он или нет, Инэвера без колебаний убила бы Аббана, чтобы защитить близких.

В очередной раз она пожелала уметь, как муж, читать в сердцах мужчин и женщин. Плотные полотняные стены шатра позволяли ей пускай и смутно, но все-таки видеть ауру хаффита, но тонкие колебания и сдвиги красок, которые Ахман прочитывал словно книжную страницу, оставались для нее загадкой.

– Я думаю, ты найдешь мои слова более весомыми, чем тебе кажется, – сказала Инэвера.

– Если ты укрепишь свое положение, – согласился Аббан. – Мы обсуждаем, почему я должен тебе в этом помочь. При дворе Избавителя, Дамаджах, есть не только полные дураки. Возможно, мне не видать той власти, которой я обладал при Ахмане, но все же я могу обрести защиту и выгоду при союзе с другой стороной.

– Я пожалую тебе постоянную должность при дворе, – заявила Инэвера. – Ты будешь узнавать из первых рук о каждой сделке, которую превратишь в способ набить твои бездонные карманы.

– Уже лучше, – ответил Аббан, – но у меня полно шпионов при дворе Избавителя. Больше, чем даже ты сможешь выкорчевать.

– Не будь так самоуверен, – сказала Инэвера. – Но ладно, очень хорошо. Я предложу нечто, от чего даже ты не сумеешь отказаться.

– Неужели? – Аббана, казалось, позабавила эта мысль. – На базаре такие слова расцениваются как угроза, но ты, сдается мне, обнаружишь, что запугать меня не так-то просто.

– Никаких угроз, – возразила Инэвера. – Никакого запугивания. – Она улыбнулась. – По крайней мере, это не для принуждения. Считай мои слова обещанием на случай, если ты нарушишь наш договор.

Аббан усмехнулся:

– Я весь внимание. Что же, по мнению Дамаджах, превыше всего желанно моему сердцу?

– Твоя нога.

– Что? – опешил Аббан.

– Я могу вылечить твою ногу, – сказала Инэвера. – В сию минуту, если хочешь. Проще простого. Ты бросишь костыль в огонь и уйдешь на двух крепких ногах. – Она подмигнула. – Хотя, насколько я знаю хитрого Аббана, ты похромаешь обратно так же, как пришел, и никому не скажешь правды, пока это не окажется выгодным.

На лице хаффита написалось сомнение.

– Если это так просто, почему дама’тинг не вылечили меня сразу? Зачем лишать Каджи воина и оставлять меня хромым?

– Потому что лечение – самая затратная магия хора, – ответила Инэвера. – Тогда у нас не было меченого оружия, чтобы обеспечивать неисчерпаемый запас костей алагай для зарядки целебных заклинаний. Даже сейчас их приходится чистить и обрабатывать, это трудоемкий процесс. – Она провела пальцем вокруг чашки. – Все эти годы мы делали на тебя расклад, проверяя, стоит ли браться за дело. Знаешь, что отвечали кости?

Аббан вздохнул:

– Что я не воин и вложения не окупятся.

Инэвера кивнула.

Аббан покачал головой, разочарованный, но не удивленный.

– Да, ты нашла кое-что, чего я хочу. Не отрицаю, мое сердце томилось по исцелению.

– Значит, ты принимаешь предложение? – спросила Инэвера.

Аббан набрал в грудь воздуха, словно готовясь ответить, но вместо этого задержал дыхание. Через секунду он выдохнул и как бы сдулся.

– Мой отец говаривал: «Не люби ничего настолько сильно, чтобы не оставить это за столом переговоров». Я достаточно хорошо знаю древние предания и понимаю, что за магию всегда приходится платить и цена бывает выше, чем кажется. Я опирался на костыль двадцать пять лет. Он часть меня. Спасибо за предложение, но, боюсь, я вынужден отказаться.

Инэвера раздосадовалась и не нашла причины это скрыть.

– Ты испытываешь мое терпение, хаффит. Если хочешь чего-нибудь – говори и получай.

Победная улыбка Аббана показала, что этой минуты он и ждал.

– Всего лишь несколько простых вещей, Дамаджах.

– Я уже знаю, что там, где замешан ты, ничего простого не бывает, – усмехнулась Инэвера.

Аббан склонил голову:

– В твоих устах это означает все. Во-первых, предложенная тобой защита должна распространяться на моих агентов.

– Разумеется, – кивнула Инэвера. – Если их действия не противоречат моим интересам или не становятся непростительным преступлением против Эверама.

– Сюда же входит защита от тебя, – продолжил Аббан.

– Я должна защищать тебя от себя? – переспросила Инэвера.

– Если мы будем работать вместе, – Аббан не сказал, что будет работать на нее, – то я должен быть свободен в высказываниях, не опасаясь за мою жизнь. Даже если придется говорить вещи, которые ты не захочешь слышать. Особенно в этом случае.

«Она будет говорить тебе неприятную правду», – сказали однажды кости про мать Инэверы. Такого советчика нужно ценить. Вообще говоря, любой другой едва ли важен.

– Договорились, – сказала она, – но, если я откажусь следовать твоему совету, ты в любом случае поддержишь мое решение.

– Дамаджах мудра, – заметил Аббан. – Я верю, что она не будет действовать расточительно, когда я представлю издержки.

– Это все? – осведомилась Инэвера, зная, что нет.

Аббан в очередной раз усмехнулся и снова наполнил чашки. Он вынул из внутреннего кармана жилета флягу и плеснул в чай кузи. Инэвера поняла, что это проверка, ибо Эведжах запрещал крепкий напиток, – и проигнорировала нарушение. Она ненавидела кузи, считая, что зелье делает мужчин слабыми и безрассудными, но тысячи людей прятали под рубахами маленькие бутылочки.

Аббан отхлебнул.

– Иногда у меня могут возникать вопросы. – Он бросил взгляд на мешочек с хора у нее на поясе. – Вопросы, на которые смогут ответить только твои кости.

Инэвера вцепилась в мешочек, защищая его:

– Алагай хора не для людских вопросов, хаффит.

– Разве Ахман не спрашивал их ежедневно?

– Ахман был Избавителем… является Избавителем, – спохватилась Инэвера. – Кости не игрушки для набивания твоих карманов золотом.

Аббан поклонился:

– Я сознаю это, Дамаджах, и уверяю тебя, что не попрошу бросать их по ничтожному поводу. Но если ты хочешь от меня верности, то вот моя цена.

Инэвера снова села, раздумывая.

– Ты сам сказал, что за магию всегда приходится платить. Кости тоже говорят истины, которые мы не желаем слышать.

– Много ли стоят другие истины? – спросил Аббан.

– Один вопрос, – сказала Инэвера.

– Как минимум десять, – возразил Аббан.

Инэвера покачала головой:

– Десять – это больше, чем дозволено в год дамаджи, хаффит. Два.

– Двух мало за то, о чем ты меня просишь, Дамаджах, – сказал Аббан. – Возможно, мне хватило бы полудюжины…

– Четыре, – сказала Инэвера. – Но я запомню твое обещание не использовать этот дар в ничтожных целях. Если начнешь расходовать мудрость Эверама на мелочную алчность и конкуренцию, каждый ответ будет стоить тебе пальца.

– О Дамаджах, – отозвался Аббан, – моя алчность не бывает мелочной.

– Это все? – спросила Инэвера.

Аббан качнул головой:

– Нет, Дамаджах, есть еще одна вещь.

Инэвера снова напустила на себя хмурый вид – довольно простое искусство. А хаффит, похоже, испытывал ее терпение.

– Торг начинает превышать твою значимость, Аббан. Выкладывай, и покончим с этим.

Аббан поклонился:

– Мои сыновья. Я хочу, чтобы с них сняли черное.

Красийский лагерь бурлил, когда Аббан, хромая, покинул приемную. К Инэвере стремительным шагом приблизился Ашан.

– Что случилось? – спросила Инэвера.

Ашан поклонился:

– Твой сын, Дамаджах. Джайан сообщил своим воинам, что отец исчез. Шарум ка ведет себя так, будто уже решено, что по возвращении он воссядет на Трон черепов.

Инэвера сделала вдох, обретая центр. Это было ожидаемо, хотя она надеялась выгадать больше времени.

– Вели шарум ка лично возглавить поиски отца и оставь горстку воинов для поддержания лагеря. Мы же с остальными должны во весь опор мчаться в Дар Эверама. Бросив позади все, что может нас замедлить.

Они устремились домой со всей скоростью, на какую были способны лошади и верблюды. Когда солнце зашло, Инэвера послала шарумов убивать алагай и пустила богатый энергией ихор на метки выносливости для ездовых животных, чтобы придать им достаточно сил для продолжения пути в ночи.

Она рисковала, в открытую используя магию хора. Смекалистые могли усвоить некоторые тайны, которые дама’тинг хранили веками, но другого выхода не было. Кости посоветовали вернуться как можно быстрее и предупредили, что скорости все равно может не хватить.

Пророчества на грядущие дни пестрели бесчисленными расхождениями; предрекалась борьба, грозящая нарушить хрупкий мир, налаженный Ахманом между племенами, и отбросить их обратно в хаос. Сколько междоусобиц было приостановлено по приказу Избавителя, но все еще вынашивалось в сердцах кланов, которые на протяжении поколений крали колодцы и пускали друг другу кровь?

Несмотря на принятые ею меры предосторожности, Джайан и Копья Избавителя опередили их и достигли Дара Эверама раньше. Должно быть, глупый мальчишка быстро отказался от поисков и ринулся со своими воинами через страну, выжимая из могучих мустангов все, что возможно, и сверх того. Ее уловку с ихором для поддержки животных могли повторить воины, убивавшие демонов в ночи, а метки на их копьях и подковах скакунов поглощали энергию в тот самый миг, когда они обращали против алагай их же силу.

– Матушка! – потрясенно воскликнул Джайан, обернувшись и увидев Инэверу, Ашана, Альэверака и Асома, которые ворвались в тронный зал, где он собрал дамаджи и самых доверенных командиров.

За группой Инэверы последовали двенадцать дамаджи’тинг: Кева из племени Каджи и одиннадцать жен Ахмана из других племен. Все были преданы Инэвере, и только ей. С Ашаном прибыли его влиятельные командиры – дама Халван и Шевали; все трое обучались с Избавителем в Шарик Хора. С другими дамаджи ждал сын Ашана Асукаджи, выступавший от племени Каджи в его отсутствие.

Аббан прохромал в тронный зал быстро, насколько позволил костыль, и остался почти незамеченным в суматохе. Со своим телохранителем он тихонько скользнул в темный альков, откуда принялся наблюдать.

Хорошо, что она вывела свою свиту. Джайан определенно рассчитывал на большее время, чтобы склонить дамаджи на свою сторону. Он вернулся в Дар Эверама считаные часы назад и не успел набраться дерзости взойти по семи ступеням на Трон черепов.

Одних притязаний наследника мало, ибо отсутствовали внутренний совет Избавителя и самые влиятельные дамаджи, но было бы намного труднее согнать его с трона без открытого насилия. Инэвера любила сына при всех его недостатках, но не колеблясь убила бы, посягни он столь вопиюще на власть. Ахман зашторил огромные окна тронного зала, чтобы пользоваться коронным видением и предоставить Инэвере доступ к ее магии хора днем. На поясе у нее висело предплечье мозгового демона, заключенное в электрум и теплое от запертой энергии.

– Спасибо, сын мой, что собрал мне дамаджи, – произнесла Инэвера, быстро пройдя мимо ошеломленного отпрыска, чтобы подняться по ступеням и занять привычное место на ложе из подушек рядом с Троном черепов.

Пульсация огромного кресла чувствовалась даже за несколько футов, – наверно, это самый мощный магический предмет на свете. Святые мужи и женщины расположились внизу, как делали веками: дамаджи – справа от трона, дамаджи’тинг – слева. Инэвера вздохнула с некоторым облегчением от понимания, что они прибыли вовремя, хотя и осознавала, что схватка далека от завершения.

– Достопочтенные дамаджи, – заговорила она, извлекая толику силы из меченого украшения, дабы голос ее разнесся по залу, подобно гласу Эверама. – Мой сын, несомненно, уведомил вас, что мой божественный супруг, Шар’Дама Ка и Избавитель Эверама, исчез.

Подтверждение слов Джайана встретили гулом. Ашан и Альэверак кивали, хотя были не настолько глупы, чтобы выдать какие-либо подробности, не зная, что именно сказал Джайан.

– Я бросила алагай хора, – сказала Инэвера, секунду выждав, и ей не пришлось повышать усиленный голос, чтобы перекрыть болтовню. Она показала кости и приказала им ярко светиться. – Кости сообщили мне, что Избавитель преследует демона на самом краю бездны Най. Он вернется, и его приход возвестит начало Шарак Ка.

На это ответили очередным шумом, и Инэвера дала ему краткий миг, прежде чем энергично продолжить:

– Согласно личным указаниям Ахмана, в его отсутствие Трон черепов займет как андрах его шурин Ашан. Асукаджи станет дамаджи от Каджи. По возвращении Шар’Дама Ка Ашан поклонится ему от подножия постамента, но сохранит свой титул. Для него будет построен новый трон.

Последовал общий вздох, но только один голос выкрикнул в ужасе.

– Что?! – заорал Джайан.

Гнев, исходивший от него, ощущался даже без умения Ахмана читать ауры.

Инэвера глянула на Асома, тихо стоявшего рядом с Ашаном, и в его ауре тоже увидела кипучую ярость в ответ на несправедливость, хотя второму сыну хватило ума ее не показывать. Асома всегда готовили к должности андраха, и он роптал, поскольку брат получил Трон копий, а он не раз претендовал на белый тюрбан.

– Это нелепо! – крикнул Джайан. – Я старший сын. Трон должен перейти ко мне!

Несколько дамаджи пробормотали слова согласия, хотя сильнейшие мудро сохранили молчание. Неприязнь Альэверака к юнцу была хорошо известна, а дамаджи Энкаджи от Мехндинга, третьего по могуществу племени, публично никогда не становился на чью-либо сторону.

– Сын мой, Трон черепов не игрушка, чтобы передаваться бездумно, – ответила Инэвера. – Это надежда и спасение нашего народа, а тебе всего девятнадцать, и ты еще не доказал, что заслуживаешь его. Если не придержишь язык, то я в отчаянии: ты никогда и не заслужишь.

– Откуда нам знать, что Избавитель пожелал обделить родного сына? – вопросил дамаджи Ичах из племени Ханджин.

Ичах всегда был занозой в заднице совета, но в ответ на его слова закивали многие дамаджи, включая Альэверака.

– Справедливый вопрос, – согласился престарелый священнослужитель, повернувшись к собравшимся, но адресуя слова, без сомнения, Инэвере. Объявив о притязаниях на трон, Ашан ослабил свою власть над советом дамаджи, и никто не посмел возразить почтенному Альэвераку, когда он взял на себя роль лидера. – Шар’Дама Ка не сказал об этом ни открыто, ни в частной беседе, о которой нам было бы известно.

– Он сказал мне, – подал голос Ашан, шагнув вперед. – В первую ночь Ущерба, когда дамаджи покинули тронный зал, мой брат приказал мне занять трон, если он падет в бою с Алагай Ка. Я поклялся именем Эверама, чтобы Избавитель не покарал меня в загробной жизни.

– Ложь! – выпалил Джайан. – Отец никогда не сказал бы такого, и у тебя нет доказательств. Ты предаешь его память ради собственного честолюбия.

Глаза Ашана потемнели. Он знал юношу с рождения, но Джайан ни разу не дерзнул говорить с ним столь непочтительно.

– Повтори это, мальчик, и я убью тебя, несмотря на кровь Избавителя, текущую в твоих жилах. Когда Ахман высказал свое требование, я возразил и высказался в твою пользу, но теперь вижу, что он был прав. К Трону копий ведут всего четыре ступени, а ты еще не привык к открывшейся с высоты картине. К Трону черепов ведут семь, и у тебя закружится голова.

Джайан зарычал и опустил копье, угрожая Ашану ударом в сердце. Дамаджи наблюдали с холодной отстраненностью, готовые, впрочем, отреагировать, когда Джайан ринется в наступление.

Инэвера беззвучно выругалась. Кто бы ни победил, проиграют оба, а с ними – ее народ.

– Довольно! – прогремела она.

Воздев свой жезл хора, она проворными пальцами прошлась по меткам и вызвала взрывную волну магии, которая метнулась вперед и раздробила мраморный пол между спорщиками.

Ударная волна сбила с ног и Джайана, и Ашана, а с ними еще нескольких дамаджи. Когда улеглась пыль, воцарилась благоговейная тишина, которую нарушал только шорох осыпавшегося мусора.

Инэвера встала и демонстративно резко оправила одежды. Все взгляды обратились к ней. Дамаджи’тинг, посвященные в тайны магии хора, сохранили невозмутимость, хотя никому из них не было по плечу содеянное. В мраморном полу образовался опаленный кратер, достаточно большой, чтобы поглотить человека.

Мужчины взирали, распахнув глаза и разинув рты. Только сам Ахман выказывал такое могущество, и они, вне сомнений, думали, что без него сумеют быстро подорвать власть Инэверы.

Теперь им предстояло пересмотреть свое мнение. Выдержку сохранил только Асом, благо в Ущерб видел могущество матери на стене. Он тоже смотрел на нее холодным взглядом и с нечитаемой аурой.

– Я Инэвера, – изрекла она, и усиленный голос эхом разнесся по залу. Имя было наполнено смыслом и буквально переводилось как «воля Эверама». – Невеста Эверама и дживах ка Ахмана асу Хошкамина ам’Джардира ам’Каджи. Я Дамаджах, и вы, похоже, забыли об этом в отсутствие моего супруга. Я тоже свидетельствую о приказе, который Ахман дал дамаджи Ашану.

Она высоко подняла жезл хора и снова прошлась по выгравированным в электруме меткам, на сей раз вызвав безобидную вспышку света.

– Если кто-нибудь из присутствующих готов оспорить мой приказ Ашану занять трон, пусть выйдет вперед. Остальным простится их дерзость, если вы коснетесь лбами пола.

Мужчины пали на колени по всему залу, благоразумно прижав к полу лбы. Несомненно, они продолжали злоумышлять, возмущенные преклонением коленей перед женщиной, но никто, даже Джайан, не возымел глупости перечить ей после такой демонстрации.

Никто, кроме древнего Альэверака. Когда другие пали на пол, старый дамаджи, держа спину прямо, устремился в центр зала. Инэвера мысленно вздохнула, хотя не выдала себя зримым знаком. Ей не хотелось убивать дамаджи, но Ахману следовало убить его еще годы назад. Возможно, настало время исправить ошибку и положить конец угрозе старшему сыну Белины – Маджи.

Покорность других племен была полной. С Ахманом сразился только Альэверак и сумел выжить, чтобы поведать об этом. Старик заслужил такой почет в бою, что Ахман имел глупость даровать ему поблажку, в которой отказал другим.

Наследник Альэверака вплоть до смертного часа имел право на один поединок с сыном Ахмана от маджахов за контроль над племенем Маджах.

Ахман, без сомнения, думал, что Маджи вырастет могучим воином и победит, но мальчику было всего пятнадцать. Любой сын Альэверака мог без труда его убить.

Альэверак поклонился так низко, что борода оказалась в дюйме от пола. Такая грация у человека, которому за восемьдесят, впечатляла. Говорили, что он стал величайшим препятствием для Ахмана, когда тот пробивал путь к ступеням Трона черепов. Ахман оторвал дамаджи руку, но не вселил в его сердце ни капли страха. Не приходилось удивляться, что его не отпугнула и волна магии, посланная Инэверой.

– Святейшая Дамаджах, – начал Альэверак, – прими, пожалуйста, мои извинения за сомнение в твоих словах и словах дамаджи Ашана, который с честью и уважением правил народом Каджи и советом дамаджи.

Он глянул на Ашана, и тот кивнул, по-прежнему стоя у подножия постамента.

– Но андрахов ни разу не назначали с тех самых пор, как создали эту должность, – продолжил Альэверак. – Это противоречит всем нашим священным текстам и традициям. Тот, кто желает носить украшенный драгоценностями тюрбан, должен ответить на вызов со стороны других дамаджи, которые все претендуют на трон. Я хорошо знал сына Хошкамина и не верю, что он об этом забыл.

Ашан поклонился в ответ:

– Достопочтенный дамаджи прав. Шар’Дама Ка приказал мне заявить о моих притязаниях без колебаний и убить каждого, кто встанет на моем пути к трону, прежде чем кто-нибудь из дамаджи осмелится умертвить его сыновей дама.

Альэверак кивнул, повернулся и посмотрел Инэвере в глаза. Даже он на миг утратил самообладание при виде ее силы, но оправился, его аура была однотонной и ровной.

– Я не оспариваю ни твоих слов, Дамаджах, ни приказа Избавителя, но если племенам предстоит принять нового андраха, то нужно уважить наши традиции.

Инэвера открыла рот, но Ашан заговорил первым:

– Конечно, дамаджи.

Он поклонился и повернулся к остальным дамаджи. Канон требовал, чтобы каждый бросил ему вызов поочередно, начиная с вождя самого малого племени.

Инэвере хотелось прекратить безумие. Хотелось навязать мужчинам свою волю и показать им, что она непререкаема. Но это только непоправимо заденет мужскую гордость. Ашан – самый младший дамаджи по годам и мастер шарусака сам по себе. Придется доверить ему достойно выразить притязания, как это сделал Ахман.

Ей были безразличны дамаджи – никто из них не стоил проблем, которые они создавали. Вскоре она избавится от многих из них и передаст прямую власть над племенами своим сестрам-женам через сыновей дама Ахмана.

Ее беспокоил только Альэверак, но магия хора могла гарантировать, что Маджи победит наследников старого дамаджи.

– Дамаджи Кэвера от племени Шарах! – воззвал Ашан. – Желаешь ли ты бросить мне вызов и побороться за драгоценный тюрбан?

Кэвера, все еще стоявший на коленях и упиравшийся руками в пол, сел на пятки и посмотрел Ашану в глаза. Годами за шестьдесят, дамаджи был еще крепок. Настоящий воин-священнослужитель.

– Нет, дамаджи, – ответил Кэвера. – Шарахи верны Избавителю, и, если он пожелал, чтобы ты надел драгоценный тюрбан, мы не встанем у тебя на пути.

Ашан кивнул и обратился к следующему дамаджи, но услышал тот же ответ. Многие растеряли силы, с тех пор как надели черные тюрбаны, и не были ровней Ашану, а остальные были преданы Ахману или, по крайней мере, боялись его возвращения. У каждого имелись свои причины, но никто не бросил Ашану вызов, по мере того как он переходил от племени к племени.

Пока не дошел до Альэверака. Старый однорукий священнослужитель немедленно шагнул вперед, заступив Ашану дорогу к ступеням и приняв стойку шарусака. Колени подогнулись, одна ступня смотрела на Ашана, а другая стояла перпендикулярно на шаг позади. Единственная рука простерлась вперед ладонью вверх, и напрягшиеся пальцы нацелились Ашану в сердце.

– Прошу извинить, дамаджи, – сказал он Ашану, – но только сильнейший может сидеть на Троне черепов.

Ашан низко поклонился и тоже встал в стойку.

– Конечно, дамаджи. Ты делаешь мне честь своим вызовом.

Затем, без колебаний, он напал.

Оказавшись в зоне досягаемости, Ашан резко остановился и оставил Альэвераку минимум инерции для ответа. Его удары и пинки последовали с невероятной скоростью, но единственная рука Альэверака двигалась так быстро, что казалось, будто их две, разведенные в стороны. Старик попытался произвести захват, вложив энергию ударов в бросок, но Ашан благоразумно двигался, не давая себя поймать.

Инэвера никогда особо не задумывалась о шарусаке дама, усвоив высшую форму у дама’тинг, но про себя недовольно признала, что мужчины производили сильное впечатление. Их ауры говорили, что они могли с тем же успехом расслабляться в горячей ванне.

Альэверак двигался как гадюка, подныривая и уворачиваясь от пинков Ашана. Он провернулся на ноге и перевел ее мах в удар в воздух – этот трюк не оставил равнодушными даже дама’тинг. Ашан попытался выйти из зоны досягаемости, но удар был настолько неожиданным, что пришелся на подбородок, и Ашан отступил на шаг, потеряв равновесие.

Инэвера выдохнула напряженно, когда старый дамаджи метнулся вперед, чтобы воспользоваться временной неустойчивостью Ашана. Его пальцы уподобились острию копья, и он направил их Ашану в горло.

Ашан вовремя пресек удар и с подворотом швырнул Альэверака так, что сломал бы старику руку, окажи тот сопротивление.

Но Альэверак не сопротивлялся. На самом деле стало ясно, что он рассчитывал на этот ход и воспользовался силой Ашана, чтобы способствовать полету, в котором сложил ноги ножницами и захватил ими шею Ашана. Он изогнулся в воздухе, усилив движение своим весом, и у противника не осталось другого выхода, кроме как обмякнуть и дать швырнуть себя на пол, иначе Альэверак сломал бы ему шею.

Но Ашан не был побежден. Отскочив от пола с Альэвераком над собой, он вложил всю энергию в прямой удар вверх. Такого не смог моментально впитать даже деревянный Альэверак, и Ашан, стянув его за ноги, резко выпрямился и развернулся, чтобы снова встретиться с дамаджи на равных.

Теперь Альэверак рассвирепел. Инэвера видела это – тонкую красную пленку, потрескивающую на поверхности его ауры. Но гнев не отвлек его. Энергия дамаджи была сконцентрирована и направлена в движения, придавая ему ужасающие силу и скорость. Он орудовал рукой, как ножом, демонстрируя удивительное знание болевых точек, применяемое дама’тинг в их собственном шарусаке. Ашан получил в плечо удар, после которого правая рука должна была онеметь как минимум на минуту. Ненадолго в мироустройстве Эверама, но на целую жизнь в бою.

Инэвера начала прикидывать, насколько сохранит контроль, если на трон поднимется Альэверак.

Но Ашан вновь удивил ее, приняв аналогичную стойку по отношению к Альэвераку и сосредоточившись на защите. Его ноги стремительно били в мраморный пол, двигаясь назад и вперед, удерживая Альэверака в танце, но неизменно избегая полноценных атак, способных предоставить престарелому дамаджи свободную энергию, которую можно направить против Ашана. Альэверак бил снова и снова, но Ашан каждый раз отводил его руку, поддерживая танец. От пинков Альэверака он либо уворачивался, либо плавно блокировал их бедрами, голенями и предплечьями.

Сохраняя невозмутимую ауру, он продолжал свою тактику, пока Альэверак не начал выдыхаться. Какие бы резервы энергии ни использовал старый дамаджи, они истощились, и его движения стали замедляться.

В очередной раз шагнув вперед, он оказался не достаточно проворен, чтобы помешать Ашану наступить ему на ногу и пришпилить ее к полу. Альэверак выбросил правую руку, но Ашан поймал запястье, придержал его и крутанул бедрами, чтобы усилить вращением сокрушительный удар в грудь теперь уже здоровой рукой.

Альэверак хватил ртом воздух и пошатнулся, но Ашан блокировал его руку и добавил еще несколько ударов, не давая противнику оправиться и вгоняя острые костяшки пальцев в плечевой сустав дамаджи. Он сделал подсечку и с силой швырнул его навзничь. Удар о мрамор эхом разнесся по залу.

Альэверак сурово взглянул на Ашана:

– Хорошо сделано, андрах. Добей меня с честью и займи свое место на ступенях.

Ашан печально посмотрел на старого дамаджи:

– Для меня было честью сразиться с тобой, дамаджи. Твоя слава среди мастеров шарусака вполне заслужена. Но традиция не требует, чтобы я тебя убил. Только убрал с пути.

Он начал отворачиваться, но аура Альэверака вспыхнула – Инэвера еще не видела, чтобы старый дамаджи оказался столь близко к потере контроля. Трясущимися пальцами он вцепился в подол Ашана.

– Маджи еще носит бидо! – прокашлял Альэверак. – Убей меня, и пусть Альэверан наденет черный тюрбан. Сыну Избавителя не причинят вреда.

Ашан посмотрел на Инэверу. Это было соблазнительное предложение. Маджи перестанет грозить глупый обет, данный Ахманом, а маджахи в обмен получат молодого дамаджи, который сможет править десятки лет. Инэвера чуть качнула головой.

– Прошу извинить, дамаджи, – сказал Ашан, высвобождая подол из хватки старика, – но ты еще нужен Избавителю в этом мире. Твое время уйти одиноким путем еще не настало. А если сыну Избавителя от маджахов будет причинен какой-нибудь вред помимо открытого вызова при дворе в час твоей естественной смерти, мое уважение к тебе не помешает мне истребить всю твою мужскую линию. – Он вновь повернулся и быстро направился к семи ступеням, ведущим к Трону черепов.

Там его встретил Асом и заступил дорогу.

Инэвера зашипела. Что этот дурень затеял?

– Прошу прощения, дядя. – Асом отвесил официальный в шарусаке поклон. – Я верю, что ты понимаешь, – ничего личного. Ты был мне как отец, но я сын Избавителя, первый среди дама, и, как любой из присутствующих, имею право бросить тебе вызов.

Ашан, похоже, был искренне застигнут врасплох, но спорить не стал. Он поклонился в ответ:

– Конечно, племянник. Твоя честь безгранична. Но я не оставлю мою дочь вдовой, а внука – сиротой. Я прошу один раз: отойди.

Асом грустно покачал головой:

– Я тоже не оставлю моих кузину и жену без отца. Мою тетушку – без мужа. Откажись от своих притязаний и позволь мне взойти.

Джайан вскочил на ноги:

– Что это такое?! Я требую…

– Молчать! – крикнула Инэвера. На сей раз ей не понадобилось усиливать голос, слова и без того разнеслись по залу. – Слушай меня, Асом!

Асом повернулся, быстро поднялся по ступеням и замер перед подушечным ложем Инэверы. Его аура вспыхнула, когда он прошел мимо трона. Алчное вожделение? Инэвера заархивировала информацию в памяти, манипулируя полированными камнями на стоявшей рядом маленькой подставке – прикрывая одни метки и открывая другие. Она могла использовать камни для управления рядом эффектов, которые обеспечивала энергия хора, размещенных по залу, и теперь окружила подушки стеной тишины, чтобы ее слов не услышал никто, кроме сына.

– Сын мой, ты должен отказаться от глупой претензии, – сказала Инэвера. – Ашан убьет тебя.

Она видела шарусак в исполнении Асома и не была уверена, что он проиграет, но не время льстить юноше.

– Верь, матушка, – ответил Асом. – Я ждал этого дня всю жизнь и достигну цели.

– Не достигнешь, – возразила Инэвера. – Потому что откажешься от своего вызова. Это не то, чего хочет Эверам. Или твой отец. Или я.

– Если Эвераму не угодно, чтобы я занял трон, я не займу, – ответил Асом. – А если угодно, то таковым должно быть желание и твое, и отцовское.

– Сын мой, постой, – сказала Инэвера. – Я умоляю тебя. Мы всегда прочили драгоценный тюрбан тебе, но еще слишком рано. Джайан поднимет шарумов на бунт, если ты наденешь его сейчас.

– Тогда я убью и его, – отозвался Асом.

– И будешь править в условиях гражданской войны с наступающим на пятки Шарак Ка, – подхватила Инэвера. – Нет. Я не позволю тебе убить брата. Если ты продолжишь упорствовать, я низвергну тебя сама. Отрекись – и станешь преемником после смерти Ашана. Я клянусь.

– Объяви это сейчас же, – потребовал Асом. – Перед всеми присутствующими, или низвергни, как обещаешь. Ничто другое не удовлетворит мою честь.

Инэвера сделала глубокий вдох, заполняя себя целиком, и выдохнула воздух вместе с бурей эмоций. Она кивнула и тронула камни на подставке, удаляя пелену тишины.

– После смерти Ашана Асом получит право бросить вызов дамаджи за драгоценный тюрбан.

Аура Джайана кипела. Гнев сохранился, но, похоже, на время смягчился. Не приходилось гадать, как бы он поступил, если бы младшему брату дали возможность бороться за трон, стоявший выше его собственного. Но неудачи Асома всегда доставляли Джайану удовольствие. Ашану еще не было сорока, и он простоит между Асомом и его возвышением достаточно долго, чтобы старший сын предъявил права на отцовскую корону.

Джайан гулко ударил копьем в мрамор и без дозволения развернулся, чтобы покинуть тронный зал. Его кай’шарумы покорно последовали за ним, и Инэвера видела и в них, и во многих дамаджи уверенность, что старшего сына Избавителя ограбили, лишили права первородства. Шарумы поклонялись Джайану и численностью значительно превосходили дама. Он будет опасен.

Но на какое-то время с ним удалось разобраться, и Инэвера ощутила ветер облегчения, когда Ашан наконец взошел на Трон черепов. Он взглянул на советников и произнес предписанные Инэверой слова, хотя, без сомнения, они были горьки в его устах.

– Хранить трон для Шар’Дама Ка, да будет благословенно его имя, – честь. Я буду содержать двор Избавителя во многом таким же, каким он его оставил; от имени совета будет говорить дамаджи Альэверак, а хаффит Аббан сохранит свои должности придворного писца и главного по тылу и снабжению. Как и прежде, любой, кто посмеет мешать или вредить ему или его интересам, не дождется пощады от Трона черепов.

Инэвера поманила пальцем Белину, и дамаджи’тинг от племени Маджах шагнула вперед с хора, чтобы исцелить Альэверака. Вскоре дамаджи уже вновь поднимался на нетвердые ноги. Дезориентация быстро пройдет, оставив его даже более сильным, чем раньше. Его первым действием был покорный поклон Трону черепов.

Хотя сие повиновение радовало, оно не могло сравниться с быстрым взглядом, который бросил на Инэверу Ашан, спрашивая, положен ли этой сценой конец вражде. Она чуть заметно кивнула, и Ашан, отослав прочь дамаджи, направился к Асукаджи с Асомом, а также своим советникам Халвану и Шевали.

– Сестренки, – произнесла Инэвера, и дамаджи’тинг, оставшиеся, тогда как мужчины вышли, сгрудились у подножия возвышения для частной беседы с нею.

– Дамаджах, ты сказала не все. Мои кости предсказывают, что Ахман может никогда не вернуться. – Белина говорила ровно, но ее аура напоминала обнаженный нерв.

Большинство дамаджи’тинг выглядели так же. Они потеряли не только вождя, но и мужа.

– Что произошло? На самом деле? – спросила Кева.

Менее дисциплинированная, чем Белина, дамаджи’тинг от племени Шарах не смогла сохранить голос спокойным. Последнее слово прозвучало с надломом, будто треснуло стекло.

– Ахман втайне пощадил Пар’чина, после того как забрал копье, – ответила Инэвера неодобрительным тоном. – Тот выжил и вызвал его на домин шарум.

Женщины принялись переговариваться. Фраза «домин шарум» буквально означала «два воина» – название, впервые данное ритуальной дуэли самим Каджи, который три тысячи лет назад сразился со сводным братом Маджахом. Было сказано, что они бились семь дней и ночей на вершине Груди Най, самой высокой южной горы.

– Конечно же это не все, – сказала дамаджи’тинг Кева. – Мне трудно поверить, что кто-то в силах победить Шар’Дама Ка в честном бою.

Другие женщины согласились. Они не представляли ни человека, ни демона, способного выстоять против Ахмана, особенно когда тот вооружен Копьем Каджи.

– Пар’чин покрыл свою кожу чернильными метками, – объяснила Инэвера. – Мне не совсем это понятно, но символы наделили его чудовищной силой под стать демону. Перевес был на стороне Ахмана, и он победил бы, но, когда зашло солнце, Пар’чин начал таять, как восходящие из бездны алагай, и удары Шар’Дама Ка не достигали цели. Пар’чин бросился с ним со скалы, и тел не нашли.

Кева застонала. Дамаджи’тинг Джустия из племени Шанджин принялась ее успокаивать, но и сама разрыдалась. Плач стоял по всему полукругу женщин.

– Молчать! – прошипела Инэвера, и ее усиленный голос рассек стенания, как хлыст. – Вы дамаджи’тинг, а не жалкие даль’тинг дживах, льющие реки слез над мертвым шарумом. От нас зависит судьба Красии. Мы обязаны верить, что Ахман вернется, и хранить его империю, пока он не получит ее обратно.

– А если не вернется? – спросила дамаджи’тинг Кева, и ее слова были подобны холодному ветру. В отличие от других дамаджи’тинг она не потеряла мужа.

– Тогда мы будем поддерживать единство народа, пока не найдется подходящий преемник, – ответила Инэвера. – Это никак не влияет на наши действия здесь и сейчас.

Она обвела женщин взглядом.

– В отсутствие Ахмана священнослужители попытаются выхолостить нашу власть. Вы видели магию, которую я продемонстрировала дамаджи. У каждой из вас есть боевые хора, которые вы бережете на случай нужды. Вы и ваши сильнейшие дама’тинг должны найти повод для демонстрации собственных умений. Время скрывать наши силы прошло.

Она оглядела полукруг женщин, видя решительные лица там, где мгновением раньше лились слезы.

– Каждую най’дама’тинг нужно привлечь к изготовлению новых хора для заклинаний, и все должны вышить на своих одеждах северные метки невидимости. Аббан пошлет в каждый дворец дама’тинг катушки золотых нитей. Все попытки помешать нам выходить в ночь следует игнорировать. Если мужчины осмелятся препятствовать вам, сломите их. Прилюдно. Убивайте алагай. Лечите воинов, оказавшихся при смерти. Мы должны показать мужам Красии, что являемся грозной силой и для мужчин, и для демонов и не боимся испачкать ногти.