Тринадцатый апостол. Том I

Глава 6

— Примас!

Я обернулся. Из коридора в сокровищницу заглядывал хмурый Лонгин.

— Там Гней пришел. От Петрония. Привел каких-то евреев. Они хотели пробраться к гробнице.

Лонгин Сотник перевел взгляд с меня на открытые сундуки за моей спиной и остолбенел от невероятного количества золота.

— Почему не докладываешь мне?! — к нам подскочил Марон и встал так, чтобы закрыть Лонгину вид на сокровищницу. Зло посмотрел на центуриона — Службу забыл, Сотник?!

— Кого именно привел Гней? — теперь уже я вклинился между ними, чтобы заслонить собой Сотника и дать ему прийти в себя.

— Я только одного из них знаю — замялся легионер — Шимон из Вифсаида. Говорят, у него есть римское гражданство. Петроний у него отнял меч.

Апостолы! Живы!!! Выдохнув, я закрыл глаза и резко потер лицо. Живы! Но только все идет не так…совсем не так.

— С ним еще шесть человек.

Итого семь. Из одиннадцати. А где же другие апостолы? Мать Христа, его брат? Я чуть не задал все эти вопросы вслух, но вовремя прикусил язык. Главное — нашелся Петр, и он жив. Иисус называл его Кифой — т. е. камнем. Вместе с Павлом они были первоверховными апостолами и основателями христианской церкви. А в католицизме он и вовсе считался первым Папой римским.

— Пойдем на них посмотрим — предложил я Понтию и Марону.

Военачальники опять переглянулись. Пилат лишь пожал плечами, явно не желая брать на себя ответственность. Марон в отличии от него, действовал гораздо решительнее. Мы все вместе вышли из сокровищницы в Святая Святых. Там совершенно не обращая внимания на зев тайного хода, яростно ругались иудеи. Иосиф кричал на толстого фарисея, но его защищали остальные евреи. Мужчины уже дошли до стадии «взять за грудки», и тут явно назревала драка. Я тихонько притворил тайный ход, после чего громко рявкнул:

— А ну тихо! Замолкли все.

Пришлось подпустить в голос Слова, но оно того стоило. Евреи мигом заткнулись и раздались в стороны. Даже римляне замерли на месте.

— Наш бог проклял нас, лишив ума… — Печально прошептал Иосиф и отошел в сторону, опустив плечи — А за грехи наши отдал Ковчег римлянам…

Врагам нашим — мысленно закончил я за фарисеем мысль.

— Нет, он не проклял вас, а благословил! — я повернулся к избранным евреям, указал им пальцем на крест, который Лонгин нацепил поверх лорики — Бог отдал своего сына на смерть, чтобы искупить ваши грехи, так о каком проклятье ты, Иосиф, говоришь?!

— У Яхве нет сына! — закричал один из фарисеев, толстый мужик с густой, черной бородой.

Быстро же они пришли в себя! Уже и на римлян, не стесняясь, покрикивают.

— Теперь есть! — грозно рыкнул Лонгин, вытаскивая гладиус из ножен — Слушать Примаса и помалкивать!

Евреи испуганно подались назад, и мы первыми вышли в Святилище. Тут уже представители еврейского народа почувствовали себя более свободно, и среди них опять поднялся гомон. Вот же…избранные! Из любого серьезного дела готовы митинг устроить. Или базар. Сейчас эти важные горожане больше походили на стадо агрессивных баранов.

— Уйми их по-хорошему — попросил я Иосифа, указывая на иудеев — Не заставляйте меня применить Силу. Лучше расскажи им все про Сына Божьего, Святую Троицу…

— Да не будут они слушать — расстроенно махнул рукой ученик Христа — Шимона бы еще может, и послушали…

Кстати, о Шимоне.

— Поставьте охрану у Святая Святых — я повернулся и посмотрел в глаза Марона. Мне даже не пришлось на него «давить взглядом» — легат тут же махнул Лонгину. А я быстрым шагом вышел в Притвор. Тут под охраной легионеров стояло несколько человек. От них мощно «фонило» Светом.

— Аве, Марк! — невысокий Гней зачем-то поклонился мне, прижав кулак к груди — Петроний велел к тебе привести этих… — чернявый римлянин закатил глаза, дословно вспоминая приказ начальства — а да, учеников Назаретянина. Мы поймали их у гробницы.

Чуть впереди остальных стоял мощный мужчина лет тридцати с короткой русой бородкой и высоким лбом. Его глубокие, карие глаза строго смотрели на меня. Одет он был в белый хитон и красный плащ.

— Кто вы? — первым нарушил молчания я — Назовите ваши имена.

Евреи разглядывали меня с любопытством и без какого-либо страха. Словно догадываясь, что от меня стоит ждать.

— Я Шимон из Галилеи. Ученик Иешуа — Петр поправил перевязь на поясе, где раньше видимо, висел меч — А это Адир — мой брат — Петр положил руку на плечо высокого мужчины с густыми кудрями на голове. Тонкие губы апостола Андрея был плотно сжаты, смотрел он на меня строго, слово о чем-то спрашивая.

— Его еще называют Андреасом, на греческий лад — усмехнулся Петр — Уж очень он любит читать свитки греческих философов. Но Равви не препятствовал, хотя и смеялся над книжниками.

— А вы кто? — я уже догадывался, кто были остальные апостолы, но решил дать им возможность представиться самим.

Вместе с Петром к могиле Христа пришли еще Йоханан — будущий Иоанн Богослов, кстати, единственный из учеников умерший своей смертью — и его старший брат Иаков, которых часто будут потом называть сыновьями Заведеевыми, по имени их отца Заведея. А также апостолы Тома Йехуда́ — по прозвищу Фома — и Левий Матфей. Последние два были молодыми мужчинами в самом расцвете сил. Они только-только вышли из юношеского возраста.

— Где остальные ученики? — задал я естественный вопрос — И где Мирьям?

Все апостолы дружно посмотрели на Петра. Сразу стало ясно, кто у них главный.

— Мы уже слышали о тебе Марк — Шимон начал говорить, и от него потянуло хорошо узнаваемым «Светом». Я сразу почувствовал какое-то единение со всей группой мужчин — Ты тоже избран Им!

Я повернулся к Гнею с легионерами, которые напряженно прислушивались. Хотя мы говорили с апостолами на арамейском, но римляне похоже, что-то понимали.

— Оставьте нас — попросил я солдат и кивнул им в сторону храмовых врат.

Легионеры настороженно посмотрели на Гнея, дожидаясь подтверждения приказа от начальства. Приказ незамедлительно последовал, и римляне быстро ушли. На лице Петра мелькнуло подобие улыбки, словно вся эта ситуация с «раздвоением подчинения» у легионеров его слегка забавляла, но особого удивления не вызывала.

— Мирьям с братьями и остальными учениками на пути домой, в Назарет — ответил он мне как равному — Мы решили, что в Иерусалиме ей с сестрой оставаться небезопасно.

Петр опять поправил перевязь, раздраженно ударил кулаком по ладони — Марк, можно мне вернуть мой меч? Я римский гражданин, и имею полное право его носить.

Мне стало очень любопытно, как сын простого еврейского рыбака Ионы смог получить гражданство, но я промолчал, переваривая новый расклад. Богородица едет в Назарет, в Иерусалиме остались самые беспокойные и неугомонные апостолы — Фома-неверующий, резкий и непредсказуемый Петр, да и братьев Иоанна и Иакова сам Иисус не зря называл «сыновья грома»- явно за их порывистый характер… И что мне теперь с ними делать?

Как что? — я сам себе отвесил подзатыльник — Конечно, вести обратно к могиле Христа. Там все решится.

— Держи меч — я протянул Петру свой гладиус. Вынул его из ножен, показал во всей красе. По краям лезвия пробегали искры Света.

Позади меня ахнули. Я обернулся и увидел подошедших Понтия с Мароном. Рядом опять маячил любопытный Тиллиус.

— Римский меч еврею?! — Понтий весь покраснел, еле сдерживая себя.

— Нет ни эллина, ни иудея — произнес я будущие слова Павла, силой вкладывая Петру гладиус в его ладонь. Апостолы тоже смотрели на меня круглыми глазами.

— Бог создал человека по своему образу и подобию — задумчиво произнес Иоанн — А значит, Марк прав. Нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба — все мы равны в царстве Иешуа.

Я внимательно посмотрел на Марона. Тот явно хотел сплюнуть — как же так, даже рабов нет! Мир рушится на глазах! — но под мои взглядом стушевался, отвел глаза. Понтий тоже набрал воздуха, чтобы мне что-то высказать, но закашлялся. Лишь один ликтор покивал головой. Как бы соглашаясь «в целом». Но у него было явно много вопросов.

— На все вопросы будут даны ответы — я выглянул из притвора. Короткая пасхальная ночь подходила к своему концу — Иудеи уже пришли в себя, пора уводить их с площади. Иначе в толпу просочатся новые зелоты из города.

Легат с наместником обеспокоенно переглянулись.

— А ты сможешь их увести? — поинтересовался Понтий — И куда?

— Туда, откуда они вернутся новыми людьми — я махнул рукой, подзывая Гнея — Но мне нужна помощь.

— Что угодно! — быстро произнес Марон, поглядывая на вход в Святилище. Судя по вспышке красным в ауре, легат явно настроился ограбить Храм.

— Мне нужны обе центурии — Лонгина и Фламия. И я заберу Ковчег.

— Да хоть камень Основания — засмеялись римляне. Уже явно все разведали и разнюхали.

— Марк — ко мне подошел Гней, протянул свой меч — Возьми. Не дело легионеру без гладиуса быть.

Я благодарно посмотрел на товарища, пообещав себе убрать безобразный, кривой шрам с его щеки.

— Фламий! — крикнул я негру — Выводи еврейских священников во двор, хватит им ругаться.

— Шимон — теперь я повернулся к Петру — Идите вперед, показывайте дорогу.

Апостол согласно кивнул, повелительно махнул рукой ученикам. Все потянулись наружу. Во дворе я запрокинул голову и обалдел. На темном небосводе алела комета. Огненный шар с длинный мерцающим хвостом протянулась с севера на юг.

— Апсинтион! — вскричал Иоанн — Смотрите, смотрите! Это знамение! Знамение появилось!!

И римляне и евреи, все запрокинули головы, наблюдая за невиданным зрелищем. На площади повисло оглушающее молчание. Что знамение, это понятно. Но о чем оно? Я прислушался к Слову, но оно тоже молчало. В Евангелии не было ни слова про комету во время Воскрешения. Зато метеор явно наблюдался во время Рождества. «И звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, и наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец». Флавий в своих хрониках тоже описывал комету с хвостом в виде меча. Но то было сильно позже. А может это «упавшая звезда» Полынь? Та самая, которой отворяется Конец Света в Откровении Иоанна Богослова? Я озадаченно оглянулся на апостола. Тот сложив руки, молился. Ему явно было не до Откровений.

Увидев, что евреи начинают вставать на колени, я крикнул Лонгину с Фламием — В колонну по десять!

Мой возглас разрушил очарование момента. Евреи на площади начали оглядываться, иудейские левиты во главе с Иосифом повалили с храмового пандуса вниз. Легионеры начали строить иерусалимцев в колонны, поднялась суета.

— Идете с нами? — я повернулся к Пилату с Мароном. Оба военачальника, переглянувшись с Тиллиусом, покачали головой. Ясно. Что им Иешуа? Их бог — золотой телец, и он ждал их в сокровищнице Храма.

— Оставь их, Марк — на мое плечо легла рука Петра — Они сделали свой выбор. Идем.

Пока собирались, пока выступали с храмовой площади — наступило утро. Восток заалел, комета в небе потускнела, но не пропала. Впереди колонны шли легионеры Фламия с Ковчегом и Петром в качестве проводника. За ними громыхала щитами центурия Лонгина. Дальше брели уставшие и опустошенные левиты с Иосифом во главе. Их картина мира менялась на глазах, но они с отчаянием упертых фанатиков продолжали цепляться за свои догмы. Я шел в центре колонны вместе с апостолами. По дороге мы разговорились с братом Петра — Андреем. Он, как и Иоанн, был уверен, что с Воскрешением начнется царство божье, и комета тому знамение.

Я не стал его разубеждать — лишь пожал плечами. Как будет, так и будет. Я свой выбор сделал, иду вместе с иерусалимцами к могиле Христа. И нас становится все больше и больше. Завидев Ковчег, к колонне присоединялись все новые и новые горожане. Некоторые шли целыми семьями — с женщинами и детьми. Их сразу отправляли в самый конец шествия, где они дружно принялись петь какие-то заунывные религиозные гимны, вызывая зевоту у легионеров.

— А если Иешуа не воскреснет? — ко мне пробился Фома. Одет парень был в какие-то совсем уж обноски и я протянул ему свой плащ. Ранее утро снова выдалось холодным, от земли поднимался промозглый туман.

— Ты же сам видел чудеса Учителя, почему сомневаешься?

— Парфянские волхвы тоже творили чудеса — возразил Фома-неверующий. За что тут же получил тычок в бок от разгневанного Андрея.

— Как парфянские? — я опешил, вглядываясь в лицо апостола. Но безусом лице Фомы бродила легкая улыбка.

— Да вот так… Марьям разговаривала с ними, когда они приехали в Вифлеем с дарами. Волхвы сказали, что их послал царь Парфии к Ироду Великому. Но мы думаем, что они просто были шпионами.

А что…? Вполне могло быть. В 39 г. до н. э. победоносная парфянская армия разграбила Иерусалим и изгнала оттуда честолюбивого молодого Ирода. Вновь возведенный на престол три года спустя с помощью большой римской армии, Ирод вскоре восстановил дипломатические связи с Парфянской империей, продолжавшей ревниво наблюдать за постепенным укреплением власти Рима в Сирии и Палестине. Сложилось неустойчивое равновесие, иногда нарушаемое пограничными стычками. Каждая из двух сверхдержав пыталась спровоцировать бунт против марионеточных правителей, поставленных соперником во главе приграничных государств. Но как сюда вписывается просьба Ирода к волхвам разыскать Младенца? Или он просто воспользовался оказией и удалил шпионов от своего двора?

— И какие же чудеса они совершали?

— Людей не воскрешали — развел руками Фома — Но лечили многих больных, даже с проказой. Еще, как и Учитель, исцеляли бесноватых.

— Они идолопоклонники — мрачно произнес Андрей — Поклоняются огню. А в Вифлееме шпионили за римским легионом, что стоял там постоем.

Я окончательно запутался. Волхвы были наследниками халдейских мудрецов из Древнего Вавилона, чьи глубокие познания о небосводе привели к созданию удивительно совершенной для этого времени астрономической науки. Служили они парфянам и исповедовали зороастризм. Эта монотеистическая религия, пользовался определенным уважением среди евреев, поэтому волхвы, в отличие от представителей большинства других верований, могли рассчитывать на достаточно теплый прием в Иудее. Может поэтому парфянский царь направил их в Иерусалим?

— И все же, пока не увижу ран от гвоздей на ладонях Учителя, не поверю в его воскрешение — Фома споткнулся об камень, негромко ругнулся.

— Да заткнешься ты уже или нет?! — рядом вспылил Иаков. И тут же не откладывая дело в долгий ящик отвесил Фоме подзатыльник. Парень под смешки окружающих растянулся на земле. Я подхватил его подмышки, рывком поднял:

— Прекратите! Вам Иешуа, что проповедовал?

Ответить никто из апостолов мне не успел. По колонне прокатилось «Подходим».

В окружении отряда широкоплечих наемников в доспехах, человек пожелавший остаться неузнанным, и оттого прикрывавший лицо платком, а голову капюшоном плаща, быстрым шагом шел по мощеным улочкам ночного Рима. Легкая, стремительная походка выдавала в нем совсем молодого мужчину, скорее даже юношу. Зато все другие повадки, а особенно уверенность с которой рука его лежала на рукояти кинжала, были присущи скорее опытному воину, хорошо знакомому с оружием. Почтительность, с которой наемники косились на своего господина, говорила о том, что человек не из простых горожан.

Двое из телохранителей несли в руках факелы, освещая дорогу господину, еще один был у невысокого суетливого человека, семенящего впереди отряда и показывающего ему путь. Он раболепно предостерегал господина о любом, даже самом мелком и незначительном препятствии, возникающем на их пути. Отчего тот лишь презрительно поводил плечом.

— Осторожнее, мой господин, не наступите — здесь куча дерьма! Люди совсем совесть потеряли…

В кромешной темноте горящие факелы отбрасывали причудливые тени на выщербленные плиты мостовой. Тяжелая поступь наемников гулким эхом отражалась от высоких стен мрачных многоэтажных домов — римских инсул. С каждым новым поворотом улицы вокруг становились все уже, а под ногами то и дело хрустело кирпичное крошево, выпавшее из обветшалой кладки стен. Район был бедным, и даже днем здесь было небезопасно, а уж в ночное время сюда без надежной охраны нечего было и соваться. Заметив еще издали хорошо вооруженный отряд какие-то неясные тени, мелькнувшие впереди, благоразумно отступали с мостовой в темноту узких кривых переулков. Они забивались в невидимые щели или сливались с неровными, выщербленными стенами, словно растворяясь в темноте.

— Долго еще идти…? — нетерпеливый властный голос, приглушенный платком, заставил проводника вжать голову в плечи.

— Нет, мой господин! Мы почти пришли.

И правда — вскоре провожатый остановился у неприметной двери и постучал в нее особым манером. Через минуту раздался скрежет засова, и проводник потянул за массивное железное кольцо, распахивая дверь и открывая вид на узкий, тускло освещенный коридор. Факел из его рук перешел к одному из наемников, а сам он подхватил масляную лампу из рук привратника-карлика и, угодливо поклонившись молодому господину, жестом предложил следовать за ним.

— Ждите меня здесь — распорядился юноша и, чуть поколебавшись, нырнул в открытую дверь вслед за провожатым.

Миновав узкий коридор, они очутились в небольшом помещении, заваленном какой-то рухлядью. Но слуга, не останавливаясь, пересек его и толкнул неприметную дверь в углу, заходить в которую пришлось уже, низко пригнув голову

— …Какая честь, господин! Приветствую тебя, высокородный Гай.

Из-за стола навстречу ночному гостю поднялся мужчина, в котором легко угадывался выходец из Азии. Смуглый, темноволосый, худощавый и достаточно молодой — на вид ему можно было дать лет тридцать — тридцать пять. Держался он с достоинством, голову склонил ровно настолько, чтобы оказать большое уважение гостю, но не унизить поклоном себя. Привычного рабского подобострастия в его поведении не было.

— Здравствуй, Симон. Далеко же ты теперь забрался… — юноша сбросил плащ с плеч на руки провожатому и опустил плат с лица. Крылья его носа дрогнули, ощутив неприятный, запах, идущий от котла, подвешенного над очагом в углу комнаты. Тонкие губы брезгливо скривились. Острый взгляд пробежался по комнате и вернулся к хозяину дома. Аккуратно перекинув плащ на спинку кресла, слуга тихо исчез, притворив за собой дверь.

Тот, кого ночной гость назвал Симоном, улыбаясь, развел руками.

— Что поделать? Бедному волхву приходится прятаться от доносчиков и вездесущей городской стражи… Ты же знаешь, как относится к нам Сеян, а у него везде свои уши.

— Знаю. После смерти Ливии Друзиллы Сеян получил безграничную власть в Риме — Гай уселся на стул, сцепил руки — Сначала отправил в ссылку мою мать и старшего брата Нерона, теперь вот добился от послушного ему Сената обвинения в измене среднего брата Друза. Его вот-вот приговорят к смерти — голос юноши чуть дрогнул, но он тут же справился с волнением — В последний раз ты обещал мне скорые печальные перемены в моей жизни, и они случились. Но ты же и заверял меня в скором падении Сеяна. Как долго всем нам его ждать?

— Терпение высокородный Гай, терпение.

— Терпение?! Да где же его взять, Симон?!! Нерон, Друз, теперь видимо и моя очередь пришла? Что толку Германикам от смерти проклятой Ливии, если ее место тут же занял наш смертельный враг Сеян?! Что теперь говорят твои звезды и волшба?!

— Они по-прежнему говорят, что тебя ждет другая судьба. Великая! И звезды не могут ошибаться. Но на все нужно время.

Симон вздохнул, жестом предлагая юноше пересесть ближе, в кресло.

— Что поделать, могущество Сеяна пока только возрастает, ему уже начали воздвигать статуи в Риме — и это прискорбно. Я, как никто, разделяю твою ненависть к нему. Но это начало конца, поверь. Закат его звезды уже близок, надо только подождать. Год, от силы два. Но ты же больше хочешь узнать свою судьбу?

— Свою. Чего еще мне ждать, скажи? Какие еще испытания приготовили для меня боги?

— Знаешь, сегодня на редкость удачный день — древний иудейский праздник Песах, когда жертва как никогда угодна нашему…божеству. Мой раб Пифон все уже подготовил для ритуального жертвоприношения. Но готов ли ты участвовать в нем? Понимаешь ли, на что идешь? Жертвой ведь станет невинный человек — другой просто не подойдет для этого важного ритуала.

— Готов — быстро ответил Гай, но непроизвольно схватился за амулет, висящий на груди на кожаном шнурке. Симон лишь покачал головой.

— Нет, высокородный Гай. Все амулеты тебе придется снять. Если хочешь получить ответ и покровительство древнего божества, нужно ему полностью довериться. Или так, или никак. Выбирай.

На лице юноши отразилась борьба, которая шла в его голове. Узнать будущее и получить защиту древнего божества, было для него не прихотью, и не развлечением — речь шла о его жизни. Или смерти. Но человеческие жертвоприношения были запрещены в Риме постановлением Сената еще сто тридцать лет назад, и за это строго наказывали. Да, исключения были: например, в канун праздника Сатурна кое-где до сих пор жертве перерезали горло на алтаре. Но общественными жертвами там становились преступники, а не невинные люди. И если кто-то донесет Сеяну… Нет, лучше об этом не думать.

— Я готов, Симон — повторил Гай, решительно снял с шеи амулет и положил его на стол.

— Узнаю истинного Германика! — улыбнулся волхв — тогда не будем медлить, время истекает.

Симон вышел из-за стола и подойдя к очагу, видимо нащупал в стене какой-то камень. Потому что в следующий момент он сдвинул часть стены, открывая проход в еще одно помещение. Этот дом был полон сюрпризов и по видимому служил надежным убежищем для волхва, решившего исчезнуть из-под носа городской стражи.

Гай перешагнул порог и замер, в ужасе глядя на небольшой перевернутый крест посредине комнаты, на котором был распят младенец месяцев трех от роду. Юноша невольно сделал шаг назад, но уперся спиной в грудь стоящего за ним Симона.

— Тебя смущает, что это ребенок? Брось, высокородный Гай! Пифон нашел его на куче мусора ранним утром, и если бы не принес сюда, этого младенца давно бы уже сожрали бродячие собаки или крысы. Так лучше пусть он послужит жертвой для благого дела.

Юноша сглотнул и перевел дыхание. Волхв тем временем продолжал рассуждать, как ни в чем не бывало, словно успокаивая и даже убаюкивая его своими словами.

— Вы римляне странные люди… Вашим легионерам ничего не стоит вспороть живот беременной женщине или насадить на копье младенца во вражеском городе. Вы легко выбрасываете из дома своих новорожденных детей, даже если они ваши первенцы. Но при этом кровавые ритуалы и человеческие жертвы у вас запрещены. Где же логика? Где простое человеческое здравомыслие, которым вы все так гордитесь?

— Но кровь… ты сцеживаешь из живого ребенка кровь в чашу?!

— Да. Потому что она необходима для нашего ритуала. А ты бы предпочел, чтобы она без дела вытекла из младенца на мусорную кучу, и ее потом слизали языками бродячие псы? Гай, встряхнись. Нам пора уже начинать. Пифон, у тебя все готово?

Карлик, которого Гай до этого даже не заметил, неуклюже поклонился хозяину и гостю и махнул рукой, указывая на высокую подставку, на которой был разложен пергаментный свиток. Потом, не дожидаясь приказа волхва, зажег благовония в курительнице и свечи, выставленные в углах пентаграммы, начерченной на полу вокруг креста. И снова отошел в темный угол, где скрывался до этого.

Симон попросил Гая встать рядом с ним и начал нараспев читать древние тексты на незнакомом языке. Сначала тихо, потом усиливая голос по мере того, как древние знаки начали проступать в лучах пентаграммы. От свечей и дыма, идущего из курительницы в закрытом помещении, быстро наступила духота. У Гая начала кружиться голова и все поплыло перед глазами. Он уже не различал, где явь, а где собственные видения, навеянные навязчивым ароматом восточных благовоний.

Ему уже казалось, что пергамент свитка сделан из тонкой человеческой кожи, а письмена на нем нанесены кровью. Застывшими глазами смотрел он на то, как младенец открывает рот в безмолвном крике, а потом вдруг понимал, что этого не может быть — ребенок давно обессилел от потери крови и потерял сознание. Гай тряс головой, чтобы прийти в себя, и тогда на какое-то время ясность ума возвращалась к нему. А потом снова сменялась забытьем и видениями.

— Господин и Владыка мой, приветствуем тебя! — Симон упал на колени, увлекая за собой Гая, и склонился, касаясь лбом пола, перед жутким рогатым существом, чье изображение проступило в пентаграмме. По сравнению с ним обычные сатиры в храме Дионисия выглядели милейшими существами.

— Прими нашу жертву во славу свою!

Волхв повернулся к Гаю и тоном, не терпящим возражений, приказал.

— А сейчас перережь горло младенцу своим кинжалом. Ну, же — не медли! Не заставляй Повелителя ждать!

Дальше Гай словно со стороны увидел, как сам поднялся с колен, послушно достал кинжал из ножен на поясе, и одним слитным движением рассек тонкую шею ребенка, обрывая этим его несчастную короткую жизнь.

А потом застыл мраморным истуканом, равнодушно наблюдая, как Симон, бормоча заклинания, наносит знаки на его лицо и ладони еще теплой детской кровью. Все сейчас казалось Гаю зыбким сном, все как будто происходило не с ним, а с кем-то другим, а он лишь был зрителем и смотрел на это со стороны…

Очнулся он уже в кресле у стола в соседней комнате — оттого, что в нос ему ударил резкий запах. Открыл глаза и непонимающе обвел взглядом комнату, пытаясь вспомнить, как сюда попал. Вспомнил. И тут же поднес к лицу свои руки, ища на них следы крови. Потом недоверчиво потрогал щеки — они были чистыми и как будто немного влажными. То ли от духоты и пота, то ли от мокрого полотенца, которым карлик протер его лицо. Сам Пифон стоял сейчас у очага, помешивая вонючее варево в котле. Гая передернуло, стоило ему представить, что именно могло там вариться.

— Где Симон? — хриплым голосом спросил он у раба.

— Господин просил вас немного подождать, он сейчас подойдет — карлик нелепо поклонился Гаю и продолжил орудовать черпаком.

Скрип отъезжающей в сторону потайной двери заставил вздрогнуть глубоко задумавшегося Гая. Он в тот момент безуспешно пытался понять, что же произошло на самом деле, а что было всего лишь плодом его затуманенного сознания. Даже вытащил кинжал из ножен, чтобы рассмотреть его — но тот был абсолютно чистым.

— Высокородный Гай, возрадуйся! — волхв тяжело опустился в свое кресло, и устало улыбнулся гостю — Будущее твое безоблачно на ближайшие десять лет. Думаю, скоро Тиберий приблизит тебя, а потом и вовсе сделает наследником. Но позволь предостеречь тебя. Покровительство могущественного божества бесценно, только и сам ты должен проявлять осмотрительность — не давать подозрений Сеяну, и не раздражать Тиберия, когда он призовет к себе на Капри. У старика тяжелый нрав и вынести общение с ним будет очень нелегко. Но тебе придется все вытерпеть, чтобы стать его преемником. Ты готов ждать и терпеть несколько лет?

— Готов. Выбора у меня нет.

— Это речь не юноши, но мужа. Прощай Гай. В ближайшее время я тебе не понадоблюсь, но ты знаешь, как меня найти, если в том возникнет нужда.

— Прощай, Симон. Вот плата — на стол лег тяжелый кожаный кошель с золотом.

Юноша, покачнувшись, встал с кресла, накинул на плечи плащ и закрыл лицо платком. Коротко кивнул волхву и направился следом за карликом, смешно перебирающим короткими ногами и переваливающимся с боку на бок, как гусак. На пороге дома Пифон снова поклонился гостю и закрыл дверь. Лишь тогда Гай выдохнул и, задрав голову, посмотрел вверх на светлеющее небо. Время, проведенное у волхва, пролетело, как одно мгновенье — вот уже и утро…

Вздохнув, по привычке коснулся амулета на груди, и вспомнил, что оставил его на столе у волхва. Хотел уже вернуться, но потом махнул рукой и решительно зашагал прочь. Симон прав — с покровительством такого могущественного божества амулеты теряют всякую ценность. Что это было за древнее божество, Гай не хотел даже думать. Имени его волхв не назвал, а сам он был не в том состоянии, чтобы задавать вопросы. Симон произнес слово «каббала», но это скорее было названием тайного учения, но никак уж не именем. Повелитель — вот имя, подходящее для этого могущественного создания, и именно так следует его называть про себя.

Удивительно, но смерть несчастного ребенка теперь казалась ему чем-то совершенно несущественным… Умер и умер. Зато пользу принес будущему Императору Рима. Последняя мысль так понравилась Гаю Германику, что он еще несколько раз повторил про себя — Императору Рима…Императору Рима — это звучало волшебной музыкой.

Тем временем, получив от Гая увесистый кошель с золотом, Симон проводил его взглядом, и улыбка медленно сползла с лица волхва.

— Пифон…

— Да, мой господин!

— Собирай вещи, завтра мы уезжаем.

— Что-то случилось? — встревожился карлик.

— Случилось. Мне было видение, что на востоке вспыхнула новая Звезда и вмешалась в привычный ход небесных светил. Все прежние расчеты можно смело выкидывать за ненадобностью. Отныне все в мире изменится.

— Помнится, вы однажды уже рассказывали мне о таком?

— Да Пифон, ты прав.

Симон устало кивнул и прикрыл глаза.

— Об этом я когда-то услышал от своего учителя. Во время его путешествия с посольством к царю Иудеи Ироду, с ним произошло подобное. И дай-ка вспомнить… случилось это лет тридцать назад. Тогда на небе внезапно вспыхнула звезда, ознаменовавшая рождение необыкновенного младенца и приведшая их в Вифлеем. Они посчитали, что родился новый Царь Иудейский и чуть не поплатились за это жизнью — царь Ирод был в ярости. Он велел вырезать всех новорожденных младенцев-первенцев. Но судя по всему, тот ребенок тогда выжил. И теперь нам с тобой срочно нужно попасть в Иудею, чтобы понять что там произошло на этот раз…