дней

Глава 1. День первый

Кап-кап… Кап… Кап… Озноб пробрался под кожу. Неприятный озноб, мерзкий. Я поежилась. Звякнул металл, и глаза, наконец, открылись. Кап… С волос скатилась капля воды и гулко плюхнулась в натекшую лужицу, в которой я стояла. Мотнула головой, я откинула назад волосы. Они хлестнули плетями по обнаженной спине. Снова звякнул металл. Подняла взгляд на руку, она была закована в железный наруч. Посмотрела на вторую, то же самое. Меня растянули и подвесили на цепях. На ногах колодки, на шее тонкий обруч ошейника. Попыталась повернуться. Суставы обожгло болью, но увидела тонкую цепь, тянувшуюся от ошейника к кольцу, вбитому в стену.

Недоумение сменилось воспоминанием о похищении. Я откинула голову назад и хрипло рассмеялась. Смех перешел в кашель, когда от резкого движения ошейник впился в горло.

– Великая Тьма, – сипло произнесла я и замерла, прислушиваясь к тишине.

До меня донесся приглашенный звук голосов. Слов не разобрала, но поняла, что говорят несколько мужчин и одна женщина. Значит, не подземелье. Тянет теплом и запахом горящего дерева. Камин. Огонь… А следом пришла новая догадка. Мой похититель оставил меня рядом со своими покоями.

Сейчас я поняла, какую ценность имело мое прежнее зрение. Глазами простой смертной я видела темноту… Проклятье! Я ничего не видела, только то, что выхватывал скудный блеклый луч, лившийся откуда из-за моей спины. Слепота – отвратительное чувство…

– Господин, – прошептала я, – призываю тебя…

Тишина. Он не слышал. И даже если я назову его имя, он не услышит, потому что забрал и этот дар. Ничего не оставил. Только хрупкую оболочку, которая утратит молодость и красоту даже раньше, чем истечет тридцать дней, потому что их срок вышел несколько сотен лет назад. И только бутон цветка бессмертия согревает надеждой на то, что я не рассыпались прахом на тридцатый день своего наказания.

О чем я?! Когда придет время молодость и красота распустятся двумя цветами на моем теле. Но лучше бы открылся бутон, который вернет мне дар имени моего Господина.

«Назови его, и я приду, где бы ты ни была».

Настанет пора, и он придет за мной, но до той поры… Я снова пошевелилась, подергала руками, но разорвать оковы мне было не под силу, пока не под силу. Всему свое время…

«Времени нет. Это мираж, такой же мимолетный, как человеческая жизнь. Время не нужно тому, кто не считает мгновения».

ОН не считает мгновений, для него нет времени, а для меня часы вновь запустили свой бег, остановившийся так давно, что сама я вряд ли вспомню, сколько человеческих жизней протекло мимо, не затронув потоком незыблемую твердыню трона Вечного, у ног которого я сидела его верным зверем. Ручным, но опасным.

«Моя Игнис. Всегда».

Когда-то, еще до начала моего существования, меня звали иначе. Игнис – пламя. Это имя дал мне ОН, когда подобрал среди развалин дома, покрытых копотью. Наверное, это был мой дом. Память о человеческой жизни уже давно покинула меня. Я родилась снова со словами:

«Имя твое – Игнис».

ЕГО огонь вдохнул в меня ускользающую жизнь, соткал тело из ярких всполохов, изгнал холод Смерти. Я шагнула в этот мир из полыхающего пламени, ступила босыми ногами на ледяные камни Вечности. ОН говорил, что прекрасней зрелища не видел. Я много раз просила рассказать, как это было, но Господин никогда не делился со мной воспоминаниями, лишь улыбался и отвечал:

«Это только мое».

Что помню я о своем возрождении? Ни-че-го. Сколько это длилось, и длилось ли вообще? Кричала ли я, как все новорожденные, или улыбалась своему Создателю? Встретил ли он меня распростертыми объятьями, или же просто приказал следовать за собой? Ничего этого я не знаю. И единственное, что осталось в памяти, это три слова, сказанные в безмолвии притихших реальностей:

– Имя твое – Игнис.

Это были первые дары моего Господина. Жизнь и имя. Он дал мне их, ничего не взяв взамен. Просто подарил. И приготовил еще один дар, от которого я отказалась. Единственный, который не захотела принять… Помню, как застыла на самой высокой башне его замка. Господин стоял за спиной, так близко, что сквозь порывы зимнего ветра я ощущала жар его тела. Красные пряди расцвечивали черноту ночи, рассекали яркими росчерками и сплетались с моими волосами с черно-красные жгуты. Они извивались на ветру, словно разъяренные змеи, жалили кожу хлесткими ударами, когда бросались в лицо.

– Перед тобой целый мир, – говорил он, сжав пальцами мои плечи. – Выбери свой путь.

Я глядела на переливающиеся грани реальностей, ловила отражения будущих событий, которые произойдут в избранной мною жизни. Господин дарил мне Судьбу, какую я захочу. Я видела себя госпожой в высоком замке. Видела жалкой нищенкой в канаве. Видела любимой женой и счастливой матерью. Видела преданной и убитой. Путей было множество, и только одна грань не отражала ничего.

– Что это?

– Эта реальность еще не открыта. Ты можешь выбрать ее, и тогда каждый новый миг станет открытием. Возможно, там твоя жизнь, возможно, смерть. Даже я не могу увидеть того, что еще не предначертано.

– А если там ты?

Господин откинул голову назад, одним резким движением разорвав переплетенье наших прядей, и рассмеялся. Я молчала, ожидая, когда он ответит.

– Служение мне ты можешь избрать по доброй воле, но тогда иного пути у тебя уже не будет. Ничего из того, что ты увидела. Даже то, что могло свершиться за пустой гранью уже никогда не будет написано в книгу Судеб.

– Я выбираю тебя, – ответила я.

– Я дам тебе возможность подумать, – это всё, что ответил мне Господин.

И когда вновь мы поднялись на башню, и передо мной, подобно воздуху в летний зной, вновь плавились Грани, я отвернулась от них и произнесла, глядя в темные глаза:

– Я выбираю тебя.

– Ты никогда не познаешь радость материнства.

– Я выбираю тебя.

– Ты не сможешь полюбить и быть любимой.

– Я выбираю тебя.

– У тебя не будет права выбрать иной путь.

– Я выбираю тебя.

– Ты не сможешь покинуть меня.

– Я выбираю тебя.

– Твоя жизнь будет принадлежать мне, и когда я посчитаю, что больше не нуждаюсь в тебе, ты умрешь.

– Я выбираю тебя.

– Ты никогда не станешь равной мне.

– Я выбираю тебя.

– Взгляни еще раз в Грани.

– Я выбираю тебя.

И он больше не отговаривал.

– Отныне твоя жизнь принадлежит мне. Выбор сделан. – Грани Реальностей истаяли в то же мгновение, я отказалась от своей судьбы, избрав служение ЕМУ.

– Мой Господин…

Я опустилась перед ним на колени и склонила голову, повинуясь не столько знанию, как нужно стоять перед ним, сколько внутреннему чутью. Горячая ладонь накрыла мой затылок, пальцы зарылись в волосы:

– Моя Игнис. Всегда.

После этого развернулся и ушел, оставив меня стоять на коленях посреди продуваемой площадки смотровой башни. Наверное, тогда я любила его и, выбрав путь служения Господину, ждала, что он полюбит в ответ. Человеческая сущность не до конца умерла во мне, она заставляла верить в чудо, толкнув сделать выбор, после которого не осталось ничего, кроме Вечного в его огромном черном замке. Чуда не случилось, но я все-таки сумела добиться того, чтобы стать первой в его нескончаемой темной рати. Несколько сотен лет преданности и веры в его могущество. И лишь один проступок. Но итогом стало мое пленение…

И всё же я жива! А значит, могу бороться. Со мной дары Господина и нужно лишь дать им время распуститься на моем теле. Тогда никакие путы меня не удержат, и я смогу вернуться назад.

– Я вернусь к тебе, – прошептала я. – Вернусь.

Тряхнув головой, я заставила себя вернуться в реальность. Голоса всё еще доносились до меня, но теперь я услышала еще один звук – звук приближающихся шагов. Кто-то направлялся к моему узилищу. Я устремила взгляд в ту сторону, где шел невидимый мне человек. Дверь открылась, и мне в глаза ударил свет. На мгновение прикрыла их, но даже так я поняла, кто пришел навестить меня. Женщина.

Приятный цветочный аромат коснулся обоняния. Затем прошелестела ткань, процокали каблучки, приближаясь, и женщина остановилась напротив.

– Темная, – произнесла она с нескрываемым презрением.

Я усмехнулась и приоткрыла глаза. У нее были белые, как снег волосы, и голубые глаза, чистые, словно вода в ледяном источнике. Ее красивые чувственные губы брезгливо кривились. Незнакомка чувствовала свое превосходство. Впрочем, скорей, это была показная бравада, потому что в глубине глаз плескался испуг.

Наконец полностью раскрыв глаза, я приподняла брови, не скрыв насмешки.

– Чему ты радуешься? – воинственно спросила она.

– Представляю, как сожру тебя, когда выберусь отсюда, – ответила я, откровенно развлекаясь. – Выпью всю кровь, до капли. Из твоих костей мне сделают гребень, а из кожи сошьют перчатки.

Женщина отпрянула, прикрыв рот тыльной стороной ладони, слабо вскрикнула, но быстро взяла себя в руки. Придала лицу надменное выражение, и мою щеку обожгла пощечина. Мой хохот стал ответом на жалкую выходку беловолосой. Женщина боялась меня, но все-таки пришла посмотреть.

– Ты мерзкая! – выкрикнула она. Так гавкают дворовые шавки при виде скалящегося волка. – Ты – зло! Он должен был убить тебя…

– Эйволин!

Она вздрогнула и обернулась. В дверях стоял мой пленник. Уже отмытый, одетый. От измождения не осталось от следа. Даже удивительно, как быстро восстановился. Светлые длинные пряди срезаны. Вот таким он попал во дворец Господина в первый раз, таким оказался в каменном мешке. Красивый, холодный, высокомерный. Но мы познакомились поближе, и я узнала вкус всех его страхов…

Взгляд воина остановился на беловолосой, затем скользнул ко мне и вернулся к моей незваной гостье.

– Я запретил тебе заходить сюда.

– Я хотела посмотреть…

– Тебе не за чем смотреть на нее, – отчеканил мой бывший пленник, перевел взгляд на меня и скривил губы: – Ты слишком чиста, чтобы вдыхать зловоние Тьмы.

Я вновь откинула голову назад и расхохоталась, резко оборвала хохот, взглянула на Эйволин, опять смотревшую на меня и повторила:

– Съем, – клацнула зубами, и глупышка, взвизгнув, опрометью бросилась прочь.

Она убежала, воин остался. Он вошел в мое узилище и закрыл за собой дверь. Я изломила бровь, насмешливо следя за неспешным приближением. Мужчина остановился в двух шагах от меня. Взгляд некоторое время блуждал по моему телу.

– Твое тело и лицо совершенны, – неожиданно сказал он. – Но душа подобна выгребной яме.

Мои губы дрогнули в кривой ухмылке:

– А кто тебе сказал, что у меня есть душа?

– Да, души нет, – согласился воин, развернулся и вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

Светильник, который принесла Эйволин и поставила на пол, пока рассматривала меня, забрать никто не удосужился, и я, наконец, огляделась. Повертела головой, насколько позволил ошейник, попыталась сдержаться, но все-таки рассмеялась. Это была купальня! Он подвесил меня в своей купальне! Любопытно… Смотреть, как мой похититель будет мыться – это пытка? Все-таки у светлых странные понятия о мести.

Покачав головой, я вспомнила слова Эйволин. Это вызвало новый смешок. Очередной миф, созданный людьми и магами. Они делят мир на добро и зло. Свет и Тьма, извечное противостояние. Господин им непонятен, он сильней, и это вселяет страх. Он иной, и это пугает. Мой Хозяин мог бы быть богом, но он не Творец. Сила Господина – разрушение. И потому его считают злом, и каждые сто лет находится тот, кто думает, что разгадал, как можно убить Вечного. Глупцы! Господин забавлялся с каждым «избранным», позволяя подобраться к себе близко… Как воину, похитившему меня. Тот тоже считал, что сможет уничтожить Зло, но стал моей забавой. Теперь его забавой буду я, а Господин так и останется незыблем в своей власти. Мы все лишь песчинки у его ног.

Неожиданно дверь снова открылась, оборвав мои размышления. На пороге стоял похититель. Лицо его было непроницаемым. Он подошел ко мне, поджал губы и некоторое время смотрел в глаза, о чем-то думая. Затем шагнул в сторону, и наруч с левой руки слетел. Затем воин освободил правую руку. Оставшись без поддерживающей растяжки, я полетела на пол. Бывший пленник ловить не стал. Он открыл колодки, освобождая и ноги. На мне остался только ошейник, не дававший покинуть пределы купальни.

Я села на полу, подтянула колени к груди и растерла запястья. Признаться, была озадачена. Ожидала пыток, издевок… ну, хоть чего-нибудь, но из всего возможного арсенала мне оставили лишь ошейник. Воин, ненадолго покидавший купальню, вернулся и кинул в меня кучей тряпья.

– Оденься.

На мой недоуменный взгляд похититель скрестил руки на груди и насмешливо изломил бровь.

– А ты чего ожидала? Я не воюю с женщинами. Даже с такими, как ты.

– А какая я? – спросила не без любопытства, разбираясь в тряпье. – У Эйволин отнял? Не плакала? Ногами не топала?

Он не ответил. Перестал усмехаться, развернулся и снова вышел. Плевать. Я поднялась в полный рост и проковыляла на сухой коврик. Затем оделась. Платье имело свободный крой и стягивалось на груди, так что мне удалось протащить его через ноги. Я оглядела себя и усмехнулась. Нет, Эйволин никто не трогал, одежда была простой, скорей, взятая у кого-то из служанок, но возмущаться я не стала. Главное, сухо и тепло. То, что нужно в моем смертном состоянии. После изучила пальцами ошейник, подергала цепь и отползла к стене, перетащив за собой коврик. Если бы меня видел бургомистр Темнограда, его бы разорвало на части от смеха.

«Игнис, ты его шавка! Ты всего лишь его верная шавка!»

Так кричал он пред тем, как огненная плеть захлестнула ему шею и оторвала голову. Мне плевать на оскорбления, но бургомистр решил, что может не считаться с Господином. Непростительная глупость. А я действительно верная шавка. Первая сука в ЕГО своре, которая порвет каждого, кто осмелился пойти против воли Хозяина. Мне вдруг отчаянно захотелось свернуться клубком и заскулить от тоски по ласкающей руке. Сильной, властной, обжигающе-горячей, но умевшей дарить ласку и нежность.

Я уперлась затылком в стену, прикрыла глаза и прошептала:

– Где же ты?

Я не привыкла быть без НЕГО. Он всегда где-то рядом, я чувствую его силу. Знаю, что стоит позвать, и он появится. И даже когда я звала ради забавы, он приходил, насмешливо приподнимал брови и укоризненно качал головой, прощая маленькую шалость…

– Забери меня Хаос, – выругалась я, в сердцах ударив ладонью по коврику.

Шаги и негромкий разговор за дверью остановили мою разгорающуюся злость. Села ровно, скрестила ноги и уместила на коленях руки. Глаз не открыла, просто слушала голоса и усмехалась про себя:

– Говорят, она может обратиться в змею, обвить кольцами и переломать все кости…

– А я слышала, что она людей заживо пожирает…

– Зачем господин притащил эту в свой замок…

– Ой, мамочки…

Дверь открылась, но шаги возобновились не сразу. Дуры-служанки стояли на пороге и глазели на меня. Я осталась безучастна.

– Спит?

– Вроде спит.

– А если проснется?

– Ой, мамочки…

Они еще некоторое время толпились в дверях купальни, наконец, кто-то решился войти. Осторожные крадущиеся шаги приблизились и снова замерли.

– Спит она, – более уверенно произнесла самая смелая. – Давайте всё поставим и уберемся поскорей.

– А может ей сырого мяса и крови надо?

– Тихо ты, вдруг услышит и правда захочет.

– Ой, мамочки…

Они вошли. Что-то глухо ударилось о каменный пол. Звякнули приборы. Мне принесли еду, это я поняла не только по звукам, но и по аппетитному запаху тушеного мяса с ароматными приправами. Желудок отозвался урчанием, и в купальне тут же наступила мертвая тишина. Служанки некоторое время смотрели на меня, их напряженные взгляды я ощущала кожей.

– Нет, спит, – выдохнула смелая.

– Точно спит?

– Может ее палкой потыкать?

– Ой, мамочки…

Они снова задвигались, а я решила, что пришло время обнаружить свое бодрствующее состояние.

– С-с-с, – тихонько зашипела я.

– Ой, мамочки! – дружно взвизгнули служанки.

Я посмотрела на них из-под ресниц. Три женщины суетились у низкого маленького столика, четвертая застилала широкую скамью, готовя мне убогое, но все-таки ложе. Н-да… Я не была так добра к своей игрушке.

– С-с-с, – снова зашипела я.

Женщины вздрогнули и дружно обернулись ко мне. Я полностью открыла глаза и растянула губы в широкой ухмылке. Служанки попятились к дверям, не спуская с меня испуганных взглядов.

– Е-э-да-а, – протянула я и бросила тело вперед, громко звякнув цепью.

– А-а-а!!!

Вопль был омерзительным, от него заложило уши. Ошейник впился в горло, придушив меня и откинув назад, когда я рванула за верещавшими служанками. Я упала на спину и расхохоталась. Смех перешел в надсадный кашель. После растянулась на спине, раскинув в стороны руки и ноги, шумно выдохнула и уставилась в потолок.

– Забавляешься?

Надо мной появилось лицо бывшего пленника. Я подмигнула ему и заложила руки за голову.

– Я смотрю, тебя не угнетает то, что ты оказалась в плену, – заметил он, присаживаясь на корточки.

– Нет, – помотала я головой, радостно скалясь, – тут весело. Пожалуй, я задержусь у тебя на денек-другой.

– Думаю, Игнис, ты задержишься здесь намного дольше. Посмотрим, насколько он дорожит тобой.

И вновь я рассмеялась, накрыв лицо ладонями. Воин остался невозмутим.

– Он пришел за тобой в темницу. Его ярость едва не поджарила меня, – продолжал мой похититель.

Перестав смеяться, я села, и воин чуть отпрянул в сторону, чтобы не встретиться со мной лбом. Наши взгляды встретились, и я невольно вспомнила причину, по которой Господин оказался в каменном мешке. Подавшись к воину, втянула носом его запах, но того головокружительного аромата, конечно, не уловила. Я пока не ощущала вкуса чужих чувств, да и бывший пленник не был возбужден. И все-таки дыхание прервалось, слишком ярким оказалось воспоминание о его страсти. На губах вспыхнул вкус поцелуя, и я поднялась на колени, приблизив лицо к лицу мужчины.

Он не отвел взгляда и не отстранился, лишь судорожно сглотнул и… принюхался, совсем как я, пока этот дар не был скован волей моего Господина.

– Как странно, – тихо произнес воин. – Ты пахнешь… необычно.

Я облизала губы и протянула руку к его лицу. Вновь не отпрянул, лишь глубже втянул воздух. Мой взгляд не отрывался от плотно сжатых губ похитителя, а в памяти звучал глухой мужской стон, когда его язык ласкал мой…

– Проклятая Тьма! – вдруг выругался воин и резко поднялся на ноги. – Что ты творишь, Игнис? Твои чары не действуют… – и осекся. Его взгляд уперся в меня, подобно острию меча, готового вспороть грудь. – У тебя нет чар! Я ведь прав?

Я снова села. Тряхнула головой, проясняя ее, скрестила ноги и с интересом смотрела на него, ничего не отвечая.

– Мне бы не удалось украсть тебя, если бы в тебе оставалась сила, – уверенно продолжал бывший пленник. – Это его наказание за то, что ты готова была отдаться мне, да? Снова будешь смеяться? Скажешь, что не имеешь для него ценности? Пришел за тобой, едва не сжег меня, после приказал убить, а тебя лишил чар. Что это если не ревность?

Вот теперь я не просто хохотала. Меня сотрясало от беззвучного смеха, на глазах выступили слезы, но я всё никак не могла успокоиться. Ревность! Моему Господину не знакомы человеческие чувства! Он не знает ни любви, ни ревности, ни боли, ни ненависти, ни презрения. Он никогда не лжет, даже если в этом будет для него польза. Пожалуй, мне впервые пришлось испытать на себе всю силу его ярости, если это было яростью. Скорей, сильное недовольство…

– Почему ты смеешься?

– Потому что ты не угадал, – ответила я, вытирая слезы. – Всё дело в том, что я принадлежу ему и лишь ему. Никто не смеет прикасаться ко мне. И я не могу прикасаться к кому-то, кроме него.

– Но это лишь доказывает…

– Что он не терпит, когда его женщин трогают чужие руки, ничего больше. Я одна из многих, глупец!

– И все-таки его сила лишь у тебя, – сухо ответил воин.

– Награда за преданность, – отмахнулась я. – Ни разу за все годы служения ему, я не нарушала его правил и законов.

Мой похититель прошелся по купальне, присел на бортик каменного бассейна и рассеянно провел ладонью по водной глади. Проследив за его движением, я поднялась на ноги. Ткань платья скользнула по бедру, и оно отозвалось легким зудом. Я незаметно почесалась и шагнула в сторону воина. Он обернулся на звук звякнувшей цепи.

– Как ты смог освободиться? – спросила я, но бывший пленник лишь пожал плечами. Однако я не желала отставать. – Ты не мог выбраться сам. Дверь…

– Лежала там, куда ее отбросил Темный, – усмехнулся воин.

– Господин сказал, что ты больше ему не нужен и умрешь.

– Я слышал. Стража решила, что я обессилен и никуда не денусь. Они кинули меня на тюфяк и ушли, не озаботившись ни тем, что я еще жив, ни тем, что дверь так и валяется на полу, – он развернулся ко мне лицом и теперь с явным интересом рассматривал. – Что было в том вине?

– Понравилось? – ухмыльнулась я.

– Что бы ты ни подмешала, но оно помогло мне, – уверенно ответил бывший пленник. – Я столько раз призывал свою силу, но она не отзывалась. Я пытался освободить себя, потом просто исцелиться, хотел защититься от тебя, но у меня ни разу это не вышло. А когда стражники переговаривались, что я даже выползти из темницы не смогу, я ощутил приток силы. Как только они ушли, сел и осмотрел себя. Следы от ожогов исчезали на глазах. Попытался встать на ноги и это вышло. Я призвал свою силу, но она вновь молчала. Тогда я вышел из темницы и пошел в противоположную сторону той, откуда слышал голоса стражи. Шел наугад, пока не услышал шум воды. Оказалось, что на улице идет дождь. Знаешь, Игнис, я никогда не слышал лучшего звука, чем дробь капель по пыльному стеклу. Попытался открыть окно, и оно поддалось и…

– Твоя сила.

– Да, она отозвалась на звук родной стихии, – усмехнулся водник.

– Но как нашел меня?

И ответ пришел сам. Моя кровь. Она привела его, словно пса на запах. Я сама указала ему путь к себе.

– Я был зол на тебя, безумно зол. Просто в бешенстве. Особенно за твою последнюю выходку. Ты окунала меня в мои страхи, испытывала твердость духа, обманывала лживыми видениями, я даже не могу вспомнить всего, через что ты провела меня. Но то, что почувствовал в последний раз… Это было гадко.

– Неужели? – усмехнулась я. – Желать меня было гадко?

– Я не хотел этого желания! – неожиданно зло воскликнул мужчина, и вода взметнулась над бассейном прозрачным куполом, но тут же вновь опала, обдав меня и водника ворохом брызг. – Не хотел мечтать о том, как я тебя… – он выдохнул и взял себя в руки. – Мне хотелось отплатить тебе за все унижения, через которые я прошел ради твоей забавы. В то же мгновение я ощутил тебя. Почувствовал отчетливо, словно ты сама зовешь меня. Ярость захлестнула сознание, родовая сила тело, и я очутился в купели. Вышел из купальни, увидел тебя спящей и хотел сразу забрать, но вдруг подумал, что я делаю? Зачем я потащу тебя с собой? Хотел свернуть шею, удавить, утопить, что угодно, лишь бы выплеснуть ярость, а потом остановился и задумался. Зачем убивать наживку? Твой хозяин слишком ясно дал понять, что ты важна для него. Сразу вспомнилось, что именно ты всегда выступаешь от его имени. И я вернулся в купальню. Если бы появился он, я бы исчез.

– И заманил меня, – кивнула я. – Хорошо. Вот я здесь, что дальше?

– Посмотрим, – пожал плечами воин и, кивнув на столик: – Поешь. – направился к двери.

– Подожди, – я сделала несколько шагов следом, но ошейник впился в горло, и я остановилась. – Почему купальня?

Он остановился и с нескрываемой иронией посмотрел на меня.

– Это ведь лучше, чем темница, не так ли? Длины твоей цепи хватит, чтобы помыться. Кормят в моих покоях лучше, чем в подземелье. На лавке ты можешь спать. Почти гостья, мне посчастливилось меньше.

– И ошейник.

– Ты все-таки пленница.

– Но однажды я выберусь отсюда, – фыркнула я, когда дверь за воином закрылась, и снова почесала бедро.

Спустя некоторое время, когда я сытая уже лежала на своей лавке и раздумывала над глупой идеей с кровью в вине, бедро начало зудеть так, что я готова была лезть на стену. Задрала подол платья, намереваясь разодрать собственную кожу, но избавиться от раздражающего желания почесаться. Однако стоило опустить взгляд на место, изводившее меня, как я охнула и гулко сглотнула. Бутон, похожий сейчас на большую уродливую родинку, набухал, наливался спелостью и продолжал дико зудеть.

Сколько времени я провела, вот так сидя с задранным платьем и наблюдая за бутоном? Мне это неизвестно. Но каждую секунду я молилась лишь об одном, чтобы это был дар имени моего Господина, чтобы он услышал мой зов и пришел. Меня мало волновало, что будет с водником и его замком, но хотелось до зубного скрежета вернуться в родные стены. Пусть даже придется выдержать еще одно наказание за то, что дала свою кровь пленнику. Да! Даже в этом я готова была покаяться, лишь бы вновь ощутить заботу и близость Господина.

Кажется, спустя вечность, раздался тихий щелчок, и бутон начал раскрываться. Он разворачивался у меня на глазах, медленно и завораживающе. Черный цветок выпускал лепестки, змеился тонким стеблем по ноге вниз, покрывался листочками, тонкими и нежными. Знакомый аромат силы Господина заполнил обоняние, и я закинула голову назад, с наслаждением вдохнув ускользающий запах. А когда он растворился во влажном воздухе купальни, цветок поблек и начал таять, вновь скрываясь под кожей, вместе со стеблем и листьями. Одна из моих сил была вновь со мной, но какая…

Осторожно опустив подол, словно он мог повредить цветку, я прижала руки к груди и позвала:

– Вайторис.

Ничего. Не расползлась клубами тень в углу, пропуская Вечного. Не отозвался сумрак эхом его шагов. Дар его имени не проснулся.

– Вайтор, – в отчаянии позвала я повторно так, как называла на ложе. – Ну, услышь же меня!

Не услышал. Зарычав со злостью, я схватилась за цепь, тряхнула ее и…

– Бесконечный Хаос! Это издевка, да?!

Цепь растянулась, оставшись незыблемо прочной. Дар влиять на структуру предметов. Отлично! Просто отлично! То, что надо!!! Я задыхалась от бешенства. Абсолютно бесполезная сила, подаренная мне Господином ради забавы во время наших постельных утех. Тогда ему взбрело в голову сковать меня. Нет, не делал больно, но ласкал до изнеможения, когда я даже сипела через силу. Вот тогда я произнесла:

– Если бы я могла дотянуться до тебя!

– Дотянись, – рассмеялся он.

Я подергала скованными над головой руками:

– Ах, если бы я могла растянуть эти проклятые цепи!

– Всё, что пожелаешь, мое пламя, – ответил он, сверкнув глазами.

Я снова дернулась, и цепи растянулись. Господин встал с кровати и направился к двери.

– Вайтор!

– Ты ведь теперь можешь до меня дотянуться, – хмыкнул он, и Тьма оплела его, скрывая наготу подобно одежде. После этого Господин вышел из спальни. Я тогда растянула не только цепи, но и кольцо, через которое были пропущены оковы, и даже балку. Господина я нашла в трапезной. Там же на длинном столе и мстила…

Судорожно вздохнув от несвоевременных воспоминаний, помотала головой, отгоняя мысли о Господине, и поднялась с лавки. Криво усмехнувшись, я поддела двумя пальцами ошейник и стянула его через голову. После встряхнулась и направилась к двери. Раз уж я обрела свободу, поглядим, куда меня занесло. Я могла бы сказать, что сразу задумалась о побеге, и не солгала бы, но! Я сразу откинула эту идею. Знали меня многие… очень многие, но любить как-то не спешили. Впрочем, это было понятно. Мой похититель был совершенно прав, я чаще других несла волю Господина в народ. Народ после этого на меня сильно обижался. Так что единственное, что сейчас может проложить мне путь до земель Хозяина – это застарелый человеческий страх, однако если станет известно, что я безобидней младенца, вряд ли я вообще далеко уйду. В общем, мысли о побеге я пока отложила.

Прислушавшись к звукам за дверью, я вышла в пустую спальню. Или же мой похититель еще не ложился, или у меня нет близких соседей. Скорей, второе. Ему нужна купальня, а там я. Судя по тому, что я уже узнала о своем бывшем пленнике, он не будет пользоваться купальней, в которой появился жилец. А я бы воспользовалась. Это было бы… забавно. Но пока мечты остались мечтами, и я вышла из дверей спальни, постояла, пытаясь угадать, что и где находится. Наконец, услышала какой-то звук и пошла на него, но уже через мгновение хмыкнула и остановилась. Это был женский стон и отнюдь не боли.

Не удержалась. Приблизилась к дверям, за которыми слышались стоны, чуть приоткрыла и заглянула внутрь. На кровати лежал мой похититель. Не скажу, что я ожидала увидеть кого-то другого. На нем, оседлав его бедра, извивалась Эйволин, ее я узнала по белоснежным волосам, серебристыми струями, спадавшими ей на спину. Свет огня в камине играл бликами на светлой коже, делая ее смуглей. Высокая полная грудь вздрагивала в такт движений женщины. Воин поднял руки и накрыл груди Эйволин ладонями. Она застонала громче, и хозяин покоев рывком сел, прижался губами к шее… Чужая страсть завораживает, и я некоторое время любовалась ею, пока их губы не встретились, и мне вновь не вспомнился поцелуй пленника.

Сердито мотнув головой, я отпрянула от двери. Еще немного побродив по покоям, я вернулась в свою купальню, снова натянула ошейник и, усевшись на коврик, прижалась затылком к прохладной стене. Перед глазами встала картина чужих утех.

– Проклятый водник, – проворчала я и вздохнула: – Что же ты меня не слышишь, Вайтор?

Разумеется, он не ответил. Я перебралась на лавку, закуталась в одеяло и закрыла глаза. Спустя некоторое время, уже сквозь сон, я услышала, как дверь купальни открылась. Кто-то приблизился к лавке, некоторое время стоял рядом. Затем звякнула цепь, кажется, ее осторожно подергали, и до меня донесся голос бывшего пленника:

– Готов поклясться, что чувствовал ее в моей спальне.

– Вы, светлые, все с придурью, – сонно ответила я, зевнула и отвернулась на другой бок, скрыв ухмылку.

– Пожелания добрых снов от тебя точно не услышишь, – усмехнулся воин.

Я промолчала, и он покинул купальню. Вздохнув, я с чистой совестью провалилась в сон, надеясь, что завтра распустится что-нибудь более полезное. Огонь, например…