Три стигмата Палмера Элдрича

9

Энни Хауторн, выйдя из состояния трансляции, была угрюма и молчалива.

«Плохой знак», — подумал Барни и понял, что ее тоже гложет предчувствие. Она, однако, ничего не сказала, просто сразу пошла за своим комбинезоном в его комнату.

— Я должна вернуться к себе. Спасибо, что разрешили попользоваться вашей выставкой, — сказала она стоявшим вокруг жильцам. — Прости, Барни. Я была к тебе жестока.

Он проводил ее. Пешком они шли по ночной пустыне к ее жилищу. И пока тащились, не сказали друг другу ни слова. Только глядели в оба, как им велели, пытаясь заметить вовремя местных хищников — шакалоподобных телепатических марсианских существ. Но они им не встретились.

— Как это было? — спросил он наконец.

— Ты имеешь в виду, каково быть этой маленькой вульгарной куколкой-блондиночкой со всеми ее чертовыми нарядами, ее приятелем, ее машиной, ее… — Энни содрогнулась. — Ужасно… Бессмысленно. Не знаю, что они в этом находят. Но было ощущение, словно вернулась в детство.

— Да, — согласился он. — Похоже на Парки-Пат.

— Барни, — сказала она тихо, — мне надо найти что-нибудь другое. И как можно скорее. Ты мне поможешь? Ты кажешься таким опытным, взрослым, много повидавшим. Трансляция мне не поможет… Чу-Зет будет не многим лучше, потому что во мне что-то сопротивляется, протестует, не хочет принять… Понимаешь? Да, ты понимаешь. Я вижу. Дьявол, тебе даже не надо пробовать его, чтобы понять это. — Она схватила его руку и крепко прижалась к нему в темноте. — И я кое-что узнала, Барни. Они слишком от него устали… И пока… мы были внутри этой куклы, они все перессорились. Они не могли насладиться даже на секунду.

— Черт, — вымолвил он.

Полыхнув вперед фонариком, Энни сказала:

— Было ужасно стыдно. Я ведь мечтала… А мне было среди них так неловко…

Она запнулась, некоторое время шла молча и вдруг сказала:

— Я изменилась, Барни. Я чувствую это. Я хочу остаться здесь… прямо на этом месте. Мы с тобой одни, в темноте. И потом… Наверное, не стоит продолжать?

— Не стоит, — согласился Барни. — Потом ты можешь глубоко раскаяться. И я тоже. Из-за тебя.

— Я помолюсь, — сказала Энни. — Помолюсь так сильно, чтобы получилось. Ты знаешь, как. Ты за себя не молишься, ты — что называется — заступник за других. И молишься ты не тому Господу, что где-то там, на небесах… что со Святым Духом, а другому. Ты хоть читал Павла?

— Какого Павла?

— В Ветхом Завете. Его письма, к примеру, в Коринф или итальянцам… Слышал? Святой Павел сказал: «Наш враг — смерть. Это последний враг, которого мы преодолеем». По-моему, сказано великолепно. Согласно Святому Павлу, мы страдаем не только телом, но и душой. Потом умираем тем и другим и можем возродиться в новом теле, чистом и непорочном. Понятно? Знаешь, когда я была Парки-Пат… мной овладело странное чувство. Будто я была… Трудно пересказать и поверить в это… Но…

— Но, — закончил за нее Барни, — казалось, будто ты попробовала это на самом деле.

— Да. Но есть кое-что еще. — Она повернулась к нему. В темноте он едва смог различить ее лицо. — Знаешь, транслироваться — намек на то, что мы познаем по ту сторону смерти. Соблазн, конечно, но если бы без этой ужасной куклы, без этой Парки-Пат…

— Чу-Зет, — начал Барни.

— Я о нем как раз подумала. Если он, как говорит Поль, превращает продажного в неподкупного… то я должна попробовать с Чу-Зет. Я не хочу прозябать здесь до конца жизни! Чего и зачем ждать, когда я могу получить все сразу.

— Человек, последний из всех, с кем я беседовал на Земле, — сказал Барни, — пробовал Чу-Зет. Он говорил, что в жизни ничего не видел страшнее.

— Как это? — поразилась она.

— Он попал во владения кого-то или чего-то, что показалось ему наивысшим злом, исчадием ада. Это страшно напугало его. И он был безумно рад, как потом понял, вернуться обратно.

— Барни, — сказала девушка, — как ты оказался на Марсе? Не говори, что тебя просто призвали. Человек, настолько богатый, что может ходить к психиатру…

— Я на Марсе, — сказал он, — потому что совершил ошибку.

«На твоем языке — грех, — подумал он. — И на моем тоже».

— Ты причинил кому-нибудь боль? — спросила Энни.

Он пожал плечами.

— Так что? Теперь ты здесь до конца жизни? Барни, ты не мог бы достать мне немного Чу-Зет?

— И очень скоро.

Пройдет немного времени, и он сам побежит в одну из лавок Палмера Элдрича. В этом можно было не сомневаться.

Положив руку на плечо Энни, он добавил:

— Но ты и сама можешь достать его? И так же просто.

Она прильнула к нему на ходу. Он обнял ее. Она не сопротивлялась, только выдохнула с волнением:

— Барни, я хочу тебе кое-что показать. Это листовка. Мне ее дал один человек из нашей лачуги. Он сказал, что на днях сбросили целую пачку. Она от людей Чу-Зет.

Запустив руку под громоздкий комбинезон, она покопалась, и потом в свете фонарика он разглядел сложенную бумажку.

— Прочитай. Ты поймешь, что я чувствую, когда говорю о Чу-Зет… И почему он кажется мне духовной проблемой.

Держа листок под лучом фонаря, он прочитал крупно набранное заглавие:

— Видишь, — сказала Энни.

— Вижу.

Ему даже не потребовалось читать остальное. Сложив бумажку, он протянул ее Энни:

— Хорошо сказано.

— Только правда ли?

— Большой лжи нет. Как, впрочем, и всей правды.

«Идеально… — подумал он. — Палмер Элдрич отменил смерть. Посланец дьявола, просочившийся к нам из системы Проксимы, предложил нам вымолиться за две тысячи лет. И теперь через Чу-Зет все могут попасть в рабство к Элдричу, как это случилось, например, с Лео. Теперь Элдрич, фильтруя наши жизни, будет среди нас постоянно. А ООН, оберегавшая нас раньше, сидит, сложа руки. Теперь, транслируясь, мы каждый раз будем видеть не Бога, а Палмера Элдрича».

Вслух же он сказал:

— Если Чу-Зет тебя обманет…

— Не говори так.

— Если Палмер Элдрич тебя обманет, тогда, может быть…

Он остановился. Впереди было жилище Флэкс Бак Спит. В марсианском сумраке светился его вход.

— Вот ты и дома. — Ему не хотелось отпускать ее. Положив руку на плечо девушки, он удержал ее. — Пойдем со мной в Чикен Покс Проспекте. Мы официально, законно поженимся.

Она уставилась на него, потом неожиданно рассмеялась.

— Значит, нет? — спросил он деревянным голосом.

— Что? Чикен Покс Проспекте? А, поняла. Это кодовое название вашего жилища? Простите, Барни. Я не хотела вас обидеть. Но отвечу, конечно, нет.

Она пошла прочь, открыла внешнюю дверь тамбура. Потом внезапно выключила фонарик, шагнула к Барни и протянула к нему руки.

— Полюби меня, — вымолвила она.

— Но не здесь же. Слишком близко от входа…

Он испугался.

— Где хочешь. Пойдем. — Она сплела руки вокруг его шеи. — Теперь же. Не жди.

Он не стал ждать.

Взяв ее на руки, Барни понес ее подальше от входа.

— Господи, — сказала она, когда он опустил ее на песок. И тотчас задохнулась, словно от внезапного холода. Холод охватил их обоих. Тяжелые, уже не нужные комбинезоны стали теперь помехой для настоящего тепла.

«Один из законов термодинамики, — подумал он, — превращение тепла. Между нами — ею и мной — мечутся молекулы. Увеличивается… энтропия? Нет, еще нет».

— О, мой… — сказала она в темноту.

— Я сделал тебе больно?

— Нет. Прости, пожалуйста.

Холод, излучаемый небом, вцепился мертвой хваткой в его спину, уши. Он терпел, как только мог, но все время думал об одеяле или пледе. Он представлял его мягкость, покалывание его волокон, его тяжесть. Из-за морозного, холодного разреженного воздуха у него перехватило дыхание, будто он кончил.

— Ты… все? — спросила она.

— Просто невозможно дышать. Этот воздух…

— Бедный, бедный… мой. Я забыла твое имя.

— К черту.

— Барни!

Он сжал ее.

— Нет! Не останавливайся! — Она нагнулась. Скрипнула зубами.

— Я и не собирался, — сказал он.

— Оо-оо-ах!

Он улыбнулся.

— Не смейся, пожалуйста, надо мной.

— Я не имел в виду ничего плохого.

Потом наступила долгая тишина. Потом:

— Оох.

Она вздрогнула, будто от электрического тока.

— Тебе хорошо?

— Да, — сказала она. — Да, Барни. Я счастлива. Да!

Позже, ковыляя в одиночестве назад, к своему жилищу, он сказал про себя: «Может быть, я работаю на Палмера Элдрича? Расстроив ее, деморализовав… Словно бы ее уже и не было. Словно нас всех уже не было».

Что-то преградило ему путь.

Он остановился.

Нащупал оружие.

Кроме грозных телепатических шакалов здесь можно было встретить, особенно ночью, злобных тварей, которые жалили и пожирали всех без разбора.

Он осторожно зажег фонарик, ожидая увидеть фантастическое, многоногое слизистое чудовище. Но перед ним был корабль, маленький, быстроходный, с крошечной массой. Его дюзы еще дымились. Очевидно, он сел совсем недавно. «Должно быть, планировал, — решил Барни. — Я же не слышал шума реактивных двигателей».

Из корабля выполз человек, покачался, щелкнул фонариком, направил его на Барни и сказал:

— Я Ален Фэйн. Наконец-то я вас нашел. Лео хотел связаться с вами через меня. Я буду радировать вам шифром в лачугу. Вот кодовая книга. Вы ведь меня знаете?

Диск-жокей. Эта встреча, здесь, в открытой марсианской пустыне, ночью, казалась немыслимой и жуткой, просто нереальной.

— Спасибо, — сказал Барни, принимая кодовую книгу. — Я должен буду записать то, что вы скажете, и потом расшифровать?

— В вашей комнате будет личный ТВ-приемник. По вашему желанию мы установили эту новинку.

— Отлично, — крикнул Барни.

— Тем более что у вас уже есть девушка, — сказал Фэйн. — Простите, я воспользовался инфракрасным биноклем. Но…

— Не прощаю.

— Вы скоро поймете, что в делах такого рода на Марсе интимного мало. Это словно маленький городок, где жители изголодались по новостям. Тем более по каким-нибудь скандалам. Я должен все знать. Это моя работа. Кто эта девушка?

— Не знаю, — сардонически усмехнулся Барни. — Было темно, и я не видел.

Он двинулся дальше и обошел корабль.

— Подождите. Вам следует знать: торговец Чу-Зет уже действует в окрестности, и мы вычислили, что он выйдет на ваше жилище не позже завтрашнего утра. Так что будьте наготове. Покупайте товар только в присутствии свидетелей. Они должны видеть, как вы заключаете сделку. Потом они должны будут удостоверить, что вы принимали Чу-Зет. Понятно? И постарайтесь вытянуть из торговца все, что можно. Пусть даст любые гарантии, какие захочет. Заставьте его всучить вам товар, но сами ни в коем случае не просите. Ясно?

— И для чего это все я должен делать? — спросил Барни.

— Пардон?

— Лео так и не удосужился…

— Я объясню для чего, — спокойно ответил Фэйн. — Это будет ваша плата за то, что мы заберем вас с Марса.

— Вы уверены, что так и будет? — после молчания спросил Барни.

— Конечно, это будет нелегально. Только ООН может законно отправить вас на Землю, но она этого никогда не сделает. А мы перебросим вас на Землю Винни-Пуха.

— И там я останусь?

— До тех пор пока хирурги Лео не сделают вам новую внешность, новые папиллярные узоры на пальцах рук и ног, новую модель энцефалограммы. После этого вы всплывете. Возможно, даже на старой должности в П.П.Лайотс. Насколько помню, вы были их Нью-Йоркским человеком. Через два, два с половиной года вы станете им снова. Так что не теряйте надежду.

— Может быть, я уже не хочу этого, — сказал Барни.

— Что? Неужели? Каждый колонист хочет…

— Я подумаю, — сказал Барни, — и дам вам знать. Но, может быть, я захочу чего-нибудь другого.

Он подумал об Энни. Вернуться обратно на Землю и получить все заново, возможно, даже с Рони Фьюгет… Где-то в глубине души он чувствовал, что это уже не вызывает в нем прежнего отклика. Марс — или любовь Энни Хауторн — очень его изменили. И он не знал, что больше. Оба.

«К тому же я сам напросился сюда. Меня никто не тянул. И не стоит забывать об этом», — подумал он.

— Мне известно о некоторых обстоятельствах, Майерсон, — сказал Ален Фэйн. — То, что вы делаете, — искупление. Правильно!

— И вы — тоже? — удивленно спросил Барни.

Религиозные склонности, казалось, были здесь чрезвычайно распространены.

— Думайте, что хотите, — сказал Фэйн, — но так оно и есть. Слушайте, Майерсон. Через некоторое время мы доставим вас на Землю Винни-Пуха и искупайте тогда свою вину сколько угодно. Существует, однако, еще кое-что, о чем вы не знаете. Взгляните.

Он нехотя вытащил маленький пластмассовый тюбик — контейнер.

— Что это? — похолодев, спросил Барни.

— Ваша болезнь. Лео уверен — после соответствующей консультации профессионалов, что причиненный вам ущерб покажется суду слишком ничтожным, и он будет настаивать на более тщательном расследовании.

— Расскажите мне поподробнее, что это за штука.

— Это эпилепсия, Майерсон. К-форма, причину которой никто не в силах понять. То ли она обусловлена органическими нарушениями, которые не может обнаружить И.И.Джи, то ли она психологического характера.

— А симптомы?

— Ужасные, — сказал Фэйн и, запнувшись, добавил: — Простите.

— Понятно. И сколько на это уйдет времени?

— Мы можем дать вам противоядие после следствия. Не раньше. Так что около года. Теперь поняли, что я имел в виду, когда говорил, что вы окажетесь в положении, равном искуплению? Искуплению за то, что отвернулись, когда он в вас нуждался. Понимаете, эта болезнь будет объявлена побочным эффектом Чу-Зет…

— Наверное, — сказал Барни, — эпилепсия — страшное слово. Такое же, как рак. Люди безотчетно боятся его, потому что знают: болезнь может настигнуть их в любое время, без предупреждения.

— Особенно К-форма. Черт, у них насчет нее даже нет никакой теории. Зато важно, что К-форма не оставляет в мозгу органических повреждений. А это значит, что мы сможем вас вылечить. Вот тюбик. Метаболический токсин, близкий по действию к метразолу. Близкий, но в отличие от него действует, давая характерную картину болезни по И.И.Джи. Действует, пока его не нейтрализуют, что — как я сказал — мы и собираемся использовать.

— Но анализ крови покажет присутствие токсина.

— Да. А это как раз то, что нам нужно. Потому что мы подберем данные физических и психических исследований, которые вы недавно прошли, и сможем доказать, что, когда вы прибыли на Марс, не было никакой эпилепсии и никаких токсинов. И будем настаивать, что присутствие яда в крови вызвано действием Чу-Зет.

— Даже если я потеряю свой гемо…

— Это нанесет огромный ущерб торговле Чу-Зет. Большинство колонистов не покидает чувство страха, как бы эти трансляционные наркотики при длительном применении не стали биохимически вредными. В этом тюбике чрезвычайно редкий токсин, — добавил Фэйн. — Лео достал его через особые каналы. Помнится, его открыли на Ио. Некий доктор…

— Вилли Денкмаль, — сказал Барни. Фейн пожал плечами.

— Возможно. Но сейчас этот токсин в ваших руках. Вы примете его вскоре после приема Чу-Зет. Постарайтесь, чтобы ваш первый приступ произошел на глазах у соседей. И не окажитесь в это время где-нибудь в пустыне на сельскохозяйственной автоматической драге. Сразу же после приступа подойдите к видеофону и вызовите медицинскую помощь ООН. Пусть их беспристрастные врачи исследуют вас. Не обращайтесь к частной медицине.

— Идея хорошая, — сказал Барни. — Только бы врачи ООН смогли снять И.И.Джи во время припадка.

— Конечно. Так что постарайтесь оказаться в госпитале ООН. Их всего три на Марсе. У вас будут для этого веские аргументы, потому что… — Фэйн махнул рукой: — Чего там греха таить, из-за этого яда ваши приступы станут опасны как для вас, так и для окружающих. Они будут выражаться в истерической агрессивности, заканчивающейся более или менее полной потерей сознания. У вас выявится типичная стадия возбуждения, с сильными сокращениями мышц, потом клиническая стадия, когда сокращения чередуются с расслаблениями. После этой, само собой, последует кома.

— Другими словами, — сказал Барни, — классическая форма конвульсий.

— Вас это пугает?

— Ну, почему же? Я кое-чем обязан Лео. И вы, и я, и Лео — мы все это знаем…

Он подумал о том, как эта искусственно вызванная болезнь отразится на его отношениях с Энни. Очевидно, им придет конец. Тогда ему следует отказаться от выгодной сделки с Лео Балеро. Но в таком случае тот тоже не останется в долгу. Но все же разговор об его вызволении с Марса был сейчас не самым главным.

— Будем считать само собой разумеющимся, — сказал Фэйн, — что они предпримут попытку убить вас. В тот момент, когда вы потребуете адвоката. В самом деле, они…

— Мне бы хотелось теперь вернуться к себе в жилище. — Барни двинулся прочь. — О’кей?

— Ладно. Идите. Но позвольте мне дать совет насчет девушки. Закон Добермана. Помните, Доберман был первым человеком, который женился и затем добился развода на Марсе. Так вот, закон этот гласит, что в этом чертовом месте взаимоотношения с кем-то ухудшаются пропорционально твоей эмоциональной привязанности. Я даю вам самое большее две недели. Таков обычай. И ООН такое поощряет, ибо это значит, если уж говорить начистоту, чем больше детей, тем больше население колоний. Уловили?

— ООН, — сказал Барни, — может не разрешить мне связь с ней по какой-нибудь другой причине.

— Нет, — возразил спокойно Фэйн. — Так может показаться лишь на первый взгляд. Но я вижу всю планету. День за днем. И я только констатирую факт. Не критикую. На деле лично я вам сочувствую.

— Благодарю, — подвел итог Барни и двинулся прочь, освещая путь фонариком.

«Я приму яд, — сказал он самому себе. — И я пойду в суд и буду просить этих ублюдков ради Лео. Потому что я ему должен. Но я не вернусь на Землю. Неважно, выйдет ли у меня или нет с Энни Хауторн. Надеюсь, что выйдет. А если не с ней, тогда с кем-нибудь еще. Но я обойду закон Добермана. В любом случае, это будет здесь, на этой несчастной планете, на этой обетованной земле.

Завтра утром, — решил он, — я очищу от песка пятьдесят тысяч метров земли для своего огорода. Это будет первый шаг».