Три сестры

4. Ярмарка

А когда наступил март, в наш горячий и ещё пахнущий новогодними китайскими пирогами город приехала ночная ярмарка.

Сначала на пустом пространстве за Фэрри пирсом появились бирманские гастарбайтеры. Я часто видел их утром и вечером, когда в открытых грузовиках этих людей везут на работу и обратно. Они всегда носят одежду с длинными рукавами и их лица обёрнуты длинными кусками ткани. Впрочем, так же выглядят рабочие из соседних Лаоса и Камбоджи, у тайцев достаточно более бедных соседей, с которыми они веками воевали – причём именно они их и завоёвывали, а теперь, в отместку, их труд они используют для самой тяжёлой работы, но, кажется, именно бирманцы мажут лица чем-то белым, чтобы они не сгорали на солнце.

Так вот, эти люди принялись возводить каркасы конструкций, в которых я разглядел будущие шатры и торговые палатки. Как-то давно мне довелось торговать киноклассикой на Горбушке и такой же каркас, только меньшего размера, мы собирали каждые выходные.

Полиция частично перегородила дорогу у начала ярмарки турникетами, вывесив объявление, ограничивающее поворот машин на эту улицу. Оно было на тайском, но там был нарисован знак «стоп» и стояли числа «1-9» из чего я сделал вывод о датах её работы, а сам размах осознал, только когда увидел, как в дальней части возводят детское колесо обозрения и ещё одну сцену, кроме постоянной, у паромного пирса. Правда в первый, пробный день её работы 1 марта, ярмарка не произвела на меня особого впечатления, но на следующий вечер она уже заработала в полную силу, став местом притяжения тысячи людей.

В тот день в городе сняли последние красные бумажные фонари, а мы с Надей встретились около выезда с самого большого пирса и пошли среди вечерней толпы местных жителей и фарангов.

– Как твои успехи? – поинтересовался я у Нади.

– Да ничего, как обычно. Всё идёт медленно, но в правильном направлении. Вот, я принесла для сестры посылку, давай сразу тебе отдам. Ты можешь потом её открыть и убедиться, что там нет ничего опасного.

Она протянула мне квадратную коробку размером десять на десять сантиметров и весившую не более килограмма. Я убрал её в рюкзак и сосредоточился на происходящем вокруг.

В отличие от туристических ярмарок, которые проходят в определённые дни недели в разных частях острова, это было место именно для тайцев. Кроме большого количества еды, одежды и прочих товаров, здесь существовали определённые виды детских и взрослых развлечений, когда нужно запульнуть какую-то хрень в доступную, на первый взгляд, цель, но больше всего меня поразила одна игра, смысл которой я так до конца и не понял.

В одном павильоне, в надувном бассейне плавало большое количество разноцветных шаров, размером с мячики для настольного тенниса, и их нужно было вылавливать сачками, а красивые девушки открывали их и доставали оттуда номера и потом складывали эти цифры. В первый день, когда между собой соревновались команды, одетые в разного цвета форму, это было ещё более менее ясно. Но сегодня поймать шарики в сачок мог любой желающий и, на основании тех цифр или знаков, что в них находились, можно было получить подарок, либо уйти с пустыми руками. Поэтому теперь тут стояла очередь из детей тайцев и фарангов, я даже увидел, как двум симпатичным европейским девушкам дали какие-то игрушки в качестве приза, и они были очень довольны.

– А что это такое? – поинтересовался я.

– Такая разновидность тайской лотереи. Хочешь в неё сыграть?

– Да нет, мне в такие игры не везло никогда. Я никогда не вытягивал случайный приз, а всего, чего добивался, стоило мне достаточно серьёзного труда, и не всегда количество затраченных сил было пропорционально полученному результату.

– Тогда пойдём, поедим чего-нибудь.

На большой сцене у пирса тем временем начался концерт, где пели и плясали тётки в золотых нарядах, а мы набрали себе всякой еды на палочках, взяли по стакану фреша и, в окружении местных жителей, уселись на ступени какого-то монумента.

Там до нас доносилось уже другое музыкальное сопровождение – мужские лирические песни, исполняющиеся вкрадчивыми «дюдюкающими» голосами. По сравнению с индийской музыкой, имеющей за плечами тысячелетний опыт сложноузорчатых аранжировок, их мелодии были просты и ненавязчивы, они не мешали течению твоих мыслей, а просто вносили в них умиротворение. И очень отличались от них слепые певцы с сильными, пронзительными голосами, чьи песни, как не странно, были наполнены радостью. На них Надя указала мне, когда мы опять гуляли по рынку. Это были трое немолодых мужчин, они играли на двух подключённых к усилителю струнных инструментах и синтезаторе. Двое из них пели. Та песня, что перевела мне Надя, была о том, как чудесно жить в мире, наполненном звуками и запахами, ощущать прохладу воды и тепло ветра, обнимать и целовать друга, любить и сострадать тем, чья любовь отвергнута…

Эти певцы, своими голосами выпускающие в мир красоту, как освобождённых из клеток птиц, всегда были окружены зрителями, в основном, европейского вида, которые, безусловно, понимали, что именно они хотят до них донести.

– Надя, а почему ты сразу, в нашу первую встречу решила доверить мне посылку? – поинтересовался я, когда мы отправились дальше.

– Ну, во-первых, тебе удалось попасть в моё место, и это не так просто, как ты думаешь, а во-вторых, ты одинокий, а ещё мягкий и твёрдый одновременно, это редкое достаточно сочетание. Ты можешь оказать нам помощь. Не сказать, что она неоценима, но мы не просим кого попало, и посторонних людей обычно в наши дела не впутываем.

То, чем мы занимаемся, процесс достаточно сложный и мы не обязаны никому его объяснять, особенно тем, кто испытывает навязчивый интерес и задаёт много вопросов.

– Сам не люблю людей, которые много вопросов глупых задают.

– Вот поэтому я с тобой и общаюсь. Только ты когда сестёр моих встретишь, то особо ни на что не рассчитывай, потому что я первая с тобой познакомилась!

Последняя фраза была сказана так по-детски, что я засмеялся, но, судя по выражению Надиного лица, шутить она вовсе не собиралась.

Поэтому, чтобы сменить настроение, она подошла к рядам, где располагались тиры для бросания шаров, метания дротиков, а так же прочих загадочных предметов и спросила:

– Хочешь, я что-нибудь для тебя выиграю?

– Да нет, спасибо, я лучше просто посмотрю, как ты это делаешь.

Её заинтересовал аттракцион, где надо было попасть мячом в, на первый взгляд, близкое и широкое горло большого алюминиевого сосуда. Мне было понятно, что устроено оно так, что мяч в любом случае отскочит от его краёв, его можно было только положить туда, занеся ровно над центром отверстия и на небольшой высоте – короче говоря, это был обычный ярмарочный развод.

Когда я указал на это Наде, она только улыбнулась и протянула хозяину аттракциона десять бат – именно такую низкую цену он и назначил, чтобы привлечь как можно больше участников, которые не будут расстраиваться в случае своего проигрыша.

Там полагалось три попытки. Первые два раза Надя провела мячи по разным траекториям, и они закономерно отскочили от краёв; держа в руке третий, она повернулась ко мне:

– А теперь смотри.

И мягким и плавным движением руки, совсем как у иллюзиониста, когда он сбрасывает покрывало с исчезнувшего предмета, она метнула третий мяч, который действительно словно растаял в воздухе – никто ведь не ожидал, что он не отскочит от горла, а провалиться ровно внутрь, гулко загремев в чреве сосуда. Особенно это касалось самого хозяина аттракциона, который издал сиплый горловой звук, словно его немного придушили. Он даже заглянул внутрь своего устройства для развода публики, чтобы убедиться, действительно ли мяч теперь там.

В качестве приза там полагались большие плюшевые игрушки, Надя выбрала синего слона, вручив ей которого обалдевший хозяин начал быстро кланяться, делая «ваи». Надя тоже совершила ответный «вай», продолжая обнимать игрушку, а потом посмотрела по сторонам и увидела пятилетнюю тайскую девочку, которая, вместе со своей мамой, внимательно наблюдала за происходящим. Надя улыбнулась, подошла к девочке, что-то вкрадчиво стала говорить ей по-тайски, а потом протянула слона.

Не знаю, чему больше удивились тайцы – самому жесту подарка или знанию языка, но Надя, видимо, произнесла нечто такое, отчего девочка сразу вцепилась в подарок, который был размером больше её самой, а её мама тоже принялась делать «ваи», как мгновения назад хозяин аттракциона, продолжающий наблюдать за нами. На лице у него поочерёдно сменялись выражения удивления, ужаса и какого-то свящённого трепета.

– Надя, а что ты ей сказала? – поинтересовался я, когда она снова подошла ко мне.

– То, что когда я была в её возрасте, то хотела иметь такого же. А теперь я выросла и могу отдать его ей, чтобы, когда она станет такой же большой как я, могла сделать кому-нибудь подобный подарок.

– Это очень мудро… Слушай, раз ты попала в такую цель… ты, наверно, и ножи кидаешь хорошо?

– Папа в детстве научил, – коротко ответила Надя, и я подумал о том, что мне пора бы уже перестать удивляться.

Было девять вечера – для тех, кто тут встаёт в шесть утра, час уже достаточно поздноватый. Меня в это время уже начинало немного подрубать, поэтому пора было расставаться.

Когда мы прощались, она сказала:

– Я эти дни буду сильно занята, поэтому мы увидимся, только когда ты вернёшься. Запиши Верин телефон, а я отправлю ей твой.

Потом она обняла меня и поцеловала в щёку. Но уже не так быстро и напряжённо, как в первый раз.

– Ну всё, пока. И будь осторожнее.

– Да, я знаю, там люди умирают.

– И не только там, Федя, но и на других островах. Просто об этом не говорят – не хотят туристов отпугивать. И мы пока не можем ничего с этим сделать.

…Мы разошлись в разные стороны вдоль растянутой по побережью дороги, она на юг, а я на север. Покидая ярмарку, я увидел, что на малой сцене идёт концерт джаз-рока и там разливают пиво, но прошёл мимо этого места безо всякого сожаления. Рядом, в зоне детских развлечений, стояла имеющая большой успех гигантская резиновая горка, маленькая железная дорога и сияющее неоновыми очертаниями колесо обозрения, где, почему-то, никто не катался.

Я сфотографировал его, отстегнул велик от ограды и поехал в сторону дома.

У магазина Фэмэли Март меня попыталась атаковать чёрная собачка, которая живёт здесь неподалёку. Это единственное злобное существо, которое мне пока тут попалось, к встречи с ней я был готов, но не смотря на свою глупость она, видимо, обладала организаторскими способностями – в её компании были ещё две собаки, которые обычно спокойно лежат у обочины. Я ехал по другой стороне, но дорога была пуста, поэтому они перебежали её и бросились за мной.

По своей московской велосипедной привычке я втопил, переключив скорость, и стал орать на них, следя, что бы хищники не подобрались слишком близко к педалям. Тогда бы мне пришлось отмахиваться ногами, а на дороге это чревато потерей равновесия или аварией. Но подобные твари, как правило, не преследуют тебя долго, поэтому метров через пятьдесят они отстали, и я был в безопасности.

На следующее утро, возвращаясь домой после заплыва, я встретил в Теско Лотусе Директора Музея Ракушек и сказал ему, что на несколько дней еду на остров Тао.

– О-о, – устало потянул он, – Там столько народу! К тому же людей ещё и убивают.

– Да, я в курсе, что он называется теперь «Остров Смерти»!

Мы оба посмеялись, подхватили свои корзинки с продуктами и разошлись в разные стороны.

Конечно, у меня были некоторые измены, что меня могут использовать в качестве наркокурьера, поэтому дома я открыл коробочку Надиной посылки и стал рассматривать её содержимое.

В отдельном пакете там лежали небольшие амулеты из проволочных каркасов, опутанных цветными нитками, заплётёнными косичками, или свободно свисающими пушистыми гривами. Одни из них напоминали фигуры людей и животных, другие выглядели, как цветы с колокольчиками, и я почему-то был уверен, что Надя сделала их сама.

Вторая часть посылки представляла из себя завёрнутые в бумагу стеклянные пузырьки с песком разного цвета и фактуры. Каждый из них был подписан, с какого именно пляжа собрано его содержимое. Там был и крупный жёлтый песок Маенама, и порошковый коричневый с Липа Нои, и мелкий белый, похожий на сахарную пудру, из Сильвер Бич, а всего пузырьков было семь.

Мне подумалось о том, что это достаточно интересный арт-проект – пески островов. Ведь сам песок зависит от геологических процессов и даже в одном конкретном месте может быть весьма неоднороден. В индийской Керале, например, я видел на пляже зоны чёрного, вулканического песка, которые неожиданно переходили в обычный жёлтый. Вот только вести домой пакетики с чем-то похожим на порошок будет весьма подозрительно и поэтому проблематично.

Безусловно, я не понимал, для чего всё это нужно, но содержимое коробки не вызывало у меня отторжения, поэтому я упаковал всё обратно и приготовил её для поездки.

Утром в среду я зашёл в русскоязычное сообщество острова, чтобы узнать о времени и возможных местах проведения Маха Бучи, но не нашёл там никаких упоминаний о предстоящем событии. И это не смотря на значимость праздника, посвящённого тому дню, когда к Будде, не сговариваясь, приехали из разных мест больше тысячи его будущих учеников, и он впервые дал им учение. Тогда я позвонил Наде, в надежде, что она знает какие-то подробности, но её телефон был отключён, а сев на велик и поехав в Липа Нои я не выдержал и повернул на перекрёстке налево.

Прошёл безлюдную тропу водопада, перелез через камень на её место, но там никого не было, а макеты островов размыла вода и теперь они были почти незаметны – скорее всего, она уже пару дней сюда не приходила. Однако, приглядевшись, я обнаружил написанные на песке знаки – горизонтальные чёрточки, в которых опознал гексаграммы из «Книги Перемен» и, на всякий случай, переписал их в блокнот, чтобы позже попытаться выяснить их значение.

Ехать плавать было уже поздно – март реально проявлял себя в медленном, но ежедневном нарастании жары, поэтому, окунувшись в одной из запруд, я пошёл обратно, а в городе купил маску и трубку, потому что свою, хорошую, но тяжёлую, оставил дома, опасаясь перевеса на внутреннем перелёте. Я, вообще, вспомнил про эти ограничения только в день отъезда, и избавился килограмм от пяти – тех вещей, которые счёл менее необходимыми, не подозревая о том, что самолётом компании Nok Air я полечу налегке, с рюкзаком за плечами и расстройством от потери багажа в голове.

Днём никакой информации о местах проведения праздника на ресурсе острова так и не появилось. Тогда в два часа, когда уже наступило самое пекло, я вышел из дома, решив расспросить местных жителей, которые наверняка должны это знать.

Первым делом я заглянул в кафе Марка и Ио, но они были не в курсе. Как владельцев заведения их волновало только то, что из-за Маха Бучи сегодня запрещено продавать алкоголь, однако ответ я получил достаточно скоро. В лавке-мастерской, где местные художники расписывают красками футболки, создавая незатейливые рисунки, пожилая женщина рассказала, что служба начнётся в пять часов в самом ближнем от нас месте рядом с Натоном. Поблагодарив её, я на всякий случай проверил эту информацию у другой женщины, вернулся домой, а уже без пятнадцати пять очутился на достаточно большой территории этого комплекса. Там, у одного из самых маленьких храмов уже собрались, в ожидании, люди. Их было немного – в основном женщины, человек пять молодых мужчин и влюблённая пара.

Когда монахи сказали, что можно заходить, одна бабушка, увидев, что я пришёл с пустыми руками, протянула мне букетик со свечой, ароматическими палочками и красно-жёлтыми цветами, обрамлёнными широкими листьями, похожими на ландыши.

– Вам надо? – поинтересовалась она.

– Ой, спасибо! – обрадовался я, взяв предложенный атрибут праздника.

Мы сняли обувь и, поднявшись по ступеням, прошли в достаточно небольшое помещение, центральную часть которого занимал подиум, где стояли ритуальные предметы, назначения которых я не знал, и сидели монахи. За ними находился алтарь, а пространство для посетителей располагалось по периметру форме буквы «П».

Все расселись на пол вдоль стен. У многих были с собой тексты молитв, а остальные могли взять здесь же подшитые брошюры с распечаткой. Мне в этом смысла не было, тем более тайскими буквами была записана только транскрипция, а сам язык службы, как я позже выяснил, представлял собой буддийскую лексику палийского канона – даже на слух он сильно отличался от ставшего мне уже привычным говора тайцев.

В храме нас было всего человек тридцать пять, среди них несколько детей и я – единственный фаранг, но моему присутствию никто тут не удивлялся. Кроме одного из монахов, который с любопытством рассмотрел меня, когда я поздоровался с ним на входе.

Здесь царила исполненная уюта домашняя атмосфера, час службы пролетел совершенно незаметно, а потом все вышли на квадратную, огороженную перилами галерею у стен храма и зажгли свечи и палочки на своих букетах. Тихой процессией мы три раза обошли вокруг храма, а потом потушили свечи и положили свои букеты на перила. Дым от палочек продолжал красиво подниматься вверх и трепетать от ветра, я не удержался и сделал несколько фотографий. Все пошли на вторую часть службы, но я на неё не остался – мне и так было достаточно впечатлений. А когда я зашёл в магазин 7/11, то увидел пожилого европейца, который с задумчивым видом стоял у холодильника с пивом и читал надпись о том, что в связи с важным буддийским праздником алкоголь сегодня не продаётся. Помедитировав немного на витрину, он печально вздохнул, сел в машину и уехал.

…Вечером я без труда нашёл сайт, посвящённый «И Цзин», но гораздо сложнее оказалось отыскать три Надиных гексаграммы – а именно столько раз можно гадать за один день на «Книге Перемен» – среди всех шестидесяти четырёх.

Первая из них имела седьмой номер и говорила о сознательном уединении и роли гадаемого, как выжидающего полководца, выбирающего нужную стратегию и оптимальное время для наступления.

Следующая, номер шестьдесят один, советовала работать в сотрудничестве, избегать переоценивать собственные способности и вести себя поскромнее.

Заключительная, пятьдесят первая, рассказывала о близком успехе, которому пытается кто-то помешать, о неприятном и неожиданном событии, которое не сможет навредить, а так же о том, что то, якобы, необходимое, чего стремится заполучить гадаемый, окажется совсем не таким, как ему представлялось, и он может смело и спокойно уступить это сопернику.

Прочитав всё это, мне стало понятно, что беспокоить Надю больше не стоит, и она сама выйдет со мной на связь, когда будет надо. Поэтому, приготовив вещи для поездки, я сделал вечернюю йогу и лёг спать, привычно ворочаясь под заунывный рок из дальнего ресторана.