Три подруги и пустынная кошка (СИ)

Глава 1

МАКС

Я проследил за тем, как Ди и Ниса сели в машину. Автомобиль резко рванул с места и, едва успев войти в крутой закрытый поворот, скрылся из виду, оставив позади себя серое облако пыли.

М-да, уж. И кто только ей права выдал?

Нет, в большинстве ситуаций Ди водила очень аккуратно, с удивительной тщательностью и дотошностью стараясь соблюдать все правила дорожного движения. И такое умилительно настойчивое стремление быть правильной всегда вызывало у меня легкую улыбку. Потому что она была водителем в городе, где каждый ездил по своим собственным правилам, и лишь благодаря чуду и благосклонности богов доезжал по пункта назначения, не убив по пути пару-тройку человек и себя заодно.

Но также я знал, что Ди, пусть и старающаяся выглядеть невозмутимой и холодной, прилепив эту маску к своему лицу еще в до студенческие года, на самом деле — безумно эмоциональна, чувствительна и восприимчива ко всему, что происходило вокруг неё. Я видел это, чувствовал, знал, какая она внутри — оголенный нерв, надорванная мышца, открытая рана. Она реагирует на всё и всегда, отвечая надменностью на опасность, шутками на боль, грубостью на попытки людей стать к ней ближе. И вот сейчас она вновь отреагировала, узнав новости о своей подруге, которая и подругой-то была весьма условно. Так, на словах. А на деле — там такой людоед, что впору потеснить Ганнибала Лектора. И Ди это знала, просто признавать не хотела. Как результат — её машина едва не встретилась с фонарным столбом.

— Шеф! — окликнул меня помощник, приближаясь.

Я взял его к себе недавно. Молодой оборотень, назвавшийся Бахиром, появился в городе меньше года назад. Сразу же засвидетельствовал Грише своё уважение и попросился в стаю. Сперва большого интереса он ни у кого не вызвал — слишком юный, субтильный, с длинными густыми волосами и лицом, которое из-за своих мягких черт больше подошло бы девушке. Но уже через неделю парнишка доказал, что нельзя верить первому впечатлению.

Бахир вызвал на бой Ларга, крепкого матерого волка, и в этом вызове откровенно читалось желание подняться выше по иерархической лестнице в стае. Этот бой он выиграл, вырвав Ларгу кадык и оставив захлебываться собственной кровью, с безразличием глядя на ползающего в его ногах оборотня, зажимающего дрожащими пальцами трахею. В течении месяца пацан провел еще три боя и аналогичным образом расправился с другими вызванными им на бой волками, которые были не менее крепкими и злыми, чем Ларг, и, как и он, обращенными в те времена, когда сам Бахир был частью своих родителей.

За его последним сражением один на один я наблюдал лично. Интересно было, справится ли он с Гризманом, личным телохранителем Альфы. Справился, ко всеобщему удивлению, и даже быстрее, чем ожидалось. Добить Гризмана и увеличить его личный список боев со смертельным исходом Бахиру не дали. Гриша, воспользовавшись своим правом вожака, остановил бой, а молодой и дерзкий, отирая кровь с лица и скаля в свете полной луны окровавленные зубы, потребовал себе пост Гризмана. И надо сказать, имел право.

Но я решил предложить ему кое-что получше. И парень, проявив сообразительность, согласился.

С той памятной ночи он служит у меня.

— Да, — повернулся я к парню, отвлекаясь от собственных размышлений.

— Ваш брат, — коротко ответил помощник и протянул мне телефон.

Подавив тяжелый вздох, я взял трубку, приложил к уху и сухо ответил:

— Да.

— Какой ты невежливый, — самодовольно протянул старший братец. — Ну что, убедился? А я тебе говорил, не воюй с ней, проиграешь.

— Ничего бы этого не было, если бы ты не сунулся в мои дела! — чувствуя, как ярость раскаленным металлическим шаром подкатывает к горлу, рявкнул я.

— Братишка, — с ложной ласковостью ответил Димка. — Твои дела неизменно влияют на мои дела, так что я никак не могу стоять безучастно стоять в сторонке.

— А должен бы был, — закипая от злости, проронил я сквозь стиснутые зубы. — Я знаю, что ты к ней приходил. Тогда в лесу, когда она бегала. На ней был твой запах!

— Ну, начнем с того, что она первая ко мне пришла, — хохотнул Лозовский. — И вообще-то, мой адрес ей дал ты, то есть, ты поспособствовал нашему знакомству.

— Да, потому что я знаю Ди. Она настырная и пока своего не добьётся — не успокоится! Каким-то образом она вышла на тебя. И если бы я не помог, то помог бы кто-то другой. И неизвестно, чем бы это всё закончилось.

— Ой, да брось! — зло расхохотался Димка. — Мы оба знаем, что ты втравил её в эту историю, чтобы подставить меня перед Советом! Меня и ягуаретт! Дополнительным бонусом было стремление показаться ей в образе этакого благородного рыцаря, всегда готового рвануть на помощь — верхом на сверкающем скакуне и с обнаженным мечом наперевес! Самому не противно работать на эта старичье, которое вообразило себя вершителями судеб, а по факту уже давно не представляет, как устроен мир! Совет не показывал носа из своего убежища уже десятки лет, некоторые из них уверена, что инквизиция еще существует! Я-то им просто плачу, а вот ты… Ты пошел куда дальше. Метишь не только на трон Талласа, но и в члены Совета?

— Чушь! — рявкнул я.

— Ты серьезно думаешь, что я тогда ничего не понял? В тот день, когда Ди явилась в мой кабинет? Вся такая собранная и серьезная, готовая выступить с обвинениями, уличающими преступника. А по факту — маленькая и слабая, уставшая от того, что её жизнью распоряжаются все, кому не лень, но только не она сама.

Я сжал зубы еще сильнее, до противного скрипа, тут же резанувшего по ушам.

— Ладно, не елозь клыками, — хмыкнул брат чуть более примирительно и уже без таких явных насмехающихся ноток. — А еще лучше мозги включи и подумай, как отнесется твоя невеста, которая и так не хочет быть таковой, к новости, что ты — убил её подругу?

— Она ей не подруга, — отрезал я. — Больше нет.

— Все еще да, — заявил Димка с поражающей уверенностью. Он всегда умел говорить так, словно знает всё и обо всем на свете. И эта уверенность заставляла окружающих начинать невольно сомневаться в своих убеждениях. — Возможно, былого доверия к музе она уже не испытывает, да и вопросов между девчонками накопилось не мало. Но поверь, она не позволит тебе сделать то, что ты собрался сделать. Симбионт? Серьезно? Ты в своем уме?

— Уже донесли, — выдохнул я скорее утвердительно, чем вопросительно. О том, что Димка знает больше, чем показывает и больше, чем ему положено знать, я и так был в курсе. У меня даже были предположения, кто именно сливает ему информацию, но я пока не торопился с казнью, собираясь однажды использовать этого лазутчика себе на пользу.

— Это маленький город, — заявил Димка так, словно это всё объясняло.

— Слишком маленький, — поправил его я. — Для нас двоих явно не подходящий. Может, стоит задуматься о смене места жительства?

— Ну, что ты, малыш, — поддельно рассмеялся Лозовский. Поддельно и явно издевательски. — Я уже настолько прикипел к этому провинциальному местечку, что уже не хочу никуда уезжать. Знаешь, здесь хоть и простовато, но уютно. Мне нравится.

— Надеюсь, что очень скоро тебе понравится где-нибудь в другом месте…, - начал я угрожающе, но брат перебил.

— А то что? Что ты сделаешь, Тэян? Натравишь на меня своих волков? Так у меня тоже есть ручные зверушки, и ты знаешь, они куда пострашнее твоих. Ягуаретты пусть и уступают в численности, но ярость и жажда крови у них прописана в генах.

— Жаль, что мозги у них в генах не прописаны, — зло прошипел я. — Всю эту кашу они заварили!

— Всю эту кашу заварил ты! Пытаясь выгнать меня из города и решившись на массовые убийства!

— Если бы ты сюда не приехал — ничего бы этого не случилось! Это ты во всем виноват!

Повисла тишина, оборвавшая самое привычное для нас занятие — выяснение отношений.

— Знаешь, что мне не понятно? — вдруг вполне мирно проговорил Димка. — Если ты пытался подставить моих оборотней и дискредитировать перед Советом, неужели так необходимо было втягивать в расследование убийства сестры своей бывшей любовницы свою будущую жену? Да еще в такой ситуации раскрывать ей свою истинную личность? Не жалко было прокатиться асфальтоукладчиком по её сердцу? Она ведь считала тебя другом.

— Свою личность я ей раскрыл, чтобы ты не успел вмешаться и сделать это раньше меня, — все внутри сжалось от нехорошего предчувствия. Что-то было не так. Этот разговор, поведение брата, его слова — всё казалось странным, тревожным, предвещающим беду. — А расследование Ди поручил, чтобы эта чертова муза не сорвалась с крючка! Она и так постоянно выделывалась — то не хочу, это не буду! А так она стала смирной, боясь, что собственные подруги ухватят ее за жабры.

— Так, значит, Фируса действительно усердно трудилась на обоих фронтах, — холодно рассмеялся Лозовский, и по его тону было очевидно — данная мысль посетила его не только что и даже не неделю назад. Он уже давно все прекрасно понял.

— Тварь черноглазая, — выругался я, не сдержавшись. Муза оказалась хитрее и умнее, чем я предполагал. Чем мы все предполагали. Фируса уже давно вела какую-то свою игру, вот только условия этой игры оказались не такими уж очевидными, как могло бы показаться на первый взгляд. Даже я в её махинациях еще не разобрался до конца. Слишком много участников оказалось в этой пьесе.

— Нет, думаю, ты мне врешь, — вдруг заявил Димка и в первый момент я даже не сообразил, о ком именно он ведет речь. — И правда в том, что ты хотел, чтобы Ди обо всем узнала. Но узнала сама. Ты хотел оставить её одну, хотел сделать так, чтобы рядом с ней не осталось никого, кому она могла бы довериться. Никого, кроме тебя. И тогда она стала бы податливой и покорной, и ты смог бы делать с ней все, что только захотел. Люди с разбитым сердце — очень легкая добыча. Хотел упростить себе задачу?

— Ты — преувеличиваешь, — отрезал я, но пальцы мои сильнее стиснули телефон, который тут же угрожающе затрещал, готовый вот-вот не выдержать такого напора.

— Нет, братец, я не преувеличиваю, потому что уверен — Элли и Нису выбрал ты, — твердо заявил Лозовский, поцокав языком, словно, догадываясь, какие именно чувства меня сейчас захлестывают, и наслаждаясь этим. — С Нисой все понятно. Близкая подруга, которая, как тебе казалось, представляла для тебя угрозу. Всегда рядом, всегда готова поддержать, кроме того, сильный маг, который в скором времени вступит в полную фазу своей силы и станет еще большим препятствием к осуществлению твоих планов, чем прежде. Предполагаю, что в ночь с ягуареттой она выжила благодаря стараниям музы. Фируса, кем бы её сейчас не считали в городе, все-таки не желала убивать подругу, но и не выполнить твой приказ она тоже не могла. Скорее всего, что-то было не так с таблетками, поставки которых ты так старательно выторговывал в спальне госпожи Чжао и, видимо, в этом деле ты действительно хорош, раз китаянка отказала всем, кроме тебя. Кстати, а Ди знает, каким именно местом ты развиваешь свой бизнес?

— Нет, — ответил я, всем своим естеством больше всего желая оказаться сейчас рядом с братом и вцепиться ему в глотку. — И не узнает.

— Конечно, не узнает, — мигом согласился все еще продолжающий веселиться брат. — Если кто-нибудь её не просветит. Насчет этого и насчет того, что устроенное в её квартире представление с Альфой в главной роли тоже было затеяно тобой. Ты понимал, что остановить Ди, горящую желанием узнать правду и восстановить справедливость будет очень трудно, а потому поручил своему оборотню всё ей рассказать, но с некоторыми корректировками. Ведь тебе не нужно было, чтобы она узнала всю правду — от начала и до конца. Например, о том, что больше всех убийство Элли были выгодно именно тебе. Она ведь помогала тебе со сбытом наркоты. У неё было очень много знакомых как раз в той среде, где и крутились твои потенциальные покупатели. Но со временем девчонка начала выставлять ультиматумы, требовать увеличения процента от продажи. И ты решил, что дешевле будет от неё избавиться, понимая, что аппетиты девчонки будут только расти. А рассказы про морских демонов курам на смех. Если бы это были они, то вырезали бы всю семью, а не только одну неудачливую певичку.

Я устало отер лицо.

— Зачем ты звонишь? К чему вообще вся эта беседа, если ты и так всё понял и всё знаешь?

— Отложи свою идею о слиянии с ацтекским богом, — вдруг очень серьезно заявил брат. — Потому что сейчас у нас нет времени воевать друг с другом. Есть проблема посерьёзнее.

Моё сердце тут же ускорило бег, и я требовательно рявкнул:

— Говори прямо!

— Одна птичка донесла, что в город направляется Чума. А может быть, он уже здесь. Знаешь, кто это?

— Знаю, — выдохнул я, стараясь не показать, насколько сильно меня впечатлила эта новость. Как будто земля дрогнула и начала уходить из-под ног.

— Осознаешь степень надвигающихся проблем? — все с теми же непередаваемыми и неподражаемыми нотками, которые присущи исключительно старшим детям в семье, повторил Лозовский.

— Осознаю, — подтвердил я. И как бы я его ненавидел, сейчас или в принципе по жизни, Джэхан был прав. Замаячившие вдруг на горизонте проблемы имели все шансы приобрести космические масштабы.

— Что будем делать? — вдруг очень по-деловому, как будто мы не беседовали по телефону, а сидели в большом зале для переговоров и обсуждали условия заключения новой сделки, спросил брат. В принципе, ассоциация достаточно верная. И он, и я прекрасно понимали, что значит вести бизнес.

— Предлагаешь объединиться? — хмыкнул я, сообразив, куда он клонит.

— А ты думаешь, что справишься с Чумой самостоятельно? — вновь начал веселиться брат, только на этот раз его веселье носило не издевательски-насмешливый характер, а мрачный оттенок холодной нарастающей решимости. Той самой решимости, с которой отправляются на войну, даже заранее зная о своем проигрышном положении.

— По крайней мере, я могу попробовать, — теперь пришла моя очередь ехидно улыбаться в трубку. — Кроме того, мне сперва необходимо получить доказательства не только его прибытия в город, но и в принципе — его существования. Чума — это что-то вроде мифа! Страшилка для детей!

— Эта страшилка — вполне себе реальна, а по поводу мифов… мы с тобой тоже что-то вроде мифа. Люди уже не просто не верят в наше существование, они о нас даже не помнят.

— У них есть новые боги, — безразлично сообщил я. — Им их достаточно. А по поводу Чумы, если все так, как ты говоришь, то я смогу сам с этим разобраться. Мне не нужна твоя помощь.

И я прекратил звонок. Сунув телефон в карман брюк, махнул Бахиру.

Парень, который во время разговора тактично старался держаться в сторонке, создавая для меня иллюзию уединения, хотя мы оба прекрасно осознавали, что он слышал не только то, что говорил я, но и то, что сообщил мне брат, быстро подошел в ожидании нового указания.

— Поехали в офис, — кивнул я и направился к машине, припаркованной на другой стороне улицы.

Едва только Бахир сел за руль, а я занял место сзади, он чуть развернулся назад и спросил:

— В офис, который официальный или который…, - он не договорил свой вопрос, немного нерешительно замявшись.

— Едем в «Шанхай», — распорядился я.

«Шанхай» был моим творением, моим детищем. В отличие от всех остальных заведений, которые я просто скупал, как скупают произведения искусства, этот закрытый ночной клуб был создан лично мною от начала и до конца. План, концепция, меню — все было разработано, следуя моим указаниям. По итогу получилось именно то, что я хотел — визуально приятный интерьер, отменная кухня и исключительно избранная публика, готовая платить большие суммы за всё, что им способны предложить — от экзотических танцев в исполнении красивых танцоров до покерных турниров. Вся территория клуба была разбита на зоны, каждая из которых могла предложить особенные услуги для самых искушенных гостей. В целом, клуб приносил отличные деньги, но любил я его не за это, а за то, что именно там я мог хоть ненадолго расслабиться, отдохнуть и побыть самим собой. Охраной занимались Гришины волки, так что безопасность там была на самом высоком уровне. А все гости прежде, чем переступить порог «Шанхая» проверялись тщательнее, чем на таможенном досмотре. Скажем так, пограничникам и не снился такой уровень контроля.

Помимо места для отдыха ночью, «Шанхай» выполнял еще одну важную функцию в дневное время. Именно оттуда я вел все свои дела, там хранилась вся документации, там назначались встречи с людьми, с которыми в одной компании лучше не показываться и к которым без заряженного серебряными пулями ствола (или без стоящего за твоей спиной двухметрового волка-оборотня) соваться тоже не стоит.

В общем, «Шанхай» это не только мой островок шика и безопасности, это место, где я могу сочетать работу и отдых.

— Это правда? — спросил Бахир неожиданно. Он в принципе очень редко решался заговаривать со мной первым. Все-таки субординация для оборотней всегда была не просто словом.

— Ты про Чуму? — догадался я, да это было и не сложно.

— Ага, — как-то очень по-мальчишески отреагировал он, шмыгнув носом.

— Пока не знаю, — спокойно ответил я, но напряженность, исходящую от волка ощутил кожей. — Скорее всего, правда.

Я действительно поверил словам брата, потому что не видел смысла ему мне врать. Сейчас он, первенец, чья сила даже без помощи ягуаретт превосходила мою, был в более выигрышной позиции, и мы оба это понимали. В случае прямого столкновения он оказался бы сильнее, в этом не было сомнений. Так что, предлагать мировую ему откровенно не выгодно, если только…

Если только есть что-то, с чем он не в силах справиться самостоятельно.

— Я слышал об этом. О Чуме, — тихо промолвил Бахир, крепче вцепляясь обеими руками в руль, да так, что побелели костяшки.

— О Чуме все слышали, — коротко улыбнулся я.

— Знаете, меня обратили еще в детстве, — вдруг начал рассказывать парень, решив, что наступило время откровений. — Меня и маму. На нас напали, когда мы поздно вечером возвращались домой. Мне досталось меньше, оборотень меня практически не тронул, а вот маму… На ней живого места не осталось. После нападения она едва выжила и начала сходить с ума, потому что её мозг никак не мог справиться с тем, что произошло. С тем, что она увидела в ту ночь. Врачи не поверили её рассказам про огромного волка, передвигающегося на задних лапах, с налитыми кровью глазами и зубастой пастью, из которой доносилась человеческая речь. Ей поставили диагноз реактивная шизофрения и отправили в психиатрическую больницу. В первое же полнолуние она перекинулась, перебила половину пациентов и почти весь медперсонал. И сбежала. Больше её никто не видел. Мне тогда было двенадцать лет. Сразу же после побега мамы ко мне пришли двое молодых мужчин. Объяснили, что со мной случилось, кем я стал и как мне теперь следует себя вести. Я сразу им поверил, потому что они просто подтвердили то, о чем я и так уже догадался. Знаете, когда тебе двенадцать в историю про нападение оборотня поверить легче, чем когда тебе почти сорок. Оборотни предложили мне вступить в их стаю, обещали позаботиться обо мне. Я согласился. На следующие восемь лет стая заменила мне семью. Там меня обучили всему — как сражаться и как охотиться, как переживать полную луну и как справляться с жаждой крови. Один из лидеров стаи взял меня под свою опеку. Он был уже старым, многое повидавшим волком, но еще мог дать фору молодым, поэтому крепко сидел на троне Альфы. Однажды он вызвал меня к себе поздно ночью, сказал, что есть кое-что, что я должен увидеть.

— И что же это было? — меня невольно заинтересовала история Бахира, хотя, когда он начал рассказывать я его практически не слушал.

— Он привел меня на Поляну. Так называлось место силы нашей стаи, — я кивнул, показывая, что понял, о чем он говорит. У каждой стаи имелось своё место силы, где мохнатые собирались для проведения любых мало-мальски важный событий — от принятия в свои ряды нового члена до проведения показательных казне й. У каждой стаи место силы называлось по-своему, в соответствии с устоявшимися традициями, а расположение хранилось в строжайшем секрете. Выдать чужаку место силы означало нарушить закон. А для оборотня все чужаки, кроме членов стаи, и даже самые ближайшие родственники-люди подпадали под эту категорию. Не касалось данное правило исключительно Альфы. Альфа вообще не подчинялся никаким правилам, кроме одного, священного и чтимого всеми — Альфа должен защищать свою стаю даже ценой собственной жизни. А стая должна защищать Альфу, ценой жизни всех своих волков. Место силы Гришиной стаи находилось за чертой города, глубоко в лесу, недалеко от озера Панагия, что в переводе с греческого означало «Пресвятая». Поэтому и место силы обитающих в городе волков получило аналогичное название. Именно туда я приехал, чтобы посмотреть на четвертый, последний, бой Бахира. И именно там он предстал перед своей недавно обретенной семьей в новом статусе их доминанта. — В центре Поляны, которая и сама по себе являлась поляной, окруженной плотным кругом густорастущих и очень древних сосен, росло Дерево Танцев. Так его называли местные. Считалось, что ему несколько тысяч лет и в древность вокруг дерева собирались шаманы для проведения обрядов и общения с предками. Так вот, еще издалека я увидел, что на дереве что-то висит. Сперва мне показалось, что это нечто вроде ростовой куклы, но подойдя поближе понял, что это — женщина. Мертвая женщина, подвешенная на ветки и растянутая веревками за руки и ноги.

Повисло гнетущее молчание. Такое молчание, которое одновременно хочется и прервать, потому что терпеть это невыносимо, но и что сказать тоже непонятно, ведь любые слова прозвучат глупо.

— Это была твоя мать, — сразу все понял я. Нужно было быть идиотом, чтобы не догадаться. С неё эта история началась, на ней она должна была и закончиться.

— Да, — тихо ответил Бахир. И в этом едва слышно выдохнутом «да» прогремела такая невыносимая тоска, что будь я чуть больше подвержен эмпатии, растрогался бы. Наверное. — Я искал её почти пять лет. Но так и не смог найти. А у Чумы получилось. Мою мать поймали, убили, а после принесли её тело на Поляну и повесили на дерево. Как главное украшение на рождественскую елку. И все из-за меня. Для меня. Убийца знал, что я состою в стае, которой принадлежит Поляна. И таким образом желал передать какое-то послание. Может быть, хотел напугать меня? А может быть наоборот — утешить…

— С чего ты решил, что твою мать убил Чума? — хмуро поинтересовался я. Мне эта история не понравилась. Совсем.

— Чума оставил на теле мамы свой символ. Вы, наверное, знаете? Это что-то вроде его персональной подписи: два рядом нарисованных круга, а между ними — «птичка». Некоторые называют её «галочкой».

— Схематичное изображение маски чумного доктора, — заметил я, стараясь сохранять спокойствие.

— Да, да, — обрадовался паренек тому, что я его понял. — Его вырезали на коже. Знаете, едва осознав, кто передо мной, я впал в такое отчаяние, что тут же перекинулся… мне было так больно. Боль — это последнее, что мне запомнилось. Пришел в себя я только через несколько дней — истощенный, израненные, с обломками веток в волосах, кусками уже въевшейся грязи скованный серебром по руками и ногам. Знаете, раны, нанесенные одному оборотню другим заживают достаточно долго. Наша регенерация в таких случаях работает значительно хуже. Так вот, мне мои повреждения нанесли волки, которые меня ловили. Потому что обезумев от горя я несколько суток носился по округе, жутко воя, скуля и пугая местное население настолько, что некоторые вообще перестали выходить из дома. А потом я впал в ярость, такую дикую, что начал кидаться на все и на всех подряд, словно бешенный. Потребовалось шесть взрослых волков и больше десяти часов, чтобы схватить меня и обезвредить. Спустя неделю после тех событий меня вновь позвал к себе Альфа. Знаете, вожаком моей прежней стаи был очень умный, мудрый мужчина, профессор математики. Ему когда-то не повезло точно также, как и мне. Он заблудился в Вене, куда приехал на конференцию, забрел не в тот район и… столкнулся с оборотнем. Тот укусил его, выдрал селезенку вместе с половиной почки, сожрал и удрал. А профессор два дня пролежал в канаве на окраине, уткнувшись лицом в грязь. Периодически приходил в себя, пытался звать на помощь, но голоса не было. Все что ему оставалось — это хрипеть и надеться, что кто-то услышит. Но никто не услышал. На третий день он очнулся и понял, что живой. Это удивило его не меньше, чем тот факт, что его тело полностью восстановилось. Идиотом профессор никогда не был и выбравшись кое-как к людям отправился в отделение местной полиции. Там ему помогли, доставили в отель. Заявление он писать не стал, так как не помнил лица нападавшего, да и вообще мало, что мог сказать. Шел-шел по улице, потом кто-то напал сзади. Потерял сознание, очнулся по шею в грязи. Вот и вся история. Но как выяснилось дальше, для профессора все только начиналось. Так же, как все только началось для меня в тот день, когда я пришел к Альфе, а он усадил меня перед собой и рассказал легенду. Легенду о Чуме.

Я уже знал, что это была за легенда.

Её всем рассказывают — молодым вампирам, новообращенным оборотням, только вступающим в силу магам, еще даже не пытавшимся кричать банши и даже ведьмам, обитающим в лесах и уже позабывшим, как выглядит человеческая цивилизация.

И всегда эта передающаяся из уст в уста легенда звучит практически одинаково, неся в себе смысл, сводящийся к одному-единственному выводу: будешь плохо себя вести — и Чума придет за тобой. Что будет дальше, после пункта «придет», сказители не уточняли, а слушатели не спрашивали, потому что ответ и так был очевиден — ничего. Ничего уже не будет, после того, как Чума ступит на твой порог. Это убийца, который не знает пощады, не верит в сострадание и не дарит прощения. И кроме этого, больше практически ничего не известно об этом мифическом сверхъестественном пугало. Чума — практически, как единорог. Все о нем слышали, но никто не видел. Никто не знает, как он выглядит, сколько ему лет, где он живет и вообще — есть ли у него дом? Или он как древние вампиры, живет в пещере, выходя лишь после захода солнца и скрываясь в её недрах с первыми солнечными лучами?

Никто не знает.

Те, кто верят в существование Чумы — называют его карой старых богов — ему все равно, кто погибнет и как много их будет. Главное — восстановить справедливость. Тем способом и в том объеме, в котором он посчитает нужным. Да, Чума — это что-то вроде народного мстителя и мстит он от имени тех, кто не может сделать это сам. Говорят, что противостоять ему можно, вот только — бесполезно. Если он наметил себе жертву — доберется во что бы то ни стало. И убьет. Возможно, даже быстро. Если повезет. Или основательно помучает перед смертью, а потом все равно убьет, потому что живым после встречи с Чумой еще не оставался никто.

А те, кто все-таки не верят в него, как в реальное самостоятельно мыслящее существо, считают, что просто разные люди в разное время захотели устранить своих врагов и постарались подстроить все так, чтобы их проделки приписали некоему мифическому чудищу. А на них самих чтобы никто не подумал и, соответственно, не прислал по их головы корволант, ведь убивать своих вне закона. Так и появились подтверждения существования легендарного мстителя. Потому что у каждого есть грешок за душой и каждому есть за что мстить.

— Альфа рассказал мне, что мою мать убили быстро — одним единственным ударом рассекли сонную артерию. Она скончалась за секунду, даже не успев сообразить, что произошло.

— Что же твоя мать такого натворила, что по её голову пришел мститель? — пробормотал я удивленно.

— Подробностей я не знаю, — мотнул головой Бахир. — Потому что в какой-то момент осознал, что и не хочу знать. Но если говорить в общих чертах, то моя мама после побега… как бы это сказать… слетела с катушек. Она колесила по стране, нападала по ночам на людей и кусала всех подряд. Альфа моей бывшей стаи и несколько его заместителей знали об этом, но ничего не могли сделать — выследить её было очень трудно, потому что она всё время передвигалась, да и не их это была забота, потому что тот, кто обратил нас с мамой был из другой стаи, следовательно, и ответственность за её действия несли другие ребята. За время своей бродяжнического существования мама успела обратить несколько сотен людей и еще стольких же убить. Так что, смерть её была вполне закономерной и ожидаемой.

Мой помощник подвел печальный итог и замолчал.

Я уже открыл было рот, чтобы выразить ему свое сочувствие, хоть это и было самой бесполезной вещью на планете, как и само сочувствие — самая бесполезная человеческая эмоция, но Бахир вдруг резко затормозил на сменившем свой цвет светофоре, обернулся ко мне всем корпусом и заглянул в глаза.

— Как вы думаете, если Чума действительно сейчас в городе, то за кем он пришел? — на дне его теплых карих глаз мелькнул затаенный, тщательно подавляемый страх.

— Вряд ли, за тобой, — криво изогнул я губы. — Так что, можешь не переживать.

Бахир вдруг скованно улыбнулся и признался:

— Я переживаю не за себя.

И я понял.

Он беспокоился обо мне.

Да, это было очевидно. Если за кем Чума и может прийти, то я — наиболее подходящая на роль следующей жертвы мстителя кандидатура.

— Не хотелось бы увидеть вас, болтающимся на дереве, — попытался пошутить оборотень, а я вдруг вспомнил, что он еще очень и очень юн, несмотря на все свои стремления выглядеть серьезно и взросло.

— Не бойся, не увидишь, — пообещал я, откидываясь на сидении и чувствуя, как сердце ускоряет свой бег. Да, одно дело, когда ты сам догадываешься обо всем и совсем другое — услышать, как твои мысли озвучивают другие люди. — Я не собираюсь умирать.

Бахир вернул свое внимание дороге, и мы вновь тронулись с места. До «Шанхая» оставалось совсем чуть-чуть. И я почувствовал себя немного спокойнее. «Шанхай» — моя крепость, там до меня не доберется даже брат.

— Он не человек, — начал рассуждать вслух мой подручный волк, словно уже мысленно прорабатывая стратегию моей защиты. Это было одновременно и смешно, и трогательно. Меня собрался спасать вчерашний школьник. Конечно, в сражении один на один он хорош, но что мальчишка способен противопоставить тому, кто был самим олицетворением ужаса?

— Естественно, он не человек, — легко рассмеялся я, чувствуя, как постепенно отпускает напряжение, словно сжавшее внутренности стальным прутом. Все-таки, не зря взял волчонка к себе. Правильное было решение. — Легенде о нем больше сотни лет. Люди так долго не живут. А если и живут, то не столь активно, как Чума.

— Но он и не Охотник, — продолжал рассуждать Бахир вслух. — И не имеет отношения к Совету и корволанту.

Я кивнул, безмолвно с ним соглашаясь. В этом своем суждении весьма сообразительный волк также не ошибся. Корволант контролируется Советом, а Совет — контролируется деньгами. Моими деньгами, которые Совет очень оскорбляют, и которые это скопище дряхлых стариков, возомнивших себя вершиной нашего мира, все равно берет, исправно протягивая жадную лапу. Они получают львиную долю от моей прибыли, а потому убивать меня им не выгодно с экономической точки зрения. Конечно, я не собираюсь вечно терпеть власть занудных снобов, помешанных на правилах, писанных больше тысячи лет назад на пергаменте при свете горящей лучины. Да и платить засевшим в своих норах хрычам огромные суммы тоже уже порядком надоело, так что, у меня в ближайших планах значится разобраться с этим собранием старых перечниц, но не сейчас. Сейчас я им плачу, и их это устраивает.

А по поводу Охотников за головами…

Когда-то это были свободные отряды, чья признаваемая всеми сила основывалась на семейной преемственности. Они никому не подчинялись и жили, руководствуясь своим внутренним сводом законов, своеобразным кодексом чести. Этот самый кодекс чести их и погубил, потому что, как выяснилось, консервативность — враг адаптации, а адаптация — ключ к выживанию. Те охотники, которых не успели перебить оборотни, вступили в Летучий корпус и стали подчиняться Совету. Неприкаянными остались лишь пара десятков Охотников, но к тому моменту они уже лишись своего главного преимущества — коллективности и связи с семьей. Охотиться по одиночке за кем-то вроде Гриши и его стаи дело очень неблагодарное и крайне смертельное. Вот смерть всех и выкосила. Если где и осталась пара-тройка свободных, как прежде, Охотников, то все, что они могут сделать — это пристрелить какого-нибудь несчастного опоссума, случайно забредшего в их гараж.

— Охотники — тоже не вариант, — проговорил в итоге я, после недолгих размышлений.

— Так, кто же он?! — воскликнул Бахир и чувствовалось, что для него это не риторический вопрос, озвученный в пустоту.

Но и он остался без ответа, потому что к этому моменту мы как раз подъехали к клубу.

— Загони машину на парковку и отдохни немного. Понадобишься — позвоню, — распорядился я и вышел.

Несколько метров до входа в двухэтажное здание, возведенное специально под мой клуб, я пересек быстрым шагом, стараясь не слишком откровенно оглядываться по сторонам. Вряд ли, конечно, убийца устроился на одной из крыш соседних домов, поглядывая на меня в оптический прицел, но ощущение, будто за мной кто-то наблюдает появилось резко и не желало отпускать.

Скользнув за дверь, я кивнул дневной охране, состоящей из четырех оборотней, сразу свернул направо и пошагал по подсвеченному неоновыми лампами коридору. Эта часть была офисной и сюда допускались лишь несколько одобренных мною лично человек.

Не дойдя до кабинета пары шагов я уловил знакомый аромат парфюма.

И разозлился.

Раздраженно дернув за воротник рубашки, расстегивая несколько верхних пуговиц, я толкнул последнюю дверь и, остановившись на пороге, взглянул в глаза вальяжно раскинувшейся в кресле Ильзе.

— Какого черта ты здесь забыла? — резко спросил я.

Ильза, молодая волчица с копной кудрявых белокурых волос и такими пышными формами, что их едва прикрывало тонкое легкое светло-зеленое платье, соблазнительно закинула ногу за ногу и призывно облизнула полные губы.

С грохотом захлопнув за собой дверь, я прошел в глубь кабинета, на ходу стягивая с себя пиджак.

— Я задал тебе вопрос, — пиджак полетел на черный кожаный диван, следом за ним туда же устало рухнул я.

— Я соскучилась, — капризно надув губки, протянула Ильза и взмахнула длинными ресницами. В том, что ни эти ресницы, ни эти губы, ни все остальное не были натуральными для меня не являлось секретом. В принципе, мне было не важно, сколько, чего и как исправила в себе Ильза. Она мне нужна было только для одной-единственной цели, с которой волчица справлялась на отлично. Все остальное не имело значения, как и степень её умственного развития.

Нет, сама себя она считала чрезвычайно хитрой, особенно, когда клянчила у меня деньги, но по факту, глупость её была настолько махровой, что порой я едва сдерживался, чтобы не приложить её накрашенным лицом об стол. На самом деле, единственное состояние, в котором она меня не раздражала — это стоя передо мной на коленях, обхватив часть меня своими полными, накрашенными амлой помадой губами. Именно в этой позе она была молчаливой, покорной и полностью меня устраивающей. Правда, потом приходится отирать её помаду с самых интимных мест, но это уже мелочи.

— Рад за тебя, — не пытаясь сдерживать грубость, отрезал я. — Но зачем ты сюда приперлась? Я разве тебя звал?

— Ну, милый, — натужно и ненатурально захныкала Ильза, дернула подол своего платья, обнажая в высоком разрезе молочно-белое бедро, а после сползла на пол и с грацией игривой кошки поползла ко мне. — Мне было так грустно и одиноко.

— И ты решила, что мне тоже грустно и одиноко? — зло хохотнул я, наблюдая за тем, как она приближается ко мне и одновременно с этим ощущая, как кровь приливает к одному конкретному месту.

Ильза вцепилась в мою брючину и, ласково проведя пальчиками вверх по ноге, поднимаясь все выше и выше к паху, громко прошептала:

— Да. А еще ты очень много работаешь в последнее время и почти не расслабляешься, — Ильза встала на колени, удобно расположившись между моих широко расставленных ног. Тонкие пальчики быстро добрались до ширинки. Звякнул ремень, послышался звук расстегивающейся «молнии» и её мягкая, теплая рука накрыла моё тело.

Не став сопротивляться, я откинул голову назад и закрыл глаза.

Наверное, действительно стоит немного расслабиться и отвлечься. И кто, если не Ильза способен помочь в этом деле?

Но лучше бы со мной сейчас была не Ильза.

А она.

Моя маленькая любимая морская девочка. Моё персональное хрупкое чудо, почему-то верящее в свою силу и самостоятельность. И не обязательно стоя возле меня на коленях и тщательно вбирая часть меня в свой умелый рот, как делала это сейчас волчица.

Это вообще не важно.

Я просто хотел бы ощущать её в своих руках, на своем теле, под собой, рядом с собой. Гладить её тонкую кожу с легким розоватым, как у ребенка, оттенком. Чувствовать аромат её длинных воздушных волос, запускать в них пальцы, чуть натягивать и чувствовать, как она поддается каждому моему действию.

Её запах — особенный, будоражащий, словно пускающий легкие электрические разряды по мышцам и сводящий с ума моментально, стоит ей только появиться рядом. Она редко пользуется духами, и в этом тоже есть своё очарование, ведь так искусственные ароматы не перебивают её собственный запах, который я узнаю моментально, даже если передо мной выстроятся в ряд тысячи женщин.

Похожих на неё много, но точной такой же, как она больше не найти нигде. Иногда чрезвычайно умная, а иногда такая же чрезвычайно глупая. Не поняла, что до дрожи в коленках понравилась Грише. Он теперь даже верит, будто может избавиться от меня и получить её. Как будто я позволю ему. Позволю забрать мою девочку. И этот чертов вампир тоже дня не способен прожить, чтобы не взглянуть на неё хотя бы издали. Повезло ему, клыкастому, с наследственными способностями. Умей я становиться невидимым, может быть, вообще не отходил бы от моей нереиды.

Как он её там называет?

Принцесска?

И еще что-то по-французски, какая-то только их фраза. Бесит. Все они бесят. Джэхан тоже воду мутит, то ли действительно влюбился, то ли сам себя убедил в это убедил, то ли пытается играть в любовь.

Черт бы их всех побрал!

— Ай! — вдруг вскрикнула Ильза.

Я подхватился, распахивая глаза.

Волчица сидела на полу, потирая покрасневшую щеку и глядя на меня с обидой и претензией одновременно.

— Ты ударил меня током! — громко начала жаловаться она.

Я перевел взгляд на свои руки. Под ставшей прозрачной кожей пульсировали вздувшиеся вены, периодически вспыхивая бледно-голубым светом.

Я выдохнул, стиснул кулаки и попытался успокоиться.

— Ты меня ненавидишь, — вновь заныла Ильза, все еще сидя посередине моего кабинета попой на ковре и глядя на меня снизу-вверх. Почему-то вспомнилось, какая она в облике зверя — массивная, сильная, с широким крупом, пушистой светлой шерстью, немного отливающей золотом, и огромными бездумными прозрачными глазами.

— Я тебя не ненавижу, — пробормотал я, подтянул штаны, подхватил ремень и быстро заправился.

— Нет! Ненавидишь! — на глазах волчицы выступили фальшивые слезы. Такие же фальшивые, как и она сама. — Ты опять думал о ней, да?

Внезапно она подхватилась одним смазанным, едва уловимым движением, уперла руки в боки и начала:

— Ты постоянно думаешь о ней, когда мы вместе! Неужели, я так плоха? Неужели, тебе меня мало?!

Черт, ненавижу все эти бабские истерики. И почему женщинам всегда так хочется скандалить?

Я направился к столу, рывком выдвинул один из ящиков и схватил стопку наличности.

— Вот, — швырнул я деньги на стол перед Ильзой. — Сходи по магазинам, проветрись, купи себе что-нибудь и успокойся.

Но Ильза отреагировала неожиданно. Вместо того, чтобы как обычно, плотоядно улыбнувшись, выхватить купюры и унестись по своим делам, она закусила губу, словно готовая вот-вот разрыдаться, и глухо проронила:

— Какая же ты все-таки сволочь, — схватив сумочку, она вынеслась из моего кабинета, на последок от души хлопнув дверью.

— И что это сейчас было? — растерянно спросил я мебели.

Мебель не ответила.

Выдохнув, я сел за стол и уставился на разложенные перед собой документы. Счета, договора, биржевые сводки, налоговые документы, опять счета.

Надо было работать, но сосредоточиться никак не получалось. Мысли скакали, будто гарцующие пони, в ушах звенело от глухой тишины, повисшей в кабинете, и все размышления, даже начинавшиеся с рабочих вопросов заканчивались мыслями о ней.

Где она?

Чем занимается?

О чем думает?

Думает ли она обо мне также, как я думаю о ней?

И самое главное… знает ли она о Чуме?

Потому что если убийца пришел не за мной, то, вполне возможно, он пришел за ней.