Профессора наконец прибыли на станцию Газенберг, у подножья которой живописно раскинулась столица Швабии. Хотя уже настала осень, все здесь сияло ярким убором из цветов. Представители двора, Тюбингенского университета, отцы города, одетые в белое девушки, хоры музыкантов и многотысячная толпа ожидали здесь отважных путешественников.
Сели в электрические автомобили. В первом ехали вместе шесть ученых с гигантскими букетами в руках. Медленно пробирались автомобили через волнующуюся, кричащую толпу вниз, в разукрашенный флагами город.
Во главе торжественного поезда, среди оглушительных приветственных криков запрудившей все улицы толпы, ученые были отвезены в новый, величественный концертный зал города. В этом зале должна была произойти официальная встреча. В огромном здании ученых ждало избранное общество высших представителей города. При входе в зал они были встречены ликующими криками собравшихся.
Когда окончились приветствия, начался банкет. Весьма разумно было решено заранее, что во время еды не будет произнесено ни одной речи. Когда обед окончился, Штиллер взошел на устроенную в зале эстраду и заговорил, обращаясь к блестящему собранию.
— Милостивые государи и милостивые государыни! От имени своего и своих товарищей благодарю вас, прежде всего, за сердечный прием, оказанный нам вами. Он очень тронул нас. Не сердитесь, однако, если мы попросим вас отказаться от всяких дальнейших чествований наших скромных особ. Все, что мы сделали, все, что мы выполнили, ведь оказалось возможным лишь потому, что нам удивительно благоприятствовало счастье. Там же, где человек достигает своей цели только благодаря благоприятным внешним обстоятельствам, заслуга его гораздо ничтожней того, чем она вам кажется.
И именно на Марсе, у народа, обладающего идеальным взглядом на жизнь, безграничной любовью к истине и глубоким познанием собственного я, мы впервые научились ценить себя лишь по заслугам, быть искренними и строгими по отношению к самим себе. Мы отправились отсюда с известным самомнением, ныне же мы вернулись с спокойной, трезвой оценкой нашей собственной личности. Из этого-то и истекает наша просьба.
А теперь позвольте мне набросать вам в кратких чертах картину того удивительного мира, в котором нам было дано прожить целых два года.
И Штиллер рассказал о их полете через мировой эфир, о том, что они видели на Марсе.
— Один только профессор Фридолик Фроммгерц, — закончил Штиллер, — не смог решиться на обратное путешествие. Он остался там в качестве единственного живого свидетеля нашего пребывания на Марсе. Наше прибытие на остров Матупи вам известно. В заключение всего, мы хотим передать национальному музею Швабии те предметы, которые мы получили в знак памяти на Марсе в очаровательной Анголе в час расставания. Нам самим эти предметы не нужны. Наше пребывание на этой планете сохранится у нас в памяти, как сказка, полная красоты, очарования и яркого света, до конца нашей жизни, и, если души умерших, как думают некоторые, переселяются на отдаленные звезды, я ничего не желал бы так страстно, как иметь возможность проснуться там, когда здесь, внизу, меня уже не будет существовать!
Штиллер спустился с эстрады. Молча выслушало многочисленное собрание его слова. Не одно лицо среди присутствующих носило следы глубокой грусти, когда профессор окончил свою речь. Этого никто не предполагал! Куда исчезло внезапно все радостное, праздничное настроение? Дирижер оркестра выступил, как ангел-избавитель, среди удрученного молчания. Он поднял свою палочку, и легкие звуки ласкающей ухо музыки снова вернули собранию прежнюю веселость. И тут подчас, на Земле, недурно живется! К чему же, в таком случае, стремиться на Марс? Путешествие, подобное путешествию семи ученых, не должно иметь подражателей. Прежде столь жизнерадостные люди вернулись откровенными человеконенавистниками. Уж лучше было бы им оставаться все время на родине. Таково было мнение многих из возвращавшихся в поздний час ночи домой после пышного пира.