Третья раса

Глава 4 Тревога

Ближе к вечеру я заскучал. День оказался настолько бурным, что, когда события сбавили ход, мне стало грустно. Сделав бутерброд с тунцом, я решил все же просмотреть, что нашлось в Сети по теме дельфиньей легендаристики. На английском читать было лень, так что я выбрал статейки на русском, чтобы просто иметь представление. В первой статье много места было уделено тому, как был открыт разум дельфинов, рассказывалось о семантике их языка и описывались алгоритмы работы коммуникатора. Все это было мне в общих чертах известно, и вводную часть я промахнул. Перелистнув несколько страниц, я зацепился взглядом за заголовок: «Отголоски древних эволюционных событий в эпосе дельфинов». Дальше было написано следующее:

Я понял, что ничего интересного для себя в этих статьях не найду. Слишком все глубоко научно и, по большому счету, скучно. Я надеялся отыскать сами легенды в переводе коммуникатора, но ни в одной из статей ни текстов, ни цитат не оказалось. Странно это… Данное обстоятельство могло быть вызвано либо нежеланием перегружать общую Сеть ненужными подробностями, либо прямой необходимостью скрыть часть информации. Я даже примерно не мог представить, для чего и кому это могло понадобиться, и какой вред мог оказаться от древних дельфиньих легенд для нынешнего существования человечества. Вообще, надо будет у Леси спросить, она-то уж от меня ничего не станет скрывать.

Удовлетворенный таким решением, я откинулся на спинку кресла, и в тот же миг экран монитора сделался красным, а в центре экрана полыхнула белая надпись: «Тревога!». Вот уж к чему-чему, а к этому я готов точно не был. И хотя сегодняшний день преподнес мне не мало сюрпризов, но это было уже чересчур. Общая тревога, объявленная в гражданской Сети, могла означать минимум угрозу для всей зоны Индийского океана. Будь она не столь значимой, экран загорелся бы не красным, а оранжевым цветом, как это бывал много раз на моей памяти, при обнаружении в прибрежных акваториях особо опасных биотехов, вроде двадцатитонной «Берты», какую мы обезвредили возле Одессы.

Как того требовала инструкция, я быстро переключился на новостийный канал, готовый услышать все, что угодно. Но пока монитор показывал только заставку экстренного выпуска.

– Вот барракуда… – прошептал я, все сильнее поддаваясь охватившей меня тревоге.

Хуже всего – не знать, что происходит. А происходило нечто из ряда вон, иначе красную заставку в Сеть не выбрасывают. Наиболее логичным было предположить внезапный природный катаклизм, вроде сильнейшего землетрясения в океане. Мощные толчки на дне могут поднимать волны высотой метров в тридцать, а то и больше. И хотя такое случается раз в тысячу лет, и в прошлый раз было в Индийском океане всего лет двести пятьдесят назад, но ничего другого мне в голову не приходило. Правда, если напрячь воображение, можно было представить, что бушующий ураган начал набирать невиданную силу, грозящую смести в океане и на побережье все живое. Или, еще того хуже, внезапно выскочивший из тьмы космоса астероид с угрожающей Земле траекторией. Последнее меня напугало до ледяных мурашек, поскольку, даже если межпланетный убийца был обнаружен загодя, сбивать его совершенно нечем. Ни ракет нет, способных вывести заряд на орбиту, ни самого заряда.

Я потер похолодевшие ладони, а заставка на экране все не сменялась изображением диктора, который внесет ясность в происходящее. Мысль об астероиде не выходила из головы, засев там накрепко, вцепившись когтями, впившись зубами… Вспомнилась статья из школьного учебника истории, в которой говорилось о всеобщем разоружении после Десятилетней эпидемии. Тогда велись ожесточенные споры о том, стоит ли уничтожать все термоядерные боеприпасы без остатка или же оставить немного на всякий случай. Профессор Маркович, потомственный физик, очень уважаемый в научной среде не только из-за собственных заслуг, но и из-за того, что его далекий предок когда-то создал первый квантовый вычислитель, высказывался за сохранение хотя бы части термоядерных арсеналов. Но общественность, находившаяся в глубоком ужасе после последней войны, истребившей половину тогдашнего населения, настаивала на полном уничтожении всех зарядов. Главный идеолог разоружения, профессор Вудстронг, подлил масла в огонь тем, что произвел расчеты последствий войны, если бы в ней применялись не только и не столько биотехи, сколько термоядерное оружие. Человечество было в шоке от его выводов, после чего африканский, европейский и азиатский парламенты единогласно проголосовали за Полное Разоружение, включая не только уничтожение ядерных боеприпасов, но и полный запрет на биоконструирование, в том числе и в мирных целях.

Даже морским охотникам с огромным трудом удалось отстоять право на сохранение двух заводов по выращиванию сверхглубинных скафандров-биотехов. Видимо, оставшиеся в океанах твари пугали людей не меньше, а возможно, и больше, чем термоядерные фугасы. Уничтожая сохранившихся с войны биотехов, охотники приобрели настолько мощный авторитет, что вместе с ним получили немалую власть. Сейчас от нее остались лишь отголоски в виде неписаных морских правил, но лет семьдесят назад морской охотник вызывал у людей поистине священный трепет. Охотники были единственными защитниками от кишевших в глубинах чудовищ, да и сейчас остаются единственными, да только самих чудовищ здорово поубавилось с тех времен. Люди немного пришли в себя, а от былого почитания охотников осталось мало. Разве что дети по-прежнему в них играют, мастерят гарпунные карабины и ловят воображаемых пиратов.

И вот теперь произошло нечто ужасное, чего не ожидал никто. Я вспомнил недавние слова Беса о том, что если произойдет что-то из ряда вон выходящее, то и мне найдется место в отряде охотников. Однако теперь это ни сколько не радовало. Честно говоря, я попросту испугался. Сильно.

Наконец заставка сменилась лицом диктора.

– Вниманию всей гражданской Сети! – начал он. – Передаем экстренное сообщение.

Я внутренне напрягся.

– Два часа назад, – продолжил диктор, – в акватории Индийского океана была зафиксирована вспышка ультрафиолетового излучения, сходная со вспышкой при запуске баллистической межконтинентальной ракеты. Просчет траектории показал выход снаряда на устойчивую орбиту, где он и пребывает в настоящее время. Активное зондирование объекта с наземных станций и сателлитов однозначно указывает, что на его борту находится термоядерный боеприпас с разделяющимися боеголовками, готовый в любую минуту атаковать наземную цель. Однако, поскольку орбита снаряда в настоящее время стабильна, невозможно определить, когда и куда придется удар. По всей видимости, ракета выпущена с заякоренной в океане пусковой платформы, по каким-то причинам не уничтоженной во время Полного Разоружения. Зондирование ракеты указывает на то, что она изготовлена до повсеместного внедрения биологических технологий – это металлический объект, снаряженный термоядерными боеголовками, а потому в его конструкции не может быть биологических деталей. Данный факт оставляет надежду, что ракету можно обезвредить сигналом с Земли. В настоящий момент группа специалистов работает с документами старых военных архивов. Их цель – точно определить тип ракеты и найти код для ее дезактивации. Однако никто не знает, чем и когда увенчаются их усилия. В связи с этим объявляется срочная эвакуация населения из областей, которые с наибольшей вероятностью могут быть подвергнуты термоядерному удару. В первую очередь это крупные города Европы, а также мегаполисы арабских стран, которые в довоенный период входили в так называемую Ось Зла. На этом мы заканчиваем экстренный выпуск. Следите за развитием событий! Экстренные выпуски будут выходить в Сеть каждые полчаса.

После этого сообщения паника в моей душе несколько улеглась. Ведь если ракета стартовала с платформы в Индийском океане, то ее цель не здесь, а где-нибудь в Европе, Африке или Средней Азии. Не здесь. Хотя успокоение это носило глубоко личный, эгоистический характер, так что я его устыдился. Едва закончился экстренный выпуск, я настроил терминал на поиск подробностей происшедшего. Сразу нашлась карта Индийского океана с помеченным местом старта. Надо же, всего в каких-то двухстах милях к югу от «Тапрабани»! Оглядывая океан с сателлита, я мог запросто увидеть старт!

– Вот барракуда! – вырвалось у меня. – А не связано ли это с потерей спутникового изображения? Может, установленная на платформе защита вывела из строя камеру сателлита перед запуском ракеты?

Такое запросто могло быть. Достаточно лазером прицельно шарахнуть в объектив. Кстати, насколько мне известно, до войны лазерные технологии имели большую популярность среди оружейников.

Минут через пятнадцать терминал выдал мне новые подробности – кто-то из специалистов нашел упоминание о сверхсекретных документах, не попавших в руки комиссии по Полному Разоружению. В части этих документов, согласно следам в архивах, могли содержаться координаты установки глубоко засекреченных подводных ракетных платформ и коды управления ими. Сами документы были уничтожены еще во время войны, когда старые платформы были брошены за ненадобностью. Демонтировать их было дороже, чем бросить, а изобретенные биотехнологические платформы, вроде одичавшей Поганки, которую я взорвал год назад, сулили б~ольшие перспективы, чем устаревшие носители термоядерных боеприпасов. В результате получалось, что заякоренная стальная платформа, с которой был произведен запуск, могла оказаться в океане не единственной.

Кроме того, появились версии причины запуска. Инициировать платформу мог разбушевавшийся в наших широтах ураган. По мнению ученых, его сила уже превысила силу любого из штормов со времен последней войны, так что вполне могла быть оценена автоматикой платформы как угрожающее нападение. Точную же программу пусковой площадки никто не знал, как и то, на что и как она еще может отреагировать.

– Вот ведь как получилось! – произнес я. – Все так занялись уничтожением биотехов, что начисто позабыли о старой угрозе…

У меня мороз по коже пробежал от того, что всего несколько часов назад Тошка и Лидочка предрекли создавшуюся ситуацию. Как Лидочка сказала напоследок?..

«Время не имеет значения, – вспомнил я перевод коммуникатора. – Обязательно появится кто-то, кто посадит вас в клетку. Он будет говорить, а вы будете делать. Это будет новая ступенька. Выше вас. А мы останемся есть вкусную жирную рыбу».

Или это не предсказание? Может ли быть такое, что дельфины знали о возможном запуске? Нет, вряд ли… Технические познания у них ниже всяких отметок. Даже если бы они видели заякоренную платформу, не смогли бы определить степень ее опасности. С интуицией же, судя по всему, у них полный порядок.

«Новая ступенька… – подумал я. – Нет, это слишком. Прямо как в древних фантастических фильмах, где взбунтовавшиеся механизмы стирают человечество с лица Земли. Не может такого быть. Бред. Через несколько часов уничтожат железяку, и все. Другое дело – ракета на орбите».

Понятно, что к разоружению люди подошли спустя рукава. А ведь можно, можно было предположить, что где-то что-то осталось! И начать целенаправленный поиск. Но после драки кулаками не машут, чего уж тут говорить. Хотя драка еще не кончилась.

Я представил, как в данную минуту отряды охотников грузятся в гравилеты, как амфибии океанского класса направляются к цели. На мой взгляд, судьба самой платформы уже предрешена – старая ржавая железяка будет торпедирована не позднее чем через час по моим подсчетам. Так что главную и единственную угрозу для человечества будет представлять уже запущенная ракета. Особенно с учетом того, что никто не знает, какая программа ею управляет, куда она нацелена и когда врубит тормозные двигатели, чтобы сорваться с орбиты. Если бы я сейчас находился в Европе, то уже бежал бы к ближайшему пирсу баллистиков, держа в руке билет на рейс в Индию. Пожалуй, здесь сейчас самое безопасное место на всей планете. И надо же было мне тут оказаться!

Я поймал себя на затаенном ожидании и сразу понял, чего именно жду. Сообщения на мониторе. Ведь Бес теперь знал, где меня искать, и если я действительно понадоблюсь, то меня теперь можно запросто отыскать. Представилось, как охотники хвастаются в кубрике, что с ними на связь вышел сам Копуха, убивший Поганку на дне океана, и тут объявляют тревогу, заходит офицер, и ему рассказывают, что на биологической станции сидит списанный по здоровью самый большой специалист по донным платформам.

Но, с другой стороны, следовало признать, что нашумевшая сегодня стальная платформа далеко выходила за рамки моей квалификации. Вот если бы речь шла о Поганке «М-8» или вообще о платформе-биотехе, тогда дело другое. Хотя, если быть до конца честным, мне тогда просто повезло, а настоящих специалистов по донным тварям среди охотников было немало. Другое дело, что практика на охоте ценится во много раз выше теории. В общем только на это и оставалось надеяться, хотя подобная надежда была вялой. Ну действительно, когда над всем миром нависла смертельная угроза, будет ли кому-то дело до одного списанного охотника? Нет конечно. Если быть честным, я в это не верил, но очень хотелось бы верить.

– Зато Леська в безопасности, – сделал я хоть какой-то утешительный для себя вывод.

То, что вместе с ней в полной безопасности оказался и я, меня сильно напрягало, но сделать ничего было нельзя – только сидеть в сторожевой башне и пялиться на крепчающий шторм. Вид за окном заставил меня задуматься и о другом. При таком ветре Леська на турбинном катере до меня не доберется, а значит, с минуты на минуту она со мной свяжется через Сеть, чтобы успокоить и сообщить о невозможности завтрашнего приезда.

Еды, кстати, у меня не так много. Конечно, я был далек от мысли, что меня здесь бросят умирать с голоду, даже если шторм не кончится, но все равно стало не очень уютно. Вот и опять океан показал мне зубы. Хищник он, хищник, нечего и говорить. И все равно я его любил, может быть, именно за то и любил, что он хищник.

Леська вышла на связь только через час. Запиликал сигнал частного вызова, я переключил канал и увидел ее лицо на экране.

– Привет, – сказала она. – В институте все на ушах стоят. А ты как там?

– Держусь, – улыбнулся я. – Шторм так разгулялся, что завтра тебя вряд ли стоит ждать.

– Не знаю. Может, возьму транспорт посолиднее и все же доберусь. У тебя ведь с питанием напряженка.

– Это точно. Пяток бутербродов остался. И банка сока.

– Тогда днем обязательно буду. Если сама не смогу, тогда ребят пришлю.

– Ну уж дудки! Я соскучился.

– Я тоже. Но у нас тут такое… У многих родственники в Европе. Там ужас что делается, видел новости?

– Из Европы еще нет.

– Лучше и не смотри, а то спать плохо будешь. Паника жуткая, уже есть жертвы на пирсах баллистиков. Люди в прямом смысле давят друг друга.

– Вот барракуда… – ругнулся я.

– Да уж… Беда пришла, откуда не ждали. Сорок лет воевали с биотехами, а крепко досталось от ржавой железки.

– От биотехов тоже досталось, – мрачно ответил я.

– Да. Но о тех временах все уже немного начали забывать. Пятьдесят лет безмятежного существования – надежный способ устроить панику в случае неожиданной опасности.

– Это точно.

– Ладно, Рома, мне пора бежать. Нас тут тоже кое-чем нагрузили по теме, надо составить гидробиологическую карту предполагаемой позиции пуска. И скорее всего для разведки будут применять наших зверей.

– Тошку и Лидочку?

– Нет, что ты… Они научники, станционные жители, ценные кадры. Туда пойдут обученные дельфины-практики, из тех отрядов, которые работают с геологами. Они умеют пользоваться специальным снаряжением орбитального позиционирования, без которого дельфинам не объяснить, как отыскать платформу. Но руководить этой операцией скорее всего придется нашему отделу, поскольку для дельфинов это стресс, а в психике китообразных, кроме нас, тут сейчас специалистов нет.

– Повоюешь, – усмехнулся я.

– Завидуешь? – подняла брови Леська.

– Да нет. Я уже навоевался.

– Врешь, конечно, – улыбнулась она. – Но надо же мне тоже принять участие в спасении человечества. А ты действительно его уже один раз спасал, так что не расстраивайся.

– Да уж… Ладно, не буду тебя отрывать от важных дел.

– Пока, целую! – она чмокнула губами и исчезла с экрана.

А я разнервничался. Причем разнервничался всерьез, захотелось в сердцах шарахнуть кулаком по столу, так что я с большим трудом удержался. Вот ведь как! Теперь Леська будет участвовать в уничтожении ракетной платформы. А я буду сидеть сторожем на биостанции. Вот ведь ирония судьбы! Ну и день рождения выдался мне в этот год!

Стиснув пальцами подлокотники кресла, я угрюмо уставился в пустой экран. Была мысль переключиться на канал новостей из Европы, но я решил внять совету и не смотреть. Не хотелось видеть, как люди в панике и отчаянии давят друг друга до смерти.

Вскоре начался очередной экстренный выпуск, и я сосредоточился на словах диктора.

– Несколько разведывательных подразделений морских охотников столкнулись с неожиданными трудностями на подходе к предполагаемому месту ракетного старта, – сообщил он. – По всей видимости, данная платформа была особо засекречена недаром, поскольку никто из специалистов не может в точности определить не то что ее тип, но даже страну-изготовителя. Теперь очевидно лишь то, что платформа заякорена в подводном положении и имеет невиданно мощную систему автономной обороны. Любые попытки приблизиться к месту запуска ближе чем на тридцать миль вызывают срабатывание боевых лазеров, бьющих на поражение. Под огнем мощных световых пушек к текущему часу погибло уже трое разведчиков, в связи с чем принято решение прекратить сбор информации и подтянуть силы к границе безопасной зоны.

Это меня удивило. Чтобы охотников кто-то остановил… Нет, это уже чересчур! Хотя в какой-то мере данный факт объяснить можно – вся техника и все навыки охотников рассчитаны на борьбу с биотехами. Здесь же противник совершенно другой, забытый и непривычный. У биотехов нет лазерных пушек, да и любая защитная зона вкруг них редко превышает сферу радиусом в четыре мили. А тут ближе тридцати миль – не сунься. Я попробовал вспомнить, какой из механических торпед можно поразить цель на таком удалении, и быстро понял, что подобных снарядов нет ни у охотников, ни у спасателей. То есть ни у кого нет.

Правда, лично я знал одного человека, который, несмотря на строжайший запрет, применял совсем другие торпеды – биотехнологические, оставшиеся с войны в личинках. Но где он их доставал и где прятал, теперь уже никто не узнает.

Конечно, не один только Жаб знал, где взять живых биотехов в личиночной стадии, наверняка и другие старые охотники владели схожей информацией. Но согласится ли человечество, даже под угрозой термоядерного удара, выпустить из бутылки такого джина, как живые торпеды? Я сомневался.

С другой стороны, можно было применить биотехи тайно. Уничтожить опасную пусковую платформу, а потом концы в воду. Да вот только реально ли в теперешних условиях сохранить подобный секрет? У любого человека, способного дать такую команду, есть враги, которые тут же раструбят о чудовищном преступлении, не думая о последствиях. Нет, дать команду на применение биотехов вряд ли кто осмелится, а уж без команды и того сомнительнее. Разве что какой-нибудь сумасшедший охотник, вроде Жаба, посчитает столь серьезную ответственность приемлемой для себя. В личном порядке, как это и было в случае Жаба.

«Я бы не смог, – подумал я с замиранием сердца. – В этом и разница между мной и ним».

Все-таки Жаб, наш командир, был стопроцентным психом. Маньяком, чего уж тут говорить. У него была цель, причем личная цель, а на всех остальных он плевал чешуей с высокого пирса. Воля была железная, этого не отнять, но волю тоже надо применять с умом. Нет, Жаб не был для меня образцом для подражания. Может, нечто подобное и теплилось в моей душе, но лишь до того момента, пока он не взял в заложницы Рипли. После этого у меня уже не было моральных барьеров перед тем, чтобы его убить. Я был готов к этому, но судьба распорядилась иначе – Жаба убила Поганка. А я убил ее. И теперь многие охотники слушают мое имя с почтением. Некоторые, те что помоложе, наверняка с завистью.

Найдется ли теперь столь же сумасшедший охотник, способный тайком добыть личинку торпеды, а затем применить ее против слетевшей с катушек платформы? Не знаю. Такого как Жаб еще поискать. Да и не позволят ему. Свои же сдадут, если узнают. В случае с Жабом все чуточку было иначе, он держал возле себя людей, которые целиком и полностью от него зависели, причем так, что деваться некуда. Он тщательно отбирал именно таких, а когда найти не получалось, Жаб сам создавал ситуации, в результате которых человек оказывался в безвыходном положении. Затем появлялся наш доблестный командир, выручал несчастного, а потом пользовал, как хотел. Оказалось, что и Рипли не без его помощи попала кухаркой на захудалую базу под Одессой. Он посодействовал ее списанию, чтобы потом выручить и оказаться в ее глазах героем. Возможно, и со мной произошло нечто похожее. По крайней мере, Молчунья так говорила.

Жаб был поистине мастером подобных интриг, так что я сомневался, что найдется еще кто-то, кого не сдадут свои же сослуживцы, если он начнет так же, как Жаб, нарушать все писанные и неписанные правила подводной охоты. К тому же за прошедший год многое изменилось.

Я как-то читал, что то ли в девятнадцатом, то ли в двадцатом веке на севере американского континента люди придумали понятие политической корректности. Его смысл я так до конца и не понял, но сводилось все к тому, что некоторые слова, ставшие по разным причинам ругательными, произносить запрещалось, и надо было заменять их новыми. Потом, когда и те приобретали ругательный оттенок, их снова заменяли, и так до бесконечности. Причем мотивация таких замен сама по себе из тех же соображений замалчивалась и заменялась на более, как казалось, допустимую. И вот сейчас нечто похожее происходило в отношении технологий – сначала под запрет попало биологическое конструирование, на том основании, что биотехи во время и после войны наделали бед. Затем, почти сразу, та же участь постигла все разработки, связанные с орбитальными технологиями. На этот раз объяснили это тем, что человечеству хватает бед на Земле, и нечего силы тратить на космос. Еще чуть позже, я уже помнил это время, отказались от баллистических рейсов через Атлантику, под тем предлогом, что Америка выкарабкалась из послевоенной нищеты и вполне способна обойтись без помощи Старого Света.

Со временем истинные причины таких решений забывались, искажались, а то и попросту теряли смысл, в результате чего приобретали некоторый, почти религиозный, оттенок. Ну, что-то вроде древнего слова «табу». Это когда что-то делать нельзя, а почему нельзя – никто не знает. Как-то само по себе понятно, что из-за невыполнения табу случится нечто ужасное, но неизвестно, какой беды ждать в этом случае, а потому невыполнение правил пугает особенно сильно.

Не знаю как с орбитальными полетами, но в отношении биотехов точно сложилось табу. Скажи сейчас диктор в Сети, что охотники собрались использовать биотехнологическую торпеду против старой платформы, так по всему миру поднимется паника, раз в десять более страшная, чем от угрозы термоядерного удара. Потому что с термоядерным ударом все ясно, а вот каких подлостей можно ждать от биотехов, многие уже толком не представляют, а потому боятся одного лишь слова. Хотя, с другой стороны, этот ужас можно понять, ведь слово «биотех» для подавляющего большинства стало синонимом слова «смерть». И лишь для охотников оно сохранило двоякое значение. С одной стороны, биотех являлся врагом, страшной смертью, поджидающей тебя в океане, а с другой стороны, биотехнологические жидкостные скафандры были единственным средством выжить на глубине нескольких километров.

В общем я сильно подозревал, что человечество предпочтет явную угрозу термоядерного удара и не допустит попадания личинок живых торпед в Мировой океан. Так что охотники, как ни крути, столкнулись с очень серьезной проблемой – с врагом, до которого привычными средствами не добраться.

Порывшись в Сети, я нашел свеженькие статейки по поводу случившегося. Большинство из них сводились как раз к тем настроениям, о которых я только что размышлял. Авторы вкратце рассказывали о проблеме, а потом долго и вкусно производили анализ ситуации. В качестве вывода, на десерт, подавалась страшилка, что перепуганные первыми неудачами охотники могут тайком от человечества выпустить в океан личинки торпед. И дальше ужасы бесконтрольности и всеобщего хаоса.

Интерес вызвала лишь одна статья, в которой автор, весьма аргументированно, предлагал пожертвовать одним из старых сателлитов, столкнув его с находящейся на орбите ракетой. Он даже вычислил, какой сателлит для этого можно использовать. На мой взгляд, это был замечательный выход. Ведь неизвестно, хватит ли ресурсов у старой платформы на еще один пуск, так что если уже взлетевшую ракету уничтожить, то таким образом можно отвести опасность от человечества. По крайней мере, на какое-то время.

А еще через несколько минут новостийный диктор сообщил, что специалисты близки к нахождению секретного кода для дезактивации ракет и самой платформы. Вроде бы как тип устройства уже определен, теперь осталось найти нужные папки в архиве. Однако скептики считали, что проект установки этой платформы был настолько секретным, что папки могли быть попросту уничтожены. В общем человечество продолжало находиться в напряжении, но наличие вариантов разрешения ситуации немного всех успокоило, так что паника в Европе продлилась не долго. Эвакуация продолжалась, но уже не стихийным, а организованным порядком. Однако я знал, что на самом деле все еще только начинается. И даже если пущенную ракету собьют, охотникам придется разобраться с самой пусковой платформой.

Только все это будет без меня, я вдруг отчетливо это понял. Лучше сразу отбросить иллюзии. Никому, кроме Жаба, не придет в голову возвращать в строй списанного по здоровью охотника. А Жаб погиб на моих глазах, так что перспектив нет. Хорошо, Леська меня хоть сюда устроила сторожем.

Возникла мысль пораньше лечь спать. Ну стоит весь мир на ушах, что с того? Меня это теперь совсем не касается. Надо и другим дать шанс спасти Землю. Вот, Леська пусть попробует, например.

На самом деле в глубине души, в темных закоулках подсознания у меня теплилась надежда, что ни у кого ничего не получится. Нет, я конечно не хотел, чтобы водородные бомбы перепахали Европу. Честно не хотел, без дураков. Но все же некоторая затаенная обида была.

«Ладно, пусть попытаются, – думал я, ложась на кушетку. – Списали меня? Ну, пусть теперь сами и ковыряются.»

Хотя, если бы меня прямо сейчас забрали отсюда, нацепили бы мне погоны и спросили, что делать, я бы затруднился с ответом. А вот правда, что? Мое мнение на этот счет было однозначным – применять биотехнологические торпеды для уничтожения платформы. Но сам бы я не решился на такое. Да и не дали бы мне, чего уж тут говорить. И где взять личинки, я тоже не знал. И управлять биотехами я не умел, в отличии от Жаба, который силен был в их программировании. Ну, с глубинным скафандром я прекрасно справлялся, а вот что касается торпед… Нет, пожалуй, я действительно был бесполезен в сложившейся ситуации. А потому надо выкинуть все из головы и спать.

Но сон не шел. Я лежал на кушетке, ворочался, то засыпал, то вновь просыпался от непривычности обстановки. В коротких дремотных провалах приходили видения, навеянные памятью – я стоял на дне океана, посреди бесконечной базальтовой пустыни, а надо мной полыхал «светлячок» «СГОР-4». И зеленые буквы, бегущие перед лицом на хитиновом забрале шлема: «Копуха, ответь, здесь Молчунья. Я не вижу тебя на радаре».

Странно. Такой ситуации в моей жизни никогда не было. Нет, конечно, на дно океана я опускался и с Молчуньей переговаривался на глубине, но в точности того, что пригрезилось, никогда не происходило. Однако приснившаяся местность была мне знакома, поскольку в илистой придонной дымке я отчетливо разглядел остов затонувшего «Голиафа». Значит, это было совсем не далеко от глубинной базы «DIP-24-200». К чему бы такой сон? С этой базой у меня были связаны очень неприятные воспоминания. Как-то все в кучу сбилось – и драка с Молчуньей, и гибель моего скафандра, и стычка с Жабом, и в конце концов мое списание. Все на этой проклятой, забытой морскими богами базе.

Ничего удивительного нет в появлении кошмаров, когда над всем миром нависла угроза. Тревожные мысли, тревожные сны о тревожном месте. И все же это сильно меня напрягло, так что уснуть мне удалось лишь к середине ночи, да и то прерывистым, недружелюбным сном, от которого никакого отдыха, а одна маета.

Снова снился океан, причем в жестокий шторм. На каком-то утлом суденышке мы с Долговязым готовили жидкостный аппарат к погружению. И понятно было, что погружаться мне, но аппарат, естественно, на меня кидаться не собирался, поскольку допуск мой давно дезактивирован. Я кричал, что ничего не получится, а Долговязый с деловым видом достал инъектор и сделал в мышцу скафандра укол. Тот сразу оживился и кинулся на меня, обмотал мышцами, спеленал, выдавливая из легких весь воздух. И вроде все шло нормально, но тут я понял, что непременно умру, потому что катетера у меня в спине давно нет, а потому кровеносная система никак не сможет соединиться с кровеносной системой скафандра, а значит, и кислород из его жабер я получить не смогу.

У меня легкие свело от удушья, я закашлялся и свалился с кушетки, больно стукнувшись головой о край стола. Уже проснулся, но все еще не мог перевести дыхание, а в ушах звучал настойчивый сигнал тревоги. В первые мгновения я решил, что этот звук – отголосок сна, но поднявшись и помотав головой, понял, что сирена внешней угрозы ревет наяву.

Через секунду я уже сидел за пультом, хотя голова еще не была до конца ясной. На выяснение причины тревоги ушло не много времени – карта на мониторе мерцала красной точкой в месте пересечения границы охранной зоны. Дело ясное – неизвестное судно вошло внутрь контрольного периметра станции. Однако погодка явно не располагала к навигации, так что корабль мог вполне оказаться терпящим бедствие.

Я включил передатчик на аварийную частоту и произнес в микрофон:

– Здесь биологическая станция «Тапрабани». Вы пересекли границу охранной зоны, назовите себя!

На самом деле призыв был бессмысленным, поскольку система безопасности станции, прежде чем объявить тревогу, должна связаться с курсовым автоматом судна и получить всю информацию, которую тот ей выдал. Но таблица запросов на экране оказалось пуста, что могло означать две вещи – либо с кораблем нет связи, а значит, глупо его вызывать, либо капитан намеренно отключил курсовой автомат, что являлось преступлением по навигационным законам. Если первое, то мне предстоит кого-то спасать, а если второе…

В океане всегда следует предполагать худшее. Не медля, я схватил карточку и ввел в терминал код активации микроволновой пушки. На мониторе тут же отобразилась прицельная сетка и две радарных проекции, а из гнезда пульта выдвинулась гашетка управления огнем. Смешно, конечно. С такой системой наведения только рыб в океане пугать. Хотя для «грелки» большего и не нужно. Это ведь не стрелковый комплекс на «Валерке», отсюда не надо поражать цели, удаленные на десять миль. В общем для пугача и прицел соответствующий.

Переключив систему координат радара на планарную, я сразу заметил янтарную метку судна, приближавшегося с юго-востока. Отсутствие цифрового кода над мерцающей искоркой говорило об отсутствии канала связи с курсовым автоматом, но когда я включил отображение траектории судна, сразу стало понятно, что оно не дрейфует, а прет на хорошем ходу прямиком к станции. И никаких сигналов бедствия. Очень мило. Значит, кто-то, с намеренно отключенным курсовым автоматом, решил проверить, есть сторож на станции, или нет? Ну-ну…

Вообще-то пиратов в этих водах извели практически в ноль, но некоторые буйные головы на Суматре и островах Полинезии все еще пытаются промышлять океанским разбоем. Если это команда отмороженных головорезов, то вступать с ними в рукопашную схватку вряд ли имеет смысл. Пришлось включить активный прицел, чтобы незваные гости не питали лишних иллюзий. Сканирующий луч они засекут сразу, и, может быть, желание причалить к станции у них поубавится. Одно дело просто обчистить ученых во время шторма, и совсем другое связываться со сторожем. Особенно если сторож держит судно в прицельной сетке.

Однако реакция пришельцев меня удивила. Вместо того, чтобы развернуться и удалиться в поисках более легкой наживы, неизвестное судно заложило резкий противоракетный маневр по всем правилам ближнего боя.

– Барракуда меня дери! – невольно воскликнул я, когда корабль вырвался из цепких клещей прицела.

Это было чересчур. Чтобы у малограмотных пиратов такая выучка… Нет, тут чувствуется рука профессионала. Но профессионал не будет отключать курсовой автомат, если он не такой сумасшедший придурок, каким был Жаб.

Я схватился за гашетку управления «грелкой» и чуть порыскал излучателем, пытаясь снова поймать корабль в прицел. Но не тут-то было – автомат окончательно потерял цель и сдался.

– Ну уж нет… – прошептал я.

Меня заело как следует. Все же я был стрелком по специальности, глубинным снайпером, а не мокрой курицей. И пусть я год не сидел за боевым планшетом, а опыта было не так уж много, но не годится охотнику давать водить себя за нос гражданским. Пусть даже пиратам, барракуда их раздери.

Отключив активный прицел, чтобы не вмешивался, я полностью перекинул управление на гашетку. Я бы предпочел управление через тубус с голографической сеткой, как на «Валерке», но понятное дело, что придется обходиться тем, что имеется.

При взгляде на радарную проекцию сразу стало ясно, что цель ушла далеко влево. Я рванул гашетку, разворачивая излучатель, но пока медлительная тарелка занимала нужное положение, корабль заложил новый противоракетный крен и снова вырвался из зоны прицеливания. Да, за штурвалом там точно прожженый профессионал, не раз и не два уходивший от реального ракетного пуска. Выходит, это либо очень бывалый пират, выживший после стычки с охотниками, что бывало до крайности редко, либо бывший охотник. Это еще менее вероятно.

Кроме того, меня поразило, что столь ловкие боевые финты неизвестный капитан проделывает не на спокойной воде, а в жесточайший шторм. Мало кто вообще мог справиться с судном в такую погоду, а этот умело пользуется направлением ветра и лихо рубит форштевнем волны.

Честно говоря, я немного опешил. Вот если бы у меня под пальцами был пульт управления высокоскоростным стрелковым комплексом батиплана, тогда я бы накрыл эту скорлупку в два счета. Но проклятая «грелка» не была рассчитана на стрельбу по целям, идущим противоракетным зигзагом. В общем-то я оказался в очень неловком положении, но вдруг вспомнил приемчик, которому в свое время меня научил Долговязый. Он говорил, что сам придумал этот фокус, да скорее всего оно так и было.

Пришло время вспомнить его науку. Сверившись с направлением ветра, я повернул гашетку вправо, направив излучатель далеко от того места, где сейчас находился корабль. Идея состояла в том, что раз он уходит быстрее, чем поворачивается тарелка, значит, надо загнать его под выстрел. Чем? Его собственным мастерством!

Я включил активный прицел и тут же опять его выключил. Секунды оказалось достаточно, чтобы капитан, получив сигнал о том, что его нащупывает сканирующий луч, тут же переложил рули влево, пользуясь направлением ветра и ходом волн. И я знал, знал, в какую сторону он начнет уходить! В общем, когда суденышко вошло в середину зигзага, там уже находился самый центр моей прицельной сетки. Не задумываясь, я нажал кнопку пуска и ударил по цели скрученным высокочастотным лучом.

Результат сказался моментально – вместо того чтобы выйти из противоракетного маневра, неизвестное судно так и осталось с заложенными рулями, из-за чего его поставило бортом к ветру и начало ощутимо сносить. Я представил, как команда, обожженная микроволной, катается по полу и бранится на все лады. Не до управления им будет минуты две, судя по мощности, которую я применил. Кроме того, я уверенно взял потерявшее маневренность судно в прицел и готов был добавить еще разок, если они вдруг попробуют вырваться.

Склонившись к микрофону, я выдал в эфир:

– Эй, на калоше! Если хотите еще погреться, то можете попробовать вырваться, а если достаточно, то советую выйти на связь и включить курсовой автомат.

Секунду я ждал ответа, держа палец на пусковой кнопке. К чему угодно я был готов, но только не к тому, что услышал в эфире.

– Барракуда тебя дери, Копуха! – дрогнули динамики голосом Долговязого. – Не мог мощность поменьше сделать? Научил я тебя, дьявол, на свою голову! Открывай ворота! Эх, чтоб тебя по пояс в ил закопало! Чтоб тебе в скафандре посрать приспичило!

Пораженный такой неожиданностью, я дал команду на открытие главных ворот и включил сигнальные огни. Вот уж чего не ожидал, так это появления одного из боевых друзей здесь, на станции. Это же надо! На год про меня все забыли, а тут Долговязый пожаловал, да еще на неплохом суденышке. И как узнал, где меня искать? Вот уж неожиданность, так неожиданность. Хотя Долговязый всегда появлялся внезапно.

Зачехлив «грелку» нажатием кнопки отбоя, я выбрался из сторожевой башни и спустился вниз, борясь с ливнем и жесточайшим ветром. Над головой низко летели черные тучи, время от времени сверкая молниями и оглушая сокрушительными ударами грома.