Третьи лица (СИ)

ПРОЛОГ

- Дэмиен…

Таковы были последние слова умирающей женщины, которые слетели с ее губ прежде, чем жизнь покинула ее тело, а глаза остекленели и невидящим взором уставились вдаль.

Старая бабка-повитуха, чьи руки тряслись от старости, а лицо было испещрено таким количеством морщин, что походило на настоящий выжатый лимон, замерла на месте, не решаясь двинуться.

Местные деревенские девки, суетящиеся вокруг секунду назад с чистыми белыми полотенцами и кипяченой водой, остолбенели, уставившись на безжизненное тело, словно не понимая, что только что произошло.

Спертый воздух, пропитанный криками и болью, на мгновение застыл и превратился для всех в настоящий кисель, который нельзя было вдохнуть.

Время шло. Огромные деревянные часы с кукушкой, что стояли напротив кровати, чьи простыни и одеяла были пропитаны потом и кровью, продолжали неумолимо свой ход, будто напоминая, что для времени человеческая жизнь – ничто.

Повитуха сглотнула и вытерла краешком простыни пот со лба.

Такое случалось, пора бы ей уже привыкнуть. Но разве к такому можно привыкнуть?

Сверток в ее руках зашевелился и закричал, напоминая о себе и будто бы возрождая жизнь в округе. Жизнь за жизнь, так звучала поговорка, вот только никто не хотел с этим мириться. Каждый хотел жить.

Выйдя из комнаты, старуха нашарила в полутьме взглядом ходившего по кругу в коридоре мужчину и с грустью покачала головой, протягивая ему новорожденного сына, но тот отшатнулся от младенца, словно от чумы, и стиснул зубы до такой степени, что на его лице заиграли желваки.

Старуха кивнула и прижала кричащий кулек тряпок к себе, собираясь уходить, но прежде чем она успела сделать три шага, ее окликнули. Отец, шатаясь, подошел к ней и вновь взглянул на своего сына.

В один миг он лишился любви всей своей жизни, но обрел ли то, чего хотел?

Силясь с отвращением в своей душе, он принял из рук старой повитухи младенца и поджал губы, пытаясь подавить желание отдать его обратно.

И разве этот орущий клочок жизни был достоин ее смерти? И заслуживает ли вообще жизни, если даже с первых минут уже научился убивать?

- В этом нет ничьей вины, - попыталась своим скрипучим голосом убедить его старуха, но мужчина ее даже не слушал, а все вглядывался в эти черные, как и у матери, глаза и осознавал, что они всегда будут напоминать ему о его утрате и о том, кто этому виной.

- Да, - сдавленным голосом пролепетал он, понимая, что врет самому себе, - ничьей вины…

Старуха повернулась и пошаркала к двери.

- Дэмиен, - напоследок бросила она. – Мари хотела, чтобы его назвали именно так. По мне так это имя не подходит никому. Проклятое… черное имя…

Старуха в ужасе перекрестилась и поспешно шмыгнула за дверь, боясь, что новоиспеченный отец снова передумает: никому не нужны лишние проблемы.

- Да, не подходит, - повторился он, подавляя слезы.

Дверь захлопнулась.

ГЛАВА 1. ПЕЩЕРА ТРОЛЛЕЙ

Часть 1

Дверь оглушительно хлопнула, что заставило четырнадцатилетнего мальчика вздрогнуть от злости и обиды.

Проклятье!

Он поднял со стола миску со своей едой и скорчился от тошнотворного запаха, который подступил к его ноздрям. За четырнадцать лет мог и привыкнуть…

Мальчик вышел на задний двор и свистом подозвал к себе собаку.

- Эй! – он впервые за день улыбнулся, завидев мчащегося к нему на встречу огромного дога, которого он сам в прошлом году выменял на горстку волшебных бобов, стоивших для него целое состояние и трех дней пути.

Но приобретение стоило того. В конце концов, что ни отдашь за единственного в мире друга? И пусть это только собака, не умеющая разговаривать.

- Привет, парень, соскучился по мне, а? – мальчик потрепал пса по загривку и поставил перед ним миску с отвратным и на вид, и на вкус рагу, которое дог тут же принялся с аппетитом хомячить за обе щеки. – Нравится тебе, да? А вот мне, жаль, не очень…

Он шмыгнул носом. Нет, с собой пса он не возьмет.

Посидев пару минут с чавкающим догом, он поднялся с колен и пару раз размял спину, потирая уставшие от работы глаза. Он вымученно огляделся, пытаясь понять, вечер это или раннее утро.

Кажется, утро.

Покрасневшее от натуги солнце медленно выбиралось из-за линии горизонта, обволакиваемое посветлевшими кремовыми облаками, а холодный воздух, пропитанный ночной влагой, стал медленно прогреваться, разгоняя кровь по телу и просвежая мозги. Нет, точно утро.

Мальчик поправил сползавшие и непомерно широкие старые кожаные брюки, перетянутые несколькими ремнями, и быстро зашагал в сторону местной деревенской кузницы, сшибая сапогами капельки росы с только что проснувшихся зеленых травинок и стараясь выглядеть как можно более жизнерадостным, что с каждым годом удавалось ему все лучше и лучше.

Однако он не раз думал, зачем это делает. Зачем притворяться, если все итак знают, кто он? Зачем улыбаться, если никто не улыбается в ответ, относясь к нему как его отец?

Но это еще не самое страшное. От слова, которое вечно вертелось на языке у его отца, мальчика передергивало, как от яда, растекавшегося по жилам, а душу ранило даже больше бесконечных пьяных побоев.

Погрузившись в собственные мысли, он не заметил камня и запнулся, проваливаясь лицом в свежую лужу с грязью, которая возникла на днях после трехдневного ливня и никак не желала уходить, словно прикипев к этому месту несуществующей душой.

- Черт, - хотел сказать он, но от его губ оторвались только пузырьки воздуха, которые тут же полопались, стоило им подняться к поверхности.

Веселое начало дня. Даже подумать страшно, что же будет дальше…

Старик Торд, местный кузнец, владеющий небольшим клочком богатой земли ниже по течению реки, уже ждал его на пороге своей покосившейся от времени кузни, нервно подкручивая края роскошных длинных усов и бороды, заплетенной в жухлую косичку, смахивающую издалека на отрубленный крысиный хвост.

- Том, чтоб тебя! – отвлекся он от мучавших его собственных мыслей. – Где тебя черти все утро носят, дрянной мальчишка? О, пресвятые наковальни, - он вгляделся в лицо мальчика, которое он так и не успел отмыть, - только не смей с такой грязной рожей заходить внутрь, иначе все изгваздаешь.

Мальчик, щурясь, сплюнул землю изо рта и подошел к ближайшей лохани с водой, которая специально была подготовлена для раскаленного железа.

Том…

Сам он все еще никак не мог привыкнуть к своему новому – и первому – имени, которое ему дал кузнец, когда взял к себе в подмастерья.

В его сердце снова проснулась обида на отца, который не потрудился ему даже имени дать. Конечно! И зачем ему оно? Его ведь и замечают только Торд да Альма, ведьма с травянистого холма в миле отсюда, у которой он работал после кузницы. Ну, и его верный пес, конечно.

Отмыв лицо и руки, Том вытерся о собственный жилет из кошачьих шкурок и молча засеменил за причитающим Тордом, у которого на пекаре свет клином сошелся.

- Нет, ты только погляди, малец! – бранился старый кузнец, размахивая сломанной подковой над головой и указывая ею на огромное деревянное колесо, треснутое пополам. – Этот идиот погнал лошадей на самые камни, не потрудившись отпрячь их от телеги! А потом заявляется сюда с перепачканной мукой мордой и заявляет, что я плохо работаю!..

Том улыбнулся. Подобные пламенные речи из уст Торда он слушал каждый день, и это ему нравилось определенно больше бесконечно раздражающего молчания отца, от которого у него все внутри переворачивалось с ног на голову, а сердце танцевало чечетку.

Но не успел он порадоваться тому, что семь лет назад обычный случай свел его с Тордом, как лицо его вновь омрачила очередная новость, которую он сегодня собирался сообщить им обоим.

- Кхм, - Том прочистил горло, выбивая себе время набраться смелости. – Слушай, Торд, - начал он, но так и не успел закончить.

- Да-да, - рассеянно закивал старый кузнец, завязывая за спиной длинный кожаный фартук. – Иди сюда, парень, я как раз хотел показать тебе одну занятную вещицу, которую мне давеча прислал двоюродный брат из самой столицы. Ну, ты ведь помнишь: он у меня начальником стражи императрицы назначен. Главный, то есть.

Мальчик вздохнул и послушно поплелся за Тордом.

Прошлым вечером он не раз раздумывал над тем, как преподнести Торду эту новость, и каждый вариант казался ему лучше предыдущего, но сейчас, стоя с ним почти лицом к лицу, Том растерялся.

Кузнец стал ему вторым – и лучшим – отцом, и он не раз говорил, что оставит свою кузницу именно ему, Тому. Буквально каждый день за кружкой отборного пива (Торд предпочитал варить его сам) он рассказывал, что и как надо делать, и предлагал иногда смехотворные методы по ее улучшению.

- А еще можно вместо угля топить печь огнецветами, - как-то раз задумчиво пробормотал он, поглощая третий за час кабаний окорок. – Ты у своей Альмы попроси десяток-другой, только про меня не упоминай: она меня не очень-то любит. Ведьмы, что поделать, - развел он плечами, - один хрен пойми, что у них на уме.

- Да, э-э-э, - он почесал пальцем бровь, переминаясь с ноги на ногу, пока кузнец копался в своих вещах, пытаясь что-то найти, - Торд, я хотел сказать…

- Вот! – громогласно воскликнул тот, двумя пальцами выковыривая из тканевого мешка небольшой, но длинный деревянный футляр размером с мамину шкатулку для драгоценностей, которая стояла в комнате отца. – Ты только посмотри, какая работа, - чуть ли не со слезами на глазах кузнец провел своими толстыми мозолистыми пальцами по невероятно изящному и прекрасному узору на дереве, сделанному в виде листов папоротника.

- Ух ты, - все заботы мгновенно вылетели из головы Тома, и он, словно зачарованный, уставился на шкатулку, дивясь ее необычайной красоте.

В отличие от своего отца, прирожденного плотника, он не очень-то и разбирался в дереве, однако по разводам, украшавшим углы и скосы шкатулки, мальчик был уверен, что она сделана из особого запретного сорта осины, что выращивают на своих землях карлики, а затем распродают на черном рынке за невероятно большие деньги. Предполагалось, что в процессе роста они поливают дерево отварами из трупов мертвецов, чтобы оно росло большим и крепким – таким крепким, что не всякий топор мог взять даже самое молодое такое деревце. И как раз из-за этих слухов императрица и запретила этот материал в стране, считая, что такие изделия несут неудачи и иногда даже смерть.

Конечно, все это лишь суеверия, но мало кто решался ей противоречить. Однако, как мы видим, кое-какие темные лица не гнушались запретным плодом, учитывая то, что ящики и шкатулки, сделанные из зачарованной осины, не горят и не поддаются гниению. Весьма полезные свойства.

Но глаза Тома никак не могли оторваться от дивной резьбы. Он все никак не мог поверить, что это чудо сделал человек, а не какая-то заморская фея, если те вообще интересуются хоть чем-то кроме себя. И кто вообще на такое способен?

Ветви папоротника огибали всю шкатулку, словно сплетая все ее грани в единое целое. Временами они обрывались и скручивались в клубок, сквозь который – он мог поклясться – проступали силуэты невиданных животных и мифических монстров, пожирающих людей и утягивающих огромные корабли в пучину океана.

Но самое великолепное, что здесь было, - императорский герб в самой середине верхней грани, окруженный десятками знамен всех городов, входящих в состав великой Империи. На одно такое знамя у мастера, наверное, ушло не меньше полугода!

Он сглотнул, сердце слегка кольнула зависть. Нет, он так никогда не сможет. А жаль, ему не помешало бы хоть как-то поднять свою итак заниженную самооценку.

- Вот-вот, и я про то же, - ухмыльнулся сквозь бороду Торд. – Уж не знаю, чего он так расщедрился, ну да мне плевать. Хоть вспомнил, и то хорошо. Но это еще что, парень. Погляди, что внутри!

Указательным пальцем он поддел крючок и осторожно поднял крышку шкатулки, словно опасаясь ее сломать. Внутри, на дорогом красном бархате лежал…

- Револьвер? – с легким разочарованием в голосе спросил у кузнеца Том.

- Да, - улыбка у того стала еще шире. – Э, да ты видно не понимаешь, - Торд заметил выражение лица мальчика и с благоговением поднял изящное оружие, отливавшее в свете солнца серебром. – Сделан по новейшему образцу! Смотри, даже курок взводить не нужно, нажал – и все!

Торд нажал на спусковой крючок. В его огромных медвежьих лапах сей механизм выглядел как простая детская игрушка. Послышался громкий щелчок и… все.

- Ха! Ты ведь не думал, что я, такой идиот, оставлю его заряженным, а?

Том пожал плечами, вглядываясь в рукоять из слоновой кости. Ни узоров, ни полировки, ничего. Револьвер как револьвер, ничего особенного. Но видимо Торду так не казалось, и Том понял, что в ближайшую пару часов он только и будет говорить о разных механизмах и черном порохе – чуде современной науки.

Но самого мальчика это мало интересовало. Он вздохнул. Сейчас или никогда.

- Вот когда получишь после меня…

- Я ухожу, Торд! – выпалил он, прервав старика (до шестидесяти здесь мало кто доживал, поэтому каждый мужчина или женщина, достигавший пятидесяти лет уже считались старыми людьми). – Э, ну, как-то так.

Том зажмурился, ожидая фирменной отрезвляющей оплеухи или громкой ругани, но ни того, ни другого не последовало. Набравшись смелости, мальчик медленно открыл один глаз и застыл в удивлении.

Старый Торд даже и не собирался браниться или распускать руки. Наоборот, он угрюмо сел на сделанный своими руками косой трехногий табурет и томно вздыхал, как будто беда, которую он так давно ждал, наконец наступила.

- Все в порядке? – обеспокоенно спросил мальчик у кузнеца.

Тот в ответ кивнул головой, теребя руками крысиный хвост, росший у него из подбородка.

- Понимаешь, Торд, - попытался он оправдаться, - меня ведь здесь ничего не держит. Ну, то есть… - он провел ладонью по лицу и сел на наковальню.

- Не надо, - Торд поднялся с табурета и выпрямился, закрывая собою солнце.

По сравнению со щуплым и тощим Томом старый кузнец был настоящей горой. Несмотря на преклонный возраст, он всегда держался прямо и глядел исподлобья, иногда напоминая мальчику голодного волка, почуявшего кровь. Волосы, в отличие от постоянно растрепанного «почти» сироты, Торд всегда зачесывал назад и сверху намазывал их рыбьим жиром, от чего его темные космы блестели, походя на один из его железных шаров, лежащих у заднего хода.

Кожа же его по цвету резко отличалась от оттенка кожи прибрежных жителей: она была смуглой и постоянно обожженной от вечного стояния у самого горнила и пребывания в кузнице, пышущей в разгар работы настоящий адским жаром.

Том был выше большинства его сверстников, но рядом с Тордом он чувствовал себя настоящей букашкой, которую тот может прихлопнуть одной рукой, не моргнув и глазом. Но что поделать, кузнец есть кузнец, и махает он вовсе не воздухом, а здоровенным железным молотом, способным размозжить голову любому, кому придется не по нраву характер его хозяина.

- Я уже год жду, когда ты это скажешь, - он поднял со стола сломанную подкову и стал вертеть ее в руках. В такие моменты старый ворчливый Торд становился вдруг серьезным и вдумчивым. – Дождался.

Том нахмурился.

- То есть как… ждал? То есть ты знал, что я хочу уйти?

- Конечно! Я сам тебя прекрасно понимаю, сам-то я тоже сбежал из родного города. Вот только я был постарше тебя, - взгляд его омрачился.

Том знал его историю. Однажды Альма, хлебнув лишнего, начала рассказывать мальчику все про всех, и хоть слушал он ее мимоходом, не особо обращая внимания, но часть ее болтовни все равно запомнил.

Как он понял, раньше у Торда была большая семья: жена, три сына и дочь. Но все они погибли в столетней войне с волколаками – полулюдьми и полуволками. Еще молодого Торда призвали на службу в армию тогдашнего императора Огустуса Третьего, а когда после победы тот вернулся на родину, то обнаружил вместо своего дома огромный выжженный кратер – остаток от огненной магии троллей. От нее никто не спасся, лишь единицам удалось выбраться из горящего города, но среди них кузнец не нашел ни жену, ни детей.

И что ему оставалось делать, как ни бежать? Его родной дом сгорел, а семьи не осталось. Тому в этом случае повезло больше: он никого не терял, а если и терял, то не помнил.

- Ну, не буду докучать тебе бесконечными нотациями и попытками остановить, - он хлопнул ладонями себе по животу, а затем положил свои руки на его плечи. – Тебе здесь не место, парень, и я понял это, как только увидел тебя в первый раз, ворующим у меня из подвала ящик с огненной гремучкой. Кстати, что ты с ней хотел сделать тогда, а?

Мальчик улыбнулся, вспомнив былые времена, когда еще не задумывался, почему все его ненавидят, и не размышлял над тем, кто он и кем должен стать, а просто по глупости пытался привлечь к себе внимание.

- Поджечь стойла Осрика.

Торд громогласно расхохотался.

- Тогда не стоило мне тебя останавливать!

Осрик – арендатор, он держал небольшой удел к югу от деревни и никогда не убирал за своей животиной, от чего на всю долину стояла такая вонь, как будто сами великаны специально каждый день ходили сюда справлять нужду.

- Отцу-то ты уже сказал?

Улыбка сползла с лица Тома.

- Еще нет.

- Это не хорошо, малец, - Торд снова уселся на свой табурет. – Он тот еще придурок, но хоть он это и отрицает, а все равно ты ему дорог. Я не прошу тебя его понять, парень, но он должен знать.

Мальчик кивнул.

- Узнает. Могу поклясться, его это еще как обрадует.

Торд пожал плечами.

- Ладно, Том, сегодня у нас работы все равно почти нет, так что лучше-ка сходи к Альме до заката. Может, она чего и посоветует. Чего-чего, а побывала она в больших местах, чем я, да и ведьмам ведомо то, о чем мы с тобой можем только мечтать да в кошмарах видеть. Женщины, - снова вздохнул Торд и покачал головой. – Иногда они и сами себя не поймут. Главное, - он снова повернулся к нему, - выходи ночью, пока все спят, иначе беды не оберешься.

- Почему это?

- А, ну да, ты ведь не знаешь, - кузнец задумчиво почесал бороду. – Сегодня ко мне подъехали два всадника в кольчуге – такие все из себя слащавые и высокомерные, все хотели меня забрать за дезертирство…

Мальчик кашлянул в кулак, напоминая Торду, о чем он говорил.

- Да, да. Короче, я так понял, у них там в политике чего-то не складывается, и они набирают таких же парней, как ты. Не трудно додуматься, зачем они это делают. Война есть война, и что-то мне подсказывает, что наш народ никогда не перед чем не остановится, лишь бы отхватить у соседей лишний акр земли. Но тебе, малец, этого знать незачем, мы ведь друг друга поняли?

Том кивнул.

- Э, вон оно что, - фыркнул Торд. – Ты никогда особо попусту распыляться не хотел. Молчун. Совсем как мой дядя Энунд…

Он снова кашлянул в кулак.

- Ага. Думаю, мне бесполезно тебя заговаривать, чтобы ты остался тут подольше. Жалко, что мне совсем тебе нечего дать. На память, так сказать, - старый кузнец снова стал рыться в своем мешке, но потом вспомнил про револьвер, лежащий у него на столе.

- Не-а, - покачал головой Том. – Даже не думай, Торд, я все равно не возьму. Он твой, тебе его подарили, ты его и используй.

Кузнец обиженно крякнул.

- Тогда шкатулку! – кивнул он на футляр для оружия. – Мне-то она без надобности, а тебе, коли денег не хватит, как раз сгодится. Конечно, ее мало кто купит, но карлики в каждом городе есть, надо только этих проныр выманить из своих подземелий.

Том снова покачал головой.

- А если украдут? Не обижайся, Торд, но мне от тебя ничего не надо. Так уж вышло, что это скорее я тебе должен, чем ты мне. Ты заменил мне отца, Торд, и я тебе жизнью обязан.

- Бла-бла-бла, - передразнил его кузнец и снова погрустнел. – Что верно, то верно. Я ведь тебя все равно сейчас ничего взять не заставлю, так? – Том покачал головой. – Тогда проваливай! – замахал он на мальчика руками, подгоняя его к выходу. – Только помни, что я всегда здесь. Нужна помощь – обращайся!

- Спасибо, - Том вышел за дверь и еще несколько секунд смотрел на причитающего кузнеца, пока тот не стал трудиться над мехами, раздувая в печи огонь.

Может, он и выглядел не очень-то разочарованным, а Том знал его, как свои пять пальцев. Но по-другому нельзя, он ведь здесь действительно чужой.

По пути на холм он вспомнил, что так и не попрощался нормально с Тордом. Видимо, тот действительно был прав, сказав, что общение – не его, Тома, конек.

Изгой – так часто обзывали его сверстники, шушукаясь за спиной. Он не знал, как так вышло. Казалось бы, если кого и можно пожалеть и принять, то этого его, разве нет? Или он все же ошибается? Может, людям уже давно плевать на всех остальных, а их собственное мнение зависит только от общепринятых стандартов, которые задают себялюбивые идиоты? В этом он все больше убеждался год за годом.

И вот теперь, когда он, Том, уйдет навсегда, кого же будут винить они, тихо шепчась в своих закутках? Кто же станет новым изгоем в их глазах? Наверное, сначала они начнут винить отца, наконец заметив, как он на самом деле обращался со своим сыном, а уже потом, когда первая волна сплетен схлынет, примутся за Торда и Альму.

Мальчик усмехнулся. Теперь это не его забота.

***

- А, чтоб тебя!.. – третий раз за вечер воскликнула Альма, когда из ее подвала, заваленного бесконечными снадобьями и зельями, донесся грохот разбивающихся склянок и глиняных кувшинов.

- Тебе помочь? – еще раз предложил Том, но сразу же получил громогласный отказ, а следом – еще грохот разбивающейся посуды.

Да, старая (по ее собственным словам Альме едва перевалило за пять сотен лет, но выглядела она едва ли на двадцать пять) ведьма отреагировала на его слова совсем не так, как он ожидал.

Вообще за последние годы он слышал от нее одни только упреки, но, хоть он и понимал, что она горячится по совсем другой причине, ему все же было немного обидно. Тем более Альма всегда говорила, что у ведьм нет чувства привязанности к обычным «смертным» людям, и он сделал для себя вывод, что она не очень-то и огорчится его уходу.

На деле же все оказалось совсем не так.

Как только Том сказал ей все, что хотел, ее лицо вдруг вытянулось и приобрело совсем не здоровый оттенок. А в следующую секунду, пытаясь отвлечься от собственных мыслей (так она делала всегда, когда у нее что-то не получалось), она уже металась от стеллажа к стеллажу, пытаясь сделать отвар то ли от блох, то ли от лишая, замучившего не то соседского пса, не то местную девку.

Как старый Торд заменил ему отца, так Альма заменила ему родную мать, хоть и отказывалась это признавать, всегда считая себя если не старшей сестрой, то просто подругой. Будь то день или ночь, Том всегда мог к ней прийти и залечить раны от отцовских побоев или ожоги, нанесенные ему в кузне огнем. Тем более в доме ведьмы всегда пахло приятным травами, а порой и чем повкуснее. Например, сочным тушеным мясом, которым она каждый раз почивала его, когда мальчик приходил к ней голодный и исхудалый, или исключительно вкусные воскресные сырники, от которых потом запах стоял на всю округу, заставляя людей слюни глотать от аппетита…

Да, эти моменты его жизни он никогда не забудет.

- Ну, тогда я это… пойду, что ли, - он поднялся с длинной скамьи, сделанной из старого крепкого дуба, на которой обычно сидели больные, пришедшие к ведьме за советом-другим.

- Нет! – неожиданно громко закричала Альма и стала протискиваться наверх по узким ступенькам, ведшим во тьму подвала. – Стой! Я сейчас приду, только не уходи!

В ее голосе явно читался страх. Неужели она из-за него так волнуется? Тому стало грустно бросать своих единственных друзей, но душой он осознавал, что так надо. Надо уходить, иначе тут он окончательно озлобится и перестанет видеть хоть какой-то свет в кромешной тьме.

Несмотря на свой возраст, о котором ведьма так любила упоминать при каждом случае, выглядела Альма – он должен признать – просто отлично.

Свои длинные светлые локоны, похожие на настоящие золотые нити, ведьма всегда заплетала в толстую косу за спиной, завязывая на конце небольшую широкую нить ярко-зеленого цвета – под стать своим глазам, - а миловидное, но слегка бледноватое и немного вытянутое личико всегда скрывала за челкой и разводами сажи из камина. На вопрос же «Зачем?» она отвечала сбивчиво и иногда сама путалась в ответах. В конце концов, он догадался, что это всего лишь родинки, ну так почему сразу не сказать?

Имела Альма и плохую привычку носить на шее ожерелье из настоящих бараньих косточек, объясняя это тем, что любит видеть испуганные лица людей, когда она идет к ним «во всей своей красе». На самом же деле, как думал Том, прочитав одну из ее книг, ей было просто необходимо порой иметь при себе пару-тройку костей, чтобы питаться от них силой. Ведьмы есть ведьмы, не важно, добрые они или злые.

А вот платья носила она очень редко: скорее уж на ней можно было увидеть простую блузу и юбку в пол, опоясанную обрывком ткани на талии, или настоящую мужскую одежду, что в этих краях женщине бы стоило нескольких лет позора. Но ведьмам, конечно, на людские законы плевать с самой высокой колокольни, что есть в мире.

Зато если и видел Том на ней платье, то уж точно не обычное, а настоящее магическое, заговоренное всеми что ни на есть заклинаниями – Альма на них сил не жалела, лишь бы придать своему наряду лучший вид не только в их замшелой деревушке, но и во всей долине вместе взятой. Все же нравом она была не только ведьмой, но и вполне молодой девушкой, желавшей задержать на себе как можно больше мужских взглядов.

Но на этот раз обычно аккуратная Альма выглядела как настоящий подкроватный монстр, которого она сама изгоняла пару лет назад из комнаты дочери местного фермера.

Ее волосы были растрепаны и покрыты несколькими слоями паутины, среди которой временами показывались все восемь ног огромного ручного паука, чей сон так нагло потревожили. Лицо же ее сильно посерело от тучи пыли, витавшей в подвале и видавшей, наверное, даже смерть императора, а о платье – да, сегодня был как раз тот самый день – и говорить нечего. Буквально несколько минут назад Том не мог и глаз от него оторвать, а сейчас все заклятья пали, да и огненно-алый цвет куда-то подевался, осталась только скудная серость и пара золоченых нитей.

- Ты точно в порядке? – нахмурившись, снова спросил он и сразу же заткнулся, почувствовав на себе ее буравящий гневный взгляд, от которого даже металл плавился.

- Ну, раз ты точно уходишь, - она подозрительно прищурилась и посмотрела ему в глаза. – Ты ведь точно уходишь?

- Да, на все сто процентов. Зуб даю, клянусь…

- Можешь не продолжать, верю, - перебила его Альма и дрожащей рукой протянула ему небольшой перстень, лежащий у нее на ладони.

Перстень этот сплошь был сделан из настоящего стекла, вот только слишком мутного, чтобы разглядеть, что там внутри него. Серые разводы внутри прозрачного материала, казалось, жили своей жизнью и продолжали плыть в застывшем стекле, игнорируя абсолютно все законы приличной здешней физики. Вместо драгоценного камня на перстне виднелся небольшой кристаллический нарост темного цвета, похожий на оникс.

Где-то он уже видел подобное, вот только где? Он потер лоб, пытаясь вспомнить, и вышло.

- Не-а, даже не думай, - покачал он головой и сразу же вернул стеклянный перстень ведьме. – Такой ведь можно сделать только один, да? – спросил он и сразу же продолжил: - Значит, я могу быть уверен, что ты не засунешь мне такой же в карман или мешок. Не обижайся, Альма, я действительно тебе благодарен, но такой дар я не приму.

Но ведьма все же обиделась. Он видел это по ее грустным глазам, уставившимся на кольцо в своей руке как на нечто, чего вообще не должно было случиться.

- То есть как это, - пробормотала она. – Ты отказываешься? Но почему? Может, дело во мне? Может, я как-то не так выгляжу? – она стала осматривать себя, безуспешно пытаясь оттряхнуть всю пыль с платья, но лишь замарала руки. – Вот черт!

- Да нет, не в тебе дело, - поспешил ее успокоить Том, и положил руки на ее плечи (надо же, а он и не заметил, как поравнялся с ней ростом!). – Просто мне он не нужен, понимаешь? Я не собираюсь грабить караваны или с саблей носиться по всей долине, выискивая сбежавших преступников, я лишь хочу найти свой дом!

- Тогда почему не останешься? – предприняла очередную отчаянную попытку его остановить Альма. – Здесь твой дом, мы твой дом!

Он поджал губы и отпустил ее, пытаясь отделаться от влияния ее прекрасных зеленых глаз – пытаясь добиться цели, ведьмы не гнушались никакими способами.

- Не обижайся, конечно, но нет. Пойми ты: здесь я не чувствую себя нужным! Все лишь косятся на меня исподлобья, а дети кидаются камнями и обзывают совсем как прокаженного. И главное, что я вообще не понимаю, почему все это происходит со мной! Вот поэтому я и ухожу, - его голос сорвался. – Я хочу жить так, как хочу, и там, где меня не знают и не презирают. Где я сам смогу всего добиться!

Ведьма опустила свою голову и кивнула. Ее кажущиеся хрупкими плечи поникли.

- И как пятисотлетняя ведьма, Альма, - он улыбнулся, пытаясь ее хоть как-то приободрить, - ты наверняка сможешь мне подсказать, какие места надо обходить стороной, а где, например, обитают древесные эльфы. Так ведь?

Она шмыгнула носом и повторно кивнула.

- Ладно, - наконец, Альма заговорила. – Хорошо. Так ты уходишь прямо сейчас?

- Нет. Надо забрать вещи из дома и, - Том запнулся и вздохнул, - попрощаться с отцом.

- Да, - она вздохнула. - Думаю, так будет правильно. А на обратном пути зайди ко мне, я к этому времени, надеюсь, смогу собрать тебе в дорогу кое-какие вещи.

- Только без этого, - он кивнул на перстень.

- Только без этого, - послушно подтвердила ведьма, вытирая слезы и вместе с ними пыль со щек. Ему показалось, что она постарела сразу на несколько лет, и мальчик вспомнил, что где-то мельком читал, будто красота ведьм зависит от их настроения.

Чего-чего, а ей он настроение подпортил знатно.

- Тогда я пошел? – мягко спросил он, отходя к двери.

- Иди.

- Но я еще вернусь.

- Возвращайся.

***

Он с сомнением остановился у самой двери, не в силах сдвинуть щеколду и войту внутрь. Что он скажет отцу? И как он отреагирует?

На мгновение ему даже стало стыдно перед самим собой. Разве не он, Том, пару раз хотел огреть того сковородой по голове или скормить свиньям в самые тяжелые минуты отчаяния?

Да, отец никогда не избивал его до полусмерти и никогда не заставлял делать ничего особенно плохого, но все же он день за днем все больше и больше унижал мальчика, день за днем заставлял верить в то, чего тот не совершал, и все это продолжалось все четырнадцать лет. Иногда Том готов был удавиться с горя, повесившись на старой и заросшей паутиной хрустальной люстре, но каждый раз его что-то останавливало, и отнюдь не любовь к жизни. Разумом он осознавал, что так нельзя, но душа была готова променять все четырнадцать лет на пару секунд страха и мимолетных мучений.

Собравшись с мыслями, он толкнул сапогом дверь и без звука вошел в дом, наполненный болью и постоянным молчанием, которое буквально витало в прохладном темном воздухе.

Тихо. Он с облегчением вздохнул. Никого нет, только он. Так даже лучше: можно будет зайти в комнату матери.

Обойдя длинный дубовый стол, на котором уже виднелись следы гниения и дыры от термитов, Том подумал, что он-то уж точно видал лучшие деньки. Может, именно за ним раньше собиралась его семья, еще целая и счастливая.

Мальчик одернул сам себя. Уже тогда она навряд ли могла считаться его семьей.

Он поднялся по недлинной лестнице, слушая привычный жалобный скрип половиц, и провел пальцем по резным перилам. Том вдруг почувствовал, что будет скучать по этому дому. И пусть о нем у него не было никаких счастливых воспоминаний, но это все-таки его, Тома, дом. Вернее, и его тоже.

Пройдя по коридору, он медленно подошел к небольшой окрашенной двери и положил ладонь на круглую медную ручку. Заперто.

Он достал из кармана ключ – копию того, которым его отец всегда закрывал эту комнату, сделанную Томом пару месяцев назад – и осторожно вставил его в замок, боясь ненароком повредить механизм. Раздался щелчок – сделано.

Том положил руку на косяк и изо всех сил навалился на дверь: та иногда заедала. Порядком облупившаяся краска под его руками стала стремительно слезать, но дверь все же поддалась, и в следующую секунду его легкие наполнились спертым пыльным воздухом непроветриваемого помещения.

Закашлявшись, мальчик подошел к небольшому туалетному столику с огромными зеркалом в квадратной раме и открыл лежавшую на нем небольшую шкатулку, сделанную то ли из посеребренного железа, то ли из местного сорта меди, который со временем не покрывался ржавчиной, а наоборот менял цвет и становился похожим на настоящую серебряную руду. Из-за чего, в общем, стоил не меньше.

Почти все украшения его матери отец или пропил, или продал проезжавшим мимо купцам, но и его воспаленного ума хватило, чтобы оставить хотя бы несколько более-менее целых колец и подвесок. Большая часть лежала в шкатулке в его спальне, но самое главное – небольшой серебряный крестик на железной цепочке – он все же оставил здесь.

В последнее время Том часто сюда заглядывал. Большую часть времени он просто смотрел в старое зеркало, покрытое чуть ли не тремя слоями пыли и грязи, пытаясь понять, почему все вокруг относятся к нему так, будто считают прокаженным. В остальные же часы просто сидел в кресле в углу и оглядывал комнату, которая, пронзая нить времени, словно связывала его с матерью.

Даже сейчас, закрыв глаза, он вполне мог по памяти восстановить все до мелочей, даже кулек старого тряпья, валяющийся под широкой двуспальной кроватью. Да, пусть раньше это и была их общая спальня, но Том не намеревался делить с отцом то единственное, что хоть как-то могло напомнить ему о матери, ведь ни портретов, ни фотографий, которые появились только в прошлом году и сразу же стали настоящим хитом среди богатеев, здесь не сохранилось. Ничего. Он даже не знал, как она выглядит, да и Торд с Альмой – единственные люди, которые с ним хоть как-то разговаривали – появились здесь уже после ее смерти.

Но сейчас это было не особо для него важно.

Дрожащими руками он надел на шею крестик и спрятал его под легкой кожаной курткой. Не то чтобы он особо верил в Бога (точнее сказать, он вообще в него не верил, из-за чего священник в местной церкви даже пару раз гонял его по алтарю мокрой шваброй), но кожей будто ощущал тепло, понимая, что когда-то его мать носила этот крест каждый день.

Ну, вот и все.

- Надеюсь, хоть ты меня простила, - еле слышно пробормотал он отражению в зеркале и вышел, плотно закрыв за собой дверь и защелкнув замок на все три оборота.

Он зашел в свою комнату и прихватил небольшой тканевый мешок со своими скудными пожитками. Среди них были лишь вещи, огниво, несколько мотков прочной проволоки, сделанной Тордом из железа, пара клубков лески, буханка свежего хлеба, сыр и короткий обрезок толстой веревки висельника.

Том содрогнулся, когда его рука коснулась того места, где все еще виднелись капли крови уже мертвого человека. Пару месяцев назад здесь возле реки на плакучей иве повесилась молодая девушка. В историю он вдаваться не стал, только понял, что ее бросил какой-то богатый господин, наобещав до этого горы золота и вечную любовь.

Сам он ее и брать бы не додумался, но на прошлой неделе Альма заставила его это сделать. Якобы если накинуть ее на шею и завязать узел, то на несколько минут можно оказаться по-настоящему мертвым. Том считал, что это бесполезно и даже как-то глупо (кто сам согласится на смерть, пусть даже на несколько минут?), но отговаривать ведьму что-то делать еще глупее и бесполезнее.

Плотно завязав на мешке узел, мальчик перекинул его через плечо и направился к выходу, но только он успел протянуть руку вперед, как дверь сама распахнулась, и на пороге показалась высокая фигура его отца, сжимавшая в обеих руках по бутылке.

Том отпрянул, боясь, что отец на него накинется – впрочем, как обычно, - но тот, завидев у него за плечами мешок, лишь кивнул и молча поплелся к столу, шатаясь так, будто сейчас находился на корабле в самый шторм.

Мальчик зажал нос пальцами и скорчил гримасу отвращения, когда вонь спиртного и грязного тела за несколько секунд полностью заполнила весь дом.

Тем временем его отец почти ползком добрался до стульев, поставил одну из бутылок на стол и сразу же отрубился, так и не успев нормально сесть. Том мог лишь догадываться, что означал этот его кивок – радость или снова безразличие? – но предпочел просто не тратить времени и сказать свое последнее «прощай».

- Я ухожу, - громко заявил он храпящему отцу. – Надеюсь, ты рад, потому что я больше не вернусь! – он повернулся к двери, но совесть заставила его на несколько секунд задержаться.

Не зная, зачем он это делает, Том снял с шеи крестик и опустил его в горлышко полной бутылки, наблюдая, как цепочка еще несколько секунд плавает на поверхности, а затем проваливается в темную пучину дешевого пойла, исчезая для него навсегда.

Нет, все, что ему нужно, находится у него в голове и только там.

- Это тебе напоминание, - не сдержался он, стараясь умерить гнев, кипящий в его душе. – Надеюсь, сдохнешь ты тоже в одиночестве!

Он вышел за дверь и в последний раз взглянул на обветшалый дом, искренне надеясь, что больше никогда его не увидит. Может статься, у него вскоре будет свой, новый дом, а?

Мальчик только ступил на дорогу из деревни, как в голову ему прилетел первый камень. Отскочив от его головы, тот пролетел еще несколько метров и застыл у края дороги. Зашипев от боли, Том приложил ладонь к затылку и ощутил, как струйка горячей крови затекает ему за шиворот.

Он обернулся, но злобные (не будем отрекаться от правды) шаловливые дети уже улепетывали от него по закоулкам, громко хохоча и бросая одобрительные фразы обладателю меткого глаза.

Том сплюнул. Всякие сомнения насчет ухода тут же покинули его, и осталось только желание поскорее отсюда убраться.

Скоро он будет далеко.

***

За пределы деревни он выходил с легким сердцем.

Солнце клонилось к закату, облаков почти не было, и было видно лишь кристально-чистое сумеречное небо, на котором, как на водной глади, стали распускаться далекие серебристо-желтые звезды.

Ветер дул встречный, но легкий и прохладный. Он трепал его волосы и мягко обдувал лицо, навевая мысли о долгожданной свободе.

Мальчику даже не верилось, что он, наконец, уходит отсюда. И почему он не сделал этого раньше? Наверное, духу не хватало. Но теперь-то все по-другому!

Однако его радость тут же сменилась горечью. Надо еще зайти к Альме, он же обещал. Но снова видеть ее лицо наяву ему не хотелось: уж лучше держать его в голове и, к тому же, счастливым.

До сих пор не верится, что ей действительно так плохо от того, что он уходит, сам-то он уже привык к вечно ноющей пустоте в сердце, которую просто не могла заполнить дружба с кузнецом и ведьмой. Нужно было что-то большее…

Но Том тряхнул своей темной шевелюрой и забыл про все проблемы. Он – свободен!

Том постучал в дверь.

- Заходи, парень! – тут же послышался низкий и гулкий голос кузнеца.

Ну да, они ведь так нормально и не попрощались.

Он переступил порог и стал переминаться с ноги на ногу, не зная, что делать и что говорить. Как и говорил Торд, он никогда не отличался красноречием в таких делах, да и нравилось ему находиться больше в одиночестве, один на один со своим разумом, и не отвлекаться на остальных.

- Ну-ка, малец, присядь на дорожку, - он похлопал ладонью по стулу за стойкой Альмы рядом с собой. – Я ведь тебе с собой так ничего и не дал, - напомнил Торд, когда мальчик прошел к стойке. – Не будем разводить тут сопли, так? – он кашлянул в кулак и достал из закутков своей куртки небольшие ножны размером с половину своей руки. – Даже не смей отказываться. Я серьезно!

Из-под коричневатой кожаной застежки на ножнах выглядывал деревянный край короткой рукояти, обтянутый несколькими слоями прочной ткани, с круглым набалдашником, вырезанным из окрашенной слоновой кости.

Том с трепетом принял из рук старого кузнеца свой новый клинок, его глаза загорелись каким-то слегка безумным светом, что не укрылось и от обеспокоенного Торда, но тот с легкостью списал это на глупый мальчишеский азарт.

Отстегнув застежку, мальчик взялся за рукоять и заметил, что она лежала в руках, словно была сделана специально для него. Скорее всего, так и было.

С дрожащими от возбуждения руками он напрягся и наполовину вытащил клинок из ножен, наблюдая за выражением своего лица в почти зеркальной поверхности темной, слегка синеватой стали.

- Спасибо, - поблагодарил он Торда, рассматривая изогнутое заточенное лезвие. – Но почему оно синее?

Лицо кузнеца расплылось в самодовольной улыбке, будто он только что получил высшую из всех возможных похвал.

- Особый сплав: закаленная сталь и несколько капель яда мертвеца. Один порез – и враг валяется на земле без движения. Подловато, конечно, но жизнь, если надо, спасет. Как раз хотел рассказать тебе, но ты, парень, меня опередил. Ну, - он задумчиво почесал бороду, - я и закончил с рукоятью на скорую руку. Жаль, вышло криво.

- Нет, - покачал головой Том, - все просто идеально, Торд!

- Хе, а то. Ну, давай, малец, удачи, - Торд хлопнул его по плечу, от чего мальчик тут же согнулся и сдавленно крякнул. – О, прости. Я и забыл, какой ты хиляк.

- Да ладно, ничего.

- И будь я трижды проклят, если ошибаюсь, но ты не забывай: грядет война. Держись днем от больших городов подальше и не попадайся на глаза императорской гвардии. Договорились?

Том кивнул в знак согласия.

- Тогда я пошел, иначе твоя ведьма так и не явится.

- Слушай, Торд, я хотел тебя попросить…

- Да?

- Позаботься о моем псе, пожалуйста.

- Ха! Да запросто, тем более, он все равно каждый раз за жратвой ко мне ходит!

Еще раз хлопнув его по плечу, Торд хлопнул дверью и исчез в полутьме грядущей ночи, что-то недовольно бормоча себе под нос.

Эх, что бы там ни думал Том о свободе, а вечных причитаний Торда и заботы Альмы он забывать не хочет. Кстати, он совсем забыл про ведьму! Где же она?

Стоило ему вспомнить об Альме, так она тут как тут.

Ее золотистая голова высунулась из-за полок, а глаза напряженно стали шарить по лавке.

- А он это, ушел уже?

- Ага.

Она подошла к стойке, сжимая в руках большой отрезок желтоватого пергамента, но, увидев в его руках ножны, нахмурилась.

- Это что? – в ее взгляде ясно читалось беспокойство.

Ведьмы любили ножи только тогда, когда те были в их руках. Друзья друзьями, а на чеку быть надо всегда: в последнее время охотников на ведьм становилось все больше и больше, и они не очень-то различали добрых ведьм и злых.

Императрица назначила за одну голову награду в добрых тысячу золотых, а местные, хоть и были благодарны Альме за лечение, все равно ее побаивались и навряд ли встали бы на ее защиту.

- Торд подарил, - Том с улыбкой убрал клинок в свой мешок – от чужих глаз подальше.

- Нашел, что дарить, - нервно проворчала Альма, явно беспокоясь за него, и на миг сердце мальчика екнуло.

«Эх, если бы ты была моей матерью, - с грустью подумал он. – Может, и жизнь бы по-другому сложилась, а так!..»

Альма положила на стойку пергамент и развернула его, придерживая пальцами за края. Это оказалась карта.

- Дай-ка мне руку, - потребовала она.

- Зачем?

- Дай!

Поняв, что противиться ей бесполезно, он протянул ей правую руку, и в следующую секунду произошло то, чего он совсем не ожидал.

Без всяких предупреждений ведьма с размаху взяла… и укусила его за палец!

- Ай! Какого черта?!

- Погоди, - она схватила его за запястье и дала капле крови упасть с подушечки безымянного пальца на подробную карту империи, на которой был отмечен буквально чуть ли не каждый холм. – Все.

Том, хмурясь от возмущения, стал зализывать небольшую открывшуюся ранку, которая кровоточила так сильно, словно ему только что отрубили весь палец одним махом.

- Ну, и зачем ты это сделала?

- Сюда смотри, - она кивнула на пергамент.

Капля крови должна была испортить тщательно обрисованный узор, но, к его удивлению, та задрожала и стала стягиваться к центру, не оставляя за собой никаких следов, и через несколько секунд образовала идеальный крошечный круг. Но и на этом ничего не закончилось.

С раскрытым от удивления ртом Том наблюдал, как капля из центра карты стала медленно ползти вверх, преодолевая рисованные горы и реки, а затем замерла на кучке малюсеньких домов, подписанных как «Хоршоу». Через несколько мгновений капля зашипела и испарилась, словно ее и не было никогда.

Альма заулыбалась, довольная своей работой, обнажая ряд идеально ровных белых зубов.

- А вот и мой тебе подарок. Где бы ты ни был – я имею в виду этот мир, - капля твоей крови укажет, где ты находишься. Самое лучшее, что я могла придумать.

Ведьма осторожно сложила карту четыре раза и отдала Тому.

- Береги пергамент. Остальное лишь рисунок, но без пергамента фокус не сработает, ясно?

- Да. Спасибо, - он бережно положил карту в нагрудный карман куртки и тщательно его застегнул на все пуговицы.

Она обошла стойку, ее глаза блестели от назревающих слез, которые в пламени свечей больше походили на маленькие льдинки, скатывающиеся по щекам.

Том поднялся со стула.

Ничего не сказав, она вдруг бросилась ему на шею и крепко обняла – не как обычно, а будто… по-матерински, если бы он был ее сыном и отправлялся в длинное и далекое путешествие, из которого, может быть, и не вернется живым. Но это ведь не так!

- Удачи, Том, она уж тебе точно понадобится, - прошептала Альма ему на ухо, проводя ладонью по его спутанным волосам.

- Ты так говоришь, как будто со мной обязательно должно что-то случиться, - с улыбкой заявил он. – Все со мной будет хорошо!

- Да. Да, конечно, я и не сомневаюсь, - она мягко отстранилась. - Держись только подальше от ведьм: такая, как я, встречается одна на миллион.

- Таких как ты не существует!

Ведьма хмыкнула, явно довольная ответом.

- Кстати, - продолжил он, - ты бы вытерла кровь с губ. Смотрится просто жуть!

- Иди уже, герой, - она по-дружески ткнула его кулаком в грудь.

- Иду, - кивнул он в ответ.

Том вышел за дверь и, улыбаясь, поджал губы.

«В путь!»

За несколько минут он отошел от деревни на приличное расстояние. Он повернулся назад и в последний раз взглянул на слегка кособокие от постоянного ветра дома, скользнул взглядом по кузне Торда, в которой еще горел огонь, и напоследок пару минут наблюдал, как от печной трубы в лавке Альмы поднимается длинная серая струйка дыма.

Он был ей благодарен за то, что она вновь не попыталась всучить ему свой перстень.

Он усмехнулся и покачал головой. И что с ним может случиться?

Мальчик обернулся. Последним, что он увидел, была огромная толстая лапа, сплошь покрытая рыжеватой шерстью, и большой круглый валун, сжатый в ее кривых пальцах и стремительно приближающийся к его голове.

«Накаркал…»

Часть 2

Глаза слипались, голова трещала, а рук, туго завязанных веревкой за спиной, он вообще не чувствовал.

Ему было страшно. Прежде всего, страшно от того, что он не знал, где находится, и что за чудище притаилось в дальнем углу пещеры, тихо бормоча что-то себе под нос своим противным писклявым голоском, и страх этот медленно разъедал его изнутри, заставляя суетиться, и мешал думать.

Том тихо закряхтел, боясь потревожить того, кто его связал, и попытался открыть глаза. Под левым чувствовался огромный пульсирующий синяк, по вине которого мальчик не чувствовал всю половину лица. Правым же он едва мог видеть дальше собственной вытянутой руки по вине одного из зелий Альмы, которое Том по ошибке выпил пару лет назад, так что перед глазами вертелись только разноцветные круги от удара и размытая тень от костра, на котором его и поджарят.

Том попытался разогнуться, но ничего не вышло. Узлы были крепкими и связывали за спиной не только руки, но и его затекшие голени. Собравшись с силами, он закусил от напряжения нижнюю губу и перевернулся на бок, от чего его бедро словно пронзили тысячи мельчайших иголок.

- Черт! – прошипел он сквозь боль.

Кровь в ушах пульсировала, мышцы саднили и как будто превратились в твердое железо. Он был не в силах пошевелить даже шеей, не то чтобы попытаться спастись.

Он застонал, уже не пытаясь сдерживаться. Кожа горела от боли, а кости трещали по швам. Существо, таящееся в тени, громко и с противным присвистом принюхалось и радостно заворчало.

- О, жаркое проснулось! – заревело оно на всю пещеру своим отвратительным голосом, похожим на скрип деревянных половиц в его доме. – Жаркое вкуснее, когда живое. Живое оно дергается, живое оно кричит…

Земля под Томом затряслась, а в его целом правом глазу отразился силуэт большого злобного тролля.

В этот момент ему хотелось вернуться в прошлое и прикусить себе язык. Наивный дурак! И вправду, что могло случиться? Вот только он успел выйти за пределы Хоршоу, как его тут же огрел по башке жирный голодный тролль!

- Вонючка! – во все горло завопил вышеназванный тролль. – Сопля! Человечишко очнулся, скоро будем пировать! – и он сразу же зашелся отменным громогласным хохотом, каким могли смеяться только злодеи из его самых страшных кошмаров.

Так он тут еще не один! И что это за имена такие?

Том открыл рот, чтобы ответить и попытаться хоть как-то спасти свою шкуру (вот только он не представлял, как отговорить тролля поедать свою добычу), но не успел он вымолвить и слова, как тролль изловчился и аккуратно вставил ему в рот кляп, сделанный из яблока, покрытого шоколадной глазурью.

- Человек тощий, делиться не охота, - недовольно пробурчал он, устанавливая над костром большой вертел, сделанный из пары рогатин и длинного железного прута, который от жара начал багроветь и злобно трещать, как будто напоминая мальчику о его участи.

Том попытался оглядеться и краем целого глаза заметил у валуна, на котором сейчас сидело чудовище, небольшой темный сверток, из которого заметно выпирали ножны. Он сглотнул. В таком состоянии дотуда никак не добраться.

Он сокрушенно промычал. На лбу выступил пот. И что же делать? Черт, и угораздило же именно его попасться в лапы троллям, сколько ведь людей ежедневно проезжают по этой дороге!

Земля снова задрожала, а из тени, где, судя по всему, находился выход из тролльской пещеры, до него стали доноситься недовольные переругивания таких же скрипучих голосов, какой был и у его стражника.

«Еще тролли!», - догадался Том. – «Только их здесь еще и не хватало».

Теперь-то ему точно не выбраться.

Его вдруг начало тошнить – реакция, которую он точно уж не ожидал от собственного тела, которое его итак подвело. Заходясь в конвульсиях и ощущая, как его легкие с болью сокращаются, пытаясь зачерпнуть хоть немного воздуха, он выгнулся, насколько это было возможно, и вдруг ощутил острый укол в левое бедро.

Через несколько секунд приступ тошноты прошел, и мальчику удалось отдышаться, но тут нечто острое снова проткнуло его брюки и вонзилось в самую кожу.

Ощущая, как течет кровь по его ноге, он замер. Его осенило. Вот только как добраться до этого острого предмета? И достаточно ли он большой, чтобы перерезать толстые веревки?

В любом случае, попробовать стоит, иначе он тут и сдохнет, в окружении дерьма троллей и, самое главное, так и не побывав толком с девушкой. Да над ним вся деревня будет смеяться! Если узнает. Если найдут его кости…

Том напряг затекшие мышцы и попробовал встать, но тело лишь немного дернулось и сместилось на какую-то пару сантиметров. Но и этого должно хватить!

Он зажмурился и наощупь попытался найти предмет. Есть!

Мальчик схватился за нечто продолговатое и большое, но это оказалась лишь кость. Берцовая? Человеческая?! Испуганно промычав, он отбросил ее и решил пару минут передохнуть, прежде чем снова попытаться сдвинуться.

Он итак знал, что смерть наступает ему на пятки, но присутствие здесь человеческих костей только усугубило его состояние. Страх. Он и раньше испытывал его много раз: страх перед отцом, страх перед людьми, страх перед будущим…

Однако сейчас он ощущал в сердце совсем другой вид страха, теперь он боялся за свою собственную жизнь, которая находилась под угрозой. Хуже всего было осознание того, что его, наверное, поджарят, то есть умирать он будет пусть и не долго – шока никто не отменял, - но очень мучительно.

Хмыкнув, он потянулся и почесал зудящую лодыжку. Глупо! Лежит здесь, словно дохлый кабан на вертеле, и ждет своей смерти. Как же глупо и нелепо он выглядит со стороны! Том попытался улыбнуться. Эта мысль помогла ему более-менее успокоиться и накопить силы для следующего рывка.

Резко выдохнув, Том оттолкнулся коленом и плечом от земли и лишь на мимолетное мгновение оказался в воздухе, но этого времени хватило ему, чтобы протолкнуть осколок кости, впившийся в его бедро, ближе к пальцам, и в следующую секунду он уже сжимал в руках некое подобие острого как бритва кинжала.

Наощупь он понял, что это заточенный осколок левого ребра, но вовсе не человеческого. Скорее животного поменьше – кролика или полевки.

Вот только Том успел порадоваться своей маленькой победе, как тут же очередная неудача заставила его усомниться в своем светлом будущем. Его руки, стянутые на запястье веревкой, стали стремительно неметь и навряд ли смогли бы сейчас перерезать путы.

Он выдохнул и расслабился, теряя всякую надежду и ощущая, как под его телом раз за разом ломаются кости мертвецов. Трупы. Кругом трупы. Скоро он к ним присоединится. Тогда зачем осложнять свой путь бесполезными надеждами? Они еще никого от пекла не спасали.

Тем временем вонь троллей медленно наполняла его легкие, и от этого запаха у мальчика кружилась голова. Жуткая троица собралась у костра и стала обсуждать, как и с чем его подать. Он мог поклясться: от этих разговоров у него самого разыгрался аппетит. И сколько он уже не ел? Хотя это уже не так важно, ведь скоро его сожрут!

У него началась паника.

- Успокойся! – хотел он крикнуть самому себе, но, к несчастью, изо рта вырвалось только бесполезное мычание.

- А можно облить его кроличьим жиром! – заорал молодой и еще ломающийся голос тролля, которого, кажется, звали Вонючкой. – Он так аппетитно пахнет!

- Остолоп, - послышался хлопок: тот первый, что побольше, влепил Вонючке подзатыльник. – Где мы тебе сейчас раздобудем жирных кроликов? Лучше распороть ему брюхо и заставить кишки танцевать над огнем! После этого они такие хрустящие и сочные, м-м-м…

Том мысленно ужаснулся и протестующе замычал.

- Нет, - словно услышав его мольбы, Сопля (видимо, среди троллей она считалась женщиной, так как голос ее был мягче и выше) запротестовала, - он же тогда подохнет, разве нет? Надо жарить его живьем, чтобы кровь запеклась в его тощей тушке, так намного лучше.

Сердце мальчика упало. Теперь идея о вспоротом брюхе казалась ему не такой уж и плохой.

- А может натереть его тушку перцем? Я слышал, людское мясцо с перцем отлично набивает брюхо!

- Хорошая идея, – безымянный тролль загоготал и громко облизнулся в предвкушении знатного ужина. – Еще лучше освежевать его заживо и затолкать перец под шкурку, чтобы остринка чувствовалась на языке!

Кровожадный ублюдок, Том в мыслях плюнул ему в лицо.

Сопля недовольно прокряхтела и встала со своего валуна, смачно плюнув в костер, от чего пламя зашипело и разгорелось еще ярче, и пошерудила толстым коротким пальцем в своей ноздре, выковыривая своих «тезок».

- Надоело! – со злостью прошипела она. – Давайте просто поджарим его и сожрем, пока его мясо от страха совсем не усохло!

Остальные поддержали ее одобрительными возгласами.

Том покрепче сжал кость и спрятал ее в рукаве, а в следующую секунду неведомая сила оторвала его от усеянного костями пола пещеры и подняла в воздух.

Запахло жареным.

Том судорожно перебирал в голове мысли. Перед глазами мелькали обрывки ткани – одежда – и тысячи черно-белых осколков человеческих и животных костей, которые не внушали ничего, кроме ужаса. Мальчик был уверен: от них еще никто не сбегал.

И почему же он должен быть первым? Что в нем такого особенного, чего не было у предыдущих жертв? В сердце начал расти гнев. Он кипел, бурлил в его душе и заставлял кровь струиться по венам с удвоенной силой.

Он хватался за любые идеи, но тут же отбрасывал их в сторону: до клинка не добраться, кость, зажатая в его руке, слишком маленькая и хлипкая. Она не перережет не только веревки, но и царапины на твердой зеленой шкуре троллей, напоминающей болотную тину, не оставит.

Остался только один шанс. Один самоубийственный, сумасшедший шанс на выживание.

Том кивнул самому себе. Сгореть.

Ох, слышал бы его сейчас Торд! Старый кузнец всегда корил его с излишнюю расчетливость и неуверенность в себе, но сейчас у Тома не было второго шанса, и если он сломает клинок, который кует, то никакие расчеты ему не помогут.

Сопля – ей богу, ему до кишечных колик нравилось это имя! – голыми руками взялась за раскаленный прут и поддела его под руки и ноги мальчика, завязанные за спиной.

Ткань куртки и брюк стала медленно гореть, а его кожа – мягка и податливая, в отличие от шкуры троллей – в одно мгновение покрылась волдырями, причиняющими невыносимую боль.

На мгновение ему разум помутился, но он заставил себя успокоиться. Как ни странно, чем больше он боялся за свою жизнь, тем больше сил этот страх ему давал.

Левый глаз стал по чуть-чуть отходить, и вот он уже может различить горящие угли, стремительно приближающиеся к его лицу. Лучше бы не видел!

Троллиха поставила прут на две рогатины и, довольно крякнув, уселась на свой валун, отполированный до такой степени, что Том мог видеть в его поверхности свое собственное отражение. Как же отвратно он выглядит…

Языки пламени вмиг прильнули к его телу и приняли в свои горячие объятья. Перед глазами все поплыло, голова закружилась. Том закричал от боли и от ужасного запаха собственной горелой плоти, наполняющий легкие.

Казалось, он висел здесь целую вечность, на деле же не прошло и секунды. Тело само собой начало вдруг дрыгаться в агонии, пытаясь спастись, но ничего не выходило. Он обречен.

Тролли радостно ворчали, и радость эту не омрачил даже тот факт, что для их троих он едва ли станет самым сытным обедом в их жизни.

Связь с реальностью стала стремительно ускользать от него, мальчик терял сознание, и что-то ему говорило: он больше не очнется.

И в этой попытке забыться, отстраниться от тела и от боли, что причинял ему кровожадный огонь, он чуть было не упустил момент.

- Сражайся! – перед глазами снова возник тот момент, когда Торд безуспешно пытался обучить его фехтованию. – Не важно, насколько силен враг, ты должен сражаться. Когда дело касается жизни и смерти, никто не станет размышлять над честью. Будь ты хоть трижды стариком или младенцем, никто не смилостивиться. Перережут глотку – и дело с концом!

Веревка была крепкой: невероятно твердая, она была сплетена из нескольких особых сортов конопли и закреплена гибкой проволокой. Если бы Том не знал этого, то сейчас безуспешно пытался бы их перерезать, но он-то знал! Пару лет назад он изготовил добрых двадцать метров такого троса по поручению Торда. Это знание, может статься, спасет ему жизнь.

Проблема состояла в том, что такой трос был почти что безупречен: пенька из одного обычного и двух магических сортов растения позволяла ему гнуться и вытягиваться, наделяла пластичностью, а гибкая проволока добавляла ко всему этому небывалую прочность.

Вот только тролли не учли одного: нагреваясь, такая веревка сохраняла крепость, но становилась уязвимой, так что высвободиться не составит никакого труда, надо только как-то заставить двигаться онемевшие пальцы. И быстро.

Тому уже начало казаться, что его лицо расплавилось и вот-вот начнет капать в костер, но, к своему удивлению, он понял, что его тело намного прочнее, чем он на самом деле думает. Времени должно хватить!

Впившись зубами в шоколадное яблоко, он закрыл глаза и заставил себя сконцентрироваться на цели.

«Ну же, давай, безвольная сволочь!» - мысленно кричал он себе.

Невероятно распухшими пальцами он вынул из опаленного рукава острый осколок кости и, надеясь, что она не сломается, стал один за другим поддевать узлы, где проволока надежно вплеталась в волокна троса. Далеко он не доберется, но даже пары-тройки хватит, чтобы выбраться из этого пекла.

Его жизнь уходила с каждой лишней секундой, потраченной тогда, когда острие заточенного ребра промахивалось и угождало в его ладонь или палец свободной правой руки.

Еще чуть-чуть…

Чуть-чуть!..

Проволока лопнула – веревка затрещала, разрываясь в мелкие клочья.

Есть!

***

Однако в своих расчетах он не учел одного: после того, как веревка повержено лопнула, Том стал падать на самые жаркие угли.

Не раздумывая, он изловчился и ухватился руками за раскаленный прут. Итак опаленные ладони уже перестали чувствовать боль, но стремительно соскальзывали. Мальчик выгнул спину, как мог, и разжал начавшие приходить в чувства пальцы.

Через секунду он, шатаясь, уже стоял на ногах, разламывая подошвой сапог старые кости.

- Вонючка! – завопил старший тролль. – Убегает! Лови-и-и-и!

С ревом, достойным самого огромного слона, Вонючка вскочил с валуна и бросился в его сторону, размахивая над головой огромным узким ножом с длинной рукоятью, который со стороны слегка смахивал на целую саблю.

Времени на отдых не было.

Вонючка взмахнул ножом, но не рассчитал расстояние, и тот, со свистом разрезая воздух, прошел в нескольких сантиметрах над головой Тома. Тут же последовал вертикальный удар дубинкой от троллихи, которая явно не хотела выпускать из лап свой ужин.

Отбросив кость в сторону, Том отпрыгнул в сторону, но стоило ему приземлиться, как ногу задел пролетающий мимо шестопер старшего тролля. Вскрикнув скорее от неожиданности, чем от боли, он свалился на землю и сразу же стал пятиться.

Тролли давили на него кучей, загоняя в угол и отрезая от выхода. Ему оставалось только сражаться. Но чем?

Рука сама собой натолкнулась на лежащий в тени мешок.

Не теряя времени, Том вцепился в узел потными пальцами и стал судорожно пытаться развязать его, но ничего не выходило.

- Черт! – выругался он и поднял голову.

Вовремя: в него как раз летел один из тех огромных валунов, на котором сидели тролли.

С воплем он оттолкнулся ногами от земли и ударился головой об откуда-то возникшую стену. Тем временем камень стремительно приближался.

Мальчик закрыл глаза, приготовившись к смерти. Раздался грохот, уши заложило, а левую лодыжку придавило чем-то большим и круглым.

Жив!

Закинув мешок за спину – времени на препирания с узлом у него не было, - Том вцепился в штанину и стал выдергивать из-под валуна свою ногу. С каждым очередным рывком кожа на голени будто трещала по швам, разрываясь от напряжения, а кости размалывались в порошок под весом огромной каменюки, но он, закусив губу, продолжал свои попытки выбраться.

Хрясь!

Со звуком ломающегося черепа длинная трещина объявилась на верхушке валуна и стала сначала неловко, словно стесняясь, а потом стремительно опускаться ниже, разламывая камень на части.

Сквозь открывшуюся трещину на мальчика уставился огромный зеленый глаз.

- Он еще там! – оповестила своих Сопля. – Тащи его наружу, парни!

Тролли, как один, схватились за породу и стали тянуть себя, пытаясь до него добраться, но, сами того не понимая, помогли Тому выбраться.

Он в страхе уставился на свою отвисшую левую ногу. Если не сможет бежать, ему конец!

Понимание этого дало ему дополнительные силы и уверенность в победе. Он перекатился в сторону и с силой дернул за край мешка. Ткань того громко треснула, и кожаные ножны сами выскользнули наружу.

Молниеносным движением Том отстегнул застежку и вынул из ножен отливающий синевой в свете костра клинок, сделанный из отравленной стали.

В ту же секунду один из троллей ухватил его за правую голень и дернул на себя.

- Поймал! – радостно завопил старший тролль.

- Так держать, Па, - похлопал того по плечу Вонючка.

Что-то подсказало Тому, что Па – это его имя, а не сокращенное от «папа», но он не стал на этом зацикливаться. Притворившись пойманным, он дал поднять себя в воздух и закрыл глаза.

- Чего это он? – недовольно спросила Сопля, не замечая скрытый от ее глаз рукой клинок. – Сдох, стало быть?

- Походит, что так и есьм, - задумчиво согласился огромный тролль и приблизился, пытаясь его обнюхать.

«Тише! - шикнул на себя Том, ощущая всей опаленной кожей смрадной дыхание чудища. – Так… так… давай!»

Он резко открыл глаза и полоснул тролля по тому месту, что было ближе к его руке. На лице Па, чуть ниже огромной левой ноздри, откуда торчала копна курчавых волос, медленно открылся длинный кровавый порез.

Не успев сказать и слова, тролль вдруг застыл на месте как вкопанный. Все на мгновение замерли. Крякнув, Па стал крениться назад и с грохотом приземлился башкой на свой импровизированный «стул».

Том же, не успев высвободиться, полетел на землю вместе с ним, но, в отличие от тролля, свалился не на землю, а в кучу грязного вонючего тряпья, которое тот на себе носил.

Нечаянно он вдохнул этот запах, прежде чем попытаться встать. Голова закружилась. Над ним нависла тень дубинки.

- Уп!.. – старший тролль издал недовольный булькающий звук, когда дубинка Сопли вместо Тома со всего размаху врезалась в его мужское достоинство.

- Па-а-а-а! – оглушительно заорал Вонючка и кинулся приводить собрата в чувство.

Не теряя времени, Том хромым шагом двинулся к выходу из пещеры. Он торопливо бросил взгляд на лежащий у противоположной стены мешок. В нем были все его вещи, включая ножны от клинка, но ради них не стоило рисковать своей жизнью. Эх, если бы только добраться до Альмы!

Но как далеко он от деревни? Сколько времени тащили его тролли? Судя по полной луне, он пробыл в бессознательном состоянии не меньше дня.

Сердце упало. День! Кто-кто, а тролли бы не стали с ним церемониться и сожрали бы по прибытию в логово. Отсюда следует, что он очень, очень далеко от дома – ему не выбраться.

Он преодолел границу тени костра и оказался на свежем воздухе. Кровь стала постепенно успокаиваться, но вместе с этим на него сразу всем грузом навалилась усталость за все прошедшее время, а тело отказывалось и пальцем пошевелить без особой причины.

Которая тут же нашлась.

Судя по тому, что писали об отравленной стали, яд не мог действовать больше часа, но тролль намного больше обычного мужчины, так что Па пролежит в таком состоянии едва ли минут десять.

Однако же остались двое других.

- Убей его, Вонючка! – бесновалась Сопля над телом бездыханного Па. – Укрась его потрохами все вокруг, а тело скорми стервятникам!

У, настрой у нее был хоть куда. Отрекаться от еды – редкое дело для тролля.

Том заставил себя сделать шаг. Затем другой. Беги!

Грохот земли, сотрясаемой ногами жирного младшего тролля, предупредил его о скором приближении Вонючки.

Он сглотнул и огляделся. Куда бежать? На открытой местности его сразу же поймают…

Но вокруг была только поляна. Он посмотрел влево и приготовился к рывку. Деревья! Рев Вонючки с каждым мгновением становился все ближе и ближе, и его голос отнюдь не предвещал ничего хорошего.

Перехватив клинок левой – ведущей – рукой, Том кинулся к деревьям, молясь всем богам, чтобы преследующий его тролль бегал намного медленнее его вони, стремительно разносящейся по округе.

К счастью, полная луна находилась в добром расположении духа, и Том легко различал каждый камень и ямку на своем пути. Он подумал о тролле. Они полуслепы, так как долго находятся под землей в своих пещерах, выходя лишь за добычей, но их слух и нюх славился во всей империи, так что на луну им было плевать.

Его раздробленная лодыжка с каждым шагом все больше давала о себе знать, и Том ясно понял, что не дотянет до спасительного перелеска.

Набравшись смелости, мальчик развернулся на целой ноге, перехватил меч двумя руками и приготовился. И пусть он трусил, пусть его руки дрожали, а на глаза наворачивались слезы, но он готов был дать отпор и дорого продать свою жизнь.

Вдалеке за его спиной журчала вода, над головой кружились плотоядные вороны, чьи глаза-бусинки жутко блестели и напоминали алые капельки крови, а почва под ногами ходила ходуном. Ну, вот и все…

Том понимал, что без помощи умрет, не важно, настигнет ли его острый нож тролля или нет. Ему повезло, что от шока он не умер, но скоро он ощутит на себе всю боль, которую отсрочил выброс адреналина.

В свете луны он хорошо мог различить тролля, и теперь ему открылась вся «прелесть» его внешности. В книгах их описывали совсем по-другому. В жизни все намного ужаснее.

Ростом он был в четыре, нет, в пять раз выше Тома, и во столько же раз шире него. Круглая лысая голова, из которой заметно выпирал горбатый нос, и в которую будто была вдавлена пара косых белых глаз, не имела шеи. Словно чугунок она крепилась сразу к непропорционально тощим, узким плечам, которые в свою очередь переходили в мускулистые толстые руки с короткими опухшими пальцами.

Заплывший жиром торс тролли прикрывали обрывками грязной льняной ткани, которая мешковиной свисала с их плеч и доходила до колен, почти не закрывая короткие кривые ноги. Обуви существа не носили, из-за толстой, почти каменной шкуры надобность в подошве мгновенно отпадала.

Когда орущий Вонючка подобрался ближе, Том для себя отметил, что на шкуре их шерсть все же есть, но редкая и короткая: чтобы земля в туннелях не забивалась.

Он прищурился, чтобы выхватить из оставшихся секунд еще что-то, но не успел.

Словно сорвавшись с поводка, тролль вдруг прибавил в скорости и всей своей огромной тушей врезался в не успевшего ничего предпринять щуплого Тома.

Воздух из его легких куда-то мгновенно подевался, да и дышать он уже не мог: сломанные ребра впивались в легкие и раздирали их на части. Клинок он тут же потерял, голова снова кружилась, а манящая бездна беспамятства вновь и вновь обволакивала его разум.

Все шло короткими вспышками. Вот тролль врезается в него, размахивая ножом и выставляя крепкую круглую голову вперед. Вот он уже в воздухе, из последних сил хватается за нос Вонючки, чтобы не упасть и не оказаться растоптанным, и теряет подаренным Тордом клинок. В следующий миг его пробуждения они вместе, словно дьявольский волнорез, врезаются в лесной массив. Кругом деревья, кругом крики, кругом смерть. Но он все еще держится.

Его взгляд потускнел.

Бам!

Какая-то неведомая сила подняла его в воздух и тут же с хлопком припечатала к земле.

Том разлепил глаза. Все перед глазами кружилось, но своим затуманенным разумом он понял, что лежит на траве, а позади него хищно шипит водный поток, будто желая завлечь его к себе.

Где же тролль?

Пересилив желание уснуть, Том сел и посмотрел перед собой. А вот и он, застрял между сросшихся деревьев, походя на нашкодившего кота, который кинулся бежать через забор, но смог просунуть наружу только голову.

Мальчик перевалился на бок, рука наткнулась на тролльский нож.

Первая мысль одновременно шокировала его и привела в ужас. Он сжал обтянутую серой тканью рукоять клинка Вонючки и стал подниматься. Несмотря на свой размер, нож весил даже меньше, чем подарок Торда, и сбалансирован был намного лучше него.

Идти было недалеко – всего пара шагов от высокого обрыва, в низу которого ворчала недовольная река.

Как ни бесновался тролль, как ни пытался высвободиться, а деревья крепко его держали, только голова, словно намекая, полностью выпячивалась из пут, открывая взору узкую линию шеи.

Том поднял над головой клинок.

- Пощады! Пощады! – орал Вонючка, а его отставшая братия уже спешила на помощь.

Сейчас или никогда!

Он зажмурился и приготовился опустить нож. Его руки напряглись, мышцы напружинились, и буквально все указывало на необходимость пролить кровь.

Надо уходить сейчас, иначе остальные тролли его настигнуть и убьют. Лучше идти вверх по течению: перейдя его, он выиграет немного времени до рассвета, ведь солнце теперь его главный союзник. Оно жжет их шкуры, и днем они не смогут его преследовать.

Сейчас! Он выдохнул и…

Его руки безвольно повисли вдоль тела, нож вывалился из рук, а горячие слезы, словно только и ждали подходящего случая, хлынули из глаз.

Он не мог. Не мог убить, пусть даже и жертвой его должен был стать злобный тролль, погубивший несчетное число жизней.

Том развернулся и зашагал к обрыву, стараясь двигаться как можно быстрее. Он уже слышал, как Па и Сопля гневно зовут пленного тролля, и понимал, как зыбок его шанс на спасение.

Внезапно время вдруг остановилось.

Том застыл, не понимая, что происходит. Медленно опустил взгляд ниже. Из его груди, прямо из сердца выглядывало окровавленное острие тролльского ножа.

Ноги стали ватными, подкосились. Он обернулся.

У тролля была свернута шея, и лапа вывернута вперед, прямо в его сторону. Он пожертвовал собой, лишь бы добраться до врага, и бросок его был настоль сильным и яростным, что тролль сам себе вывернул шею под немыслимым углом.

Перед глазами потемнело, он потерял опору.

Последнее ощущение – он летел.

ГЛАВА 2. УПЫРЬ

Часть 1

Темно.

Где он?

Холодно.

Жив ли он?

Страшно.

Что случилось?

Свет. Вспышка. Вода.

Свет. Вспышка. Голоса.

Больно.

***

Он моргнул.

Снова темно.

И какой дурак утверждал, что перед смертью перед глазами пролетает вся жизнь? Чушь, несусветная чушь, в которую верят лишь полные идиоты.

В памяти всплыл момент его смерти. Тогда он даже и понять не успел, что умирает, не то чтобы вспомнить всю свою жизнь и ее ошибки. Но вот теперь-то времени все припомнить у него предостаточно. Можно сказать, целая вечность.

Том окунулся во тьму, прячась в самых глубинах своего разума в попытке спастись от нахлынувшей волны страданий и агонии, и это ему почти удалось. Он задумался: «Разве мертвым может быть больно?». Наверное, нет. Так он не умер? Нет, он точно видел, как клинок тролля пронзил его сердце. Видел кровь, которая горячей лужицей растекалась под его курткой, и помнил, как падает с огромного утеса прямо в бурлящую бездну.

Нет, после такого он просто не мог выжить, не бывает такого! Даже магия не способна воскрешать мертвых.

Черт, но почему же так больно?

Он моргнул.

Темно.

***

Кажется, он находится здесь уже целую вечность. Но где это «здесь»? В раю или аду, куда, как утверждал священник, попадают все люди после смерти? Навряд ли. Что-то он не видел здесь ни Эдемских садов, ни черных котлов, в которых жарятся грешники.

Он вспомнил про еще одно место – Чистилище. Да, как раз подходит под это описание.

Стало быть, у людей все же есть душа, и зря он смеялся над святым отцом, поливая того с крыши свежим компостом?

Но Альме он всегда верил больше: она-то уж прожила на свете больше всех, кого он знал, и точно знала, что говорит. А ведьма уверяла его, что душа – лишь сказка, придуманная для не шибко образованных крестьян, чтобы те отдавали часть своего добра церкви, то есть в государственную казну. Все чувства, как она говорила, кроются лишь в голове да в химии организма.

Он хмыкнул. Ну, теперь-то он точно мог с ней поспорить.

Том вспомнил труп тролля и мысленно ужаснулся. Кто может сделать с собой такое? Или тролль просто не рассчитал силу и укокошил себя по незнанию? Можно только гадать, но труп есть труп.

Его обуяла ярость, а к горлу (если, конечно, оно у него еще было) подступила тошнота. Он попытался сжать кулаки и стиснуть зубы. Ох, если бы ему дали еще один шанс! Он бы покрошил тролля в капусту, упиваясь его кровью! Чудовище, уговаривал он себя, должно быть мертвым, иначе его бы здесь не было. Или все же был бы? Кто знает, удалось бы ему скрыться от преследователей или нет…

Он злился на всех, но больше всего злился на себя. Нельзя быть таким мягкосердечным, неужели он еще не понял? Люди – врут, чудовища – убивают, а ты либо мертвым будешь валяться в выгребной яме вместе с навозом и свиньями, либо станешь таким, каким должен быть.

Том кивнул самому себе. Жестокость и власть – вот что точно сохранит тебе жизнь.

Его темный мир дрогнул. Он заволновался. Что происходит?

Все вокруг загрохотало, а его самого будто схватили за шкирку и начали отсюда выдергивать. Он сопротивлялся изо всех сил, не желая уходить из своего миниатюрного Чистилища, но тот, кто тащил его вниз, был намного сильнее.

Выругавшись, он сдался.

***

Он устало разлепил глаза, и в них внезапно хлынуло палящее солнце, от чего мальчик на несколько секунд полностью ослеп, ловя цветастые круги перед собой.

- Жив! – радостно заверещал кто-то над самым ухом.

Том поднял руку, чтобы прикрыть ладонью зудящие глаза, но обнаружил, что вся она перебинтована, а сверху облита какой-то зеленой и невероятно пахучей жидкостью. На мгновение он подумал, что его снова схватили тролли, но вспомнил про солнце. Нет, точно не они. Тем более голоса в его голове были какими-то настоящими, что ли…

Через несколько мгновений он понял, что его куда-то везут, а сам он лежит на какой-то скрипящей старой телеге, застеленной мягкой колючей соломой.

Жив?

Он попытался улыбнуться, но лицо полностью онемело и, казалось, превратилось в настоящий твердый камень. Что еще за чертовщина?

Он стал подниматься, но его тут же окатило тупой ноющей болью во всем теле, и Том вновь свалился на солому, все еще пытаясь прийти в себя и прогнать нервирующий его туман из головы.

Внезапно солнце заслонила чья-то голова, а длинные и черные как смоль волосы мягко опустились на его лицо, щекоча ноздри.

- Как ты? – голос, кажется, был девчачьим.

Он недовольно замычал.

- Спи, - мягко прошептала голова.

И он заснул.

***

- А он это… ну, еще живой? – голос был ему незнаком, но явно не внушал никакого доверия. – В смысле, говорить может?

Том напрягся, не открывая глаз. Кто они, и зачем он им?

- Думаю, да, господин, - второй голос принадлежал старику, он был скрипучим и тихим, словно у его обладателя просто не хватало дыхания на целые предложения. – Признаться, - продолжал старик, - я и сам опешил, когда его завидел в вашей палатке, миледи! Я и предположить не осмелюсь, кто так изувечил этого беднягу, и, наверное, знать этого не хочу, однако самым большим моим удивлением, мой принц, были вовсе не его уродства.

«Принц! – вспыхнуло в его голове. – Какие, твою мать, уродства?!»

- Вот как? – заинтересовался первый. – И что же тогда?

- Признаться, - старик смущенно замялся, - сначала я думал, что добился такого результата сам, своими силами и знаниями, вот только потом до меня дошло, что…

Тут Том не выдержал. Чувствуя, как горят легкие, он закашлялся и вынужден был открыть глаза. Обнаружив себя в обществе странных, незнакомых ему людей, часть которых имела при себе пики и алебарды, он перевернулся, свалился с койки и, попытавшись удержаться, схватился за кусок ткани, свисавший откуда-то сверху. С грохотом на него обрушились необычные инструменты – изогнутые ножи и тонкие серебристые щипцы, - а следом за ними в землю перед его лицом воткнулся знакомый нож – или, вернее, он больше напоминал целый меч, длинный и изогнутый как сабля.

Не теряя времени на размышления, он схватился за длинную рукоять (кажется, раньше она была больше, разве нет?) и с легкостью бегемота-балеруна поднялся на ноги, выставив перед собой тролльский клинок.

Его шатало, рвало, а каждое движение отдавало болью, но не для того он сбежал от троллей, чтобы попасть в лапы кому-то еще!

Люди с алебардами с криками кинулись на него и уже приготовились насадить его тело на копья, как тут их одернул властный молодой голос.

- Довольно!

Перед глазами все плясало. Взглянув на себя, он понял, что одет в какой-то льняной белый балахон до самых колен.

Том повернул голову в сторону источника звука и увидел в нескольких метрах от себя высокого черноволосого парня, одетого в какой-то нелепый серый мундир с воротником из шкуры рыжей лисицы. Где-то он уже видел это нахальное, вытянутое лицо с тонкими бровями и кривоватым, слегка длинным носом, вот только где?

Он споткнулся и свалился на землю. Попытался встать, опираясь на клинок, но тут тошнота подступила к самому горлу, и его нещадным образом вырвало прямо на землю.

- Это вполне предсказуемо, - пояснил старик в старой робе и с гладкой, как яйцо, головой. – Такого количества обезболивающих зелий я в своей жизни не вливал еще ни одному пациенту! - последнее слово он произнес с трудом, выговаривая его чуть ли не по буквам.

В голове мальчика медленно начало проясняться. Например, к своему удивлению, он обнаружил, что еще не мертв и тело, вроде как, больше не перебинтовано, вот только от кожи исходил отвратный сильный запах какого-то хвойного растения, а на запястьях, где раньше были веревки, виднелись уже заросшие, но все еще страшные шрамы.

Он поднял голову и понял, что находится в шатре, настолько белом и чистом, что на миг ему почудилось, будто он в раю. Том вздрогнул. Бред! Он жив, и он хочет уйти!

Схватившись за рукоять двумя руками, он с усилием поднялся и оглядел своих спасителей.

Стражники у выхода из шатра все еще с опаской взирали на него сверху-вниз, косясь на внушительных размеров тролльский клинок, который, как казалось Тому, действительно как-то потерял в длине и теперь лежал в ладони как влитой.

Он перевел взгляд на старика. Целитель? Не похож. Наверное, обычный лекарь – один из тех, кого Альма обзывала горбатыми дилетантами. Дальше его глаза остановились на девушке его возраста с вьющимися черными волосами, поддерживаемые золотистой сеточкой, и поразительно милым личиком, которое омрачали лишь такие же поразительные, но невероятно грустные зеленые глаза. Ее он тоже где-то уже видел, но где? Черт бы побрал эту дырявую память!

Прерывая его думы, вперед вышел тот, кого назвали принцем. Вынув руки в белых перчатках из карманов мундира, он сделал несколько шагов ему на встречу и сказал:

- Спокойно, мы лишь пытались тебе помочь. Кто ты, путник, и от кого бежишь? – принц поднял руки в знак добрых намерений.

Но Том покачал головой и вытянул перед собой клинок, не подпуская его к себе.

Он медленно стал отступать назад, пока спиной не уперся в край шатра. Одним точным движением он разрезал толстую ткань мечом и выбрался наружу.

Придерживая себя за ноющий левый бок, Том сделал пару шагов и замер.

На него уставились десятки вооруженных солдат.

- Вот… черт, - только и смог хрипло выдавить он.

***

- Эм, - он поджал губы, чувствуя, как к нему возвращается нормальный голос, и пусть немного охрипший, - может, уже снимите с меня веревки?

Принц в мундире ухмыльнулся.

- А ты мне нравишься, странник. Мне даже нравится то, что ты не проявляешь к нам ни йоты уважения.

Том раздраженно кивнул.

- Извиняюсь, но это от того, что я не знаю, как это, манерам не приучен.

В обычных деревнях, таких как Хоршоу, все были равны, каждый трудился, занимался своим делом. Никто никогда не думал, что к ним будут наведываться всякие там принцы, поэтому и не признавали поведения «высокого» двора.

Однако – приметил Том, - это не мешало им относиться к нему, как к какому-то вшивому попрошайке, будто он только и делал, что цеплялся своими грязными ручонками за их чистые «ножки».

- Но есть же обычные правила приличия, мой друг! – продолжал принц, косясь на тролльский клинок, лежащий рядом, на земле. – Мы тебя выходили, спасли, так сказать, от смерти…

Старик с вонючими бинтами кашлянул.

- Э, ну да, - принц на миг нахмурился. – А ты тут размахиваешь своим ножичком, угрожаешь королевским особам и уродуешь шатер нашего дражайшего… - он запнулся и обратился к лекарю: - А как вас, в общем-то, зовут?

- Белфер, мой принц, - напомнил ему старик.

- Ага. И уродуешь шатер нашего дражайшего господина Белфера!

- Ударение на второй слог, мой принц, - поправил его лекарь, но тут же осекся, словив испепеляющий взгляд своего господина.

- В точку. В самую что ни на есть точку, господин Белфер, - принц произнес это медленно, так и не исправившись. – Так вот меня интересует, э-э-эм, странник, кто ты? Назови нам, твоим спасителям, хоть свое имя!

Мальчик заерзал на стуле. Ему не нравился никто из стоящих перед ним людей, и он их презирал. Прежде всего, за удачу: не каждый рождался принцем или принцессой. И, тем более, не намеревался пресмыкаться перед этим отполированным до блеска хлыщом.

Но говорить надо, не век же ему сидеть в веревках, и в одном его высочество было право, они спасли ему жизнь. Правда, спасли ли? После недолгого пребывания во тьме Том чувствовал себя странно, даже как-то необычно спокойно и расчетливо, словно Чистилище (так он предпочел назвать место, в котором был) начало медленно превращать его в другого человека.

Он содрогнулся, вспомнив свой страх. Умирать страшно, всегда страшно, раньше он этого не понимал – но, к счастью, выжил.

- Том, - после долгой паузы буркнул он, отмеряя примерное расстояние от него до теперь уже своего клинка.

Нет, чего бы там ни хотели ему эти люди, а рассиживаться здесь ему не хотелось. О мстительности троллей слагают легенды, и если уж по его вине умер один из них, то они его разыщут, будь он хоть на самом краю света. Но почему-то именно этого он боялся меньше всего.

- Итак, Том, отлично! – хлопнул в ладоши принц. - И не расскажешь ли ты мне, Том, откуда у тебя взялась такая примечательная вещица? – с блеском в глазах он кивнул в сторону тролльского клинка. – Навряд ли обычный, ничем не примечательный молодой человек будет таскать с собой такую штуку, ты так не думаешь, Несса?

Так значит, когда они его нашли, клинок был не в нем, а валялся рядом? Но как? Может, течение вытащило его из раны? Но тогда бы он погиб от потери крови. Дьявол, вот чертовщина!

Том перевел взгляд на молчаливую девушку, стоящую рядом с принцем. Так значит, Несса. Ее-то он и видел тогда, в полудреме, когда очнулся в первый раз, но навряд ли девица голубых кровей стала бы его опекать, сидя с ним в старой телеге, покрытой обычно соломой – привиделось.

Заметив его взгляд на себе, девица зарделась, и большие красные пятна стали покрывать ее румяные щеки. Несомненно, она была красива – да что уж там, еще пару месяцев назад в обществе такой девушки он бы покрылся потом и попытался удавиться от смущения! – но сейчас внутри не колыхнулось ничего, только пустота. Наверное, от усталости…

Уловив между ними напряжение, принц, ухмыляясь еще пуще, кашлянул в кулак и положил на плечо девушки руку.

- А, где же мои манеры? – он вдруг вспомнил, что не представился. – Это моя сестра, принцесса, - он подчеркнул это слово, - Несса. Она вместе со знакомым тебе господином Белфером выходили тебя, когда ты находился на грани жизни и смерти. И сделали это очень… храбро, - он сглотнул. – Признаться, когда мы увидели тебя на берегу, я подумал, что это валяется уродливый сдохший лешак. Да что уж там! Почуяв тебя, даже собаки отказались подходить к тебе ближе, чем на десять метров, не то что сбрендившие от страха люди!

Несса смущенно слегка толкнула его локтем, и принц прервался от перечислений всего того ужаса, что пережил при первой встрече с Томом.

«Неужели, все было так плохо?» - разглядывая себя подумал Том, но не нашел на коже ни следа от увечий. Ему даже показалось, что чувствует он себя даже лучше, чем до троллей.

- Однако – в который раз удивляюсь твоей мягкосердечности! – моя дражайшая сестрица уговорила господина Белфера вытащить тебя из того загаженного мертвечиной дьявольского пруда. Честно признаться, я думал, ты подохнешь в первую же ночь, но ошибся! До сих пор не пойму, как так вышло, - он подошел ближе и стал разглядывать его, Тома, лицо. – Смотри-ка, и не скажешь, что прошелся по каждому камню в течении! Как новенький, провалиться мне на этом месте! Точно магия…

Том молчал. Ему тоже было не по себе. Даже Альма не смогла бы его вылечить, не то что этот горбатый старик, выглядевший на все семьдесят. Да он, наверное, даже полуслепой, хорошо хоть не отрезал чего лишнего, когда наматывал на него бинты.

- Молчишь, - в голосе принца начало чувствоваться раздражение. – Ну, молчи!

- Джерард, - мягко окликнула того по имени Несса.

Да, сомнений быть не может. То был именно ее голос.

- Старик утверждает, что ты маг, - продолжал принц, - я же говорю, что ты обычный вор! Вор, причем не шибко умный. Знаешь, что это? – он рывком схватил с земли клинок и ткнул им Тома под нос. – Это – подземное железо!

Том хмыкнул.

- Да, да! А, черт! – не сдержавшись, принц один раз для пробы взмахнул мечом, но тот вырвался из его рук и вонзился в землю прямо перед ногами взвизгнувшей от страха Нессы. – Тяжелый… И как ты с ним управился? В тебе же ни фунта мышц, одни кости!

Том пожал плечами.

- Разрешите опробовать, мой принц? – дал о себе знать старик-лекарь, до этого скромно стоявший в сторонке.

- Ты? – удивился принц. – Ну, давай-давай.

С осторожностью и знанием дела старик взял в дрожащие руки меч и прищурился, разглядывая на свету переливающуюся темную сталь. В его тощих крючковатых пальцах тот смотрелся нелепо, был просто невероятно огромным и, кажется, столь же тяжелым, но господин Белфер, как звал его принц, несмотря на усталость, продолжал сжимать клинок в руках.

Он перешел к рукояти, которая длиной превышала его предплечье, но была почти вдвое уже, и пригляделся к материалу, из которого она сделана.

- Обычное дерево, - удивленно пробормотал он под нос, - но почему такое крепкое?

Он поскреб ногтем грязную ленту, которой была обтянута рукоять, и поморщился, когда из-под нее выполз жирный червяк, тут же свалившись на землю.

- А лезвие… - старик пару раз постучал по нему костяшкой указательного пальца. – Сомнений нет, это точно не работа троллей, слишком уж древний и прочный.

Принц уставился на него, ожидая продолжения.

- Больше ничего не знаю. Раньше с таким не встречался, хоть и бывал в пещерах разных тварей. Такой, - он передал клинок принцу, - без сомнений, встречается редко, почти никогда.

- Вот как? Так может, мне его забрать себе?

- Джерард, - снова повторила его сестра.

- Чего? В конце концов, должен же он нам отплатить за добро и оказанную честь!

Том поморщился. Честь!

- Что, неприятно? – глянул на него принц. – А может, зря мы тебя спасли, а? Интересно, спасли бы тебя твои заклинания, если бы ты остался там, в пруду, с горой прогнивших коровьих трупов?

Он направил на него острие меча и медленно, с угрозой приставил его к веревкам на груди Тома.

Несса забеспокоилась, старик напрягся, а стражники у них за спинами оставались такими же беспристрастными, какими были – на него им плевать.

- Я не маг, - наконец, Том ответил. – И я вам… благодарен.

Принц противно улыбнулся и перевел острие от сердца к горлу, смотря ему прямо в глаза.

- Джерард, - казалось, она могла только произносить его имя.

Никто не шелохнулся.

Том сглотнул, но выдержал взгляд. Он не боялся. Принц хмыкнул. Еще раз. И только потом отошел, откинув клинок в сторону. Тот протяжно звякнул и затих.

- Черт, редкий, но какой тяжелый. Проклятые пещерные твари…

- Ну, - Том облизнул губы, - раз мы все выяснили, может, все же развяжете? Обещаю, расскажу все, что пожелаете!

***

Том сплюнул и пнул попавшийся под ногу камень. Ему здесь не нравилось. Он готов был забрать свои вещи и ринуться в путь. Дальше, дальше отсюда, от этих чертовых рыцарей и принцев!

Ему стало грустно. Снова вспомнил про вещи, значит, про троллей. У него ничего не осталось из своего. Даже карта в кармане куртки, и та сгинула вместе со всей его одеждой, порванная на куски. А ведь это был подарок, как и отравленный клинок.

Дьявольщина, что б тебя!

Он покосился на тролльский меч, тихо лежавший в земле. Он был втоптан в нее, скрыт настолько хорошо, что только он, Том, мог его разглядеть.

- Он тебя признал, - шепнул ему на выходе старый лекарь. – Он испробовал твоей крови и принял. Теперь ты его хозяин, а он твой клинок. Никто другой не посмеет им воспользоваться, никто другой не отыщет…

Мальчик отогнул край своей новой льняной рубахи и нащупал пальцами узкий длинный шрам прямо напротив сердца – единственное упоминание о встрече с троллями. Даже на запястьях отметины от веревок зажили, исчезли бесследно. Он должен был умереть, но выжил. Это ему не нравилось.

Еще один камень полетел в маленькую речку рядом с королевским лагерем и с плеском плюхнулся на дно.

«Раскис. Снова раскис, - корил он себя. – Стоило тебе столкнуться со смертью, как тут же расплакался и бросился жалеть себя! А еще собирался один, в чужом городе с нуля строить новую жизнь… Ага, как же»

К сожалению, внутренний голос, который говорил в его голове, теперь действительно приобрел совершенно другие черты. Он был сильнее, он был лучше. И Тома пугали эти резкие изменения.

Хотя… Может, так и должно быть?

Он повернулся на каблуках и осмотрелся.

Близилось к закату. Латники стали медленно разжигать костры и готовиться к позднему ужину, шутливо переругиваясь друг с другом и громко обсуждая «девок», с которыми познакомились на днях, проезжая через Уклицию. И вообще, как он думал, они едва ли были похожи на элитную охрану, которая, по идее, должна была сопровождать принца и принцессу в столь далеком путешествии.

Но Том знал ответ на этот вопрос. Джерард и Несса являлись прямыми наследниками короля Бройта, правителя маленького и скудного королевства Шайр к северу от долины. Он слышал, что по сравнению с Империей, в состав которой входил Шайр, они были по-настоящему нищими.

Он вздохнул. Нищие или не нищие, а жили все равно по-королевски.

В целом, лагерь был вполне приличным: несколько палаток для прислуги; несколько шатров-казарм для солдат со всеми удобствами; круглая поляна посередине для свежих прогулок, обставленная оружием и столбами для привязи коней; белая палатка лекаря, слегка покореженная после его визита и цветастый королевский шатер средних размеров. Последний его вообще не привлекал. Да, внутри все было интересно – карты, экзотическое оружие, книги, мягкая перина и так далее, - однако каждый раз там его только допрашивали, придавая этому нелепый вид «дружеской» беседы.

Кто ты, откуда ты, что делаешь, чем занимаешься…

А потом: что ты делал с троллями, где взял меч. Ну, и прочий бред.

Господин же Белфер, будто не вылезающий из своей серой монашеской робы, все время семенил рядом и следил за состоянием его здоровья, что-то бормоча про великолепную регенеративную способность и восприимчивость к магии.

Бред! Однажды Том уже спрашивал у Альмы, сможет ли научиться колдовать – пусть не как она, но хотя бы чуть-чуть, - но она лишь отрицательно покачала головой, сопроводив это весьма содержательной бранью. Что-то про слабых мужиков, врожденный дар и абсолютный нуль магии.

Но он должен быть мертв. Или изувечен.

Он нахмурился и в сотый раз за день взглянул на свое отражение в водной глади, недоверчиво трогая пальцами кожу. Даже лучше, чем была…

Чертовщина!

***

Он лежал на мягкой зеленой траве и задумчиво смотрел на небо.

Темно-синее, оно медленно становилось сумеречным и покрывалось маленькими крапинками далеких звезд, за которыми он так любил наблюдать в детстве, размышляя о свободе. О свободе и звездах.

Ну, он и был свободен. Каких-то пять минут, пока не схлопотал по башке от тролля.

Он содрогнулся.

Снова вспомнил.

Трава над головой зашелестела, Том автоматически прикинул расстояние до клинка и тут же одернул себя. Черт, появилась же, дурная привычка!

Он поднял взгляд выше и увидел полы длинного темного платья цвета спелой сливы – под стать такому небу.

- Привет, Несса!

Его отношение к королевским особам не очень-то изменилось, но в голосе появилось уважение. Принц, хоть и с заскоками, обращался с ним нормально, пусть и держал здесь как в плену, а Несса за это короткое время стала ему пусть не настоящим другом, но единственной девушкой, с которой он разговаривал больше пяти минут без приступа истерического заикания.

Он не знал, почему и как это случилось, но все же это произошло. Старик рассказал ему, что все то время, когда он валялся без чувств, именно она за ним присматривала и выходила, а Несса молчала. Не требовала ни награды, ни рассказов о побеге от троллей (только об этом он им и рассказал, и то из приличия), а только молчала, лишь иногда бросая фразу-другую. И ему с ней рядом было удобно, даже уютно.

Он хмыкнул. Как в сказке, вот только любви никакой не было и не намечалось.

Несса села рядом, не боясь запачкать платье, и тоже подняла голову к небу.

Том поглядел на нее, постарался запомнить слегка бледноватую кожу, красивое, без изъянов, чуть вытянутое личико и теплые, но постоянно грустные зеленые глаза и переливающиеся серебром волосы цвета воронова крыла.

Поразительно, как один пережитый момент жизни сближает людей даже больше, чем годы, прожитые вместе. Что ни говори, а она ему нравилась.

Так прошел час, затем другой. Никто никуда не торопился. Только утром принц признался ему, что его отправили свататься к принцессе из другого королевства. Сам он того не хотел, но отец, которого прозвали Нищий Король за особые заслуги перед империей, его и не спрашивал: интересы королевства важнее интересов принца. Тем более, как говорил король Шайра, такой союз должен создать дружбу, а значит и обеспечит деньгами.

Тут-то Том им не завидовал. Как ни крути, а свободы у них, похоже, тоже никакой нет.

Он снова мельком глянул на Нессу. По идее и она в свои пятнадцать уже должна была выйти замуж за кого-нибудь пузатого и богатого королька с широким карманом, на каком-нибудь далеком севере в самой заднице цивилизации, но не вышла. Почему? Вроде, характер просто идеальный, да и тело… Редко встречаются такие миловидные принцессы, большая часть из них – толстенные прыщавые туши, напоминающие больше брюзжащих свиноматок нежели богатых образованных дам. Сам-то он их не видел, но судя по портретам – ух!

Том сам себе пожал плечами и продолжил наблюдать за звездами.

***

Близилась полночь. Рокот цикад из кустов на том берегу речушки медленно нарастал, сверчки уныло тренькали свои одинаковые мелодии, а вода под их ногами тихо и размеренно журчала…

И тут его бросило в жар.

Случилось это неожиданно, мгновенно. Еще секунду назад Том просто лежал на траве, любуясь природой, а тут вдруг схватился за сердце и стал задыхаться, покрываясь потом и начиная дрожать.

Несса сразу же кинулась к нему, перевернула с бока на спину и стала кричать его имя:

- Том! Том, очнись! Белфер! Кто-нибудь, позовите Белфера!..

Ее голос утопал в шипении реки.

Разрываемый болью и бесчисленными конвульсиями, он закрыл глаза и увидел.

Бам!

Он налетел на огромный камень, торчащий из самого дна яростно ревущей реки и режущий злобные волны напополам. Отвратительно хрустнули под руками ребра, а череп, стукнувшись о твердую ребристую поверхность, почти раскроился напополам. Но он жил.

Бам!

Снова боль, снова рокот реки становился еще ужаснее, а страдания невыносимыми. Но он жил, несмотря ни на что. И вопросы задавать было некогда.

Хрясь!

Сломалась вторая нога, перед глазами плясали кровавые круги.

Он не без усилий загнул левую руку за спину и со всех сил вцепился в рукоять тролльского ножа, чье острие выглядывало у него из груди на добрую половину. Легкие пронзила режущая боль.

Впереди замаячили силуэты зубчатых скал, походящих на частокол, направленный прямо на него. А за ними – водопад.

- Том!

Он закричал и вскочил с места, судорожно глотая ртом воздух. Кажется, отпустило.

- Черт! – громко воскликнул он, и из его рта вырвался бурный поток ругательств Альмы, множество из которых он даже не понимал.

- Ты в порядке? – с блестящими от слез глазами Несса схватила его за плечи, глубоко впиваясь в них ногтями. – Боги, я так испугалась.

- Да, спасибо, - он коротко кивнул и присел. – Просто мимолетный приступ. Все просто… превосходно.

Конечно, он врал. Скорее самому себе, чем ей.

Она вдруг кинулась ему на шею и крепко обняла. Он опешил, даже не успев подумать над своим видением, которое, как ему казалось, было правдиво. Раньше с ним подобного не случалось. Ну,… ни того, ни другого.

Поняв всю неловкость ситуации, и заметив смотрящих на них людей, секунду назад спешивших к нему на помощь, Несса, краснея, отстранилась и мягко ему улыбнулась.

Он хотел было улыбнуться в ответ, но тут его снова постигло озарение. Весьма мрачное.

На левой руке принцессы, где-то в области подмышки виднелось маленькое темно-синее пятно. На мгновение он убедил себя, что это лишь блик, но реальность тут же влепила ему мысленную оплеуху.

Нельзя не верить в то, что истинно, постоянно говорила ему Альма.

Все эти грустные взгляды, постоянное молчание, какой-то бессмысленный пост, во время которого даже банальный хлеб нельзя есть! А теперь это пятно.

Он медленно сделал шаг назад в сторону клинка, закопанного в землю. Улыбка Нессы медленно сползла с ее лица. Он понял, и она это видела.

Том мельком глянул на луну, продолжая медленно пятиться назад. Еще не полная, значит, есть время. Завтра-послезавтра все начнется. Он вздрогнул. Крики, смерти, кровь… Снова.

Он посмотрел на стражников, грудившихся позади Нессы. Неужели они не знают? Неужели не могут связать одно с другим?

- Не надо, Том, - умоляла принцесса. – Прошу! Я никому не сделала ничего плохого!

По спине пробежали мурашки. Точно так же говорила она, та маленькая девочка из его деревни. Она клялась, что никогда не делала ничего плохого, а потом убила двадцать три человека.

- Довольно! – раздался громкий голос принца, пробивающегося сквозь толпу солдат.

Он закрыл собой сестру и яростным взглядом уставился на Тома.

Среди королевских особ проклятья были не такой уж и редкостью, но все они легко снимались снадобьями и зельями либо полуночными обрядами гадалок, однако иногда встречались и необратимые. Порой такие проклятья могут долго передаваться из поколения в поколение, пока род полностью не прервется.

Чтобы заклятье стало необратимым, ведьма – обычно, проклинают только ведьмы – жертвовала собственной шкурой и сама бросалась в костер, чтобы никто не нашел ее трупа и не решился вытащить из головы формулу проклятья. Но ведьмы в основном были эгоистичными и себялюбивыми и не жертвовали собой ради какой-то маленькой обиды. Человек, разозливший ведьму до такой степени, должен был сделать нечто очень, очень серьезное.

- Я вижу, ты уже догадался, в чем тут дело, - тихим голосом начал принц, куда-то подевав всю свою спесь и возвышенность. – Несса уже родилась такой, и отец ничего не смог сделать. Сколько бы колдунов и магичек не зарились на наше золото, никто так и не смог снять заклятье.

Том кивнул. С даром к магии должны родиться, а передается это преимущественно по женской линии. Ведьмы – настоящие ведьмы – никогда бы не рискнули явиться в королевский двор и рискнуть собственной жизнью ради какой-то девчонки.

- Поэтому я и попросил тебя остаться здесь.

- Чтобы скормить ей, что ли? – он знал, что поступает неправильно, но слова сами сорвались с языка.

Несса заплакала, спрятав лицо в ладони. Том тихо чертыхнулся, давая себе мысленную затрещину. Идиот, она ведь действительно ни в чем не виновата!

- Нет! – гневно воскликнул принц. – Я видел, как ты буквально воскрес из мертвых! Видел, как полностью уничтоженное тело становится нормальным всего лишь за пару недель! Старик сказал, что ты, может быть, маг… И я подумал: если ты такое вытворяешь без сознания, то что же ты сможешь сделать, придя в себя? Может, сможешь помочь? Так ответь мне: это так?

Том облизал засохшие губы.

- Не маг я, - успокоившись, он грустно покачал головой. – Я каждый день уже это твержу, почему не веришь? Но я знаю кое-что…

Глаза Джерарда, сына Бройта и Термии, кронпринца королевства Шайр наполнились надеждой. Какой-то солдат позади радостно крякнул.

- Так ты… поможешь?

- Я-то? – Том закусил губу, пытаясь унять дрожь в коленях. – Конечно!

Часть 2

Где-то снаружи громыхнула молния. Море волновалось, и каждая маленькая и беспокойная волна отдавалась в каютах дикой качкой и приступом тошноты. С каждым днем погода становилась все хуже и хуже, вода темнела, превращаясь в какую-то жижу из пыли, грязи и чистого гнева. На палубу выходить было опасно: ветер порой набирал такую силу, что сдувал и взрослого мужчину так, словно он был не тяжелее пушинки на цветке.

Том сжал лежащий на коленях Эйнариколь и шатко поднялся на ноги, опасаясь, что его сейчас вырвет.

Он сел за стол, на котором были разбросаны карты и важные бумаги с печатью Шайра, взял в левую руку огрызок позолоченного гусиного пера, промокнул его в чернилах и начал писать.

Где-то через час к нему спустилась Несса.

- Что делаешь? – она тронула его за плечо и присела рядом.

Лицо ее было бледноватым от постоянной качки, но с каждым днем она заметно становилась все счастливее и счастливее. Теперь молодость ее цвела полным ходом, а красота действительно становилась неописуемой. Но Том хоть и хотел, но не мог за нее порадоваться.

В отличие от исцеленной принцессы, его состояние ухудшалось день за днем: на коже начали появляться нарывы, все тело болело, а приступы слабости случались с ним все чаще и чаще. Кто же мог знать, что из этой затеи такое выйдет?

Знал бы он, стал бы помогать? Том подумал. Наверное, да. А не стоило. Каждую секунду он ощущал, как какая-то сила изнутри сжигает его заживо, медленно возвращая в тройном размере всю ту боль, которую он перенес, свалившись в реку, и молчал. Никто не должен знать, потому что никто не поможет.

- Пишу, - коротко ответил он.

- О, - заинтересовалась принцесса, поправляя яркое алое платье на коленях, - про что?

- Да так, мысли…

Внезапно на мгновение стало так светло, что синеватые лучи, походящие на вспышки маленьких молний, стали пробиваться сквозь прочное дерево и ослепили их, тут же исчезая в очередном порыве штормового ветра.

Корабль дрогнул, а затем по-настоящему завибрировал, словно вот-вот налетит на преграду.

Том и Несса вскочили с места и поспешили наружу, но в следующую секунду трюм так тряхнуло, что их, словно щенков, разметало в разные стороны.

Эйнариколь вылетел у него из рук, а сам он налетел головой прямо на угол стола и отключился, слушая, как перепуганные матросы на палубе громко кричат.

А затем крик внезапно прервался.

***

Я стоял в шатре Белфера перед огромным дубовым столом, перенесенным сюда двенадцатью офицерами из королевского шатра, и рассеянно смотрел на чертову прорву ингредиентов, понимая, как глубоко заблуждался.

В лавке Альмы подобных вещиц было раза в три-четыре больше, и она легко могла сказать, где какое зелье лежит, вплоть до расстояния от начала полки с точностью до сантиметра.

Я же, взирая на весь этот беспорядок, откровенно терялся.

В прошлый раз, когда Альму попросили вылечить чересчур разгулявшуюся упырицу, она взяла меня с собой и заставила перечислить каждое наименование. Черт возьми, да она как будто знала, что меня ждет!

- Дьявольщина, - тихо выругался я, припоминая каждое действие прозорливой ведьмы.

Но сначала надо было разобраться с пузырьками, сосудами, стеклянными трубками и дистиллятами, а ингредиенты разделить на растения, зелья, металлы и порошки.

Я вздохнул. Одному мне не справится.

И тут, словно в ответ на мою немую просьбу, в палатку лекаря вошли два солдата в обычной и слегка необычной для них одежде, то есть в брюках да в льняных рубахах. Оружия при них тоже не было. Это хорошо. Значит, они пришли не рубить мне башку за вранье.

- Кхм, магистр Том, - я чуть не захлебнулся собственным языком от неожиданности, - нас послал к вам принц Джерард. В подмогу, так сказать.

- Ага, - подтвердил второй солдат.

Я оглядел их и понял всю свою… дистрофичность.

Я поднял брови. Впервые в мое подчинение поступал кто-то умнее собаки, и я, в общем-то, растерялся. Я не любил находиться в чьем-то незнакомом мне обществе, но иногда одному просто не справится.

- Ладно, - кивнул я и стал раздавать поручения. – Все стекло на дальний край стола. Чугунки и прочую металлическую хрень расставьте по размеру на середине стола. Растения, зелья и органические ингредиенты – по группам в конце. Ясно?

- Ага, - снова кивнул второй, почесывая густую черную бороду.

Работа медленно начала… работать. Мне же здесь было пока делать нечего, так что я вышел на улицу и глубоко вдохнул ночной воздух. Я взглянул на луну. Почти полная, завтра – крайний срок. Надеюсь, успею, иначе…