Третьего не дано?

ПрологИсчезновение

Константин заснул в ту ночь лишь под утро, сидя на ступеньках вагончика и пристроив голову на самодельные перила. Спать в такой позе было не совсем удобно, но в вагончике имелось только два топчанчика, приспособленные под койки, на одном спал его сын Миша, а на другом — его друг.

Можно было бы прилечь к сыну, но он поначалу вовсе не собирался отдыхать, тревожно поглядывая на туман, ставший под утро еще более разреженным. Однако усталость взяла свое, и Константин ненадолго задремал.

Сон его был прерывистым — голова все время соскальзывала с перил, и он то и дело просыпался, всякий раз всматриваясь в розовеющее небо и порываясь идти к камню, но что-то его удерживало, и Константин вновь оставался сидеть на ступеньках.

Во время очередного своего пробуждения он заметил красноватый краешек восходящего солнца, лениво поднимающегося над темнеющим вдали лесом, и решительно поднялся с места. Потянувшись, сделал несколько шагов к уже видимому сквозь туман камню, затем остановился и вытянул из пачки последнюю сигарету.

Курил он неторопливо, стремясь сдержать свою прыть и оттягивая тревожный момент, когда все выяснится. Руки его дрожали. Он внимательно посмотрел на них, иронично усмехнулся, зло бросил недокуренную даже до половины сигарету и двинулся к камню.

Однако походка его, поначалу твердая и решительная, с каждым шагом становилась все более замедленной, а в пяти шагах от камня он остановился и, вытерев со лба испарину, полез в карман за сигаретной пачкой.

Не сводя глаз с отливающей синевой каменной глыбы, он на ощупь пошарил в пачке, затем заглянул в нее и, не обнаружив там сигарет, в сердцах скомкал и, бросив на землю, вновь неуверенно двинулся вперед. Но, пройдя еще два шага, Константин снова остановился, оглянулся и пошел обратно к белеющей на темной сырой земле пачке.

Подобрав бумажный комочек, он сунул его в карман, еще раз оглянулся на смутно видневшийся сквозь туман вагончик и опять, но на сей раз почти бегом, устремился к камню.

После беглого осмотра верхней плоской части на его лице на мгновение вспыхнула радостная улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла, и он приступил к более внимательному осмотру.

Для верности он даже несколько раз, привстав на цыпочки, провел рукой по шероховатой поверхности, после чего, удовлетворенно кивнув, пошел обратно, но через десяток шагов вновь остановился и настороженно оглянулся на глыбу.

Некоторое время он о чем-то напряженно размышлял, затем произнес вполголоса, словно разговаривая с самим собой:

— Да нет, не может быть. Золото тяжелое, а верх практически плоский — как бы он свалился? — однако сразу после произнесенной фразы тем не менее вернулся к камню.

На сей раз объектом его пристального внимания стала земля, из которой как бы вырастала синеватая глыба. Присев на корточки, он тщательно оглядел ее и, не поднимаясь, точно так же, на корточках, стал обследовать дальше, двинувшись в обход.

Через десять минут он, обойдя камень по кругу, удовлетворенный, весело насвистывая, направился к вагончику.

— Все спишь, обормот, — принялся он тормошить друга. — Смотри, так все на свете проспишь.

— А который час? — спросил тот сонным голосом.

— Почти шесть, — сообщил Константин. — И я уже сходил туда.

Сон у лежащего на топчанчике Валерия при этих словах как рукой сняло. Он мгновенно сел и встревоженно спросил:

— Ну и как? Что с перстнем?

— А нет его, — развел руками Константин. — Совсем нет, — уточнил он зачем-то, хотя и без того было понятно, что если уж драгоценность исчезла, то вся целиком.

— Получается… — протянул Валерий.

— …что камень у меня его стащил и отправил к Федору, — бодро подхватил Константин.

— Ну-у, это еще не факт, что он попал именно к нему, в смысле, в то же время, в котором он находится, — попытался остудить его пыл Валерий, но Россошанский ничего не желал слушать.

— Иначе и быть не может, — твердо заявил он, — потому что если иначе, то я… просто не знаю, что тогда и делать.

— Железная логика, — вздохнул Валерий и поинтересовался: — И что теперь?

— То есть как? — удивился Константин и изумленно посмотрел на друга. — Будем ждать. Сам вспомни-ка. Ты меня ждал у Серой дыры в Старицких пещерах всего три дня, а там для меня прошло целых три года. Получается, что день за год, так? — И, не дожидаясь ответа, столь же бодро продолжил свои рассуждения: — Понимаю, что мой племяш не обосновался где-то рядом с камнем и не обязательно осел на постоянное местожительство в Бирючах. Но хотя бы раз в полгода или год он должен навещать те места.

— И это не факт.

— Нет, это как раз факт, — заупрямился Россошанский, — поскольку появление либо меня, либо перстня является его единственной надеждой на возвращение обратно.

— Хорошо, — вздохнул Валерий. — Пусть так. Но, в конце-то концов, перстень могли просто ему не отдать, а прикарманить, вот и все.

— Световид?! Прикарманить?! — изумился Константин. — Если бы ты хоть раз пообщался с этим стариком, ты бы понял, какую глупость сморозил. Он же вообще чуть ли не святой.

— Святой язычник, — усмехнулся Валерий.

— Потому я и сказал «почти», — проворчал Константин. — Хотя на самом деле он куда святее некоторых дяденек, которых церковь назначила на эту должность.

— Но ведь ты сам сказал, что он старик, — напомнил Валерий. — Значит, отдать перстень он сможет только при условии, что Федор попадет туда пускай не сразу после тебя, но в течение десятка или двух десятков лет, а потом там будут его преемники.

— Волхв мудр и кого попало себе на смену не выберет, — убежденно заявил Константин. — Так что в любом случае передадут по назначению.

— А если он попал не в шестнадцатый, а в десятый век или вообще в первый? Про мамонтов и вовсе молчу… Словом, во времена, когда там никого возле камня нет. Что тогда?

— Тогда он вообще останется жить возле него, — предположил Константин. — Я бы точно никуда не пошел, а мой Федя очень схож со мной по характеру, и логика у него работает дай бог каждому.

— Хорошо, пускай он попал к преемникам Световида, которые все сплошь честные люди, но ты уверен, что они знают все эти заговоры, необходимые для чтения над перстнем? Ведь Световид перед смертью мог не успеть о них рассказать. И еще одно… — Валерий сосредоточенно потер переносицу. — Помимо всего прочего, надо очень сильно захотеть сюда попасть. Вспомни-ка, что говорил Миша Макшанцев. У заговора на удачу очень тугая кнопка включения.

— Сработает, — усмехнулся Константин. — Ты еще не знаешь моего племяша. Это такой человечище, я тебе доложу, что ух! Так что она у него обязательно сработает.

— Значит… — вздохнул его друг.

— …будем ждать, — бодро подхватил Россошанский. — Нам всего-то сутки здесь проторчать. Ну от силы двое. Места тут чудные, ближе к полудню на озерцо скатаем, позагораем, поплаваем, рыбку половим. Считай, что это отдых. А теперь брысь с лежака, а то ишь какой хитрый — всю ночь продрых. Дай теперь и людям вздремнуть. — И он бесцеремонно принялся сталкивать Валерия.

Тот безропотно встал, внимательно посмотрел на безмятежно улегшегося друга, хотел было что-то спросить, но в последний момент только махнул рукой и вышел наружу.

Некоторое время он пристально вглядывался в туман, рассматривая смутно темнеющую сквозь него каменную глыбу, затем неодобрительно покачал головой и со вздохом занял то же самое место на ступеньках вагончика, где часом ранее сидел Россошанский.

На сердце у него было тревожно. Если Константин после исчезновения камня сразу впал в радостную эйфорию, не желая слышать никаких возражений, то сам Валерий был настроен более скептично, поскольку видел изрядное количество препятствий.

«Надо, чтобы Федору отдали перстень, — раз, — принялся он рассуждать про себя. — Надо, чтобы преемники волхва знали заговор и прочли его правильно, — два. Надо, чтобы потом он сумел пожелать с достаточной силой, — три. Надо, чтобы он пожелал именно то, что надо пожелать, надо, чтобы у него…»

После первых семи возражений дальше продолжать он не стал — не имело смысла. К тому же его друг был прав в одном — сперва в любом случае имеет смысл выждать хотя бы сутки, а лучше всего — двое.

Можно даже трое — это для надежности.

Либо за это время все само собой займет привычные места, то есть Федор окажется тут, либо… придется анализировать ситуацию снова…

Он закурил и с блаженством ощутил, как утренний колкий холодок сменяется теплом от одежды, начинающей постепенно прогреваться от солнечных лучей.

Спешить было некуда — впереди его ждали, если брать по максимуму, долгие семьдесят два часа…