Третий прыжок с кульбитом и портфелем

Пролог, в котором читатель знакомится с содержанием первых двух серий

Убитый электричеством пенсионер вдруг понимает, что это не конец, а начало. Жизнь начинается снова, и совсем не так, было раньше. Тусклое бытие вдруг оборачивается новыми красками и яркими эмоциями.

Жизнь после смерти возможна, и параллельные миры существуют. Для кого-то эти спорные утверждения являются обычным делом. И почему бы не вернуться, чтобы сходить туда снова?

(Конспект первых двух книг автор внесет сюда позже, в целях раздувания формата и славы).

А пока напомним читателю конец второй книги:

Солнышко припекало, Денис скинул футболку.

— Хорошо-то как, господи, — сообщил он, потрогав ногой воду. — Наверно, искупаюсь.

— Я с вами! — крикнула Алена, направляясь в рощу, и на ходу расстегивая сарафан. — Переоденусь только.

Через минуту из-за кустов раздался душераздирающий визг. Так орут только перед казнью, вырываясь из рук палачей. Бросив удочку, Антон рванул на крик. Анюта раньше успела, стрелой метнулась в кусты, только ветки затрещали. Вера побежала следом за ней, но без фанатизма — доктор рекомендовал избегать ударных нагрузок на колено. Денис тяжело топал в стороне, заходя с фланга.

На поляне за березками разгорался натуральный бой — две фурии махались против троих парней. Еще один, пытаясь подняться, ворочался под кустами, у ног Алены. Отличный все-таки удар у Нюси — на ходу препятствие срубила.

— Они подглядывали, Тоша, — тоном маленькой девочки наябедничала Алена.

Потом примерилась, и в сердцах топнула пяткой по заднице фетишиста. В попытке отползти негодяй хрюкнул, но Алена его настигла снова, и в то же место. Так тапком давят таракана, застигнутого на месте преступления.

Сарафан раскинулся на траве. Из одежды на ней наблюдались только плавки, лифчиком девушка вытирала слезы.

Проскочив мимо, я вступил в бой. Поддатые парни оборонялись молча и слажено, опыт уличных драк хорошо ощущался. Но с появлением Дениса наступил перелом — сначала один, а затем другой противники кеглями полетели в кусты. Третий не стал дожидаться расправы, бросился наутек. Денис с Анютой азартно рванули следом. Вера осталась на месте, и правильно поступила. Я тоже остановил Антона, ведь ничего страшного не произошло. А там нам делать нечего, от Ани далеко не уйдешь. Подув на сбитые костяшки, мы обернулись к Алене. Пляжный наряд топлесс ей очень шел. Жаль, что здесь такое не принято. Внезапно глаза девушки округлились, став еще больше — заворожено она смотрела мне за спину.

Оглянуться не успел, мощный удар сбил тело Антона на землю.

— Сзади, Тоша! — запоздало заверещала Алена.

С трудом подняв голову, я все-таки обернулся. Парень, выскочивший из кустов, держал в руках обломок дубины. Прилично нам досталось по спине, если от удара дрын разломился пополам!

— Раз, — удовлетворенно пробормотал парень, замахиваясь снова.

Закончить счет ему не удалось, в прыжке Вера снесла счетовода в кусты. Славно ногой влепила, хорошая девочка. Спина огнем горела, в глазах плыли цветные круги, но плохо было не это — Антон во мне не ощущался. Вообще.

Бросив давить таракана, Алена коршуном налетела на счетовода.

— Гад, ты моего Антошу убил! — она молотила парня изо всех сил так, что тот вопил дурным голосом.

Цветные круги сменились багровой пеленой, в ушах звенела пустота. Краски дня начали меркнуть, медленно заливая сознание чернотой.

А потом свет погас окончательно.

Глава первая, в которой мы, отдав концы, не умираем насовсем

От края до края бездонного неба раскинула ночь свой бархатный зонтик. Усыпанный звездочками флер таинственности завораживал, и в полете я замер с закрытыми, но все видящими глазами. В такие мгновенья и делать ничего не хочется. Под черным одеялом, сотканным из темноты, одно желание: просто лежать, принимая таинство возвращающейся жизни.

Несколько удивлял характерный запах, чего-то он мне напоминал. Осторожно открыв один глаз, я увидел ясный день за окном. Странно. Солнышко вовсю светит, а мне темная ночь причудилась. Старею, наверно.

А где я? Ничего не помню. Память словно решето дырявое — мысли напрочь отшибло, словно обухом по голове.

Белые стены… Вроде как знакомая больничка, и моя койка всегда была у окна! Точно, этот интерьер ни с чем не перепутаешь. А что я здесь делаю? Измученные городской духотой люди обычно стремятся поближе к реке, но никак не в больничную палату.

Хм… «Вспомнить все» — так, кажется, обещал крепкий дядька Шварценеггер. Подвела австрийского губернатора память, недаром ее еще девичьей обзывают. Насколько помню, память бывает оперативная, кратковременная и долговременная. Еще она бывает негативная и позитивная. А еще — образная, эмоциональная и двигательная.

Вот дожился, а? Про память помню, а больше ничего в голове не осталось. Ну что же: здравствуй, склероз.

А может, это лечится? Говорят, армянский коньяк способствует улучшению памяти и нормализует мозговое кровообращение. Точно, польза коньяка для здоровья — факт неоспоримый. Уникальный напиток не только пробуждает аппетит, но и действует вроде нейростимулятора. Только где ж мне коньяк в больнице взять? Тут легко только клизму получить. Устав таращиться в чисто выбритый потолок с такими же гладкими стенами, я повернулся. Вернее, попытался это сделать, и тут же пожалел об этом — саблей полоснув позвоночник, резкая боль заставила шире поднять веки. Господи, ну кому в голову пришла мысль пытать старого больного человека в родной больничной палате?

— Спина! — воскликнул я возмущенно, и следом почему-то припомнил женщину с низкой социальной ответственностью.

Кто-то ойкнул знакомым женским голосом, а лежащий рядом Антон посмотрел на меня взглядом, полным боли.

— Дед?! — с удивленным узнаванием прошептал он потрясенно.

— И тебе не хворать, — автоматически согласился я, но потом опомнился.

Господи, да это же Тоша! С глаз как пелена упала: только что нас через спину бревнышком перетянули. Вернее, метили по Антонову хребту, а мне досталось за компанию — так случается при заразном заболевании. И как уже было, приключение закончилось больницей. Ничего себе, отдохнул на природе с удочкой…

— Интересное кино, два Антона и в одной койке, — воскликнула со своего койко-места Нина Радина. — Что на этот раз приключилось, ребята?

— Хлопчики куда-то опять вляпались, — ворчливо заметил ей Коля. В поле зрения его видно не было, голос шел от холодильника. — Похоже, с оглоблями подрались. Или на вас шкаф напал?

Я собрался хмыкнуть — вышло как-то хрипло, даже болезненно. Сразу раздался встревоженный голос Анюты:

— Николай Сергеич, жму эту кнопку, жму! И где уже ваши врачи? Тоша вон совсем плохой, да и Антону Михалычу неслабо прилетело.

А Нюся что здесь делает?! Голос приближался от холодильника — сквозь радужную пелену в глазах удалось разглядел яркий купальник девчонки. Присосавшись к бутылке минералки, она жадно глотала прямо из горлышка.

— Будто вагон с мешками разгрузила, — тряхнув рыжим чубчиком, пожаловалась она.

— Ага, я тоже, — легкое движение головой отдало в спину, коварная боль моментально выпрыгнула из засады.

И одновременно меня осенило — дошла, наконец, мучавшая несуразность полета под черным одеялом. Это покрывало было каким-то другим, не моим. И я едва не задохнулся от собственной проницательности:

— Так что это выходит: нас сюда ты перетащила?

— Так-так! — Коля заинтересованно придвинулся.

Без сомнения, в ближайшее время Нюсю ожидает серьезный разговор, похожий на допрос.

— Несла я Антона, — уточнила Анюта, присаживаясь в ногах, — а вы, Антон Михалыч, здесь и так спали. Но синяк на спине выскочил приличный.

— Нюся, солнышко златогривое, надела бы халат, что ли, — мягко предложил я, осмысливая новый талант девчонки и, что печальнее, его последствия.

Упорная ученица все-таки добилась своего… Это не просто конец — вся моя личная жизнь накрылась медным тазом. Вслух заметил иное:

— Нет, купальник хороший… Но люди могут черти что подумать.

— А смысл? — отмахнулась она. — Вот вас в реанимацию сдам, и за девочками пойду.

— Какими такими еще девочками?! — начал я закипать, но закончить дознание не позволила дежурная медсестра Катя.

Влетев, она деловито осмотрела наши побитые спины, и без паузы скомандовала санитарке:

— Тут шить надо, Клава. Потом лед. Но сначала мыть. Катим в процедурную.

А по дороге, лучезарно улыбаясь, погрозила наманикюренным пальчиком:

— С вами, Антон Михалыч, не соскучишься. Опять хулиганы напали?

Хороша козочка на цокающих шпильках! Халатик без спойлера, верхняя пуговка расстегнута, попка обтянута… Летняя жара диктует свои правила гардероба — тут захочешь помереть, все равно ничего не выйдет. Тем более, Кате обещано кило настоящей докторской колбасы, а обязательства надо исполнять.

— Хулиганы, — подтвердил я, причем без обмана, — они всюду. В следующий раз буду отстреливаться.

В процедурном кабинете шустрая медсестра сразу кольнула чем-то седативным, от чего организм тихо отключился. И слава богу, распиленная пополам спина радости доставляет мало.

Очнулся в палате. Солнце здесь выключили, заменив его предвечерним сумраком, а оконное стекло с уличной стороны тщательно забрызгали каплями дождя. Осторожно скосив глаз, я огляделся.

Больничная комната оказалась скромнее моей прежней — здесь не было ничего лишнего. Ни холодильника, ни телевизора, ни Коли Уварова. Спартанская обстановка состояла из двух кроватей с прикроватными тумбочками, да еще стола и трех стульев. Вторая дверь в стене, скорее всего, означала санузел.

Поддерживая прохладу, сплит-система гудела еле слышно. Что раздражало, пробудился не по этой причине — у соседней койки две наседки в зеленых больничных халатах кудахтали над Антоном.

— Что же это такое, господи?! — причитала Алена. — Где медицинский персонал? Воткнули капельницу и слиняли. Нормально, да? Больница называется. А смотреть за пузырьками кто будет? Думают, раз спину больным зашили, так и все? Жизнь спасена? Поубивала бы…

— Да помолчи ты уже! Тоша, наверно, хочет пить, — Вера держала в руках две бутылочки. — Минералку с газом будешь? Или без? Антоша, стой, ты куда?!

— В туалет хочу, — злобно хрипел Антон, пытаясь подняться.

— Нельзя, миленький! — Вера удерживала его за плечи. — Тут капельница капает. А давай я тебе уточку подставлю?

— Нет! — он вяло затрепыхался снулой рыбой.

Все-таки досталось парню крепко, вырваться из цепких ручек не удавалось. Да и не побегаешь особенно из положения «лежа на боку», когда в одной руке капельница торчит, а другая к груди примотана.

Невзирая на протесты пациента, из-под функциональной кровати Вера выудила антикварный эмалированный предмет. Суета сопровождалась звоном, а невнятное бормотание самозваных санитарок закончилось пикировкой.

— Да кто ж так молодецкое хозяйство держит? — бурлящая возмущением Алена переключила внимание на товарку. — Брызгает за край! Детство у некоторых прошло, а ничему полезному так и не научило. И вообще, ты руки мыла? Дай сюда, это тебе не кисточка на уроке рисования, а обычная мужская харизма.

— Поломаете харизму, обеим руки вырву, — слабым голосом пообещал Антон. — Отвяньте уже! Дайте помереть спокойно.

— Хватит орать, человека разбудили, — заметила Вера. — Как дела, Дед?

— Как у негра на плантации: не чувствую демократии в спине, — пробурчал я. — Откуда вы здесь такой толпой?

— Анька вернулась и притащила, — отозвалась Вера. — Кобыла здоровая, ей все нипочем.

Глава вторая, в которой начинай сначала, где голова торчала

Такое легкомысленное отношение к нашей спасительнице заставило меня вступиться:

— Анюта всего лишь высокая девушка, — я обвел помещение глазами, но санитарок более не наблюдалось. — А она где?

— Под дверью ординаторской подслушивает. Так лысый доктор симпозиум проводит, — сообщила Алена, с интересом кося взглядом. — А правда, что вы тоже Антон?

— Не симпозиум, а консилиум. И вообще — не Антон, а Антон Михалыч, — тоном сварливой бабки поправила Вера. — Кстати, фонтан потух. Давай, тащи утку отсюда.

— А почему это я? — синие глаза блеснули яркой фотовспышкой.

— А почему я? — Вера не осталась в долгу, стрельнула в ответ карими очами. Но утку переставила на пол.

— А кто отбил у меня парня? — напирала Алена. Воодушевленная маленькой победой, она принялась поправлять простынку под Антоном. — Так что давай-давай, зарабатывай авторитет.

Вот это Апенка разошлась! Щечки порозовели, глазки сверкают… Много женщин в своей жизни я повидал, но Алена всегда представлялась мне эталоном женской красоты. А сейчас, после перехода из того мира, ясно было видно — стала еще краше, хотя вроде некуда. Господи, да ее на улицу нельзя теперь выпускать! Украдут, как пить дать уведут за одну минуту, чихнуть не успеешь. Как я потом маме в глаза посмотрю?

Антон не реагировал, он страдал молча.

— А ты что будешь делать? — прищурившись, Вера подбоченилась.

— А я здесь посижу, на скамейке запасных, — фыркнула Алена. — Не хочешь помогать, иди к маме.

— Я там уже была! — протестующе махнув рукой, Вера поджала губы.

— Еще иди, — отрезала Алена. — Без глупых помощников справлюсь.

— Это ты-то помогаешь? — от возмущения Вера перешла на шепот. — Дыни сначала прикрой, дура сисястая. Антон из-за тебя пострадал, между прочим!

— Да что ты говоришь? — Алена тоже понизила голос до шипения. — А кто драку на пляже затеял? Уж не ты ли? Я всего лишь купальник надевала, а вы с Анькой набежали, и всех вырубили! Одна коза мелкая, другая корова здоровая, и обе бодливые.

— Вот и делай после этого добрые дела, — скорбно вздохнула Вера.

— Это ты-то добрая?!

— Не очень, — согласилась Вера. — Всех козликов не доглядела. Не заметила, как один с бревнышком в кустах притаился, гадюка такая…

— Цыц! — мне надоело это слушать.

Директорские интонации я редко включаю, однако повелительный окрик работает всегда четко. Вера притихла, а Алена побледнела и съежилась — в попытке стать меньше ростом.

— Хватит тарахтеть! — тон я сбавил, но начальника не выключил. — Нет, чтобы укрыть парня простынкой, так они лаются. А бедняга лежит совершенно голый. Эй, как ты там?

— Как курица, что бражных вишен наклевалась, — простонал парень. — А в спине кол торчит!

В наступившей тишине ответ прозвучал неожиданно громко.

— Ну, это пройдет, — отозвался от дверей лысый доктор.

В палату он явился не один, с Анютой под руку. В отличие от санитарок, Нюся щеголяла в белом халатике, коротеньком, чистеньком и тесном. Точно кастелянше магарыч сунула! С ее-то теперешними возможностями, да взятку не придумать…

— Все проходит, и это пройдет, — оставив девчонку у моей койки, доктор направился к Антону. — Уж поверьте мне, молодой человек. Если я правильно понимаю, вы внук Антона Михалыча?

— Внук, внук, — торопливо подтвердил я, принимая от Анюты поцелуй в щеку. — Что с ним, доктор?

— Доктор, что с Антоном? — тихим эхом отозвалась Вера.

— Ничего трагического, — лысый доктор лучился добродушием.

— А про вас, Антон Михалыч, сказали так: «легко отделался», — успела мне шепнуть Анюта.

То-то она сидит спокойно, и посматривает на всех свысока своими серыми глазищами. Кем бы ни было сказано, не поверил бы все равно, что прикиплю к этой высокой деве с рыжим чубчиком и тонким станом. А еще более повяжет нас ее новое умение, важность которого только предстоит понять. В конце концов, помощница кстати. Легко отделался — повезло, конечно, но не все ж мне одному молочные сумки таскать? Да и по жизни вместе веселей шагать. С добрый попутчиком и дорога легче. И вечером веселей обнимать конопатую усладу сердца моего с кудрями красного дерева, подобными солнцу, отходящего ко сну. Эх, седина в бороду, бес в ребро…

Тем временем доктор приступил к парню:

— Ну-с, голубчик, на что жалуетесь?

— На спину…

— Это понятно. А что у нас с артериальным давлением?

Проделав привычные аускультации с тонометром и стетоскопом, он пересел ко мне.

— А мы как себя чувствуем, батенька?

— Терпимо, — пробурчал я чистую правду. — Жизнь порой бьет, но эти удары — лекарство.

— Да? — хмыкнул доктор недоверчиво.

— Господь не злой дядька. Он нас учит, как отец заботливый. Так что терпимо.

— Шутите, уже хорошо. А терпимо — это очень хорошо. И давление нормальное. Отвечаю на ваш вопрос, милая барышня… — доктор тронул свою шикарную лысину. — Кстати, Верочка, напомни, а кто сия прелестная медсестра?

Изображая смущение, Алена сидела с опущенной головой. И, услышав вопрос, еще более потупилась.

— Алена… — прошептала она еле слышно и, выдержав паузу, выпрямилась. — Что с Тошей, скажите?

Отработанный прием ментальной атаки поразил лысого доктора до полной немоты. Впрочем, распахнутые синие глазищи кого угодно с ума сведут. Помнится, много лет назад я тоже был одним из пострадавших, и никогда не жалел об этом.

— Хм… Жить будет, — выдавил доктор, наконец, осмысленную фразу. Такая расхожая формулировка Веру не устроила, судя по фырканью и недовольному виду. Дальнейшая речь эскулапа, слава КПСС, оказалась более информативной:

— Позвоночник цел, но ясно выражен ушиб. При подобной травме наблюдаются неврологические симптомы разного проявления — боль, отдающая в руку или ногу, нарушение чувствительности ниже места ушиба, вплоть до пареза или паралича.

— Никакого паралича нет, — возразила Вера. — Органы шевелятся нормально!

— Пока нет, — согласился доктор, искоса поглядывая на Алену. — При сильном ушибе верхней части спины возможно повреждение ребер.

— У Тоши поломаны ребра?! — ахнула Вера.

— На снимке такого не заметил, но осложнение сопровождается болями на вдохе и выдохе, — демонстрируя благодушие, доктор говорил успокоительным тоном. — Больной, не дышите. Дышите. Ну что я вам скажу нарушения частоты и глубины дыхания нет. Однако это мое мнение. Вот вечером придет невропатолог, тогда будет видно.

— А почему вечером? — Алена сверкнула синим взором. — Тоша болеет сейчас.

Ишь ты, какая наседка заботливая! Мне аж завидно стало. Такими темпами глядишь, и отобьет Антона обратно. И лысого доктора опять в ступор вогнала своими молниями…

С трудом переборов столбняк, доктор взглянул на нее масляными глазками:

— Гематому мы обработали, швы наложили, обезболивающее вкололи. Проблема в том, что нарушение мышечных рефлексов возможно позже. Травма коварная, аукнуться может и завтра, вплоть до нарушения дефекации и расстройств сексуального характера, — доктор ласково улыбнулся. — Так бывает. Вас, Антон Михалыч, тоже касается в полной мере, хотя картина вашей болезни выглядит гораздо лучше.

— Чего касается?

— Постельный режим — три дня.

— Ничего себе, — досадливо крякнул я. — Черт, как некстати…

— Надо лежать! На третий день грелка, на пятый — массаж. А вы как хотели? Нет, я понимаю: девчонки, папиросы, забавы молодецкие и все такое. Но вы-то как там оказались, Антон Михалыч?

— Рыбу ловил, — честно признался я.

— А почему ранения молодого человека в точности повторяют ваши? — вкрадчиво вопросил лысый доктор. — И шрамы идентичные, словно под копирку?

Ответа он не услышал — с индифферентным видом я смотрел в сторону. Не дождется, на провокационные вопросы красные партизаны не отвечают.

— И вот что еще… — не унимался доктор. — Знаете, Антон Михалыч, как наступает старость?

— Как?

— Люди начитают болеть. Гипертония, геморрой, подагра, артрит… Если чего-то упустил, поправьте меня.

— Колики в боку…

— Да, это тоже. Люди стареют, стареют, при этом худеют. Кто-то толстеет, но все седеют. А потом, как последний штрих, лысеют. Выпадение волос нормально, таковы процессы старения.

— Да?

— А вы молодеете! — рубанул он железным доводом.

— Хм… — крыть мне было нечем.

Вера поила Антона водичкой, а Алена замерла с открытым ртом, внимая оратору и наблюдая за Нюсей — та деловито складывала горку бананов, апельсинов и киви. Простые действия у тумбочки выглядели странными, фрукты девчонка доставала из воздуха. На этом Анюта не успокоилась — разровняв салфетку, принялась строить пирамиду из пирожков.

— И щетина уже не седая, а вполне темная, — тем временем вещал доктор. — Глаза веселые. Вас бьют, режут, расстреливают — а вы молодеете. И вся палата такая же. Николай Сергеич о ревматизме и поджелудочной железе забыл. В парке по утрам не просто гуляет — приседает постоянно… Ниночка после убивцев должна была трупом лежать, а она уже в туалет сама ползет, причем с песнями!

— Альберт Эдуардович, — от дверей раздался укоризненный голос железного чекиста Уварова. — Мы же договорились: задавать вопросы исключительно по существу болезни! Понятно? Прошу вас пройти в мою палату.

Понурив голову, доктор вышел, разве что руки за спину не заложил, а Алена принялась во все глаза разглядывать Колю. Видимо, кого-то он ей напоминал, но признаться себе в догадке она не могла. Информация и без этого сыпалась на девчонку со всех сторон, но сейчас снежная лавина грозила придавить.

— Алена Козловская! — Уваров усмехнулся.

— Да? — пискнула та испуганно.

— Давно не виделись, звезда моих очей. Что ж, милочка, следуйте за мной.

Глава третья, в которой полку шаманов прибыло

На прощанье Анюта поделилась с подругой очищенным бананом — вручила молча, но с ободряющей улыбкой. Она прекрасно понимала состояние новичка в этом мире, ведь совсем недавно сама через это прошла. Электронно-информационный шок Алена переживет — девочка смышленая, даром что блондинка. Ничего страшного здесь нет, в конце концов, все проблемы решаемые.

Проводив глазами Алену, потрясенную событиями и догадками, я напился водички. Вздохнул, оглядывая опустевшую палату, и заставил себя действовать:

— Нюся, помоги подняться.

— А вам можно, Антон Михалыч? — засомневалась она. — Вдруг швы разойдутся?

— Это горе не беда, — обвязавшись полотенцем, я с Анютой в качестве костыля доковылял до туалета. — Напортачим, Клава поправит.

Заодно убедился, что дышать ничего не мешает, и ноги двигаются. Организм тоже показал полную исправность, унитаз соврать не даст. В общем, жить можно. Нормально, Григорий? Отлично, Константин!

Спина, правда, почти не ощущалась — видимо, местный наркоз еще действовал. Кое-как добрел до Антоновой койки, где убитый дубиной герой тоскливым взглядом озирал голую стену.

— Значит так, Вера, — присел я с краю. — Не могу спокойно на это смотреть.

— Я тоже!

— Тогда будем действовать по старинке, наложением рук, — решил я не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. — Текст помнишь?

— Давно хотела потрогать коллективный аутотренинг поближе, — пробормотала Нюся. — А можно мне с вами?

Вера возражать не стала.

— А почему нет? Спина широкая. Места всем хватит, даром что местами пластырем заклеена, — она приложила свои ладошки рядом с моими. — Ну что, поехали?

Антон помогал как мог. Но мог он мало, честно говоря. Нюся пыхтела старательно, однако тоже маловразумительно. И только мы с Верой работали в полную силу — целых десять минут под мантры о шумящем водопаде и текущей реке вынимали из спины кол, отгоняя прочь боль и немочь.

— Ну что, больной, полегчало? — пропыхтел я между делом.

— Да как-то не очень, — Антон огорчил безрадостным ответом. — Анестезия, небось, отходит. Вы боль гоните, а она расползается по всей спине.

— А что это за туман кумарит над койкой? — внезапно удивилась Анюта, утирая пот со лба.

У меня самого, если откровенно, от усталости в глазах уже двоилось, так что перерыв не помешал. Пригляделся: сливаясь с желтоватым светом потолочного светильника, над Антоном в самом деле висело дрожащее марево — так колеблется воздух в летний полдень над раскаленной дорогой.

— Вера, шабашим, — объявил я паузу в забеге. — Видишь ауру Антона?

— Дрожит чего-то непонятное, — она вздохнула. — Над тобой тоже.

— Ага, парит, как в бане, — подтвердила Анюта.

— Молодцы, девчата! — обрадовался я. — Закрываем глаза, отбрасывая все лишнее. Собираемся, и попробуем снова — особым зрением.

Несложный прием помог: аура Антона открылась моему взгляду. Бледно-красного цвета, она была какая-то рваная, с коричневыми разводами и розовыми пятнами. А над позвоночником, ясно различимым через полупрозрачную кожу, висело серое облачко.

— Вера, расскажи-ка мне про ауру. Чего такого полезного вычитала в интернете?

— Дед, там такая каша! — подняла глаза она. — Ты лучше вопросы задавай.

Какое-то время мне было не до вопросов — я разглядывал ауру девчонки. Чисто-зеленого цвета, она напоминала морскую волну в погожий денек. Перевел взгляд на Анюту — аура той светилась равномерным желтым цветом, переходящим в оранжевый. Ничего подобного серому облачку, как у Антона, я не наблюдал. Интересно, интересно…

— Хм… Вера, что означает зеленый цвет ауры?

— А чего тут гадать, — заявила она, доставая телефон. — Сейчас… Вот! Зелёная аура указывает на молодость души и цветение женщины. Чистый зеленый цвет говорит об особом магнетизме и способностям к врачеванию. Такие люди готовы всегда прийти на помощь, чтобы выразить искреннее сочувствие.

— Ни фига себе, — поразилась Анюта. — Выходит, Верка у нас цветет? А еще целитель и добрый друг!

— А кто сомневается? — пробурчал Антон, скорбно глядя в стену.

Парень явно тяготился своей немочью. Ему очень хотелось обернуться но, видимо, и шевельнуться было больно.

— Ну, я не сомневаюсь, что Вера добрая и отзывчивая, — согласился я. — Хорошая девочка. А удар правой ногой — так вообще песня.

Вера вспыхнула до кончиков ушей:

— У меня зеленый нимб? Да? Да, Дед?

— Зеленей не бывает, — кивнул я головой, потому что наблюдал ту же картину, что и Нюся.

— Прикольно, — Анюта аж подпрыгнула от нетерпения. — Листай дальше, зелень пузатая!

Пропустив подколку мимо ушей, Вера охотно продолжила:

— Люди с зеленым цветом в ауре отличаются гармоничностью, сердечностью, способностью привносить покой. Они уравновешены и вежливы.

Следующую фразу, после паузы, она прочитала упавшим голосом:

— Темно-зеленый цвет говорит о лживости, эгоистических замыслах, ревности и обмане.

— Можешь успокоиться, ревнивый мой сердечный друг, — в попытке взъерошить ауру, Анюта провела рукой над Вериной головой. — Нет здесь темноты, чистая зелень. А у меня какой цвет, Антон Михалыч?

— А ты, Анька, желтая… — опередив меня, Вера тихонько захихикала. — Боже мой, чистый цыпленочек!

— Да? И что говорит наука? Верка, не тяни, а то получишь!

Вера вредничать не стала:

— У тебя желтый с оранжевым отливом, так что ищем оба… Ага. Желтый цвет ауры указывает на здоровье и сильные эмоции. А оранжевый цвет говорит об активности, уверенности в себе и жизненной силе.

— Тоже мне, откровенье, — фыркнула Нюся. — А то по мне без нимба не видно?

— Сплюнь, — посоветовала Вера. — Слушай дальше. Люди, у которых доминирует желтый цвет — дружелюбны, веселы, открыты и обладают живым умом. Они вполне способны о себе позаботиться, всегда готовы узнавать что-то новое, и стараются не переживать по пустякам. Люди с устойчивой желтой аурой игривы, добры, оптимистичны и часто привлекательны для противоположного пола.

— Ясное дело, — Анюта горделиво повела головой. — Я такая!

— Присутствие желто-коричневых оттенков в ауре говорит о том, что человеком владеет лень. Он плывет по течению и ничего не хочет менять в своей жизни. Таких людей очень сложно в чем-то переубедить, пока они сами не захотят что-то изменить. Если у них рыжие волосы, они страдают комплектом неполноценности. Коричневый цвет — это алчность, отчаяние и депрессия.

— Погоди, ты ничего не говорила о коричневых оттенках в моем нимбе! — возмущенно воскликнула Нюся.

— А у тебя и нет, — Вера хитро прищурилась. — Но имей в виду. Стой, а почему над Дедом не видно ауры?

— Видно, — не согласилась Анюта. — Только еле-еле — она белая. И серебрится, как благородная седина.

— Точно… Ну-ка, ну-ка, — Вера нырнула в телефон. — Ничего себе! Белая аура характерна для человека, пришедшего из другого мира, то есть относящегося к другому измерению.

— И чего странного? — пробурчал Антон. — Так и есть. Пришел, увидел, наследил. Читай дальше!

— Принято считать, что «белые» люди находятся под защитой ангела— хранителя, а потому им не страшны любые негативные воздействия извне, жизненные невзгоды и неурядицы. Редко встречаются люди с бело-серебристой аурой. Такой цвет свидетельствует о непоколебимости и воле. Серебряные вкрапления в белую ауру также могут означать астральные путешествия: принято считать, что серебряные нити соединяют физическое тело с астральным.

— Ничего себе… — пришло время удивляться и мне.

— Белый цвет — это цвет отстраненности от мирских забот и чистой духовности. Характерен для монахов и отшельников. Однако необходимо принимать во внимание, что белый цвет в ауре может быть следствием не просветления, а медитации.

— Понятно, — пробормотал Антон. — Скоро Дед в монахи пострижется. Так что, девоньки, торопитесь, пользуйтесь скорей. А вот интересно, до меня сегодня очередь дойдет?!

Глава четвертая, в которой дребедень целый день: то тюлень позвонит, то олень

В семидесятых годах советская власть крепчала, и благосостояние советского народа росло. Особенно ясно это виделось в Москве, с высоты птичьего полета или с Ленинских гор — заслоняя пейзаж, строительные краны торчали частым гребнем. Многоэтажные дома росли как грибы, и не все они были безликими панельками, изредка попадались такие же безликие кирпичные.

Отдельными островками высились ведомственные здания. В областных центрах обкомовскую девятиэтажку белого кирпича народ ласково прозывал «дворянское гнездо», москвичи же номенклатурное жилище величали проще: «генеральский дом». В отличие от сталинок, воздвигнутых в неоклассическом стиле, «генеральские» дома внешне мало отличались от обычных кирпичных «брежневок».

И если послевоенные строения бросались в глаза на центральных магистралях и площадях, являясь архитектурными достопримечательностями Москвы, то новые «генеральские» дома, выглядевшие снаружи утилитарными коробками в стиле функционализма, тихо прятались среди обычной застройки. Помпезные излишества вроде портиков, арок и шпилей ушли в прошлое, главное было внутри. Как говорится, не суди об арбузе по корке, потому что внешний блеск — ничто по сравнению с внутренней красотой.

Восторг новой красивой жизни теперь выражался в добротных полуметровых стенах, высоких потолках, большой кухне и специальной келье для прислуги. В подъезде, отделанном ракушечником, сидел консьерж, на лестничных клетках стояли цветы, а лифт блистал зеркалами. Следует упомянуть и недостатки — в «генеральских» домах не было подземной парковки. Отсутствие паркинга объяснялось не партийно-советской скромностью, а отсутствием собственной машины. Логика здесь проста: глупо тратиться на личный транспорт, неразумно — при наличии служебного авто с прикрепленным извозчиком.

Столица развивалась вместе со страной, поэтому в жилье остро нуждались министры, депутаты Верховного Совета СССР и партийные начальники. Их количество постоянно росло, причем такими темпами, что для руководства страны Управление делами ЦК КПСС затеяло собственное жилищное строительство.

Применяя марксистко-ленинское учение, передовые строители додумались до клубного принципа — за крепким забором создавался собственный микромир с зеленым двориком и прочей инфраструктурой. Гостей на территорию допускали, но после звонка хозяевам и проверки вооруженной охраной.

Цековские дома возводились из отборного кирпича с железобетонными перекрытиями, по индивидуальному проекту. Внутренняя планировка отличалась большим холлом и кухней размером со столовую, а количество комнат иногда доходило до восьми.

Такие дома считались круче «генеральских», и получили ласковое прозвище «цекашки». Здесь высота потолков составляла не менее чем три двадцать, причем мерили не в чистоте, а от паркета. Обыденностью являлись два санузла, просторная ванная, постирочная, гардеробная и огромные лоджии.

Член Полибюро, председатель Комитета партийного контроля, Арвид Янович Пельше жил в доме еще более непростом — для членов Политбюро строили лучше и помпезнее, не забывая такие бытовые мелочи, как камин в гостиной.

Подъезд здесь был отделан мрамором, рядом с консьержем дежурили серьезные парни из Девятого Управления КГБ, а под подземной парковкой располагалось бомбоубежище. Сплетники утверждают, что из такого дома можно было выйти в метро, а то и в «Метро-2».

К почтовому ящику в вестибюле Арвид Янович не ходил — необходимости в этом не было. Специально обученные люди забирали личную корреспонденцию прямо из отделения почты. Его домашний адрес мало кто знал, но личные письма все-таки изредка случались. Помощники их читали, отправляли по инстанциям, где четко «реагировали», а потом готовили ответ. Но и ответы Арвид Янович видел редко — машина работала сама, лучше отлаженного швейцарского механизма. Впрочем, дома он только ночевал, вся жизнь проходила на работе. И вот сейчас в папке «входящая корреспонденция» лежал листик машинописного текста. Материал убойный, подлежащий немедленному перемещению в «особую папку». Из короткого текста вытекало, что загадочно пропавший сотрудник Международного отдела ЦК КПСС товарищ Седых жив и здоров, и даже готов поговорить при личной встрече. Но позже, и исключительно с товарищем Пельше, поскольку обладает информацией высокой секретности.

Пройдясь по просторному кабинету вдоль длинного стола, Арвид Янович зашел в комнату отдыха. Здесь было тесно, но уютно — привычная кушетка, маленький столик, удобное кресло. Из древнего холодильника он достал бутылку боржоми, поискал глазами открывашку. Электрический ледник «Генерал-Электрик» стоял в углу еще с довоенных времен, однако морозил без устали, как молодой.

Наблюдая за пузырьками, бегущими по стенке хрустального стакана, Пельше задумался. Загвоздка, которую обозначил товарищ Седых в коротком письме, называлась «мемуары». Острая как нож, проблема вытекала из исчезновения сотрудника Международного отдела вместе с документами. И какими документами! А если произойдет утечка?

Совсем недавно здесь, в этом кабинете, состоялась крайне неприятная беседа с Хрущевым. Вместо простого занятия, вроде выращивания цветочков, бывший Первый секретарь ЦК взялся на даче за микрофон, чтобы излить душу магнитофону. И каким-то образом эти записи оказались на Западе, где их тут опубликовали в журнале «Лайф» под броским названием «Воспоминания Никиты Сергеевича Хрущева». А следом и книга вышла, «Хрущев вспоминает».

Нет, каков гусь, а? Пенсионер союзного значения… Мало того, что партийные и государственные секреты выдал врагам, так еще и открестился: я не я, и книга не моя. Навет, мол, и провокация. Хотя важен сам только факт, по сути, предательства! Большего политического ущерба представить сложно. Ну вот кто его за язык тянул? Сказали же русским языком: помолчи. Так нет: «не могу, это мое право. Мы политические деятели. Я умру». Тоже мне, пророк нашелся. Да мы все умрем! Жаль, что Комитет партийного контроля к смертной казни не приговаривает.

Товарищ Андропов тоже хорош — не уследил. На казенной даче всего двое ворот, и оба под охраной КГБ. Казалось, муха не пролетит. Ан нет, пролетела вместе с нетленным шедевром. Скорее всего, воспоминатель переправил записи через сына.

Конечно, Хрущев врал, что никому не передавал свои мемуарные материалы для публикации. На беседе вел себя неискренне, неправильно, уклонялся от обсуждения вопроса о своих неправильных действиях. И вот, когда еще не утих шум от скандала с Хрущевым, объявляется второй любитель мемуаров, который готов обсудить тему с Комитетом партийного контроля. И там точно не рассказы о рыбалке.

Деваться некуда, надо докладывать Генеральному секретарю. Леонид Ильич потом не простит, если тайна вскроется на Западе.

***

За окном бушевала непогода, ветер яростно барабанил дождем по двойному стеклопакету. Да, грозы нынче заметные: к раскатам грома теперь добавляются истошные крики автомобильной сигнализации. Ничего не поделаешь, разгул стихии в городе может услышать даже глухой.

Моргнул потолочный светильник, и я снова вернулся к размышлениям о сером облачке над позвоночником Антона. Вызывая смутное отвращение, какое бывает при взгляде на змею, гадкая серость изначально не давала покоя.

— Что ж, вернемся к нашим баранам. Вера, что там сетевая наука про серый цвет говорит?

— Серый цвет встречается у слабохарактерных людей, — с готовностью отозвалась она, листая пальчиком странички на экране.

— Фигня, — не согласился Антон с диагнозом. — В вашем интернете одни шарлатаны.

— Можно подумать, — поддержала его Анюта. — Что они знают про Антошу, если он из прошлого пришел? Гони дальше.

— Вот! — воскликнула Вера. — Серые полосы над органами человека свидетельствуют об их разрушении и необходимости срочного медицинского вмешательства. Например, серый дымок, клубящийся в районе головы, говорит о том, что человек страдает от постоянных головных болей.

— Так-так, — я примерился к мерзкому облачку, пытаясь его подцепить. — Сейчас срочно вмешаемся.

— Ох, мамочка! — утробно выдохнул Антон сдавленным криком роженицы. — Дед ты чего?! Руку по локоть в спину вонзил…

Метнув в меня возмущенный взгляд, Вера тут же отозвалась синхронным стоном, полным сострадания и солидарности.

— Хватит ахать! Ну-ка, мусорное ведро подай, — приказал я ей, продолжая ловить скользкий серый туман. Возня в прозрачных недрах тела удавалась плохо, и я принялся помогать себе второй рукой.

Антон завыл, ухватив зубами угол подушки. А вот Вера, подставив мне урну под руки, моментально прекратила стенать. Женщину в панике нужно отвлечь, а лучше занять делом — веками проверено.

Серая туманная медуза, наконец, попалась. Без долгих раздумий я дернул, и Антон завопил раненой белугой. Вера единодушно заверещала, Анюта восторженно ахнула. Словно воздушный шарик, серое облако висело меж моих растопыренных пальцев. Вырванное из парня, оно придавленной жабой дергалось в руках, постепенно затихая и теряя цвет. Анюта не растерялась — исключая побег, подхватила облачко снизу и сверху.

Так, в четыре руки, мы и опустили его в урну, заправленную черным пластиковым мешком. А потом эту урну засунули в еще один мешок, и узлом завязали — чтоб наверняка, мало ли что.

Дальнейшие события плохо отпечатались в памяти. Лишь посещение санузла смутно запомнилось, где девчата по моей интуитивной команде драили руки щеткой, и себе и мне. А вот как укладывали в постель — выпало. Борьба с серым клубком вымотала донельзя, отключился на ходу.

Глава пятая, в которой все, что не убивает нас, делает нас сильнее

Очнулся внезапно, от равномерного чавканья.

За окном по-прежнему грохотала гроза. А рядом, примостившись на краешке кровати, энергично метал мои пирожки Антон, не забывая при этом про бананы. Что касается киви, то сей фрукт он закидывал в рот целиком, и даже не кривился. Нашелся гурман, господи прости.

— Наслаждаешься роскошью и изобилием? — хмыкнул я.

Простынка, накинутая на бедра, делала его натуральным римским патрицием.

— Чего? — обернулся Антон, не прекращая жевать.

— В смысле, жрешь?

— Кушать хочется, — он взялся чистить апельсин, и густой аромат сразу забил больничный запах. — И вообще, слово «жрать» однокоренное со словом «жрец». Видимо, судьба у меня такая, а от судьбы не уйдешь.

— Послушай, товарищ жрец, а совесть у тебя есть? — задал я риторический вопрос. — Пируешь, понимаешь, в одиночестве, как полководец Лукулл. Кажись, спина уже не болит?

— Боль — это особая реакция организма на разрушительное влияние внешних факторов, — прошамкал Антон очередную сентенцию, награждая меня пирожком. — А мне ты вытащил боль вместе с болезнью. Неплохо получилось.

Я оживился. Жрец-полиглот сообщил хорошую новость.

— Но больше так не делай. Дед! — добавил он дегтя. — Чуть не чокнулся от твоих экспериментов.

— Головокружения нет? Тошноты не ощущаешь? Другие побочные эффекты?

— Есть побочный эффект, — признался он, — в животе бурчит. Ем, ем, а оно все равно бурчит. Господи, как же я проголодался… И спина чешется. Чухни, а? Все равно рядом лежишь.

У меня самого спина чесалась неимоверно. Наша незримая связь принесла очередные плоды — лечение одного организма неизбежно отражалось на другом. А одновременное лечение делало процессы встречными, ускоряя регенерацию вдвойне… И если Антона мы лишили серого облака, значит и у меня его не стало? Надо девочек спросить, пусть на меня взглянут внимательно.

— А где народ? — почесывая спину парня, я на собственной шкуре ощутил полезный эффект — зуд утих.

— Сам хотел бы знать, — он сунул мне дольку апельсина. — Ни народа, ни ужина.

Ровно после этих слов, как по команде, в углу комнаты проявилась Анюта. Взгромоздив кастрюлю на стол, она вскричала возмущенно:

— А это что такое? Тоша! Антон Михалыч! Бессовестные обжоры, все пирожки смели! А с чем мы будем кушать борщ?

Вынимая из воздуха тарелки, Нюся не забывала обвинительно тыкать ложкой.

— Со сметаной… — пробормотал Антон, поспешно запихивая в рот последний пирожок.

Вины за мной не было, но возражать рассерженной женщине себе дороже — так можно и без ужина остаться. Лучше молча перетоптаться.

— Неправильное питание — это прямой путь к гастриту, — сейчас Нюся очень напоминала нашу маму. — После сухомятки сначала изжога, а потом и язва! Тоша, Антон Михалыч, быстро мыть руки!

Ну, для серьезных дел меня долго упрашивать не надо. Простынку на плечи, и вперед. И если для Ленина важнейшим из искусств является кино, то для меня борщ — вот высшее искусство трапезы. Тем более, борщ от Анюты.

К хорошему привыкаешь быстро, но так же быстро оно кончается. Выскребая остатки в тарелке, Антон заметил:

— Анечка, если я не предложу тебе выйти замуж, то буду чувствовать себя последним подлецом.

— Но-но! — воскликнул я. — Не в свою лужу не садись.

Сложив руки на груди, Нюся с материнской улыбкой добавила:

— Не лезь поперек батьки в пекло, дорогой товарищ.

— Да за такой борщ я что угодно, даже родину продам… — Антон с сожалением отодвинул тарелку.

— Как же так, Тоша? — Вера остановилась в дверях. — А если я научусь лучше готовить?

Глаза ее смеялись, а вот Алена, выглядывающая из-за спины, после Колиной «беседы» имела круглые глаза. Хотелось сказать «размером с блюдце», но они были явно больше.

— Нет, вы гляньте на них, — растерянно прошептала блондинка. — И где здесь умирающие трупы?

— Ни стыда, ни совести, — подтвердила Вера. — Нас на допросе голодом морят, а здесь пир горой!

В воздухе явственно плавал густой аромат свежесваренного борща, и свидетелем тому была дымящаяся кастрюля.

— Да уж, — Алена поджала губы. — Неграм, значит, бананы в зубы, а белым господам — афинские вечера? Тоша, если ты поел, то слезай. Анька, не спи. Наливай, и побольше! У меня от стресса сейчас голодный обморок случится.

— Тебя ввели в курс дела? — я наблюдал, как девчонка равномерно работает ложкой.

— Колька Уваров запретил мне трепаться, — поведала она не очень внятно и с паузами. — Велел помалкивать в тряпочку. Представляете? Хотя он теперь полковник и вообще, дядя Коля. А Нину Ивановну до слез жалко, такая вся побитая лежит…

— С нами общаться можно свободно, — успокоил я ее. — Ты в команде.

Потом сообразил, что у меня тоже постельный режим, и уступил место Вере. Жеманничать она не стала — сразу замолотила ложкой.

— Выходит, в этом мире я старенькая бабушка? — Алена оглядела стол. — Ну и дела, господи прости… А на второе бедной старушке ничего не будет? Я люблю пюре с курочкой.

Анюта нахмурилась:

— Борщ я варила сама. Больше ничего не успела. Впрочем, курочку достать несложно, к примеру, хоть цыплят табака…

— Да-да! — закричал со своей койки Антон. — Цыпленок с чесночком — именно такое надо при моей болезни!

— … но Антон Михалыч такое запретил, — закончила Анюта.

— Нюся, сколько уже можно повторять: фокусы вредны и опасны, — мой тон был непреклонен. — Ибо нарушение режима секретности. И потом, платить за банкет кто будет?

— Ой, я умоляю вас! — девчонка вставила кулачки в симпатичные бока, обтянутые халатом. — Мало вы им в прошлой жизни заплатили, Антон Михалыч? Чай, не обедняют от одной курицы.

— Трех, — быстро добавил Антон. — Вера тоже человек, а у меня травма спины болит.

— Брат Митька помирает, ухи просит… — едва я махнул рукой в согласном жесте, как на столе появилась тарелка с цыпленком табака, почему-то одна.

Зато следом запыхтела паром кастрюля пельменей, и еще выросла горка крупных кусков мяса в глубоком блюде — судя по всему, шашлык по-карски. Белую посуду украшали синие вензеля — надпись «Сочи», перетекающая в «общепит».

— Больше ничего готового нет, — извиняющимся тоном произнесла Нюся, и тут же засюсюкала в попытке задобрить: — Антон Михалыч, вам пельменчики со сметаной?

— Раз делать нечего, я тоже буду пельмешки, — заявил Антон со своей койки. — Только мне еще маслицем заправьте.

Принимая вынужденную замену блюд, Вера одобрительно хмыкнула, и без лишних слов вонзила вилку в солидный кусок шашлыка.

А уставшая удивляться Алена двинула к себе обещанное блюдо с цыпленком:

— Коля Уваров говорит, что Антон Михалыч большой гений, а Тоша гений маленький. Но я вам вот что скажу: самая генийка здесь Анька. Еще пять минут, и я бы сдохла от голода, а тут такое чудо: борщ курица, пельмени! Я так тоже буду уметь?

— А куда ты денешься? — прошамкала полным ртом Вера, вынимая из воздуха хрустальный набор в виде солонки с перечницей. Следом появилась баночка аджики и бутылочка уксуса. — Держись ближе к Аньке, и не пропадешь.

В том, что Алена будет уметь, я даже не сомневался. Девочка не только удивительно красивая, но и сильная. Поставив себе цель, она пойдет к ней с уверенностью слона и хитростью лисы.

В прошлой жизни мне довелось посетить массу тренингов по продажам, где много времени уделялось технике переговоров. Кроме этого, конечно, умные книжки в достатке почитал. Не только маркетингом и менеджментом сыт человек, социология с психологией тоже важна. Но теории мало, надо же было все это на практике применить, что-то принять, что-то лишнее отбросить.

А Алене симпатизируешь сразу, с первого взгляда. Такому никто не научит, это талант. Без всякой науки она по жизни королевой прошла — умение расположить к себе оказалось заложено на подсознательном уровне. Понятия не имея о нейролингвистическом программировании, Алена умела состряпать и «раппорт», и «зеркалку». Кашпировский только мечтал о своих фокусах, когда она уже покоряла людей одним взглядом.

После нескольких свадеб и разводов Алена незаметно стала богатой и благородной леди — то ли графиней, то ли маркизой, с собственным замком и виллами по всему миру. Она вращалась в высшем свете, занималась бизнесом в киноискусстве, и слыла меценатом. Говорят, что счастье — побочный продукт хорошо организованного действия. Эту спорную теорию Алена применила на практике, судя по репликам бульварной прессы.

Но была ли она счастлива? Впрочем, сейчас это неважно, только что ее жизнь пошла по другой тропинке. После того, как блондинка изучит свой жизненный путь, комментарии из первых уст первый потребую. В интернете желтых страниц полно, и уж свои фреймы Алена не пропустит, первым делом полистает.

Покончив с пельменями, я повернулся набок. Спина отозвалась на это легким зудом. Забирая пустую тарелку, Анюта мимоходом провела рукой по щеке. Вроде простой жест, но сразу напомнил о том, что жизнь-то налаживается!

Глава шестая, в которой дождь и ветер стучат в окно

Тем временем Вера звенела чайным сервизом у стола. Раскладывая ложки, она деловито бормотала:

— Тоше с лимоном и вареньем, а Деду как?

— Без ничего, — поделилась Нюся собственным опытом. — Меду сыпани вот сюда, в блюдечко, он любит вприкуску.

А Алена вела светскую беседу с Антоном:

— Но подожди, Тоша, я понимаю, что такое тайны и секретность. Нынешний Коля Уваров мне сто раз повторил, что никому доверять нельзя, только ему можно. И правильно. Кому ты нужен? А помочь кто тебе может? Папа твой хоть летчик, да пенсионер, и мама на фабрике мастером трудится — невелики фигуры. А у меня папа в КГБ работает! Не последний человек, между прочим. Ему в Москве полковничью должность обещают. Это секрет, но мы же одна команда? И тебя он уважает, хорошо отзывается. Давай ему все расскажем, папа лучше нас разберется!

Отказывать девушке нежелательно, даже вредно. А уж отталкивать протянутую руку — последнее дело. Тут надо включать мозги и дипломатию.

— Еще чайку нальете?

Алена шустро подхватилась с фарфоровым чайником.

— Спасибо, зайчик. Твой папа серьезный человек, согласен. Да и организация над ним неслабая. У Нюси, кстати, папа тоже целый подполковник, и с боевым опытом. Такие варианты исключать никогда нельзя. Но у нас в команде уже есть полковник КГБ.

— Дядя Коля Уваров? — она захлопала своими чудными ресницами.

— Николай Сергеевич само собой. Я говорю о папе Веры, — мой голос дрогнул, и Нюся заворчала чего-то рассерженной кошкой.

Алена понятливо прекратила блымать голубыми блюдцами в мою сторону

— У Верки появился папа? Ни фига себе новость. Какой-то день сюрпризов и известий.

Перевод темы сработал, теперь пусть Вера отдувается. Но ее голубыми искрами так просто не проймешь:

— Подумаешь, папа… Я сама его еще не видела, и желанием не горю. Но мама говорит, он крутой. Хотя бы потому, что командир моей мамы.

— Твой папа круче Нины Ивановны?! — Алена поцокала языком. — Ну, бабоньки, тады я рожаю, держите меня семеро!

— А еще Николай Сергеич нас ругал, — сообщила Вера. — Особенно Алену.

— А Алену-то за что? — удивился Антон. — Она никого не трогала, визжала только.

— Он стихи сначала прочитал, — Алена нахмурилась, вспоминая. — «Твои волосы, руки и плечи — твои преступленья, потому что нельзя быть на свете красивой такой». Николай Сергеич сказал, что Анька и Верка демаскируют команду, а я вообще белая ворона, и с этим срочно что-то надо делать.

— Иногда он бывает настолько прав, что и сказать нечего, — Антон заворочался, устраиваясь поудобней. — Хоть паранджу покупай, и в гарем прячь.

— Предлагаешь замуж? — Алена стрельнула в него синей молнией. — Так я согласная! Поняла, Верка? Вот назначит меня господин любимой женой…

— Ничего не выйдет, — вздохнул я. — Такую и в парандже украдут. Лучше сразу продать, хоть навар выйдет.

— А так можно? — обрадовалась Вера.

— Антон Михалыч балагурит, а болезнь дело серьезное, — нахмурилась Анюта. — Девки, поели? Тогда быстренько наводите порядок, скоро невропатолог обходом пойдет.

— Нельзя меня продавать, и ничего у вас не выйдет, — сложив посуду в раковину, Алена зыркнула на Веру. — Дядя Коля Уваров обещал выдать телефон, чтобы отслеживать мое местоположение. Понятно?

***

Борис Карлович Пуго ходил к своему почтовому ящику самостоятельно. Ежедневно по пути на работу он лично изымал корреспонденцию, состоящую из пачки газет и журналов. К тридцати пяти годам Борис Карлович сделал стремительную карьеру, но должность секретаря ЦК ВЛКСМ пока не предполагала людей на побегушках. Да и личная скромность такого не позволила бы.

Секретарь-референт прилагался к должности секретаря ЦК КПСС, а до этого еще дожить надо. Расположившись на заднем сиденье персональной «Волги», он просмотрел все шесть полос газеты «Правда», самое пристальное внимание уделив первой. Следом наступила очередь «Известий» и, на закуску, как вишенка на торте — «Советский спорт».

Наконец, из обычного почтового конверта он вынул еще один заклеенный конверт и небольшой, размером с открытку, листик машинописного текста. Удивленно хмыкнув, Пуго ознакомился с текстом:

Борис Карлович вгляделся в почтовый штамп — письмо пришло из Риги. Текст подписал неизвестный доброжелатель по фамилии Лацис. Ясное дело, это вымышленная фамилия. Как и обратный адрес: город Рига, улица Ленина, дом один. Адрес фальшивый, но круглый штамп очень похож на настоящий.

В подобных случаях рекомендуется звать компетентных товарищей в серых костюмах, но Борис Карлович решил отойти от шаблона и принципов секретного делопроизводства. Судьба предлагает ему стать на шаг ближе к члену Политбюро, всесильному товарищу Пельше, так почему не воспользоваться случаем? В конце концов, удача окрыляет только умеющих летать.

В служебном кабинете его уровня на приставном столике, в ряду других, имелся специальный аппарат с номеронабирателем, украшенном гербом СССР. Сей важный знак указывал на возможность прямой связи с любым небожителем. Правда, по «вертушке» обычно звонили ему, чтобы дать какое-нибудь поручение, или задать заковыристый вопрос. Теперь настало время поступить иначе.

Решительно повернувшись к боковому столику, Борис Карлович Пуго положил руку на трубку цвета слоновой кости.

Глава седьмая, в которой речь пойдет о ходячей больнице

Визит невропатолога ясности не принес — от оценок профессор уклонился, а комментариев давать не стал. Он лишь многозначительно хмыкал, глядя через снимки в окно, и дул в кулак, изображая бурную работу мысли. Молоточком, конечно, везде постучал, в глаза фонариком посветил. А в конце заявил, что выводы делать пока рано, поэтому он придет завтра вместе с нейрохирургом.

Что ж, бог все видит, да нам не сказывает. Завтра — значит, завтра. Казалось, день подошел к концу, но тут случилось нежданное — санитарка Клава принесла вечернюю трапезу.

— Сколько вас тут набилось, — удивилась она, сгружая тарелки с замызганного пластикового подноса. — А ужин на двоих заказан.

Об этом больничном сервисе я как-то забыл. Впрочем, не мудрено, редко им злоупотреблял. И сейчас не буду — местная кухня, прямо говоря, не вставляет и даже не плющит. А нормально перекусить дома можно, возле родного холодильника. Там и побреюсь, и заночую заодно.

Решено, пора валить отсюда. Добровольные санитарки без меня за Антоном присмотрят. И водички поднесут, и смогут прекрасно отдохнуть на моей кровати, меняясь там по очереди.

— Выходит, тут найдется, кому больных покормить, — дополнила мою мысль Клава. Оглядев весь цветник, она принюхалась к ароматам былого пиршества. Яства не залежались, стол был девственно чист, но запах до сих пор витал в воздухе. — Странное дело, на кухне вроде варили манную кашу, а пахнет борщем и шашлыком.

Никто вслед Клаве возражать не решился. Антон лишь хмыкнул, но дополнительные калории отвергать не стал:

— А что, нормальный полдник, — подивился он моим капризам, принимая обе тарелки.

— Приятного аппетита. Не скучайте, товарищи, — характерным жестом Брежнева, взмахом вперёд и вверх, я поднял руку. Взасос целоваться на прощанье, правда, не стал. — Вера остается за старшую. Поехали, Анечка, трогай помалу.

Нюся была только рада, транспортировочный маневр произвела с ювелирной четкостью: мы очутились точно на своем месте в собственной спальне. Алису немного потревожили, но это малая беда. А наглый Лапик, дрыхнувший рядом, даже ухом не повел. Только глаз приоткрыл, когда его подвинули ногой, и снова отрубился. Вот гад такой, ведет себя на моей кровати, будто у себя дома! Кобель мартовский. На гневный взгляд наглец не отреагировал, пришлось мне утереться, отвернувшись.

Нюся умчалась в душ, поскольку таксист Иван протелефонировал готовность везти ее в караоке-клуб, на работу в ночную смену. А я озаботился бритьем, помывкой, и неспешным стариковским ужином. В моем возрасте полезен творог с молочком, а мед можно вприкуску. Странное дело, но такой корм и кошкам, незаметно вписавшимся в компанию, пришелся по вкусу.

Квартирантов дома не оказалось, слава богу. Небось опять с Колиным риелтором квартирки осматривают, заодно познавая новый мир методом погружения. Если я чего-то понимаю в этой жизни, то жена Виктора Острожного пожелает узреть все варианты, все до одного. И очень хорошо, никто моим занятиям не помешает.

А собирался я спокойно обдумать новый метод врачевания, открытый опытным путем. По всему выходило, что теперь лечить болячки можно без медитации, уговоров и лекарств, просто выдергивая из ауры серую гадость. Немного болезненно выходит, судя по Антону, но результат очевиден. Да и моей спине сразу легче стало.

Итак, что мы имеем? Первое. Лечебный, омолаживающий и оживляющий эффект перехода из одного мира в другой. Неважно, в какую сторону, важно моментальное, ясно видимое действие. Веру, правда, такое резкое омоложение раздражает, но тут ничего не поделаешь, процесс неуправляемый. Как-то это связано с моими руками, которые держат переносимого человека. Плотный контакт играет загадочную, но важную роль, ведь без него перенос тела не происходит.

А что у нас за руки такие… Это второе, что мы имеем — руки у нас особенные, «теплые». Бабушка Мухия назвала Антона бабником, и мама не удивилась. Я тоже. Сексапильные флюиды, мол, и все такое. Да, девушки ко мне, обычному парню, липли как мотыльки на лампочку. Однако это слишком простое определение. Мои друзья всегда удивлялись не столько многочисленным подругам, сколько легкости расставания и отсутствию скандала при этом. Сохранить хорошие отношения мне удавалось не со всеми, бывали исключения. Однако исключения лишь подтверждают правило — женщины со мной ощущали легкость и приятность, о чем неоднократно сообщали.

В прошлой жизни, я наивный, успехи на женском фронте относил на счет обаяния. И ребята считали меня компанейским парнем, ведь не каждый сумеет на вечеринке и сыграть на разных инструментах, и спеть, и сплясать. Анекдоты травить тоже неплохо получалось. Но в действительности оказалось не так, как на самом деле.

Повышенная энергетика, вот где собака порылась. Лишь сейчас я осознал, что объятья и прикосновения не только сплачивают людей — они разрушают барьеры. Контакт с милой мне женщиной частенько приводил к терапевтическому эффекту. У подруги затухало желание скандалить, а вместо злости и мигрени проявлялось либидо.

Сам того не понимая, я всегда являлся ходячей больницей. Сначала незаметной, а с переселением в Антона уровень этой лечебницы вырос вдвое. Хотя какой «вдвое»? Невероятно вырос. Не каждый экстрасенс может похвастать моим уменьем, возникшем без подготовки и тренировки, на одной лишь симпатии к больному человеку.

Церковь не одобряет, а официальная медицина отрицает бесконтактную хирургию простым наложением рук. Да и люди так устроены, что слабо верят в чудеса. В аспирин верят, в самогон по утрам с похмелья верят, в черную кошку и недобрый сглаз верят однозначно. А в чудесное исцеление не верят.

Ну не может спящую красавицу пробудить поцелуй, так не бывает! Чудес не бывает, и невозможно пройти по воде, аки посуху. Без крыльев особенно не полетаешь, а если каким-то чудом отрастишь, то одних крыльев мало, требуется еще летная погода.

Ладно, бог с ней, с философией. Вернемся к фактам — надо в этом разобраться с помощью знающих людей. В самом деле, ведь не на ровном месте родилась поговорка «боль как рукой сняло». И путь у нас один — к бабушке Мухие. Ее опыт, а также контакты в среде тайных знахарей помогут навести резкость на новые точки над новыми «и».

Становится «Великим могучим колдуном Антонием» я не собирался, и Антону не позволю. Даже без рекламы в интернете большие деньги тут можно срубить, но последующие обязательные проблемы этого не стоят. Поэтому цель одна — понять. Понять, и потом оценить.

Вроде бы информации полно, а толку от этого мало. Спешить ни к чему, а там видно будет. Время есть — домой вести надо всех вместе, так что придется обождать выздоровления Антона. Заодно Алена адаптируется немного, а Вера пройдет очередное обследование. Мне же для практики здесь стоит выбрать объект, требующий лечения. Объект понятный и неболтливый.

***

Товарищ Брежнев, генеральный секретарь ЦК КПСС, для приватной беседы пригласил Пельше на дачу, что располагалась в Заречье. Брежнев питал слабость к этому месту за кольцевой дорогой, в пяти минутах от Москвы, и чувствовал себя как дома на даче в два низеньких этажа. Что бы ни болтали злопыхатели, Леонид Ильич барином не был. Да, любил гульнуть в компании, не без этого. Но меру знал, не заливался до упора, а потреблял исключительно для разогрева души.

Однако пировать с песнями Леонид Ильич предпочитал в Завидово, где для него держали целое охотхозяйство. По четвергам, после заседания Политбюро, генеральный секретарь отправлялся туда на охоту. Постреляв вволю, он под немудреную закуску и свежатинку отдыхал на природе среди старых товарищей.

А в Заречье Брежнев принимал людей, чтобы потолковать. Обсудить не только проблемы по работе, но и за жизнь поговорить. Держать руку на пульсе страны по одним докладам подчиненных невозможно. Бумажки важны, но они никогда не заменят живое общение. Разные мнения надо выслушивать постоянно, поэтому здесь бывали самые разные люди. И военные советы с особами, приближенными к императору, проходили тоже здесь.

Многочисленное окружение Леонида Ильича делилось на две ясные категории: те, с кем хотел дружить он, и те, кто рвался дружить с ним. Арвид Янович Пельше относился к первой категории со всеми вытекающими — старый, проверенный годами товарищ.

— Значит, сбежал, шельмец? — Леонид Ильич поднял глаза на собеседника, внимательно прочитав сначала одно письмо, затем другое. — Утек товарищ Седых с документами… Думает, не найдем? Найдем, дай срок. Или, полагаете, голубчик сам явится?

— Во втором письме он пишет, что присвоил партийную валюту, и сожалеет об этом, — Пельше дальнозорко отодвинул листик. — Видимо, Седых намерен поторговаться. Натуральный обмен — бумажки в обмен на жизнь.

— Как ни копни, кругом коммерсанты и жулики, черт бы их подрал, — Брежнев нахмурил густые брови. — Бумажки-то эти наши! Глупо покупать своё обратно.

— Ну, поговорить для начала нам никто не запрещает.

Леонид Ильич кивнул:

— Я помню товарища Седых. Мне он всегда казался опытным работником и хорошим коммунистом. А оно вон как вышло…

Вслед за Брежневым Пельше покачал головой:

— Мы ознакомились с его делом. Седых характеризуется положительно со всех сторон.

— Вот и проверьте, кто его так характеризует, и кто давал рекомендации на эту работу! В его сектор Международного отдела людей отбирают с особой тщательностью, ведь прежде всего это огромная и опасная загранработа. Тут надо обладать способностями и характером. Не каждый может не продать, не предать, устоять перед соблазнами. Тут надо большое мужество и большая преданность.

— Без контроля и хорошие люди портятся, — вздохнул Пельше. — Нужно разобраться во всем, и с товарищами, которые нам не товарищи.

— Вот и разберитесь! Окончательно обанкротившись, эти люди оказались в мусорной яме истории, — Брежнев брезгливо ткнул пальцев в письмо. — Справедливо было бы выбросить этот мусор из нашего партийного дома. Кстати, каким боком здесь оказался комсомольский секретарь, Борис Пуго?

— Сам удивляюсь, — признался Арвид Янович.

— Наш бывший товарищ Седых в письме утверждает, что Пуго болтать не станет, и через него намерен держать связь.

— Борис Пуго на хорошем счету, — подтвердил Пельше.

— Хм… Присмотритесь к нему. Юрий Андропов имеет на него виды в КГБ, а товарищ Черненко собирается забрать парня в аппарат ЦК. Но, может быть, вы найдете ему дело в Комитете партийного контроля? Подумайте. В общем, сами решайте, не мне вас учить.

Брежнев помолчал, копошась в ящике стола, а потом вытащил нужный документ.

— Вот смотрите, что Юра пишет: «внешнеполитический курс нашей партии по праву называют мирным наступлением. Оно действительно мирное, поскольку осуществляется в интересах мира и ведется мирным, невоенным путем. Условия разрядки диктуют свои формы, свои методы, свои приемы борьбы, которыми нужно овладеть как можно лучше и быстрее. В этом видят свой долг и чекисты, работники советской разведки и контрразведки. Ответом на этот вопрос может служить заявление сотрудника американской разведки, одного из руководителей «Комитета «Радио свобода». Не так давно в беседе с нашим источником этот человек заявил: «Мы не в состоянии захватить Кремль, но мы можем воспитать людей, которые могут это сделать, и подготовить условия, при которых это станет возможным».

— Думаете, этого Седых нам враги подготовили? — Пельше недоверчиво прищурился.

— Думаю, сам скурвился. Но вы проверьте, — вздохнув, Леонид Ильич закурил. — Внимательно посмотрите. Андропова и Щелокова информировать не обязательно. Наступит время — сам им скажу. Думаю, без подельников в охране здания ЦК такие вещи не провернешь. А вы работайте, тихо и аккуратно. Звонить по этому вопросу мне не надо, записки в секретариат писать… хм… тоже. Лучше уж вот так, лично. Учить вас не собираюсь, мешать не буду. Моя забота — оборона и село. Дел выше крыши, но разбрасываться нельзя, эти два направления для страны являются важнейшими. А вы там, в Комитете, засучите рукава. Партийному контролю все карты в руки. Политбюро с материалами ознакомлю позже, когда будет полная ясность. Мы надеемся на вас, Арвид Янович.

Глава восьмая, в которой пляшут облака, белогривые лошадки

Утреннее солнце кольнуло в глаз. Мысленно чертыхаясь, я подскочил, на ходу перемещаясь в больничную палату. Проспал! Впрочем, поломанное здоровье других подвигов не позволяло, оставалось лишь с сожалением мазнуть взглядом по Анюте, раскинувшейся рядом в моей футболке.

Вот как разделаюсь с болячками, первым делом куплю ей пару ночных рубашек. Нет, лучше сразу дюжину. Ну что за жизнь, а? В собственном доме мне надеть нечего… Как спал в мятой майке, так и прибыл. Самозваные санитарки дрыхли на моей кровати. Мирно сопели, спина к спине. Халаты, конечно, задрались, сразу зачесалась спина. Чистое безобразие, а не ночные сиделки у постели больного, господи прости. Ох, помощнички… Но ничего, это я им еще припомню. С трудом отведя взгляд, тихо шепнул на ухо Антону

— Рота, подъем!

— Пора жрать? — приоткрыв один глаз, обрадовался он.

— Нет, — безжалостно разрушил его мечтания я, натягивая местные пижамные штаны. — Пора анализы сдавать, а жрецы это делают на голодный желудок.

Возле пустых бутылок из-под «кока-колы» и «спрайта» на тумбочке Антона валялся надкушенный батончик «марса», но я не стал обращать на это внимания.

После анализов медсестра Катя увела Антона на УЗИ и МРТ. А я, вернувшись в палату, невольно подслушал разговор в ванной. Не специально, просто диалог там велся на повышенных тонах.

— Что значит «оставь Антона в покое»? — шипела Алена. — Не много ли, Верочка, на себя берешь? Вообще, кто ты такая, чтобы мне указывать? Кажись, не в ту степь коней гонишь, мать.

— А что ты здесь забыла? — сквозь шум душа голос Веры звучал глухо, но достаточно отчетливо.

— Интересный вопрос! Вот ты у меня парня отбила, это хороший поступок?

— Да он от твоих наглых глазенок сам ушел! — воскликнула Вера. — Ты же, сучка крашеная, с Гошей шашни крутишь, и с Ромой тайный роман затеяла!

— Нет, подожди, плохая я стерва или замечательная, обсудим потом. О тебе речь: у самой совесть не щемит? — Алена старалась говорить спокойно и, кажется, Веру это бесило еще сильнее. — Нет? Вижу, глазки не бегают, голос не дрожит, значит, совесть спит. Или ее не было. А если я своего парня обратно отобью, в чем здесь подлость? Тут, подруга, по всему наоборот выходит: военная доблесть. Понятно тебе?

Судя по тону, Алена была убеждена в своей правоте — в одну реку можно войти дважды. По крайней мере, она готова попробовать. Однако в этой скользкой проблеме я парню не советчик, тут со своими делами бы разобраться. Антон уже взрослый мальчик, знания мои в открытом доступе. Файлы в руки, пусть сам решает.

— Кстати, я натуральная блондинка!

Ответ Веры на этот пассаж услышать не довелось — шум льющейся воды утих и, чтобы не спалиться, мне пришлось ретироваться в коридор. Больные вперемешку с персоналом озабоченно курсировали туда-сюда, мимоходом приветствуя меня, словно старого знакомого. Вот так приходит слава — когда ее совсем не ждешь. Оказывается, я здесь так давно вращаюсь, что в больничке меня по имени каждый встречный знает.

Там, на скамеечке, после славы я дождался Клавы.

В палату так вместе мы и вошли — я, санитарка Клава и завтрак. Следом подтянулся Антон, чтобы с порога броситься к тарелке с кашей-размазней, украшенной рыбной котлетой. Обрадовался, будто родного человека встретил.

Порций оказалось пять, и когда я молча двинул ему дозу Анюты, восторгу парня не было предела. Однако Вера, едва взглянув на блюда, принялась выкладывать на стол внутренние резервы из домашнего холодильника: добрый шмат сала, кусочек докторской колбасы и половину вареной курицы. Икебану завершала пара луковиц, помидоры, огурцы и батон.

— А где Анька? — Алена с явным недоверием разглядывала серую котлету. В отличие от Веры, с местной кулинарией она была знакома плохо.

— Отсыпается после работы в ночную смену, — сообщил я чистую правду.

— Анька работает?! — у Алены округлились глаза. — И чего она делает?

— Зажигает. В смысле, поет в ночном клубе.

— Вот это да! — в дополнение к круглым глазам изящно открылся ротик.

После долгой паузы, взятой на осмысление, блондинка выпалила:

— Как в кино про дикий Запад? Шум, гам, дым коромыслом, и девки ноги задирают?

Антон из-под ложки ухмыльнулся, мне оставалось только согласиться:

— Дыма нет, в остальном где-то так, — я оторвал куриную ногу, и не пожалел об этом. — Народ гуляет, шума полно, и гам коромыслом. Чистый салун с хмельными трапперами.

— Анюта такая, — поддакнула Вера. — Черный плащ, летящий на крыльях ночи. Дед, хватай огурчик, а то они быстро кончаются.

— Везет же некоторым коровам… — с горькой завистью заметила Алена, откладывая надкусанный огурец и двигая к себе шмат сала. — Тоша, забери мою кашу.

— Спасибо. А чего так? — выполняя команду, он не стал спорить, поинтересовался из вежливости.

— Судя по всему, ее для твоей болезни готовили. А горчица где? — спохватилась Алена, шустро работая ножом по салу. — Верка, хватит дуться, не вижу на столе хрен. И если тебя не затруднит, чесночок неплохо было бы организовать…

Глава девятая, в которой речь пойдет о хулиганстве

После утреннего обхода мы с Антоном переглянулись — понятного или чего-то нового опять не прозвучало. А что еще мог придумать лысый доктор? «Ничего страшного, но надо посмотреть. Больным лежать, мы будем наблюдать».

А если мне некогда лежать? Тогда надо двигаться.

Алена осталась присматривать за Тошей, а мы с Верой направились проведать Нину Ивановну. Странное дело, но Коля Уваров куда-то безмолвно умотал, оставив соседку в гордом одиночестве. Под новости из телевизора она водила пальцем по планшету.

— Антоша, как я рада! Давно по тебе скучаю, — улыбнулась Нина, принимая поцелуй в щеку. Ярко-зеленые глаза так и брызнули радостью. — Давай уже скорей обними меня, как в тот раз. Или хотя бы как вчера.

— Мама, тебе не стыдно? — сварливым тоном возмутилась Вера, усаживаясь рядом. — Разве можно так откровенно говорить?

— Ты не представляешь, доча, какие у него руки, — отмахнулась Нина. — Я прямо петь начинаю, когда Антон приходит, и боль утихает!

— Ну почему не представляю, — Вера отняла у нее планшет. — Очень хорошо представляю. Но сегодня мы вдвоем тебя погладим. Будет немного больно. Потерпишь?

— Раньше было наоборот, боль уходила…

— Надо потерпеть, Ниночка, — добавил я. — Кого господь больше любит, того больше испытывает.

— Ты еще скажи, что бог по силе крест налагает… — хмыкнула Нина.

— А что? Ты женщина сильная. Расстегивай халат, посмотрим. Животик твой мы лечили, но мало. Сегодня вместе с Верой займемся.

— Давай-давай, Гюльчатай, открой личико, — Вера принялась возиться с пуговицами. — Не бойся, бога нет, это предрассудки.

— Мне только что бинты с груди сняли… — Нина прикрылась руками.

— И что? — пробормотал я. — Чего там такого особенного?

— Такой бюст, Тоша, еще никто не видел. Он весь синий…

Ну, насчет синего цвета Нина преувеличивала — желтых, зеленых и лиловых пятен было больше. Жаль, что Игорек так быстро и легко отделался. Какую красоту порушил, скотина… Очень хотелось вернуть время вспять, и отделать его похлеще. Потом расстрелять, а потом снова отделать.

Видимо, мои чувства отразились на лице, потому что Вера забеспокоилась:

— Дед, что случилось? Как-то ты потемнел… Может, приляжешь? Я сама с мамой попробую.

Отойдя к окну, я попытался отрешиться и успокоиться. В больничном дворике кипела утренняя жизнь. Светило солнышко, ходили люди, грузчики в синих халатах выгружали коробки с продуктами из мелкого грузовичка. А Коля Уваров, облаченный в спортивный костюм, о чем-то беседовал с группой крепких мужчин. Похоже, на утренней планерке решались какие-то текущие проблемы.

А у меня нет проблем, и то, что кажется проблемами, на самом деле ерунда. Накачивать себя глупостями несложно, и негативные мысли — это бессмысленные размышления. Они способны выбить из колеи, поэтому надо их просто отогнать. Абстрагироваться от плохих деталей и минусов, всего того, что заставляет страдать и мешает радоваться жизни.

Обобщать и утрировать беды может каждый дурак. И глупо успокаивать себя тем, что везде соломки не подстелешь. Да, невозможно застраховаться от ошибок и падений. Но если просто принять близкое себе решение — надо двигаться. Двигаться вперед, даже если принятое решение покажется кому-то неправильным. Надо идти своим путем, и при любой возможности менять ситуацию. Судьба сама по себе не изменится, если просто сидеть и ждать у моря погоды.

— Ниночка, а свою историю болезни ты видела? — после короткой дыхательной гимнастики я вернулся к существу вопроса.

— Кто ж мне ее покажет, Тоша…

На это я усмехнулся:

— Что бы вы с Колей Уваровым, с вашими ментовскими замашками, да не заглянули? Не верю. Рупь за сто даю — Уваров давно уже хакнул больничный сервер для своего анализа. Коля все знает. Так что не темни, дорогая. Рассказывай, что особенно плохо.

— Печень отбита в хлам… — подумав немного, начала она перечислять. — Почки, само собой, селезенка. Но особенно желчный пузырь. Если бы не гемодиализ и ты…

Вера шмыгнула. Глаза ее налились слезами, но я не дал девчонке уйти в долгий забег с плачем и причитаниями:

— Пузырь, говоришь? С него и начнем. Вера, соберись, работаем. Нина, ты тоже не сачкуй, давай, помогай.

Едва мы закончили первый этап мантр про водопад и речку, как Нина вдруг стала заливаться сиреневым цветом. Свечками засверкали огонечки в кровеносных сосудах, сквозь полупрозрачную кожу четко обозначились внутренние органы. Картина мне уже знакомая, а Вера оторопела.

— Господи, натуральная новогодняя ёлка… — потрясенно прошептала она. — Так вот какой он, северный олень!

— Умничка, Вера! Глаза только подними, не туда смотришь, — мне было не до ахов и охов. Пока Нина пребывает в трансе, время терять нельзя. — Серое облако видишь?

— Да оно тут везде, без конца и края… Как туча под крылом самолета, мерзкими барашками клубится! Маму совсем закрыло.

А ведь точно. Поначалу я даже растерялся, как тут ухватиться? Еще возникло ощущение, что если сдернуть все облако, полностью закрывающее Нину, то она может и не выдержать. Впрочем, у нас тоже силенок вряд ли хватит.

— Серость вижу, а где аура? — засомневался я. — Не может же аура быть серой?

— Может, Дед. Только не у таких, как моя мама, — Вера припомнила откровения из интернета: — Если болезнь не считать, серый цвет указывает на уныние, ограниченность мысли и слабость характера. Еще на разочарование и меланхолию. Но тут, я думаю, все проще. Раз ее сильно побили, вот здоровье сильно и ослабло. Да еще душевные терзанья — не каждую женщину убивает любимый человек.

— Логично, — деловитый подход Веры мне понравился. — Пузырь отменяется. Будем отрывать по кусочку с краю. Только откуда начнем?

— Давай с головы, — Вера прищурилась, прицеливаясь. — Смотри, Дед, тут и ухватить можно вдвоем.

Серую шапку с головы мы стянули чулком, как шкуру с лысухи. Нина дернулась, но не очнулась, только вздохнула облегченно. И сразу проявилась аура — она голубела над головой, зияя дырами и рваными бледными пятнами.

— Покрутила бабу жизнь, — пробормотал я, примеряясь к туману над сердцем.

— Ага, — согласилась Вера, утирая пот со лба. — Бей бабу молотом, будет баба золото.

Молодец девчонка! Подтрунивать с серьезным видом у меня научилась, а это не каждому дано. Вдвоем мы ухватили скользкую тучку над фудью, не оставив ей шансов. Черный мешок для мусора, приготовленный и раскрытый заранее, лежал под ногами. Вот туда, следом за головным, отправилось в свой последний полет сердечное облако. Нина глухо застонала, бессильно дернув рукой.

В глазах у меня потемнело. Но, пересиливая себя, все-таки спросил Веру;

— Еще разок сможешь?

— Только один разок, — она тяжело дышала.

Следующее облако висело в районе желудка, и отцепляться не хотело. Оно дергалось, липло к соседям, и следом, как привязанная, приподнималась Нина. Несчастная женщина стонала, мычала и скрипела зубами. А потом с закрытыми глазами начала ругаться нецензурно, в том числе упоминая характерных мужчин, кандидатов из фильма «Выборы». Это как-то подняло настроение нашей бригаде, и мы дернули разом. Нина заорала благим матом, а облако отправилось по назначению, в мусорную яму истории.

Проснулся от старческого брюзжания Коли. Стоя возле холодильника, он пил минеральную воду и чего-то бормотал про наглых квартирантов, которым своего места мало.

— Облепили Ниночку, будто два кровососа, — мрачно закончил он обличительный спич.

После лечебного сеанса, едва помыв руки, мы с Верой на последнем издыхании упали на койку возле Нины. Обняли ее вместе, но с разных сторон. Молча сделали это, и тут же, не сговариваясь, отрубились одновременно.

— Коленька, не сердись, — тихонько проворковала Нина, лучезарно улыбаясь в пространство. — Они не придавили меня, а наоборот, приголубили.

Я поднялся, но взгляд тут же вернулся к явной несуразности: на животе Нины белела отметина от моей ладони. Такой след оставляет купальник на теле женщины после отпуска на море. Вера это тоже заметила. Убрав свою руку, принялась разглядывать вторую полосу на теле мамы.

Нацепивший очки Коля заперхал, подавившись водой:

— Я бы назвал это печатью, — пробормотал он, трогая следы. — Но здесь печать наоборот. Чистая белая кожа на фоне подсыхающих синяков. На ощупь натуральный бархат… Что это значит?

— Энергетика врачевателя стимулирует внутренние процессы в организме больного, заставляя его бороться и побеждать, — четко доложила Вера. — факты налицо. В смысле, на животе.

— Да? С чего так решила?

— Интернет, дядя Коля, — в доказательство она продемонстрировала телефон. — Там еще много про карму, биополя и энергетические линии, но нам бы для начала с аурой разобраться…

Блин! Я чуть не вскрикнул от злости. Вот болтушка, просил же меньше трепаться, а больше читать. Сила в знаниях, а не на языке!

— Понимаешь, Коля, — осторожно заметил я, — при лечении наложением рук передается жизненная энергия. Ты же видел, как Нине становилось легче.

— Да-да, — подтвердила она. — Руки у обоих золотые!

— Однако сегодня ее жизненную батарейку мы, кажется, сильно перезарядили, — вздохнул я. — Процесс пошел слишком бурно.

— Мне нравится, когда бурно! — воскликнула Нина. — Коля, хочу кушать. Давай скорей чего-нибудь, а то умру от голода!

— Да, Коля, мечи что есть в печи, — я посмотрел на Веру, и та, кивнув, гулко сглотнула.

— Значит так, Верочка, — он раскрыл холодильник. — Сейчас перекусишь, и никуда не идешь. Будешь лежать здесь, с мамой.

— А я? — мне было интересно, чего он еще он там удумал. Не всякая песня до конца допевается, а здесь мы еще до припева не добрались.

— Думаю, барышни без тебя разберутся, — глядя, как мы мечем все подряд, Коля усмехнулся. — А мы с тобой, товарищ Бережной, сейчас на планерку поедем.

— В честь чего это? — хмыкнул я. — Между прочим, я болею. И вообще, по плану куча дел. Внуков, например, навестить надо.

Коля на это отмахнулся:

— Твоя подруга Аня Швец устроила драку в караоке. Охранники наших девочек, конечно, вписались за них.

— И что? — Вера распахнула карие очи.

— Проблемы образовались. Иван Иванов с Витей получили травмы средней тяжести, — Коля сжал кулаки. — А я не люблю, когда наполовину, или когда прервали разговор. Будем решать.

— Так, стоп, какая драка? — у меня опустились руки. — Рано утром уходил из дома — она мирно спала! Не помню, правда, когда пришла…

— А чего это ты дома делал? Ладно, об это позже. Аня как раз не пострадала, хотя троих быков уложила… пока парни с охраной сражались. А Лена директора клуба прибила, но сама получила тоже прилично.

— Ни фига себе…

— Иванов в военном госпитале, Лена с Витей от больницы отказались. Раны дома намерены зализывать. Так что доедай, поехали.

Глава десятая, в которой без запевалы песня не поется

Репетиция в Малом зале началась, как обычно, с повторения пройденного. Прогон отработанных номеров прием не новый, и применяется повсеместно — чтобы музыканты разыгрались и почувствовали друг друга, нужно потратить малую толику времени. Казалось бы, незачем играть то, что уже хорошо знакомо и качественно получается. Однако сакральный смысл такого действия словами не передать.

И только после разминки я запустил магнитофон. Композицию «Lily Was Неге» в девяностых годах назвали «беседой саксофона и гитары». Гениальный хит сочинила нидерландская девчонка Кэнди Далфер, и она же запустила его в жизнь. Впрочем, класс игры на саксофоне Надежде Козловской долго демонстрировать не нужно. Чтобы схватить суть, ей хватило двух минут прослушивания. Мелодия казалась несложной, ведь все гениальное выглядит просто. А хорошую вещь играть одно удовольствие.

— Обратите внимание на ритм, товарищи, — заметил Антон, раздавая ноты. — Это не джаз, но подобные сочинения играть мы просто обязаны. Конечно, успех композиции в мелодии, а импровизация на саксофоне добавляет перца. Но более важна, как это ни парадоксально, работа ритм-секции. От того, насколько хорошо качают драйв ударник и бас-гитара, зависит все. Без души вам здесь нельзя, иначе не спасут ни виртуозные гитарные запилы, ни проникновенные рулады на саксофоне. Бас-гитара и ударник работают одним многоликим и многосоставным инструментом, понятно, Нюся? Задача Сени не просто отбивать ритм, которому следуют остальные. Ударник не стучит, он играет музыку. То же самое Женечка: маракасы и треугольник играют в полный рост, они часть ритма! Три-четыре, поехали.

Надежда Константиновна показала класс, и полчаса, затраченные на разучивание композиции, прошли не зря — одобрительный шум в зале был тому подтверждением.

А после инструментальной вещи мы перешли к песне «Нельзя быть красивой такой». Солировал Антон, девчонки подпевали.

— Однако неплохо, — удовлетворенно заявила Наталья Николаевна, опуская скрипку после пятого прогона.

Мама Нюси, словно истинная теща, изначально, с первого дня, замахнулась на моё: попыталась захватить нити управления оркестром. Мало того, что узурпаторша приватизировала Нюсину скрипку, бог с ней — вместе с браздами правления она постоянно покушалась на мою нотную тетрадь. Расхаживая по сцене, листала по-хозяйски. А еще размахивала как дирижерской палочкой, считая Антона носильщиком артефакта.

Однако самозваный лидер парня тоже не радовал. Тоша тихо злился, и я его понимал. Ладно, вопрос поступления Анюты мама решила. Отлично, только вся комбинация задумывалась не ради этого. Вдруг выяснилось, что Антону, Вере и Алене необходимо пройти собеседование у ректора. А он в отпуске, и в каком настроении оттуда вернется, одному богу известно. Что ж, остается ждать и работать. Не хотелось доводить дело до вступительных испытаний, а что делать? Надежды, как говорится, юношей питают.

Композицию группы «Белый Орел» напомнил мне Коля Уваров, и мы сделали ее в джазовой обработке — получился медленный-медленный, тягучий блюз. Внешне неплохая работа, невзирая на авторитетное мнение Натальи Николаевны, мне не нравилась совсем. И не хотелось включать начальника, а придется.

— Антон, где трагичность? — злобно прошипел я по внутренней связи.

— Мы же договорились: это очень печальный блюз. Грустный до слез, практически крик души! А ты?!

Пока Антон переваривал мой критический выпад, очередь дошла до женского вокала.

— В музыкальном отношении придраться трудно, — вслух я пытался говорить спокойно. — Синтезатор звучит пронзительно, виолончель с саксофоном — горестно. Скрипка рыдает, и это правильно. Но вокал в припеве! Надежда Константиновна, я думал, вам ведомо такое чувство, как скорбь.

— Да? — она вытаращила свои чудные глаза с поволокой. — А что не так, Антоша?

— Все не так! — мне пришлось вернуться к дословному цитированию: — «Потому что нельзя быть на свете красивой такой». Понимаете? Нельзя в припеве шокировать зрителей колдовской улыбкой! Алена, тебя тоже касается. Сколько народа уже просится на свиданье?

— Стопицот, — прошептала она с виноватым видом.

— Вот, — резюмировал я. — А ты не придешь! Кто-то будет расстроен. Так и здесь: эта песня — тоска смертная, понимаете? Ну не выходит у вас демонстрация чувства, будто жить грустно, а помирать тошно!

— Нам очень тошно, Тоша, — возразила Алена.

И Вера с Анютой энергично затрясли головами. Тамара переглянулась с Натальей Николаевной, но та только пожала плечами. Томке понравилось, как Антон отбрил очередную рейдерскую атаку «тещи», а Наталья Николаевна сделала вид, что еще не вечер. Одна Женька недоуменно разглядывала свой бубен.

— Если вам тошно, то мало! — возразил я. — Поймите, какая нафиг беззаветная страсть, когда облетела листва, и жизнь закончилась? Короче, этот номер пока отложим. Перерыв пять минут.

Вот так всегда — извечно не хватает времени, чтобы выполнить работу как надо, но на то, чтобы ее переделать, время находится.

Дамы дружной толпой отправились в туалет. Причем впереди шел Семен с барабанными палочками в руках, а тыл группе прикрывал Денис. Как он и предчувствовал, полковник Уваров наказал его нарядом вне очереди — велел срочно организовать ремонт забора вокруг базы. И хотя Денис сразу технично смылся из больницы, под предлогом поисков запчастей для «Волги», репрессии за травму Антона его не миновали.

Народ из зала потянулся на перекур, а Антон направился к Тамаре — единственная из группы, она осталась на сцене.

— Не знала, что ты можешь быть таким грозным, — еле заметно усмехнулась Тамара. — Рвешь и мечешь, прямо как мой начальник на планерке. Бог мой, как ты изменился…

— Когда не можешь изменить мир, измени представление о нем, — вздохнул Антон, передавая ей катушку магнитофонной ленты. — Здесь «минус» твоего концерта на свадьбе. Там же найдется магнитофон? Впрочем, если что, можешь мой взять.

— Хорошо, — она опустила взгляд. — Спасибо, Тоша. Свадьба в субботу, но в воскресенье не увидимся, извини. Если попаду домой, то с утра уйду пораньше, надо будет помочь тетушкам стол накрывать.

— Жаль, — с печалью сообщил Антон мне.

Я пожал плечами:

— Армянская свадьба дело такое, могут и три дня гулять.

— А чего это ты спину держишь так ровно? — Тамара участливо коснулась плеча. — Болит?

— Да ерунда, сквозняком протянуло, — отмахнулся он. — Не обращай внимания.

Случайное прикосновение Тамариной руки позволило мне увидеть ауру. Она была красного цвета, как и у Антона.

— Видишь, Тоша?

— Красный нимб, как у меня, — Антон на память процитировал: — Красный цвет — цвет страсти, смелости, напористости и активности. Человек, в ауре которого доминирует этот цвет, обладает честолюбием, физической живостью, энергичностью и сексуальной мощью.

— Ага, — пробормотал я. — Только у Томочки она яркая и сочная, а у тебя, мощный ты мой живчик, аура рваная и дырявая, словно рубище нищего. Что-то с этим надо делать…

— Нет! — вскинулся Антон. — Руки в спину больше вставлять не позволю! При правильном питании само пройдет.

Ага, пройдет. Нет, это вам не насморк, на который можно не обращать внимания…

Додумать эту мысль не позволила стайка девушек, возвращающаяся на сцену по центральному проходу Малого зала. Не только вблизи, но и издалека Алена бросалась в глаза. Вроде бы белая рубашка, такая же, как у всех, а белее белого. И темные брючки вроде обычные, а словно влитые сидят… Туфельки скромные, на среднем каблучке, но как задорно цокают! Прическа сделанная в том мире, элементарно простая — полубокс под мальчика. Макияж тоже совсем незаметен, однако глаз не отвести. Одно слово: ведьма. Господи прости.

Но вслух сказал иное:

— Возвращаемся к грустной тематике. Открываем двенадцатый лист, «Там где клен шумит».

Народ послушно взялся за инструменты.

В середине шестидесятых годов Людмила Зыкина пела песню на эти стихи. Потом, с другой мелодией, она появится в репертуаре «Песняров» и «Самоцветов». А путевку в жизнь хиту всех времен дала группа «Синяя птица». Но это будет позже, через пару лет.

Солировала Надежда Константиновна со всей возможной печалью, девочки подпевали. Умеют же, когда хотят! В ритме медленного блюза такое никто не исполнял. А мы сделали, и у нас получилось.

Зрители в зале восторженно загудели, у педагогов в первом ряду увлажнились глаза. Парторг так вообще платок достал, и звучно высморкался. Впрочем, вчера на «поросло травой, поросло травой» он тоже так делал.

Чтобы не терять настрой, в этом же стиле мы прогнали «Подари мне платок, голубой лоскуток».

Надежда Константиновна на два голоса с Аленой рассказали про любовь все: и радость, и грусть, и ожидание счастья.

— Так, поймали настроение? — решил я. — теперь новая вещь, «Белый лебедь». Слушайте. Полистав нотную тетрадь, я взял микрофон:

Девчонки молодцы! Ноты уловили сразу, и потихоньку начали приноравливаться. Говорить им об этом нельзя, из тонуса выйдут. Впрочем, не скажешь — стимул потеряют. Ладно, говорить можно, но недовольным тоном.

По окончании репетиции Женька уселась за барабаны — под руководством Сени она стучала каждую свободную минуту, и с каждым разом все лучше. А Наталья Николаевна подвела к Антону двух девушек в летних ситцевых платьях. Очень приятных барышень, и каждая была хороша по-своему.

— Тоша, наши студентки хотят с тобой познакомиться. Это Варвара, — жестом свахи она указала на смущенную толстушку с ямочками на щеках. — Варя кубинка.

Я уставился в чисто русское курносое лицо девчонки. Румяные щеки, толстая русая коса, крепкие бедра, выдающаяся грудь. Какая, нафиг, кубинка, с именем Варвара?!

— Варя выросла на Кубе, у нее нам родители работают, — Наталья Николаевна ласково коснулась плеча девчонки. — Хорошая девочка, живет здесь с бабушкой, и учится в группе по классу вокала. А в студенческом ансамбле играет на барабанах.

— Меня там задвигают, — притворно робким голосом прошептала девчонка, искоса бросив смелый оценивающий взгляд. — Я хорошо играю, а им не нравится! Говорят, мол, в рок-группе кубинские национальные барабаны не катят.

Так-так! Я сделал стойку. Перкуссия нам в оркестре не повредит!

— Бонго, Конго, Тимбалес? — припомнил я названия инструментов.

— Еще Джембе и Дундуны, — обрадовала она меня, — но у нас в институте таких барабанов не держат.

— А еще?

— Еще я умею с парашютом прыгать, но здесь, наверно, это не пригодится.

Девушка лукаво улыбнулась, и я сразу поставил ей жирный плюс — чувство юмора в полном порядке.

— А обычная ударная установка? — вкрадчиво поинтересовался Антон.

— Не проблема, да кто ж меня к ней подпустит? — удивилась Варя. — Мальчики сами в очередь стоят. И петь тоже не дают, а я по-испански умею!

Надежда Константиновна с Аленой перестали шептаться, и придвинулись ближе. Независимо глядя в сторону, Тамара присоединилась к ним.

— Проверим, разберемся, — пообещал я неопределенно. — Завтра приходи с барабанами.

— А это Жанна, тромбон, — Наталья Николаевна переложила руку на узкое плечо томноокой девы, белокожей красавицы с яркими семитскими чертами и характерным носом. — Очень хороший тромбон!

— Тоже в рок-группе зажимают? — догадался Антон.

— Тираны и женофобы, — презрительно выплюнула Жанна. Пухлые губы скривились в ироничной улыбке. — Сразу скажите: тромбон в джаз будете брать? Ну и вокал, само собой.

От такой непосредственности Антон выпал в осадок, а я осторожно заметил:

— Прежде чем брать, надо попробовать…

Хмыкнув, со зловещими улыбками Вера с Анютой переглянулась.

— Жанночку сам Ким Авекидович Назаретов к себе манит! — заявила Наталья Николаевна. — А она к вам попросилась.

— Почему? — задал Антон логичный вопрос.

— Ты лучше, — сообщила Жанна, и Антон не удержался от горделивой улыбки. Но девчонка тут же, не сходя с места, его срезала: — У тебя аппаратура класс, а микрофоны вообще сказочные.

Меткое заявление, и губа не дура! Маркировка «Shure KSM8» была тщательно затерта, однако «птица Щур» от этого пела не хуже.

— Можно? — она трепетно коснулась серебристого тела микрофона.

Я кивнул, и Жанна взяла его настолько эротичным жестом, что мы Антоном замерли. Мысленно переглянувшись, мы постановили одно и то же: будем брать!

Не требуя музыкального сопровождения, Жанна затянула знаменитый хит Людмилы Зыкиной из старого кинофильма. Песня известная, только трактовка оказалась с джазовыми интонациями:

В завершение выступления она губами изобразила соло на трубе с тембром сурдины, весьма классно и достоверно.

— Тоша, я поражена, — негромко вынесла приговор Надежда Константиновна. — Жанна, да? Умничка. Эта девочка понимает джаз. И хотя мы еще не слышали тромбон…

— Завтра, — решил я под одобрительный кивок Антона. — Приходите завтра обе со своими инструментами.

Глава одиннадцатая, в которой милиция ищет фальшивомонетчиков

Капитан Агопян вышел из дома заранее, поэтому не спешил. Перманентно выпадая из людского потока, он дрейфовал в сторону проспекта Соколова. Можно сказать, одиночным рейдером дефилировал по центральной улице. Одетый в гражданку, Агопян мог себе позволить много чего на недавно полученные отпускные: румяный, истекающий жиром беляш с пылу с жару, молочный коктейль с пенкой, а следом за ним — хрустящий вафельный стаканчик пломбира с горкой. Впрочем, шипящую «крем-соду» из уличного автомата погожий летний денек тоже дозволял.

Возле высоких помпезных дверей солидного учреждения он остановился и закурил, мельком глянув на часы. От близкого фонтана тянуло свежестью, на скамеечках в парке обнимались редкие влюбленные парочки. Владимир вздохнул грустно — здесь, в областной Конторе Госбанка CCCR предстояло очередное совещание по фальшивой купюре достоинством в сто рублей. Пять минут есть, а потом начнется рутинное мероприятие в череде обычных дел, за которыми потерялся его законный отпуск. И ничего не поделаешь — скорее всего, июль в Крыму, лучший месяц для флирта с загорелыми девушками, накрылся медным тазом.

Из Москвы прибыло какое-то важное лицо, и начальник областной милиции, генерал-майор Задорожный, получил указание доложить на заседании о достигнутых успехах на ниве борьбы с портачами. Поскольку в деле фальшивомонетчиков проблесков не наступило, хвастаться ему было нечем от слова «никак».

Начальник городской милиции пребывал в отпуске, поэтому нагоняй ни за что достался его заместителю. Потирая ушибленное место, тот спустил всех собак на полковника Ягубянца, главу милиции Кировского района. Вместе с этим переслал приказ явиться на совещание вместо областного генерала. Естественно, полковник никуда не пошел, а отправил втык ниже, начальнику отдела майору Сантюрову. Руководитель районного ОБХСС тоже недолго думал, с лукавым прищуром поглядывая на капитана Агопяна. А тому деваться было некуда, подчиненных под рукой не значилось.

Вот так случается: из простого опера, с пломбиром в руке, можно махом вырасти в величину, соизмеримую со всей донской милицией.

В светлом кабинете руководителя отдела денежного обращения собрались знакомые все лица — секретарь парткома, кадровик госбанка и сам шеф отдела. А вот важная шишка из Москвы оказалась хрупкой милой девушкой в простом летнем платье, с хвостиком и при очках.

— Капитан Сорокина, — представилась она, пожимая руку Агопяна. — Можно Марина Алексеевна.

За стеклами стильных роговых очков прятался веселый голубой взгляд. В отличие от острых стрел тайных слуг империи, скрывающихся под личиной работников госбанка, этот взгляд мало соответствовал мудрому образу чекиста. Ужасно строгого начальника капитан Сорокина из себя не строила, на совещании не важничала и помалкивала, лишь изредка черкала острым карандашом чего-то в своем изящном женском блокнотике. И не мудрено — до недавних пор она имела смутное представление о кредитно-денежной политике государства и способах подделки платежных средств. Готовясь к командировке, Марина Алексеевна с удивлением узнала, затраты на борьбу с фальшивомонетчиками всегда значительно превышают причиненный ими ущерб.

Нет, она понимала, что жулики существовали еще до того, как обезьяна слезла с дерева, чтобы стать человеком. Поэтому ничего странного нет в том, что портачи появились одновременно с изобретением денег. Как ни крути, но во все времена находились люди, которых мало отпугивала строгая кара — жестокая казнь, как правило, прилюдная и унизительная. Мечта о красивой жизни сильнее страха, а красиво жить не запретишь. Не запретишь, но помешать можно. И при обнаружении фальшивых денег государство нажимало на все рычаги в поисках злоумышленников.

В данном случае усилия региональных отделений госбанка и масштабная ревизия на фабрике Гознака дали мизерный результат. В разных городах был выявлен десяток фальшивых купюр разного достоинства, большинство из которых оказались заурядными картинками, рисованными на обычной бумаге. Тут все понятно, обычная работа для МВД по поиску доморощенных художников. А вот предварительное заключение комиссии, работающей на фабрике Гознака, очень заинтересовало непосредственного начальника Сорокиной.

— Смотри, Мариночка, — сказал он. — Есть денежка, которую фальшивкой назвать трудно. Полное впечатление, что банкнота изготовлена на нашей фабрике. Номер не тот? Удивительная ошибка, о которой ты будешь думать. Однако вредителей в цехах не нашли, и учет в полном порядке. Если липовые деньги вдруг попрут кубометрами, тогда бросаем тему — пусть КГБ занимается вражескими происками и ищет организаторов диверсии за рубежом. Сводная комиссия и ОБХСС, конечно, будут рыть дальше, но поезжай-ка ты в Ростов, посмотри на месте. Все-таки еще две странные купюры вчера прибыли оттуда.

Отдел, в котором работала капитан Сорокина, располагался не на Лубянке, а в тихом особнячке неподалеку от центра, в Фурманном переулке. Здесь не занимались оперативно-розыскной деятельностью и охраной государственной границы. Личная жизнь диссидентов и лживые передачи «Голоса Америки» также не входили в сферу интересов отдела, который не числился в штатном расписании КГБ. У него-то и номера не было. Так, войсковая часть в/ч пять цифр.

В спецслужбах уровня ЦРУ такие, потаенные для всех подразделения, получили прозвище «отдел-невидимка», а в Москве знающие люди называли обитателей особняка более ласково: «чекист-невидимка». Подобных учреждений по стране имелось пару десятков, и под разными названиями они прятались не только от окружающих, но и друг от друга.

А сюда, в тихий особнячок, стекалась информация обо всем странном и непонятном, происходящем в стране. Результаты анализа передавались высокому куратору от КГБ, который оценивал ее значение для государственной безопасности и важность для руководства страны.

В особнячке отделяли правду от вымысла, распознавали дезинформацию, и изучали фото неопознанных летающих объектов. Мистификации, контролируемые утечки для прессы, и бред уфологов о связях с внеземными цивилизациями в особняке тоже умели готовить.

К сведению читателя, в прессе описан такой факт: в начале семидесятых годов чекисты заинтересовались кадрами из фильма «Туманность Андромеды», снятого по мотивам книги фантаста Ивана Ефремова. В кино мелькнул прибор, очень похожий на ноутбук. Удивительно не это, а сам факт удивления чекистов. Откуда такой интерес, и откуда они могли тогда знать о подобных устройствах, если размер ЭВМ в то время измерялся кубометрами, и вокруг высоких шкафов бегали операторы с перфокартами? Странные смерти здесь тоже исследовали, считая их серьезными проявлениями угроз в необычной форме. Воздействие на людей на расстоянии и факты чудесного исцеления находились в фокусе постоянного внимания. Кому-то может показаться экзотикой, если бы это не было былью: здешние специалисты легко находили общий язык с колдунами, и познавали магические практики экстрасенсов.

Сотрудники особняка изучали нестандартные способности йогов, и привечали ясновидящих. А самых талантливых экстрасенсов поощряли поездкой в Индию, для повышения квалификации. Потом из них, по заказу военных, готовили операторов удаленного поиска подводных лодок и минеров бесконтактного разминирования минных полей.

В этой командировке задача у капитана Сорокиной была простой: собрать информацию, ненавязчиво опросить причастных людей и, без догадок и спешных выводов, представить руководителю отдела аналитическую справку.

Глава двенадцатая, в которой работа не прекращается и вечером

Так получилось, что из здания областной Конторы Госбанка они с капитаном Агопяном вышли вместе.

— Скажите, Владимир Сергеевич, — поправив очки, Марина доверчиво улыбнулась. — А где здесь можно пройтись, чтобы город посмотреть?

Агопян ответил без раздумий:

— Да вот здесь и гуляйте, по улице Энгельса. Это самый центр. И еще по Пушкинской можно делать променад. А вечером лучше всего бродить на набережной — там зелень и прохлада от реки.

— Покажете на карте города? Ой, я ее в номере забыла… А что вы делаете вечером?

Прозрачный намек Агопян понял правильно, и тут же сделал стойку на краю пропасти:

— Скучаю, и совершенно свободен. Вы где остановились?

— В гостинице «Ростов», на Буденновском проспекте… — смущенная дама потупила взор.

— В шесть вечера удобно? — доставая сигареты, привычным жестом Агопян встряхнул спичечный коробок. — Тогда не прощаюсь. Только я переоденусь, буду в светлом костюме и с букетом цветов.

— Ой, мне так неловко…

— Вокруг смотрите внимательно, — он говорил серьезным тоном, — такую красивую здесь могут украсть. Не перепутайте меня с каким-нибудь проходимцем!

Полковник Ягубянц, не перебивая, выслушал Агопяна.

— Значит, на совещании ты доложил о проведенных оперативно-следственных мероприятиях, и вопросов у московской шишки не возникло? — попивая воду, он рисовал чего-то на листе бумаги.

— Нет. У нее вообще не было вопросов, — капитан отвечал уверенно. — Скорее всего, завтра, на очередном совещании, будет копать — после того, как осмотрится и осмыслит полученную информацию.

— А что по остальным фальшивым купюрам, которые выявили в Москве? — майор Сантюров заинтересованно уставился на капитана.

— Там тоже никаких успехов. Впрочем, глупо иного ждать — слишком мало времени прошло.

— Непонятно, непонятно, — задумчиво пробормотал полковник. — И не поругали, и не похвалили. Ой, чего-то чешется моя задница…

— А чего у них на уме, не поймешь, — поддакнул Сантюров.

— Может, сегодня еще новости будут, — обнадежил начальство капитан Агопян. — В шесть вечера встречаюсь с этой шишкой, просила город ей показать. Думаю, в ресторан надо ее вести.

— Москвичи любят вкусно покушать на халяву! — воскликнул майор. — Веди ее в лучший ресторан, Володя! И там пытай по полной программе. Деньги есть?

— Деньги не проблема, — Агопян вздохнул, — но думаю, колоть будут меня. На предмет более полной информации.

— А ты расколешься?

— Конечно же, куда я денусь! Ведь больше, чем здесь написано, я все равно не знаю, — усмехнувшись, капитан ткнул в «дело», лежащее на столе.

— Так-так… Опыт приходит с опытом, и хороший экспромт должен быть хорошо подготовлен, — полковник Ягубянц снял телефонную трубку. — А раз так, почему бы не звякнуть старому другу… Алло, Саркис, как жизнь? Твоя забегаловка еще не закрылась? Нет? Ну, если дергаетесь в агонии, могу прислать ОБХСС для эвтаназии. Не смешно? Тогда шутки в сторону, нужен столик на восемь вечера. Нет, никакого веселья, подальше от оркестра. Деловой ужин… Спасибо, кабинет не подойдет. Нам надо скромно, но солидно покушать. Слушай, это не мне надо, это важнее — очень высокий человек, понимаешь? Очень хорошо, что хорошо понимаешь. Чем будем удивлять дорогого гостя? О чем ты говоришь, какая лучшая колбасная нарезка и лучший сыр? Какой шашлык-машлык?! Эй, ты еще цыпленка-табака предложи… Такой человек приехал, а мы ему «синюю птицу» жареную? Как в вагоне-ресторане, господи прости. Можно подумать, они в Москве этого не видели. Фантазию включи, пожалуйста, не огорчай меня! Донская тройная уха с запахом костра? Годится для начала. Куриные пупочки, тушеные в мацони? Тоже пойдет. Телятина в гранатовом соусе — отлично. Умеешь ведь, Саркис, когда хочешь. Долму в виноградном листе тоже пиши. Гранатовое вино на десерт… Хм… Откуда у тебя такая редкость? Бабушка Вартануш из деревни передала? Ай, мастерица, дай бог ей здоровья. Тогда для меня бутылочку отложи, завтра заеду.

В чемодане капитана Сорокиной парадно-выходное платье нашлось. Ну и все что к нему полагается — тоже. Экскурсия по вечернему городу удалась и, совершенно случайно, закончилась ровно в восемь вечера у ресторана «Центральный». Узрев свободное место на скамеечке под липой, Агопян пристроил туда уставшую даму, а сам ввинтился в толпу.

Стеклянная дверь ресторана оказалась украшена двумя монументальными табличками: «Мест нет» и «Закрыто на спецобслуживание», но капитана это не остановило. Незаметно для очереди коснувшись нагрудного кармана, через стекло двери он показал швейцару уголок красного удостоверения. Тот кивнул, всего лишь немного приоткрывая дверь. Подобно святому апостолу Петру, стоящему на страже небесных врат, швейцар распахивать проход и не собирался. Подумаешь, красные корочки, читалось в его рысьих глазах. Ходят тут всякие. Мест нет!

«Сделав лицо», Агопян лаконично бросил:

— Саркис Ашотович. Заказ. Столик на восемь вечера. Буду с барышней через пять минут. Запустишь без разговоров.

Вновь запирая наполированную дверь, швейцар понятливо тряхнул бульдожьими щеками. А Агопян, вынырнув из очереди, облегченно вздохнул — пока все шло по плану. На приглашение «перекусить» Марина Алексеевна жеманничать не стала, лишь согласно кивнула головой.

В просторном холле, с хрустальными люстрами и вылизанным мраморным полом, гостей встречал чопорный метрдотель. В строгом костюме и шикарном галстуке, он блестел лакированными штиблетами. Ответив на доброжелательное приветствие распорядителя, капитан Сорокина заинтересованно огляделась.

О чем-то лирическом тихонько журчал оркестр, нарушая привычный образ шумной обители разврата и порока. По ковровым дорожкам деловито сновали озабоченные официантки. А большую часть ресторанного зала занимали составленные буквой «П» столы, где гудел солидный банкет. Соловьем заливался тамада, разряженные дамы звонко смеялись в атмосфере респектабельности и благопристойности. — Повезло! — облегченно подумал Агопян. За несколькими столиками, не занятыми банкетом, вездесущих представители кавказских республик не наблюдалось. Суетливые и шумно гуляющие командировочные тоже отсутствовали — видимо, сегодня они кормили свое эго в другом, более правильном месте порока.

Странное дело, но в советские времена попасть в хороший ресторан было непросто. Большинству населения цены позволяли иногда рисануться перед подругой, а то и шикануть — порция черной икры здесь стоила рубль, жюльен пятьдесят копеек, шницель рубленный — рубль двадцать, осетрина холодная с хреном — рубль сорок. На десять рублей можно было танцевать с девушкой весь вечер.

Люди так плохо жили, что два часа в очереди сроком не считали — место, где тратят нажитое, вечером не пустовало. При наличии денег, чтобы от них избавиться, надо было серьезно постараться. Личное знакомство с сотрудником ресторана расценивалось как большой успех, и при зарплате в шестьдесят рублей профессия официанта считалась очень денежной и престижной.

В течение дня капитану Сорокиной покушать толком не удалось, поэтому первое время ужин проходил в нескучной тишине.

— Какая вкуснятина! Еще немного, и я лопну, — при очередной перемене блюд она откинулась на спинку стула с коньячным бокалом в руке. — Володя, а что тебе показалось в этом деле странным и необычным?

Агопян вертел в руках фужер с минералкой:

— А здесь все странное, Мариночка. Первым делом необычно выглядит сама подделка высочайшего качества, изношенная до предела.

— И что?

— Это значит, что ее изготовили давно. И не обязательно в нашем городе. Я склонен доверять мнению эксперта — фальшивка гуляет по рукам много лет. Это фабричная работа, такое в домашних условиях не слепишь. Представь себе Марина, кто-то отработал технологию и наладил целое типографское производство ради того, чтобы напечатать пару-тройку купюр? Чушь собачья.

— Но комиссия на Гознаке еще работает, — возразила она, — да и органы милиции подключились по всей стране… Мало ли что еще вылезет.

— Вылезет — посмотрим, — кивнув головой, Агопян хмыкнул. — А пока, если это была провокация иностранных спецслужб, смысла я не понимаю. В таком случае поддельных денег должно быть тонны! И давно бы они уже всплыли на поверхность, тут к бабушке не ходи.

— Хм… — капитан Сорокина задумчиво катала коньяк во рту.

— Предположим, это баловство неизвестного гения. Побуждения и мотивы нам непонятны, и если таких купюр в природе всего несколько штук, никого мы никогда не найдем — гений давно уже занимается другими шалостями.

— Значит, надо работать дальше. Ой, а что это? — теребя салфетку в руках, капитан Сорокина восторженно озирала вновь накрытый стол.

— Айчар с грибами, — Агопян вновь наполнил бокалы. — Кушай быстрей, пока горячее. А это мусака, вроде овощного салата.

— Господи, я уже не могу!

— Марина, послушай меня: нам надо работать дальше, — он говорил серьезно и строго. — Тут не поможет ни царь, ни бог и ни герой, ведь любую работу надо доводить до конца!

— Ты так считаешь? — поразилась она.

— Вот доедим горячее, и пойдем танцевать, — отрезал Агопян.

Банкет в другом конце зала вошел в активную фазу — громкая и веселая музыка звучала все чаще, часть тостующих лихо выплясывала на пятачке у эстрады.

— Мне кажется, такое неприлично, — засомневалась она. — У нас же не свидание, а просто ужин и знакомство с городом!

— Марина, все серьезно. Чтобы оценить вкус следующего блюда, надо это утрясти. Назад дороги нет, уважаемая. Пойми, мертвый пес зайца не погонит. Кроме того, лежачий камень мхом обрастает… Давай-давай, поднимай бокал. За твое здоровье. Думаешь, мне легко?

Глава тринадцатая, в которой где сатана не сможет, туда бабу пошлет

Три дня, отведенные на постельный режим, Антон честно провалялся в постели. Вера настояла, Алена ее поддержала, а я спорить не стал. В больничке хуже точно не будет, а желание разобраться с новыми возможностями потерпит. Да и куда спешить, если там время стоит, нас дожидаясь? Лечение Тоша избрал чисто медикаментозное, наложение рук не позволял, ну и бог с ним.

Раз трусишка зайка серенький под ёлочкой лежит — мы не гордые, зайдем с другой стороны. Меня-то лечить никто не запрещал, верно? Если мою спину окончательно подшаманим, парню, надо полагать, еще больше полегчает, а верная Вера всегда под рукой.

— Понимаешь, Дед, это только на первый взгляд все просто, — выдала она очередную сентенцию, поднимая глаза от планшета. — Человек существо сложное, хотя как арбуз, состоит из воды. Кости весят немного, позвоночник — около килограмма. Но это самая важная часть организма после мозга. Через позвоночник проходит основной энергетический поток, а он остался поврежденным. Да и аура у Антоши вся дырявая. Точка сборки, что находится между лопатками, ушиблена. А то, что мы из Тоши вырвали боль, всего лишь означает исцеление временных линий прошлого. Впрочем, мы даже еще не разобрались, как разглядеть ауру без подготовки, не говоря уже о том, как ее починить. Тут еще много чего понаписано про чакры и третий глаз, и с этим будем кумекать.

— Без меня сумеешь в тему въехать?

Я не сомневался, что Вера разложит все по полочкам. Упорная девочка. Зря, что ли, ей дали золотую медаль?

— А куда я денусь, Дед, — обнадежила она. — Будем вместе копать.

Но это будет позже, поскольку события, навалившиеся здесь, скучать мне не позволили.

В то утро сразу после второго завтрака началась планерка.

— Анюта, я с вами своей смертью не помру, — Коля Уваров буквально снял с моего языка эти слова. — Тебе не кажется, Михалыч, что от женщин одни проблемы? Сначала Антона под монастырь подвели, теперь эта драка в караоке-клубе. А ты знаешь, ведь я имею полное право отшлепать Анюту.

— За что это, дядя Коля? — вскочила Нюся.

— За хулиганство.

— Да я об одном жалею! — выпалила она.

Коля поднял брови:

— Об чем, доченька?

— А что дядя Денис с ребятами слишком быстро подъехал, и я не успела козликам шеи пооткручивать!

Денис на это одобрительно хмыкнул — в активных мерах убеждения противника они с Аней явно спелись. Планерку Коля назначил в квартире Лены. Кроме нее, здесь присутствовали Денис, Витя, Анюта и незнакомый мне седой мужчина — как сразу выяснилось, начальник службы безопасности Колиной компании по имени Артем Борисыч.

Когда все уселись за круглый стол, и Лена вышла на кухню готовить чай, тот немедленно взял быка за рога:

— Николай Сергеич, послушай меня. Ладно, Анюта, она твоя крестница. А вот скажи, на хрена нам сдалась эта девочка, певичка из клуба?

Коля многозначительно осмотрел высокое собрание и, потрогав вязаную скатерть, веско бросил:

— Тут, Артем, не моя прихоть. Об услуге Антон Михалыч попросил.

— Да ну? — иронично хмыкнул седой мужчина.

— Ага. Это, брат, такой человек, которому я отказать не могу. Должок у меня, а он редко когда что просит. Кстати, будешь себя хорошо вести, можешь рассчитывать на бутылку армянского коньячка. Ну, того, что я угощал на даче.

— Это меняет дело… — протянул он. — За такой нектар лично охранять готов!

Мое самомнение скакнуло до небес. Еще бы зарплату платили…

— А если серьезно, то у нас проблемы, — Артем Борисыч сменил тон.

Помолчав немного, руководитель СБ изложил фактологию: по завершению рабочего дня, в смысле, рабочей ночи, девочек вызвал директор. Ничего особенного, так бывает. Но Витю в служебный коридор не пустили, и после некоторой паузы, услышав крики, он нажал тревожную кнопку на телефоне. Затем вошел туда, по пути уронив двух охранников. В кабинет Витя ворвался вовремя — Анюта уже воевала с тремя быками, гостями директора, а Лена колотила пуфиком самого босса. Тот, видимо, успел нажать на свою кнопку, потому что примчались еще четверо, от которых Вите пришлось отбиваться. Анюта хорошая девочка — затоптав свою тройку быков, парню помогла. К шапочному разбору прибежал таксист Иван, для эвакуации подзащитных дам. И тут же получил стулом по ребрам. Следом подтянулся дядя Денис, стало легче. В финале прибыла тревожная группа — навалилась своевременно, крепость капитулировала.

Смыться с места происшествия им удалось до приезда чужой подмоги и полиции.

— Мой парень сейчас там, наблюдает за суетой издалека, и на камеру фиксирует, — закончил седой эсбешник. — Серверы клуба наши компьютерщики взломали: телефонные разговоры слушаем, почту читаем.

— А кому реально принадлежит эта лавочка? — Уваров отложил карандаш, чтобы принять от Лены чашку чая.

— Работаем, но все непросто. У них там, как и у нас, группа компаний. И все владеют друг другом понемногу. А концы уходят в оффшоры. Аналитики обещали скинуть краткий отчет тебе на почту — как только, так сразу.

— Чего нам ждать сегодня? — с кислым видом Коля понюхал чай.

— Все как обычно — нам предъявят претензию. Там будет несколько эпизодов… Короче, моральный и материальный ущерб. Первым делом придут за Леной, ее долго искать не надо. А нас вычислят по номерам машин — наружные камеры у клуба хорошие.

— Хм… Понятно. Настало время послушать прекрасную половину, — Коля отодвинул чай, и перевел взгляд на Лену. — Эй, хватит слезы лить, не отдадим. Рассказывайте, девушка.

Робея, Лена рассказала:

— Несколько дней назад захотели люди квартирку посмотреть. Если кто не знает — я эти хоромы продаю. Молодые люди допустили бестактность по отношению ко мне, и Витя им на это указал. Потом Аня добавила немного.

— Погоди, — изумился я. — Речь о тех мордоворотах, которым Анюта по ушам настучала, и с лестницы спустила?

— Антон Михалыч, — ласково оборвал меня Коля. — Не перебивай. Вопросы потом.

Сам он обозревал салфетки с рюшечками на мраморных подоконниках, древнюю швейную машинку «Зингер» с педальным приводом, и старорежимную лепнину по углам высоких потолков. Особенно его умилили винтажные часы с гирями и кукушкой, висящие в простенке меж ажурных окон.

Глава четырнадцатая, в которой ниндзя отдыхают

— Да, эти молодые люди, — вежливо кивнула Лена. — Они в кабинете директора заявили, что я «конкретно попала на бабки», и Аня тоже им «реально торчит». А директор сказал, что мы поступили неправильно и нехорошо, поэтому все убытки он ребятам вынужден компенсировать. И работать мы теперь будем бесплатно, и не только на сцене. Но сначала нам надо хорошенько извиниться.

— Это как? — я начал потихоньку звереть.

— Я не буду повторять дословно, — потупилась девчонка. — И что Аня им сообщила, тоже повторять не буду.

— Пф… — процедила Анюта. — Пафосные козлы!

Но продолжать эту мысль не стала — видимо, тоже устала петь одну и ту же песню.

— А если упрощенно, схематично? — мягко надавил Коля.

Помявшись, Лена сдалась:

— В общем, Аня предложила им самим исполнить стриптиз, а потом вступить в интимные отношения с зарплатой, друг с другом, и заодно с директором. Аллегорию насчет секса в гробу в белых тапочках я не поняла.

— И что дальше?

— Вот после этих слов и подтвердилась драка.

— Так-так, — Коля забарабанил пальцами по столу. — Ивану ребра переломали, Вите морду набили. А моей крестной дочери сделали непристойное предложение…

Анюта вспыхнула, и прелестные конопушки у носа резче проявились на возмущенном лице. Коля на это хищно ухмыльнулся:

— Зря они так, не с теми связались! За это руки мало оторвать.

— И еще кое-что, — добавил я, задавливая злость, прущую изнутри. — Не при дамах будет сказано.

— Вот и не говори, — отрезал Коля, назидательно поднимая палец. — Твое дело — сторона. Нашелся Терминатор, блин. Спину чини, понял? А я уж сам как-нибудь, с божьей помощью… Ну и ребят Артема, конечно. Плохой воин ищет повод подраться, хороший воин побеждает без драки.

— Дядя Коля… — Анюта хотела чего-то добавить, но Уваров оборвал ее властным взмахом руки.

— Лена, у тебя загранпаспорт есть? — удивил он внезапным вопросом.

— Конечно…

— Ну-ка, покажи. Хм… Что ж, отлично. Считай, что повезло, — хмыкнул Коля. — Сегодня переедешь ко мне на дачу, от греха подальше. На свежем воздухе погуляешь по огороду, помидоров покушаешь. А завтра, надеюсь, в Турции на пляже будешь раны зализывать.

Лена с Витей переглянулись подбитыми глазьями, и одновременно потрогали заклеенные пластырем лбы. Тем временем Коля отыскал номер в телефоне:

— Привет, милая моя! Помнишь, я обещал на тебе жениться? Когда это было? Подумаешь, тридцать лет назад. Какие наши годы… Все скрипишь во благо туризма? Срочно нужно что-нибудь горящее. Нет, не как вчера, галопом по Европам. Нам бы полежать, отдохнуть, подумать о вечном…

Ему что-то ответили, и Коля перевел взгляд на Лену:

— Мальдивы, Греция или Гоа?

— Мальдивы! — без раздумий выпалила та. А потом замерла: — А деньги?

— Так Витя отпускные с премиальными получит. Да-да, Виктор, с завтрашнего дня ты в отпуске по болезни. Или Лена сама поедет, без Вити?

— Да с Витей — хоть в шалаш! — шепотом воскликнула она.

— Ну, тамошние бунгало натуральный шалаш и есть, — Коля ухмыльнулся. — Только с ортопедическим матрацем и джакузи.

В офисе охранного предприятия «Стена», где планерка продолжилась в более узком составе, у начальника СБ оказался неплохо обставленный кабинет: солидный стол для совещаний, уголок с мягкими креслами вокруг журнального столика, и мини-кухня в закутке.

— Артем Борисыч, настало время посвятить тебя в наши секреты, — Коля по-хозяйски колдовал у кофемашины.

— Давно пора, — хмыкнут тот. — Скоро вся служба безопасности будет на твои личные секреты работать. А я их не знаю!

— Теперь знай: в нашей компании Антон Михалыч занимается новыми технологиями. Он творит в настоящем, мы инвестируем в будущее, — торжественно возвестил Коля. — А Анна Швец ему опора и правая рука.

Анюта от неожиданности охнула, я вытаращил глаза, а Коля продолжил:

— В частности, достигнут эффект в деле борьбы с радикулитом, путем строго определенных физических упражнений. Ну и диета, конечно. Да, еще травки.

— Так вот почему ты в больничном парке постоянно приседаешь и отжимаешься! — догадался Артем Борисыч. — По всему выходит, технология реальная…

Коля солидно кивнул:

— Вместе с ним в группе работают консультанты — Виктор Острожный и его дочка Виктория. Мы их вчера с сопровождающим отправили экскурсией на Запад. Помнишь, Артем?

— А мне показалось, что эта парочка — чистые диверсанты, — удивился Артем Борисыч. — На первый взгляд, головорезы. И на второй тоже. Что папа, что дочка…

— Виктор с Викой уехали? — тоже изумился я. — А кто тогда квартирки для гнездышка переселенцам присматривает?

— А он сказал, что Зоя сама справится, — хмыкнул Коля. — Похоже, достала его женушка до печенок. И так удачно вышло, что от дружественной турфирмы нам подвернулась горящая путевка по Франции и странам Бенилюкса. Самолетом до Барселоны, а там — галопом по Европам.

— Везет же людям, — со слезами на глазах прошептала Нюся. — Я по Парижу пешком согласная скакать.

— Поездка деловая. Им там работать потом… на почве инвестиций, — возразил Коля и, взглянув на Нюсю, выложил на стол автомобильный брелок. — Теперь ты, хулиганка. Забирай.

— Ой, мамочки! — пискнула девчонка. — Ваш «Порше Кайен» теперь мой?!

— Это не подарок! От халявы карма портится, — хмыкнул Коля. — Назрела, понимаешь, производственная необходимость. Я все равно в больнице лежу, а машина бронированная, водитель-механик прилагается. Пока Денис повозит. Потом Иван, надо думать, поправится.

— А порулить? — у Анюты загорелись глаза.

— У Михалыча имеется знакомый гаишник, дядя Гриша, — Коля ласково улыбнулся. — Сдашь экзамен, сядешь за руль. Без обид? Очень хорошо. Ты у меня уже шареная, то есть соображающий боец. Покажешь Алене город, и вообще… Карточка у тебя имеется, купите девочке приличное платье. Потом в церковь ее поведу. Что-то дочери у меня плодятся, как грибы… Господи, помоги.

Планерку прервал телефонный звонок из кармана начальника СБ.

— Полиция на квартиру Лены пожаловала, — доложил Артем Борисыч. — Мои парни в подъезд не пускают, требуют ордер от прокурора, как учили. Полиция в шоке и грозит штурмом.

— Надеюсь, Лены там уже нет?

— Так точно, нет. Убыла с Витей на дачу.

— Скандал нам на руку, пусть даже двери сломают, — пробормотал Коля. — В конце концов, они еще извиняться будут — и директор клуба, и братки, и братская им полиция…

С кружкой кофе он поднялся, как тамада:

— Значит, так, товарищи. За нами правда. Ни одной пяди чужой земли не хотим, но и своей земли не отдадим никому! Ты, Артем, давай туда, разрулишь по мягкому варианту. По своим каналам звони, учить тебя, что ли? А мы в больничку, на процедуры пора. И вообще, больным лечиться надо. Потом доложишь.

— А если сразу сложности? — осторожно вопросил он.

— Будет трудно — звони «ноль-два», — отрезал Коля. — Мол, вы в гости пришли, а вооруженные грабители ломают дверь под личиной полиции. Те ОМОН пришлют, и получится у них встреча на Эльбе.

— А если…

— А если совсем плохо — звони мне. Я им устрою веселую жизнь… Не хотелось включать тяжелую артиллерию, чтоб по воробьям из пушки стрелять. Но если надо будет, пукну так — кое-кому мало не покажется.

— Есть! — по-военному дернул подбородком Артем Борисыч. — Охрану в больнице мы укрепили, не беспокойтесь. Пойду, распоряжусь, чтоб машины к подъезду подавали.

Он вышел, а Денис мечтательно протянул:

— Эх, взять бы этих гавриков нахальных, да в речку… Как Гвоздя тогда. Без грусти и соплей.

— И концы в воду, — поддакнула Анюта, согласно кивая головой. — Козлы позорные.

— Нет человека, нет проблемы? — хмыкнул Коля. — Хорошая мысль. Между прочим, имейте в виду: Артем не наш человек. Работник хороший, но мне его навязали. При нем лишнего не болтать, понятно?

— Кстати о птичках, Николай Сергеич, — у меня в голове начал зарождаться коварный план. — А можно издали взглянуть на диспозицию? Эти братки там наверняка рядом крутятся.

— И что?

— Так надергаю за жабры по одному, и в багажник!

— А что? — ухватился за телефон Денис. — Нормальный ход. Сейчас ребятам позвоню, они из окон квартиры обстановку секут.

После коротких переговоров он скинул мне картинку двора — посредине полицейская «Шкода», такой же бело-синий уазик с «люстрой», и два черных джипа G-класса от «Мерседеса». В прошлый раз джип был один, но второй «бобик» мы тоже проглотим, не подавимся.

— Не пойдет, — возразил Коля. — В моем багажнике обивка замшевая, и коврики фильдеперсовые. Жалко.

— А в салоне кожа натуральная, — поддержала его Анюта. — Мне в моей машине только кучки засранцев не хватало!

— А если, Коля, их на дачу к тебе закинуть? — я продолжал обсасывать варианты.

— Нельзя… — вздохнув горько, Коля ответил не задумываясь. — Там охраны полно, и Лена по грядкам гуляет. Люди не подготовлены, а тут раз — вы. Как ангелы с небес свалитесь, с козлищами в обнимку.

— А если на соседний участок? — взмолился я. — Тот, который заброшен, и пустует? Сначала закину Дениса, а потом быков выдерну по одному. Я провожу — он встретит. А?

— Так-так… — Коля задумался. — Это мой участок, между нами говоря. В прошлом годе прикупил по случаю. Цена хорошая оказалась, просто все руки не доходят до ума довести. Буферная зона, если кто понимает. Так что посторонних там быть не должно… Хм…

Не услышав возражений, я вызвал поясную кобуру с верной «Осой».

— Антон Михалыч, я с вами, — пискнула Анюта, азартно блестя глазами. — Ох, отольются кошке мышкины слезы!

— А ты умеешь время останавливать? — обрезал я ее. — Нет? Вот и учись, пока я жив. И вообще, не женское это дело, из болота тянуть бегемота.

Операцию по принуждению к миру я начал без изысков и фантазии — просто вышел из машины, дошел до двора, и выглянул из-за угла. Обстановка соответствовала ранее сделанному снимку у полицейской «Шкоды», покрикивая в телефон, курил толстый майор, возле уазика смолили цигарки двое полицейских солдатиков с кургузыми автоматиками, а владельцы немецких джипов травились внутри несчастной техники под шансон так, что дым валил столбом.

Артем Борисыч у своего автомобиля мирно беседовал с полицейским лейтенантом, а двое бойцов в черной форме охранного предприятия «Стена», уложив руки на крошечные автоматы «Клин», перекрывали вход в подъезд. Ну что, раз тишина и порядок, можно работать.

Без паузы я приступил к изъятию приговоренных братков — тупо перетягал их из ужасно задымленных «Гелендвагенов» на дачный участок. Туристов оказалось четверо, по двое в каждой машине, но какая нам разница? Потом разберемся.

Японские ниндзя посмотрели бы в нашу сторону презрительно. Они, скрывающиеся в сумраке, не могли действовать явной силой. Являясь демонами ночи, ниндзя всегда оставались невидимыми, будучи на виду. А я не стал прятаться. Даже амигасу (плетеную шляпу) не надел, и утидакэ (контейнер для переноски тлеющих углей) не изыскал. И как-то обошелся без заломов рук, красивых бросков и нажатия на болевые точки врага.

Поклонники школы ниндзюцу, применяющие технику каратэ, тоже остались бы недовольными. Хотя их главное правило, «закон сохранения ниндзюцу», я выдержал — чем больше ниндзя в отряде, тем они слабее. У меня в отряде боец был один.

Остановив этот мир, я лишь прищурился на вспыхнувшие ярким светом краски. Застывшие в полете бабочки, стрекозы, воробьи и вездесущие голуби прошли мимо моего внимания. Звуки, изменившиеся до низкого монотонного гула, тоже было привычными.

Работа сложности не представляла — пластиковые стяжки в виде наручников на ноги и на руки клиента, кляп из хозяйских носков в рот. Первый быстро пошел, а за ним и следующий. Чистый конвейер, ей богу. Денис встречал, укладывая дергающиеся тела под стеночку недостроенного дачного домика. А потом я выключил двигатели «Гелендвагенов». Нет, все-таки ужасные они люди, эти борцы с девчонками. Ну как можно курить в салоне при открытых окнах и работающем кондиционере? Здоровье ладно, но технике же трудно!

Вся операция заняла пять минут. А чего тянуть? Долгие проводы — лишние слезы. И, проследив ход собственных мыслей, я с удивлением обнаружил, что четырех козликов мне не жаль, в отличие от кондиционеров. Наверно, старею.

— Управился, ниндзя? — заводя двигатель, молвил ехидный Коля вместо ожидаемой похвалы. — Тогда пристегнись. Помчимся в больничку, больным на процедуры пора.

Глава пятнадцатая, в которой важнейшим из искусств является кино

В почтовом ящике Бориса Карловича Пуго лежала открытка почтового извещения. На этот раз неизвестный доброжелатель прислал не письмо, а тонкую бандероль, за которой пришлось тащиться в отделение почты. А там, как обычно, очередь… Черт бы ее побрал! И ведь не копченую колбасу неожиданно выбросили в предпраздничный день, а обычные посетители в обычный рабочий день на почте. Тем не менее, людей полно. Хоть здесь-то можно предусмотреть ежедневную толкотню? Не хотят, придется кого-то заставить… Но не сейчас, это все планы на будущее.

Взъерошенным воробьем Пуго нервно передернул плечами. На заднем сиденье персональной «Волги», разрезав мешочек из плотной ткани, он обнаружил запечатанный пакет со смутно знакомой надписью:

Через час Пуго сидел в приемной товарища Пельше, наблюдая за повышенной суетой: помощники руководителя КПК с выпученными глазами звонили по телефонам и метались, как угорелые, туда-сюда. Наконец двое крепких мужчин, пыхтя, протащили в кабинет телевизор «Горизонт-101» на полста килограмм веса, а следом еще двое внесли видеомагнитофон, не менее тяжелый гробик под названием «Малахит».

Катушечные видеомагнитофоны, что выпускал Рижский радиозавод, качеством черно-белого изображения не блистали. Однако Арвид Янович придираться не стал — он не смотрел, а скорее слушал «мемуары» сотрудника Международного отдела ЦК КПСС товарища Седых. Впрочем, давно уже нам не товарища.

Само изображение было статичным и малоинформативным — на фоне грубо штукатуреной стены представительный седой мужчина рассказывал о том, как воровал деньги у ЦК КПСС. Без сомнения, по всем признакам, это был Седых. Он прихлебывал кофе из маленькой чашечки, и курил сигареты «Мальборо» — характерная пачка лежала рядом с пепельницей.

Судя по выражению лица, кофе ему нравился, и американский никотин тоже. При этом Седых неспешно называл имена и упоминал подробности, после которых отпадали всякие подозрения в провокации. Мрачная картина. И не дай бог, если хоть одна копия этой ленты попадет на Запад…

«Воровской рассказ» длился двадцать минут, но просмотр затянулся из-за перемотки на повторы. Отдельные места Арвид Янович законспектировал, и бумажку спрятал в карман.

— Петя, пленку в портфель, портфель опечатать, — он задумчиво посмотрел на помощника, который справился со сложной техникой, а вот информационный шок парня немного подкосил. — Никому ни слова, понял? Ротик на замочек, нам здесь паники только не хватало. Поедешь со мной, мы с Леонидом Ильичем сами не осилим чудеса современной видеотехники.

Леонид Ильич Брежнев очень любил кино, и на дачу в Завидово частенько привозили новинки кинематографа, и не только отечественного. Запрещенный фильм «Белое солнце пустыни» попал в прокат только после монаршего одобрения на закрытом просмотре.

В этот раз коллективного просмотра и последующего обсуждения не вышло. «Киномеханик» Петя жался к своей аппаратуре, а Леонид Ильич разливал коньяк лично, поскольку всю обслугу самолично разогнал по настоятельной просьбе Пельше.

— Петя, пленочку давай сюда, — мягко распорядился Арвид Янович. — И сходи-ка ты на кухню, перекуси там чего-нибудь.

Брежнев посмотрел вслед механику, хмуря густые брови:

— Думаете, я не знаю, как они нашу валюту тратят? Да, руководители братских компартий пируют и жируют открыто. До настоящего дела крохи доходят. А то, что американские коммунисты втихаря сотрудничают с ФБР неприятная новость. Собственно, настоящая бомба. КГБ не знает, я не знаю, откуда товарищ Седых знает?

Пельше на это вздохнул:

— Хорошо, хоть спортивные клубы и круизные яхты не покупают.

— Ага, — хмыкнул Леонид Ильич горько. — Представляете себе яхту в Средиземном море, с названием «От ЦК КПСС»?

— Седых утверждает, что все бенефициары ему известны. А что известно двоим, известно и свинье. Так что менять схемы, курьеров и получателей денег бессмысленно. Не проще ли перекрыть краник, Леонид Ильич?

Брежнев поднял глаза:

— А это не нам решать.

— Не нами заведено, не нам менять? — ироничным тоном Пельше решился возразить. — Осмелюсь выразить сомнение. А для начала предлагаю глубоко изучить проблему.

— Изучайте, это ваша работа, — Брежнев ткнул пальцем в бобину магнитной ленты. — Разберитесь в новых фактах силами Комитета партийного контроля. Строго конфиденциально.

— И расследование происшествия в Международном отделе ЦК КПСС, в этой связи, нам тоже следует взять на полный контроль, — быстро добавил Пельше.

Брежнев размышлял недолго:

— Берите и смотрите, Арвид Янович. Все что считаете необходимым — проверьте. А пленочка эта пока у меня в сейфе полежит, целее будет.

Глава шестнадцатая, в которой летать полезно

После обеда мы с Верой прилегли вздремнуть рядом Ниной Радиной, а Коля завистливо пробормотал:

— Кто бы меня, вот так, каждый божий день оглаживал, а? — он отвернулся, чтобы набрать номер. — Михаил Абрамыч, как там мой заказ? Подобрали нашим людям квартиру? Да что вы выговорите! Уже задаток внесли? Господи, счастье-то какое! Зоя довольна? Слава богу, очень хорошо. Тогда не расслабляйтесь, есть еще работа.

Он продиктовал адрес Лены, и я замер в ожидании. Интересно, интересно…

— Будем расселять особнячок, — бодро вещал Коля. — Точнее там два дома во дворе, но сначала этот расселим. Зачем мне это надо? Инвестиции в будущее, друг мой. Представьте только: особняк девятнадцатого века, окруженный каштанами, прячется в глубине дворика. Тишь и благодать в центре города. Здание недавно отреставрировано, что удивительно, очень неплохо. Нет, мы все равно сделаем ремонт по-своему — огородим двор, положим тротуарную плитку, соорудим детскую площадку. Еще хочу посадить липы и розы. Потом поставим охрану на ворота. Зачем? А жить там буду. Кстати, кое-что себе уже присмотрел, на одну квартиру вам работы меньше. И нашим людям жилье не повредит, организуем ведомственное, для нуждающихся. Ну, знаете, как это бывает — дом только для своих. Опыт ЦК КПСС надо перенимать! Не все ж там плохо было, умели иногда и хорошее.

Коля походил по палате, потом остановился у окна с банкой простокваши в руке:

— Ниночка, я подобрал тебе квартирку. В смысле, нам квартирку. Михалыч, ну чего ты вылупился, как не знаю кто на новые ворота? Да, я сделал Нине Ивановне предложение, и она его приняла.

Наверно, у Веры глаза округлились больше моих. Она молча нашарила на тумбочке какую-то мамину бутылочку с питательной смесью и, не разбираясь, выхлестала ее махом. Коля продолжил спич:

— Я давно овдовел, и дети выросли так, что у них родились свои дети. Казалось, жизнь подходит к концу, но Нина перевернула мой мир. Какая женщина! Сталь и пламень. А чудо зеленого бархата глаз? Не знаю, слово «королева» — слабое слово. Мнение Веры не спрашиваю, потому что она и так уже дочка. А к бабушке придется идти на поклон, просить руки дочери… Но, когда время настанет, Михалыч в помощи не откажет, да? Или Нюсю попрошу, если спина болит.

— Под венец? — придя в себя, пискнула Вера. — В свадебном платье? Да, мама?

— Ну, не знаю… Николай Сергеич очень настойчиво меня уговаривает, — пробормотала смущенная Нина.

— Все, как положено, — рубанул Коля решительно. — Белый фаэтон, и тройка лошадей с бубенцами.

Я мысленно заскрипел зубами. Уговаривать он умеет, чертов аналитик. Каков шельмец, а? Мою королеву — и увел! Пока я авгиевы конюшни разгребал, тихо охмурил богиню гадский Коля. А ведь как чувствовал, что нельзя их тут одних оставлять! Вот и дождался, когда древняя песочница очумела… Совсем потерял голову этот старик— разбойник, и впал в любовь на склоне лет. А несчастной женщине по природной тяге к домашнему очагу и деваться некуда, разум-то замутнен побоями. Не ожидал такой подножки от товарища! Я там, значит, колочусь, а он тут козни мне строит? Нет, не к этой бабушке на поклон его надо отправить, а к чертовой, куда подальше, хотя бы на Луну. Чтоб остыл немного, горячий наш конторский парень. Эх, жаль в Арктике я никогда не бывал…

Ворочаться и вздыхать возле Нины было не с руки, поэтому я резко засобирался.

— Совсем забыл, — пробормотал в пространство с озабоченным видом. — Мне же надо Ивана проведать…

— Передавай привет, — Вера глядела на меня понимающими глазами. А потом строгим тоном добавила: — Дед, береги спину. И без Анюты никуда ни ногой!

— Да-да, — командирским тоном крикнул Коля вслед. — По воздуху идите, из одной больницы в другую, понятно?

В госпиталь к Ивану мы поехали на Нюсе — она собралась и вызвала черное одеяло, легко и непринужденно. Оказывается, моя правая рука здесь уже бывала. Вот стрекоза, а? У девчонки обнаружилась новая способность, ни разу не доступная мне: стоило ей захотеть увидеть лицо Ивана, и она увидела — вроде как через камеру видеонаблюдения. Удобное уменье упорная ученица прибрела, мимо дневального на КПП и без пропуска ходить. Надо будет потом расспросить ее подробно. Хочешь, не хочешь, а придется мне на старости лет снова учиться у своей помощницы, как завещал великий Ленин…

Дождавшись, когда палата опустеет, Анюта переместила нас туда. На тумбочке высилась горка апельсинов, а возле трехлитрового баллона яблочного сока стояла тарелка с надкушенным куском малинового пирога. Знакомая картина. Точно, Анюта здесь уже отметилась.

— Привет, Ваня! — мое обращение прозвучало, видимо, слишком громко.

Глухонемой таксист, со страдальческим видом пялившийся в потолок, перевел на нас круглые глаза. Сказать, что он был ошарашен, значит ничего не сказать — ведь на его взгляд, мы практически оттуда, с потолка, и свалились.

— Господи, когда Анечка поутру в белом халате возникла, по голове погладила, я решил — сгоряча показалось. А теперь снова санитары, с Михалычем в обнимку… Позовите доктора, мне в глазах двоится! — опомнившись, заговорил он с трудом, но глаза смеялись.

Больничная палата на четыре койки оказалась тесной. Слава богу, соседей нет, кровати заправлены — видимо, недужные офицеры убыли на медицинские процедуры. Оглядевшись в поисках стула, я дошел до окна, и взгляд задержался на пациентах, хаотично бродивших по парку. Обряженные в широченные коричневые пижамы, они сразу вызывали тоску. Да, время перемен просвистело мимо госпиталя. Доисторические одеяла с белыми штампами, древние койки, а за стул браться страшно, таким ветхим показался сей предмет. Но более всего докучал неистребимый запах больницы — гораздо более сильный, чем в моей родной клинике.

— Иван, у нас мало времени, — я откинул простынку с груди, деловито оглядывая поле предстоящего боя. — Ответь на один вопрос: индийские йоги, кто они?

— Не знаю… — смешался он. — А что? К чему ты клонишь, Михалыч?

— Сейчас узнаешь. Слышал про медитацию, аутотренинг и самолечение? Отлично. Трудно дышать? Исправим. Ребра болят? Полечим. Кладем туда руки. Работаем втроем!

— Раньше я считал, что галюники бывают от перетраха, — болезненно скривившись, хмыкнул Иван. — Какая, нафиг, медитация и самолечение? Мне страшно, мама, где ты?

— Дядя Ваня, шутки в сторону. Ты, главное, не сомневайся, Антон Михалыч плохому не научит, — укладывая ладошки на бинты, мягко улыбнулась Нюся. — Все в наших руках, просто доверься нам.

— Твои руки теплые и тяжелые, и тепло от них разливается по всему телу, — приступил я к привычной процедуре. — Шумит водопад, течет речка. Вода прозрачна и чиста, и серебро реки отражает небо в шапке белоснежных облаков. Слышишь шум воды? Лицо обдувает свежий ветер, прибрежная галька хрустит под твоими шагами… Ты совершенно спокоен. И не о чем волноваться, нет причин для беспокойства. Течет водопад, шумит речка, горит костер под котелком…

Глухонемой таксист Иван поначалу сопротивлялся немного, но потом увял, впадая в сонное состояние. Бледно-голубое сияние, хлынув от моих рук, окутало его тело, проявились внутренние органы и кровеносные сосуды.

— Здравствуй, Новый год, — прошептала Нюся, глядя на мерцанье тысячи огоньков. — Смотрите, Антон Михалыч, вот тут два ребра сломаны. Вот это тоже плохое, с трещинами.

Поломанные ребра я видел, и серое облачко над ними тоже. Его я смахнул в мусорный пакет без особого труда, под кряхтенье Ивана. Но меня больше волновал нездоровый красноватый цвет правого легкого. С краю оно было продырявлено, и бугрилось шрамами. Явный воспалительный процесс. И все это безобразие накрывала темно-серая гадость, напоминающая грозовую тучу.

— Похоже на давнее осколочное ранение, — пробормотал я, вставляя руку в грудь Ивана. Он выдохнул болезненно, потом застонал.

Плотный туман, окутывавший легкое, пульсировал в такт дыханию. Уплывая скользким угрем, мрачная туча не давалась в руки, как живая цеплялась за грудину. Раненый пациент тоже мешал работать — сначала дергался, а потом начал подвывать. Глядя на него, Анюта страдальчески скривилась.

— Эх, была не была, — решилась, наконец, девчонка, и вставила свои руки рядом с моими.

Дело сразу пошло на лад — поднатужившись, мы вдвоем, под крик Ивана, на последнем издыхании вырвали тугой плотный комок.

Брошенный в мусорный пакет, он скукоживался на глазах, теряя объем и цвет. А над Ваней плавно проявилась аура — она была незнакомого фиолетового оттенка.

— Нюся, не помнишь, что означает фиолетовый цвет? — капли пота заливали глаза, но пока не закончились серые неприятности, утираться нельзя. Интуиция подсказывала, что это грязная штука, скверная.

По-собачьи встряхнув головой, я навел последние штрихи в получившейся картине — провел растопыренными пальцами над синяками, багровевшими на теле Ивана. Как садовыми граблями собрал остатки серого тумана.

Нюся тем временем пыталась причесать ауру в местах разрывов, но получалось у нее плохо. Она даже ругнулась сквозь зубы.

— На сегодня хватит, шабашим, — решил я, открывая кран над раковиной. А потом и умылся, когда Анюта пристроилась рядом руки драить.

— Люди с фиолетовой аурой стремятся к свободе и независимости, — тряхнув рыжим чубчиком, наморщила Нюся лобик. — В течение жизни они испытывают взлеты с падениями, а сама жизнь изобилует сюрпризами и зигзагами. Ярко выделенные лидерские качества. Предпочитают духовное общение, и часто испытывают дефицит в таком общении. Тяготеют ко всему таинственному, необъяснимому, причем всегда пытаются найти разгадку таких явлений. Обладают высоким интеллектом. Отличаются развитой интуицией, артистизмом, высокой чувствительностью.

— О как, — охнул со своей койки Иван. — «Обладают высоким интеллектом»? Ну вы, блин, даете!

— Докладывайте, подполковник, — копируя начальственный тон Коли Уварова, приказал я. — Четко, и по существу.

Кажется, он вытянулся на кровати:

— Дышать вправду стало легче! И грудь не болит.

— Вот, а ты боялась, — серьезно сообщила Нюся, и мы дружно заржали.

Потом мы с Анютой пили сок и ели пирог.

— Но радоваться рано пока, — отдышавшись, сказал я. — Ты у зубного врача бывал?

— А то, — скривился Иван. — Господи, избавь.

— Так вот: считай, зубную боль у тебя мы вынули, временную пломбу поставили. Теперь твой организм сам должен в борьбу включиться. А мы поможем.

— Не понял, чего вы там у меня забрали? — нахмурился Иван. — А может, оно мне надо?

— Что тебе врачи по поводу правого легкого говорят? — ответил я вопросом.

— Опухолью пугают, — пробормотал Иван. — А что?

— Вот здесь она теперь, — я пхнул ногой черный пакет. — Нюсе спасибо скажи. Ты ее выручил, она за тебя слово сказала.

— Да это Анечка нас всех выручила! — воскликнул Иван. — После такого дела пойду с ней хоть куда. Даже в разведку не страшно.

От похвалы девчонка вспыхнула и улыбнулась горделиво, кокетливым жестом поправляя чубчик.

— А вот этого не надо! — вскинулся я. — Сам в свою разведку ходи, мне больше борщ по душе.

Мы уже собирались уходить, когда явилась жена Ивана. Его маленькая копия в платьице и с косичкой держалась за мамину руку.

— Привет! — обрадовалась Нюся. — Меня зовут Анюта, а ты кто, кнопка?

— Я не кнопка, просто в детстве болела, — солидно ответила девчушка. — А ты красивая, как Снегурочка. Только рыжая, и халат почему-то белый.

— Наташа, — представилась миловидная женщина с усталыми глазами, вынимая из пакета судки и кастрюльки. — Это наша дочь Галюся. Ей пять лет, но тарахтит, как старая бабка, не обращайте внимания. Про Анюту я много слышала. А вы с работы Ивана?

— Да, мы трудимся вместе, — я поднялся, чтобы кивнуть. — Надеюсь, будем работать дальше. Антон Михалыч Бережной, к вашим услугам.

— А чего ты, Галюся, такая бледненькая? — улыбнулась Анюта. — Кушаешь плохо?

— Я не люблю кушать, — сообщила кнопка. — Я люблю бегать, а мне нельзя.

Мама девочки вздохнула:

— У нас врожденный порок сердца, особенно не побегаешь. А вы сидите, сидите! Я Ваню покормлю тем временем.

Глаза Анюты заблестели, и она пихнула меня локтем в бок.

— Ну, раз нельзя бегать, может, хочешь полетать? — я протянул руки. — Пойдешь ко мне?

— А где будем летать? — деловито уточнила Галюся. — Высоко хочу, до неба.

— В парке на скамеечке, там неба полно, — я подхватил легкое тельце. — Вы здесь кушайте, а мы погуляем пять минут. Да, Галюся?

Наташа растерянно оглянулась на Ивана, но я быстро разрушил все сомнения:

— Все будет хорошо. Я опытный командир летчиков, и обращаться с малышней умею. На этих руках и дочка выросла, и внучка.

— Пять минут, — нехотя согласился Иван, реагируя на мое подмигивание. — Слышишь, Галюся? Без коников. Туда и обратно.

По пути в госпитальный парк детское тело легко приняло мою силу, обмякло под устремившимся к ней теплом.

— Господи, чем ребенок перед тобой провинился, за что его так наказывать? — со слезами на глазах Анюта притронулась к темно-серому кокону, плотно укутавший девочку.

От ее импульса кончики пальцев закололо, тепло веселей потекло в девочку. Галюся глубоко вздохнула, когда я легким движением сбросил с ее головки облако головной боли. Темно-серый кокон трогать поостерегся, но и малого касания хватило — щечки кнопки порозовели и, стрельнув хитрым взглядом, она даже предприняла попытку спрыгнуть с рук.

— Но-но, — возразил я сварливо. — Без фокусов! Договор был летать, а не бегать.

— Ну так лети! — была бы такая возможность, она бы топнула ножкой.

— На веранду, — уточнил я. — Эгей, залетные!

Анюта согласно кивнула, и мы полетели, предварительно обнявшись. Для полноты картины можно было бы щелкнуть кнутом, но два черных одеяла и так сработали четко — без всякой тренировки перенесли нас точно на тахту Антона.

— Здоровски полетали! — восторженно прошептала Галюся, оглядываясь без удивления и страха. — Черное небо и бархатные простынки — класс! Хочу яблочко, вот то. Нет, сама!

Вместе с запахами роз и мальв в распахнутые окна буквально ломились ветки яблони со своими плодами, так что тонким пальчикам сорвать требуемое труда не представляло. Вздохнув полной грудью, я ощутил, как утраченные силы возвращаются ко мне вновь. Все-таки удивительное здесь место: середина лета, а жара не душит. И, в отличие от дома, воздух наполнен чистотой и свежестью, несмотря на пыльные листья сирени у забора.

Прикрыв глаза, Анюта грызла яблоко и насыщалась этим миром так же, как и я — с каждым укусом улыбка становилась шире.

Двор недавно полили из шланга, цветочным клумбам влаги тоже досталось. Если мама сегодня со своей городской каторги вырвется, то будет довольна. В тени черешни дворник-доброволец Андрей Гутаров играл со щенком — рыча грозно, тот нападал, а парень со смехом отбивался. Увидев нас, волкодав со всех ног бросился навстречу. Понюхал штанину, и сразу признал хозяина — завилял задом. Потом требовательно заглянул в глаза с извечным вопросом: хозяин, а где угощенье?

— Нюся, солнышко мое златогривое, помнится, у нас в холодильнике пармезан залежался, — я протянул руку, чтобы она вложила в нее кусочек сыра.

Если так дальше пойдет, брошу суету к чертям! Заведу гарем, и научу их угадывать самые сокровенные желания. Кстати, раскладушку в саду давно пора менять. Сейчас выпускают такие широкие… И пару шезлонгов неплохо бы притащить.

— Ой, собачка! — восхитилась девочка. — А она не укусит?

— На красивых женщин волкодав не лает, — я рассеянно огляделся. — Он ими любуется.

Во дворе наблюдалась тишина и порядок, Андрей здесь был один. А серый кокон на Галюсе, сохраняя форму, стал значительно бледнее. Хороший знак, но трогать его опасно, слишком мал ребенок для таких экспериментов.

— Здравия желаю, Михалыч, — удивился Гутаров. — А ребята укатили на «Волге» в Старочеркасск, в Дону купаться. Анюта вроде тоже с ними была. Или я чего-то путаю?

Парень ничего не путал, но с тех пор столько событий случилось, что не перечесть. А здесь ничего не изменилось, всего лишь рабочий полдень в разгаре.

— Другие дела появились, — Нюся неопределенно пожала плечами, поглаживая волкодава ха ухом.

— Привет, Андрей, — прошамкала полным ртом девочка, вгрызаясь в яблоко.

— Галюся? Господи, а ты-то откуда взялась здесь? — Гутаров всплеснул руками.

— Секретные маневры, — я отпустил ее на землю. — Нас тут не было, понял? Никому ни слова.

— Так точно: тайна, покрытая мраком. Рыба ищет, где глубже, а человек — где рыба, — он протянул руку девочке. — Рыбка, хочешь малины?

— Мне нельзя, — серьезно ответила та. — Мама заругает, на щеках от красного диатез вылезает.

— А если крыжовник? Или огурчик? — Андрей повел рукой в сторону огорода. — Молоденький, пупырчатый, сладенький…

— Надо подумать, — Галюся в самом деле задумалась, не забывая уделять внимание яблоку.

— Ты не думай, твой диатез мы в мусорное ведро бросим, — пообещала Анюта.

Из кухни показался Лапик, чтобы надменно и подозрительно обозреть свои владения. На меня с Нюсей вообще не обратил внимания, а мелкая девчонка с полицейской точки зрения опасной не показалась. Поэтому скрылся с глаз, наверняка к Мусе под бочок. Отличный сторож нам достался, а еще скоро Рекс подрастет… Верно говорят: без кошки нет дома, без собаки нет двора.

И только мы с Анютой уселись дегустировать компот, как в калитку степенно вошел участковый.

— Капитан Иванченко, Григорий Захарович, — представился он, похлопывая потертой сумкой-планшеткой по синим милицейским галифе. — Доброго дня, я здешний участковый.

— Здрасте, дядь Гриш, — пискнула Анюта.

Ага, а то я не знаю дядю Гришу, нашего участкового! Сколько они с батей в этом саду горилки выдули, не счесть… Но потом спохватился — я же здесь в своем собственном теле, вроде как в гостях. Надо быть скромнее. И вообще, в моем возрасте такие детали помнить необязательно.

— Здравствуйте, — капитану ответил вежливо. — Присаживайтесь. Отличная погодка, не правда ли?

— Кажется, дождь собирается, — так же вежливо сообщил он, цепким взглядом Лапика оглядываясь вокруг. — Что-то мне ваше лицо кажется знакомым.

— Так сродственники мы Мише Бережному, — мне пришлось строить простодушную мину. — Вот, с Андрюхой заглянули проведать, да помочь по хозяйству.

— А где хозяева?

— Ясное дело где, на новой квартире, — речь моя была плавна и тиха. Тем временем в сторону капитана шел посыл успокоения и расслабленности: «все хорошо, все прекрасно, и никаких проблем». — Переезжают они. Если появятся, то ближе к вечеру.

Пристальный взгляд участкового прояснился. И совсем подобрел при виде маленькой девочки, которую Андрей из кустов потащил к рукомойнику.

— Галюся! — причитал он. — Ну как же так? За минуту изгваздалась в малине вся! Бог человеку дал голову, чтобы в нее кушать, а не размазывать по щекам, ясно тебе? Снимай платье, иначе нас мама убьет.

— Люди бают, на огороде майора Радиной торчит неизвестный мужчина, — доложил капитан новость, ожидая реакции.

— И ничего не торчит, — возразил от рукомойника Андрей, — а сорняки пропалывает. Мне нетрудно, тем более что Верочка налить обещала.

— Так-так, — капитан хищно повел ноздрями, и метнул прокурорский взор на графин с темно-рубиновой жидкостью. — Самогоном балуетесь?

Самогоноварение в эти времена каралось строго, и по тяжести преступления недалеко ушло от измены родине. Нарушителям закона грозило до семи лет с конфискацией. Тем не менее, самогон и брагу умельцы производили с размахом, двадцатилитровыми молочными флягами. Реальный удар по самогонщикам нанес экономический ход, а не репрессивные меры — когда было налажено массовое производство портвейна, вермута и плодово-ягодных вин. Дешевый винный материал танкерами тащили из Алжира, здесь «чернила» доводили до кондиции, разливая в бутылки с разнообразными наклейками. При цене от рубля до двух спрос был велик, и именно этот рыночный аргумент и сделал экономически невыгодным изготовление самогонки на продажу. Из широкого ассортимента «бормотухи» в то время я предпочитал портвейн «Три семерки» — он больше нравился девчонкам. Про вкус ничего хорошего не скажу, но название привлекательное.

Погремев на кухне, Андрей метнулся с хрустальным подносом, полным перевернутых сверкающих фужеров.

— Галюся, хочешь пить? — он плеснул себе, участковому тоже налил.

Тот недоверчиво пригубил, почмокал губами, чтобы остолбенеть:

— Хрустальными фужерами… из хрустального графина… и хлещете компот?! Ну вы, ёксель-моксель, буржуи!

Лишенная платья маленькая буржуйка, гулкими глотками опустошив тару, и лихим взмахом руки предложила Андрею «повторить».

— Который день не могу застать Нину Ивановну, — участковый снова причмокнул, теперь уже от удовольствия. — Не знаете, где она может быть?

— В отпуске она, — брякнула Анечка простецки. — Говорят, на воды убыла. Что-то случилось?

— Ничего особенного, — настырный капитан гнул свою линию. — А Верочка где?

— Ясное дело где, — девчонка удивилась глупому вопросу. — В институт она поступает.

Будучи в одних трусах, мелкая кнопка умудрилась залить компотом живот и последнюю часть гардероба. Ахнув по-матерински, к банно— прачечным процедурам подключилась Анюта. Тем временем я поднялся провожать капитана.

— Странно, — сделав пару шагов, он остановился, чтобы доверчивым ментовским тоном вопросить: — Если вечерами в окнах света нет, то где она шландрает?

— Григорий Захарович, вспомните, лето во дворе, — усмехнулся я. — Когда вы были молодым, вряд ли дома у окна сидели. Может, что передать?

— Когда был молодым — в окопе сидел, — пробурчал капитан. — А Верочке передайте, чтобы на мамину работу, в милицию, зашла. Там все в курсе, обоих их обыскались. А если не получится, скажите Антону, пусть ко мне домой заглянет вечерком. Рецептик компота мечтаю переписать… Лады?

Перед тем, как закрыть калитку за участковым, я оглядел родную улицу. Внимательно, справа налево — ни прохожих, ни соглядатаев, полнейшая пустота. Попытался представить себе действия КГБ в подобной ситуации. Что там в детективах пишут? Прослушка телефона, перлюстрация почты, наружное наблюдение. И если под майора Радину наружка и назначена, то здесь ей делать нечего. Наверняка по адресу выставлена — торчит где-нибудь возле дома Нины с Верочкой.

Стрельнув у Андрея Гутарова рубль, я решил сходить за хлебом. А что, минутное дело. Бейсболку на лоб, очки на нос — и вперед. Возле Люськиного киоска очереди не наблюдалось. Впрочем, шикарного бюста тоже. А жаль.

На закрытом окошке красовалась табличка «Ушла на базу». Что ж, бывает. Не снижая вялого темпа, я продефилировал мимо ларька. У куста сирени притормозил, и выглянул осторожно. В соседнем переулке движения не наблюдалось, а с краю дороги приткнулся «Газ-51» с фургоном, похожим на хлебный. Только на этом красовалась надпись «Геологоразведка». В тени ореха, у честно вырытой ямки, сонно курили двое «геологов-разведчиков» с голыми торсами. Так-так.

Гениев конспирации и мастеров шпионских игр сюда не пошлют. Наоборот, скорее нерадивых салаг накажут ссылкой под ясное солнышко. Задача у наблюдателей элементарная — заметив Нину Ивановну, доложить. На этот случай в фургоне радиостанция имеется, скорее всего.

Однако Нина здесь появляться не собирается, а Веру предупредить надо. И Колю проинформировать так, чтоб не догадался о сегодняшнем тайном походе. Иначе и мне шею намылит за самоуправство, и Нюсе перепадет на орехи.

Глава семнадцатая, в которой дядя Коля на высоте

Новичкам этого мира Коля Уваров выдал телефоны, и разрешил Алене обзорную экскурсию по городу. Под присмотром Нюси, конечно. Судя по горящим глазам девчонок, шопинг он тоже разрешил.

Повертев новый девайс и лениво потыкав пальцем в экран, Антон вернулся к моему планшету. И то верно, куда ему звонить в этом мире? А у меня возникло мальчишеское желание похулиганить немного. В больничном коридоре помешать мне никто не мог — воровато оглядевшись, включил конфискованный аппарат.

— Здравствуйте, Вера, — отчеканил механическим голосом. — Меня зовут Аркадий, и я представляю исследовательскую компанию. Мы проводим социальный опрос среди алкоголиков. Могу задать вам пару вопросов?

— Но я не пью! — прошептала потрясенная девчонка.

— Исполнилось ли вам восемнадцать лет?

— Нет, в сентябре только будет.

— Нет, и вы уже пьете? — удивился я. — Скажите, как часто вы употребляете алкоголь?

— Я не пью…

— Что чаще вы не пьете: вино, водку, пиво или, может быть, одеколон? — продолжал напирать я.

— Я вообще не пью! — Вера начинала закипать.

— В каких дозах? Как выглядят, по вашему мнению, зеленые человечки? Вы предлагали им выпить?

— Я не пью!!!

— Вы часто рисуете на салфетках в ресторане?

— Я не пью, и не бываю в ресторане!

— Спасибо, что согласились участвовать в нашем исследовании. Мы вам еще перезвоним, — с довольной ухмылкой я спрятал телефон в карман.

Из маминой палаты выглянула Вера.

— Так-так, — хмыкнула она мстительно, Колиными интонациями, и походкой разъяренной тигрицы направилась ко мне.

— Ну, Дед, — прошипела гневно, — ну, берегись!

— Ты чего? — притворно возмутился я. — У меня травма спины болит, не подходи!

— Думаешь, я совсем дура? — она обличительно ткнула в меня пальцем. — Это был ты!

— И что?

— А вот научусь ворожить, и отшепчу тебя от коньяка.

— Господи, только не это! — всерьез перепугался я. А если она не шутит?!

— Тогда беги в кондитерскую, что на углу, — прищурилась Вера. — Хочу мороженое и пирожное. Два!

Конфиденциальную встречу со мной полковник Уваров назначил в больничном парке. Удалившись вглубь территории, подальше от праздношатающихся пациентов, Коля привел нас к Денису, расположившемуся на скамеечке с газетой.

— Докладывайте, подполковник, — он бросил взгляд поверх очков.

Подскочив, Денис подтянулся:

— С лиходеями проведены дознавательные мероприятия в полевом режиме. Информация получена исчерпывающая, дальнейшее содержание считаю нецелесообразным.

— И что?

— Можно прикопать в соседней лесопосадке.

— Мне это неинтересно, — отмахнулся Коля. — Давай по существу.

— В разработку нам досталась бригада рэкетиров во главе с бригадиром Хмурым. Но веселые времена в прошлом, теперь они приличные бизнесмены.

Коля поднял брови.

— Оптово-розничная торговля цветами, — пояснил Денис. — Официальная фирма, сайт «ростовцветочки». Собственный рынок, офис, транспорт. Все серьезно, по-взрослому букеты, венки, доставка. Хмурый — генеральный босс, а эти трое — «директора по развитию региона».

— Так и записано?!

— Ага, — Денис не иронизировал, докладывал серьезно. — Визитки сам видел. Но они на своем рынке без дураков командуют — за рабочими процессами смотрят, ну и порядок наблюдают. Охрана, безопасность… В смысле, наблюдали.

— Пафосные пацаны с голландскими тюльпанами… — Коля задумался о чем-то своем. — Что, и налоги платят?

— Да кто ж налоги в наше время платит, Николай Сергеич? Разве что «Газпром», народное достояние. Да и то сомневаюсь, — Денис ухмыльнулся. — Тем более, на цветочном рынке крутится наличка. Часть выручки возвращают за товар, прибыль продают за безнал. Вот с этого и платят налоги, хотя там тоже химичат. Да что вам рассказывать, сами знаете. Обычное дело.

— Квартирку Лены реально хотели купить?

— Почти, — снова усмехнулся Денис. — Предполагался обмен квартиры на домик в деревне. Но если по сути, то обычный «кидок». Девчонку они «пробили» — обнаружили, что за сиротой никто не стоит. Ничего особенного, так бывает.

— Ошибочка вышла. Теперь за ней Михалыч стоит. Ну а мы за ним, — Коля покачал головой, а затем перевел взгляд на Дениса. — Идите, подполковник. Хотя погоди, ты что-то говорил о запчастях для «Волги»…

— Так нашел правильные запчасти, Николай Сергеич! — воскликнул Денис. — И резину классную надыбал, прямо на дисках. Только деньги у меня кончились.

— «Сан Саныч, червонец давай», — пробурчал Коля, вынимая кошелек. — «Газовую керосинку покупать будем»?

Довольный Денис усвистал, а мы вернулись к нашим баранам.

— Да-да, на эту девочку из караоке у меня большие планы, — подтвердил я решительно. — Она Анюту в свой круг ввела, и здешней жизни ненавязчиво учит. Студентка, отличница… Где я еще такого продвинутого наставника возьму? Социальная адаптация идет полным ходом. Поэтому проблему в караоке-клубе надо закрыть.

— Думаешь, Аня захочет здесь жить? — нахмурился Коля.

— Это ее жизнь, брат, — я пожал плечами. — Но если можно помочь, то почему нет?

— Тогда о караоке, — Коля открыл нужный файл на телефоне. — Директор клуба оказался непростым парнем.

— Сын депутата? — брякнул я наугад.

— Пророк, блин, — пораженный Коля взглянул на меня поверх очков. — Откуда знаешь?

— Видел как-то в клубе. Мажор чистой воды.

— Да, директор клуба Вениамин Цеймах — мажор. Яркий представитель нашей золотой молодежи. Кутила, забияка, фрондер. Баловень судьбы, блин. Мама — гражданская жена сенатора, а дядя — крупный чиновник, бывший депутат Государственной Думы. Поэтому мальчику дозволено резвиться, чувствуя полную безнаказанность. Клуб для него дорогая игрушка, однако большими делами там заправляет дядя. Так что трогать директора нельзя. С другой стороны, за некоторые проступки людей прощать нельзя. Земля, говорят, круглая, и за углом когда-нибудь мажора встретить можно.

— И что предлагаешь?

— Это мой вопрос, и я его решаю, — веско бросил Коля.

— Да ради бога! — возмутился. — Только учти, что меня это тоже касается.

— Ладно, — согласился Коля. — Имеешь право знать. Я посмотрел цифры… Мне наши хакеры бухгалтерию клуба скинули. Черную тоже. Неплохие деньги там крутятся. Будем брать.

— Чего? — не понял я, моргая ошарашено. — Какие деньги?

— Будем инвестировать в этот бизнес, — терпеливо пояснил Коля. — А проще говоря, я решил купить этот клуб.

— Зачем? — ход мыслей аналитика никак не укладывался в голове.

— Нине Ивановне надо где-то работать. А что? — он махнул рукой. — Боевой группой руководила, кадры в милиции инспектировала. Головы супостатам откручивать умеет — так что, с каким-то там ночным клубом не справится? Не вижу ничего страшного. Заодно проблемы сами решаются одним махом. А войнушку за деньги в Европе оставим Виктору Острожному.

Я продолжал пребывать в прострации. Какой-то чересчур ассиметричный ход этот Коля придумал…

— А хозяева продадут?

— Хозяева еще не знают, — хмыкнул Коля. — Не позже, чем завтра, они выкатят претензию нашей охранной службе. Назначат диспут, в смысле, стрелку, там и будем решать. Вернее, они думают, что прищучат нас за погром в клубе, а я думаю, что, в конце концов, мы мирно ударим по рукам.

— Хм… — засомневался я, но перечить не стал — дождемся завтрашнего дня.

— Да, потерпи до завтра. Теперь по поводу денег, — Коля резко сменил тему. — Тебе, Михалыч, надо сегодня поработать в том мире не только почтальоном, но и инкассатором.

— Чего?

— Товарищ Седых, козлина седая, на одной из своих дач оборудовал тайники с ценностями. Раньше я думал все это добро слить товарищу Пельше, а потом вспомнил о заветах большевиков. Они же не стеснялись грабить награбленное, верно?

Вот удивил, так удивил! Я даже слегка опешил:

— Выходит, старый большевик не только валюту тырил? Силен, бродяга…

Коля на это прищурился.

— Остап Бендер как-то заметил: раз в стране бродят какие-то денежные знаки, то должны же быть люди, у которых их много. А у нашего хомяка еще и золото с бриллиантами припасено.

— Да уж! Как говорится, наделали делов эти Маркс с Энгельсом…

Уваров развел руками:

— Миром правят сила и деньги, а денег много не бывает. Тем более что у нас в кармане советских рублей совсем нет. Золото и драгоценности мы трогать не будем, а вот ящик с деньгами, закопанный в саду, прибрать надо. Мне, понимаешь, людям зарплату платить нечем. Пойдете с Денисом.

— Раз надо, можно и сходить. На засаду не напоремся?

— Товарищ Седых утверждает, что дачка записана на тещу, и о его хобби никто не знает. Любовницу он туда не возит, с друзьями шашлыков не жарит. Лишь схроны на досуге мастерит, да добычу в клювике носит.

— Господи прости, садовод-любитель… А где это? — с невозмутимым видом я был сама деловитость, хотя слово «зарплата» слабо вязалась с грабежом чужой дачи.

— Сейчас это Замкадье, а тогда — Подмосковье. Точнее говоря, в деревне Ивановка под Красногорском, — Коля развернул сложенный лист бумаги. — Вот схема местности, красным крестиком на плане дачного участка помечена захоронка.

— Блин, прямо пиратский квест и карта сокровищ… — пробормотал я, разглядывая схему и жирный крест на ней. — Ночь, улица, фонарь, аптека. Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века — все будет так. Исхода нет.

Провинциальный городок Красногорск по прошлой жизни мне был знаком, поэтому вспомнился легко. Доставку путешественников во времени черное одеяло произвело точно, угадало эпицентр привокзальной площади с первой попытки. А вот бомбила, командир потрепанного «Москвича», согласился ехать до Ивановки только за десять рублей. Огромные деньги хапуга объяснял раздолбанным большаком, непогодой и страхом обратного путешествия в одиночестве, порожняком.

Наверно, именно отсюда, из Красногорска, и пошло выражение «гонять королей». Червонец жалко, но не денешься ведь никуда, мокнуть «флажком» под мелким дождем у пустого автовокзала не хотелось.

Глава восемнадцатая, в которой парня в горы тяни, рискни

Сама дача не впечатлила, впрочем, разглядывать ее изнутри мы вовсе не собирались. Одноэтажная избушка размером шесть на четыре, с открытой верандой, стояла в ряду таких же братьев-близнецов, мимо которых мы прошли по улице. Кое-где в деревенских окошках мерцал свет керосиновой лампы, а на дальнем конце поселка задушевно выводили «Подмосковные вечера». В общем, тишина и идиллия, райский покой.

Как и пророчил Александр Блок, ограбление воровской заначки состоялось под покровом ночи. Тусклого света почти не было, зато присутствовали легкий мандраж, слякоть и фонарь. Замок на калитке оказался простецким, так же легко Денис вскрыл садовый сарайчик, где мы вооружились лопатами — чтобы вырыть яму, на дне которой и прятался клад. Буднично как-то все вышло, скомкано и на ощупь.

Яблоками в кромешной тьме пахло одуряюще, но дары сада нас мало интересовали. Хлестать ром и орать песни возле сундука с сокровищами, завернутого в брезент, тоже как-то не с руки. А больше и делать здесь, в этом богом забытом месте, было нечего. Слава богу, хоть такси вызывать не потребовалось. Отложив перекур и подхватив ящик, мы с Денисом обнялись.

В подвальную комнату дачи Коли Уварова кладоискатели ввалились перепачканные с ног до головы — прилично изгваздались в земле, пока закапывали пещеру Али-Бабы, да еще разравнивали место раскопок в целях маскировки. Искомый ящик бережно водрузили на застеленный клеенкой стол, как и велел начальник при вводном инструктаже.

Сам мудрый аналитик, развалившись на угловом диване, читал книгу.

— Так-так, — сказал он, разглядывая нас отеческим взглядом поверх очков. — Явились, голубчики, не запылились. Припачкались, правда. Ну чего стоите? С деньгами нужно расставаться легко, как и с одеждой садовода, впрочем, тоже. Не разносите грязь, скидывайте прямо здесь, и потрудитесь пройти в баню.

— В баню? — подивился я такой заботе. — Ни фига себе!

Денис хмыкнул одобрительно, на что Коля лишь махнул рукой:

— Свободны, товарищи. Давай-давай, до с-свиданья. Чешите отсюда.

— Полковник наш рожден был хватом, — сообщил я Денису, раздеваясь. — Слуга царю, отец солдатам.

Быстренько ополоснувшись, прямо из бани Денис умотал на важный симпозиум. Так спешил на встречу любителей старины и автомобилей «Волга», что даже чаю не попил. А я воспользовался полным сервисом, замеченным в предбаннике. В моем возрасте травяной сбор с медом после бани то, что доктор прописал. Правда, долго рассиживаться я не стал, тайна сундука с сокровищами зело интересовала.

Коля Уваров обнаружился на прежнем месте — в угловой комнате подвала наш аналитик чах над златом. Здесь уже навели порядок, деревянный ящик и испачканные землей одеяния «садоводов» убрали, грязь вымели без следа. Вместе с книжкой Коля переместился за стол, где чтением не забывался. Вместо этого он считал деньги.

Свои трудовые сбережения товарищ Седых запаял в два патронных цинка, которые, в свою очередь, ранее были упрятаны в деревянный ящик. Стандартная схема, надежная и проверенная. И сейчас Уваров озабоченно пересчитывал сокровища. Я плотнее запахнул банный халат:

— Пизнес савсем пропал, начальника. Здоровье больной. Дай писот рублей, а?

— Денег нет, — сообщил Коля печально, перекладывая пачки сторублевок с портретом Ленина, и помечая что-то на листочке бумаги.

Что ж, логично. Когда денег достаточно, кажется что их мало. Когда денег выше крыши, начинаешь экономить на всем. А когда денег нет совсем, жизнь приходит в привычное состояние.

— Насчет финансов будем решать коллегиально. Нас с Виктором Острожным теперь четверо, а вопрос непростой, — прояснил Коля свою позицию. — Зарплату людям выдам, но не более того.

— Ладно, — легко согласился я. — А как в этом доме насчет коньяка?

— Трудно, — вздохнул Коля, выдвигая ящик стола. — Очень трудно.

Кроме коньяка, он изыскал маслины, пармезан, лимон и плоскую колбаску, на вкус конскую. Черная, с рубиновым оттенком на срезе, чудесная сырокопченая колбаса таяла во рту.

— Оригинальный вкус! Откуда такое чудо взялось? — я активно заработал ножом и челюстями.

— Это татарский махан, твоя Анюта подкатила. Просила молчать как рыба, ибо было сказано: ты обидишься.

— Почему это?! — я даже жевать перестал.

— Специи в твоем возрасте вредны, сказала Нюся. Перец и чеснок — отрава, а соль вообще белая смерть. Поэтому мне пару палочек всего лишь вручила, дабы докторам на подарки раздавать, — Коля хитро прищурился. — А я им денег еще раньше дал! Так что царские подарки по праву мне остались.

— Блин, какой же вкусной иногда бывает татарская отрава… — от накатившей печали я причмокнул. — Армянской смерти тоже наливай. Вот скажи, как можно в советские времена заработать миллион рублей?

— С чего решил, что здесь миллион? — поднял брови Коля.

— А то нет? — в себе я не сомневался. Тем более что цифру «итого» подглядел. И это без очков! Так-так, завтра же надо мне к окулисту сходить…

Тем временем Уваров с подозрением уставился в свой листок:

— Блин, полчаса палец слюнявил, чуть не чокнулся, а этот гад на глаз цифру определил. Глаз-алмаз?

— И нюх, как у собаки, — отхлебнув из бокала, я сочувственно покачал головой. — Вот что значит аналитик! Для тебя деньги — это цифры в компьютере. А в реальной жизни сторублевая купюра весит один грамм. Здесь, на столе, примерно десять килограмм. Итого выходит миллион.

— Как же все просто, — поразился Коля. — Осталось только весами запастись.

— Гениальное всегда просто, — отмахнулся я. — Ты на вопрос не ответил: откуда у товарища Седых миллион рублей?

Коля пожевал губами:

— Многие знания, многие печали. Оно тебе надо?

— Так не усну, буду ворочаться. Говори уже, не томи.

— Что такое «цеховики», наверно, ты знаешь, — Уваров начал перекладывать пачки в черный мешок для мусора.

— Конечно, паленые джинсы, «кожаные» куртки и самопальные футболки в молодости не раз покупал, поначалу считая их настоящими, хмыкнул я ностальгически.

— Так вот, сейчас в том мире КГБ начинает копать под «меховую мафию». Читал что-нибудь об этом? Нет?

— «Хлопковое дело» было громким, — задумался я. — Еще «краснодарское» гремело по стране. Но «меховое» не помню.

— Все это будет позже. А вот меховых цеховиков чекисты уже разрабатывают. Причем втихаря роют, втайне от милиции.

— Интересно, интересно… — я вернулся к интересной колбаске.

— Тогда слушай суть: в Казахстане группа предприимчивых людей начала шить «левые» шапки. Товар делали качественно, и дело пошло настолько хорошо, что они расширили ассортимент до воротников, жилеток и шуб. Меха и каракуль оформляли как отходы и некондицию, «сверхплановый» товар продавали через магазины по всей стране. В конце концов, чекисты арестовали пятьсот человек, под расстрел подвели троих. Там было за что — в домашних заначках у теневых боссов нашли около ста килограмм драгоценностей и пять миллионов рублей. Это не считая пары сотен сберкнижек на предъявителя.

— А какой же оборот имела «фирма»?

— Миллиарды рублей.

— Серьезная цифра… — масштаб деятелей тени меня ошарашил. Так вот у кого полковник Захарченко научился деньги кубометрами хранить!

— Крышевала их милиция, кое-кого из ОБХСС удалось арестовать. Но вся крупная рыба от наказания ушла. Осталась в сумраке, так сказать. Говорят, главных гениев бизнеса лично министр МВД Щелоков отмазал. Но не в этом суть: мафия была не единственная, взятки шли наверх, и товарищ Седых парочке высокопоставленных небожителей открыл канал для перекачки ценностей в швейцарские банки. Ему было несложно, а благодарные партнеры делились, не скупились.

— Выходит, Нина Радина, кроме партийной валюты, еще и золотишко цеховиков за границу таскала, в банковские ячейки складывала? — резюмировал я. — С риском для жизни, выполняя партийное поручение! Чудны дела твои, Господи…

— В прошлой жизни — да, таскала. За что ее и зачистили в феврале, в конце концов, с Верочкой заодно. Но в этой жизни до этого, слава богу, еще не дошло. Материалы товарищу Пельше мы предоставим в полном объеме, некоторым генералам и партийным деятелям не поздоровится.

— А если и в этот раз отвертятся?

Мой скептицизм намекал на то, что обязательно отмажутся. Организация, похожая на мафию, предполагает высокопоставленную крышу.

— Вероятность такая есть, не исключаю, — вздохнул Коля. — Однако попробовать мы обязаны, верно? Решать по факту будет Брежнев. Но ежели так выйдет, мы прекратим помогать товарищу Пельше.

— Однако, помогая товарищу Пельше, мы таки помогаем Брежневу!

— Проблема в том, что Генеральный секретарь Брежнев не всесилен. Все серьезные вопросы решает Политбюро, где иногда обходятся кулуарно, без стенографисток и протоколов. И о чем они там договариваются, одному богу известно.

— Тогда на что ты рассчитываешь? — удивился я.

— Цель моя проста — укрепить роль Комитета партийного контроля в лице его руководителя. Мы поможем прищучить жучков в ЦК КПСС. Для этого товарищу Пельше на конкретных фактах расскажем про коррупцию в партии и милиции. И о предателях в органах разведки тоже. Кстати: банды, вроде ростовских «фантомасов», я обязательно сдам. Чуть позже.

— Значит, после чисток у родной партии авторитет возрастет. Денег тоже станет больше, — предположил я. — И партия бросится помогать братским режимам еще активнее?

— В корень смотришь, — наполнив бокалы, Коля из ящика стола достал свой планшет. — Советский Союз, во главе с Генеральным секретарем Брежневым, плавно движется к своей гибели. Кумовство, начетничество, приписки, коррупция… Вся верхушка повязана взаимными обязательствами, и все увлечены борьбой за свое место под солнцем. Идеология скатывается в профанацию, а власть, которую шепотом высмеивает народ на кухнях, обречена. И карательные меры по поиску инакомыслящих лишь приближают этот конец.

— Да уж, — согласился я. — В те времена советская страна помогала всем сирым и убогим. Всем обездоленным, кроме своего народа. К какому вооруженному конфликту не присмотрись — или одна, или обе стороны воюют русским оружием, и трескают воронежскую сгущенку. Автоматами Калашникова заполонили весь мир.

— Да ладно, автоматы. Железяка, — вздохнул Коля. — Один раз сделал хорошо, и забыл. А патроны? Ты представь, воюют-то этим железом до сих пор! Рожок вылетает за несколько секунд — перезаряжай снова. Где патроны? А вон, полный цинк. И если бы продали, и заработали чего-то… Ага. Братья из Африки кое-что дали взамен, но некоторые анголы и мозамбики ничего платить и не думали.

— Это точно…

— Восточная Европа после войны быстро встала на ноги, и стала жить лучше. Потому что лучше работали? Работали они хорошо, не спорю. Но добрый дядя из Советского Союза подарками при этом завалил! И самолеты, и автомобили, и станки, и лес, строительные материалы — все шло дешевым потоком, а подчас и задарма. Разве так колонизаторы действуют, чтобы негры жили лучше хозяина?

— Когда у тебя деньги и вино, друзья обязательно найдутся.

Цитируя китайскую мудрость, я несколько двусмысленно намекал на себя. А что? Коньяка мне дали, осталось денег дождаться.

— Ты мне друг, но истина дороже. Денег нет, — зарубил Коля на корню мои поползновения. — Слушай дальше: СССР обладал не только передовой наукой и техникой, в атомной области, медицинской или ракетной, неважно. Советский Союз делился с «друзьями», и для многих «друзей» плоды этой индустрии стали дармовыми. В Сирию было поставлено «специмущества» на 26 миллиардов долларов. Из них потом списано 14 миллиардов. Ливии простили пять миллиардов. Египту десять. Алжиру — тоже пятерка. Кубе — 32. Афганистану –11. Монголии –11. Северная Корея –11. Вьетнам –11.

— Но это же не все… — с глубокой печалью я разглядывал опустевшую бутылку.

— Конечно! — Коля полез в стол. — В страны Восточного блока вбуханы сотни миллиардов. Сотни!

— Ага. С приветом. Как в песне поется: «Целую крепко, крепко, твой Андрей», — я подставил свой бокал. — Благодарные потомки их вспомнят, особенно братская Польша. От фашизма их освободили, страну подняли — все равно недовольны! Теперь Брюсселю выходом из ЕС угрожают, если те финансирование закроют. Отдельной строкой — страны Прибалтики. Про Среднюю Азию я вообще не говорю. Для стаи волков много мяса не бывает… Давай выпьем за нас. Не стану желать здоровья членам Политбюро ЦК КПСС, мечтающим транжирить народное добро в еще больших масштабах. Я против их политики, которая стоит выше экономики. А еще раз дожить до развала страны я не хочу.

— А знаешь, что самое смешное? — Коля смотрел на меня трезвыми глазами. — За державу обидно! Честное слово, обидно. Проблема ведь элементарно простая — надо сократить военные расходы, и пересмотреть бесплатную помощь братским странам. Все! Всего два пункта, но жопа кроется именно здесь.

— Ну то, что халява развращает, понятно, — хмыкнул я. А что значит «сократить военные расходы»?

— Смотри сюда. Вместе с пограничниками и внутренними войсками, военную форму в СССР носили от четырех до пяти миллионов человек. Зачем? К концу своей жизни Советский Союз имел семьдесят тысяч танков и столько же бронемашин. Зачем? Целый флот атомных подлодок. Сотни вертолетов, истребителей, бомбардировщиков. В твое время сейчас строят авианосец «Киев», так вот: позже будет заложено еще шесть. Страна накопила десять тысяч ядерных боеголовок на различных носителях — авиационных, мобильных, железнодорожных. Скажи, зачем столько, если для самоубийства нужно в пять раз меньше? На военных заводах СССР работало тридцать пять миллионов человек. Тридцать пять, Карл! Это лучшие кадры, обученные и образованные.

— Я помню, и что? Сам там в молодости ночевал. К авианосцу, кстати, руки тоже приложил. К чему ты клонишь? — мне хотелось ясности, и Коля ее дал.

— Мы собрались на кого-то нападать? Нет. У нас оборонительная доктрина. Но если тысячи танков, а за ними миллионы бойцов попрут в бой, кто-то применит ядерное оружие, иначе такую махину не остановить. Если кто-то применит — кто-то обязательно ответит. Покатится ответка снежным валом, и вся жизнь на Земле погибнет, причем пять раз подряд. Генералы готовятся к прошлой войне, слышал такую поговорку? Нам не надо больше тех танков, что есть. Нам этих много! И ядерных боезарядов больше не надо. А друзей-дармоедов нам не надо вообще!

— Осталось эти умные мысли донести до товарища Пельше, — усмехнулся я, добивая маслины.

— К большой цели будем двигаться маленькими шагами, — Коля разлил остатки. — Завтра на рижскую почту отнесешь письмо.

— Опять?! — мое недоумение было легко объяснимо: сгонять в Ригу несложно, но каждый раз выбирать новый голубой ящик мне уже надоело.

— Рижского бальзама заодно купишь, — отмахнулся Коля. — А товарищ Пельше должен знать всех предателей в КГБ и ГРУ

— Тебе известны их имена? — хмыкнул я.

— Не забывай, где я работал. Список приличный, и там не только Поляков, Полещук, Ветров, Лялин, Гордиевский и Пигузов… Кто-то их продвигал по службе и защищал от нападок.

— А как насчет тех, кто только собирается шпионить?

— Дойдет и до них очередь, — хмыкнул Коля в ответ. — Я же тебе сказал: к большой цели будем двигаться маленькими шагами.

Сразу после возвращения на родину, разогнав девчонок по домам, я потянул Антона к бабушке Мухие. Естественно, обленившийся за три дня парень принялся возражать и брыкаться.

— Тебе хорошо. Дед, ты в голове сидишь, — заныл Антон тоскливо. — А мне эту тяжесть по огородам тащить! На больной спине. Нет, чтобы пожрать чего-нибудь приготовить… Зачем Веру домой прогнал?

Словно услышав его слова, девчонка вернулась с тощей пачкой газет, и с радостью возглавила наш поход.

— Все в порядке, запоры на месте, — сообщила она. — Почтовый ящик проверила. А чего мне еще там делать? Участкового дожидаться? Так если кому-то нечего делать, пусть ищет — после того, как найдет.

Я улыбнулся, а Вера махнула рукой:

— Муся вон с Лапиком лежит, накормленная. А меня Тоша покормит. Потом, когда вернемся. Или Дед у него яичница с салом хорошо получается.

Натянув футболку, Андрей Гутаров крякнул. Потом махнул брату, оставшемуся на хозяйстве, и без лишних разговоров пристроился сзади нас. Волкодав недовольно гавкнул нам вслед.

— Антоша, прекращай брюзжать! Это же так интересно, — воскликнула Вера, козочкой скакавшая по тропинке впереди. — Разве тебе не любопытно узнать, как выглядит болезнь? И умение избавить от нее человека — редкая удача!

Она не забывала приветливо улыбаться и здороваться с соседями, снующими по своим делам туда-сюда. Даже парой слов кое с кем успела переброситься. А словив однажды комплимент, приосанилась и горделиво оглянулась на хмурого парня. В узкой юбочке и яркой блузке смотрелась девчонка замечательно. Но слишком уж молодо, больше четырнадцати не дашь. Однако ничего не попишешь — чему быть, того не миновать, а сделанного не вернешь. Зато карие глазищи жизнью горят, и румянец во всю щеку.

— Очумелые ручки хотят все знать и уметь… — сварливо и монотонно бурчал Антон нудную песню. — Но мне-то это зачем? Я не собираюсь становиться ведьмой.

— А чего ты хочешь?

— Отдышаться для начала, хотя бы, — гнул он свою линию. — Потом покушать, потом полежать. И вообще, я три дня к гитаре не подходил, вот что важно! Слава богу, что Дед в голове сидит. Иначе бы давно уже свои руки мне в спину вставил…

Господи, ну что за человек, а? Такое ощущение, что мы с ним в жизни местами поменялись.

Глава девятнадцатая, в которой счастью не верь, а беды не пугайся

Господи, ну что за человек, а? Такое ощущение, что мы с ним в жизни местами поменялись. И еще удивляла эта тропинка на огородах. Антон и Вера к ней привыкли, а я за сорок с лишним лет отвык. Люди ходят — ладно. Но собачки здесь бегают совершенно мирно, никто не лает — даже друг на друга внимания никто не обращает. Не тропинка на меже, а какая-то нейтральная территория с запретом военных действий. Как в салуне на Кони-Айленде, где ковбои в покер играют. А если мы здесь по приказу дяди Коли общий с Верой забор построим? Народ нас не поймет.

В саду бабушки Мухии людей не наблюдалось, пришлось выглянуть во двор — там тоже был полный штиль. Обычно здесь разный народ отирается, приема дожидаясь. Хм…

— Не нравится мне это затишье, — прошептал я вслух, и постучал в раскрытую дверь веранды.

Тотчас обнаружилась внучка Галия с дежурным сообщением, что прием отменен, потому что бабушка приболела. Она уже собиралась закрыть дверь, когда я властно поднял руку.

— Погоди, зайчик, не спеши. Что случилось?

— Камень пошел, — подчиняясь напору, девушка поддалась, но ответ буркнула недовольным тоном. — Ночью скорую помощь вызывали. А она, вредина такая, отказалась от операции!

— И что?

— Ничего, — фыркнула она. — Травками отпаиваю.

Я переглянулся с Верой, и та кивнула.

— Загляни к бабушке, скажи: Антон Бережной пришел, — я добавил металла в голос. — Увидишь, она будет рада.

Натянув простынку до носа, бабушка Мухия томилась в своей тесной келье.

— Попрощаться пришел? — трагическим фальцетом вопросила она.

— Да нет, поздороваться, — возразил я против духоты и сумрака, раздвигая шторы и запуская воздух из окна. — Чего вы тут закупорились посреди лета? Или камень в почках — заразное заболевание?

— Помираю я, — сообщила бабушка загробным голосом. — Пришел мой последний час.

— Не согласен, бабушка Мухия. Познакомитесь, это Вера. Замечательная девушка с золотыми руками.

— Перестань, — пробормотала смущенная девица.

— Маму оживила, и вам поможет, — возражения я не слушал. — Где болит?

— Ниже живота… — простонала знахарка. — Огнем горит!

— Сейчас приложим туда руки. И пусть боги обождут, мы еще старый разговор не закончили. Вы в какого веруете?

— Командуешь, как военврач в госпитале, — сквозь слезы хмыкнула она. — Бог один, неважно как его зовут. Важно верить.

— Вот и верьте. Вера, кладем руки ниже живота, — я включил «начальника из госпиталя». — Антон, очнись. Галия, хватит глаза таращить! Давай-давай, не спи. Любишь бабушку? Иди сюда. Работаем вместе. Течет водопад, шумит речка…

Атака на боль была короткой, но мощной — через пять минут бабушка Мухия бледно улыбнулась:

— А ведь отпустило! Хороший мальчик… И девочка у тебя золотая.

— Включайте эмоциональный настрой на позитив, — внезапно посоветовал ей Антон. — И все будет хорошо. Спартак чемпион!

Ничего другого применять я не решился, слишком слабой казалась старушка. Полегчало болезной, и слава богу. А серьезно поговорить завтра придем.

***

В перерыве репетиции мы с Антоном серьезно зацепились — заспорили о партии тромбона в джазовой аранжировке композиции «Бесаме мучо». Я настаивал на харизматичной подаче мягкой тембровой подушки в нижнем интервале диапазона, Антон же видел роль этого важного инструмента совсем второстепенной, еще одним голосом на втором плане.

Зарождающуюся драку в голове парня прервала Тамара Карапетян.

— Тоша, можно тебя на минутку? — потупив взор, она не поднимала глаз. — У меня просьба.

Дружным дамским табором артистки оркестра убыли в туалет, говорить нам никто не мешал.

— Да, милая? — улыбнулся Антон. — Луны здесь не видно, но для тебя сбегаю.

Она улыбнулась едва заметно, но серьезный тон сохранила:

— Сегодня ко мне на работу заезжал двоюродный брат, у которого завтра свадьба. Вокально-инструментальный ансамбль «зеркалки», приглашенный из города, выступить не сможет. Форс-мажор, что-то у них там не сложилось.

— Предлагаешь сыграть? Однако весь вечер наша группа не потянет… — мы с Антоном мысленно переглянулись. — Да и у девчонок закалка не та. Хм…

— Весь вечер не надо! — воскликнула Тома. — Там же будет оркестр сельского клуба. Танцы они обеспечат. А нам — выдать несколько номеров для молодежи, и все!

Тем временем девчонки во главе с Натальей Николаевной возвратились на сцену, зрители из зала продолжали курить на улице.

— Товарищи, внимание, — слово взял я. — Возникло неожиданное предложение: завтра вместо репетиции сыграть на свадьбе пару номеров.

— Десяток! — быстро уточнила позицию Тамара.

— Да, спеть пять-шесть современных песен на свадьбе, — Антон не стал спорить.

— А где это? — Надежда Константиновна повела своими чудными глазами с поволокой.

— Здесь неподалеку, — сообщила Тома. — Село Чалтырь.

— Чалтырь? — восхитилась певица. — Какие там шашлыки… А люля-кебаб вообще бесподобен! Но мне же нельзя, я на диете.

— Надежда Константиновна, — тихо заметил Семен Трофимов. — Да любой люля будет только рад, если вы на него просто взглянете.

— Что такое свадьба? — Антон не дал разговору уйти в сторону.

— Веселье и танцы, — серьезно выдала Вера. — И тосты постоянно.

Девятый и десятый класс Антон отыграл на свадьбах основательно, без дураков. Да и у меня те воспоминания не совсем стерлись. Свадьба на Дону — сплошное веселье и непрерывные танцы. Но по танцам армяне впереди.

— Верно, — согласился я. — Однако армянская свадьба — это вдвойне веселье и вдвойне танцы. Понимаете? А у нас джаз.

— И что? — нахмурилась Анюта.

— Не пойдет. Не поймут нас там с серьезным подходом.

— Давайте переобуваться на ходу, — хмыкнула Нюся. — Подумаешь, проблема. Я на бас-гитаре любую армянскую мелодию сыграю. Хоть «Кочари», хоть «Берд». «Ярхушта» и «Лорке» вообще без вопросов.

— Начинаю опрос потерпевших, — хмыкнул я вслед Анюте. — Надежда Константиновна?

— Я за. Только саксофон заменю на кларнет. Еще аккордеон не помешает.

— Обойдемся без аккордеона, электропианино просто настроем. Вера?

— Тема не популярная, но знакома.

— Алена?

— Виолончель — она и на армянской свадьбе виолончель, — девчонка ослепительно улыбнулась.

— Варвара?

Та подбоченилась:

— Армянские ритмы не хуже кубинских. Справимся.

— Сеня?

— Аналогично. Прорвемся.

— Жанна?

Как всегда, чернобровая красавица недовольно нахмурилась:

— Тромбон у армян не катит. А зурны у меня нет.

— Хм… Ты владеешь зурной? — я задумался. — Откуда?

— А ты не спрашивал! Почему тбилисская армянка не может зурну знать? Еще дудук умею.

— Каждый день новости, — поразилась Тамара. — Мне казалось, ты еврейка.

— Это по маме, — возразила та. — А по папе я армянка!

На этом нюансе я не стал акцентировать внимание, перевел взгляд на Наталью Николаевну.

— Завтра я не могу, — сообщила та виноватым тоном. — Семейные дела.

— Женька?

— Я как все! — пискнула девчонка.

Все предыдущие дни Вова Спиртдонов офигевал потихоньку, глядучи на музыкантов и, кажется, получал за это от ревнивой Женьки по шее. И правильно! Нечего на моих девчонок заглядываться.

— Тогда вместо гитары возьму гармошку, — заявил Антон. — Дадим армянам прикурить! В смысле, жару.

— Но сначала разучим простую армянскую мелодию, — решил я. — Она не только простая. Она, что важно, энергичная.

Я сбегал в подсобку за гармошкой и, на обратном пути, не останавливая бег, начал играть проигрыш. Антон с ходу врубился, чтобы ловко перехватить управление. Недолго прислушивалась и Варя со своими кубинскими барабанами, следом присоединился Денис. Зазвучала виолончель, а тут и Анюта поймала ноты на бас-гитаре. Отлично! Ритм-секция работает, можно под гармошку запевать:

Одного раза хватило — И надежда Константиновна, и Вера со второго куплета вступили в дело. Музыканты принялись писать в нотных тетрадях, а я похвалил Антона: молодец, справился сам. Потом оглядел девчонок:

— Жанна, завтра днем придешь ко мне домой, потренируемся с зурной.

— У тебя есть зурна? — поразилась Тамара. А Жанна от удивления потеряла дар речи, только глазищами захлопала.

— Нет, но найдем. Идем дальше, товарищи. В таком же ритме я вам наиграю мелодию, но потом ее будет петь Тамара. Ну, когда слова выучит.

— Все поняли? Здесь есть работа и саксофону, и тромбону. Проигрыш несложный, поехали!

На втором прогоне оркестр работал слаженно, и Тамара пела прекрасно. Подруги «дружинников» на задних рядах захлопали, а педагоги на первом ряду обменялись понимающими взглядами.

— Внимание, товарищи, бог любит троицу, — я начал проигрыш еще одной песни — нельзя расслабляться, когда пойман кураж.

С хитом Глюкозы пришлось повозиться, потому что музыканты никак не хотели проникнуться пониманием того, что это армянская народная песня. Хотя я вовсю выдавал на гармошке кавказские рулады, исполнителям чего-то не хватало. И только после перерыва, в котором я заставил Тамару и Жанну перевести текст на армянский язык, дело сладилось. Однако случился спор, кому солировать в этом номере.

— Эта песня написана под меня, — заявила Варвара. — Да, Тоша?

— С какой стати ты так решила? — возмутилась Алена. — «Посмотри со всех сторон» — как про меня сказано!

— Фасад у тебя в норме, мать, — высказалась вдруг Вера. — А самая красивая попа — вот она!

И Вера притопнула ножкой.

— Девочки, позвольте с вами не согласиться, — нахмурилась Жанна. — У Тамары целый концерт запланирован, а я могу рассчитывать хоть на одну песню, которая отражает мою суть?

— Значит так, — поднялась Надежда Константиновна. — Время идет, а мы не обсудили остальной репертуар. Предлагаю прогнать «Дуэт саксофона и гитары». Да, а эту песню буду петь я.

— Товарищи, и никто не спит на сцене, понятно? — подавляя шум, резюмировал Антон. — Танцуют все!

***

На досуге члены Политбюро ЦК КПСС не встречались, хотя у многих и квартиры, и дачные участки располагались рядышком. Личных отношений небожители избегали, чтобы исключить обвинения в сговоре. Что ни говори, а монолитным Политбюро выглядело исключительно на трибуне Мавзолея. А вот жены руководителей частенько собирались на совместные посиделки. На даче Мазуровых они отдыхали душой, и азартно сражались в карты. Предпочитали «канасту» — забавную игру двумя полными колодами с четырьмя джокерами. Вот и сегодня в гости к Янине Станиславовне Мазуровой собралась Виктория Петровна Брежнева. Прижимая к груди пакет с фруктами и крупными помидорами, с ней вместе, под руку, убыла Лидия Алексеевна Пельше. Чуть позже к «девичнику» обещали присоединиться Ирина Михайловна Гришина и Тамара Вениаминовна Капитонова.

Брежнев на своей даче остался не один — товарищ Пельше составил ему компанию.

— Не знаю, что и ответить, Арвид Янович, — Леонид Ильич хмурил густые брови. — Слишком все неожиданно.

Известие о том, что полковник ГРУ Поляков подозревается в шпионаже, выбило его из колеи. А товарищ Пельше желал, ни много ни мало, получить контроль над тайным следствием, которое еще следовало организовать, и кому-то поручить. В глубокой задумчивости Брежнев налил себе чаю. Комитет партийного контроля с его разрешения уже следит за тем, как ведется поиск сотрудника ЦК КПСС Седых. Это ладно, боге ним.

Позавчера Пельше добился разрешения негласно наблюдать за следствием по делу «меховой мафии». Андропов этого не знает, а если узнает — переживем. Но позволить Пельше контролировать ГРУ, под предлогом разработки предателей — это уже перебор. Если дело так пойдет дальше, они что, доберутся до грязного белья ЦК КПСС? Контролерам только дай волю, в постель к Генеральному секретарю залезут, ведь там тоже не всегда официальные встречи проходят…

Генерального секретаря в сообщении о Полякове больнее царапнула сердце другая фамилия — Изотов. Начальник Управления кадров разведки генерального штаба генерал-лейтенант Сергей Изотов шпионом не назывался. Но Пельше окрестил его покровителем Полякова, и намеревался в этой странной связи разобраться. И хотя речь шла всего лишь о негласной проверке, возникает вопрос: куда катится этот мир?

Сергей Иванович Изотов до назначения в кадры ГРУ много лет проработал в аппарате ЦК КПСС, и Леонид Ильич его прекрасно знал. Хороший и опытный товарищ… Это же ни в какие ворота не лезет!

— Откуда у Седых такая информация? Каким образом сотрудник Международного отдела ЦК товарищ Седых мог узнать о связи Полякова с ЦРУ? — Леонид Ильич взял в руки бумажный листок. — И что это за бумага такая, на которой он пишет свои послания? Ёшкин кот, белее снега!

— Мы провели специальную обработку, — Пельше из папочки достал очередную справку. — Токсикологическая экспертиза вредных примесей не обнаружила. Анализ материала показал — отечественная промышленность подобное не выпускает, импортные аналоги отсутствуют. Бумага мелованная, предположительно финская, конкретный производитель не установлен. Шрифт тоже необычный, оригинальный. Пишущая машинка не идентифицирована.

— Сплошная шпионская история, — буркнул Леонид Ильич. — Помнится, пару лет назад гулял я как-то по Кутузовскому. Люблю, знаете ли, пройтись вечерком до Поклонной горы. И вот во время прогулки мне встретилась стайка девчонок. Они стояли кружком, смеялись и курили. Я спросил у них: «девчата, а вы что, покуриваете?» Они загоготали громче и ответили: «мы не только покуриваем, но и ещё кое-что поделываем». И убежали. Мы тогда с охраной посмеялись — вот какие боевые девочки!

— Да уж, — Пельше улыбнулся.

— Что я этим хочу сказать? Найдите мне этого писателя Седых! Из-под земли достаньте. Хватит ему покуривать в подполье, да записочки нам пописывать! Вопросы, понимаешь, накопились. Хоть сами ищите, хоть боевых девчонок привлекайте, мне без разницы. Тихонько так, но быстренько. Понятно?

— Так точно, Леонид Ильич.

— Вот и хорошо, — резюмировал Брежнев. — Он или с нами работать будет, или не будет работать вообще.

***

На армянскую свадьбу капитан Сорокина попала неожиданно.

Вчера, после короткой экскурсии по родному району Агопяна, где пытливому взору любопытной москвички предстала зеленая, в садиках, деревня под названием «Нахичевань», Владимир повел ее в Театральный парк. Колесо обозрения, карусель, машинки — даме понравилось все.

В одноименном ресторане ждал заранее заказанный столик, и знакомый официант, подробнейшим образом проинструктированный, не подвел. Бурный роман требовал подпитки, и нерастраченные отпускные без сожаления сжигались на костре любви. Правило тут простое: взялся за королеву — ходи. Всеми козырями сразу.

В отличие от солидного фонтана, бушующего рядом с театром, типовой ресторан-стекляшка своим поздним социалистическим реализмом эстетского восторга не вызывала. Чего не скажешь о столе, накрытом в углу, у стеклянного окна. Оркестра здесь не было, музыкальный фон создавал магнитофон. Из колонок лилось что-то итальянское, слащаво-приторное.

— Так за мной еще никто не ухаживал, — заметила Марина, оглядывая богато накрытую «поляну». — Вот то, понятно, шашлык. Там семга, здесь севрюга. А это что за красота?

— Аджапсандал. Армянский салат, только приготовленный на сковородке.

— Мне нравится армянский салат! Ты умеешь так готовить?

— А какой мужчина не умеет готовить еду своей женщине? — удивился Агопян. — И если нет, то какой он после этого мужчина…

Марина лукаво улыбнулась:

— А если я соглашусь выйти за тебя замуж?

— Свет моих очей, кажется, я такого не предлагал, — он улыбнулся в ответ. — Но если согласишься — стану носить на руках, ноги мыть и воду пить. Одетая в шелка и атласы, ты будешь лежать на софе среди горы парчовых подушек, вкушать назук и алани, и между делом курить кальян.

— Звучит заманчиво! — она достала из сумочки пачку сигарет «Столичные» и дамскую зажигалку «Тбилиси» в виде пистолета. — А что такое алани?

— О! Это редкое лакомство, — за разговором Агопян накладывал ей в тарелку всего понемножку. — Вот, попробуй. Сушеные персики, начиненные ореховой начинкой с корицей и кардамоном.

— Господи, какая-то гастрономическая поэзия! — восхитилась Марина. — А что я буду в твоем доме делать?

— В редкие, свободные от кальяна минуты, ты будешь изучать фальшивые сторублевые купюры. Я тебя ими завалю!

— Нет-нет, — быстро сказала она, — фальшивки сдавай в милицию, на склад вещдоков. А мне, домой, неси настоящие деньги. Как говорится, лучше меньше, да лучше. Когда свадьба?

— А вот завтра и поедем, — закусывая, Агопян не забывал разливать вино.

— Поедем куда? — она открыла рот.

— На свадьбу, в село Чалтырь, — терпеливо пояснил он. — Давно пригласили, а тут такая удача: моя девушка нашлась!

От избытка разнообразной информации Марина задумалась.

— Не знала, что под Ростовом есть армянское село.

— Оно здесь не одно. Вот тут, где мы сидим, раньше был пустырь, который крепость Дмитрия Ростовского отделял от Нор-Нахичевана, армянского поселения. В 1928 году Нахичевань включили в городскую черту Ростова. Теперь этот пустырь именуется как Театральная площадь, а театр, похожий на трактор, так трактором и величают. Улицы, идущие от Дона, носят названия линий, от нулевой до сорок пятой. Удивительная, Мариночка, вышла штука: теперь в центре русского города расположился армянский город Нахичевань. Но армяне живут не только в городе — рядом имеется несколько сел. Чалтырь самое крупное.

Но это приключение было вчера. А сегодня Марина в парадно-выходном платье лихо выплясывала на армянской свадьбе в селе Чалтырь. Со своим верным ухажером, конечно. Закуски восхищали, а свадьба своим масштабом своим масштабом просто потрясала. Здесь Марина узнала, что сто человек гостей — это скромная свадьба, триста — нормально, а больше — отлично. Правда, в этой ситуации включается сложная технология под названием «ротация». Иначе говоря, гости за столом не заживаются, сменяют друг друга. За этим следит целый отряд специально назначенных мужчин, а целая армия женщин мечется между кухней и столами, меняя посуду и обновляя закуски. Мясные, рыбные, овощные блюда — клондайк гастрономического наслаждения кулинарными шедеврами.

Отдышавшись после очередного танца, капитан Агопян с капитаном Сорокиной вышли на улицу перекурить. Сцену с оркестром и отсюда было видно прекрасно — невысокий забор обзор почти не загораживал. Аппаратура у молодежной группы оказалась мощной, а звук сочным и чистым.

— Вот эта девушка, в белых джинсах и красной блузке — наша, сельская. Тамара Карапетян, — сообщил капитан. — В городе экономистом работает, на гипсовом заводе. Очень хорошая девушка, она раньше в сельском клубе пела.

— Отличный голос, — Марина притопнула ножкой в такт мелодии. — И симпатичная. Волосы черные, огнем прямо горят.

— А вот смотри, какая барабанщица классная: просто бомба. Огонь-девка в тельняшке. И еще поет. «Танцуй Россия, и плачь Европа» — здоровски! Крепкая и ухватистая казачка, румянец горит, глаза сверкают. Мечта всей жизни!

— Но-но, Вовочка, неужели ты меня бросаешь? — притворно нахмурилась Сорокина. — А я-то губы раскатала…

— Ты, конечно, лучше всех, но я тебе рисую объективную картину мира, дорогая. Хочешь, открою одну тайну? Мы, армяне, когда-то прилетели с другой планеты. Помнишь историю про Ноев Ковчег и гору Арарат? Так вот, на самом деле на гору Арарат приземлился космический корабль, и на Землю сошли новые жители.

— Да что ты говоришь! — в притворном изумлении она прикрыла рот рукой.

— Я даже знаю, откуда: с двойной звезды Сириус, — Агопян авторитетно кивнул головой. — Потом нас разбросало по всему миру, мои предки попали в Ростов. Здесь, на Дону, идеальные женщины ходят толпами. Взгляни, какова солистка! Королева, ей богу.

— Бесподобная певица, — согласилась Марина. — Красавица с чудесным саксофоном. — А что за бравые офицеры возле сцены гарцуют?

— Полковник Маргярян, из штаба округа, и полковник Ягубянц, начальник Кировской милиции. Мой начальник, кстати.

Высота московской колокольни позволяли Сорокиной иронию:

— Лучшие полковники волости и весь цвет уездного бомонда…

— Надежда Козловская, солистка с саксофоном — звезда оперетты, между прочим. Заслуженная артистка республики, — возразил Агопян.

— И что делает заслуженная артистка на сельской свадьбе?

— Сам удивляюсь. Слышал, она совсем спилась. По крайней мере, давненько ее в театре не видел.

— Ты ходишь по театрам? — поразилась Марина.

Сотрудник милиции, гоняющийся за свободным билетиком, не укладывался в ее голове.

— Есть такой грех, — Агопян склонил голову.

— Твои акции в моих глазах выросли до небес, Володя, — усмехнулась Сорокина. — Но женский алкоголизм не лечится, к сожалению. Это аксиома. Заметь, звезда совершенно трезвая. Наблюдается странное сочетание — трезвый алкоголик на веселой свадьбе.

Агопян от иронии отмахнулся:

— Девчонки в ансамбле все классные, как на подбор, скажи? Особенно вон та, которая с виолончелью необычной. Хороша, чертовка! Кстати, она дочка Надежды Козловской.

— Хм… Стрижки у концертанток весьма необычные. А так и не скажешь, на вид мама совсем немного старше, — Марина поправила очки. — Наверно, грим, косметика…

— А вот эта рыжая дылда, с бас-гитарой? Как выплясывает! И голос душевный. Не хуже, чем у Надежды.

— Очень высокая! Каланча натуральная.

— А за клавишами Верочка Радина, дочка нашей инспекторши из кадров. Настоящий ураган, ей богу. Только слышал я, что майор Радина пропала.

— Какая интересные у вас тут события развиваются, Володя! — капитан Сорокина хищно улыбнулась. — Странные фальшивые деньги, цветущие алкоголички, без вести пропащие майоры… Расскажи еще чего-нибудь про ваш чудесный край.

Глава двадцатая, в которой каждое утро доброе

Возвратившись после долгого дня в родную спальню, я услышал музыку. Странно! Квартиранты вроде съехали, слава КПСС. Вот уж воистину, гостям радуются два раза — когда приходят и когда прощаются. А Марусю с внуком недавно на даче лицезрел, живыми и здоровыми. И кого это мне сейчас принесло?

На кухне обнаружились Анюта с Аленой, родные кошки и горы пломбира в тарелках. У кошек, правда, блюдо было поменьше. «Пинк Флойд» с экрана телевизора громко умолял «быть здесь», однако призыв «wish you were here» до адресатов не дошел — девчонки ушли в себя, склонившись над планшетом.

— Антон Михалыч, будете мороженое? — обрадовалась Нюся. — Настоящее, мы из дома двухлитровый бидончик притащили, на развес брали! И варенье я прихватила домашнее, вишневое.

— Постой, солнце мое, — нажав клавишу пульта, я притормозил видеоклип. — Чего это Алена такая заплаканная?

— Горе у меня, — девчонка подняла припухшие глаза. — Из дома в Москву сплавляют.

Подобным тоном придворные дамы заявляли о поездке на каторгу, вслед за мужьями-декабристами. От тоски в трагическом голосе кошки прекратили лизать лакомство — Лапик прижал уши, а Алиса спряталась на его широкую спину.

— Чего так?

— Папа позвонил и велел немедленно вылетать — срочно и без разговоров. Он там договорился насчет уроков актерского мастерства, а времени осталось мало.

— И мама, видимо его поддержала, — догадался я. — Но, может быть, родители правы? Во ВГИКе будет лучше. Как ни крути, а ты талант.

— Да я понимаю, — она совсем поникла.

Редко бывает, чтобы плачущая женщина выглядела так же прекрасно, как в веселом состоянии. У Алены это получалось. У нее все выходило эффектно: и походка, и речь, и слезы. Актриса от бога, ее и учить-то особенно не нужно.

Первым делом в этом мире Алена прошерстила свою биографию. Благо, инфы в инете накопилось изрядно, особенно во франкоязычной бульварной прессе. Всему верить нельзя, пены полно, но кое-какие выводы она сделала, конечно же. Что ни говори, а девочка смышленая.

— Нет, а что? — я наложил себе горку пломбира. — Наберешься опыта, станешь сниматься в кино… Гонорары попрут.

— Мало иметь талант, — изрекла Алена, теребя на запястье красную нитку «фенечки». — Надо еще уметь подмахивать режиссеру.

От такого откровения Анюта замерла.

— Господи, откуда ты знаешь подобные детали кинопроизводства, милая моя? — поразился я вслед за Нюсей.

— К маме подружка ходит кофе пить — они на кухне так громко сплетничают, что и подслушивать не обязательно, — призналась девчонка.

— Тебя эти глупости мало касаются, — возразил я. — Ты во всем мире одна такая, единственная и неповторимая.

— А как же я? — Нюся ревниво пождала губы.

— В отличие от прекрасной, но далекой звезды, ты мое рыжее солнце. И еще хитрая лисичка.

Правду женщине говорить несложно, но иногда полезно: победно улыбнувшись, любимая хитрая лиса вернулась к мороженому.

— Спасибо на добром слове, Антон Михалыч, однако мне совершенно нечего надеть, — потупив взор, воскликнула Алена печально. — А папа твердо сказал — первым же рейсом!

— С папой не поспоришь. А как же билет? — резонным вопросом я опустил высокую прозу мечтаний до уровня репортажа с полей.

И в самом деле, как? Билетов летом не было. Никуда, и на что — ни на самолет, ни на поезд, ни на автобус. Советский народ так плохо жил, что летом на месяц вперед раскупал билеты на все направления. Северяне со всеми домочадцами катили на юг, к теплому морю, а южане стремились проведать родственников где-нибудь в районе Архангельска или Урюпинска. Вокзалы и аэропорты страны в это время напоминали рассерженный муравейник.

— Есть вариант без билета. Мама договорилась, — Алена шмыгнула носом, но уже без былой страсти. — У нее в аэропорту знакомых полно.

— Мама, кстати, обязательно захочет тебе помочь, — я призадумался.

— Если в Москве ты покажешься перспективной, а ты таки покажешься, мама рванет следом. Так вот: отговори ее прямо сегодня.

— Почему? — смешалась Алена.

— Потому что опасно, — повысил я голос, включая давление. Этот момент был очень важным, и перегнуть палку я не опасался. — Нарушение режима секретности! То, что ты стала еще краше — терпимо. Кто удивится, когда солнце засветит ярче? Спишут на юность. А вот мама, посвежевшая и помолодевшая, вызовет в московском бомонде шок. Ее же, считай, давно списали в утиль. Нельзя ей туда ехать, понятно? Пусть на телефоне вечерами висит, твои вопросы решая, а время должно пройти.

— Значит, это ваша работа… — пробормотала она. — А я думала… Скажите, зачем вам это надо?

— Время не лечит, Алена. Людей лечат другие люди, — отрезал я. — Смерть Надежды Козловской от пьянства никому радости не принесет, а вот живая артистка многих поклонников еще порадует! Работа в кайф, жизнь в радость — это же не только ей, это для окружающих допинг, понимаешь? Красивые женщины и прекрасные мастера нам всем нужны. Мне тоже.

— Хм… А я? — из чудных глаз пальнула маленькая голубая стрелка.

Эх, хороша чертовка! Глазки заплаканные, а сверкают ярче сережек. И что поражает, стрижка под мальчика невероятно умножает хрупкость и женственность. Нет, в прошлой жизни Алена не пропала, а теперь так точно горы свернет.

— Важность некоторых событий начинаешь понимать, когда они уже в прошлом. Тебя я любил полвека назад и с тех пор много воды утекло. Однако наша жизнь сделала хитрый кульбит. Такой, понимаешь, переворот через голову, что мало кому удалось испытать, — нелегко мне далось это откровенное излияние, и я сделал паузу, чтобы она осознала. — Ты прикоснулась к своему будущему, так возьми его в руки! По жизни всегда пробиваются не самые лучшие, а ушлые да изворотливые. Но ты пойдешь впереди всех.

— Думаете? — в сомнении она нахмурилась.

— Уверен, — вздохнул я. — Поверь, хорошо тебя знаю. Ты не стерва, просто очень упорная и целеустремленная. А теперь ты можешь жить здесь и там. Видишь разницу?

— Конечно! — Алена неуверенно улыбнулась. — Жить здесь, когда там время ждет… А потом наоборот — получается две жизни за один срок! Только круглая дура откажется.

— А ты не дура, — хмыкнул я. — И хотя жизнь коварная штука, у тебя есть козырь.

— Какой это у нее козырь?! — бросив ложку с мороженым, воскликнула Анюта изумленно.

— Это я, — мне еще раз удалось удивить девчонок. — Будет трудно, помогу. Только позвони, или телеграмму отбей. Моя Нюся меня поймет, отпустит, — слово «моя» я выделил. — А если кто обидит — руки оторву, вместе с головой. Ты принцесса, дочь королевы, поэтому действуй по Булгакову в столице никого не бойся. Ничего не проси, особенно у тех, кто сильнее тебя. Сами предложат и сами всё дадут. У меня все.

— Так, подруга, работаем! — Нюся двинула ее локтем, склоняясь к планшету. — Некогда рыдать. Платья тебе мы выбрали. Теперь смотри сюда: эти эспадрильи на босу ногу берем под чинос. Ставить птицу?

— Миленько, миленько… — выполнив команду, Алена моментально перестроилась. — А вот это — чудненько!

После путешествия на черном одеяле она частенько помалкивала пришибленно, и временами взирала вокруг себя глазами больной коровы. Знакомство с кардинально измененным городом ударило по голове, хотя заключалось, в основном, экскурсией по бутикам. Денис, назначенный гидом и охранником, пообещал в следующий раз застрелиться. Впрочем, Анюта мне его сдала: под шумок, пользуясь девичьими советами, полный пакет женского белья он все-таки накупил. Несколько позже я увидел его минуту славы в том мире.

— Так девочки, построились. Огород вскопали? В доме убрали? Маму не огорчали? — строгим отцовским взглядом он взирал на сестренок— восьмиклассниц. — Нет? Что ж, получите чулки в сеточку.

Тем временем Нюся пальчиком шустро листала страницы:

— А вот эти слипоны замечательно пойдут к слаксам.

— Слаксы неплохи, но слишком смело. Поражать никого не надо. Надо скромно, но прилично. Что там в каталоге проще, ближе к нашему времени? — засомневалась Алена.

Умненькая девочка… Точно не пропадет.

— Ну, можно по старинке: джинсы с кедами, — Нюся занесла палец над планшетом. — Бросаем в корзину?

— Нет! Ты ум наморщи сначала, — вскинулась Алена. — Разве что-то можно брать, не померив?! Прикинь, это же не вечеринка в клубе гипсового завода, а Москва, столица нашей родины! Все должно быть четко, чики-пуки.

— Послушай, из дома выходить нам нельзя, — растерянно пробормотала Нюся. — Мы же, мать, нелегально заявились, дядя Коля сразу пистон вставит.

— Как это нельзя? Зашибись, приехали! — от огорченья Алена даже вскочила. — Что же делать?

— Ладно, собирайтесь, — усмехнулся я добродушно, доставая из кармана телефон. — Беру огонь на себя. Только сначала заедем в одно место, мне зурну купить надо.

Глава двадцать первая, в которой я знаю, что ничего не знаю

Заря только начинала разгораться, заставляя робкое солнце дрожать над горячей сковородкой восхода, а мы уже сидели на лавочке под яблоней в саду бабушки Мухии. Правда, Антона пришлось гнать чуть ли не палкой, так он не хотел вставать на лыжню. Слава богу, вдвоем с Верой мы его растормошили. И уже на тропинке нас нагнала Анюта, у которой возникли свои собственные вопросы к знающей бабушке.

— Каждый вечер я задаю себе один простой вопрос: вот прожила сегодняшний день — кому-нибудь от этого стало хорошо? Только скучному человеку все дни одинаковые, а у меня каждый новый день другой. И каждое утро другое небо, — радуясь еще одному восходу, старая знахарка благодушно щурилась. — Хорошие у вас руки, Антон, добрые. Спасибо огромное, сегодня ночью спала. Травки, конечно, пила, однако ваша сила лучше будет.

— При мочекаменной болезни лучшее — это хорошие привычки, — деловито сообщила ей Вера. — Зарядка, пешие прогулки, диета. Необходимо соблюдать активный режим, как можно больше двигаться, заниматься физкультурой, в которой применять прыжки, бег, ходьбу. В течение дня обеспечить обильное питье. Кушать арбуз и лимон.

— Деточка, кто тебе такое сказал? — поразилась старушка.

— Качнула… — девчонка запнулась. — В справочнике вычитала.

— Упасть не беда, беда — не подняться, — вздохнула бабушка. — Вот наемся я арбуза, и начну прыгать… Ага. Ты на меня посмотри! Один раз подпрыгну, и рассыплюсь на мелкие кусочки.

— Тогда надо попробовать ударно-волновую литотрипсию, — не долго раздумывала Вера. — Это амбулаторное лечение, когда излучением камни дробят в пыль.

— Господи, слова-то какие! В нашей поликлинике такого нет, — знахарка махнула рукой.

Вера не сдавалась:

— Надо принимать анальгетики, спазмолитики, растительные уросептики. Тогда камень может раствориться, и выйти естественным путем. Это самое безобидное.

— А обидное как? — знахарка не улыбалась, но ирония чувствовалась.

— Урология, — с виноватым тоном сообщила Вера. — Операция.

— Может, выйдет без операции? — знахарка лукаво хмыкнула. — Если научу?

— Хватит ходить вокруг да около, — возмутился я. — Иначе зачем мы пришли, бабушка Мухия? Говорите, что делать.

— Я же уже объясняла: шаман видит непорядок в организме, — старушка прищурилась нарочито злобным взглядом, устремленным вдаль. — Глянул остро, и уже все в порядке.

— Так мы не шаманы… — пробормотал Антон. — И даже не ведьмы.

Она отмахнулась:

— Ага, расскажи мне, как же. Не спорь! Так вот, начинает шаман испытывать острую неприязнь к болезни. Аппендицит, камни, неважно. Так посмотрит недружелюбно, что даже пулю может взглядом вынуть. Ты видишь меня насквозь?

— Вижу, — согласился я. — И Вера видит. И Анечка.

— Только без толку, — Анюта грустно улыбнулась.

Старушка задумалась, а потом вдруг гаркнула грозно:

— Галия, поди сюда!

Беременная внучка метнулась пулей.

— Ну-ка, бери табуретку, садись напротив. Руки на колени. Посмотрите, сынок, внимательно, какой пол у ребеночка?

Галия послушно выполнила команду — видимо, бабушка уже пыталась достучаться до истины. Немедленно приступив к делу, я обнаружил, что неожиданное задание заинтересовало даже Антона. Мы возложили руки на живот Галии, и бодренько прочитали необходимые мантры.

— Господи, — воскликнула Анюта, — какое крохотульное дитятко! А чего это оно болтается вверх ногами?

— И как здесь определишь пол? — пробормотал Антон. — Скрючился весь, скособочился… Ножкой дергает. Размеры человека просто микроскопические. Вы эти пальчики видели?

— Мальчик, — уверенно заявила Вера, показывая пальцем. — Вот сюда смотрите.

— Может быть, может быть, — я пригляделся внимательней.

Галия восседала неподвижно и, переглянувшись с Анютой, мы одновременно кивнули головой.

— Уверена? — хмыкнула Анюта.

— Можно подумать, я не знаю, о чем речь, — заявила Вера, и Антон почему-то смутился.

— А чего ты, Тоша, требуешь от мужчины в таком возрасте? — возмущенно воскликнула Анюта. — Были бы кости, а мясо нарастет.

— Значит, мальчик, — вздохнула бабушка удовлетворенно. — Теперь нам ведома сия великая тайна. Непорядок какой у мамаши видите?

— Аура чистая, — прикрыв глаза, Вера цитировала откровения интернета уверенно. — Голубой цвет говорит об искренности, способности к врачеванию, нежности и мягкости. Люди с такой аурой всегда готовы действовать, и постоянно находятся в состоянии активного мышления. Светло-голубой оттенок указывает на недостаточность волевых и лидерских качеств, поэтому этих людей нужно подталкивать к решительным действиям.

— Интересные у тебя девушки, Антон, — хмыкнула знахарка. — Особенно вот эта мелкая красотка. Галию раскусила на раз. Лет пятьсот назад в Испании Веру назвали бы ведьмой, и потащили бы на костер. Тогда многих прекрасниц с персидскими глазами пожгли…

— Я не персиянка, — робко возразила Вера. — Я русская!

— Галия, пора готовить завтрак, — взмахом руки подтолкнув внучку к веранде, старушка обернулась к девчонке: — Ты персиянка не по крови, а по сути. Любишь все блестящее, особенно золото.

Вера машинально потрогала золотые сережки крестиками, мой подарок.

— А кто ж не любит? Таких дурочек я не знаю.

Анюту обсуждать знахарка не решилась:

— Ладно, деточки, вернемся к нашим баранам, то есть ко мне. Существует более сложный путь: не лезть внутрь, а снаружи поработать, чтобы исправить ауру.

— Бабушка Мухия, дырявая аура — плохо. Это нам понятно. Однако пока не по плечу, — вздохнула Вера. — Давайте, товарищи, по старинке, руки накладывать.

Мы энергично начали, и через пять минут дошли до этапа «новогодней елки». Антон в разговорах участия не принимал, но и не сачковал.

Серые облака боли в районе почек я вырывал без труда, походя отправляя их в мусорный пакет.

— Спасибо тебе, господи, — говорила знахарка каждый раз. — Еще чуток полегчало.

Работать с бабушкой было легко: оставаясь в сознании, она помогала советами. Если бы эти советы еще в деле помогали — цены бы им не было. Семь потов реальных сошло, а толку никакого.

— Антоша, видишь камушки? — гнула она свою линию. — Давай целься, с самого нижнего. Дави его взглядом!

— Не выходит каменный цветок, — после очередной попытки парень опустил руки. — А что это за черный жгутик у нас болтается в районе поясницы?

Антон ткнул пальцем, бабушка ойкнула.

— Так-так! — Вера прищурилась ментовским взглядом Коли Уварова, переводя взор в указанном направлении.

— Это, сынок, радикулит, — знахарка горько вздохнула. — Как же мне надоел! Хуже пареной редьки. Впрочем, этого тебе не понять.

— Еще как понять, — не согласился я.

Антон осторожно протянул руку, и ухватил жгутик за кончик. Словно живой, он дергался и пульсировал.

Вера прицелилась, и ловко поймала второй кончик. Глядя, как трепещется середина веревки, Нюся прижала ее двумя пальцами.

— Ой-ой, — сказала бабуля. — Стреляет! Что вы делаете?

— Поймали ваш радикулит за хвост, — сообщил Антон. — Держим. Сейчас мы его, гадюку… Не боитесь? Вдруг вытащим?

— Давайте, тащите, — азартно решила она. — Я о таком слышала, да не верила. Дергайте заразу приставучую!

— Будет больно, — напомнила Вера.

— Я за войну, дочка, столько вытерпела… Не только чужой боли насмотрелась, но и своей кровушки немало пролила. Под бомбежкой раненых таскать — такого и врагу не пожелаешь.

Жгут вылезать не хотел, сопротивлялся, цепляясь за позвоночник словно живой. Но, в конце концов, оказался вне голубой области тела.

— Есть! Сколько веревку ни вить, а концу быть, — пробормотала Вера.

Извиваясь, черный червяк слабел в наших руках. И пальцы заныли.

Знахарка заверещала так, что из дома примчалась внучка. Собралась уже кинуться к бабушке, но та остановила порыв властным движением:

— Нормально уже. Давненько я рожала последний раз но, кажется, что снова эти схватки ощутила. Однако чудо дивное: бабка разродилась на старости лет… Ай, какие хорошие детки ко мне в гости заглянули!

— Жжется, собака бешеная, — Антон озабоченно оглянулся. — Куда его бросить?

— На землю не надо, — выдохнул я. — Девочки, вместе, разом, в мусорный пакет его.

Пока мы мыли руки, Галия принялась накрывать стол. Расставила чайные чашки, притащила парящий чугунок с картошкой в «мундирах». Следом появились помидоры, огурцы, брынза, масло, зелень. Бабушке вместо чая она налила травяного отвару из стеклянной банки.

— Скажите, бабушка Мухия, — Вера смущенно замялась. — А бывают ли такие травки, что мышцы увеличивают? Например, на груди.

Старушка бросила на нее оценивающий взгляд:

— В травах великая сила скрыта, — с видимым отвращением она прихлебывала свой взвар — Отвары всяко помогают — кому-то похудеть, кому поправиться. Зельями можно человека исцелить, или душу одурманить. Со свету сжить тоже несложно. А целебные снадобья животворную силу имеют, — она еще раз осмотрела Веру. — Грудные мышцы можно развить. Вместе с диетой и спортом, конечно. Думаешь, в твоем юном возрасте уже пора?

— Пора, — твердо сказала Вера.

— Хм… Хочешь дыни как у продавщицы Люськи, чтоб из окна пушечными дулами торчали? Сделаем. Тогда костыли приготовь, иначе грудь к земле клонить будет, — с лукавой ухмылкой знахарка повернулась к Антону. — А ты запомни, сынок: большие сиськи в восемнадцать — это толстая жена в двадцать.

— Так что же делать? — растерянно воскликнула девчонка. — Мне толстой быть не надо!

— Хорошо, давайте без шуток, — согласилась знахарка. — Дух — это божественное начало человека. А тело физическое начало. Все можно развивать и совершенствовать. Шаман лечит человека, прикасаясь к духу, а не телу. Он видит внутреннее строение организма, словно анатомический атлас в различных цветах. Взгляду шамана доступны и кровеносные сосуды, и акупунктурные точки. Черные цвета говорят о пораженных органах и болезнях.

— В этом мы уже разобрались, — нетерпеливо заявила Анюта. — А вот скажите, можно ли вылечить врожденный порок сердца?

— Травки, облегчающие страдания, известны, — знахарка задумалась. — Но вылечить врожденный порок… Нет.

— А взглядом? — Анюту ответ не устроил.

— Не слышала, — бабушка пожала плечами. — Однако кто вам запрещает учиться? Я помогу, конечно, но лучше это сделают в мединституте.

— Медицинский институт, — с надкушенным огурцом в руке Вера закусила губу. — Так-так, так-так. А что, интересная мысль…

Глава двадцать вторая, в которой ваши джакузи — надувательство чистой воды

На обратном пути девчонки затеяли философский диспут на тему «как дальше жить». Тон задавала Вера:

— Это же так здорово — уметь лечить детей. Да, Анечка? Сиди себе, и выдергивай болячки. И людям хорошо, и общественно-полезное занятие налицо.

— Наверно, — Анюта на ходу грызла яблоко. — Не знаю. Мне лично видится два варианта: скрипка или бас-гитара. Я выбрала гитару, но буду думать об скрипке. Хотя тема вокала в запасе.

— Тоша, а ты чего молчишь? — наседала Вера. — Давай прогуляемся до мединститута.

— Зачем? — восторга в его голосе не ощущалось.

— Гулять полезно. Заодно посмотрим, какие там экзамены.

Антон хмыкнул:

— А я и так знаю: биология, химия, физика. И сочинение, естественно.

— Никаких проблем! — воскликнула Вера. — Тем более мне, как медалистке, лишь один экзамен сдавать.

Я помалкивал, пришибленный решением Веры. В том, что решение сформировалось, сомнений не было. Как и в том, что «прогулка» завершится передачей документов в приемную комиссию. Парень тоже выдержал немалую паузу:

— Хорошенькое дело! Только-только историю музыки вымучили, теперь биологию с химией снова долбить?! Избавь, боже, — Антон и в самом деле перекрестился. — Но дело в ином, не тянет меня в эту степь в принципе… Нет, ты прикинь: вот так, с женской очередью во дворе, провести всю оставшуюся жизнь?!

— А что? — не поняла она иронии. — Нормальная работа, серьезное занятие.

— Я не Дед, жизнь у меня одна, — отрезал парень. — Камни вопиют! Здесь артрит, там подагра, и у каждой второй бабы муж налево смотрит. Наговоры, заговоры, любовные привороты… «Белый маг Антоний заговорит любого кобеля по фото до полной преданности»! Тьфу. Господи, спаси и сохрани от такой судьбы.

— Почему? — Вера явно расстроилась. — А чего ты хочешь по большому счету?

— Только не путь ведьмы, — сказал, как выплюнул, Антон. — Пусть простит небо глупые мысли, но такое занятие, как медицина — не по мне. Лечить людей, конечно, благородное дело, но если ошибусь? А если какому вредному пациенту моча в голову вдарит, и мое лечение оскорбит его глаз? Нет, музыка проще, да и сцена незримо отделяет от людей. В конце концов, если кому-то я там не по сердцу, тот отвернется, и больше не придет.

— А почему Дед молчит? — напористо наседала Вера.

Пришлось выложить свои две копейки. А чего, собственно, скрывать?

— Антону свою позицию я высказал давно, и любое его решение приму с уважением.

— Прямо-таки любое?

— Конечно. Глупостей Тоша делать не будет, ведь это же я, только значительно моложе. Что касается Анюты — ей сам бог велел музыкой заниматься. А тебе, Вера, мне вообще сказать нечего. Умница, спортсменка, красавица… — достоинства девушки я перечислил без иронии. — Да делай, что хочешь! Можешь в гимнастику вернуться, захочешь — радиоинженером станешь. Социальные лифты в советской стране пока что работают исправно. Знаешь, сколько у нас музыкантов и юмористов с медицинским образованием?

— Сколько?

— Каждый второй! Учись, дерзай. Повышай интеллектуальный уровень. Главное — водку не пей, и не хворай.

— Вот кто-то сейчас получит у меня, — Вера показала кулачек. — Невзирая на седины, кому-то склероз быстро вылечу! Пора запомнить уже, я непьющая.

Тем временем мы добрались до родного сада-огорода, где на площадке под турником уже разминалась Римма. Вполне самостоятельно, кстати.

— Раз так, народ, тогда стройся на физзарядку, — я помахал ей рукой.

Взвизгнув, волкодав метнулся навстречу, и кусочек сыра в кармане у нас нашелся.

— После завтрака физкультурой заниматься вредно, — приняв щенка на грудь, Антон технично уклонился от шершавого языка и гимнастической процедуры, чтобы направиться в сторону кухни.

— Думаешь?

— Уверен, — парень загремел сковородками. — Но вот скромный домашний завтрак приготовить — вполне уместно. Давай, Дед, занимайся. А я буду внимать твоей мудрости.

И никуда не денешься, пришлось и яичницу жарить, да самовар кочегарить. Вера с Анютой его поддержали, они у бабушки Мухии лишь по чашке чая выпили.

А мне несложно было порезать розовое сало мелкими квадратиками, и зажарить его с луком до золотистого состояния. Десяток яиц, еще теплых, из-под курочки, замечательно легли сверху. Оставалось чуть позже посыпать это солью и перцем, укропом и петрушкой…

— Вчера вечером Алена приходила прощаться, — между делом сообщил Антон, дегустируя парное молоко.

— Сказать последнее «прости»?

— Видимо, так, — выдохнув, Антон вытер молочные усы. — Мы уже спать укладывались… В общем, Вера оказалась Анной Карениной, которая остановила этот локомотив страсти.

— Поломала сцену прощания? — догадался я.

— Ага. Буквально встала на пути карнавала грусти, и закрыла грудью амбразуру. Сообщила, мол, «долгие проводы — лишние слезы». Вместо меня девочку в лобик поцеловала, и вытолкала в неизвестность.

— Если кто в этой жизни пропадет, то только не Алена, — вздохнул я, шинкуя помидоры в глубокую миску. — И еще я не сомневаюсь в этом коте.

В ответ на мою шпильку Лапик зевнул. Откушав собачьей похлебки, он не отказался и от сырого яйца. Кобель-многоженец! И жрет во всех мирах на зависть, за двоих.

Вся наша дружная компания заканчивала трапезу под яблоней в саду, когда явилась Жанна. Слава богу, женскую сборную по утренней зарядке не застала, зато к чаю успела.

— Забрались к черту на куличики, еле отыскала вашу Вторую Степную улицу, — с кислым видом, скрывающим тихий восторг, она оглядела фарфор и хрусталь на столе. — Ну вы чайки в вишневом саду! А это что, красная икра?!

В отличие от черной икры, красная в это время считалась продуктом редким, праздничным и деликатесным. Когда жители Дальнего Востока кормили икрой ездовых собак, о профилактике рахита и поддержке нервной системы речь никто не вел. О пользе белков и витаминов народ тоже мало задумывался. Вкусно и питательно, вот простое правило застолья.

Приглашающий жест девушка поняла правильно — сразу принялась накладывать горку икры на бутерброд. И правильно, бывалые студенты не делают культа из еды.

Но все когда-нибудь заканчивается, закончился и этот завтрак. Наведя порядок, Вера собралась-таки в мединститут — «посмотреть и вообще». Анюта увязалась с ней за компанию, а мы приступили к тестированию зурны. Этот инструмент я взял под залог в том мире поюзать, пока просто попробовать.

— Настоящая, армянская, — авторитетно заявила Жанна, приняв в руки трубочку абрикосового дерева.

— Тональность «си бемоль», — подтвердил я, выкладывая пачку нотных листов. — А вот и ноты.

Девушка вытаращила глаза:

— Для зурны ноты?! Народную музыку с детства играю, но никогда не видела такого… Серьезный у тебя подход.

Серьезность своего подхода мы подтвердили пакетом с одеждой — сценический образ номер два в полном комплекте. За пять минут девчонка показала отличное знание армянских народных напевов, и дальнейший экзамен терял смысл. А наряды были заготовлены заранее, еще к тромбону.

— Берем зурну! — решительно заявил мне Антон.

— Еще один духовой инструмент в оркестре будет весьма кстати, — подтвердил я вердикт.

Ничего этого Жанна не слышала — она заглядывала в пакет. И впервые хмурое лицо буки озарилось счастливой улыбкой:

— Фиолетовые джинсы, белая рубашка! Как у девочек, да? Господи, вот это шпильки на синих туфельках… Италия? Балдеж!

Она померила туфли и топнула ножкой. После некоторой паузы прежнее хмурое выражение вернулось, словно обратная перемотка на видео:

— Это же целое состояние… Если ты думаешь, что купил меня тряпками, то сильно ошибаешься!

— Да? — изумился Антон.

— Да! Я была согласна и без этого.

— Согласна на что?

— На все согласна!

Интересное интервью прервали родители — с огромными сетками трехлитровых банок они протиснулись в калитку. Вылетев из-под раскладушки, Рекс пулей кинулся навстречу.

— Тоша, сынок, — молвила мама, растроганно внимая щенячьему визгу у своих ног, — мне казалось, я знаю всех твоих девушек…

— Не всех, мама, — радостно подскочил Антон. — Ты еще Варвару не видела! А это Жанна, тромбон в нашем оркестре.

— Мне казалось, тромбон это так, — осторожно опустив сетки, отец жестом изобразил движение кулисы по инструменту. — А пока я что вижу зурну.

— Редко встретишь девушку, владеющую духовым инструментом, — едва улыбнувшись, мама принялась выкладывать на стол содержимое сеток. — Миша, чего встал? У нас мало времени. Вечером паркетчик придет, забыл? Быстренько собирай яблоки, я пока банки помою. Тоша, рассказывай, как дела.

Каждый год родители готовили неимоверное количество соков, не считая варенья и повидла. И что удивительно, за зиму мы все съедали и выпивали. Особенно маме удавался компот из черешни. Крупные желтые ягоды так и манили взор из-за стеклянной преграды баллона, умоляя уничтожить ее — чем я и занимался зимними вечерами, делая уроки.

— Спасибо, Антон. Мне пора идти, — с лицом восточной королевы Жанна засунула зурну в пакет. — Увидимся в три, у института?

***

За оркестром к институту прислали колхозный автобус, старенький, но бодрый «Икарус». Пока девчонки носили инструменты, Вова Спиридонов и Семен с братьями Гутаровыми загрузили аппаратуру и ударную установку. Разместились с приподнятым настроением, девичьим щебетом и комфортом, еще место осталось. И хотя ехать было не очень-то и далеко, добирались мы долго — по дороге у автобуса спустило колесо, а ремонт в пути оказался делом непростым.

Жесткого графика нам не устанавливали, просто сказали «к вечеру», но я слегка огорчился. Хотелось посмотреть на армянскую свадьбу с самого начала, ведь зрелище это занимательное и многолюдное. Перед торжеством жених должен отправить в тещин дом быка, а за невестой явиться с выкупом. Тут все серьезно: брат невесты с кинжалом в руках и друзьями за спиной не пустит на порог, пока жених не расплатится деньгами и подарками. А бывало и так, что в целях экономии невесту просто воровали. И все действия, с самого начала, сопровождаются музыкой и танцами.

Туфельки невесты на свадьбе воруют обязательно, и еще очень интересно посмотреть на кучу малу, когда невеста бросает подвязку — здесь даже малые дети кидаются ее ловить. Ничего этого, и много другого, мы не увидели. Автобус подкатил к распахнутым воротам, где во дворе бурлило народное гулянье. На просторной, наспех сколоченной эстраде надрывался сельский оркестр, тамада кричал в микрофон здравицы, гости дружно выпивали и закусывали. Между гостями метались подавальщицы, причем многие танцевали с подносами, прежде чем поставить закуску на стол. Правило на свадьбе железное — мясо тут кушают «станцованное». Пока мы выгружались и настраивали технику, продолжились танцы под сельский оркестр. Один край эстрады они нам оставили, кое-как разместились.

Но особенно обустроиться Антону не удалось — Вера вцепилась в руку парня, чтобы горячо зашептать на ухо:

— Дед, выручай! Видишь полковника, что пальцем меня манит?

Неподалеку от сцены, заложив руку за спину, курил папиросу слегка хмельной офицер. В парадной милицейской форме он выглядел бравым молодцом, не хуже жениха.

— У нас нет проблем, — я ободряюще ухмыльнулся.

— Вот именно, — подтвердил Антон. — Ничего не бойся, я рядом.

Девчонка прижалась, будто хотела раствориться по всей площади тела. Будь ее воля, она бы на руки залезла.

— Верочка, как же так, — удрученно воскликнул полковник, когда мы приблизились. — Я тебя обыскался уже, а ты на свадьбах, значит, веселишься?

— Здрасте, дядь Саш, — приветливо улыбнулась она. Руку Антона, тем не менее, сжимала крепко. — А что случилось?

— Как что случилось? — возмутился он. — А ты не в курсе, значит. Маму твою найти не могу, вот что случилось!

— Так мама в Кисловодске, дядя Саша! Гастрит лечит, — в доказательство своих слов она вытащила из кармана открытку с изображением Нарзанной Галереи. — Вот.

Неделю назад я сбегал в Пятигорск, чтобы опустить в почтовый ящик эту открытку, подписанную Ниной. И кому интересно, пусть теперь изучают даты и штемпели на обороте. Полковнику стало интересно:

— Я заберу? Начальству покажу, потом верну.

— Да ради бога! Дядь Саш, мне надо к концерту готовиться… — Вера начала потихоньку отступать. — Потом поговорим, ладно?

Уже на сцене она выдохнула:

— Пронесло…

— Но-но, подруга, — хмыкнула Анюта. — Вот этого не надо здесь.

Хорошая девочка! К разговору Нюся прислушивалась, и на помощь пришла бы без раздумий. Одно ее присутствие прибавляло мне уверенности — если с Антоном что-либо случится, не подведет. Вытащит, как в прошлый раз.

Тем временем музыканты сельского оркестра, сложив инструменты, с усталыми улыбками потянулись к специальному столу, накрытому с краю эстрады. На армянской свадьбе танцевать начинают сразу после первого тоста, так что ребята прилично утомились.

Настраивать гитару Антон закончил, когда Тамара Карапетян взяла микрофон для приветственной речи. Говорила коротко, но толково: от имени музыкантов поздравила и молодых, и родителей, и гостям пожелала всех благ.

Первым номером у нас шел известный хит «Бесаме мучо». Только в отличие от классической версии, мы сделали аранжировку в армянском танцевальном ритме. Кларнет исполнил замысловатое вступление, вместе с бас-гитарой загрохотал ударной установкой Семен, и Варвара запела со слезой в низком голосе:

Играть на своих барабанах Варвара не забывала, при этом она еще и приплясывала. Сценический образ девушка выбрала такой же, как и у Сени: тельняшка и камуфляжные штаны с пятнистыми кедами. Получилось весьма оригинально и уместно. В смысле, и наряд, и песня.

Гул над столами утих, а танцующий народ откровенно прибалдел — такого прочтения популярного шлягера этот мир еще не видел. Барабанщик сельского оркестра, бросив застолье, прямо-таки прилип к сцене, пожирая Варвару глазами.

Второй куплет добил публику окончательно. Его исполняла Тамара Карапетян с томным придыханием, и на армянском языке:

После этого был длительный проигрыш — с кларнетом Надежды Козловской, зурной Жанны и переливами на гармошке Антона. А последний куплет исполнила Надежда Константиновна на языке оригинала.

Громкие восторженные крики и свист заставили повторить номер с самого начала.

В дальнейшем концерт так и шел — с одобрительными криками и требованием повторить. Надежде Козловской удалось сорвать свою долю восхищения — и за саксофон, и за вокал. А вот песня Анатолия Днепрова «Армения моя» произвела фурор. Она выпадала из танцевального ряда, и с первых слов обратила гостей в молчаливых зрителей. Даже подавальщицы замерли, забыв о своих подносах.

Этот номер пришлось повторять три раза, а Антон удостоился поцелуя матери жениха. Впрочем, мама невесты тоже расплакалась. На свадьбе мать жениха по обычаю радуется откровенно — ведь она приобретает члена семьи и помощницу. Мама невесты грустит и печалится — ничего, кроме выкупа, она не приобретает. Внуки, конечно, будут, но когда это будет? Антон взял гармошку, и «Джан балес» пошел на ура для обеих мам.

Тамара прекрасно справлялась и с ролью ведущего, она шутками отвечала на реплики гостей и постепенно представила всех музыкантов. Единственный человек в оркестре, не отягощенный музыкальным инструментом, между номерами она еще успевала бегать к столу и один раз потанцевала с Кимом Назаретовым. Он улыбался змеем-искусителем и что-то нашептывал Томе на ухо. Ой, уведет… Чует мое сердце, уведет.

Концерт по накатанной катился к завершению, когда нам, наконец, разрешили перерыв. На вахту заступил сельский оркестр, а нас усадили за вновь накрытый стол. И по дороге из туалета Антона перехватил верткий парень, уркаган чистой воды.

— Музыкант, на пару слов, — бросил он. — С тобой Сержик говорить будет.

Кто такой Сержик, нам было неведомо, но догадаться несложно — вертлявый парень произнес это имя с большим уважением. Нас подвели к столу, и усадили напротив крепкого мужчины в белой рубашке. Слева и справа от него было пусто.

— Меня зовут Серж, — ожидаемо представился мужчина. — Водка, вино? И скажи своим парням, пусть расслабятся, надолго не задержу.

Я оглянулся — братья Гутаровы, каждый вполоборота, прикрывали Антону спину. Ничего, пусть стоят. Береженого бог бережет. Девушка с подносом быстренько сервировала стол, налила и водки, и вина, и компота. И упорхнула.

— Выпьем за молодых, — мужчина поднял рюмку. — Дай бог им счастья, деток побольше, и дом — полную чашу.

За такое не выпить было бы грех, и Антон лихо метнул свою рюмку. А люля-кебаб сам нанизался на вилку.

— Откуда наш язык знаешь, парень? — это он спросил по-армянски.

— Родился в Армении, отец там служил, — на этом же языке невнятно ответил Антон — люля оказался очень хорош.

— Пограничник?

— Нет, авиация ПВО.

— Летчик, значит, — уважительно хмыкнул он. — Хорошая работа, полезная, спасибо ему. Ну, давай за родителей?

Потом мужчина без запинки напел:

— Отличные песни вы поете. Завтра приедете?

— К сожалению, другие дела, — закусывать Антон не забывал. — К экзаменам в институт надо готовиться.

— Жаль… Ребятам из сельского оркестра слова перепишешь?

— Так они уже сами подсуетились, — усмехнулся Антон, поднимаясь. — И слова переписали, и ноты. Однако мне пора, спасибо за добрые слова.

— Будешь в Нахичевани, заходи, брат, — мужчина тоже встал. — Сержика там каждый знает. Заходи в любое время, буду рад.

Глава двадцать третья, в которой вход по пригласительным билетам

Утреннее совещание в Госбанке капитан Сорокина посетила, но вниманием к докладам не блистала. Опустив голову, она что-то черкала в своем блокнотике — видимо, многочисленные мероприятия, связанные с ужесточением контроля, интереса москвички вызвали немного. Не проронив ни слова во время совещания, она так же молча вышла, и по ковровой дорожке направилась в небольшой кабинет, выделенный ей здесь же, на третьем этаже.

Откинувшись на спинку стула, Марина побарабанила пальчиками по зеленому сукну стола, потом полистала свой блокнотик, и приняла решение. В программе культурных мероприятий на вечер значился футбольный стадион в компании с Агопяном, но капитан Сорокина матч вычеркнула. Перелистав страницы, она сняла телефонную трубку, чтобы набрать обычный московский номер.

— Центральная станция, пронто, — раздался из трубки веселый мужской голос.

— Милый, я соскучилась, — без всяких предисловий произнесла Марина кодовую фразу.

— Насколько сильно?

— Я вся горю!

— Тогда востри лыжи, — разрешил он. — Сердце не забудь.

Июльские помидоры «бычье сердце» ценили гурманы всей страны — они достигали килограмма, и состояли из сплошного «мяса». Ростовский сувенир оговаривался заранее, и никакой двусмысленности в этом серьезном нюансе не было.

Уже через два часа, закинув в рот карамельку «Взлетная», Марина пристегивалась в салоне среднемагистрального лайнера ТУ-134. Как всегда выручил «вездеход» с красной полосой по диагонали: «…военным комендантам аэропортов, железнодорожных вокзалов, морских и речных портов — предъявителю Сорокиной Марине, выполняющей задание особой важности, при наличии командировочного удостоверения и предписания, обеспечить содействие и внеочередное получение проездных билетов».

Не дожидаясь взлета и водички от стюардессы, капитан Сорокина сразу и решительно заснула. Бурная личная жизнь не на шутку влезла в ночную часть распорядка дня, где покою почти не оставалось места. Гул двигателей не мешал — опытному путнику незачем ворочаться, глазея по сторонам и листая журнальчики. Как и Штирлиц, пока ей неведомый, Марина твердо знала: через два часа она проснется свежей и отдохнувшей.

Начальник капитана Сорокиной, крепкий мужчина в светлом шелковом костюме цвета экрю, поднял взгляд от своих записей.

— Значит, так, товарищи, — он весело улыбнулся, оглядывая сотрудников отдела. — Антонина Борисовна, вы поднимаете архивы МВД. Соответствующие допуски вам оформили. Я хочу знать о майоре Радиной все — включая сослуживцев и родственников. И не только это. Раскройте мне личную жизнь, ближайшее окружение и милые детские привычки.

Солидная полная женщина в роговых очках и полосатом поплиновом платье кивнула головой.

— Ты, Петр, займешься заслуженной артисткой Козловской. Покопайся со всем тщанием в этой истории взлета, падения и чудесного исцеления от алкоголизма.

— Есть! — тихо бросил спортивный парень в брюках-клеш и голубой тенниске с белым отложным воротником.

— Наша радость Мариночка возвращается в Ростов-на-Дону, к своим фальшивым деньгам. Командировку я продлил, приказ в кассе, загляни туда. Все понятно? Заодно зарплату получишь, — начальник перевернул листок. — А я займусь странной пропажей сотрудника аппарата ЦК товарища Седых.

— А что случилось в ЦК? — заинтересовалась Марина. — Мне казалось, там серьезная охрана…

— Представляешь, как бывает, — начальник сверкнул улыбкой. — Обычно пишут что-то вроде «ушел из дома и не вернулся». А здесь ровно наоборот! Пришел из дома, зашел в кабинет, и уже не вышел. Пропал человек вместе с секретными документами.

— Чудеса в решете, — ахнула капитан Сорокина.

— Ничего, проверим, разберемся… — закуривая, начальник откинулся на спинку кресла. — Святой водой побрызгаем. И уже потом, на крыльях любви, мы все вместе рванем в Ростов. А что? Помидоров поедим, в Дону искупаемся. Марине поможем, в конце концов. Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!

***

У дверей музыкально-педагогического института нас поджидали «дружинники». Лица у них были озадаченные.

— Как это понимать, Антон? — словно рекламные агенты, братья Федот и Кот Сиротины с разных сторон указали на объявление — белый лист ватмана, украшенный разной толщины и наклона буквами:

Антон от диалога с народом высокомерно устранился. Была бы возможность, он бы, наверное, отвернулся.

— Партнеров этих ты нашел, Дед? — не терпящим возражений тоном заявил парень. Мысленно, конечно, но твердо: — Вот со своими корешками сам и беседуй.

Возвращение ректора музпеда из отпуска произошло неожиданно для всех, кроме Натальи Николаевны. Поэтому этот день совпал с нашим официальным концертом. Так получилось, ведь случайность — это цепь заранее подготовленных событий. Миром правят сила и деньги, но инсайдерская информация иногда важнее, поскольку позволяет тщательней подготовить экспромт.

Говорить об этом вслух не собирался, только подбирал подходящую реплику, когда меня опередила Вера.

— А в чем проблема, мальчики? — приветливо улыбаясь, она выглянула из-за спины Антона.

— Верочка, глазам не верю, — обомлел Федот. — Что ж ты со мной делаешь своей улыбкой… Или я брежу? Господи, помоги мне!

— Да-да, точно чокнулся, — подтвердила Анюта, оставаясь на месте. Ее и так было видно хорошо. — Держи его крепче. Котик.

— Что значит «вход по пригласительным билетам»? Какие еще билеты, товарищи? — отвергая иронию, возмутился Кот. — Выходит, меня на концерт не пустят?

— Приятно общаться с ерундированным человеком, — хмыкнула Нюся.

— Ребята, встречный вопрос, — слегка надавив голосом, я примирительно поднял руку. — У нас был договор насчет репетиций. В то время, когда вместо охраны общественного порядка пацаны сидели в зале, вам кто-то слово плохое сказал?

Федот с Котом выпучили глаза.

— Вот видите, договор соблюден четко. Надежду Козловскую на репетициях все желающие вволю послушали, заодно должок отработали. Претензий нет, всем спасибо. А насчет концерта, извините, уговора не было. Выступление артиста — внутреннее дело института. Но парочку билетов, лично для вас…

— Десять! — быстро выпалил Федот.

— Антоша, — указывая пальчиком на Кота, Варвара говорила тоном маленькой девочки, — вот этот мальчик меня вчера на репетицию не пускал!

— Подожди, Варенька, ласточка моя… — изумился Антон. — Ты же кандидат в мастера спорта по парашютному спорту. Ничего не путаю? И не всякий десантник может тебя побороть, сама же говорила. А тут какой — то хилый Котик.

— И зубы у него все целые, — удивилась Анюта. — Вот только не надо на меня волком смотреть, Котик, ненароком глазелок лишишься!

Накачанная фигура Кота, фыркнув оскорбленно, начала угрожающе надуваться.

Продолжая играть роль, Варвара возразила:

— Он большой и сильный! Прижал крепко, за попу лапал! И еще гадости всякие говорил.

— Что же он тебе плел, птичка моя сизокрылая? — вкрадчиво уточнил Антон.

— Про правую ягодицу он клеветал: мол, этот арбуз звенит звонче!

— А это не так? — догадался Антон.

— Конечно, оба арбуза звонкие! Ты же проверял? Помнишь, еще удивился — ущипнуть невозможно.

В обвинительном запале Варвара выдала мою маленькую тайну. Но на едкую перебранку Вера смотрела свысока — взирала вокруг томным взглядом восточной красавицы сквозь полуприкрытые веками глаза. Этой ночью она добилась своего, все тайные мечты девушки сбылись — Антон ее целовал! И не раз. Сейчас она цвела и пахла майской розой, многое ей теперь казалось мелким и неважным. Довольной кошкой девушка щурилась утомленно, и припухшими губами улыбалась загадочной улыбкой Джоконды.

Это тоже было тайной, но ее мне разболтала Анюта, которой Вера доверилась с помощью смс. По большому секрету, конечно, потому что Антон свои секреты держал при себе. Впрочем, не надо быть большим психологом, чтобы разглядеть картину без подсказок. Анюта перебранку воспринимала с иронией, лишь едва заметно усмехалась снисходительно.

— Значит так, парни, — решил Антон. — Пять билетов, и вы забываете о существовании моего музыкального коллектива.

— У тебя широкий диапазон интересов, — сделав простодушное лицо, ухмыльнуться Федот. — Даже пожилая студентка Жанна вошла в обойму.

— Да мне еще двадцати нет, — нахмурила брови девушка. — Глаза разуй, охальник!

Она шагнула и прижалась к спине Антона грудью. Парень напрягся, а глаза Жанны засветилось торжеством — по сравнению с Варварой важные детали ее тела были совершенно иными, в нужных местах пружины сжимались упруго, но мягко.

— А разве в таком возрасте носят молодежные прически? — не сдавался Кот, подыгрывая брату.

— Дети, вы меня озлобляете, — недобро улыбнулась Жанна, чувствуя крепкое плечо рядом. — Бабушка-ведьма потом будет ругаться, но я сделаю так, что вы прямо сейчас укакаетесь пять раз.

— А кто не справится с заданием, я помогу, — пообещала Анюта. — Моя бабка тоже ведьма.

— Барышни, осознал. Был неправ, пардон, — быстро съехал Федот, и обернулся к Коту; — Потрудитесь извиниться, сударь. Антон, где наши семь билетов?

— Минуточку внимания, товарищи, — торжественно заявила Наталья Николаевна, ожидая коллектив на сцене. — Напоминаю, завтра у нас выступление.

В доказательство своих слов педагог Наталья Николаевна развернула еще один плакат. Ясное дело, этот был поменьше, пойдет на доску объявлений. Она, видимо, долго готовилась к этой речи, рисуя плакатными перьями красочные постеры.

— Сегодняшняя репетиция будет посвящена подготовке к завтрашней творческой встрече…

Однако неожиданным ходом я сорвал триумфальную речь самозваного администратора.

— Спасибо, Наталья Николаевна. У меня есть еще одно объявление: наш коллектив покинула Алена Козловская.

Народ замер. Моментально прекратив возиться на своих местах, девчонки уставились на Надежду Козловскую. Нахмурив бровки, с припухшими глазами, солистка раскладывала ноты. Впрочем, эта деталь не делала ее менее прекрасной. Надежда Константиновна встала, чтобы внести ясность:

— Коллеги, Алена выбрала иной путь в жизни. Она решила поступать в институт кинематографии.

Плохая экология, социальные фобии и панический синдром только подбирались к этому поколению советских людей, а вот стресс стал уже известным явлением — Надежда Константиновна неожиданно всхлипнула, и Наталья Николаевна, в знак солидарности, тоже залилась слезами.

— Как же так, Наденька?

— Неожиданно вышло, — Надежда Константиновна шмыгнула, успокаиваясь. — Но добрые люди помогли, в самолет запихнули. На ящике с лимонадом полетела, кровинушка моя…

Глава двадцать четвертая, в которой не всякая птица долетит до эпицентра взрыва

Концерт состоялся в назначенное время, и превзошел все ожидания. Педагоги во главе с ректором, конечно же, угнездились на лучших местах, за ними расселись аганжированные люди из города, представляющие «музыкальную общественность». А студентам музпеда, как везде бывает, достались задние ряды Малого зала. Федот и Кот Сиротины со своими придворными девушками гордо озирались, они попали в один ряд с избранными, рядом с «общественностью».

Конечно же, пригласительных билетов всем желающим не хватило, и простой народ после начала представления проник в зал, чтобы стоять в проходах. Полный аншлаг. Вот что значит подготовка и продуманная рекламная кампания!

Картонную коробку для записочек с вопросами установили с краю сцены, поскольку Наталья Николаевна сразу объявила — выкрики с мест услышаны не будут. Это условие и наш серьезный подход к делу поначалу ее удивил: возле коробочки мы положили заточенные карандаши и блокноты с отрывными листами, а в саму коробочку еще вчера сложили заранее написанные записки.

— Как же так? — растерянно говорила она тогда, глядя на наши действия. — Карандаши точно не вернут, и блокноты, даже наполовину использованные, непременно замылят… А записки самому себе писать разве можно?

Пожила бы дорогая Наталья Николаевна с моё, ага… Честных пресс — конференций ей захотелось, щаз! Я не собирался пускать творческий вечер на самотек, ведь без контроля у любителей поболтать быстро наступает балаган. Некоторым скандалистам только дай волю — и нахамят с улыбкой, и облают. Их не творчество волнует, а запах помойки.

Поэтому четкие ответы на десяток стандартных вопросов, предсказуемых в таких ситуациях, Надежда Константиновна выучила заранее, под моим чутким руководством. Кроме того, ей пришлось вспомнить пару забавных эпизодов из театральной жизни, и для надежности несколько раз вслух повторить. А первой бумажкой, которую «случайно» должна была вытянуть Наталья Николаевна, у нас по плану шла записка с вопросом о дальнейших творческих планах заслуженной артистки.

Кризис в отношениях с руководством музыкального театра и тему алкоголя я упоминать запретил. Не было такого! А если кому-то почудилось, что было, так-то дело житейское. И вообще, покажите мне пальцем артиста, даже язвенника и трезвенника, который на банкете пьет исключительно минеральную воду — не поверю. Немного размыслив, Надежда Козловская согласилась с такой версией.

Да, она надумала петь джаз, потому что поняла свое предназначение в жизни. А почему нет? Жизнь прекрасна, и в ней всегда есть место для музыки. Вот собственно, краткий конспект всех ее ответов на этот и на последующие вопросы.

Новые девчонки не подвели — отыграли, отпрыгали и отпели на «отлично». Варвара с первого дня чувствовала себя как рыба в воде, и Жанна со своим тромбоном тоже не тушевалась, однако мудро держалась на втором плане. Были, конечно, огрехи и мелкие косячки, но в целом концерт увенчался успехом.

Позитивная энергетика неслась из зала мощным потоком, подпитку ощущали все артисты. А Надежда Козловская, отдавая себя целиком, впитывала этот живительный эликсир и блистала. Она солировала, шутила, изливала душу через саксофон и кларнет, а следом восхищала умением аккомпанировать себе на рояле и электропианино. Временами солистка удалялась в подсобку переодеться, выдвигая других музыкантов вперед, и этот пока неизвестный здесь прием шокировал зал в хорошем смысле слова. Появляясь в разных нарядах — то в черном строгом платье, то в джинсах с рубашкой, то в летнем сарафане, молодая красивая женщина с саксофоном покорила зал.

С сольными номерами удалось засветиться всем понемногу, особенно Антону. Девчонкам, Анюте и Вере, это уже было и не надо — Нюсю, считай, зачислили, а Вера отнесла-таки документы в мединститут.

Не обошлось и без маленького скандала. После очередного номера, на фоне стихающих аплодисментов, раздался выкрик из зала:

— Скажите, а за что вас выгнали из театра музкомедии?

Надежда Константиновна потемнела лицом, но сразу взяла себя в руки. Реакцию на подобные выпады мы репетировали, такое предсказать несложно. Что ни говори, а желтая пресса не на ровном месте родилась, а задолго до революции, следом за Адамом и Евой. И «скандалы, интриги, расследования» — их любимый конек.

— Вообще-то приличные люди в обществе встают и представляются, — с достоинством произнесла солистка заготовленную фразу, как плавное вступление для отповеди наглецу.

Зал одобрительно загудел, все-таки нормальных людей на свете больше.

— Борис Маркович Альбац, газета «Комсомолец», — помявшись, доложил крикун на фоне нарастающего гула.

Паршивец поднялся, наконец, предоставляя Антону возможность впиться в его ухмылку неприязненным взглядом. Мы оглянулись на Веру — та тоже сверлила газетчика недобро, с осуждением.

После того, как Жанна вздумала напугать Кота актом дефекации, Вера заинтересовалась этим боевым приемом, как технологией устрашения врага. Однако Жанна ничего толкового ей прояснить не смогла, поскольку блефовала, выдумав бабку-ведьму. Тогда Вера пошла дальше — расспросила бабушку Мухию о возможности насылать подобное проклятие. Оказалось, что для знахарки тайны здесь не существует, сглаз имеет и такую направленную особенность, причем короткий наговор несложен. В детали вдаваться здесь невместно, читатель сам может у любой цыганки справиться, за денежку небольшую те просветят и научат.

— Боря, иди домой! — дурачась, крикнул кто-то из студентов на задних рядах.

Наши незримые старания, вкупе с этим пожеланием, привели к закономерному результату — Борис Маркович засуетился, и полез по рядам на выход. Наш сдвоенный с Верой ментальный удар рикошетом зацепил пару соседей газетчика, те тоже рванули следом. Ну да ничего страшного, в институтском сортире просторно, места всем хватит.

— А меня, Борис Маркович, зовут Надежда Константиновна Козловская, и я служу в театре музкомедии в должности солистки, — слова эти, словно пинки, неслись в спину журналиста и сотоварищи. — С работой у меня все в порядке, только сейчас нахожусь в трудовом отпуске. Кстати, мой начальник находится в зале, после концерта можете его расспросить.

Без паузы Надежда Константиновна весьма вовремя ввернула анекдот про задушенную артистку, зал отзывчиво засмеялся. Какая умничка, а? Нет, эта женщина точно не пропадет.

Разрядив обстановку, наш лидер мягко улыбнулась:

— А сейчас, товарищи, я покину вас на минуту. Группа продолжает работать для вас, и Антон Бережной исполнит песню о любви. Просим!

Пока звучало вступление, я оглядел зал. Где-то здесь должен сидеть секретарь райкома партии. Директор филармонии тоже в зале. И режиссеру театра музкомедии они позже зададут неприятные вопросы. В самом деле, пошто тиран такой талант гномил? По моему плану Надежда Козловская должна была, не увольняясь из театра, получить приглашение на собственный концерт в филармонии. Именно согласиться на приглашение выступить, а не бегать самой по худсоветам и руководству, с мольбами заламывая руки. Худсовет — еще та каторга! Ничего, сами придут и сами попросят. И тогда, пусть с другим музыкальным коллективом, но будущее у нее будет. А уж репертуаром мы ее обеспечим, дай срок. Да и родная дочка Алена подсобит, точно в стороне не останется. Начатые дела бросать нельзя. Верно, Антон?

Этот гимн любви Анатолий Днепров уже написал, но в эфире он еще не звучал. Из джазовой направленности концерта композиция выпадала, впрочем, так и было задумано. Контраст полезен во многих делах, а уж на подобном концерте сам бог велел.

Народ песню оценил аплодисментами, девушки озаботились платками. Заключительный хит, который исполнила Надежда Козловская, принадлежит британской группе «Юрай хип». Кен Хенсли и Дэвид Байрон только формировали свои идеи в до-миноре, шлифуя сингл «Июльское утро» для будущего альбома «Look at Yourself», а мы уже отломили себе кусочек их великой славы.

Меняющаяся динамика яркой звуковой палитры рока, с элементами фолка и джаза, заставили потрудиться всех, и Нюсю со сложной партией на бас-гитаре, и Антона с рваной игрой соло-гитары. Но особенно досталось Вере, с ее двумя синтезаторами.

«Юрай хип» сотворит еще много чего хорошего. Группа жива до сих пор, и на сорок седьмом году жизни мощная машина работает над двадцать пятым (!) студийным альбомом. Плановый срок выхода — конец 2018 года. Будут меняться композиции и составы, однако «Июльское утро», открытие лета 1971 года, это вершина за облаками. И, видимо, «Утро» останется там навсегда.

Студенты с последних рядов в тему сразу врубились, с восторженными криками требуя повторить с самого начала. Пришлось это делать два раза.

А потом на сцену вылез парторг, чтобы от имени студентов мимоходом поблагодарить артистку, но более основательно восхвалить судьбоносные решения очередного съезда партии. Он донес нам истину — цвет партии если и спит, то ворочается в думах о народе, а генеральный секретарь, Леонид Ильич Брежнев, без устали воплощает задуманное в жизнь. После такого откровения тянуло добавить: «и да продлит Всевышний его дни, и не оставит болезного без защиты».

Не дожидаясь конца речи парторга, зрители потянулись на выход. Потом прима спустилась к педагогам, которые с улыбками взяли ее в кольцо, а мы принялись сворачивать манатки. Наконец, к Антону колобком подкатилась Наталья Николаевна. Она смущенно улыбалась и смотрела в сторону.

— Антоша, концерт коллегам понравился, вы молодцы. Всем спасибо! Ректор тоже очень доволен…

— Но? — не утерпев, вылез я.

— Но вступительные испытания тебе придется пройти.

Вера замерла с открытым ртом — досада не позволила выразить возмущение словами.

— Ну ни фига себе, — севшим голосом выдохнула Нюся. — Как же так, мама?

— Тебя это не касается, — отмахнулась та. — А у Антона нет базового музыкального образования. Дурацкая формальность, но нечего не поделаешь…

Глава двадцать пятая, в которой русская хандра им овладела понемногу

Центр управления страной всегда находился в ЦК КПСС.

И хотя важные документы, публикуемые во всех газетах, сладкоречиво именовались «постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР», советской власти здесь, простите за тавтологию, власти оставалось мало. Зато ясно обозначалась вторичная роль и чисто исполнительские функции. При такой системе власти партийные бонзы, будучи вершками, повелевали, а все прочие корешки назначались исполнителями высочайшей воли.

Если при Сталине, за редким исключением, под раздачу мог попасть любой, то Никита Хрущев обозначил целую касту неприкасаемых. Крепкого профессионала Лаврентия Палыча Берию он сместил с должности с помощью войсковой операции, единомышленники генерального комиссара госбезопасности пошли на эшафот следом.

Революция пожирает своих детей, поэтому совершенно не удивительна казнь маршала СССР Берии и его окружения — Деканозова, Меркулова, Кобулова, Гоглидзе и многих других. Таким мастерам разведки, как Павел Судоплатов, влепили до пятнадцати лет без права переписки. Обвинение составили по старинке, без фантазии: измена родине, терроризм, репрессии, шпионаж в пользу Гондураса.

Странно другое — когда очередь дошла до Хрущева, его не врагом народа назвали, а пенсионером союзного значения. Выходит, грешен был Никита, да не очень. При этом Павла Судоплатова из Владимирского централа не выпустили, и Берию с товарищами перед народом не реабилитировали. Очевиден вывод: головку власти поменяли, система сохранилась…

После смерти Сталина правоохранительные органы подверглись серьезной реформации. Руководить обновленным Комитетом госбезопасности Хрущев назначил генерала Серова, заместителя министра МВД. Личность неоднозначная, не каждого советского человека называли любимчиком Сталина и личным другом Хрущева.

Но главным стало не это — партийные чиновники перестали отвечать головой за свои ошибки. Теперь высшей мерой наказания являлось всего лишь лишение партийного билета. КГБ и милиция потеряли возможность ареста чиновника, начиная с уровня секретаря райкома.

Несколько позже появилась служебная инструкция, которая прямо запрещала правоохранительным органам заводить дела на партийных и советских руководителей. Следователей обязывали сначала представлять нарытые материалы в партийную организацию, а Центральный Комитет партии уже решал, целесообразно исключать шельмеца из партии, или нет.

Придуманная схема позволяла уйти от наказания многим руководителям, поведение которых дискредитировало партию и занимаемую должность. Создавалась каста неприкасаемых, справедливо полагающая, что им всё дозволено. Впрочем, именно это было целью номенклатурного переворота — с убийством Сталина и устранением Берии. Поговаривают, что Лаврентий Палыч докопался-таки до причин разгрома Красной Армии в июне 1941 года и роли некоторых товарищей в этом. Но пока нет фактов, все это сплетни и домыслы обывателей.

Новации Хрущева коснулись не только партийного строительства и кукурузы. В конце пятидесятых годов генерала Серова перевели в ГРУ а во главе госбезопасности встал Александр Шелепин, комсомольский вожак. Удивительное дело, председателем КГБ поставили не просто дилетанта, и даже не партийного работника, а умелого комсомольского болтуна. Шелепин ни дня не воевал, не руководил в жизни ничем реальным, кроме комсомола. Новая метла лихо вымела специалистов тысячами, таких сокращений советские спецслужбы еще не видели.

Вместо профессионалов-разведчиков в авангарде управлений и отделов Комитета встали профессиональные комсомольцы, без навыков и специальной подготовки. КГБ, боевой отряд партии, потихоньку превращался в тайный орден.

Наведя полный порядок, Шелепин ушел на повышение, в ЦК КПСС на должность Секретаря, а его сменил другой профессиональный комсомолец, Владимир Ефимович Семичастный. В отличие от Шелепина, товарищ Семичастный не постеснялся надеть генеральский мундир, хотя ни дня не воевал, и нигде, кроме Союза молодежи, службой не отметился.

Главной темой работы госбезопасности стало создание информаторов, то есть секретных сотрудников (краткое название «сексот»). Вновь созданному Пятому управлению и его главе Филиппу Бобкову работы на фронте борьбе с диссидентами и антисоветскими элементами стало выше крыши.

Владимиру Ефимовичу Семичастному не повезло, при нем Светлана Аллилуева, дочь Сталина, сбежала за границу, где первым делом объявила о публикации своих мемуаров. Скандал вышел знатный, и за такое кто-то должен был ответить… Крайних отыскали быстро.

На посту руководителя КГБ вместо Семичастного появился Юрий Андропов, бывший комсомольский вожак, партийный функционери посол в Венгрии. Подбирали его, видимо, по шаблону — ни дня не служил, не воевал, руками не работал, реальным делом не руководил.

Будучи в душе молодым комсомольцем, Андропов еще более развил агентурную сеть внутри страны. Кроме «первых» отделов и штатных чекистов, в каждой советской организации и на каждом предприятии множились ряды сексотов. Особенно легко было работать в среде творческой интеллигенции, там желающих «настучать на друга» оказалось прилично, оставалось лишь ласково попросить и напомнить о гражданском долге советского человека.

Простые телефоны прослушивались всегда, теперь на контроль плотно встали «кремлевка», оперсвязь и ВЧ. Когда Леонид Ильич Брежнева в тесном кругу членов Политбюро заявил сакраментальное «на каждого из вас у меня есть материал», это не было пустым сотрясанием воздуха. Сталин вел свою «черную тетрадь», была такая и у Брежнева. Собственная разведка в поте лица трудилась, и с помощью Восьмого управления КГБ полезная информация добывалась, конечно, тоже.

А вот конкретная работа по поиску одного-единственного человека не ладилась.

На плановое совещание в своем кабинете Андропов вызвал основных зампредов — Семёна Цвигуна, Георгия Цинёва и Ардалиона Малыгина. Парторга КГБ генерала Пирожкова и начальника восьмого Главного управления Емохонова пригласить не забыли.

Докладывал генерал Чебриков, бывший секретарь обкома, назначенный главным специалистом по борьбе с идеологическими диверсиями. Эти люди «своими» не были, их сюда определил «на укрепление» лично Брежнев. Так прямо при назначении и сказал: «Юре надо помочь вытащить КГБ из застоя. ЦК рекомендует этих товарищей».

Идти на совещание было недалеко, заместители занимали смежные кабинеты на четвертом этаже Лубянки. Только вот оказалось, что радовать начальника нечем — за полчаса ничего важного оратор так и не изрек.

— Достаточно пустых слов, — обрывая докладчика. Председатель устало прикрыл веки. Длинный стол для совещаний стоял у окон, и солнце нагло лезло в глаза сквозь задернутые шторы. Однако раздражало не это — сильно утомляли разные имена, многочисленные даты вместе с длинным перечнем проведенных мероприятий. Бесполезный список. Обладая экстрасенсорными способностями, Юрий Андропов ясно видел безрадостную пустоту. Глаза пришлось открыть: — Товарищи, скажите прямо, когда вы уже вытащите за ушко да на солнышко этого товарища Седых?

***

Первого августа издавна считается примечательной датой — абитуриенты всей советской страны в этот день отправляются на вступительные испытания. Антон с Верой тоже сподобились, только каждый на свое. Так бывает, цель по жизни виделась одной, а адреса оказались разные.

Пропустить такое я не мог.

— Возможно ли чем-нибудь помочь милой барышне этим утром? — за ранним завтраком, как истинный джентльмен, обратился я к скромно, но нарядно одетой девушке.

— Конечно, — фыркнула она. — Антошу вон успокой, как слон всю ночь ворочался, спать не давал. А если бы я ему с вечера травки не заварила?

Хорошая девочка. Макияж минимальный, сережки и кольца отсутствуют. Зато комсомольский значок на видном месте. В жизни не только знания нужны, детали не менее важны. А в некоторых ситуациях детали бывают решающими.

На шпильку Антон отреагировал ожидаемо:

— Дед, Верочка не человек, это кремень. Она как тот танк, сама и в одиночку победит свой мединститут. А ты пойдешь со мной. Будешь шпаргалкой работать.

В отличие от девчонки, которая мечтательно улыбалась и вообще, выглядела довольной безмятежной кошкой, Антон заметно трусил. Еще бы, ведь собеседование в музпеде — это, по сути, моноконцерт перед вредной и привередливой публикой.

Так оно и вышло. Сначала педагоги проверили владение гитарой, потом гармошкой, а закончили балалайкой.

— Что еще? — спросили у него.

— Еще умею на мандолине, — сообщил Антон в заключение, — но давненько этот инструмент в руки не брал.

— Раз давненько, то и не надо, — великодушно решил какой-то важный чин из приемной комиссии. — Вполне достаточно. С уверенностью могу сказать, «Гроза» Моцарта на балалайке — это сильно. Жаль только, что молодого гения отравил негодяй Сальери.

И тут черт меня дернул вставить свои две копейки:

— Моцарта не Сальери убил, а Пушкин.

Вступительное собеседование проводила серьезная комиссия, среди желающих поглазеть на молодое дарование, которое сама Надежда Козловская назвала «славным другом», даже проректор по учебной работе Владимир Михайлович Гузий отметился.

Энергичный руководитель и талантливый педагог, он пользовался популярностью в студенческой среде — о нем сочиняли анекдоты, а афоризмы цитировали на капустниках. Это Гузию принадлежит знаменитое обращение к студентам, которое блистает в интернете: «Я не хочу, чтобы вы шли за мной. Я хочу, чтобы вы шли рядом со мной».

— Пушкин? Да что вы говорите! — поразился Владимир Михайлович. — И с чего так решили?

— Александр Сергеевич великий поэт, — пришлось продолжать мне, — но не историк. Гений написал чисто художественное произведение «Моцарт и Сальери», где позволил разыграться собственной фантазии. Обвинения Сальери в отравлении надуманы.

— Да? — засомневался проректор.

— Прямо говоря, в основу знаменитой трагедии легли сплетни.

— Так-так…

— Дед кончай! — мысленно закричал Антон. — Чего ты к этому Сальери привязался? Ну травил он Моцарта, травил и отравил. Когда это было?!

Но меня уже несло:

— Обратимся к фактам. В конце восемнадцатого века Антонио Сальери являлся известной фигурой европейской музыкальной культуры. Композитор, дирижер и педагог принес славу оперному театру Австрии, при этом отметился в театральном искусстве Италии. А за вклад в музыкальную жизнь Парижа был награжден орденом Почетного легиона. Среди его учеников — Людвиг ван Бетховен, Франц Шуберт и Ференц Лист.

— Согласен, — поощрительно кивнул Владимир Михайлович, приглашая этим жестом продолжать.

— У талантливого итальянца Сальери не было ни малейшего повода завидовать Моцарту. Более того, именно Моцарт со всеми ссорился, срывал сроки заказов и постоянно нуждался в деньгах. В последний год жизни Моцарта преследовали такие неудачи, что разговоры о соперничестве с Сальери выглядят смешно. Именно Моцарт завидовал «итальяшке» Сальери, и никогда не скрывал этого.

— И кто же тогда отравил Моцарта? — хмыкнул Владимир Михайлович.

— В тридцать пять лет беспричинно не помирают, знаете ли.

— Пушкин придумал причину — зависть. Вернее, ему просто понравился сюжет, основанный на слухах. А магия таланта Александра Сергеича оказалась настолько велика, что поэтические достоинства затмили историческую справедливость. Итак, факты: Моцарт с детства не отличался крепким здоровьем. Он болел тифом, ветрянкой, бронхитом и желтухой. Композитор страдал частыми инфекциями верхних дыхательных путей и прочими тонзиллитами на протяжении всей своей жизни. В 1784 году, через три года после приезда в Вену, двадцативосьмилетнего Моцарта начал мучить острый суставный ревматизм. При такой болезни, как известно, малейшее движение в области пораженных суставов причиняет нестерпимую боль.

— Откуда вы это взяли? — хищно прищурился представитель кафедры марксизма-ленинизма. — В учебниках такого нет!

— По радио передача была, — нашелся я.

— Какой-нибудь «Голос Америки»? Комсомольцы нашего института ко всяким «голосам» не прислушиваются!

— Ага, как же, — безмолвно буркнул Антон. — Наши люди на такси в булочную не ездят.

Парторг сильно ошибался. В это время странным казался молодой музыкант, который вечерами не слушал бы вражеское радио. Отличной приманкой выступали новинки рок-музыки, от «Дип Пёпл» до «Пинк Флойд». Новости в перерывах шли довеском, полным колкостей и гадостей. Сказанная русским языком горькая правда, перемешанная с домыслами и враньем, отчетливо воняла информационной войной. Однако вслух я сказал иное:

— Нет, на радиостанции «Маяк» говорили о классической музыке. В передаче сообщили, что Моцарта мучили лихорадка, периодические боли в области поясницы и головные боли. Он страдал головокружениями, частыми депрессиями и крайней раздражительностью. У композитора наблюдалась общая слабость и потеря веса. Моцарт падал в обмороки, у него отекли руки, а потом ко всему этому присоединились рвота и болезнь, называвшаяся в те времена «меланхолией». А в качестве лекарств против подобных заболеваний применяли сурьму и ртуть.

— Ртуть против заболеваний?! — изумился представитель кафедры марксизма-ленинизма. — Однако чушь какая-то…

— Обычное в то время дело, — пожал я плечами. — Расхожее буржуазное заблуждение, хотя сурьма и ртуть — именно те вещества, которые с успехом применялись и в качестве ядов. Побочным эффектом действия сурьмы является болезнь, похожая на пневмонию, которая вполне могла оказаться смертельной. По мнению специалистов из Лондонского королевского госпиталя, в могилу Моцарта свела именно пневмония, вызванная воздействием сурьмы.

— Хм… — педагоги переглянулись. Кажется, кто-то перемигнулся. Судя по всему, скучно не было никому.

— Добавьте сюда кровопускание, произведенное лечащим врачом. Наконец, медик предписал умирающему человеку ледяные компрессы. Этот лекарь, скорее всего, был невероятным невеждой. Своим предписанием он лишь ускорил смерть пациента. Так что Сальери здесь вряд ли виноват.

— Благодарю за развернутый ответ, — проректор едва заметно улыбался. — Познавательная беседа, однако рекомендую во время экзаменационной сессии готовиться по действующим учебникам.

— Да, Антон, загляни к нам на кафедру, — влез представитель кафедры марксизма-ленинизма. — Мы дадим список необходимой литературы.

— Возвращаясь к существу нашей встречи, сообщу, что владение инструментами вам зачтено. Таким образом, собеседование признано успешным, — оглядев согласно кивающих коллег, важный чин из приемной комиссии усмехнулся. — Готовьтесь к следующим экзаменам, с таким же старанием. Всего хорошего, до свиданья.

Что ж, дорогие педагоги, вам тоже не хворать!

За дверями аудитории поджидали радостные болельщицы.

— Мы подслушивали и жали кулаки, — сообщила бледнолицая Жанна, целуя в щеку, — Молодчик!

— Хорошая работа, — поддержала ее румяная Варвара, пристраиваясь к щеке парня с другой стороны. — Мы даже не сомневались.

— Зачет! — просто резюмировала конопатая красотка Анюта, хлопнув парня по плечу.

— Милые дамы, а не позволить ли нам себе прохладного пломбира на горячем ветру «Палубы»? — вопросил Антон, и возражений не последовало.

Слава тебе, господи, ожил человек… Абитуриенты, томящиеся в очереди на экзекуцию, с завистью смотрели нам вслед. Не каждый молодой человек может похвастаться смелой подругой, а тут разом три, и все такие разные.

Вместо фанатов с ними приперлись родители, бабушки и тетушки, нагнетая и без того нервную обстановку. В этом деле наша мама проявила дальновидность. Вчера, закручивая в саду очередную банку с помидорами, она заявила, что толкаться в скверике перед институтом не станет — смысла не видит. Вместо этого лучше в новой квартире шитье гардин закончить, да обедом озаботиться. Мудрая женщина, ничего не скажешь.

А вот упитанный бармен модного кафе «Палуба» на Антона взглянул с опаской. Можно было бы сказать «волком», однако эта моська со щеками бульдога до зверя явно не дотягивала.

В начале дня летняя площадка оказалось заполнена наполовину, однако часть бригады братьев Сиротиных уже отвисала здесь. Для бармена стало откровением их поднятые руки и приветственные выкрики.

— Драки сегодня не будет, — подтвердил Антон его надежды. — Шесть пломбиров, вишневое варенье, орехи. Пить будем «Грушу», «Крем-соду» и вот этот «Крюшон» тоже пойдет. Только холодный!

Братья Гутаровы, подпирающие спину Антона, хватать нагруженные подносы и не подумали. И правильно, в задачу охраны входит исключительно защита охраняемого лица. Однако стоило Андрею Гутарову зыркнуть недобро, как сообразительный бармен без лишних слов лично потащил к столу требуемое. Чует служивого человека, и свои грехи тоже. Жпобяра хитрая…

Солнышко грело, но мягко, из динамиков текла сладкая итальянская патока. Серый бортик «палубы» подчеркивал синеву неба, безмятежную гладь которого нарушали лишь черные росчерки крыльев ласточек, да белый инверсионный след далекого самолета.

Девчонки щебетали о своем, о женском. При этом они делали вид, будто не замечают заинтересованных взглядов со стороны окружающей публики. Хотя этими косяками запросто можно дырку прожечь! Во все времена женщины ведут себя одинаково… Впрочем, дай бог им здоровья. Что б мы без них делали?

— Дед, за девочек не грех бы и выпить, — разливая газировку, буркнул Антон. — И за успех тоже.

Братья тактично расположились за соседним столиком, а моему парню под шумок захотелось мирволить девчонок шипучкой. Однако я его осадил — шампанское по утрам пьют сами знаете кто! И вообще, потехе час. Сражение выиграно, но битва еще не окончена.

— Кстати, денег нет, а нам еще родителей навещать, — добавил немаловажный аргумент.

В новую квартиру я планировал прийти с тортом и конфетами. Не лишними станут колбаса, сосиски, сыр и кое-какие полуфабрикаты, вроде котлет по одиннадцать копеек и филе морской рыбы «хек» по сорок копеек за килограмм. Магазинные продукты мама мастерски запекала в панировочных сухарях. К слову, сухари и хлеб тоже нужно не забыть. А почему нет? На это не жалко. Они там вкалывают, и ждут сына с хорошими известиями. Авоська у нас всегда в кармане, так что можно до кучи кефира с ряженкой прихватить.

Антон еще не ведает, что такое ремонт квартиры. А ведь дело это страшное, сродни стихийному бедствию. Тут не то что по магазинам бегать — бывает что в запарке и покушать некогда! Уж поверьте моему опыту. Бедствия могут миновать, а вот ремонт неизбежен, как диктатура пролетариата. В отличие от меня, в этот раз Антона бог миловал, так почему не побаловать родных людей?

— Здравствуйте, товарищи! — с лестницы на «Палубу» раздался звонкий девчоночий возглас, схожий с пиратским кличем.

Явление Веры бармена перекосило — как бы болезного кондратий не хватил. С целью занять человека полезным делом, пришлось махать ему рукой.

А девчонка, похоже, с битвы явилась со щитом. Антон встал, чтобы подать даме стул, но Вера с разгону запрыгнула ему на грудь. Везет же некоторым! У меня с Анютой ровно наоборот, чтобы в лобик чмокнуть, самому подпрыгивать надо…

— У меня «отлично»! — сообщила Вера, не дожидаясь вопросов. — А ты как?

— Прошел, — парень гордо улыбнулся.

— Я тебя ругала! — она полезла целоваться, а после паузы добавила: — А меня они целый час дополнительными вопросами мучили, не хотели пятерку ставить, представляешь?

— И что ты? — Антон все-таки пересадил девчонку на стул. Такое поведение в это время считалось слишком вольным, народ оглядывался.

— А я ни шагу назад! Этот учебник по химии наизусть знаю, еще зимой до конца пролистала. А потом просто перечитывала интересные места, как женский роман. Поздравляйте меня, люди, я студентка мединститута!

Старшина Максим, вошедший следом, усмехнулся в усы.

— Как поживает твое колено, Михалыч? — по-хозяйски усевшись за общий стол, он благосклонно принял от бармена розетку с мороженым.

— Спасибо, Максим Максимыч, от напастей бог миловал. Как сам?

Жанна с Варварой раскрыли рты. Не каждый день знакомый мальчишка на их глазах беседует с солидным милиционером о здоровье и погоде, причем на полном серьезе. Наконец, Жанна перевела взгляд на довольную Веру

— Не понимаю тебя, малыш, — слизывая с ложечки пломбир, она опустила уголки ярких губ. — Какая радость с этого мединститута? Сама же говорила, что в гимнастике блистала, и подавала большие надежды.

— Они и сейчас есть, — согласилась Вера.

— Вот! — Жанна подняла палец. — В перспективе мастеру спорта светит Лондон, Нью-Йорк, Париж… Так зачем тебе белый халат?

— А сама чего с бабушкой не поехала на историческую родину? — Варвара не скрывала ехидную улыбку.

На этот пассаж Жанна еще более скривила губы:

— Жить в кибуце, с автоматом в обнимку? Звиняйте, тетка, дурных немае.

— Ну так записалась бы в поездку на землю обетованную, а сама — бегом в Нью-Йорк, — хмыкнула Анюта.

— Сначала нужно институт закончить, получить профессию, — Жанна подняла стакан, шипящий брызгами лимонада. — А потом уже решать кибуц или Париж.

— Правильная мысль, — согласилась Варвара. — Диплом консерватории дает верный кусок хлеба с колбасой.

Наградив край стакана красным следом губной помады, Жанна вздохнула:

— Вот ты, Верочка, по клавишам барабанишь знатно, два синтезатора осилила… Ну так в чем дело? Жми педали! А ты в больницу рвешься, вроде там больше некому клизмы ставить за оклад в сто рублей.

— Мне кажется, лечить детей — хорошее занятие, — Вера демонстрировала железобетонное спокойствие. — А в Париж мы чуть позже прокатимся, если настроение будет. Да, Тоша?

— Ты же хотела в Кисловодск, — Антон отвлекся от разговора со старшиной, где обсуждалась тема космоса.

Страшное происшествие с гибелью трех советских космонавтов продолжало будоражить умы людей, и Максим Максимыч надеялся что, обладая послезнанием, я дам развернутый ответ. Однако официальная версия с клапаном-убийцей казалась мне неубедительной. А реальные результаты расследования в таких делах публиковать не принято, срок давности значения не имеет. Поэтому перевел внимание старшины на полет «Апполона-15», вчера достигнувшего Луны. Достаточно мутная история, если внимательно разбираться.

— Можно в Кисловодск, но лучше в Мацесту отвезти твою спину, — словно верная жена, Вера молвила ровно, потупив взгляд. — Мама говорила, там замечательная грязелечебница. И Деду кстати будет, такие процедуры не повредят. Впрочем, как скажешь.

— Не знаю, — пропустив речь Веры мимо ушей, Жанна гнула свою линию. — Музыка открывает разные дороги в мир, надо только выбрать правильный путь и найти хорошего попутчика. Так случилось, что к саксофону Надежды Козловской подошел мой тромбон. И еще здорово, что в оркестре оказался Антон. Мне кажется, под таким парнем можно многого достигнуть.

— Жанна, дело в том, что ты меня плохо знаешь, — смакуя лакомство, Вера жмурилась довольной кошкой. — Я очень настойчивая и трудолюбивая. После лекций буду заниматься спортом, и на музыку время тоже найду. Все под контролем, милочка. И с Антоном у меня будет все отлично, понятно тебе?

— Да? — Жанна скептически хмыкнула и скривилась, хотя лимона на столе не наблюдалось — ничего кислого мы точно не заказывали.

— Непонятливым могу и головенку открутить, — Вера ласково улыбнулась.

Варвара поперхнулась, а Анюта повернулась к Жанне:

— Не хмурься, дорогая, Верка иногда сгущает краски. Да, шайку братьев Сиротиных она в одиночку здесь разогнала. Но никого при этом не убила!

И хотя мы со старшиной обсуждали полет АМС «Марс-2» и «Марс-3», направлявшихся к планете Марс, тихий девчоночий диспут я слышал прекрасно. Если Вера сейчас полезет в бутылку, Анюта из солидарности ее поддержит. Черт, нам здесь женской свалки только не хватало! А уж публика представлению как обрадуется… Нет, надо менять тему.

— Девчата, как вам мороженое?

Тонко чувствующая Анюта поддержала меня:

— Я в восторге!

— А слышали сногсшибательную новость? На днях Маргарет Тэтчер отменила бесплатное молоко для школьников начальных классов.

— Как так можно, это же дети! — возмутилась Варвара.

— Тэтчер пояснила, что большинство родителей способно заплатить за молоко, — мы с Антоном пожали плечами, при этом он успел поблагодарить меня за верный ход.

— Конечно, — Жанна недоверчиво усмехнулась. — Родители способны на многое. А атомные подлодки с их миллиардным бюджетом они отменить не хотят?

Не подозревая того, она ударила по больному месту королевского флота Великобритании — в моем времени все семь английских подводных лодок оказались неспособными выполнять боевые задачи. Многоцелевые субмарины, вооруженные крылатыми ракетами «Томагавк», стоят у стенки в предвкушении ремонта. Судя по всему, подводные корабли доживают свой век.

А в этом времени Соединенное королевство только собирается вступить в Европейское сообщество. Осталось дождаться, когда Англия оттуда выйдет, освободив место нетерпеливой очереди. Интересно, кому первому достанутся королевские кружевные трусики?

— А сейчас сюрприз! — заявила Вера. — Я проставляюсь. Говорите, кто чего хочет кроме мороженого? У них тут есть еще пирожные!

Одной порцией, конечно, компания не ограничилась. Тем более что Вера начала сорить деньгами безмерно — заказала цельный торт, местное кулинарное чудо за шесть рублей. И намеревалась гулять дальше, однако рассиживаться здесь мы не стали. Поручив девчонок заботам дяди Максима, который взялся развести их потом по домам, отправились в гастроном «Кировский», что расположился через дорогу, на Энгельса.

— Михалыч, за нами хвост, — тихо сообщил Андрей. — От «Интуриста» девушка следом идет. Очередная поклонница?

Оглянувшись, я узнал налетчицу Птичку. Характерный профиль… Независимо глядя в сторону, она топала в двадцати шагах позади.

— Это контакт нашего Дениса, — пробормотал Антон. — Местная воровка.

— Видимо, имеет какую-то инфу, — предположил я.

— А ножичком она тебя не пырнет случайно? — Андрей Гутаров передвинулся на позицию между нами.

— А охрана тогда на что? — возмутился Антон.

— Вот именно, — решил я. — Один со мной идет в бакалею, а второй хватает Птичку, и в молочную очередь. Называешь пароль: «Еще скрипит потертое седло?». Она говорит отзыв: «И ветер холодит былую рану».

— Ни фига себе, — поразился Андрей. — Прикалываешься, небось?

— Конечно, шучу, — вздохнул я. — Скажешь, что от Дениса, она передаст сообщение.

Через полчаса мы вывалились на улицу хорошо пропотевшие, но с покупками. Даже ветчины удалось отхватить. А сообщение от Птички поначалу несколько озадачило. Оказалось, что на очередной сходке местный авторитет Сержик Нахичеванский объявил Антона Бережного своим братом.

— И что с этого? — удивился Антон. — Он такое еще на свадьбе заявил.

— Плохого вроде ничего, — хмыкнул Андрей. — Ну, взяли тебя нахичеванские под защиту, как бы хлопот стало меньше. Только воровские малявы до ментов тоже доходят. А это повышенное внимание с их стороны. Оно нам надо?

Глава двадцать седьмая, в которой дядя Коля преподносит азы науки рейдеровского захвата

Задернув шторы, Николай Уваров с Ниной Радиной развлекали себя просмотром фильма. Усевшись рядышком перед экраном планшета, в больничной палате они вели себя подобно обычным зрителям в кинотеатре — пили компот, хрустели чипсами и ржали над собственными комментами.

— А вот и Антон! — обрадовался Коля моему появлению. — Иди, друг мой, что покажу.

— Погодь, не до того. Мне на процедуры по графику, — отмахнулся я, целуя Нину в щеку.

Выглядела она сегодня великолепно — если особенно не приглядываться. Желтоватые пятна и отеки под глазами все-таки появлялись наутро, несмотря на мои ежедневные усилия. Вроде бы неплохие изменения по сравнению с тем, что было, но рваную ауру заделывать мы с Антоном так и не научились. И у Веры не получалось. И у Анюты.

Уваров додумать не дал:

— Садись-садись. Тут недолго, успеешь. Намедни новое кино закинули, называется «Как я покупал караоке-клуб».

Сей эпизод был интересен, поэтому подсел к столу. От прошедших переговоров меня грубо отстранили, к великому сожалению, мотивируя отказ пословицей «любопытство не порок». Однако Коля молодец, поручил ребятам видео отснять, и они сделал это неплохо.

Скрытые камеры в цвете и со звуком показали схватку на ковре серьезных тяжеловесов с секундантами за спиной. Эффектные персонажи, в стиле сицилийской мафии, были обряжены в деловые костюмы. Сопутствующий пейзаж, то есть антураж — черные машины, свита, охрана — организован по высшему уровню.

Но все это осталось снаружи тихого неприметного ресторана. А внутри, при совершенно пустом зале, за стол переговоров сели две пары, Николай Уваров со своим начальником охраны, и сам Бронштейн с придворным юристом. Высокие стороны рук не пожимали, ограничились кивками. Без раскачки и прелюдии вроде «жирна ли шерсть у ваших баранов», Коля задал вполне конкретный вопрос:

— Надеюсь, вы подготовили нам счет?

Бронштейн не стал оборачиваться к своему юристу, сидящему за спиной босса, а просто поднял руку. Лист бумаги тут же был подан, и перекочевал на стол с комментарием на ухо:

— Николай Сергеич Уваров, полковник ФАПСИ в отставке, инвестиционная компания «Ивест-Голд». Рядом с ним Артем Борисыч Трубилин, полковник спецназа ФСБ в отставке, охранная фирма «Стена».

Игра «в барина» впечатления не произвела, уж какое-никакое досье на собеседников хозяева клуба обязаны были собрать при подготовке переговоров. Внешне «барин» блистал — костюмчик выглядел покруче наряда бандита, и даже лучше, чем у спикера парламента. Чистый красавчик, один галстук будет дороже моего «Рено». Тем временем Уваров опустил взгляд:

— Разрушения, лекарства, моральный ущерб, снижение выручки, репутационные потери… — пробормотал он брюзгливо, просмотрев текст по диагонали. — Итого… Хм… Годится. Это все?

— Вы согласны? — поразился Бронштейн.

Такого быстрого финала переговоров он не ожидал.

— Лекарства и разрушение репутации — конечно. Для судебного процесса достаточно.

— Милые мои, — усмехнулся Бронштейн. — Зачем доводить спор до суда? Там вам ничего не светит. Просто заплатите. Добровольно, в досудебном порядке, так сказать.

— Суд мы проиграем, в ваших возможностях сомнений нет, — Коля налил себе минералки. — Однако у нас тоже есть траты, лекарства и головная боль. Андрею Малахову это будет любопытно.

— При чем здесь Андрей Малахов? — насторожился юрист Бронштейна, оставшийся безымянным.

Коля терпеливо пояснил:

Программа «Пусть помолчат» весьма заинтересовалась материалом о происшествии в караоке-клубе. И они прямо-таки рвутся заснять заседание суда, где мы проиграем процесс.

— Не понимаю такого зигзага, — Бронштейн в самом деле выглядел удивленным. — Зачем вам суд, в котором вы не уверены, и зачем вам шумиха со скандалом? Не проще ли сразу оплатить счет?

— Виновных ждет кара, — Коля вернул ему усмешку. — И произойдет это не на небе, а гораздо раньше. За преступлением следует быстрое наказание. Я имею в виду директора клуба Вениамина Цеймаха.

— Чего?! — Бронштейн начал наливаться красным. Минеральная вода помогла несильно.

Тем временем Коля придавил счет рукой:

— Предлагаю компромиссный вариант: мы оплачиваем счет, а вы даете нам Вениамина. Ненадолго, на один час. Мы с ним сделаем то, что он хотел сделать с девочками — и вернем.

Глава двадцать восьмая, в которой лучше нас найдешь — забудешь; а хуже нас найдешь — вспомянешь

Тем временем Коля придавил счет рукой:

— Предлагаю компромиссный вариант: мы оплачиваем убытки, а вы даете нам Вениамина. Ненадолго, на один час. Мы с ним сделаем то, что он хотел сделать с девочками — и вернем. Ни одно животное при съемках фильма не пострадает.

Краснота на лице Бронштейна приняла багровый оттенок.

— Но это же черти что… Ни в какие рамки… Полная дичь. Бред какой-то!

— Видимо, вы не обладаете полнотой информации, — вздохнул Коля. — Так бывает.

— А вы обладаете? — ядовитый сарказм сочился из Бронштейна.

— У нас есть полное видео происшествия.

— Что за чушь? — подскочил безымянный юрисконсульт. — Видеонаблюдение в кабинете директора не предусмотрено!

— Ошибочное заявление, — Коля развел руками. — И камер там было две. В зале суда желающие смогут в этом убедиться.

Тем временем Артем Трубилин, нажав кнопочку, небрежно крутанул на середину стола свой телефон. Оппоненты моментально заткнулись, уставившись в экран. После некоторой паузы их прорвало:

— Откуда у вас эта запись? Почему так мало? Почему нет звука? Это монтаж! И вообще, какое вам дело до каких-то там певичек?

Коля поднял руку:

— Господа, вам показали трейлер будущего фильма.

— Еще и фильм будет?! — поразился Бронштейн. — Ну вы, блин, даете…

Беседа начала развиваться не по задуманному им сценарию. Бывший депутат Государственной Думы был уверен в аксиоме: сила солому ломит, а кто силен да богат, тому хорошо воевать. Все верно, однако Уваров оказался не прост, и сумел собрание удивить.

— Поясню сюжет, — вздохнул Коля. — Молодой начальник ночного клуба, под надуманным предлогом, лишает двух сотрудниц зарплаты. На этом он не останавливается, и заявляет о решимости лишить юных дев еще и невинности. Причем, немедленно.

— Что вы мелете? — пробормотал Бронштейн. — Голые слова. Шантаж и фальшивка!

Коля бросил взгляд на Артема Трубилина, и тот выложил на стол прозрачный файлик:

— Прошу ознакомиться с проектом искового заявления в суд.

— Так-так, — просмотрев текст, безымянный юрист невольно скопировал Колину присказку. — В приложениях значатся показания свидетелей. Где они?

— Свидетели в больнице, как и девушки. Медицинские справки мы представим в суде.

— Показания свидетелей, — уточнил юрист.

Артем Трубилин запустил на своем телефоне очередное видео. Теперь оно шло со звуком, но слышно было плохо.

— Ничего не понимаю… — допив воду, Бронштейн налил еще.

Официантов поблизости не наблюдалось. Полная пустота, как будто столик располагался на необитаемом острове посреди океана — ни Робинзона с виноградом, ни Пятницы с человеческим мясом. Даже завалящих закусок гостям не выставили, ограничились лишь минеральной водой двух видов, как положено на бедненькой пресс-конференции. Но Бронштейну, кажется, было все равно, наливал себе болезный без разбора.

— Я поясню, — вежливо сказал Уваров. — В кабинете директора присутствовали трое гостей. Молодые бизнесмены, любители хорового пения.

— Любители пения?! — искренне удивился юрист.

— Очень приличные люди, — кивнул Коля. — Цветоводы и флористы. Кроме того, меценаты, конечно. Они были шокированы происходящим, и высказали Цеймаху свой протест. Однако Вениамин вызвал охрану, и приступил к злодейским замыслам. Используя служебное положение, Цеймах набросился на подчиненных девушек. Но свершиться насилию не позволили работники ЧОП «Стена», которые случайно проходили мимо. Отважные молодые люди вступились за избитых девочек и гостей Цеймаха, после чего отправили их в больницу.

— Но все было не так! — сдавленно воскликнул Бронштейн.

— А как? — хищно прищурился Коля.

Бывший депутат Государственной думы смешался:

— Да Вениамин в жизни пальцем никого не тронул! Наоборот, это его поколотили девки. Венечка замечательный мальчик, тихий, послушный. Вместо сына у меня, на этих руках вырос…

У Бронштейна, показавшего «эти руки», заблестели глаза, на что Коля ностальгически произнес:

— Ах, как я вас понимаю… Вы не поверите, но помню Анечку с первого класса. Как сейчас стоит перед глазами эта верста голенастая — вот с такими бантами, в белом фартучке-переднике и гольфиках… Чудо чудное, она тогда уже была выше всех. И вдруг черт меня дернул тронуть ее за рыжую косичку. Потом еле убежал от дылды конопатой… Хм… — скомкав окончание фразы, Коля закашлялся. — В смысле, гладил по головке, а девочка хотела бегать. А когда выросла, как мощно она гасила мяч в прыжке над сеткой! Настоящая фурия.

Артем Трубилин взглянул на Колю дикими глазами, и тот заткнулся.

— Да у вашей Ани правый хук не хуже! — придворный адвокат скривил тонкие губы. — Две челюсти вдребезги. И три сотрясения мозга. Хотя какие там мозги… Профессиональная охрана, называется. Нет, с этим надо что-то делать.

— Делать что-то придется, — Колин голос налился сталью. — Это не монтаж и не шантаж. По вашему требованию представим акт фототехнической экспертизы. Поймите, я не отмороженный Дон Кихот, чтобы воевать с ветряными мельницами. Но свинье в огороде одна честь: полено. Вениамин совершил большую ошибку, когда поднял руку на мою дочь.

— Так вот оно что! — тихо ахнул придворный юрист.

Переваривая информацию, Бронштейн молчал, его снова обуяла жажда.

— … Каков грех, такова будет расплата. Он нанес мне личное оскорбление, и понесет за это наказание.

— Ввиду изменившихся обстоятельств, нам следует посоветоваться, — опять влез юрист Бронштейна, многозначительно уставившись на босса.

На этом, самом интересном месте, кино закончилось.

— Эй, а вторая серия? — потребовал я.

Вместо демонстрации второй части мне было заявлено, что дальше неинтересно. Общались вторые лица, юристы, которые изучили дополнительные материалы, и нашли компромисс — именно то решение, несимметричное и неожиданное, к которому вел финансовый гений Уварова. В итоге мы прибрали караоке-клуб по балансовой стоимости, а Бронштейн снял все претензии.

— Но больше всего мне пришлось уговаривать Анечку, — сообщил Коля. — Еле хулиганку разагитировал, которая все рвалась к Венечке во сне прийти.

— Зачем? — насторожился я. Мне в этой жизни только таких ночных походов не хватало.

— Ну, навестить несчастного в образе привидения, — Уваров с Ниной дружно заржали. — Представляешь Аню в простынке? Детский сад. Мультиков в детстве пересмотрела, Карлсон в юбке.

— Лучшее в мире привидение с мотором? — хмыкнул я.

— Ага. Дикое, но симпатичное, — Коля посерьезнел. — Ты это, Антоха, с ней тоже поговори: безобразия прекратить! Зачем нам директор клуба в психушке, и лишние разговоры? Дисциплина и режим секретности, вот сейчас важно.

— Да, Тоша, — промурлыкала Нина. — У нас куча более важных дел.

— Согласен, — кивнул я. — Месть не женское дело. А вот мне не грех встретить Веню где-нибудь в темном переулке. И один раз прижать к стеночке.

— Один раз? — Коля задумчиво вцепился в подбородок.

— Коленька… — Нина ласково улыбнулась. — С Цеймаха не убудет, а Антоше станет приятно.

Уваров как-то сразу размяк и подобрел:

— Да? Так-так… Ладно, будь по-твоему. Но на дело пойдешь с Витей, потому как у Венечки Глазьев в наличии два, а человек тоже мечтает сбоку фонарик присветить. Но позже, понял, Антон? Не время сейчас.

Глава двадцать девятая, в которой лучше нас найдешь — забудешь; а хуже нас найдешь — вспомянешь

Август всегда у нас был месяцем сложным, а иногда весьма насыщенным. Так случилось и в 1971 году — обострился кризис капитализма. Торговый дефицит, война во Вьетнаме и инфляция привели Соединенные Штаты к брожению над экономическим упадком. А если прямо говорить, то дядюшка Сэм поймал инфаркт. Друзья со всего мира выстроились в очередь посочувствовать, да заодно обменять доллары на золото. Однако им показали вот такую табличку «ушла на базу».

Для спасения доллара президент Ричард Никсон не только прикрыл золотую лавочку, он, гадюка, одновременно поднял таможенные пошлины. То есть барыга кинул всех на бабки и объявил всему миру торговую войну. В империю добра и демократии. Соединенные Штаты Америки, пришел финансовый песец.

Говоря эзоповым языком экономики, «возникла необходимость в ином механизме регулирования валютных курсов». Новый мировой финансовый порядок нарекли Ямайской системой, где зеленая резаная бумага решительно заняла место золота.

Мир вздрогнул, но хомяка проглотил. Существующая система не идеальна, более того, она несовершенна. Справедлива она или нет — вопрос дискуссионный. Система существует, и она работает, вот в чем дело. В конце концов, американский военный бюджет покрывает всех остальных в мире, вместе взятых. Но этот аргумент отложен для особенно непонятливых.

Однако в 1971 году СССР крепко стоял на ногах, и события в мире капитализма здесь восприняли без паники, а, наоборот, с глубоким удовлетворением. Советскую страну кризис как-то коснулся, конечно, но не очень. Поэтому строители развитого социализма, похмыкав над едкой статей в газете «Известия», продолжили заниматься собственной экономикой.

А экономика, как известно, должна быть экономной.

Ярким примером бережного отношения к деньгам людей всегда являлось Управление делами ЦК КПСС. Эти достойные мужи взяли на себя заботу о быте и уюте, чтобы полностью закрыть проблему. При не очень большой зарплате в восемьсот рублей, члены Политбюро имели смутное представление о тратах и расходах, и все это благодаря неустанным заботам Управления делами ЦК.

Дед Мороз завял бы от зависти под своим финским телевизором — такого разнообразия добрых услуг мир еще не знал. Абсолютно все житейские вопросы здесь решались по щелчку.

В огромном хозяйстве Управления делами ЦК имелись мебельные цеха и швейныеателье; специальные базы снабжения; склады… и даже ювелирка с аффинажным заводиком, где всем желающим клепали из драгметаллов кольца, серьги и кулоны. А в специальных магазинах по специальным ценам предлагалось все. Ну вот все. Не знаю даже, что назвать: баночное пиво, например, или сигареты «Мальборо» рядом с кока-колой в стекле. Чего здесь не было — так это очередей, поскольку очередь утомляет и временами раздражает.

Члены Политбюро пренебрегали личным транспортом, смысла в этом не было никакого. Один лишь Брежнев располагал приличным автопарком, и причиной тому не надобность, а хобби. Так бывает. Кто-то монеты или фантики собирает, а кто-то серьезно играет во взрослые машинки. В прессе называют цифру сорок девять, злые языки говорят о трехстах авто.

Неважно. «Мазерати», «Линкольн», Мерседес», «Кадиллак» — вот что радовало слух и глаз. И вообще, какой русский не любит быстрой езды? Впрочем, автомобиль из кремлевского гаража, закрепленный за членом Политбюро, тоже не был плох. Скажем честно: отличная машина ЗИЛ-114.

Штучной работы лимузин имел двигатель мощностью 300 лошадиных сил, и позволял разгон до 190 км/час. Все инновационные решения шестидесятых годов нашло здесь применение — коробка-автомат, электрические стеклоподъемники, кондиционер и центральный замок. Рулевое колесо откидывалось и оснащалось гидроусилителем руля. Детермальные стекла давали теплоизоляцию, радиотелефон и велюровый салон обеспечивали комфорт в пути, а ГУР и АБС вкупе с дисковыми тормозами — безопасность.

Кстати, салон отделывали велюром по банальной причине: натуральная кожа в то время считалась более дешевым материалом, чем автомобильный велюр.

Простым членам семьи члена Политбюро для разъездов полагалась обычная (не специальная) автомашина «Волга». Принцип экономной экономики здесь работал четко — дешево и сердито. В общем, все для человека.

Охрана члена Политбюро являлась обязательным элементом интерьера. Как и дача с баней, кинозалом и персоналом. Уют и покой создавали штатные повара, официантки и садовники. Конечно же, кадры квалифицированные, и все они проходили по Девятому Главному управлению КГБ. Подстраиваясь под пожелания людей, дачи видоизменялись и благоустраивались.

В планах партии стояла постройка бомбоубежищ на дачах, но смета оказалась настолько великой, что идею отвергли как слишком дорогостоящую. Подход разумный, чрезмерные траты исключили.

«Мы жили довольно скромно», — прямо заявил в одном из интервью член Политбюро, Михаил Сергеевич Соломенцев.

Истинная правда, сейчас наследники дела партии живут иначе.

К даче члена Политбюро, как правило, прилагался участок соснового леса размером гектаров в пятьдесят. Территория позволяла не только гулять и дышать свежим воздухом, но и побегать вволю. Однако в таком возрасте сильно не побегаешь, поэтому Управление делами ЦК предусмотрело санатории и поликлиники. В крайнем случае, для резкой поправки здоровья, полагалось посетить специальную больницу. А для членов семьи роль клуба по интересам играл спортивно-оздоровительный комплекс — с бассейнами, саунами, кортами и бильярдом.

Под землей для руководства прорыли специальное метро, а по земной тверди они передвигались в специальном поезде. На дальние расстояния члены Политбюро летали самолетом. Не рейсовым лайнером, разумеется, для избранных существовал специальный авиаотряд, под номером 235. Пилотов набирали из военных летчиков первого класса, а стюардесс по космической медкомиссии. Девчонкам платили бонус за каждый «важный» полет в размере оклада, помимо самого оклада в размере 240 рублей. Отличные деньги по тем временам.

Управление делами ЦК занималось жилищным строительством и владело приличной собственностью. Не мелочью управляло, тысячью объектов — музеи, санатории, институты, академии, партийные школы и всяческие курсы трудились в поте лица.

Кроме трат были и доходы: две сотни издательств и типографий приносили приличный прибыток в партийную кассу, которым умело распоряжалось Управление делами ЦК. В частности, выдавало зарплату и командировочные сотрудникам аппарата.

Между тем в Политбюро о таких мелочах не задумывались. Противостояние с международным империализмом предписывало развивать науку и оборонную промышленность. Следом подтягивалась группа «Б», но как-то неуверенно, слабо дыша в спину.

Под руководством партии в начале семидесятых годов разрабатывалось множество солидных проектов. Постоянного внимания и контроля требовали:

— Космическая программа «Луноход»;

— Баксанская нейтринная обсерватория, заложенная в Приэльбрусье;

— Кольская сверхглубокая скважина СГ-3;

— Единая система спутниковой связи с глобальным покрытием;

— Подвижный ракетный комплекс «Пионер»;

— Система противоракетной обороны;

— Истребитель спутников;

— Сверхзвуковой пассажирский самолёт Ту-144;

— Тяжёлый авианесущий крейсер «Киев»;

— Атомный ледокол «Арктика»;

— Севмаш с его огромным выводком атомных подлодок;

— Газопроводы и нефтепроводы;

— Атомные электростанции;

— Высокогорный спортивный комплекс Медео;

— Дом Советов РСФСР;

— Множество крупных строек, и комплекс заводов «КАМАЗ» в частности.

Список, конечно, не полный. Но грандиозные, вседневные миллиардные обороты видны невооруженным взглядом. Каждый миг что-то новое… Страна развивалась, благосостояние советских людей росло, и росло давление народных денег на рынок. Товаров не то что бы было мало, их не хватало безусловно. Часть сбережений трудящихся пылесосом засасывала сберкасса, манившая тремя процентами годовых на срочном вкладе. Часть денег оседала в чулках на черный день. А вот свободные средства потратить было сложно — потенциальных покупателей везде ждали очереди. В профкоме люди записывались на дефицит, но всем сразу не угодишь, профорг заклинал потерпеть. Нетерпеливым приходилось включать связи через «задний крыльцо». В конце концов, бежать в места дрейфа спекулянтов.

С ростом группы «А» росло и ее превосходство над группой «Б». Если в военное время перекос был понятен без слов, то сейчас разрыв между объемом денег населения и товарной массой превращался в проблему. Ковры, автомобили, деликатесы и приличная одежда доставались после нервотрепки, и лишь избранным быстро — по блату. Качественные товары, вроде китайских изделий (термосы, фонарики, кеды, посуду) просто так купить было невозможно, их выдавали передовикам производства. В виде поощрения, как «красные шаровары» в годы революции.

Особым вниманием москвичей, гостей столицы и фарцовщиков пользовались фирменные магазины стран социалистического содружества. Колониальные товары продавались быстро, как горячие пирожки, но в деле насыщения спроса выручали мало. В любое время протолкнуться там было невозможно, глаза разбегались, однако такие очаги изобилия только подчеркивали проблему.

Нет, всевозможные «платки, трика и чулки» производились, отгружались в магазины страны, и о них рапортовали в газетах. Вот ведь беда, почему-то миллионы пар советской обуви годами пылилось на полках, а за югославскими сапогами женщины гонялись, не зная устали и невзирая на зверскую накрутку спекулянтов.

Все эти мелкие проблемы оставались за закрытым окном автомобиля «ЗИЛ-114». Возвращаясь от Брежнева на собственную дачу, Арвид Янович Пельше туманился о делах государственных. Отложив газету и прикрыв глаза, он откинулся на мягкую спинку заднего сиденья. Едва слышимый гул кондиционера сливался с шелестом колес, и размышлениям не препятствовал.

В своем последнем послании беглец Седых приглашал к разговору. Сделать это он намеревался в поселке Юрмала, что находится возле Риги, и общаться желал исключительно в компании товарища Пельше. К разговору допускался товарищ Пуго, но не более того.

— А почему нет? — на прощанье сказал товарищ Брежнев. — Поезжайте с женой, отдохнете заодно. Бориса Пуго тоже возьмите, насчет отпуска я распоряжусь. И Юре позвоню, пусть все организует.

— Спасибо, но Андропова беспокоить не стоит, Леонид Ильич, — мягко возразил Пельше. — Руководство КГБ не в курсе наших дел, пусть так пока и остается. Моя охрана и товарищи, надо надеяться, с этим Седых справится. Не велика птица.

— Будете брать?

— Будем, но не сразу. Поговорим сначала мирно… В Риге надежные ребята есть, и места знают. Проследят, выявят все связи — такие дела без сообщников не вершатся. А потом уже прихлопнем весь клубок одним махом.

— Добро, — резюмировал Брежнев. — Можете располагать моим самолетом в любое время, я отдам распоряжения.

Подмосковной дачей товарищ Пельше пользовался не так часто. Как и домиком в Юрмале, на Рижском взморье. При переезде в Москву жилье следовало бы сдать по правилам, но Арвид Янович дачку придержал. Теперь пригодится, не надо заботиться о путевке в пансионат. Проблема не в хлопотах, а в привычках и уюте — свое, знакомое всегда роднее.

Перед отъездом, кроме завершения неотложных дел, надо было позвонить в Ригу и оформить отпуск. Тем временем персонал, который вылетит заранее с багажом, все на даче приведет в надлежащий порядок.

Пельше снял трубку радиотелефона:

— Пригласите ко мне товарища Пуго из ЦК комсомола. На завтра, с утра. Да, на обычное утреннее совещание в Комитете.

Глава тридцатая, в которой речь пойдет о различных видах ремонта

Сразу же после нашего возвращения из больницы, даже чаю не попив, Денис исчез. Пропал с глаз вместе со старушкой «Волгой», и три дня носа не казал, приспосабливая к делу автомобильные запчасти.

Целая гора этого добра переехала сюда на моем старческом горбу, к слову сказать, больному. Жадность хорошая вещь, но всему же есть предел… Местные хомяки сдохли бы от зависти, глядя на нового куркуля Плюшкина. Да с таким запасом железок старушка «ГАЗ-21» всех нас переживет! Два раза.

— Теперь машина зверь, ребята, — докладывая о грандиозных преобразованиях, он с надеждой заглянул в глаза Антона. — Жаль только, Михалыч, новый движок тебе не поднять…

— А зачем? — поразился я.

— Товарищи с форумов утверждают, что железное сердце от «форда» легко на «Волгу» пересадить, — Денис мечтательно зажмурился.

От таких грез взрослого человека Антон даже дар речи потерял. Я тоже не сразу нашелся:

— Да даже если притащу эту тяжесть… Ну, если накачаюсь, и на рывке подниму, — на провокацию мне поддаваться не хотелось, — где девяносто пятый бензин будешь брать? Канистрами сюда таскать сразу отказываюсь, учти.

Мастер-реконструктор о местном топливе тоже мнение имел:

— А если прокладками объем подшаманить?

— Ты еще скажи — под газ это чудо приспособить, — хмыкнул я.

— А если дизель? — творческая мысль не хотела покидать Дениса.

— Денис, остынь, — посоветовал я ласково, но со сталью в голосе. — В это время даже тепловозное топливо не фонтан. Глазом моргнуть не успеешь, как форсунки запорешь.

— Думаешь? — засомневался он.

— Послушай, товарищ прогрессор, у нас мало других проблем? — надавил я плавно. — Напомнить тебе о режиме секретности?

Денис понятливо отступил:

— Ну да ладно… Потом видно будет.

— Вот и хорошо, что потом, — мысленно вздохнули мы с Антоном.

Блин, постоянно всем чего-то от меня надо! Этим отсюда, тем сюда… Перспектива работы челноком в транспортной компании парню тоже явно не импонировала. А ведь придется, ежедневная беготня с сумками нас с Анютой достала уже. Прямо говоря, приелась хуже пареной репы.

Если кому в этом раскладе повезло, так это Вере. Не умеет она ходить через грань, и вникать в детали не собирается. Да и боится девчонка ползучего омоложения, как черт ладана. Ее лишь секреты знахарки интересуют — то и делает, что мотается к бабушке Мухие пошептаться.

— Проблемы есть, однако наша ласточка летает лучше молодой, — не удержался от хвастовства реконструктор. — Желаете прокатиться с ветерком?

— «Эх, прокачу»? Ага, — пробормотал Антон. — Будто мы нашего автомобиля не видели.

И я с ним согласился — подумаешь, летняя резина и новые железки, большое дело! Какие, нафиг, покатушки, когда в институте экзамены полным ходом? Август подкрался незаметно.

Затаив мысль, Денис на своем настаивать не стал. Он переключился на другую проблему, и спокойная жизнь базы ушла в прошлое. Сразу же по завершению ремонта «Волги», вооружившись блокнотом и карандашом, неугомонный преобразователь развил бурную деятельность по реконструкции забора. Это наказание за травму Антона ему придумал полковник Уваров, и виновный не спорил. Да и дело нужное.

К заданию Денис подступил хитроумно — расчертив проектно-сметную документацию, в свою очередь, сыскал бригаду шабашников. По наводке Риммы, естественно, она в этом полулегальном мире всю жизнь вращается.

Начальник Уваров с финансами не поскупился, так что работа под допингом, честно выдаваемом каждый вечер, сразу закипела. Пока одни мастера разбирали старый забор, другие выгружали с грузовика горы досок, брусков и столбиков. Бригадир с Денисом начальственно покрикивали и, не покладая рук, лазили по участку с чертежом и рулеткой.

Тем временем двое мастеровых приступили к сооружению новых ворот. Судя по размаху, Денис намеревался отразить если не цунами, то очередное татаро-монгольское нашествие — наверняка. С тишиной пришлось распрощаться, однако это раздражало лишь одного Антона. На раскладушке под яблоней он с озлоблением долбил учебник русского языка, я же наслаждался компотом и крыжовником.

Все-таки в жизни пенсионера есть свои прелести. Внуков проведал, кошку покормил, что еще делать? Ясно что — передавать молодежи мудрость, накопленную веками.

Вот взять крыжовник. Юность на эту ягоду взирает пренебрежительно, с усмешкой. Мол, мало того что кислая, так еще и на колючках растет. Подрастающей смене хоть по голове стучи, а не ценят они по молодости лет того, что имеют. Витамины же кругом, руку только протяни! Это вам не на завалинке семечки лузгать, и не в чатах ночных зависать. Крыжовник редкая по пользе ягода — улучшает пищеварение, нормализует метаболизм, освежает в целом и, главное, снижает уровень холестерина в крови.

— Как ты ешь такую кислятину? — Вера нырнула в миску, и скривилась. — Крыжовник зеленый совсем!

— Крыжовник полезен в любой степени зрелости, — недоумение таким легкомысленным отношением мне пришлось высказывать вслух. — Это же лохматый северный виноград, все-таки. И потом, крыжовник не кислятина, а янтарная кислота. Важно для кровеносных сосудов.

— Думаешь, мне это надо? — с явным сомнением она закинула в рот еще одну ягоду.

— Наивная простота… Это надо всем!

Каждый раз, попадая сюда, мне казалось, будто возвратился домой из далекой провинции. Ни перекличка строителей, ни грохот молотков творцов ворот, ни буханье бас-гитары, которую на веранде мучила Анюта, меня совсем не раздражали. В отличие от Антона, мне эти мирные звуки слух резали мало, даже представлялись безмятежными и нормальными. Если кому-то такое не понять, то и не надо. Просто я столько ремонтов уже пережил на своем веку, что не счесть.

Еще один член семьи, кот Лапик, нашел себе приют на коленях Антона. Шокированный шумом и беготней, он делал вид, будто дремлет. Даже урчал временами, принимая ласку. Однако пристальный взгляд, слева направо, бросал регулярно, непроизвольно дергая спиной и хвостом. Частая кормежка щенка слегка отвлекала его от грустных дум, но радость трапезы, к сожалению, была недолгой.

Антон злился и по другой причине — наш хитроумный план принес дивиденды всем, кроме него. Надежду Козловскую засветили, музыкальную группу сколотили, а организатору действия назначили проходить приемные испытания на общих основаниях! Как в той пословице: главное не цель, главное — дорога к цели. Ага, спасибо.

Только одну Анну Швец зачислили без экзаменов, и то по указанию ректора. И хотя никакой проблемы я не видел, такой финал нашей бурной деятельности не давал Антону покоя.

Под рукой парня тихой мышкой Вера ковырялась в своем мобильнике. Отстрелявшись на «отлично» в мединституте, медалистка экзамены на том закончила. Но дурака не валяла, а вплотную приступила к тайнам народной медицины. И сейчас она не просто развлекалась с телефоном, а передыхала между сеансами лечения.

Настырная девчонка взялась извести шрамы на груди парня, и у нее это получалось! Направленное наложение рук отнимало у новоявленной целительницы много сил, но мне такой подход нравился, ведь отметины сходили и у меня.

— Тоша, хватит злиться… Ты мне мешаешь ремонтировать шрамы, — Вера дотянулась губами до его щеки, и от этой ласки мне доже кусочек достался. — Экзамены закончатся, и в конце дороги ты будешь смеяться над страхами, которые мучили в начале.

— Думаешь? — парень недоверчиво хмыкнул.

— Да я тебя насквозь вижу, — вздохнула она без всякой горести.

Что ж, тут не поспоришь. В отличие от меня, в эту маленькую девушку встроен рентген редкой, особенной яркости. И нюх, как у собаки, и глаз, как у орла…

Глава тридцать первая, в которой кто не стучится, тому не открывают

Высунув нос из-под раскладушки, Рекс зарычал, а потом залаял. Смотрел он целенаправленно, в сторону огорода, грозно виляя задом. От умиления я едва не растрогался. Наш волкодав чует угрозу и подает голос!

— Небось Андрей Гутаров в соседский малинник полез, — предположила Вера.

— Это вряд ли, — засомневался Антон. — Рекс своих знает. И строителей всех обнюхал, как порядочный пес. Нет, кто-то чужой огородами идет.

На тропинке вдали показалась Галия, внучка знахарки. Выставив вперед острый живот, она бодро скакала меж грядок.

— Как хорошо, что вы дома, ребятки! — запыхавшись, девчонка по-простецки налила себе компота. — Там бабушка плачет, Веру зовет.

— Опять камень? — Вера вскочила.

— Да нет, видно сердце прихватило, — Галия переключилась на мой крыжовник. — Болит сильно. А скорую вызывать отказалась!

— Рекс, свои, — успокоил я волкодава, и грозное рычанье под раскладушкой затихло.

— Пять сек, я переоденусь, — крикнула Вера от умывальника. — Тоша, книжку дочитаешь потом, мой руки и собирайся.

Вера упорхнула, и моим мнением даже не поинтересовалась. А зачем, впрочем? Никуда я не денусь с подводной лодки, раз с ней парень идет.

Ничего против знахарки я не имел, однако это очередной звоночек. Если так дальше пойдет, доставкой молочной продукции дело не ограничится.

— Думаешь? — нахмурился Антон.

— Светит тебе, яхонтовый мой, дальняя дорога, казенный дом, и должность фельдшера скорой помощи, — выдал я верный прогноз, без всякой иронии.

Баз-гитара громыхать перестала, с веранды выглянула Анюта:

— Вы идите, мы догоним!

Ну мы с Галией и пошли. А чего тянуть? Оставалось лишь скрутить из газетки кулек, и вместо семечек высыпать туда крыжовник.

— Это ты хорошо придумал, — одобрила девчонка, на ходу перехватывая пакет.

Антон облегченно вздохнул, а я возмутился:

— Эй, это не тебе придумано!

— А у нас на огороде такого уже не осталось, — сообщила она. — Было мало, да я и то уже давно подъела.

— И что?

— Во время беременности крыжовник спасает от токсикоза, вот что, — при бодром темпе Галия говорила невнятно, хрумкая ягоды горстями.

К тому времени Анюта с Верой нас нагнали, так что последнюю фразу Вера расслышала:

— Тоша, а в сентябре крыжовник еще будет?

— Будет, если мама до того на варенье не оборвет, — с недоумением он посмотрел на девчонку.

— Ничего страшного, на нашем огороде тоже есть пару кустов, — Вера торжествующе улыбнулась. — Надеюсь, мне хватит.

Антон поперхнулся, а мне оставалось лишь переглянуться с Анютой. Та молча покачала головой, да пожала плечами — мол, Вера такая. За что возьмется, уж до конца добьется.

При подходе к цели Вера обошла нас на повороте, и рванула бегом. Беременная внучка намылилась следом, но Анюта придержала ее за локоток:

— Постой, паровоз, — хмуро бросила она. — В твоем положении бегать нежелательно, растрясешь.

— Да ладно, — отмахнулась девчонка, подтягивая подол для перехода в легкую рысь. — Первый раз, что ли? Не учи старушку кашлять!

Пришлось и нам ускоряться, но легконогую Веру мы не настигли.

Бабушка Мухия обнаружилась в саду, в кресле-качалке. Ярко сияя новогодней елкой, знахарка была готова к употреблению — все необходимые мантры Вера уже произнесла. Не дав нам отдышаться, она с ходу принялась раздавать указания:

— Тоша, Анька, руки на грудь. Работаем! А я пока живот посмотрю, — закусив губу, она двигалась снизу вверх. — Так-так, здесь порядок. Почки не очень, но так и раньше было. А вот черных точек нет, камни точно вышли. И воспаления в мочеточниках не видно.

— В спине ломит, доченька, — прошептала знахарка. — Как будто под лопатку кол вогнали. Деточки, выручайте. Я знаю, вы справитесь…

— Дед, тебе и карты в руки, — пробормотал Антон. — Это ты у нас мастер по кольям в спине.

— Товарищи, видите сердце? — взгляд Веры добрался до этого органа. — Не нравится мне эта грустная картина.

— Что-то оно странное, — сообщила Анюта. — Бьется как-то не так, неравномерно. И туман вокруг него клубится. Слушайте, так это свеженькое облако боли, только прозрачное пока!

Приглядевшись, я понял, что Нюся верно проблему подметила. Зарождающееся облачко дышало слабой серостью невпопад мешая сердцу работать. Тем временем лечение наложением рук дало терапевтический эффект — облако уменьшилось, и бабушка вздохнула облегченно.

— Валидол под язык брали? — строгий тон, вкупе с деловым подходом, совершенно не вязался с подростковым видом Веры.

— Два раза… — боясь пошевелиться, знахарка осторожно выдохнула. — Без толку. А ваши руки — совсем другое дело. Но все равно болит…

— Сейчас будет совсем больно, бабушка Мухия, — предупредила Вера. — Галия, закрой рот и тащи сюда мусорное ведро! Дед, дергайте эту гадость.

От такого четкого руководства я чуть не охнул. И куда делась девочка-одуванчик? Прямо-таки санинструктор на поле боя… А ведь верно все говорит, хоть и сержантским тоном. Сердце настолько мощный мотор, что никогда не стареет. Это самая крепкая мышца в организме. Но при сердечном приступе только вовремя оказанная помощь является спасением от инфаркта миокарда.

Эти мысли пронеслись в голове мгновением, пора я вставлял руки в бабушку.

— Ни хрена себе, — отозвался Антон. — Ты и у меня в спине так хозяйничал? Мама, мы все сошли с ума…

Господи боже мой! Нет, что бы помочь, так он ехидничает. Слава богу, Нюся сообразила, рядом влезла. Знахарка завыла, заерзала, но эти лишние движения нам помешали мало — четыре руки уже крепко держали прозрачно-серый туман. Плавно отодвигая его от сердца, мы преодолевали серьезное сопротивление.

Словно рыба, застрявшая в сетке, розовый комок сердечного наноса ритмично задергался под руками. Главный человеческий орган явно помогал нам избавиться от чулка инородной оболочки.

— Вера, внимание, — сказал я. — На счет «три» мы с Нюсей дергаем, ты держишь бабушку. Раз, два, три!

Легкий ветерок в саду приятно холодил вспотевшее лицо.

— Больше так не делай, Дед! — отмывая руки под рукомойником, Антон брюзжал старой бабкой. — Чего удумали, а? Старую знахарку на ощупь пользовать, да по догадкам врачевать… Тьфу на вас!

— А что такого? — никакой вины я не ощущал.

— Ничего хорошего, — отрезал он. — Вместе с болезнью чуть из человека сердце не вырвали. Тоже мне, нашлись хилеры и магистры белой магии в одном флаконе! Ацтекские жрецы, блин. Она же старенькая, сама по себе в любой момент помереть может, а вы надумали за сердце руками хвататься. Больше так не делай, понял?

— А как делать?

— Разобраться надо сначала во всем, вот как надо делать!

За деревянной стенкой летнего душа плескались девчонки, и их разговор был слышен прекрасно.

— Ой, Верка, гляди-ка: а плакалась, будто сисек нет… — удивлялась Нюся. — Неправда твоя, есть женщины в русских селеньях! Ничего так, симпатичненько.

— Да я от этой физкультуры чокнусь скоро! А на гантели уже смотреть не могу, — в голосе Веры слышались слезы. — И подтягиваюсь постоянно, и отжимаюсь от пола как дура припадочная. И только первый размер…

— Кушай кашу чаще, малыш, вырастут больше, — Анюта прыснула, а потом хохотнула покровительственно.

Вера веселье не приняла:

— Ага, хорошо тебе говорить, у самой вон какие дыни. Причем выросли сами по себе…

— И ничего не дыни! — возразила Анюта. — Аккуратный бюст, обычный третий размер. При моем росте это даже мало.

Тем временем Вера демонстрировала вселенскую тоску:

— А сколько я этого силоса уже поела… Корову можно вырастить. И сколечко еще предстоит слопать ради второго размера? Жуть берет.

— А чего это ты, мать, намедни за крыжовник беспокоилась? — понизив голос до шепота, вопросила Анюта. — Беременная, что ль?

— Ха! Если бы, — за сарказмом Вера пыталась скрыть досаду. — До этого дело еще не дошло.

— А до чего дошло?

Антон к разговору не прислушивался, он продолжал распекать меня за легкомысленные и поспешные решения в лечении вообще, и его спины в частности. Я не возражал — интересный разговор за стенкой заставлял меня напрягать слух и внимание.

— А до чего дошло? — Анюта тоже была заинтригована.

— Ну, прогулки под луной по огороду. Объятья, поцелуи, — Вера замялась. — Массаж тела, конечно, но это доктор прописал.

— Хм… Вы же, вроде вместе спите…

— Спать-то спим рядом, а детей делать некому, — фыркнула Вера.

— Чего так? — Анюта никак не могла понять причину такого совместного, но по сути раздельного сна.

— Целибат, — отрезала Вера.

— Антоша болеет? Беда… — растерянно протянула Нюся. — А по виду не скажешь.

— Да нет…

— А, понятно: болеешь ты, — поспешила брякнуть Анюта. — Месячные затянулись.

На это Вера обескуражено хмыкнула:

— Анька, ты что, ващще? Хватит блондиничать, включи мозг! Я же под боком ходячей больницы сплю.

— И что?

— А ничего. Все женские проблемы в прошлом, мать. Неделю назад похмурилась пару дней, и все. Как доктор тебе говорю: по сравнению с тем, что было — это легкое недомогание.

— Тогда в чем дело, Верусь? Что за целибат к вам привязался? Ничего не понимаю.

— Сейчас догонишь. Но сначала скажи, а как Дед там… — Вера запнулась, подбирая слово, — ну, в постели.

— Нормально все у Антона Михалыча в постели, — веско бросила Анюта. — Грех жаловаться. Короче, борозды не портит. Но важно не это.

— А что?

— Вернее, это важно… — голос Нюся потеплел, видимо, она улыбалась. — Но больше мне нравится его забота и внимание. Слова говорит приятные… И еще его интересует мое мнение.

— Да? — поразилась Вера. — Ни фига себе ландшафт…

— Он доверяет мне, и прислушивается, это тоже важно. — Внезапно Нюся сменила тему — А у Антоши, значит, гормоны не играют, и сердце не требует драки?

— Все у него на месте, я не раз проверяла. А целибат — это обет безбрачия, — хмыкнув, Вера снизошла до разъяснений. — Клятва такая у монахов.

— Батюшки светы… — потрясенно прошептала Анюта. — Но комсомолец не может быть монахом!

— Тоша дал моей маме обещание, что пальцем не тронет, — терпеливо пояснила Вера. — Нет, так-то он трогает, но не более того.

— Ишь ты, выискался джентльмен гадский… — оторопела Анюта. — Но если Антон такой робкий, может надо быть более настойчивой? Смелость города берет. И вообще, капля камень точит.

Вера с ней согласилась:

— Да, кто в дверь не стучится, тому не открывают. Ничего, время еще есть. Надо работать над собой, и победа придет, тут ты в точку. Наше дело правое, мать. И не стой ты столбом, я уже оделась!

Глава тридцать вторая, в которой выясняется, что любой кризис — это новые возможности

Под яблоней в саду, почти как у себя дома, мы всей компанией пили чай. Честно говоря, мне всегда нравилось ходить в дом к людям, которые умеют заваривать этот напиток. Здесь это делали хорошо, с душой и правильными травками. Аромат цветков липы, дикой розы, ромашки, жасмина и малины создавали чудесный букет вкуса.

Бабушка Мухия улыбалась, двигалась легко и, кажется, сама балдела от собственной легкости:

— Сердце отпустило, поясницу тянет совсем чуть-чуть. И последний камушек вчера вышел. Хорошо-то как…

Отхлебнув ароматного взвара из блюдца, я огляделся вслед за знахаркой. Правильно говорит старушка — все хорошо, что хорошо кончается. Смерти она не боится и, похоже, сегодня смерть испугалась ее. А что? Пусть отдохнет.

После хорошо сделанной работы настроение было замечательным. Яблоки над головой уже налились красными боками, напоминают, что пора урожай собирать. Рядом груша хвастается своими созревающими плодами. Воробьи чирикают, прыгают по тропинке. А в траве кошка спряталась, крадется потихоньку, чтобы схватить самого крайнего, нерасторопного. Солнышко греет, от земли идет прохлада. Для печали нет причин, жизнь продолжается. И еще в этой жизни у меня есть Нюся, которая беспрестанно не позволяет скучать. Как про нее сказано: кто любит, тот дважды живет.

Тем временем знахарка прищурила один глаз от лучика солнца, проскочившего сквозь преграду яблоневой листвы:

— Бытует поверье, что ведьма не может помереть, пока не передаст свой дар. Я стараюсь, не умираю, работаю с ученицей. Да вот она, эта ученица — беременная дуреха Галия.

— Бабушка, хватит! — возмущенно пискнула Галия, хлопоча вокруг стола.

Создавалось впечатление, что не первый раз на нее наезжают, и помощница знахарки уже устала отбиваться.

— А что? — вооружившись ложкой, старушка приступила к манной каше. — Ведаю я, после одного ребенка она захочет второго. Что будет дальше, не вижу. Но зная ее упорный характер, скажу: на достигнутом подвиге мать-героиня не остановится. Она процесс любит, а мне чего делать?

Еле сдерживаясь, Вера хрюкнула. С нами за стол девчонка не села — выпив стакан какого-то бодрящего отвара, стала за спину знахарки, чтобы держать руки на ее плечах. Хорошая девочка. Хоть и устала, но ситуацию контролирует, вглядываясь в область сердца со стороны спины.

— У каждого человека свой путь, — бабушка осмотрела собрание. — Взять Верочку. Большая умница, у меня каждое слово на лету схватывает. Проклятье выучила за пять минут!

— Ничего сложного, — согласилась Анюта. — Нас с Антошей тоже за пять минут обучила.

— Зло сотворить несложно, — бабушка печально улыбнулась. — Видать, именно в этом и состоит дьявольская задумка. Но лекарь обязан уметь накладывать проклятья.

— Зачем? — вырвалось у Нюси.

— Целителю надо знать все способы вреда, который можно причинить человеку. Иначе как от беды излечивать? Ничего, Вера разберется, в правильный институт она поступила. Бог даст, я тоже подскажу. А вот ты, дочка, хоть и хороший человек, добрый, отзывчивый, а не лекарь.

— Почему? — поразившись, подняла глаза Нюся. — Вроде как у меня получается.

Знахарка кивнула:

— Талант в тебе есть, спору нет. Но развивать его ты не станешь. О другом думаешь.

— О чем же? — Анюте стало интересно.

— О своем, о женском. Вот придешь как-нибудь одна, и поговорим.

— Обязательно приду… — девчонка почему-то вспыхнула, и бледные до того конопушки вдруг ярко проявились.

— В тебе полно силы, а пользоваться талантом мочи нет. Поэтому ты слабая. Конечно это не беда, захочешь — поймешь.

— Я настойчивая, бабушка Мухия! — воскликнула она.

Сообщение Нюси меня не удивило. Видит бог: и талантливая, и настойчивая. А уж как крылья мне подрезала мастерски… Жениться, что ли? Чем я хуже Коли?

— Вот и отлично, — знахарка подвела черту. — Когда рисуешь ветвь, нужно слышать дыхание ветра. От дыхания гор возникает много мужественности, от дыхания озер — много женственности. Дыхание воды ослабляет зрение, а дыхание ветра ослабляет слух. Дыхание дерева делает горбатым, а дыхание камня — сильным.

— Вы это к чему? — прошептала Нюся.

— На Востоке всегда умели цветисто выражаться. Поэтично, со значением и подтекстом, — бабушка Мухия хмыкнула. — Ведь человек — это гармония образов и мыслей. А здоровье человека — гармония пяти элементов: дерева, огня, земли, металла и воды. Все пять компонентов лежат в основе фэн-шуя, иглоукалывания и концепции Цигуна. Ты знакома с китайской философией?

— Нет…

— Жаль, — знахарка смотрела на нее, в самом деле, с жалостью. — Рекомендую, очень советую.

— Чего именно?

— А каких философов ты читала?

Нюся наморщила лобик, чтобы найти правильный ответ:

— Ленина.

— Хм… — поперхнулась знахарка. — Однако. А еще?

— Сталина.

— Понятно, — протянула знахарка. Такая серьезная подкованность кого угодно поставит в тупик, и она не стала исключением. — А из зарубежных авторов?

— Карла Маркса… и Шекспира.

Бабушка Мухия вздохнула:

— Прямо сегодня начни с учебника биологии. Потом Ницше почитай.

— Зачем?! — Нюся вытаращила глаза.

— В этой команде ты самая старательная, но самая слабая. Учение без размышления бесполезно, но и размышление без учения опасно.

— А Верке вы что посоветовали?

— То же самое, — удивила ее старушка. — Только она уже все книжки нашла, которые я порекомендовала.

Мысленно я присвистнул. Так вот что Вера целыми днями с экрана айфона почитывает! Китайскую философию и концепцию Цигуна постигает, понимаешь ли. Да, сильна девчонка. А я-то думал, что она в инете по форумам шарится, лайки раздает…

Тем временем бабушка перевела внимание на Антона:

— Ты тоже Ленина читал?

— Ясное дело, — буркнул парень. — Но Шекспира больше.

О том, что творчество Уильяма Шекспира позволило нам сильно поднять английский язык, распространяться он не стал. Школа давала лишь базовые знания, и не все, как Ленин, могли мотаться по заграницам. Нам приходилось дома манускрипты штурмовать, на языке оригинала, местами со словарем. А Ленин полмира объехал, и не всегда возле Надежды Крупской сидел. Иногда, долгими зимними вечерами, он сидел в опере с Инессой Арманд, например. В Европе, знаете ли, давали неплохую оперу на разных языках. Еще он за молоком по Женеве ходил, и в булочных Парижа толкался в очереди за круассанами. Так вот языки постепенно человек и выучил, методом погружения в среду. Конечно, не каждому в жизни так везет. Ведь кроме способностей нужны еще меценаты, но здесь звезды легли в одну кучу.

Вместо этого пассажа Антон вслух изрек другую мысль:

— Ленин — великий мыслитель и политик. Хотя в анкете, в графе «основная профессия», всегда писал «литератор».

— Хм… А ты собрался в этой графе написать «учитель музыки», — знахарка хитро прищурилась. — Зачем?

На это парень ответил своим смайликом:

— Упрощенный взгляд, похожий на шпильку, бабушка Мухия. Учиться надо, и не только потому, что так завещал великий Ленин. Моим родителям война помешала, вот они и толкают меня в ВУЗ изо всех сил. А музыкально-педагогический институт совсем не плох для того, чтобы потом посмотреть мир.

— Конечно, конечно, — знахарка покивала головой. — Когда-то я тоже была студенткой, и увлекалась альпинизмом.

— Да ну? — Антон вытаращил глаза.

Анюта этот фокус повторила — бабуля не переставала поражать.

— Чего удивляешься? Или я не человек? Кому сделали люльку, тому и гроба не миновать, знаете ли. Я обычная женщина, прожила обычную жизнь. Закончила мединститут, и всю жизнь просидела в поликлинике. С перерывом на войну, конечно. Там больше ползать пришлось… Богатств не нажила, так и ушла на пенсию участковым терапевтом. Так вот, была я студенткой, и однажды мы поехали в студенческий спортивный лагерь, в Хосту. Это на Черном море.

— Знаю это местечко, — кивнул парень, — возле Сочи. Горы, зелень… Красота.

— Да, в Хосте мы ходили по горам, и море видели лишь изредка. И вот там я подвернула ногу. От тренировок меня освободили, но в море купаться никто не запретил. Каждое утро, по натоптанной тропинке, я обходила горку, чтобы попасть на пляж. С палочкой в руках дорога у меня занимала двадцать минут. А ребята наши, во главе с тренером, шли напрямик, через вершину. Надевали штормовки, обвешивались веревками, вооружались топориками — и вперед. К полудню, когда я уже собиралась уходить, они появлялись на пляже. Уставшие и взмыленные, прямо как лошади. Быстренько окунувшись, спортсмены тем же маршрутом возвращались на базу. К чему я это тебе говорю? К цели ведет не одна дорога, и не всякая прямая дорога — самая короткая. Тебе жить, не ошибись дорогой.

Девчонки притихли, осмысливая сказанное.

А у Нюси был вид человека, прибитого пыльным мешком из-за угла. Явный переизбыток информации за короткое время, так вышло. Из обычной выпускницы школы, пусть и необычного роста, она вдруг стала гитаристкой, зажигалкой, колдуньей, любимой женщиной пришельца из будущего и, в конце концов, ходоком в это самое будущее. Впору о многом задуматься, чтобы резко повзрослеть.

— Дело не в дороге, которую мы выбираем, — неслышно пробормотал Антон, еще одна жертва информационного шока. — То, что внутри нас, заставляет выбирать дорогу.

— Ничего я не заставляю! — протест мой было искренним. — Я всего лишь тебе подсказываю. И вообще, О.Генри вложил вэту фразу совершенно иной смысл: «It ain't the roads we take; it's what's inside of us that makes us turn out the way we do». Понял?

Тем временем Нюся начала выходить из ступора:

— Участковый врач… Хм… Подождите, бабушка Мухия, а как же это занятие вяжется со снятием сглаза, травками, отварами и наговорами? — выявила она некоторую нестыковочку.

Но так казалось только на первый взгляд. И бабушка это доказала:

— А кому в этой жизни мешало доброе слово или простой совет с травяным сбором? А, дочка? Участковый врач не только больничный лист выписывать должен. Я людям в поликлинике помогала, чаще словом, чем таблетками, теперь вот дома добрые дела делаю. Или ты думаешь, что колдунья, как по сказке, обязательно в лесной избушке живет? — знахарка легко поставила все точки над «ё» на свои места.

— Медицинская практика на дому вроде бы запрещена, — у Веры мысли крутились в другую сторону. — Как на это смотрят в облздраве? И разве милиция не борется с нетрудовыми доходами?

— В органах здравоохранения и милиции работают живые люди, дочка. И помню я их вот с таких лет, — знахарка опустила руку до земли, показывая величину. — Чуть что, сразу бегут к бабушке. Знают, кто с болячками поможет. А если не поможет, то что-нибудь хорошее посоветует.

Мне оставалось лишь мысленно аплодировать — местное начальство бабушка держала в сухоньком кулаке. Правила игры на своем поле давно установила она, ведь для каждого чиновника в отдельности свое здоровье ближе к телу.

— Но ты меня сбила с мысли. Об Антоне речь, — знахарка перевела взгляд на парня. — У мальчика очень высокий потенциал. При желании из него выйдет настоящий шаман.

— Я уже сказал, меня эта дорога не прельщает, бабушка Мухия, — сплеча рубанул Антон. — Единственное, чего хочу, так это понять, что происходит. Не учиться ворожить, а разобраться. К вашему наставнику— шаману съездить, кстати.

— Ну, покамест, как ты видишь, я не совсем готова… — мягко улыбнулась она. — Бог даст, поедем.

— Мне тоже пока не до того, — согласился парень.

Неожиданно в разговор влезла Анюта:

— Бабушка Мухия, вы часто упоминаете бога, а сами-то верите?

— Верую.

— А если он есть, почему тогда детей болезнями наказывает? Почему малыши болеют и умирают?

Знахарка прищурилась:

— Ты, дочка, увидела несправедливость. И у тебя заболела душа? Это хорошо.

— Почему же хорошо? — возмутилась девчонка. — Ничего хорошего.

— Хорошо в том смысле, что у тебя душа есть. Значит, ты живой человек, — речь знахарки лилась плавно. — А ответ на этот вопрос дан в святом писании.

— Вы его знаете?

— Если коротко, то так: не делай зла, чтобы зло не нашло тебя.

— Но при чем здесь дети? Кому они могут навредить в таком возрасте?

— Библию почитай. Или хотя бы «Толковую библию»: «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина». С другой стороны, не стоит искать прямую связь между конкретными грехами родителей и состоянием здоровья детей.

— Вот именно, — процедила Нюся. — Мне эта теория не нравится, и я одну несправедливость исправлю. Надеюсь, боги меня простят?

Мне показалось, что Анюта разозлилась. Тем не менее, бабушка ответила ровно, с ангельским терпением:

— У бога много имен, однако, он один. Кто-то думает о величии бога, и строит ему великие храмы. Кто-то думает, что бога нет, и не боится кары небесной. И никто не хочет понять, что богу все равно. Богу нет дела до всего этого, ведь он в душе у каждого. А если душа это сила, то есть люди слабые душой, а у кого-то душевной силы больше. У вас, деточки, ее точно много. Так что делайте, что должно, и будь что будет.

Ага, мысленно согласился я. Умри, но не сдавайся. О боги мои, яду мне, яду…

— Тоша, иди сюда, — прервала Вера мои размышления. — Посмотри на позвоночник в районе поясницы. Видишь?

Вот неугомонная девчонка! Видимо, ей надоело разглядывать бабушкино сердце, и она опустила взгляд ниже. И что там интересного?

— Смотри, — она ткнула пальцем. Вроде легонечко, но бабушка ойкнула. — Вот здесь энергетические линии истончаются и искривляются. Думаю, отсюда радикулит и растет.

— Хм… — мы с Антоном мысленно переглянулись.

— Вроде бы мы боль убираем, а причина остается, — закусив губу, Вера задумчиво прищурилась.

— В медицине это называется «защемление нерва в поясничном отделе позвоночника», — сообщила знахарка. — Можете выправить?

— А почему нет? — пробормотала Вера.

— Дед я туда не полезу, — честно предупредил Антон. — И вообще, нормальные люди такое лечат оренбургским пуховым платком.

— Анька, двигай сюда, — продолжала командовать Вера сержантским тоном. — Ну-ка, приподними бабушку. Так, легонечко, пусть повисит. Дед, работаем. Каналы должны быть ровные и чистые. Задача ясна? Вперед, товарищи. Гладим!

Целых пять минут мы причесывали и приглаживали завихрения у позвонка. Бабушка кряхтела, но терпела. Внучка Галия, прикрыв рот рукой, охала вместе с ней — наши руки опять копошились в спине знахарки.

— Я устала, — пыхтя сквозь зубы, предупредила Нюся. — Скоро вы там?

— Опускай помалу, — согласилась Вера. — Сойдет на первый раз. Бабушка Мухия, лучше стало?

— Совсем полегчало. Спасибо, дочка, — шумно выдохнув, старушка улыбнулась. А следом она нашла в себе силы на шутку; — Современная медицина заставляет нас умирать продолжительнее и мучительнее. И знаете что? Посмотрите теперь энергетические каналы возле сердца. Мне кажется, там тоже можно причесать да выровнять.

Анюта пристроилась рядом, и мы втроем уставились в спину бабушки между лопаток. Картина здесь было настолько безрадостной, что я присвистнул.

— Ага, — сказала Нюся. — Бедлам какой-то. Колтуны на старой кошке будут краше.

Точно подмечено, разноцветные линии возле сердца вихрились и клубились, напрочь перечеркивая всякое понятие о красоте и порядке.

— Подождите, товарищи, — очнулся Антон. — Это что же выходит: если починить нервы на пояснице, то и радикулита теперь нет? Гляньте-ка, аура здесь ровненькая стала, приятно посмотреть. Раньше черти что творилось.

Хм… В самом деле. До этого Антон посматривал сторонним наблюдателем свысока, да критические стрелы пускал. И Зоркий Сокол таки догляделся — в области сердца оранжево-зеленое свечение зияло прорехами, а вот на пояснице лохмы ауры затянулись после хилерского вмешательства. Зарубцевались, словно прорубь в сильный мороз.

— А давайте так, — Анюта тряхнула рыжим чубчиком. — А давайте ауру возле сердца заштопаем. Если я кусочек своего нимба отдам, ничего ж не случится? У меня оранжевый, у Верки зеленый… давайте вместе? Если бабушка не против.

— Согласная я! — бодро заявила знахарка, поощряя самозваных лекарей к действию.

— У нас шесть рук, — встряхнула кистями Вера. — Глаза боятся, руки делают. Поехали!

Я стягивал края, Вера с Нюсей клеили латки, отрывая их от себя, Антон сверху скреплял красными стежками. Совместное творчество вытянула из меня все силы, ведь в слабые места я иногда добавлял серебряные нити. Долго ли, коротко ли, но заштопали бабушкину ауру мы серьезно, со всех сторон.

— Фу-ух, — выдохнула Вера, опуская руки. — А вам не кажется, товарищи, что мы молодцы?

Ага. Сам себя не хвалишь, никто не похвалит. А Антон не преминул ехидно вставить:

— Понял, Дед? Втыкать руки в спину человека — это вчерашний день! Ретроград и консерватор. Мягче надо действовать, нежнее. Ласковый взгляд и доброе слово даже кошке приятно!

Бабушка Мухия поднялась, и неуверенно нагнулась. А затем она изобразила несколько движений, что делают при кручении обруча хула-хуп. Внучка Галия охнула, а бабушка топнула ногой.

— Вечером всех жду на ужин, — заявила она приказным тоном. — Испеку бэлиш с уткой, а Галия пожарит чак-чак. И еще у меня есть пикантная колбаска казылык…

— Пирог и колбаса? А почему нет, — Антон гулко сглотнул. — Хорошее завершение дня.

И я его поддержал:

— На ужин надо идти, потому что круглыми сутками за учебником сидеть негоже. Все хорошо в меру, с резьбы съехать недолго.

Глава тридцать третья, в которой сняла решительно

На обратном пути Антон возвестил, что передает управление полетом старшему товарищу, поскольку устал. Не дожидаясь возражений, он сладко зевнул и отрубился. Что за лентяй, а? Ведь именно это собирался сделать я.

Тем временем девчонки шушукались о своем:

— Вот почему так, Анька? — вполголоса, но с болью, сокрушалась Вера. — После каждого перехода я молодею, а ты держишься в одной и той же поре. Только ноги все длиньше становятся…

— А чего в молодости плохого? — вытянув ногу, Нюся погладила ее взглядом. — Лучше этого еще поискать.

— Да ты на меня посмотри! — возмутилась Вера.

— И что? — недоумевая, Анюта даже остановилась. — Очень симпатичная девочка.

— Вот именно что девочка! — горько прошептала Вера. — Больше четырнадцати не дашь.

— Не грусти. Молодость — это такой недостаток, который быстро проходит, — усмехнувшись, Анюта возобновила движение.

Вере приходилось держаться за ней вприпрыжку:

— Ага, у тебя может быть и проходит, а у меня в следующий раз детство начнется! И Тоше влепят срок за совращение малолетних.

— Ничего страшного, спи спокойно. Пусть поймают сначала. А если что — Карлсон поможет. Другое скажи: в честь чего ты начала изучать бабушкины науки с проклятья?

— Элементарно, Ватсон, — ответила Вера. — Вот представь, иду я по парку со своим парнем, никого не трогаю. И вдруг на нас налетает банда хулиганов.

— И что?

— Ничего хорошего. Удар, фонарь, аптека. Бессмысленный и тусклый свет. И еще усугубленная травма мениска. А если бы я сразу наслала на них порчу? Понос или золотуха — неважно. Главное, никакого греха, ни одно животное не пострадало. И колено целое, только ребята немного в штаны наделали.

Анюта на это недоверчиво фыркнула:

— На плохого человека порчу наводить — все равно грех! Не проще ли сразу в лоб зарядить?

— В лоб дать, конечно, надо, — подтвердила Вера. — Но сначала пусть вражина укакается!

— Скажи мне, Верочка, — ласково вопросил я, — вот ты говоришь, что Антон плохо спит.

— Как слон ворочается, — подтвердила она.

— И ты ему на ночь успокаивающий отвар даешь?

— Ну да.

— А не изучала ли ты с бабушкой Мухией другие разные зелья, девочка моя? Есть же отвары, которые действуют наоборот, и поднимают мужскую силу? Ну, вроде любовных приворотов.

Вера на это округлила негодующие глаза:

— Дед, ты чего?! Приворотные зелья готовить несложно, но Тоше давать такое нечестно!

— Это почему же? — хмыкнул я недоверчиво.

Мои подозрения крепли. Умеющий делать любовные привороты, да не воспользуется? Это как стоять у реки, и воды не напиться. Фармакология на основе трав, в самом деле, проста. Если Антона зельем кормили, то и на меня «лечение» тоже повлияло. Хм… В последнее время я иногда задумывался о чрезмерной бодрости. С чего это вдруг, вместо размышлений о вечном, мне хочется скакать кобелем мартовским?

— Тоше лишнего не подсыпала, потому что допинг — неспортивно, — возмущенным тоном продолжила Вера. — Для тонуса лучше уж булочки с марципаном, и свежевыжатый сок.

Тогда я перевел взгляд на Анюту. Если Вера Антона допингом не поила, значит, это Анины проделки?

— Да как вам не стыдно такое думать, Антон Михалыч! — вспыхнула та в ответ на молчаливый вопрос. — Все мои хитрости в борще! Но туда не травки вкладывала, а душу. Могу прекратить, чтобы глупости не думали.

Пришлось мне давать задний ход — жизнь без украинского борща теряла множество граней. И потом, чего это я разошелся? Война меняет людей. У нас похожая ситуация, но моя молодежь повзрослела среди испытаний, а я наоборот, стал горячим кавказским парнем. Нет, так нельзя. Со мной решительно чего-то надо делать!

— Птичка моя маленькая, готовишь ты знатно, нет слов… — в голос я добавил лести. — И вообще ты молодчина, заботливая, работящая. И поешь славно, и помогаешь во всем… Милые дамы, верно, я переутомился — лезут в голову всякие глупости. Был неправ, прошу прощения.

Правильно заметил Антон, надо быть мягче, добрее. Сегодня же ночью стану искупать вину. Очень тщательно каяться и заглаживать. Надеюсь, златокудрый вихрь простит.

— А я, Верусь, сейчас бы умяла добрый кусок телятины, — пробурчала Нюся, переключаясь на гастрономическую тему. — Прожаренная отбивная и бокал красного вина… Что может быть лучше?

— Только барашек, тушеный в казане, с перцем и луком. Как в том ресторане, что у Деда рядом с домом, на Чехова, — сообщила ей Вера.

— Эх! — вздохнула Нюся. — Там еще куча разных салатов, особенно по-гречески, с пекинской капустой… И главное, всякого такого на кухне полно. Прихватить легко, никто не заметит. Однако Антон Михалыч хулиганить запретил…

На эту провокационную реплику реагировать я не стал, пропустил мимо ушей. Если запретил, то и обсуждать запрет незачем. Вместо этого перевел взгляд на спину Веры:

— А аура-то поблекла! Видишь, Тоша?

— Так-так, — с задумчивым видом он приложил руку к круглой попке.

— Чего там? — Вера вывернула голову. — Шорты порвались?

— Аура у тебя светло-зеленая стала, вот чего, — пробурчал парень удивленно.

Наша колонна встала. Нюся вернулась, чтобы присоединиться к Антону, застывшему в позе роденовского мыслителя. Тем временем я присмотрелся к Анюте. У той тоже желтый цвет потерял яркость.

— А ведь Антошик явно побледнел! — заметила Нюся. — Вместо красного какой-то розовый стал.

— Тоша, обернись, — скомандовала ему Вера. — Анька, видишь совсем светлое пятно на спине? В это место ему дубиной заехали. Ну-ка, стягивай края, а я латок налеплю.

Что они там делали со спиной Антона, я не видел — слышал только сопение и шлепки ладошки Веры. Но с каждым шлепком в меня вливалась свежесть.

— Верусь, хорош, — пробормотал парень. — Как живой воды напился, сейчас лопну от прилива сил.

— Терпи, казак, — хмыкнула на это Вера. — Когда трудно, нужно сжать зубы в кулак, понял? Ты мне понадобишься здоровенький!

Родной двор встретил нас суетой, шумом и гамом. В раскрытой калитке новенького огородного забора, свесив язык, улыбался щенок, а в корыте возле колонки обнаружилась пара сазанов и судак. Конечно же, рядом с вяло трепыхающимися рыбинами восседал Лапик, и с независимым видом облизывался.

— О как, Федя приезжал! А жизнь-то налаживается, — моментально проснулся Антон. И тут же начал раздавать указания, подтверждая ожидания кота: — Девчонки, чего стоим? Давайте рыбу чистить, а Дед пока сковородку прокалит.

А что? И прокалю, и в муке обваляю. Кусочек жареной рыбки с бокалом светлого компота — тоже неплохо.

Но сначала необходимо бутербродиков наварганить, с медицинской целью — исключительно для поправки цвета ауры.

***

Подремать после обеда мне не удалось. Сначала во двор явились Варвара и Жанна, во главе с Надеждой Козловской. Поглазев на строительную возню, и издали помахав руками, они скрылись на веранде. А потом к ним убежала Вера, и стало неуютно.

— Чего-то они там затевают, — пробормотал Антон. — И Анюта грохотать перестала…

На веранде полным ходом кипели творческие действия — девчонки распевались. Сидя за электропианино, Надежда Константиновна процессом руководила.

— Антоша, у тебя перерыв? — улыбнулась она. — Тогда послушай. Варя принесла новую песню, по радио вчера передавали:

— Представляешь, какая красота? — воскликнула она. — Это же точно как для нас написано, чистый блюз. А Жанночка армянской изюминки добавила. Сейчас все распишу, будешь слушать?

Мне что-то попало в глаз. Смахивая слезу, пришлось отвернуться. Корабль, построенный мной, и переданный Антону, готов к самостоятельному плаванию… Жизнь продолжается, и без рюмки вина Надежда Козловская твердо стоит на ногах. Вон как глазищи сверкают, ярче звезд в безлунную ночь.

— Так-так, — засуетился Антон, подключая гитару. — Передайте мне мою партию.

После двух повторов дело оказалось завершенным. Дух совместного творчества прямо-таки витал в воздухе веранды, так бывает. Но когда репетиция «прет», останавливаться нельзя. И Надежда Константиновна это прекрасно понимала:

— Товарищи, недавно Антон давал нам послушать одну пленку. Помните вещь «Белее бледного» английской группы «Прокул Харум»?

Я помнил, конечно. Свой хит Гарри Брукер написал в 1967 году, и сразу занял первое место в рейтинге музыкальных композиций. С тех пор этот хит перепевают все, кому не лень. И группа «Прокул Харум» процветала, красуясь на Олимпе. Однако ничего близкого по уровню композиции «А Whiter Shade of Pale» создать им более не удалось. Пар ушел в один большой шедевральный свисток. Это как «Отель Калифорния» у группы «Иглс» — хороших вещей в репертуаре много, а легендарная одна.

— После внимательного прослушивания мне пришла в голову ария Баха из оркестровой сюиты номер три, — Надежда Константиновна принялась раздавать листочки. — Вам это в музыкальной школе должны были давать.

— Я помню, — подтвердила Нюся, вглядываясь в ноты. — Но для скрипки это выглядело иначе.

— А оно и сейчас станет иначе, — улыбнулась Надежда Константиновна. — Будем делать в ритме рок-музыки. И мы с Жанной еще придумали импровизацию духовой секции. Варенька, давай ритм!

Глядя в ноты, Вера молча кивнула головой. А Антона никто не спросил, хотя за его плечами музыкальной школы не было. Зато там был я, в смысле, за его плечами. Бах сотворил сложную вещь, и с первого раза она, конечно, не получилась. Но ничего, Москва тоже не сразу строилась. Важнее другое — саксофон и тромбон местами звучали очень свежо и необычно.

В перерыве Надежда Константиновна пригубила бокал компота, которым мы угощали друзей:

— Яблоко и крыжовник, два совершенно разных компонента. И, словно вишенка на торте — малина. Немного, однако как изменяется аромат… Совершенно особенная композиция вкуса! Так и группа «Прокул Харум». Компотик сварили классный, нет слов, но вишенку с торта слизали у старика Баха. Но давайте вернемся к теме «Бледнее бледного», здесь тоже полно работы для саксофона и тромбона. Тоша, не спим!

Удивительное дело, но такой ход событий меня устраивал. Надежда Козловская плавно забирала вожжи в свои руки, и ради бога. Пусть работает, а я тем временем о дальнейшем репертуаре спокойно подумаю.

Глава тридцать четвертая, в которой нам не позволили бы участвовать в выборах, если бы от них хоть что-то зависело.

Международная деятельность ЦК КПСС имела грандиозный размах. Могущество страны крепло, рос и авторитет в мире. Тысячи зарубежных коммунистов стремились посетить Советский Союз, официально и не очень, и всем надо было оказать достойный прием. Деньгами все мерить нельзя, верно? Любовь и дружбу не купишь, хотя хочется.

Важных гостей возили по стране, кормили и поили. И еще лечили, учили и дарили подарки. В конце концов, помогали в бизнесе. Серьезно помогали, однако успешно торговать далеко не у каждого получалось, барышами могли похвастать немногие коммунисты. На общем грустном фоне массы убыточных друзей, желающих просто пожить за счет советских партнеров, выделялись редкие умельцы — греческие, французские и португальские компартии.

Фирмы, принадлежащие французским коммунистам, например, продавали советские подшипники в Западной Германии. Товар из Внешторга брался дешево, немцам сбывался задорого. Прибыль оставалась себе, на революционную борьбу. Кубинским товарищам мы помогали тем, что закупали их сахар по мировым ценам, а свою разнообразную продукцию отдавали со щедрой душой. Шведским коммунистам назначали повышенные расценки за печать наших пропагандистских материалов, причем вознаграждали друзей не только деньгами. Бывало, что и породистыми лошадками коммерсантов от партии одаривали.

За революционную риторику братскую Албанию завалили всем подряд, материальную помощь отгружали целыми эшелонами. Албанский народ радовался, благодарил своего вождя Энвера Ходжу. Советские спецы там без устали трудились, и две тысячи албанцев успели получить образование в Советском Союзе. А когда речь зашла о хоть каком-нибудь расчете, все албанское население стало дружно ругать советское руководство.

И правильно. Нечего маленьких обманывать, благодетели так не поступают.

Лишь сегодня стала понятно простая вещь — всех облагодетельствовать невозможно. Да и незачем, ведь благодарность редко идет за человеком. А вот зависть и корысть в нашем мире обычное дело, это как солнце утром на востоке. Таких «друзей», как албанские коммунисты, принято называть полезными идиотами. Но время показало иное — полезными они не стали, и идиотами тоже не были. Пассажиры оказались мудрее своих благодетелей.

Про помощь африканским странам рука писать не поднимается. Одних только боеприпасов с 1966 по 1975 годы Советский Союз поставил туда на девять миллиардов долларов. Что дали эти вливания коммунистическому движению? Умом понять такое сложно, одно видно ясно — развивающиеся страны до сих пор развиваются с автоматом Калашникова в руках.

Иногда поступали необычные просьбы партийных друзей. Так, товарищ Атос Фава, представитель Коммунистической партии Аргентины, попросил ЦК КПСС оказать содействие в изготовлении аргентинских паспортов. Потребность в удостоверениях личности, а также контейнерах для их хранения, он объяснил необходимостью проведения нелегальной работы в тяжелых условиях. А что? И сделали, никто не жаловался.

По просьбе руководства Итальянской компартии, на территории СССР проходили курс специальной подготовки итальянские коммунисты. Их обучали радиосвязи, шифровальному делу и вопросам изменения внешности. Кроме того, товарищам выдали 500 (пятьсот) чистых бланков итальянских заграничных паспортов. Сверху, в качестве бонуса, положили 50 (пятьдесят) именных комплектов документов швейцарского и французского образца. Количество изготовленных париков осталось неизвестным, но они точно были. С поставленной задачей уверенно справился Международный отдел ЦК.

В собственной стране ЦК КПСС постоянно решал растущие жилищные и продовольственные трудности. То объявлялся коммунизм к 1980 году, то сообщали, что к 2000 году каждая советская семья будет жить в отдельной квартире. Тем временем мировые проблемы требовали лезть в каждую дырку затычкой. Ангола, Мозамбик, Эфиопия, Ливия, Алжир, Вьетнам, Сирия, Корея, Куба, Гваделупа, Мадагаскар… Список гораздо длиннее. Надеюсь, литературные критики урезание простят.

В 1963 году СССР впервые закупил хлеб за границей, десять миллионов тонн зерна. Я помню то время — очередь в магазине, продавец с огромным ножом. Хлеб в нашем городке продавался на развес, в руки давали один килограмм. И каким вкусным был теплый довесок из горбушки, который клали сверху приличного каравая…

Вскоре такие закупки зерна за границей стали нормой. Причем расходы на содержание коммунистических и других левых партий препятствием не являлись — поддержка революционного коммунистического движения находилась в приоритете. А ведь еще был бюджет стран Варшавского договора, где главным спонсором выступал СССР.

Помощь многочисленным друзьям была явной, неявной и тайной.

Легальную помощь товарищи из братских партий считали «таящей в себе много опасностей». Объяснение понятное — бизнес партийных предприятий находился под жестким контролем финансовых органов капиталистических стран. То есть налоги следовало платить в полном объеме. Но зачем это делать? Гораздо интереснее, когда помощь можно руками потрогать, или наличными получить. Конечно, втихаря. В ЦК КПСС это понимали, и требовали «обеспечить соблюдение строжайшей конспирации при оказании денежной помощи братским партиям, привлекая к этому делу лишь минимальное количество вполне проверенных людей».

В секретных протоколах ЦК КПСС мелькали такие фразы: «Выделить средства левому крылу молодежного движения». Или: «Лидеру оппозиции на приобретение ротационной машины».

Коммунисты из канадского Центрального Комитета, все семьдесят человек, на советские деньги дружно затеяли дачное строительство. И все у них получилось! А израильские коммунисты диктовали Москве конкретные цифры: «Платить функционерам зарплату ниже трёх тысяч долларов просто негуманно».

Коммунистам, которые не могли приехать в Советский Союз, денежная помощь доставлялась на дом. В беседе с журналистами достаточно откровенно описал технологический процесс Михаил Любимов, работавший дипломатом, и по совместительству — сотрудником разведки:

— Михаил Петрович, каким образом вам приходилось участвовать в передаче валюты зарубежным компартиям?

— Когда я был резидентом КГБ в Дании, то одной из моих задач было служить своего рода передаточным пунктом финансирования их компартии. Я вручал эти деньги, как правило, лично генеральному секретарю, которым был Есперсен, а позднее Енсен, несколько раз в год, небольшими партиями. Годовая сумма, если мне не изменяет память, составляла тогда 300 тысяч долларов.

— Не изменяет, хотя в последние годы эта партия получала чуть больше — 350 тысяч долларов. Впрочем, это не столь уж большие вливания по сравнению с другими партиями.

— Это как посмотреть. Что такое 300 тысяч долларов для компартии Дании, где всего-то числится две тысячи человек, и которая даже не представлена в Датском парламенте? Думаю, здесь важен еще один аспект — компартия Дании была образцом конформистской партии, верно следовавшей заветам Ильича. Уж не знаю, которого из двух — Ленина или Брежнева в большей степени.

— Может быть вы, Михаил Петрович, хотите что-нибудь уточнить в описанной технологии передачи средств?

— Нам обычно звонили из Международного отдела ЦК КПСС и говорили: «Михаил Петрович, приезжай за «табаком». Так на условном языке мы называли валюту для зарубежных компартий. Так вот, я нахожу свободного человека, и он едет на Старую площадь. Правда, ездили одни и те же люди. Мы — организация конспиративная и свое участие в «табачных операциях» не афишировали даже друг перед другом. Этот человек и привозил обычно мешок валюты, количество которой зависело от числа получателей.

— Так что, этот человек и отвозил деньги за кордон, был «инкассатором»?

— Нет, тут вы ошибаетесь. Иногда, конечно, делалось и это. Я сам как— то вез 30 тысяч долларов из Москвы. Но это так, попутно, мне просто сказали: «захвати с собой табачок для друзей». Ну, я и захватил. Но, как правило, валюта сортировалась в ПГУ по направлениям, и шла с дипломатической почтой. Она прибывала в резидентуру, и резидент так же, как это делал я в Дании, вручал ее адресату.

— А где она вручалась?

— По-разному. Иногда все было, как в детективе. В 1968 году, например, когда я был в Дании еще заместителем резидента, мы довольно крупную сумму вручали их коммунистическому Генсеку за городом. Можете себе представить: ночь, я за рулем, едем около леса. И вот появляется машина датского Генсека. Тушатся фары… Я тогда подумал: «Боже мой, какой риск, в лесу, в темноте, а по шоссе могли вдруг проехать полицейские машины». В общем-то, датская контрразведка знала о такого рода операциях. Поэтому, когда меня назначили резидентом, я от этой ненужной конспирации отказался, и вручал деньги прямо в нашем посольстве. Обычно спрашивал у посла: «Когда у вас будет Генсек?». А он бывал часто. Я его приглашал к себе в кабинет — он у меня, как и у посла, был «защищенный», мы выпивали по рюмке, и я ему вручал его, как вы пишете, «стипендию». Он давал расписку и предлагал выпить еще по одной — за пролетарский интернационализм.

А как вы, Михаил Петрович, относились к такому интернационализму в душе, что думали обо всем этом?

— Знаете, участвовать во всем этом мне было просто тошно. Ведь я слишком хорошо знал этих коммунистических лидеров, видел, как они, будучи людьми ограниченными, научились фарисействовать, кичиться пролетарским происхождением, а на самом деле под прикрытием высоких слов лично обогащаться за чужой счет.

— Одним словом, вы уверены, что ни на какую партийную работу переданные вами деньги не шли и уж, конечно, между рядовыми коммунистами не делились?

— Да о чем вы говорите? Для рядовых членов партии существовали иные привилегии — типа поездок в Советский Союз, в санатории, на отдых и лечение. А верхушка просто жила на широкую ногу. Все это трудно доказать, но я совершенно убежден, что награбленные у нашего народа деньги, просто присваивались руководством датской компартии для личного благосостояния.

— В таком случае возникает резонный вопрос. В отличие от датских коммунистов, вы хорошо знали подлинную ситуацию. С учетом этого, не пытались ли вы каким-то образом проинформировать свое руководство или руководство КПСС, о том, что деньги «фонда помощи левым рабочим организациям» используются лидерами компартий на личные нужды?

— Пару раз мы такую информацию посылали. Это произошло, когда один из коммунистических лидеров Дании за наш счет развернул откровенную коммерческую деятельность. Но на информацию такого рода никто не реагировал. Да и писать об этом, признаться, не хотелось. Откуда мне было знать, какие отношения у датского Генсека с советским партийным руководством? К тому же я имел довольно горький опыт информации о делах, связанных с КПСС. Когда в начале семидесятых годов в Англии была разоблачена и фактически разгромлена вся наша резидентура, мы пытались почерпнуть информацию хотя бы в британской прессе. И вот однажды я натолкнулся на великолепную статью Зорзы «Расстановка сил в Политбюро ЦК КПСС». Я сделал перевод и отдал его Крючкову, а тот передал Андропову. Сижу и жду реакции. Она явилась в виде резолюции Андропова: «Уничтожить». С тех пор я твердо усвоил, что зарубежная информация, касающаяся наших внутренних дел, от нас не требуется.

— Михаил Петрович, это более или менее ясно. Не ясно другое: почему передавать средства за рубеж должны были именно сотрудники разведки?

— Это сложный вопрос. Прежде всего, наверное, считалось, что тайные операции лучше всего поручать профессионалам. А потом этот вопрос имеет давнюю историю. При Сталине наши спецслужбы вообще работали с зарубежными коммунистами напрямую. Каждый коммунистический Генсек в любой стране по линии наших спецслужб имел задание — подбирать для разведки кадры. После войны компартии оказались скомпрометированы. Что ни процесс на Западе по делу о шпионаже, то непременно замешаны коммунисты. Поэтому после смерти Сталина ЦК КПСС принял решение о том, чтобы КГБ больше с зарубежными компартиями не работал. Однако это решение оказалось половинчатым. Неприятная и не свойственная разведке функция — передавать валютные средства зарубежным компартиям — осталась. Более, того мы даже обучали их Генсеков конспирации.

Добавить к этому интервью нечего, кроме одной цитаты. В свое время святитель Николай Сербский заметил: «Вы крадёте не просто у какого-то человека, вы крадёте у миллионов людей. Поэтому этот грех — грех казнокрадства — намного серьёзнее. Вы крадёте у предков, вы крадёте у поколений, вы на себя навлекаете гнев божий».

Помимо экономической помощи, Советский Союз занимался и военной. А в Индокитае, кроме поставок техники и вооружений, армия СССР лоб в лоб столкнулась с США. Янки здесь умылись — одних самолетов потеряли пять тысяч штук, а издержки Соединенных Штатов на Вьетнамскую войну составили триллион долларов.

Воевали наши ребята и в Египте, и в Сирии, и в Африке. Потери Министерства Обороны и КГБ покрыты тайной, но они были. А множество материальных ресурсов в те годы просто списали, поскольку бывало так, что эшелоны техники передавались без всякого учета.

Тем временем назревала война в Афганистане.

Глава тридцать пятая, в которой новая жизнь преподносит новые сюрпризы

День катился к ночи. И, когда у Антона последние силы сидеть над учебником уже были на исходе, во двор вошла Тамара Карапетян.

— Тоша, могу я с тобой поговорить? — усаживаясь за стол напротив, она твердо взглянула на Веру, млеющую под рукой парня.

Дремоту с той как ветром сдуло.

Я тоже встрепенулся. Вот это да! Томка набралась смелости, чтобы пройтись вечером по нашей улице. В это время все лавочки под забором заполнены кумушками. Одинокая девушка, заходящая в чужой двор — отличная тема для сплетниц, способных добела перемыть косточки любому. А ведь Томе еще обратно идти… После этого визита злые языки заставят Антона икать всю ночь.

— Поставишь чайник? — ласковым тоном, но с некоторой долей металла попросил парень.

Вера встала и, сверкнув глазищами, молча удалилась на кухню походкой царственной павы.

— Как дела? — вежливо спросила Тамара. — Готовишься к экзамену?

Подготовка к экзаменам не мешала Антону участвовать в репетициях, которые теперь проходили на веранде. И вчера Тамара вдруг объявила, что покидает нашу группу. Хотелось добавить «в связи с переходом на другую работу», но злость на Кима Назаретова шутить не позволила. Переманил-таки мэтр нашу звездочку к себе оркестр. И прицепом с ней, ясное дело, пойдет Сеня. Ничего не поделаешь, «мы с Тамарой ходим парой». Он и к нам прибился, собственно, из-за нее.

Антон, конечно, тогда расстроился, но вида не показал. Чему быть, того не миновать — не захотела Тома блистать в тени, вечным вторым номером при Надежде Козловской. А там, в училище искусств, ей обещали сольную карьеру. В успехе я не сомневался. Джаз она понимает, да и репертуаром обеспечена по самую крышу. Пусть поет, и еще подкину, для Тамары ничего не жалко.

— У тебя же скоро последний экзамен? Ким Авекидович просил передать, что есть возможность выступить на совместном концерте.

— Это как?

— Он обещал дать концерт в сельском клубе, но возникла проблема, — сцепив пальцы, Тамара потупила взор, — Часть студентов по домам разъехались, в оркестре нужны музыканты.

Хм… Когда оркестру училища искусств нужны музыканты, это забавно. На фига козе баян? Скорее всего, мэтру понравился наш репертуар, и еще более него Надежда Козловская. А прямо сказать об этом, видимо, неохота. Причем второй заяц здесь убивается легко — в совместном коллективе репертуар становился общим. В таком случае бессмысленны все обвинения в копировании аранжировок и нашего репертуара в целом.

— Не нравится мне эти козни, — мысленно пробурчал Антон. — Чувствую одним местом какой-то подвох.

Бросив взгляд в сторону кухни, вслух он сказал иное:

— Мы подумаем. С товарищами посоветуемся, Надежду Константиновну спросим. Скажи, а чего это Сеню Трофимова не видно? Или он к Назаретову вместе с тобой собрался?

— Семен думает, но еще не решил. У него дома запарка, ремонт затеял, — Тамара блеснула черными глазами. — Мы заявление в ЗАГС подали.

Вот это поворот! Томка рубит концы, наплевав на убытки. От удивления Антон замер, а я едва не подскочил. Конечно, мое появление здесь повлияло на ход истории. Камень брошен, и круги по воде пошли. Но не до такой же степени! Ничего подобного в прошлой жизни не было. Хотя джаз-оркестра с Надеждой Козловской там тоже не было…

В любой проблеме можно выделить важные нюансы и неинтересные детали. Удачу, как и невезенье, легко подвести под цепь случайных событий. Однако это Томкино замужество ни в какие рамки не лезет! Нет, замуж она в той жизни вышла, конечно, но позже, и за другого. А командир комсомольского патруля Семен Трофимов тогда любовался Тамарой лишь издалека, из глубины зрительного зала. У любой звезды фанатов полно, но это же повод для срочной свадьбы, верно?

— Неожиданное заявление, — Антон, наконец, вышел из ступора. Обращался он ко мне, исключительно приватно. — Ну, спасибо. Дед. Удружил, так удружил. Век не забуду. И зачем тебя сюда принесло?

Чего-то такого я ожидал. У нас как в футболе — выигрывает команда, проигрывает тренер. И спорить бесполезно, в запале можно договориться до обидных слов. Дрова ломать легко, однако крики проблему не решат.

Вязкую тишину первой нарушила Тамара:

— Понимаешь, еще недавно у нас незамужняя девушка считалась старой девой в семнадцать лет, — глаз она не поднимала, говорила еле слышно. — Я тебя люблю, но мне пора иметь семью и рожать детей. Давно пора, Тоша. Пойми и прощай.

***

Дома я покормил кошку правильной сметаной, а себя угостил правильным коньяком. Китайская мудрость утверждает, что если долго сидеть на берегу, то мимо проплывет труп твоего врага. Сидел я недолго, однако дым одной моей мечты уже проплыл мимо. Как гром среди ясного неба, но ничего не поделаешь, жизнь продолжается.

Крякнув на посошок, я переоделся, и не спеша двинулся по Пушкинской улице в сторону Театрального парка. Двое крепких парней, представленных глухонемым таксистом Иваном, направились следом. Дневная жара ушла, вечерний бульвар радовал глаз яркими нарядами и минимальными юбками прелестниц. На отдельные дефиле приходилось выворачивать шею, оглядываясь. Под песни уличных музыкантов настроение постепенно возвращалось на приемлемый уровень.

В последнее время Анюта пристрастилась к променаду на роликовых коньках, и в Театральном парке на центральной аллее таких лихих девиц наблюдалось достаточно. Против нового увлечения мне возразить было нечего, ведь социальная адаптация имеет самые разные формы.

Искать девчонку не пришлось — Нюсин рыжий чубчик возвышался над толпой заметно, словно красный флаг первомайской демонстрации. В парке всегда полно людей, особенно вечером. Аттракционы не пустуют, паровозик возит детей в открытых вагончиках, желающие вовсю рысачат на лошадках. Шумит фонтан, разнося свежесть, со всех сторон играет музыка, кафешки манят запахами. Кто не разгуливает и не сидит за столиком, тот стоит к киоскам в очереди. И везде орут дети. В общем, тишь и благодать, место выплеска позитивных эмоций. На лавочке нашлось местечко, получше первого ряда партера. А мелькавшие перед носом разнообразные ноги привели настроение в совсем минорный лад. Не все у нас плохо, как мороженое, купленное сдуру по пути. Отдельно взятые костюмы конькобегуний, например, выглядят значительно привлекательней.

Вскоре Анюта, картинно развернувшись, остановилась передо мной. Еще и зад оттопырила, чертовка. Она явно намекала, что есть ноги, а еще есть всем ногам ноги. Да, обтягивающие шорты и голое плоское пузо мне по душе, но исключительно дома. Это все-таки общественный парк, а не пляж. Что за молодежь пошла?

Как демонстрация противоположности, следом подкатила мелкая бэк-вокалистка Лена. В сопровождении Вити, конечно. Вот с кого надо брать пример — приличные брюки и шведку человек сумел на выход найти.

— Какие погоды наблюдались на курорте, Лена? — вежливо поинтересовался я после приветствий.

— Да я на Мальдивах и без погоды готова сутками зависать, — воскликнула девчонка. — Только все хорошее быстро кончается.

— Везет же некоторым, — завистливо вздохнула Нюся. — А меня из моря пограничники все время выгоняют. В любую погоду. Что за люди, а?

Продолжить далее светский разговор нам не удалось, потому что вдруг нарисовались Анины поклонники — стайка парней на роликах и гироскутерах.

Нет, красноречие я понимаю: они восхищены и повержены высокой девушкой. Но совесть тоже надо иметь. Я пришел, и я здесь разговариваю… Никакого понятия о приличиях и уважении к старшим.

— Хм… — крякнул досадливо, прощаясь с хорошим настроением.

Но когда один горячий поклонник влез между мной и Нюсей, к лесу передом, ко мне задом, терпение лопнуло.

— Эй, избушка, иди нафиг, — легким движением руки я сдвинул филейную часть в сторону, и спортсмен от неожиданного толчка подпрыгнул.

— Ты кто такой, дядя? — взвизгнул он, разворачиваясь на роликах.

Отвечать таким же вопросом «а ты кто такой» на этот ритуальный, даже риторический запрос я не стал. Пришлось вставать, чтобы изобразить жест Ленина:

— Верная дорога вон там, товарищи.

— Чего? — иронично протянул кто-то из группы поддержки. Компания, видимо, считала себя центровой, и отказа ни в чем здесь не ведали.

Явный оскорбительный тон вынудил гаркнуть нечеловеческим голосом:

— А ну катитеся отсюдова!

Все базарные драки начинаются с этой прелюдии. По строгим правилам конфликта, вместо отступления, двое крепких конькобежцев выдвинулись из толпы поклонников вперед. Обряжены они были чистыми гладиаторами: шлемы, наколенники, налокотники, наплечники, и в завершение икебаны — перчатки. Поверх всего этого нахалы натянули наглые ухмылки:

— А то што? — они выстроились рядком с борзым товарищем.

Предварительные любовные ласки, вроде криков «ох, держите меня семеро» производить я не стал. Бывают иногда минуты, когда становлюсь неразговорчивым. Злость, осевшая в глубине души, колыхнулась. Оказывается, она никуда не делась, а просто ждала подходящего повода для извержения. Ну что ж, вас сюда не звали. «А меня зовут Фидель Кастро, и я пришел освободить Кубу». Окружающий мир не замер, он просто немного замедлился. Кулак с кастетом на пальцах ближайшего гладиатора только начал замах, когда мое бренное тело упругим мячиком бросилось в атаку. Сокрушительный удар в нахальную ухмылку удался — короткий апперкот смял вражескую челюсть и заставил гладиатора закатить глаза.

Второго наглеца я снял неспортивным ударом под колено. Футбольный пыр, носком в голень снизу вверх, дарит незабываемые эмоции, и раззявленный в стоне рот подтвердил яркий болевой синдром. Во избежание гематомы необходимо обеспечить покой больному и немедленно приложить холод, а дальнейшие действия подскажет врач скорой помощи.

— А то что, а то что… — пробурчал я запоздало. — А то козленочком станешь!

Конькобежец не возражал, он готовился стать плаксой и отойти на отдых. Но я не позволил ему прилечь, придержав за майку на груди. Подтянул, невзирая на треск материи, от души врезал в выпученный глаз. Замахнулся вновь, и неожиданно получил в ухо от третьего гладиатора, который стоял в стороне и выпал из поля зрения. Пальцы разжались, в голове зазвенело. Но тут выручила Нюся — своим коронным ударом дровосека она срубила подлого врага, подкравшегося сбоку.

На этом битва завершилась. Гладиаторы кончились, а свежие бойцы на смену не выдвинулись. Более того, группа запасных конькобежцев отхлынула на безопасную дистанцию, чтобы оттуда стартовать вдаль, наперегонки.

— Антон Михалыч, спокойно, — сообщили двое крепких парней, усаживая меня на скамейку. — Предупреждали нас, что вы шустрый. Но чтобы настолько резкий? Мы ахнуть не успели…

— Батюшки светы, вот это ухо! — воскликнула Анюта.

— Феерично, — согласилась с ней Лена, заглядывая с краю.

Я потрогал уши руками — правое огнем горело. У Антона сейчас похожая беда… Блин, погорячился я здесь, а там ему наверняка досталось. Нет, теперь точно не рассчитаюсь. И телефона в кармане нет, видимо, дома забыл. Поднял тревожные глаза на девчонку

— Нюся, звони Вере. Пусть в морозилке пороется, какой-нибудь пакет парню приложит.

На ходу доставая телефон, Анюта пулей метнулась к киоску. Влезла без очереди, чтобы вернуться с двумя бутылками холодной минералки. Тихая охрана из поля зрения пропала, но с наведением порядка Витя и сам справился. Быстро почистил площадку — раздал несколько оплеух, разгоняя оставшихся поклонников. Группа конькобежцев рассосалась так, что рядом вдруг образовалось пустое место.

— Что сказала Вера? — озабоченно пробормотал я, пристраивая ледяную бутылку к огненному уху.

— У нее нет слов, — хмыкнула Нюся. — Антон шипит от боли и злости, а Вера будет думать всю ночь, какую ответную гадость вам можно потом учинить.

Ухо горело, однако внутри меня всё похолодело. И чего это я разошелся на старости лет? Тоже мне, нашелся ревнивый идальго.

О Дульсинея, что ранила мою любовь своим кнутом! Тьфу. Ведь советовали мне умные люди быть мягче, добрее… Если Антон с Верой ополчатся против, жизнь там превратится в каторгу. И разве в таком случае это будет жизнь?

Тревога переросла в страх, это иррациональное чувство, свойственное любому человеку. Когда в детстве я полез за мячом по пожарной лестнице на крышу школы, первый серьезный страх шел за мной по пятам. Позже для этого ощущения появлялись разные поводы, обоснованные и не очень. Однако теперь у меня есть опыт, и умение преодолевать это неоднократно испытанное чувство. Научиться можно, лишь когда действуешь и ищешь решения.

К опасениям прислушиваться полезно, но поддаваться страху не стоит. Только вот странно, чего это я такой нервный стал? И что интересно, не первый раз… Ладно, хватит стонать. Вот вернусь домой, пороюсь в баре. Разложу все по полочкам, и под добрую закуску чего-нибудь придумаю.

Люди, гуляющие в парке по центральной аллее, интереса к инциденту не проявили. Молодежь здесь гоняет на роликах постоянно, кучкуется, толкается, и постоянно падает. Подумаешь, большое дело. Тем временем двое потерпевших, кряхтя, поднялись. Отряхнувшись, подхватили под руки третьего, и покатили прочь. При отступлении они чего бормотали чего-то о скорой встрече, но такой финал стычки — обычное дело. Пусть мечтают, это не вредно.

По обычаю подобных конфликтов, пострадавшая сторона с безопасного расстояния должна была прокричать что-нибудь обидное, давая выход эмоциям, жаждущим реванша. Анюта традицию поломала — замерев, она пристально глянула вслед парням. И гладиаторы вдруг бодро, не оглядываясь злобно как прежде, рванули к биотуалетам в кустах.

— Ишь, разговорчивые какие нашлись, — пробормотала девчонка. — Посидите там, подумайте о вечном.

Хлебнув минералки, она принялась нарезать круги. Желающих присоединиться к променаду более не наблюдалось. А вот очередь возле туалетов росла, гладиаторы выходить не спешили.

Глава тридцать шестая, в которой обнаруживается босс мафии

— Лена, необычный вопрос, — поманил я девчонку, перекладывая бутылку на ухе. — Как думаешь, насколько быстро можно перевести несколько песен с английского языка на армянский?

— Песни известные? — прищурилась та, усаживаясь рядом. Скамейка неожиданно оказалась пустой.

— Да, хиты.

— Тогда работа давно сделана, — категорично махнула рукой Лена. — Надо только найти, где это у армянских братьев в сети заныкано.

— Найди, — посоветовал я. — Заплачу, как за литературный перевод.

Она быстренько нырнула в телефон, чтобы посмотреть расценки интернета.

— Так-так… Базовая цена перевода… английский язык — четыреста рублей за одну нормативную страницу текста. Армянский язык — семьсот. Выходит, армянский язык будет дороже? А самый дорогой — вьетнамский, аж тыщу двести. Не надо?

— Это вряд ли, — усмехнулся я, а потом спохватился: — Может, понадобится испанский, точнее, его кубинский диалект. Но позже.

— Какой срок?

Хорошая девочка… Хваткая и деловитая.

— Пару дней терпит, — я поморщился, поворачивая бутылку другим местом. — Лена, мне и семьсот рублей не жалко за четыре куплета песни. Берешься?

Она взялась за телефон:

— Гаянэ? Барев, джана! Вонцес? Инчес анум, куйрик? Спасибо, тоже хорошо. Слушай, быстро срубить деньжат не желаешь? Работа простая, надо десяток известных песен с английского перевести на армянский. Нет, Рузанне звонить не буду. Потому что ты сама сказала: она очень умная, но тормоз! А ты в душе поэт, я знаю. Только не халтура, ахчик! Наличные, плачу сразу. Но лично проверять буду. Сколько? Триста рублей за песню. Понятно, что в интернете это где-то уже лежит. Искать надо… Кто здесь армянка, ты или я? Инч ка чка?! Поползай по форумам, поройся, потом стяни нарытое. Не получится содрать — переведи компьютером, следом причеши гладко. Или тебя учить надо? Так что, берешься? Времени полно, до завтра надо сделать. Не грузи, список хитов сейчас сброшу. Аджох, джана. Пока-пока.

Сценарий выступления в сельском клубе вертелся в голове все это время. Однако совместное выступление с оркестром Кима Назаретова виделось мне раздельным — одно отделение они отыграют, мы другое. Только так: смешать, но взбалтывать. Нет, саксофон и тромбон мы временно в чужой оркестр отдадим, раз надо. Но без вокала. А второе отделение сделаем как-нибудь сами. Потому что сами с усами… И с Надежной Козловской.

Песни зарубежных авторов на языке оригинала с советской эстрады исполнялись иногда. Но редко и осторожно. Жесткой цензурой являлся худсовет, и если дело доходило до выступлений под эгидой филармонии, на такое смотрел косо. А уж полный концерт на английском языке не допустят и до худсовета, каким бы гениальным ни был солист, ни сочинения.

В конце шестидесятых годов Валерий Ободзинский, страшно популярный певец, позволил себе исполнить композицию «Girl» группы Битлз. При этом давно известный, всемирный хит прозвучал на русском языке, и с комментарием, что это народная английская песня. Вскоре шлягер стал действительно русским народным, несся из каждого утюга.

Мэтр Ободзинский, конечно, велик, но первоисточник важен не менее. «Я хочу вам рассказать, как я любил когда-то, правда, это было так давно». Удивительно, но одно английское слово «girl» в тексте осталось. Оно было настолько понятным, видимо, что переводить его не потребовалось.

Следующими смельчаками стали ребята из ВИА «Весёлые ребята». Они взялись за целину, и подняли немало кавер-версий на ниве иностранных песен. Но лишь одна композиция Битлов, «Облади-облада», прозвучала на английском. Цензура и такое посчитала немалым успехом либерализации. Кто сейчас знает «Веселых ребят»? А ведь в этом инкубаторе вылупились Алла Пугачева, Александр Градский, Александр Барыкин, Александр Буйнов, Александр Добронравов и еще масса знаменитых птенцов.

Великий хит «Yesterday» пережил в нашем мире три тысячи каверов. Три тысячи исполнителей прикоснулись к великой славе группы Битлз, но на русском языке в эфире шедевр так и не проявился.

Советские молодые дарования пытались бороться, создать что-то свое. Александр Градский, будучи одним из лидеров «Веселых ребят», мечтал «урыть» ливерпульскую четверку. Он искренне верил, что для достижения цели надо всего лишь раздобыть аппаратуру, на которой работали «Битлз». Это не наглость, некоторые основания для смелого утверждения были: не каждому человеку журнал «Биллборд» дает «звезду» за выдающийся вклад в мировую музыку. После фильма «Романс о влюбленных» Александр Градский такой музыкальный орден получил.

А мне хотелось не бороться, а делать свое дело в мире джаза. На основе мировых хитов, конечно, и понимая, что на большую сцену прорваться с английской мовой трудно. А точнее, бессмысленно. Но армянский язык на концерте в армянском селе — это же другое дело. Это нормально. А потом можно и дальше пойти. Майкл Джексон, например, кроме «Билли Джин» с лунной походкой, создал кучу хитов, если кто не знает. И на джаз они ложатся замечательно. Так почему бы им не прозвучать немного раньше своего рождения, и на армянском языке?

Проблема здесь только одна — перевод не всегда отражает дух мелодии, драйв, ритмическую гармонию и игру слов. И чтобы понять это, надо сначала попробовать. Вот сельский клуб в Чалтыре и станет таким полигоном.

Мои размышления прервала Лена:

— Антон Михалыч, а вы меня возьмете в новый караоке-клуб?

— Ну какой он «новый», Леночка? — опешил я. — Там только директор сменился, а все как было, так и останется по-старому.

— Ой, спасибо, — взвизгнула девчонка, — я так волновалась!

Мне оставалось лишь пожать плечами:

— Да не за что, но вообще я здесь не при чем.

Лена недоверчиво хмыкнула:

— Только не надо принижать своих возможностей, Антон Михалыч. Я— то знаю, кто здесь главный.

— И с чего ты так решила? — мое удивление росло.

— Разных начальников и прочей охраны вокруг вас много. Командуют все, суетятся… А лидер у мафии может быть только один, — в голосе Лены не оставалось сомнений.

— Да ну?! — этот поворот в личной биографии меня несколько смутил.

— Про мафию все фильмы пересмотрела, поверьте моему богатому опыту. Я же вижу: ваше слово закон, — продолжала Лена убеждать. — И вообще, сразу видно, раз вы сказали, значит — отрезали.

— Хм… — жестом дяди Коли я почесал задумчивый подбородок.

— А как вы этому козлику врезали? — воскликнула Лена.

— Как?

— Молча. Спокойно так дали в зубы, и только тогда все засуетились.

— Хм…

— И Анюта у вас настоящая модель, такая красота только большому боссу по плечу.

— Лена, все не так, как тебе кажется! — спохватился я.

Вот так рождаются сплетни…

Тем временем на аллее нарисовалась парочка полицейских. В темной форме, с дубинками на солидных животах, они смотрелись импозантно. За спинами блюстителей порядка пряталась щуплая девчушка, которая тыкала в мою сторону пальцем. Ага, добрые граждане подсуетились, не оставили без внимания.

Как напишут завтра в газетах: «наряд патрульно-постовой службы в составе старшего сержанта полиции Петрова и сержанта полиции Сидорова, следуя в пешем порядке по маршруту патрулирования, ив соответствии с полученными сведениями, заметил скопление граждан на аллее парка, и доносящиеся оттуда крики о помощи. Срочно прибыв к месту, полицейские увидели известного хулигана по кличке «Большое Ухо». На предложение сдаться преступник ответил бегством».

Слава богу, ничего подобного не случилось. Витя на роликах подкатил к бравому наряду, бросил пару слов, и показал какую-то ксиву. Полицейские молча развернулись, чтобы в таком же темпе удалиться прочь. Недоуменно оглядываясь, бдительная девица поплелась следом.

Вот так Витя! Складно врать мало. Оказывается, добрым словом и ксивой можно добиться большего, чем одним добрым словом. А я бежать собрался…

После этого представления Лена еще более убедилась в своей правоте:

— Конечно, Антон Михалыч, болтать не буду. Молчу как рыба!

Девочка явно пересмотрела боевиков, мысленно хмыкнул я. Вот уж воистину, во многих знаниях многие печали. А сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух?

Мое самомнение, тем не менее, раздулось поболее правого уха. Из научного консультанта и начальника транспортного цеха я вдруг вырос до лидера мафии. И ведь еще не вечер! Однако посидеть на вершине славы, хоть недолго, мне не удалось — длинноногая модель Анюта примчалась на своих коньках, и низвергнула с Олимпа:

— Антон Михалыч, дядя Коля звонил. Ругается! Вы чего телефон не берете?

— А я его дома забыл.

— Хорошенькое дело! Телефона нет у вас, а пистон мне вставили.

— Ругается, значит. Хм…

— Сказал, машина подана, — Нюся принялась снимать ролики. — Требует на ковер нас обоих.

— Ага, — горько усмехнулся я. — Дон Коля намерен вынести мозг Дону Антону. И заодно его Донне Дульсинее.

Глава тридцать седьмая, в которой любви все возрасты покорны, но палец в рот не клади

В больнице мы задержались, и домой попали нескоро — дядя Коля разбушевался. А пока он изливал желчь, я накладывал руки на лицо Нины. Зачем время зря терять? Тем временем Анюта втирала мне в ухо лечебные мази. Серое облако боли она скинула сразу, однако великий орган слуха размеры терять не спешил.

В ходе командирской накачки я узнал, что являюсь не только несерьезным, но еще и вздорным партнером. И своими хулиганскими выходками постоянно расстраиваю Колины планы.

— В то время, когда мир катится в тартарары, он молодецкими забавами занимается. Разгильдяй… Когда уже научишься сдерживаться? — с тихим гневом вопрошал Коля. — История велит нам брать пример с опытных личностей.

— Это с кого, интересно? — не удержался я.

— Взять хотя бы товарища Ленина. Пребывая в эмиграции, во вражеском окружении, он находил в себе силы не бросаться на буржуев. Более того, он заставлял себя скрывать классовые разногласия. Не каждый смог бы спокойно пить кофе, играть с ними в шахматы и на бильярде. А его приятель, эмигрант Бенито Муссолини, так тот вообще, под влиянием Ильича задарма переводил ленинские рефераты с немецкого языка на итальянский.

— И что? — хотя Коля настойчиво давил на мозги, в ухе стреляло сильнее.

— Ленин итальянский язык знал плохо, а ты чего знаешь хорошо? Полезным делом надо заниматься, вот что. Например, меня туда-сюда переводить. Но, слава богу, есть на свете один приличный человек, это Аня.

Девчонка вспыхнула, но промолчала.

— Значит так, — резюмировал Коля. — Завтра сидишь дома, лечишь больное здоровье, а меня Анечка на базу отведет.

— Что-то случилось? — я оторвал взгляд от Нины, тающей и млеющей под моими руками.

— Ничего особенного. Просто настала пора домишко этот выкупать, — он поднял палец. — Денис съездил в Батайск, с хозяйкой обо всем договорился.

— Зачем в Батайск? — удивился я. — Хозяйка, вроде как, на заработках в Магадане.

Коля кивнул:

— Хозяйка в Магадане, и она не против. Но дом на маму записан. Отвезу деньги, составим договор. Завтра там ждут, — Коля перевел палец на меня. — А ты, Михалыч, подумай о своем поведении. Чтобы быть здоровым и счастливым, надо жить правильно, и беречь морду лица, понял?

***

Дома меня покормили диетическим ужином — творог, сметана, молоко. Откуда на столе взялась сочинская городская булка, еще горячая, интересоваться не стал, остынет же. А пока пил чай, Нюся, устроившись под моей рукой, отстучала вполне информативную эсэмэску: «Внимание, Вера! Завтра великий праздник, приезжает дядя Коля. Поэтому завтра тебе ничего не надо делать. Ни стирать, ни гладить, ни готовить. Все надо сделать сегодня».

Удовлетворенно улыбаясь, Нюся посчитала дела завершенными. Гибкой кошкой она потянулась, а затем применила к раненому герою лечебный массаж всем телом. Описать ураган по имени Анюта я пробовал неоднократно, но и в этот раз запомнить детали тоже не удалось — мешал туман в голове и звон в правом ухе. Тайфун наваливался внезапно, и с разных сторон. Он кусался, рычал, а поцелуем низвергал в Ниагарскую пропасть. Сначала мое бренное тело легкой щепкой носило по ванне, потом его омывало струей из душа, и конце концов шторм переместил меня в спальню, на семейное ложе.

Неугомонная буря налетала шквалами, его порывы неоднократно пытались завалить на бок кровать. Прикроватная тумбочка ускакала в угол, а светильник оказался на подушке. Смириться с этим было легко, ведь отползти на свое место сил не осталось. Когда гроза окончательно утихла, засопев носом, в голове мелькнула мысль: еще одной бутылкой коньяка от нижних соседей не отделаюсь, в этот раз так просто не пройдет.

На этой минорной ноте я попытался провалиться в оздоровительный сон, как вдруг услышал неожиданный вопрос:

— Скажите Антон Михалыч, вот дядя Коля поведет Нину Ивановну венчаться. То есть церковь скрепляет брачные узы, так?

— Так, — спорить здесь было не о чем.

— А потом они поедут в ЗАГС, регистрировать акт бракосочетания. Так?

— Так все делают, — я нащупал бутылку минералки.

— А зачем тогда брачный договор? В интернете пишут, что там может быть сотня страниц. Зачем такой талмуд, не пойму.

Меня эта проблема никогда не волновала. Тем не менее, ответ я знал:

— А это материальное приложение к семейным узам. Грубо говоря, схема раздела имущества при разводе.

— То есть, заверяя друг друга в вечной любви, молодожены сразу допускают возможность разрыва отношений? Заранее, до свадьбы, спокойненько пишут сто пунктов раздела имущества?

— Звучит парадоксально, но это так, — усмехнулся я.

— Антон Михалыч, вот вы в парке подрались, — оживилась она. — Понятно, из-за меня. Это такой способ ухаживать за девушкой?

Разговор начинал настораживать.

— Нюся, этап свиданий с цветами и прочими ухаживаниями мы с тобой пропустили с самого начала, — невольно я скосил взгляд на грудь предмета своего вздыхания. — Надо как-то восполнять… Хотя сумбурно вышло. Собственно, в той драке мне пришлось защищать свои права на то, что принадлежит мне. Ты моя, понятно тебе?

— Так я же не спорю! Даже волнительно. А у вас есть семейные и материальные обязательства? — блестя глазами, Нюся повернулась на бок.

От этого захода я слегка подзавис — интересный вопрос. Семья у меня кончилась в прошлом году, когда жена уехала проведать внуков. Судя по всему, возвращаться она не собирается. Но моя зарплата по-прежнему принадлежит ей — в этом она уверена свято. А вот с имуществом сложнее. Обе квартиры и дача записаны на меня. Продавать нажитое я не намерен, а мирно разделить это наследники не смогут. Тут к бабушке Ванге не ходи, без драки у гроба не обойдется.

— Некие обязательства имеются, — пробурчал я, — только это не брачные узы. Как тебе сказать…

— А прямо говорите, — куда она клонит, догадаться было несложно.

Что ж, прямо, так прямо.

— Брачные узы призваны хранить целостность семьи. А у нас с женой семьей давно уже не пахнет, — я задумался.

Нет, не пахнет. И давно.

Вдруг остро приспичило закурить. Хм… К чему бы это? Вроде сто лет назад бросил. Странные желания и странные эмоции меня последнее время посещают. Мир вокруг Антона поменялся, а моя жизнь претерпела кардинальные изменения. Можно сказать, удивительные. Впрочем, Нюся удивляла не меньше.

— Предлагаешь связать нас браком? — я вернулся к разговору.

Ответ Нюси удивил снова:

— Узы то, что стесняет. То есть обременяет и ограничивает свободу действий. Впрочем, общий вай-фай в квартире тоже не означает семью. Я предлагаю договор.

— Брачный контракт?

— Нет, просто честные отношения, — она вздохнула, забирая у меня минералку. — Нехитрое условие: я не лгу вам, вы не обманываете меня.

— Так-так, так-так. Неожиданно все как-то… — засомневался я. — А другие женщины? Там тоже есть некие обязательства.

Нюся, видимо, долго готовилась к этому разговору

— Они обождут, ладно? Объясните там, если кому невтерпеж и мочи нет. Вернетесь к ним, когда разорвете договор. Я влюблена, но ограничивать вам свободу глупо, тем более филькиной грамотой. Зачем правила и ограничения? Мы вместе, пока это интересно обоим.

Ай да Нюся! Девчонка режет подметки на ходу.

В прошлой жизни, пока не угомонился, женщины в моей жизни были как денежные знаки — их никогда не бывало достаточно. Кто-то ближе, кто-то дальше… Конечно, говорить об этом вслух не стоит. И врать нельзя, Анюта раскусит вмиг.

Окружающая жизнь у обычного человека наполнена недомолвками, полутонами и ложью. Врут все — начальники на работе, политики из телевизора, «эксперты» из компьютера. А уж как жены мужьям врут, и мужья женам… В лучшем случае люди молчат, а самые мудрые говорят не всю правду. В конце концов, счастливая семейная жизнь возможна в одном случае — если муж слепой, а жена немая.

В давние времена японский самурай, уходя по тропе войны, обязан был отказаться от прошлой жизни, забыть о доме, семье и своих близких. Моя первая женитьба весьма напоминала путь самурая, где молодая жена быстро навела порядок — отвадила и друзей, и собутыльников, а прежний образ жизни заставила забыть.

С другой стороны, себя не обманешь. Сегодняшняя жизнь расцвела новыми красками, и без анютиных глазок она стала бы пустой. Пустая квартира, холодная постель, плита без кастрюли борща… И кому нужна такая жизнь? Ладно, торопиться не надо. Каждый человек имеет право быть счастливым на своих собственных условиях. И на пути бусидо надо все обдумать и взвесить. Если самурай проиграл сражение и ему грозит гибель, нужно торжественно произнести свое имя. А потом умереть улыбаясь, без позорной спешки.

— Нюся, птичка моя златокрылая, может, хватит разговоров? — взмолился я. — Давай поспим.

— А я не тороплю, — пробормотала она, отворачиваясь. — Утро вечера мудренее.

Глава тридцать восьмая, в которой долго буду гнать велосипед

Очередная весточка от беглого писателя Седых заставила Пельше забыть о подготовке к отпуску и бросить все дела, чтобы просить об этом же Генерального секретаря, товарища Брежнева. Тот внял убедительной просьбе, принял Арвида Яновича немедленно.

Прочитав короткий текст, Леонид Ильич отработанным движением пальца включил громкую связь:

— Юра, а ты знаешь такого майора Лялина, что трудится у нас торговым представителем в Лондоне?

— Да, Леонид Илыч, — голос из селектора отдавал железом.

— И что?

— Его арестовала английская полиция, — сообщил Андропов.

— Хм…

— … И торгпредство уже внесло залог в пятьдесят фунтов, — добавил Андропов.

— А за что его арестовали, вам известно? — Брежнев сохранял спокойствие.

— За вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, Леонид Илыч.

— Хм… Советский человек, сотрудник КГБ, коммунист Олег Адольфович Лялин допился в Лондоне до поросячьего визга, и ты так спокойно об этом говоришь? Нервозность и страх дохнули из динамика телефонного аппарата:

— Это провокация, Леонид Ильич. Мы работаем над возникшей проблемой.

— Работают они… — сказал, как выплюнул, Брежнев. — Замкнулись в своих кабинетах, ничего не видят и не чувствуют. Где Лялин?

— Из полицейского участка его отпустили, до суда.

— И кто этого майора потом видел? — хмуря густые брови, Леонид Ильич все более мрачнел.

— Руководитель резидентуры оказался в отъезде, с майором разговаривал его заместитель, — из динамика донесся шелест перелистываемых бумаг. — Потом Лялин уехал.

— Суда не будет. Юра. Хм… И Лялина не будет, — печально сообщил Брежнев. — Есть мнение, что сейчас он англичанам сдает всю нашу разведку в Лондоне, понятно? А вы там над проблемой работаете! Хм… Кто это направление курирует, Крючков?

— Он только что пришел на эту должность, — встал на защиту подчиненного Андропов.

— У нас нет к нему претензий. Наоборот, есть предложение: пусть Володя внимательно посмотрит свежим взглядом, — Брежнев налил себе воды. — Так, жду вас обоих сегодня, в девятнадцать часов. Мне нужна подробная информация по этому вопросу. Да, в секретариат передавать не надо. Да, материалы для Политбюро приготовите завтра. Пока это будет личная записка на мое имя.

Брежнев выключил связь, и поднял глаза на Пельше:

— Только международного скандала нам не хватало. Высылка ста дипломатов — это же черти что, ни в какие рамки… Если этот жулик Седых не врет.

— А смысл ему врать? Все равно завтра все выяснится.

— В этом списке сотрудников, которых собрались выгонять с острова, вся наша лондонская разведка, — Брежнев потряс листочком текста. — Подобного провала еще не было, Арвид Янович. А нам ведь на Западе зерно опять покупать. Представляете, как будут руки выкручивать?

— Ничего, перетопчутся, — хмыкнул Пельше. — Повизжат, и успокоятся. Им же нужна наша нефть. Еще газ.

— Проект торгово-экономического соглашения с США практически готов, а у меня душа не лежит. И Европа в горло вцепилась… Эх, ввязались мы в эти сделки с газом, нефтепроводом. Скоро всю Сибирь распродадим, — Леонид Ильич вздохнул. — А больше за валюту торговать нечем. Только лес и целлюлоза. Куда ни кинь, всюду клин.

— А золото? Там оно еще в цене.

— Этого недостаточно, к тому же продаем с большим убытком для себя. Ехать на продаже золота дальше не можем. Да и опасно в нынешней валютной ситуации.

— Партия обещала кормить советских людей мясом, — осторожно напомнил Пельше.

— Будет зерно, вырастет и стадо. Этот вопрос решенный, — Брежнев махнул рукой. — Ладно, я подумаю здесь, а завтра на Политбюро продолжим. Вы когда в Ригу летите?

— Выходит, что завтра вечером, — Пельше посмотрел через плечо. — Если еще чего-нибудь не случится…

— Тем более вашу поездку откладывать нельзя, — Леонид Ильич бросил очки на стол. — Одного только понять не могу, откуда такие подробности знает беглый товарищ Седых?

***

С утра пораньше, перед рассветом, Анюта усвистала в Гагру. Тихонько так, без рекламы. Ей нравилось махать руками на пустынном пляже, чтобы затем, упарившись, «разочек окунуться». А у меня на этот раз план был иной. Накормив завтраком кошку и свое многострадальное тело, я отправил их в спальню, набираться сил и выздоравливать. Говорят, кошка возле больного органа — лучший лекарь. Вот на ухе и проверим.

А сам передвинулся к Антону на базу. Удачно попал — зарядка уже закончилась, а завтрак еще не подступил. В качестве извинений, а также подхалимажа для, с собой притащил два велосипеда. Один железный конь с доисторических времен в прихожей на стене пылился, второй у соседки Риты реквизировал. Там дочка выросла, а мелкой Вере подростковая модель должна быть в самый раз. Обнюхав новые предметы, Рекс вознамерился задрать заднюю лапу на колесо, но я быстренько выпихнул его во двор. День только начинался и, перемахнув через плечо, в раскрытую дверь веранды заглянуло любопытное солнце. Яркими бликами осветило чудесную технику, чтобы заставить Антона зажмуриться от блеска эмали с хромом. Словно легким ночным дождичком, его обиды смыло с души, ведь каждый мужчина в глубине души большой ребенок. Впрочем, Вера восхитилась не менее. Хитрый ход не то что бы сгладил конфликт, но разговор сразу увел далеко в сторону, на конкретный предмет обсуждения деталей велотехники и управления скоростями.

В советские времена велосипед демонстрировал достаток семьи, а уж импортный дорожный аппарат с переключением передач считался верхом шика. И сразу после завтрака Вера загорелась идеей съездить на великах за хлебом. Вид она имела немного бледный, потому что сначала Антона лечила, потом полночи колотилась на кухне. Готовилась к встрече с боссом и, чтобы не ударить в грязь лицом, ей вечером пришлось пройти полный путь Золушки: перемолоть кофе, перебрать фасоль и горох, прибрать в комнатах и вычистить золу из печки. Доброй феи под рукой не оказалось, поэтому спала Вера, приложив собственную ладошку к больному уху парня. Наложение рук помогло, мне от щедрот тоже перепало. И тоже полегчало, ростовое зеркало на веранде подтвердило успешное лечение.

Ночью здесь прошел дождь. Двор просох, однако свежесть сохранилась. И еще одуряющее пахло розами — капельки влаги бриллиантами сверкали на розовых лепестках. Хотелось просто посидеть в саду под яблоней но, видимо, не судьба. Да и о чем жалеть, ведь педали крутить тоже занятие полезное.

Однако проехать нам удалось недалеко — соседская ребятня, потеряв интерес к футбольному мячу, заблокировала движение. Антон сразу уступил мольбам фанатов «дай разок прокатиться», а у Веры новую игрушку отняла молочница Римма.

— Классная штучка, — бросив сумки, она схватилась на руль. — Верочка, там где брали, еще такие есть?

Девчачий велосипед был хорош. Заниженная верхняя труба и укороченные шатуны дамской лайбы позволяли езду в платье, и одновременно делали дизайн аппарата более изысканным. Эта модель оказалась легким городским байком, с легкой алюминиевой рамой, к тому же складной, однако вслух такое говорить поостерегся — Римма в бейсболке, с горящими глазами, своим азартом мало чем отличалась от юрких пацанов.

Весь ее возбужденный вид утверждал, что взрослой женщине прокатиться на велике не грех. С другой стороны, зачем таскать сумки, когда их можно просто повесить на руль? Как она раньше не догадалась? Эта мысль прямо сверкала в ее глазах. И пришло понимание, что от велосипеда для Риммы мне не отвертеться, тут к бабушке не ходи.

Стоп, а дети? У них же тоже родители есть, и вечером они мозг Антону вынесут однозначно. Два вопроса, от которых не отвертеться: где такое взял и сколько стоит. Вот это я погорячился! Совсем забыл собственное детство.

Тем временем каждый очередной мальчишка, делая круг, педали крутил не просто так, а с переключением скоростей. Увлекательный процесс, когда получается. И что интересно, Римма туда же, с восторгом наблюдала за перемещением цепи под ногами. Да, обратно имущество придется силой отнимать.

Оставив Веру на растерзание толпы велопоклонников, мы с Антоном, от греха подальше, отправились дальше пешком. Я на этом настаивал — тут визит начальника на носу, а какой завтрак без свежего хлеба?

Висящая на ларечном окне Люська встретила нас радостным криком соловья-разбойника:

— Где ты ходишь, Антоша? — подняв с прилавка грудь белого мрамора, она вместо нее выложила два холщевых банковских мешочка мелочи, недостойную замену невзрачного серого цвета. — У меня для тебя сюрприз! Не «сборная солянка», как в прошлый раз. Что скажешь? В прошлый раз половина монет из банковского мешка оказалась разных лет выпуска, что серьезно снизило их коммерческую стоимость. Тогда я Люське проблему разъяснил, и она, умничка, задачу запомнила. Что ж, хорошая работа должна быть хорошо вознаграждена. Устную и письменную благодарность пропускаем, секса в СССР нет, так что, скорее всего, речь пойдет о ценном подарке…

Загипнотизированный игрой белых полушарий, Антон мои мысли пропустил — он просто замер от восторга, забыв выдохнуть. Каждый раз одно и то же, чисто кролик перед удавом, ей богу. Пришлось заняться делом самому;

— Хорошо выглядишь, Люсенька, — комплимент прозвучал искренне, не каждая женщина обладает подобным богатством.

Девчонка зарделась, но стрельнуть взглядом не забыла. Впрочем, лесть такое блюдо, с которым переборщить невозможно. Тем временем в моей голове сухо защелкал калькулятор, перемножая старые копейки на кучу новых рублей:

— Пиши должок в долговую книгу, и говори, роза моих снов, что за это хочешь.

Люська скромничать не стала:

— Мне сегодня ночью шуба приснилась. Но потом я подумала: зачем мне мутоновая шуба? Помнишь, ты мне сапоги дарил? Вот к ним мне нужна дубленка. Только хорошая, югославская. Скоро зима.

— Да что ты говоришь? — Антон оглянулся на залитую солнцем улицу. Большинство пацанов обувью пренебрегли, а из одежды наблюдались лишь короткие портки из обрезанных треников.

Я хмыкнул следом за ним — ушлая девчонка решила ковать сани, пока горячо.

— Скоро, Антоша, скоро. Оглянуться не успеешь, как зима кольнет в глаза, — она убежденно покачала головой. — Надо торопиться. А деньги у меня есть, ты не думай! Все расходы оплачу.

— Хм… Дубленка не вопрос, — пятнадцатикопеечные монеты явно перевешивали тулуп из стриженой овчины. — А давай я тебе найду импортный пуховик?

— Импортный? — о таком невероятном повороте гардероба в вещих снах она даже не мечтала.

— Да, на натуральном гусином пуху. Легонький, беленький, а подкладка цвета золота.

Дав ей время на осмысление, я добавил:

— Китайский пуховик тебе пойдет, зайчик.

— Афигеть… — Люська закатила глаза — явно представила себя в образе снегурочки, наряженной в белую накидку и красные сапоги на шпильке.

— Но это еще не все, — добил я ее. — Пуховик можно вывернуть, и тогда он станет золотым, но с белой подкладкой.

Продавщица реально приготовилась падать в обморок:

— Неужто, Тоша? Настоящее китайское пальто из двух цветов? А если можно вывернуть наизнанку — считай, что два. Ткань небось шикарная, нейлон? Но это, наверно, дорого… Тоша, у меня денег отложено только на одну дубленку!

Антон хмыкнул, а я махнул рукой:

— Будет тебе и пуховик, и дубленка, и шапочка. Две. А это тебе, солнце, сувенир на память, — я крутанул колесико зажигалки «Крикет», и обычное желтоватое пламя околдовало Люсю — продавщица закаменела.

— Мамочки, она прозрачная! — после длительной паузы потрясенно прошептала девчонка.

Если бы у колонизаторов Америки были одноразовые зажигалки, то бусы и огненная вода не понадобились, все золото инков индейцы сложили бы у их ног за мешок гипнотических огоньков.

— Слышал новость? — наигравшись с прозрачным мутантом кресала и огнива, Люська заговорщицки заблестела глазами. — Гошу подрезали.

— Не, не слышал, — моментально очухался Антон. — Откуда дровишки, радость моя?

— Участковый, дядя Гриша, по секрету сказал, ему такое знать положено, — сообщая небывалую тайну, она снова вылезла в окно, чтобы оглядеть подступы.

Облако «Рижской сирени» выпорхнуло следом, обдав ароматом свежести и гелиотропа. Концентрация запаха заставила Антона чихнуть.

Я же немного подзавис — необычная информация требовала осмысления. Вот это новость! А мне все удивительно было, чего это последние дни ни Гоши, ни его шавок на улице не видно.

— Сильно подрезали?

— Насмерть! — она округлила глаза. — Представляешь? У него дружок в море утонул, и Гоша поехал туда разбираться. Ну и повздорил в Гантиади с местными… А банду его там в милицию упекли. Даст бог, законопатят всех — за поножовщину. С такими делами срок с земли поднять просто.

Под давлением незаурядной новости, монеты в мешочках ушли на второй план, но слов не было: на обратном пути мы с Антоном обменивались одними междометиями. Конечно, неприятности Гоша поймал по собственной дурости. А если и помог кто, так это не важно. Главное другое — здесь-то я точно ни каким боком, вообще ни при чем! Коля тоже усилий не прикладывал, уж я бы знал.

Тем не менее, жизнь меняется как-то резко. В моей реальности Гоша умер от пули снайпера в смутные девяностые, это мне точно известно. И безвременно утонувший Ярик тогда лег рядом с ним, вместе с окружающими шавками…

Глава тридцать девятая, в которой козу лечить не стремно

От тяжких дум меня отвлекла молочница Римма. Соскочив с велосипеда, она лихо перевернула бейсболку козырьком вперед.

— Антоша, выручай. У меня Машка заболела, — выпалила она.

— Какая Машка? — я поднял брови. Дочек молочницы звали иначе. Римма заглянула Антону в глаза:

— Козочка моя ненаглядная. Представь, всегда четыре литра молока давала, вкусного, жирного, а сейчас и стакана нет.

— И что? — Антон растерянно взглянул на Веру, та в ответ пожала плечами.

Вслед за ним оглянувшись на девчонку, Римма прищурила глаза:

— Мы же партнеры? Антошик, когда ты с Надькой Козловской поговорил, она сразу пить бросила. Поговори с моей козой, что тебе стоит?

Я медленно выпустил воздух сквозь зубы. Дожились! Вот так приходит слава, нежданно и неотвратимо. Только козочек мы еще не лечили… И ведь отказать нельзя, партнер все-таки, и надежный поставщик чистого продукта. Козий сыр, который тает во рту, не только французские гурманы понимают. Коля тоже не дурак, а при наших темпах скоро Римма будет работать исключительно на ту сторону.

— Да, — согласился Антон. — Люди делятся на две категории: одним что-то нужно от нас, другие нужны нам. А мы с Риммой нужны друг другу.

— Гриня! — гаркнула молочница в сторону вихрастого паренька, предводителя местной ребятни. — Чтоб через десять минут велосипеды были у меня во дворе!

А по пути Вера ввела меня в курс дела:

— Сначала Машка простудилась. Полежала на холодной земле, и заработала мастит. Тетя Римма ее вылечила: капустные обертывания, мази из ольхи, укропный чай. Но молоко не появилось, потому что у Машки стресс.

— У коз бывает стресс?! — поразился я.

— Еще как бывает, — подтвердила Римма. — Машка очень умная. Сама пастись в балку ходит, и сама возвращается. Но нервная, людей пугается.

— Даже так?

— Ага, Легко возбудимая. Чуть что, от страху сразу кидается в драку, — по садовой тропинке Римма повела нас за дом. — Настоящая женщина, палец в рот не клади. Я с ней всегда разговариваю, когда молоко дою. Иначе никак.

Да уж, добавить нечего. Женщины любят ушами, против истины не попрешь. И когда мужчина бывает неправ, его легко можно забодать. Так устроен мир, и с природой спорить бесполезно — большую часть жизни мужчины подвергаются насилию. Иногда репрессии завуалированы под женскую обиду, однако заканчивается все разводом на деньги.

Козы обитали в сарае, но на день Машку отселили в отдельный загон. Вера задержалась на входе, посмотрела издалека, и вынесла вердикт:

— Сглазили вашу козу, тетя Римма. Несите колодезной воды.

— Как же так?! — молочница охнула, но метнулась пулей. — Кормилица моя! А тебе это откуда ведомо?

— Плохие люди, недобрый взгляд. От этого и стресс, — Вера пожала плечами. — Как пить дать.

— Да чтобы их перекосило, — воскликнула Римма с отвращением, подавая полный ковшик. — Помойное ведро им на голову, и чтоб ботинки на ноги не налезли!

Вера хмыкнула согласно, потом пошептала чего, затем брызнула на козу, а в завершение колдовской операции дала той попить из ковшика. И пока Римма отвлекала ее листьями малины и морковкой, мы с Верой прочитали стандартные мантры. Кося на нас влажным глазом, коза прислушалась к монотонному рассказу о текущей воде и шумящем водопаде. И, что удивительно, в конце концов, Машка влиянию поддалась — сверкнула фиолетовой аурой. Ну и дырами в ней, конечно.

— Так-так, — пробормотала Вера, мимоходом сметая с вымени серое облачко боли. — Как, интересно знать, мы будем это штопать? У Антоши аура красная, у меня зеленая… Получится не Машка, а разноцветный фестиваль какой-то.

— Лишь бы молоко давала, — хмыкнул Антон. — Давай уже работать. Бабушка Мухия экзекуцию вынесла, и коза никуда не денется. Технология понятна, я стягиваю края — ты лепишь латки. Потом меняемся местами.

Почесав Машку за ухом, я пробормотал:

— Терпи, коза. Не время лечит, а люди. Еще коньяк полезен в гомеопатических дозах, однако такое тебе предлагать не будем.

— Чего стоим, кого ждем? — словно каратистка перед боем, Вера встряхнула кистями рук. — Время идет, и комары кусают до поры.

Монотонная работа оказалась несложной, однако утомительной. Пару раз мы устраивали перекур. Без дремоты, но с водопоем кваса. Машка на вынужденные паузы недовольно мявкала, требуя продолжения ласковых разговоров и поглаживаний. Тем не менее, вела себя смирно, не брыкалась. То ли особенности строения козы тому причиной, то ли возросший опыт сказался, но дело двигалось споро. Время вообще хитрая штука — даже вечность имеет манеру проходить очень быстро.

Римма на наши пассы с бормотанием смотрела во все глаза, внимала с надеждой запомнить шаманские пляски в деталях, чтобы повторить. Ага, дядька Шварценеггер тоже хотел «вспомнить все». Пусть помечтает.

Погладив последнюю латку, Вера отошла на пару шагов, чтобы оценить финальную картину.

— Ничего получилось, гламурненько, — заключила она. — Осталось только красную фенечку Машке повязать. То ли панк, то ли хиппи, но главное — аура без дыр… На сегодня все.

Пятнистая аура козочки заставила ее припомнить стихи Высоцкого:

— И что, вот так все просто? — вкрадчиво уточнила Римма. — Пошептали, руками поводили, стихи почитали… Молоко когда будет?

— Послушай, партнер, — мне пришлось резко влезать в разговор, жестом обрывая Веру. — Всю жизнь ты занимаешься козами. Посмотри вокруг: хозяйство крепкое, ухоженное, коза вон какая гладкая. Тьфу-тьфу на нее… И молоко вкусное, потому что руки у тебя золотые. А мы всего лишь здесь немного постояли. Ты просила с Машкой поговорить, я поговорил. По дружбе, понятно? Молоко будет, но ротик на замочек. Сестрам и родне в деревне об этом знать не надо. Очень тебя прошу.

— Да что я, без понятия? — растерялась Римма. — А как же мази из ольхи, чай из укропа? Я там много чего наготовила.

— Именно это и надо продолжать, — поддержала меня Вера, авторитетно поджав губы. — Консервативное лечение в приоритете. А мы завтра еще заглянем, раз козочка разговоры любит.

На улице наблюдалась пустынность. Припекало солнышко, и в обозримой округе ни наших велосипедов, ни ребятни не просматривалось.

— Вот шпана дворовая, хоть собаку с милицией вызывай, — потерянно оглядываясь, процедила Вера.

— Необитаемый остров, чего и следовало ожидать. Своё добро обратно придется по всей округе искать. И не факт, что сразу отдадут, — грустно резюмировал Антон, а затем удивленно встряхнул потяжелевшей сумкой. — Чем это пахнет?

— Копченой рыбкой дохнуло, — сообщила ему Вера, заинтересованно заглядывая внутрь.

Мы остановились, чтобы развернуть несколько промасленных свертков из серой бумаги. Однако!

— Такой подход к лечению коз мне нравится, — шепотом вскричал парень. Голос у него был явно повеселевший. — Шмат сала, добрый кусман сыра и копченая рыбина. Услуги ветеринара неплохо оплачиваются… Вот чем надо заниматься! Теперь с голода точно не помру.

Боднув калитку, Машка вышла следом за нами и, скосив дружелюбный взгляд, мелкой рысью почесала через дорогу в кусты, на кормежку. Где-то там, под присмотром Римминых дочек, паслось все козье стадо. И правильно, одной морковкой сыт не будешь. Третья Степная была крайней улицей поселка, дальше только балка. Зелени здесь хватало всем.

— Погодь, браток, — неожиданно для себя вскипел я. — Дай сюда!

Из левой руки Антона сумка перекочевала в правую. Чистая условность, но справедливость требовала, чтоб ее восстановили.

— Это общая добыча, и Верочка тоже работала, — отрезал я. — А твоя доля в этом — одна четверть.

— Почему это, нас же трое? — Антон даже оглянулся на Веру, видимо, в поисках поддержки.

— Потому что остальное пойдет на общий стол, — Вера еле заметно, снисходительно улыбалась, считая приколом затеянную мной пикировку. — Тоша, тебя же эта тема вроде не интересует? Сам сказал. По-хорошему выходит, нас с Дедом здесь двое работников.

— Значит, так? — хмуря брови, глазами он сверкнул мстительно, будто бог Зевс с вершины Олимпа. — Вот попросит меня кто-то спинку почухать…

— Ты дослушай сначала! — воскликнула она испуганно, давая задний ход. — На свою долю не претендую. Так что будет у тебя половина от целого.

— Другое дело, — мягчея на глазах, согласился Антон. — А то я здесь выложился, будто яму выкопал. Деду хорошо, он в голове сидит. Хотя, кажется, и там реально вспотел.

— Но понравилось? — Вера заглянула в глаза.

— В отличие от некоторых садистов, в людей руки втыкать опасаюсь, — Антон пожал плечами, — а вот козу мне лечить не стремно.

По нашему двору шустрыми муравьями носились шабашники. Как говорится, солнце еще не взошло, а в Стране Дураков уже вовсю кипела работа. Стучали молотки, звенели пилы — возведение забора подходило к концу. А старые ворота лежали на земле. Их сняли, чтобы вкопать солидные столбы под монументальные врата, достойные царской цитадели.

Отдельно от трудящихся, словно Ленин на субботнике, Николай Уваров бродил по стройке. Держась позади, Денис размахивал руками — видимо, обозначал победные горизонты. Полковник явился сюда в летнем костюме цвета кофе с молоком, коричневых мокасинах и такого оттенка широкополой шляпе. Ни дать, ни взять — босс местной мафии. Для законченного образа гангстера только автомата с круглым диском не хватало.

Вера взвизгнула радостно, чмокнула мафиози в щеку, и умчалась на кухню, дабы помочь Анюте накрыть на стол. От Антона Босс тоже отмахнулся, внимательно вникая в детали, излагаемые Денисом. Однако термины «охраняемый периметр», «углы возвышения» и «мертвые слепые зоны» мне ни о чем не говорили. Крепость они тут задумали, что ли?

Тем временем принцип «что есть в печи, все на стол мечи» работал четко. Барин приехал! Вера с тазиком метнулась на огород, за помидорами и огурцами, да заодно зелени нарвать. Анюта вовсю разогревала рыбные котлеты и выставляла посуду. Нам с Антоном оставалось только поддерживать светскую беседу — о погоде, здоровье, природе, экзаменах и девчонках.

Жестом красноармейца с плаката «Ты записался добровольцем?» Коля ткнул в парня пальцем:

— Хорошо, а где вас носило?

— Козу лечили, — честно ответил Антон.

— Хм… Однако. Не ожидал, Михалыч. И ты туда же? Ну ладно, девчонки в целители подались. Дело молодое, дурное. А ты, Антон? Тем более не ожидал. Вместо того, чтобы думать, как половчей чпокнуть Верку, он тоже коз лечит. Козлиные лекари, ёпрст, господи прости… Вылечили хоть?

— Без проблем, — отрезал я.

— Как у вас тут все запущено… — начал Коля, но его прервала Нюся.

— Мужчины, идите кушать! — закричала она, призывая к столу под яблоней.

Настрой у Коли моментально изменился.

— Так-так, — плотоядно ухмыльнулся он, потирая руки. — Что у нас тут?

Стараниями Веры бог послал нам молодую картошечку в мундирах, жареного сазана, вареную курочку, рыбные котлеты, овощное рагу и вареники с творогом. Украсив стол сметаной и маслом, Вера подсунула под раскладушку тазик похлебки — волкодав там давно затих в ожидании. Тут же нарисовался Лапик, чтобы оценить труд повара и снять пробу.

— Кошатина у вас какая-то крупная, размером с хорошую собачку, — отведав курочки, примерно так с половину, Коля наклонил голову. — А собачка выглядит, как натуральный сундук. В ширину будет больше, чем в длину. Чем кормите?

— Так это, мясные блюда в основном, — доложил Антон. Он поочередно потрогал тыльные части кота и щенка, торчащие из-под раскладушки. В итоге удовлетворенно покачал головой: — Нормально кормим, растут без проблем.

— Собачка косточки будет кушать? — Коля облизал куриную ножку.

— Куриные кости щенку нельзя, дядя Коля, — Вера заменила ему тарелку. — Мы Рексу мослы даем.

— Мне, значит, куриные кости можно, а собачке нельзя? — сварливо заметил Коля. И мясные блюда мне не предложили… Ассортимент у вас какой-то диабетический.

Вера могла бы обидеться. Вчера до полуночи золушкой колотилась на кухне, сазана жарила, курицу варила. А вареников вон сколько налепила! Хорошая девочка.

Вера не обиделась:

— Ой, у нас же там еще рыбка есть! — подхватилась она и умчалась на кухню.

Обратно девчонка вышла с блюдом, щедро посыпанным зеленью.

— Постойте, я не ошибаюсь? — крылья Колиного носа затрепетали, чтобы следом хищно задергаться. — Это же стерлядь! Откуда такая прелесть?

— Очень похожую рыбку моя Римма коптит, — взяв кусочек, Денис почмокал, и задумчиво уставился на Антона. — Но редко. Под настроение, и только для себя.

Этот взгляд мы с Антоном выдержали — не пристало доброму агенту болтать об источниках своей информации. Тем более, копченая рыбка быстро кончалась. Тут некогда разливаться мыслью по древу и зевать — хватать надо.

— Хм… Однако, — в процессе дегустации Коля закатывал глаза. Потом строго посмотрел на Дениса: — Сибаритствуете, батенька. И даже обжорствуете втихаря. А это грех. Что еще твоя Римма умеет?

— Горячего копчения — лещ и судак, — четко доложил он, — а холодного — стерлядь, севрюга и шамайка. Балык из осетрины. А в принципе что угодно. Только за редкой рыбкой надо в Азов ехать. И не просто так, заранее договариваться. Деликатесное сырье свеженьким в рассол кидать надо. Затем вымачивать, вялить, а потом уже в коптильню запихивать.

— Ну так съезди, технолог. Машину, слава богу, отладил. Денег дам. А что Римме за работу предложить? Так, чтоб не соскочила?

— Велосипед подари, — хитрым ходом я снял бремя с шеи. — Дамский такой вариант, на крепких колесах. Без наворотов, но с багажником сзади и корзиной спереди. И чтоб обязательно подножка была.

— Откуда инфа, Михалыч? — Денис прекратил жевать. — Об такой обновке с Риммой разговоров не было!

— Разговоров не было, а велосипед будет, — с горькой миной Коля взял еще кусочек. — Боже мой, Ниночка давно мечтает о шамайке холодного копчения… Ты, Денис, с Михалычем не спорь, он тут вторую жизнь живет. А мне твоей Римме за такую рыбу два велосипеда не жалко!

— Три, — быстро сказал Денис. — Дочек-то две, иначе передерутся.

Глава сороковая, в которой новые времена требуют новых ошибок

— Да не вопрос, — Коля согласно махнул рукой. — Попал ты, брат, в оазис. За такую женщину с Михалычем ни в жисть не рассчитаешься. А вы знаете, товарищи, что на гербе города Ейска изображена стерлядь? Царская рыба. Эх, молодежь… И белого вина к царской рыбе у вас, конечно, нет?

— У нас и денег нет, между прочим, — влез я своевременно. — Люське в киоске торчим уже триста двадцать рублей. Дожились! Как бы мне ни пришлось натурой расплачиваться…

— Чего вы такое говорите, Антон Михалыч?! — вскинулась Анюта, и Вера ее возмущение поддержала:

— Да не проще ее, жабу сисястую, придавить тихонько?

— Зачем же так… кардинально? Наверно, все-таки проще долг отдать, — Коля полез в карман. — Отчего, кстати, такая бешеная сумма?

— Монеты подкатили, — коротко ответствовал я. — Отнести взад?

— Не надо взад. Монеты не водка, в горло не пропихнешь, — из толстой пачки Уваров отслюнявил три сторублевые купюры, посмотрел на мой возмущенный взгляд, и добавил парочку.

Немного подумав, он выложил на стол еще три банкноты, со словами «девочкам на мороженое». А затем босс мафии приступил к вареникам с творогом. Серьезно так, с купанием их в сметане. Наглый Лапик влез под руку, и немедленно получил свою долю.

— Рассказывайте, товарищи, какие новости? Как поживает Алена? — будучи роста невеликого, щупленький полковник Уваров вел себя настоящим Наполеоном. Он оглядывал собрание пронзительно и свысока.

— Алена успешно сдает экзамены, — сообщила Нюся. — Все нормально в Москве. И еще ее пригласили на кинопробы.

Неслабый ход! Я даже немного прибалдел.

Видимо, не только я один:

— Кинопробы чего? — уточнил Коля, удивленно дернув подбородком.

— Леонид Гайдай собрался снимать комедию «Иван Васильевич меняет профессию». Вот ассистент Гайдая и присмотрел Алену. На роль царевны, естественно.

Мне оставалось только покачать головой — ясное дело, Алена царевна. Роль эпизодическая, конечно, но лиха беда начало. Эта девочка, если клювом щелкать не будет, может повернуть сюжет так, что кино станет не об Иване Васильевиче, а исключительно про его царевну.

— Неплохо, — согласился Коля. — Что еще?

— Тетя Римма мне по секрету шепнула, — Вера хмыкнула, понижая тон, — что с утра пораньше из дома Надежды Константиновны мужчина выходит. Серьезный такой, в галстуке, и при солидном портфеле.

М-да… Я с трудом удержал горестный вздох. Еще один удар судьбы-злодейки, и опять ниже пояса! Хотя после того, как Надежда Константиновна перестала интересоваться у Антона моим здоровьем, этого следовало ожидать. Молодая красивая женщина, от которой отказался муж, на дороге валяться не будет. Ага. Даже упасть не успеет, сразу какой-нибудь доброволец подберет. Поклонников у нее и раньше хватало, а уж сейчас ассортимент фанатов расширился до небес.

— Интересно девки пляшут, — Коля хмыкнул вслед за Верой. — Однако подглядывать грешно. Бог им судья.

Бог, конечно, им судья, но кулаки у меня зачесались.

— Но-но, — угрожающе прошипел Антон. — Даже не думай, Дед. Я еще за разбитое ухо ответку тебе не придумал!

Вслух, меняя тему разговора, он сообщил иное:

— Гошу в Гантиади зарезали.

— Так-так… А вот это важно, — Коля отложил вилку. — Ну что ж, пазл сложился, друзья мои. Ярик внезапно утонул, Гошу случайно зарезали, чего в нашей истории не замечено. А сантехник Гвоздь, наглая морда, действия продублировал: сначала утонул, но перед этим его зарезали… Хотя в нашем мире он умрет на пару лет позже, и в пьяной драке. События бегут вскачь диким табуном. И у меня есть соображения по сему поводу.

— Поделишься? — говорил я невнятно, поскольку спешил подмести остатки стерляди. Неприятности никуда не денутся, они уже случились. Проблемы можно осмыслить позже, а деликатес ждать не будет.

Коля кивнул:

— Обязательно. Поскольку каждый день новости, а на нашем мире это никак не отражается, слушайте мой вердикт: это параллельный мир.

— И что? — Вера выронила ложку.

— Здесь всё похоже, но это не наше, — широким жестом конферансье Коля махнул рукой. — И люди вроде такие же, но другие. Ведь то, что происходит здесь, никак не влияет на ту жизнь.

— Странное дело, — наморщила лобик Анюта. — Выходит, вы, дядя Коля, не мой одноклассник Колька Уваров? Чужой дядя из параллельного мира? И Антон Михалыч вовсе не Тоша?

— Я чужой дядя, — честно признался Коля. — И эта Верочка не моя первая любовь.

— Зато теперь мы крестные дочки, — заметила Анюта. — А Верка скоро станет падчерицей.

— Ага, жизнь бьет ключом, — Вера поджала губы. — Мало того, что крестный папа появился и собирается стать отчимом, так родной папашка нашелся! Семья растет на глазах. А где он, кстати, шастает? Обещал же навестить кровинушку.

— А вот не надо иронизировать, — Коля прищурился. — Отец твой был занят в командировке. Вопросы разные решал… Подарки тебе искал, кстати. Если не против, Анечка его приведет.

— Не против. А когда?

— Ну, днем нежелательно, сама понимаешь. Лучше ночью. Забор к вечеру закончат, ворота поставят. В полночь будет самый раз, — считая эту тему закрытой, Коля продолжил: — А вот насчет Антона Бережного прямо скажу — не совсем догоняю.

— Я тоже, — пробормотал мой парень.

Мне оставалось молча согласиться с диагнозом, а Коля продолжил:

— Миры параллельные. Бережные разные, но инопланетный Антон живет в голове местного парня. Как он туда попал? Что совсем сбивает с толку, Михалыч способен жить рядом с Тошей в собственном теле. И ранения одного тела проявляются в другом, и лечение взаимопроникающее. Очевидно, что смерть любого из организмов приведет к гибели другого.

— Не дай бог! — одновременно воскликнули Нюся и Вера.

Денис в диспуте участия не принимал. Он просто переводил ошалелый взгляд с одного оратора на другого. Перья зеленого лука свисали у него изо рта, словно погасшая самокрутка.

— Вот именно, тьфу-тьфу, — сплюнув и посмотрев через плечо, Коля перешел к дегустации молодой картошки. Делал он все основательно, не забывая о купании оной в топленом масле, щедро одаривал солью и резаного укропа тоже не жалел. — Странностей, девочки мои, хватает. То, что Вера отбила Антона у Алены, меня удивляло поначалу, даже очень. Но более удивительна ее дружба с бабушкой Мухией. Чего ты к ней бегаешь постоянно? Не хмурься, дорогая, охрана обязана все докладывать.

— Учусь помаленьку, — честно призналась девчонка. — Травки по рецепту заваривать просто, а для изготовления разных зелий надо знать ботанику и геологию. Но мне более интересны наговоры, заговоры, привороты и отвороты.

Коле тоже было интересно. Хотя, кроме охраны, Николаю Уварову хорошо помогает еще телефон, лежащий в кармане у девчонки. Смартфон и шпионаж неотделимы друг от друга и, конечно, босс знает больше, чем говорит. А подслушивать разговоры просто, даже если аппарат выключен. Этого Коля вслух не сказал, и правильно. Нечего маленьких травмировать.

— Может, покажешь, чему хорошему научилась? — Уваров снисходительно прищурился.

— Заговор от испуга полностью освоила, — задумалась девчонка.

Персидские глаза наполнились туманом — речь аналитика ей еще предстояло осмыслить. Нам с Антоном, впрочем тоже.

— Заговор от испуга… — прошамкал Коля, вгрызаясь в помидор и недоверчиво косясь в ее сторону. — Это как?

— Это метод борьбы со стрессом и фобией, дядя Коля. Сначала снимается сглаз, а потом накладывается заговор против испуга, чтобы закрепить лечение. Хотя такое с первого взгляда не поймешь… Этого же не видно и не совсем понятно, — Вера нахмурилась, оглядывая собрание. — Я вам лучше страху нагоню. Называется данный прием «наговор паники».

Натужившись, девчонка покраснела, и у меня вдруг зачесалась спина, в том месте, где досталось дубиной. Следом навалилось беспокойство.

— Сейчас вокруг меня немножко страшно, — пыхтя и отдуваясь, пояснила Вера. — Если надавить, тревога усилится.

Видимо, она надавила.

Коля вскочил, а Нюся, взвизгнув, растаяла без следа. Денис остался на месте, но какой-то бледный, причем с пистолетом в руке. Видно его было плохо, поскольку Антон внезапно оказался в дверях кухни. Одним шагом на три метра скакнул! У нас обоих возникло четкое желание свалить отсюда, следом за Анютой, от греха подальше.

Щенок недовольно тявкал из-под раскладушки, а шабашники во дворе бросили работу, в явном испуге оглядываясь вокруг. Куры, мирно поклевывающие корм за загородкой, с кудахтаньем метнулись в курятник, как бывает при налете ястреба или перед грозой. Выглядывая из-за ноги Антона, Лапик шипел, вздыбив загривок.

— А вот если еще надавить… — сжав кулаки, Вера пыхтела от усердия, словно штангист перед рывком, — … вот тогда и возникнет отчаяние, переходящее в панику.

— Нет! — крикнул Коля, и этот посыл я одобрил. — Стоп машина, идея понятна!

Глава сорок первая, в которой новые времена требуют новых ошибок

О ментальном ударе я кое-что читал. И о возможностях шамана влиять на психику человека слышал, однако на своей шкуре такое ощутил впервые — литровый жбан кваса мы выдули вмиг, пустив его по кругу. А шабашники выстроились в очередь на водопой у колонки. После некоторой паузы Нюся тоже проявилась, но не на своем месте у стола. Она вышла из дверей веранды с темной бутылкой кока-колы, огляделась вокруг, и только потом осторожно, вглядываясь в Веру, приблизилась. Лапик с Рексом, наоборот, плечом к плечу рванули на веранду, на запасную лежку под тахтой.

Утерев мокрые усы под носом, Коля выдохнул:

— Девочка ты уже взрослая, Верочка. И вроде умом отмечена, цельная медалистка. А ведешь себя, будто дитя малое. Больше так не делай.

— Да, Верка, с тобой не соскучишься. Могешь иногда удивить, — беззлобно буркнула Анюта, показав кулак. — Это был какой-то ужас! Сегодня же меня научишь, понятно?

Коля отошел быстро. И, переведя дух, сформулировал свой вопрос:

— Было эффектно, но негуманно. А приличнее этого чего-нибудь?

— Отвод глаз зубрю, — сообщила Вера, забирая у Нюси бутылку. — Но пока получается плохо.

— А зачем это надо? — не особенно заморачиваясь, Анюта достала из воздуха очередную колу.

Холодную бутылочку тут же перехватил Антон, чтобы выхлестать махом, хотя я возражал: как можно глотать эту химическую гадость? Тем временем Анюта терпеливо повторила свой фокус. Вот у меня кто-то получит на орехи, если это не из домашнего холодильника!

— Ты чего, мать, не догоняешь? — Вера взмахнула ополовиненной бутылкой. — Полезная вещь. Ну вот представь: иду я по парку со своим парнем, никого не трогаю. И вдруг навстречу банда хулиганов. А я им — раз! Глаза отвела. И они прошли мимо.

— Вот! — подхватился Коля. — Умеешь думать о режиме конспирации, когда хочешь. С одной стороны, человек ты самостоятельный, считай, студентка. И вроде бы свободна в жизни и поступках. Но как отец и руководитель, предлагаю направить твою энергию в мирное русло.

— Это как, дядя Коля? — Вера открыла рот.

— А ты посмотри вокруг, милая моя: мы будем здесь делать систему охраны периметра. Денис меня убедил. Поставим миниатюрные датчики, сканеры, камеры крохотные. Выведем все на сервер охраны. При нарушении контура всем нужным людям поступит оповещение по смс. Видео можно будет посмотреть с телефона.

— С трудом, но понимаю, — Вера перевела взгляд на Антона. — Дед о современных технологиях что-то такое рассказывал.

— Контроль границы дело важное, — воскликнул Коля, — но что нам мешает привлечь колдунью?

Вера вытаращила глаза, а Коля продолжил вещать:

— Надо наложить на наш забор заклинание отвода глаз. Понимаешь? Я об этом где-то читал — колдунья может сделать так, что ее дом никогда не найдешь. Мимо пройдешь, а не заметишь. А если заметишь, желания войти не возникнет. Наоборот, появится вдруг неотложное дело, уводящее прочь.

— И что? — Вера продолжала таращить глаза.

— А то! Созидательная энергия советского человека должна быть направлена на благо. Ты же комсомолка? Вот. От тебя обществу должна быть польза.

— Так что делать-то, дядя Коля?

— Творчески подходить к новым возможностям, Верочка! Приведешь сюда бабушку Мухию, пусть забор зачарует. Заодно полезному секрету научишься, будешь потом наговор обновлять. Ну а бог даст, и у меня на даче порядок наведешь, — пресекая возражения, он ткнул пальцем в Дениса: — Транспорт организуем, работу колдуньи оплатим. Так, теперь вопрос к Анечке. Милая моя, ты зачем Галюсю, дочку Ивана, постоянно сюда таскаешь?

У Анюты забегали глаза.

— Жалко деточку, дядя Коля. Страдает с самого рождения…

— Деточек всем жалко! — вздохнул он. — Меня тебе не жалко?

— А вы-то здесь при чем, дядя Коля? — поразилась она. — Подумаешь, дело большое, больного ребенка немного подлечила…

— Когда ты нарушаешь режим секретности, страдаю я! Вчера Иван вышел на работу, и на планерке заявил ребятам, что если кто проворонит нападение на Атюту Швец, тому он лично голову свернет. А потом, наедине, потребовал у меня ответа: кто такой Михалыч, чем занимается Анюта, и куда пропал Денис.

— И что? — нахмурился Денис. — Куда я пропал?

— Пришлось сказать правду, — развел руками Коля. — Не всю, конечно, но достаточно.

— Очень хорошо, — усмехнулся я. — Иван отличный парень, и вообще, глухонемые таксисты мне по душе.

— Что ты сделала с девочкой, Анюта? — отмахнулся от меня Коля. — Жена Ивана от радости с ума сходит.

— Ауру почистила, — призналась Нюся.

— Это как?

— Серый кокон ребенка покрывал полностью. А я его выщипала. Как утку щиплют, понимаете? Потихоньку так, полегоньку. Аура открылась, синенькая-синенькая… Но рваная. Осталось дырки поштопать, но это мы уже с Веркой справим, дело знакомое.

— Вот оно что, — сокрушенно прошептал Коля. — Ауры они штопают… Кто на козах, кто на девочках. А Верочка, значит, на бабушках?

Вера согласно кивнула головой. А что скрывать? Что было, то было.

Коля взорвался:

— Блин, из-за вас я теряю опору! Сначала правую руку, Дениса, вам отдал, теперь вот Ивана, левую руку, потерял. Лучших людей лишаюсь. А вы здесь фигней страдаете!

— Но дядя Коля… — попробовала возразить Анюта.

Взмахом руки тот оборвал ее:

— Теперь Иван с тобой будет плотно работать, и оберегать, со знанием дела. Задание тебе, Нюся такое: найти в Юрмале товарища Пельше, и привести ко мне на дачу, для встречи с беглым товарищем Седых.

Мысленно я вздрогнул. Ишь чего, ирод, удумал! Чужими руками жар загребать?

— Возражаю, — мягко сказал я. — Никуда Анечка не пойдет.

И хотя моя чуйка молчала, не предвещая никакой опасности в наших делах, лучше перебдеть. Беспокойство за близких людей относится к иррациональным страхам, боязнь потерять родного человека преследует многих.

— Поясни, — потребовал Коля, стрельнув острым взглядом из-под очков.

Пояснить? Легко!

— Товарищ Пельше — член Политбюро, фигура серьезная. У него там на даче охрана собственная, пропажей товарища Седых зашуганная. И кэгэбншная охрана наверняка будет из местных, тут к бабушке не ходи.

— И что они, будучи снаружи, смогут сделать? — хмыкнул он.

Мне оставалось только горько вздохнуть. Эх, Коля, Коля… Тоже мне, аналитик-теоретик. Ему легко говорить, планы раскладывая. Винтик сюда, винтик туда. Это только кажется, что делать по-своему чужими руками сложно. Мне сия истина хорошо известна, однако Коля эту науку освоил гораздо лучше. Что ж, тем хуже для него.

— А ничего, — отбил я ироничную подачу. — Вдруг кто не растеряется, и стрельнет в Анечку? Мне это не надо даже теоретически, знаете ли. Никуда моя девочка не пойдет.

Анюта на такой пассаж покрылась пунцовым цветом, показав яркие веснушки. Не позволив ей брякнуть чего-нибудь протестующее, я продолжил:

— Второе. Перенос товарища Пельше, скорее всего, благоприятно отразится на его здоровье. А если нет? Они там, сидючи в Политбюро, инфарктов заработали больше, чем орденов. К вашему сведению, человеку семьдесят два года. Он революцию делал, и Ленина, между прочим, на Авроре видел.

— Не было Ленина на Авроре, — буркнул Коля.

— А кто же тогда велел стрелять по Зимнему дворцу?

— Не знаю, — несколько опешил Коля. — Но Ленин в то время отсиживался в Разливе, в шалаше.

— Точно, — припомнил я детали, почерпнутые из интернета. — Ленин тогда классную отмазку придумал: «Наденька, за мной гонятся жандармы, я с ребятами в Разлив». Отличный ход. Шалаш, костерок, уха, повариха…

— Ты меня с толку не сбивай, — раздраженно бросил Коля. — По делу говори.

— Хорошо, — легко согласился я. — Допустим, Товарищ Пельше попадет к тебе на дачу. И сразу после разговора с Седых он помчится докладывать Брежневу. А если Пельше, кроме поправки здоровья, еще и помолодеет, не дай бог? Леонида Ильича это заинтересует в первую очередь, мне кажется. Да они там все в очередь выстроятся! Представляете себе заседание Политбюро, во главе с Брежневым, у меня дома, на кухне, а? Места, конечно, хватит, но бедная кошка этого не переживет.

— И что ты предлагаешь? — нетерпеливый Коля прервал мои грустные рассуждения.

Пришлось переходить к конкретике:

— Этим делом займусь я один. А Денис подстрахует, команда у нас сыгранная. И тащить к тебе будем не Пельше, а товарища Пуго. Его и не охраняют так сильно, и нужный эффект от встречи с Седых будет. Ты же хочешь слить информацию, которую нельзя бумаге доверить?

— Ну да… — кивнул Коля.

— Вот и отлично! Парень молодой, толковый. Посидит у тебя на даче, почитает документы. Товарища Седых заодно попытает.

— Антон, ты не понимаешь, — когда Коля сердился, он понижал голос. — Мы провели анализ ситуации, разработана операция. Есть план по разведке территории, путям отхода и вариантам эвакуации…

— Не вижу проблем, — с четкой подготовкой операции спорить я не собирался. — Осталось только ознакомить нас с этим планом.

— Ладно, товарищи, — отмахнулся Коля, не сказав ни «да», ни «нет». — Аня, пока суд да дело, займись, доченька, полезным делом. Есть у меня надежный человек, да спина у него больная. Поднимешь на ноги, будет нам еще один помощник. Мастер на все руки — наладит здесь сигнализацию, а потом в охране поработает.

— А где он? — Анюта распахнула серые глазищи.

— У меня на даче, Виталием зовут. Иван в курсе, расскажет и покажет.

— Николай Сергеич, время, — Денис постучал по часам.

Коля поднялся:

— Да, нам пора.

— Подождите, дядя Коля, но еще пирог с яблоками! — Вера подскочила следом за ним. — Что, и чаю не попьете?

— Перекусили, и хватит. Завтрак должен быть легким, — назидательно заметил босс, почему-то глядя в мою сторону. — Некогда чаи распивать, когда в самом деле пора ехать, выкупать этот домишко. Но я не прощаюсь! Потом и чай допьем, и договорим.

Глава сорок вторая, в которой никогда не оборачивайся назад — там все без изменений

Человечество всегда боролось с привилегиями. Принцип равенства людей по природе, как творение Божие, провозгласили еще ранние христиане. Идея понятная, и ходят слухи, что в небесном мире концепция уже работает, там все равны. С другой стороны, на грешной земле стремление к справедливости трудно отличить от зависти — ведь не все руководители способны, как Чингисхан, всю жизнь провести в седле. Некоторым постоянно хотелось вкусно выпить и закусить, а потом прилечь с группой домработниц. Так уж случилось, но признаком власти оказалась не только боярская горлатная шапка, но и каменные палаты в «два жилья», полные сундуки добра и винный подвал. Обширный двор, наполненный прислугой, в таком хозяйстве лишним не был. Помнится, борцы за справедливость еще в Древнем Риме пытались внедрить сумптуарные законы — правила против излишней роскоши. Помимо ковров и женских украшений, предметом роскоши тогда считали и молодых рабов, применяемых для сексуальных забав. Дошло до того, что одним из сумптуарных законов патриции ограничили расходы на пиры.

Ранний Горбачев подобным отметился, следом пошел Борис Ельцин. Кандидат в руководители России на заре карьеры так яростно боролся, что ездил в трамвае, «ходил в народ», а однажды Бориса Николаевича враги даже с моста сбросили. Кто и зачем это сделал, не очень понятно. Видимо, кто-то был против его борьбы. В результате этого противостояния старая номенклатура со своими детьми и приближенными как-то незаметно вдруг стала новой олигархией. А до них попробуй дотянись, они все время в Куршевеле ошиваются или, в крайнем случае, на Уимблдоне.

«У кого нет миллиарда, могут идти в жопу». Это не я сказал, а Сергей Юрьевич Полонский, известный русский либерал. Олигарха привилегиями не испугать, у него другие заботы. И народ сразу успокоился — капитализм все расставил по своим местам. Теперь социальное расслоение скрывать незачем, и не стыдно для собственной собачки покупать самолет, чтобы возить ее по выставкам. И яхта размером с авианосец вызывает лишь один вопрос: а как он, бедняга, на такой громадине у дачи паркуется?

Одной из отрыжек мрачного прошлого является зарплата в конвертике. Спроси у любого прохожего, и он ответит, что это дело обычное. Конверт для современного человека настолько привычен и зауряден, что отторжения не вызывает. В самом деле, не удивляемся же мы лифту в подъезде и горячей воде на кухне. И мало кто помнит, что сей славной традиции много лет. Собственно, именно поэтому такая практика в народе осуждения не находит, а в глубине души нашего общества даже одобряется.

Идея наградных красных шаровар для революционных командиров родилась при Ленине, а при Сталине окрепла, и получила свое развитие в виде бонусов для комиссаров. Каждому высокому руководителю в день зарплаты вручали еще и «пакет» — синий конверт, где лежала приличная сумма, не менее оклада. Но если из официального заработка принято удерживать налоги и партийные взносы, то «синий конверт» доходом не считался. И правильно, материальную помощь налогами облагать негоже.

К синему конвертику прилагался персональный автомобиль с шофером, «кормушка», то есть столовая лечебного питания, и специальный набор продуктов по прозвищу «авоська». Прислуга, бесплатные дачи и закрытые лечебные санатории лишь дополняли картину стыдливой привилегии в конверте.

Хрущев конверты отменил, но сразу же появилась система «временного денежного довольствия» и «больничных» выплат, дополненная различными привилегиями. Например, специальными распределителями земных благ, где меркли сказки о сокровищах пещеры Али-бабы, с коврами на полу и на стенах. Даже завершение жизни высоких людей сопровождалось особыми похоронами в особом месте. Упокоение фараонов в пирамидах выглядит солиднее, конечно, но тем не менее.

Печально не это. Мизерная группа людей, наделенная огромными властными полномочиями, получила право распоряжаться общественным достоянием, как своим. От имени народа, естественно. И если говорят, что верхушка КПСС загнивала постепенно, то это неправда — барские замашки новоявленных богов проявились сразу, вместе с привилегиями.

В то время в Кремле проживало более тысячи человек. Товарищ Луначарский, народный комиссар просвещения, занимал двенадцать комнат на шесть человек. Шесть жильцов на двенадцать комнат — это вместе с прислугой. Товарищ Ленин проявил скромность — взял себе с Надеждой Константиновной пятикомнатную квартиру. А вот завхозу комендатуры Кремля товарищу Чумичеву пришлось совсем туго — на восемь человек досталось всего пять комнат.

Кроме жилья в Кремле, комиссарам полагались загородные имения «бывших капиталистов», транспорт автобазы Совнаркома, личная охрана и зарубежные врачи по вызову. «Весь мир насилья мы разрушим», ага. Многие богатые особняки разграбили до полного разрушения, но не все. На «дачах», занятых комиссарами, богачей вычистили, зато поваров не выгнали на улицу. И штат прислуги остался, а кое-где так в полном комплекте, во главе с дворецким, управляющим хозяйством.

Проверять работу красных командиров на фронтах гражданской войны комиссар отправлялся в персональном вагоне, а в городе вершитель судеб передвигался исключительно в лимузине, с охраной внутри и грузовиком революционных матросов на заднем фоне, в обозе.

Питание комиссаров в Кремле организовали знающие люди — кормили здесь скромно, но разнообразно. Помимо мяса и макарон с картофелем, в продуктовый ассортимент входили сардины, ветчина и колбаса. Кремлевская столовая кормила обедом, к которому давали полкило масла и полкило черной икры. Как полкило икры хватало на семью, трудно представить, но как-то, видимо, растягивали. Вместо штатного обеда желающих снабжали пакетом продуктов, именуемых как «сухой паек». С тех пор много чего поменялось, но это название прижилось.

Говорят, что власть — чрезвычайно привлекательная сфера занятости. Как заметил экономист Михаил Хазин, самая привлекательная из всех известных человечеству. Во власти в наибольшей степени сохраняются традиции цеховой организации труда: клановость, семейственность, секреты ремесла, корпоративная солидарность.

И еще власть — это такая сфера занятости, которая требует от своих адептов постоянной и качественной дезинформации противников, друг друга, и других, не относящихся к власти лиц.

***

Получив команду убыть в Юрмалу, Борис Карлович Пуго собирался недолго. Командировка, как часть жизни, дело привычное. А что, обнял жену, поцеловал сынишку, закинул в портфель сухой паек, пару белья, мыльно-рыльные принадлежности, и в путь. Часть пакета из буфета ЦК КПСС тоже прихватил. Сыр с колбасой в Латвии есть, конечно, однако «цековское» питание на вкус все-таки приятней.

Командировочные и санаторную путевку получил после нудного инструктажа в четвертом секторе общего отдела ЦК КПСС, а отпускные выдали в бухгалтерии ЦК ВЛКСМ. Такая двойственность объяснялась секретностью — в отпуск он уходил как секретарь ЦК комсомола, а в Юрмалу летел от Комитета Партийного Контроля при ЦК КПСС, по устному, мало кому известному, распоряжению товарища Брежнева.

К отпускным деньгам прилагался довесок, семьсот рублей «на лечение». Это радовало, но раздражала неразбериха — официальный перевод на работу в Комитет Партийного Контроля затягивался. Бюрократическая машина работала не спеша, и где-то в ее недрах продолжались согласования.

До Риги добрался быстро. Лететь тут всего ничего, часа полтора от взлета до посадки. Хотя можно было не спешить, товарищ Пельше задержался в Москве, на заседании Политбюро. Однако Пуго привык четко исполнять начальственные указания. Раз приказано убыть, значит, надо убыть, поэтому вылетел без проволочек. А вот в ресторане рижского аэропорта посидеть никто не запрещал. Друзья, которых он вызвонил заранее, успели заказать здесь столик. Посидели хорошо, но Пельше до вечера так и не прилетел. Пришлось отправляться в Юрмалу одному, без старых друзей и указаний нового начальника.

Санаторная палата выглядела обычным гостиничным полулюксом, которых немало было повидано на его коротком веку: две койки, холодильник, телевизор, шкаф, стол. Кровать у окна оказалась занята. Как говорится, «в нашем доме поселился замечательный сосед». На лучшем месте с книжкой возлежал Петр Угрюмов, помощник товарища Пельше.

Ужин Пуго пропустил, но после ресторана кушать и не хотелось. Поэтому предложил Петру прогулку по Юрмале, тот с удовольствием поднялся. Заглянули с новым соседом и на дачу Пельше, однако ничего нового там не узнали, а застали одну лишь суету на кухне. По сведениям Пети, добытыми от всезнающей охраны, босса ждали здесь с утра.

Однако и с утра ничего не изменилось. Товарищ Пельше не появился, и Борис Пуго вместе с Петей отправились на пляж. Здесь тоже мало что изменилось с прошлого приезда. Как всегда, мелкие свинцовые волны накатывали на белоснежный песок, а за спиной, купаясь в солоноватом и сладком ветре, шумел сосновый бор. Жара Юрмалу навещает редко, более того, временами становилось прохладно, когда спешащие в Европу облака закрывали солнце белыми боками.

Быстренько раздевшись, Петя и потрогал ногой воду, чтобы зябко передернуть плечами:

— Суровая Балтика, «незамерзающий курорт», — обескуражено пробормотал он. — И почему у нас нет дел в Пицунде?

Людей на пляже оказалось не густо, аншлаг здесь ожидался в полдень. Но все присутствующие честно купались и загорали, никто не протестовал. И правильно, сами спозаранку сюда пожаловали — кто любоваться соснами в дюнах, кто посмотреть в бесконечную даль Балтийского моря. Украшение пейзажа, бело-черные чайки, кляксами мелькали над головой.

— Скажешь такое парням из Воркуты, что заселились в соседний номер — засмеют, — хмыкнув, Борис Пуго направился к кабинке для переодевания, завитой прямоугольной спиралью.

Плавки лежали в портфеле, но достать их не довелось. Успел только пиджак повесить на крючок, как в глазах вдруг потемнело.

Глава сорок третья, в которой она меня за муки полюбила, а я ее — за состраданье к ним

Каждый вечер председатель КГБ совершал пешую прогулку по парку, что располагался подле его дачи на берегу Москвы-реки. Физкультура помогает от болячек всяко лучше лекарств, а при заболевании почек особенно. И после работы Андропов неизменно выходил на прогулку, игнорируя капризы погоды. Идеалом дистанции Юрий Владимирович считал десять километров, чаще всего такой план удавался.

На прогулке он предпочитал быстрый шаг, поэтому охрана временами поспешала вприпрыжку. Председателя это волновало мало, голова была занята другим. Каким-то образом Комитет Партийного Контроля раздобыл подробности шпионского скандала в Лондоне. И тут же «проинформировал» Брежнева, конечно. Странное дело, партийные контролеры не только заполучили все подробности, но и предвосхитили события и список высланных советских дипломатов.

Факты упрямая вещь, и они говорили об неизвестном источнике в английском истеблишменте. Серьезный источник, который мимо КГБ и ГРУ стучал напрямую товарищу Пельше! Это еще один скандал, не краше случившегося.

Истерика в Политбюро больно ударила по репутации Службы. Корить себя и окружающих за допущенные в жизни глупости Председатель будет потом, а сейчас надо разобраться. Выявить причины и следствия, чтобы поставить процессы на контроль. Не все, конечно, но возможные ситуации следует держать под наблюдением и контролем. А иначе зачем держать такую массу людей? Удивительное рядом, но Комитет Партийного Контроля особенно не поконтролируешь. Тем не менее, свои источники информации у Председателя были, одним из которых являлся двенадцатый отдел КГБ. Здесь работали круглосуточно, без перерывов и выходных дней. Слушали не только обычные телефоны, но и ВЧ, оперсвязь и «кремлевку» — официальные запреты важны, только они касаются людей робких.

Поэтому руководителя отдела «слухачей», Юрия Плеханова, товарищ Андропов притащил в КГБ за собой. Ранее, на прежней работе в ЦК КПСС, Плеханов трудился у него помощником, здесь тоже сначала в приемной посидел, пока порядок не навел.

Товарищ Брежнев окружил Андропова своими людьми, а Председатель потихоньку продвигал своих. В любой организации действует железное правило: «если ты не спишь со своей секретаршей, значит, с ней спит кто-то другой». Иными словами, каналы утечки информации недопустимы.

Плеханову досталось сложное хозяйство — в одной Москве только полторы сотни точек прослушивания. Специально обученные люди сидели на телефонных станциях и в центральном пункте, что на Варшавском шоссе. Отдельные точки прослушивания перехватывали телефонные переговоры зарубежных посольств, представительств и других важных шпионских гнезд.

Требования к сотрудникам двенадцатого отдела предъявлялись жесткие, в первую очередь терпение и усидчивость. Кроме записи на магнитную ленту, «женщины в наушниках» должны были уметь стенографировать разговоры, знать не менее пятидесяти голосов и без раздумий мгновенно их распознавать. Высшее образование, понимание иностранных языков приветствовалось и материально поощрялось. Да и сама тяжелая работа, со скользящим графиком в три смены, хорошо оплачивалась. Выходило около трехсот рублей в месяц, толковый инженер зарабатывал в два раза меньше. Поэтому здесь держались профессионалы своего дела, ровные и невозмутимые.

А совершенно закрытая для любых посещений, мало кому известная группа отборных спецов прослушивала советское руководство.

И сейчас самый доверенный человек, руководитель двенадцатого отдела Юрий Плеханов, притащил горячую информацию: в Комитете Партийного Контроля обсуждают не только шпионский лондонский скандал, но и расследование дел «меховой» мафии. А уж следствие по поводу пропажи товарища Седых с самого начала попало на контроль партийным контролерам.

Андропов перелистал тонкую папочку еще раз и задумался — усиление позиций Комитета Партийного Контроля происходило на глазах… А значит, росло влияние Пельше на товарища Брежнева.

Устоявшийся расклад сил в кремлевских интригах в одночасье изменился.

Независимо от количества снов и качества проведенной ночи, каждое утро начиналось с зарядки — Андропов энергично разминался не менее получаса. Потом, после душа и завтрака, просматривал на заднем сиденье автомобиля утренние газеты и немало деловых, не относящихся к особо секретным, бумаг. В здание на Лубянке Андропов заходил через первый, парадный подъезд. И пока старинный лифт вез его на третий этаж, в приемной на третьем этаже раздавался телефонный звонок для дежурных офицеров: «Председатель в здании!».

На рабочем месте он появлялся ровно в девять часов утра. Юрий Владимирович много читал, иногда за рабочий день через его руки проходило до тысячи различных документов и шифровок. Председатель обладал феноменальной памятью, он помнил множество деталей. Частенько при обсуждении различных вопросов Андропов удивлял подчиненных, дословно цитируя вроде бы наспех просмотренные документы. В небольшой столовой для высшего руководства КГБ, в обеденный перерыв, Андропов проводил планерку со своими заместителями. В неформальной обстановке, совмещая приятное с полезным. Председатель дозволял диспуты и возражения. И сейчас его волновало дело Седых — время шло, а успехами здесь и не пахло.

— Как так вышло, что полковник Острожный, прикрепленный к товарищу Седых, внезапно ушел в отпуск? Да не один, а в компании со своими подчиненными?

— Обычная практика, — пожал мощными плечами Семен Кузьмич Цвигун, высокий и дородный, начинающий лысеть блондин. — Товарищ Седых тоже собирался в санаторий. Лето, время отпусков. И в прошлом году так было, мы проверили.

— Но на учет по месту прибытия товарищи офицеры не встали, и разыскать их не удалось… — тонко усмехнулся Андропов.

— А вот это вопрос! — поправив нарядный, синий в белую полоску галстук, Цвигун вернул ему добродушную усмешку. Летний серый костюм прекрасно гармонировал с белоснежной рубашкой. — Непосредственно с товарищем Седых работали Нина Радина и Игорь Неделькин — как ушли в отпуск, так сквозь землю провалились.

— А родственники что говорят? — кушать протертый суп Юрий Владимирович не забывал.

— Виктор Острожный всю семью с собой в Сочи забрал, дома пусто. Игорь Неделькин проживает один. А дочка Нины Радиной ничего не знает — мама уехала на курорт, и все. Местным товарищам девочка отдала открытку из Пятигорска, почтовый штамп подлинный. Теперь ищем ее на курорте, наружное наблюдение за домом в Ростове сняли.

— Недавно я подписывал представление на Нину Радину, — Андропов поправил дужку роговых очков. — Если не ошибаюсь, она представлена к званию подполковника и на орден Красной Звезды.

— Так точно, — кивнул бритой головой Георгий Карпович Цинев, заместитель председателя в форме генерал-полковника. Он коснулся лысины, украшенной веснушками вперемешку со старческими пигментными пятнами. — Крайняя командировка вышла сложной, пришлось им в боестолкновение вступать. Радина была ранена, при охране груза проявила выдержку, смелость и находчивость.

— В бою баба не оплошала, а в Кисловодске даром пропала? — Семен Цвигун прищурился. — Не верю я в такие дела.

— Да уж, хорошего мало, — Георгию Циневу вся эта ситуация не нравилась в комплексе.

Он потер крупный нос, окруженный двумя глубокими морщинами. Маленький, с оттопыренными ушами, говорливый Цинев, в отличие от крупного розовощекого Цвигуна, предпочитал гражданскому костюму генеральский мундир. За глаза его ласково звали «Фантомас», и это ему тоже не нравилось.

— По совету врачей я собирался в Железноводск съездить, целебной водички в «Дубовой роще» попить, — Андропов вздохнул. — Товарищ Горбачев обещает замечательную погоду. Между прочим, это интересный человек, настоящий самородок. Прекрасно знает сельское хозяйство, сам долгое время трудился в поле. Убежденный, последовательный и смелый коммунист!

— Богата земля ставропольская хорошими людьми, — поддакнул Цвигун.

Он знал, что кандидатура Горбачева рассматривалась на должность заместителя Председателя КГБ, но не прошла Политбюро. Утверждение не состоялось по причине молодости.

— Да, в Железногорске летом хорошо, — Андропов поднял глаза, — но не судьба. Кстати, всех касается: пока не найдем пропажу, отпуска отменяются.

***

В воскресенье Андропов узнал еще одну шокирующую новость: товарищ Пельше не просто так едет на дачу в Юрмалу, не у балтийского моря соснами дышать, а для встречи с беглым товарищем Седых. Это кардинально меняло взгляд на ситуацию — по всему выходило, что Брежнев в курсе. Если дело так пойдет дальше, КГБ и вовсе отодвинут в сторону… Оставят лишь надзор за диссидентами и прочими болтунами да крикунами.

Однако впадать в лишнюю ажитацию не стоит. Раз они не намерены сразу брать товарища Седых, а собираются проследить его связи и контакты, надо их опередить. Современные средства допроса развяжут язык товарищу Седых без всякой слежки.

Он нажал кнопку селектора:

— Женя, зайди.

Воскресный день считался нерабочим, секретари и сотрудники отдыхали. Лишь верный помощник Евгений Калгин сидел в приемной рядом с дежурным офицером. От баранки личного шофера он прошел путь до секретаря, а потом и помощника, офицера для особых поручений. Поэтому Женин рабочий график всегда совпадал с графиком шефа. А председатель относился к породе людей, известных как трудоголики. Такие приезжают на работу ежедневно, чтобы завершить все начатые дела. Андропов не любил сидеть дома, ведь реальная жизнь была здесь. Юрий Владимирович избегал приемов с гостями, и сам редко наносил пустяшные визиты, предпочитая им прогулки по парку. В узком кругу он как-то признался — когда его выгонят на пенсию, станет лесником.

Вдоль длинной стены кабинета, обшитой дубовыми панелями, Андропов прошел мимо беломраморного бюста основателя ВЧК. Посмотрел на карту страны, упрятанной за зеленую ширму, и вернулся к окну, рядом с угловым камином. Из большого окна открывался вид на площадь Дзержинского, где высоченный «железный Феликс» демонстрировал бронзовый затылок. Вокруг памятника сновали автомобили, возле универсального магазина «Детский мир» толпился народ с пакетами и свертками.

— Да, Юрий Владимирович? — Калгин застыл у входа.

Председатель обернулся:

— Женя, поднимай оперативно-боевую группу. Состав определите сами, думаю, пять-шесть бойцов будет достаточно. Задача: задержать в Юрмале одну личность… аккуратно задержать, и доставить мне сюда, для беседы. Операция секретная, ситуация нестандартная. Возможно противодействие его сообщников, иностранных спецслужб и личной охраны товарища Пельше.

Юрий Владимирович направился к своему столу.

— Местные товарищи в курсе? — не выражая удивления, Калгин вклинился в паузу. К секретным заданиям ему не привыкать, а задачи оперативно-боевой группы всегда были нестандартными и редко кому понятными.

— К сожалению, их мы информировать не можем в силу деликатности вопроса. Не дай бог, разнесут шум по всей губернии… Так что еще возможно противодействие рижского КГБ. Поэтому надо сделать все тихо, без стрельбы и погони. Вылет в Ригу сегодня, по готовности. Форма одежды гражданская, оружие компактное, простые туристы-отпускники. Уточнять задачу перед вылетом буду я, лично.

— Разрешите идти? — вытянулся Калгин.

— Действуй, — усаживаясь за стол, Юрий Владимирович вяло отмахнулся. Ему еще предстояло организовать военно-транспортный самолет, совершить несколько телефонных звонков и пересмотреть десяток папок с документами, ждущих своего часа на огромном столе цвета светлого ореха.

Глава сорок четвертая, в которой настойчивый найдет, он и в камень гвоздь забьет

Летний день катился к своему завершению, однако в служебном кабинете время не ощущалось — плотные шторы на тройном стеклопакете надежно отсекали уличную сумятицу. Жара тоже осталась за окном, неустанная сплит-система свое дело знала туго. Крепкий седой мужчина в деловом костюме снял очки и откинулся на спинку кресла, подальше от папки с ворохом документов. Карандаш, не глядя, воткнул в прибор с письменными принадлежностями.

Старинная настольная лампа с зеленым плафоном отбрасывала мягкий свет на зеленое сукно монументального стола, и лишь синий экран раскрытого ноутбука нарушал канцелярскую старорежимную идиллию.

— Лёля, пригласи ко мне Ильина. Хочу прояснить один вопрос по полковнику Уварову, — бросил он в пустоту, сцепив руки на седом ежике затылка. Потянувшись, мужчина добавил: — И завари нам, пожалуй, чайку. Обычного зеленого, что с китайской горы Дунтин.

Динамик селектора отозвался мелодичным женским голосом:

— Пять минут, Егор Кузьмич.

— Разрешите, товарищ генерал? — на пороге появился худощавый парень в светлых штанах «чинос» и черной футболке. В руках он держал тонкий непрозрачный файл.

— Присаживайся, Саша, — мужчина издалека вгляделся в выуженный из собственной папки документ. — Полковник Уваров собрался в Швейцарию… Помнится мне, на прошлой неделе ты докладывал, что Николай Сергеич из-за болезни отклонил нашу пустяковую просьбу. Если не ошибаюсь, до сих пор в больнице лежит?

— Так точно, лежит, — кивнул Ильин. — И, тем не менее, в Швейцарию ехать собрался.

— Напомни, друг мой, что у него за болезнь? — поощряющим жестом генерал подвинул вазочку с горкой конфет «Мишка на севере».

Бывают в жизни ситуации, когда демократичная форма общения приносит больше пользы. Орать на подчиненных любой дурак может, вы попробуйте иногда голову включать, чтобы проявить гибкость. А генерал прожил в Системе долгую жизнь, и свой пост занимал по делу. Капитана Ильина он держал при себе, поручая тому деликатные задания.

Ильин жеманничать не стал, захрустел фантиком. Потом принялся загибать пальцы:

— Радикулит, геморрой, глаукома, гастрит, поджелудочная, печень, сердце… Да там полный букет, товарищ генерал. Возраст, все-таки, как ни крути.

— Да, — согласился генерал. — Проклятый возраст. Болезни, как под копирку, с меня списаны. Так что выходит, подлечили там полковника?

— Так точно, врачи человека буквально на ноги поставили. Уваров постоянно занимается физкультурой в парке. И весь день, с утра до вечера, трещит по телефону, рабочие вопросы решает.

— Финансовый отчет его компании я недавно видел. Уверенный рост, из года в год… — генерал покачал головой, подняв глаза наверх. — Инвесторы этим очень довольны.

— Аналитик от бога, товарищ генерал, — вставил Ильин. — И все наши поручения отрабатывает с блеском.

Секретарша неслышно внесла поднос — чайник, чашки, печенье, конфеты. Остановилась, опустив глаза долу. Услышав ожидаемое «спасибо» без дополнительных пожеланий, так же неслышно отступила. А начальник, посмотрев вслед замечательным ногам, незначительно скрытым куцым летним платьем, перевел взгляд на собеседника:

— Хм… Вот так с блеском не каждому дано. В администрации президента высоко оценили его прошлую записку по ситуации на фондовом рынке. Рекомендовали нам беречь такого эксперта… Настоятельно просили, — генерал разлил чай. Хищно дернув крыльями носа, удовлетворенно зажмурился. — Прослушать Уварова по-прежнему не удается?

Отрицательно качнув головой, Ильин виновато поджал губы:

— Только телефон. В палате полковник постоянно проверяется, микрофоны блокирует. И к даче не подойдешь, там личная охрана на высоте.

— Старая школа, — усмехнулся генерал. — Опыт не пропьешь. Засланного казачка не пробовали ему подложить?

— Двухместную палату он делит со своим одноклассником, Антоном Бережным. Букет болезней точно такой же, обычный пенсионер. Как только место освободится, займем.

— Да уж, постарайтесь. И присмотрите за Уваровым более внимательно. Сестричку какую-нибудь подрядите, или санитара… Кстати, Саша. Собери мне справку об этой частной больнице. Владельцем там по — прежнему Карен Осипов?

— Так точно.

— О нем отдельно справку подготовь. Мнения со стороны тоже будут интересны.

— Есть.

— А что, в самом деле, может быть хороший ход! — генерал закинул в рот крохотную печеньку. — Вот брошу все дела, и лягу в палату к Уварову на недельку, если там все так шоколадно. Здоровье поправлю заодно. Да, Саша, напомни: что за дела в Швейцарии ждут нашего Николая свет Сергеича?

— В Берне открылась аффилированная с ним инвестиционная компания. Контролирует ее лично Уваров, через хитрый оффшорный хеджевый фонд.

— Это как раз понятно, — хмыкнул генерал, — человек заработал достаточно денег, чтобы на старости лет собственным делом заняться. Будем надеяться, что и из этой затеи он выйдет с прибылью. Жена Николая умерла, так он детишкам на молочишко решил подкинуть?

— Так точно, — Ильин перелистал документы в тонкой папочке. — Вице— президентом он назначил внучку, она как раз учебу в Лозаннском университете завершила. Отрабатываем к ней подходы, есть некоторые подвижки. Кроме того, у семьи его сына в предгорьях имеется шале, в собственном поместье. Но полковник предпочитает встречаться с внучкой на нейтральной территории, с другими родственниками контакты не замечены. А сын его в нашем городе трудится, в ростовском филиале строительной империи семьи.

— Да-да, припоминаю. Об этом судачила желтая пресса, — пожевав губами, генерал отставил чашку. — Что полковник Уваров ищет в архивах КГБ?

— Изучает эпоху Брежнева, товарищ генерал.

— Например? — Егор Кузьмич явно удивился.

— К примеру, порядок печати советских денег, — четко доложил Ильин. — Еще инструкции Гознака и Госбанка СССР.

Удивление генерала нарастало:

— Какие могут быть тайны в давно забытых деньгах?

— И я так думаю, товарищ генерал, — согласился Ильин. — Не знаю, зачем это хранят «под грифом». Наверно, «два нуля» по старой привычке лепят. Кроме денег, Уваров исследует международные инциденты и громкие уголовные дела. Но больше полковника интересуют люди.

— Люди? — генерал снова поднял брови. Кто бы мог подумать, что обычный рутинный день закончится такими откровениями.

— Да, — Ильин снова перелистал папочку. — Руководители страны и рядовые граждане — их судьбы, биографии, события вокруг них.

Генерал хмыкнул недоуменно, а Ильин уточнил:

— Полковник Уваров объясняет это личным интересом, Егор Кузьмич. Хобби, так сказать. Ничего особенного, а тем более секретного там нет, дела давно минувших дней.

— Это ты точно подметил, — генерал задумчиво развернул конфету. — Моя жизнь тогда только начиналась. А теперь это занятная история, дела давно минувших дней.

Глава сорок пятая, в которой суха теория, мой друг. Но древо жизни вечно зеленеет

Вечером Николай Уваров воротился никакой. В судьбоносном турне по Батайску босс где-то посеял свою шикарную шляпу, а чаю напился от души так, что в калитку его буквально внесли двое. Благо, ширина нового гульфика такие маневры позволяла. Одним из носильщиков был верный таксист Денис, вторым сопровождающим оказался приземистый крепкий мужичок с буденовскими усами.

— Рота, стой! — внезапно скомандовал Коля, очнувшись возле розового куста. Процессия остановилась, а Коля, подняв мутные глаза, невнятно пробормотал: — Красивые цветочки… Ниночка любит розы.

Пальцами он изобразил вяло стригущие ножницы. Меня вдруг накрыло яростью так, что в глазах потемнело. В старые добрые времена применяли подходящее слово «вспылить». Но я не только вспылил, но еще и вспыхнул:

— Даже не думай! — подобно клубку ядовитых змей, со злобным шипением я вылез вперед оробевшего Антона. — Это мамины цветы, и резать она будет сама. Иди спать, цветовод!

Денис такой отповеди не удивился, он даже хмыкнул согласно. А вот мужичка с усами несколько озадачила горячечная реплика из уст пацана. Он не догадывался, что Антон притих, подавленный моей вспышкой. Впрочем, я и сам себе диву давался. Как-то прет меня в последнее время, словно вулкан «желтый камень». Надо с собой что-то делать — еще немного, и кинулся бы Коле «люлей» выписывать. М-да, выходя из себя, важно вовремя вернуться. Травки Антоновой попить, что ли? Бульдозер, он тоже спокойный, пока ему газу не поддашь.

Тем временем казачок, уложив новоиспеченного землевладельца на раскладушку, хитрым взглядом оглядел подворье и, видимо, остался доволен зрелищем. А что, стыдиться нам нечем — после ремонта забора порядок навели, двор из шланга помыли.

— Это Микола. Хозяйкин деверь, свой парень, — сообщил Денис слегка нетрезвым голосом, разводя руками. — Услуга называется «трезвый водитель». Звиняйте, дядьки и тетьки, однако сделку пришлось обмыть. Святое дело. Но теперь все это наше!

Потертый портфель мы подсунули Коле под подушку. Там же важный документ, не дай бог чего случится, потом хлопот не оберешься. С подобным истрепанным девайсом любил щеголять Михаил Жванецкий, и эти два босса мафии чем-то были похожи.

Рекс угрожающе гудел из-под раскладушки, но не вылезал. Все-таки ужин по расписанию — дело святое. А Лапик, сидя на пороге кухни, демонстративно вылизывал лапу. Но обстановку контролировал, замирая временами, и бросая внимательный взгляд по сторонам.

Кивнув головой на прощанье, «трезвый водитель» удалился, а Николай Уваров, открыв один глаз, пожелал расслабон:

— Кефиру мне! — кряхтя и скрипя пружинами, новый хозяин виллы заворочался, устраиваясь поудобнее. — Кефир лучше всяких Антоновых штучек излечивает все болезни!

Так в прошлые времена Понтий Пилат требовал яду. Вот только такой скрипучей раскладушки у него не было. Давно пора менять этот девайс, и пару шезлонгов в яблоневом саду тоже не помешают… Вера метнулась пулей, но одним пузырьком лекарства Коля не ограничился. Удивительное дело, пророчество сбылось — после второй поллитровки кефира, добытой девчонкой из белого алтаря, человек просветлел лицом. Он тихо вздохнул, отключил сознание и, отбросив все заботы, захрапел в голос.

— Мужчины, будто дети, меры не знают. Как дорвутся до сладкого, так не оторвешь, — возмущенно прошептала Анюта, уперев руки в бока.

Спорить с ней было бы глупо, поэтому Нюся продолжила:

— Ну и как сюда нести твоего папашку, Верусь? Несолидно выйдет.

— А может, сначала домой Колю закинуть? — предложил я.

Нюся покачала головой:

— Да нет. Туда его тоже нельзя возвращать, Антон Михалыч. А вдруг персонал больницы увидит? Опять же, у Нины Ивановны от такого алкаша разрыв сердца случится. Стыд и срам, больной начальник лыка не вяжет.

— А и не надо, — высказался Антон. — Не горит. Папаша обождет, а дядя Коля пусть на свежем воздухе проспится.

Я поддержал, и Вера с нами согласилась:

— А почему нет? Завтра будет лучше, чем вчера. И я отдохну, не придется весь вечер снова у плиты колотиться. Господи, неужели я высплюсь? Хм… Только если Дед чего нового не учудит.

***

Однако следует вернуть читателя к утренним событиям этого дня.

Как только будущий эсквайр сэр Коля убыл в Батайск, во дворе нежданно наступила тишина. Строители завершили работу и собрались на перекур у вновь установленных ворот, любуясь плодами своих рук. Ничего не скажешь, сооружение вышло солидным, и даже монументальным, на зависть прорабу века Церетели.

— Да уж, великаны хороши, если на них смотреть издали, — согласно пробурчал Антон.

Прибрав со стола, девчонки помыли посуду. А потом Вера переоделась «на выход» и немедленно усвистала огородами к бабушке Мухие.

— Антоша, не скучай, скоро вернусь. Дед пока-пока, — она наградила нас поцелуем в щеку. — Суп в холодильнике, картошка в мундирах, земля в иллюминаторе видна.

Ее место на скамейке тут же занял Рекс. Привалившись к боку Антона и вывалив язык, он часто дышал. От волкодава шла волна покоя и умиротворения, очень простые и понятные чувства ребенка.

Тем временем Анюта, так же как и Вера, ответственно подошла к заданию Коли Уварова — отправилась на дачу босса за пациентом. Помахав рукой, она развеялась с пожеланием чего-то вроде «ну, вы там держитесь». Антону держаться, кроме как за учебник, было не за что, а я предался размышлениям, разбавленным дремотой.

Сон странная штука, всегда отличается от яви неразличимой гранью. И то, что во сне кажется реальным, потом, наяву, представляется абсолютно недостоверным. Точно так же как и смутные ночные видения, этот мир оказался смутно похожим, но чужим. Так вышло, и я это подозревал давно, однако вроде бы чужая Анюта одним своим видом рушила любые теории без следа — она была живой, осязаемой и желанной. Бог мой, это параллельный мир, где события после моего появления развиваются иначе? Неудобно, некрасиво? Косо, криво, безобразно? Да нет, ничего такого. Мир другой, а от моего не отличишь. И дураки и дороги здесь точно такие же. Кстати, на два извечных русских вопроса «кто виноват» и «что делать» у меня ответа тоже нет. Кто виноват я не знаю, а что делать — не знает никто. Ну и фиг с ней, с этой истиной! «Все пройдет» — так было написано на кольце царя Соломона.

И это пройдет.

Иногда жизнь становится иной, не такой, что была раньше. За судьбой не уследишь, и то, что казалось важным, в новом свете представляется совершенно иным. В то же время неважные детали вдруг становятся значительными. А девушка по имени Анюта вдруг стала частью моей жизни. Подумаешь, оказалась параллельной. Важно не это. Важно, что моей. И мне это не мешает, и даже нравится. Судьба подсунула мне инопланетянку, и какая разница, где это случилось, в этом мире или в параллельном?

На этой минорной ноте мои размышления прервались, потому что события покатили одно за другим. Сначала строители собрали обрезки досок, инструмент и переместились к Римме во двор — оказывается, там тоже имелся фронт работ по ремонту забора и крыши сарая. Потом со стороны огородов появились оживленно беседующие Вера с бабушкой Мухией. Беременная внучка Галия плелась сзади, усиленно пережевывая дары чужих огородов.

Знахарка поздоровалась, и после доброго глотка компота огляделась. Выглядела она замечательно, морщины стали мягче. С лица они не ушли, никуда не делись, но как-то разгладились. Глаза заблестели, осанка выровнялась. И еще от нее пахло лавандой и духами «Красная Москва».

— Как поживаешь, Антоша?

— Очень плохо, — вздохнул парень. Чтобы удержать глухо рычащего щенка, он закрыл учебник. — Вот вас бы заставить экзамены сдавать, да посреди лета… Ага.

— Господи избавь! — воскликнула знахарка, глянув через плечо. Бодрым шагом бабушка Мухия присоединилась к девушкам, дабы вместе с ними уставиться в новые ворота. Сравнение с бараном было бы некорректно, а вот недавних строителей они весьма напоминали, только вместо перекура тройка заговорщиков дружно чего-то шептала. Ничего особенного, вроде прыжков и шаманских танцев, мы с Антоном не заметили.

Когда в прошлой жизни батюшка освящал мой последний автомобиль «Рено», он тоже ходил вокруг колесницы, и чего-то бубнил. Помнится, тогда в полный священный пакет входило противоугонное спасение, защита от гвоздей и от плохих людей на дороге, а также ограждение от всеобщих сил зла.

Бабушкин поход, почти что крестный ход, завершился возле компота на столе Антона. По ходу дела потерялась беременная внучка Галия, которая залипла в огороде. Болезная не устояв перед соблазном — ярко— красным кустом смородины.

— Ну что, шабаш, — знахарка лукаво улыбнулась. — Принимай работу, хозяин. Теперь во двор без приглашения никто не войдет.

— Что, совсем никто? — Антон отложил учебник.

— Совсем никто, однако.

— Это, конечно, здорово, а как же мама? — озадачился вдруг парень. — Она собиралась на днях огурцы закручивать!

— А родителям твоим приглашения не требуется, — притушила проблему бабушка, глядя с хитринкой. — Заклинания, знаете ли, не дураки придумывали. Не журись, хлопчик, ты тоже мимо этого дома не пройдешь.

— А я? — на всякий случай переспросила Вера.

— Верочка, ты чего? Видимо, я тебя перехвалила, — старушка удивленно всплеснула руками. — Авторы произведения — само собой. Мы же это делали!

— Хорошо, а дядя Коля? — Антон не унимался.

— Какой еще дядя? — бабушка с подозрением огляделась вокруг.

Пришлось мне уточнять вопрос:

— К нам вечером дядюшка приедет. Он здесь редко бывает, и будет жаль, если заблудится.

На это у знахарки тоже нашелся ответ.

— Если ждешь кого-то — калитку не закрывай, а лучше всего распахни пошире. Тогда чужой человек сможет зайти.

Так-так… Я мысленно цокнул языком. Бабушка нас научит, ага. Придется волкодава еще лучше кормить, чтобы быстрее вырос, и лег на пороге. Тогда никакой чужой дядя точно не войдет.

А затем из дверей веранды выглянул глухонемой таксист Иван.

— Иван Иваныч! — радостно воскликнул Андрей Гутаров, вылезая из кустов малины.

— Так точно, — растерянно согласился Иван. — Здравия желаю.

Понукаемый Анютой, таксист выкатил во двор парня в инвалидной коляске. Одетый в черно-белую тельняшку и серые камуфляжные штаны, пациент озадаченно моргал, и тоже вертел головой во все стороны. Следом, походкой царевны, вышла Нюся. Порванные по моде двадцать первого века джинсы она себе не позволила, а вот сильно потертые нынче в цене. Белоснежка и семь гномов, ей богу…

Восприняв команду «свои», Рекс обнюхал гостей, но на колесо коляски покушаться не стал — дисциплинированно побежал к песочной куче в углу двора.

— Виталик! — еще более радостно заголосил Гутаров. — Будешь здесь электронику налаживать?

Его можно было понять. Если специалист настроит охрану периметра, то дежурный офицер будет сидеть у монитора, а не торчать на огороде с тяпкой. Всяко лучше, чем прежде, как ни крути. А коли появится вторая смена охранников, Андрей с братом отправятся на долгожданную рыбалку — удочки давно заготовлены. И еще братья мечтали сходить на танцы в клуб гипсового завода. Планов громадьё, и все шансы на скорое исполнение имелись.

— Ага, — пробормотал Виталик, пациент в коляске. — Но Иван Иванович говорил, что сначала Анечка спину мне починит…

— Уже начала, — глядя свысока, Анюта многообещающе улыбнулась. — Антон Михалыч, это дядя Ваня. Помолодел как, да? Он и раньше был ничего, а сейчас натуральный красавчик. Надеюсь, узнали?

— Но-но, солнце мое, — пробормотал я себе под нос. — Дошутишься ты у меня до ивовых розог.

— А это Виталий, у него спина сломана из-за парашюта, — она перевела внимание на второй объект. — Виталий спецназ, и еще он отлично разбирается в компьютерах.

— Не спецназ, а спецназ морской пехоты, — машинально поправил ее парень в тельняшке.

Эта поправка меня заинтересовала:

— А что делал морской диверсант на парашюте?

— Наш брат умеет все, — хмыкнул морпех с горечью, — и катер водить, и вертолетом управлять. Только я вот подкачал… Сам себя вычеркнул.

— Компоту? — вежливо предложил Антон. Мысленно он отправил мягкий посыл успокоения, слишком уж нервничали гости дорогие. — Или, может быть, квасу?

— Компоту, — помолодевший глухонемой таксист ошарашено кивнул головой.

— Или квасу, — поддакнул такой же очумелый «черный берет» Виталий.

Анюта метнулась на кухню, чтобы вернуться с подносом стаканов. Хрустальных, конечно. Барчуки, они теперь и воду из простых стаканов пить не могут.

Одновременно Нюся оживила кухонный репродуктор. Бодрый голос диктора провозгласил:

— Коммунистическая партия и советский народ устремлены в будущее, их внимание сосредоточено на тех грандиозных задачах коммунистического строительства, которые стоят перед нами. Курс, выработанный нашей партией на недавнем съезде, это ленинский курс. Именно по этому пути партия во главе с дорогим Леонидом Ильичем ведет наш советский народ прямой дорогой к коммунизму!

Бурные аплодисменты из Кремлевского дворца съездов мощно стукнули гостям по голове, словно пыльный мешок. Коля Уваров наверняка заранее инструктировал ребят, но реальность оказалась более сокрушительной. Будто снулые рыбы на безводье, они разинули рты.

В деловое русло беседу вернула бабушка Мухия — повторный обход периметра, для проверки заговора, много энергии у знахарки не отнял.

— Это электрическая коляска? — она потрогала рукоятку джойстика на подлокотнике. — Я о таком только по радио слыхала. Импортная?

— Австралия клепает, — быстренько влез я. — По английской технологии.

— Хорошая вещь… А что у тебя с ногами, сынок?

— Неудачно с парашютом спрыгнул, — парень скривился, вспоминая неприятное происшествие. — Повреждение позвоночника следом вылезло, вот ноги и отнялись.

— А с девками у тебя как? — знахарка прищурилась. — Получается?

— Да вроде не жалуются, — Виталий повел широченными плечами, бицепсы заиграли буграми мышц. — Но с живыми ногами раньше было лучше…

— Это важно, когда не жалуются, — пробормотала знахарка. — Пальцы на ногах шевелятся? Иголкой пробовал икры колоть? Хм… И еще сынок. Вылечат тебя или нет, не знаю, но вот водку тебе надо бросать. Запомни: туман в голове до добра не доводит.

Бабушка пошла к рукомойнику мыть руки, а на острие атаки вдруг оказалась Вера:

— Товарищи, вы зачем пациента сюда прикатили? Анька, ты ващще? Антону заниматься мешаете. А у человека экзамены! И, между прочим, тут работать невозможно, — пресекая разброд и шатания, девчонка командовала весьма решительно. — Виталий, меня зовут Вера, а это наш учитель, бабушка Мухия. Вы не волнуйтесь, все будет хорошо. Дядя Ваня, полный назад! Катите коляску обратно на веранду, и укладывайте больного на тахту.

Процессия отправилась в обратный путь, а мы с Антоном, присвистнув, мысленно переглянулись. Да уж — мал соловей, да голос велик. Армейский сержант и флотский боцман рядом с Верой отдыхают.

— Не зря Наполеон заметил, что один плохой генерал лучше двух хороших, — вздохнул Антон, перелистывая страницу. — А если этот генерал не плохой?

Рассказывать парню, как он «попал», я не стал — мог запросто получить встречную колкость.

Звонкий девичий голос на веранде не утихал, издалека звучал неразборчиво, но командирские нотки ощущались ясно. И уже через полчаса Виталик вышел своим ходом, только на моих костылях, что валялись под тахтой. Сделав несколько шагов, он собрался завалиться набок, но Иван с Андреем подхватили его под руки, усадили на скамейку.

— Ничего, это горе не беда, — бабушка Мухия присела рядом. — Ты, сынок, полгода не ходил, вот ноги и ослабли. Позанимаешься дома физкультурой, организм вспомнит свою задачу. А потом коляску мне отдашь, как уговорились.

— Да вам-то зачем, бабушка? — поразился Антон.

— Старенькая я, совсем больная, — вздохнула знахарка. — А вещь в хозяйстве нужная.

— Да? — теперь мы с Антоном изумлялись вместе. — Вроде с ногами у вас все в порядке…

— А если спину снова перекосит? В туалет буду ездить на коляске. Я попробовала, тут управление простое, — призналась она. — И вечером в телевизоре каналы буду переключать.

Глава сорок шестая, в которой не снится нам ни рокот космодрома, ни эта ледяная синева

Солнце сегодня припекало прилично, но в тени садовых деревьев жара ощущалась слабо. Антон висел на турнике, качая пресс, щенок налетал с разных сторон, пытаясь ухватить его за обувь. А мне оставалось только размышлять, изредка дергая ногой.

Молодые колдуньи под руководством старой знахарки починили-таки спину увечному морскому пехотинцу. Не до конца, конечно, завтра собирались продолжить, однако успех был очевиден. Комплексное лечение в виде путешествия во времени, ремонта энергетических линий и штопки ауры пока что сбоев не давало. А это значит, что теперь можно безбоязненно заняться маминым радикулитом и папиной аденомой.

— Думаешь? — пыхтя, Антон размеренно поднимал ноги.

— Поверь моему опыту, — выкатил я железный аргумент. — Даже детям известно, что богатым и здоровым быть лучше, чем бедным и больным.

С такими доводами спорить сложно. И не нужно.

Во дворе наблюдалась тишина и спокойствие. Братья Гутаровы по очереди столовались у Риммы, а бабушка Мухия отобедать с нами не пожелала. Сразу после процедур откланялась, и огородами убыла домой. К груди она бережно прижимала подарок, квадратную расписную супницу. На труд знахарки Коля дал денег, но зачем их тратить? Ценный подарок приятней, и выглядит солидно.

Фарфоровый половник и тяжеленную крышку тащила следом Галия. Беременная внучка поработала знатно, и везде эта коза успела — часть крыжовника подмела, а остатки на смородиновом кусте обобрала дочиста. А ведь мама его специально мне на компот оставила!

Слегка передохнув, Анюта вернула Виталия на базу, и сразу взялась показывать таксисту Ивану наше подворье. Тем временем пчелка Вера накрывала стол к трапезе.

— Антоша, давай после обеда прокатимся? — Вера задержалась на пробежке между столом и кухней. — На новых великах.

— Хм, — пропыхтел Антон. — После обеда, и по самой жаре… А зачем?

— Да я бабушке обещала, как сдам экзамены, приехать в гости, — крикнула она на бегу. — И соседям еще неделю назад сказала, что в деревню уехала. А сама здесь сижу! Нехорошо. А так и прогулка, и дело полезное. Час туда, час обратно. Ну и там часок посидим, чаю попьем.

— А дядя Коля вдруг вернется? — усомнился парень. — Он же в дом не попадет!

— Так мы к вечеру вернемся, Тоша, — Вера всплеснула рушником.

— А ежели нет?

— Большое дело! Думаешь, пропадут? Ага, размечтался. Между прочим, они с Денисом не маленькие. Пройдут мимо калитки, найдут себе другое занятие. Знаешь, какое? Мама говорит так: когда нечего делать, мужики себе дело всегда найдут. А потом тетя Римма их тела на сеновале сложит, — Вера остановилась на тропинке возле турника. — Тебе обычную тарелку, или глубокую?

— Нас же двое, я и Дед, — удивился он странному вопросу. — Очень глубокую!

Анюта себе тоже потребовала большую миску.

— Устала что-то, сил нет! — сообщила она. — А если хочешь сил набраться, нужно правильно питаться. Виталик на коляске — это вам не маленькую девочку таскать. Будто вагон разгрузила.

— На обед окрошка, — объявила Вера, вынося пятилитровую кастрюлю. — С вечера в погребе держала, так что настоялась, силу набрала что надо.

Щенок внимательно поглядывал за приготовлениями к обеду, даром что торжественный вынос его тазика происходил всегда в последнюю очередь. А котяра с равнодушной мордой вылизывался на скамейке. Старый солдат был четко уверен — завтрак, обед и ужин неизбежен, как победа коммунизма. И хотя по дороге к коммунизму кормить никто не обещал, у Лапика еще частенько случался и полдник.

Таксист Иван, поскромничавший с тарелкой, попросил добавки. Впрочем, настрогав гору свежего укропа, Вера пополнила миски всем, и умчалась на кухню:

— Окрошка с колбасой разве еда? Так, заедки и закуска. Рыбные котлетки помогут прогнать голод. А на десерт у нас яблочный пирог и блины. Чай все будут?

Поглядывая, как Вера укладывает красную икру в блины, Иван пробормотал:

— Вчера Галюся мне рассказывала, что Аня угощала ее блинами «по-купечески». Я тогда подумал, что в киоске купили. Ну, это, фастфуд «Вкуснолюбов». А оно вот значит как… Что такое блины «по-купечески», Анечка?

— Эх, дядя Ваня… Видимо, у вас было тяжелое детство, — Нюся взглянула на него с удивлением.

Таксист крякнул, но Анюта этого не заметила:

— Тут все просто, старинный бабушкин рецепт. Это когда на блин накладывают два слоя икры — один черный, другой красный. И сливочное масло, конечно. Можно сметану, только крепкую. Но я такое редко готовлю, с мукой возни много. И потом, жарко у плиты стоять… Ради ребенка пришлось потеть, борщ она не захотела, только слегка поковырялась.

Таксист Иван вдруг закашлялся:

— Галюсе блины понравились?

— Ела. Так себе, без фанатизма, — Нюся отставила чашку. — Верусь, а можно я с вами прокачусь? У меня надежная машина, харьковский велосипед «Украина».

— Я помню, — сказала Вера. — Неказиста кляча, да бечь хороша.

— А почему нет? — Антон пожал плечами.

— Езжайте, ребята. Проветритесь между делом, Антону полезно. А мы с Иваном на разведку сходим, — предложил я. — По плану босса операция начинается с разведки? Вот и прогуляемся, посмотрим обстановку. Давай, Ваня, излагай ваш хитрый план.

— В Юрмалу? — Нюся замерла. — А как же я?

— Так ты ж на велосипеде…

— Значит так, Антон Михалыч, — Анюта грозно шмыгнула носом. — Я вам что сказала? Без меня ни шагу! Хватит мне уже ваших приключений! А на велосипеде Андрей Гутаров поедет, за ребятами в пути присмотрит.

Господи, боже мой… Дожился. Баба не только мной вертит, как хочет, но и охране указания уже дает! Впрочем, сам виноват, горячий эстонский парень…

Не дожидаясь возражений, Нюся мигом растаяла, чтобы обернуться из дому с велосипедом. Расставание с велотуристами тянулось ненадолго:

— Анька, купи там заодно кефира. Круглого хлеба тоже возьми, — Вера протянула авоську и железный рубль. — Рижская молочка очень вкусная, я там на соревнованиях этим ужинала. И вообще, ни в чем себе не отказывай. Кофе ихний не забудь попробовать.

Нюся прощально махнула ребятам рукой. И то верно, долгие проводы — лишние слезы. Мы с ней обняли Ивана, чтобы всем вместе перелететь на Колину дачу. Поехали! Черное одеяло Анюты отработало без задержки, мягко и надежно. Мне такой подход по душе, и если так дальше дело пойдет, буду требовать от транспортной компании леденцы с минеральной водой без газа.

Ознакомиться с планом по разведке территории оказалось просто — распечатка лежала в гримерном углу комнаты, на столе. По этому плану у разведчиков Ивана с Анютой был предусмотрен сценический образ «два старика на прогулке».

— Два старика, говоришь? Ну, это не проблема, — хмыкнул я, натягивая седой парик с круглыми очками, — было два, станет три.

— Как это? — Анюта нахмурилась.

— Два пенсионера гуляют по Юрмале, с хилой старушкой между ними, — пояснил я режиссерский замысел.

Иван придирчиво осмотрел меня, и кивнул. А вот Анюта наряжаться бабушкой воспротивилась. После повторного прочтения текста она подняла злые глаза — других запасных вариантов сценарий не предусматривал. В паническом приступе полные губы задрожали:

— Бабушка?! Я? Еще чего! — скривилась Нюся до сдавленного крика и крупных слез в глазах. — Девушек украшает бижутерия, а не парики! А вас, Антон Михалыч, должна украшать девушка. Или я вам уже не мила?

Отлучение от тела под видом смертельной обиды — извечный женский приемчик. Жестокий и действенный. Тысячи лет они им пользуются, без ошибок и промахов.

— Милая моя, ты очень красивая, — примирительно заюлил я, целуя в щеку. — Но для глубинной разведки это плохо. И еще ты огненно-рыжая, а это редкая примета.

— Ладно, парик надену, — принимая ласку, буркнула она.

— Глаза у тебя особенные, — добавил я.

— Какие? — в ожидании очередного комплимента чертовка захлопала ресницами.

— Слишком молодые, — выложил я чистую правду, — и серыми стрелами сверкают!

Иван молчал, глядя понимающим взглядом на нашу пикировку. Видимо, его молодая жена Наташа тоже была из инопланетянок.

— Ладно, надену ваши дурацкие очки… — вздохнула Нюся.

— Губки алые закрась серым цветом, — плавно, боясь передавить, я шел по сценарию. — Серьги сними, кольца тоже лишние. И еще одно… Ноги твои никуда не годятся.

— Почему это?! — вскинулась Нюся на последнем издыхании, чисто щука под крепким крючком. Фортель с кульбитом еще выкинуть можно, только деваться некуда.

— Слишком длинные ноги, особенно в мини-юбке. За версту в глаза бросаются, — додавил я. — Так что плащик до пят тоже надевай… И ботиночки вот эти.

— А похуже обносок не нашлось? — с кривой ухмылкой смирилась Анюта, вертясь перед зеркалом.

Взбрыкивая, женская мятежная душа потихоньку успокаивалась. Глухонемой таксист Иван дипломатично молчал, смех в глазах прятал. В результате метаний, переодеваний и бесплодных причитаний вышла высокая старушка, строго по Колиному плану.

Делать тут больше было нечего, поскольку Иван давно облачился и загримировался. Так, с большим скрипом, но потихоньку, полегоньку, оказались мы на месте — в городе Риге, на площади у Домского Рижского Собора. Разглядев ганзейскую экзотику средневековой Европы, Анюта немедленно возжелала пощупать ближе и уподобиться туристам, щелкающим своими фотоаппаратами седую старину.

Однако насчет экскурсии по Старому городу девчонке пришлось обломаться — наш путь лежал в Юрмалу. Четко и прямо. Правда по дороге она вынесла мне весь мозг, добившись гарантий на короткую пробежку по Риге после операции.

К нужной остановке зеленая электричка донесла нас мигом. И здесь, на привокзальной площади, я увидел рекламный щит. Настоящая щитовая реклама, до такого в советской России еще не додумались! Помнится, только в военных городках использовали щиты вдоль дороги, на которых изображали приемы строевой и боевой подготовки солдат.

Местный транспарант из листового железа, обрамленный уголковой рамой, выглядел монументально. С первого взгляда становилось понятно — такое ставят на века. Крашеный колером «под березку», рекламный плакат стоял на белоснежных ножках. А сам текст, лишенный изображений, был крайне информативным: «В Юрмале до полутора тысяч мест отдыха для трудящихся. В Юрмале более ста столовых, ресторанов и кафе для отдыхающих. У нас самый большой в Европе пляж, он тянется на тридцать три километра. Приезжайте отдыхать в Юрмалу! Кроме прекрасного пляжа, здесь отличный морской воздух и калорийное, очень вкусное питание».

Реклама не подвела — этот городок полностью соответствовал обещаниям.

Глава сорок седьмая, в которой если с самого начала дело не заладится, то потом уж точно все пойдет наперекосяк

Воздух, пропитанный хвоей, был чист и свеж. Сверх рекламных слоганов, поселок утопал в зелени: березы и клены перемежались сосновыми рощами и яблоневыми садами.

В соответствии с планами разведки, мы прошлись по городку, позаглядывали в магазины, попробовали местное мороженое. Неплохой пломбир, ничего так, пойдет. В пару баров тоже заглянули. В одном подвальчике выпили по чашечке кофе, в другом — по коктейлю с рижским бальзамом. И повторили кофе, уж очень местный напиток понравился. Не «Ямайка Блю Маунтин», конечно, но весьма достойный, три порции за два рубля, это с пирожными. Деньги у меня были. И не только те, что из Коли выколотил. За хрусталь и посуду Римма большую часть записала во взаимозачеты, но остальное я деньгами взял. А как иначе? У мужчины в кармане не только разная мелочь должна звенеть. Золото и серебро всегда в цене. Вдруг любимая женщина захочет ресторанной солянки откушать? А женщина захочет, тут к бабушке не ходи. У моих кавказских друзей для подобной ситуации есть замечательный изворот: «мамой клянусь, э»!

В очередном гастрономе, где мы побаловали себя молочным коктейлем, Анюта удивила.

— Это таранка? — разглядывая продукцию, выставленную под стеклом витрины-холодильника, обратилась она к одинокой продавщице. Длинным тонким пальчиком предмет интереса показала.

— Хорошая рыба, да, — подтвердила продавщица с характерным акцентом.

— Откуда здесь таранка? — пробормотал Иван.

— Ростовская! — продавщица вежливо улыбнулась. — Только плохо берут. У нас люди к морской рыбе приучены.

Магазины, торговые палатки и места общепита в Юрмале удивляли — их было так много, давление толп отдыхающих не ощущалось.

— Ну вот скажите, Антон Михалыч, зачем здесь донская рыба? Своей же полно. Удивить ростовчан, которые приехали сюда отдыхать? — неожиданно спросила меня Нюся, выходя из пустого рыбного отдела. — Ладно, если бы в Ростове ее было вдоволь. Так нет, днем с огнем не сыщешь! Люди в очереди давятся. На полках в достатке только мойва и хек, «любимец народа». Еще килька в томате. Все! А здесь вон, таранка не ржавая еще, но никто не берет.

Перекосы советской действительности пояснять я не стал, хотя Иван был готов помочь. Зачем далеко ходить? В солнечном Узбекистане местная знать хватала ростовские сигареты «Наша марка» коробками. Армянский коньяк — ящиками. Хорошее там всегда брали кубометрами… А кто видел узбекскую курагу в магазине? Только товаровед. И так везде.

Серьезный разговор с Нюсей я отложил, поскольку на пляже она взбрыкнула. Оглядев сосны на дюнах, белый песочек и свинцовые волны, старушка пожелала искупнуться.

— Возле моря быть, и ног не замочить?! — возмутилась девчонка на мои возражения. — Да я мигом: туда и обратно!

— Анечка, с такими ногами тебе до Швеции по морю идти, и плавки не замочишь, — засомневался Иван, а следом продекламировал: — Глянь, симпатичные ноги с гордой идут головой!

Нюся зарделась, а я добавил реплику:

— Даже если ползком, низэнько так над землей… Все равно народ мигом сбежится, хотя его здесь мало.

— А я им глаза отведу! — убила она нас железным аргументом. — Заговор несложный. Верка научила, я запомнила.

Нюся стрелой ввинтилась в спираль пляжной раздевалки, мы глазом моргнуть не успели. А уже через несколько мгновений, разбрызгивая песок, девчонка пулей неслась к морю, где сразу плюхнулась в невысокие волны.

— И ничего она не отвела, — подумал я, — вижу ее прекрасно!

Иван озаботился другим:

— Это она зря, — сказал он. — Там не по колено, особо не поплаваешь.

Побарахтавшись, она все-таки поплыла вдаль — скорее всего, на пузе. Но очень скоро вернулась обратно.

— Замерзла, — сообщила она, размахивая руками. — Надо погреться.

Солнце выглянула из-за туч, и это был добрый знак. С другой стороны, мы сразу ощутили плотность легких плащиков, как лишний элемент гардероба.

— Почему я тебя отчетливо лицезрю, Анечка? — прищурился Иван, вместо лица почему-то разглядывая купальник.

Детали бело-голубого гардероба были вызывающе тесными. Видимо, у модельера при проектировании на первом месте стояла экономия материала.

— Ты же собиралась стать невидимкой. — Иван прикоснулся к плечу девчонки.

— Дядя Ваня, вы чего? — Нюся присела пару раз, и принялась делать наклоны. — Наговор невидимости даже бабушка Мухия не знает. И еще там нужна шапка-невидимка, специальная накидка и хитрое зелье.

— А ты что сделала?

— Я просто отвела людям глаза. И они не обращают на меня внимание.

А ведь в самом деле! Люди на пляже были, и неподалеку парни играли в волейбол.

Тем не менее, к ней никто не подошел. И когда Нюся плескалась, и когда обсыхала на солнце, расставив руки.

Глава сорок восьмая, в которой выясняется: если мы пришли, давайте стоять

В кабинке для переодевания Анюта восстановила маскировку за пять минут. А далее у нас планировалась ближняя разведка, непосредственно на подступах к даче товарища Пельше. Но даже самый гениальный план может дать сбой. А на войне сплошь и рядом планы не сбываются — что— то идет не так. Не пошло и у нас. Еще на подходе к даче партийного босса наш состаренный таксист напрягся.

— Не вертеть головами! — прошептал он. — Прикидываемся ветошью. И не останавливаемся, проходим мимо!

Изображая старческую немочь, мы доковыляли почти до пляжа, где уселись на скамейку в тени дерева.

— Охренень какая охрана, — сообщил Иван. — Как у президента Занзибара. Два парных поста по тротуару прогуливаются, автомобиль с антенной на краю улицы, и женщина у калитки семечки щелкает. Очень серьезная дамочка…

Вокруг нас жизнь кипела. Кто-то шел к морю, кто-то возвращался устало. А большая часть граждан просто шаталась без цели, наслаждаясь самим процессом. Стайка загорелых девушек с задорным смехом продефилировала по аллее мимо нас. От компании парней, следующей в дамском кильватере, отделился патлатый недоросль, облаченный в потертые джинсы и кеды. Рубашку он небрежно нес на плече.

— Папаша, закурить не найдется? — вежливо обратился путник к Ивану.

Удивительное дело, но тот полез в карман плаща, чтобы достать красную пачку «Винстона». Слава богу, яркую рекламную картинку с надписью «гангрена» Ваня не показал, зажал в кулаке.

— Ого! — обрадовался патлатый щеголь, ловко цепляя две сигареты. — Спасибо, отец!

Прикуривая на ходу, стрелок бросился догонять свою компанию. Вторую сигарету он сунул за ухо.

— Вот так палятся разведчики, — подумал я про Ивана. — Пьяный воздух свободы сыграл с профессором Плейшнеромзлую шутку…

В советские времена фирменные сигареты можно было купить только у спекулянтов. «Винстон», лучший бренд табачной продукции середины двадцатого века, шел от трех до пяти рублей за пачку. Большие деньги, советскому пенсионеру такое не по карману. Кстати, за гуляние по городу без рубашки можно было схлопотать штраф примерно похожего размера.

— Косяк, Ваня, — пробурчал я. — Ни разу ты не Штирлиц. Откуда у тебя, старого одуванчика, может быть в кармане заграничный «Винстон»? Для полной картины не хватало только газовой зажигалки.

— Имеется, достать не успел, — виновато потупился Иван.

В подтверждение своих слов он вытащил и, спохватившись, суетливо спрятал обратно серебристый цилиндр USB-зажигалки. Такие девайсы делают с фонариком, лазерной указкой и шариковой ручкой, полезная вещь в кармане. Тем временем стрелок поделился добычей с товарищем, а еще один, оказавшийся обездоленным, направился к нам — с явным намерением разжиться табачком.

— Халява развращает, — сообщила мне Анюта давно известную истину, и вперилась взглядом в ходока.

— А может, просто в бубен дать? — расстроенный Иван угрюмо зыркнул в сторону парня.

Тот вдруг остановился. Потом оглянулся в растерянности.

— Будешь пугать? — предположил я действия девчонки.

— Нет, я им погадаю на дружбу и любовь, — процедила Нюся, сдвинув брови. От напряжения над верхней губой выступили капельки пота. — Сейчас, сейчас… Не отвлекайте меня!

Ходок, направляющийся к нам, постоял, а затем бросился обратно. Его товарищи уже вовсю обнимались с подругами, так что единственную бесхозную цель он нашел с разгона, без паузы. И прилип к жертве. Впился в губы, точно вампир с голодухи.

— Какая-то встреча на Эльбе, — пробормотал Иван. — Ну ты, Анечка, даешь…

— Полезный боевой прием, да? — Анюта встала. — Верка научила. Пошли отсюда, пока у них запал не кончился.

— Да, пора домой, — согласился Иван.

Странно, но Нюся не возражала.

— Знаешь, Ваня, что является страшным грехом для советского командира? — поднимаясь со скамейки, я усмехнулся в фальшивую бород у.

— Что?

— Оставить солдат без ужина.

— И то верно, — Иван кивнул. — Минуточку…

Он нырнул в кусты, чтобы выйти оттуда другим человеком: вместо шляпы нацепил серую бумазейную кепочку, а плащ вывернул наизнанку. В сторону молодежной группы Иван поглядывал с большим интересом. Там продолжались радостные объятья, челюскинцы такому ликованию обзавидовались бы. Посмеиваясь, гуляющий народ этот островок праздника огибал с двух сторон. Иван подхватил Нюсю под руку:

— Значит так. Вы идёте за кефиром, а я еще раз мимо дачи Пельше погуляю. Встречаемся в гастрономе.

— Антон Михалыч, дядя Ваня, давайте я пойду? — затараторила девчонка, едва не выпрыгнув из плаща. — Глаза всем на улице отведу. Раз-два, и в дамки. Никто даже не пикнет!

— Ну что ты зудишь, будто комар? — в сердцах воскликнул я. — Плешь уже в парике проела! Вот егоза… Когда-нибудь задеру подол, и выпорю офицерским ремнем.

— Да? Только попробуйте! — Нюся топнула ножкой. — Получите сдачи.

Вдоль пляжа мы шли по аллее. Кусты роз всевозможных раскрасок на аллее перемежались клумбами гладиолусов и астр, разноцветье прямо-таки било в глаз. И везде вальяжно шастали отдыхающие граждане, туда — сюда. Не в таких количествах, как в городе Сочи, но заметно. При этом они галдели, кушали мороженое и в очередь хлестали газировку. Короче говоря, разговору не мешали.

— Ты это, Михалыч, — насупился Иван, глядя в сторону. — Больше так не шути. Я за себя не отвечаю — Анечку в обиду не дам.

— А меня-то за что? — возмутился я. — Слушай сюда, милая: мы с тобой идем в магазин, а Ваня сам обстановку доразведывает. Давай руку!

Очередь в молочный отдел была приличной, но двигалась быстро. Глядя в сторону, Нюся дулась.

— Понимаешь, — прошептал я примирительно, продолжая сжимать ее ладошку, — твое умение называется «манипулирование». Научный факт, обнародованный не раз. И если на свете есть место таким как ты, значит, найдутся и стойкие к колдовству люди, готовые ко всему. А вдруг они будут вооружены? А не дай бог, еще и обучены подобным фокусам? Мне такие игры не нужны даже в теории. Знаешь, что сказал Дмитрий Медведев, председатель нашего правительства?

— Что?

— «Свобода лучше, чем несвобода».

На эту глубокую мысль Нюся хмыкнула без почтения, а я добавил:

— А ты мне нужна вот здесь, а не там.

Девчонка недолго изображала мышь, надутую на крупу:

— Антон Михалыч, а как вы ко мне относитесь? — она повернулась, стрельнув серой стрелой из-под очков. — Ну, вообще.

— Хорошо отношусь, — душой я не кривил. — Не вообще, а очень положительно.

— А почему вы выбрали именно меня?

От такой заявочки я прямо-таки онемел, а глаза чудом удержались на своем месте. Спасибо очкам, придержали. Это я ее выбрал?! Вот дает… Железная женская логика в действии. Да еще двести лет назад Дарвин доказал, что выбор пары всегда за женщиной! Она нюхом чует своего мужчину. И готовит почву, когда он еще ни о чем не подозревает! Мужчина только присматривается, оглядываясь вокруг, а его уже выбрали. Оценили, просветили рентгеном, и сделали выводы. И не феномен хорошего парня здесь важен, а запах своего мужчины. Таков закон естественного отбора и инстинкт продолжения потомства. Впрочем, мужчина стремится к женщине в поисках оргазма, а женщина жаждет, кроме того, любви и счастья. И еще надежной опоры, конечно. Адаму повезло, его выбрали сразу по одной причине: у Евы не было другого выбора.

Да, получился длинный ответ на простой вопрос. Однако вслух такое говорить нельзя. И врать негоже — раскусят вмиг. Осталось говорить другую правду

— Ты очень необычная. А какая хозяйка в доме! Слушай стихи:

Оттаивая, Анюта улыбнулась на незатейливую шутку:

— И еще я очень хитрая. Я придумала, как нам дальше разведку вести.

— Опять за рыбу деньги… — огорченно прошептал я. — Нет, бог меня не наградил, он наказал.

— Да? — снова насупилась она.

— Знаешь, где Ваня до ранения служил? В батальоне охраны и разведки Ракетных Войск стратегического назначения. ОБОР РВСН называется. Там толк в маскировке знают, и с диверсантами умеют работать. А ты про разведку только в детективах читала. Чувствуешь разницу? «Большой брат следит за тобой» — это не шутки.

Пока Нюся переваривала отповедь, подошла наша очередь. Кефир мы решили брать не только Антону с Верой. Дома такой напиток пригодится, и разведчику Ване молочная диета тоже не повредит. Не успели набить авоську, как в соседнем отделе выкинули вареную колбасу и сардельки. Подсуетившись, мы очень удачно оказались в первых рядах мгновенно образовавшейся очереди.

Когда катит фарт, надо хватать его хвост, и заодно «докторскую», «телячью», и «пражские» шпикачки. Ее ж только с завода привезли, с пылу с жару! Сомнениям места нет — даже домашняя кошка трескает свежую советскую колбасу с жадностью, а это показатель. Впрочем, ничего удивительного. Правильную вареную колбасу делают из мякоти говядины и свинины, с добавлением натурального молока, яиц, кардамона и мускатного ореха. В «языковой» колбасе за три сорок присутствовал вареный язык, а в ливерной колбасе — именно ливер, а не жилы. Добавлять крахмал, сою, тертые кости и прочие казеинаты здесь еще не додумались. Хотя недолго ждать осталось — в следующем году начнут потихоньку, а к концу социализма научатся в колбасу все пихать, кроме мяса.

Поэтому нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Загрузив еще одну авоську правильными продуктами, мы переместились в хлебный отдел. Ваня задерживался, и меня это тревожило. За окном гастронома потемнело, витринное стекло покрылось капельками дождя. В вечерних сумерках мокрая улица выглядела удрученной, из настежь раскрытых дверей катила осенняя прохлада. Променада на тротуаре не наблюдалось, растревоженными муравьями отдыхающие граждане разбегались по сухим норкам. Мелкий моросящий дождь смыл все очарование курортной деревеньки, оставив довольными одни лишь цветы.

Наконец Иван появился. Заскочил в магазин, но вместо поиска товарищей почему-то застрял у табачного отдела, опустив голову на стекло прилавка. Табачный отдел здесь построили с краю, у входа. А вид из окна загородили затейливой витой пирамидой из спичных коробков. Такие же рукотворные горы громоздились за спиной продавщицы.

Важной приметой любой мало-мальски приличной лавки в Советском Союзе являлись спички. Независимо от географии, они всегда стояли огромной пирамидой. Дело в том, что один вид колоссального количества спичек на витрине вызывал у советского человека чувство покоя и крепости державы. Так повелось издавна, если спички в продаже — значит, нет в мире беспорядка и угрозы.

Отряхнув с плеча капли дождя, Иван поверх очков глянул на скучающую продавщицу

— Это кубинские сигары?

Не отворачивая головы от пейзажа, покрытого каплями, та кивнула головой. Глаза она сощурила в две презрительные щелочки, так что увидеть их цвет возможности не представлялось.

Мазнув взором по выкладке сигарет вперемешку с папиросами, Анюта нависла над плечом Ивана.

— Дядя Ваня, вы же не курите, — удивленно пробормотала она.

— Я-то давно не курю, после ранения пришлось бросить. Но кубинские сигары… Пресвятые корнишоны! — потрясенно прошептал Иван. — Смотри, это настоящие «Ромео и Джульетта». А это «Бельведер».

— И что?

— Чудо, Анечка! Сенсация. Вот придут ребята ко мне домой за футбол болеть, притащат пиво с чипсами. А я, словно Уинстон Черчилль, выставлю на стол «Ромео и Джульетту» под армянский «Двин»! — Ваня подмигнул Нюсе, и перевел веселый взгляд на продавщицу.

— Свэйки! Каадс рунаа криевиски?

Хмурое лицо белокурой девчонки моментально оттаяло, осветившись ответной улыбкой:

— Лабдиен! — распахнув светло-голубые глаза, она перешла на русский язык с милым характерным акцентом: — Чем могу помочь?

— Милая барышня, а есть у вас такие же сигары в коробках? Запечатанные, и из недавней партии?

— В подсобке лежат, — продавщица захлопала густо накрашенными ресницами. — Вчера только привезли. Но у нас коробками никто не берет, это дорого. По одной штуке продаем, да…

— Яя-яя, давайте коробку такой и такой! — потыкав пальцем в стекло, Ваня полез в карман, пересчитал деньги. Проблемы не возникло, подъемных ему Коля Уваров выдал прилично. — А возьму-ка еще «Партагас», пожалуй.

Иван выхватил из кармана авоську, а я вспомнил еврейскую мудрость: если для решения проблемы достаточно денег, это не проблема. Это просто расходы.

Девушка отсчитала сдачу, а наш таксист галантно поклонился:

— Палдиес, скайстулэ!

На улице, в поисках безлюдного места, мы ускорили шаг. Дождь прибил пыль и запахи, оставив хвойную сырость.

— Дядя Ваня, вы говорите по-латышски? — Нюся наклонила голову, заглядывая ему в лицо.

— Язык вероятного противника надо знать, — хмыкнул Иван. — Английским владею уверенно, говорю бегло, а по-латышски выучил всего лишь несколько слов и пару необходимых фраз.

Скороговоркой он выдал короткую речь.

— А что вы сейчас сказали?

Иван без паузы перевел на русский:

— Брось оружие! Руки вверх! Иди сюда. Фамилия? Кто командир? Отвечать! Сколько у вас танков? Где ваш штаб?

— Ладно, Ваня, — я оглянулся, пешеходов вблизи не наблюдалось. — Что можешь сказать по существу?

— Если коротко, то ты, Михалыч, был прав. Дождь людей разогнал, а возле дачи Пельше какое-то броуновское движение. Туда соваться — себе дороже. У меня здесь камера, картинка на базу уходит, — он прикоснулся к заколке на галстуке. — Виталик обработает, потом посмотрим. Но главное не это. Передо мной с дачи вышли два мужика, я следом пристроился, подслушал.

— И что? — пуская бутылку варенца по кругу, заинтересовалась Нюся.

— Пельше еще не приехал, в Москве заседает. А одного из них я узнал, это Борис Пуго. Завтра с утра они снова сюда снова придут.

— А вот это хорошая новость, — хмыкнул я. — Значит, завтра.

— Да, — согласился Иван, вытирая молочные усы. — Разведку мы провели, кефир купили. Делать здесь больше нечего, валим домой. А интерпретировать факты и делать выводы — удел начальства.

Глава сорок девятая, в которой счастья нет, но есть покой и воля

Полковник Зимин, руководитель следственной бригады по делу о пропаже товарища Седых, особых новостей от совещания не ждал. Как и успеха, впрочем. Однако бюрократические законы, вместе с правилами этикета, придумали задолго до него. Начальство желало видеть бурную деятельность, а что может быть убедительней для председателя КГБ, чем имитация активности в череде бесконечных собраний?

Юрий Владимирович тогда прямо сказал:

— Ход расследования беру под личный контроль. Приказываю бросить все силы, поскольку это дело чести! О любых изменениях докладывать мне напрямую.

Генералы Цинев и Цвигун стояли рядом и кивали головой.

— Тьфу, — вспомнив начальственную накачку, Зимин скривился. — Господи, прости, а лучше помоги…

Не хватало только выступления Леонида Ильича Брежнева на расширенном заседании Коллегии — с призывом досрочно завершить расследование. Если пятилетку за три года можно, почему дознание нельзя? Под руководством Зимина в недрах оперативно-следственной машины родилось множество отчетов о проделанной работе, промежуточных выводов и планов на будущее.

Тем временем механизм розыска буксовал. Зимин осмотрел угрюмые лица людей, собравшихся в конференц-зале. Да уж, радости в глазах мало, хотя в уютном помещении ЦК КПСС можно заседать долго — обслуга даже вентиляторы поставила, и на парочку «боржоми» для Зимина расщедрилась.

Дело о пропаже товарища Седых расследовала сборная солянка, оперативно-следственная бригада из разных служб. Сегодня здесь собрались все, кто волей-неволей уже включился в розыск. Во избежание утечки информации, других спецов до дела не допускали, без этого и так изрядная компания набралась. Но если исключить прокуроров, экспертов и партийных функционеров, то реальных работяг будет меньшинство. Верно говорят: чем больше коллектив, тем меньшее количество людей делает полезную работу.

Удивительно, что в это самое активное меньшинство входили сотрудники Комитета Партийного Контроля. Именно благодаря источнику в среде «контролеров» до Зимина дошли сведения о письмах товарища Седых в адрес товарища Пельше. Более того, источник утверждал, что один раз шельмец даже прислал видеозапись, где продемонстрировал себя, живого и здорового. Содержание посланий осталось неизвестным, таких подробностей Зимину не дали. За этим кому-то следовало идти в приемную Пельше. Но если это тайные знания, кто ж туда в здравом уме пойдет?

Завершив совещание, полковник Зимин придержал несколько человек. Как бывает в большом деле, на них, собственно, следствие и держалось. Сотрудник общего отдела ЦК КПСС попытался остаться, но Зимин его выпроводил с доброй улыбкой и наказом сдать в «секретку» свой очередной отчет. Подобные документы охраняли как «особую папку». Если так дальше пойдет, глядишь, и поставят штамп «вскрытию не подлежит».

— Отведенное время тает, братцы, а результата нет, — полковник налил себе остатки газированной воды. — Это значит, что скоро товарища Андропова на заседании Политбюро четвертуют, следом он кастрирует меня. И если вам меня не жаль, то о себе подумайте. Нет, я вас уничтожать не стану. Так, по доброте душевной, зашлю всех на Колыму, охрану лагерей профилактировать. Там сейчас хорошо, не жарко, вам понравится.

— Хватит пугать, Сергей Ильич, — краснощекий толстяк ослабил галстук. Стакан воды ему достался, поэтому носовым платком он промокнул лысину. — Здесь все свои, дело говори.

Толстяк закинул в рот очередную карамельку, смятый фантик бросил в пепельницу. Видимо, таким образом он бросал курить.

— Если будущее понятно, тогда поговорим о прошлом, — согласился Зимин, раскрывая серую папку с засаленными завязочками.

На внутренней стороне обложки белел листочек с переченем вложенных документов. Без этого никак, любая бумажка, попавшая в ЦК КПСС, имела свойство обрастать грифами секретности, резолюциями и штампами «ознакомлен». Таких отметок на специальном листе было полно — руководство страны, вроде бы полностью занятое шпионским скандалом в Лондоне, ходом следствия интересоваться не забывало.

С самого начала острый интерес к делу товарища Седых проявила военная прокуратура и военная контрразведка. Чтобы их наладить, пришлось обращаться к Генеральному прокурору. Член ЦК КПСС, Генеральный прокурор Роман Андреевич Руденко наглецов отшил, но сам в деле отметился.

Как мухи над коровьей лепешкой, прочие клерки разных уровней пытались сунуть свой любопытный нос. Эх, жаль, Малюты Шкирятова на них нет… С этими «прочими» Зимин сам справился, хотя так и подмывало парочку деятелей за наглость засадить в «Матросскую тишину». Попарились бы там неделю, глядишь, и ума набрались бы.

Лишь помощники Брежнева не наседали, и глупых вопросов не задавали. Что-то они знали такое, что позволяло им не опускаться с Олимпа до общения с Зиминым. Расследование превращалось в фарс, но признаваться себе в этом не хотелось.

Несмотря на потрясения. Комитет госбезопасности всегда был мощной структурой. Здесь работали лучшие следователи, и не только в центральном аппарате. Когда в Краснодаре взорвался автобус. террориста нашли быстро, по горячим следам. Суток не прошло, а ублюдок уже сидел на нарах краснодарского СИЗО КГБ.

Произошло это 14 июня 1971 года, два месяца назад. Взрыв оказался настолько мощным, что автобус подбросило в воздух, а деревья на улице повалило взрывной волной. Все окрестные дома лишились окон. На месте погибли пять человек, еще пятеро позже скончались в больнице. Девяносто человек серьезно пострадали — в основном от металлических шариков и гвоздей, которыми было начинено взрывное устройство.

Милицию сразу отстранили, оставив им функцию оцепления. Зимин с бригадой прилетел ночью, но даже с делом ознакомиться не успел. Из аэропорта он попал на совещание в краснодарском управлении, где узнал, что местные опера вычислили супостата. Естественно, он оказался психом, как и некий лейтенант Ильин, стрелявший пару лет назад в лимузин товарища Брежнева, но убивший водителя. Мутная история с психиатрическим концом — «стрелять в советского лидера мог только безумный».

Теракты в стране случались все чаще, только трещать об этом категорически воспрещалось. В данном случае следствию придумывать ничего не пришлось, Волынский оказался реальным бомбистом. В его квартире оперативники КГБ обнаружили неоспоримые доказательства преступных приготовлений: газовые баллоны, порох, шарики от подшипников и литературу по взрывному делу. На стене комнаты красовался портрет Наполеона с надписью «Мне можно всё». В отдельной тетради Волынский вел тщательный учет расходов. Самодельная бомба в корпусе огнетушителя обошлась ему в сорок рублей. Голь на выдумки хитра, чем голее, тем мудрее…

По городу поползли слухи, но разоблачать подпольную организацию и выявлять заговор запретили сверху. Шум на союзном уровне задавили в корне, а в Краснодаре, дабы прекратить ропот, народу следовало предъявить результат. И террорист-одиночка, психически ненормальный терапевт Петр Волынский подходил для скорого суда идеально.

В случае с товарищем Седых никто не пострадал, однако репутационные потери государства выглядели потрясающими. А страх, который поселился в кабинетах ЦК, в первую очередь требовал объяснений его пропажи — безопасность собственного тела многим партийным функционерам представлялось дороже денег.

— Итак, товарищи, предлагаю сделать обеденный перерыв. Только не в местном буфете, — подняв глаза к потолку, полковник Зимин подмигнул. — Пройдемся по воздуху, ноги разомнем.

Из серого здания, что напротив особняка Минфина, они вышли прогулочным шагом. Удаляясь от Старой площади, молчали, покуривая, только толстяк пыхтел и отдувался.

Говорят, чтобы похудеть, надо регулярно принимать активированный уголь, — неопределенно глядя в сторону, высокий сухопарый блондин щелчком бросил окурок в урну.

На это Зимин хмыкнул:

— Чтобы похудеть, друг мой, надо уголь не пить, а разгружать.

Прогулка оказалась недолгой, в тихом переулке она завершилась у дверей скромного кафе.

— Вот, пришли, — пропыхтел толстяк, пропуская шпильку мимо ушей. Он светился от удовольствия как Апи-Баба, открывший пещеру с сокровищами. — Вы не пожалеете!

В Москве всегда было полно пунктов общепита: пельменных, столовых, чебуречных и закусочных. Эта тихая харчевня славилась блинами. Кушанья не залеживались, их подавали с пылу с жару, по семьдесят три копейки за порцию. Очень дорого, но вкусно.

Гремя подносами, очередь без лишних разговоров двигалась от раздачи к кассе. Не сговариваясь, все выбрали куриный бульон, к нему ватрушки с яйцом, и фирменное блюдо, блинчики по-московски. Политые сметаной, румяные блины с творогом выглядели завлекательно. Краснощекий толстяк на этом останавливаться не стал, дополнив выбор драченой с шоколадным соусом. Свои тарелки он разглядывал с видом боксера, готовящего нокаутирующий удар.

Свободное место нашлось легко — вина здесь не наливали, музыка не играла. Приезжий люд, быстренько заправившись калориями, без паузы и раздумий выскакивал на бесконечный забег по решению важных командировочных дел. Зимин удовлетворенно вздохнул: ему со товарищи повезло, поскольку обеденное время давно прошло, а для ужина еще было рано.

— Продолжим, — оглядывая рассевшееся вокруг шаткого столика собрание, Зимин втянул молочную пенку из стакана тонкого стекла.

Облизав губы, он поправился:

— А точнее, вернемся к самому началу. Как вы знаете, товарищ Седых пропал. Простите за дурацкое слово, но реально исчез из своего кабинета, вместе с секретными документами и имуществом весом не менее ста килограмм. Далее, уехал на отдых и пропал в Сочи полковник Острожный, секретным приказом прикрепленный к товарищу Седых для особых поручений. Опытный головорез растворился в кавказских предгорьях, вместе с женой и малолетней дочерью.

— Даже не смешно, — пробурчал краснощекий толстяк, изучая в тарелке разорванного в клочья врага. Вместо молока он взял стакан сметаны, крепость которой проверил чайной ложкой. Эту кровь он собирался выпить до последней капли.

Тем временем Зимин, не отвлекаясь на реплику, продолжил:

— Подчиненные Острожного, Нина Радина и Игорь Неделькин, пропали следом. Тоже отпускники и тоже головорезы… Теперь выяснилось, что товарищ Седых жив, и пишет письма товарищу Пельше. Ничего не упустил?

Собрание молчало, энергично работая столовыми приборами, и после длительной паузы полковник Зимин начал прелюдию к «нарезанию» заданий:

— С утра меня вызывали в общий отдел ЦК, к товарищу Черненко.

— Голову мыть? — буркнул толстяк, половинкой ватрушки сгоняя творог в кучу, чтобы сдобрить его сметаной.

— Ага. И еще Константин Устинович настоятельно рекомендовал мне слетать в Ставрополь, к товарищу Горбачеву.

— А кто это? — толстяк на минуту замер.

— Секретарь ставропольского крайкома. Товарищ Черненко отметил, что Михаил Сергеевич Горбачев прогрессивный человек, лишенный чванства и догматизма, неординарный партийный руководитель. И хотя человек приятный, умеет быть жестким. Он поможет мне накрутить хвоста этой специальной бригаде, что Нину Радину ищет. И всем территориальным органам заодно. Черненко так и сказал: весь край можно на уши ставить, но пропажу надо найти. Наблюдение за домом Нины Радиной в Ростове сняли, поскольку ее пребывание на Кавминводах железно подтверждено почтовой открыткой. И почерк эксперты тоже подтверждают. А там одного человека найти не могут… Разбудим и выведем из спячки это сонное царство!

— Хм… — толстяк отвалился на спинку стула.

— Нам всем понятно, что товарища Седых в Москве нет. Семенов, хватит фигней страдать, поезжай-ка ты в Сочи, — вкрадчивый и ироничный баритон Зимина сменился металлическим басом начальника. — Полковник Острожный в отпуск убыл на личном автомобиле «Волга» — отследи эти колеса, все-таки не иголка в стоге сена. Персонал в доме отдыха опроси, поставь гаишников в позу. Территориальные органы КГБ привлекай, но детали им знать не надо. А ты, Афонин, пошагово проверь маршрут байдарки, на которой уплыла в неизвестность его приемная дочка Виктория.

— На лодке не обучен, Сергей Ильич! — высокий сухопарый блондин в сердцах бросил на стол вилку. — А если перевернется? Я плавать не умею.

— И не надо, — отрезал Зимин. — Поздно пить боржоми. Одиннадцатый автобус тоже отменяется. Горные спасатели дадут вертолет, с их начальством я договорился. Смотреть из окна, надеюсь, умеешь.

— Да там же местные роют!

— Пусть роют. А ты сверху еще раз посмотри. Найди мне эту пограничницу, мастерицу рукопашного боя… Гнатюк, тебе дальняя дорога в Ростов-на-Дону.

— Зачем в Ростов, если Нину Радину специальная бригада в Минеральных Водах ищет? — крупный, словно медведь, Гнатюк рысьими глазами разглядывал свои пудовые кулаки.

— А ты пошарься вокруг дома внимательно. Соседей опроси, бабушку навести. И дочку Нины расспроси.

Гнатюк нахмурился, припоминая материалы дела:

— Ага, местные не нашли, а я сподоблюсь? Отца нет, мама на курорт уехала, школа позади. Дело молодое, теперь с фонарем девку фиг найдешь. Все кусты у Дона надо перещупать…

— Она же вроде в институт поступает, — возразил ему толстяк. — Девчонка серьезная, отличница и спортсменка.

— Отличница, значит не дура, — допив молоко, Зимин с сожалением отставил стакан. — Может, чего и расскажет. Кстати, почему местная наружка ее не засекла? И участковый который день поймать не может.

— Наверно, допоздна в библиотеке сидит.

— Наверно, — вроде бы согласился Зимин, но тут же выдвинул коварный вопрос: — Но должна же она где-то ночевать?

— Ночевать можно и у бабушки в деревне, — толстяк продолжал выдвигать гипотезы.

— Там ее не видели, — отмахнулся Зимин. — Короче, Гнатюк, разберись. А ты. Медников, в Ригу рванешь, у дачи товарища Пельше покрутишься.

Толстяк удивленно хрюкнул:

— Технический и визуальный контроль члена Политбюро? Фиксировать нельзя, это скандал…

— А ты издалека, ненавязчиво. По дюнам с ребятами погуляй, соснами подыши. Нас в самом деле интересует только Седых. С собой возьмешь группу Паламаря. Есть кое-какие наметки… Думаю, к вылету дополнительные данные получишь.

Зимин понимал: когда времена рвут вожжи, надо больше доверять соратникам. Иначе зачем идти на войну? Пора передавать полномочия подчиненным. В конце концов, раскачиваться некогда, следует наступать по всем фронтам.

Семенов поднял красные глаза:

— Не верю я в эти письма счастья.

— И правильно делаешь. Верить надо себе и своим глазам, — кивнул Зимин. — Следы беглеца Седых могут быть и в Сочи, и в Кисловодске, и в Ростове. В Юрмале само собой. Установочные данные у вас имеются, так что с утра разбегаемся. Вперед, товарищи!

— Но если этот пропащий Седых реально намерен встречаться с товарищем Пельше, возможна стычка с охраной. А охрана будет, что одного, что у другого. Местные тоже наверняка бдят. Оно тебе надо, ребят Паламаря под дружественный огонь подставлять?

Полковник Зимин хмыкнул:

— У шахматистов это называется «потеря качества при сохранении темпа». А время для размышлений мы исчерпали, друг мой, надо действовать. Широкие полномочия получите в письменном виде. Что хотите делайте, но мне нужен результат. И быстро!

Конец третьей книги.

Июль 2018 года.

Россия, Ростов-на-Дону.