Тренировочный полет

Ремонтник

У Старика сияла физиономия, а такое ликование всегда означало, что кое-кому придется несладко. Кроме меня, рядом не было ни души – легко догадаться, что несладко придется мне. Смелая атака – лучшая оборона. Памятуя об этом, я заговорил первым:

– Я уволился. Не трудись описывать грязную работенку, которую ты для меня припас. Ты говоришь не с сотрудником компании, а с посторонним человеком, которому не стоит раскрывать производственные секреты.

Старик еще пуще расплылся в улыбке, даже хохотнул, утапливая кнопку в пульте. Из паза выскользнула и легла на стол толстая пачка официального вида бумаг.

– Твой контракт, – сказал он. – В нем сказано, как и когда ты будешь работать. Он изготовлен из ванадиевой стали, этому материалу не страшен разрушитель молекулярных связей.

Одним молниеносным движением я подался вперед, схватил контракт и подкинул в воздух. Прежде чем листы упали, выхваченный мною «соляр» выпустил широкий луч и превратил их в пепел.

Палец снова нажал на кнопку, и выскочила другая копия контракта. Казалось невозможным улыбаться еще шире, но Старик с этой задачей справился.

– Надо было раньше тебе сказать, что документы у нас дублируются. – Он быстро написал несколько слов и цифр на секретарской пластине. – Вычитаю из твоего жалованья стоимость испорченного экземпляра, это тринадцать кредитов. Еще сто кредитов – штраф за стрельбу из «соляра» в помещении.

Я был полностью разгромлен; я обмяк; я ждал нокаутирующего удара. Старик заговорил, ласково поглаживая мой контракт:

– Этот документ исключает твое увольнение. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо в будущем. А следовательно, я могу поручить тебе работу – уверен, она как раз на твой вкус. Ремонт. В созвездии Центавра отказал маяк. Это третья модель…

– Что еще за диковина?

Я чинил гиперпространственные маяки на всей протяженности обоих рукавов Галактики и был уверен, что знаю любые их типы и системы. Но никогда не слышал о конструкции, упомянутой Стариком.

– Третья модель, – со злорадством повторил он. – Я сам не подозревал о ее существовании, пока ребята из архивного отдела не раскопали спецификацию. Она лежала заваленная в самом дальнем углу самого дальнего склада. Это очень старая конструкция, еще земная, не иначе. А может, и самая первая, если учесть, что она установлена на одной из планет Проксимы Центавра.

Я принял из рук Старика «синьку», развернул ее и почувствовал, как глаза стекленеют от ужаса.

– Какой кошмар! Больше похоже на перегонную колонну, чем на маяк! Да у него высота с километр, не меньше! Я же ремонтник, не археолог. Этой горе мусора далеко за две тысячи лет. Давай забудем про покойника и построим новый маяк.

Старик склонился над столом и задышал мне в лицо:

– На постройку нового нужен год, и это слишком дорогое удовольствие. А наш допотопный раритет стоит на важнейшем маршруте. Из-за его поломки корабли сейчас делают крюк в пятнадцать световых лет.

Он выпрямился на стуле, вытер руки носовым платком и прочитал мне лекцию номер сорок четыре, которая называется «Чем долг перед компанией важнее твоих личных проблем».

– Официально мы «Отдел ремонта и техобслуживания», хотя больше подходит название «На живую нитку». Гиперпространственные маяки делаются если не вечными, то очень долгоживущими. Их поломки никогда не происходят случайно, а потому ремонт не сводится к простой замене детали.

Кому Старик это рассказывает? Парню, который мотается по ледяному космосу, пока сам он сидит на жирной зарплате в конторе с воздушным кондиционером?

– Как же я был бы рад, если бы дело обстояло иначе, – бубнил Старик. – Тогда бы я обзавелся целым флотом для доставки запчастей, целой армией сопливых подмастерьев для их установки! Вместо этого у меня дорогущие корабли, груженные снастями на все случаи жизни, и кучка безответственных вымогателей вроде тебя.

Я мрачно кивал, пока его указательный палец тыкал мне в грудь.

– Да я бы всех вас уволил в два счета! Кого ни возьми, он и космический лихач, и слесарь, и инженер, и солдат, и жулик, и все такое прочее. А чтобы выполнил простейшую работу, надо его стращать, подкупать, шантажировать и толкать бульдозером. Считаешь, что ты сыт по горло? А подумай, каково мне! Но корабли должны летать по своим маршрутам! Маяки должны маячить!

Услышав эту бессмертную фразу, я понял, что лекция закончена, и осторожно поднялся на ноги. Старик швырнул в меня папкой со спецификацией «третьей модели» и уткнулся в свои бумаги. Когда я уже был у порога, он поднял голову и снова наставил палец.

– И давай без глупостей, не пытайся соскочить с крючка. До твоего счета в банке на Алголе-два мы доберемся всяко раньше тебя.

Я ухмыльнулся, дескать, и не было намерения секретничать. Но боюсь, при такой плохой игре мина получилась не слишком хорошей. У Старика хватало шпионов, их мастерство постоянно росло. Шагая по коридору, я искал способ перевести денежки в безопасное место, пока до них не добрались чужие лапы, и знал, что в эту самую минуту Старик ищет способ меня перехитрить.

Перспективы рисовались безрадостные, поэтому я задержался, чтобы пропустить стаканчик. А потом отправился в космопорт. Пока тамошние техники готовили к старту мой корабль, я проложил курс. Ближайший маяк по пути к Проксиме Центавра находится на одной из планет Беты Циркуля; там-то и будет моя первая остановка. Короткий рейс, всего-навсего девять суток в гиперпространстве.

Без понимания сути гиперпространства – а это задачка не для средних умов – невозможно оценить огромную роль маяка. Зато легко догадаться, что в этом не-пространстве обычные законы физики не действуют. Скорость и другие измерения – понятия относительные, а не константы, как в привычной для нас реальности.

Первым кораблям, которые окунулись в гиперпространство, просто некуда было двигаться. Не было даже возможности определить, движутся ли они вообще. Маяки решили эту проблему, и перед нами открылась новая вселенная. Установленные на планетах, они вырабатывали энергию в громадных количествах. Эта энергия преобразовывалась в излучение, рассылаемое по гиперпространству. Каждому маяку был назначен собственный кодовый сигнал, на это отводилась часть вырабатываемой энергии. Триангуляция и квадратура соединяли маяки в сеть, и охваченное ею гиперпространство обретало размерность. Так создавались необходимые условия для навигации. Вот только эта навигация велась по своим собственным правилам. Крайне сложные и изменчивые, они все же оставались правилами, и пилоты не могли ими пренебрегать.

Для короткого прыжка в гиперпространстве необходимо минимум четыре маяка; меньшее число не обеспечит точной привязки. Прыжок подлиннее требует уже семи-восьми маяков. Поэтому каждый маяк очень ценен, все до одного должны постоянно работать. Для того-то и нужны мы, парни из отдела «Ремонт и техобслуживание».

Мы летаем на кораблях, под завязку набитых инструментами и запчастями. Всегда работаем в одиночку, ведь проще обойтись без напарника, чем без техники, этой надежной и эффективной помощницы. Но хоть мы и чиним гиперпространственные маяки, сами больше времени проводим в обычном космосе. Если сломалась штуковина, как ты ее разыщешь? В гиперпространстве этим заниматься – пустая затея. Стало быть, надо подлететь к маяку как можно ближе, выскочить в нормальный космос и уже в нем добираться до цели. На это может уйти не один месяц, что обычно и бывает.

В этот раз задача оказалась не такой уж и хлопотной. Я навелся на маяк Беты Циркуля, определил точные координаты восьми маяков и поручил бортовому навигатору рассчитать геометрический центр восьмиугольника. Компьютер дал мне курс и конечную точку маршрута. Можно бы и поближе к цели, но, увы, мне так и не удалось выкорчевать из машины заложенный конструкторами фактор безопасности. По мне, чем месяцами плестись по обычному космосу, лучше рискнуть и проскочить через лежащую на пути звезду. А вот конструкторы так не считали, и они позаботились о том, чтобы у меня не было ни малейшего шанса сделать остановку внутри звезды, как бы я ни старался. Держу пари, тут нет никакого гуманизма, просто компания не желала потерять корабль.

Прыжок длился двадцать четыре часа по бортовому времени, и я вынырнул из гиперпространства невесть где. В недрах робота-анализатора пострекотало-пощелкало, он нашел своими датчиками звезды, сравнил их спектры со спектром Проксимы Центавра. Наконец прозвенел звонок, замигала лампочка. Я приник к окуляру.

С фотоэлемента поступили данные – видимая звездная величина. Сопоставив ее с абсолютной звездной величиной, я получил расстояние. Шесть недель полета плюс-минус пара дней, даже лучше, чем я ожидал.

Робопилот получил от меня ленту с записанным курсом, а сам я улегся в акселерационную емкость, пристегнулся и уснул.

Уже в который раз – не в двенадцатый ли? – я перенастроил камеру и успел почти до конца пройти заочный курс по ядерной физике. Обучение – очень полезное дело, ведь никогда не знаешь заранее, какие знания тебе могут пригодиться. Да вдобавок компания приплачивает своим ремонтникам за овладение новыми профессиями. Еще я писал маслом и упражнялся в гимнастическом отсеке при нулевой гравитации, так что время летело быстро.

Я спал, когда корабль приблизился к цели на планетарную дистанцию и робопилот сообщил об этом звоном и вспышками сигнальных устройств.

Если верить старым картам, вторая планета, на которой стоял маяк, представляла собой комок влажной пористой массы. С превеликим трудом разобравшись в допотопных условных обозначениях, я наконец обнаружил нужное место и, оставаясь за пределами атмосферы, отправил вниз «Летучий глаз». Люди моей профессии очень рано усваивают, когда стоит рисковать собственной шкурой, а когда ее лучше поберечь. «Летучий глаз» – то что надо для предварительной оценки ситуации.

Доисторическим строителям маяка хватило ума поставить его на открытом участке, равноудаленном от двух высоких гор. Я довольно легко обнаружил эти возвышенности и повел «Летучий глаз» прямо от одной к другой. У моего разведчика имелись носовой и хвостовой радары; поступавшие от них сигналы я перенаправлял на осциллограф и получал амплитудные кривые. Едва совпали два пика, я покрутил ручки управления, и «Летучий глаз» коршуном ринулся вниз.

Переключившись с радара на носовой ортикон, я откинулся в кресле и стал ждать, когда на экране появится маяк.

Изображение замигало, сфокусировалось, и пред мои очи явилась исполинская пирамида. Я выругался и повел «Летучий глаз» витками, сканируя прилегающую территорию. В круге диаметром десять миль – только пирамида, и это определенно не мой маяк. Или все-таки он?

Подчиняясь моей воле, «Летучий глаз» снизился. Штуковина казалась сложенной из дикого камня; ни отделки, ни украшений. Верхушка чуть поблескивала, и я, заинтересовавшись, приблизил разведчика и увидел углубление, мелкий резервуар, наполненный водой. При виде этой картины что-то щелкнуло у меня в мозгу.

Заставив «Летучий глаз» барражировать по кругу, я зарылся в чертежи «третьей модели». Вот оно! Маяк снабжен панелью для улавливания атмосферных осадков и емкостью для их сбора. Это необходимо, чтобы охлаждать реактор, который питает энергией чудовищную махину. А раз имеется вода, значит и маяк на месте – под каменной пирамидой.

Но кому понадобилось ее возводить? Конечно же, туземцам, которых дурни, монтировавшие здесь маяк, не удосужились посвятить в суть дела. Вот эти туземцы и потрудились на совесть, не пожалев камня, и сооружение получилось массивным и прочным.

Я еще раз глянул на экран и определил, что «Летучий глаз» кружит в дюжине футов над пирамидой. Верхушка каменной громадины была сплошь покрыта ящерицами – это, как пить дать, и есть те самые туземцы. И они, похоже, не скупясь, мечут в моего разведчика камни и арбалетные стрелы.

Я поднял «Летучий глаз» повыше и отвел в сторону и включил контур автоматического возвращения на корабль. Потом отправился на камбуз за крепкой выпивкой. Надо было спокойно посидеть и хорошенько подумать.

Мало того что маяк заперт внутри рукотворной горы, я еще и ухитрился разозлить построивших пирамиду тварей. Нужны железные нервы, не чета моим, чтобы в такой ситуации не притронуться к бутылке.

Вменяемый ремонтник старается держаться подальше от туземцев. Для нашего брата инопланетные разумные сообщества хуже чумы. Антропологи могут с легкостью класть свою жизнь на алтарь любимой науки, а мы категорически не желаем, чтобы нас потрошили и расчленяли. Вот вам причина, по которой маяки обычно ставят на необитаемых планетах. Или в самом крайнем случае выбирают участок, недоступный для аборигенов.

Почему же здешний маяк оказался в пределах досягаемости когтистых туземных лап? С этим вопросом мне еще предстоит разобраться. Но сейчас есть задачка поважней.

В подобных случаях надо первым делом установить контакт. А чтобы установить контакт, надо выучить язык.

Вот тут-то и пригодится давным-давно разработанный мною надежный метод.

«Любопытное ухо», плод моей изобретательской мысли, выглядело как обыкновенный камень длиною в фут. Будет такой лежать на земле, пройдешь – не заметишь. Правда, если он проплывет перед тобой в воздухе… Я отправил штуковину в город ящериц, обнаруженный примерно в тысяче километров от пирамиды. «Любопытное ухо» пролетело со свистом в ночи и приземлилось на берегу грязевого озера, популярного курортного местечка. Днем там отдыхала уйма народу. Утром появились первые купальщики, и я включил запись.

За пять-шесть планетарных суток в банке памяти механического переводчика накопилось достаточное количество диалогов, и я уже понимал отдельные выражения. Все-таки машинная память – громадное подспорье в нашем деле.

Заговорила ящерица – отдаленно похожие звуки мы производим, когда полощем рот, – и другая обернулась на голос. Стало быть, это обращение, что-то вроде «привет, Джордж». Запомним, наверняка пригодится.

Позже в тот день я улучил момент, когда возле «Любопытного уха» остался только один туземец, и прокричал ему: «Привет, Джордж». Динамик исторг соответствующее бульканье, и ящерица обернулась.

Если накоплено достаточное количество точно понятых фраз, механическому переводчику остается лишь заполнить пробелы. Я дождался, когда он научится бегло переводить любой диалог, и решил, что настало время для контакта.

Интересующий меня объект нашелся без труда. Это был центаврианский аналог нашего пастуха, он гнал представителей какой-то особенно отвратительной формы туземной жизни в болото за городской чертой. Мое «Любопытное ухо» выдолбило себе ямку в скальном обнажении и затаилось в засаде.

Когда туземец приблизился, я зашептал в микрофон:

– Приветствую тебя, о пастух! Ты слышишь голос твоего деда, который обращается к тебе из рая.

Я уже знал кое-что о туземной религии, и сказанное мною ей не противоречило.

Пастух замер, как будто налетел на стенку. Не дожидаясь, когда он опомнится, я нажал на кнопку, и из пещерки к его ногам ссыпалась горсть ракушек – из похожих земные индейцы мастерили свои вампумы.

– Вот тебе, внучек, деньги из рая, за то, что ты был хорошим мальчиком.

Конечно, рай тут ни при чем, – деньги я ночью умыкнул из городской казны.

– Приходи завтра, и мы опять поговорим, – прокричал я вдогонку ящерице, радуясь, что она собрала денежки, прежде чем дала деру.

Разумеется, на следующий день она вернулась и пообщалась с потусторонним дедушкой, и таких бесед было еще немало, и конечно же, райские гостинцы всегда принимались с благодарностью. Дед у себя в загробном мире соскучился по новостям, и внук охотно отвечал на любые его вопросы. Я узнал все, что желал знать об этом мире, о его прошлом и настоящем, но оптимизма у меня не прибавилось. Мало того что туземцы обложили маяк камнями, они еще и религиозную войну вокруг пирамиды устроили.

Все началось из-за земляного моста. Как выяснилось, во время строительства маяка ящерицы жили на далеких болотах и факт их существования мало заботил монтажников. У туземцев низкий уровень развития, и они носу не кажут со своего континента, – о чем тут беспокоиться? Никому не приходила в голову мысль, что ящерицы способны эволюционировать и перебраться на другой материк.

В конце концов именно это и случилось. Небольшие тектонические подвижки, и в нужном месте появляется болотистый перешеек, и в долину с маяком забредают первые ящерицы. Возникает религия. С крыши блестящего металлического храма всегда льется чудесная влага – там работает атмосферный конденсатор. Вода радиоактивная, но ящерицам это не вредит. Мутации только подстегивают их развитие.

Вокруг храма вырос город, а в последующие века маяк обрел пирамидальную оболочку. Обслуживал постройку специальный жреческий орден. И все было прекрасно, пока какой-то священник не осквернил храм, в результате чего прекратился ток священной воды. И были потом мятеж и крамола; и были разруха и погибель. А вода с тех пор так и не льется. Каждый день новая вооруженная толпа приходит штурмовать храм и новый отряд жрецов обороняет святыню.

И теперь я должен лезть в эту мясорубку, чтобы починить маяк.

Все было бы куда проще, если бы мне дозволялось скромное применение силы. Я бы зажарил этих ящериц, устранил поломку и был таков. Вот только «туземные формы жизни» надежно защищены законом. Конструкторы нашпиговали мой корабль следящими устройствами; часть из них я разыскал и вылущил, но оставшиеся с удовольствием настучат на меня по возвращении.

Что ж, остается прибегнуть к помощи дипломатии. Я тяжело вздохнул и достал комплект пластиплоти.

С помощью трехмерных фотоснимков «внука» удалось изготовить довольно правдоподобного вида голову рептилии. Маленько неудобно работать челюстями – у меня они не такие большие и клыкастые, – но в остальном порядок. Стопроцентное сходство и не требуется, достаточно поверхностного, чтобы не слишком пугать местных жителей. Это ведь логично: будь я невежественным землянином, при встрече со спиканцем, похожим на двухфутовый ком сухого шеллака, постарался бы немедленно удалиться на безопасное расстояние. Но если бы спиканец носил маскировку из пластиплоти и отдаленно смахивал на гуманоида, я бы по крайней мере задержался и побеседовал с ним.

Примерно на такую встречу с центаврианами я и рассчитывал.

Когда была готова голова, я снял ее и присоединил к зеленому туловищу, уже укомплектованному хвостом. Просто здорово, что у этих ящериц есть хвост, – они не носят одежды, а мне где-то нужно спрятать необходимую технику. Металлический каркас этой части тела крепился к моему поясу.

Начинив оболочку электронными устройствами и проводами, я примерил ее перед высоким зеркалом. Жутковато, но эффективно. Хвост кренит меня назад, походка ковыляющая, но от этого только больше сходства с рептилией.

Той же ночью я выбрал вблизи пирамиды, среди холмов, недоступное для ящериц сухое местечко и посадил там корабль. В мои плечи вцепился «Летучий глаз» и понес меня к цели. Зависнув в двухстах метрах над храмом, мы дождались рассвета и двинулись вниз. Думаю, зрелище вышло на славу. «Глаз» был замаскирован под крылатую ящерицу – что-то вроде птеродактиля.

Разумеется, медленно машущие крылья никакого отношения к физике нашего полета не имели, но на туземцев они произвели сильнейшее впечатление. Те, кто увидел нас первыми, завопили и повалились навзничь. Другие обратились в бегство, сбивая сородичей с ног и падая сами. Я приземлился на опустевшую площадь перед храмом, и тотчас явились жрецы.

– Приветствую вас, достопочтенные служители великого божества!

Конечно, я не говорил этого во весь голос, но прижатый к горлу микрофон прекрасно улавливал и шепот. Преобразованная в радиоволны, моя речь передавалась механическому переводчику, а от него поступала на спрятанный в пасти громкоговоритель.

Туземцы забулькали и зачавкали, и почти сразу пошел перевод. Я прибавил громкости, и мой голос раскатился по всей площади. Наиболее легковерные центавриане пали ниц, другие с воплями кинулись прочь. Какой-то скептик замахнулся пикой, но птеродактиль схватил его, перенес в сторону и уронил в болото.

Жрецы отличались от мирян здравомыслием, они не покупали ящериц в мешке. Эта публика знай стояла и галдела, но признаков паники я не наблюдал. Значит, надо принять более решительные меры.

– Изыди, мой верный слуга! – велел я «Летучему глазу», одновременно нажимая кнопку на ладони.

Он взмыл чуть быстрее, чем я рассчитывал; посыпались кусочки сорванного ветром пластика. Пока толпа таращилась на этот полет, я шагал к дверям храма.

– Я буду говорить с вами, о благородное жречество.

Прежде чем они придумали внятный ответ, я очутился в храме.

Тот представлял собой небольшое помещение в основании пирамиды. Судя по тому, что меня не остановили, я нарушил не слишком много табу. У стенки в бассейне темнела вода. Там плескалась древняя рептилия, несомненно принадлежавшая к высшему духовенству. Я подковылял к ней поближе, и она выпучила на меня холодный рыбий глаз, а потом что-то проскворчала. Механический переводчик зашептал мне в ухо:

– Во имя тринадцатого греха ответь, кто ты и что делаешь здесь.

Я придал своему чешуйчатому телу гордую позу и указал на потолок:

– Посланный предками, я сошел с небес, дабы помочь вам. Божественная влага снова будет литься.

За моей спиной загомонили жрецы, только старец не промолвил ни слова. Он медленно окунулся, оставив над водой лишь глаза. Вроде я даже слышал, как под этим замшелым теменем скрипят мозги. Наконец он вынырнул и указал на меня перстом, с которого капала вода:

– Лжец! Никакой ты не предок! Да мы тебя…

– Молчать! – рявкнул я, не дожидаясь, когда он зайдет слишком далеко. – Я не выдаю себя за вашего предка; я сказал, что меня послали ваши предки. Не вздумай причинить мне вред, если не хочешь, чтобы против тебя ополчились все ушедшие в мир иной.

С этими словами я повернулся и грозно ткнул когтем в сторону младших жрецов. Вылетевшая при этом круглая и плоская, как монетка, граната взорвалась с грохотом и дымом и проделала в двери аккуратную дырку.

Верховный жрец незамедлительно внял моим аргументам и созвал шаманов. Разумеется, собрание проходило в храмовой купальне, и мне ничего не оставалось, как залезть туда. С час мы разевали челюсти и булькали и наконец договорились о главном. Я узнал, что эти жрецы – новички, всех прежних сварили за то, что они позволили иссякнуть священному источнику.

Хоть и с большой осторожностью, ящерицы приняли на веру, что моя единственная миссия – возобновить для них подачу воды. Мы все выползли из бассейна и зашлепали по полу, оставляя мокрые отпечатки лап, к запертой на засов и охраняемой двери, которая вела в сердцевину пирамиды. Когда эту дверь отворили, верховный жрец обратился ко мне:

– Тебе, конечно же, известен закон. Поскольку любопытство прежних жрецов обошлось нам слишком дорого, теперь войти в святилище позволительно только слепому.

Клянусь, он улыбался, если можно назвать улыбкой трещину в боку старого чемодана, из которой выглядывают три десятка клыков.

А еще он дал знак служке, и тот подтащил жаровню. Мне оставалось лишь стоять и глядеть, как старый хрыч шевелит угли, снимает с них раскаленные докрасна клещи и поворачивается ко мне. Он уже нацелился на мой правый глаз, как вдруг меня осенила спасительная мысль.

– Лишать зрения – это вы хорошо придумали, – сказал я. – Но в моем случае процедуру надо проделать не сейчас, а перед моим уходом из святилища. Глаза мне нужны, чтобы увидеть божественный источник и отремонтировать его. Когда же снова потечет вода, я сам возьмусь за щипцы и со смехом вырву собственные глаза.

Ему понадобилось добрых полминуты, чтобы покумекать и наконец согласиться. Сопящий палач подсыпал угля в жаровню.

Распахнулись ворота, и я решительно устремился вперед. Миг спустя створки лязгнули за моей спиной. Я утонул во мраке.

Но ненадолго. Послышалось шарканье, и я рискнул включить фонарь. Ко мне неуклюже приближались три жреца, глазницы багровели обожженным мясом. Узнав о моих намерениях, ящерицы без единого слова взялись меня сопроводить.

Лестница из растрескавшегося, крошащегося под ногами камня привела нас к прочной металлической двери. На табличке я прочел древние письмена: «Модель № 3. Только для обслуживающего персонала». Судя по отсутствию замка, строители полностью доверяли гипнотической силе этих слов.

Одна из ящериц просто повернула ручку, и мы очутились внутри маяка.

Я отстегнул клапан своей камуфляжной груди и достал чертежи. Стараясь не обращать внимания на топчущихся рядом жрецов, нашел батареи аварийного освещения. Отлично, они не до конца разрядились, могут давать тусклый свет. Измерительные приборы тоже в неплохом состоянии, отчасти благодаря тому, что их без устали надраивали слуги божьи. При этом один из них случайно повернул рукоятку клапана. Этот клапан предназначался для ремонта, при условии что включен запасной контур охлаждения реактора. Подача воды на реактор прекратилась, он перегрелся, сработали автоматические предохранители и сбросили топливо.

Воду снова пустить – задача несложная, но как быть с топливом? Возвращать его со дна шахты? Проще установить новый реактор. На борту моего корабля есть запасной, компактный, раз в десять меньше этого древнего ведра с гайками. Прежде чем заняться его транспортировкой, я проверил все остальные узлы маяка. За две тысячи лет кое-что могло износиться.

Надо отдать должное предкам, они свое дело знали туго. Движущихся деталей не более десяти процентов, степень износа минимальна. Все остальные части явно делались с расчетом на вечную службу. У водопроводной трубы, идущей от крыши, толщина стенки три метра! Притом, что внутренний диаметр этой трубы не больше, чем внешний у моей головы.

Но кое-что все-таки подлежало замене. Реактор и другие необходимые детали и материалы были уложены в аккуратный штабель на палубе корабля. Сидя перед экраном дистанционного управления, я тщательно проверил их по списку и погрузил в небольшой металлический ящик. В самый темный час перед восходом солнца мощный «Летучий глаз» сбросил его рядом с храмом и умчался незамеченным.

С помощью «Любопытного уха» я понаблюдал за попытками жрецов вскрыть контейнер. Когда ящерицы выбились из сил, вмонтированный в стенку ящика громкоговоритель проревел приказ. До вечера жрецы обливались потом, волоча тяжелый груз по узким ступенькам; тем временем я успел хорошенько выспаться. Разбудила меня возня за дверью маяка.

И хотя сам ремонт продлился недолго, я едва не оглох от стонов отчаяния – слепые ящерицы слышали, как я срываю со стен панели, чтобы добраться до силовых кабелей. Я даже подсоединил к воде специальное устройство, чтобы ящерицы и дальше получали божественную влагу с освежающей радиацией.

Поворот рукоятки клапана, несколько минут ожидания, и в трубе зажурчала долгожданная вода. Вот уже она ревет, сотрясая каменные стены пирамиды. Настало время выполнить данное туземцам обещание. Я ликующе потряс сцепленными над головой лапами и направился к выходу.

У порога топтались слепые ящерицы, вид у них был совсем несчастный. Я понял, что их расстроило, когда нажал на ручку. Дверь надежно заперли с той стороны.

– Решено оставить тебя здесь насовсем, чтобы ты ухаживал за святым источником.

Провести остаток жизни на маяке с тремя незрячими ящерицами? Восхитительная перспектива. Польщен таким гостеприимством, но не намерен им злоупотреблять.

– Да как вы смеете вмешиваться в промысел посланника ваших предков?! – Я врубил динамики на полную мощность, и вибрация была такая, что мне едва не оторвало голову.

Ящерицы съежились от страха, а я настроил «соляр» на стрельбу узким лучом и прицелился в косяк. Снаружи загремела, рассыпалась баррикада, и дверь приотворилась. Я распахнул ее сильным толчком и вытолкал наружу жрецов, не слушая их протестов.

Их собратья толпились у подножия лестницы. Они ужасно галдели, пока я заваривал дверь. Решительно проложив себе дорогу, я остановился возле купальни. Верховный жрец при моем появлении трусливо скрылся под водой.

– Какая возмутительная невежливость! – вскричал я, и ответом была порция пузырей. – Предки разгневаны! Для вас отныне воспрещен вход в святилище. Впрочем, они милостивы, поэтому божественной влаге дозволено течь. А сейчас приступим к ритуалу ослепления!

Пыточных дел мастер от страха был ни жив ни мертв, так что я беспрепятственно завладел его орудием. Вдавил коготь в щеку, и под пластиковой кожей на глаза опустилась стальная пластина. Я вонзил железо в фальшивые глазницы, по залу потек вполне правдоподобный запах горелого мяса. Под благоговейное бульканье толпы посланец предков уронил железяку и заметался по залу, шатаясь и держась за глазницы. Клянусь, получилось очень натурально! Но не стоило дожидаться, когда у ящериц родятся новые идеи в отношении меня. Подчиняясь радиосигналу, в храм впорхнул пластмассовый птеродактиль.

Конечно, я не видел этой картины, но вполне достаточно было ощутить, как он ухватился когтями за стальные пластины на моих плечах. Случайно я повернулся не в ту сторону; хотел вознестись, гордо устремив невидящий взор в закатное солнце, а получилось лицом к толпе. Отдать по-военному честь – это все, что можно было сделать в такой ситуации.

И вот я в вышине, в потоках прохладного воздуха. Убрал пластину, проколол дырки в горелой пластмассе и увидел уменьшающуюся вдали пирамиду, бьющую из ее подножия воду и толпу счастливых рептилий, спешащих принять радиоактивную ванну. Не забыл ли я чего? Надо посчитать на когтях.

Маяк отремонтирован – это раз.

Заварена дверь, больше не будет случайных или намеренных диверсий, – это два.

Три: верховный жрец должен быть доволен. Вода льется, побывавший в святилище чужак надлежащим образом ослеплен, жреческая каста снова при деле. Отсюда следует…

Четыре: если опять сломается маяк, ремонтника пропустят беспрепятственно. Ведь я ничем не обидел ящериц, не настроил их против будущих посланников предков.

На борту корабля, срывая с себя изрядно пострадавший ящеричий камуфляж, я тешил себя надеждой, что в следующий раз чинить маяк на Проксиме Центавра пошлют кого-то другого.