Виллис, подскакивая на твердых выбоинах дороги, бежит на запад. Справа от нас поблескивают рельсы железного пути Ашхабад — Красноводск, а слева, закрывая горизонт, поднимается горный хребет Копет-Даг. На вершинах кое-где белеет снег, но подножья красно-лиловый от цветущих маков и тюльпанов. Звенят без умолку жаворонки, солнце сияет… Хорошо!
Передо мной покачиваются два затылка: иссиня-черный Ораза и медно-красный от загара Марбуха. Ораз ведет машину осторожно и точно, как заправский шофер. На коротких остановках он обходит ее и поочередно лягает все четыре колеса. Разговаривает мало и только с Марбухом. Я, наверно, не внушаю ему большого уважения. Для ученого у меня слишком молодой вид: нет лысины и вообще… Но ведь у меня есть мелкокалиберка! Вот чем я укреплю свой авторитет!
На привале я нарочито небрежно пощелкал затвором, прицелился в белый камень, лежащий в ста метрах и нажал на спуск.
Бах!!! — никакого впечатления. Бах! — опять мимо. Что за черт! Может быть, сбита мушка? Я же хороший стрелок!
— Вы неверно определили расстояние, — негромко подал голос наш шофер. — Мне отец говорил, что в пустыне расстояния трудно определять без привычки.
— А кто твой отец, Ораз? — спросил я.
— Полковник… у нас вея семья военная.
Он протянул ко мне руку и… я вложил ему в ладонь приклад тозовки.
Бац! — щебень так и брызнул. Бац! — камень откатился и исчез.
Нечего сказать, укрепил я свой авторитет!
Часа в четыре дня мы свернули с дороги и помчались по гладкому такыру, как по асфальту, к югу.
Но такыр скоро кончился и началась кочковатая со слабым наклоном равнина.
Маков и тюльпанов стало еще больше, — временами виллис будто плыл по красному морю. Потом начались предгорья. Машина выла, но лезла все выше и выше. Бесчисленные сухие русла пересекали наш путь. Узкие долинки заросли жесткими, как проволока, кустами чия.
Ораз резко затормозил:
— Можно взять бинокль, Марк Борисович? Я поищу отару Нур-Мухаммедова.
Мальчик встал на сидение, широко для устойчивости расставил ноги и поднес бинокль к глазам.
Прошло несколько минут.
— Там! — наконец сказал Ораз и протянул руку чуть левее нашего направления. Там на склоне лежала лиловая тень от облака. Но вот оно сползло в долину, и мы ясно увидели сотни белых точек.
Первым нас встретил такой свирепый пес, что я от души пожелал ему скорее попасть на обед к дракону. Вслед за ним подбежал высокий старик в черной папахе до неба.
— Йолдаш! Йолдаш! Салам! Салам! — бормотал он, пожимая наши протянутые руки. Говорил он по-русски хорошо, к тому же у нас был первоклассный переводчик — Ораз.
До чего красивый старик! Лет ему, наверно, под восемьдесят, а седины не видно. Рот так набит крупными желтоватыми зубами, что невольно вспоминаешь о хорошем початке кукурузы.
Он внимательно оглядел наше снаряжение и покачал головой при виде мелкокалиберки.
— Такого зверя надо большой пулей, разрывной пулей бить.
— Сохранились ли следы зверя? — спросил Марбух.
— Пошли! — кратко ответил чабан.
Он сказал что-то своей страшной собаке и она принялась собирать разбежавшихся овец. Я думал, старик будет ждать, когда вся отара войдет в загон, но я ошибся.
— Пошли. Она знает, что делать.
С четверть часа мы тянулись за стариком. Ораз вскочил в виллис и машина, фырча, заковыляла рядом с нами.
— Вот, — остановился старик. — Здесь шайтан выскочил из-за того бугра и схватил самого лучшего барана. Какой баран! Какой баран! Шерсть — шелк. Чистый шелк. Курдюк… вот такой, — тут чабан расставил руки. — А шайтан схватил и перекусил его, как мягкую лепешку…
— Простите, — вежливо сказал я, — а что делали остальные головы? Ведь их было три?
— Валя! — закричал Марбух.
Нур-Мухаммедов с обидой посмотрел на меня:
— Не веришь? Смеяться хочешь?
— Да что вы! — смутился я. — Я без умысла…
Старик, пробормотав что-то по-туркменски, отвернулся от меня.
— Могли ли мои старые глаза ясно видеть, — обратился он к Марбуху, — если страх и гнев совсем закрыли их. Мой пес Юлдуз кинулся на зверя. Я слы-шал, как он дрался с ним. Когда пришел в себя, не было ни зверя, ни барана, ни Юлдуза. Крови было много-море крови, но прошли дожди и все смыло, все.
Мы долго бродили по кочковатому склону, ища хоть чего-нибудь, что могло бы послужить путеводной нитью.
— Вот! — вдруг закричал Марбух и снял с куста большой клок овечьей шерсти. Но где доказательство, что это шерсть от растерзанного барана? Марк Борисович долго обнюхивал свою находку, потом вздохнул и бросил.
— Давайте ходить по кругу, — предложил он. — Мы должны пересечь обратный путь дракона. Он тащил барана. Значит, следы должны быть глубокими. Начнем.
В центре мы поставили виллис, усадили в него старика, а сами стали ходить по спирали. Сколько мы сделали витков, — сказать трудно. Я уже стал терять терпение, как вдруг увидел на глинистом взлобке огромный, чуть размытый след. Я так удивился, что остановился как вкопанный…
— Валя! Что с вами? — крикнул Марбух, — не отставайте!
«Ага, — подумал я, — след-то нашел я! Вот вам «скептик и насмешник».
— Сюда! — позвал я, кружа над головой полевую сумку. — Сюда!
Все бросились ко мне…
Марбух опустился на колени и вынул измеритель:
— Я бы сказал… — начал он, — я бы сказал, что это след варанус гризеус…
— Что говоришь? — не понял чабан.
— Это след серого варана.
— Э, нет, — возразил старик. — Варана знаю. Он не то что с бараном, и с собакой не справится. Варан что… яйцами питается.
— Это след серого варана, но необыкновенной величины, — продолжал Марбух. — Он мне напоминает следы лап дракона с острова Комодо. Такими лапищами можно разорвать барана.
— Что вы, Марк Борисович, — возразил я. — Откуда здесь такой дракон? Комодо это Индонезия. Как он сюда мог попасть?
Глаза у Марбуха загорелись:
— А если это новый вид? А? Что вы скажете, если это варанус гризеус форма Гигантеус? Или назвать форма Мурови? В вашу честь, а?
— Да вы просто… — я с трудом сдержался, — фантазируете.
— А вы забыли обстоятельства открытия дракона с острова Комодо? Летчик, первым рассказавший о нем в Европе, был признан умалишенным. И было это относительно недавно в — 1912 году.
— И это ваши «догадки», о которых вы говорили Нуриеву?
— Нет, — хитро прищурился Марбух. — Но о тех догадках я вам, скептику и насмешнику, не скажу. Вот!
Я ничего не ответил и стал опять разглядывать таинственный след:
— Странная особенность. Справа и слева есть примыкающие следы, но они… какие-то сжатые. Может, это от задних лап? — спросил я Марбуха.
— Да, но это тоже от передних лап. Валя, измерьте и зарисуйте след. Уже темнеет.
— А если, — вдруг сказал Ораз, — если тут было-два варана? Один большой, а второй маленький, нормальный.
— У варана след вот такой, с мизинец длиной будет, — заговорил Нур-Мухаммедов. — Это не варан, слышишь, начальник?
Марбух не стал спорить. Чабан пригласил нас переночевать у него в юрте. Мы с удовольствием согласились. Поужинав овечьим сыром и лавашом, я растянулся на кошме и готовился уснуть, но мои товарищи еще долго говорили о варанах.
— Варан гуляет днем. Он жару люби, — говорил старик. — А сейчас он спит в норе. И шайтан, что моих баранов губил, приходил в самый жар. Может, ты и прав, начальник. Это варан-шайтан… Но откуда у него» три головы? Не можешь сказать? А?
— Когда-нибудь скажу, — ответил Марбух.
Тут я уснул… нет, я не верил в дракона!