Травница

Красный Лист

Почему так холодно? Я что лежу на глыбе льда? Тело дрожит, а мурашки болезненно скользят по коже. Я, скорее всего, в больнице и отхожу после капельниц или операций — я всё же в аварии побывала…

Почему в этой больнице такие неудобные койки? На полу что ли положили?

Господи! А если я в морге?! Если они подумали, что я умерла и сейчас патологоанатом будет меня «вскрывать»? Я видела эту серию в Хаусе[2]! Тише, Лена, тише! Не паникую, дай ветерку тебя успокоить…

Распахнув глаза, я в шоке огляделась. Не поверила и зажмурившись, протерла глаза и снова осмотрелась. В висках застучало, а к горлу подкатил комок: вокруг меня лес. Водитель решил, выкинуть меня в здесь? Но одежда чистая, не порвана и ссадина мне нет. Да что это такое?!

Я в мгновение распахнула глаза и тут же неверяще зажмурилась. Какого чёрта я вижу деревья? В висках застучало, а к горлу подкатил комок — вокруг меня лес. Я нахожусь в грёбанной чаще! Водитель решил выкинуть меня здесь? Почему не посреди поля? Господи, на остановке же были свидетели! Симпатичный парень, я ещё про себя отметила, что у него классный зад, но самое главное — там была Зинаида Марсовна! Эта противная бабулька точно всем расскажет, что «гулящую Ленку-то машина задавила» и ещё причмокнет.

Боже, о чем я думаю? У меня начался бред на фоне шока. Так, нужно найти телефон и позвонить родителям. Я огляделась вокруг, но сумки не было, а моя одежда — чистая, не порванная, словно ничего не произошло. И ссадин на мне нет… Это же какой-то розыгрыш? Как в видео на ютубе?

— Какой бы дебил это не придумал — пора заканчивать! — Срывающимся голосом выкрикнула я.

Тишина и только противный шелест листьев.

— Я подам на вас в суд. — Голос дрожал, потому вторая попытка — ужасно жалкая — не принесла успеха.

А может меня похитил маньяк?! Голова закружилась. Какой-то извращенец будет злобно скалиться и приговаривать:

«Если девочка сделает это, то человек вернёт её домой»[3]..

Страх лавиной начал захлёстывать меня — одна в лесу, неизвестно как в него попав! О, Боже! О, Боже! Госопди!

Дышать становилось все труднее, и я стала прерывисто глотать ртом воздух. В глазах потемнело и я почувствовала, что начинаю терять сознание…

НЕТ!

Ещё чего! Вновь отключиться и очнуться на каком-то заброшенном заводе? Ни за какие булочки!

Нужно бороться и постараться остаться в сознании.

Так, думаем и отвлекаемся — что может быть хуже случившегося? Очнуться на заводе! Или в шахте! Замерзнуть до смерти! Ночью волки покусают за бочок! Отличные перспективы, Лена! Замечательные! Так что ОТСТАВИТЬ ИСТЕРИКУ!

Вдох и выдох. И мы играем в лю… Не то! Я спокойна! Вдох и выдох. Все будет хорошо! Прилетят орлы и спасут меня! Вдох и выдох… Дышать уже легче. Может я вообще в Нарнию попала! Вдох и выдох. Паника потихоньку отступает… Сейчас за мной придет Мистер Тумнус и отведёт к Королю Аслану! Хотя можно и к Белой Колдунье — там рахат-лукумом угощают…

Но Мистер Тумнус не пришел, а я по прежнему находилась в густой чаще. Объяснить, как я оказалась в лесу, ещё хоть как-то можно, с натяжечкой, с противным скрипом и трудом, приложив немного больной фантазии, но всё же возможно… НО то что он абсолютно красный — нет. И я не преувеличиваю! Нет, я не перепутала с тем лесом, где царствует осень, окрашивая листья в бурый, желтый и багряные оттенки. Сейчас, между прочим, весна, март! Листики у деревьев ещё только в планах и довольно далёких. Я же находилась в какой-то вампирской обители: тут красным, а скорее кровавым было всё, даже кора тусклая бордовая, как запекшаяся кровь, а листва яркая и алая, и под стать им кусты винного цвета.

От такого сочетания дико рябило в глазах, они пекли и слезились, потому последние десять минут я смотрю вниз, на землю. Она была: холодной, влажной, застеленной ковром из засохших листьев, кое-где через него пробивалась багряно-серая трава. В прострации, рефлекторно потрогала её — на ощупь словно бархат, как мое любимое домашнее платье, сшитое бабушкой… Сорвав травинку, поднесла ближе, чтобы рассмотреть: «Реху, подходит только для корма скота» — как молния грянула мысль.

Хм….

ХМ!

Да, удар головы имел место быть! Надеюсь врачи смогут с этим разобраться…

А сейчас мне бы выбраться! Ну или постараться не зайти ещё глубже… Что там говорили в книжках по ОБЖ? Внимание на детали? Мох там разный, север юг!

Но… Но я же беспросветная тупица и легче сказать, чем сделать!

Я, конечно, старалась изо всех сил высмотреть какие-то особенности, странности, необычности, хоть что-то, чтобы сориентироваться, но все смешалось в единое пятно уже известного цвета.

Я видела только красные деревья, бардовые кусты, опавшие листья. Мха не видно. Опять деревья. Кусок тропинки…

Стоп. Тропинка?

Я счастлива! Спасибо всем Богам, потому что это просто удача, как я смогла её увидеть из-под засохшей листвы. Возможно, если я пойду по ней, то выйду из этого кровавого ада? Я буду, как Элли из Канзаса.

Главное, чтобы она не вела вглубь или таким же «жильцам» как в «Поворот не туда». В эту секунду, когда я вставала, что-то громко хрустнуло под ногами. Я вскрикнула и почти «отдала душу Богу». Медленно осев обратно на землю, увидела, что это была всего лишь ветка.

Ещё бы умерь от страха по пути…

Меня продолжало знобить, как будто на смену тёплой ранней весне резко наступила холодная осень. Хотелось надеть шапку и закутаться в толстый шарф, которые были в сумке, а её судя по всему, украли. Я очень надеюсь, что когда я выберусь из это чащи, то мне станет лучше. Мысли о том, что это посттравматический шок — не хотелось…

Шла я, наверное, вечность — ноги уже отваливались. Может, все же тропинка вела вглубь? Вообще, изначально я принялась считать минуты, вот, к примеру, если через час не появляются признаки «покидания» леса, то разворачиваюсь в обратную сторону. И это должно было меня отвлекать — в реальности лишь угнетало. В голову лезли нехорошие мысли, которые норовили вызвать новый приступ паники. Но я держалась.

На 29 минуте психанув, потопам ногами, чертыхаясь и немного всплакнув, я решила отдаться на волю судьбе.

Потом попыталась найти в этом в лесу хоть, что-то не красное. Но за весь мой путь растения варьировались лишь в палитре от ярко-пурпурного до блёклого охристого. Ещё я не встретила ни одного животного или птицы. Лес как будто застыл в своей непроницаемой, давящей тишине. Вся эта атмосфера неимоверно угнетала.

Но самое ненормальное — я знала как называется каждое растение и что с ним делать: высушить и заварить или растолочь и намазать. В реальности же, дай Боже, йод от зеленки отличить. Меня никогда не подпускали к аптечке, а сейчас почти Эйнштейн в области трав.

Вот, например, чаще всего мне попадались так называемые Веринены. Вечнозелёные, ой, вечно красные деревья, которые плодоносят раз в 5 лет. Они чем-то напоминали клён. Но откуда мне знать, что из их засушенных листьев получается хороший успокаивающий чай, а из ягод анальгетик? О, да, теперь знаю, что такое анальгетик! Я теперь — ключ к тайнам Вселенной! Не перепоступить ли мне в медицинский…

Как я раньше упоминала, не исключаю, что хорошенько приложилась котелком, но до селе молчавшая интуиция шептала: «Всё не так просто, Лена! Твоя милая задница ещё испытает приключения!», а она меня, увы, никогда не подводила.

Спустя чуть больше вечности, мне уже казалось, что в глаза насыпали стекло — моргать было похоже на пытку. Поэтому я просто шла, уставившись вниз, от блёклой травы не так больно.

Ой, а вот этот жёлтый приятный, такой славный, располагающий цвет. Ненавязчивый…

Стоп. Я резко вздёрнула голову и огляделась. Кто вышел из леса и не заметила яркое, кричащее огромное поле? Я! Золотая бесконечная нива, которая вмиг меня отогрела и успокоила. Наконец, покинула этот багровый ужас! Даже оборачиваться не буду…

Ладно, я обернулась и вздрогнула. Вид был в одно время прекрасным, в тот же момент холодящим душу — лес, словно пытался поглотить поле, сжирая его края. Это был довольно неожиданный контраст, так что я в растерянности остановилась и немножко засмотрелась.

Затем я посмотрела в высь и меня очаровала прекрасная синева неба, без единого облачка! Она струилась покоем и умиротворённостью. Я запомню её на всю жизнь, как и запомню, что этот сине-жёлтый пейзаж, волшебным образом подарил мне спокойствие. Хотелось просто упасть в эту желтизну и мечтать под этим синим маревом. Но чувствовала, что если лягу, то уже не встану.

Полюбовавшись этой природной живописью несколько мгновений — я двинулась дальше.

Грезя поскорее выйти на людей и дозвониться до родителей, я дала себе обещание, что только после этого смогу расслабиться и порыдать от души. Буду выть, хныкать, кусать подушку, а потом с горя оббьемся чего пожирнее и покалорийнее. Мечты — мечты…

Вообще очень хотелось есть, и ещё больше пить, и по возможности охлаждающий компрессик для ног. Не знаю, как я все ещё способна ходить, но в курсе, что припарка из Ведьминого глаза (цветок такой, ага) и ромашки отлично снимает усталость. Расступитесь! Великий знахарь Елена идёт! Но, почти уверена, что это уже солнышко напекло…

Также меня беспокоило, что я не смогу выбраться до сумерек. Не думаю, что ночёвка в поле пойдёт на пользу. И если тут водится что-то пугающее? Плотоядные полёвки, например, которые откусят мне пятки? Если серьёзно, то в лесу можно встретить разных животных: от бобров до медведей. И все они опасны.

Бедная я, бедная.

Вдалеке, в небо устремился дым. Костер? Там должны быть люди! Всё равно! Я порадуюсь даже следам!

Никогда не думала, что буду так торжествовать при виде дыма, ведь я вся такая защитница природы: мех не ношу, мясо не ем, машины зло — «ходите ногами»! Даже совсем немного неудобно за себя. И это моё спасение! Так что моя радость, останется сугубо между нами: мной и полем.

Во мне открылось второе дыхание, и я заспешила в сторону моего предполагаемого «искупителя». Господи, пусть там будут люди! Пусть это не будет всего лишь старым костром! От нетерпения я сорвалась на бег. Я бежала на остатках от своих сил — если не потороплюсь, то упущу свой шанс…

Я была почти у цели, сразу за этим поворотом должен быть очаг!

Да! Да! ДА!

Я бы кричала от радости, но задыхалась от бега — дым шёл не от старого костра, а от самого настоящего дома и дальше ещё дома! Мне повезло выйти на деревню! Я уже не бежала, а летела на крылья радости и уже представляла, как звоню родителям и возвращаюсь домой. Ну, так мне казалось, а на самом деле спотыкалась об каждую неровность. Вот впереди уже видно детей: мальчик и девочку. Они, по-моему, занимались сбором сена, но заметив меня — оцепенели. Я же замедлилась: перешла из бега на шаг, прилив сил отступал и ноги казались каменными.

Чем ближе я приближалась к детям, тем сильнее у меня закрадывались сомнения — а дети ли это вообще? В двенадцать лет же борода не растёт, да? Остановившись в паре метров я смогла разглядеть их: передо мной стояли невысокие женщина и мужчина. Они были на две головы ниже меня, а я, конечно, выше среднего со своими 170 сантиметрами, но и не великан. Да и в целом они производили странное впечатление — начина с одежды и заканчивая внешность, не говоря уже о росте. Одежда хоть выглядела довольно простой, я бы сказала рабочей, но материал был дивным и незнакомым…

На женщине было надето прямое платье с рукавами из ткани похожей на джинсовую, несовременная синтетика, а тугой и грубый деним, который отражал солнечные лучи. Сама обладательница платья была довольно хороша собой: светлые волосы струятся по плечам словно шёлк, овальное лицо, румяные щёки, большие карие глаза и пухлые губы придававшие её внешности некую наивность — скорее девушка, а не женщина. На её спутнике были надеты штаны из того же «джинсового» материла, и простая широкая рубаха на шнуровке у горла. Рубашка, даже на вид была нежной и приятной, словно из облака, колыхалась даже от лёгкого ветра. И он тоже был очень привлекательным: шатен с голубыми или серыми глазами и лёгкой щетиной…

Конечно, бестактно их так разглядывать, но и они с таким же не передаваемым удивлением осматривают меня, даже как-то насторожено. Казалось я их шокировала не меньше — женщина даже отступила на шаг за мужчину, а он покрепче сжал вилы. Отлично, как не сожрут, так заколют! Понимаю, что возможно, и выскочила «как из леса», кстати, в буквальном смысле, и я немного потрепана…

Но вилы — это уже перебор!

Я тут за спасением прибежала, и надо бы о нём попросить, но язык словно присох к небу. И вообще, нехорошо мне стало. Совсем. От бега сердце дребезжало в груди, не то в ушах стучало и дыхание перехватило, а голова начала кружиться. Мой организм исчерпал все свои запасы, которые у него были. Он, должно быть, в шоке сейчас, я в целом никогда не бегала. Был период моего здорового образа жизни и пробежек по утрам, но он быстро закончился — в первый же день. Я тогда ногу сломала. Привет Госпоже Удаче!

Постояв ещё пару секунд, почувствовала, как мои несчастные ноги подкосились, и я медленно опустилась на свежескошенную траву. Задрала голову и снова оглядела парочку и попыталась заговорить:

— Изви..- запнулась из-за сбитого дыхания. От второй попытки меня отвлекла возня у стога травы. (Все равно какой травы, я ничего не знаю!) Напоминало копошение мелкого животного вроде кошки или некрупной собачки. Но, мама родная, это оказалось совсем другим — медленно покачиваясь, вышло нечто, отдалённо напоминающее старика. Очень пугающего и маленького старика. Это существо было не выше полуметра с узким тельцем, а его руки и ноги — ещё тоньше, словно сухие веточки. Худощавое лицо украшал нос-крючок и спутанная седая борода. И разодето во все красное, даже маленькая шапка, из-под которой торчали кудрявые рыжие волосы. Желание говорить или взывать о помощи — пропало напрочь. Зато хотелось вернуться обратно в такой уютный красный лес — «Что имеем, не храним, а потерявши плачем».

Не заметив меня, «старик» прошёл в сторону парочки, но увидев их замешательство — остановился, поразмыслив пару секунд, неспешно развернулся всем телом ко мне. На секунду мне показалось, что я забыла, как дышать, но боль в области лёгких напомнила. Спасибо.

Маленький пугающий «старичок» задумчиво уставился на меня. Его глубоко посаженные, зоркие чёрные пуговки-глаза, как рентген прошлись по мне. Особенно долго он рассматривал одежду. Потом он сделал шаг в мою сторону, я же сразу попыталась отползти. Заметив, это он остановился и прищурившись, ещё раз прошелся по мне взглядом, после развернулся к мужчине.

— Господин, похоже, это упавшая. — обратилось он к нему низким и грубым голосом, указывая на меня прутиком — пальцем. Перед глазами потемнело и я потеряла сознание. Все же белки еще куда ни шло…

Сначала я утешалась заблуждениями и наивными предположениями, что это осознанное сновидение, творение моей фантазии, воля воображения.

Думала, что если не открывать глаза, можно заставить себя поверить в то, что я нахожусь в своей квартире, лежу под тепленьком одеялом. Вот-вот зазвонит будильник, который я переставлю на 15 минут позже, а проснусь на все 45, буду спешить, ругаться и опаздывать. Всё будет валиться из моих рук, а мой копчик как всегда отхватит от последней ступеньки.

Я просто перепутала сон и реальность…

Но совсем недавно, по ту сторону двери, раздавались приглушённые незнакомые голоса, а потом было слышно, как захлопнулась дверь. Это и разрушило мои надежды.

Авария, странные лес, мои попытки спастись — всё это правда.

От жалости я позволила себе горько плакать, правда, не навзрыд, а тихонечко в подушку, боясь привлечь к себе внимание. Я боялась будущего, что же последует за случившимся — мне хотелось обманываться подольше. Другая, наверное, на моем месте или продолжала бы рыдать, или бойко пошла, выяснять, что к чему, как те смелые героини фантастических книг. Ну знаете: суперсилы, звезда во лбу, божественное везение… Со всем этим не ко мне.

Сейчас же, лёжа на чужой кровати — я удручённо смотрела в деревянный потолок, мысли отрешённо блуждали где-то далеко. Глаза пекло от слёз, а крепатура отзывалась во всём теле жаром и болью, удивляло, как я все ещё могу чувствовать ноги. Вчера я бежала на пределе своих возможностей — серьёзно боролась за жизнь, а ныне попросту не осмеливалась встать и выйти из комнаты, потому что в голове так и грохотал грубый голос, того существа. Что это было?

К слову, комната, в которой меня уложили, сплошь из дерева — красивая и уютная. Её приятно освещало солнце из маленьких низких окошек, разрисованных красками и украшенными вышитыми занавесками. Подушки и одеяла также были расшиты — синими и жёлтыми нитками, орнамент отдалённо напоминал славянские мотивы. Покои были обставлены с любовью — она ощущалась в деталях: различные славные статуэтки, вазочки, рисунки на стенах. В углу стоял красивый металлический комод и небольшой стол — на нём стеклянный чайник и стакан, а рядом небольшое полотенце. Для меня.

Неожиданно женский голос послышался у моей двери — сейчас она зайдёт! Я, не задумываясь, резко натянула одеяло и отвернулась к стенке, пытаясь притвориться спящей. За это мне стало чуть-чуть стыдно — они же не бросили меня в поле и не закололи вилами — я должна быть благодарной, а не притворяться, что сплю. Похоже, они хорошие люди… И думаю, что они женаты и точно не брат с сестрой — говорили как-то по-супружески. Не знаю, как объяснить.

— Упавшая, все не просыпается, хозяйка? — За дверью, очень близко к ней, прогремел голос того существа, теперь, когда я не задыхалась от бега и соображала лучше — он не был таким уж страшным. Старичок коротышка, которого за бороду можно приподнять. Больше напрягал контраст между голосом и тельцем. — Видать, головой сильно пришиблась.

Пришиблась я ого-го как, и не только головой.

— Знахарь сказал, что она здорова. Переутомилась. — Отвечала женщина звонко, но слегка укоризненно. — А ты иди и не появляйся пока. Боюсь, напугаешь её.

Ответом было ворчание.

Лишь с третьей попытки получилось встать, вернее, сползти с кровати — мышцы болели непередаваемо. К столу же передвигалась на четвереньках. Сев подле него и оперившись о комод, немного размяла ноги, но подниматься все равно было тяжко. Увидев воду поближе — поняла насколько хотела пить. Осушила почти весь чайник и мне было всё равно какая она, хоть из лужи. Оставила немного на дне, чтобы умыться и привести себя в порядок.

На столе лежало не примеченное мной до этого зеркало. Я посмотрела на себя и горестно воздохнула — впору зарыдать ещё раз. Если зеркало, как в сказке умело говорить, наш диалог звучал бы таким образом:

«- Свет мой, зеркальце, скажи! Да всю правду доложи: Я ль на свете всех милее, всех румянее и белее?

Молвит зеркальца в ответ:

— Отпусти меня, пожалуйста… Что я тебе сделало?»

И треск стекла за кадром.

Выглядела я отвратительно: красные глаза с синяками под ними, размазанная косметика, бледные губы и белесая кожа. Не знаю, каким образом сошёл мой персиковый загар… Скорее всего от стресса.

На голове царил нечесаный беспорядок.

— Мной бы детей пугать. — Вздохнув сообщила я отражению.

Намочив полотенце, я хоть немного попыталась привести себя в приличный вид. Стёрла размазанную тушь, блеск и грязь которая, была на шее и щеках. Теперь я понимаю удивления тех людей — прибежало невесть что, невесть откуда. Я бы тоже за вилы схватилась.

И конечно же, перед дверью я немного помялась: «Не стоит чего-то бояться, они даже вызвали для меня врача! И стоит уже выйти и хотя бы поблагодарить, а ещё узнать, где я и как связаться с родителями» — это я себя мысленно убеждала в который раз, прежде чем взять себя в руки — выйти.

В нос сразу ударил сильный запах пряной и очень вкусной еды — желудок отозвался болезненным спазмом. А оказалась я в гостиной — кухне, тут был весь набор: большой стол, накрытый красивой скатертью, стулья, а на них милые подушечки и самая настоящая печь, как в деревнях. Все было также любовно украшено, но наиболее примечательным оставались развешенные повсюду травы и вяленая еда. На печи весела связка чеснока, вяленое мясо, сушёная рыба и грибы, а над столом привязь приправ, я могла назвать их все и была уверена, что та длинная ветка для соленья, а тот пушистый цветок отлично подходит для супов, а чёрный стручок для каш. Хоть заявку на МастерШеф подавай.

У печи ко мне в пол-оборота стояла уже знакомая невысокая блондинка и напевая себе песенку, месила тесто.

— Извините… — Я попыталась тихо привлечь внимание, но она все равно испугалась — рывком крутанулась и шокировано уставилась на меня. Пришлось виновато добавить: — Не хотела вас напугать.

Она, не сводя с меня взгляда, кивнула и улыбнулась одними уголками губ. В комнате образовалась гнетущая тишина, я почувствовала себя ужасно смущённо. О чём вообще говорить? Здравствуйте, а что это было за чудо-юдо? И, кстати, спасибо, что не закололи и не спрятали в сене! Можно мне позвонить в 102?

Запинаясь и неловко переминая с ноги на ногу, я сказала:

— Извините, вчера как-то так получилось… — Дико? До безобразия странно? — Спасибо за помощь…

— Ой, да не за что! — Неожиданно простодушно ответил мне звучный голос. — Да, ты не стой, а присаживайся! Сейчас я тебя покормлю.

Я оторопело посмотрела на женщину и как-то совсем растерялась от такого радушия…

— Да садись ты! Садись! — Застывшую меня авторитетно усадили за стол. — Меня, кстати, Труда зовут.

— Елена. Приятно познакомиться. — На автомате ответила я, всё ещё ошарашенная. Нет, хорошо, что женщина такая дружелюбная…

— И мне!

Я натянуто улыбнулась ей и спросила: «могу от Вас позвонить?».

Женщина как-то неловко перевела взгляд вверх и вопросительно подняла бровь. Не расслышала?

— Эм, позвонить родителям…Телефон у вас есть?

И тут она радостно хлопнула в ладоши и развернулась к печке, бодро бросив.

— А-а-а-а, телефон! А у нас его нет.

Я понимаю — глубинка, все дела… НО НЕ НАСТОЛЬКО ЖЕ?!

— Может, у соседей есть? Или районном центре?

— Да, вроде, был! Ты лучше выпей это! — Блондинка поставила передо мной большую чашку непонятного напитка.

— Да, конечно… А это…

— Это чай! — Поспешно пояснила женщина.

— Спасибо. — Больше на компот похоже, даже кусочки фруктов плавают. — А когда я смогу…

— Выпей чай, он вкусный. — Настойчиво и требовательно ещё раз «предложили» мне. Но заметив моё удивление, женщина мило добавила: — Для тебя варился…

Ну как-то совсем неудобно теперь… Слегка улыбнувшись ей, я отпила глоток. Чай обжигал горло, а его послевкусие сильно отдавало травами. Я не любитель подобных напитков, но этот мне даже понравился, и я отпила пару глотков. Труда, же облегчённо вздохнула и улыбнулась мне ласково, но с каким-то сочувствием и снова засуетилась по кухне.

— Вкусный, да? — Я утвердительно махнула, но она стояла спиной, и пришлось повторить:

— Очень вкусный, хотя я не люблю их.

— Это семейный рецепт! — Гордо похвасталась женщина. — Вся деревня спрашивает, а я ни-ни, храню как зеницу ока!

— Да. А насчёт телефона?

— Да — да. Есть у соседей, но они не дома. — Отмахнулась Труда.

— А когда будут? — Ну мне серьёзно нужно позвонить, мама уже, наверное, поседела. По телевиденью во всю передают: пропала красивая шатенка, рост метр семьдесят, серые глаза. Ладно-ладно… Льщу себе… Но! В местных интернетах точно ищут — Мика уж точно накалякала какой-то сопливый пост о любимой пропавшей подруге.

— Вечерком! Ты чай пей. — Весело, но настойчиво, вырвали меня из раздумий. Она что одержима им?! Он конечно, диво как вкусен и расслабляет отлично… А если там наркотики?! Да ну, не может быть.

— А как ты здесь оказалась? Заплутала? — Труда, как будто пыталась меня отвлечь от раздумий. Спасибо ей за это, но я не могу сосредоточиться и понять, что делать дальше.

— Да, нет. Я просто очнулась в лесу.

— В лесу? — переспросила женщина, расставляя передо мной еду. Надеюсь, она не будет насильничать меня как с чаем…

— Да, в том красном. — Блондинка удивлённо вскинула брови. — Потом я бежала через поле и нашла вас.

— Ого, сколько приключений за день.

Я сомневалась продолжать или нет, но слова слетели с моих губ:

— И тот страшненький старик напугал меня и темнота.

— Это был вигт. Ты его не бойся. — Растерянно пробормотала блондинка, присаживаясь напротив меня. — Мы тебя с вумортом спутали.

— Кто? С кем?

— Ой, об этом потом. — Отмахнулись от меня слегка грубо. Ну, потом, так потом… Буду письма писать из дома: «Дорогая Труда! Помните как не закололи меня вилами?».

— А можно мне, пожалуйста, ещё чая? — Не ожидала от себя такого, но этого «зелья» хотелось всё больше с каждым глотком. И успокаивал он просто на ура, возможно, там травки какие умиротворяющие…

— Конечно, но ты сначала поешь. — Ответили мне с не очень искренней улыбкой.

Труда — вроде милая женщина, но вот странно — она красивая и очень молодо выглядит: ни морщинок, ни складок, только гладкая загорелая кожа, да губы пухлые как персики и ощущения от неё совсем другие, как от женщины с большим жизненным опытом. Вот только с ростом ей не повезло…

За час Труда смогла, обсудила всех своих соседок, умудряясь каждую упомянуть недобрым словом, рассказать, как сделать кашу вкуснее, суп наваристее и какие соленья лучше к зиме заготовить.

Было как-то легко и хорошо, что я забыла, в какой ситуации оказалась, и всё стало восприниматься как данность.

Я серьёзно подсела на этот совершенный чай. Выпила уже две кружки, вот сейчас допиваю третью и самое интересное с каждой чашкой мне все легче и легче.

Мы сидели вместе с женщиной за столом, и после того как все блюда были в печи, она объясняла мне, как вышивать орнамент, который на занавесках вышит. Исколов пальцы, я все равно, упорно продолжала повторять за Трудой, а она лишь добродушно посмеивалась:

— К замужеству получится.

— Не думаю… — С сомнением ответила я, смотря на свои уродства, а не орнаменты.

— Моя дочка тоже не умела поначалу.

— А у вас дочка есть? — Так и знала, что она старше, чем выглядит! Как у неё получилось так сохраниться?

— Да, Хюва. Как 20 годков стукнуло — вышила приданое и выскочила замуж за влиятельного городского парня. — Да, она явно старше, чем я думала.

— Давно выскочила?

— Да с десять лет назад. — Наааамного старше. — А тебе сколько?

— Двадцать.

— Ах, самый прекрасный возраст для замужества.

— Да, рановато как-то.

В ответ Труда умильно взглянула на меня:

— Как встретишь достойного, так сразу не рано станет.

— Не буду отрицать. — Смиренно ответила я, но женщина как-то посерьёзнела и отложила вышивку и посмотрела на меня внимательно и задумчиво, как будто подбирала слова:

— Ты знаешь, где ты?

Что за странный вопрос?

— В Вашей деревне.

— Я про другое: что это за мир?

— В смысле мир? Обыкновенный человеческий мир. — Труда ничего не ответила. Она поджала губы. А я продолжала пить чай и непонимающе смотреть на неё… Спокойная, как бревно.

— Ты в Валараме. А точнее, Лесная Долина, деревня Красный Лист. — Что за Валарам еще такой? Название деревни? — Это не твой мир.

— Не мой мир?

— Да, не твой. — И озвучено это было, как факт. Странный лес, вигт, слишком хорошо сохранившееся Труда: все встало на свои места, и я поверила, так легко и просто, даже сомнений не закралось, собственно как и эмоций. А Труда, словно прочитав мои мысли, пояснила:

— Это из-за чая. Это специальный отвар из унелмы и тотууса.

— Притупляет негативные эмоции и помогает трезво мыслить. — Выдала я на автомате, совершенно не удивляясь своим познаниям. И да, меня опоили. Тоже без удивления… АГА! Меня таки опоили!

— Так вот что ты получила взамен! Неплохо! — удивлённо и одобрительно сказала Труда. Меня похвалили, но я не поняла за что.

— Взамен?

— Это тебе лучше объяснит мой муж. Он будет вечером. А сейчас смотри — это стежок делается так…

Ох, у меня как раз он не получается! Нужно следить внимательно.

Подведём итоги: я в другом мире, напоенная наркотическим травяным чаем, сижу и вышиваю.

За-ме-ча-тель-но!

Истерики не было, соображала я идеально! А заявление «не твой мир», вызвало лишь: «А ну да, логично». Что к черту логично, пока не решила. И не будем забывать про этот нарко-чай и суперспособность «Лена повелитель ботаники».

Говорила мне мама, что моё увлечение фэнтези до добра не доведёт: «Дочка, ты лучше читай о чем-то реальном, ЖИЗНЕННОМ, а не о своих единорогах и принца». Ах, мама, как бы я хотела повернуть время вспять и смотреть с тобой сериалы и читать «жизненные романы». Может быть, и очутилась в какой-то более адекватной ситуации. Не обязательно главной героиней, можно мимо проходящим статистом или городской злодейкой, которая говорит, что у красавицы-умницы-на-все-руки-мастера и просто отличной девушки Любавы, ничего не выйдет с моим Городским Прын́цем.

Смирится и принять то, что я «попаданка» — можно, конечно, с горестью и печалью. Но, как-то обидно, что всё не по плану пошло. Во-первых, почему я стала бледной как поганка? Где моя новая «горячая и выпуклая» внешность?! Или хотя бы пусть вернётся мой загар, с трудом заработанный на речке.

Во-вторых, суперсилы и артефакты? Что я буду делать в новом мире без них? Спасибо конечно за залитую в мою голову книгу «Будьте с травами на ТЫ», но всё что мне светит с этим — это стать наркоторговцем. Замечательно, если здесь это легально, а если нет? Прямо таки: от сумы да от тюрьмы не зарекайся.

В-третьих, где мой верный и обворожительный спутник? Друг хороший? Эльф прекрасный? Того вигта, как его назвала Труда, она может оставить себе!

Кстати, вернёмся к ней! Она гном! Обалденно красивый гном! «Ой, да я не самая симпатичная. Есть намного красивее…» — сказала она мне. Вы это понимаете? Не бороды тебе, не пещер или еще чего. А деревня гномов-красавцев, притом, что я выше их всех на голову. Толи ли рай, толи ад.

Меня просветили, что из-за чая я не могу испытывать негативные эмоции, а позитивные очень блёкло. Это что-то вроде местного антидепрессанта с временным эффектом: пока пью — всё радужно и понятно, но перестав — начнётся самая настоящая истерика с завываниями и слезами.

— Так что ты лучше пей его пока постоянно, — советует мне Труда, — С тобой я поделюсь рецептом.

— Почему? Это же секретный рецепт.

— Ну ты моя первая упавшая — почти как семья. — Подмигивает она.

— «Упавшая»-это термин какой?

— Ну да. Я не хотела говорить, пока трава своё не возьмёт.

— Можно сказать, опоили меня. — Ехидно уточнила я.

— Если бы не опоила — ещё долго сопли на кулак наматывала. — И женщина в комичной манере начала изображать истерику: — Ой отпустите! Нет вы мне врёте! Где я!? Что я!?

Она так убедительно размахивала руками и кривила лицо, что я не удержалась и рассмеялась.

— Хорошо — хорошо. Убедили! — Труда прекратила кривляться и продолжила показывать мне стежки. — И много нас таких «упавших»?

— Вообще да, вы тут частое явление. Но в нашей деревне — ты первая.

— Какова честь.

— Не ёрничай, а лучше внимательнее за вышивкой следи. — Блондинка показывает мне место, где я снова ошиблась. Блин, не там нитку пустила. — Так вот, у нас даже законы есть насчет вас.

Я удивлённо вскинула брови, не отвлекаясь от дела.

— Ага, вас и ваших спутников везде пропускают и положена некоторая выплата — толи 30 золотых.

— Главное не сребреников.

— О, а ты в наших монетах разбираешься? — посмотрев на меня, интересуется Труда. — У нас ещё и медяки есть.

— Нет, просто у нас когда-то тоже подобные день.. монеты были. — Поясняю я. — А у вас 30 золотых это много?

— Ну смотри если средняя плата за месячную работу — 10 золотых.

— Тогда, получается это деньги на адаптацию в 3 месяца?

— Да, пока вы не найдёте работу.

— И как её найти? — я отложила вышивку, потому что это уже было важно. Это касалось выживания.

— Понимаешь, когда вы…Падаете… — Звучит нелепо. По снисходительной улыбке Труды понятно, что она согласна со мной. — Вы всегда освящаетесь Даром взамен прежней жизни. Вот ты премудра в травах.

— Ох, лучше бы красоту… — недовольно вздыхаю я.

— Это ты зря. Ты румяна и мила. А была бы ещё краше — закончила блудницей или чей наложницей. — укоряет меня Труда. — А травы это отлично. Если голова на месте, да руки умелые — то на этом далеко уехать. От травницы до знахаря.

— Что-то вроде врача?

— Нет, лекарь — это лекарь. Они в травах редко разбираются. Им бы резать и зашивать.

— Почти как у нас. — отмечаю я.

— Я больше знахарям доверяю, но их редко где найдёшь, да и дорого берут.

— А тут только гномы обитают? — Я продолжила засыпать блондинку вопросами.

— Нас много: гномы, люди, альты. Ладно. — Труда откладывает вышивку и встаёт. — Остальное расскажу позже. Нужно на стол накрыть. Муж скоро будет.

Он пришёл, едва в печи дошло последнее блюдо. Окинул довольным взглядом еду и хмурым меня. В восторг я его не привела.

— Халвен. Хозяин дома. — Сухо представился сероглазый и сел за стол.

— Лена. — Ответила я в спину.

Труда, же засияла и что-то весело щебеча, принялась обхаживать мужа со всех сторон. Противоположности притягиваются, да? В отличие от мягкости и миловидности блондинки, он был полон угрюмости и жёсткости, но все же оставался привлекательным.

— И ты садись! — женщина авторитарно усадила меня напротив и начала что-то мне накладывать в тарелку.

Мужчина же равнодушно ел, игнорируя даже жену, которая весело рассказывала, опять, про каких-то соседок. За всю трапезу он лишь однажды посмотрел на меня серыми глазами. Про такие говорят, что они изо льда или стали.

Ещё сегодняшним утром в такой ситуации мне бы кусок в горло не лез, а сейчас я спокойно уплетала за обе щёки, успевая обсуждать «волочайку Ситу и её любовников».

— Я закончил. — Опустив ложку холодно сообщил Халвен. Звучало это в контексте «Я всё и вы все тоже всё».

— Да-да, милый. — закивала блондинка в ответ и начала бодро убирать со стола.

— Давайте я помогу! — подорвалось было я.

— Нет, ты сиди. — мужчина пристально глядел на меня. — Знаешь, кто такие упавшие?

Он говорил, словно милостыню бросал и вот-вот протянет перстень для поцелуя.

— В общих чертах — да. — Буд-то перед экзаменатором сижу. Бррр.

— А законы о них знаешь?

— Нет.

Мне так и хотелось огрызнуться и сказать что-то вроде: «Мужчина, я тут новенька! Только вчера «упала»!». Но благоразумно смолчала.

Хмыкнув, он удобнее устроился на стуле. Но я не была напряжена от его грозности: он хотел показать себя хозяином — пусть показывает. Я поняла, что последнее слово всегда остаётся за Трудой. Она была из тех хитрых женщин, которые умели правильно управлять мужчиной — незаметно. Вывернет все так, будто это не она решила, а он, как истинный владетель. И даже сомнение не затеплится, ведь — Хозяин! Глава! Мужчина!

К примеру, когда он со всей своей мужественность в метр пятьдесят грозно уселся трапезничать — вот тогда всё стало и ясно. Он потянется за одним и Труда тут же ласково: «Нет, милый начни с горяченького», а он и слова не скажет — начинает с горячего. Тянется за другим — «Дорогой, только не налегай на вредное» и он руку отнимает.

— Вы упавшие сейчас не редкость. — важно продолжил Халвен. — Разные вы бывали от совсем обычных до вычурных и скользких как змеи. За последнюю зиму с сотню вас навалило и это только в нашей Лесной Долине.

— Лесной Долине? — перебила я, Труда раньше об этом упоминала.

— Наш край так зовётся, — меня окинули недовольным взглядом. — Эту мелочь тебе расскажет вигт, а ты слушай и не перебивай.

Я почти закатила глаза от его важности. К горлу подкатывало дикое раздражение. Нужно ещё выпить настойки.

— Мы народ не жестокий и сложили законы для вас. Вам полагается плата.

— 30 золотых — вклинилась в разговор женщина. Сладко улыбнувшись мужу, поставила перед ним бублики и мёд. Он удовлетворенно кивнул.

— Да, 30 золотых. Это доволе много. — Мужчина даже бублик макал в мёд так, как будто это задание вселенского масштаба. От него стало тошно. — На границах вам нет препятствий, коли грамота есть.

Он остановился и прищурился, ожидая, перебью его или нет. Я решила промолчать. И это, наверное, до того подчеркнуло его величие, что он аж зарделся от удовольствия.

— Грамоту я уже взял у старосты и золотые тоже. — Закинув медовый бублик в рот продолжил он. — То что на вуморта похожа — это проблема, но можешь остаться на время у нас. Всё равно комната пустует, будешь по хозяйству помогать и за еду платить. А со временем и работу подыскать придётся…

— Ой, да она же даром освещённая. — Вмешалась блондинка. — В травах понимает лучше старостиной невестки! Подучу её, и монеты начнёт загребать за свои припарки.

— Ну ладно. Это нам даже на пользу.

Чувствовалась в нём некая едва уловимая мерзость, которая как ложка дёгтя.

— А есть способ вернуться к себе?

Он окинул меня холодным взглядом.

— Нет. В том мире ты либо мертва, либо не существовала. — Он резко встал и направился вглубь дома. Пути нет. Это приговор, который разодрал мне сердце. Я разрыдалась. Где-то краем уха запричитала блондинка: «Ох, я же говорила о чае!»

И потянулись мои серые будни… хотела бы я написать, но нет — это были недели сплошного ада, труда и сложностей. Добрая и милая Труда не жалела и гоняла меня до седьмого пота. На заре мы шли за травами: меня учили их правильно срезать, когда и каким инструментом. Казалось — я же одарённая! Но выходило совсем худо — я знала растения, их названия и как они примерно выглядят, и даже что с ними делать, но в теории, а на практике — ноль без палочки.

И поначалу казалось, что все так просто — вот это перетереть, а вот это растолочь, но мои руки же растут не из того места с младенчества. Перетирала я плохо, резала ещё хуже, а толочь и вовсе не могла. Усугубляло все состояние инструментов: все ржавое, тупое и до ужаса старое. От них появлялись болезненные мозоли, а иногда руки стирались до крови. Но я не жаловалась.

— Нежная ты больно, — тяжко вздыхала наставница и принималась по новой объяснять. Толочь с права на лево, растирать против часовой стрелки, и все делать быстро, пока трава не заветрелась.

Но я была совершенно отвратительно безнадёжна: из рук все валилось, склянки разбивались, а трава портилась. И приходилось воспринимать все на слух, так как оказывается не умела читать. Говорю, но не читаю — почти кошмар для меня прошлой.

У Труды, конечно, не бесконечное терпение, ибо я уже сама себя готова была придушить, настолько нерасторопной была. А она подавно с тяжёлыми вздохами и раздражённо повторяла: «За один раз и дерева не срубишь». Ага, со мной ничего за один раз не сможешь.

За что я ей особенно благодарна, так это за чай. Я пила его как лекарство утром, днём и вечером. Как-то спустя неделю, я решила, что попривыкла ко всему и перестала его пить.

Ох, как меня разобрало! Рыдала в три ручья, а выла белугой так, что соседи все сбежались.

Начиналось всё постепенно и незаметно, а потом раз! И когда я осознала всю ситуацию — стало страшно и плохо. Потом безысходность и отчаяние. Когда заскользили мысли о родителях и родных — стало совсем худо. Плакала так, что глаза красными были всю неделею, а горло саднило и того дольше. На мой «рёв» прибежала испуганная Труда и силой затолкала в меня успокоительные травы.

Конечно, я и сейчас я тосковала за родными и друзьями. Особенно по маме. Как она? Надеюсь, перестала переживать за меня и бережёт своё здоровье. Как там папа? Поддерживает ли маму? А как Мика — закрутила ли ещё один роман? И было у меня потаённое желание, от которого щемило сердце и на душе тяжелело: хочу, чтобы я там исчезла, и никто за мной не плакал и не страдал. Хочу быть единственной кому больно.

А ещё я скучала по благам цивилизации: мобильному, машинам, интернету и душу. Здесь приходилось мыться в деревянной бадье. Это было проблематичное дело: сначала нужно быстро-быстро натаскать горячей воды и ещё быстрее помыться. Не успеешь - купайся в холодной воде. От этого такая безысходность накатывала. Помню, психанула однажды, когда перевернулась в этой бадье и пошла чертыхаясь спать, мол, пропущу один денёк. Но заснуть не смогла, так как от работы с травами я так благоухала, словами не описать. Когда жгучее амбре заполнило маленькую комнатушку — дышать стало просто невозможно. В итоге пришлось мыться в холодной воде. А это здоровое корыто нужно отнести и не надорваться по пути. Порой я пыталась поделиться своими переживаниями с блондинкой, но в ответ слышала лишь:

— Скоро мази и настои научишься варить такие, что от них кожа будет нежная как персик, а волосы гладкие как шёлк! А про родителей пора забыть и сердце себе не рвать!

Да, только от таких утешений становилось только хуже.

«Первое впечатление всегда обманчиво» — это я усвоила, что с вигтом, что с Трудой. Женщина действительно была довольно доброй, но с налётом показательности и не так уж отличалась от своего мужа: настолько же была тщеславна. С последним мы благо почти не пересекались и игнорировали друг друга. Хотя, периодически я замечала перешёптывания «за моей спиной» и, конечно, их потребительское отношение было очевидным.

Труда любила, чтобы у неё все было лучше, чем у других. Она совершенно не выдерживала конкуренции: как увидает, что у кого, так сразу злющая бежит ко мне жаловаться. А как закончит, так сразу в довольную и добрую превращается.

И ко мне она относилась, как к «есть чему позавидовать». Она иногда таскала меня на ярмарки по выходным проходя через всю деревню, хотя короче бы обойти. Деревня совсем глухая и потому все оглядываются, некоторые даже из домов выскакивает, а блондинка лишь голову выше задирает. Я же не обращаю внимания, приемся я им скоро.

Но иногда они приходят к дому на меня, диковинку, поглядеть. Труда же на глазах расцветает от такого внимания. Заметит любопытных, как горделиво выйдет на двор:

— Чего ходите тут? Упавшую не видели? — «Ну как бы да», думаю про себя — я же на деревне у них первая. Но блондинка как маков цвет довольная становится, ну пусть радуется, меня меньше дёргает.

Читать учил меня вигт, он у них за домового. К вечеру, когда глаза пекут от пряных трав, а руки гудят от работы — он ждал меня в комнате с потрепанными детскими книгами. Его звали Укко и он был добрее и терпеливее Труды ибо чтение давалось ещё более туго:

— Замученная приходишь, оттого и валандаешься с этими буквами. — брюзжал на меня старичок, но по-доброму.

На удивление мы с ним хорошо поладили, и он таскал мне леденцы с ярмарки и разные угощения. Один раз даже гребень красивый принёс:

— А то ходишь лохматая, как рохля. — грозно пробурчал он, протягивая мне его.

А, взамен поутру я собирала его любимые ягоды, и ах, какой он довольный от этого становился.

Сами хозяева о нём были не большого мнения, в принципе, как и о других домовых:

— Вигт, конечно, ворчлив и страшен до ужаса, но всяко лучше капризного брауни. — Как-то сказала мне Труда за нашей «учёбой».

В ответ я лишь вопросительно подняла брови, не отвлекаясь от трав.

— Брауни — помощники, ой как хороши, но капризны… — голос был полон едкого отвращения. - Да-да! Капризны, как девицы городские. Вот замотаешься и молока налить забудешь, да так разобидится и считай — нет помощника.

И Труда цокнула языком, толи в сторону домового, толи в мою, так как принялась исправлять меня.

— Опять неправильно делаешь, — сокрушалась блондинка. Пока она в сотый, а может быть, и в тысячный раз показывала «что да как», я разминала затёкшую руку.

А брауни я видела, он к Укко приходил как то: ростом они одинаковы, только этот бурый и моложе выглядит, как подросток.

— А чем вигты хороши?

— Ну с ними ритуал на хлебе проведёшь и будут тебе верны пять лет и пять дней: ни злого, ни кривого хозяину сделать не могут. — Блондинка ухмыльнулась моему озадаченному лицу. — Хоть детей его убивай — ничего не сделает. Только и приказать им лихого нельзя.

— У домовых есть дети?! — я аж рот открыла от удивления. — Не представляю…

— Не в прямом понимании. А ты чего не работаешь?!

— Ой, я же хотела рассказать, что у нас брауни — это торт! — Мика постоянно заказывала его и даже составила рейтинг кафешек нашего города: от «несъедобно» до «пища Богов». Как она там? Эх…

— Как торт? А вкусный? — тут же всполошилась наставница.

— Очень.

— Мне нужен рецепт! — безапелляционно заявляет блондинка.

Только что я выиграла себе перерыв…

Лишь к концу весны у меня начало выходить что-то ладное: руки, привыкшие к работе, уже не кровоточили и несколько погрубели, густой едкий запах трав и настоек больше не вызывал головных болей — въелся в меня, под самую кожу. Тереть, нарезать, переминать я могла уже с закрытыми глазами, порезы и ссадины стали привычкой и обыденностью.

В моем послужном списке имелось с дюжину мазей от различных ран и болей, с десяток припарок от зудящих дёсен до ноющих колен и столько же всевозможных настоек. По правде сказать, простецких, годных, но не отличных и сильных.

«Наставница» же была в восторге:

— Да что ты! — заверяла меня женщина. — Они очень хороши, всяком случае лучше, чем у Тивы! Во сто крат!

Ох, уж эта Тива. Сколько раз я слышала это имя — не пересчитать. Злополучная невестка старосты и главная соперница Труды: высокая и статная, как на гнома, с толстой косой русых волос и большими шоколадными глазами.

— Ой, да у этой тощей и шанса не было. — раздражённо размахивая руками, рассказывала мне женщина. Ей моего ответа не требовалось, так что я молча перебирали настойки. - Халвен только меня любил, а то она себе выдумала.

Ну да. Укко мне рассказал, что Халвен к Тиве сватов засылать собирался — завидная невеста, дочь купца. Нота неожиданно уехала выставлять свои настои в другое село, на большую ярмарку. Труда этим и воспользовалась, и, по словам вигта: «Окрутила парня за неделю и свадьба не задержалась». Каким способом она его «окрутила» он не уточнял, но я догадалась.

Тива же спустя год выскочила за младшего сына старосты. Как по мне, то женщина она приятная — всегда со мной приветлива и добра, как-то даже сухарями подслащенными угостила.

С чтением у меня тоже наблюдались успехи, но несильные. Хоть и медленно, но я уже спокойно могла читать корявые рецепты Труды и другие книги. «Великая История Лесной Долины» — моя любимая, я ещё никогда не читала столь пафосных книг. Два жалких набега неких «Древесных варваров» описывались с такой эпичностью — любой индийский боевик отдыхает.

С домовым я стала проводить времени больше чем с блондинкой и уж тем более, Халвеном. И мы вконец раздружились, и как-то он сказал мне:

— Ты хорошая. — Звучало сухо и сурово, но на сердце теплело.

За весной пришло раннее лето, а с ним пора «Народных ярмарок» в Лесной Долине. Сие торжество даже отсталый Красный Лист не пропустил: на главную площадь съезжались десятки толстосумов — купцов, торговцы с яркими повозками, разодетые покупатели и простые зеваки. Воскресные ярмарки были особо шумными, красочными и до ужаса людными. Лишь однажды я выбралась на неё за нужными мне вещами: колбами, инструментами для трав и тканью. С последним в деревне была беда — у единственной швеи было два небольших мотка ткани: одна как старый джинс, а вторая напоминала белый хлопок, все остальное разобрали, как пришла весна. Мне хватило лишь на единственные укорочённые бриджи и узкую рубашку. Содрали в три дорого и посетовали: «Придется теперь ждать ярмарки. Надеюсь, торговцы с тканью приедут, а то на край Долины ехать неохота».

За весну и усиленные «полевые» работы: одежда была убита. Штаны были зашиты — перешиты с кучей заплаток и не выводимыми травяными следами, ну а рубашка просто стала ближе к зеленому. Как-то вернувшись после изнуряющего «дня выкорчевывания» под солнцем, домовой сказал, что я «похожа на шишигу»:

— На кого, прости? — Вяло возмутилась я.

— Злое чудище, которое на пьяниц нападает. Его увидишь — к беде.

— И причем тут я?

Он деловито обсмотрел меня:

— Оно горбатое, брюхатое и вечно голодное, прям как ты. — И хрюкнув, бросился от меня наутек.

Так что при первой возможности я купила добротные ткани и заказала себе пару рабочих и выходных кофт, штанов, рубашек и ботинок (благо нога маленькая, хоть с этим повезло).

Несмотря на все невзгоды, трудности и то что в лесу и поле я проводила большую часть своей теперешней жизни — девушка во мне не умерла. Я даже, путем проб и ошибок сварила себе шикарное подобие косметики: шампунь, маску для волос и крем. Некоторые девушки даже подходили и восхищались моими «тёмнымикак ночь волосами и гладкой кожей».

— От мамы достались. — скромно отвечала. А где-то глубоко во мне, те самые женские жадность и тщеславие потирали ручки: «ни за что не раскроем свой секрет».

Женщины — милые люди, в чем-то мы даже лучше мужчин. Но среди нас есть представительницы портящие «статистику». К примеру болтливый мужчина — в подметки не годится разговорчивой даме. У нас это на каком-то сверхмасштабном уровне, как эпидемия. Но бывает и хуже: болтливая женщина, да без царя в голове — пандемия! Внимание! Быстрее покиньте этот корабль! Спасайтесь, кто может! Жаль только, что я не успела…

Труда — одна из таких и она сидела у меня в печёнках ещё с середины весны. Её вечные обсуждения за глаза, причитания и сплетни — убивали. От неё, откровенно, тошнило. Вот говорят: муж и жена — одна сатана. И я ошибалась, что Халвен и Труда противоположности — они просто идеально вписывались в эту мудрость. Оба завистливы, алчные и злые. Есть такой тип людей, которые для себя идеальные и просто прекрасные, а все вокруг фу и виноваты во всех бедах. Что пирог у неё не вышел? Упал? Конечно, виновата соседка, та её сглазила, а то и хуже порчу новела. То, что она просто забыла за него не в счёт. Что?! Староста отказал Халвену в притязании на участок земли? Да этот ужасный староста просто его ненавидит и завидует. Упускаем то, что тот клочок земли оставлен вдове с двумя сиротам.

Я была на распутье: мечтала поскорее съехать и втайне копила деньги, но во мне также тлела благодарность за то, что не бросили и приютили. Совесть или комфорт? Выбрать было сложно.

И пока я решила помалкивать и не обострять отношения.

Душа радовалась, когда Труда уходила продавать мои мази на ярмарку. Это означала, что она как минимум задержится до позднего вечера, и я смогу морально отдохнуть. То, что она темнила — не осталось незамеченным: делила она не поровну и мне доставалась даже не треть. Ещё одна галочка к желанию переехать, но эта благодарность…

Время в её отсутствие я посвящала себе и домовому. Мы читали, убирали дом или просто ходили гулять.

Отвёл он меня как-то к озеру, на солнышке понежится: «а то бледнющая как упырица». Эти деньки я буду хранить, как одни из приятных сердцу воспоминаний! Мои эмоции хоть и были весьма блёклые из-за чая, но тогда я впервые за последнее время по-настоящему веселилась и радовалась. Да, чай вошёл в привычку: внутри меня завелась давящая мысль, что без него я попросту не справлюсь и сломаюсь…

Так вот, в тот день Укко рассказывал мне смешные истории: свои и те, что услышал от других домовых, а я наслаждалась отдыхом.

Мой словарный запас пополнялся такими словами, как ветрогонка, волочайка, раструперда, божедурье и тд.

Озеро было совсем недалеко от деревни, я часто сюда приходила за травами, которые растут лишь у воды. И вот в такие свободные расслабленные минуты, осознаешь как оно прекрасно! Большое, гладкое и чистое-чистое, как зеркало отражало небосвод и казалось, что ты не в воде, а плывёшь по облакам. Рядом, на серебристом песке, росли высокие грустные ивы. Роскошные, они укутывали тебя в свою тень, пряча от палящего летнего зноя.

Вигт ворчал, ругался и пытался меня вытащить на солнце:

— Ты белее песка, девка. То в тени, то из озера не вылезаешь, точно тот вуморт.

— Не белее твоей бороды. — весело передразнивала его я. — И кто такие вуморты?

— Какая говорунья! Как привяжу за волосянки к Иве.

— Если допрыгнешь. — Показываю ему язык.

За нашими привычными и так любимыми мной перепалками, не замечаем, как со стороны деревни навстречу шёл гном. Промелькнула шальная мысль, что это Халвен. Но Укко недовольно нахмурился и впился взглядом в незнакомца, но потом хитрюще покосился на меня:

— Смотри кто идёт…

Светловолосого, краснощёкого парня с россыпью веснушек и янтарными глазами — Ярима, сын одного из местных купцов. Их тут много…

Про таких, как Ярима говорят — парень хоть куда! Работящий, добрый и богатый — завидный жених, по словам Труды. Приметила я его ещё в том месяце, часто он встречаться мне начал. И взгляд его постоянно чувствовала на себе, а как посмотрю в ответ — так он быстро отвернётся и делает вид, что ни при чём. Вот я и поинтересовалась у Труды про него.

Парень остановился в паре метров от меня: стоял, мялся, переступал с ноги на ногу и явно волновался.

— Привет. — Нарушила я первая молчание, сбоку раздалось ехидный хмык. Угадаете чей?

Парень резко дёрнулся, словно от кнута и перепугано уставился на меня. Атмосфера стала давящей и неловкой, так что я решила подойти к нему. Но тот, заметив мои манипуляции, резко поставил корзину на песок:

— Тебе. — Буркнул и след его простыл.

Я так и застыла, не успев понять, что произошло. Укко же деловито направился к корзинке и начал осматривать её содержимое.

— А-а-а что это было? — неуверенно обратилась я к нему.

— Хахаль это твой был.

— Я серьёзно…

— Дурында, совсем не поняла, да? — привычно забурчал на меня вигт, но в этот раз были слышны довольные нотки. — Хлопец гостинцы принёс, видать к сердцу припала. Вон как хороши.

Я молчала — слов не было, а домовой продолжал:

— И баранки, и пряники и леденцы. Видать знает какая ты прожорливая.

— ЭЙ!

— А что не так?

— Мы договорились не распространяться об этом!

На это вигт закатил глаза — у меня научился.

— Ты-то носом не вороти! Жених-то хорош, купчий сын и внук старосты.

— Он-то хорош — на две головы ниже. — и правда корзина была полна сладостей. Моих любимых. Ах, я иногда так скучала за разнообразными «земными» конфетами. Сахарные, карамельные, с кислинкой, с горчинкой — выбор на любой вкус. А тут в основном пряники да мёд, леденцы уже роскошь и праздник.

— Это просто ты расщеколда длинная.

— Он младше на пять лет. В нашем мире это не законно. — Привожу контраргумент.

— Ну да, ты права — как-то быстро согласился Укко, но потом гаденько добавил: — он может и помоложе себе найти.

И противный же этот домовой!

— Ну что? Я же говорила, что будет от неё толк! — доказывала Труда. — А ты все хотел её в поле оставить. Мол, на вуморта похожа — проблем не оберёмся. Вон как оно вышло.

— Ну говорила, ну хотел. — Холодно отвечал ей Халвен.

Наступил самый жаркий месяц лета, и я отвоевала себе пару выходных от работы, чтобы не загнуться в поле. Блондинка продолжала надоедливо брюзжать: «Совсем расслабилась, а кто настойки делать будет? На что ты жить собралась?». Справедливости ради: я работала с рассвета до утра в последний месяц, словно конвейер, штамповала припарки и отвары. А ей было все мало. Вот и не стала её слушать, а просто взяла себе отгул и забила — хотя бы руки отдохнут. Ушла я спозаранку, оставив записку, что буду к вечеру. Но новые ботинки через пару часов натёрли ноги в кровь. С неохотой я развернулась обратно к «Дому».

Вот тут, только поднявшись по ступенькам, у двери — услышала этот диалог. Подслушивать мерзко, и неправильно, но интуиция так и кричала «ОСТАНСЯ!». А ей лучше доверять — не раз из передряг выручала, и разговор был явно про меня:

— Но только хлопот от этой ветрогонки не меньше!

Ветрогонка?! Козел этот Халвен.

— Ой, ну какие хлопоты, миленький! — елейным голоском лепетала женщина. — Комната все равно пустовала, а времени на втолковывание немного ушло. Зато, какие деньжища мы на ней заработали.

— Могли бы и больше заработать! Говорил же тебе — нужно было оставить себе золотые! Сколько на её прокорм ушло!

Ой, да иди ты куда подальше! За еду я платила!

— Мы и так только треть отдали! — Мне полагалось 90 золотых? Вот же загребущие руки.

— А могли и ничего не отдавать! Покуда ей знать, что полагается! Ах не трепи, ты, своим языком, баба…

— Ну будет тебе милый. — Все так же сладко успокаивала блондинистая лицемерка. — Знаешь, сколько я за её мази да отвары выручаю? По золоту за каждое! — а мне она отдавала полсребреника. Так, на минуточку, одна золотая это 10 сребреников. — И они так хороши, что с других деревень съезжаются.

Ответа ей не последовало, но она словно воспламенилась и с большим рвением продолжала:

— Да с ней мы самыми заможными станем на деревне! Все завидовать нам будут! А ещё я птицу Илкею послала, племяннику своему! На днях его ожидаем! Поженим их, понесёт и никуда не денется. Парень-то видный, а девка недалёкая, ничего и не поймёт.

И вот глупая девка сейчас стоит тут, словно громом поражённая. Нет, я особо не удивлена, что они оба скользкие и двуличные я подозревала, просто не осознавала насколько.

В доме послышался сдавленный писк Труды и хихиканье, а потом отчётливые звуки поцелуев. Отвратительно. Сил терпеть это больше не было. Не ощущая боли в ноге, я развернулась и ушла.

Солнце медленно уплывало в закат, окрашивая все в кровь. А я как бродяжка сидела под вишней в чьем-то дворе на околице деревни. Мысли мои вихрились из крайности в крайность. Нет я не сокрушалась и не сравнивала красный закат со своей раной в сердце и тому подобное: ах ох, как я разочарована в людях. Не маленькая и не раз встречала подобных им людей. Да и в чём смысл? Считай, вышла сухой из воды: крышу над головой дали, обучили основам, что я не загнусь на второй день самостоятельной жизни. Сделали из меня полноценную ячейку здешнего общества. Так что я не печалилась. Я злилась!

Вот зря, я решила вновь пожить без чая, ой зря! Зависимость к чему-либо — плохо, но «эффект отмены» от этой настойки был просто ужасающим. Отвыкнув от яркости чувств меня, бросало из крайности в крайность. То трясло от злости так, что зубами скрипела, то смеялась — думала лёгкие выплюну и, конечно, бросалась в рыдания от любой грустной мысли. И вот сейчас гнев рокотал в глотке, хотелось вернуться и избить их. Этих коротышек я бы за шкирку могла поднять и встряхнуть как нашкодивших котов.

Ладно, обманывали меня, но за тупую меня принимать это уж слишком! Особенно мне «понравилась» часть про племянника Илкуя или как-то там и поженим. У меня пар из ушей шёл при одном упоминании этого, насколько же я дура по их мнению по шкале от зубочистки до амёбы.

Я почти со свистом выдохнула воздух и рядом кто-то ойкнул.

— Прости-прости-прости, — затараторил знакомый голос. — Не нарочно я пугал…

Ярима — крадущийся в тени, ей-богу. А парень все стоял и разглядывал меня словно зачарованный.

— Привет. — Устало сказала я. Только его мне ещё не хватало.

— Привет. — Прошелестел он.

— Надо же — не убежал. — Уколола я. И сразу стыд заполнил меня, что я на нём зря срываюсь, не виноват он моих злоключениях… — Извини.

— У тебя что-то болит? — запинающийся вопрос.

— Да. Нога. — «И гордость»- это уже про себя.

— Что с ней?

— Натёрла в кровь.

Он помолчал. Попереминался с ноги на ногу. Покидал на меня взгляды, а потом все же решился, смотря на ноги:

— Проводить домой?

— Не хочу домой.

Он резко поднял голову и посмотрел мне в глаза. И лицо его сделалось таким, словно он истину мироздания в них узрел.

— Тогда пошли ко мне…

Я аж поперхнулась от неожиданности. Вот тебе и скромник, надо будет Укко рассказать. И я, конечно, в отчаянии сейчас, но не настолько.

— Знаешь, Ярима… — я пыталась перефразировать заготовленную для таких случаев фразу: «Мы с тобой не на том уровне общения — отвали!»

— Ты не подумай! Тебя и тётка моя звала. — он неловко улыбнулся. — А то битый час сидишь у нас во дворе. А уже свечерело — замёрзнешь.

Ах, как неловко-то вышло.

Тёткой оказалась Тива — предмет ярой зависти Труды. Увидев у себя на пороге «окровавленную» меня и довольного племянника она мило улыбнулась и сказала:

— Садись. Я сейчас принесу чем ногу намазать. А ты мелкий не шатайся без дела — иди за горячей водой.

Парень, красный как рак, убежал в другую комнату. Но сейчас я от него не отставала: щёки горели как костёр. До ужаса неудобно получилось с моим случайным вторжением в чужую собственность. Как в гости набилась…

Когда тебе говорят «дом сына главы деревни» первой же ассоциацией будет: роскошь. Представляются дорогое дерево, яйца фаберже и портреты в золотых рамах. Здесь же все было иначе: просторный и почти не украшен. Аккуратные занавески, милая скатерть на столе, цветок и пара статуэток. Просто и со вкусом. Это очень контрастировало с Трудиным «дворцом», украшенным вдоль и поперёк. Но самое примечательное, что здесь было уютнее и теплее. Казалось любовь, просто витает тут, а не заключается в декорациях. Может, первое впечатление и обманчиво, ведь мне тоже сперва казалось, что Блондинка украшала из любви дому. Но лишь спустя время я поняла — из любви к хвастовству и из мечты стать поводом разговоров и зависти. Вот посмотрите какова ХОЗЯЙКА!

Разглядывая декор, я расслабилась и успокоилась. И меня привлекла единственная яркая деталь: две стилизованные статуэтки мужчины и женщины. Они стояли совсем рядом: можно было дотянуться рукой и потрогать их. Женщина была изображена с красивой осанкой, гордо поднятой головой и, наверное, доброй улыбкой. Её одежда была красной, что выделяло белый цвет кожи. Мужчина же был мускулистым и хищным, его спина была прямой словно стержень. Темно-синяя одежда, с золотым капюшоном гармонировал с хмурым лицом и зашитым ртом. Не хотелось бы с ним нигде пересечься…

— Это Пери и Равк. Возлюбленные равновесия. — В комнату плавно, словно плыла, вернулась Тива с всевозможными склянками. — Ты так рассматривала их — они тебе неизвестны?

— Ваши божества?

Мне кивнули в ответ.

— Нет, мои, — я на секунду замялась, — сожители не веровали в них.

— С них станется. — вздохнула русоволосая. — Равк поддаёт нас искушениям и гневу. Забирает души без разбору.

— А Пери… наша защитница. Карает только грешников. — Нетвёрдо вклинился в разговор Ярима. В руках он нёс таз с водой.

— Спасибо, Ярима. Поставь вот тут. — Указала женщина и принялась закатывать мою штанину.

— Да я сама! — встрепенулась я, но меня проигнорировали и начинали обмывать раненую ногу. В который раз мне стало дико не по себе, а парень так вообще отвернулся. Казалось стеснение, воцарившееся в комнате, можно было схватить и завязать в узел.

Закончив со смыванием крови, женщина слегка отодвинула воду и опустила мою ногу на полотенце.

— Спасибо… — мой голос был совсем уж тихим. Чувствовала себя, как школьница на первом свидании. Мне по-доброму улыбнулись и пошли к столу за тёмно-синим бутыльком. Но тут, Тива, почувствовала витающую атмосферу. Она удивлённо перевела взгляд с красной меня на стеснённого Яриму. В шоколадных глазах как будто что-то блеснуло и мне подмигнули. На что я лишь смогла выдавить натянутую улыбку, казалось, что лицо сейчас треснет.

— Ярим, поди разогрей что-то гостье. — Живо скомандовала им женщина, а тот и рад был — только пятки засверкали. — Он парень ладный, хозяйственный.

— А-а. ага. — Проблеяла я.

Тива рассмеялась и, взяв бинт, вернулась ко мне и принялась обрабатывать ногу.

— Так мы на богах остановились?

Сначала я кивнула, а потом поняла, что женщина-то и не смотрит на меня, поспешно добавила:

— Да!

Послышался ещё один смешок.

— Равк и Пери возлюбленные. Но они борются с друг другом за души невинных.

— Отношения с перчинкой? — пошутила я. А потом замерла: а не оскорбила ли я их веру?

Тива задорно улыбнулась:

— А говоришь: «ничего не знаю!» — Женщина вылила синюю жидкость на бинт и приложила к ранке и она тут же защипала. Я слегка скривилась, и она беззлобно подколола меня:

— Ну, простите, не ваши дорогие настойки.

— Цену ставила не я. — Почему-то захотелось оправдываться.

— Успокойся. Я знаю Труду: с неё станется. — спокойно ответила Тива поднимая и унося склянку на стол и как ни в чём не бывало, продолжила: — Так вот, для Равка всё равны, что грешники, что чистые душой — он искушает всех без разбору. Пери же карает только грешников и спорит с Равком за души невинных. Ещё их называют Рождённый во тьме и Рождённая в огне. Есть ещё Роани — богиня Воды и Хала — бог трудолюбия и Рииг. Но это к Речным, здесь мало кто в них верует.

Я хотела было спросить, кто такие Речные, но вернулся Ярима с полным подносом еды и Тива предложила, голосом не терпящим возражения, отужинать.

«Домой» я вернулась за полночь в ожидании показной истерики о моей задержки и лживого беспокойства. Но стояла лишь тупая тишина — никто не заметил моего отсутствия. Обидненько, я все же их путь к богатству. Во мне волной прокатилась смесь облегчения с разочарованием. С одной стороны, мне не хватало только показной истерики с пометкой «МЫ ЖЕ БЕСПОКОИЛИСЬ!» или «ТЫ ЖЕ ДЕВУШКА НЕЗАМУЖНЯЯ! ЧТО ЛЮДИ ПОДУМАЮТ?!», которые обычно бывали, задержись я хоть на полчаса после заката. А с другой стороны — что им за меня переживать? Они уже всё решили, осталось только племянника дождаться. Так бы и придушила их подушкой, тихонечко одного за другим. Начала бы с Халвена…

Ах, как же увлеченно и яростно Ярима рассказывал о том, чтобы он сделал и как собирается с ним поговорить по-мужски. Мы, конечно, с Тивой уговорили его, не задев при этом его гордости, повременить с расправой. И, мол, Халвен этот недостоин, чтобы богатырь Ярима об него руки марал.

Да они настояли на объяснении, что со мной приключилось и пришлось выкладывать карты на стол. Но большую часть я предпочла утаить и лишь обмолвилась, что они «нехорошо со мной поступили за глаза». Тива понимающе кивнула и, казалось, что она все и так поняла без моих объяснений. Ярима же явно хотел расспросить, но постеснялся: красные щеки и уши говорили за него. И как мило он, теребя рукава рубахи, настаивал на том чтобы проводить меня: «Негоже красавице в ночи одной ходить». Но я тактично отказалась, сославшись на то, что это недалеко и мне нужно подумать.

С этими мыслям зашла к себе в комнату и сразу поняла, что забыла про Укку: единственного, кто искренне переживает и беспокоится за меня…

— О! Пришло Божедурье. — Лениво поприветствовал меня вигт, попутно поедая сухарики на моей кровати. Потом же будет стрелки переводить и говорить, что я накрошила. — Долго же ты валандалась.

— А ты так переживал. Извёлся весь, да? — Ответила я, плюхнувшись рядом с ним на кровати.

— Где же моя Расщеколда шаталась? — недовольно оглядел меня. — Потрепанная какая.

Я уже привыкла к таким щедрым эпитетам со стороны домового, конечно, поначалу это мне не нравилось, но со временем стало ясно: он безобидный ворчун. И вот так, на свой манер Укко выражает симпатию. Плюс тех, кто ему не нравится, он называет похлеще: Труду и её муженька например… Даже у меня брови от удивления вздымались.

— С Яримой. — Просто ответила я и, забравшись полностью на кровать, подтянула к себе колени.

— С Яри-и-и-мой? — протянул он и улыбнулся так сладко-гаденько. — Что? На сухари да ягоды купилась?

Отвечать не было смысла — это он так забавится. Я лишь устало закатила глаза.

— Авось и замуж за него пойдешь? Он с наследством, сможет тебя прокормить, но недолго…

— Труда и Халвен все это время мне лгали и использовали. Я сегодня это подслушала. — Как-то само по себе вырвалось у меня и опять стало так дурно. Укко замолчал. — Обворовывали меня это все время…

— Лена… — впервые он назвал меня по имени, — я не мог рассказать. Мне не дозволено…

— Не переживай, я знаю про контракт. — Я мягко улыбнулась расстроенному домовому. — Если бы ты мог, то сделал все что в твоих силах.

— Да, но с них станется. — Слетело с его губ. Одна фраза из разных уст про одних людей — все знали и молчали. Это вызвало у меня лишь кривую усмешку.

— Да ладно бы обворовали, так хотят ещё за дуру держат! Использовать как вещь хотят! — меня словно выворачивало наизнанку: я говорила, даже несмотря на вигта. — Как безмозглую куклу! Хотят подложить меня под племянника и привязать к себе. Как будто у меня чувств нет и я недостойна ничего.

По щекам потекли слёзы злости.

— Заможными они станут…! — С губ слетело крепкое слово, пока я лихорадочно тёрла глаза, пытаясь остановить слёзы. — Поженят нас! И понесу!

Последние слова я выплюнула с особой злостью и откровенно зарыдала, уткнувшись в колени. Это задело меня намного сильнее, чем я думала. Гнев и обида медленно пожирали меня. А если бы я не узнала? Сколько бы они ещё дурили? Страшно представить.

Вокруг меня метешился Укко и что-то быстро бормотал — слышала я лишь отрывки вроде: «что делать-то?!», «белобрысая трупёрда с мужем-полудурком»…

Со слезами пришло понимание того, что продолжать с ними жить и подыгрывать я не собираюсь — лучше удавлюсь. А с жизнью прощаться тоже не хочется и потому нужно искать выход. Для этого нужен ясный не затуманенный эмоциями разум.

— Укко. — сиплым голосом я прервала метания домового.

— Да?

— Завари мне мой чай, пожалуйста.

В своё время я очень сильно увлекалась игрой на сцене и была завсегдатаем театрального драмкружка. Вела его Виктория Викторовна, местная заслуженная актриса, которая всё никак не хотела смириться с возрастом и уйти на пенсию. Одевалась она всегда ярко и броско, особенно любила вышитые бисером платки и шали. У неё было любимое манто, проеденное молью с утраченным былым блеском и пышностью. Но самым примечательным был его воротник в виде целого лисьего тельца. В своем время меня, любительницу всех живых созданий, это очень возмущало. А Виктория Викторовна любила периодически элегантно поглаживать голову несчастного зверя. Из-за этого экстравагантной манеры, за глаза, мы называли её — «боярыня».

В принципе этот кружок назвать чем-то серьёзным нельзя. Скорее так, чтобы наша боярыня могла показать себя во всей красе и следующие поколения переняли её талант. В основном ходили одни девочки. Лишь однажды к нам попытался влиться новый мальчик. Каждая причислила его к своим женихам и выказывала свою симпатию, тем незатейливым способом, каким могут лишь младшеклассницы: отчаянно измываясь. Вот он долго не продержался в нашем «бабьем царстве». Виктория Викторовна, с весьма драматичным вздохом любила его вспоминать и повторять:

— Девочки мои, умение вести игру, если не сделает из вас актрису, так поможет быть королевой! — с горделивой осанкой она обходила маленькую комнатку, выделенную нам театром для занятий. — Как управлять мужем, к примеру: где прикинутся безропотной, а где и выпустить коготки!

Мы слушали с упоением и большими надеждами на будущее: втайне мечтая стать великой актрисой и в момент вручения награды вспомнить о своём милом драмкружке. Мы даже разыгрывали это, ссорясь за роли.

Но спустя несколько лет, Виктория Викторовна, заболела и кружек закрылся. Но даже несмотря на это, наша горячо любимая боярыня оказалась права, актёрство никогда не было лишним. Не сказать, что я прям, одарена им, но где рожицу посмиреннее сделать или как слёзно выпросить оценку у преподавателя я знала.

К чему я углубилась в воспоминания? А к тому, что я решила играть глупую наивную девочку пока не найду решения своей проблемы. Я буду уступать, покорно молчать в присутствии Халвена, а с Трудой просто нагло тупить и путать травы и мази. Да и с племянником, имени которого я не помню, буду флиртовать. Но как только появится возможность — съеду и порог им солью посыплю.

А съехать, оказывается, было не так уж и сложно. Пока Ярима уходил заваривать чай, я поинтересовалась у Тивы где я смогу снять комнату. Мне сказали, что за один сребреник за неделю комнату сдаст любой — она назвала пару «проверенных» домов и предложила снимать комнату у себя: «лишний доход никогда не повредит». Особо в её добрые намерения я не верила, но все же жить в доме старосты не самая плохая затея: никто ко мне не сунется. Ах, если бы я знала…

Но все будет делаться постепенно, и начну я с убеждения в моей беспросветной тупости и наивности: подожду, пока эта семейка совсем расслабится и прекратит стеречь. И в это же время буду проверять почву на возможность торговли.

Так вот следующим утром и вышла я из комнаты, словно лучик солнца на землю спустился: улыбка настолько широкая, казалось лицо треснет, а взгляд до того наивный почти щенячий, Халвен аж подавился при виде меня.

— Доброе утро! — с придыханием и восторгом говорю я им и присаживаюсь напротив мужчины. Он лишь посмотрел на меня как на…идиотку.

— И тебе утречко доброе, Лена! — Труда ставит передо мной тарелку с кашей и улыбается, совсем неискренне. Я миленько улыбаюсь в ответ, но к еде не притрагиваюсь. В этом доме я больше ничего не ем. — Как спалось?

— Ах. — со вздохом роняю голову на руки. — Сон мне такой приснился!

— Какой сон?

— Красочный! — с придыханием выдаю я. — В нем у меня любил красивый парень.

Надеюсь, она правильно истолкует «любил». Если нет, то чур я не виновата.

— И веришь ты во сны свои?

— Конечно! Сегодня же полная луна в Венере с оттенком Козерога! — Я вытаращила глаза и приложила руки к груди. — Значит вещий! В моем мире — это существенный знак!

Господи, какую же белиберду я несла…

Но наживка закинута и остается не заметно следить за реакцией. Она меня не разочаровала — блондинка просияла и победно глянула на мужа. Господи! В этом доме не я тупая…

— Ну ясно.. - совсем не заинтересовано отвечает она, но потом как будто, «вот я тут случайно вспомнила», продолжает: — Ко мне племянник завтра по утру приедет…

— Племянник? — с дрожащим, как бы от восторга голосом подхватываю я.

— Да, племянник! — гордо повторяет и между прочим: — И хорош он собой, как с картинки!

Я состроила смущённую рожицу: глазки в пол, губу закусила. По довольному хмыку поняла, что впечатлила. Халвен же смотрел на меня уже с долей презрения. Ничего-ничего, как-то подмешаю тебе чего в чай.

Как и говорила Труда — племянник прибыл утром, весь такой совершенно никакой. Не то чтобы некрасивый, а просто безликий — таких обычно встречаешь на улице и проходишь мимо, не обращая внимания. Короткий ёжик русых волос, обычные непримечательные серые глаза (у Халвена хоть какой-то блеск в них был) и сальная улыбка. Но самым бросающимся были СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНЫЕ переглядывания этих троих. Труда только что не подмигивала племяннику и пальцем в меня не тыкала.

Ну, а что с меня, глупой бабы, взять? Стою тут ножкой вожу по земле, взгляд опущен, смущённая такая вся и впечатлённая красавцем ростом до пупка.

— Я Илкей. — и голос у него совершенно обычный.

— Лена.

— Я тебе подарки привёз. — Меня покоробило оттого, что он сразу начал тыкать. Да ладно, он весь меня коробил.

— Да не стоило… — робко отказываюсь я, но жениха это не останавливает и он протягивает мне леденец в виде петушка. Его травяной запах сразу ударил в нос. Но! Один леденец! Быстрее зовите всех на пир! Отдаваться буду! Такому щедрому и не жалко даже! Ярима, на фоне этого придурка — принц на белом… пони!

Но я, конечно же, изобразила дикий. Получилось, так что блондинка чуть не прыгала от счастья.

На пиршество по приезда любимого племянника я не осталась, сославшись на то что в поле надо — утреннюю траву рвать. Глупая работящая девка, нужно же соответствовать образу. Меня с радость отпустили.

Ни на какое поле я не пошла, а встретившись с Укко недалеко от дома, направилась на озеро бить баклуши до вечера. Но по дороге нас неожиданно перехватила Тива и затащила к себе: ей была ужасно необходима помощь в травах…

В общем, квас у неё получился горький и она, не знала, что сделала не так:

— Я вот и душицу кинула и чабрец тоже. — Сетовала женщина.

Отпив глоток этого зеленоватого варева, я сразу поняла, что не так. Дар и все такое.

— Квас, конечно, ваш до костей пробирает. Вы мяту положили?

— Нет. Запамятовала.

— Ну, вот, и потому горчит.

Она тут же забегала по кухне в поисках мяты, а мы с Укко (который до этого ходил по комнате и по-хозяйски заглядывал во все ящики) собирались уходить, но нас не пустили:

— Ой, останьтесь на квас же! И давай на ты! — говорит она и дверь закрывает с улыбкой.

Задержались мы «на квас» до вечера. Укко опивался им, так он ему понравился, что заставил меня обещать ему «каждую седмицу» такой варить. Ну а мы с Тивой чисто по женских обсудили моих сожителей. Ну как обсудили? Перемыли им все кости, да с таким упоением — кот так сливки не лакает.

После этого разговора мы не стали подругами, но как говорится, общие враги объединяют. Относились мы к друг другу скорее с пониманием и некоторой деловой жилкой- я ей деньги, а она мне комнату. Все рады и довольны и главное, никакой лжи и претензий.

— Только через неделю смогу тебя забрать. Мужа нужно дождаться.

— Без проблем, я как раз козу с ними повожу. — Говорю я и делаю ещё один глоток кваса. Освежает. Да и у здешнего кваса одно название от привычного мне земного. На самом деле это тут что-то вроде компота.

— В смысле? — спрашивает Тива, подливая домовому кружку. Восьмую, между прочим, а тот только что не мурлычет.

— Ну, я же глупая женщина? Вот пусть до последнего ничего не знают.

Кареглазая заливается смехом, но сквозь него предупреждает:

— Они тебя не простят.

— Это ещё что! — вклинивается в разговор Укко. — Она полудурку собирается травы подсыпать.

— Предатель, — кривляюсь я домовому, а Тиве поясняю, — Это он так Халвена называет.

Женщина снисходительно покачала головой:

— Так что за трава?

— Да вот у озера Пьяного Матроса собрала. — Будничным тоном говорю, а Тива пораженно открывает рот и тут же закрывает, но потом восхищённо говорит:

— А ты злая…

В чём собственно тут дело? Пьяный Матрос — это такая травка светло-голубого цвета, которая растёт на озёрах, реках, но самое интересное не растёт у моря… И причём тут матрос, да? Но назвали как назвали… Обычно собираются молодые побеги и засушиваются для заварки, но можно сделать и из свежих листьев спиртовую настойку. Отвар, как и настой отлично снимают усталость, но только у женщин. У мужчин же вызывает…эректильную дисфункцию. Временную или нет, смотря сколько принять.

Когда я «вернулась с упорной работы в поле», меня встретил жених-всей-моей-жизни и с плутовской усмешкой спросил:

— И как тебе мой леденец?

Я почти закатила глаза от такой похабщины. Так, и хотелось поинтересоваться: давно ли у него закончился пубертатный период. Травки, может, какие успокаивающие посоветовала бы, ту же настойку из Пьяного Матроса…

Но собрав всю волю в кулак и все своё жалкое артистическое «Я» с диким восхищением и ликованием ответила, что это самая вкусная конфета в моей жизни! И вообще все это время я только ради этого жила!

Он повёлся, да так сильно, что даже я удивилась:

— Ну, все ясно с тобой, — в манере Халвена произнёс он, а у самого рожа раскраснелась только так. — Будешь хорошо себя вести — ещё принесу.

Закивала я в ответ с не меньшим энтузиазмом.

И пронеслась моя неделя в ожидании мужа Тивы — словно ветер. Это было самое весёлое время в Гномьем Царстве ( Лесная Долина, но мне так больше нравиться). Дурочка из меня получилась отменная — десять из десяти. Да и очаровательная! Илкей, голову от меня-то потерял — конфеты дарил, комплименты делал и на сеновал зазывал! От последнего, весьма романтичного предложения, я конечно отказалась.

А Труда и её подкаблучник с амбициями полностью уверились в моей узколобости. Внимания обращать на меня совсем перестали, да и относились больше как мебели: Халвен игнорировал, а блондинка… Как всегда вроде и говорит со мной, а в реальности живой собеседник ей без надобности — продолжает болтать, даже когда ей не отвечаешь. Я думаю, что когда меня не было — она разговаривала со стенами…

Но весь этот расклад был мне на руку. Никто из них не обратил внимание, на то как я потихоньку выносила свои вещи. Первыми пошли склянки, редкие сготовленные травы, мази и припарки. Все ценные вещи я старалась держать при себе: кошелёк с монетами был привязан к брюкам и спрятан под рубахой, в её внутреннем кармане сложена дорожная грамота. Ещё со мной всегда был небольшой нож. Им я срезала травы, грибы, сковыривала кору, ну и в случае опасности можно попытаться выколоть глаз. К ножу я пришла не сразу, только после того, как от постоянного вырывания травы у меня неплохо так разъело кожу на руках. Но и пока к ножу приловчилась: руки все порезаны были.

Из крупных вещей был только сундук с одеждой и уходовыми принадлежностями, который я прикупила из «зарплаты». Его я выносила под предлогом смазать лаком от заноз, но так как он «уж больно пахуч» лучше сделать это за домом. Илкей галантно предложил его туда отнести, но у бедняги уже на полпути чуть пупок не развязался.

Сундук «лакировался» на уличке до темноты и дожидался, Яримы и Вайкея. Последний был мужем Тивы. Он, как и жена был довольно высок, как на гнома (почти мне по плече) с густой русой шевелюрой и бородой (в Красном Листе я единственная темноволосая). Его серые глаза и в отличие от Халвенвских, смотрели на мир с теплотой.

Я даже как-то совершенно бестактно спросила у Тивы, что она нашла в Халвене. На это женщина так тяжко вздохнула и стало понятно, что этот вопрос она слышит не впервые.

— Да не нравился он мне никогда. Только он за мной бегал, даже преследовал. — Разводила женщина руками. — Ну вот я и уехала от греха подальше, благо Труда его охмурила. А так мне всегда был Вайкей мил.

Я с лукавой улыбкой, понимающе кивнула в ответ. Не мил бы он был, ага. Хозяйственный, добрый, да и ещё смотрит на неё с такой любовью!

Такой мужчина, жаль только низкий и женат…

В последний день я так и сказала: «СЬЕЗЖАЮ!». Ах, если бы я не поддалась своему садистскому желанию высказать все в лицо, а сообщила постфактум или записочку послала: «Я съехала. P.S. Труда — ты завистливая стерва» — проблем было намного меньше.

Поначалу они ничего не поняли. Первой опомнилась блондинка: пока я ничком пробиралась к выходу она успела залететь в мою бывшую комнату. Там соответственно я оставила все в первоначальном виде — как заезжала: зеркало, кровать, здоровый сундук.

Потом начался скандал. Дети, помогите узнать: кто больше всех верещал?

— Предательница! Да как ты смеешь после всего, что мы сделали! — она демонстративно хваталась за сердце и картинно надрывала голос. Как хорошо, что я выпила мой «ромашковый чай» перед всем этим цирком. Теперь так любо-дорого за этим всем наблюдать.

— Душу в неё вложила! Спасла её! — не унималась Труда. Глаза зажмурила, головой вертит, тяжело вдыхает, а выдыхает почти со свистом. Чем вам не агония? — Выходила её! Всему научила! Она что? К вражине съезжает!

Тут вставил уже свои пять копеек и Илкей:

— А я ухаживал за тобой! Подарки носил. — Губы надул, подбородок выпятил, весь такой обиженный и надменный. На фоне «сердечного приступа» (или даже «предсмертного») его тётки, выглядело это всё как-то жалко. Ему ещё учится и учиться.

Ноя забыла упомянуть моего самого любимого Халвена. Он по-барски восседал за столом: спину откинул, нога на ноге, презрительный взгляд, манерное чаепитие. Он только что мизинец не оттопыривает. Его слов я не была достойна.

Поносили меня, на чём свет стоит добрые десять минут. Как говорится, дала людям возможность выговориться, но, увы, мне пора в новый дом — обустраивать там все. И больше не обращая внимания на отличную инсценировку инфаркта в домашних условиях, пошла на выход.

Но Труда в мгновения ока ожила и кинулась преграждать мне путь:

— Не пущу, пока все не отработаешь! — шипела она. Я попыталась её обойти и тут она на меня замахнулась. Когда я рефлекторно её оттолкнула — разразился ад.

— Вы видели?! ВИДЕЛИ?! ОНА УДАРИЛА МЕНЯ! — истерично вопила Труда. Тут терпение бы лопнуло, даже у святого, так что я не сдержалась и рявкнула на неё:

— Заткнись! — она застыла и выпучила на меня глаза. Воспользовавшись этим замешательством, я спокойно, но твёрдо продолжила, — первое, я ничего не должна.

Взмахом руки я прервала попытку блондинки открыть рот.

— Я знаю, что вы обманули меня, как минимум, на 60 золотых. Я знаю, что ты давала мне за припарки и мази пол сребника, когда продавала по золотому.

Вся ретивость тут же сошла с Труды, и она удивлённо ойкнула. Следующим на очереди был её племянник:

— И про тебя, женишок, я всё знаю. И конфеты твои приворожённые я козе соседской скормила.

Леденцы, которые мне так любезно таскал Илкей, были «заворожены». Нет, он не читал над карамелью молитву, окропляя своей кровью — просто напичкал наркотической травой. Мне тогда сразу ударил резкий запах в нос, но потом я как-то отвлеклась от этого. Когда Укко подтвердил мои мысли, сказав, что от карамели несёт дурманом. Я ему в тот же день сварила две крынки того кваса.

А конфету, как вещественное доказательство, я отнесла Тиве за советом. И довольно долго промучившись с ней (мы её расплавили) решили, что это либо действительно отвар из Дурмана или заварка семян Ипомеи. Они оба дешёвые, безвкусные и сильнодействующие. Под их воздействием ходишь весьма радостным со свинцовой головой, послушным как тряпичная кукла и завышенным либидо. Надо было видеть соседскую козу и как она рвалась к Илкею. Боги, как он забавно улепётывал от неё каждый раз, ведь коза была в половину него и была грозной, настойчивой поклонницей. Но на второй день мне было так жалко животное и совестно, что приготовила для неё противоядие. Как вовремя я насторожилась и перестала «есть из их рук».

Теперь возмущаться больше никто не хотел: блондинка молчала, выражение лица у неё было такое сердито-осиное: искусаю — покусаю, а её племянник стоял красный и сникший. И непонятно — из-за того, что план не выгорел или из-за козы расстроился.

И вот настало самое лучшее время картинно уходить в закат, но…

— Ты мои ноги должна исцеловать за то, что я в поле тебя не бросил. — тут даже не стоит объяснять, чей едкий заносчивый голос это был. — Без моей жены — ты бы девкой продажной была. Да и не самой годной, с такой-то рожей.

Он говорил медленно: его маслянистый голос растягивал слова, словно яд выливал. Он делал акцент на самых «обидных». Но меня это не задевало. Нисколько — я же под чаем. Да и цену я себе знаю, так что проститутка из меня вышла бы довольно востребованная. Я, конечно же, имею в виду внешность, да.

А в остальном он прав — без них я бы и недели не протянула, но и в благодарность от меня они получили достаточно. Расстаться бы нам полюбовно, но такие как они не умеют так. Для них существует свой мир, в котором они замечательные, а остальные холуи, которыми можно пользоваться. И не дай боже у кого-то что-то лучше! Громче всех будут обвинять в нечестности и гнилости.

Не обращая внимания на Халвена, хотела было уже уйти, но с щелчком двери, когда я её открыла, во мне также что-то «щёлкнуло»:

— Да ты прав. — Просто соглашаюсь я и разворачиваюсь лицом к Халвену. Откинув голову, наблюдаю, как по его роже расползается самодовольная улыбка. Прослеживаю за тем, как он отпивает большой глоток чая и отодвигает чашку от себя. Идеально.

— Халвен, — я игриво ему улыбаюсь и впервые называю по имени. Это его обескураживает и, потеряв контроль над собой, он удивлённо дёргает бровями и слегка подаётся вперёд. Но потом резко сводит их и складывает руки в замок. — Я в твой чай настойку из Пьяного Матроса добавила.

Об этой настойке здесь знает каждый мужик, так как женщины часто используют её для снятия головных болей — дешёво и эффективно. А для мужчин же болезненно и опасно. Но до Халвена дошло не сразу, а спустя мгновение. Взгляд его сделался диким, сам он весь позеленел. Мужчина так неверяще сначала посмотрел на ехидно усмехающуюся меня, а потом на чашку. Ах, бесценно.

На то как Труда с криком раненого вепря бросилась к мужу, я уже не смотрела. Илкей не мог понять, что произошло и что делать: то ли к «дяде» своему бежать, толи меня останавливать.

Уже за дверью я крикнула о том, что я весьма щедрая и на отвар не скупилась. Ответом мне был рёв, но непонятно чей. А потом я бежала до Тивы сломя голову, не забывая оборачиваться: проверя, не бежит ли кто за мной с топором.

— Девонька, мне бы чего от суставов — уж сильно на погоду ноют…

— Настойка из кленовых листков весьма хороша.

— А ещё что?

— Ну, настойка из берёзовых почек и… А, вот мазь из цветков каштана!

— А как ты делаешь мазь из каштана? — умильно интересуется бабушка Софа.

Я неуверенно оглянулась на очередь за ней — все недовольно сверлили её спину злобными взглядами. Устали они — устала и я. Вот уже добрые полчаса баба Софа мучила меня расспросами. Началось всё с «чего-то от головы, девонька», потом как-то перешло на «вот спина у меня болит» и дошло до суставов. Расспрашивала она подробно о каждой мази и настойке: как я её делала, из чего, где ингредиенты нашла, в каком часу, и чуть ли нечто на мне было надето. В принципе ничего сверхсложного в объяснении приготовления не было. Но повторять в десятый раз одно и то же утомляло, ведь в большинстве своём простые мази и припарки делаются одинаково. Для мази берётся свиное сало (прошло много времени, прежде чем я перестала кривиться при виде него) и топится на медленном огне. Затем в посуду кладутся травы и заливаются растопленным салом, ну и выдерживаю его от пятнадцати минут до нескольких суток или недель. Припарки же — налил кипятка и готово.

Я бы могла поторопить бабушку Софу — но с ней лучше не ссорится. С виду она такой милый ангелочек с платком поверх седых волос, но только попади к ней в немилость… Дня два назад, когда мы с Укко на пару ходили за покупками, стали свидетелями, как женщина ссорилась с мясником. Это нечто! Её голос, наверное, слышно было в конце деревни, а выражения какие она подбирала! Ух, Укко даже завистливо присвистнул. Мясник же поначалу отгавкивался от неё, но когда та начала накидываться на него, отошёл за прилавок. Казалось, она глотку готова ему перегрызть, бедняга мужчина даже начался на ножи оглядываться. А все из-за того, что тот её поторопил. Так что я хоть и устала, но вежливо продолжала отвечать на все её вопросы. Но в итоге баба Софа заявила:

— Ну, ясно. Дайка мне настойку из ромашки.

Отвернувшись за настойкой, я вежливо про себя помянула бабушку неприличным словцом. Я тут перед ней распиналась про одно, про второе, а она берет третье! И главное, без всяких вопросов. Работать с людьми — ужасно сложно и утомительно. Сейчас я осознала и зауважала всех продавцов.

— Вот, возьмите. С вас один сребреник.

Меня просквозили недовольным взглядом, но елейно спросили:

— А уступить бабушке?

— Полсребреника? — быстро с надеждой спросила я.

Мне довольно хмыкнули и положили одну бронзовую монету. После её ухода я облегчённо вздохнула, но силы покинули меня вместе с ней. Уйду сегодня раньше обычного…

— Мне, пожалуйста, настойку из каштанов.

— Да, конечно. — И я снова принялась за работу.

После моего «скандального» переезда — жизнь изменилась. Теперь на мне лежало больше ответственности. Раньше я лишь собирала немного ингредиентов и готовила пару компрессов или настоек. А сейчас я сама платила за комнату, еду, склянки и за аренду прилавка на рынке — трат было много. И чтобы не уйти в минус приходиться увеличить количество, скорость и эффективность «производства». Но и спрос на мои лекарства стал большим. То, что я выносила на торговлю — раскупалось в тот же день.

Несмотря на это все, имелся и огромный плюс — независимость, особенно финансовая. Меня ни в чём не ограничивали и не следили. Я не отчитывалась и не рапортировала о пройденном дне или что я сделала. Мои арендодатели были весьма понимающие и тактичные. Никогда мне ничего не навязывали и, за это я была им благодарна. С ними я смогла отложить весьма приличную сумму.

Также я начала откладывать деньги. Запасайся на чёрный день, будь всегда настороже — взяла себе за правило. В этом деле мне очень помогали индивидуальные заказы. Я брала их если позволяло время, и я знала, как это готовить, или предлагали хорошую плату.

Самым интересным был заказ от молодого приезжего купца. К обеду, когда я уже «закрылась» и шла в сторону дома, ко мне подошёл медноволосый, хорошо одетый мужчина. Он был красивым, но бледен и с таким несчастным выражением лица и так напоминал побитого щенка, что моё доброе сердечко сжалось и сделало для него исключение. Мужчина ничего не говорил, а лишь протянул небольшой листок бумаги. На нём красивым почерком было написано: «Велико Уважаемая, Елена! Прошу спасти меня от позора и отказа невесты». Ещё не понимая, как именно я должна его спасти — скептически подняла бровь. Он же передал мне вторую записку: «Давеча, по приезде, узнал, что хвор я на болезнь интимного характера». Это я перечитала несколько раз, а потом посмотрела на «жениха». Покраснел он похлеще Яримы. Но сочувствия или жалости он от меня не дождётся.

— Сами нагуляли свои проблемы — сами разбирайтесь. — Отрезала я.

Эти изменники всегда меня раздражали и возмущали. А женщины, которые способствовали измене и подавно. Надеюсь здесь существует Бог, который карает всех неверных мужиков. Я со спокойной душой обошла купца.

— Меня млечным соком опоили. — За спиной раздался умоляющий тихий голос. — Я не хотел, я люблю свою невесту.

Надо было уйти и не обращать внимания на все его отмазки. Но я знала, что такое млечный сок — опиум другими словами. В Лесной Долине его продавали в самых отбитых и дешёвых заведениях. Его употребление сопровождалось вялостью, спутанностью сознания и замедленной реакцией. Так что жалость к непутёвому парню затопила меня. Я ещё раз глянула на него и вздохнула. Может, я не правильно поступаю, может он действительно виноват, но парень выглядит так жалко, а в глазах такая горечь… Меня же тоже чуть не дурманом не отравили…

— Через пару дней зайдёшь. Если смогу — помогу. — В зелёных глазах гнома заплескалась надежда. Покачав головой, я ушла.

Никаких припарок, а тем более мазей от ТЕХ болезней я не знала. Так что пришлось спрашивать у приближенных. Тиву я отбросила сразу, с её любопытством она не оставит меня в покое и в итоге прознает про беднягу. Мне она, конечно, импонировала, но после того как обожглась об Труду, ей не доверяла.

Оставался только Укко. Как же у него вытянулось лицо, когда я спросила. Первые мгновения стояла немая тишина, но после вигт взорвался:

— Что?! Да как?! Когда?! Кто?! — вигт был настолько возмущён, что не мог определиться с вопросом.

— Успокойся! Это меня слёзно попросили сделать.

Домовой резко замолчал, как будто все силы его покинули.

— Не тебе? — недоверчиво спросил он спустя пару секунд.

— Нет, не мне.

— Думал уже, что волочайкой стала. — облегчённо, но уже как обычно, ворчливо ответил Укко. — Да вот приходилось пару припарок доставать… Могу сказать кому!

— Догадываюсь и не хочу знать. Так, что с рецептом?

— Можжевельник и присыпка из репейника должны помочь…

К намеченному времени я приготовила неудачливому жениху все, что нужно. Смесь перелила в банку из-под отвара Цикория. Также приложила подробную записку. В ней расписала что да, как и когда. Хм, я и картинки нарисовала… Что?! Капля злорадства никому не повредит. Заказ под прикрытием был передан лично в руки, когда он подошёл покупать «что-то для бодрости». И взяла с него, как за цветки, хотя все стоит в несколько раз дороже. Но парень (имя его до сих пор не знаю) меня не разочаровал.

Где-то через недельку у меня на пороге лежал внушительный свёрток, подписанный знакомым почерком. Развернув его — почти пищала от радости. Там оказались две книги по «Травоведенью». Я так давно их искала, спрашивала у всех приезжих торговцев, но все, что было у них из книг — любовные романы о простой юной гномке и заможном человеческого купце с пристрастиями, он ещё постоянно прикусывал свою губешку… Странный мужик, я вам скажу, но все местные женщины прямо сходили с ума из-за этой книги…

Читала я уже весьма хорошо и потому книжки проглотила за несколько ночей. Они оказались весьма полезными и подробными — смогли заполнить пробелы в моих знаниях. Перечитывала я их при любой возможности, так что со времени большинство рецептов отскакивали от зубов. Казалось жить стало совсем хорошо. Только иногда я скучала за родителями и прежней жизнью. За комфортом и удобствами. Но человек такое существо, что привыкает ко всему. Ну и я привыкла, особенно с моим «ромашковым чаем».

Конец лета принёс с собой удушье жары и выжженную солнцем траву. В связи с этим работы поубавилось, и в душе проросла меланхолия. С тех пор как я попала в этот мир, многое произошло. Я приняла его. Мир, где процветали гномы и жило ещё много удивительных существ. Могу лишь догадываться, каково их разнообразие и скольких из них мне доведётся увидеть. Я поверила в этот мир, как в сказку, хоть он отнюдь не идеальный. Но мне было так спокойно, казалось, что мне все по плечу, ведь я уже справилась со столькими трудностями…

Из-за повышенной сухости торговля совсем разладилась: новые настойки делать было не из чего, солнце иссушило всю зелень, и приходилось реализовывать то, что осталось. В основном брали «что-то от дурноты», «что-то от головы» и «что-то для бодрости». Свободного времени у меня прибавилось и, отвыкнув от него, я растерялась — что же с ним теперь делать? В Красном Листе из развлечений были: работа, ярмарка и медовуха. И со всеми тремя вариантами не заладилось. Если с первыми двумя всё понятно, то с последним связаны неприятная история. Основных участников было четверо: Вайкей, Ярима, Я и Укко (куда без него). Решили эти трое сводить меня в местное питейное заведение, а то «бедняжка кроме своих трав ничего не видит!»

— И как далеко ваш бар?

— Трактир, божедурье, трактир! — бесился вигт. — Явно все мозги в рост ушли.

— Вот сейчас подхвачу кого-то за жиденькую бородку да потрясу в воздухе… — парировала я, и Укко состроил оскорбленную рожицу.

— А ты с характером, Лена. — Наши перебранки с домовым явно забавили Вайкея. — Тебе палец в рот не клади — руку откусишь.

— Да она, вообще, прожорливая. - Тут же съязвил Укко.

— Неправда, Лена, ест как птичка! — Вступился за меня Ярима, вызвав улыбку в ответ. Парень все ещё не оставил своих романтичных надежд относительно меня, но уже не смущался. Мы начали общаться как приятели и нередко шутили и разговаривали часами.

И вот так переговариваясь, наша разношёрстная компания направлялась в трактир. Красный Лист — обычная, непримечательная деревня с одинаковыми прямыми улочками и домиками. Конечно, каждый хозяин и хозяйка старались придать своему жилищу изюминку и индивидуальность, но это смотрелось мило и никак иначе. Из достопримечательностей бар и некое подобие святилища. Забавно, что они оба находились на соседних улицах. Так сказать, выпил и пошёл замаливать грехи.

— Вот мы и на месте. — Сообщил мужчина.

Осмотрев громоздкую вывеску — я хихикнула. Её придумал гений маркетинга! «Счастливый гном»! Просто идеальное название для трактира.

Внутри я ожидала увидеть бушующий тестостерон, пьяный гвалт и туман перегара. Но все оказалось приличным и даже симпатичным. Ровные ряды деревянных столиков, небольшое подобие барной стойки, украшенной необычными узорами, пара натюрмортов на стене и аккуратные салфеточки. Посетители вели себя мирно и чинно: болтали, играли в местные карты и смеялись. Нас вежливо поприветствовала аппетитная девушка за барной стойкой. Такая рыженькая девчушка — кровь с молоком.

— Присаживайтесь, а я сейчас принесу. — Бросил нам Вайкей и направился к стойке.

Красивый лакированный стул был для меня, скорее табуреткой и никак не ассоциировался с удобством. Сидеть пришлось, скрючившись, колени больно упирались в стол. Укко на это лишь злорадно улыбнулся. Да что там, даже веснушчатый Ярима прыснул. Предатель.

— Так, вот квас для Укко. — Вайкей поставил небольшую расписанную крынку перед домовым. — И сидр для нас и медовуха для Лены.

Я ожидала увидеть золотистый напиток с приятным хмельным ароматом. Но передо мной было темно зелёное вязкое бабушкино зелье. Аромат соответствовал — такой же убийственный.

— Это точно медовуха? — я недоверчиво покосилась на сероглазого. — А мёд тут только в названии?

— Да, нет. Он и в составе есть. — Пожал он плечами.

— Если не нравится, можешь взять мой сидр. — Заметив мою неуверенность, предложил Ярима.

— Прости, малец, но тётка твоя убьёт меня за это. — Вайкей по-отечески положил руку на плече парня. — Тебе можно только сидр.

Опустив плечи, тот уныло уставился на напиток.

— Он, что настолько крепкий? — я снова посмотрела на эту изумрудную жижу.

— Ну так…средненький. — Серые глаза хитро блеснули. — Но если не хочешь не пей.

— Да что тебе будет, дылде. — Оторвавшись от кваса, поддел домовой. — Тебе на один зуб.

Ну, я и поверила — сделала такой добрый глоток. Поначалу жидкость напомнила травянистый вкус микстуры, Доктор Мом или что-то подобной, но когда я её проглотила…Ух, глотку словно обожгло раскалённой лавой. Глаза защипали и заслезились, я захрипела и со свистом втягивала воздух. Парни сначала веселись, смеялись и подшучивали, но потом присмирели и напряглись.

— Эй ты в порядке? — первым заволновался вигт.

Я злобно зыркнула на него, но ответить не смогла: в голове помутнело и закружилось. Последней чёткой мыслью было осознание того, что это не медовуха, а чертов демонский напиток.

— Дорогая, ну я не думал, что так получится!

— Не думал? А голова тебе на что? — это была Тива и она кричала. Вау. — Как можно было опоить невинную девушку! А ты мелкий чем думал?

— Ну я… — несвязное бурчание напомнило Яриму.

— Все вон! Чтобы глаза мои вас ни видели!

Раздался дружный поспешный топот, словно кто-то делал ноги.

В это раз я не проснулась, а воскресла. Меня, словно опять сбили, но тогда всё вокруг было на месте, а не крутилось. Да и во рту был гадкий привкус и сухость. Все эти симптомы ни с чем не спутать — похмелье. Впервые напиться в новом мире? Можно ставить галочку напротив.

Закутавшись в одеяло и кряхтя, как старуха, вышла на кухню. Тива смерила меня недовольным взглядом, заставив сгорбиться ещё больше.

— Водички можно? — жалобно промяукала я.

Пару секунд женщина молчала, а потом так откровенно заржала:

— Ох, и жару ты дала! — пожав плечами, я с осторожность присела на скамейку. Передо мной поставили чудотворную прохладную водичку — саму вкусную в моей жизни. — Что ты там творила!

— Что я там творила? — испуганно переспросила.

— Ну, как ты помнишь, вчера ты напилась в усмерть. — Женщина налила мне второй стакан воды и предложила сухариков. Фу, меня скорее стошнит быстрее, чем я их прожую. — Ты вчера почти легендой стала! Теперь все мужчины на деревне тебя боятся.

— П-почему? — я готовилась к худшему.

— Ты кричала, что придумала нового бога, который будет карать всех неверных мужиков. И имя ему Пьяный Мотрос. — Я страдальчески застонала, а брюнетка продолжила сквозь смех. — А потом ты в деталях рассказывала действие одноимённой настойки и угрожала, что подмешаешь её всем, как и Халвену.

Господи, а не сожгут ли они меня как ведьму на костре за это?

— Так, это правда? — я непонимающе на неё уставилась. — Про Халвена. Да и Труда она много про тебя слухов распускает.

— Все совсем плохо? — На моем лице так и было написано: «не удивлена».

— Да, нет. Теперь тебя, можно сказать, уважают. — Я скептически подняла бровь, и она со вздохом добавила: — Бояться и уважают.

Могучая и великая Лена! Травница и злобная великанша в одном теле!

— А все же? Опоила?

— Да нет! Просто сказала со злости, так что если у него и есть проблемы, то не из-за меня.

Брюнетка опять засмеялась до слёз.

— Да! Такого я не видала! Труда же хочет Халвена отвести к жрецам на излечение.

— Жрецы?

— Послезавтра все увидишь. А мне работать нужно. — Она покачала головой. — Ничего с вами не успеваешь.

«Жрецы прибыли» — раздавалось со всех сторон деревни, ну и мне захотелось посмотреть на что-то новенькое. Торопясь сквозь просторные улочки в сторону святилища, не могла не заметить, как шарахались от меня мужчины, точно так же как я от трактира.

Надежды на помпезность, падающих на колени людей, музыку, яркую одежду и хоть на что-то весёлое — рассеялась как призрачная дымка. Людей возле аккуратного храма толпилось много, но все было по-пуритански скромно и тихо. Никакой роскоши, богатства и религиозных фанатиков — скукота. Одежды у служителей были незатейливы, мешковаты и лишённые всяких украшений: свободные рубахи и штаны, и плащи с капюшоном (несмотря на ужасную жару). И у мужских, и у женских одеяний был одинаковый крой из грубой парусины, и с далека не сразу стало понятно, что есть ещё и жрицы. Те кто служили Равку были в синем, а в красном служили, соответственно, Пери.

С досадой осмотрев это зрелище, и решив, что ловить здесь нечего, засобиралась домой. Но тут мой взгляд зацепился за единственную фигуру в золотом облачении. Она так выделялась, что удивительно как я не заметила её сразу! Фигура заинтересовано обернулась ко мне и спустя мгновение начала приближаться.

— Богатого дня. — Добродушно поприветствовал меня служитель.

— Здравствуйте.

Из-под золотого капюшона мне улыбнулся довольно пожилой мужчина с добрым морщинистым лицом и ласковой зеленью в глазах.

— Веришь во что? Или кого? — он наклонил голову, разглядывая меня.

— Не знаю. — Я рассматривала его в ответ.

— А хочешь? Будет на кого пенять или у кого просить. — он лукаво улыбнулся.

— Вы меня в веру сейчас обращаете?

— Не буду скрывать. — Он пожал плечами. — А ты заинтересована?

— Это ко мне все сейчас так подходить будут? — я улыбнулась и оглядела сборище за ним. Дедуля мне импонировал, люблю когда со мной честны.

— Не будут. — Махнул рукой жрец. — Эти Боги не для тебя и ты не для них.

— А какие для меня?

— Скорее для кого ты. — И он пробежался взглядом по моему лицу и долго всматривался в глаза. Гипнотизирует? — Ты для Рииг. А верующий в Роани для тебя.

— И что это значит?

— Так как я жрец Почтенной Рииг, то и о ней ведать буду. — Торжественно оповестил меня золотой капюшон. Не хватало только хлопушек и конфетти.

— Слушаю. — Вежливо отозвалась я, интересно как меня буду зазывать в секту.

— Рииг — старуха в золотых одеждах. Она Богиня богатства и щедрости. Несёт зажиточность и покой. Проси и она даст тебе, что просишь. Но цени и береги, что даёт, ибо накажет тебя. И будь щедра и добра — неуместная жадность и злоба претит Рииг.

Если откинуть весь скептицизм о здешней религии, то — вот эта Богиня как раз по мне: самая реальная и практичная, так сказать. Даже вот подыграю дедуле, что хочу в его веру.

— Я впечатлена. — увлечённо отозвалось я.

— Я вижу. — усмехнулся жрец и начал искать что-то в карманах.

— И как ей поклоняться? Ритуалы какие? — задала резонный вопрос я. А то скажет каждое новолуние по младенцу топить…

К примеру, для Равка каждое воскресенье нужно печь особый хлеб и оставлять на ночь, а наутро скармливать собакам. Но его пока испечёшь — всю душу в него вложишь. В этом и сакральное значение. Верующие в Пери же, один день каждого месяца проводят в молениях. Ни воды, ни еды. Я как-то видела Тиву после подобного: вся зелёная, с синяками под глазами, неделю потом в себя приходит.

— Носить амулет и быть щедрой и доброй. — Достав золотую цепочку, отвечает дедуля. — Это тебе.

Амулетом оказалась не цепочка, а золотая верёвка напоминающая каучук. На ней висел небольшой кристаллик красного цвета. Весьма красивое сочетание — мне нравится.

— А сколько я должна?

Но мне лишь снисходительно улыбнулись и ушли.

— Спасибо…

На шею талисман вешать не хотелось, так что решила обмотать вокруг левой руки как браслет. Но знала бы я тогда, ряд странных совпадений случится после этого…

Как-то в шутку, теребя алый кристалл, вслух попросила:

— Рииг, пошли мне сегодня семь золотых.

Я потом сама себе покрутила у виска, мол, совсем чокнулась. Я больше как на 4 золотых не торговала, так как вечно брали в долг или просили скидку. Но к концу дня я была в шоке: у меня не то, что скупили все, не прося скинуть цену, так ещё долги вернули. В итоге и вышло семь золотых. Но тогда я все скинула на волю случая.

Ещё раз я подверглась сомнению, когда пожадничала и не уступила мяснику. Он весьма обеспеченный дядька и вечно выторговывает у меня по дешёвки. В этот раз он просил скинуть на хорошую настойку от мигреней, но я не уступала. Чтобы собрать для неё грибы: я целое утро в грязи на коленях корячилась. По итогу отвоевав свои три сребреника и немного поругавшись с мужчиной, на пути домой я упала и разбила нос. В голове сами по себе всплыли слова дедули в золотой одежде: «И будь щедра и добра — жадность и злоба претит Рииг». Но я опять отмахнулась.

Отношения с мясником после этого разладились и мы пару дней лишь злобно переглядывались. В течение этого времени я постоянно падала и об что-то билась. На мне живого места не осталось — все было в ранах и синяках. И мысли о наказании постоянно всплывали. Так что для своего успокоения и что бы вконец убедиться, что все это СЛУЧАЙНОСТЬ — я вновь, всё утро промучилась и сделала туже настойку от мигрени.

Презентовала её мяснику с извинениями, сославшись, что в тот раз: «Больно плохо себя чувствовала». Мужчина сначала деловито отказывался, но потом с радостью принял. И что вы думаете? В тот же день я опять продала на семь золотых.

Больше я не жадничала… и с Рииг не шутила.

Последняя неделя лета не принесла с собой прохлады. Солнце, пока у него ещё осталось время, отчаянно пыталось поджарить меня. Мне чудилось, что оно восходило только для того, чтобы заставить страдать и заходило с обещанием продолжить пытки.

Я искала спасение в тени ив и прохладе озера. В те дни, когда меланхолия и скука продолжали быть моими основными спутниками, оно было для меня океаном… Но иногда у Укко и Яримы получалось изгнать их и заменить собой. Мы подолгу дурачились у воды, разговаривали и лепили песчаные замки. Бывало, я представляла себя одним из них: показательно крепкий и стойкий, но от малейшего толчка рассыплется в пыль. Как и на любого человека, на меня периодически находила безысходность и некое отчаяние: зачем я все это делаю? Такие мысли нужно гнать с первой секунды, ибо потом они незаметно обосновываются глубоко в груди и начинают пожирать тебя кусок за куском.

Этот день был одним из таких, вот я и вытащила Укко с Яримой на озеро, лишь бы не оставаться наедине с мыслями. Тут даже чай мой не сильно помогал.

— Ярима, а что на том конце озера? — я пыталась рассмотреть, но различала лишь рогоз, — ни разу там не была.

— Серьёзно? — парень собирался уже выходить из воды, но остановился. — Небольшой лесок и деревянный мостик.

В голове мелькнула озорная мысль:

— А давай, кто быстрее переплывёт озеро?

— Ну я не знаю, там глубоко. — Колебался рыжий.

— Ладно, тогда я сама. — И я резко нырнула и поплыла в противоположную сторону.

Плыла я под водой, пока лёгкие, не загорелись от нехватки воздуха, но и потом не останавливалась ещё минут. И только тогда я развернулась в сторону берега: Ярима взволнованно бродил на мелководье, Укко злобно махал руками. Я усмехнулась и, помахав им рукой, продолжила плыть.

Вода обволакивала и снимала с меня тяжесть дней. Я чувствовала только расслабленность и спокойствие. Почти доплыв до деревянного мостика, о котором говорил Ярима, перевернулась на спину и прикрыла веки.

Сколько я так проплавала — не знаю. Может, время текло быстро или наоборот тянулось и тянулось. Открыла я глаза, когда почувствовала, что солнце перестало припекать — пора возвращаться.

Я подплыла к мостику и попыталась подтянуться, но штанина за что-то зацепилась. Да, я купалась в штанах и плотной рубахе, иначе Ярима не пережил бы эти походы на озеро.

Подёргав так и этак — штаны намертво за что-то зацепились. Нырнув, я заметила, что это был сук и их уже не спасти, благо брюки были старые. Пришлось их снять и оставить озеру на память.

Вот так без штанов, я, наконец, забралась на мостик и замерла. Холодок пробежал по спине — меня пробрало до мурашек. Напротив меня сидела самая настоящая шишига. Да, та кем меня обзывал Укко. Под его описание подходила на все сто: нагая, горбатая растрёпанная женщина с сучковатыми руками, только брюха не было. Её длинные темно-коричневые волосы были перепутаны и все в тине, они свисали толстыми кнутами по плечам. Болотные глаза с перевёрнутым зрачком смотрели на меня не менее удивлённо, чем я.

«Шишиги нападают на пьяниц, съедают и обгладывают их косточки. Временами они озорничают: подкрадываясь к купающимся, и утаскивают их под воду» — вспомнились слова Укко и я сглотнула.

Шишига же перестав изумляться, хищно сощурила глаза и принялась жадно рассматривать меня — какой кусок меня съесть первым. Вариантов отступления у меня не было: обратно в воду, но она явно плавает лучше меня, убежать тоже не получится — нужно пробегать через неё. Она сразу меня убьёт? Или будет держать живой, чтобы мясо посвежее было.

Шишига шумно втянула воздух и… закашлялась.

— Тра-а-авница, — булькающим голосом выплюнуло существо. — Воняет, да и полукровка — невкусно, жёстко.

Последние слова прозвучали обиженно. Но, «воняет, невкусная и жёсткая» для меня звучали словно песнь соловья, как лучшие комплименты. Появилась надежда, что меня не сожрут.

Горбатое существо поглядывало на меня с отвращением и разочарованием. Я попробовала двинуть, но она зашипела и я обмерла.

— А спросить? — строго спросила шишига. Я непонимающе и с мольбой уставилась на существо. Я могу поклясться Рииг, что оно закатила глаза. — Дозволение идти, травница.

— М-можно мне пойти? — голос дрожал, зуб на зуб не попадал. — Пожалуйста.

Шишига демонстративно помолчала, будто взвешивая все за и против, словно на суде Анубиса, когда моя душа противопоставлялась невесомому белому перу. Я чувствовала, как колотиться сердце в груди.

— Ладно. — Существо равнодушно махнуло рукой. — Иди.

Я бочком, потихоньку начала проходить мимо неё. Пройдя шишигу — уже готова была бежать со скоростью света, но она резко схватила меня за руку и притянула к себе. Я упала на колени, и лицо оказалось в нескольких сантиметров от её. Болотные глаза стали ярко изумрудными, а зрачки превратились в щёлочки. Я забыла, как дышать.

— Жди беды, травница. — Смешливый голос был тих. — Бойся людей, гномов и высоких, от других сущих Валарама можно откупиться.

Она отшвырнула меня и молниеносно исчезла в озере. Я же подскочила и сломя голову понеслась прочь.

Бежала я до противоположного берега, не сбавляя темпа. Меня успокоили только Укко и Ярима: они утомлённо сидели под деревьями. Я медленно перешла на шаг.

— Лена! Где ты так долго ходила? — увидев меня, Ярима тут же подскочил. — Несколько часов прош…

Парень ошарашенно вытаращился на меня и словно онемел.

— Ярима? — выдохнула я, но парень зарделся и как ошпаренный метнулся в сторону деревни. Укко захохотал, хватаясь за живот. Я непонимающе уставилась на него:

— Девка, ты где штаны потеряла? — вытирая слезы, спросил вигт.

Точно, а я думаю, что Ярима так убежал, только пятки сверкали.

— Лучше не спрашивай. — Усталость навалилась на плечи, как небосвод на Атланта. Еле волоча ноги, я поплелась в сторону деревни. Без штанов. Домой все не мог насмеяться. — Я больше в озеро ни ногой.

— Что, шишиги боишься?

— О, я прошу тебя, замолчи!

Враг — хорошее средство от скуки. Вот так, вместе с тоской, закончилась моя спокойная жизнь в Зелёных Низинах.

Началось все с уничтожения моего честно арендованного прилавка на рынке — снесли подчистую. Пояснять на кого пали подозрения, думаю, не нужно. Дождались же подходящего времени, когда староста, моё основное прикрытие, уехал с деревни.

Увидев своё варварски изничтоженное торговое место — впервые пожалела, что не отравила кого-то из них. Охранники ничего внятного мне объяснить не смогли: «Мы вот тута стерегли, а потом вот и нет ничего». Этих болванов тоже хотелось придушить. Но разбираться без старосты — не было смысла. Вот так раздосадованная и слегка гневная — устремилась домой.

Погруженная в невесёлые мысли о расправе, я не заметила, как что-то разбилось в моей перевязи. Лишь резкий спиртовой запах и ощущения как намокает моя правая штанина — заставили меня «очнуться». По запаху напоминало настойку от коликов и это разозлило меня ещё больше - её невозможно отстирать! А я только сшила подходящие мне штаны!

Через секунду казалось, что плечо кто-то ужалил: тело содрогнулось от волны боли. Я обернулась в поиске источника дискомфорта. И в это мгновение мне прилетело чем-то в голову, прямо в лоб. Сто очковый бросок, могу сказать, я сразу потеряла сознание.

Мне надоело уже терять сознание в этом мире! А самое обидное, что никогда не могу понять из-за чего. Плохая привычка, нужно закругляться с этим.

То, что я в своей комнате я поняла, даже не открыв глаза. Уж больно запах стоял «мой»: густой аромат отваров, их специфическая горечь и едкость, ну и спирт. О том, что от меня за версту несло этой композицией, говорить не стоит. Такая очаровательная пьяница, зажевывающая перегар полынью. Одежду ещё отстираешь, но волосы пропитавшиеся симфонией настоек и припарок, можно только отстричь.

А пробуждение, было хуже чем после похмелья: всё кружилось, голова пульсировала в месте ранения, меня тошнило и было больно от света, даже при закрытых глазах — сотрясения присутствует точно. Я застонала от жалости к себе.

— Лена? Ты очнулась? — негромко спросил знакомый голос.

Дневной свет ослеплял меня, и я долго моргала и жмурилась, но комната освещалась только свечкой. Вечер или ночь — неплохо я так провалялась, значит.

Перед глазами помахали рукой, заставив сфокусироваться на присутствующей женщине:

— Сколько пальцев? — Тива сначала показала два, а потом четыре. Это так банально, что я закатила глаза. Но это вызвало ещё один прилив головокружения, и я предпочла закрыть их снова. Но кареглазая не отставала: — Сколько пальцев, Лена?

— Ах, — сипло отозвалась я, горло жутко пересохло. — Два, а потом четыре.

— Ну все не так плохо. — Вздохнула она.

— А на самом деле сколько?

— Один и два.

— Что случилось? — говорить было тяжело.

— Не знаю. Мясник тебя притащил, сказал, что валялась у дороги в разбитых склянках. — Тива тревожно выдохнула. — Я уж думала — голову пробили тебе.

Нет, мясник мужик добротный, я ему десять настоек теперь наварю. Но мои скляночки…

— Я готова их убить… — Захныкала я.

— Будет тебе! — воскликнула Тива. — Скажи спасибо, что жива, а то куда заведёт эту змею.

— Сомнений кто это был, не возникает.

— Ну да. — согласилась женщина. — Но и так не доказать, а ещё без свёкра…

— Потом поговорим… — На душе было гадко, да и голова разболелась. Хотелось только спать.

— Да, конечно. — Мягко ответила Тива и вышла.

Ну и…паскуды.

Восстанавливалась я несколько недель — лёжа в кровати с перебинтованной головой. Рана была неглубокой, но уж больно рваной, так что щеголять мне теперь со шрамом, хотя возможно и получится свести его. Наверное, раньше у меня была бы истерика по этому поводу: «Моё лицо! Неприемлиииимо!», но сейчас я больше волновалась за Укко. Домой очень сильно переживал за меня: ходил везде со мной, читал для меня, носил мне мои лекарства и следил, всё ли я принимаю. Конечно, делал он это все в своей ворчливой манере, но даже так в сердце приятно щемило от его заботы. Ещё я строго настрого запретила ему связывать с Халвеном и его женой. Мало ли что с ним могут сделать.

Благодарностью к семье Тивы переполняла меня: Ярима и Вайкей бегали вокруг меня как наседки. Особенно часто можно было слышать от них: «Как могли? Такую хорошенькую девушку! Напали!» и «Не переживай! Ещё выпьем с тобой медовухи!». Ярима обещал от меня не отходить и впредь защищать.

Через пару дней после нападения состоялся «семейный совет»: Вайкей принял решение не выпускать меня далеко от дома до приезда старосты. Ну, я и не собиралась: наклонностей к самоубийству у себя не наблюдаю и я все ещё ходила с перебинтованной головой.

Но руки так и чесались до работы: снова хотелось шастать по лесу в поиске нужной травы, сдирать кору, а потом это все смешивать и перетирать, заваривать или сушить. Я совершенно не заметила, как полюбило травничество. Тоскливо становилось даже от запаха спирта и вида пустых склянок. Так что я слёзно выклянчила у Тивы, что меня отпустили в амбар. Главным доводом стало то, что он был не дальше 50 метров от дома и я громко кричу.

Но тогда беда шла за мной по пятам, и мое трудолюбие сыграло злую шутку. Все намёки и предупреждения судьбы прошли мимо меня: я забила на осторожность и не обратила внимания на порвавшуюся цепочку от амулета Рииг, а ведь я была научена. Только пообещала починить её позже.

В амбаре меня окутал приятный запах сена и острый аромат засушенных грибов и зелени. Это была моя стихия, которая полностью поглотила меня. Я из тех людей, которые когда что-то делают, отдают этому всего себя. Бывало, как зачитаюсь, так не слышу, что ко мне обращаются в пятый раз, а иногда могу начать что-то мастерить и очнуться только под рассвет следующего дня, забыв о делах насущных.

Так было и в этот раз. На радостях от долгой разлуки с бутылочками и ступками я нырнула в это дело с головой. Ни странные звуки рядом с амбаром, ни то, как закрыли дверь с другой стороны, не привлекли моего внимания. Только запах горящей соломы меня отрезвил.

Я подскочила для того, чтобы увидеть, как противоположная стена была полностью охвачена огнём. Он пожирал дерево и запасённое сено и угрожающе приближался ко мне. Все виделось как в замедленной съёмке: вот загорается и исчезает очередной стог, за ним медленно занимается верхняя балка. Когда раздался зловещее потрескивание сгорающей древесины до меня дошло! Пожар! Меня пытаются сжечь! Как ведьму! К черту накаркала!

Горло сжалось от ужаса и паники. Я ринулась в сторону двери и начала дёргать за ручку, почти вырывая её — заперто. В охватившем меня страхе пыталась выбить дверь. Толчок. Второй. Бесполезно, лишь выбила себе плечо.

Разум отключился, и я билась в истерике, металась как раненый зверь. Колотила по деревянным воротам, несмотря на разодранные в кровь руки. Боли тогда не было лишь животный панический страх.

«Жди беды, травница. Бойся гномов, от других монстров можно откупиться».

Боже. Боже. Боже. Спасите меня. Я визжала и кричала о помощи до хрипа, до агонии в связках. А помещение наполнялось угарным газом, забирая моё сознание. Всё. Это конец. Я медленно оседала на пол. Рыдая, на задворках своего сознания я вспомнила об амулете и замолила о чуде у Рииг. Клялась быть ей верной и принимать все её знаки. Ещё я подумала, что сгореть заживо это же ужасно больно, да?