— Послушай, Роман, чем у тебя тут так воняет? — возмутился Ивонючкин, заглянувший удостовериться, что его помощник не даром ест хлеб.
— Шеф, я понял, что так дальше продолжаться не может…
— Действительно, если твои запахи распространятся, нам придется бежать отсюда.
— Я не о том… Нам необходимо повысить научный и культурный уровень. Вы же чувствуете сами, Шеф, нехватку знаний. Сколько хороших дел сорвалось из-за этого!
— Ты что, опупел? Надышался тут миазмов? За парту я не сяду! Я зубрежку с детства ненавижу. И учебники, и курсы всякие…
— Боже упаси! Какие парты, Хозяин? Какие учебники? Я нашел новый, быстрый и даже приятный, — биохимический способ обучения. Удобно и необременительно. Вот в этой банке порошок, наподобие сахара. Кстати, такой же сладкий. И знания, в нем заложенные, усваиваются, если вы потребляете его с кофе или чаем, по утрам, например. А этот солеподобный концентрат можно с супом или ростбифом принять. Будем ежедневно глотать крупицы знаний за обедом, завтраком и ужином.
— А чем это у тебя так воняет?
— Исторический концентрат готовлю. История частенько дурно пахнет, но…
— Историю будешь глотать сам. А мне приготовь экономику, бухгалтерию. Петровича по языкам подтяни. Есть у тебя нужные концентраты?
Сидорук, напыжившись от гордости, распахнул дверки шкафчика с надписью «Круп. изделия». Там ровными рядами стояли банки и баночки с разноцветными порошками.
— Вот, зелененький — латынь…
— Мертвые языки сам ешь…
— Этот серенький — американский диалект английского, розовый — экономика для вас, Шеф.
— А это что, белое?
— А это… крупицы истины, Хозяин. Побочный продукт.
— Ладно. На завтрак — английский. В обед — экономика, на ужин бухгалтерский расчет. А сам можешь лопать свою историю.
Через неделю Ивонючкин с Петровичем довольно бойко болтали за столом по-иностранному, а Ромыч тщетно пытался встрять в разговор с историческими анекдотами.
Неприятности начались на тринадцатый день. Схватило живот у субтильного Ивонючкина, за ним зачастил в туалет Сидорук. А к вечеру проняло и могучего Петровича. Не помогали ни медикаменты, ни народные средства. Толпясь у заветной двери, поносили, как умели, экспериментатора. Переживали.
— Напичкал холерой…
— Язву бы не схлопотать.
— Наука до добра не доведет.
— Все беды от нее… И загрязнение, и дожди кислотные, и рыбы не стало, и погода испортилась.
— А ты, Петрович, много знать стал, видать, что-то не то съел…
Сидорук имел жалкий вид. Пытался успокоить разгневанных сотоварищей:
— Братцы, временно все это. Просто организм восстал против избытка химии, вскоре избавится от нее, и все будет о'кей… Клянусь!
Через пару дней организмы, похоже, избавились от роминых изделий. Желудки успокоились. Но куда-то исчезли и все «наеденные» знания. А к новым урокам ни у кого не было охоты: выработался устойчивый рефлекс неприятия.
Расстроенный Сидорук перепробовал все свои изделия. За исключением «крупиц истины» все действовали словно рвотный порошок. Истина была нейтральна. Но она не дала никаких конкретных знаний, кроме понимания, что приобретенные химическим путем знания выносятся из организма вместе с принесшим их веществом.
А у Сидорука даже «осложнение» случилось: вместе с новыми познаниями куда-то исчезли и приобретенные прежде. Впрочем, читать он выучился довольно быстро.