Эфиопия – Эритрея – Судан – Египет.
В Умадаме Петр решил сделать небольшую остановку. Все устали, он чувствовал это, а поэтому решил, что три часа отдыха никому не повредят. Зизир, его проводник, провел его группу через всю Эфиопию, а в Кэрэне он и его напарник, Хамид, сменились. Теперь проводник был один – Исмаил. Тут же, в Кэрэне, их ждали новые документы. В Судане было проще нарваться на патруль и на большие неприятности. В шести-семи километрах от Умадама располагалась небольшая ферма. Хозяйку этой фермы, госпожу Элеонору Ховански Петр знал лично. Поэтому и рискнул на остановку. Они подъехали к воротам, которые как и ограда, были сделаны из корявых ветвей какого-то местного дерева. Петр посигналил. Мадам Элеонора вышла на крылечко хижины, которую тут смело называли хорошим домом. Она была одета в широкую юбку и ослепительно белую блузу с широкими рукавами, шею украшали большие ярко-красные бусы – смесь местной моды и старого колониального стиля. Она была седоволосой женщиной шестидесяти пяти лет с выцветшими, чуть подслеповатыми глазами и добрым веснушчатым лицом. Ее муж был экспертом ВОЗ и проработал в Судане девять лет. Тут он и умер от сердечного приступа четыре года назад. А мадам Элеонора осталась жить в Судане. Она была бактериологом, помогала мужу в исследованиях, пока здоровье не вынудило ее оставить работу. Как-то получилось само собой, что дома, в Америке, никто ее не ждал. Постоянные разъезды не способствовали обзаведению дружескими связями, а детей они с мужем иметь не могли. Вот так она и отдала всю свою нерастраченную любовь Африке, как это делали до нее многие другие белые люди, приезжающие на этот черный континент и остающиеся здесь навсегда.
Увидев Петра, Элеонора радостно помахала рукой.
– Можем выгружаться. – скомандовал Петр.
Они вместе с Сергеем вытащили Амели из машины. Девушке все еще было плохо. Та доза наркотиков, которой ее накачали в лагере перед съемкой, могла быть для человека с меньшим запасом здоровья смертельной. Но пока что Амели Дюиссон держалась. Сергей дважды колол ей тонизирующее средство, чтобы улучшить работу сердца. И пока все было в порядке. После ряда последних происшествий Сергей отправил вертолетом раненого пулеметчика Ханса с приказом как можно быстрее доставить его на базу. При этом пилот должен был сохранять полное радиомолчание. Сам же Сергей сообщил по рации Юнгу, что отправляется с объектом вертолетом на базу. Не то, чтобы Сергей не доверял Юнгу. Он не доверял технике и был уверен (процентов на восемьдесят), что их переговоры могут прослушивать.
Поэтому Сергей выбрал более длинный, но и более надежный путь – путь через африканские страны, большая часть дороги пролегала по бездорожью, но впереди еще лежала Нубийская пустыня. И ее надо было как-то преодолеть.
Увидев девушку, которую Сергей внес в дом на руках, Элеонора сразу же забеспокоилась.
– Что с ней, Макс?
– Ей вводили наркотики. Пока еще ломки нет. Но доза была сумасшедшей.
– Вы позволите мне осмотреть девушку. Я хотя и бактериолог, но врачебный диплом никто у меня не отнимет. Кое-что еще помню.
И Элеонора занялась своими прямыми обязанностями. Пока она осматривала девушку, Петр поставил кофе на плиту. Очень скоро кофейник вскипел. Он налил крепкий горячий напиток по чашкам – себе, Сергею, Исмаилу и Элеоноре. Исмаил принял кофе с глубоким поклоном, понюхал его, оценил аромат, сделал маленький глоток, восторженно покачал головой, показывая всем своим видом, как он восхищен умением господина Макса варить этот важный для любого жителя Африки напиток. Сергей тоже отхлебнул немного кофе. Тот был крепок, чуть горьковат, в самую меру и сладок, как и полагалось хорошему африканскому кофе.
Элеонора закончила осмотр, подошла к стойке, где разливали кофе, взяла свою чашку, отхлебнула, поцокала языком, подняла глаза на Петра и произнесла:
– Макс, когда ты научишь меня варить такой восхитительный кофе?
И тут же, без какого бы то ни было перехода.
– Я не знаю, куда вы ее везете. Но дальней дороги девочка не выдержит.
Сергей весь сжался. Им предстояло проехать еще почти тысячу километров. Дорога по земле и дорога по воздуху – совершенно разные вещи.
– Оставьте ее здесь.
Петр отрицающее покачал головой.
– Не знаю… Давайте так. Я ей дам препарат. Он ее поддержит. Часов на десять-двенадцать. В дороге ее можете уколоть еще раз. Не больше. Возьмите с собой воды. Она может хотеть пить. И еще… У нее может начаться ломка. Это успокаивающие. Они на какое-то время помогут. Ломку снимут. По две-три таблетки через каждые три часа, если начнется. Но не больше. Не смотри на меня так удивленно, Макс, мне приходится на старости лет практиковать понемногу. Ко мне приходят за советом. Не могу же я отказать человеку в помощи. Вот так я из бактериолога стала консультирующим терапевтом… Ну… Все. Это все, что я могу для вас сделать…
Тут Элеонора хлопнула себя по лбу.
– Простите старую дуру. Конечно же, не все… Макс, миленький, возьмите мою машину. Вашу оставьте в гараже. Она слишком открытая и слишком приметная. А мой Ниссан хоть и не такой шустрый, как твой джипик, но машинка мощная. Я в ней уверена. Да и закрытая, что тоже немаловажно.
– Элен, я не могу тебя просить пойти на такое…
– Глупости, Макс, глупости… Что это такое? На обратном пути вернешь мою кобылку в стойло. Ее зовут Мириам, запомни это. Я хотела покрасить ее в нежно-розовый цвет, да не успела. Вот, вернешь ее, загоню тачку в мастерскую, пусть перекрасят.
– Элен, ты даже не представляешь, как я тебе благодарен.
– Пустое, Макс, совершенно пустое…
Они покинули гостеприимное обиталище Элеоноры Ховански через шесть часов. Теперь дорога была для них проще. В другой машине, с другими документами они могли ехать по шоссе, через Хайю и Бербер до Асуанского водохранилища, и уже там объезжать его по одной из дорог. Например, через Абу-Симбиль. Там дорога хоть и была отвратительной, но в целях безопасности подходила лучше, чем если бы они с Вади Хальфа поехали правым берегом Нила.
В Абу Хамаде Исмаил покинул команду, и Петр сам сел за руль. Он неплохо знал эти места, прекрасно владел арабским и совершенно не боялся египетских патрулей и контрольно-пропускных пунктов. Сергей был полностью занят девушкой. Она несколько раз приходила в себя. Ей хотелось курить. Потом ее рвало. Сергей поил ее минеральной водой, один раз, когда началась ломка, это было уже тогда, когда Исмаил покинул их группу, Сергей заставил ее проглотить три капсулы, которыми их снабдила Элеонора. Ниссан бодренько рвал километры шоссе, Сергей на заднем сидении подремывал, Амели спала, успокоенная капсулами. А Петр вспоминал то, как он тут, в Африке, оказался.
В начале девяностых годов он работал в Конторе. Тогда он вел дело одного американца, странного такого старичка, на которого вела охоту американская разведка. Тогда он получил свое первое ранение. Глупо… Но именно тогда он влюбился по-настоящему. Петра всегда привлекали стервы. Вот и его первая жена, с которой он тогда еще расстался, была классической стервой. Со второй он познакомился, когда вел это дело. Она была их главной помощницей, помогала вытащить из старика ценную информацию. Но не смотря на ее стервозный, бешенный, неуемный характер, ее сексуальную ненасытность, стремительность и мимолетность всех ее связей, Петр почему-то именно к ней прикипел Она ему настолько понравилась, что через какое-то время, оправившись от ранения, Петр сумел с ней познакомиться. Он просто подвез ее от института к театру, в котором она работала. Но он поджидал именно ее… и она каким-то женским чутьем, неуловимым, точным, именно это почувствовала. Через полгода бурного романа они поженились. У Петра была своя фирма. Точнее, после увольнения из Конторы, его шеф и покровитель, генерал Переделкин, дал Петру дело. Конторе нужны были средства, особенно в те, сложные времена, средства, которые не проходили ни по каким ведомостям и отчетам. Тогда были созданы несколько вполне легальных фирм, которые "крышевали" работники Конторы, а некоторые из них полностью переходили в их руки. Конечно, делами фирмы Петр не занимался. Он только подписывал документы. Но шефы его были людьми толковыми, понимали, что зарплата таким ключевым работникам должна быть достойная. Так что его доход позволял ухаживать даже за такой дорогой женщиной, как Жанна Крючкова. С Жанной Петр впервые был счастлив. С Жанной Петр окончательно потерял себя. Он был Александром Горбовым, преуспевающим бизнесменом, в котором мало кто мог узнать бывшего сотрудника Конторы, неприметного Петра Корчемного. Жанна ездила на съемки, ее талант актрисы расцвел, она стала известна. И она родила ему сына. Петр был счастлив с нею. Не смотря на толпы поклонников, которые ее домогались, не смотря на ее частое отсутствие дома, на ее взрывной характер – Петр впервые в жизни был счастлив с женщиной. Счастлив, как никогда до этого! Жанна старалась Петра держать от богемной жизни как можно дальше. Она знала, что в мире около кино бродят хищницы пострашнее нее, стоит попасть в их сферу внимания достойному мужчине, как они тут же проглотят его с потрохами. И все-таки они часто бывали вместе. Только вместе они бывали на их даче, дома, куда вход всем, кроме небольшого круга их самых близких родственников, был закрыт. Петр Александрович, их сыр, рос и радовал отца, который тоже по делам бизнеса иногда отправлялся в длительные командировки.
Все это было. Было. До той страшной ночи две тысячи второго года. Он ехал домой после трехмесячного отсутствия. Его направили в Ирак. Теперь он возвращался, он спешил домой, стараясь успеть к новогодней елке. Машину занесло на повороте. Навстречу несся тяжело груженый фургон с надписью "Кока-кола" и дурацким Санта Клаусом в красном колпаке, сжимающем в руке бутылку коричневого пойла.
Очнулся Петр в реанимационной палате. Медсестра почему-то очень заволновалась. Через несколько минут прибежал врач, а еще через несколько часов появился Константин Львович Переделкин. Генерал Конторы, его шеф и покровитель.
Потянулись длинные недели выздоровления. Петр находился в одной из небольших секретных больниц, принадлежащих Конторе, в Подмосковье. Его только поражало, что за первые недели выздоровления его ни разу не навестила жена, ни разу никто не позвонил. Только еще один раз навестил генерал, когда Петр еще был в полусознательном состоянии и не имел сил задавать вопросы. Генерал сокрушенно покачал головой и ушел так, как будто понимал, насколько Петру было плохо.
Этот разговор с генералом Петр не мог вспоминать без боли. Не мог до сих пор. Прошло уже больше семи лет, а боль никуда не уходила. Прошло больше месяца. Петр еще не мог разговаривать, он еще только делал попытки заговорить, руки еще не слушались его, но было ясно, что пациент оживает. Тогда генерал пришел к нему в сопровождении неизвестного человека в штатском. Сначала Переделкин очень сильно мялся… Так бывает, когда человек должен сказать что-то очень важное и что-то очень-очень плохое. Это действительно было важно. И это действительно было очень-очень плохо. Даже сейчас он может воспроизвести каждое слово из этого очень длинного монолога генерала Переделкина, восстановить каждую его фразу, каждую интонацию, повторить, где и как он делал ударения. Но чего Петр до сих пор не понимал, то КАК и ПОЧЕМУ с ним могло это произойти. Наверное, сама судьба, Фатум, определяла все его действия. Его судьба, Фатум, вела его по той узкой дорожке между гранями небытия, которую люди называют жизнью. Но ведь, куда ни кинь – всюду не-жизнь! И что остается человеку, как не принимать подарки Фатум, какими бы горькими они не оказывались на вкус.
А генерал сообщил Петру, что его официально нет уже в живых. Ни как предпринимателя Александра Федоровича Горбового, ни как сотрудника в отставке Конторы Петра Евгеньевича Корчемного. Его давно готовили к важной и сверхсекретной миссии, должны были предложить сразу же после прилета из Ирака. В их планах тоже стояла автокатастрофа. Нет… нет… это не их рук дело. Просто так сложились обстоятельства… И… Константин Львович взял ответственность на себя. Он понимал, какую реакцию это вызовет у Петра, но… если бы ты не выжил, так и было бы… а раз выжил… послужи еще интересам ДЕЛА. Это была самая хреновая вербовка в его жизни. Генерал не сомневался, что Петр примет его предложение. Знал, что ответственность Петра перед Отчизной пересилит личные чувства… а жена… а сын… пусть их горе будет настоящим. Зато какой будет радость, когда они снова обретут мужа и отца… А насчет Жанны ты не сомневайся, мы ее в беде не оставим. Она через твою фирму будет получать хороший пенсион. И сына мы не оставим. А вот вернешься лет через десять…
Петр почувствовал, как его руки сводит судорогой от боли и невысказанной тоски. Ему хотелось выть в такие минуты, ему хотелось послать все к чертям – и генерала с его предложениями, и всю эту работу, все… все… все…
Сергей зашевелился на заднем сидении. Петр сделал несколько приседаний, отжиманий, еще присел, закурил. Потом повернулся к Сергею, который смотрел на него недоумевающим прямым взглядом.
– Сергей, просьба, говори что-нибудь, рассказывай. А то я чувствую, что засыпаю прямо за рулем.
Сергей кивнул. Петр сел на место водителя и включил зажигание.