Тоннель в один конец

Глава тринадцатая

Учитель присел на грубо сколоченную табуретку и заново осмотрел помещение. Не сказать, что жил Сарафанов в нищете. Вещи, которые висели на гвоздях, вбитых в стену справа от входа, были, хоть и не новые, но ещё вполне добротные. Торопов подошел, похлопал по карманам чего-то вроде дождевика. Проверил один. Нашарил обрывок газеты и табачный мусор. Снова обошёл дом по периметру. Заглянул на печь. Тонкий матрас, одеяло, набитая душистым сеном подушка. Под подушкой – пусто. Снова огляделся. Обыск оказался не таким уж увлекательным занятием. В книжках сыщик почти мгновенно находил тайники и секретные записки, которые, не сходя с места, расшифровывал.

А тут где искать? Простукивать деревянные стены? Он подошёл к окошку, подёргал небольшой подоконник, покрытый слоем пыли. Вбит намертво. Отодвинул выцветшие на солнце занавески, выглянул наружу. Улица, на которую выходило окно, была безлюдной. Ну а как же: лето, будний день. Кто в поле, кто на ферме. И только совсем уж дряхлые или очень юные остались дома на хозяйстве.

Торопов отошёл от окна, снова осмотрелся.

«Как-то я бессистемно действую», – подумал он.

Выбрав стенку справа от окна, он стал водить по ней взглядом слева направо, постепенно опуская взгляд. Пару раз он прерывал своё занятие, подходил стене, щупал в показавшихся подозрительными местах. Тщетно. В основном это были сучки причудливой формы, да выступы на потемневших от времени брёвнах.

Со стен переключился на потолок, потом осмотрел буфет на предмет потайных отделений. Вышел в сени, забрался на пыльный чердак.

Ни-че-го.

Вернулся в избу.

Интересно, сколько он потратил в своих поисках? Час – не меньше. Торопов снова выглянул в окно. Солнце перескочило зенит, но ещё вовсю жарило. Послеобеденное время – мёртвый час. Скорей бы что ли Краюхин пришёл. Может у него лучше получится.

Зря я во всё это ввязался, – думал Торопов. – Возомнил себя Шерлоком Холмсом. Простейшего обыска провести не могу. Не дай Бог – Сарафанов припрётся, вообще опозорюсь. Вот ведь жили рядом, человек, как человек, а что оказалось…

А что, собственно оказалось?

Ни одна из версий, что они с Краюхиным выдумали, при ближайшем рассмотрении, не выдерживала ни малейшей критики. Да, мог Сарафанов быть глубоко законспирированным агентом. Мог! Но вот эмиссар, который пёрся к нему через полстраны с баулом, полным всевозможных диковинок – это бред. Такой же, как и версия, что все эти вещи до поры до времени хранились в тайнике. Потому, как и в тайник эти, как их называет Краюхин, штучки всё равно нужно было как-то доставить. А предположить, что они хранились где-то в лесу со времён Гражданской войны…

Да и не было в те времена ничего подобного. За столько лет где-нибудь да мелькнули бы подобные зажигалки, а уж «карандаши» из прозрачного текстолита – и подавно.

Что же выходит? С неба они что ли упали?

А что! – хихикнул он. – Типичные дары жителям Земли от пришельцев с Марса!

Его взгляд, беспорядочно блуждавший по кухонной половине избы, вдруг заметил в дальнем затенённом углу, слева от буфета, почти у самой стены, четырёхугольный вырез в полу.

– Рукавицы ищу, а они за поясом, – он стукнул себя по лбу и подошёл к крышке подпола. Ухватился за вделанное кольцо, потянул с усилием. С лёгким скрипом дверца люка подалась вверх.

– Вот здесь они и хранятся! – торжественно произнёс Торопов и стал спускаться по грубо сколоченной лесенке в темноту, пахнущую сыростью, плесенью и кислой капустой.

Затхлый воздух. Деревянный, кое-где сгнивший настил, деревянные же, из нестроганной доски, полки вдоль земляной стены. На одной из полок, той что слева – небольшая кадушка, от которой сильно несло кислой капустой, на полке справа – сваленная кучей какая-то рухлядь, ржавые инструменты, гвозди, какие-то болты, гайки…

Будто и не из этого дома, подпол. Наверху всё по-спартански, но чисто, и каждая вещь на своём месте. Здесь же всё было свалено в кучу, как попало. Было во всём этом что-то нарочитое, будто напоказ. Учитель брезгливо отодвинул кучу тряпья, подёргал доски, которыми была обита стена. Вроде бы крепкие. Но что-то тут было не так. Он стал осматривать стену внимательнее и тут услышал неразборчивые голоса сверху.

Сарафанов!

Торопов бросился к лестнице, на ходу доставая из кармана пистолет.

Чёрт! С кем это он? Неужто с Краюхиным во дворе столкнулся?

Одной рукой он ухватился за ступеньку, другой тащил злосчастный наган из кармана.

Наверх, быстрее!

А пистолет возьми да и выскользни из пальцев, и вниз, в темноту – бряк!..

Торопов ошалело проследил его взглядом. Посмотрел на безоружную руку и сделал единственно разумное в этой ситуации – ухватился за крышку подпола и закрыл её у себя над головой.

Задержал дыхание, прислушиваясь.

Говорили двое. Он узнал гулкий бас Сарафанова. Другой голос был учителю не знаком.

Звякнул замок, голоса приблизились. Стали различимы отдельные слова.

– …не вернёмся, – говорил незнакомец. – Так что забирайте всё: документы, деньги, ценности…

– Может – дом сжечь? – пробасил Сарафанов. – У меня вон, в бидоне, и керосин имеется. Надоела мне эта конура. У меня в поместье под Киевом дворницкая – и то попросторнее была.

– Дом жечь – привлекать ненужное внимание. А вы и так уже засветились с этим громилой. Как там его?

– С Голуновым, – подсказал Сарафанов. – Ума не приложу, как он на меня вышел? Надо было всё-таки его сперва допросить…

– Допросишь его, как же! – зло сказал незнакомец. – Ему так по башке прилетело, что он, как зовут – забыл. А держать его до того, как к нему память вернётся нам негде, да и некогда.

«Вот почему на теле Голунова не было следов пыток», – понял Торопов. Доски над его головой скрипели то ближе, то дальше. Это Сарафанов и его спутник по ходу разговора расхаживали по помещению. Сам Тропов всё это время шарил руками в районе лестницы. Наконец, он наткнулся на рукоятку пистолета и радостно ухватил его обеими рукам.

«Ну, теперь возьмите меня голыми руками!» – обрадовался он.

– Где вы спрятали артефакты? – в это время спросил незнакомец.

– Под подоконником, – ответил лесник. – Там надо одновременно нажать на боковые выступы. Видите?

Наверху что-то то ли треснуло, то ли щёлкнуло.

– Умно, – послышалось после паузы. – Здесь всё?

– Всё, – ответил Сарафанов, как показалось учителю – обиженно.

– Точно? – не отставал его собеседник. – Я к тому, что пользы для вас от них мало, а вот неприятностей можно отгрести – агромадную кучу.

– Да нужны мне эти ваши цацки! – вспылил Сарафанов. – Партнёры должны доверять друг другу. А вы устроили здесь игры в секреты. Как надо, так – помоги. А как вопрос задам, так глаза закатываете и молчите. Или, чего хуже – завтраками кормите, «попозже» обещаете рассказать. Я понимаю, что моя персона там у вас мало известная и подробности моей жизни вы можете и не знать. Но в общем, про страну в целом…

– Добрый день, – раздался вдруг голос Краюхина. – Не помешал?

Торопов прямо увидел немую сцену, застывшую наверху.

А Краюхин, тем временем, продолжил:

– Ух, какой мешочек у тебя, Сарафанов, интересный. Ты его на пол поставь, и ручки в гору подними. И гость твой – не знаю вашего имени – пусть тоже самое сделает. Вот так-то. А теперь назад, пока в печку не уткнётесь. Шагом – марш. Да не стойте. Так спиной к ней и садитесь.

Снова заскрипели доски. Это лесник и его спутник выполняли команду участкового.

– Молодцы, – похвалил Краюхин. – Теперь поговорим. А вы никак собирались куда? Вон и документы на столе лежат. Неужто уезжать собрался, а, Сарафанов? Но про это позже. Начнем с твоего гостя. А вы, не знаю как вас, в окошко не зыркайте. То, что меня с вами разговоры разговаривать послали, не значит, что я здесь один.

– Кто это? – спросил незнакомец. Голос его был ровным и даже каким-то ленивым. Спросил, видимо, у лесника, потому что тот ответил:

– Участковый, Краюхин.

– Вот, блин! – выдохнул незнакомец. – Чуть не пришил вас, Александр Петрович. Что ж вы не представляетесь, когда в дом входите? Вас-то мне и надо.

Краюхин не ответил. Тогда гость Сарафанова продолжил:

– А я сегодня утром к вам домой сунулся было, а жена ваша, Варвара и говорит, мол, уехал в Крюково. Я сюда. А мне снова: был, теперь уехал. Пришлось без вас действовать. Я Пятаков, старший оперуполномоченный из областного УВД. Может, слыхали обо мне?

– Документы, – потребовал Краюхин.

– Они в нагрудном кармане, – сказал незнакомец, назвавшийся Пятаковым. – Можно достать?

Торопов с облегчением выдохнул, собрался, было, поднять крышку, чтобы выбраться, как был остановлен вопросом Краюхина:

– В каком рукаве?

– В смысле? – не понял его собеседник.

– В каком рукаве у тебя нож? – спросил Краюхин. – На ногах у тебя ботинки, там не спрятать. За пояс лезть неудобно. За пазуху – тоже. Значит нож в рукаве.

– А зачем мне нож в рукаве?

– Затем, что Варя моя ни в жисть не сказала бы никому куда я поехал, – ответил Краюхин. – А значит, никак ты не мог узнать, что я в Крюково. И значит – никакой ты не оперуполномоченный. Тебе всего-то и нужно было, чтобы я подошёл за бумажкой твоей, вчетверо сложенной.

– Нож в пол! – вдруг крикнул он. – Ну! Или колено прострелю!

– Лови!

Грохнул выстрел, взвизгнул рикошет, что-то хрустнуло, а потом с того места, откуда раздавался голос участкового раздался звук падения тела.

Тропов, протянувшийся было, чтобы открыть люк, одёрнул руку.

– Быстро! – пол заскрипел под шагами «лже-Пятакова». – Выстрел могли услышать.

– Как это у вас получилось? – поражённо спросил Сарафанов. – Только что здесь были, и уже там. И шею одним махом…

– Всё собрали? – спросил его спутник. – Уходить надо.

И, уже громче:

– Сарафанов! Я спрашиваю – всё собрал?

– Да, – вышел из ступора лесник. – Всё.

И вскрикнул раз, другой.

Ещё одно тело рухнуло на пол.

– Засветились вы, господин подпоручик, – сказал незнакомец. – Обузой стали.

Он ходил по комнате и бубнил негромко себе под нос.

– А вообще я на вас планы имел. Жаль.

Послушалось плескание, остро запахло керосином. Потом шаги протопали к выходу, со скрипом закрылась дверь в сени. Раздался стук, возня. Новые шаги.

Снова послышалось плескание, уже снаружи дома. Торопов приоткрыл крышку подпола: в комнате ничего не переменилось. Только вонь от керосина стояла такая, что голова кружилась. Выбравшись наружу, он, выставив вперёд руку с пистолетом, на коленях обогнул печку, и увидел два тела. Одно неподвижное, без признаков жизни – Краюхина, другое – Сарафанова, лежавшего в луже то ли крови, то ли разлитого керосина. Лесник сучил ногами и то ли стонал, то ли кашлял, выплёвывая новые порции крови. Снаружи раздался хлопок, загудело пламя. Дом стал медленно наполняться дымом. В окне замаячили сполохи пламени.

Учитель бросился к двери. Толкнул, надавил посильнее. Заперта!

Потемнело, дыма становилось всё больше. К окну! Только сейчас Торопов обрати внимание, на сколько маленьким оно было. Голову ещё высунешь, но вот выбраться через него – никак. Разве что на помощь позвать. Но там уже полыхало так, что улицы не было видно. Становилось всё жарче. Через щели под дверью потекла дымная дорожка.

Учитель согнулся над телом Краюхина, тронул пульс на шее.

– Остывает уже, – прерывистым голосом сказал Сарафанов. – А у меня сердце на два вершка выше, чем обычно. Медицинский феномен. Вот он и промазал.

Торопов метнулся к нему, упал на колени, еле сдерживая кашель.

– Ты-то как здесь? – спросил лесник. – Или мерещишься мне?

– Сарафанов, – зашептал учитель, хватая того за рубаху, мокрую от крови. – Сгорим ведь. Заживо сгорим! Как можно дверь открыть? Топор есть?

– Топор? – слабым голосом переспросил лесник. – Там в сенях, в ящике для инструментов…

Торопов с разгону врезался плечом в дверь. Та даже не шелохнулась.

– Снаружи подперта, – прокомментировал Сарафанов. – Хитрый зверюга.

Он привстал на локтях, попытался сесть, но со стоном снова опустился на пол в лужу собственной крови.

– Нельзя нам через дверь, – сказал Сарафанов. – Он еще и входную на замок запер. Так что не успеем. А если и успеем, чую я – страховаться этот гад будет, чтоб наверняка. Ждать пока дом по настоящему не займётся. А тут мы. И меня добьёт, и тебя кончит…

– Так – сгорим же! – почти закричал Торопов. Изба наполнялась дымом. Глаза жгло, в горле першило.

– Не сгорим, – простонал лесник. – Лиса всегда запасной выход имеет. Так и я… Только слово дай, что не бросишь…

Он зашёлся в кашле. Повозил руками по набухшей от крови рубахе.

– Бинта бы, что бы хоть кровь остановить…

Учитель метнулся к печке, схватил подушку, скомкал, протянул Сарафанову:

– Прижмите пока.

Тот с кряхтением прижал подушку к ране. Посмотрел в глаза Торопову и повторил вопрос:

– Не бросишь?

Торопов, молча, замотал головой, сдерживая дыхание и прикрывая локтем слезящиеся от дыма глаза.

– В подпол. Тащи меня в подпол, – приказал лесник.

Они вдвоём почти скатились по крутым ступенькам.

– Тряпье с полки долой, – продолжил командовать лесник.

Торопов стал сбрасывать на пол собранный на правой полке хлам.

– Полку в сторону. Поднимай доски с пола.

Доски оказались ни к чему не прибитыми. Так – ровно сложенные одна к одной – и всё. У самой стены под ними оказалась нора, вроде подкопа под стену.

– Туда, – простонал Сарафанов.

Торопов осмотрел лаз. Там и одному тесно будет. Как же ещё и лесника через него тащить? Сарафанов сидел у лестницы, приложив руки к груди. Руки, рубаха, штаны, заправленные в ношенные сапоги, подушка, которую он так и не отпустил – всё было в крови.

Неожиданно наверху раздался звук разбитого стекла, потом громкий хлопок, и дым едкой волной повалил на них сверху. Огонь забрался внутрь и заревел, как лютый зверь. Пахнуло нестерпимым жаром.

– Да живее ты, – простонал Сарафанов. – А-то ведь точно – сгорим!

Торопов потом толком так и не смог вспомнить, каким образом он выбрался сам и вытащил истекающего кровью лесника через подземный лаз.

А когда таки выбрался на поверхность и выволок за собой еле шевелящегося Сарафанова, упал на спину и никак не мог надышаться таким вкусным воздухом. Они лежали рядом с дымящейся дырой в склоне оврага, густо поросшего кустарником, метрах в тридцати от вовсю полыхавшего дома. Оттуда слышались крики и бабьи причитания, кто-то тревожно стучал железным шкворнем по куску рельса, подвешенному у сельсовета.

– Спасибо, – тихо сказал лесник. – Дал на солнце ещё разок поглядеть перед смертью.

– Да что ты говоришь! – попытался его подбодрить учитель. – Сейчас вот передохну и побегу к председателю. Перебинтуем тебя, а потом и в больничку. Поправишься.

– Я крови потерял много, – сказал Сарафанов. – Да и почку, он мне похоже зацепил. Так что не доехать мне. Минут через десять, много – полчаса, и кончусь.

Он как-то оценивающе посмотрел на Торопова.

– Ты. Вот что, всё рассказать я тебе не успею. И так перед глазами всё плывет. Так что слушай главное. Эти пятеро, что у меня в сторожке – они из Будущего.

Торопов аж рот открыл от удивления.

– Думай, что хочешь, только не перебивай, – продолжил Сарафанов. – И Будущего послали к нам, в 19… год, человека подправить историю. Что именно – не знаю. Они не говорили. Только в момент переброски что-то произошло, авария или сбой какой, и вместе с ихним агентом, попали ещё люди. В основном, все погибли. Я сам был там неделю назад. Снег, и тела на куски порванные. Но четверо лишних – уцелело. И они не знают про засланного, думают, что все произошло нечаянно. А тот не признаётся почему-то. Такой вот расклад…

Взгляд полузакрытых глаз медленно Сарафанова стекленел. Дыхание стало частым и коротким.

А до Торопова, наконец, дошло: бредит лесник. Какой снег? Лето в разгаре! Он выдохнул разочарованно.

Сарафанов вздрогнул, застонал, открыл глаза, с трудом сфокусировался на учителе.

– Книжка, – прохрипел он. – Книжка его с экранчиком. Он схоронил, а я проследил и перепрятал. В сторожке. В собачьей конуре… Увидишь, тогда поверишь… И тетрадка. Я туда всё… Я записал… Только пережди, они скоро уйдут… Уедут… На поезде…

Голос его снизился до шёпота, потом и он пропал, лишь слегка шевелились губы. Потом застыли и они. Из груди вырвался выдох, а вдоха так и не последовало.

Торопов встал. Его качнуло, закружилась голова.

Шаг, другой, третий…

– И что теперь делать собираешься? – спросил сам у себя. – Куда ты идти собрался? И что ты там скажешь?

И сам же себе ответил:

– Правду. Как все было, так и расскажу.

Местность как-то сузилась, он шёл, будто по коридору, ограниченному с двух сторон высокими стенами из серого дыма. Низко пролетавшая птица больно хлестнула крылом по щеке. Он остановился, мазнул рукой по щеке и увидел кровь. Или это была копоть? Сощурился, силясь рассмотреть, спросил:

– Какую правду? Про то, как вы ловили с участковым пришельцев из Будущего?

– Этого я не знаю.

Он снова двинулся куда-то. Земля тряслась и раскачивалась.

– А что ты знаешь? Где свидетели? А может это ты и участкового, и Сарафанова. А? А потом дом подпалил, что бы следы скрыть. Вон у тебя – вся одежда в крови!

– Та это я когда Сарафанова тащил – вымазался! – выкрикнул Торопов. Он согнулся пополам, и его стошнило. Выпрямился, вытер рот рукавом. Всё перед глазами плыло и трепетало. Огляделся: коридор превратился в тоннель с бельмом выхода где-то вдалеке.

– Может когда Сарафанова тащил, а может – когда резал его… Да и пистолет в кармане.

– Где? – Торопов похлопал себя по карманам. Достал из правого наган, который ему выдал участковый. Размахнулся забросить в кусты.

– А если ребятёнок какой поднимет?

Засунул обратно в карман.

– Про наган в книге записано, забыл? Там и роспись твоя стоит…

Кто это сказал? Чей голос раздался эхом в темноте?

– Краюхин? Тебе хорошо, ты – мёртвый. А вот мне… Что ж мне говорить, когда спросят и про мёртвого Сарафанова, и про тебя?

– Сам думай, про что говорить, а про что умолчать. Чай, не маленький…

Торопову потом рассказали, что его обнаружили лежащим без сознания у самого пожарища, оставшегося от дома лесника. Он так был с ног до головы перемазан в золу и сажу, что его сперва приняли за большую головешку. Диагноз был поставлен быстро и, в общем, правильно: угорел учитель, когда пожар тушил – и все дела.

Бабка Зенькова, местная травница, не раз с таким сталкивалась. Она деловито сунула под нос учителя склянку с нашатырём, а потом весь вечер поила его настойкой спорыша… Что, как рассказал врач из районной больницы, куда на следующий день доставили учителя, собственно, и спасло Торопову жизнь. Отравился он угарным газом знатно.