Чудесное избавление

Если Чевиот Шервуд когда-нибудь и верил в чудеса, то теперь его вера иссякла. У него больше не было иллюзий. Он отчетливо понимал, в каком положении оказался.

Он окончит свои дни на этой захолустной необитаемой планете, и никто не пожалеет о нем, никто не узнает. Конечно, подумал он, жалеть о нем и так некому. Хотя найдутся такие, кто будет счастлив его увидеть, кто бегом прибежит, узнай они, где его искать.

И как раз вот этих людей Шервуд совершенно определенно не горел желанием видеть.

Его огромное, можно даже сказать, непреодолимое желание не встречаться с ними отчасти и являлось причиной его теперешнего положения, потому что с последней планеты он сорвался, не указав порт назначения и не получив разрешения на взлет.

Поскольку никто не знал, куда он направился, а радио его можно было с чистой совестью сдать в утиль, рассчитывать на то, что его кто-нибудь найдет, не приходилось — даже если вдруг станут искать, что само по себе представлялось весьма сомнительным. Скорее всего, ограничатся тем, что разошлют сообщения на другие планеты, чтобы предупредить о нем местные власти.

А поскольку его космический корабль не мог никуда лететь без одной лампы, заменить которую было нечем, он застрял здесь, на этой планете.

Если бы только этим дело и ограничивалось, все было бы не так скверно. Но имелось еще одно, последнее, обстоятельство, которое при других условиях (то есть если бы все это случилось не с ним, а с кем-нибудь еще) заставило бы его живот надорвать от смеха. Однако, поскольку эта история приключилась именно с ним, Шервуду было совсем не до смеха.

Ибо теперь, когда ему не было от этого никакого проку, он разбогател, да так, как ему никогда и не представлялось даже в самых дерзких и жадных мечтах.

В скалистой гряде над лагерем, который он разбил неподалеку от своего искалеченного корабля, залегала жила глинистого конгломерата, прямо-таки набитого алмазами. Вышедшие наружу благодаря выветриванию, они усеивали склон, буквально валялись под ногами на дне крошечного ручейка, бежавшего по долине. Их можно было собирать корзинами. Все — чистейшей воды, а нескольким, размером с человеческий череп, не было цены.

Мужественный, крепкий и смекалистый Шервуд, едва осознав свое положение, принялся использовать его на всю катушку. Временный лагерь он превратил в настоящее жилище, начал делать запасы — копал коренья, собирал орехи, сушил рыбу и заготавливал пеммикан. Если уж ему суждено играть роль Робинзона Крузо, он намеревался делать это со всеми удобствами.

На досуге он собирал алмазы и сваливал их в кучу за своей хижиной. А потом, когда выдавался свободный день или долгий вечер, садился у костра и разбирал их: отмывал от налипшей грязи и сортировал по размеру и блеску. Самые лучшие он откладывал в мешок — чтобы были под рукой на тот случай, если вдруг придется быстро улетать.

Впрочем, он не тешил себя надеждой, что такая возможность когда-нибудь представится.

Однако это не мешало ему предусмотреть все возможные непредвиденные обстоятельства. Шервуд всегда старался оставить себе запасную лазейку. В противном случае его карьера окончилась бы гораздо раньше, в каком-нибудь из десятка прошлых дел и мест. То, что она, по всей видимости, подошла к концу на этот раз, следовало отнести на счет недостатка предусмотрительности: он не догадался обзавестись полным комплектом запчастей. Хотя эту недальновидность, пожалуй, можно было понять, поскольку ни разу еще за всю историю космических полетов лампа, которая сейчас обрекла Шервуда на бесславную кончину, не выходила из строя.

К счастью, он был не из тех, кто склонен к самоанализу. Начни он копаться в себе, в два счета мог бы по уши увязнуть в воспоминаниях о прошлом, а среди них встречались весьма и весьма неприятные.

Разумеется, Шервуду очень во многом повезло. Планета досталась вполне сносная, этакая Новая Англия со скалистой пересеченной поверхностью, заросшая невысокими деревьями и отчетливо похожая на Землю. С таким же успехом его могло занести на планету, покрытую непроходимыми джунглями или вечными льдами, или на любой из еще десятка планетарных типов, непригодных для жизни.

Поэтому он обустроился, как мог наслаждался жизнью и даже не утруждал себя подсчетом дней. Ибо знал, что его ждет.

Он не рассчитывал на чудо.


Чудо, на которое Шервуд не рассчитывал, произошло однажды под вечер, когда он сидел, поджав ноги, на земле и разбирал свежий улов бесценных алмазов.

С востока, из-за уходящих в даль холмов, появился большой черный корабль. Он со свистом перемахнул через вершины и опустился на землю неподалеку от разбитого звездолета Шервуда и его хижины.

Это был не патрульный крейсер, хотя Шервуд в его положении был бы рад и патрулю. Подобного корабля он еще не видел: нечто похожее на черный шар, лишенное каких-либо опознавательных знаков.

Шервуд вскочил на ноги и бросился к кораблю, приветственно махая руками и вопя от радости, но примерно в сотне футов вынужден был остановиться, поскольку на него дохнуло жаром: обшивка раскалилась от прохождения сквозь атмосферу.

— Эй, там! — крикнул он.

И корабль ответил…

— Незачем так кричать, — послышался голос. — Я хорошо вас слышу.

— Кто вы? — спросил Шервуд.

— Я — Корабль, — возвестил голос.

— Хватит валять дурака, — крикнул Шервуд. — Кто вы?

Ибо ответ, который он получил, был несерьезным. Корабль!

Держи карман шире! Просто кто-то внутри корабля разговаривал с ним через громкоговоритель в корпусе.

— Я же сказал, — вновь послышался голос: — Я — Корабль.

— Но кто-то же со мной говорит.

— С вами говорит Корабль.

— Ну ладно, — сдался Шервуд. — Если вам так хочется, ничего не имею против. Можете вытащить меня отсюда? Сломалось радио, а корабль поврежден.

— Наверное, могу, — ответил Корабль. — Расскажите мне, кто вы такой.

Шервуд на мгновение заколебался, затем честно и без утайки рассказал Кораблю, кто он такой. Ему вдруг пришло в голову, что этот корабль такой же изгой, как и он сам. На нем не было никаких опознавательных знаков, а ведь иметь их должен каждый корабль.

— Так вы сказали, что покинули последний порт без разрешения?

— Да, — подтвердил Шервуд. — Возникли кое-какие обстоятельства.

— И никто не знает, где вы? Никто вас не ищет?

— Откуда им знать, где искать? — вопросом на вопрос ответил Шервуд.

— И куда вы хотите отправиться?

— Куда угодно. Мне все равно.

Ведь даже если его высадят туда, где он не захочет оставаться, все равно будет шанс. Здесь же, на этой планете, у него не оставалось ровным счетом никакой надежды на спасение.

— Ладно, — сказал Корабль. — Можете подняться на борт.

В корпусе корабля открылся люк, и оттуда начал выдвигаться трап.

— Секундочку! — крикнул Шервуд. — Я сейчас вернусь.

Он со всех ног помчался в свою хижину, схватил припасенный мешок с отборными алмазами и припустил обратно к кораблю. Едва трап успел коснуться земли, Шервуд уже был на месте.

Обшивка все еще потрескивала, отдавая тепло, но Шервуд взобрался по трапу, не обращая на это внимания.

Ну вот, теперь он обеспечен на всю жизнь, подумалось ему. Если только…

И тут ему пришло в голову, что алмазы у него могут забрать. Скажут, что это плата за проезд. Или вообще отберут без разговоров.

Но теперь уже слишком поздно. Он почти вошел в люк. Если он сейчас бросит мешок с алмазами, это только вызовет подозрения и ничего не даст.

Это все от жадности, подумал Шервуд. Не нужно было тащить столько алмазов. Было бы достаточно и полудюжины самых лучших, если бы он только догадался рассовать их по карманам. Их вполне хватило бы на то, чтобы купить себе другой корабль и вернуться сюда за остальными.

Но теперь уж ходу назад не было. Оставалось только довести дело до конца.

Шервуд добрался до люка и ввалился внутрь. Его никто не встретил. Внутренний шлюз был открыт нараспашку, но там никого не было.

Пока он стоял и хлопал глазами в пустоту, за спиной негромко затарахтел поднимающийся трап и зашипел, закрываясь, люк.

— Эй, — крикнул он, — где все?

— Здесь никого нет, — сообщил голос, — кроме меня.

— Ясно, — сказал Шервуд. — Так где мне вас искать?

— Вы уже меня нашли, — ответил Корабль. — Вы находитесь внутри меня.

— То есть как…

— Ну я же говорю, — перебил его Корабль. — Я же сказал, что я — Корабль. Я и есть Корабль.

— Но никого же…

— Вы не понимаете, — сказал Корабль. — Мне никто и не нужен. Я сам по себе. Я разумен: отчасти машина, отчасти человек. Вернее, пожалуй, когда-то был ими. В последние годы я стал думать, что мы двое превратились в единое целое, так что теперь мы не человек и не машина, а нечто совершенно новое.

— Вы шутите, — сказал Шервуд, которого начал одолевать страх. — Такого не бывает.

— Представьте себе, — начал Корабль, — человека, которые долгие годы работал, чтобы создать меня, и, окончив работу, понял, что дни его сочтены…

— Выпустите меня! — завопил Шервуд. — Выпустите меня отсюда! Я не хочу, чтобы меня спасали. Я не хочу…

— Боюсь, мистер Шервуд, вы немного опоздали. Мы уже в космосе.

— Как — в космосе? Не может быть! Это никакой не…

— Еще как космос, — ответил Корабль. — Вы ожидали толчка? Его не было. Мы просто поднялись в воздух.

— Ни один корабль, — упорствовал Шервуд, — не может взлететь с планеты…

— Вы, мистер Шервуд, все время думаете о кораблях, построенных человеческими руками. А не о живом корабле. Не о разумной машине. Не о том, что становится возможным, когда человек и машина сливаются воедино.

— Ты хочешь сказать, что сам построил себя?

— Ну разумеется, нет. Не с нуля. Сперва меня строили человеческие руки. Но я вносил изменения в свою конструкцию и перестраивал сам себя — и не один раз. Я знаю свои способности. Знаю свои мечты и желания. Я превратил себя в то, чем способен быть: я больше не полукустарная поделка, а предел способностей человеческой расы.

— Этот человек, о котором ты говоришь, — начал Шервуд. — Ну тот, который должен был умереть…

— Он часть меня, — сказал Корабль. — Если вы не можете не думать о нем как об отдельном существе, то это он сейчас говорит с вами. Потому что «я» подразумевает нас обоих. Ибо мы стали одним целым.

— У меня это в голове не укладывается… — Шервуд чувствовал, как паника снова подступает к горлу.

— Он сделал из меня, и было это очень давно, корабль, который подчиняется не движению рычага и не нажатию кнопки, а мысленным командам управляющего мной человека. По сути, я должен был стать продолжением этого человека. Мой создатель изобрел специальный шлем, который следовало надевать и думать в него.

— Понятно, — протянул Шервуд.

— Он должен был думать в этот шлем, а я был запрограммирован так, чтобы подчиняться его мыслям. Я по сути становился человеком, а человек по сути становился кораблем, которым он управлял.

— Неплохо! — восхитился Шервуд, от которого, когда дело касалось возможной выгоды, не ускользала ни одна тонкость.

— Он закончил меня, уже стоя одной ногой в могиле; жаль было, что умрет такой человек — человек, который так упорно трудился и совершил то, что совершил. Человек, который от столького отказался. Человек, который никогда не видел космоса.

— Нет! — с отвращением воскликнул Шервуд, уже зная, что сейчас услышит. — Нет, он не мог так поступить.

— Это было доброе дело, — возразил Корабль. — Он хотел этого. Он сам руководил всем. Он просто оставил свое тело. Все равно оно было никчемной оболочкой, готовой умереть. Чтобы человеческий мозг мог существовать вне человеческого черепа, пришлось внести лишь простейшие изменения. А мой создатель был счастлив. Мы с ним оба были счастливы.

Шервуд поднялся, не говоря ни слова. В молчании прислушался, надеясь уловить какой-нибудь звук, какое-нибудь тарахтение или гул — любой признак того, что корабль функционирует. Но не различил ни звука — и ни единого намека на какое-либо движение.

— Счастливы, — повторил он. — Где вы нашли счастье? В чем смысл всего этого?

— Это, — серьезно отозвался Корабль, — довольно трудно объяснить.

Шервуд стоял и думал о том, каково это — вечно странствовать в космосе без тела, навсегда лишившись всех телесных желаний, всех его преимуществ и возможностей.

— Вам нечего бояться, — заверил его Корабль. — У нас есть для вас отличная каюта. Прямо по коридору, первая дверь слева.

— Благодарю, — сказал Шервуд, хотя ему все еще было немного не по себе.

Будь у него выбор, он остался бы на той планете. Но раз уж он здесь, нужно на полную катушку использовать свое положение. А в нем имеются, признался себе Шервуд, определенные преимущества и возможности, о которых следует хорошенечко поразмыслить.


Он прошел по коридору и толкнул дверь. Она открылась в каюту. Для космического корабля там было довольно уютно. Тесновато, конечно, но куда же без этого. Место на любом корабле в дефиците.

Он вошел внутрь и первым делом пристроил мешочек с алмазами на откидной койке, висевшей на стене. Потом уселся на единственный металлический стул рядом с койкой.

— Удобно устроились, мистер Шервуд? — осведомился Корабль.

— Очень, — заверил он.

Все обойдется, сказал он себе. Ситуация дикая, но все обойдется. Жутковатая, пожалуй, и малоправдоподобная, но это, наверное, лучше, чем торчать на той безвестной планете. Ведь это же не на всю жизнь. А на той планете он вполне мог просидеть — и, скорее всего, просидел бы — всю жизнь.

До следующей планеты лететь еще долго: эта область космоса заселена слабо. У него будет вдоволь времени все обдумать и распланировать. Возможно, удастся сообразить, как обратить обстоятельства к собственной выгоде.

Шервуд откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Мозг его лихорадочно заработал, просчитывая варианты и исследуя со всех сторон возможности, которые существовали в его теперешнем положении.

Неплохо, подумал он, такую операцию провернули. Корабль, без сомнения, уже открыл для себя кое-какие новые преимущества, до которых еще не додумался ни один человек.

Впереди была большая работа. Предстояло исследовать способности Корабля и подвергнуть тщательному изучению его личность, чтобы уяснить себе его сильные и слабые стороны. Затем надо будет разработать стратегию, только осторожно, чтобы ничем не выдать своих замыслов. Нельзя ничего предпринимать до того, как он будет полностью готов действовать.

Возможно, существует не один способ добиться своего. Лесть, деловое предложение или шантаж — выбор за ним. Надо все обдумать, изучить, а затем действовать таким образом, который он сочтет наилучшим.

Интересно, задумался он, каков принцип действия этого Корабля? Наверное, антигравитация. Или ядерный синтез. Или еще какой-нибудь метод, который пока что никто не рассматривал в качестве источника энергии.

Он вскочил со стула и принялся мерить каюту шагами: три туда, три обратно, беспрестанно взвешивая в уме возможные шансы.

Да, подумал он, должно быть, неплохо иметь такой корабль. Скорее всего, ничто во вселенной не сможет сравниться с ним в скорости и маневренности. Никто не сможет догнать его, если Шервуду когда-нибудь придется спасаться бегством. Судя по всему, посадить его можно где угодно. Вероятно, он сам себя ремонтирует: Корабль упоминал о том, что он вносил изменения в свою конструкцию и сам себя перестраивал. Памятуя свое недавнее бедственное положение, Шервуд счел это очень удобным.

Должен быть какой-то способ заполучить этот Корабль, сказал он себе. Не может не быть. Этот Корабль — именно то, что ему нужно.

Разумеется, он может купить другой корабль; с таким запасом алмазов можно купить хоть целый флот. Но ему хотелось именно этот.


Пожалуй, ему откровенно повезло, что его спас именно этот Корабль. Потому что любое другое законопослушное судно, вероятнее всего, сдало бы его властям в первом же порту захода, а этот Корабль, похоже, совершенно не волновали ни его личность, ни его прошлое. Любое другое не вполне законопослушное судно завладело бы не только теми алмазами, которые он захватил с собой, но и правом на открытое им месторождение. Но именно этот Корабль алмазы не интересовали.

Ну и история, подумал он. Человеческий мозг и космический корабль, объединенные друг с другом, связанные так тесно, что между ними стерлись всякие границы. Он поежился при одной только мысли: было в этом что-то отвратительное.

Хотя, пожалуй, для старика, сходящего в могилу, все это не имело такого уж большого значения. Взамен дряхлого, уже отмеченного печатью смерти тела он получил многие годы жизни. Наверное, жить как часть странствующей в космосе машины лучше, чем не жить совсем.

Интересно, задумался Шервуд, сколько лет прошло с тех пор, как старик превратил себя в нечто не вполне человеческое? Сто? Пятьсот? Может, и больше.

Где он побывал и что видел за эти годы?

И, что самое существенное, какие мысли пробегали, кристаллизовались и рождались в его мозгу? Что за жизнь у него была? Жизнь, разумеется, не человеческая, и взгляд не с человеческой точки зрения, а нечто совершенно иное.

Шервуд попытался вообразить, на что это может быть похоже, но тут же в смятении бросил свои попытки. Такая жизнь означала неизбежный отказ от всего, ради чего он жил: от всех чувственных удовольствий, от мечтаний о наживе и славе, от всех уютных привычек, которыми он обзавелся, от всех установленных им самим правил поведения и от совести.

Чудо, подумал он. Собственно говоря, чудес было целых два. Первое произошло, когда ему удалось благополучно посадить корабль, после того как вышла из строя лампа. Он снизился к самой поверхности планеты, чтобы найти место для приземления, когда вдруг сгорела лампа, двигатель отказал и его корабль понесло над гористой местностью. И тут он внезапно заметил крохотный пятачок, едва пригодный для посадки, и принялся отчаянно маневрировать, чтобы попасть на этот пятачок, и в конце концов все-таки попал — целый и невредимый.

Приземление воистину удалось ему каким-то чудом; появление Корабля, который спас его, стало вторым чудом.

Откидная койка вдруг повисла вдоль стены, и мешочек с алмазами полетел на пол.

— Эй, что происходит? — завопил Шервуд.

И тут же пожалел об этом, поскольку все было совершенно понятно и без объяснений. Опора, на которой держалась койка, была плохо закреплена, и койка сложилась.

— Что-то не так, мистер Шервуд? — поинтересовался Корабль.

— Нет-нет, все в порядке, — уверил его Шервуд. — У меня упала койка. Она меня напугала.

Он наклонился, чтобы поднять алмазы. В ту же секунду стул ловко и бесшумно отъехал к стене, сложился и нырнул в небольшое углубление, в точности совпадавшее с ним по размерам.

Шервуд, который, сидя на корточках, собирал алмазы, как завороженный, с ужасом проводил стул глазами, потом стремительно обернулся. Койка тоже больше не висела вдоль стены, а убралась в другую нишу.

Холодный страх пронзил Шервуда. Он поспешно поднялся на ноги и принялся оглядываться, как загнанный в клетку зверь. Он стоял посреди голой каюты. Теперь, когда койка и стул исчезли, его окружали четыре голые стены.

Он бросился к двери, но ее там не оказалось. На месте двери была стена.

Шервуд шарахнулся назад и принялся озираться, оглядывая каждую стену по очереди. Ни в одной из них двери не было. От пола до потолка простирался гладкий металл.

Стены ожили и начали надвигаться на него.


Шервуд остолбенел, не веря своим глазам, думая, что движущиеся стены — плод его воображения.

Но воображение было ни при чем. Медленно, неумолимо стены надвигались на него. Если бы он развел руки в стороны, то мог бы коснуться их кончиками пальцев.

— Корабль! — произнес он, пытаясь говорить спокойным голосом.

— Да, мистер Шервуд.

— Ты неисправен. Стены съезжаются.

— Все механические системы корабля находятся в полной исправности. Но мне нужен новый мозг. Мой собственный слабеет и угасает с каждым днем. Не только тело, но и мозг тоже имеет свои пределы. Я подозревал это, однако наверняка знать не мог. Разумеется, существовала вероятность, что, изолированный от пагубного влияния тела, он сможет существовать в питательном растворе вечно.

— Нет, — прохрипел Шервуд сдавленным голосом. — Нет, только не меня!

— А кого тогда? — осведомился Корабль. — Я искал долгие годы, и вы стали первым, кто подошел.

— Подошел?! — в ярости переспросил Шервуд.

— Ну да, — как ни в чем не бывало радостно подтвердил Корабль. — Нужен был человек, которого никто не хватится. Никто не знает, где вы. Никто вас не ищет. Никто не будет по вам тосковать. Я очень долго искал подходящую кандидатуру и уже отчаялся найти. Я ведь не зверь какой-нибудь. Я никому не хочу причинять горе.

Стены продолжали надвигаться.

Корабль, казалось, вздохнул с металлическим удовлетворением.

— Поверьте, мистер Шервуд, — сказал он, — то, что я нашел вас, поистине чудо.


Загрузка...