Ткачи Сарамира

Глава 22

Снег скрипел под тяжелыми ботинками, когда она прокладывала себе путь на запад через высокие пики гор. Издалека девушка напоминала меховой холм. Широкий капюшон шлепал по гладкой красно-черной маске, постоянно съезжая на глаза. Кайку шла, опираясь на посох, ружье болталось за спиной.

О боги. Когда же это закончится?

Последние продукты, доставшиеся от ткача, Кайку доела еще накануне и теперь чувствовала слабость от голода. Внутренний голос торопил, и она шла всю ночь и весь день, не останавливаясь на отдых, доедая остатки провизии на ходу. Тот же голос сказал, что горы скоро откроют ей свою тайну, и девушка всего лишь в ночи пути от монастыря. Наступил полдень следующего дня, но голос молчал.

Она оперлась на посох и несколько секунд стояла неподвижно, отдыхая. Глубокий снег не позволял рассчитывать добыть что-нибудь съедобное. Ее окружала голая, белая пустошь. Безмолвную тишину нарушало лишь редкое карканье хрящеворонов да завывание неведомых зверей. Ей ничего не оставалось, как идти вперед.

Маска мягко прилегала к коже, словно ее изготовили по лекалу, снятому с лица Кайку. А ведь она боялась надевать ее в первый раз. Боялась безумия. Боялась, что, надев однажды, уже не сможет больше снять. Теперь все эти страхи казались смешными. Ничего не произошло. Надев маску, она обрела надежду выжить в этом ужасном месте. Она доверилась черно-красному лику и чувствовала себя в нем уютно. Но свойства маски до сих пор никак не проявились, и вера Кайку в ее чудодейственную силу начинала ослабевать. И только посреди этой снежной пустыни впервые за много дней она опять обрела надежду.

Девушка подняла голову и увидела ущелье. Она не знала, почему, но место показалось странно знакомым.

Кайку остановилась на снежном выступе. С каждой минутой уверенность в том, что она была здесь прежде, крепла. Но когда она могла видеть этот пейзаж? На противоположной стороне ущелья начиналась тропа, которая вела между двумя горными вершинами. Кайку совершенно точно знала, что отыщет проход, хотя ни разу не проходила этим путем.

И она действительно нашла тропу там, где и предполагала.

День еще не закончился, а девушка находила все новые ориентиры. Она узнала огромное, искривленное дерево, выставившее из-под снега ветки, похожие на согнутые пальцы; плоскую, гладкую ледяную равнину, которую можно было пройти только по черному скалистому хребту, тянущемуся через ее середину; вершину горы, расколовшуюся на три части. Каждый ориентир вызывал воспоминания, принадлежавшие не ей, а одному из предыдущих владельцев маски, воспоминания, которые каким-то непостижимым способом впитались в деревянные волокна.

Она подумала об отце, и слезы навернулись на глаза. Казалось, дерево пропиталось запахом Руито: уютным мускусным запахом старых книг и отеческой привязанности, знакомым с самого детства, с тех времен, как Кайку ребенком забиралась отцу на колени и засыпала, уткнувшись ему в грудь. Она ощутила его призрачное, ускользающее, но все же уловимое присутствие в своем сознании и вновь почувствовала себя маленькой.

На следующий день, едва держась на ногах от голода, Кайку столкнулась со странным явлением. Проходя мимо выпуклой скалы, она заметила в снежной пустыне насекомое и почувствовала, как маска внезапно потеплела. Ей стало вдруг необыкновенно легко. Она продолжила идти вперед, и маска нагревалась все сильнее. Девушка попробовала повернуть назад, но тут же, к ее удивлению, тепло пропало.

«Впереди что-то есть», – подумала она.

Ей ничего не оставалось, как шагать дальше. Кайку медленно продвигалась вперед, чувствуя перед собой присутствие чего-то огромного и невидимого. На всякий случай девушка вытянула вперед руку, опасаясь натолкнуться на препятствие, хотя все пять чувств убеждали, что здесь ничего нет.

Но рука ощутила барьер, и Кайку открылся мерцающий тканый рисунок.

От увиденного перехватило дыхание. Широкая полоса золотых нитей простиралась от горизонта до горизонта. Это походило на полотно: соединенные завитки и петли, повторяющиеся, выворачивающиеся наизнанку, поглощающие друг друга и тут же восстанавливающиеся. Сияющие нити рисунка переплетались суматошно и беспорядочно, как будто мир поймали в сеть. Препятствие повторяло все контуры рельефа, постоянно выдерживая одну и ту же высоту, примерно шесть метров, и глубину, около шести. Почему-то Кайку была уверена, что Узор возник не вследствие катастрофы или шутки природы. Этот барьер разместили здесь намеренно. Те, кто его соткал, знали, как управлять миром, так чтобы люди ничего не замечали, и сделали это очень умело.

Затаив дыхание, девушка отдернула руку назад, и барьер исчез. Маска тут же отреагировала, и у нее закружилась голова. В этот момент Кайку поняла, как монастырь мог оставаться скрытым от глаз непосвященных. Барьер воздействовал на незащищенное сознание, сбивал его с пути. Только с помощью маски можно было надеяться преодолеть преграду.

Уже более уверенно Кайку вновь поднесла руку к барьеру. Небольшое усилие, и волокна разошлись, пропуская девушку внутрь. Кайку закрыла глаза, вздохнула, прошептала коротенькую молитву богам, а затем ступила внутрь рисунка.

Волокна окружили девушку, обволакивая мягко, то сильнее, то слабее. Кайку почувствовала, что стоит только отдаться этому морю, и больше не будет никаких забот. Но однажды ей уже довелось испытать нечто подобное. В тот день она умерла. Кайку понимала, что не сможет вернуться, если не сумеет противостоять нахлынувшему чувству.

Девушка вспомнила, как ей привиделся сотканный рисунок, неподвластный взгляду обычного человека, когда внутри нее полыхал огонь. Она испугалась видения, и именно этот страх удержал ее, привязал к реальности. Но теперь Кайку пошла вперед через иллюзорный рай и прорвалась к неприятному, резкому свету с другой стороны.

Ощущение было таким, как будто у нее отняли что-то ценное, дорогое или ее предал любимый человек. Кайку обернулась, но барьер вновь стал невидимым. На мгновение захотелось вернуться, погрузиться в мягкий свет, забыть об ощущении холода и голода, но она пересилила себя и двинулась вперед. Маска тут же похолодела.

За время странствий Кайку приобрела привычку разговаривать сама с собой вслух. Большинство ее монологов были случайны и бессмысленны. Иногда она разговаривала с отцом или братом, как будто они находились рядом. Иногда воображала, что возле нее идет огромный кабан, и присутствие животного помогало и успокаивало.

Усталость и голод вызывали видения, и они быстро завладели ослабленным сознанием и поселились в нем. Но именно фантазии поддерживали Кайку, помогая преодолевать все препятствия.

Впервые девушка заметила убежище ткачей еще на перевале. День стоял ясный, а в воспаленном мозгу билось лишь одно желание: найти монастырь. Здание почти сливалось с каменным склоном. Кайку находилась от него в миле или двух. С того места, где она стояла, было сложно разобрать детали. Единственное, что удалось рассмотреть, это узкий каменный мост, который дугой шел от входа до другой стороны глубокого ущелья. Кайку благоразумно предположила, что нужно идти по нему, если она хочет войти в монастырь.

Потребовался целый день, чтобы найти проход к монастырю. Он представлял собой широкую крутую лестницу, вырезанную прямо в горе. Ее размеры вызвали у Кайку страх. Ступени были вырезаны столетия назад, их края истерлись и выкрошились. Если ткачи действительно жили наверху, то они, должно быть, захватили монастырь, а не построили его. Эта лестница была намного старше самих ткачей. Погребенные под снегом статуи охраняли каменные ступени. Но когда Кайку очистила их, то увидела, что лики уже давно поросли мхом, пострадали от дождя и воды. По-видимому, бесконечная лестница вытянула остатки сил, и девушка дремала на ходу, поднимаясь вверх.

Изменение ритма шагов вывело ее из дремоты, и Кайку увидела, что находится на узкой тропинке, которая сворачивала к горам. Несколько каменных строений связывались друг с другом извилистыми дорожками. Жилье казалось старым и заброшенным, ставни выжидающе скрипели на холодном ветру. Приземистые и неказистые домишки, такие же, как и в Хайме, казались не слишком ветхими. Чуть дальше Кайку увидела каменный мост, словно выраставший над снежной бездной. Нигде не наблюдалось даже признака жизни.

К этому времени голод почти лишил ее сил. Кайку чувствовала, что еще немного, и она уже не сможет сделать ни единого шага. Шатаясь и спотыкаясь, она добралась до ближайшего дома и, толкнув приоткрытую створку ворот, вошла внутрь. Оглядевшись, девушка обнаружила, что оказалась в курятнике, правда уже давно опустевшем. В загончиках для цыплят еще оставалось заплесневевшее сено. И Кайку, собрав его в один угол, немедленно уснула.

Ее грубо вырвали из сна голодные колики в животе. Она пробуждалась с трудом, то и дело вновь проваливаясь в дрему, но спазмы не давали заснуть. Кайку долго лежала с закрытыми глазами, пока шарканье чьих-то ног по засыпанному сеном полу не отдалось болезненным уколом в сердце, заставив его колотиться от страха.

Кто-то склонился над ней. На мгновение Кайку показалось, что это призрак человека, убитого в пещере. Но открыв глаза, она, к своему огромному облегчению, поняла, что ошиблась. Плащ был сшит совсем из другого меха, а маска, смотревшая на нее, оказалась темно-синего цвета и деревянной. Кайку видела над собой круглое лицо дурачка с отвисшей нижней губой и широко раскрытыми от удивления темными глазами. Девушка попыталась отползти назад, но уперлась спиной в каменную стену. Ружье лежало поблизости, но она не могла незаметно подтянуть оружие к себе.

Круглое лицо наклонилось над ней так низко, что девушка увидела выбритую макушку прямо перед своими глазами. Так дикое животное обнюхивает свою жертву, решая, можно ее съесть или нет. Кайку замерла.

Без единого звука круглое синее лицо отодвинулось и, казалось, потеряло к ней всякий интерес. Ткач выбрался из загончика и какое-то время еще рассматривал валявшуюся в курятнике утварь. Затем вышел, закрыв за собой ворота.

Сердце болезненно сжалось. Что это могло означать? Блуждая в горах, девушка ни разу не задумалась, что плащ мертвеца, который она надела на себя, может сыграть с ней зловещую шутку. Теперь Кайку подозревала, что совершила непростительную оплошность. Что, если ткачи распознавали друг друга не только по маскам, но и по одежде? Что, если ткач, носивший эту красно-черную маску, хорошо известен? Отец Кайку, возможно, убил его, так же как она сама убила ткача в пещере. Если они обнаружат, что тот, кто носит измазанное кровью одеяние и красно-черный ухмыляющийся лик, не тот, кто…

Ее словно ударило громом. Это казалось настолько очевидным, что упустить из виду такой факт можно было только в бреду. Ткачами становились исключительно мужчины. Ни одна женщина не допускалась в их братство. Конечно, изящность ее фигуры уродовала тяжелая, грубая одежда, выпуклости грудей скрыла сутулость, но если бы Кайку заговорила, то была бы тут же обнаружена.

Паника захлестнула ее и заставила вскочить. Подхватив винтовку, она поспешила к выходу курятника. Приоткрыв немного ворота, девушка с замиранием сердца выглянула наружу, боясь увидеть, как круглолицый ткач бежит к монастырю, чтобы поднять тревогу, но заметила лишь бредущую совсем в другую сторону фигуру, лениво спихивающую с дорожки мусор или рассматривающую камни.

Кайку осторожно вышла. Наступило утро, мучительно холодное и сырое. Запорошенные снегом края ущелья скрывал белый туман, выбирающийся из глубоких впадин. От этого казалось, что мост висит в воздухе над пропастью.

Кайку посмотрела на вход в монастырь. И внезапно испугалась. На что она надеялась, поднимаясь сюда? Почему пренебрегла опасностью? Почему не повернула назад?

Острая боль в животе вернула ее в реальность. Она не могла позволить себе длительных раздумий, а уж о возвращении нечего было и мечтать. Это означало бы мучительную смерть от голода.

Кайку осторожно осмотрелась в поисках сторожей, старательно избегая встречи с круглолицым, убедилась, что все здания пустуют, и двинулась по узкому каменному мосту к монастырю, согнувшись, словно старик, и надеясь, что никто не подвергнет сомнению ее маскировку.

Фасад монастыря был строг и прост. Большие столбы держали покатую крышу, а ниже склонились четыре огромных статуи, четыре существа, похожие на людей, но в чешуе и с клыками. Приблизившись, Кайку увидела, что столбы испещрены тысячами крошечных, запутанных пиктограмм. Статуи сильно отличались от тех, что девушка рассматривала накануне на лестнице. Эти были вырезаны очень тщательно и как будто дышали. Тяжелые каменные ворота, ведущие в монастырь, оказались открыты.

Кайку заколебалась. Глаза статуй словно прожигали насквозь, вызывая на коже противный зуд. Она оглянулась и увидела, что с другой стороны ущелья за ней наблюдает человек в круглой маске. Страх перед возможным разоблачением возвратился, но повернуть назад она не могла. Собравшись с духом, девушка шагнула вперед, в каменное горло монастыря.

Коридор, в котором она оказалась, не освещался. Кайку заметила в стенах отверстия для факелов, но в них ничего не было. В утреннем свете, проникающем через дверной проем, она видела с обеих сторон очертания безобразных тварей, тянущихся к ней лапами или приготовившихся к прыжку. Дальше все скрывала темнота. Девушка двинулась вперед; тень бежала чуть сбоку, пока не растворилась в черноте коридора.

Глаза медленно привыкали к сумраку, но Кайку все равно шла вперед, постукивая перед собой посохом. Коридор показался таким же необитаемым, как и постройки за мостом, однако девушка понимала, что в любой момент может появиться кто-нибудь из ткачей. От этой мысли ей снова стало страшно, но голод гнал дальше.

Впереди мелькнул отблеск пламени, и она поняла, что кто-то движется навстречу. Девушка остановилась на верхней ступени лестницы, прислонившись к каменной стене, чтобы не упасть. Мерцающий факел приближался, и, наконец, Кайку смогла рассмотреть человека в пестром тряпье и в маске из почерневшей кости, изображавшей усмехающийся череп.

Ткач поднялся вверх и остановился несколькими ступеньками ниже. Она ссутулилась, чтобы скрыть в складках одежды округлые очертания фигуры. Сердце бешено заколотилось, угрожая вырваться из груди. Ткач внимательно рассматривал ее. Может, ждал, пока Кайку заговорит? Но девушка не могла открыть рот, не выдав себя. Короткая пауза показалась вечностью. Ткач что-то пробормотал, вручил Кайку свой факел и прошел мимо, уверенно ориентируясь в темноте. Она с облегчением вздохнула.

Ступени привели к развилке. Здесь из стен кое-где торчали факелы. Поколебавшись, девушка двинулась дальше. Чадящий огонь отбрасывал теплый красноватый свет, разгоняя темноту. Кайку с любопытством озиралась по сторонам.

Стены, потолок и пол были сложены из массивных кирпичей песочного цвета. Внутреннее убранство не отличалось большой изысканностью, а немногие предметы обстановки расставлены случайно: здесь – пустая ниша, там – негромко развешанные на веревочках и негромко позвякивающие талисманы. Время от времени попадались крошечные резные идолы на полках. Иногда девушка замечала на стенах куски грубой ткани с какими-то неведомыми надписями.

Кайку силилась и не могла понять, по какому принципу это расставлялось и развешивалось. Будто кто-то собрал осколки различных религий вместе: идолов из дальних стран, кукол язычников из джунглей Охамбы, резные статуэтки древних угатов, изображения богов пантеона Сарамира, включая и тех, имена которых давно всеми забыты. В одном месте девушка увидела высеченный фонтан – правда, высохший, – выполненный в классическом стиле, характерном для раннего периода Сарамирской империи.

Проходы раздваивались, а иногда от одного отходили сразу четыре. И вскоре Кайку безнадежно затерялась в подземном лабиринте монастыря. Она осматривала комнату за комнатой, приходя к заключению, что их устройством занимался какой-то сумасброд, не имевший ни плана, ни руководства. Девушка несколько раз проходила мимо других скрывающихся за масками ткачей, но они не обращали на нее внимания, и Кайку начала понемногу успокаиваться, убеждаясь, что маскировка хорошо скрывает ее пол.

После нескольких часов ходьбы по темным проходам и туннелям девушка натолкнулась на место, которое определила как некое подобие тюрьмы. По обеим сторонам неосвещенного коридора раздавалось шуршание и скребущие звуки.

Любопытство победило здравый смысл, и Кайку, крадучись, двинулась вперед, но как только ступила внутрь, воцарилась полная тишина. Даже шуршание прекратилось. Факел освещал только зарешеченные двери, оставляя в темноте тех, кто находился внутри.

Каких заключенных держали здесь ткачи?

Какое-то время она стояла в нерешительности, затем нерешительно шагнула к одной из ячеек, удерживая перед собой факел. Что-то жалось к стене за решеткой, какая-то тень…

Существо стремительно метнулось вперед и, врезавшись в решетку, просунуло в коридор когтистую лапу. Кайку пронзительно вскрикнула и отпрянула назад. Факел выпал из трясущейся руки и покатился к зарешеченной двери, осветив беснующуюся тварь.

Порченый. Девушка не раз видела ему подобных в горах, но те не наводили на нее такого ужаса. Это была бесформенная мерзкая куча, состоявшая из мускулов и зубов. Существо имело четыре лапы, но все различных размеров, от совсем тонкой, почти высохшей, до огромной, распухшей. Единственный глаз злобно моргал на почерневшем, отощавшем лице – или морде? – а ниже начиналась внушающая ужас путаница из недоразвитых конечностей и щупалец, закрученных вокруг друг друга. Вдоль спинного хребта торчали плавники.

– …у-убьютееебя…– пробулькало существо на сарамирском языке, и сердце Кайку заледенело.

И внезапно из темноты, отовсюду, из каждой клетки, послышались ужасные звуки. Рев и блеяние, в которых проскальзывали искаженные слова просьб, проклятий, угроз и даже что-то похожее на плач. Кайку в страхе выскочила, подхватив факел. Но ее взгляд был прикован к чудовищу, которое заговорило первым. Оно медленно отступило вглубь, растворяясь в темноте, и оттуда произнесло еще несколько слов.

– …посмотри-и-и, ч-ч-тосде-е-е-лалис-с-снами-и-и…

Кайку со всех ног бросилась прочь. Она бежала, не останавливаясь, пока странные голоса не стихли, и только тогда в изнеможении прислонилась к стене, задыхаясь, чувствуя рвущееся наружу сердце. Нападение существа ошеломило ее, но то, что оно заговорило, его слова… Нет, ее рассудок просто не мог это вынести.

Порченые здесь, в обители ткачей? Причем взрослые. Разумные, сознающие себя, посаженные за решетку? Что это могло означать?

Стараясь отвлечь себя от тягостных раздумий, девушка устремилась вперед, окончательно утратив представление о том, где находится. Еще совсем недавно Кайку, с трудом передвигая ноги, тащилась по лабиринтам подземелий. Но пережитое в тюрьме монастыря потрясение заставило забыть о чувстве голода. Теперь она почти бежала, движимая желанием убраться как можно дальше от страшного места.

Через некоторое время Кайку услышала впереди приглушенный шум. Она уже долго шла неосвещенными коридорами и, не встретив никого по пути, решила, что забрела в сторону от тех переходов, которыми пользуются обитатели монастыря. Кайку собиралась возвратиться туда, где была возможность добыть хоть какую-нибудь еду. Но шум подстегивал любопытство, и девушка решила узнать его источник.

В конце туннеля мерцал свет, притягивая ее, как пламя неосторожного мотылька, и она заглянула в узкую щель в стене коридора, выходившую на широкий выступ под потолком огромного зала. Гул шел снизу.

Выступ закрывал от взгляда происходящее в зале, поэтому Кайку, извиваясь, словно червяк, протиснулась в щель и заползла на выступ.

Зал был украшен куда богаче, чем все то, что она видела здесь до сих пор. Каменное великолепие подчеркивали стены песочного цвета с витыми столбами и изогнутые в арки над гравированными золотом воротами. Выступ, на котором лежала девушка, располагался под самым потолком. В нишах напротив стояли фигуры огромных горгулий. Они искоса смотрели на собратьев меньшего размера, сидевших ярусом ниже. В дальнем конце зала располагалась громадная статуя. Фигура, сидевшая на корточках и упиравшаяся плечами в потолок, достигала пятидесяти футов в высоту. Все остальные каменные существа поражали воображение и повергали в трепет: безглазые монстры с зияющими утробами. Их размеры, казалось, бросали вызов здравому смыслу. Мерцающий свет, шедший снизу, делал статуи еще более отвратительными.

Но внимание Кайку привлекло то, что находилось в центре зала. Источником света оказалась массивная скала, примерно сорока футов в ширину и двадцати в высоту. Она не походила ни на один утес, какой Кайку когда-либо видела.

Очертания скалы казались совершенно ассиметричными, словно она выросла, как растение или коралловый риф, укоренившись в полу и поднявшись к потолку. От скалы исходил странный, неестественный свет. Кайку прищурила глаза под маской, почувствовав тошноту и боль в животе.

«Я знаю, что это, – подумала девушка, чувствуя, как память маски проникла в ее сознание. – Это – колдовской камень».

Она пристально вглядывалась в источник власти ткачей, в их наиболее тщательно охраняемое сокровище.

Скалу окружили двенадцать ткачей, одетых, как и Кайку, в пестрые, лоскутные одежды с необычными масками, закрывающими лица. Присутствовал и тринадцатый. Его обнаженное, худое тело слабо билось, удерживаемое двумя ткачами. Кайку наблюдала, как они затаскивают пленника на площадку на вершине колдовского камня. Девушка догадалась, что произойдет, раньше чем один из палачей вытащил нож и перерезал несчастному горло.

Человек резко упал вперед лицом. Один из ткачей отошел, тогда как другой перевернул тело, разрезал его по всей длине, обнажив внутренности, а затем принялся небрежно вырезать внутренние органы, раскладывая их на скале. Сердце, почки, печень, кишки были изъяты в несколько минут.

Кайку наблюдал за происходящим без особого ужаса. Ее не волновала ни судьба жертвы, ни способ расправы. Но что-то в увиденном смущало. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять причину беспокойства.

Не было никакой крови. Конечно, труп истекал кровью, одежда палача и орудие убийства тоже залила кровь. Но скала, где все происходило, оставалась незапятнанной. Сердце, вынутое и отложенное в сторону, лежало совершенно сухое и чистое, словно яблоко. Колдовской камень иссушил его, выпил кровь.

Кайку нахмурилась. В этот момент колдовской камень стал гаснуть, и в зале сгустилась темнота, черная как смоль. Единственный источник света находился внутри скалы. Она вся покрылась сетью пылающих линий, похожих на вены. Огромный камень словно стал прозрачным, выставив на обозрение собственные внутренности. Каменное ядро пульсировало подобно человеческому сердцу, проталкивая яркую белую кровь по сосудам.

О, духи! Колдовской камень. Он живой.

Воспоминания пробудились в ней. И внезапно девушку осенило. Связи, которые она никогда прежде не замечала, стали очевидными. Одно тянуло за собой другое до тех пор, пока круг не замкнулся и Кайку не увидела всю картину целиком, как когда-то ее отец. Она мгновенно поняла, что выяснил Руито ту Макаима, почему он бежал и почему ткачи убили его за эти знания.

Колдовские камни были живыми. И так же как пыль в масках ткачей разрушала и коверкала их тела, так и колдовские камни портили и изменяли землю, в которой лежали.

Стремительно сменяющие друг друга видения хлынули в ее сознание.

Руито, детально изучающий на съемной квартире в Аксеками карту и ворох таблиц и свитков. Проект, над которым отец работал втайне в течение многих лет, сделал его подозрительным. В своем видении Кайку стояла рядом с Руито, когда к нему пришло озарение, хотя на самом деле ее там не было. Все свидетельствовало о том, что порченые рождались в том месте, где присутствовали ткачи. Отец понял, что источник заразы, распространившейся по Сарамиру, находится на территории монастыря ткачей, который строился на колдовских камнях. Как же никто не замечал этого прежде? Сколько людей убито, замучено, заточено в темницу, чтобы тайна не вышла наружу? Но Руито разгадал загадку и решил собрать доказательства. Поэтому отец пробрался сюда, увидел все своими глазами и убежал.

Но ткачи узнали. Каким-то образом они выяснили, что произошло, догадались, что тщательно скрываемая тайна вышла наружу. К тому времени, когда Руито возвратился на материк, им уже донесли. Они не могли позволить ему поделиться открытием со знатью.

Ткачи не позволили отцу покинуть дом, наблюдая за каждым движением, словно стервятники. Возможно, если бы он сразу отправился в Аксеками и попытался рассказать об увиденном, ткачи убили бы только его. Но Руито вернулся домой, чтобы все обдумать и прийти в себя. И убийцы последовали за ним. И только тогда дали понять, что все кончено.

Отец знал, что его дни сочтены, что он узнал слишком много.

Кайку почувствовала, что ее душат слезы.

Спасения не было, и не было пути назад. Отец понимал, что его убьют и семью тоже, но они, по крайней мере, смогут покинуть этот мир с честью и достоинством вместо того, чтобы погибнуть от грязных тварей, нанятых ткачами. Он не позволил надругаться над своей семьей, не дал вторгнуться в их сознание, не допустил, чтобы над их телами издевались.

Теперь Кайку стало ясно, что не убийца, нанятый ткачами, отравил ужин в тот день, когда она умерла в первый раз. Это сделал ее отец.

Ткачи к тому времени обыскали квартиру в Аксеками и уничтожили все доказательства. А потом наслали на семью Макаима демонов тьмы. Но шин-шины пришли слишком поздно. И только благодаря силе и смелости Азары, один из членов семьи Руито выжил, чтобы поведать обо всем миру.

Глаза наполнились слезами. Она словно переживала то отчаяние и ужас, что испытал отец, задумав страшный план истребления собственной семьи. Неудивительно, что после возвращения из путешествия он был сам не свой. Осознание того, что он навлек беду на родных, сводила Руито с ума.

Ткачи убивали порченых в течение двухсот лет, проповедуя среди народа Сарамира ненависть к ним. Но ими двигали не благие побуждения очищения человечества и не религиозные соображения. Ткачи уничтожали следы собственных преступлений.

Источником власти ткачей был камень, чья ужасная сила заражала землю.

Осознание этого больше всего потрясло Кайку. Истощенная и напуганная, она выскользнула назад через щель в стене. Девушка не знала, как долго бежала, пока не упала в обморок.

Но встретила забвение с благодарностью.