Тихие воды

Глава 3

— Я не знаю, как объяснить разгром в квартире Ульриха, — призналась она, открывая дверь с табличкой на каком-то из языков центральной части материка.

За ней оказался рустикального вида интерьер, пропитанный запахами пива и кухонного масла. Леди Гринберг, нисколько не смущаясь обстановки, кивнула хозяину за барной стойкой и, показав ему три вытянутых вверх пальца, уселась за ближайший стол.

— Садитесь, — похлопала она по скамье рядом с собой, — сейчас нам принесут самый лучший — и крепкий — кофе в городе. Здесь довольно уютно, не правда ли? И очень удобно, потому что пан Блажей совершенно не понимает по-имперски. Мы поэтому часто заходили сюда с Ульрихом.

— Вам было что скрывать?

Детектив Эйзенхарт выбрал место напротив девушки и теперь сверлил ее взглядом.

— Всем нам есть, что скрывать, детектив, разве нет? — леди улыбнулась и почему-то оглянулась на меня.

Ответить Эйзенхарт ей не успел, потому что принесли кофе. И если леди Гринберг схватила свою кружку сразу, то я на миг задержался, почувствовав сладкий запах малинового гайста, перебивавший аромат кофе.

— Крепкий во всех смыслах, не так ли, леди Гринберг? — спросил я; Эйзенхарт тоже заметил запах и кивнул мне.

— Я же сказала, вы можете звать меня Эвелин. И, да, обычно я так всем и говорю, — подмигнула мне она.

Эйзенхарт, пребывавший в легком раздражении, потребовал, чтобы леди наконец перешла от светской беседы к разъяснениям.

— Я не знаю, кто был в квартире Ульриха и что он там искал, но я знаю, что означали эти чеки. Ульрих не шантажировал меня. Это я платила ему жалованье, — нехотя призналась леди Эвелин.

— Жалованье? За что?

— За то, чтобы он изображал моего жениха.

Этим она сумела поразить даже Эйзенхарта.

— За что? — удивленно переспросил он.

— Наша помолвка с бароном Фрейбургом была фиктивной, — со вздохом объяснила она. — Мне нужен был жених, и я предложила Ульриху исполнять его роль за деньги.

Мы с Эйзенхартом переглянулись.

— Но, ради всех Духов, зачем вам это? Вы богатая, молодая, даже в определенной степени привлекательная особа…

— "Даже"… — пробормотала леди Эвелин, сардонически изогнув бровь. — Умеете вы делать комплименты, детектив.

— Вы легко нашли бы себе мужа, не прибегая к противозаконным методам!

— Но я вовсе не искала себе мужа! — горячо возразила леди Гринберг. — Я искала жениха, и то только на время.

Мы промолчали.

— Возможно, Вам стоит попробовать начать с начала, — со вздохом предложил Эйзенхарт, увидевший, что дальнейших разъяснений никто давать не собирается.

Леди Гринберг согласилась и достала из сумочки сигареты.

— Моя зажигалка осталась в жакете. Не поможете?.. Благодарю, — она вернула мне зажигалку и, вновь оглянувшись на меня, попросила. — Раз уж вы так добры, доктор, не могли бы вы снять очки? Ужасно отвлекает, знаете ли, когда не видишь глаза собеседника.

Просьба застала меня врасплох. Каждый из духов, благословляя нас при рождении, оставляет нам не только Склонность и Дар, но и частицу себя. Кому-то везет: экзотические перья, растущие на голове вместе с волосами, выглядят оригинально и придают зачастую определенную изюминку внешности; я знал также не одну танцовщицу, чьей карьере немало помог пушистый хвостик, доставшийся от Лайлы-Кошки. Другим везет меньше: мало кто хочет жить с оленьими рогами или, в моем случае, со змеиными глазами на человеческом лице. Это не называется вслух уродством — было бы оскорблением Духов даже думать о проявлении их воли подобным образом, — но, зная реакцию окружающих, я предпочитал скрывать глаза за синими стеклами очков.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Я же не прошу вас снять перчатки, — резонно заметила леди.

Подумав, я решил отделаться малой кровью и уступить.

— Это не самое приятное зрелище, — предупредил я.

— Думаю, вы преувеличиваете, доктор.

Леди Эвелин искренне мне улыбнулась, и я, на удивление, не сумел удержаться от ответной улыбки. Я не мог сказать, каким именно образом, но манера, с которой держалась леди Эвелин, изменилась. Отстраненная вежливость сменилась искренностью, пусть и не всегда любезной, и это новое лицо леди Гринберг мне нравилось гораздо больше.

— Мы живем в крайне прогрессивной стране… — леди Эвелин затянулась сигаретой и начала свой рассказ.

— Когда я сказал "с начала", леди, я не имел в виду сотворение мира, — перебил ее детектив, но это не произвело на леди Эвелин никакого впечатления.

— Возможно, вы все же хотите поговорить с мистером Норбертом, моим адвокатом? Нет? Почему-то я так и думала. Как я уже сказала, Империя идет на гребне прогресса: мы вторые в мире по объему промышленности, на тридцать лошадиных повозок в Гетценбурге уже приходится два автомобиля, а в столице и все пять, электричество проведено во все дома в большинстве крупных городов. Но в то же время женщины не могут голосовать, учиться в университете и даже иметь свой капитал. Если она замужем, то все ее деньги принадлежат ее мужу, а если нет, то откуда ей взять деньги! Она не может заключать контракты на суммы, превышающие карманные расходы, не может пойти работать без разрешения отца, а в большинство завещаний вставлена клаузула [7] о семейном положении. Право, какая дикость!

— Да вы феминистка!

— Я женщина, — ответила леди Эвелин таким тоном, словно это все объясняло.

— И считаете, что сами распорядились бы деньгами лучше?

— Конечно. Или вы из тех мужчин, которые считают, что женщина все деньги в мгновение ока спустит на тряпки, детектив? В любом случае, я распорядилась бы лучше, чем мой шурин, вложивший все приданое моей сестры в бриквайтские алмазные копи. Он бы еще купил акции "Южно-роденийских железных дорог".

"Экономический вестник Империи" давал их акциям самый положительный прогноз, поэтому я не удержался и спросил:

— Почему?

— Через пару месяцев узнаете. Или раньше, если сходите в торговую палату и заплатите шиллинг за просмотр их отчетности, — леди Гринберг неодобрительно покачала головой и продолжила. — Я уже возвращаюсь к делу, детектив, успокойтесь. Моя бабушка оставила мне небольшое наследство. Но она выросла и жила в то время, когда считалось, что женщина не приспособлена для ведения серьезных дел, поэтому поставила условие: если к двадцати одному году я не выйду замуж или хотя бы не буду обручена (в ее время, знаете ли, любая незамужняя женщина старше двадцати считалась ненормальной старой девой), деньги перейдут под контроль моего отца, пока он не решит, что я достаточно взрослый и, — леди Эвелин скорчила гримаску, — почтенный человек, чтобы ими распорядиться. А он так не решит никогда.

— Поэтому вам пришло в голову нанять барона Фрейбурга на роль жениха?

Леди Эвелин виновато улыбнулась:

— Если вкратце, то да.

— А еще говорят, что правильное воспитание позволит укротить преступные наклонности! — пробормотал детектив.

— Вообще-то я выросла в семье банкиров. Пока вы учились ловить убийц и спасать людей, они изучали тысячу и один способ уйти от налогов, — заметила леди Эвелин.

Увидев, что кофе за столом кончился, хозяин принес нам еще поднос. Пробормотав слова благодарности, леди Гринберг продолжила:

— До меня доходили слухи о его долгах, а у меня были деньги. Полгода назад я решила спросить Фрейбурга, не согласится ли он оказать мне небольшую услугу, и мы обо всем договорились. Каждый месяц я платила ему определенную сумму, а он в обмен на это выходил время от времени со мной в свет. Мы договорились, что наша помолвка продлится до февраля, чтобы я успела получить наследство. После этого он должен был завести с кем-нибудь интрижку, чтобы скомпрометировать меня в обществе, и мы оба расстались бы, крайне довольные друг другом. Как вы видите, детектив, у меня не было никакого резона убивать Ульриха. Более того, — с тоской произнесла она, — его смерть мне крайне невыгодна. Если бы его убили месяцем позже!.. Тогда я смогла бы получить наследство, но теперь моим планам не суждено сбыться.

— Вам так нужны деньги, леди Гринберг? Зачем? Насколько я понимаю, вы не стеснены в средствах.

— Это личное, — отрезала она.

— Какое, вы сказали, вам оставили наследство?

— Небольшое, — леди Эвелин не выдержала и отвела взгляд. — Возможно, триста…

— Не сходится. Вы уже заплатили лорду Фрейбургу больше этой суммы., - перебил ее детектив.

— … тысяч. Триста тысяч шиллингов.

Эйзенхарт поперхнулся:

— И это вы называете "небольшим наследством"?

У его возмущения были причины: по тем временам сумма в триста тысяч казалась немыслимой. Я быстро посчитал в уме. Мое жалованье в университете составляло порядка восьмидесяти шиллингов в месяц, не считая налогов. Такое количество денег я не заработал бы и за пять жизней, не то что за одну.

— По сравнению с тем, что получила моя сестра, да, — невозмутимо сообщила леди Гринберг. — Надеюсь, теперь вы верите, детектив, что у меня не было причин убивать Ульриха?

— Нет.

— Нет?! — изумилась леди Гринберг.

— Вы слишком много не договариваете, — пояснил ей Эйзенхарт. — Поэтому: нет, я вам не верю. Но у вас есть возможность меня переубедить. Почему вам так нужны эти деньги?

Леди Эвелин окинула его недовольным взглядом.

— Я хотела уехать в колонии, — отчеканила она.

— Почему? У вас какие-то проблемы в Империи?

— Никаких, — заверила она его. — Просто мою семью легче любить на расстоянии.

— Полагаю, для этого не обязательно переселяться на другой конец света.

Леди Эвелин безразлично пожала плечами:

— Возможно, переезд на другой континент — не самое рациональное решение этой проблемы, но едва ли оно квалифицируется как преступное поведение.

Черканув что-то в блокноте (я сидел рядом с детективом и сумел заглянуть через его плечо, но, клянусь, разобрать его пометки было совершенно невозможно), Эйзенхарт задал следующий вопрос:

— Почему вы выбрали именно барона Фрейбурга?

— Я не выбирала, — возразила леди Эвелин. — Или вы думаете, что у меня была целая очередь из претендентов?

— Но все же вашим женихом стал именно он.

— Я вам объяснила. Всему свету было известно, что барон на грани банкротства и пойдет на все, лишь бы не продавать поместье. Вот я и решила попытать удачи. Надеюсь, — сузила она глаза, — вы не думаете, будто я питала к нему чувства и решила таким образом завлечь под венец?

Детектив отреагировал без всякого смущения.

— Это одна из версий. Но, раз уж мы об этом заговорили: почему вы не завлекли под венец, по вашему же выражению, кого-то, кому не пришлось бы платить?

— А почему вы не женаты? Или вы, доктор? — парировала леди Эвелин.

Я честно признался в том, что являюсь убежденным холостяком. Эйзенхарт, на некоторое время всерьез задумавшийся над ответом, в конце концов потребовал не уходить от темы.

— Брак — это хороший способ получить социальный статус или финансовую безопасность, детектив. Но титул мне не нужен, а денег у моего избранника едва ли окажется больше, чем у меня. Я ответила на ваш вопрос? — Эйзенхарт сообщил, что некоторые люди женятся еще и по любви, на что леди Эвелин только пожала плечами.

— Но вы могли так же разорвать помолвку после получения наследства.

— И оплачивать ему бальзам на сердце [8]? Я потеряла бы на этом больше, чем выиграла бы. К тому же, что бы вы обо мне не думали, мне не доставляло бы удовольствия обманывать безвинного человека.

По реакции Эйзенхарта было ясно, что он ей не поверил. Возможно, это заявление произвело бы на него, ровно как и на меня, большее впечатление, если бы леди не упомянула в первую очередь о финансовой стороне дела.

Наблюдая со стороны, я мог заметить, что Эйзенхарт выдохся. Он уже получил от леди Гринберг все ответы, которые она могла — или хотела — дать, и я сомневался, что имеющихся у него сведений хватило бы, чтобы доказать вину леди Эвелин. Но, не иначе как из непонятного мне упрямства (мне очень хотелось спросить о его причинах, но присутствие леди Эвелин не позволяло этого сделать), он отказывался признать ее возможную невиновность.

— Хорошо, — все же сдался он, — допустим, что вы тут ни при чем. Вы знаете, кто мог бы желать барону Фрейбургу смерти?

Леди Гринберг не имела об этом ни малейшего представления, как она нас заверила.

— Мы не были близки с Ульрихом. Разумеется, нам приходилось разговаривать, но у нас не было причин затрагивать подобные темы. Вам лучше спросить Андрэ… Андрэ Коппинга, сына текстильного магната. Они с Ульрихом были лучшими друзьями с детства. Если кто-то и сможет вам что-то рассказать о нем, так это он. Я знаю только… — я уловил колебание в ее голосе. — Я знаю, что некоторые из его кредиторов проявляли нетерпение.

— Продолжайте, — детектив снова взял блокнот наизготовку.

— Около недели назад мне довелось услышать, как один человек кричал на Ульриха, требуя вернуть ему долг. Он был весьма рассержен.

— Где это было? Вы можете описать этого человека?

— Я могу показать на него. Он… работает в одном казино здесь неподалеку.

— Вы ведь знаете, что подобные заведения запрещены законом? Что вы вообще там делали?

Леди Эвелин знала.

— Но у моего брата наступила темная полоса, и он просил меня помочь ему отыграться. Не могла же я ему отказать!

— Почему же он попросил именно вас?

— Мне везет, — невинно взмахнула она ресницами. — По крайней мере, больше, чем остальным.

Эйзенхарт устало вздохнул:

— И почему вы еще не за решеткой? — поинтересовался он у леди Эвелин.

— Потому что у моей семьи много денег и хорошие адвокаты, — получил он ответ. — Бросьте, детектив! Половина мужчин в этом городе играет в азартные игры. Но только я признаюсь в этом, чтобы помочь вам в расследовании.

Как она и обещала, леди Гринберг провела нас к игорному дому. Тот располагался всего в трех кварталах от квартиры барона Фрейбурга, но обстановка вокруг не могла отличаться еще разительнее. На стук леди Гринберг из дверей покосившегося двухэтажного дома показался мужчина выдающегося роста и колониальной наружности. В его глазах мелькнуло узнавание, когда он перевел взгляд на леди Гринберг, и он посторонился, пропуская ее внутрь.

— Со мной еще двое, — леди незаметно просунула в ладонь охраннику несколько купюр. — надеюсь, это не проблема?

Интерьер заведения покорял китчем и стремлением воплотить в себе все представления жителей островов о колониях. Комната в черно-красных тонах была заставлена низкими оттоманками и восточной скульптурой, благоухающие курительницы наполняли помещение запахом олибанума и дымовой завесой, создававшей впечатление как интимности, так и таинственности. В алькове хозяин посадил музыканта с кемендже. Как человек, проживший не один год в колониях, я должен признаться, что не был впечатлен, но я понимал, какое впечатление атмосфера должна была производить на жителя холодного Лемман-Клив.

Леди Эвелин присела за стол, где играли в кости, Эйзенхарт, опустивший шляпу на глаза, встал за ее спиной, словно решил следить за игрой. Присоединившись к ним, я заметил, что с нашего места отлично просматривалась вся комната, хотя сами мы были скрыты за статуей Райнхарда-Лиса, согласно легендам, большого любителя азартных игр.

— Ставка пять пенсов, — предупредила меня леди Гринберг.

Вскоре я был вынужден выйти из игры: мой бумажник был не бездонным, а леди раз за разом выпадало двенадцать очков.

— Я же вам говорила, — рассмеялась она, — мне везет.

Еще один игрок в раздражении покинул наш стол; осталось еще три. Мне пришлось наклониться к ее уху.

— Другие бы назвали такое удачу шулерством.

— Как такое возможно? Ведь кости бросает крупье, — леди Эвелин потянулась за очередным выигрышем, как что-то привлекло ее внимание. — Это он.

Обернувшись, я увидел, что Эйзенхарт тоже подобрался. Его глаза следили за пожилым выходцем из Инь, с грацией кобры пробиравшегося к нам через комнату.

— Я знаю.

Косоглазый старик бросил пару слов крупье, и тот объявил об окончании игры. Через несколько мгновений мы остались за столом одни.

— Добрый вечер, сэр Эйзенхарт. Пришли снова закрывать мое заведение?

— Мистер Ченг, — Эйзенхарт кивнул иньцу. — Как вам известно, я больше не работаю в том отделе. Я пришел из-за убийства.

— Чьего?

— Не притворяйтесь, что вы не знаете. Вам уже должны были доложить, что тело барона Фрейбурга нашли в Талле вчера утром.

— Я не имею к этому отношения.

— Мне это сегодня уже говорили, — леди Эвелин смущенно потупилась. — Я знаю, что барон задолжал вам денег. Это так?

В голос старика, тягучий и сладкий, словно подсыпали перца.

— Почему я должен отвечать на этот вопрос, когда я могу убить вас, Виктор?

Напряжение, возникшее за столом после этого вопроса, разорвал смех Эйзенхарта.

— Не ломайте комедию, мистер Ченг. — улыбаясь, посоветовал он. — Мне уже не шестнадцать лет, и я не поведусь на ваши шутки.

— Я должен был проверить, — осклабился в ответ Ченг. Акцент из его речи исчез, ровно как и манеры восточного мафиози. — Барон был мне должен, это факт. Но это обычная практика: мы часто даем в долг нашим клиентам и забираем потом от них вдвое, а то и втрое больше. Фрейбург часто опаздывал с выплатами. Последние полгода ему удавалось возвращать деньги вовремя, как я понимаю, благодаря вам, молодая леди, — поклонился он леди Гринберг, — но в этом месяце он опять сорвался. Пришлось его припугнуть. Но я не убивал его; с мертвеца денег не возьмешь. Когда я видел его в последний раз, он клялся, что принесет мне деньги тридцатого.

Это заинтересовало Эйзенхарта.

— Он объяснил, почему произошла задержка?

— Он уверял меня, что женился, и храмовые сборы съели все его наличные, но скоро ему снова должны заплатить. Интересная история, не так ли? — он склонил голову на бок и повернулся к леди Эвелин. — Потому что я не вижу на вас венчального кольца, леди.

Все вместе мы вышли из казино и вернулись к дому барона. Поймав там экипаж для леди Эвелин, Эйзенхарт настоял на том, чтобы мы взяли следующий. Рассматривая его профиль по дороге домой я не удержался и спросил:

— О чем вы так задумались?

— Вы заметили выражение лица леди Гринберг, когда она услышала о женитьбе барона? Как вы думаете, она знала об этом?

Я не нашелся с ответом. Отвернувшись к окну, в котором проплывал вечерний город, я вспоминал, как изменилось лицо леди Гринберг, когда старик обратился к ней, и как в его выражении проскользнула злость.