Тигр на свалке

Начну, пожалуй, с того, что зовут меня Санчо Рамирес и расположился я в данный момент перед портативным компом-пробуком в своей спальне с обшарпанными стенами в ветхом двухэтажном особняке. Потягивая матэ через бомбилью [2], я еще пытаюсь играть в одну из допотопных трехмерных игрушек. Сегодня пару раз пробовал влезть в Сеть и найти там что-нибудь интересное для себя. Ничего толкового не выискал, поэтому сижу вот, быстро двигаю курсор, направляя виртуального парня по прозвищу Mad Max на разборки с тройкой озверевших мутантов.

Эту древнюю каменную лачугу с колоннами на входе, что построена в начале прошлого века на западной окраине Уруапана в «Районе фазенд», где я сейчас и обретаюсь, купил сам. Конечно, через подставное лицо, так как мне всего ничего – семнадцать лет. По закону Центрального американского округа я пока не имею права владеть собственностью, по крайней мере, без опекунов. Однако через пару недель мне стукнет восемнадцать, и я наконец-то приобрету кое-какие взрослые гражданские права. Единственное, что мне нравиться в моей усадьбе времен крестьянских революций, так только то, что установил здесь лично: помимо пробука это еще и мощный комп с голографическим экраном, который невозможно обхватить руками, но без проблем можно те же руки просунуть сквозь него. Мой компьютер также снаряжен различными музыкальными наворотами и подключен к тарелке, через которую можно поймать все что угодно. Да и остальные вещички, модные ныне, тоже радуют глаза. Короче, все электронное или генноэлектронное, чем я и заставил особняк. На ремонт я не стал особо тратиться. Оставил, как есть. Очень уж завораживают суперсовременные штучки на фоне убогой обшарпанности особняка. Кстати, на меня работают слуга, кухарка и управляющий, который любит выпить, однако я его за это не наказываю. И еще, конечно же, я доволен мощными кондиционерами, воздуховыводы которых видны повсюду. Они приятно охлаждают все помещения усадьбы и поэтому потные подмышки – главные герои рекламных роликов, – это не моя проблема. А на улице невозможная жара, сентябрь. В это время у нас в Мексике теперь всегда жарко. Потепление климата и все такое. Там же, на улице, во дворе под брезентовым чехлом стареет великолепный автолет: «Mercedes – BJ1001» спортивного класса. Гонять на нем пока не пытаюсь, чтобы не привлекать внимания. Почему? Расскажу позже.

Кстати, если вы не знаете где находиться Уруапан, загляните в историко-экономический справочник. Нашли? Да-да, это тот самый мегаполис, что приютился в Центральном американском округе, штате Мичоакан. Город, когда-то процветавший благодаря разработкам казавшихся неиссякаемыми приисков серебра, расположенных повсюду в окрестностях, но уже двадцать лет как выработанных подчистую. Город, который дал толчок быстрому развитию электронных, генных и молекулярно-биологических технологий. Город, когда-то не сходивший с уст всего продвинутого населения планеты, как процветающий центр новейших научных разработок. Город, новости из которого будоражили все мировые биржи. И он же – город, забытый всеми уже минимум лет двадцать. Теперь – провинция, захолустье, глухомань. Заводы и фабрики давно безмолвно стоят, железо ржавеет, дерево гниет. Улицы грязны и загажены. Уже давно никого не смущает запах фекалий из прорвавшейся канализации. Люди просто зажимают носы и рады тому, что оставляют в платке лишь сопли, а не те же носы. Работы практически нет. Лишь оставшийся от старых времен «Деловой центр» еще дышит, и, говорят, там даже неплохо живется людям. Впрочем, народ более-менее перебивается, трудясь, например, в нескольких электронно-ремонтных мастерских, по-прежнему существующих за счет необходимости замены испортившихся частей в старье, когда-то сделанном здесь же, в Уруапане. Окраины же мегаполиса мертвы, по крайней мере, в экономическом плане. Впрочем, сельское хозяйство, как и в доколумбовские времена, живет и не собирается сдавать позиции. Аграрная отрасль – вот то, что, расположившись вокруг города, до сих пор дает налоги в казну, ну и, конечно, зарплату желающим работать. Мутагенные штучки и все такое. Да, пожалуй, фермерство процветает, хотя всем известно, что с экологией на нашей планете беда, явные проблемы. Я частенько задаюсь вопросом: а сколько и каких вредных химических элементов затаилось под коркой апельсина, который я, к примеру, намериваюсь сейчас съесть? А может там ген какой, ну, к примеру, такой от которого у моих будущих детей уши вырастут слоновьи. Хотя люди, как и любое живое существо, быстро приспосабливаются к новым условиям жизни. Мы давно уже все мутанты, хотя ученые до сих пор пытаются возражать и называют мутантами лишь тех, кто слишком явно не такие, как все. А вот все-то и есть настоящие мутанты, и если кто-то когда-нибудь додумается клонировать первобытного человека, то станет ясно, что клон не проживет и суток без всех тех вакцин, что начинают вливать любому из нас в задницу с самого рождения. В принципе, в последнее время экологи, довольные тем, что транспорт на бензине и газе практически перестал использоваться, принялись усердно выдавать положительные прогнозы на будущее. Ну, мол, настраивается климат на планете. Не знаю, как он настраивается, но потепление я в прямом смысле ощущаю на своей коже.

Так вот, как-то раз в дыре под названием «Район трущоб», что на окраине Уруапана Мексиканской республики Центрального американского округа, я был зачат и рожден. Отца никогда не видел и ничего о нем не знаю. Mamacit [3]a моя сбежала с каким-то инженером низшего ранга, бросив малое дитя на попечение своей матери, то бишь моей бабушки, кстати, ничуть не богатой, даже, сказал бы, влачившей нищенское существование. Как бы там ни было, я рос, я вырос и пошел в школу, хотя учился кое-как. И вот когда до моего пятнадцатилетия оставалось всего пара недель, я встретил человека, который перевернул мою жизнь, то есть поставил меня с головы на ноги. Кстати, имею желание похвастаться вам, что сейчас я довольно богатый человек и в этом не последняя заслуга П. Алекса. Да, именно П. Алексом зовут того парня, если можно назвать парнем пожилого человека пятидесяти с лишним лет от роду, которого случай сунул в мою жизнь. Нет, конечно же, он не был так богат и знаменит, как когда-то Аристотель Онассис [4] или как Джон Рокфеллер, не обсыпал меня деньгами, скорее даже наоборот, но он помог мне выжить, стать самим собой, ну а деньги потом сами нашлись. Вы спросите: что же я, богатый человек, делаю сейчас в обветшалом доме на окраине города? Ведь известно, что в Уруапане есть еще оставшийся от старых времен «Деловой центр» со своими небоскребами, ресторанами и шикарными гостиницами. Есть еще люди, не сбежавшие в Мехико после кризиса. Вы спросите: если уж живешь поблизости и имеешь деньги, то почему бы не перебраться и не обосноваться там? Так это все П. Алекс. Это он просил меня, когда вернусь назад в Мексику (я два года проучился в протестантском колледже под Парижем, правда потом сбежал оттуда), то хотя бы годик не высовываться и не шиковать. Так и сказал: «Приживись, осмотрись, потом сам решишь что можно делать, а что нельзя. – И добавил: – Ты же неглупый парень, Санчо». Алексу я доверяю полностью, он знает, что говорит. Вот это-то, в принципе, и привело меня в «Район фазенд», в место, где редко кто кого интересует. Знали бы вы, как мне, молодому парню, имеющему средства, трудновато не шиковать. Тягостно, муторно, скучно. Но что поделать? Лучше уж так, чем в каталажке. Тем более, уже и подходит к концу этот год, хотя я по-прежнему продолжаю изнывать от скуки. Посещаю только местные пабы. Дальше района не вылажу. Сижу вот, мру от тоски, вспоминаю, как творились события, заставившие меня сейчас сидеть тихо. Правда я уже начал потихоньку влезать «не в свои дела», но осторожно. Ведь была беготня, гремела стрельба, свершались приключения. Сейчас – спокойствие и огромное желание что-нибудь да вытворить. Переход из одной жизни в другую кажется нелогичным, но лежа на кровати или сидя перед компьютером, наяву или во сне вдруг осознаешь, что все, в принципе, позади, все ушло, и похожее вернется, лишь если сам начнешь искать себе неприятности. Однако все, что прошло, впредь будет жить только в памяти и лишь тогда, когда с неизменной, устрашающей неотвратимостью накатывают волны воспоминаний. Грандиозная перемена. Так с чего же все началось? А началось это, пожалуй, с крысиных бегов на инвалидных колясках. Сам на том злополучном забеге не присутствовал, но Алекс рассказал обо всем в деталях и подробно. Хотите знать? Пожалуйста. Я, конечно же, не Инка Гарсиласо [5], но постараюсь ничего не пропустить. Ровно три года назад все и пустилось вскачь. Было тоже начало сентября…

Глава 1. Бега.

П. Алекс не настоящее его имя. Пожилой мужчина пятидесяти двух лет от роду приобрел это прозвище еще когда служил в полиции. Во-первых, "П" – это полицейский, ну а Алекс – это сокращение от имени. Александр Роди, именно так зовут этого странного, замкнутого человека. Тогда он уже пару лет как пребывал на пенсии по выслуге и нашел себе непростое, немного чудаковатое занятие, – ничто иное, как заниматься ремонтом электронных, полуэлектронных и всяких там полугенетических животных. Короче, модных сейчас искусственных тварей. Материал для этого он брал на свалке, находящейся к северо-востоку от города и растянувшейся на многие, многие мили. Обычно он подбирал там сломанных животных, как годившихся к оживлению, так и сильно порченных на запчасти. Или просто отыскивал любые запчасти к зверью в кучах хлама. Все, что из этого выходило, «несвежее», отремонтированное, то бишь в рабочем состоянии, зверье, он выставлял в продажу на птичьем рынке, где арендовал небольшую лавку: два сваренных вместе старинных железнодорожных контейнера. Незначительный заработок немного скрашивал жизнь его семьи. Пенсия-то мизерная. В общем, ему с женой Марией хватало (детей у них не было). Так вот, как-то раз П. Алекс решил переоборудовать свою домашнюю мастерскую, усовершенствовать, так сказать, в духе времени. Просчитав все предполагаемые расходы, он вышел на сумму в семнадцать тысяч кредиток. Деньги для него огромные и взять их можно было, пожалуй, только если решиться ограбить инкассатора. Хотя и у инкассаторов могло не оказаться в мешке подобного количества, город-то бедный, выручка маленькая, да и к тому же вся в местной валюте – песо.

Пару лет копаясь во внутренностях разных искусственных тварей, П. Алекс стал просто фанатом своего дела. Желание иметь мастерскую на уровне пересилило массу остальных житейских проблем. Накопив за несколько месяцев пять тысяч, он решился одолжить недостающую сумму у ростовщика Феликса Мохмана. Старый еврей частенько выручал его, и на этот раз тоже не отказал, да и процентную ставку оговорили небольшую. Жена же, увидев грузчиков, таскающих разные коробки и ящики из фургона в дом, чуть не лишилась сознания. Однако, поворчав несколько дней и видимо решив, что с этим уже ничего не поделаешь, успокоилась, хотя время от времени напоминала Алексу о его, как она выражалась, неоправданных тратах.

Время шло, подходил срок отдачи взятых в долг денег, да и еще с процентами. Но как водиться у русских, а Роди являлся выходцем из Автономного округа Россия, когда-то давно, в молодости, перебравшегося в Мексику, так вот, русские о проблемах обычно вспоминают в последний день. Таким образом, в последний день желание хотя бы частично погасить долг привело П. Алекса на «крысиные бега в инвалидных колясках». Он и раньше частенько забредал сюда, и его личная крыса по имени Боливар даже выигрывала некоторые забеги. Боливара он выставлял редко, любил очень, берег, можно даже сказать, что экономил. Подобная тварь стоила немалых денег.

Пожалуй, теперь стоит объяснить, что это за крысиные бега и откуда они появились. Наверное, вы сейчас подумали, мол, знаем мы, что это такое, не надо, мол, рассказывать об этом. Э-э, нет, кто-то, может, и знает, а кто и нет. Этот вид тотализатора имеет место быть только в Американских округах, а вот, например, в Новозеландском штате Австралийского округа о нем и слыхом не слыхивали. Там, к примеру, нет ничего круче, чем поучаствовать в игре «Подколи электрокабанчика». У нас же в Мексике из древних развлечений остались, пожалуй, только петушиные бои, да забой быков на корриде на потеху публике. Петухи, кстати, самые настоящие, бойцовые, выведенные путем отбора из поколения в поколение. Домашний скот и птицу почему-то не пытаются изготавливать электронными или, к примеру, генномолекулярными. Для чего? Эти животные дают мясо, яйца, молоко и во многих деревнях и в бедных районах городов до сих пор разводят настоящих животных. Кому нужны электронные яйца? Впрочем, домашние питомцы тоже подверглись небольшой мутации. Если можно сделать так, чтобы скот давал больше привеса и потомства, а птица несла больше яиц и отращивала гигантские окорока, то почему бы ни вмешаться в генную структуру их клеток? Выгодно и производителям, и продавцам, и покупателям. Ну и, конечно, выгодно еще и разработчикам, патент-то ведь у них. Все же научным прогрессом движет жажда обогащения.

Так вот, история знаменитых в Американских округах крысиных бегов началась довольно давно, а может и не давно, ведь доказано же, что время понятие относительное. Как-то раз в одной из военных лабораторий люди в белых халатах проводили эксперименты по увеличению интеллекта у крыс. Представьте себе умную крысу, пролезающую в любую дырку, в любое секретное место и подслушивающую тайные переговоры противника или даже фотографирующую важные бумаги. Ну просто супер-шпион. Поднять интеллект ученым удавалось, но то ли у этих грызунов он и так был на достаточно высоком уровне, то ли имели место еще какие шалости природы, однако в итоге у лабораторных страдальцев отнималась нижняя часть туловища. Ее просто парализовывало. Мучились с этой проблемой профессора довольно долго. Как-то раз один из практикантов сжалился над зверьком-инвалидом и изготовил ему из подручных материалов инвалидную коляску, сходную с человеческой. Крыса быстро разобралась в системе управления, то бишь научилась крутить своими лапками большие колеса с боков сиденья, и гоняла на этом виде транспорта по боксу лаборатории. Кто в первый раз предложил устроить соревнования среди крыс-инвалидов, история умалчивает, но как бы там ни было, первый забег до чашки с лакомствами прошел именно там, в лаборатории. В наше время на подобных бегах уже делают ставки – и немалые. Да и крысы уже не парализованные, хоть и с повышенным интеллектом. Пожалуй, единственное, что не умеют делать умные грызуны, так это разговаривать. Но никто подобного от них и не добивался.

Пятница выдалась очень жаркой, впрочем, как и предыдущие дни на этой неделе. Ни одного облачка на небе. В последние годы лето било все показатели по высоким температурам. Начало же сентября не принесло облегчения, летних ливней ожидать уже не приходилось, а солнце, взявшись за работу, пыталось выжечь все. Палящие лучи испаряли даже те капельки пота, которые мелкими струйками текли по русым волосам П. Алекса, выглядывающим из-под выгоревшей фуражки с темным пятном от когда-то сверкавшей спереди кокарды. Тусклые голубоватые глаза старого полицейского не выражали ничего. Одетый в потертую светло-серую форменную рубашку с темными прямоугольниками на плечах, где в свое время карточками пестрели сержантские погоны, и порядком вышарканные когда-то черные джинсы, опираясь на изготовленную из слоновой кости трость, сверху загнутую крюком, в другой руке неся массивный саквояж, Роди подошел к древнему двухэтажному зданию. Достал платок, приподнял фуражку, вытер лоб, потом массивный, слегка сиреневатый нос и пухлые блеклые губы. Двухэтажное строение из кирпича покрытого во многих местах облупившейся штукатуркой, перед дверями которого остановился П. Алекс, когда-то было кинотеатром с устаревшей системой «Dolby surround», но сейчас являлось ничем иным, как публичным домом. Однако зал, в котором когда-то в прошлом веке показывали широкоэкранные кинофильмы, три дня в неделю арендовался под тотализатор «Крысиные бега». Мадам Ружье, держательница борделя, известная тем, что любила, сидя на крыше, пострелять по кружащим в небе грифам, никогда не была против подобных видов развлечений, приличный процент денег от которых оседал в ее карманах.

Роди бросил взгляд на рекламную вывеску, изображавшую полногрудую сеньору, у которой периодически до колен опускались, а потом поднимались на место розовые картонные панталоны. Он улыбнулся, видимо вспомнив что-то из прошлого. Рядом с Алексом на покрытый песчаной пылью асфальт присел белый бультерьер с рыжими и черными пятнами. На крыше, рядом с невысоким поребриком, торчал большущий пляжный зонт, под которым на стульчаке восседала сама Мадам Ружье, обмахивавшая себя веером. Роди крикнул:

– Buenos dias, senorita [6], – и изобразил поклон.

Однако хозяйка борделя проигнорировала П. Алекса, и это было понятно. Он уже не мог нагрянуть внезапно с полицейской проверкой, принося ей очередные неприятности. Всем было известно, что Мадам Ружье промышляет продажей героина сутенерам и проституткам, а заработанные деньги хранит между своими гигантскими сиськами. Оно было бы еще ничего, но ведь мадам категорически не желала приобретать лицензию, положенную по закону на торговлю наркотиками. А это уже нарушение административного кодекса. Да и акциз, соответственно, не платился, а это уже пахло если не тюрьмой, то большущими штрафами точно.

Собака посмотрела вверх, потом на хозяина, произнесла:

– Шлюха, – и сплюнула в сторону. Потом добавила: – Мать моя женщина! Ну и жарища. Когда хоть дожди-то пойдут? Наверное сейчас градусов сто двадцать [7]. Алекс, ты не против, если я сбегаю за бутылочкой кока-колы? Пить ужасно хочется. Хоть бы бейсболку для меня какую прикупил. Так ведь можно и солнечный удар получить. Не жаль тебе, что ли, пса своего? А?

«Сто двадцать, это вряд ли, – подумал Роди. – Градусов восемьдесят пять, а то и девяносто точно есть. Быстро же климат меняется, еще двадцать лет назад такого никто и прогнозировать не пытался. Нынче же с каждым годом все жарче и жарче».

Потепление климата на Земле в последние годы прибавило в среднем около трех градусов по Цельсию к показателям температур начала столетия. Многие страны из-за таяния полярных льдов и наступления морской воды спасались только гигантскими дамбами.

– Думаешь, тебе кто-нибудь подаст хоть капельку коки? – спросил Алекс.

– Я попрыгаю, полаю, если надо, то изображу брэйк в партере. Все равно мне торчать тут, на улице, пока ты денег не выиграешь.

«Что точно, то точно, – подумал Роди. – Вход с собаками в зал запрещен».

Бультерьера, которого П. Алекс звал Лизи, он подобрал в плачевном состоянии на свалке. Кличка была втравлена серебром в ошейник собаки. Лишь кличка и ничего больше, ни адреса, ни клуба собаководов. Он совершенно не понимал, зачем кому-то понадобилось произвести на свет неплохо соображающую собаку, да еще и приспособить ей голосовые связки, подобные людским, а потом избавиться от нее. Тогда, после этой находки, через пару дней он достал несколько нужных органов и попытался восстановить пса. Электрогенных животных старались делать похожими на оригинал, хоть сами оригиналы и не были в моде. И вот, когда он заменил у бультерьера часть поврежденных органов, а после и выходил собаку словно ребенка, Роди уже не сомневался, что лучше и, самое главное, надежнее друга у него не будет, исключая, конечно, вечно ворчащей жены. Какая ни есть, а тоже друг. Сама же Лизи ничего из «прошлой» жизни, до появления нового хозяина, почему-то не помнила. Ни как она попала на свалку, ни кто был ее владельцем до этого. П. Алекс и сам выяснить этого не сумел, хотя немало покопался в ее мозгах, пытаясь восстановить память.

– Элизабет, прошу тебя, ни к кому не приставай. Я вечно попадаю с тобой в неприятные ситуации. Ну а если хочешь пить, то на, возьми вот это, – Алекс раскрыл саквояж и достал оттуда пластиковую бутыль с простой, но чистой водой, слегка разбавленной лимонным соком. – Только не выпивай все сразу, экономь, вдруг Боливар выиграет забег, тогда нам придется ждать еще и его участия в финале. А в финале, сама понимаешь, деньги побольше.

– Ладно, иди и без денег не возвращайся. Иначе мне придется выйти на панель. А я слышала, что говорящие собаки сейчас не в спросе.

Алекс улыбнулся, поставил бутылку сбоку от входа и, открыв дверь, шагнул внутрь. Холодящий воздушный поток, вырывавшийся из мощного кондиционера сплошной стеной, приятно обдал свежестью. Роди задержался на минутку под этой прохладной струей, охлаждаясь, и, пройдя несколько метров по коридору, повернул в первую справа комнату. В небольшом помещении не было ничего, кроме железных шкафов у стен, продолговатого стола и нескольких стульев. П. Алекс поставил на столешницу саквояж и раскрыл его. Из пухлой сумки вырвалось небольшое облачко морозящего газа, так как саквояж имел внутри миниатюрную фреонную установку. Он вынул из сумки деревянную пестро раскрашенную клетку и поставил ее на стол. В этом домике – миниатюрной копии китайской беседки с диагональными полосками решетки по бокам и покатой изогнутой внутрь крышей, сидела белая с рыжими пятнами крыса. Тут же стояла миниатюрная инвалидная коляска с двумя большими задними и парой маленьких передних колес. С виду этот крупный грызун выглядел как и миллиарды обычных декоративных крыс, живущих на Земле, однако только лишь внешне. На самом деле это животное являлось шедевром генной инженерии. Разумные крысы выращивались в единичных экземплярах, только на заказ, и в основном для тотализатора. Стоило подобное чудо науки достаточно дорого для того, чтобы просто содержать его как домашнего питомца.

– Боливар, – произнес немного хриплым голосом П. Алекс. – Ты моя надежда. Я уже договорился, участвуешь в седьмом забеге. Девять соперников. У меня есть сто кредиток, я поставлю их, конечно же, на тебя. Выигрыш слабоватый, всего пять сотен, но еще пять сотен дадут призовых за твою победу. Думаю, тысяча немного сдобрит Феликса. Ну и, естественно, если будешь первым, попадешь в основной финал. Выигрыш в финальном забеге может принести нам еще три тысячи, и заметь, не песо, а кредиток. Хотя ты и сам все отлично знаешь. Давай постарайся, иначе твоему хозяину будет трудновато смотреть в глаза старому еврею. Ну, а если проиграешь, то и это не будет концом света. Выиграем в следующий раз. А Феликсу найду что сказать, все-таки он мне пока еще друг. Ты понимаешь меня?

Крыса подняла голову, посмотрев на хозяина черными шариками глаз, пошевелила усами и дважды мотнула головой, подтверждая услышанное.

Вообще-то Роди очень молчаливый человек. Мудр и молчалив, словно Будда. Разговаривает он редко, обычно только слушает и кивает, если надо что-то засвидетельствовать, или разводит руками, если – опровергнуть. Впрочем, с теми, кого он считает близкими, болтает как все, и совсем заводится, выпив спиртного. Люди из «Района трущоб», где он проживал, с ним считались и даже, пожалуй, уважали. Еще будучи на службе, он не раз выручал многих в различных ситуациях. Животных П. Алекс обожает, постоянно что-то рассказывает им, спорит и ругается с ними, даже если это оказываются экземпляры со слабым интеллектом. Вначале новое хобби пожилого полицейского воспринимали в шутку, однако позже многие стали приходить к Роди за советом или же просили его отремонтировать своих домашних любимцев.

– Коляску я тебе смазал прилично. Ходовая часть выглядит надежно. Осталось предоставить ее специалисту из жюри для проверки, да и тебе еще надо пройти допинговый контроль. В общем, как обычно. – П. Алекс поднял руку и взглянул на часы. – Пора. И поактивней там, не сдавайся. Будет возможность, колоти соперников без жалости. Лапы у тебя что надо, натренированные. – Роди считал, что моральная поддержка еще никому не мешала.

П. Алекс пристегнул к саквояжу ремень и, повесив ремень на плечо, саквояж закинул за спину. Взяв в руку клетку, он, опираясь на трость, вышел из подсобной комнаты. Когда-то, очень давно, он лишился части ноги, которую обрезали по середине голени. Тогда на одном из очередных дежурств он столкнулся со сбежавшим из цирка кибер-тигром, который его серьезно покусал. Потеряв часть ноги, а медицина тогда не блистала в области клонированием органов, Роди всерьез занялся изучением животных, как настоящих, так и генных полукровок и даже полностью электронных зверушек. Сейчас, имея превосходный протез, он по привычке немного прихрамывал и постоянно держал при себе трость с загнутой крюком рукояткой, которую в случае надобности мог использовать как неплохое оружие или средство для защиты.

«В наше жестокое время надо рассчитывать только на себя, – любил повторять П. Алекс, и когда его ворчливая жена Мария предлагала ему выбросить, как она выражалась, „эту палку“, он добавлял: – Или на эту палку».

Преодолев недлинный коридор, он открыл дверь, вышел в зал соревнований. Шум и гул мгновенно нахлынули на него. Сотни зрителей, расположившихся в креслах или стоящих в проходах, кричали, свистели и топали, эмоционально поддерживая грызунов, на которых сделали ставки. Было душно. Вентиляция явно не справлялась с таким количеством пышущих жаром азарта людей. Зал находился в полумраке, в центре помещения располагалась беговая площадка пятнадцати метров в длину, накрытая колпаком и сильно освещенная сверху прожекторами. Возле этой площадки тоже толпилась масса народу, наблюдая за соревнованием крыс сквозь увеличивающее стекло. Шел шестой забег, трансляция которого передавалась на три широкоэкранных монитора, расположенных на стене там, где когда-то висело белое полотно киноэкрана. Роди протиснулся сквозь разгоряченную толпу к судье, отвечающему за техническое обеспечение, и громко произнес:

– Эй, Гомес. Мой Боливар готов выудить у вас несколько сотен.

– Их сотен, их… – судья, облаченный в строгий костюм с черным галстуком-бабочкой, красующимся из-под белоснежных уголков воротничка сорочки и в огромное узорное, величиной с велосипедное колесо, сомбреро на голове, указал рукой в сторону зрителей.

– Для меня сейчас нет разницы, ваши или толпы, долги поджимают.

– Думаешь выиграть сегодня? – спросил Гомес.

– Как и все.

– Тогда твоему зверю придется сразиться с новой игрушкой Тэди Брокера. Просто гигантская тварь. Считаю, именно эта накачанная крыса возьмет куш в седьмом забеге. Да и в финале, пожалуй, тоже. Так что забудь про деньги. Откажись, сэкономишь больше.

Судья повернулся к залу и стал выискивать кого-то глазами.

– Тэди! – громко позвал он, пытаясь перекричать толпу. – Тэди Брокер, иди-ка сюда! – Гомес махнул рукой, подзывая высокого мускулистого парня, светлые коротко обстриженные волосы которого мелькали в толпе. Завидев судью, а главное давнего соперника в лице Алекса, он протиснулся к ним. Голубые глаза, широкое лицо, этакий викинг в бирюзовом джинсовом костюме. Как-то с презрением посмотрев на Роди, он отпил из высокой пластмассовой чашечки, которую держал в руке, отдающий ароматом Irish coffee [8], широко улыбнулся, выставив напоказ стройные ряды белоснежных зубов, и произнес:

– Hello,gringo! Хочешь посмотреть на моего бронтозавра? Еще успеешь, да поздно будет. Теперь все призы будут лежать в моем кошельке. Не вздумай попадаться в моих забегах. Твой хиляк просто отдыхает.

– Уже попался, – сказал Гомес. – Давай не рядись, доставай крысу.

Тэди выудил из-за спины спортивную сумку, раскрыл, достал оттуда и протянул вперед прозрачную коробку из плексигласа, которую крепко держал всей своей гигантской пятерней. Он стал издевательски покачивать ею возле лица П. Алекса. Впрочем, Роди хватило и несколько секунд, чтобы во всех подробностях оценить величину грызуна Тэди.

«Эта крыса и вправду очень крупная, – подумал он. – Трудновато будет моему Боливару».

– Гомес, а ты уверен, что этот экземпляр выдерживает категорию? – спросил Роди.

– Алекс, я бы с удовольствием забраковал эту тварь, но ничего не могу поделать. Стандартная беговая крыса. Сам знаешь, в весе ограничений нет, тем более, толстые крысы менее подвижны, а эта габаритами в начальную беговую дорожку вписывается, что разрешает ее участие. В общем, все в порядке. Возможно, я обнаружу в ее крови какой-нибудь стимулятор, тогда…

– И не мечтай, – перебил судью Брокер. – На, бери и делай свои тесты. Тут все чисто. Знал бы ты, за какие деньги она мне досталась, то доверял бы без сомнений. И почему вы все меня не любите?

– Да не переживай ты, Тэди, – улыбнувшись, ответил Гомес и похлопал того по плечу. – Любим мы тебя, любим. – И добавил: – Когда не видим.

Брокер, оскалив зубы, состроил гримасу недовольства, но промолчал, видимо вспомнив последнюю потасовку. Тогда его бывшая крыса проиграла забег Боливару, пришла на финиш второй. Тэд в ярости хотел разобраться с питомцем Роди. Старый полицейский просто захватил крюком трости шею взбесившегося Тэда и, сильно дернув вниз, нанес удар коленом в лицо. Нарушитель спокойствия очнулся только тогда, когда все забеги уже закончились. С того самого момента Брокер старался сдерживать себя, по крайней мере, в присутствии П. Алекса.

Судья подцепил пальцем ручку-петлю прозрачной коробки с супер-грызуном и, протянув вторую ладонь, произнес:

– Давай тележку, тоже проверю. Да и ты, П. Алекс, тоже давай своего Боливара с транспортом, пора делать замеры и тесты. Через пять минут верну.

Держа за рукоятки два переносных жилища с крысами, Гомес стал удаляться, но, обернувшись, спросил:

– Эй, Брокер, как ты назвал своего зверюгу?

– Буцефал.

– Ну, Буцефал, так Буцефал. – Судья скрылся за неприметной дверью.

– Хорошее имя, – спокойно произнес Роди.

– Потешайся, – ответил Тэд. – Когда я загребу все денежки, тогда и посмотрим, кто будет смеяться последним. И уж точно не ты и не твоя собака.

Обозленный Брокер направился к ипподрому, чтобы снаряжать своего грызуна, которого вот-вот уже должны были вынести. Роди пожал плечами и вспомнил, что после стычки с Тэди Лизи, увидев Брокера, вышедшего на улицу с разбитым носом и кровоточащими губами, сказала: «Что, не смеешься больше? А как смеялся, как смеялся».

П. Алекс подозвал мальчишку, облаченного в полосатое пончо и с потрепавшимся соломенным сомбреро на голове. Парня звали Маркос и подрабатывал он тут «парнем на побегушках», получая порой хорошие чаевые, порой мизерные. Сунув ему в руку сотенную сиреневую купюру, Роди попросил внести деньги в кассу и поставить их, конечно же, на Боливара. Парень мотнул головой и затесался в толпе. П. Алекс направился к длинному столу с беговыми дорожками. Минут через пять всех крыс вернули владельцам.

– Все грызуны в норме. Тележки соответствуют требованиям – никакой электроники, никаких хитростей, – громко произнес Гомес. – Господа, приступайте к снаряжению бегунов.

Десять хозяев крыс подошли к стартовому месту ипподрома и, открывая свои клетки и коробки, установленные на десяти высоких столиках, принялись доставать грызунов, готовить к бегам. Роди осторожно взял Боливара за бока, посадил его в коляску и затянул мизерный ремень на его туловище. Незатейливый привод действовал довольно просто: крыса крутила колеса своими лапками подобно любому инвалиду, потерявшему или не чувствующему свои ноги. Условие же одно: никакой электроники, бегун должен двигать «транспорт» своими силами.

Роди установил коляску с крысой на стартовую площадку, которая представляла собой отдельный боксик. По сигналу судьи передняя створка открывалась, и крысы начинали гонку по коридорчику, который примерно в середине дистанции выходил на общую дорожку. Далее имелось препятствие – небольшой подъем и резкий спуск в конце с водной преградой глубиной в дюйм глубиной.

Парень, которого звали Андреас, поставил свою коляску с грызуном в бокс и, посмотрев на супер-крысу Брокера, шутливо крикнул:

– Эй, Тэди! Что за самокат ты себе смастерил? Блестит, как летающая тарелка. Обтекатели, что ли, приляпал? Твой слон ненароком может продавить днище.

Хозяева бегунов засмеялись.

– Если эта крыса случайно нагадит, то днище точно провалится, – добавил Жозеф, еще один хозяин крысы, участвующей в седьмом забеге.

– Помолчал бы, придурок. Это самая дорогая коляска в этом драном городе. Что я, дурак, что ли, сам мастерить все своими руками? Лучше замени своего хиляка на что-то приближенное к моему бойцу. Ну-ка, Буцефал, покажи этому уродцу свои мускулы.

Мощный грызун словно культурист поднял и развел в стороны лапы, после чего согнул их в локтях. Набухли большие, в крысиных рамках, конечно, бицепсы. Представление подействовало, никто больше не произнес и слова. Подошел главный рефери и громко сказал:

– Сеньоры, прошу покинуть место возле ипподрома. Отойдите за барьер.

Когда все отступили, он взял спустившийся с потолка микрофон и, намеренно затянуто, гнусавым голосом, начал объявлять следующий забег:

– Сеньорыыы и сеньориты, седьмооой забег. Ставки пять к одномууу на победителя. Первая дорожкааа – Кошкодав. Втораяаа – Буцефал. Третьяаа – Боливар. Четвертаяаа….

Пока судья перечислял бегунов, П. Алекс размышляя, беспокоился:

«Наверное, Элизабет совсем заждалась. Почему не разрешают сюда вход с собаками? Торчит теперь на улице перед дверьми. Жара, как бы что не перегрелось. Впрочем, ей не привыкать. Лишь бы не приставала к кому попало со своими приколами или вопросами, не ввязывалась бы в неприятности».

Из раздумий его вывел сильный свет, упавший сверху. Зал притих.

– Заканчиваем делать ставки… Ставок больше нет… – Хлопнули решетки, перекрывая кассовые окна. Рефери махнул рукой. Раздался резкий грубоватый звук стартовой сирены. Створки боксов резко распахнулись, крысы принялись усиленно работать лапами. Бегуны начали разгон. Зрители взревели и затопали, видимо пытаясь таким образом подгонять грызунов. Боливар повернул голову влево и увидел сквозь прозрачную перегородку, что его основной соперник – крыса Брокера, опережает его на полкорпуса коляски. Он прибавил скорость, но, зная, что на выходе в основную беговую дорожку происходит много столкновений, стал намеренно немного отставать. Так и случилось, на середине трассы три грызуна въехали друг в дружку. Буцефал на всем ходу уперся в них. Боливар же, предполагая такое развитие гонки, объехал стычку и интенсивно заработал лапами. Теперь он шел впереди всех. Люди, встретив с азартом эту заварушку, закричали еще пуще, засвистели, стали аплодировать грызуну П. Алекса. Крыса же Тэди, соскочив с тележки, уперлась в нее передними лапами и, передвинув в сторону, вновь ловко запрыгнула на сиденье. Она вышла из столкновения второй. Постепенно и остальные грызуны вновь включились в борьбу. Боливар достиг горки первым, но подъем сильно замедлил скорость его передвижения. Тем временем Буцефал нагонял соперника и, не снижая скорости, стал стремительно подниматься. Они поравнялись на самом верху. Крыса Брокера направила телегу вниз, при этом не переставая крутить колеса. Боливар вновь осторожничал, немного сдерживая ход на спуске, и не зря. Коляска противника вошла в воду немного наискосок и от этого его тележка легла на бок. Соскочив с нее, грызун Брокера попытался поднять свой самокат, но у него это никак не получалось. Боковые обтекатели скользили по поверхности жидкости, словно плоскодонки. Увидев, что Боливар спокойно обгоняет его, Буцефал уцепился за коляску противника и стал спихивать с нее Боливара. Однако ремень крепко держал крысу Роди. Боливар нанес удар сжатым кулачком в лицо противника и тот, не ожидавший такой «выходки», опрокинулся назад, но, быстро вскочив, успел ухватиться лапами за спинку кресла. Грызун П. Алекса уже снова начал крутить колеса, но, сообразив, что его что-то тормозит, повернулся и, увидев когти противника, с силой укусил того вначале за одну, потом за другую лапу. Буцефал отцепился, но он и не думал сдаваться, умудрившись ухватиться за болтающийся лысый хвост Боливара. Крыса П. Алекса уже видела финишную линию и, понимая, что на разборки нет времени, стала усиленно передвигать коляску. Остальные бегуны нагоняли. Но все же Боливар пересек финиш первым, таща на своем хвосте противника-здоровяка. Крыса Брокера поднялась и, оскалившись, прыгнула на финалиста. Она начала остервенело колотить соперника передними лапами. Боливар отбивался что было сил, но ремень сковывал его движения. Гигант же, захватив его голову зубами, попал передним клыком в левый глаз. Брызнула кровь. П. Алекс рванулся к ипподрому, но его остановили охранники. Драки между крысами во время и после забега случались часто и не были запрещены правилами, потому что это очень раззадоривало публику. Никто не собирался останавливать и эту потасовку, даже наоборот, поединок вызвал новый взрыв эмоций в зале и категорически не нравился, пожалуй, только Роди. Боливару помогли другие соперники. Они, финишировав, стали отстегивать ремни и набрасываться на Буцефала. Зрители были в восторге. Такого массового сражения уже давно никто не видел. Зал ревел, как стая хищников. Все кончилось тем, что несколько крыс, тяжело дыша, отвалилось на пол. Буцефал отполз к воде, едва выдержав нападение восьмерых соперников, а Боливар, свесив голову на бок, продолжал не шевелясь сидеть в коляске. Тонкая струйка крови стекала от глаза к носу, после капая на мохнатую грудь. Судья наконец-то разрешил хозяевам разобрать своих питомцев. Роди осторожно вытащил своего грызуна из тележки и принялся осматривать. Подошел лысый доктор в белом халате и П. Алекс нежно протянул ему зверя. Тот пощупал крысу, сделал ей пару инъекций. Обработав рану, он заклеил Боливару пластырем глаз, после чего произнес:

– Выживет, но вот глаз уже не восстановить. Можно только имплантировать искусственный. Ты же мастак на такие дела? Действуй.

– Мастак-то мастак, да вот нет у меня в запасе подобных глаз. Давно не попадались. А покупать новый, так он стоит кредиток триста, не меньше, в дефиците, не делают сейчас такие. Заработал тысячу, отдам почти треть на лечение. – Роди, видно, нервничал, но быстро взял себя в руки: – Однако деваться некуда, все равно придется раскошелиться. Боливар ведь единственный мой бегун.

– Ну, уж это тебе решать. А вот о финальном забеге забудь. Я дал ему немного обезболивающего и снотворного. Когда твой зверь отлежится, залатай ему раны, тогда и приходи вновь. Если это тебе немного поможет, то я глубоко сожалею.

П. Алекс кивнул в знак признательности и пожал протянутую врачом руку. Доктор отошел к другому пострадавшему участнику забега, а Роди переложил тяжело дышавшего Боливара в клетку. Поставив мини-коляску и китайский мини-домик с грызуном в саквояж, он медленно направился к выходу. Толпа сочувствующе расступилась. Отовсюду слышалось:

– Accidente horrible [9] , – однако было понятно, что все равно публика осталась довольна последней потасовкой.

К Роди подбежал Маркос и протянул несколько купюр – выигрыш.

– Благодарю. – Отрешенно произнес П. Алекс и, вытащив из кармана немного металлических песо вперемешку с сентаво, отдал их парню.

– Gracias… Gracias, senor Aleks [10], – Маркос несколько раз поклонился и, скользнув в толпу, исчез.

На улице жгучий воздух обдал жаром его лицо. Палящий полдень, слепящее солнце, мягкий асфальт и вездесущий песок. Уруапан плавился, как в мартене, хотя печи заводов остыли двадцать лет назад.

– Надеюсь, в этот раз я не зря тут торчала? – спросила Лизи, сидя возле початой бутылки с водой. – Деньжат подзаработали?

– Мы выиграли первый забег, да вот Боливар лишился глаза. Финала не будет. Придется потратить часть выигранных кредиток для покупки искусственного ока. И, главное, стоят подобные глаза дороговато.

– Опять дрались?

– Как на бойцовском ринге. Крысиный реслинг, мать его! У Тэди Брокера новая крыса, здоровый злобный садист. Ни за что не хотел уступать победу, даже после финиша. Хорошо, что другие крысы помогли нашему Боливару, иначе забил бы насмерть.

– Может, ему в суп подложить кусочки бритвы?

– Крысе?

– Тэди Брокеру, конечно.

– Фу, Элизабет. Как некультурно. Он ведь живой человек.

– А Боливар что, дохлая крыса? Или он умрет?

– Нет, жить будет. Пойдем на рынок, надо достать глаз, да хоть немного поторговать. Может, кто купит чего.

Роди положил бутыль с остатками воды в саквояж и достал оттуда небольшой раскладной китайский зонтик. Открыв его, он принялся, опираясь на трость и слегка прихрамывая, спускаться по ступенькам. Массивную сумку он оставил Лизе и та, взяв ее в зубы, последовала за хозяином. Бультерьеры всегда славились крепкой хваткой челюстей.

Глава 2. «Швырок» по городу.

Как я уже упоминал, до моего пятнадцатилетия оставалась всего пара недель. И в тот момент, когда П. Алекс (а я его еще не знал) наблюдал за бегом своей крысы, я сидел в школе на последнем шестом уроке. Недавно узнал, что урок этот был – биология. Почему узнал, а не вспомнил, поймете позже. Школа, которую я посещал, являлась стандартной государственной (частное образование моей бабушке было не по карману), уроки поставлены на поток. Никто не интересовался в школе ученики или шляются вместо этого где-нибудь. Однако первое правило для учащегося – зарегистрируйся с утра. До первого урока надо прийти в школу и оставить отпечаток ладони на сканере. Администраторша в конце месяца просматривает посещаемость, три прогула – штраф, нет денег заплатить – отчислен. Учителя в классных аудиториях – симулакрумы, управляемые на расстоянии. Таким образом, на все государственные школы округа было по одному живому учителю на каждый преподаваемый предмет. Экономия, мать их.

Как-то раз я видел документальный фильм о школах, колледжах, университетах, короче, об учительской работе. Скучноватое кино, скажу я вам. Показывали там комнатушку, из которой и ведутся уроки. В Центральном американском округе учительские комнаты находятся в «Доме образования», что расположен в Мехико. Довольно большой небоскреб, чиновников полный дом, на содержание которых нет экономии средств, в общем, бюрократия. Так называемый «Центральный учитель», которому предстоит вести занятие, надевает виртуальный шлем и перед его взором открывается чистая прибранная классная комната с новенькими партами. Изображение псевдо-учеников, сидящих за партами, этому учителю подается в пристойном виде, прилежные, усердные, опрятные ученички буквально смотрят в рот ментору. Ну прямо-таки красотища какая-то. Каждое движение, каждый взмах руки, даже мимика лица, ну и, конечно, слова учителя-человека повторяют роботы во всех государственных учебных заведениях округа. На самом деле все классные комнаты, наверняка все, ну, по крайней мере, в нашей школе, были исписаны нецензурными словами и пошловатыми рисунками. Тот самый симулакрум-биолог, на знаменательном, последнем на дню шестом занятии, пестрел от разных словечек, выведенных на его лице (что-то типа татуировки), пиджаке и брюках (нанесенных краской из баллончиков). Ему также кто-то постриг волосы на висках, остальные взбив и зафиксировав в виде гребня. Помню, мне очень нравилась его панковская прическа. Стильно. Так вот, в тот день симулакрум болтал что-то об успехах земной науки в биомолекулярной инженерии. Он махал рукой с предполагаемой указкой, которую у него давно уже кто-то из учеников вытащил и воткнул промеж пластиковых ягодиц. К такому виду учителей все ребята в нашей школе давно привыкли и никто не обращал на подобные штучки внимания, главное, чтобы информацию выдавал правильно, ведь среди нас, парней и девок, воспитанных нравами улицы, находились еще и отщепенцы, которые хотели учиться.

Мы же с другом, которого звали Максимилиан Корсигас, сидели за последней по центральному ряду партой. Макс, невысокий полноватый парень с короткой прической рыжих волос, считался моим лучшим другом. Он очень любил одеваться во все спортивное: футболки с названиями спортивных команд типа «Chicago Camel», на ногах всегда разноцветные кроссовки от знаменитых китайских компаний «Nike» или «Adidas Light». Защитного цвета бейсболка выделялась длинным козырьком. Я очень завидовал его одежде. Фирменная. Стоила она дороговато, мне (то бишь моей бабушке) не по карману. Сам же я был полной противоположностью Максу. Худой, высокий, черные волосы сосульками опускались до плеч. Немного смугловат, и хотя индейцев среди моих предков не наблюдалось, Макс по сравнению со мной был белянка. Гардероб мой не впечатлял, в школу я обычно надевал чистую светлую рубашку с коротким рукавом или майку и потертые штаны защитного цвета с парой заплат на коленях. Единственная обувь, которая у меня имелась тогда, так это гуарачи – сандалии из кожзаменителя. Плотный хороший кожзаменитель. Дешево и сердито, поговаривала бабушка, и когда распускались швы, державшие ремешки, экономя деньги, она носила поношенные сандалии в сапожную мастерскую к старику Тому Фаулеру. Тот из жалости прошивал потрепанную кожу, не беря за это деньги.

Корсигас появился в моей жизни ровно за полгода до всех этих событий. Так что знались мы недолго. Но знаменательно. Его родители переехали в Уруапан из Мехико. Обычно люди стараются переселяться в города побольше, но в данном случае семья друга поменяла столицу на захолустье. Кстати, я совершенно не задавался вопросом: почему так случилось? Да и у него не спрашивал. Не знаю, как это так мы сошлись с Максом, но в первый же день он угощал меня пивом, при этом старался не экономить. О таком друге я мечтал всю жизнь. Я сидел и ждал, что придет такой вот amigo и все мои проблемы с одноклассниками, с парнями с улицы и вообще все неприятности, что случаются с подростками, особенно с такими слабохарактерными, как я, исчезнут сами собой. Не поверите, так и вышло. Он появился в моей жизни как Зорро – защитник слабых, и все стали расступаться передо мной, перед тем, кто обрел покровителя.

Макс очаровал меня сразу (конечно, не в сексуальном смысле, об этом я и не помышлял), наверное, потому, что в его характере была какая-то наглость, то, чего мне всегда не хватало. Он никогда никому ничего не собирался уступать. Да, заимев такого друга, я сразу вырос в глазах сверстников. Сам тихоня по жизни, я стал постоянно таскаться за ним. Максу же, скорей всего, как раз нужен был приятель моего склада. Мне не надо было ничего объяснять, доказывать, я и так с ним во всем соглашался. Буквально смотрел ему в рот, когда Корсигас рассказывал мне его понимание современной жизни. Еще бы, парень был из самой столицы округа. А я что? Мой мир целиком замыкался в границах «Района трущоб». Бывало, мы с бабушкой выезжали в «Деловой центр» для ее, так сказать, бюрократических дел, например заполнить завещание на мое имя или расписаться под бланком и получить пособие, как почетной (в прошлом) донорше. Бывало, забредали в католический собор послушать утреннюю проповедь. Но там, за границами «Района трущоб», все для меня было чужое, а оттого привлекательное, манящее, соблазнительное. Но чужое. Раньше, жизнь в остальном мире являлась мне, в основном, с экрана телевизора. Диктор говорил, что где-то там случилось что-то, значит, это что-то случилось где-то там. Далеко. Все было где-то там, далеко. Значит, неважно. Я еще частенько ползал по Сети, стараясь понять, для чего нужен миру весь этот бег. Шастал по мировой информационной паутине обычно со своего устаревшего, но надежного ноутбука, который достался мне в наследство от маминого ухажера. Хоть за это ему спасибо. Корсигас же заставил меня пересмотреть свое отношение к миру. Ему тоже спасибо.

Зная, что в тот день, когда все завязалось, Макс притащил в школу несколько пакетиков с марихуаной. Естественно, биолога-симулакрума это не смутило, его вообще ничто не смущало, он же – говорящая кукла. Слушать мы его не слушали, впрочем, как и большая часть учеников в классе. Забив косяк, Корсигас наклонился под столешницу, прикурил, сделал пару воздушных затяжек, после чего передал сигарету мне. Я пригнулся и тоже пару раз затянулся. Вы только не подумайте, что кто-то из нас пытался скрыть курение в классе. Ничего подобного. Просто однокашники могли заметить и, как говорится, «упасть на хвост». Однако сладковатый, манящий запах марихуаны нельзя спутать ни с чем, и парни стали подтягиваться к нашей парте. Макс, естественно, всех отшивал, но все же самым настойчивым давал догнаться вторячками, то есть выпускал дым из своего рта в рот везунчика, который хотел поймать кайф. Когда мы накурились до головокружения и смеха, мой лучший в то время друг произнес:

– Знаешь, Санчо. А что это мы вообще тут торчим?

– Как что? Торчим от травки.

Макс хохотнул. Я подхватил. Когда отсмеялись, Корсигас продолжил свою мысль:

– Приколист ты, Санчо. Я говорю, скукотища же. Пойдем прошвырнемся по городу. Сегодня шестнадцатое сентября.

– Ну и что?

– Что-что… День независимости, вот что. Сегодня в городе всякие приколы намечаются. Надо съездить в «Деловой центр». Сходим в глюкотеатр. Нынче там, в «Большом брюхе», как раз забойный ужастик собираются показывать. Заодно пошляемся, посмотрим что к чему. У нас в Мехико в такой день всегда устраивают военный парад, карнавальное шествие и фейерверк, в общем, гуляют все, отрываются по-страшному. У вас, наверное, местные заправилы тоже организуют что-нибудь для народа.

– Класс, – ответил я. – А деньги есть?

– Спрашиваешь. – У Макса всегда водились деньги.

Мы встали из-за парты, поселили за спину школьные рюкзачки и направились к выходу. Меня немного покачивало, видимо дыма перебрал. Макс выглядел собранным и, подойдя к учителю, демонстративно пнул его под зад, попав как раз под торчащую указку. Симулакрум судорожно дернулся, заискрил в районе живота и, медленно наклонившись, уперся грудью в учительский стол. Замер. Первая возникшая у меня мысль была: «Теперь администрация пришлет ремонтника, и тот заменит прикольную прическу на новый стандартный, с кудряшками, парик».

– Вот же гад, испортился! – Макс возмутился, но потом махнул рукой. – Ну и черт с ним.

– Что же ты наделал, Корсигас! – Из-за первой парты поднялась черненькая плюгавенькая девчушка, которую звали Мануэла Альварес. Отличалась она от остальных, пожалуй, тем, что успеваемость у этого цыпленка была лучше всех в классе. – Как же мы теперь выучим урок? Я все расскажу охраннику или даже администратору, и тогда тебя точно больше не пустят в школу.

– Только попробуй, и до дома не дойдешь, – Макс сунул кулак ей прямо под нос. – Загонишь это занятие напрямую в память. Родители у тебя богатые, наверняка дома есть «Меморлай». А эту лекцию найдешь в Сети. Так что дерзай.

– Да ты что! Минздрав не советует пользоваться этим прибором. Могут возникнуть проблемы с памятью.

– Минздрав много что не советует, а все равно все пользуются. Короче, не доставай меня, делай, как хочешь. Плевать мне на тебя и твою память. Хоть сдохни, нытья меньше будет.

Мы вышли из класса и стали спускаться вниз по лестнице. В фойе Макс подмигнул охраннику в камуфляжной форме с автоматом на плече, но тот никак не отреагировал. Все его обязанности заключались в том, чтобы не допустить резни или стрельбы среди учеников. В крайнем случае, вовремя вмешаться в драку, если она грозит перерасти в жестокую разборку.

Когда мы оказались на улице, над нашими головами в сторону «Делового центра» словно ракета пронесся ярко-красный автолет. Мы проводили сверкающую бликами машину взглядом. Макс, причмокивая и покачивая головой, изобразил блаженную улыбку и произнес:

– Порш!

– Крутая тачка, – подтвердил я.

– Когда-нибудь куплю себе такую. Санчо, ты посмотри вокруг, – Макс вытянул перед собой руки ладонями вверх и, покачивая ими, продолжил: – Этот мир лежит у наших ног. Нам осталось только завладеть им. Мы молоды, у нас все еще впереди. Завладеть этим миром только вопрос времени.

Посмотрев вокруг, я ничего кроме облезлых домишек и стандартных двухэтажек, покрытых затвердевшей шелушащейся глиной, построенных еще в прошлом веке, не обнаружил.

– Нет, Макс, – я не одобрил окружающий нас мир. – Нам нужно что-то покруче этих трущоб. Хотя бы «Деловой центр». Там все выглядит как-то покрасивей, посолидней, что ли.

– Ты неимоверно прав, amigo ! Туда-то мы сейчас и рванем.

В нашем районе не имелось ни одного глюкотеатра, и мы направились на летбусную станцию, чтобы прокатиться в центральный район города. Неплохо было бы добраться и на скоростном метро, но когда строили линию Буэнос-Айрес – Оттава, которая проходила через два континента и включала в себя все крупные города трех американских округов, то, видимо, забыли включить в проект хотя бы одну станцию в нашем районе. В «Деловом центре», однако, станция имелась, которая так и называлась – «Уруапан».

Летбус ждали долго, но, наконец, потрепанный «летающий сарай» или, как их еще называли в народе – скотовоз, приземлился на бетонированную площадку. Скорость подобное транспортное средство развивало не ахти какую, да и потряхивало в полете неслабо, но все что ни есть, а транспорт. В итоге, побывав в десятке воздушных ям, с небольшим головокружением мы выбрались возле площади «Панчо Вильи» [11] и сразу, пошатываясь, направились через мощеное пространство на другую сторону. Однако сделать это оказалось проблематично. Почти вся территория огромной площади была забита народом. На карнавал это было мало похоже, хотя сколько-то тысяч человек здесь все же скопилось. В самом центре, возле огромного, пуляющего ввысь струи фонтана, манящего своей влагой, стоял на сколоченной из досок трибуне какой-то оратор. Он активно жестикулировал одной рукой, в другой держал у рта небольшой микрофон. Динамики, расположенные по бокам возвышающейся трибуны, усиливали голос этого парня. Эхо, отталкиваясь от зданий, многократно повторяло речь. Подойдя ближе, мы довольно быстро поняли, что здесь собрались последователи стигматника Карлоса, который считал себя избранным для продолжения земных, бренных дел, завещанных святым Палмером Элдричем. Догадаться об этом было проще простого. У всех верующих в святого Элдрича правые руки отсвечивали серебристой краской, как бы изображая металлический протез. Во рту нижние зубы заменены на стальные или же вместо них красуются серебряные коронки. В глаза вставлены линзы, меняющие цвет зрачков на блестяще-свинцовый. Болтали, что у этого нового мессии, стигматника Карлоса, все эти три стигмата имели место быть, но не в подражание святому Элдричу, как у остальных, а настоящие. Однажды я лично слышал, как один из известных у нас в районе карманников хвастался, что сидел вместе с Карлосом в одной камере, так этот парень рассказывал: у нового пророка на самом деле металлический протез руки, вставная нижняя челюсть и электронные, отсвечивающие металлом глаза. Мол, великий человек. Не знал я тогда всей правды и охотно верил уличному авторитету. Карлос никогда не появлялся на публике, его никогда не показывали по телевизору, не было ни фотографий его, ни портретов. Если кто-то и видел Карлоса живьем, то об этом не очень-то распространялся.

Помимо почитателей святого Элдрича здесь было полно рядового люда, крестьян в простецких пончо и сомбреро, мелких коммерсантов, ловко успевающих распродавать свой залежалый товар, да и городские зеваки сновали тут же, пытаясь вникнуть в смысл новой для них религии. Большая группа рабочих, то ли русских, то ли белорусов (впрочем какая разница), дешевая рабсила, толкались средь толпы, пестря оранжевыми строительными комбинезонами. Они, видимо, решили посмотреть на местную экзотику в момент обеденного перерыва. Женщины древнейшей профессии были довольно заметными в разнородной массе, выделяясь своими блестящими, плотно облегающими мини-костюмами, высокими каблуками. Тут же шныряли и карманники, промышлявшие скудными пожитками простаков-зевак.

– Давай немного потусуемся здесь, – предложил Макс и я, конечно же, согласился.

На трибуну по лестнице взобрался новый парень в бордовом берете и взял у предыдущего оратора микрофон. Правый рукав его пестрой рубашки был закатан по локоть, чтобы все видели, что у этого человека вместо правой руки настоящий металлический протез. Народ зашумел, приветствуя его. Тот, в свою очередь, приподнял искусственную руку, прося тишины, и громко выкрикнул:

– Со мной только что связался сам Карлос! Он передал привет всем верующим в настоящего святого! Он и сам видит нас святым зрением! Он поддерживает нас! Он с нами!

Сообщение вызвало шум, люди аплодировали, люди кричали, многие стали подбрасывать в воздух свои головные уборы.

– Так давайте громко скажем всему миру, кто настоящий святой! Кто?!

– Элдрич! Элдрич!.. – раздались дружные крики митингующих.

Человек с микрофоном вновь поднял руку, прося тишины, и когда все успокоились, крикнул:

– Долой католиков, поработивших подлинную веру! Долой извращенцев истины!

– Долой! Долой!.. – понеслось со всех концов площади.

– Вон там, – выступающий указал искусственной рукой в сторону старинного собора святого Павла. Собор этот возвышался среди прочих строений, имел колонны у входа и упирающиеся в небо кресты с одного огромного и с множества других небольших куполов. Он простоял здесь уже не одну сотню лет, шероховатый желтый камень, из которого он был сложен, делал его похожим на викторианскую копию прототипов из Европы. – Вон там, – продолжал кричать активист стигматников, – собрались нелюди, канонизирующие убийц и лжепророков! Тысячи лет по их вине горели на кострах и умирали от мучительных пыток невинные отроки людские. Там скрываются падшие в грехе и погрязшие в пороке истязатели душ человеческих. Так давайте покажем им, что не верим мы больше этой мафии, собирающей подать с голодающих бедняков, продающих отпущение грехов за лист индульгенции. На штурм оплота ожиревших лжесвятош! На штурм!

– На штурм! На штурм! – закричал раззадоренный народ.

Толпа, подстрекаемая активистами церкви святого Палмера Элдрича, двинулась к католическому собору, казалось, покойному и непоколебимому. Нас с Максом принялись подталкивать в сторону предполагаемого штурма. Вырваться было просто невозможно, да Макс особенно и не сопротивлялся. Корсигас уже кричал вместе со всеми: «Долой! Долой! На штурм! На штурм!», при этом размахивая снятой с тела футболкой. Я, как обычно, шел за другом.

Над толпой низко зависло несколько автолетов с журналистами. Они высовывались из открытых дверей с мини-камерами в руках. Телевидение никогда не упускало подобных инцидентов. Власть же не особо уважала методы, которыми действовали последователи Элдрича, и поэтому хорошенько подготовилась к митингу. Полиция заранее стянула основные силы в «Деловой центр». Служители закона не дремали и, предполагая такое развитие событий, заранее оцепили всю территорию католического храма. Многочисленный отряд копов в полном боевом обмундировании выстроился в шеренгу перед собором. Полицейские выставили вперед массивные щиты и опустили со шлемов, закрывая лица, пуленепробиваемые забрала. В воздухе висели три броневика с водяными пушками наизготовку.

Толпа уперлась в живое полицейское ограждение, но не смогла с ходу сдвинуть этот кордон. Тогда в полицейских и в сторону собора полетели камни и палки, раня служителей закона, а некоторые, долетая до старого храма, разбивали цветные мозаичные окна. У многих почитателей Элдрича в руках появились небольшие монтировки, которыми они, нагнувшись, стали выколупывать из мостовой булыжники. Камни тут же пускались в ход. Вскоре в воздух взметнулись и бутылки с «коктейлем Молотова». Заполыхали огненные очаги.

Минут десять копы терпели это хулиганство, отбиваясь от нападавших и туша огонь из пенных баллончиков, но и этому терпению пришел конец. Позади основного оцепления появилась группа полицейских с ружьями в руках. Возможно по команде, одновременными залпами стрелки принялись выпускать в толпу гранаты со слезоточивым газом. Тут же заработали брандспойты до сих пор висевших в воздухе без действия броневиков, направляя мощные струи воды сверху в толпу, сбивая напирающих людей с ног. Демонстранты бросились врассыпную. Заголосили женщины. Полицейские, стоявшие в кордоне, отставили щиты в сторону и плотной шеренгой двинулись вперед, на ходу снимая с поясов дубинки и доставая пистолеты. Град резиновых пуль посыпался на убегавших. Появились черные с белой полосой летбусы с зарешеченными окнами, они садились на очищенные от демонстрантов места, с боков распахивались двери. Копы начали без разбору заталкивать в салоны людей, как раненых, так и тех, кого захватили по пути. Сильно покалеченных действиями полиции нарушителей спокойствия подбирали андроиды в белых халатах и относили в кареты «медицинской службы», все чин чином, все для показухи. Искусственным созданиям по закону не разрешалось носить оружие, но их охотно использовали в качестве рабочей силы. Хоть создание человекоподобных роботов обходилось недешево, правительства многих округов охотно выделяли средства на их закупку для государственных нужд. Когда Нед Лудд [12] в безрассудном гневе рушил машины, он и предположить не мог, что в будущем можно будет сделать нескольких «Недов Луддов», и все они будут машинами.

Мы с Максом бежали от копов что было сил, и когда в правую лопатку друга ударила резиновая пуля, опрокинув его вперед на мостовую, я подхватил Макса под локоть, помогая подняться. Мы скрылись в аптеке, которая почему-то так и оставалась открытой все это время. Оказалось, что владелец тоже был рьяным сторонником стигматника Карлоса с покрашенной рукой, стальными зубами и серебристыми линзами в зрачках. Когда началось наступление полицейских, он открыл двери настежь и пропускал массу народа через свое помещение к запасному выходу, ведущему во двор.

Вот так вот, в принципе, мы избежали каталажки и всего, что с этим связано. Недолго отсидевшись в какой-то подворотне, я обратил внимание друга на то, что наверняка «ужастик», на который мы хотели попасть, уже идет вовсю. Макс же, изогнувшись и потирая синяк на спине, кинул быстрый взгляд на часы, вскочил и, крикнув, что мы еще успеваем, рванулся на улицу. Я как всегда побежал за ним.

Мы успели. Глюкотеатр «Большое брюхо», в который Макс хотел попасть, считался лучшим в Уруапане. На входе сверкали плакаты анонсирующие фильмы. Постоянно шла голографическая реклама. Билеты стоили дороже, чем в остальных подобных заведениях, но Максу Корсигасу это даже льстило. Мы купили в фойе по пакету с воздушной кукурузой, по пластиковому стакану с кока-колой, закрытому сверху крышкой и с торчащей трубочкой, и уселись в мягкие кресла в зале.

Глюкофильм отличается от любого другого фильма тем, что его никогда нельзя посмотреть дважды. Вы спросите почему? Ну да бросьте. Это же известно всем. Проектором-то является человек, которому внутривенно вливают мескалин [13]. За галлюцинациями, которые ему грезятся, наблюдает весь зал. Ну хорошо, представьте себе, сидит такой вот парень в кресле, весь нашпигованный трубочками и проводами. Получает дозу природного наркотика и крутит в своей башке разные прикольные сюжеты. Зрители же получают все его глюки через виртуальные шлемаки. А теперь хорошенько подумайте, может ли один и тот же глюк пригрезиться дважды? Ответ очевиден – нет. Опять же, откуда знают владельцы заведения, рекламируя очередной сеанс, что будет выдавать проектор: ужастик или, к примеру, вестерн? Вот над этим-то и работают библиотекари. Они – специалисты своего дела. Центральные образы и атмосферу планируемого глюкофильма загоняют в подсознание прямо перед сеансом. Насколько я знаю, люди, которые становятся глюкопроекторами, подписывают специальную бумагу и практически становятся подневольными. Их постоянно держат в состоянии наркотического опьянения, не допуская ломки, но и не перебарщивая с дозами, дабы не загнулись. В принципе, это живые покойники, больше пары-тройки лет не живут. Чтобы уволиться с подобной работы нужна высокая сила воли. Впрочем, родственники людей данной профессии заранее получают откупные. Сами понимаете, что на такую работу идут слишком уж отчаявшиеся люди. Но все равно свободных вакансий нет. Безработица. Такие вот дела, такое вот кино.

Когда свет в зале стал гаснуть, мы надели шлемаки. Глюк и в самом деле оказался страшноватым. В острые моменты Макс резко хватался за меня рукой, пытаясь напугать. Я и вправду вздрагивал, отчего друг гоготал так громко, что соседи начинали пшикать, пытаясь его утихомирить. Этот глюкофильм мы так и не досмотрели. Проектор умер. Может, от передоза, может, по состоянию здоровья. Народ засвистел и затопал. В окно, находившееся под потолком, высунулся пожилой, небритый «механик» и пьяным голос крикнул:

– Заткнитесь, суки. Если что-то не устраивает, то убирайтесь в другой глюкотеатр. Для тех, кто останется, покажем вестерн. Остальные притесь к администратору.

Грубость «механика» никого не удивила. Работа с наркоманами отличалась особой спецификой. Нервы на пределе. Однако большая часть зрителей, явно недовольных, выбралась из кресел и направилась к выходу. Администратор с натянутой улыбкой пытался извиняться и посылал всех в кассу, где мы с Максом получили назад двадцать процентов стоимости билета. Маловато, но все лучше, чем ничего.

– Жалко проектора, – сказал я другу.

– А че его жалеть, семья получит неплохую страховку, и это помимо того, что они уже получили. Наверняка жена, отдыхающая теперь где-нибудь на Карибах, увидит новые поступления на счет, неплохие, наверное, деньги, и отправит в проекторы старшего сына. Да потом, Минздрав же предупреждает, что профессия проектора очень опасна. Все законно. Жалко не проектора, жалко механиков, втык получат за то, что недосмотрели.

– Это точно, – подытожил я. – От имени Минздрава всех предупреждают – и родственников, и самого проектора. За нарушение «Закона о предупреждение» можно схлопотать хороший срок, а кому сейчас хочется рубить леса Амазонки, или отбойным молотком дробить породу Марса.

Оказавшись на улице, мы вновь направились в подворотню, на задний двор аптеки, где раскурили очередной косяк с марихуаной. Подкрепив таким образом несколько упавшее настроение, Макс предложил посетить один из молодежных клубов. На мой вопрос о деньгах он, как всегда, дернул подбородком вверх и ответил:

– Спрашиваешь. – У Макса всегда водились деньги.

Глава 3. Птичий рынок.

Пока мы с Максом искали на свою голову приключений в центре Уруапана, П. Алекс неспеша добрался до рынка. Территория базара гудела от разнообразия птичьих трелей, а также кваканья, стрекотания, лая, рыканья, рычания, блеяния, мяуканья, гоготанья, щебетания и прочих всяческих криков зверья как экзотических, так и местных видов. Торговали тут как натуральным живым товаром, так и разнообразными, модными в наше время подделками (которых, тем не менее, многие также считали живыми), тут же были корма на любой вкус и всевозможные принадлежности для содержания и разведения животных домашних и диких видов. Между торговыми лавками, составленными рядами, сновал народ. Кого тут только не было, горожане и фермеры, взрослые и подростки, солидно одетые дамы и простые домохозяйки, но в основной массе это были родители с детьми, ищущие что-нибудь забавное для собственных отпрысков.

Роди доплелся до своего торгового места и без особой спешки стал отрывать массивные металлические ворота «лавки», сделанной из двух накрепко приваренных бок к боку стандартных пятитонных железнодорожных контейнеров. Жар, накопившийся в замкнутом пространстве, нахлынул на него сплошной волной. Лизи отпрянула назад.

– Ну и вонища здесь! – Собака чихнула и заткнула лапой нос. – Похоже, кошка сдохла. Ты дезодорант с собой не прихватил?

– Кошки электронные, помереть не могут. Да и пахнуть так не станут. Надо посмотреть, откуда тут запашок. – Алекс зашел внутрь. – А… вот, кажется, нашел. – Роди вытащил наружу откупоренную консервную банку с надписью на этикетке «Собачья радость». – Ты заныкала?

– Ничего я не ныкала. Просто забыла доесть. Всякое бывает. Убери скорее это тухлое дерьмо, иначе всех покупателей на рынке разгонишь. Наверное сейчас у Мануэля противогазы в лет пошли, у него их два мешка.

– Это, как выражаешься, дерьмо, ты вчера с удовольствием поглощала. Ты что, не понимаешь, что когда ты вскрываешь банку, из нее моментально улетучивается морозящий консервант? При такой жаре все что захочешь может испортиться. – Алекс положил банку в полиэтиленовый пакет, плотно завязал и бросил в мусорную корзину. – А вот насчет противогазов идея интересная. На свалке их полно, нужно только почистить, местами подклеить, где надо заменить фильтры. И вправду, чем не товар? Кому-то ведь наверняка нужен. Тем более по дешевке.

– Не было бы меня, давно бы прогорел со своими канарейками. – Лизи стала усиленно чесать за ухом задней лапой.

– Сколько тебе раз говорить – не чешись. Это некультурно. Тем более, все виды блох вымерли пару десятилетий назад.

– Инстинкт, наверное. Генетическая память дает о себе знать.

– Давай-ка лучше сбегай к Мануэлю и скажи ему, что мне нужен искусственный крысиный глаз. И чтобы без брака. А я пока начну товар раскладывать.

– Ты знаешь, Алекс, я так устала, так устала. Да и потом, вечно я у тебя на побегушках. – Лизи посмотрела на П. Алекса невинными, просящими благосклонности глазами.

– Давай иди, и поторопись. Не будешь помогать мне, продам тебя за бесценок. Хотя, кому нужна говорящая собака, да к тому же бультерьер? Сейчас такое не в ходу. Вот была бы ты канарейкой или амазонским попугаем. Но с другой стороны, знаешь что? На запчасти и псиные потроха наверняка кто-нибудь да возьмет.

– Да ладно, иду я уже, иду. – Лизи демонстративно медленно, покачивая из стороны в сторону задом, двинулась по пыльной дороге. Народ расступался, опасливо поглядывая на пса. Видимо считали, что если бультерьер без хозяина, то сбежал и, не дай бог, еще болеет бешенством. Может, просто боялись, зная хватку этого бойцового вида собак.

Роди начал вытаскивать из контейнера небольшие столики и ставить их впритык друг к дружке. Потом принялся выносить всевозможных размеров клетки. Те, что с животными, он расположил перед собой на сооруженный из столиков прилавок, а клетки с птицами подвесил под крышу и к внутренним плоскостям ворот. Все это зверье выглядело мертвым, чучелами в неволе. Но вот П. Алекс приволок рюкзак, начал доставать оттуда разнообразные пульты дистанционного управления и, нажимая на каждом красную кнопку, стал откладывать их по очереди в сторону. Птицы запрыгали по жердочкам, черепахи принялись ползать, грызуны приступили в чистке шерсти, приводя себя в порядок. Кот мяукнул и стал ходить по клетке взад-вперед. И только игуана, сидя на суке, даже во включенном состоянии не шевелилась, не подавала признаков жизни. В завершении всего Роди вытащил большущий полосатый пляжный зонт и, установив его рядом со своим плетенным из лозы креслом, раскрыл. Тень сразу дала облегчение.

Вскоре из-за угла вдалеке появился Мануэль. Черноволосый, небольшого роста, худой, в общем, настоящий коренной житель Мексики, истинный мексиканец. В огромном сомбреро он походил на гриб с тонкой ножкой. Лизи бежала за ним и видимо что-то ему говорила. И то, что она говорила, очевидно, отнюдь не нравилось Мануэлю, потому что он периодически разворачивался и делал пару резких шагов в сторону собаки, показывая, что собирается погнаться за ней. Бультерьер отбегал, но когда мексиканец отворачивался, Лизи вновь нагоняла его, не переставая при этом что-то лепетать. Когда они подошли поближе, Роди услышал голос своей собаки:

– Шевели ногами, старая кляча, иначе я тебе задницу прокушу.

Мануэль нагнулся, схватил камень и замахнулся, но кидать не решился. Лизи вновь отбежала, при этом сделала попытку залаять, но лай ее получился очень похож на человеческую имитацию:

– Гав, гав, гав…

Мексиканец подошел к П. Алексу и, не скрывая злости, процедил:

– Замочу я когда-нибудь твою сучку. Достала она меня уже.

Лизи быстро прошмыгнула под столики и, спрятавшись за плетеным креслом, на котором расположился Роди, осторожно выглядывала оттуда.

– Не трогай мою собаку. Лучше скажи, ты принес мне крысиный глаз?

– Принес. – Мануэль достал из кармана прозрачный пакетик с двумя черными шариками. Из этих бусинок с одного бока словно пух выходило множество едва различимых волоконных проводков.

– Сколько?

– Шестьсот.

– Не понял! Шестьсот песо? – П. Алекс удивленно приподнял брови.

– Какие песо. Кредитки, только кредитки. А что? Глаза новые, не бракованные. Есть только у меня. В магазине не купишь. Разве что в Южно-азиатский округ заказать. И то пятьдесят на пятьдесят, что вышлют. Если надо гарантию, на пару лет подпишусь.

– Шестьсот кредиток за один глаз? Это же шесть тысяч песо! Да на такие деньги можно несколько месяцев жить.

– Почему за один? – удивился Мануэль. – За два. Комплект все-таки.

– Зачем мне два? Мне нужен только один. У Боливара второй в порядке.

– Нет, П. Алекс, так дело не пойдет. Куда ж я дену второй? Комплект есть комплект. Или оба или ничего.

– А ты поставь его себе, – вмешалась Лизи, – может, изменишь взгляд на мир.

– Замолчи, дьявольское отродье, собачья подделка! Лучше научись вначале лаять, как настоящие псы, а потом будешь иметь свое полноценное мнение.

– А ты…

– И вправду, помолчи, Лизи, – спокойно произнес Роди, посмотрев вниз и при этом нахмурив брови. – Просто по-мол-чи, когда разговаривают люди.

Бультерьер сморщил нос, бросил взгляд на хозяина, но ничего не ответил.

– Значит, так, Мануэль. Мы сделаем вот что. Два глаза стоят шестьсот. Так? Я же куплю у тебя всего один, но за триста пятьдесят. Подумай. А если не согласишься, то я просто поищу око на свалке. И поверь мне, найду, помучаюсь, но найду. Возможно б/у, но зато бесплатно. Ты же эти глаза еще год продавать будешь, если не больше. Ишь как цену загнул. Бери деньги, пока дают. – Роди вытащил пачечку денег и демонстративно пошелестел бумагой. – Ну что ты на это скажешь?

Мексиканец задумался и через несколько секунд согласился. П. Алекс отсчитал несколько сиреневых бумажек и протянул их продавцу глаз. Мануэль достал пинцет и стал раскрывать пакетик, чтобы выудить оттуда одну бусинку.

– Э-э, нет, амиго. Так не пойдет. Я возьму оба ока, – Роди протянул руку. – Если одно не станет работать, придется вставлять другое. После работы оставшееся верну.

– Что-то ты мудришь, Алекс. – Мануэль хитро прищурил глаза.

– Я когда-нибудь тебя обманывал?

– Нет, – мексиканец моментально протянул пакетик. – Когда я получу один назад?

– Завтра я иду на свалку. Думаю, во вторник утром. Устраивает? – Роди сунул запчасти для Боливара в нагрудный карман рубашки.

– Только занеси мне сам. И прошу тебя, не присылай больше ко мне этого щенка.

– От щенка и слышу, – вновь вмешалась Лизи.

– Я занесу сам, – ответил П. Алекс.

– Ну, тогда я пошел.

– Пошел, пошел, пошел… – Бультерьер был неугомонен.

Мануэль повернулся и поплелся по дороге. Лизи выбежала, посмотрела ему вслед, сплюнула и обратилась к хозяину.

– Почему я не умею лаять, как все нормальные собаки?

– Ну ты же не нормальная.

– Ты просто не представляешь, как иногда хочется. Ну просто мочи нет. Сделай мне обыкновенный собачий лай. Наверняка ведь можешь.

– Да ты что, дорогая. Мне досыта хватает твоей болтовни. Ну я-то ладно, еще и лай вытерплю, а вот Мария выгонит нас обоих из дома. Держу пари, твой бывший хозяин поэтому-то и лишил тебя природного голоса.

– Наверное, ты прав. Ничего не помню из прошлой жизни. Кстати, я сейчас подумала, ловко это ты провел Мануэля. Давай побегаю по лавкам, может, кто и купит один глаз за полцены.

– Элизабет, дорогая, я всегда стараюсь держать свое слово. – П. Алекс похлопал ладонью по карману с пакетиком. – Ну, почти всегда. Это поддерживает мой авторитет.

– Эх, прогоришь ты без меня, прогоришь.

– Не пойму, почему ты так невзлюбила Мануэля? Что он тебе такого сделал?

– Да ну его. Вспоминать не хочется.

– Вспоминать что?

– Ну, я не хотела тебе рассказывать, но раз ты настаиваешь, то этот пройдоха заказал меня «ловцам животных». Знаешь, сколько он за меня пообещал? Всего тысячу песо. И знаешь, что самое интересное? Эти кретины согласились. Алкаши проклятые! Но им не повезло. Попугай Чихану предупредил меня. Слава богу, есть наши агенты в ихнем стане. Да и сами живодеры тогда ели на ногах стояли.

– Ты имеешь в виду Пунто и Рохаса?

– Их самых.

– Я поговорю с ними.

– Не думаю, что это лучший выход. Просто замочи их сразу.

– Элизабет, – Алекс удивленно вскинул брови. – Это же люди.

– Ну тогда и разговаривать не стоит. Эта пара идиотов будет все отрицать, да еще скажут, что я у Мануэля запчасти разные ворую.

– А ты воруешь?

– Ну, было пару раз. Ну и что. Не обеднел же он. А я продала его барахло и припрятала три сотни песчанок. Так, на всякий случай. Положение у нас не ахти какое.

– Элизабет, немедленно отдай деньги Мануэлю! Хотя, не надо, я сам отдам, он же просил не посылать тебя к нему. Да, я сам отдам ему триста песо и извинюсь. Слава богу, у меня еще остались деньги! Но мне совершенно не нравится, как ты себя ведешь. Финансов и так в обрез, а тратить лишние три сотни песо я не планировал. Разве что на еду.

– Без меня с таким ведением дел ты точно прогоришь. Пойду-ка лучше позаманиваю покупателей. А ты пока не мог бы приготовить баночку «Собачей радости»? Что-то я проголодалась.

– Пожалуй ты не заслуживаешь еды.

Лизи наморщила нос, после чего взглянула на П. Алекса просящими глазами.

– Черт с тобой, приведешь клиента – банка твоя, – сжалился Роди.

– Договорились. Деньги, три сотни, лежат в боковом кармане саквояжа. Ты туда никогда не заглядываешь.

Лизи побежала в сторону стоящего неподалеку мужчины в белой рубашке и светло-серых брюках, который держал за руку мальчика лет шести одетого в футболку и шорты. Они осматривали прилавок, на котором размещалось множество аквариумов. В воде пестрело разнообразие экзотических рыб. Неизвестно что такого собака сказала этому человеку, но они вместе с ребенком направились именно к лавке П. Алекса.

– Это ваша собака, сеньор? – спросил мужчина, продолжая держать за руку мальчика.

– Моя, – спокойно ответил Роди. – Она вела себя некультурно?

– Нет, нет, ничего такого. Просто ваш пес сказал, что у вас в продаже есть попугай, который может настраиваться на чистоту радиоволн, озвучивая, таким образом, последние новости и музыкальные программы.

– Нет, амиго. Ничего подобного у меня нет. Да и я что-то никак не могу взять в толк, зачем иметь такую птицу? Можно ведь приобрести простой радиоприемник или переносной мини-компплеер.

– Возможно, вы правы, но птица-радиоприемник – это что-то оригинальное. Думаю, этим можно удивить партнеров по работе, зашедших в гости.

– Нет, амиго, я о таких птицах ничего не слышал. Могу предложить простого попугая. Он отлично запоминает слова. Степень интеллекта у этой птицы на приличном уровне.

– При моей работе он будет помехой. Я все дела, большую часть, по крайней мере, веду на дому. А когда работаю, не терплю, чтобы меня отвлекали. Простой попугай будет постоянно выкрикивать непотребные слова. Видел я такое по телевизору. Нет, не надо нам попугая.

– Возьмите хотя бы канарейку, она очень красиво поет. В памяти заложено около тысячи птичьих трелей. Ваш ребенок будет доволен.

– Папа, – произнес малыш. – Давай возьмем птичку. Черепаха, которую ты мне купил на прошлое день рождение, ничего делать не умеет. Только ползает, да травку ест. Неинтересно. Давай купим птичку.

– Сынок, птицы создают много шума.

– Сеньор, – вмешался П. Алекс. – Птицу можно в любой момент выключить. Пульт, клетку и инструкцию по применению отдам в придачу.

– Это уже интересней. Покажите-ка, как это делается.

Роди взял в руку небольшой пульт и начал нажимать на кнопки. Ярко-желтая канарейка в одной из клеток, висящих на двери, запрыгала по жердочкам, периодически меняя песни. Потом он нажал на красную кнопку, и птица застыла, но внезапно ее тельце кувыркнулось вниз и с глухим звуком ударилось о днище. П. Алекс быстро пробежался пальцами по всем кнопкам пульта, но канарейка и не думала шевелиться.

– Что это с ней? – спросил покупатель.

– Пока сам не пойму. Батарейки, что ли, сели? Однако у меня есть еще несколько подобных птиц. Я сейчас покажу…

– Нет уж, спасибо. Я увидел все, что нам надо. Пойдем-ка, сынок, купим тебе просто стайку рыбок. Надежно и без шума.

Мужчина с ребенком отошли от прилавка. Роди пожал плечами, посмотрел на Элизабет и произнес:

– Ну что ж, бывают сбои.

– Да уж, клиент сорвался, – ответила собака.

– Но самое главное, твоя мысль о попугае-радио, пожалуй, гениальна. Это ведь просто. Можно таких наделать сколько хочешь и без особых затруднений. Сама придумала?

– Что б ты без меня делал, – с ехидством произнесла Лизи.

– Ладно уж, банку «Радости» ты заслужила. Какую тебе, – П. Алекс покачал двумя ребристыми цилиндрами в руках, – свинину или курицу?

– Спрашиваешь… свинину, конечно.

– Значит, вкус курицы – мне.

Роди дернул по очереди за открывалки-кольца на торцах банок. Слабым дымком вышел морозящий газ. Наклонившись, он поставил на землю один из цилиндров. Лизи подошла, присела и, взяв ребристую банку когтистыми лапами за бока, поднесла к пасти. Длинным языком собака стала выуживать кусочки мяса и жевать, периодически облизываясь. П. Алекс достал из бокового кармана пластмассовую ложечку, тщательно обтер ее углом выпростанной из брюк рубашки, посмотрел на розоватые кусочки прессованного синтетического мяса, изготовленного для животных, тяжело вздохнул и, произнеся: «Надо экономить», стал есть. Лизи быстро опустошила свою банку, полностью облизав ее изнутри, потом поставила уже бесполезную посудину под кресло и выбежала из-под прилавка на дорогу. Увидев, что вдалеке из-за угла вышла голая бесполая «кукла», она произнесла:

– Мохман голема прислал.

– Ты испортила мне аппетит. – Роди отставил в сторону свою «Собачью радость» и посмотрел вправо.

Голый киборг, лысый, без признаков половой принадлежности, мерной поступью приближался к торговой точке П. Алекса. По сути – слуга, эта модель андроидов когда-то изготавливалась для выполнения несерьезных курьерских поручений. Электронные доставщики бандеролей и посылок использовались хозяевами для всего что только можно и одно время из-за своей дешевизны буквально наводнили улицы планеты. Однако они отличались ненадежностью, часто ломались и постепенно вышли из обихода. В народе роботов подобного класса прозвали големами.

Лысый псевдочеловек, подойдя к прилавку, по-военному повернулся к Алексу.

– Настраиваю канал, – произнес он грубым синтезированным голосом и закрыл глаза.

Пару секунд пожужжав, голем открыл веки и уже голосом Феликса Мохмана сказал:

– П. Алекс… Шшш… Тебе не кажется… – внезапно андроид мелко задергал головой, выгнулся назад и застыл. Подбородок медленно опустился на грудь.

– Кхи, кхи, кхи, – засмеялась Лизи, прикрыв лапой рот. – Этот набитый электроникой синтетический мешок, похоже, испортился. Так ему и надо.

– Да нет, – ответил Роди. – Контакт где-то отошел. Ну а если завис, то надо перегрузить систему. Однако вначале попробуем дедовский способ.

Он обошел голема, встал сзади и, сильно размахнувшись, ударил его кулаком прямо по темечку. Робот встрепенулся и начал водить головой из стороны в сторону. Из ушей и носа кибернетической куклы стали выползать потревоженные черные тараканы, очень любящие все умеренно теплое и электронное. Роди вновь обошел посланника и встал перед ним. Взяв ладонями лицо голема, направил его взгляд на себя.

– Так вот, – как ни в чем не бывало, продолжил говорить чужим голосом андроид. – Тебе не кажется, что пришло время платить долги?

П. Алекс неторопливо зашел за прилавок и, усевшись в кресло, ответил:

– Я сегодня собирался заплатить проценты и погасить часть кредита, но, к сожалению, Феликс, у меня на данный момент не хватает даже на проценты. Моя крыса пострадала, пришлось купить ей новый глаз.

– Да, я уже слышал про беду Боливара, но дружба дружбой, а дела делами. Мне нечего предложить тебе. Жду идей от тебя.

– Все, что я могу предложить, так это отсрочку платежа.

– Это несерьезно, Роди. Почему я должен доверять тебе? Мне нужны гарантии.

– Завтра утром я собираюсь выдвинуться на свалку. День пути туда, день там, день назад. Через трое суток ты получишь набежавшие проценты и большую часть кредита.

– Смеешься? Ты думаешь, мне нужны твои птички, хомячки и котики?

– А как насчет уссурийского тигра, который сбежал из зоопарка? – Лицо Роди выражало полную серьезность.

– А он сбежал?

– Да, и поимкой этого хищника предложили заняться мне, собаколовам это не по уму. Ты же знаешь, им на свалку путь заказан. Мы с администрацией зоопарка сошлись на девяти тысячах сиреневых. Я нашел следы. Без сомнений, тигр ушел на свалку. Думаю, там-то я его и выловлю.

– Ты лопух, Алекс! Такой тигр стоит гораздо больше. Даю тебе за него десять кусков.

– У меня договор, Феликс. – Роди развел руки в стороны.

– Одиннадцать!

– Нет.

– Похоже, тебя не переубедить. Давай так, я прощаю все твои долги, включая проценты. Большего не дам.

– Идет, – не колеблясь сказал П. Алекс.

– О!? Так ты, похоже, все-таки торговец.

– А ты приглядись, разве по окружающей сейчас меня обстановке этого не видно?

– Ну ладно, хитрец, я уже готовлю громадную клетку. До встречи.

– До связи.

Голем закрыл глаза, открыл их вновь и, повернувшись, направился прочь.

– Не люблю я врать, – Роди достал из саквояжа кисет, курительную трубку и стал набивать ее табаком. – Но иногда приходится. Информация из зоопарка пришла не только мне, да и расценки за поимку были куда скромнее. Главное, чтобы обман не оказался полным блефом. Если я поймаю тигра, то Феликса не подведу. На нем он неплохо заработает.

– Что-то я не пойму, как это ты его сейчас обманул? То, что тигр сбежал, знают все животные. – Лизи вновь почесала задней лапой за ухом.

– С зоопарком-то я не договаривался. Просто принял электронную почту, а там просьба всем, кто сможет помочь. Да и тигра может поймать любой, кто имеет пульт управления этим тигром. Пожалуй, вся сложность состоит в том, чтобы выследить его. Да и на свалку не каждый сунется. Тебе ли не знать, место опасное. Не собирался я его ловить, а придется. И главное, нарушать доверие Свалки не очень-то хочется.

– Ну а пульт у тебя есть?

– Нет. – Роди сунул мундштук трубки в рот и стал прикуривать от пальчиковой зажигалки.

– Тогда это будет опасная охота.

– Вот тут ты права. – П. Алекс сильно затянулся и выпустил плотное облачко ароматизированного дыма. – Очень опасная охота.

Глава 4. «Швырок» по городу (2).

Выяснив, что солидные молодежные клубы открываются только поздним вечером, Макс предложил скоротать время, посетив «блошиный район», так называемый «Кокатаун». Перед тем, как туда направиться, мы перекусили гамбургерами, съели по стейку и по крылышку «буффало», запив все это говяжьим бульоном в одной из множества в Уруапане дешевых техасско-мексиканских забегаловок с названием «Tex-mex». После этого двинулись по мощеным улочкам в логово торговцев всевозможными товарами. Базар встретил нас гулом толпы, криками зазывал, музыкой и песнями. Отовсюду слышались предложения настойчивых продавцов и споры торгующихся из-за пары песо покупателей. В этот район в погоне за трудным заработком или за легкой наживой стекалась масса народу. Здесь процветали петушиные бои, лотереи, тотализаторы, карточные игры. На улицах кормились торговцы развлечениями, шулеры, карманники, проститутки. Часть всей этой публики тут же и проживала. Это место было чем-то средним между ярмаркой, ночлежкой и публичным домом.

Мы сняли с плеч рюкзачки, взяв их в руки, чтобы брезент не порезали любители чужого добра, и, затесавшись в плотный людской муравейник, стали просматривать лавки. Чем тут только не торговали: дверными ручками и запчастями к компьютерам, старинными автомобилями и суперсовременными автолетами. Творчество местных умельцев выделялось разнообразием, оно просто отражало неиссякаемую изобретательность местных ремесленников. В глаза бросалось многообразие одежды и покрывал из тканей (уипиль, саране, робосо), керамики (плитки, тарелки, кувшины), металла и драгоценностей (золото, серебро, медь), живописи (на бумаге амате). Тут же можно было видеть простые изделия из дерева (маски, статуэтки, музыкальные инструменты). За гроши можно было приобрести превосходно выполненные серебряные браслеты, вазы, подносы, покрытые чеканкой и чернением, инкрустированные перламутром. Туристам предлагали национальные пончо, сомбреро и даже импортированные техасские ковбойские сапоги из змеиной кожи. Прилавки ломились от съестного и всевозможных наркотиков. Здесь можно было купить и что-нибудь из разнообразных плотских удовольствий: девочек и мальчиков на любой вкус.

Макс по пути приобрел еще пару коробков с марихуаной, но собирался сегодня побаловаться и с более сильной штучкой. Мы как раз стояли возле прилавка с прозрачными колбами. За стеклами – наркотики всех мастей и видов. Макс наклонился и шепнул мне на ухо:

– Кокаина или герыча?

– Ты что? – ответил я тоже шепотом, чтобы не привлекать внимание окружающих. – Кокаин продают с семнадцати лет, а герыч вообще с восемнадцати.

– А… – махнул рукой Макс. – Мы же не в магазине. Покажи торговцу деньги, и он продаст тебе что захочешь, прямо из-под прилавка. Ну так коки или герыча?

– Немного коки в порошке, это будет нормально, не хочется сильно уезжать. – На самом деле я кроме травки никогда ничего не пробовал.

Макс же отвернулся от меня и, подойдя к продавцу, стал что-то шептать ему на ухо.

– Эй, Меме, – крикнул торговец, приподняв полог огромной палатки в виде квадратного шатра, расположившейся позади прилавка. – Подмени меня на пару минут.

Макс посмотрел в мою сторону и, подмигнув, махнул рукой, подзывая. Из палатки вышла толстая пожилая сеньора, которая, не обратив на нас внимания, положила лоснящиеся руки на образцы наркотического товара и стала громко зазывать покупателей:

– Подходи, не зевай! Коки, героина рай! Если надо помощней, куча порошка от вшей! ЛСД и мескалина много, это даст дорогу к богу!

Мы протиснулись между прилавком и шатром, проскользнули в палатку и остались стоять у входа. Продавец прошел внутрь и открыл крышку сундука, изготовленного из дубленой кожи, с углами, оббитыми чеканенным серебром. Он достал прозрачный пакетик с белым порошком.

– Может, ребятки, вам просто покурить травки или глотнуть пару пилюль экстези? Мне по закону не положено продавать вам сильные наркотики. Могу предложить амфетамины или легкий морфин. Кстати, у меня есть неплохие галлюциногенные грибки, прямая доставка из России. Про них Минздрав ничего не упоминает. А что не запрещено, сами понимаете… К месту сказать, в тамошних грибах самое высокое содержание псилоцибина [14]. Можно прекрасно улететь на небеса. Называются MagicMushrooms [15] . В Российском округе их именуют просто – мультики. Это как русская рулетка, один съедает пять грибков и начинает путешествие в Диснейленд, а другой, проглотив даже меньше того, может отправиться к праотцам. Прекрасная игра, не правда ли?

– Это реклама? – серьезно спросил Макс.

– Соображаешь, значит, вырос. Если вырос, то получишь, что заказал.

– Я поведаю друзьям об этих грибах, но сейчас нас интересует только кокаин. Если бы нам надо было поймать мультики, мы бы купили ЛСД или ПСП [16].

– Ну, тогда с вас семьдесят пять песчанок, – продавец протянул пакетик. – Однако, продал ли я вам законно или незаконно этот продукт, я должен оповестить вас: Минздрав предупреждает, действие этого продукта может повредить вашему здоровью.

Мы дружно мотнули головами. Макс отдал деньги и принял пакетик с кокаином. Покинув палатку, мы направились дальше обследовать район-ярмарку. Я заметил, как один из воров карманников надрезает сумочку у зазевавшейся дамы. Толкнув Макса плечом, я дернул головой в ту сторону. Друг уже ничего не увидел, так как вор сделал свое дело за несколько секунд.

– Что было? – спросил Корсигас.

– Там парень вытащил у сеньоры портмоне.

– А… – Макс дернул подбородком вверх. – Учись.

– Учиться быть карманником? – переспросил я.

– Нет, учись, каким быть не надо. Запомни, нам мелочь не нужна. Нам нужен весь мир со всеми его потрохами. – Макс всегда страдал гигантоманией.

– Слушай, а почему бы нам не попробовать ЛСД? – спросил я. – Говорят, впечатления потрясающие.

– Что я, Тимоти Лири [17], что ли. Расслабиться – одно, а увидать бога – другое.

– Да, но говорят, к ЛСД привыкание только психологическое.

– То-то я и боюсь. Боюсь, что понравится. В философы подамся. Я не дурак, терять будущее. Всегда ко всему надо относиться реально и в меру. – Макс о наркотиках знал все.

Мы гуляли по «Кокатауну» до самого заката. Посмотрели драчливых птиц на петушиных боях в гальере [18] и наперсточников, расположившихся прямо на земле и ловко обманывающих простаков, уверенных в том, что именно вот под этим-то колпачком и находится шарик. Потом едва отделались от назойливых цыганок, предлагавших спасти нас от проклятий и заговоров, в то же время осторожно бросавших взгляды на стоящих в сторонке черноволосых мужей, облаченных в атласные шаровары и шелковые рубашки. Красивая девушка лет пятнадцати по имени Ребека пыталась познакомиться с нами, но когда мы дружно назвали свои имена, она сказала, что стоит «всего лишь» пять сиреневых за час. Пять сиреневых, это примерно пятьдесят песчаных. Поблагодарив проститутку, мы быстро ретировались. В сторонке какой-то самобытный танцор отплясывал фламенко, вереща при этом, как индюк. Деньги в его перевернутое сомбреро мы подбрасывать не стали. Заглянули в цирк-шапито, посмотрели на жонглеров и фокусников с голыми торсами, сплошь покрытыми красно-синими татуировками. Вслед за этим плотно пообедали в уличном кафе, присев за пластиковый столик. Мы легко умяли пару задних кроличьих лапок, поджаренных на открытом огне и политых острым соусом «сальса» из бутылочки с блестящей надписью «HEINZ». Хоть истинно мексиканский соус и был приготовлен в Североамериканском округе, но в нежной густой кисло-сладкой массе плавали кусочки зеленого обжигающего чили, как задумано, как в оригинале. Съели по паре печеных яиц с лопнувшей коричневой скорлупой, а следом «карне асадо» – жареные говяжьи ленточки с фасолевым гарниром. Я наелся до отвала. Порция экстракта опия в чашке с кофе приподняла настроение, а от прекрасно утоляющего жажду пива «Corona Extra», которое мы пили из запотевших бутылочек и, как положено, закусывали кусочками лайма, захотелось совершить что-то безрассудное. Жизнь радовала, и я благословлял бога за то, что он дал мне такого друга, как Макс Корсигас.

Когда стало темнеть, мы направились к выходу. Прохожих уже было мало, торговцы собирали товар, запирали лавки, забирались в палатки и шатры. Внимание привлек особо огромный бардовый шатер с красивой сверкающей вывеской: «Донья Агустина. Магия. Гадание. Предсказание судьбы». На этот раз не Макс, а именно я дернул его за рукав, показав на шатер.

– Гадалка? – возмутился друг. – Ты что, веришь в такую чепуху?

– Ну Макс… – взмолился я, и он уступил.

Предсказательница судеб оказалась красивой черноволосой сеньорой с бездонными глазами цвета чистейшей морской лагуны. Ее широкое пестрое платье больше походило на цыганское, хотя донью Агустину цыганкой можно было назвать, только лишь сильно переборщив со спиртным. Посреди шатра находилась круглая комната, отгороженная от остального пространства плотными портьерами. Внутри этой комнаты располагался круглый стол, покрытый красной ворсистой скатертью, обрамленной бахромой. По периметру висели как смешные, так и страшные маски, множество тряпичных кукол. Массу разнообразных талисманов на шнурках гадалка подвесила на крючки, спускающиеся на лесках прямо с потолка. На полках невысокой книжной стойки виднелись всяческие глиняные статуэтки мистических и фантастических тварей. В это-то помещение мы и попали с Максом. Донья Агустина, не произнеся ни слова, жестом руки предложила присесть. Внимательно посмотрев на нас, она сообщила:

– Этому парню, – гадалка указала на друга, – я не буду предрекать будущее.

– Это еще почему? – удивился Макс.

– У тебя его нет. А если и есть, то мне не видно. Сплошной туман.

– Не понял. – Корсигас заерзал на стуле.

– Я ничем не могу тебе помочь. Ты не хочешь менять свою судьбу.

– Чушь какая-то. Санчо, я жду тебя на улице. – Макс бросил на стол пару купюр и вышел из комнаты.

– Вы не правы, сеньора, – произнес я. – Макс классный парень. Он мой лучший друг.

– Не будем о нем. – Гадалка подняла подбородок и закатила глаза. Взявшись обеими руками за большой хрустальный шар, что покоился в серебряной подставке посреди стола, она протяжно-ноющим голосом начала предрекать: – Твоя судьба выглядит более прилично, чем у твоего друга. Ты переменишь свое мировоззрение и станешь довольно преуспевающим человеком, если, конечно, справишься сам с собой. Тебя ждет несколько серьезных препятствий на пути к достижению цели. Пройдешь ли ты их до конца, зависит только от тебя. А теперь отправляйся в молодежный клуб.

– Откуда вы знаете о молодежном клубе? – встрепенулся я.

– Я родилась на Гуахира [19]. Там, в рассаднике колдунов, родине суеверий, выжить можно лишь, если с детства стараешься что-нибудь противопоставить этому кошмару. Иди, пока мне больше нечего тебе сказать.

– Понятно, – ответил я и выскользнул из шатра.

Увидев в темноте силуэт Макса, который присел в сторонке на пустующий прилавок и курил сигарету, я двинулся к нему.

– Что она тебе сказала? – нервным голосом спросил он, когда я подошел.

– Сказала, что у меня будет все в порядке.

– Идиот, что она сказала обо мне?

– Ничего. Да и к чему мне было спрашивать? Ты же сам мне говорил, что в подобное не веришь.

– Верю, не верю. Все равно неприятно, когда тебе говорят что у тебя нет будущего. – Макс отбросил окурок в сторону. – Ладно, пойдем выпьем что-нибудь, подергаемся, может, каких девчонок толковых снимем.

В те времена я о девчонках думал маловато. То ли не дорос еще, то ли не считал себя привлекательным, то ли вполне хватало общения с друзьями и ровесниками. В моем возрасте молодежь обычно сбивается в стайки, а стайки эти живут по собственным законам, предписывая «своим» делать то-то или то-то. Если в моем кругу девчонки не были обязательным атрибутом разговоров, то и я не очень от девчонок зависел. Это совершенно не значило, что я совсем не заглядывался на женский пол, заглядывался, конечно, но в основном на девушек старше меня, иногда даже очень старше. Прыщавые однокашницы меня почему-то не волновали. Макс же, а я был уверен в этом, не только поглядывал на девчонок, но и залазил на них неоднократно, но, по сравнению с другими моими приятелями, он не особо сильно распространялся о своих амурных победах.

Мы неспеша направились по узкой темной улице в сторону Делового квартала. Макс молчал, я тоже. В небе светили звезды, впереди виднелся желтый круг большой луны по середине скрытый полоской облака, похожего на хамелеона с загнутым вверх крюком хвоста. Фонари на столбах не горели. Где-то недалеко давали ночные концерты марьяче [20]. Повернув за угол, мы натолкнулись на группу парней, стоявших возле потрепанного старинного автомобиля, если не ошибаюсь, «Плимута» (всегда нравилось разбираться в марках авто). Это был настоящий карбюраторный автомобиль, работающий на бензине и не умеющий подниматься в воздух. Ребята, бывшие старше нас на несколько лет, о чем-то весело болтали, однако, увидев двух незнакомцев, сразу смолкли и выжидающе уставились в нашу сторону. «Пустынники», – мелькнула у меня мысль и появилось резкое желание перейти на другую сторону дороги. Макс же пер прямо на них. «Пустынниками» называют мелкие банды молодых парней, промышляющих разбоем на заброшенных дорогах и в пустынных местах. Таких у нас в Мексике бесчисленное количество. Они грабят одиноких заблудившихся путников или людей, решивших устроить пикник за пределами города. Серьезных разбоев (по мнению властей, конечно) они не совершали и поэтому правоохранительные органы закрывали на их проделки глаза, если только пустынники сами по глупости не попадались на их пути. Впрочем, было известно, что у этих банд есть свои принципы и правила жизни. Например, такие: никогда не жить в городах и даже просто в домах любого типа. Интересно, как бы они существовали, если бы у нас была снежная зима? Вымерли бы как динозавры или быстро бы сменили убеждения? В правилах у пустынников также имелось: не заводить семей, да и вообще быть ближе к природе. Не пользоваться никакими высокотехнологичными благами цивилизации, включая стрелковое оружие. Неплохо обращаясь с ножами, дротиками, луками и арбалетами, можно всегда добыть себе пропитание. Эти любители природы были одеты в костюмы защитного цвета. Головы большинства покрывали банданы. Старинные виды транспорта уже не считались достижением человеческой цивилизации и, увидев мотоцикл на бензиновом ходу или старинный автомобиль, сразу можно было предположить, что его владелец (девяносто процентов) никто иной, как пустынник. Макс все это отлично знал, и меня сильно удивило то, что он нисколько не боится подходить близко к этим парням. Я шел за ним, словно зомби. Сердце усиленно стучало. Не знаю, что делали эти ребята здесь, в городе, но вначале они, опешив от нашей наглости, удивленно вытаращили глаза, наблюдая за приближающимися подростками, потом один из них, видимо старший, выдвинулся вперед, собираясь преградить нам дорогу, остальные встали по сторонам. Макс остановился перед главарем, не дойдя до него пары метров, и тут я понял, что он просто не замечал, что творится вокруг до самого последнего момента. Скорей всего слова гадалки сильно запали ему в душу, и Корсигас всю дорогу размышлял об их значении. Грубость одного из пустынников вывели его из этого коматоза.

– Ну что, мелюзга, выворачивайте карманы и рюкзаки. – В руке у него свернул огромный армейский штык-нож с зазубринами.

Я, готовый на все, лишь бы побыстрее убраться отсюда, стал снимать со спины рюкзак. Макс тоже снял свой и, открыв его, сунул туда руку.

– Сплошной туман! – закричал вдруг Макс. – Вот вам сплошной туман!

В руке друга появился большой черный пистолет и он, направив его на ближайшего пустынника, выстрелил. Главарь, получив пулю в живот, согнулся пополам и, скорчившись, повалился набок. А Макс тем временем стрелял уже в следующего.

– Вот вам сплошной туман, – повторял он при каждом нажатии на курок. Пустынники стали разбегаться в стороны. Четверо, мелко подергиваясь, валялись на асфальте.

– Пойдем, Санчо, – спокойно произнес друг и, водя из стороны в сторону стволом пистолета, зашагал вперед. – Сплошной туман рассеивают галогенным светом.

Я ошарашено смотрел на дергающихся в судорогах людей и, осторожно перешагнув через двоих, двинулся за Максом. Далее до освещенной части города мы добрались без проблем.

– Черт, Макс, ты же порешил четверых! – произнес я.

– Ну и что? – он удивленно приподнял брови. – Ты хотел, чтобы они нас ограбили?

– Нет, но убивать!

– Не ссы, это парализатор, – улыбнулся он. – Мощный, правда. Придется этим парням полежать пару суток обездвиженными. Ничего, ничего, помочатся насколько раз под себя, умнее станут.

То, что пустынники останутся живы и даже не покалечены сразу разрядило обстановку. Я с легкостью выдохнул, покачал головой и, улыбнувшись, толкнул друга в плечо.

– Ну ты даешь! Круто ты их!

Макс тщательно обтер рукоятку и курок пистолета, после чего выбросил его в ближайшие кусты.

– Ты что, – возмутился я, – это же классное оружие!

– Это улика, – ответил Макс. – Хоть я никого и не убил, но для того чтобы пользоваться пистолетом подобного класса, все равно нужно разрешение.

– Да ладно тебе, – махнул я рукой. – Легко отделались. Никто из них в полицию не пойдет. Но, как пустынники стали разбегаться! Да, брат, ты даешь. Сплошной туман, сплошной туман! Круто! Я чуть в штаны не наделал. Надо парням рассказать. Ловко же ты этих бандюг.

– Нет, – уже серьезно произнес Макс. – Как раз этого никому рассказывать не следует. Понял?

– Ну не надо, так не надо. Пойдем, выпьем чего-нибудь, а то меня до сих пор потряхивает.

Впереди ввысь устремлялся один из семи небоскребов «Делового центра». Мигающая вывеска над входом гласила: «Эльдорадо». Туда-то мы и направились.

На входе швейцар-андроид вежливо поклонился и открыл дверь перед нами. Первое, что бросилось в глаза, так это плакат в фойе с переливающимися буквами: «Хочешь курить – кури; Хочешь пить – пей; Хочешь наркотиков – купи и пользуйся. Но знай, все это вредит твоему здоровью». Далее следовала многозначительная подпись: «Министерство здравоохранения».

Билеты стоили по меркам города дорого – двести песчанок на брата. Макс расплатился и, пройдя внутрь, мы окунулись в яркий люминесцентный мир, наполненный громкой ритмичной жестковатой музыкой. Специальное освещение придавало одеждам посетителей сверкающий золотистый оттенок. В глазах рябило от блеска. Впереди виднелась сцена с танцующими на ней полуголыми, разукрашенными золотистой краской девушками от шоу. На заднике сцены красовалась декорация – пирамида древних ацтеков. Народу в зале было много, в основном молодежь, которая выплясывала на огромной арене, мигающей разными цветами в такт музыке. Мы нашли свободный столик недалеко от барной стойки, уселись и Макс выжал переливающуюся кнопку на столешнице. Вскоре «подплыла» официантка-андроид, передвигавшаяся легкой походкой, не задевая перламутровыми туфельками сверкающий пластик пола. Лицо привлекательное, прозрачные ниже плеч волосы – словно струйки воды. Она улыбнулась белоснежной улыбкой и произнесла:

– Добро пожаловать в мир «Эльдорадо». Все ваши пожелания будут исполнены, кроме тех, которые вам не разрешены по закону. Прошу вытянуть правые руки, я определю ваш возраст.

Я впервые попал в подобное заведение. Обычно мы с Максом веселились в менее респектабельных молодежных тусовках. В «Районе трущоб» подобных огромных заведений не имелось, так, лишь мелкие забегаловки. Здесь же вокруг все было шик, блеск, красота.

Мы с другом протянули руки биороботу. Она взяла запястья большим и указательным пальцами. Легкий укол – официантка взяла пробы крови, а уже через пару секунд выдала резюме:

– Вам, – она указала рукой на меня, – пятнадцать лет, а вам, – посмотрела на Корсигаса, – шестнадцать. Что будете заказывать?

Я, конечно, не сказал, что мне пятнадцать только через две недели стукнет, но с удивлением посмотрел на Макса, так как всегда считал, что мы ровесники. То, что он старше меня на год, поразило. Друг же будто не заметил моего удивленного взгляда и ответил биороботу:

– Нам надо бутылочку текилы, конечно же, с солью и лимоном, и…

– К сожалению, текила с восемнадцати лет, из наркотических веществ вам разрешены только слабые виды экстези и марихуана.

– Тогда четыре бутылки пива, две порции лапок лангуста и фисташки. Можно ли заказать двух девушек для компании?

– Вам – нет. Но если сумеете подобрать себе компанию сами, в зале, то это, к сожалению, не запрещено.

– Ух ты, какая правильная, – возмутился друг. – А сама со мной не хочешь порезвиться?

– Это не заложено в мою программу.

– Тогда все. Выполняй!

Девушка, изобразив поклон, удалилась, а через несколько минут выставила на стол наш заказ. Деньги взяла сразу, отсчитав какую положено сдачу. Любой налоговый агент по памяти андроида мог вычислить подобные платежи. Напоследок напомнив нам, что алкоголь влияет на здоровье и, конечно же, об этом предупреждает Минздрав, официантка удалилась.

Мы уже выпили по бутылочке и раскурили один косяк на двоих, когда Макс, подмигнув мне, сказал:

– Нам пора в туалет.

Я вначале не понял, но когда встал из-за стола, то сообразил, что у нас в запасе есть пара порций кокаина. Мы заперлись в одной из кабинок. Макс выложил на обложке рекламного проспекта, подобранного тут же в туалете, две белые дорожки, после чего мы оба использовали кокаин по назначению. Сознание немного прояснилось, появилась уверенность в своем превосходстве над всем и вся. В прекрасном расположении духа мы вернулись за свой столик. Пожевав немного (так как голод совершенно пропал) белого мяса лангуста и выпив по бутылочке пива, мы направились танцевать. Дергались под сто двадцать ударов музыки, как заведенные. В глазах плыло, но останавливаться не хотелось. Вокруг двигались парни и девчонки, вначале резко, потом плавней, потом все принялись тормозить. Я стал легким и летал по кругу вместе со всеми. Яркие лучи слепили глаза разными цветами, а я все летал и летал. Посмотрел вверх и увидел, что потолок отсутствует, а небо покрывают миллиарды зовущих меня звезд. Луна подмигнула и заулыбалась. Наверное, мне.

В какой-то момент я понял, что стою у стойки бара, пью минеральную воду из пластиковой бутылки, а бармен кричит мне: "Dinero,chico!Dinero !" Я пошарил по карманам и отдал всю мелочь, что нашлась. Много ли было у меня песчанок или мало, казалось неважно, важно лишь, что грозного бармена они успокоили. Его крик, давящий на уши, пропал. Возникла мысль о том, что надо искать Макса. Казалось, друг решит все мои проблемы. Я поплелся к нашему столику и, пройдя половину зала, внезапно понял, что иду совершенно в противоположную сторону. Оглядевшись, я сообразил, что сцену кто-то переставил в другое место, да и вход в зал почему-то не там где ему положено быть. Я потерял ориентацию, забыл где у меня право, а где лево. Мне пришлось сесть на ближайший стул. Координация отсутствовала начисто. Я сидел, а глаза закрывались сами собой. Кто-то потряс меня за плечо и я выронил пластиковую бутылочку с минералкой. Остатки воды вылились, образовав лужу. Невысокая девушка с бордовыми волосами сказала, что я занял ее место. Я предложил ей нюхнуть коки, но она отказалась, объяснив, что уже загрузилась. Пришлось удалиться.

Я бродил по залу то в одну, то в другую сторону, и в итоге, обнаружив на одном из столиков знакомую тарелку с потрошеными лапками лангуста, опустился на стул. Макса не было.

Время повисло, музыка продолжала гудеть, и когда я в очередной раз очнулся и решил, что пора покинуть заведение, появился друг. Он протянул мне тонкую бутылочку с пивом. Я отхлебнул с удовольствием, так как горло невероятно саднило. Сказав Корсигасу, что мне плохо, я добавил, мол пора убираться отсюда. Максу это не понравилось, но, видя мое состояние, он помог подняться, и мы двинулись к выходу. Ноги не слушались, меня вело то в одну, то в другую сторону. Друг получил в гардеробе наши рюкзачки и мы наконец-то очутились на свежем воздухе. А там случилось то, от чего нельзя уйти – это судьба. Макс поддерживал меня под локоть. Я шел вперед, глядя себе под ноги, но в какой-то момент приподнял голову и увидел припаркованную в стороне, играющую бликами от лучей мигающей вывески и рекламных щитов машину. Это был тот самый автолет – ярко-красный «Порш», который сегодня пролетал над самыми нашими головами, когда мы стояли возле школы.

– Крутая тачка, – только и смог повторить я утренние слова.

– Хочешь прокатиться на такой красавице? – с хитрым выражением на лице, спросил Макс.

– Спрашиваешь…

– Сейчас посмотрим, что можно сделать.

Друг внезапно отпустил меня, отчего я чуть не упал, но все-таки удержался. Макс двинулся к автолету. Я на вялых ногах поплелся за ним. Корсигас обошел машину по периметру, потом отступил в сторонку и, порывшись в куче хлама возле мусорного бака, выудил из мешанины мусора тонкую проволочку. Он осмотрел замок на водительской дверце (помимо электронных средств защиты всегда существует и простой механический замок, так как электроника иногда подводит или энергия иссякает). Согнув проволоку, Макс стал двигать ею из стороны в сторону, и разломил на два кусочка: один длинный, другой покороче. Длинный он согнул пополам и закусил зубами согнутое место. Сунув обе проволочки в прорезь, он немного, буквально несколько секунд, мелко дергал, потом провернул их одновременно и со щелчком открыл дверцу. Завыла сигнализация. Макс прыгнул в салон, лег на водительское сиденье и, засунув руки под панель приборов, стал что-то там делать. Серена отключилась. Высунувшись наружу, Корсигас с улыбкой на лице произнес:

– Вот и все, садись, покатаемся.

– Как ты это сделал? – спросил я и стал обходить автолет, направляясь к дверце пассажира.

– Видел в одном из фильмов, – ответил он, когда я опустился рядом на сиденье.

Мы хлопнули дверцами и Макс вставил те же проволочки в замок зажигания. Автолет тихо заурчал. Друг включил фары. Мы плавно поднялись в воздух. Достигнув высоты примерно в десять метров, Корсигас убрал колеса, которые встали боком и скрылись в открывшихся впадинах в днище машины. Со стороны это должно было походить на то, будто автолет поджал «ноги». Медленно, но постоянно набирая скорость, мы полетели вперед.

– Куда? – спросил друг.

– Домой.

– Да ты че… Приключения только начинаются. – Макс включил кондиционер, сразу стало прохладнее. – Сейчас протрезвимся.

Автолет набирал высоту. Макс поднимал машину все выше и выше, поворачивая штурвал, спиралью облетал ближайший небоскреб. Ориентируясь по красным, опоясывающим крышу огонькам, он осторожно опустил «Порш» на самый край так, чтобы передняя часть, капот и двигатель под ним, выпирая, висели над бездной. Макс выключил фары. Вид был потрясающий. Вверху все небо усыпано звездами, сияет огромная луна, внизу масса городских огней, лучи фар снующих в разные стороны атолетов. Макс, не выключая мотор, выжал рычаг ручного тормоза и, открыв рюкзачок, достал коробочек с марихуаной. Распотрошив две сигареты «Marlboro» и избавив их от обычного табака, он стал искусно забивать в пустышки сушеные листики и почки травы. Через пять минут мы затянулись приятно пахнущим наркотическим дымом, выдыхая струйки в открытые окна. Мне вновь ужасно захотелось пить и я стал обследовать машину на наличие чего-нибудь жидкого. В задней части салона ничего не нашлось, а вот в «бардачке» обнаружились противопехотная осколочная граната и серебристый пистолет с красивой надписью на боку «Magnum».

– Ух ты, – только и произнес я, взвешивая в ладони находку.

– Ну-ка дай-ка сюда, – Макс протянул руку и, осмотрев оружие, произнес: – Настоящий. Надо прибрать.

Друг спрятал гранату и пистолет в свой рюкзак.

– Продадим? – спросил я. – Деньги попилим.

– Припрячем в нашем месте. Когда-нибудь пригодится.

Макс выбросил окурок и какое-то время следил, как красная точка плавно летит вниз, постепенно теряясь из вида. Он откинулся на спинку кресла, заложил ладони под затылок и, закрыв глаза, произнес:

– Хорошо… Чем займемся?

Я тоже откинулся назад и почувствовал, что мне в лопатку что-то упирается. Изогнувшись, я прощупал покрытую кожей спинку сиденья. Под обивкой находился твердый прямоугольный предмет.

– Там что-то есть. – Я обернулся и стал осматривать, каким же образом это предмет можно извлечь из спинки.

– Где что-то есть? – Макс посмотрел на меня, ничего не понимая.

– Да здесь, прямо в спинке, под кожей.

Друг протянул руку и пощупал, после чего достал небольшой перочинный нож и прорезал длинную полосу вдоль всего ребра кресла.

– Черт! – возмутился я. – Ты же испортил сиденье!

Он не обратил внимания на мои слова, просунул обе руки внутрь и вытащил наружу небольшой серебристый плоский чемоданчик-дипломат.

– Так, так, так… – Макс стал ковыряться в замочке ножиком. – Посмотрим, что тут у нас и зачем это надо было прятать в тайнике. – Он распахнул крышку. – Боже мой, да ты только посмотри!..

Я включил свет в салоне и заглянул в чемоданчик. Несколько пачек сиреневых купюр, пачка пластиковых банковских карточек, перевязанных резинкой, и прозрачная коробочка с игольчатой дискетой внутри. Такие дискеты я видел только на картинках в Сети. От обыкновенных они отличались своей миниатюрностью. Тонкая, будто сапожная игла с плоской шляпкой как у гвоздика.

Макс пересчитал количество пачек с кредитками.

– Десять, – произнес он. – По пятьдесят тысяч в пачке. Это же полмиллиона! Вот это я понимаю, вот это серьезные деньги. Это вам не какие-нибудь песо, это же кредитки, международная валюта. Вот с этим я смогу развернуться!

– А я?

Друг бросил взгляд на меня.

– Да… ну и ты, конечно. Надо срочно валить отсюда и припрятать это.

– А пластиковые карточки… Они зачем? – Я, конечно, в те времена немного представлял, зачем нужны карточки, но зачем столько? Почему-то считал, что респектабельные люди имеют всего по одной и пользоваться карточкой может только ее хозяин. В общем, лопух был, насмотрелся рекламы, где говорится, что потеря пластикового прямоугольника не несет с собой потери денег.

– Ну, это тоже деньги, это ж банковские кредитки, – ответил Макс. – Деньги в электронном виде. Я думаю, именно эти – на предъявителя. Ну, в смысле, кто держит в руке, тот и хозяин. Возможно, что там тоже неслабая сумма. Мы нашли клад, Санчо. А вот эта коробочка… Это уже ответь мне ты. – Макс посмотрел на меня. Наверняка он уже догадывался о назначении дискеты-иглы, но так как в компьютерных делах я разбирался лучше, решил подтвердить свою догадку.

– Суперсовременная пальчиковая дискета, новейший носитель информации, – ответил я. – Денег на ней, конечно нет, но какие-нибудь цифры она да содержит. Иначе зачем ее с собой таскать? В общем, надо будет просто просмотреть ее на компе. – Я пожал плечами.

Макс захлопнул чемоданчик и кинул его на заднее сиденье, после чего поднял стекла, затонировал их до предела, отключил кондиционер. Потом поднял автолет в воздух, включил фары и направил машину в сторону «Района трущоб».

Глава 5. Вечер трудного дня.

Жарким удушливым вечером П. Алекс закрыл свою лавку и, проверив Боливара, который уже очнулся ото сна и причесывался, приводя в порядок лапками свою шкурку, не спеша направился к выходу с птичьего рынка. Преданная Элизабет, как всегда, следовала рядом. За день Роди продал несколько птичек, пару хомяков и одного сломанного кролика, которого забрали на запчасти. Это дало немного песо, и Алекс купил в магазине продуктов. Когда они с Лизи уже направлялись домой, у Роди появилось навязчивое чувство, что договор на словах с таким мошенником, как старый Феликс Мохман, может и не сработать. Слишком уж грубо тот сегодня с ним разговаривал. Чем больше он думал об этом, тем более чувство недоверия становилось основным.

«Надо по пути зайти в ломбард и заключить настоящий договор на бумаге, со всеми подписями, – подумал Роди. – Старый еврей сам всегда повторяет: дружба дружбой, а дела делами».

П. Алекс свернул в переулок, преодолел пару кварталов по узкой улице и подошел к двухэтажному строению с колоннами-атлантами у входа и с решетками на окнах. Мигающая вывеска гласила: «ЛОМБАРД. СКУПКА. КРЕДИТЫ». Над входом многозначительный герб с национальным символом страны: орел, сидящий на кактусе и держащий в клюве змею. Феликс всегда считал себя полноценной ячейкой государства, даже того государства, куда он когда-то вынужденно эмигрировал. Ростовщик принимал клиентов круглосуточно и поэтому тут же и жил, приспособив для себя второй этаж. Работали у него несколько охранников, дежуривших посменно, и приемщица, пожилая сеньора в очках, которая трудилась только до 18-00. Когда женщина, которой Феликс в определенной степени доверял, уходила домой, посетителей он принимал лично, резонно пологая что любой клиент, даже пришедший ночью, может принести прибыль. «Упустить прибыль, значит зря прожить день», – поговаривал ненасытный ростовщик. У Мохмана также числился в работниках индеец-полукровка по имени Какумацин, которого все звали просто – Ку?ма. Парень был способный, когда не слишком перебарщивал с алкоголем. Феликс частенько давал ему за это моральную взбучку, но не увольнял, понимая, что на такую мизерную зарплату подобрать расторопного работника будет сложновато. Бывали случаи, когда Ку?ма «подтягивал» деньги, но и это в итоге сходило ему с рук. Наверное, Феликс уже настолько привык к индейцу, что не мог никак решиться на серьезные шаги по отношению к нему. Тот был не дурак и, понимая это, порой загуливал по нескольку дней.

Роди подошел к бронированной двери и выжал кнопку переговорного устройства. Он специально посмотрел на объектив видеоглазка, скрытно закрепленный в локте у одного из атлантов, чтобы охранник увидел его улыбающееся лицо. Лизи тоже подняла к объективу голову и громко крикнула:

– Подсуетись, парниша!

П. Алекс перестал улыбаться и, зло взглянув на собаку, пшикнул. Лизи посмотрела на хозяина, состроила невинное выражение лица и добавила:

– Если бы я решила нагадить здесь возле входа, охранник бы выскочил через пару секунд.

Громко щелкнул замок и в открывшихся дверях появился здоровяк в камуфляжной форме. При первом взгляде на него в глаза бросалась массивная рукоять пистолета, торчащая из оперативной подмышечной кобуры. Он махнул головой, посаженой на «бычью» шею, приглашая войти. Роди с собакой проследовали в помещение и встали у решетки, которая стеной перегораживала поперек весь огромный зал. Охлажденный кондиционерами воздух приятно свежил. Сзади хлопнула дверь, охранник занял свое место в кресле перед столиком с несколькими мониторами. За толстыми арматурными прутьями и приваренной к ним металлической сеткой, перед длинным столом восседал пожилой лысоватый, с остатками редких седых волос на висках, мужчина. Впалые щеки и блеклые губы. Он почесал массивный, картошкой, нос, надел очки с линзами большой кратности, взглянул на вошедших и, засияв в улыбке, произнес:

– П. Алекс… – Поднявшись, Мохман развел руки в стороны. – Думаю, знаю, зачем ты пришел, – Ростовщик с укором потряс указательным пальцем. – Тебе надо за тигра еще денег. Угадал? Ай-яй-яй, старый плут. – И тут он процитировал:

Не опускай, друг Алекс, глаз!

Ни в чем на свете нету смысла.

И только наши, Алекс, числа

Живут до нас и после нас. [21]

Феликс очень любил вставлять в разговоры рифмованные фразы, стараясь приобщить их по смыслу к какому-нибудь определенному моменту или случаю.

«Бывают же такие люди, – подумал Роди. – Кто-кто, но только не я. Странно, но я даже не задумывался об увеличении цены. Хотя, возможно, Феликс бы и добавил денег».

– На этот раз ты ошибся, старый скряга.

Обозвав кредитора, П. Алекс нисколько не хотел обидеть того, он отлично знал, что слово «скряга», словно слово «кредитки», ласкает слух ростовщика. Иногда Роди называл Феликса просто жидом, но и это не могло обидеть старого еврея. Мохман гордился своей национальностью и вместо того чтобы скрывать это, как делают многие, наоборот частенько благодарил бога за то, что не родился каким-нибудь жалким индейцем.

– Давай заходи, – ростовщик выбрался из-за стола, прошел вправо и открыл решетчатую калитку. – Выпьем холодного пивка.

П. Алекс прошел внутрь отгороженной части помещения, сел в кожаное кресло перед низким журнальным столиком и поставил рядом с собой на пол саквояж и пакет с продуктами. Элизабет тоже заскочила на кресло, но не удержалась на краешке и слетела на пол. С обидой взглянув на хозяина, мол, не подвинулся, собака пристроилась рядом с саквояжем.

– Пиво, говоришь? Можно и пива, – произнес Алекс.

– Ку?ма! – позвал Мохман помощника. – Принеси два пива!

Появился тощий, высокий, облаченный в потертый поношенный костюм из легкой ткани Какумацин. Он без слов поставил два покрытых влагой высоких бокала, пожал руку Роди, подмигнул Лизи и, ничего не сказав, бесшумно удалился.

– Опять залет? – спросил Алекс, кивнув в сторону индейца.

– Очередной. Просадил пару сотен песо из кассы, резвясь всю ночь с какой-то потаскухой. Его совершенно нельзя оставлять одного. Ну, ребенок прямо. Что ни говори, женщины несут одни неприятности.

Мохман за свои шестьдесят два года был женат трижды и ни с одной из своих жен не прожил больше двух лет. Наследников у него не имелось, и Роди частенько размышлял: кому же этот старый мошенник оставит свое состояние. Наверняка он уже состряпал завещание, тем более, что Феликс ужасно любил всяких нотариусов, адвокатов, юристов и других дельцов от бумажной бюрократии.

– Если не собираешься просить денег за тигра, так зачем же пришел? Сегодня мы вроде бы не планировали играть в покер.

П. Алекс отпил холодного пива и ответил:

– Хочу заключить с тобой настоящий договор. Не на словах, а на бумаге. Я, мол, тебе тигра, а ты – все мои долги. Такая вот бумага нужна.

– Не веришь?

– Так же, как и ты мне.

– Ошибаешься, кому-кому, а тебе я почему-то всегда доверяю. Заметь, даже в такой сложной ситуации, в какой сейчас ты пребываешь, я не наседаю на тебя. Но если ты хочешь договор, так сделаем договор. Частный, разумеется, но как положено, все по закону.

Феликс встал с кресла, отошел к длинному рабочему столу, сел и стал быстро перестукивать пальцами по клавиатуре портативного компьютера. Через пару минут из принтера выползли по очереди два листа бумаги и ростовщик, подписав их, дал прочитать написанное П. Алексу. Тот, пробежав глазами по тексту и удовлетворенный содержанием, поставил свои росписи. Лизи бросала взгляды то на хозяина, то на Мохмана, видимо соображая, что бы такое ляпнуть, но промолчала, ничего не найдя сказать.

– Ку?ма! – вновь крикнул ростовщик. – Иди, засвидетельствуй документ.

Словно тень, вновь появился помощник, опять ничего не сказав и даже не взглянув на содержание бланков, расписался внизу под текстами, после чего опять удалился. П. Алекс свернул пополам свой экземпляр и, наклонившись, спрятал в саквояж. Раздался дребезжащий звонок. Охранник, сидевший в кресле, оторвался от чтения порножурнала с грудастой сеньорой на обложке и, посмотрев на монитор, произнес:

– Какой-то работяга с мальчишкой.

– Запускай. – Феликс вновь сел за стол перед приемным окошком в решетке.

Охранник открыл дверь и в помещение вошел невысокий мужичок в промасленной робе, ведя за руку парнишку в грязной одежде лет семи. Оглядываясь по сторонам и явно не зная к кому обратится, он остановился.

– Проходите к окошку, – подсказал охранник.

Посетитель приблизился к решетке и, посмотрев на улыбающегося Мохмана, тихо сказал:

– Вот, понимаете, хочу сынишку заложить.

– Документы все собрали? – ростовщик привстал, осматривая сквозь решетку ребенка.

– А как же, все как положено. Все в наличии.

– Пусть идет сюда. – Феликс прошел к решетчатой двери и открыл ее.

– Давай, сынок, иди к дяде. – Мужчина подтолкнул мальчика и тот прошагал за ограждение.

– Раздевайся, пацан, – скомандовал Мохман и парень нехотя стал стягивать с себя местами рваную одежду.

Когда мальчик остался совсем голый, Феликс подошел к нему и стал скрупулезно, взглядом профессионала осматривать парнишку со всех сторон. Он заглядывал во все места, включая уши, нос и рот.

– Так, так, так. С виду товар в норме. Давайте посмотрим на документы, удостоверяющие вашу, а также мальчика личности. И сразу же предъявите медицинскую карту.

Отец достал из-за пазухи пачку документов и протянул ростовщику. Тот стал изучать их по порядку.

– Как я уже сказал, с виду парень вроде здоров, только, пожалуй, худой чересчур, однако вот дантист пишет, что у мальчика начальная стадия цинги. Невропатолог – психический инфантилизм. В общем, подходит, но оценю его немного дешевле… Скажем… этак в пятьдесят тысяч песо. Продать не хотите? Дам шестьдесят пять!

– Нет, нет, что вы! Это же мой сын!

– Ну, как хотите. Согласны с суммой?

– Да, да. Конечно, пятьдесят тысяч мне подходит. Понимаете, долги надо…

– Итак, давайте посмотрим на остальные документы, – перебил папашу ростовщик, явно не желая выслушивать причину, толкнувшую мужчину на этот шаг. – Согласие матери, нотариально заверенное, есть, очень хорошо. Бабушки, дедушки у парня живы?

– Нет, сеньор, земля им пухом.

– Да, вот они, нотариально заверенные копии свидетельств о смерти. Прекрасненько. Справка от опекунского совета присутствует, не возражают. Итак, все в норме. Теперь немного подождите, я выпишу залоговый билет и договор.

Мохман подтянул к себе клавиатуру и стал заполнять виртуальный залоговый бланк. Через несколько минут он протянул распечатанные на принтере документы в окошечко и сказал:

– Распишитесь вот здесь и здесь, – Феликс ткнул ручкой в квадратный листок, – и так на трех экземплярах. Потом в двух местах на договоре.

Отец ребенка проставил подписи и отдал документы обратно. Мохман протянул еще одну бумагу:

– Теперь подпишитесь под этим заявлением. В нем говориться, что вы не возражаете против продажи нами вашего сына в случае невыкупа вами мальчика в установленный срок.

Мужчина на секунду задумался, переваривая произнесенное ростовщиком, но подписал. Когда все формальности были улажены, Феликс наклонился под стол и, открыв небольшой сейф, достал оттуда несколько пачек денег. Выложив их перед мужчиной, он сказал:

– Пересчитайте. Когда вы выйдете отсюда, претензии приниматься не будут. Через тридцать дней вы должны вернуть пятьдесят тысяч песо плюс четыре процента. Сумма процентов равняется двум тысячам песо. Если у вас не будет возможности выкупить мальчика, внесите хотя бы проценты, и я продлю срок погашения кредита еще на один месяц, и так можно делать до бесконечности.

Услышав, что проценты составляют довольно приличную сумму, отец ребенка сразу погрустнел, но, видимо, считая, что обратного хода нет, повернулся и, опустив голову, направился к выходу. Охранник захлопнул за ним дверь.

– Ку?ма, – крикнул ростовщик, и когда появился индеец, сказал ему: – Отвези мальчишку на склад. Пусть его там помоют, дадут одежду и поставят на питание. Даю сто против одного, этого парня не выкупят. Не думаю, что его папаша зарабатывает приличные деньги.

Какумацин подошел к парнишке, который присел на пол прямо возле бультерьера и поглаживал его. Собака лизнула мальчика напоследок прямо в нос, и помощник Мохмана, заставив ребенка выпрямиться, пристегнул к себе наручниками. Вместе они удалились в заднюю комнату.

– Наручники-то зачем? – спросила Лизи.

– Чтобы не сбежал, – ответил с наставительной интонацией в голосе Феликс. – Бывают такие глупцы, которые считают, что когда деньги получены, ребенку надо просто улизнуть. Не выйдет, сумма порядочная.

Все это время П. Алекс безучастно наблюдал за происходящим, попивая пиво из бокала. Он, прослуживший двадцать лет в полиции, повидал и не такое, тем более данная сделка не запрещалась законом. Главное, чтобы человек, взявший на себя роль хозяина, не нарушал «Билль о правах подневольных». Подневольными считались все осужденные судом на отработку своих долгов у тех, кому они были должны, или те, кого должники предоставляли взамен себя. В эту же категорию входили люди, временно потерявшие свободу под залог и по любым другим причинам. По сути своей рабики, слово рабы было не в моде, имели право на одну минимальную заработную плату, возможность самовыкупа, что случалось довольно редко, а также подачу жалобы на хозяина о плохом обращении с ними или недостаточном обеспечении в суд присяжных, который выносил решения в зависимости от настроения самых этих присяжных. В округе была массовая безработица, но стать рабиком считалось позором худшим, чем быть бродягой. Бродяги хотя бы имели свободу. До суда заявления подневольных порой не доходили. Многие рабики, попавшие под опеку жестоких хозяев, частенько бежали от невыносимого труда, и на этот случай в полиции существовал «Отдел розыска подневольных». Впрочем, люди, имеющие деньги, не особо стремились заиметь себе рабиков и даже наоборот, всеми способами старались избегать ситуаций, связанных с рабовладением, суета все это. Слишком много контролирующих инстанций, только и умеющих делать то, что собирать пошлину. Поначалу, однако, многие бизнесмены выкупали должников, прямо делегациями ездили по городам и весям. Находчивые дельцы брали под невольников банковские кредиты и устраивали целые производства, фабрики, рудники, мастерские. Тогда правительство указом запретило иметь более десяти рабиков в личном пользовании. Понятно было, что концлагеря никто разрешать не станет. Споры шли великие, но утихли, как только стали появляться на свет искусственные заменители людей. Ведь и вправду, легче купить автоматы – симулакрумов, андроидов, големов. Их не надо кормить, не надо содержать и платить зарплату. Лишь ремонт. Закон же о привлечении должников к отработке долгов у кредиторов все же оставили, и это считалось скорее политическим шагом, потому что занимало часть людей работой. Так сказать, чем меньше бродяг, тем лучше выглядит местный политик в лице общественного мнения.

Мохман устроился рядом в кресле и с хитрой улыбкой на лице спросил:

– Собаку не хочешь продать? Даю тысячу!

– Слышал, Алекс? – Лизи улыбнулась. – А ты говорил, что я никому не нужна. Надеюсь, тысячу сиреневых?

– Эк замахнулась. Тысячу песчаных.

Элизабет недовольно нахмурилась.

– Нет, собаку не продам, – покачал головой бывший полицейский. – Ни за какие деньги. Самому нужна.

– Ну, как хочешь.

– Кстати, а зачем ты берешь мальчиков под залог? – между прочим поинтересовался Роди. – Куда их потом девать? Производств у тебя вроде бы нету, сада, огорода не имеешь.

– У меня договор с колледжем космического агентства. Они у меня пацанов берут по семьдесят тысяч. Нормальная прибыль. И не смотри на меня так. На самом деле это одно из тех немногих добрых дел, которые я пытаюсь творить. Может, из этого парня выйдет настоящий астронавт.

– А что, в колледже уже не могут найти рекрутов? Космос, это же романтика.

– Это только в рекламе романтика. А на самом деле… Да, – Феликс махнул рукой, – сам знаешь, какие там условия. В колледже из молодых парней, лишившихся родителей, формируют специальные команды разведчиков. Условия, говорят, не лучше, чем у заключенных, роющих норы на Марсе. В колледже из этих парней с детства готовят профессионалов, лишенных эмоций и боли. Короче, почти смертники. Всегда на передовой позиции. Всегда в самом пекле.

– И ты считаешь, что делаешь доброе дело?

– А что выйдет из этих пацанов тут, на улице? Наркоманы, алкоголики и гомосексуалисты. Сам служил, сам видел.

– Зато они будут свободны.

Феликс процитировал:

Свободу славил гимн твой вдохновенный,

Ты бедностью почетной дорожил,

И изменил, забыл свой долг священный,

И растоптал все то, чему служил [22].

– Кто, я? – удивился Роди.

– У тебя своя философия, Алекс, у меня своя. Спор тут неуместен.

– Скорей всего, ты прав, но тоже по-своему. Ладно, засиделся я у тебя. Пойду домой, надо еще глаз Боливару вставить.

Роди поднялся и, покинув зарешеченную часть ломбарда, направился к бронированной двери. Мохман последовал за ним, провожая. Когда они выходили на улицу, Лизи повернулась, громко и зло произнеся:

– Жалко мальчика, гореть тебе за него в еврейском аду!

Феликс нахмурился и пригрозил собаке пальцем.

– Ай-яй-яй. Смотри, предложу твоему хозяину сумму побольше, и продаст тебя. У меня же слишком не разговоришься, сидя на цепи.

– Ой как страшно, напугал. – Лизи в разговорной перепалке никому не собиралась уступать.

Мохман топнул ногой и, указав пальцем в сторону дороги, добавил:

Ступай, ступай. И думай о себе.

В твоей судьбе, как и в любой судьбе,

переплелись, как теплые тела,

твои дела и не твои дела [23].

Потом он посмотрел на Роди.

– Готовлю клетку под тигра, Алекс. – Ростовщик пожал руку бывшему полицейскому и захлопнул дверь.

Роди с Элизабет неспеша направились вверх по улице. Смеркалось. Солнце ушло за горы и лучи его, попадая на полоски облаков, создавали невероятно красивый красновато-оранжевый с прожилками облаков закат.

Одноэтажное жилище П. Алекса располагалось на склоне небольшого холма среди множества похожих строений. Не торопясь поднявшись по каменной, нагретой за день лестнице, сложенной из гранитных плит, потом пройдя вверх по мощеному переулку, Роди с Элизабет через калитку вошли во двор. Залаял настоящий пес – немецкая овчарка по прозвищу Коп, но, увидев хозяина, завилял хвостом и, подбежав, стал приветливо наскакивать на него. Алекс погладил собаку.

– Ах, как я хочу так же лаять, – задумчиво произнесла Лизи.

– Вопрос уже решен и обсуждению не подлежит. – Роди пшикнул на Копа, чтобы тот остепенился в своей любви и когда овчарка отбежала к своей будке, направился в дом.

В дверях показалась жена П. Алекса Мария, пожилая растолстевшая женщина в сарафане. Круглое лицо лоснилось, черные волосы были собраны сзади в пучок. Она, как обычно, когда была не в настроении, грозно посмотрела на мужа и бросила:

– Продал хоть что-нибудь? В доме ни крошки.

– Да, – Роди протянул пакет с продуктами – и жена смягчилась:

– Сегодня пособие принесли, за бездетность. Ужин я уже приготовила. На собаку твою не рассчитывала. – Мария зло взглянула на бультерьера. – Если хочешь, можешь отдать ей свою долю. И прибираться за ней больше не стану, пусть сама вытряхивает и вылизывает свой половик или пусть, как положено собаке, живет во дворе.

– Хватит, Мария. Я принес еду. Я ее заработал. – П. Алекса изначально раздражали сложившиеся отношения между двумя видами женского пола. – Лизи также зарабатывает не только для себя.

– Ну-ну. – Женщина скрылась за дверью, демонстративно громко хлопнув ею.

– А ты тоже, – Роди посмотрел на Лизи. – Соришь… Прибирай за собой.

Собака молчала, прижав уши и потупив взгляд.

Как не рассержен был хозяин, но все же поделился супом с Элизабет, чем вызвал еще более негодующий взгляд Марии. Она поворчала еще немного по пустякам, громко побрякала посудой на кухне, так, для приличия, и отправилась смотреть очередную серию мыльной оперы.

В доме отдельную комнату П. Алекс приспособил под рабочий кабинет и мастерскую. Всюду валялись различные электронные запчасти, стояли стопками ящики, коробки и клетки. Два шкафа занимали книги и кипы бумаг. На тумбе располагался продолговатый аквариум, освещенный лампами дневного света, который в полумраке создавал уют. Мерно плавающие в аквариуме рыбки располагали к расслабленному состоянию. Роди прошел к рабочему столу, на котором, мелькая огоньками, пребывал плоский монитор компьютера. Включив экран, П. Алекс просмотрел пришедшую за день информацию и, не найдя ничего полезного, отошел в дальний конец помещения, где щелкнул переключателем настольного светильника. В этой части комнаты находилось еще несколько металлических столов, старый потертый кожаный диван, масса разнообразной аппаратуры и различных приспособлений. На полках еще одного шкафа виднелись всяческие колбы, банки и пробирки с жидкостями разных цветов. Химические вещества являлись неотъемлемой частью любой более-менее приличной лаборатории. Усевшись в удобный высокий стул, Роди включил еще одну настольную мощную лампу, поставил на стол саквояж и достал оттуда Боливара. Он подтянул к себе обтекаемый аппарат, продолговатый короб с жидкокристаллическим экраном сверху. Крыса смотрела на Алекса одним глазом, будто спрашивая: «Что это ты собрался делать?» Роди хорошо понимал своего зверька.

– Я усыплю тебя, – сказал он, – потом вставлю новый глаз. Сам понимаешь, без электронного микроскопа тут не обойтись.

П. Алекс приготовил все, что потребуется для операции с заменой глаза. В комнату вбежала Лизи, неся в зубах пару газет, журнал с яркой обложкой, рекламные листовки и пару конвертов. Она заскочила на диван и принялась разглядывать почту. Читать собака не умела, но любила просматривать картинки. Понимая, что хозяину сейчас не до нее и лучше не отвлекать его по пустякам, бультерьер положил перед собой журнал и стал осторожно, одним когтем, перелистывать страницы. Журнал оказался рекламным порнографическим изданием и Элизабет, внимательно вглядываясь в фотографии, стала тихо посмеиваться, прикрывая пасть лапой. Алекс, знавший, какие издания без подписки могут прийти к нему по почте, оглянулся и, посмотрев на собаку, спросил:

– Что ты там смешного нашла?

– Да я представила себе на месте этих голых женщин Марию.

– Когда-то она была не хуже. – Роди повернулся к столу и сделал инъекцию Боливару. Крыса уснула уже через пару минут. Алекс снял лейкопластырь и положил грызуна в прибор. Настроив микроскоп, он вывел изображение на экран и стал очищать глазную впадину от остатков поврежденного глаза. Установка нового ока заняла около двух часов, кропотливая операция. Когда же все было готово, Роди заклеил место новым пластырем и осторожно положил Боливара в клетку. Он прикурил трубку и сел рядом с собакой на диван. Взяв письма, откинулся на спинку и принялся вскрывать их. Кроме рекламных прайсов, там были еще и разнообразные счета. Во дворе залаял Коп, а звонок в прихожей залился птичьим пением. Сработал телеглазок, и на экране компьютера появилось изображение гостя. Это был полицейский в стандартной форме патрульного с сержантскими нашивками на погонах. Позади него виднелся белый с синей полосой и мигалкой на крыше автолет. П. Алекс взглянул на часы.

– Вовремя, – сказал он и, подойдя к столу, пробежался пальцами по клавиатуре. Пододвинув палочку микрофона к себе, Роди произнес: – Заходи, Росендо, калитка открыта.

Росендо, в простонародье – Роско, поступил на службу десять лет назад и восемь из них пробыл напарником П. Алекса. Он прошел в дом и, зайдя в комнату, бросил на диван рядом с Роди два широких кожаных ремня, покрытых липучей застежкой. Посредине этих ремней находились прикрепленные плоские коробочки с мелкими светодиодами и сенсорными кнопками.

– Самые мощные, – Роско указал пальцем на ремни. – Это АГПП двести пятьдесят. На двух таких можно пятерых жмуриков одним разом перевезти. Зачем они тебе понадобились?

Переносные антигравитаторные ремни использовались в полиции для перетаскивания трупов. Мертвецов упаковывали в целлофановые мешки, пристегивали два подобных аппарата – один к ногам, другой за грудь. По команде с пульта покойник подымался над землей и его без проблем толкали впереди себя или за собой по воздуху. Прибор имел возможность поднимать тело на высоту до трех метров от любой поверхности. Модель АГПП-250 была рассчитана на двести пятьдесят килограммов поднимаемого веса одним ремнем.

– Иду с утра на свалку, за тигром, – ответил П. Алекс.

– Уж не за тем ли тигром, что сбежал из зоопарка?

– За ним.

– А ты думаешь, он на свалке?

– Девяносто девять процентов зоогеников и электрозоогеников уходят на свалку. Тем более, я уже нашел следы этого тигра. Он точно на свалке. Он там!

– Скорей всего, ты прав. Осторожней там, ты уже с одним тигром встречался, до сих пор с палочкой ходишь… Кстати, интересно, почему звери бегут именно на свалку?

– Бегут они туда, потому что там они могут спрятаться и даже защищаться. Туда никто не лезет. Другой вопрос: откуда они знают, что надо идти на свалку? Как они находят дорогу?

– Странно все это. И как у тебя хватает смелости появляться там, лазить среди куч металлолома? Оттуда живыми, насколько я знаю, выбираются единицы. Я бы не рискнул.

– У Свалки свои законы и с каждой ходкой я все более ясно начинаю разбираться в них. Главное, быть тише воды, тогда постепенно становишься привычным для этих электронных и кибергенетических тварей. А еще, и это тоже главное, никогда не ловить их живьем, брать только испорченные экземпляры или отдельные части. Так что с тигром будут сложности.

Пока Роди разговаривал с Роско, Элизабет прилипла взглядом к ремням и, подобравшись к ним, стала осматривать. Она не знала, что такое АГПП-250, но ее очень привлекли эти штуки, сейчас свернутые они походили на широкие ошейники. Собака просунула голову в один из ремней и хотела поправить его, но случайно нажала на одну из кнопок. Антигравитатор тихо загудел и стал поднимать бультерьера вверх к потолку, Элизабет заскулила. П. Алекс вскочил на диван и, поймав задние ноги, которыми та постоянно дергала, поднял их выше, так, чтобы пес оказался в горизонтальном положении и не задохнулся. Роско подтащил стул и, встав на него, отключил прибор. Собака сразу же кувыркнулась головой вниз и ударилась носом в грудь хозяину. Они вместе повалились на диван.

– Мать твою! – выругался Роди, который к вечеру от усталости начал нервничать и с трудом сдерживал эмоции. – Вечно ты лезешь не в свои дела!

– Я думала, это специальные ошейники для тигров.

– Для тигров, для тигров, – Роско рассмеялся. – Только больших и мертвых тигров. Юморной у тебя пес, Алекс. Кстати, у меня вчера на дороге тоже юморной случай произошел. Сидим с напарником в засаде, машину поставили за рекламный щит и пасем всех, кто скорость нарушает. Мимо нас проезжает электромобиль и как-то странно виляет из стороны в сторону. Чую: напился водитель и вот-вот уснет за рулем. Выезжаем за машиной, а у нее стекла на полный «тоннаж» поставлены, ни фига не видно. Ну, знаешь, я как положено настраиваю прибор на просвечивание: видим двоих на передних местах. Врубаю мигалку и приближаюсь. Электромобиль тормозит и вижу я, что в салоне у них что-то странное происходит: пассажир лезет прямо на водителя. Оказывается водила и вправду в доску пьяный, второй тоже накачался, но не так сильно. И вот тот, кто еще что-то соображает, предлагает другу поменяться местами, мол, от него не так разит перегаром и все такое. Он лезет на коленки собутыльника, а тот на отрез отказывается уступать место. Я подхожу, открываю дверь: один сидит на другом, оба держаться за руль и, выпучив глаза, смотрят на меня. Ну я, конечно, со всей строгостью на лице спрашиваю: «Кто из вас вел машину!?» А они оба в голос: «Я!» Представляешь? И что главное, вцепились в руль один другого сильнее, словно спасет он их, и каждый хочет показать, что именно он и вел машину.

Роско засмеялся, Лизи тоже закхекала, как обычно прикрыв лапой пасть. П. Алекс улыбнулся и спросил:

– И что ты с ними сделал?

– Оштрафовал обоих, электромобиль на стоянку. Они потом никак не могли решить, кто из них и вправду сидел за рулем. Ну ладно, Алекс, я пойду, у меня дежурство. АГПП я тебе привез, работоспособность на звере проверена, с тебя пиво.

– Поймаю тигра, с меня «Семильон» двенадцатого года.

– К хорошему белому вину неплохо бы белого мяса омаров.

– Будет тебе и вино, и мясо. По такому случаю можно будет и раскошелиться.

Распрощавшись рукопожатием, Роско вышел из помещения. Во дворе пару раз гавкнул Коп, но, признав своего, успокоился. П. Алекс снял ремень с шеи Лизи и, положив рядом с другим АГПП, произнес:

– Подготовка закончена, теперь все что мне нужно у меня есть. Завтра в путь, сейчас же спать.

– Да, поспать бы не мешало. – Элизабет широко зевнула и направилась к мягкому половику, брошенному возле входа в кабинет. Она иногда ночью любила приходить к хозяину и ложиться спать у него в ногах, но в последнее время злюка Мария скидывала собаку, при этом причитала так, что соседи на той стороне улицы просыпались. Пришлось П. Алексу со всей строгостью в голосе наказать ей: спать только на половике.

Глава 6. Немножко опыта.

Когда Макс сказал: спрячем чемоданчик в «нашем месте», в памяти сразу всплыл островок сухой земли посреди болот со старинной ветхой постройкой на нем, скрытой от посторонних взглядов зарослями черемухи. Крыша у этого домика под гнетом времени частично обвалилась. Дверь и стекла в окнах отсутствовали. Место это находиться на севере Уруапана, недалеко от «Района трущоб», ближе к горам. Кто и когда построил это бревенчатое строение, я не знаю, но Корсигас как-то, обследуя окрестности города, наткнулся на эту халупу. Попасть на остров можно, только если знаешь дорогу среди топей или, взяв азимут, прилетишь по воздуху. Под осень черемуха дала урожай, и мы с Максом повадились забираться на ветвистые деревья и поедать спелые мелкие черные ягоды до тех пор, пока губы, язык и зубы не покрывались трудно отмываемой синевой. Бывало, мы просто сидели до полуночи возле костра, курили травку, обсуждали новости и мечтали о будущем. Я грезил стать великим программистом и потому, занимаясь самообучением, иногда часами не вылезал из виртуальной глобальной сети. Корсигас же хотел стать, ни много ни мало, Председателем Совета президентов Земли. Для этого, конечно, вначале надо было стать выбранным главой Центрального американского округа или какого другого. Но в мечтах Макс уже запросто преодолел это препятствие. Как-то раз я сказал ему, что, наверное, президенты очень грамотные люди, ну, мол, неплохо учились в детстве, потом закончили какое-нибудь высшее учебное заведение, возможно даже не одно. На это он не замедлил ответить: что, скорей всего, люди эти отличаются от остальных не грамотностью, а связями, деньгами и умением мошенничать в государственных масштабах. «Держись меня, – как-то заявил мне Корсигас. – И будешь править Землей и колониями. Конечно, когда я буду на отдыхе. А программистов мы наймем столько, сколько тебе надо будет. И все они будут лучшими в своем деле».

«Порш» стрелой пронесся над родным районом. Внизу мелькнули крыши наших домов и школа. Черемуховый остров встретил нас полной темнотой, пением лягушек, стрекотанием сверчков. Макс, включив подбамперный прожектор и осветив набольшую полянку, приземлил автолет недалеко от домика. Он быстро сбегал с чемоданчиком в избушку и вернулся уже без него, однако с несколькими купюрами в руке.

– Думаю, пять тысяч кредиток нам на сегодня хватит, – заметил он и, сунув пачечку в карман штанов, сел за штурвал.

– Ты что, Макс? – удивился я. – Это же почти пятьдесят тысяч песчаных. Куда можно потратить такие бешеные деньги за оставшиеся до школы часы?

– Если и останется немного, тоже неплохо, просадим в следующий раз.

– И куда ты собираешься сейчас лететь?

– Я мечтаю взять парочку первоклассных девчонок и оторваться как следует. Такой неплохой денек просто необходимо завершить как положено. Любые дела, случаи и происшествия являются жизненным опытом, и если их много, то, соответственно, много и опыта. А нам еще немножко опыта сегодня не помешает. Надеюсь, ты не против?

Конечно же, я качнул головой, соглашаясь.

Максимилиан поднял автолет в воздух, вырубил прожектор, включил фары и направил машину в город. В «Районе трущоб» имелось место под названием «Красная улица». Красные фонарики над дверями некоторых заведений оповещали прохожих о том, что двери их отрыты все ночное время, без ссылок на перерыв. Стриптиз-бары, несколько публичных домов и виртуальный порнотеатр работали круглосуточно, но вход в подобные помещения разрешался только с шестнадцати лет. Однако, как я уже знал, Корсигасу сексуальные утехи уже были разрешены законом. Мне же до сих пор не хватало возраста. Впрочем, заходить в развлекательные помещения было необязательно, множество девиц и мальчиков «легкого поведения» обычно вылавливали клиентов, прогуливаясь по мостовой, и никто не мог тебе сделать замечание, даже если ты возжелал плотских удовольствий в пятнадцать лет. Плати и делай, мы поможем, – девиз прост, как и в древние времена.

Макс посадил «Порш» перед въездом в узкий проход «Красной улицы» и медленно тронул машину вперед. Из-за затемненных стекол, а в автолетах подобного класса можно было затемнять или, наоборот делать полностью прозрачными стекла по желанию – простым нажатием клавиши, нас с Максом совершенно нельзя было разглядеть. Полуголые женщины и мужики в обтягивающей одежде выставляли себя напоказ. Многие приподнимали мини-юбки, показывая отсутствие трусиков, некоторые просто выставляли как стройные, так и не очень ножки, вращая при этом высунутым языком словно пропеллером. Кое-кто из парней поворачивался задом к машине и, нагибаясь, похлопывал себя по заднице.

– Выбирай, – произнес друг, когда один из подростков подскочил к автолету и стал, постукивая костяшками пальцев, умолять опустить стекло.

– Что, мужиков, что ли?

– А ты хочешь попробовать с мужиком? Не знал, что у тебя к ним влечение.

– Да ты что, нет, конечно, – смутился я и, сам того не желая, вытянул руку вперед и выпалил: – Давай бери вон ту, что в блестках.

На самом деле я уже ничего не хотел и буквально мечтал, чтобы все это побыстрее закончилось. Пусть Макс возьмет себе проститутку и делает с ней, что хочет, а я просто пережду, потом – домой и спать. Тем более завтра, вернее – уже сегодня утром нужно идти в школу хотя бы отметиться, чтобы не отчислили.

Макс остановил машину возле высокой девушки лет девятнадцати, облаченной в блестящее платье. Корсигас опустил стекло с моей стороны. Брюнетка с приятными чертами лица подошла к автолету. Она заглянула внутрь и произнесла:

– У-у, молоденькие какие. Ребятки, а деньги-то у вас есть? Порш-то понятно, у отца позаимствовали, но вот дал ли он вам денег?

Макс достал из кармана пачку с купюрами и, помахав синевой кредиток перед лицом проститутки, сказал:

– Давай бери еще одну подружку и прыгайте на заднее сиденье. С оплатой разберемся потом.

У брюнетки мгновенно вспыхнули зрачки и она, повернувшись, махнула кому-то рукой. Сама же, быстро открыв заднюю дверцу, залезла в салон. Подружкой оказалась невысокая девчонка в короткой кожаной юбке и прозрачной блузке, сквозь которую была отчетливо видна пара темных сосков ее округлым грудей. Также в глаза сразу бросались ее ярко-рыжие с красными прожилками волосы. Она шустро подбежала к автолету, стуча об асфальт каблучками, и с возгласом «Уху-ху» запрыгнула следом за первой девицей. Захлопнув за собой дверцу, она увидела двух юнцов и вопросительно взглянула на брюнетку.

– Очень богатые молодые люди, – произнесла та, кивая головой.

Макс направил машину вперед и, когда мы выехали из узкого пространства «Красной улицы», поднял автолет в воздух. Друг сосредоточенно вел «Порш», девчонки молчали, явно не зная, как себя везти со столь юными клиентами. Я же молчал оттого, что просто ужасно стеснялся ляпнуть что-нибудь этакое, что все могли бы запросто посчитать за бред. Веселее стало лишь тогда, когда Корсигас посадил машину возле ночного маркета, где купил большое количество бутылок с пивом. Вновь подняв «Порш», Корсигас включил радиоприемник, настроив его на музыкальную волну. Ритмичная музыка и мексиканское пиво с пряным вкусом развязали языки. Первой заговорила невысокая крашенная девчонка. Она отхлебнула светлого хмельного напитка и произнесла:

– Меня зовут Донна, подружку – Фернанда.

Девушка, видимо, ожидала, что и мы назовем свои имена и я, обернувшись, улыбнулся и выпалил:

– А меня Санчо…

– Это ваши настоящие имена? – перебил меня Макс, даже не повернув головы. – А то ведь всем известно, что сегодня вас зовут так, завтра иначе. Хотя Донна – интересное имя. Да ты и сама вроде бы ничего. – Говоря это, Корсигас смотрел на девушку через зеркало заднего вида.

Донна, если и вправду ее так звали, сразу понравилась мне больше, чем Фернанда и в душе я очень разозлился на Макса за то, что он «положил на нее глаз». Однако я отлично понимал, что никакой явной борьбы с другом за эту девушку у меня не получится. Этим можно было показать свою слабость, а показывать слабость, даже другу – хуже некуда. Я задумался, стараясь изобрести что-нибудь этакое, что могло бы дать ясно понять Максу, что Донна мне предпочтительней. Дернул же меня черт показать рукой на брюнетку. Теперь Корсигас, которому, скорее всего, все равно с кем оставаться наедине, считает, что я хочу Фернанду. И тут я придумал один ход, который не преминул сразу же воплотить в дело. Я пролез между сидениями назад и уселся рядом с девчонками. Такой наглости от меня можно ожидать только тогда, когда мною только что была опустошена бутылка пива и настроение при этом поднялось на немалую высоту, впрочем уже не в первый раз за сутки. Я демонстративно протянул руку за спину Донне, прижал ее к себе, положив голову на плечо девушке. Макс, взглянув на нас через зеркало, все понял. Он лишь усмехнулся:

– Фернанде, наверное, лучше будет посидеть на переднем сиденье, – сказал он. – Перебирайся сюда, подружка.

Брюнетка, которая наверняка привыкла к различным проявлениям клиентов, просто переползла вперед и плюхнулась на мое место.

– Привет, цветочек. Меня зовут Макс. Надеюсь, нам будет хорошо вместе.

Этим, конечно же, мой друг давал понять, что, мол, все в порядке, хочешь рыженькую девочку – нет проблем. Я мысленно поблагодарил его за то, что этим действием он несколько разрядил обстановку, расставив, так сказать, все на свои места. Макс, наконец, тоже откупорил пиво и стал время от времени прикладываться к горлышку. Немного повеселев, он убавил звук приемника и рассказал пару анекдотов, отчего все дружно рассмеялись. Когда автолет покинул город, Донна спросила:

– Далеко это мы направляемся? У нас каждый час стоит денег.

– Сколько? – спросил Макс.

– Двести песо каждой, – выпалила Фернанда. Брюнетка поморщилась, она явно хотела заработать на нас немного больше стандартной ставки.

– Мы летим на уступ вот этой высокой горы, – друг указал на пологую возвышенность, выделявшуюся темным силуэтом. – Оттуда весь Уруапан как на ладони. Думаю, вам понравится.

Автолет начал набирать высоту и вскоре мы были на месте – на большой открытой площадке, окруженной деревьями и кустарником. Макс поставил машину носом к обрывистому краю, выключил фары и приглушил музыку.

– Вот вам сто сиреневых, меньше у меня нет, а разменять негде. – Он достал согнутые пополам деньги и одну купюру протянул брюнетке. Фернанда изменилась в лице и быстро спрятала зарплату в маленькую сумочку. Макс посмотрел на нас с Донной и добавил: – Вы бы, голубки, прогулялись, посмотрели бы природу.

Намек был понят, моя, так сказать, подружка открыла дверь и мы вылезли наружу. В машине загремела ритмичная музыка. Мы же с Донной как неприкаянные направились вдоль обрыва. Стрекотал рой сверчков. Вспыхивали огоньки светлячков. Слева росло несколько гордых кокосовых пальм среди зарослей древовидного папоротника. Впереди виднелась стена деревьев – хвойный бальзаминовый пролесок, подступающий прямо к обрыву. Справа открывался отменный вид на город с множеством огней и несколькими небоскребами на горизонте. Я присел на плоский валун, Донна опустилась рядом. Легкий теплый ветерок трепетал ее недлинные волосы. В свете луны темные крапинки веснушек, покрывавших ее маленький носик, казались прекрасными. Девушка взглянула на меня своими большущими глазами, цвет которых невозможно было различить из-за темноты.

– Ну что, займемся делом? – тихо спросила она.

Я хотел ее, я очень сильно хотел ее, но еще больше мне хотелось сказать ей, чтобы она бросила свою работу. Такой симпатичной девчонке незачем заниматься проституцией. И тут я подумал, что, наверное, очень нелегкая жизнь заставила ее заниматься этим. Наверное у нее огромные долги. Возможно, она наркоманка со стажем и ей постоянно нужны деньги на новые дозы. А ведь у меня сейчас есть куча денег и я мог бы дать ей столько, сколько хватило бы, чтобы переменить образ жизни. Закодироваться, излечиться от желания принимать наркоту постоянно. Сейчас многие клиники решают подобные проблемы в два счета. Хотя наркоманки обычно очень худые, Донна же худобой не отличалась. И тут мелькнула совершенно обратная мысль. А может, ей очень нравиться этим заниматься? Как-то раз мы с Максом смотрели глюкофильм, где девушка с отчаянным желанием занималась порнографическим развратом с множеством парней. И это были видения проектора женского пола. Этот глюк просто потряс меня, да и Макса, пожалуй, тоже. Он сказал мне после сеанса, что все бабы в душе шлюхи, даже самые порядочные с виду. Вспомнив об этом, я решил перевести разговор с Донной в другое русло. Хотя, скорей всего, я просто не знал, с чего мне начать и очень боялся сделать что-нибудь не так.

– Мы сегодня с Максом припарковали «Порш» прямо на крыше вон того небоскреба, – я указал рукой вдаль.

– Это автолет отца Макса? – спросила она.

– Нет, что ты, мы сегодня просто угнали его. Покататься захотелось.

– Ты серьезно? – удивилась девушка.

– Зачем мне врать? – я пожал плечами.

– Дурни, – немного зло бросила Донна. – Вы что, ненормальные? Такие автолеты нельзя угонять. У вас будут серьезные неприятности.

– А-а, – махнул я рукой, решив казаться крутым. – Плевать. Не в первый раз.

«Порш», стоявший недалеко, стал ритмично раскачиваться. Донна посмотрела туда и, осторожно протянув руку, положила ее мне промеж ног. Я от неожиданности вскочил и ошарашено посмотрел на девушку.

– Ты что, никогда с девчонками этого не делал? – спросила она.

– Да нет, конечно, делал, – соврал я, – и не раз. Просто не хочется что-то.

– Ну, не хочется, так не хочется. Я просто хотела отработать кредитки. Садись, – Донна похлопала ладонью по валуну. – Я не кусаюсь.

Я вновь опустился на камень и стал смотреть вдаль. Донна тоже смотрела вперед. Так мы просидели еще немного времени, до тех пор, пока водительская дверь машины не распахнулась и оттуда на корячках не выполз Корсигас. Он встал и натянул штаны.

– Охо-хо, – крикнул Макс громко и, увидев два одиноко сидящих силуэта, позвал нас: – Эй, голубки, вы все или вам надо уступить салон этак минут на пять? Пора бы убираться.

Мы с Донной поднялись и неспеша направились к автолету.

– Полетели, – сказал я. – С нами все в порядке.

– Ну, полетели, так полетели. Что так невесело-то?

В салоне чувствовался сильный прелый дух вперемешку с травяным запахом марихуаны и сладковатым запахом духов или дезодоранта, однако Макс включил кондиционер, быстро проветрив утробу машины. Пока летели в город, я молчал, впрочем, как и Донна. Макс попивал пиво и пытался шутить. Фернанда, курившая марихуану и поймавшая «смешинку» от дозы наркотика, смеялась истерично, до слез.

– Что-то вы, ребята, совсем не в настроении. – Макс посмотрел на меня. – Курнуть не хотите?

Донна согласилась, я промолчал. Салон наполнился дымом, отчего настроение у меня вновь немного приподнялось и я откупорил очередную бутылку с пивом. Макс добавил громкость радиоприемника. Веселье продолжалось. Друг предложил облететь весь город за тридцать минут. Фернанда засекла время. Макс выжал педаль акселератора. Автолет летел на бешеной скорости. Мы дружно подгоняли его окриками: «Давай, гони!.. Прибавь газу!.. Не тормози на поворотах!..». Возможно, мы бы и успели сделать круг за тридцать минут, но сзади показались две полицейские машины с мигалками. Макс сдаваться не собирался и, резко бросив машину вниз, решил попробовать скрыться среди узких улиц жилых кварталов. Не знаю где и когда Корсигас научился так водить машину, но он крутил штурвал как заведенный то влево, то вправо. В самом центре города, когда полицейские отстали, Макс выключил фары и, ориентируясь по радару, не сбавляя скорости направил машину в сторону «Района трущоб». Мы бы так и скрылись незамеченными, однако по пути на огромной скорости врезались в линии электропроводки. Снопы искр вырвались во все стороны, автолет крутанулся в воздухе пару раз и, ударившись задним бампером в столб, рухнул крышей на землю. Это произошло так быстро, что я не успел даже испугаться. Мы с Максом оказались зажаты подушками безопасности, при этом висели вниз головой. Белый воздушный пузырь полностью сковал мои движения и все попытки оттолкнуть его оказывались безуспешны. Корсигас барахтался рядом, не переставая материться. Первой от шока отошла Фернанда.

– Давай, Донна, давай! – закричала она. – Пора сматываться! Сейчас здесь будет полно копов! Поторопись, иначе будешь всю оставшуюся ночь мыть кабинеты в участке.

Послышался звук открываемой дверцы и шорохи.

– Бежим, Донна, бежим… Что ты там копаешься?

Я почувствовал, что в моей ладони оказался твердый прямоугольник и тут же услышал тихий шепот Донны над самым ухом:

– Когда станешь считать себя мужиком, свяжись со мной. Код видеофона на карточке, вставишь в аппарат и я отвечу. – Донна, похоже, назначала мне свиданье.

После шуршания и беглого перестука каблучков, все стихло.

– Санчо, – сказал Макс. – Никак не могу дотянуться до ножа. Попробуй, может у тебя получится. Мой рюкзак лежит между сиденьями.

Я протянул левую руку, пытаясь нащупать кожаный рюкзак, но тут внезапно донесся звук лопастей вертолета и яркий луч прожектора осветил все вокруг. Послышались сирены и зарябили попеременно вспыхивающие огни полицейских мигалок. Я, смотря вбок, увидел как рядом с «Поршем» качнулись колеса приземлившегося автолета. Искать ножик больше не было необходимости, так как подошедший полицейский, облаченный в черный комбинезон и бронежилет, достал свой и проткнул сначала подушку, державшую Макса, после чего грубо вытащил друга наружу. Потом он обошел машину и ткнул острием в пузырь, пленивший меня. Когда полицейский выволок меня из разбитого автолета и поставил лицом к себе с целью обшарить, я заметил, что нас окружают со всех сторон люди в полной экипировке с автоматами наизготовку. В воздухе висел обтекаемый вертолет, из его днища спускался толстенный трос, на котором, покачиваясь в метре от земли, болтался плот. На подобных плотах десантировали с вертушек группы захвата. Я подумал, что полиции, наверное, не стоило из-за всего этого так сильно волноваться, но тут же понял, что меня и Макса приняли за каких-то крупных преступников-профессионалов. Тут я немного испугался и заподозрил, что, скорей всего, теперь нас посадят в тюрьму. Полицейский, который обыскивал меня, отошел в сторону и крикнул:

– Эй, Мигель, забирай их, чистые! Кроме, пожалуй, крупной суммы денег и пакета с марихуаной. Стоило ли поднимать спецотряд из-за двух подростков? Вечно ты паникуешь раньше времени. Мафия!.. Мафия!.. Ты так кричал в эфир, что переполошил все службы. Завтра, наверное, парни смеяться будут. Может, тебе и кликуху такую дать – Мигель «Мафия»? Звучит неплохо, а?

Из-за спин бойцов вышел полицейский в фуражке с сержантскими нашивками на петлицах.

– А я-то что должен был предположить? Такие тачки могут позволить себе либо люди из правительства, либо бандиты. Чиновникам незачем скрываться от полиции… сам понимаешь.

Подойдя к Максу, Мигель сильно ударил его по почкам. Друг громко выдохнул и изогнулся назад.

– А ну, маленький толстый говнюк, отвечай, где взяли автолет?! А?! Смотри, сейчас тебе все ребра пересчитаю.

– Мы взяли покататься, сеньор полицейский, – взмолился Корсигас.

– А ну, пошел вон в ту машину, – коп указал на белый с черной полосой автолет. – И ты там, – обратился он ко мне. – Бегом за дружком.

Я сорвался с места как стайер и, обогнав Макса по пути, залез на заднее сиденье полицейской машины.

Бойцы из спецотряда, явно недовольные тем, что им не дали пострелять, гурьбой направились к плоту и забрались на него. Огороженная площадка стала на тросе подниматься в воздух.

Когда вертолет улетел, стало сразу так тихо, что я услышал стук собственных зубов. Сержант с напарником забрались в машину. Мигель обыскал наши рюкзаки и, не найдя ничего себе привлекательного, повернулся к нам.

– Деньги – вещественное доказательство, поэтому подлежат изъятию. Травка вам и так ни к чему.

– Ну и куда мы этих салаг? – спросил напарник.

– Куда-куда… В участок. Пускай с ними дежурный судья разбирается. А «Порш» ремонтная бригада на стоянку оттащит. Надеюсь, уже утром появится заявка на розыск.

Полицейский автолет взмыл в воздух и через пятнадцать минут мы сидели в камере ближайшего участка. Это был отдельный бокс и провели мы там что-то около часа. Потом появился охранник, который и привел нас в небольшое помещение с рядами кресел. Чему я удивился сразу, так это тому, что в первом ряду сидели моя бабушка и родители Макса. Они вскочили и направились к нам, но полицейский сразу выставил дубинку, предостерегая их от каких-либо действий. Нас заперли в клетку у стены. Охранник встал рядом с решетчатой дверью. В зал вошли сержант Мигель и напарник, которые тоже сели в первом ряду. Еще через несколько минут появился судья, полный высокий мужчина в черной мантии с заспанными глазами. Он зашел за массивный судейский стол, поднял молоточек и, стукнув им, произнес:

– Председательствует дежурный судья Паскуаль Калисто. Слушается дело, – он посмотрел на лист бумаги, лежащий перед ним, – двух несовершеннолетних: Максимилиана Джона Корсигаса и Алехандро Рито Рамиреса. Для дачи показаний вызывается сержант Мигель Бенито Гауденсио.

Полицейский встал и с места начал докладывать:

– Ваше законство! Эти двое молодых людей угнали автолет и, находясь в алкогольном и наркотическом опьянении, пытались скрыться на нем от патрульных. В связи с чем попали в аварию и этими действиями принесли владельцам транспортного средства существенный ущерб…

– Достаточно. Можете не продолжать. Садитесь. Согласно статьи тридцать четвертой части второй уголовного кодекса для несовершеннолетних, приговариваю, – судья вновь посмотрел на листок, лежащий перед ним, – Максимилиана Джона Корсигаса и Санчо Рито Рамиреса к стиранию событий прошедших суток из памяти. Ущерб, нанесенный владельцам поврежденного автолета, выплатить по иску от таковых, если он будет подан в течение месяца от сего часа. Приговор апелляции не подлежит.

– Судья! – крикнул Макс. – А нас выслушать вы не хотите?

– Нет, – спокойно произнес тот. – В вашем случае это не предусмотрено законодательством. Скажу лишь родителям: Готовьте деньги. Подобные автолеты стоят словно самолеты, – срифмовал Калисто и улыбнулся.

– Судья! – вновь крикнул Макс. – У меня есть деньги. Они у Сержанта Мигеля. Нельзя ли просто выплатить огромный штраф? Стирание памяти не лучший выход.

Паскуаль Калисто удивленно посмотрел на полицейского и тот, тоже с удивление на лице, пожал плечами. Мол, какие деньги?

– Вопрос исчерпан. – Судья зевнул и направился к выходу.

– Ваше законство, – мать Корсигаса двинулась за судьей. – Говорят, что стирание памяти вредно для здоровья.

– Да, бывали случаи, но закон есть закон и обсуждению не подлежит. К вашему удовольствию замечу, что это самое легкое наказание и назначено лишь потому, что ваши дети не совершили ничего отягчающего, а также, что данное нарушение у них первое. Вас вместе детьми доставят домой после процедуры. Подождите минут пятнадцать-двадцать. – Калисто покинул зал, хлопнув дверью.

Нас повели на процедуру стирания памяти. Макс держался бодро, у меня же ноги подкашивались. Когда завели в грязную, с кровавыми потеками на полу и облицованную кафелем большущую комнату в подвальном помещении, я перепугался пуще прежнего. Лысый парень в когда-то белом, сейчас грязном халате, подошел к Корсигасу и ласково погладил его по голове.

– Не бойся, пацан, больно не будет. И не смотри так на меня, не я вынес вердикт.

– Какая разница, – ответил Макс, – кто выносит приговор, судья или врач.

– Я ни тот и ни другой. – Лысый улыбнулся, выставляя напоказ корявые, полугнилые зубы.

– Этого-то я и боюсь. – Друг закрыл глаза.

Однако все кончилось быстро. Нас усадили в полулежачие кресла, пристегнули, дали дыхнуть усыпляющего газа, и я стал терять сознание. Последнее, что заметил, как Максу на голову натянули металлического цвета чулок. Этот «посеянный день» я выкупил совсем недавно в полицейском архиве, записанным на древнюю дискету. Не знаю, зачем они в те времена сохраняли для себя стираемую из мозга информацию, ведь прочитать ее все равно бы не смог никто. Да и сейчас расшифровывать память могут позволить себе только спецслужбы, чьими услугами я недавно и воспользовался. В полиции же до сих пор могут лишь определить, где в памяти начинается и кончается данный отрезок прожитого времени.

Глава 7. Неприятности начинаются.

Утром меня разбудила дребезжащая трель будильника. Не открывая глаз, инстинктивными движениями я потянулся и выключил невыносимый для слуха, действующий на нервы тарахтящий звон. Плюхнувшись вновь на подушку, я стал досматривать сон, в котором беспрерывно пытался опустошить большую бутыль, полную пузырящейся минеральной воды. Пить и в самом деле хотелось очень сильно, и когда я это понял, то поднялся, опустил ноги на пол и взглянул на циферблат часов. Через сорок минут надо было уже сидеть за партой на первом уроке. Утренние лучи солнца ярко освещали комнату. В клетке, стоящей на тумбочке, одна из декоративных мышек усиленно крутилась в барабане колеса. Из кухни доносился шум, каждое утро производимый бабушкой. Я резко встал и схватился за голову. Спазматическая боль ударила в виски и тут же отдалась в затылке. Зажмурившись, я стерпел эту боль, которая отходила постепенно, пульсация в голове почему-то явственно отдавалась в ладонях. Ничего не понимая, я поплелся на кухню, пытаясь сообразить, чем же вызван этот приступ, но никаких мыслей по этому поводу в отяжелевшую голову не приходило. Может, я заболел чем-нибудь?

Бабушка стояла возле плиты и, как и каждое утро, готовила маисовые лепешки. Увидев меня, она состроила гримасу недовольства и причитающе забормотала:

– Что же это ты натворил, паразит окаянный? Бед мне не хватало, так внучок принес. Взяла себе на голову заботу. Думала вырастет, человеком станет, помощь будет на старости лет. Так нет же. Беспризорничает и ворует. – Бабушка присела на стул, положила руки на колени. – Ай-яй-яй, что же мне теперь делать, что же делать?

Я, совершенно не понимая, что случилось и за что на меня так набросилась бабуля, прошел к холодильнику и вынул оттуда бутылку свежей воды, доставленную ранним утром разносчиком. Откупорив ее, я с жадностью припал к горлышку. Более-менее утолив жажду, я подошел к столу и, сев к нему спиной на табурет, опустил голову, зажав ее с обеих сторон ладонями. Бабушка, видя мое состояние, сжалилась, намочила полотенце, свернула его и, подойдя, положила на темечко.

– Тяжело? – спросила она.

– Что случилось? – выдавил я из себя.

– Не помнишь? Совсем ничего не помнишь?

– А что я должен помнить? Я вчера пришел домой, посидел у компьютера и лег спать.

– Все правильно. Но только не вчера, а позавчера. Вчера вы с этим раздолбаем Максимилианом сильно напились, паразиты, и своровали автолет, а потом разбили его. Ай-яй-яй, как же платить-то будем? Дорогой ведь, говорят. «Порш» какой-то.

– Я? – пришлось приподнять голову и посмотреть прямо в лицо бабушке. Уж не сбрендила ли старуха? – Да ты че, бабуля, я и водить-то машины не умею.

– Ты-то, внучек, не умеешь, а вот твой дружок, проказник Макс, оказывается, способен и не на такое.

Головная боль постепенно отходила и я силился понять, что же мне пытается втолковать бабушка.

– Можешь и не вспоминать, – бабуля махнула рукой, отошла к плите и продолжила печь лепешки. – Ночью вас поймала полиция и вам обоим стерли память вчерашнего дня. Спасибо святому Франциску, что хоть не посадили в тюрьму для малолетних. Боже мой… Боже мой…

Я не раз слышал о подобном наказании, применяемом полицией, но верить в то, что это произошло со мной, совершенно не хотелось.

– А где Макс? – спросил я.

– Где, где. Наверное, дома. Его родителей, также как и меня, подняли ночью с постели и привезли в участок, аж в сам «Деловой центр». Далече вы гулять ходите, неймется вам. Ну скажи мне, что вам у нас в районе-то не гуляется? Не ваше это место – «Деловой центр». Ничего хорошего там нет. А твой Макс, проказник, наверное уже и не дома вовсе. Вам пора уже в школе быть. Давай-ка выпей чашечку молока, поешь такос [24] с грибами и поспеши, иначе опоздаешь. Не хватало еще, чтобы тебя из школы выгнали.

Молока я выпил стакан, а вот лепешки тако с грибами положил в рюкзак, аппетит совершенно отсутствовал. Прихватил также с собой и пол-литровую бутылку с молоком. Быстро одевшись, я почти бегом направился в школу, слава богу, путь до нее, если срезать через пустырь, занимал не более пяти минут. Всю дорогу я обдумывал сказанное бабулей и очень спешил увидеться с Максом. Хотя, наверное, он тоже ничего не помнил.

Подходя к школьному крыльцу, я увидел стоящий неподалеку темно-коричневый автолет марки «Бьюик». Два человека, находившиеся рядом с машиной, показались мне немного странными. Точно не местные, решил я. Один из них – негр, иссиня-черный, слишком полный, облаченный в строгий светло-серый, однако сильно мятый костюм, но с белоснежной рубашкой и галстуком. Он ходил возле машины, осматривая ее, попинывая колеса и наваливаясь на капот, как видно, проверяя амортизаторы. Второй – среднего телосложения, длинноволосый, ну прямо ковбой с дикого запада. На голове широкополая, с загнутыми по бокам краями шляпа, велюровая жилетка с бахромой, надетая на клетчатую котоновую рубашку с длинными рукавами, галстук-шнурок, на ногах сильно потертые синие джинсы и полусапожки из змеиной кожи с острыми оббитыми металлом носками, скошенными каблуками и блестящими пряжками. Не хватало только шпор, но это и понятно: кого он будет ими подгонять? Автолет, что ли? В таком облачении, ковбой и негр в уже нагретые солнцем утренние часы наверняка парились, хотя могли и не торчать на солнце, а сидеть в машине, в такой тачке точно есть кондиционер.

И вот парень, которому бы скакать на лошади по прериям, а не кататься на автолетах, наклонился и о чем-то общался с «цыпленком» Мануэлой Альварес. Та, наклонив голову вбок, внимательно слушала и кивала в ответ своей маленькой черепушкой. Когда же подняла глаза и увидела меня, то моментально вскинула руку, указывая в мою сторону. Парень встрепенулся и тут же быстрым шагом направился ко мне.

– Эй, Санчо, подожди! Мне надо поговорить с тобой! – крикнул он на ходу.

У меня почему-то сразу возникли нехорошие предчувствия, отчего я рванулся в двери школы. Все, что мною двигало, так это желание поскорей добраться до Макса. Почему-то я решил, что именно Корсигас примет меня под свое теплое крылышко, разберется со всеми, защитит от неприятностей. Что бы мы вчера с ним не вытворяли, со всем Макс может разобраться.

Я быстро оставил отпечаток своей ладони на «аппарате присутствия» и, миновав вестибюль, взбежал по лестнице. Буквально влетев в класс, я стал искать глазами среди одноклассников своего спасителя. Его не было. Я резко ухватил за руку длинного Гонсалеса, который всегда лучше всех был осведомлен обо всем, что происходило в классе, да и в школе и, повернув его к себе, выпалил:

– Где Макс?

– Ты че, обезумел что ли? Хватаешься! Нет твоего Макса. Сегодня в школу звонили родители, заболел он. Администраторша сказала, что не будет его целую неделю. – Гонсалес считался старостой класса и каждое утро выслушивал наставления в кабинете администратора. Сеньора, отвечающая за школу, с утра всегда выглядела помятой, будто пила текилу всю ночь. Скорее всего, так оно и было, потому что от нее постоянно несло перегаром и луком. Появлялась она в школе только утром, давала указания и выслушивала доклады старост о проблемах. Потом пропадала, и я всегда считал, что она уходила дальше пьянствовать.

Выяснив, что Макс отсутствует, я сразу поник и направился к своей парте. В классе никто меня не будет ловить, подумал я, другое дело, будут поджидать у входа после уроков. Надо будет как-нибудь умыкнуть через черный ход. Однако я глубоко ошибался. Дверь отворилась и в помещение вошла очкастая сеньора-администраторша. Она быстро нашарила меня своим орлиным взглядом и, махнув рукой, произнесла:

– Рамирес! На выход!

Ну что я мог сделать? Выпрыгнуть с третьего этажа? Конечно же, нет. Я просто встал, надел на плечи рюкзак и медленно, опустив голову, словно идущий на плаху, направился к строгой феминистке-администраторше. Ковбой приспокойненько стоял в коридоре и, увидев меня, улыбнулся, показывая кривые зубы. Он взял меня под руку и, сильно дернув, повел к лестнице. На ходу обернувшись, он бросил:

– Его родителям я уже сообщил.

– Ничего, ничего, сеньор комиссар полиции, понимаю – служба.

«Ну что это за бестолковка! Совсем не соображает, что ли, что этот ловец мустангов такой же комиссар, как я Санта-Клаус?» – с тоской подумал я, но промолчал, сообразив, что наверняка этот ковбой предъявил настоящие корочки. То, что документы у него настоящие, я не сомневался, так как охранник на входе не пустит в школу кого попало, не проверив подлинность документов. На этот случай есть специальный сканер.

Из здания мы вышли молча, и тут я увидел возле крыльца школьного пса, дворнягу по кличке «Матадор». Собака стояла приподняв ногу и спокойно мочилась на угол нижней ступеньки. Учуяв незнакомца, от которого «за милю» несло смесью перегара и пота, Матадор зарычал и бросился вперед. Он, не задумываясь, схватил ковбоя за ногу и стал дергать головой из стороны в сторону. Парень взвыл и, матернувшись, вытащил из-за пазухи черный пистолет, направил на обидчика и выжал курок. Выстрел громким эхом отдался в близстоящих трехэтажках. Пес заскулил, отцепился и, что самое невероятное, заискрился в районе шеи, там, куда и угодила пуля. Тут же брызнула кровь. Я вытаращил глаза, потому что всегда считал Матадора естественной собакой. Кому это надо – делать генно-электронного пса дворняжьей породы? Или искусственные создания уже сами научились плодиться? Смешивая родословные, или просто спариваясь с натуральными особями.

Ковбой спрятал оружие и, сильно дернув меня за собой, потащил к «Бьюику». Открыв дверцу, он втолкнул меня на заднее сиденье, сам же устроился на переднем рядом с водителем. Негр, бросив взгляд на меня, улыбнулся и без суеты поднял автолет в воздух.

– Ненавижу животных! – сказал ковбой и, наклонившись, стал осматривать место укуса. – Штанину гадина порвала. Собак ненавижу больше всего!

– И не говори, Чарли, – толстяк-негр посмотрел на ковбоя, причмокиваяюще жуя резинку. – Я тоже не люблю этих искусственных тварей. Было у меня тут недавно: смотрю телевизор, и вдруг экран зарябил. Мигает, мигает. Думал, с антенной что случилось. Вышел во двор, а там соседская лошадь подключилась к моему энергокабелю и скачивает электричество. Вытаскиваю ружьишко и в голову скотине. Так хоть бы грамм настоящего мяса в этой туше был. Ни фига, синтетика одна. Сосед, козел, извинялся, извинялся. Ну, стукнул я ему пару раз в рожу. Что еще сделаешь-то?

– Да все просто помешались на искусственных тварях, да на запчастях к ним, – подтвердил ковбой. – Знаешь, у нас на улице старуха живет, старше моей бабки, земля ей пухом. Ну, та, что по контейнерам отходы собирает. Не знаешь? Ну да ладно. Так вот, сынок у нее, ну, который в тряпье ходит, мастеровой чертов, обрезал козе ихней ноги и рога, а потом приделал протезы, которые где-то на свалке подобрал. А вместо рогов знаешь что присобачил? Деревяшки какие-то! Видимо срезал с ближайшей яблони, да и обстрогал кое-как. В общем, уродец такой бегает по улице. Смех, да и только.

– Он что, извращенец какой-то?

– Вот и я его о том же спросил. И знаешь, что он мне ответил?

– Что?

– Да, говорит, мамке холодца захотелось. Представляешь?

– Ха-ха! Ну, дают, уроды. Эмигранты, что ли?

– Хохлы какие-то, даже не знаю, где страна такая.

– Ну да ладно, хватит про козлов. Куда вот парнишку повезем, а, Чарли?

– Куда-куда… Сейчас он сам скажет куда.

Ковбой повернулся и резко ударил меня кулаком в лицо. Прямое попадание в нос – это вам не пончо-мончо! От боли я прикрыл нос руками и уронил голову на колени, сразу ощутив на ладонях хлынувшую теплую кровь.

– Ну, давай, щенок, рассказывай, где чемодан с деньгами! – закричал над ухом Чарли.

– Какой чемодан? – спросил я, поднимая голову с зажатым пальцами правой руки носом, и тут же получил кулаком в глаз. Бровь, конечно же, этот ковбой рассек мне сразу, и я вновь уткнулся лицом в колени. Тут же почувствовал удар по макушке.

Ну что я мог ответить ему, кроме как спросить: «Какой чемодан?» Я же совершенно ничего не помнил и такой вопрос естественным образом возник в моей голове. Получив еще пару чувствительных ударов по затылку, я рванулся к двери, схватился за рукоятку и принялся дергать ее, но блокированная дверь не открывалась.

– Да ты что, парень, – толстяк-негр обернулся, продолжая управлять машиной, и растянул рот в улыбке, на его скуле дернулись два фиолетовых прыща. – Под нами метров сто. Рано кончать жить самоубийством, успеешь еще. Да и ты, Чарли, чего разошелся-то? Пацан ведь он еще, не видишь, что ли? Давай, Санчо, сынок, скажи, куда вы дели дипломат с деньгами? Скажи, и мы тебя отпустим. Там еще была коробочка такая, прозрачная, с пальчиковой дискетой внутри.

Если один дядя злой, а другой добрый, то, естественно, тянешься к доброму. Знал я этот прием, но когда тебе бьют, да еще непонятно за что, то забываешь обо всем и ищешь любого спасения. В отчаяньи взглянув на негра, я попытался найти у него хоть толику защиты и понимания, поэтому, с жалобными интонациями в голосе, запричитал:

– Сеньор, мне полицейские память стерли. Я совершенно ничего не помню о том, что было со мной вчера.

– Ты, Джеймс, ты – сеньор, понял ты кто? – Ковбой, указав пальцем на негра, загоготал.

Толстяк хлопнул ладонью по руке Чарли, отбрасывая ее в сторону, и парировал:

– А почему бы нет? Что, я не тяну на сеньора, что ли?

Тут до меня дошло, что эти ребята не только не из нашего города но, пожалуй, даже не из нашего округа. Скорее всего, из Североамериканского.

Добрый дядя негр достал носовой платок и протянул его мне.

– На, утрись, а то сиденье загадишь. – Он посмотрел на ковбоя и спросил: – А тебе что в полиции сказали?

– Что, что… Я ничего такого и не спрашивал. Я узнал, что машина разбита и узнал, кто ее разбил. Не хотелось светиться, сам понимаешь. Один коп, к которому меня направил Альварес, дал мне адреса малолеток. Так-то я даже не сообщил, что «Порш» наш. Проверил салон, сиденье резаное. Говорю, не моя машина, мол, модель не та. Перестраховался на всякий случай.

– Если этот парень ни фига не помнит, то что с ним возиться? – вдруг начала проявляться настоящая сущность толстяка. – Надо бы помочалить его еще немного, да в расход.

– Сеньоры, у меня есть друг, – поджилки у меня уже тряслись. – Может, он что знает? Говорят, мы вчера вместе были.

– А ему что, память не стерли? – встрепенулся ковбой.

– Не помню, – я пожал плечами, отлично понимая, что логичнее прикидываться дураком: мол, не знаю, не помню, а то скажешь чего лишнего и не будут со мной церемониться. А так, хоть какая-то отсрочка.

– Показывай дорогу, – спокойно произнес негр, и я стал координатором полета.

«Бьюик» приземлился у подъезда семиэтажного дома, одного из двух, имевшихся в нашем районе. Их так и называли: «трущобные небоскребы», потому что выше этой парочки строений не было. На пятом этаже одной из семиэтажек и снимала квартиру семья Корсигасов.

– Давай вытаскивай дружка на улицу, – порекомендовал мне ковбой Чарли и, подтолкнув к дверям, добавил: – И не вздумай что-нибудь вытворить, из-под земли достану. – Кулак бандита перед моим лицом с моей кровью на костяшках показывал всю серьезность его намерений и нешуточность моего положения.

Я вошел в подъезд и стал подниматься по лестнице. Меня радовало хотя бы то, что я сейчас увижу Макса и все ему расскажу, а потом пусть будет что будет. Когда я подошел к массивной двери с надписью «Профессор Корсигас А.Г.», то заметил, что она приоткрыта. Из щели доносились чьи-то приглушенные голоса. Я, уже имея добрую порцию адреналина в крови, опасливо протиснулся внутрь и, пройдя на цыпочках через прихожую, осторожно заглянул в самую большую комнату квартиры. Ко мне спиной стоял отец Макса, лысоватый невысокий широкоплечий мужчина. Сбоку находилась заплаканная худосочная женщина. Мать друга держала платочек у носа и внимательно слушала какого-то человека в белом халате, видимо врача. Все они расположились возле стола, на котором, тяжело дыша, лежал сам Макс с закрытыми глазами. На его голове примостилось несколько присосок, от которых шли проводки к прибору в руках доктора. Помню, я еще тогда подумал:

«Почему он лежит на столе, а не в кровати, как положено больному?»

– Ничего утешительного, – наконец произнес человек в белом халате. – У парня слабый мозг. Он не выдержал вмешательства стирающих систем. Скажу точно, он до конца дней своих пробудет в коме. Современной медицине такое пока не по силам. Бывали, правда, случаи излечения, но лично я с такими не сталкивался, лишь читал про это в научных альманахах. Никак не могу взять в толк, вы-то что, сами не знали, что у вашего ребенка не все в порядке с головой? Такое давно уже проверяют у младенцев в любом роддоме.

– Видите ли, сеньор доктор, – серьезным тоном произнес отец. – Это не совсем наш ребенок. Мы взяли его в детдоме. Нам с женой запретили иметь детей, так сказать, по причинам наследственных дефектов.

Услышав это, я присел на корточки, не веря своим ушам. У Макса приемные родители! Вот те на! Я прислушался, стараясь пореже дышать.

– Опять ничего не пойму, – врач почесал затылок. – Но ведь вам ни за что не должны были предлагать ребенка с такими вот отклонениями.

– Мой мальчик, – мать наклонилась к Максу и стала поправлять ему торчащие между присосок волосы. – Он был здоров. У нас есть все удостоверяющие документы. Доктора в детдоме уверяли, что он полностью здоров.

Женщина отошла к шкафу и, открыв ключом один из ящиков, достала оттуда пачку бумаг. Она протянула ее врачу и тот стал знакомиться с написанным. Быстро пробежав глазами по всем нужным ему фразам – заключениям, он бросил документы на грудь Макса и произнес:

– Обыкновенное шарлатанство. Вас обманули, чтобы получить деньги за нестандартного ребенка. Я готов, за определенную сумму, конечно, засвидетельствовать в любом суде, что данный человек и эти бумаги несовместимы.

– А что же делать с мальчиком? – Отец демонстративно достал из кармана чековую книжку. – Может, его все же удастся вылечить? Может, нужны какие-нибудь солидные врачи в солидной частной клинике? Что посоветуете?

– К сожалению, как я уже и сказал, современная медицина на это не способна. Могу посоветовать сдать его скупщиком органов и никому об этом инциденте не сообщать. Они неплохо заплатят. Если решитесь на судебный иск к детдому, то на время можно заложить парня ростовщикам. Для начала вам понадобятся деньги на судебные разбирательства. Немалые, я скажу вам, деньги.

– Ой-ой! – зарыдала мать, уткнувшись в живот Макса. – Не отдам! Сынок мой. Не отдам!

– Вы считаете, что нам надо подавать заявление в суд? – спросил отец.

– Ну да, если, конечно, хотите получить компенсацию, неплохую компенсацию. Я бы на вашем месте запросил тысяч этак… пятьсот, а то и весь миллион кредиток. Моральный ущерб и все такое. Думаю, хороший адвокат подскажет, сколько этот детдом сможет заплатить. Это ж ясно, как солнечный день, столько прожить с парнем, можно сказать, вырастить человека. Но даже если вы решитесь подать в суд и при моем участии выиграете процесс, то все равно в итоге парня у вас заберут и отправят назад в детдом. Работники детдома должны будут ухаживать за ним до смерти. Таковы законы.

– Сколько, вы говорите, мы можем получить денег? – мать приподнялась и уже нормальным, не стонущим голосом констатировала: – Миллион! Ты слышишь, Салим! Миллион! – Женщина погладила приемного сына по щеке. – Ничего, ничего, Максимилиан, в детдоме за тобой присмотрят. Ухаживать за тобой будут.

От этих слов я пришел в ярость, но по понятным причинам высказываться не стал, а начал тихо отступать к выходу. Занимала меня одна пришедшая в голову идея. На торцовой стороне дома находилась наружная пожарная лестница. Если осторожно спуститься по ней, то через узкий переулок меж двумя семиэтажками можно смыться от этой парочки маньяков.

Спустился я и вправду тихо, но когда коснулся земли, в переулок влетел, громко тормозя шинами, злополучный «Бьюик». Я, смекнув, что если побегу, то со мной сделают то же самое, что и с Матадором, сразу же решил спрятаться за кучей ящиков, вжавшись между двумя особенно крупными. Переулок был загроможден множеством мусорных контейнеров и автолет с бандитами, неспособный проехать вглубь, остановился вдалеке. Хлопнула дверца.

– Санчо, мальчик мой, выходи. Я ничего тебе не сделаю. – Ковбой приближался. С каждым стуком его подкованных каблуков звук голоса становился громче, и сердце мое от этого начинало увеличивать темп. – Выходи, гаденыш! Думаешь, я настолько глуп, что позволю тебе сбежать через чердак? Я попросил местного пацана, чтобы он последил за пожарной лестницей. Выходи, дружок, тебя видели.

Я не сомневался, что бандит меня обнаружит, но все равно не решался показываться. Чарли остановился напротив меня, продолжая смотреть дальше в переулок. Я зажмурился и вдруг почувствовал, как меня схватили за воротник. Ковбой выволок меня наружу и в этот момент я услышал человеческое лаянье, именно человеческое:

– Гав, гав, гав…

Не понимая, что происходит, я открыл глаза. Ковбой, отпустив меня, достал свой пистолет и вытянул руку вперед.

– Ненавижу собак, – сквозь зубы выдавил он.

Я повернул голову и увидел, что в нашу сторону из глубины переулка бежит бультерьер и продолжает лаять, но почему-то человеческим голосом.

Ковбой громко, со злостью, произнес:

– Получай, сучий сын! – И выстрелил. Пуля ударилась рядом с собакой, подняв вулканчик пыли. Однако пес, видимо сообразив, что тут еще и стреляют, резко затормозил, поднялся на задние лапы, передними схватился за грудь и, крикнув:

– Ты попал в меня, гад! – рухнул боком на асфальт. Открыв щелочкой один глаз, собака стала наблюдать за происходящим. Чарли, увидев это, опустил пистолет и засмеялся истеричным смехом, однако долго ему веселиться не пришлось. Сзади него вдруг материализовалась из ничего фигура, это незаметно приблизился какой-то пожилой сеньор с массивным рюкзаком за плечами и с большущим биноклем на груди. Он вытянул крюк своей трости и, зацепив ковбоя за горло, с силой дернул его в бок. Движенье это было настолько ловкое и сильное, что Чарли понесло в сторону и он на всем ходу врезался в стену дома головой. Откинувшись назад, ковбой упал на спину, раскинув руки в стороны. Я в это время потихоньку отползал назад, протискиваясь спиной между ящиками. Мужчина с тростью легко потыкал носками ботинок лежащего бандита и, удостоверившись, что тот в отключке, опустился на корточки и взял из рук ковбоя пистолет. Вытащил обойму и кинул ее вместе с пистолетом в один из мусорных контейнеров.

– Apearse, chico! – сказано было явно мне. – Apearse [25].

Я выполз к спасителю и стал отряхиваться. Тот посмотрел на меня и шутливо бросил:

– Видок у тебя что надо. Упал, что ли?

– Да, несколько раз на кулаки этого ковбоя. – Я решился на шутку.

– Ладно, иди. Они еще несколько минут побудут без сознанья.

Я посмотрел на автолет и увидел, что водительская дверца у него открыта, а толстяк негр лежит рядом, уткнувшись головой в асфальт. Ноги его по-прежнему оставались в салоне. Когда я повернулся к старику, чтобы поблагодарить его, тот уже не спеша шел дальше по переулку. Он приблизился к собаке, которая зачем-то подняла заднюю лапу и смотрела себе в промежность.

– Слышь, Алекс, – сказала она подошедшему хозяину. – Не пойму, почему это он сказал, что я сучий сын? Я же девочка.

– Девочка ты, девочка. – Алекс нагнулся и погладил собаку, но тут асфальт затрясся и пес, взвизгнув, подпрыгнул прямо к груди старика.

– Землетрясение! – закричала собака. Хозяин поймал бультерьера, прижал к груди и ласково произнес:

– Подземный скоростной. Линия как раз под нами. Видишь, дома тут какие обшарпанные. Строения в подобных местах надо часто ремонтировать, иначе разваляться. Поэтому и называется «Район трущоб». Слава богу, хоть до нашего дома эта тряска не доходит.

Старик опустил собаку на землю и они пошли дальше. Чарли шевельнулся и я что есть сил рванул за спасительной парочкой. Я подбежал к ним и попросил:

– Сеньор, возьмите меня с собой. Иначе эти бандюги убьют меня.

– Да ты что, мальчик, иди домой. У нас дорога очень дальняя. Да и не очень-то хочется влезать не свои дела.

– Ну и что, все равно возьмите.

– Нет, парень, об этом не может быть и речи.

Они стали удаляться. Я постоял и, решив, что мне все равно надо мотать из Уруапана, пошел за ними, держа старика с собакой в поле зрения. В городе никто не мог гарантировать мне безопасность. О школе и доме я почему-то даже не вспомнил.

Глава 8. Переход.

Бультерьер постоянно оглядывался и что-то говорил хозяину, который почему-то опирался на трость, хотя если и прихрамывал, то это совсем даже не бросалось в глаза. Собака если о чем и сообщала Алексу, именно так она его называла ранее, то, видимо, о том, что я следую за ними. Я старался не подходить близко, в то же время не отставая и держа эту парочку в поле зрения. Почему-то я упорно шел за ними, хотя до сих пор не могу понять – почему. По логике, я элементарно должен был хотя бы на время скрыться в каком-нибудь уединенном месте и переждать переполох или просто пойти в полицию и все тут. Однако жаловаться копам в нашем кругу считалось последним делом, оставаться же в городе почему-то не хотелось. Потому я просто следовал за Алексом и его собакой. Вскоре мы покинули город и продолжили двигаться на восток по обочине тракта, по которому изредка мимо нас проезжали электромобили, чаще огромные – грузовые. Солнце припекало, и я увидел, что Алекс раскрыл над собой расписанный иероглифами китайский зонтик, скрываясь от палящих лучей. По шоссе мы шли, наверное, не менее часа, было жарко и муторно от однообразия. Слева и справа тянулись кукурузные поля. Потом Алекс с собакой сошли с тракта и двинулись по асфальтированной дорожке через пролесок. Дорожка эта привела на площадку – полустанок железной дороги. Они оба расположились на скамейке и, видимо, принялись ждать поезд. Я тоже сел на скамейку, но с другой стороны перрона. Поезд, пыхтя, прибыл минут через пятнадцать. Алекс с бультерьером забрались в первый вагон. Я сел в последний. Пришлось пожертвовать немного мелочи кондуктору. Усевшись прямо на ступеньках, я поехал неизвестно куда. Кондуктор, дяденька с длинными усами в синей фуражке, загонять в вагон не стал, но предупредил, чтобы я держался за поручни, что располагались вдоль проема сверху вниз. Но я и сам вцепился что есть сил в поручень, когда поезд внезапно зашел в мрачный туннель, а потом, так же внезапно, выехал на мост, воздвигнутый над гигантской пропастью с бегущей внизу рекой. Аж дух захватило! На следующей станции выглянул, но парочка тут не вышла, они покинули поезд еще через пару остановок. Я спрыгнул вниз и как и прежде двинулся за Алексом и собакой. Они вновь вышли на тракт и пошли по обочине. Я уже стал выдыхаться и еле передвигал ноги. Однако вскоре парочка перешла на другую сторону шоссе и свернула с бетонной на проселочную дорогу, с правой стороны которой расположилась, убегая вдаль, аллея ахрасов [26]. Остановились они под первым же деревом, видимо решив сделать привал. Мне же пришлось скрыться от лучей солнца, присев под ближайший запыленный куст акации, одиноко торчавший на обочине. Я стал ждать, когда они, передохнув, тронутся дальше, однако пес вдруг отбежал от хозяина и потрусил в мою сторону. Я привстал, не понимая что бы это значило. Собака подбежала ко мне и как-то странно, даже, пожалуй, брезгливо осмотрела с ног до головы.

– Пойдем, – мотнула она головой в сторону хозяина. – П. Алекс тебя зовет.

– П. Алекс? – переспросил я.

– По-моему, я уже сказала кто, – недовольно ответила собака и затрусила назад.

Я пошел за ней, а когда подходил к месту стоянки, увидел, что мужчина расстелил небольшую темную прорезиненную ткань и, доставая из рюкзака консервы, бутылочки с соусом, завернутую в фольгу еду, булку хлеба-касабе [27], стал раскладывать пищу на эту своеобразную скатерть. Нарезал перец и помидоры.

– Присаживайся, – спокойно произнес Алекс, даже не посмотрев на меня. – Если ты и вправду собрался идти за нами до самой свалки, то голодный не выдержишь и полпути.

– У меня есть такос и бутылка с молоком, бабушка в школу с собой дала, – ответил я.

– Отлично, – мужчина приподнял брови. – Давай присоединяйся и попробуем вместе бабушкины лепешки.

– Молоко мне, – бескомпромиссно констатировал бультерьер.

– Лизи, – хозяин укоряюще бросил взгляд на пса. – На чужой каравай…

– Ну хоть немного-то отольете? – перебила Алекса собака, хитро прищурившись.

Меня это немного развеселило и я достал пол-литровую пластиковую бутыль и поставил ее на землю перед псом.

– Пей сколько хочешь.

– Ну вот, считай, что с Элизабет ты уже нашел общий язык. Теперь осталось найти со мной. – Мужчина предлагающе вытянул ладонь, приглашая сесть, и я опустился на плоский камень, которым он прижал край прорезиненной скатерти. – Скажи мне, что хотела от тебя эта парочка бандитов? В том, что они бандиты я не сомневаюсь, повидал на своем веку подобных типов. Вылавливал, можно сказать, пачками, работа была такая. Похоже, заезжие гастролеры. Интересно, что ты, малолетка, задолжал им?

– А вы что, полицейский? – Я очень удивился, хотя и заметил ранее на Алексе выцветшую форменную рубашку и потертую фуражку. Но старая потертая сорочка еще ни о чем не говорила, да и опознавательные знаки: погоны, петлицы, шеврон, отсутствовали. В нашем районе полицейские были не в моде, вернее, их вообще не признавали за людей. Возможно, в этом большую роль сыграло то, что в каждой семье, проживающей в «Районе трущоб», можно было отыскать человека, который по той или иной причине провел несколько лет за решеткой, или даже кончил свои дни на марсианских приисках, куда сейчас отправляли пойманные особо заблудшие души. Так что сами понимаете, с детства я, да и мои друзья, слышали всевозможные байки о беззаконии, творимом полицией. Я еще раз посмотрел на темные прямоугольники, оставшиеся от погон на плечах у Алекса, и смекнул, что все-таки в моем теперешнем положении полицейский как нельзя кстати. Это лучше, чем парочка недоносков, решивших прикончить меня. Пока я размышлял, стоит ли рассказывать правду этому копу или нет, тот внимательно смотрел на меня, и как только я решил открыть рот, он опередил:

– Ты ешь, не стесняйся. А насчет полиции, это в прошлом. Теперь я на пенсии.

Развернув фольгу, я увидел там кусок бедра индюшки с поджаристой корочкой. Во рту моментально накопилась слюна, и я понял, что ужасно голоден. Полив мясо сальсой мехикано из миниатюрной стеклянной бутылочки и с жадностью откусив кусок прожаренного бедра, я забросил в рот еще несколько колечек желтого перца, откусил от зеленых стеблей лука и, пережевывая все это, произнес:

– Я и сам особо не понимаю, зачем эти парни решили меня убить.

– А я помогу тебе, – Алекс тоже откусил прожаренного индюшиного мяса, у него в фольге оказалась целая голень. – Ты задолжал им приличную сумму денег, которые потратил на какую-нибудь наркотическую дрянь. В наше время что ни подросток, то наркоман. Кругом одни наркоманы. А уж если не наркоманы, то: criminales,maricones,vagabundos![28] . Да ладно, – Алекс махнул рукой. – Что-то я разнервничался. Еще вчера доказывал одному своему другу, что лучше быть бродягой, чем подневольным. Сам уже путаюсь в том, что лучше, а что нет. Кругом бардак. Вот ты, признайся, ведь правда наркоманишь? Вон худой какой, кожа бледная, опухшие глаза нездорово блестят, на щеках болезненный румянец.

Видимо описывать человека, замечая внешние приметы, являлось профессиональным качеством бывшего копа.

– Не наркоман я! – пришлось немного вспылить, так как я и вправду не считал себя таковым. – Конечно, я пробовал некоторые наркотики, но ни разу не кололся, мы же с друзьями, в основном, только травку и покуривали. Сейчас все кругом ее курят, это ведь не нарушение закона. Вон в Южноамериканском округе героин и кокаин с четырнадцати лет разрешены.

– Да, точно, – подтвердил Алекс и, откусив мяса, попробовал на вкус бабушкины лепешки. – Сейчас это законно. Сейчас законно все что угодно, кроме самого закона. Я еще помню те времена, когда мы с напарником выслеживали продавцов наркоты и прикрывали точки продажи этой гадости. Мы спасали тысячи таких как ты от наркотического безумия, сажая наркодельцов за решетку. И что? Сейчас эти же самые парни торгуют легально, при этом официально получая лицензии и отчисляя налоги с прибыли государству. Все, что мы делали, все коту под хвост.

Собака внимательно слушала нас, успевая при этом отпивать из бутылки молоко. Когда Алекс произнес фразу про кота, она тихо закхекала. Такой способ выражать эмоции меня тоже рассмешил, но бультерьер тут же грозно взглянул на меня. Мол, говоря: как умею, так и смеюсь. Пришлось быстро изобразить серьезность, кто его знает, что у этой собаки на уме, вдруг еще вцепиться в меня, у бультиков хватка что надо. Я взял баночку пива и, откупорил ее, сделал пару смачных глотков. Алекс посмотрел на меня так, будто оценивал, можно ли в моем возрасте употреблять спиртные напитки. Видимо решил, что пиво можно, потому что ничего против не сказал.

– Эти парни, – произнес я. – Они пришли в школу и выдернули меня прямо с первого урока. Они колотили меня, допытываясь, куда я дел их чемодан с деньгами и с какой-то пальчиковой дискетой в прозрачной коробочке.

– Чемодан? – переспросил бывший коп, не прекращая жевать.

– Да, так и сказали: чемодан с деньгами.

– Так ты вор? – собака хитро прищурила глаза. – Не двигаться, полиция уже выехала!

– И куда ты подевал этот чемодан? – Алекс игнорировал бультерьера.

– Да я откуда знаю? У меня полицейские память стерли.

Алекс странно посмотрел на меня, отпил пива из своей банки. Потом достал из рюкзака трубку, не спеша забил ее табаком, прикурил, после чего произнес:

– Давай все с самого начала.

– Сначала, так сначала. Я сегодня проснулся, а бабушка говорит, что вчера нам с Максом, это друг мой, в полиции стерли память прошедших суток, мол, мы сперли крутой автолет типа «Порш» и разбили его.

– Точно, есть такая кара. Применяется, в основном, в виде наказания при мелких правонарушениях и, чаще всего, к людям, впервые совершившим проступок. Ну и что было дальше?

– А дальше я пошел в школу, а там эти два дебила меня уже поджидают. Ковбой показал нашей администраторше корочки комиссара полиции…

– Да из него такой же комиссар, – перебил меня Алекс, – как из меня ловец мустангов.

– Я ей что-то подобное и пытался сказать, но в итоге… – я развел руки в стороны, показывая, что это не помогло. – Так вот, этот автолет, который мы якобы угнали и разбили, как оказалось, принадлежал этой парочке бандюг, и они трясли с меня чемодан денег. Мы поехали к Максу, но у того крыша съехала после стирания мозгов. Он лежал на столе, а доктор говорил, что у него с рождения мозги бракованные. А родители хотят его из-за денег назад в детдом сдать. Я попытался смотаться по пожарной лестнице, а дальше вы все знаете.

Алекс молчал, потом, докурив трубку, постучал ею о камень, вытряхивая пепел, и произнес:

– Знаешь, что я думаю? Чемодан с деньгами – чистая постановка. Никто тебя убивать не собирался. Эти парни просто хотели выжать с вас как можно больше кредиток за разбитый автолет.

– Точно, бабушка сказала, что за него деньги придется отдавать немалые. Суд постановил.

– Да что суд, – бывший коп махнул рукой, – если с вас нечего взять? «Порш» стоит немыслимую сумму. У тебя бабушка что, внучка Рокфеллера?

– Нет, конечно.

– То-то же. Суд, в случае неуплаты, должен в подобном случае отдать вас рабиками, пока не отработаете долг. Видимо этим парням рабики не нужны. Вот и все.

– Им, по-моему, вообще ничего не было нужно, кроме, пожалуй, своего чемодана денег. Вы знаете, Алекс, ковбой, тогда, в «Бьюике», сказал дружку, что в полиции якобы не признал свой «Порш», отказался от владения. Ну, мол, чтобы лишних вопросов не задавали.

– «Порш»? – Алекс удивленно приподнял брови. – Не признал? А вот это уже странно. Странно и интересно. Такие автолеты просто так не бросают. Похоже, что тут замешано что-то еще. Знаешь что, парень, я возьму тебя с собой на свалку, а когда вернемся в город, то попробую разобраться в этом деле. У меня в Уруапане еще кое-какие связи остались. Пожалуй, тебе и вправду в городе сейчас лучше не показываться. И для начала нам все же неплохо бы познакомиться. Как ты уже знаешь, меня зовут Алекс, друзья зовут – П. Алекс. П – значит полицейский. Вообще-то меня зовут Александр Роди, но к П. Алексу я уже давно привык.

– Меня зовут Санчо Рамирес, – представился я.

– Тезка, значит.

Я пожал плечами не поняв, в чем прикол: я-то ведь Санчо, он же – Александр.

– Отлично, Санчо, давай собираться. – П. Алекс стал складывать остатки пищи в рюкзак, мусор прижал валуном, после чего добавил: – Нам до вечера надо преодолеть длинный участок пути, почти сорок километров. Ночевать будем у старого индейца Ночтитлана.

Я не знал, кто такой старый индеец Ночтитлан, но мне было все равно куда идти, лишь бы подальше от города, подальше от парочки маньяков, наверняка сейчас ведущих охоту на меня. Я представил негра с ковбоем, стоящих на корячках, рыщущих по «Району трущоб» и словно ищейки вынюхивающих след.

Рюкзак у бывшего полицейского, видимо, был антигравитационный, потому как он легко забросил его за спину. Мы тронулись в путь. Дорога убегала далеко вперед, туда, где на горизонте виднелись темные силуэты синих гор, вершины которых затягивала серо-белая дымка облаков. Вначале пейзаж был однообразный, с обеих сторон простирались обширные плодородные земли. Справа поля, заросшие густой кукурузой, початки которой, увитые золотистыми нитями, поблескивали среди ярко-зеленой листвы. Слева территория была засажена кустиками хлопчатника, коробочки уже раскрылись и всюду виднелись пушистые комочки, белые, словно снег. По краю полей были равномерно установлены высокие трехметровые столбы, меж которыми едва различалась позрачно-желтая паутина силового поля. Вывески однозначно гласили: «Не подходи: убьет». Вскоре стали попадаться рощицы чиримойо [29] и алоэ. Через пару часов ходьбы поля резко оборвались, потянулись ряды деревьев какао, которые при легких порывах ветерка потряхивали желто-красными стручками. Мы приближались к деревне, расположившейся под склонами гор и окруженной зарослями кактуса-магея, из которого и поныне местные жители приготавливают хмельной напиток пульке. Виднелась вездесущая голубая агава, являющаяся основной для возгонки текилы. Тут же среди ахрасов стремились к свету корявые шеренги кактуса-нопаля. Стайки пестрых попугаев-гуакамайо и катеев то и дело вспархивали по обе стороны дороги, в листве мелькали золотисто-зеленые перья священных кетсалей [30], а в необозримой высоте парил одинокий сопилот [31].

Деревню прошли быстро. Стандартные одноэтажные жилища, сложенные из камней и покрытые затвердевшей под обжигающими лучами солнца глиной с красноватыми черепичными крышами. Возле многих домов припаркованы мощные мини-тракторы и электромобили, в основном пикапы «Форды» и «Шевроле». Попадались и старинные машины на бензиновом ходу. Крестьяне, облаченные в пончо и широкополые соломенные сомбреро, занимались своими делами: чинили технику, копались на приусадебных участках, или просто восседали на лавочках, покуривая трубки с длинными мундштуками. Несколько женщин полоскали белье в заливчике небольшой, но бурной речушки, которую мы перешли по бревенчатому мосту. Кругом паслась живность: куры, гуси, свиньи, бычки. Утки плескались в прибрежной воде. Собаки, почуяв чужаков, залились надрывистым лаем. После деревни дорога свернула направо и пошла вдоль подножия гор. Мы сошли с нее на местами заросшую тропинку и двинулись по ней. Вскоре местность начала повышаться и Роди, сложив свой зонтик, сунул его в рюкзак. Деревья стали встречаться реже, мы принялись карабкаться вверх по склону. В какой-то момент пришлось забираться по каменистому скату чуть ли не на корячках, и казалось, что мы никогда не доберемся до самого верха, но П. Алекс не останавливался до тех пор, пока мы не оказались на перешейке двух вершин. Ветер здесь приятно освежал. Я судорожно хватал ртом разреженный воздух, едва стоя на ногах после долгого подъема. Немного переведя дух, присел на краеугольный кусок порфира [32]. Лизи тяжело дышала, выставив на обзор свой длиннющий язык.

– Если мне не дадут попить, я умру от обезвоживания. Вам нужен дохлый пес? – произнес бультерьер, который всю дорогу от стоянки молчал и лишь однажды весело повилял хвостом, когда услышал лай собак в деревне. Там он все же гавкнул пару раз для приличия.

– Нет, нам не нужен дохлый пес, – ответил Роди и достал из рюкзака бутыль со светло-желтой газированной водой. – Одного дохляка я уже подобрал на свалке и теперь вынужден мучиться с ним.

– А молочка больше нет? – Лизи выжидательно посмотрела на меня.

– Нет, – ответил я, пожимая плечами.

– Зато есть вода с лимонным соком, – произнес П. Алекс. – Для утоления жажды лучше и не надо.

Спуск прошел быстрее и легче. В какой-то момент мы оказались на краю широкой площадки-выступа и я, взглянув вниз, остолбенел. Гигантских размеров кратер искусственного происхождения виднелся далеко впереди в долине.

– Серебряный карьер, – почему-то с жалостью в голосе сказал Роди. – Выработали полностью, видишь, даже экскаватор бросили.

Алекс снял с шеи бинокль и протянул его мне. Я настроил увеличение и увидел проржавевший огромный многоковшовый экскаватор, одиноко стоявший на самом дне карьера. Перед въездом на дорогу, спиралью убегавшей вниз этой гигантской ямы, находился большущий грузовик, колеса которого наверняка превышали мой рост. Кузов был наполнен горой породы, корпус проржавел ничуть не меньше, чем у экскаватора.

– Когда-то на этом месте возвышалась высоченная гора, полная серебра и укутанная девственным лесом, сплошь покрытым бабочками монархами. Я тебе покажу их, красота нечеловеческая. Ночтитлан до сих пор выращивает таких бабочек.

– Выращивает? – переспросил я.

– Ну да. Сам увидишь, когда доберемся до места.

Спустились к карьеру, когда солнце начало клонить к закату. Огромнейший котлован стали обходить по периметру. На это потребовалось не менее часа. Вскоре вошли в заросли деревьев и принялись пробираться по едва заметной звериной тропке вниз под уклон, кое-где Алексу пришлось прорубать дорогу мачете, которое он предусмотрительно достал из рюкзака. После, когда спустились еще ниже и вышли на открытое пространство, впереди показалась красивейшая, заросшая лесом долина с быстро бегущей горной рекой. Позади солнце краем задевало перевал.

– Поспешим, – сказал Алекс и прибавил шаг. – Вскоре стемнеет.

– Ночтитлан уже знает, что мы идем, – сказала Элизабет, которая бежала передо мной за хозяином, мелко перебирая лапами.

– Почему это? – спросил я.

– У него тут в долине датчики да камеры понавешаны. Наверняка уже получил сигнал о прибытии гостей.

Мы вновь зашли в густой лес, тропинка здесь была просторнее, духота, перемешанная с запахами гнилой листвы, кружила голову. Воздух наполнялся трелями птиц, перекликались звери, но этот животный гул сразу, как по команде, смолк, стоило только верхнему краю солнечного диска скрыться за горой. Моментально стало тихо, долину накрыли сумерки, лишь трава и ветви засверкали светлячками, стайки которых закружились в воздухе, в метре перед Роди они разлетались в стороны и вновь сходились уже за моей спиной, кружась в танце. В глубине леса светило «дьявольское дерево», чья кора, содержащая фосфор, излучает столь яркий свет, что при нем можно свободно читать в темное время суток. Природа словно захотела осветить путь идущим. П. Алекс снял с пояса огромный полицейский фонарь и, на всякий случай освещая дорогу, продолжил ритмично шагать. По пути нам попался высокий решетчатый забор, убегавший и терявшийся в темноте вправо и влево. Роди открыл калитку и, пропустив нас с Лизи вперед, зашел сам, не забыв закрыть за собой дверцу. Вскоре мы вышли на широкую темную поляну, и Роди резко остановился на самой опушке. Я чуть не врезался ему в спину, но собаке на ногу все же наступил. Элизабет заскулила, шарахнувшись в сторону. Где-то недалеко впереди залаяли две собаки.

– Полегче, косолапый, – зло прошипела Лизи. – Иначе понесешь меня на руках.

Я извинился и посмотрел вперед, выглянув из-за спины Роди. Вышла луна, которая немного осветила окрестности. На противоположной стороне поляны под высокими стволами деревьев виднелся силуэт одноэтажного строения. Горело три окна.

– Надо подождать, – сказал П. Алекс.

– Чего? – шепотом спросил я.

– А вот посмотри, монархи. – Роди направил луч фонаря вперед и вниз и я увидел, что перед ним на дорожке из широких мраморных плит и везде, куда попадал свет, растут красивые оранжево-красные с черными прожилками цветы. Э-э, нет, это не цветы, ведь цветы не могут расти на мраморе! Это оказались бабочки, и они покрывали все пространство перед нами. Внезапно вспыхнул яркий свет, это на деревьях, окружающих поляну, зажглись прожекторы. Зрелище потрясающее! Представьте себе мириады бабочек – везде! Ажурными гирляндами они украшали ветви деревьев, облепляли стволы. Каждое растение – в плотном наряде из монархов. Их слегка подрагивающие легионы усеивали землю. Под лучами света миллионы их поднялись над поляной, заполнили воздух своими красочными крыльями, пронизанными лучами прожекторов. Пока я разглядывал это удивительное действо, одна из веток толщиной сантиметров в пять сломалась под бременем насекомых и упала на траву, рассыпав по ней свой живой груз.

– Ну как тебе? – спросил Роди.

– Никогда не видел ничего подобного, – ответил я, присел и взял в руку одно насекомое.

– Осторожно, у Ночтитлана разрыв сердца будет, если ты ее раздавишь. Они для него как дети.

Я вытянул руку вперед и бабочка, прошествовав по ладони, вспорхнула и полетела к своим сестрам.

– Ладно, пойдем, вон старый индеец уже машет нам рукой. Только осторожно, постарайся никого не задавить.

Я посмотрел вперед и увидел, что вдалеке за поляной на крыльце одноэтажного дома стоит какой-то мужчина и вправду машет рукой. Все мы, медленно ступая, поплелись по мраморной дорожке.

Глава 9. Босс.

Пока мы с П. Алексом разминали ноги в горах, в городе нас уже вовсю искали. Эту историю рассказал мне один из агентов «СС» [33], участвовавший в этих поисках. Встретились мы с ним много позже и совершенно случайно. Он уже не служил, более того, был уволен с грифом «за халатность при выполнении задания», после чего стал постояльцем одного местного паба. Что его привело в наши края, не понимаю. Может, то, что он потерял здесь все. Даже не помню, как он себя назвал, да и представлялся ли вообще.

Как-то раз я выбрался из своего особняка, чтобы пропустить парочку кружек пива в одной из здешних забегаловок. Там-то этот парень и подошел ко мне. Он, в строгом черном, покрытом пятнами, пылью и грязью костюме, еле стоя на ногах и указывая пальцем мне в грудь, произнес:

– Я знаю, ты Санчо Рамирес! Вот я и нашел тебя, гад поганый!

– Может, и нашел, – ответил я, совершенно не желая разговаривать с пьяным незнакомцем. – И что теперь?

– Я был тогда, на свалке…

– Правда? – перебил я незнакомца и, делая вид, что не понимаю о чем он толкует, добавил: – Тебе там и место.

Он сел напротив и, глядя хмельными глазами в упор, произнес:

– Я был там, Санчо, и я выжил, как бы вы не хотели моей смерти. Представь себе, я подробно написал отчет, а мне так и не поверили. Не поверили даже, что ты существуешь. Я работал в «СС». Хочешь узнать больше, угости меня пивом, и рассказ, как мы тебя искали, тебе обеспечен.

Меня сразу заинтересовало слово «отчет» и я заказал этому парню текилы с тонкими ломтиками лимона, решив, что это больше развяжет ему язык. Так и случилось. Он, периодически прикладываясь к стопочке, рассказал историю, которую и я поведаю. Как обычно, немного добавлю от себя. Так вот, в то время, когда мы с П. Алексом совершали многочасовой переход, в Уруапане, в «Районе трущоб», происходило примерно следующее.

Босс, Тито Каталани, выглядел как всегда элегантно, даже чуть напыщенно. Иссиня-черный костюм с переливом, шелковая ультрамариновая рубашка. Туфли давали отблеск под жаркими лучами клонящегося к закату солнца. Высок, худощав, черные волосы прилизаны назад, ну чистый итальянец. Он вылез из одного играющего бликами автолета агатового с металиком цвета фирмы «Мерседес», пара которых только что опустились на пыльную дорогу, и не спеша, направился к «Бьюику». Позади него, на шаг отставая, шел человек в темных солнцезащитных очках, в строгом черном костюме, белоснежной сорочке, галстуке. Еще пятеро точно таких же «пиджаков» выбралось из салонов и осталось стоять рядом с машинами. Возле «Бьюика», навалившись на капот, стояли Чарли Грифит по прозвищу «Ковбой» и негр Джеймс Гловер по прозвищу «Боров». Босса они, конечно, уважали, но он сам поддерживал в своей «семье» либеральные отношения (все вместе справляли праздники, вместе кутили, вместе девчонок заказывали и т. д.), поэтому-то парни и стояли слишком «вольно». Они не особо удивились появлению Тито в этом захолустье. Более того, они его ждали, потому что уже передали информацию о пропаже «Порша» и чемодана. Теперь все зависело от Тито, от его кардинальных решений, ибо их поиски зашли в тупик. Но босс есть босс. Он не особо обрадовался, когда узнал о провале дела и заминке своих подчиненных в исправлении ситуации. К тому же, он совершенно не хотел покидать свою загородную резиденцию, находящуюся недалеко от Вашингтона, где приятно проводил время с парочкой только что выбранных красавиц года. Но, зная, что провал этого дела несет за собой печальные последствия, вылетел немедленно. Подойдя, он без вступлений, сразу рявкнул:

– Идиоты! Как еще можно назвать вас, если вы провалили простейшее задание?!

Чарли с Джеймсом отлипли от капота, выпрямились и, насупив брови, стали смотреть себе под ноги, будто нашкодившие подростки.

– Но, босс… – попытался оправдаться ковбой и тут же был перебит.

– Никаких «но»! Я вам что сказал?! А?! Прилететь в Уруапан и просто, просто забрать автолет и перегнать его домой! А вы что?! Нализались, черти!

– Бывает, босс, – прогнусавил Гловер.

– Бывает?! Я вам покажу – бывает! Докладывайте! Я по видеофону ни черта не понял!

– Мы выпили-то пару коктейлей, – стал отчитываться Чарли. – «Порш» торчал на месте, на стоянке возле клуба, богом клянусь. Прилетели, машина там, где надо. А тут, как назло, кабак толковый. Решили осмотреться, посидели ну максимум полчасика, выходим – нет «Порша». Заявлять-то не станешь. Приперлись с утра к Альваресу, говорим, мол, так да так, нужна помощь на вашей территории. Мол, хулиганить не будем, мол, босс наш, Каталани, добрым словом вас упоминал.

– Не произноси имя мое всуе, – перебил Тито.

– Хорошо, хорошо, босс. Так вот, Альварес дал наводку на копа одного, говорит, поможет. Поехали в участок. Помог, да поздно. «Порш» нашли, но автолет оказался серьезно замят, чемодана нет. Пацанье местное покаталось. Нашли мы этих пацанов. Один в коме, другой ничего не помнит, память копы стерли, наказание у них тут такое. Потом появился этот старик с палкой. В общем, уделал он нас, парня забрал. Через того же копа пробили личность старика, знают его, тоже бывший коп. Думаю, этот П. Алекс все и организовал.

– Теперь, вроде, все понятно. Кинули нас. – Каталани достал из нагрудного кармана сигару, снял пластиковый чехол, прикурил. Выпустив плотную струю дыма, он спросил: – Что мы делаем на этой убогой улице?

– Да вот в этом доме, – Чарли указал пальцем в сторону двухэтажного строения с колоннами у входа и вывеской «ЛОМБАРД. СКУПКА. КРЕДИТЫ», – обитается некто по имени Феликс Мохман, ростовщик. Он, говорят, большущий друган этого старика с палкой. Говорят, П. Алекс, кликуха у старика такая странная, ему постоянно в долги влезает, и еще говорят, ростовщик этот все про него знает. Предлагаю разговорить его.

– Понятно. – Тито указал большим пальцем назад и добавил: – Это парни из «СС». Будут подтирать за нами все. Притом официально. Дело серьезное, никто не должен заполучить ту пальчиковую дискету.

– Ну ты даешь, босс! – Чарли достал пачку с сигаретами и, вынув пару, одну протянул Гловеру. – Вот это я понимаю. Вот теперь-то мы сможем поработать на славу, а то приходится постоянно оглядываться, нет ли на хвосте черно-белых. Кстати, мы тут уже немного похулиганили, заглянули в места проживания этих недорослей. У одного парня только бабка была, визжала, словно поросенок. Ни фига не знает. Кокнули мы ее. У второго, того, что в коме, родители приемные, ботаники какие-то. Оказалось, тоже не в курсах. Гловер придушил их. Полиция еще наверняка и не нашла трупы-то, тихо сработали. Так что уже есть что подтирать.

– Слышал, Менсон, – Тито обернулся и посмотрел на «пиджака» в черных очках, стоящего немного позади.

Тот мотнул головой, подтверждая, и произнес только одно слово:

– Разберемся.

– Да, еще, – сказал Джеймс. – Мы парнишку, того, что в отключке, с собой прихватили. Чарли говорит, что сейчас доктора серьезные встречаются. Если найти профессора толкового, то, может, он выкачает из памяти этого парня все, что нам нужно.

Гловер обошел машину и открыл багажник. Когда подоспели остальные, они увидели в нем скрюченного трясущегося парня с открытыми веками и закатившимися яблоками глаз.

– Ладно, давайте пока разберемся с ростовщиком. – Босс выпустил облачко дыма. – Потом подумаем, что с пацаном делать. Видимо надо будет отослать его в Вашингтон, там и вправду есть лекари серьезные, может, и получится, если, конечно, к тому времени мы сами не найдем дискету.

Джеймс захлопнул крышку багажника. Тито посмотрел на Менсона и хотел что-то сказать, но тот опередил его своим предложением:

– Я полечу со своими парнями по адресам, где трупы, оставлю вам тут парочку агентов для прикрытия. Пусть поторчат у входа. Постараюсь справиться, – Менсон посмотрел на золотой «Ролекс», – этак минут за сорок. Вы тут тоже поспешите, а потом, пожалуй, здесь же и встретимся. Лучше никуда без меня не суйтесь – когда я обнаружу тела, полиция начнет операцию «перехват». Можете попасть под горячую руку. Итак, кто мне даст адреса мест вашего «хулиганства»?

Чарли достал из внутреннего кармана помятый клочок бумаги и протянул агенту «СС». Тот взял адреса, бегло взглянул и, мотнув головой, повернулся, направился к «Мерседесам». Взлетели агенты на одном из автолетов уже через минуту, второй остался на месте.

– Жарко тут до невозможности. – Тито достал носовой платок и протер шею. – Пойдемте разбираться с этим ростовщиком. Надеюсь, хоть в доме у него есть кондиционеры.

Каталани достал из подмышечной кобуры черный массивный пистолет, загнал патрон в патронник и принялся накручивать глушитель. Он посмотрел на Чарли с Джеймсом и спросил:

– Оружие, надеюсь, не потеряли?

– Нет, ты что, босс, – промычал Гловер, показывая свой пистолет. – У нас все в боевой готовности.

– Отлично, пора двигаться. – Тито, спрятав оружие, резвым шагом направился через дорогу к железной двери.

Они подошли ко входу втроем и Каталани выжал кнопку переговорного устройства. Потянулась пауза, наконец грубый мужской голос вырвался из динамика:

– Че надо?

– Че, че. Машину хотим заложить. Вон тот «Бьюик». – Тито изобразил миловидную гримасу на лице и вытянул руку в сторону автолета. – Последняя модель, больших бабок стоит.

Потянулась очередная пауза. Но вот тишину прервал все тот же баритон:

– Заходит хозяин машины с документами на транспорт, остальные отдалились от двери.

Чарли с Джеймсом демонстративно отошли к дороге и стали попинывать камешки, делая вид, будто все это их мало волнует. Охранник открыл дверь и тут же получил пулю в лоб. Тито специально выстрелил в голову, потому как считал, что у охранника могла быть подкожно вшита «тревожная кнопка» в виде небольшой пластины, срабатывающая от мысленного приказа – кодового слова. Он ошибался, если в Североамериканском округе такое часто практиковали профессиональные охранники, то у нас о подобном и не слышали. Громадное тело начало падать вперед, но Каталани уперся ему в грудь рукой с пистолетом и оттолкнул от себя. Парень рухнул на спину, раскинув в стороны руки. Тито перешагнул через труп и направился в приемное помещение. Следом за ним быстро заскочили ковбой с Гловером, не забыв захлопнуть за собой дверь. Пожилая очкастая дама восседала за столом, отделенная от зала решеткой. Она казалась очень испуганной и почему-то бегло посматривала на часы, висевшие напротив нее на стене. На самом деле главная ее мысль была такой: «Через сорок пять минут я уже сдала бы смену управляющему!» Вторая мысль: «Интересно, как скоро приедет тревожная группа полицейских?» Каталани, входя в зал, направил на женщину пистолет и крикнул:

– И не думай даже, милочка!

– Че… Че… Чего не думай? – заикаясь, спросила приемщица.

– Не вздумай нажать кнопочку какую. – Тито просунул сквозь окошко пистолет и упер дуло в нос женщины. – Мозги отстрелю, – добавил он тихо.

– Но я уже нажала кнопку, – дама в очках почему-то пожала плечами, а на лице у нее выступила испарина. – Таковы правила.

Сообщение женщины нисколько не смутило босса, он, продолжая направлять пистолет в нос приемщицы, обернулся и мотнул головой в сторону решетчатой двери. Гловер подошел к ней и с первого раза отстрелил одну из дужек, за которые держался навесной замок. Он пнул дверь, которая распахнулась, но, спружинив об решетку, резко отлетела назад, стремясь ударить Джеймса по лицу. Тот среагировал, подставив руку. Тут из дальнего конца зала послышался шум, и негр рванулся туда. Он пробежал через весь огороженный зал и заскочил в подсобное помещение. Протиснувшись боком между широких полок, мешавших его грузному телу с обеих сторон, Гловер увидел впереди приоткрытую дверь, толкнул ее левой рукой и выскочил на задний двор. Какой-то парень спешно перелазил через забор. Джеймс вскинул пистолет, но было поздно. Беглец скрылся. Гловер, огорчившись, сплюнул и, закрыв дверь на замок, стал пропихивать себя назад, осматривая по пути полки со складированным на них разным товаром – от бытовой техники до сверхчувствительной электроники.

Когда он вернулся в зал, Тито стоял уже рядом с приемщицей, продолжая наставлять на нее пистолет.

– Ну, что там? – спросил босс.

– Парень какой-то был.

– Ну и?..

– Ушел.

– Кто это был? – Каталани посмотрел на женщину.

– Какумацин. Работает у нас подсобным рабочим.

– Черт с ним. Парни из «СС» потом разберутся.

– Ребята, – произнесла приемщица. – Может, вам деньги нужны? Так вот, берите. – Дама в очках попыталась наклониться под стол и даже потянулась рукой к сейфу.

– Не рыпайся! – скомандовал Тито, подергивая пистолетом.

Женщина резко выпрямилась и уставилась сквозь решетку на мониторы.

– Похоже, это по вашу душу, – сказала она, расслабилась и откинулась на спинку высокого кресла.

Все посмотрели на пять экранов, стоявших на столе поста охраны. Изображение мониторов в различных ракурсах показывало, как возле ломбарда сначала зависли, а потом и приземлились три белых с черными полосами автолета с включенными мигалками. Полицейские выскочили из машин и, вскинув пистолеты, что-то кричали. «Мерседес» же с агентами уже стоял прямо возле двери. Двое из «пиджаков» вынули продолговатые карточки и продемонстрировали их копам. Подошел сержант, у которого лицо по-прежнему выражало серьезную настороженность, и начал о чем-то переговариваться с агентами. Остальные полицейские, прикрываясь машинами, направляли массивные ружья и пистолеты на незнакомых им парней в черных костюмах. Сержант, рассмотрев вблизи пластиковые прямоугольники, показанные ему, быстро переменился в лице, а вскоре уже протягивал руку для приветствия. Представители закона обменялись рукопожатиями. Еще через минуту сержант отошел к своим парням и сказал им что-то такое, от чего копы расслабились и попрятали свое оружие. Все, погрузившись в автолеты, ретировались. Однако одна машина копов все же осталась, отлетев и парковавшись на другой стороне улицы.

Приемщицу это явно не обрадовало и она с тревогой в голосе спросила:

– Вы что-то говорили про «СС»?

– Не важно, – зло бросил Каталани и, посмотрев на женщину в упор, спросил: – Где ростовщик? Как его… – Босс взглянул на Чарли.

– Феликс Мохман, – отчеканил ковбой.

– Он у себя, тут, на втором этаже. – Женщина дернула головой назад.

– Пожалуй, нам больше от тебя ничего и не надо. – Тито бросил взгляд за спину приемщицы, где стоял Гловер, и легонько качнул головой.

Негр достал из кармана капроновый шнурок, шагнул к женщине, накинул петлю ей на горло и резко дернул на себя, сжимая удавку. Дама попыталась схватиться за удушающий ее шнур, но не смогла уцепиться за него пальцами и, закатив глаза, стала, дергаясь, сползать вниз. Очки повисли на одном ухе и, качнувшись, упали на пол. Гловер, почувствовав, что жертва ослабла, еще сильнее натянул веревку, с силой дернул руками вбок и отпустил.

В это время, сидя на унитазе, Феликс Мохман просматривал свежую прессу. Отложив газету в сторону, он встал, натянул цветастые трусы, спустил воду и, насвистывая что-то незатейливое, направился в ванную комнату. Чтобы сменить приемщицу, у ростовщика оставалось еще тридцать минут. Понежиться в бурлящих пузырьках джакузи перед ночной сменой уже давно вошло у него в привычку. Он подошел к мини-бассейну и, поправив висящий на спинке стула халат, стал стаскивать с себя трусы, по ходу дела цитируя:

Голубоватая, в купальне млечно-белой,

Вода струит чуть зримый пар,

И благодарное я погружаю тело

В ее глухой и нежный дар. [34]

Вода и вправду парила, и, несмотря на то, что на улице была духота, Феликс с удовольствием нагревал себя перед ночной работой, хотя в помещении отлажено работали кондиционеры и жара не так сильно мучила старого еврея. Осторожно ступая, Мохман вошел в джакузи. Он опустился в парящую жидкость по шею, снял и положил на кафель очки, закрыл глаза и с блаженством стал ощущать своей дряхлой кожей легкий массаж от пузырящихся струй. Он пролежал бы так еще минут пятнадцать, но тихий шорох заставил открыть веки. В лицо ему смотрел темная дырочка пистолетного глушителя. Феликс высунулся по грудь из воды и, продолжая смотреть на пистолет, нащупал свои очки, надел и увидел, что перед ним на корточках сидит прилично одетый мужчина со странно строгим выражением на лице. Еще двое парней с оружием стояли у входа, прислонившись к косякам.

– Ребята, если вы за деньгами, то тут я их не держу, – осторожно, выговаривая каждое слово, будто боясь испугать напавших, произнес Мохман. – Они там внизу, под столом приемщицы, в сейфе.

– Забрали мы уже твои деньги, папаша, – брезгливо сказал тот, что находился у двери в ковбойской шляпе.

– Ну! Так что же вам еще надо?! – возмутился Феликс. – Забрали, так убирайтесь! Ни разу еще не видел таких нерасторопных грабителей. Если вам нужно еще денег, то здесь вы ни песо, ни кредиток не найдете. Можете спросит приемщицу, она подтвердит.

– Не шуми, старик, – спокойно произнес прилично одетый парень. – Она уже ничего никому не подтвердит.

– Как… Как, не подтвердит? – последние слова немного остудили пыл ростовщика. – Вы убили ее?

– И тебя прикончим, если не скажешь то, что нам нужно. – Парень, сидящий рядом, убрал пистолет от лица Мохмана, почесал глушителем горло, после чего спросил: – Расскажи-ка нам, папаша, где обитается этот… ну, друг твой. Как же его?

– П. Алекс, – напомнил, ковбой.

– Да, П. Алекс.

– П. Алекс? Да где всегда, улица Кастанеды, семь. Только не могу понять, чего такого мог сделать старый коп, чтобы насолить вам?

– Так он еще и коп?

– Я же говорил, босс, – произнес Чарли.

– Ну, тогда понятно. Он влез не в свое дело.

«Что правда, то правда, – подумал Феликс. – Алекс со своими постулатами, типа „помоги ближнему своему“, спокойно мог влезть не в свое дело».

– П. Алекс – бывший коп, сейчас он на пенсии, – сказал ростовщик. – Спокойный человек, занимается своим делом. Только нет его дома.

– А где же он?

– Он с утра направился на свалку?

– Какая такая свалка?

– Восемьдесят километров на северо-восток от города. Здесь ее все знают, – ответил Феликс, а сам подумал: «Как бы предупредить Алекса, что в городе его ждут неприятности? На свалку они за ним не полетят, туда только идиоты могут сунуться».

– И что он там забыл-то, на свалке? – спросил тот, что сидел рядом.

– Он собирает испорченных кибер-животных и, ремонтируя, продает на рынке.

– Вот и я говорю. Все просто помещались на искусственных тварях. – Ковбой постучал указательным пальцем по виску.

– Каждому свое, – ответил Мохман. – Так, кажется, было написано над воротами одного из нацистских концлагерей во время второй мировой войны.

– А что, их было две? В смысле, мировых войн? – Негр посмотрел на ковбоя, но тот пожал плечами.

– Ну что ж, папаша, – сказал старший этой банды. – Что передать твоему другу?

И тут до Феликса дошло, что его положение намного хуже, чем у Алекса. Если они внизу убили женщину, то его-то и подавно не будут оставлять в живых. Хотя бы потому, что он свидетель. Он понял, что пришел его конец и что он ничего не может с этим поделать. Подумав немного, ростовщик произнес:

Разгадана загадка –

И нам не надо приза –

Нет ничего черствее

Вчерашнего сюрприза. [35]

Мужчина в переливающемся костюме, не моргнув, тут же ответил:

Мой век длиннее – не дано

Нам заодно стареть –

Могу я только убивать –

Не в силах умереть. [36]

– Э-э, да ты, оказывается, грамотный, – Феликс удивленно приподнял брови. – Университет, наверное, за плечами?

– Да, точно, – вмешался Чарли. – Наш босс того… Он даже книжки без картинок читает. Я сам видел.

– На образование не жалуюсь, – ответил Каталани и, привстав, направил пистолет на Мохмана.

«Э-э, нет, парни, – подумал Феликс. – Есть то, что отомстит за меня, даже не подозревая, что мстит».

Он натянуто улыбнулся и произнес:

Берите все – а это,

Что не возьмет жулье,

Оно всегда со мной –

Бессмертие мое. [37]

– Отправляйтесь на свалку, парни! – крикнул Мохман. – Вы застанете Алекса там утром!

После этого он встал на ноги и, уже истерично рассмеявшись, вновь крикнул:

– На свалку, парни! Отправляйтесь на свалку! На свалку…

Глухой хлопок выстрела прервал его крик. Мохман с аккуратной дырочкой во лбу опустился в джакузи. Злое выражение застыло на его лице. Глаза, увеличенные линзами очков, выражали предсмертное презрение. Тонкая струйка крови стекала вниз и, протекая по переносице, затем по щеке, попадая в воду, стала окрашивать ее в розоватый цвет.

Когда босс с подчиненными спустились вниз, в кармане пиджака Тито затрещал тихий зуммер. Он достал плоскую коробочку видеофона, раскрыл ее и, увидев на экранчике монитора Менсона, сказал:

– Мы тут закончили.

– Что-нибудь выяснили? – спросил агент.

– Многое. Сейчас нам предстоит посетить еще один адрес, а потом, думаю, с раннего утра надо лететь на какую-то свалку. Восемьдесят километров отсюда. Говорят, там мы найдем то, или хотя бы того, кто знает, где находится то, что нам нужно.

– Хорошо, – произнес Менсон. – Выходите с заднего входа, тут слишком много свидетелей. Я подберу вас там.

– Уже идем, – ответил Каталани и захлопнул крышку видеофона.

Кстати, парень, уволенный из «СС», после очередной «лизни, выпей, кусни» просто повалился грудью на стол. Я не стал его расталкивать и, расплатившись с барменом, хотел было затеряться навсегда, но бывший агент очнулся и из последних сил, вытянув руку, схватил меня за рукав рубашки.

– Теперь-то я тебя никуда не отпущу, – пробормотал он. – Ты мой билет назад на службу. Я им докажу, что ты существуешь.

Пришлось врезать ему пару раз, только тогда он и отключился полностью, разжав пальцы и отпустив меня. Больше я этого парня никогда не видел.

Глава 10. Хижина индейца Ночтитлана.

Ночтитлан оказался пожилым человеком, длинные черные с проседью волосы которого были скрепленные на затылке небольшим конским хвостиком. Огромный орлиный нос, темные глаза. Он возвышался над нами как гора, глядя на нас сверху вниз. Крупный индеец. Очень обрадовавшись нашему появлению, он по-братски обнял П. Алекса.

– Это Санчо, – представил меня Роди. – Парнишка пока под моим присмотром.

Ночтитлан протянул руку. Рукопожатие крепкое, впрочем, как и телосложение. Одет он был в хорошо продуваемый сетчатый защитного цвета комбинезон с короткими рукавами. На широком кожаном ремне крепились ножны, из ножен торчала массивная рукоять десантного штык-ножа. Наклонившись, Ночтитлан потрепал Элизабет за шею и заговорщицки подмигнул ей, отчего та весело завиляла хвостом и мигнула в ответ. Видимо у них был свой, неизвестный Алексу секрет. Индеец резко потянул вниз металлический штырь с шаром на конце, торчащий из электрощита, расположенного возле дверного косяка, и прожекторы, освещавшие поляну, потухли. Сразу стало темно. Мы оставили свои пожитки в прихожей и прошли в глубь дома. В большой центральной комнате жилища располагался уже накрытый различными блюдами стол, в глаза сразу бросилось блюдо с цыплятами под соусом моле [38]. Тут же были " tacos al pastor" – жаренные на вертеле тонкие ломтики свинины, приправленные луком, кориандром и чили. По центру в глубокой вазе лежали папайя, манго и печеный чайот. Стояла тарелка со свежеиспеченными маисовыми лепешками. Над столом висела и уютно светила люстра из матерчатого зеленого абажура с бахромой. Пять удобных, с невысокой спинкой, оббитых потертой кожей кресел располагались по периметру стола. В соседней комнате, видимо кухне, кто-то копошился, бренча посудой. Элизабет, словно хозяйка, запрыгнула на одно из кресел и озабоченно вытянула шею, разглядывая содержимое тарелок на столе. Ночтитлан предложил присесть, а сам достал из шкафчика бутыль с мутноватой жидкостью и сразу же разлил ее в три глиняные, разных размеров, кружки.

– Давайте, ребята. Давайте… – сказал он и сразу поднял свою кружку. – Давайте выпьем. Небось устали? Что ж не садитесь-то? Присаживайтесь, присаживайтесь.

У меня создалось впечатление, что индеец только и ждал нас, для того чтобы наполнить свою кровь алкоголем. П. Алекса, видимо, такой радушный прием не удивил, потому как он тоже поднял кружку и первый залпом опорожнил ее.

– Уух, – выдохнул Роди и опустился в кресло, зачерпнул ложкой прямо из салатницы нарезанные колечки перца с помидорами и фасолью, все сдобренное кукурузным маслом, закусил.

Лизи стащила с тарелки одного из аппетитно выглядевших цыплят и, положив мясо перед собой, стала с удовольствием облизывать румяную корочку. Откусила и принялась жеваться. Никто не обратил внимания на то, что она откровенно пачкала себя и сиденье куриным жиром. Никто, кроме, пожалуй, П. Алекса. Он строго взглянул на Элизабет и произнес:

– Вкусно ли тебе девица? Вкусно ли мазаться по-свински?

– Скажу честно, приготовлено отвратительно, но, впрочем, съедобно, – не смутившись, ответила собака.

– Неужто моя дочь плохо готовит? – не разобравшись в чем дело, спросил Ночтитлан.

– Мне блевануть или показаться порядочной? – Лизи никогда не уступала.

– Не скажи подобное при дочке, иначе сама знаешь что. – Хозяин усадьбы потянулся за своей кружкой. Он выпил, проурчал и, с грохотом поставив кружку, произнес: – Хорошо, ух, хорошо. Спасибо Маяуэл [39]. Давай, сынок, не стесняйся, – обратился он ко мне.

П. Алекс бросил взгляд на Ночтитлана, потом на меня, но промолчал. Я отпил глоток, попробовал. Самодельная текила, горькая, немного отдает травой. Гадость страшная. Сюда бы коктейль какой-нибудь сладенький, или хотя бы пивка. Но я выпил, правда, не все сразу, очень уж крепкая. Желудок приятно обожгло, я почувствовал, как тепло разбегается по моему телу. В вечерней духоте меня сразу бросило в пот. Горло першило, поэтому пришлось выпить изрядное количество мангового сока, чтобы избавиться от горьковатого привкуса самодельной горячительной смеси.

– Пожалуй, я и вправду проголодался, – сказал Алекс и принялся за поедание птичьего мяса. Я решил не отставать и тоже набросился на цыпленка, успевая забрасывать в рот колечки лука и свежего красного перца. Пока все предавались обжорству, никто не произнес и слова. Бряканье в кухне прекратилось и в комнату вошла девушка с новой порцией еды на подносе. На вид ей было этак лет двадцать пять, однако изрядная полнота наверняка завышала мои представления о ее возрасте, возможно, серьезно завышала. Черные волосы, завитые с боков в две косички, венчались зажимами в виде больших перламутровых бабочек. Лицо широкое, глаза темные, нос и губы пухлые. Простецкий сарафан и несколько нитей с нанизанными жемчугом и оберегами, качающимися на довольно больших грудях. На запястьях по паре серебряных браслетов.

– Моя дочь Местли, – представил девушку Ночтитлан, и та рассияла в белоснежной улыбке. Она смотрела на меня как-то странно, вылупилась, будто впервые увидела парня, близкого к ней по возрасту, то есть тоже молодого, буквально пожирала глазами. Вначале я удивился, но особого внимания этому не предал. Эка невидаль, а вдруг я ей понравился? Чем я плох, а? Хотя она сама меня явно не привлекала.

– Санчо, – представился я и отвел взгляд, уж слишком пронзительно она на меня смотрела.

Местли молча села в соседнее кресло и по-хозяйски стала добавлять мне в тарелку еды. Мелко нарезанные кусочки баранины, салат из яиц с рыбой, кусок пирога с какой-то травяной смесью. Потом она налила всем в кружки текилы и, подняв свою, выжидающе посмотрела на меня.

– Она предлагает выпить за знакомство, – сказал Ночтитлан. – Дочка моя с детства немая, поэтому не удивляйся, что она молчит. Зато слышит все прекрасно, будто пума, вышедшая на ночную охоту.

Хм, она еще и немая. Пума, не пума, но пантера черная точно. Я махнул головой и, не зная, что такого особенного сказать, пожал плечами, но произнес:

– За знакомство! – и, не дожидаясь остальных, выпил свою порцию. Остальные подтянулись за мной.

– Я так понимаю, ты на свалку? – обратился Ночтитлан к П. Алексу. – Других причин появиться у меня в гостях у тебя не бывает.

– На нее, кормилицу. – Роди откусил от свежего огурца, посолил и вновь откусил. – Иду за кибер-тигром. Большие деньги предлагают. Я же рассказывал, у меня есть затруднения с финансами. Ростовщик Феликс Мохман обещает списать все мои долги, если я доставлю ему этого тигра. Он даже предлагал набросить немного кредиток сверху. – Молчаливого П. Алекса алкоголь заставил разговориться.

– Большие деньги, говоришь? Наверное уже новый дом начал строить?

– Да нет, обитаюсь по-прежнему в одноэтажной лачуге.

– Хм. Понятно. А кому это понадобилось выбрасывать тигра? Он что, испортился? Восстановлению не подлежит? – спросил я.

– Его не выбрасывали, он сбежал из зоопарка. На свалку ушел своим ходом.

– Ты идешь за живой тварью? – Индеец обсасывал сальную куриную косточку.

– У меня нет выхода. Придется рискнуть.

– Нет выхода? Опасно, Алекс. Эти твари уже стали чувствовать себя хозяевами в округе. Они иногда и на мою территорию забредают. Думаю, разведчики.

– Считаешь, им уже и свалки стало мало?

Я заинтересовался этим разговором и спросил:

– Вы про пустынников говорите?

– Да ну их, пустынников, – махнул рукой индеец, – эти хоть люди, и от них ясно, что можно ждать. Я про зверей. Ни за что не догадаешься, что у этих на уме. Сработает сигналка, я к экранам, смотрю – собаки, а на спинах у них макаки с оружием и, поверь мне, не с безобидными парализаторами. Врублю ток на ограду, а сам с карабином в засаду. Сижу, дрожу и жду, пойдут дальше или нет. Хорошо хоть дочка стреляет неплохо. Она забирается на дерево с оптической винтовкой. Глаз у нее орлиный. Чуть че, не промахнется. Пока еще к дому не подходили. А что, если подойдут? Я ведь с ними переговоры вести не буду, сразу стрелять начну. Опять же, замочу я их авангард, так на следующий день ко мне войско пришлют. Не отбиться мне, нет, не отбиться. Я уже и ловушек понастроил, и мины понаставил, но все мне кажется, этого мало. Ты бы хоть, Алекс, посоветовал мне, как поступить. Может, есть какие электронные штучки? Ну, чтобы взорвалась такая, и всех кибер-тварей в округе замкнуло, пусть хотя бы на некоторое время. А там я им головы-то поотрезаю.

– Если и есть что-то подобное, – ответил Роди, – то в продажу не выставляют. Против киберов еще никто не собирается воевать, по крайней мере, официально. Генные и кибергенные зверюшки сейчас в моде. На них большой бизнес делают. Кстати, ты прав. Воевать со свалкой опасно. Я вот завтра собираюсь поймать функционирующего тигра, отлично понимая, что остальным животным на свалке это вряд ли придется по душе. Пока сам не могу сообразить, как мне это удастся сделать, но, думаю, разберусь на месте. Собирать запчасти и развалюхи по мелочи, это одно, выловить же действующую кибер-тварь, притом крупного размера, другое. Никто на свалке меня за это по головке не погладит. Чужая территория! – При последних словах Роди поднял указательный палец вверх, показывая значительность финальной фразы.

Ночтитлан с П. Алексом разговаривали о животных с какой-то странной опаской в тоне, и я все больше и больше стал понимать, что неплохо бы завтра остаться тут, в доме. Пусть Роди сходит сам в это серьезное место, а я подожду в безопасности. Как бы намекнуть на такую альтернативу Алексу, при этом не показывая, что я испугался? Никто ведь не хочет казаться трусом.

Местли налила еще, и все дружно выпили за предстоящее путешествие.

– В городе кибер-животные себя так не ведут, – вклинился я в разговор. – Они словно игрушки, добрые.

– Всякое бывало, – ответил Роди, закусывая кусочком копченого гусиного сала. – Когда я был еще на службе, мне случалось сталкиваться с разными проявлениями искусственных созданий. Думаешь, почему с палочкой хожу? Повстречался на моем пути как-то один подобный сбежавшему из зоопарка тигр. А было это так, – Алекс посмотрел на нас и, удостоверившись, что все его слушают, продолжил: – Приехал я в одно прекрасное утро на вызов, соседи позвонили. Шум, говорят, крики. Ну, думаю, очередная бытовуха. Главное – дверь, не заперта. Вхожу и кричу с порога: «Ну что тут у вас случилось?!» А там тигр. Большущий, будто буйвол. Не успел я и екнуть, как он повалил меня на спину. Смотрит прямо в глаза, слюна искусственная с губ свисает, и замер, не шевелит ни одним усом. Я осторожно перевернулся на живот и стал отползать тихонько к порогу, а он, гаденыш, хвать меня за ногу и назад в квартиру тащит. Чувствую, распорол он мне голень зубами. Боль адская, из глаз слезы лезут, но молчу. И главное – тишина гробовая, лишь телевизор орет у кого-то в соседней квартире. Думаю, закричу, добьет. Отпустил он меня и вновь замер, я уползать, а он прыг – и за ту же ногу назад тащит. Чертова кошка минут десять игралась. А тут передатчик зашипел и Росендо, ну, напарник мой, запрашивает: «Ну что там Алекс?» Я бросил взгляд на тигра, глаза его блеснули. Решил, все, каюк мне.

– А пистолет? – вмешался я.

– Вот в этот момент я и вспомнил о пистолете. Успел, выхватил. Всю обойму всадил, все двенадцать пуль. Осел он вначале, глаза горят. Я поднялся, а идти не могу, ногу не чувствую. Прыгнул на одной ноге, а тварь задергалась и поползла ко мне, пощелкивая зубами. Ну прямо как в ужастике. Тут Росендо подоспел, добил гадину. Помню, премию нам выписали, по сто песо на каждого. Отпуск дали, когда из больницы выписался. Протез у меня, – Алекс сказал это явно мне, так как Ночтитлан с Местли наверняка о протезе знали. – Сейчас зверями специальный отдел занимается, малочисленный, правда, но есть. Наконец-то поняли, что к киберам особый подход нужен.

– Кстати, насчет ужастиков, – Ночтитлан стал вновь наполнять кружки. – Ты, Алекс, расскажи лучше про Пиноккио, забавнейший случай. Кино-то хоть вышло?

– Да, закончили фильм наконец-то. Как раз сейчас в прокате. Я уже посмотрел. – Роди поднял кружку, и мы в очередной раз выпили. Потом он взглянул на меня и спросил:

– Ты уже на «Карлика-Носа» ходил?

– Нет еще, – ответил я, медленно соображая, о чем ведется речь. Когда понял, что про обыкновенное кино, то осознал, что хмель меня уже стал завоевывать. «Карлика-носа» рекламировали активно.

– Так вот, – продолжил Роди. – Был у меня случай с одной электронной куклой. Пиноккио, полметра ростом. Игрушки для детей делают с невысоким уровнем интеллекта, так, на всякий случай, чтобы детей не пугали, а тут папаша, кандидат наук, в городе таких полно раньше было, для дочки своей сделал братика из куклы. Усовершенствовал мозги игрушки на радость ребенку. Ну, Пиноккио, видимо, осознал, что мир не заканчивается квартирой, и сбежал. Короче, бегал по городу со столовым ножом в руке, пугал народ. Впрочем, в отличие от фильма, никого не тронул. Оказывается, ножик ему на руку дочка этого кандидата прилепила на супер-клей. Ну, сами знаете, во что сейчас молодежь играет. Долго мы его ловили, юркий, во все щели залазил. В итоге поймал я его в одном заброшенном доме. Но это неважно. Через несколько лет приходит ко мне сценарист с какой-то киностудии и просит рассказать про тот случай. Говорит, попался, мол, ему случайно мой отчет в полицейском архиве. Я, ничего не подозревая, все и выложил как на блюдечке. Надо было хоть денег за это взять – и не малых. Хотя, можно в суд подать, потребовать доли своей настоящей, возни только много, да и денег на адвокатов сразу надо, сейчас же песо самому нужны. Теперь же фильм в десятку по рейтингам входит. Я специально сходил, посмотрел. Ужас просто. Там кукла всех режет направо и налево. А самое смешное в конце. Главный герой, конечно, молодой такой красавчик с горами мышц, дерется с Пиноккио не на жизнь, а насмерть. Притом кукла подпрыгивает и бьет ногами не хуже Брюса Ли, был такой специалист по кунг-фу. На самом деле я лично поймал его за ноги, когда тот в вентиляцию залазил. Ну, вытащил его и с размаху головой об стену. Он только и успел что сказать: «Кря». Вот, в принципе, и вся история.

Ночтитлан засмеялся, Местли стала пыхтеть, изображая смех, Лизи уже давно дрыхла, свернувшись колечком в кресле. Я ничего смешного не учуял, но понял, что у индейца с его дочкой особе sentidodelhumor [40] . Изображение у меня уже немного плыло и Местли, постоянно улыбающаяся мне, уже не казалась такой уж страшненькой. Помню, подумал: «А девчонка-то нечего. Старовата, конечно, для меня». И еще эти пластмассовые бабочки блестят перламутром, завораживают, будто маятник гипнотизера.

Они там разговаривали еще о чем-то, я же был в прострации. Очнулся от оцепенения, когда перед носом увидел очередную порцию самодельной текилы в кружке. Хлебнул. Сознание на миг прояснилось, но тут почувствовал, что виски сводит. Я рванулся на выход, выскочил на улицу к дереву и начало меня полоскать. Желудок выворачивает. Местли вышла из дома, постояла в сторонке, подождала, пока я проблююсь полностью. Дала полотенце, и мы вернулись за стол. Полегчало мне немного и я, вновь бросив взгляд на бабочек пластмассовых, спросил:

– А зачем вы бабочек своих разводите?

– Э-э, Санчо, – самодовольно произнес Ночтитлан. – У каждого творческого человека должно быть хобби. Кто-то ремонтирует электронных тварей, – индеец бросил взгляд на Роди, – кто-то выращивает бабочек.

– Ночтитлан у нас бывший профессор Гарвардского университета. Занимался генно-молекулярной биологией.

– То-то и оно, что бывший. – Индеец почесал затылок. – Надоели мне все эти военные разработки. Хочется чего-то живого, природного. Назад к предкам! – выкрикнул он, поднимая кружку, и, залпом выпив, поставил ее на стол. Потом наклонился вперед и почему-то шепотом добавил: – Иначе их духи придут за нами и отправят в «Страну Счастливой Охоты».

– Кстати, как продвигаются опыты с чувствительностью твоих монархов? – спросил Роди.

– Работаю пока, но с миграции из Канады возвращается покамест малый процент.

– Кто возвращается? – полюбопытствовал я.

– Кто-кто… Бабочки, конечно. Дело в том, что еще пару десятилетий назад монархи считались самой обыкновенной бабочкой, часто встречающейся в Североамериканском округе. Потом их стало мало, потом вообще единицы. Меня это заинтересовало и я начал искать причину. Монарх – бабочка мигрирующая. Они, словно перелетные птицы, летят отсюда аж на самый север Канадской провинции, и уже только потомство их возвращается сюда для любовных игр. Когда я нашел тут место их зимовки, то сразу понял, почему эти бабочки вымирают. Они каким-то образом чувствуют серебро и ориентируются на него в своем полете. Ты видел, что стало с самой большой серебряной горой в районе? Ее выработали полностью. Как и остальные в округе. Вот так. Единственный ориентир исчез. Теперь, помимо увеличения потомства у монархов, я работаю над сменой их зависимости от серебряных координат. Пытаюсь на генном уровне научить ориентироваться, определяя координаты по магнитным полям Земли. Пока ничего не получается.

«Да… – подумал я тогда. – У каждого свои приколы».

Остальное я слушал уже в пол-уха. Глаза слипались. П. Алекс обсуждал с Ночтитланом завтрашнюю вылазку на свалку, пути отхода и разнообразные сценарии поведения кибер-животных. Потом индеец послал дочку стелить для меня лежанку и, когда та удалилась, пожаловался Роди на то, что Местли – единственная и последняя в их роде, о чем он очень жалеет. Ну, мол, кто такую в жены возьмет, – сказал он шепотом. – Печально, – пожаловался он, – внуков уже хочется. – Когда же появилась дочь, сразу замял этот разговор.

Местли, довольно крупная девушка, помогла мне подняться из кресла, взяв под мышки, и без труда утащила и ласково уложила на кровать. Уснул я уже через пару минут после того, как головой коснулся жестковатой подушки.

Проснулся, наверное, уже после полуночи. Луна светит сквозь открытое окно, зарешеченное тонкой металлической противомоскитной сеткой. Ночную тишину нарушает лишь стрекотание сверчков. Лежу я голый на спине, простыней укрытый. Где нахожусь, сразу вспомнил, как раздевался – ни черта. Тут же сообразил, почему проснулся – дверь скрипнула. Приподнял голову, вижу тень возле двери. Страх ударил моментально, холодок по спине, сердце заколотилось. Но собрался с духом и шепотом говорю:

– Кто здесь?

А тень промычала что-то, и понял я, что это дочка хозяйская. Усмехнулся своему страху и спрашиваю ее:

– Ты че, Местли, не спится, что ли? Не беспокойся, отошел я уже, и совсем мне не плохо.

Посмотрел я в сторону, там банка литровая с водой на тумбочке стоит. Взял я ее и стал жадно опорожнять, будто путник в пустыне, нашедший источник. Пью воду, а сам вижу боковым зрением, Местли встала на четвереньки и ползет ко мне, словно зверь какой-то. Вижу, боже мой, да она же в чем мать родила! Отставил я банку и говорю:

– Эй, эй, Местли, что с тобой? Ты это брось.

Она доползла до кровати, промычала что-то в ответ, приподнялась, юркнула под простыню как раз между ступней. Испугался я, хотел было спрыгнуть с кровати, но тут чувствую ее влажные руки у себя в промежности. Такого удовольствия я еще никогда не испытывал. Девственник был. Откинулся я на подушку, а дальше еще приятней – и это были уже не руки, а довольно влажное и горячее. Кончилось все достаточно быстро. Вот так я стал мужчиной. Не успел я отдышаться, а Местли проползла под простыней еще выше и стала меня целовать. Целовала меня, наверное, минут пять, пока не поднялось у меня все вновь. После чего села на меня сверху и стала ритмично качаться. Протянул я руки вперед и стал трогать ее объемные груды. Большие, упругие и мокрые. Девушка же вошла в такой раж, что, крутя задом, начала постанывать и подвывать, верно зверь дикий. Ну точно – ночная пантера. Чувствую, подошло у меня, напрягся я и кончил. Местли вскрикнула, будто голос прорезался, и тяжело опустилась на меня, придавив мягким, но тяжелым телом. Пролежали мы так некоторое время, а она вновь стала целовать меня горячими пухлыми губами.

– Э-э, нет, – говорю я ей. – Не могу я больше. Давай уж как-нибудь в следующий раз.

Чмокнула она меня еще разок, на этот раз в лоб, и слезла. Промычала что-то напоследок и, осторожно ступая, направилась из комнаты. Потянулся я в сладострастной неге и, почувствовав аромат флорифундии [41], проникающей в комнату сквозь противомоскитную сетку, прикрыл глаза и уснул усталым сном праведника.

Глава 11. Свалка.

Надоедливая муха ползала по моей ноге, я дергался, она отлетала, но через несколько секунд вновь садилась на меня. Муха, как хорошая хищница, которая не желает бросать добычу, всегда возвращалась. Я лег на спину и, злясь на насекомое, решил поймать назойливую крылатую тварь. Поймал, оторвал одно крыло и бросил на пол умирать долгой мучительной смертью. Муха подпрыгивала, муха пыталась вновь взлететь, будто не хотела признавать то, что полеты в ее жизни прекратились навсегда, будто не понимала, что у нее нет крыла и наверняка даже не ощущая боли от отсутствия одной из важных для нее частей тела. Интересно, чувствуют ли боль искусственные животные? Наверное – да, но не все. Скорее всего, лишь те, в которых процент органики преобладает над электроникой. Хотя, может, я и ошибаюсь.

Пока я, свесившись с кровати, наблюдал за потугами искалеченной мухи, прилетела еще одна, и, так же противно, сделала первую пробежку по моей спине. Известно какой запах привлекает мух – и я решил, что неплохо бы принять что-то наподобии душа. Поднялся с кровати и посмотрел в окно. Лучи утреннего солнца лизали верхушки деревьев. День должен был выдаться жарким, впрочем, как и любой другой в ближайшие несколько недель. Натянув свои защитного цвета штаны и футболку, я всунул ноги в сандалии и, пройдя сквозь пустующую комнату, вышел из хижины. Прохладный ветерок раннего утра приятно свежил. Весело щебетали птицы, всюду кружили бабочки. Собаки резвились на лужайке перед домом, Лизи весело играла с двумя крупными немецкими овчарками, то бегая от них, то догоняя. На нижней ступеньке крыльца спиной ко мне сидел П. Алекс и копался в своем станковом рюкзаке. Рядом находился прислоненный к железной бочке с водой автоматический карабин М-16, старинный, но, вроде, надежный. Не оборачиваясь, Роди спросил у меня:

– Как состояние? Голова не болит?

– Нет, – ответил я. – Вроде все в порядке.

– Да, в твои годы у меня тоже ничего не болело, даже после нескольких суток запоя. На, возьми вот это, – Алекс вытащил из рюкзака массивный черный пистолет и протянул мне. – Пользоваться умеешь?

– Это мне? – спросил я удивленно, беря в руку тяжеленький «Магнум».

– Тебе, но не вздумай палить почем зря. Только в крайних случаях. Двенадцать патронов, предохранитель слева.

– Разберусь, – с видом знатока произнес я, продолжая зачаровано смотреть на настоящий пистолет.

– Ну, тогда вот возьми еще и это. – Роди вытащил из рюкзака широкий кожаный ремень с кобурой и с двумя дополнительными отделениями, в которые уже были вставлены магазины, наполненные патронами. Он протянул его мне и добавил: – Облачайся.

Я застегнул ремень и попытался, словно ковбой, быстро вытаскивать и вставлять обратно в кобуру оружие. Получалось плоховато. Потом я отошел к толстенному стволу ближайшего дерева, которое наверняка было старше меня раз в пять, и, встав за него, помочился.

Из-за дома появился Ночтитлан. Он нес в руке корзину с овощами и фруктами. Видимо с другой стороны усадьбы у индейца был сад. И, похоже, неплохой сад, так как корзина пестрела разнообразием плодов. Ночтитлан пшикнул на собак, те посмотрели на него и, виляя хвостами, подбежали. Индеец потрепал каждую по холке и подошел к нам.

– Как продвигается экипировка? – спросил он.

– Да вроде все готово, – ответил Алекс.

– Тогда давайте в дом завтракать. Шустрее, шустрее, че поникли? Достанете вы сегодня тигра. Ой как сильно достанете.

– Неплохо бы помыться, – произнес я, на что Ночтитлан указал на бочку с водой.

– Только недолго, Санчо, нам надо выходить. – П. Алекс положил на ступеньки рюкзак и поднялся на ноги. Он устремился внутрь хижины вслед за Ночтитланом.

Я стянул футболку, скинул гуарачи и штаны. Осмотревшись и не обнаружив, нигде рядом Местли, но все же зайдя за бочку, снял свои синие трусы. Залез полностью, окунулся. Бочка была огромная, вода холодная, просто кайф. Ополоснувшись и почувствовав бодрость, я вылез из псевдо-ванны и окунул в воду свою одежду. Потом выжал что было сил и, напялив на себя все мокрое (по любому за час высохнет), направился в дом.

Индеец установил корзину в центре стола и, усевшись, вынул крупный ананас, который стал нарезать кружками. Из кухни появилась Местли, неся разнос с блюдами. Она широко улыбнулась мне, подмигнула. Вспомнив ночь, я немного смутился и отвел взгляд. И хотя первый сексуальный опыт мне все же пришелся по вкусу, сама Местли меня до сих пор не вдохновляла. Я что-то почувствовал в кармане мокрых брюк, сунул руку, извлек пластиковый прямоугольник. Видиофонная карточка? Прямоугольник оказался весь покрыт влагой, искупался вместе со штанами. Вот же черт, смекнул я, наверняка магнитный слой запорол. И откуда она у меня? Надо же. Я с таким удивлением смотрел на пластик, что обратил на себя внимание П. Алекса.

– Что там у тебя случилось? – спросил он.

– Да вот, какую-то видофонную личную карточку нашел. Убей бог не помню, откуда она у меня. Надо будет потом проверить – чья. Намочил только, испортил, наверное.

– Там должен быть номер пропечатан, если что, наберешь вручную.

– Точно, – улыбнулся я. – Что-то совсем перестал соображать.

– Да ты поешь что-нибудь, – сказал Ночтитлан. – Соображалка и заработает.

Завтрак состоял из жареных яиц с мелкими желтками, кружки ароматно пахнущего кофе, ну и фруктов с овощами. Аппетит полностью отсутствовал и я, не присаживаясь (штаны же еще не высохли), выпил кофе, взял из корзины банан, вытащил из пачки, лежащей на столе, сигарету, вышел на улицу и закурил. Через пять минут появились Алекс, Ночтитлан и Местли. Роди чмокнул на прощанье хозяйскую дочку, я проигнорировал этот ритуал. Включив антигравитатор, П. Алекс поместил рюкзак за спину. Поднял карабин и повесил его за ремень на шею.

– Ну что ж, в путь, – сказал он и сразу направился к тропинке, ведущей за дом наших гостеприимных хозяев, сложенной из каменных плит и идентичной той, по которой мы пришли вчера ночью. Я тут же отбросил окурок и, стремясь нагнать, заспешил вслед за ним. В хвост нам пристроился и запыхтел Ночтитлан, держа в руке двуствольное ружье. По поляне передвигались медленно, чтобы не давить располагавшихся под ногами бабочек. Местли осталась стоять на крыльце и когда я обернулся, помахала рукой на прощанье. Лизи бежала впереди всех, время от времени останавливалась и огладывалась, дожидаясь нас. Углубившись в лесную чащу, мы шли по этой тропинке, ну, наверное, минут тридцать, пока не уперлись в решетчатую ограду, разбегающуюся влево и вправо и скрывающуюся в листве кустарника, растущего повсюду с этой стороны забора. Ночтитлан прошел вперед и отпер калитку. За оградой оказалась неширокая площадка без кустарника и деревьев, далее – обрыв, который с правой стороны заканчивался отвесной горной стеной, слева же виднелся, на метр выступая с обрыва, все тот же забор. Мы ступили на канатный мост и, держась за веревки, осторожно шагая по доскам, направились на другой берег. Внизу резвилась и шумно бурлила горная река. Перебравшись через узкое место ущелья, мы двинулись по каменистой насыпи вверх и, дойдя до сплошного, почти вертикального горного склона, повернули направо. Далее едва видная дорожка сужалась, постепенно превращаясь в уступ. С одной стороны глубоко внизу текла все та же речка, с другой возвышалась отвесная каменная стена. От одного взгляда вниз кружилась голова. Тут Ночтитлан пожал нам руки и, пожелав доброго пути, то бишь попрощавшись, повернул назад. Мы двинулись дальше, и прошло еще не менее часа, пока мы обогнули гору и вошли в лес, который полого спускался вниз. После Роди вывел нас на уступ, выпирающий, будто трамплин, из горного склона, снял с шеи бинокль и протянул его мне. Я уже видел, что под горой начинается эта самая пресловутая свалка, но, припав к окулярам, узрел всю масштабность этого места. Сплошной зеленый ковер деревьев резко обрывался внизу под горой и далее, всю практически ровную местность впереди, до самого горизонта, занимали горы металлических отходов: электрокаров и бензиновых автомобилей, покореженных автолетов и огромных летающих автобусов. Торчали остовы и корпуса самолетов и вертолетов. Грузные танки и другая военная техника, видимо устаревшая и списанная по ненужности. Здесь были и водные катера, и небольшие корабли. Справа, у самого горизонта, возвышалось что-то слишком массивное и я, настроив резкость бинокля, увидел, что это ни что иное, как авианосец. Уж поверьте мне, ни знаю как его сюда дотащили, но это был настоящий древний авианосец. На покрытом ржавчиной борту выцветшими красками было написано "ILLINOIS". Весь этот ненужный цивилизации хлам был собран здесь в таком невероятном количестве, что пустых от металлического старья мест практически не наблюдалось. Наверное когда-то эту обширную территорию занимал аэродром. Вдалеке виднелись белые с красными полосами локаторные станции. Похоже, это была военная взлетная площадка, возможно даже, что здесь когда-то садились отработавшие свою программу в космосе шаттлы. Вдалеке маячили какие-то строения, как высотные, так и не очень. Справа и слева вырисовывались темные силуэты горных хребтов, как бы ограждающих свалку.

– Ух ты! – только и смог вымолвить я.

– И это не предел, – произнесла Элизабет.

П. Алекс присел на плоский валун, отстегнул от ремня фляжку и отпил. Потом достал трубку и закурил.

– Чего мы ждем? – спросил я.

Роди посмотрел на часы и ответил:

– Сейчас будет сброс. Мусорщики почти каждое утро прилетают сюда. Иногда мне кажется, что тут собирают рухлядь со всего мира. Чего тут только нет, от пустых консервных банок, до кораблей. До сих пор не понимаю, зачем тот авианосец притащили сюда целиком. Обычно огромные металлические вещи режут на части, а уж потом сбрасывают.

– А зачем нужно скапливать весь этот хлам в одном месте? – спросил я.

– Программа была разработана, собирались отправить массу металла на Марс. Там у нас что? Только военные подземные казармы и небольшие шахты, в которых работают заключенные. Правда, есть еще туристическая база. Для огромной планеты маловато. А тут, видимо, задумывали благоустраивать планету, ресурсы какие-то добывать. Решили таскать отслужившее железо прямо отсюда на красную планету. Строить что-то хотели, какие-то наземные комплексы, предприятия. Наверняка просчитали, что если взяться собирать металл по крупицам на Марсе, то придется потратить много времени и средств. Выгоднее для начала с Земли возить. Говорят, что сюда свозят отходы только те, что достаются бесплатно, списанная техника, металлолом. Ну, чтобы снизить себестоимость строительства на Марсе, затраты только на перевозку. Проект задумывался масштабный, читал я об этом в какой-то газете, а также о том, что потом это бы дало гигантские ресурсы с красной планеты. Ну, мол, есть, что там добывать для нужд Земли. Но, похоже, вся эта задумка провалилась, так как свалке уже пошел тридцатый год. Металл по-прежнему таскают потихоньку, но строительство перерабатывающего этот металлолом комплекса, которое начинали тут, на свалке, через пару месяцев просто заглохло. Ну а после, – Алекс пожал плечами. – Это место облюбовали всякие искусственные твари. Теперь сюда вообще никто не суется. Такие вот дела.

Вскоре, шумно пыхтя, появился летающий цилиндр. Мусорщиком оказался массивный воздушный корабль метров этак тридцать в длину, а то и больше, и примерно пятнадцать в диаметре, похожий на металлический цилиндр. Он промчался на большой скорости высоко над нашими головами и устремился в глубину свалки. Завис на высоте пятиэтажного дома от поверхности. И тут его створки, занимающие всю нижнюю часть корабля, начали медленно раскрываться. Вниз хлынул поток железного старья. Громыхающий звук донесся до нас и отдался многократным эхом от гор.

– Ну вот, теперь можно и продолжить наш поход. – П. Алекс поднялся на ноги. – Кто мог дать гарантию, что этот хлам не посыпался бы нам на головы?

Мы стали осторожно спускаться по склону. Роди выставлял свою трость вперед, чтобы не соскользнуть на крутых участках. Элизабет один раз съехала на заднице, проскулив и выругавшись от неудовольствия. Я и сам от неожиданности кувыркнулся, ступив случайно на сплошной ковер из каких-то мелких шишек. Чтобы не упасть лицом вниз, я выставил вперед плечо и, словно каскадер, сделал пару кульбитов, вновь встав на ноги. Неплохо получилось.

Около часа нам потребовалось на то, чтобы преодолеть горный склон, и, наконец, мы вышли на более-менее ровное место. Впереди сквозь деревья просвечивали металлические остовы наваленных в кучу, а также собранных кем-то этажеркой старинных автомобилей всех мастей, и еще множество разного жестяного хлама. Видимо, когда-то тут трудились люди и техника, разбирая хлам по кучам. Зачем, непонятно.

– Как мы найдем на такой большой территории тигра? – спросил я.

– Я предусмотрел кое-что, – ответил Роди. – Почти в каждом звере при его сборке устанавливается радиомаяк. Тем более в таком большом животном, как тигр. Как раз на тот случай, если эта тварь окажется на воле. Вместе с просьбой поймать и доставить тигра, сбежавшего из зоопарка, прислали необходимые цифры. Это код частоты передатчика. Поэтому мы сейчас просто возьмем вот это, – П. Алекс достал из нагрудного кармана небольшой приборчик в виде черного прямоугольника с жидкокристаллическим экранчиком и, нажав на одну из сенсорных кнопок, посмотрел на него. – Что и требовалось доказать. Он там, где-то впереди, голубчик, некуда ему от нас деваться. Сейчас мы войдем на свалку. Пойдешь за мной, не отставай. Постарайся не шуметь. Почаще оглядывайся. Увидишь что-нибудь странное, сообщай мне. И не вздумай сразу палить! Понятно? – спросил Роди и, не дожидаясь ответа, двинулся вперед.

– Конечно, – ответил я и поплелся за ним.

Элизабет побежала впереди нас, время от времени останавливаясь, прислушиваясь и принюхиваясь. Она вела себя как разведчик, прокладывающий путь основной группе.

Между кучами, стояками и рядами металлической рухляди имели место быть проходы, впрочем, не всегда. Шли медленно, осторожно ступая, стараясь не шуметь. Приходилось и лезть через кучи, тогда тишину прорезал скрежет металла. Кроме нас шум никто не производил. Полная тишина. Хотя иногда я вдруг слышал шорохи, иногда железо скрипело в стороне, но, бросая взгляд на звук, я никого не изобличал. П. Алекс периодически останавливался, сверялся с прибором, ориентируясь, после чего, определив направление, продолжал идти дальше. Шли около часа, в основном строго вперед, на восток, меняя направления только для того, чтобы удобнее обойти или преодолеть очередную преграждающую дорогу кучу железа. Легкий теплый ветерок гулял среди металлических навалов, солнце палило – и накалившийся металл отдавал жаром. Все уже вспотели изрядно. Над головами вскрикнула птица, и мы посмотрели вверх. Огромный гриф-падальщик кружил высоко в воздухе.

– А вот и глаза, – произнес Роди. – Теперь за нами наблюдают.

Я не стал спрашивать, кто наблюдает и главное – зачем. Вчерашние опасливые разговоры о животных, обретающихся здесь, на свалке, вспомнились мне, и адреналин, попав в кровь, заставил меня съежиться, сердце застучало чаще. Какого черта я тут делаю, подумал я, но, вспомнив парочку парней, что грозились кончить меня сразу, без суда и следствия, тяжело вздохнул и решил, что все еще не так уж и плохо. Нащупав рукоятку пистолета, торчащую из кобуры, я почему-то сразу успокоился. Однако тут же вздрогнул, увидев, что из салона одной из бензиновых машин, наваленных друг на дружку в сторонке, на меня смотрит какой-то человек. Он сидел на водительском сиденье и следил за нами сквозь опущенное боковое стекло.

– Алекс, Алекс, – прошипел я тихо, и когда тот обернулся, мотнул головой в сторону незнакомца.

Роди посмотрел на автомобиль и, махнув рукой, ответил:

– Андроид испорченный. Давно тут торчит. Я постоянно хочу срезать ему голову, но все руки не доходят. Приходится экономить место в рюкзаке. Да и сегодня его башка будет лишней, нам еще тигра тащить. – П. Алекс наклонился и поднял валявшийся у него под ногами пульт дистанционного управления, уже третий, который попался нам по пути. – А вот эта штучка не помешает. Легко влезает в карман.

– Голову энди, – вмешалась в разговор Элизабет, – я продала бы песо за двести. В таких башках полно электроники. А что пульт? Он ведь и двадцати монет не стоит.

– Хорошо, дорогая, срежу, – ответил Роди. – Но тащить будешь сама. Привяжу к твоей спине, так и будешь бегать.

– Ладно уж, давай как-нибудь в следующий раз. Сам же сказал, что сегодня не до этого. Если отвлекаться на всякую мелочь, то тигра и до завтра не поймаем. Да и как я его выслежу, если голова мешаться будет?

Лизи вновь побежала вперед, помахивая из стороны в сторону хвостом. П. Алекс удивленно посмотрел на нее и бросил собаке вслед:

– Иногда ты все же бываешь мудрой.

– Давайте, давайте. Не отставать! – скомандовала Элизабет и, обернувшись, спросила: – Ну что там? Далеко нам еще до «берлоги зверя»?

Роди сверился с прибором, после чего залез на капот, а затем на крышу ближайшего автомобиля. Посмотрев вперед, потом вновь на прибор, он спустился и констатировал:

– Судя по всему, тигр сделал лежбище вон в том, – П. Алекс показал рукой, – транспортном самолете.

Я посмотрел в ту сторону и заметил лишь «холку» и торчавший хвост самолета, не видимого полностью из-за высокого близлежащего холма, состоящего из каких-то блоков и ржавых каркасов некоего промышленного оборудования. Мы обошли эту «горку» и я увидел этот бывший летательный аппарат во всей его красе. Это и вправду когда-то было транспортным военным самолетом. Фюзеляж весь в мелких дырах, видимо от пуль, облупившаяся краска цвета хаки. Задняя хвостовая часть транспортника была надломлена, весь корпус накренился на бок, опираясь на обрубок одного из крыльев. Там, где когда-то находился входной люк, в задней части зияла черная дыра. Чтобы попасть внутрь, не требовалось даже небольшого трапа, можно было просто шагнуть прямо с земли.

Роди снял с пояса винтовочный магазин и, посмотрев на выпирающий патрон с голубой полоской на гильзе, заменил тот магазин, который до сих пор стоял в М-16.

– Парализующие, для генных тварей, – сказал он и добавил: – У тебя пистолет заряжен точно такими же. Зато на ремне один магазин с обыкновенными патронами, второй – с разрывными. Попробуем вначале утихомирить тигра, повлияв на его органическую нервную систему. Надеюсь, сработает, если, конечно, в этом тигре процент электроники и синтетики не превышает процент клонированных тканей. После, если эти патроны подействуют как нам надо, я отключу его полностью. Ну а уж если не сработают, тогда быстро меняй магазин на другой – с простыми, и стреляй по ногам, их потом легче восстановить. Разрывные – на случай прямого нападения, тут уже делать нечего будет, кроме как спасать свою жизнь.

– Понятно, – ответил я и приготовил пистолет.

Осторожно, стараясь не производить никаких звуков, мы двинулись вперед. Элизабет бежала впереди, мы – за ней, и когда приблизились к самолету совсем близко, до люка оставалось футов сорок, собака остановилась. Принюхалась и, обернувшись, посмотрела на хозяина. Роди мотнул головой, будто говорил собаке: «Действуй!»

Бультерьер, точно боец спецназа, осторожно стал передвигаться к отверстию короткими перебежками, останавливаясь и залегая. Ко входу Лизи подобралась грамотно – сбоку, и через пару секунд уже заглядывала внутрь. Видимо зрение у нее было не хуже, чем у любого ночного животного, потому что собака как-то сразу расслабилась и, уже ничего не стесняясь, спокойно запрыгнула внутрь. Мы с Алексом, прятавшиеся за каким-то сваренным из жестяных пластин прилавком, выглядывали, с нетерпением дожидаясь результатов разведки. Элизабет вышла минуты через две и не торопясь направилась к нам.

– Ничего, – произнесла она и, присев, принялась чесать за ухом.

– Как, ничего? – спросил Роди, вновь сверился с прибором и, покачав головой, добавил: – Должен быть там. Давай-ка осмотрим эту халупу. Санчо, постой у входа на всякий случай.

П. Алекс вынул из чехла на ремне длинный полицейский фонарь и, включив его, направился внутрь самолета. Собака вошла следом. Я остался снаружи и, словно настоящий часовой, стал прислушиваться, поглядывая во все стороны, а также, словно вор, стоящий на шухере, был готов сразу заскочить в темноту салона, увидев любое подозрительное движение. А как я уже понял, подозрительным на этой свалке могло оказаться любое искусственное животное, притом, испытывая к нам не совсем дружественные намерения.

Роди с Элизабет мне ждать долго не пришлось. П. Алекс вышел и протянул мне руку, показывая маленький, приплюснутый с боков металлический шарик, покрытый с одной стороны тонким налетом ржавчины.

– Маяк был здесь, – произнес он. – Где же сам тигр?

– Похоже, у него тут лежбище: тряпье, клочки шерсти, запашок соответствующий, – сказала Элизабет. – Предлагаю устроить засаду. Не искать же его по всей свалке.

– В том-то и дело, что это довольно странно, – Роди поглядел по сторонам. – Если тигру тут помогли освободиться от передатчика, то почему он не ушел с пеленгаторного места, а устроил себе тут же берлогу? То ли он чувствует себя здесь совсем в безопасности, то ли эта модель настолько лишена интеллекта, совсем не соображает, что здесь-то его и будут искать. Хотя, возможно, этого тигра изготовили до такой степени приближенным к оригиналу, что он просто пропитан звериными инстинктами и не способен соображать по-человечески, как теперь Они все умеют. Скорее всего, и первое, и второе, и третье. Для зоопарка наверняка лепили тварь и с минимумом интеллекта, и с показными для публики чисто звериными навыками. Но меня еще больше смущает именно вот этот предмет, – Алекс стал подбрасывать в ладони маячок. – Не похоже на то, что его вытащили из зверя всего пару дней назад. Это старый маяк. – Роди, как бывший полицейский, решил поупражняться в дедукции. – И этот прибор настолько стар, что вряд ли находился в теле тигра, сбежавшего три дня назад из клетки, скорее всего, валялся тут давно, возможно, очень много лет, видишь, лежал одной стороной во влаге, тут и налет ржавчины. А это может говорить только о двух версиях: либо в тигра был вживлен старый маяк, что совершенно отпадает, так как во всех искусственных тварях металлические детали помещают в специальную смазку, да и деталей таких обычно мизерное количество. Сейчас все стараются применять что угодно, но не металл. И второе: этот прибор из другого тигра, вытащенный из него довольно давно. Наверняка тут на свалке этих полосатых котов не один и не два. Опять же, если второе, то почему в Сети, в блоке информации из зоопарка, стоял код волны именно этого передатчика? Хотя, есть еще третий вариант: этот маяк подбросили специально, чтобы сбить след, запутать как-то. Код волн сменили. Но зачем старый маяк? И зачем изображать лежку? А может, специально заманили сюда? Устроили ловушку? – П. Алекс положил палец на курок и огляделся. – Путано все это и странно.

– Странно-то странно, – сказал я. – Но что нам дальше-то делать? Будем возвращаться? – Одна только мысль об этом порадовала меня. Уж совершенно не хотелось сталкиваться с опасным зверьем.

– Нет, – ответил Алекс. – Отбросим все предположения и сами устроим засаду, как советует Лизи. В этом самолете и вправду обитается крупный зверь, меня не обмануть. Следы явно присутствуют. Свежие следы. Надо подыскать места для прямого ведения огня. Видимо ждать придется до вечера.

Ждать до вечера меня нисколько не прельщало. Солнце припекало и я подумал о том, что неплохо бы это самое место «для прямого ведения огня» оказалось где-нибудь в тени.

Роди снял с плеч рюкзак и достал оттуда бутылку с водой. Он открутил крышку и припал к горлышку. Глотнув пару раз, П. Алекс замер, будто зависший андроид, после чего наклонился, медленно положил бутыль назад в рюкзак и передернул затвор винтовки. Я вначале не понял, что напугало Роди, но тут и Лизи навострила уши, после чего шепотом произнесла:

– Летит кто-то. Пара машин. Одна из них точно вертолет.

– Только идиоты могут летать здесь, – сказал Алекс и опустил винтовку. В этот момент на небольшой высоте прямо над нами на огромной скорости промчался узкий корпус блестящего вертолета. Мы проводили взглядом машину. Она резко пошла на взлет и стала по кругу, словно бумеранг, разворачиваться. После этого вертолет завис за транспортным самолетом, наклонив носовую часть вниз, в нашу сторону.

– Алекс, обернись, – сказала тихо Элизабет и мы повернулись. Медленно приближаясь, боком из-за холма с металлическим хламом, постепенно снижаясь к нам, подлетал тот самый злополучный «Бьюик». Негр, сидя за штурвалом, вытащил в окно руку с пистолетом и направлял в нашу сторону. Задняя дверца была открыта, ковбой сидел на заднем сиденье, опустив ноги вниз. Чарли держал нас на мушке автомата с крупной рукояткой-магазином и тонкими дугами прижатого к плечу складного приклада. Лицо ловители мустангов озаряла улыбка, которую дополняла торчащая между зубов и испускающая дым сигара. Я был ошарашен – и не только тем, что эта парочка нашла меня, но еще и тем, что совершенно не услышал, как те подлетели. Двигатель автолета работал практически бесшумно. Роди приподнял винтовку, снял с шеи ремень и разжал руки. М-16 грохнулась на землю. Лизи резко рванула в сторону и, прошмыгнув под железную балку, затерялась в ближайшей горе хлама. Я просто поднял руки вверх. «Бьюик» завис буквально в четырех ярдах от нас, и в футах семи над землей. Ковбой Чарли, усмехнувшись, бросил:

– От кого вы тут скрываетесь? С таким арсеналом-то? А? Уж не от нас ли? Давай, Санчо, дружок, освободи себя от пистолетика. А то ведь с перепугу, не дай бог, застрелишься. А нам ой как надо еще выяснить, где кейс с деньгами. Да и ты, папаша, отпни винтовку от себя подальше. Знаем уже твою прыть, – ковбой потер ладошкой лоб и когда Алекс отпихнул ногою свою М-16, а я отстегнул ремень и отбросил его в сторону, он сказал негру: – Боров, сообщи боссу, что мы нашли их.

– Это я уже и сам вижу. Только вначале поройся у них в карманах, может быть, подарочек припасли. – Негр продолжал держать нас на прицеле.

Чарли спрыгнул на землю, подобрал наше оружие. После этого он подошел к Алексу и с силой вырвал из его руки трость, вытащил из ножен тесак и снял с ремня полицейский фонарь, который тоже можно было использовать и как дубинку, и как электрошокер. Потом ковбой приподнял лежавший тут же рюкзак и потащил все наше хозяйство к ржавому прилавку. Там он вывалил содержимое рюкзака на землю, попинал пожитки и, видимо ничего не найдя для себя полезного, оставил валяться. Гловер опустил автолет на землю, быстро переговорил с кем-то по видеофону и тоже вылез из машины.

– Эй, Боров, надо осмотреть эту развалюху. – Чарли указал на самолет. – Не зря они тут торчат. Может, с ними еще кто есть. – Теперь ковбой держал нас на прицеле, негр же с пистолетом наизготовку запрыгнул в самолет и стал там чем-то шуметь. Минут через пять он выглянул из люка и сообщил:

– Эй, Чарли, тут ничего и никого нет, однако есть неплохая клетка для этих парней. Можно посадить их туда, пока босс не прилетел. Не хочется зырить за ними на такой-то жаре. В машине, – он указал пальцем в сторону «Бьюика», – хоть кондиционер есть.

Ковбой дернул дулом и сказал:

– А ну, давайте-ка, парни, в самолет! И без шуток. Поверьте, выпущу очередь, и сердце екнуть не успеет.

Я опустил руки, которые уже устали, и направился к люку. П. Алекс зашагал за мной. Никто из нас за все это время не произнес и слова. Вертолет тем временем продолжал висеть в воздухе в прежнем положении и, похоже, не собирался садиться. Горючее летчики не экономили.

В салоне была тьма, но не кромешная. Спертый воздух помимо прочего был наполнен запахом фекалий. Кое-где сквозь щели и дырки пробивались солнечные лучики. Впереди светлым пятном выделялся дверной проем кабины. Сама створка двери отсутствовала, но имелась решетка, перекрывающая лаз. Глаза уже привыкли к полутьме, и я оценил величину салона. Он был довольно просторный. Сюда влезла бы пара-тройка танков, хотя, наверное, в былые времена здесь их и перевозили.

Когда мы подошли к кабине, Чарли отворил скрипучую, сваренную из толстой арматуры решетку с крупными ячейками, заглянул внутрь и пропихнул нас вперед. Сиденья пилотов отсутствовали, часть датчиков на приборной доске была либо вырвана с корнями и болталась на разноцветных проводках, либо просто отсутствовала. Из-под пульта выпирал загнутый вбок покореженный штурвал, второго не было вовсе. Покрытые слоем грязи кабинные стекла, как лобовые, так и боковые, находились на месте. Сзади ухе сопел Гловер, который закрывал решетку, закрепляя ее скобами наручников. Подергав эту дверцу, он удовлетворенно мотнул головой.

– Сквозь окна не выберутся? – спросил ковбой.

– Нет, вроде надежно, я уже проверил. На всякий случай я передам на вертушку, чтобы посматривали с той стороны. Че им там зря висеть. А отсюда мы и сами посмотрим. Пойдем быстрее в машину, у меня пот заливает глаза и яйца, мне надо срочно охладиться.

Когда же парочка наших недоброжелателей удалилась, я потер левое боковое окно и посмотрел наружу. Они уселись в автолет, захлопнули за собой дверцы и, подняв стекла, отделили себя от жаркой окружающей среды. Было видно, что негр откупорил баночку какого-то напитка и жадно припал к ней губами. Помню, я тут же облизнул сухие губы. Алексовская бутыль с водой валялась на земле возле распотрошенного рюкзака. Потом я перешел к другой стороне кабины и тоже обтер пыль со стекла. Если в предыдущее окно была видна часть свалки, то в это обозревалось только небо с висящим в воздухе вертолетом, а также верхушки куч железного хлама. Помню, подумал тогда: «Интересно, на сколько времени у пилотов хватает горючего? Они ведь наверняка летели от самого города».

– Ну что, попробуем выломать стекло? – спросил я у Алекса, который уселся прямо на пол.

– Не так быстро. Надо все-таки дождаться босса. Похоже, Санчо, ты не врал и вправду спер у этих ребят чемодан с деньгами. В данном случае, лучше договориться или схитрить. Не бойся, не получив денег, они нас не прикончат. Интересно, сколько там кредиток? – Алекс почесал подбородок. – Даю сто процентов, там не песо, а кредитки. И наверняка больше, чем обойдется мне тигр. Иначе бы эти бандюги не прилетели сюда.

– Да ты что, Алекс? Ты что, не видел? – вспылил я. – Эти люди не шутят. Плевать на тигра. Надо мотать отсюда.

– Санчо, я рискую больше, чем ты и, заметь, не трясусь от страха.

– Это почему это рискуешь больше, чем я?

– Поверь мне, я неплохо выучил подобную публику и говорю тебе: они быстрее прикончат меня, чем тебя. И только потому, что я лишний свидетель, ничего не ведающий о вашем деле. Ты – другое, ты украл деньги и можешь знать, где они лежат. Я же ведь случайно попался на их пути.

– А почему ты думаешь, что они знают, что ты посторонний в этом деле? – Я присел на пол рядом с Роди. – Могут ведь решить, что все подстроено. С полицией они связаны, а у копов есть данные, и бандиты уже знают, что ты коп. Копы обычно не чисты на руку. – Алекс удивленно посмотрел на меня, но промолчал. – Знают они уже и то, что память у нас с Максом стерли. И почему бы тебе не быть замешанным в краже денег? Зачем постороннему человеку вмешиваться в чужие разборки? Все было подстроено – и ты знаешь, где лежит чемодан. Тебе же память не стирали. Не так ли? Ты представь себе это и сыграй, как положено. Поверь мне, купятся.

– Да, они и вправду могут прийти к такому мнению. После того, как я вырубил их в переулке, ребяткам пришлось пообщаться с какими-то знакомыми мне людьми. Как-то ведь они выяснили, что мы находимся здесь, на свалке. Возможно, и с полицейскими пообщались. Они теперь знают, что я на пенсии и в деньгах нуждаюсь. А, выяснив, что я коп, это жулье могло что-нибудь и заподозрить. К примеру, я и есть организатор этой кражи. Я уже сам верю в это. Так и сделаем. Я прикинусь, что и вправду знаю, где деньги, а сам попробую выяснить что-нибудь о вашем с другом деле. Эти парни хоть что-то, но уже и знают. Может, повезет, и они сами наведут нас на место, где вы спрятали кредитки. У меня ужасное желание заполучить этот кейс. Ты сам-то хоть можешь прикинуть, куда вы с другом его спрятали?

– Прикинуть-то можно. – Я почесал затылок. – Однако я об этом еще даже и не думал. Да и некогда было, столько произошло за все это время. Ну и потом, я еще не совсем осознал то, что это правда. Когда что-то исчезает из памяти, трудно поверить во все, что на тебя вешают.

– Зато я уже осознал и вот что думаю. Если уж и я попал в эту передрягу и выбраться будет трудновато, то без денег я не уйду.

– Знаешь что, Алекс, – сказал тогда я. – Тебе не кажется, что ты возомнил о себе невесть что? Мы сидим взаперти. Нас хотят прикончить. А ты не только не думаешь, как нам выбраться, но еще и прикидываешь, как нам кинуть бандитов на деньги. Это более странно, чем ржавый маячок.

– Возможно, ты прав, но нападение – лучшая защита.

Я поднялся на ноги и, подойдя к окну, посмотрел, что же там делает наша стража. Ковбой с негром уже выбрались из «Бьюика» и отчаянно жестикулировали кому-то руками. Я посмотрел выше и увидел два представительских, поблескивающих в лучах солнца автолета. Они шли на небольшой высоте над кучами металлолома параллельно друг другу и, видимо, завидев машущих им людей, сбросили скорость и стали садиться. Я положил руку на плечо Алекса и тот поднял голову.

– Там два «Мерседеса», – произнес я.

Роди поднялся на ноги, посмотрел сквозь стекло и сказал:

– Ну вот, кажется, прибыл босс.

Глава 12. Свалка не любит чужих.

Босс был – ну прямо клоун в пустыне. Ну надо же! Его черный костюм переливался, туфли сверкали. Так мог одеваться только человек, чье призвание дергать ногами на сцене в кабаре. И это в такую-то жару! Хорошо еще цилиндр не напялил. Сам высокий, худой и черноволосый. Да и волосы свои он, видимо, чем-то намазал, они, зачесанные назад, тоже блестели. И вот этот парень быстро перебросился парой фраз с ковбоем и негром, после чего они втроем направились в салон самолета. Оба «Мерседеса» поднялись в воздух ярда на три и зависли. Сквозь затемненные стекла автолетов я никак не мог разглядеть, сколько же в салонах находится народу.

Когда вся троица во главе с боссом, гремя каблуками по днищу транспортника, приблизилась к решетке, прилизанный парень удивленно посмотрел на нас и сказал:

– Чарли, вы, похоже, хватку потеряли, если не смогли справиться с этим стариком и мальчишкой.

– Хочешь попробовать? – неожиданно бросил П. Алекс. – Давай один на один, герой нашелся.

Я занервничал. Холодок пробежал по спине. Босс же удивленно приподнял брови, спокойно сунул руку под отворот пиджака и вытащил из подмышечной оперативной кобуры длинноствольный пистолет. Он также спокойно щелкнул предохранителем, взвел курок и произнес:

– Никогда еще не слышал такой дерзости от трупа.

– А деньги ты тоже получишь от трупа? – Роди не сдавался.

– Послушай, старый, давай просто договоримся. Мы взрослые люди и нам ни к чему противоречия. Верни кейс, а кредитки можешь оставить себе. Там миллион – и наличные, и карточки на предъявителя. Тебе этих денег хватит, чтобы обеспечить и себя, и свою старуху до конца жизни. Переселитесь на Гавайи и не будете горя знать. Только дискету отдай. Она моя.

– Ну что ж, считай, что взрослые люди договорились. Но вот кейса здесь нет. Мы сейчас все вместе летим в город, я оставил его там. И когда мою безопасность прогарантируют знакомые мне люди, я легко отдам тебе дискету.

– Ты что, шутки со мной шутить вздумал? Где кейс, придурок?! Отвечай! Иначе я тебе мозги выбью. – Босс явно разозлился и просунул ствол пистолета сквозь решетку.

Не знаю, вправду ли он собирался выбить мозги П. Алексу, но в этот момент снаружи раздалась автоматная очередь. Бандиты замерли, но тут звуки выстрелов повторились, и сразу же началась такая трескотня, будто кто-то развязал настоящую войну. Троица бросилась к выходу. Но не успели они пробежать и до середины проржавевшего салона, как в широком люке, издав угрожающий рык, появился силуэт огромного тигра. Здоровая зверюга, подумал я тогда. Глаза уже давно привыкли к полумраку, и мы с Роди прекрасно видели, что случилось потом. Тигр рванулся вперед и на всем ходу повалил босса на спину. Он впился зубами в его шею и замер, ожидая, когда у жертвы закончатся конвульсии. Негр вначале опешил, но быстро опомнился и потянулся за пистолетом. Неверный ход. Большая кошка прыгнула в его сторону. Боров так и не успел вытащить оружие. Он получил два мгновенных, разрывающих его грудь маха когтистыми лапами. Джеймса Гловера отбросило назад, он закричал и, присев, уперся спиной в борт самолета. Он хватал воздух ртом и ошалело смотрел на свою развороченную грудную клетку, будто не понимая, что же произошло. А тем временем Чарли начал медленно отступать назад, но не выдержал и почему-то рванул в сторону кабины. Зря. На хищника это движение подействовало раздражающе, ведь тигр убивает, пока хватает сил. Убегать, значит показывать свою слабость. Зверюга в два прыжка, резко махнув хвостом, нагнала ковбоя и всем телом налегла на него со спины. Тот рухнул, вытянув руки вперед и в стороны. Одного движения челюстью хватило, чтобы перекусить шейные позвонки очередной жертве.

Самое интересное, что в это же время снаружи не прекращались автоматные выстрелы. После того, как тигр расправился с парнями в салоне, я бросился к окну, сквозь которое за всем происходящим уже наблюдал П. Алекс. Я попросил у него бинокль, Роди снял его с шеи и протянул мне. Оба «Мерседеса» поднялись выше и лавировали над кучами. Дверцы были открыты, из них высовывались люди в строгих костюмах с автоматами в руках, которые поливали градом пуль близлежащие груды металлолома. Груды же, ощетинившиеся разнокалиберными стволами оружия, уступать не собирались. Из одной машины вывалился раненый парень и с криком полетел вниз. Бронированные корпуса автолетов с трудом сдерживали убийственный натиск свинца. Появились трещины и вмятины. Пробоины от разрывных пуль уже изрядно потрепали оба «Мерседеса», но «пиджаки» отступать не собирались. Тут же сильный взрыв с яркой вспышкой вдребезги разнес одну этажерку, сложенную из старинных автомобилей. Куски оплавленного металла разлетелись в стороны. Это ракета, выпущенная из вертолета, поразила цель – обильно палившую в «Мерседесы» баррикаду. Напавших на автолеты это не остановило. Они продолжали обстреливать летающие машины. Загрохотали два крупнокалиберных пулемета кружащей недалеко от места битвы «стрекозы», и следующая ракета разбросала в стороны очередную кучу металлолома. Парни в «Мерседесах» принялись забрасывать противника гранатами. Последовала череда громких взрывов, взметнувших вверх и в стороны обломки железного хлама. Стрекотня автоматов немного стихла и ребята в автолетах уже было почувствовали перелом боя в свою пользу. Тут-то из дальней кучи и вылетела ракета, выпущенная из базуки. Она, оставляя за собой шлейф, попала в один из парящих в воздухе «Мерседесов», прямо в фирменную решетку промеж фар. Крышку капота отбросило на лобовое стекло. Задымился двигатель – и престижный автолет, словно раненая птица, накренившись передом вниз и закрутившись волчком, стал падать. Раздался грохот, черный дым взвился над свалкой. Это было командой к тому, чтобы уже перегруппировавшиеся силы нападающих снизу обратили весь свой запал на оставшийся «Мерседес». Очередная атака из металлических баррикад началась с массированного обстрела бронированного автолета.

Мы наблюдали за этим сражением, забыв об опасности. В какой-то момент сзади нас и прямо над нами раздался треск. П. Алекс моментально присел. Я не сообразил в чем дело, но, обернувшись, обнаружил пару аккуратных дырочек в окне. Точно такие же находились в стеклах у меня над головой. Две пули прошили кабину насквозь.

– Пожалуй, лучше не высовываться, – сказал Роди и, расположившись на полу, достал кисет с трубкой и начал набивать табаком свой курительный прибор. Я не послушал его, слишком уж завораживала эта схватка. Попытался выдернуть погнутую металлическую палку – остатки штурвала – и мне это с трудом, но удалось. Ударил этой железякой по окну и оно, вначале покрывшись сеткой трещин, полностью вывалилось наружу. Вновь направив бинокль в ту сторону, где шел бой, я увидел, что вторая машина не стала дожидаться участи подбитой. Она уже летела к самолету, лавируя зигзагами и постепенно снижаясь. Я потерял ее из вида и поэтому осторожно высунул голову наружу. Автолет приземлился рядом со входом в самолет, буквально уткнувшись бампером в пространство между фюзеляжем и землей. Тревожно загудел клаксон. Сквозь все же пробитое пулями окно «Мерседеса» было видно, что водитель лежит грудью на штурвале, голова свернута вбок, щекой он уперся в лобовое стекло. Задняя часть машины так и осталась висеть в воздухе, ритмично покачиваясь. Парни в приличных костюмах с автоматами в руках стали выскакивать из автолета и, отстреливаясь, предприняли попытку пробиться в салон транспортника. Война не война, а босса надо спасать, а может, им просто показалось, что именно в самолете и было то место, где хотя бы на время можно укрыться от обстрела со всех сторон. Шквальный огонь скосил сразу двоих, словно дичь. Третий вбежал внутрь, но тут тигр, увидев его, рванулся ко входу и просто вытолкнул незваного гостя лапами наружу. Парень, попав под пули, повалился на землю.

Вертолет, продолжая свою маленькую войну, послал еще пару ракет в огрызающиеся кучи металлолома и на этом, видимо, у него ракеты закончились. Однако пулеметы «вертушки» все еще продолжали ритмично грохотать.

– С «Мерсами» покончено, – возбужденно произнес я и переместился к противоположному окну. Алекс выпустил струю дыма и, почему-то уже не боясь попасть под обстрел, приподнялся и тоже выглянул наружу. «Стрекоза» поднялась выше и, повторяя тактику автолетов, лавировала из стороны в сторону. Это было понятно, потому как весь огонь нападающих теперь переместился на нее. Улетать пилоты не собирались, наоборот, они стали медленно продвигаться в нашу сторону. Огромный транспортник закрывал им обзор, а ребята в вертолете, как видно, просто считали, что кто-то из парней в приземлившемся «Мерседесе» остался жив. Хотели, наверное, забрать их. Но, возможно, в первую очередь они собирались спасать босса. Они ведь не знали, что у него уже отсутствует кадык на горле.

И тут я увидел, что из-под палубы одного небольшого торпедного катера, находившегося совершенно в стороне от перестрелки, что-то выдвигается вверх. Я поднял бинокль и увеличил разрешение. Это оказалась платформа с четырехствольной крупнокалиберной установкой. Сидя на стульчике, орангутанг с редкой красновато-рыжей шерстью быстро крутил рули настройки. А в том, что именно орангутанг наводил на вертолет стволы, сомневаться не приходилось. Меж губ крупной обезьяны торчала и дымила толстая сигара. Рядом сидел шимпанзе в нацисткой каске, который улыбаясь, выставив напоказ ряды крупных резцов, с биноклем в лапах корректировал наводку. Орангутанг вытащил изо рта сигару, протянул шимпанзе, будто говоря: подержи пока, и взялся за рукоятки орудия. Глаза животного выражали полную печаль. Вряд ли успели увидеть пилоты то, какая опасность поджидает их сбоку. Когда же бронебойное орудие стало плеваться снарядами, вертушку прошило насквозь – и она сразу вспыхнула. Машина на мгновение зависла в воздухе и, словно горящая картонная коробка, стала падать вниз, продолжая крутить лопастями. Когда вертолет рухнул на металлолом, он вдобавок ко всему еще и взорвался. Густой черный дым повалил в небо. Выстрелы оборвались так же внезапно, как и начались. Однако тишины не наступило – клаксон «Мерседеса» продолжал агрессивно выть.

– Вот и все, – произнес П. Алекс. – Осталось только придумать, как нам не привлекая внимания выбраться отсюда.

– Бог ты мой, Алекс! – ошарашено произнес я, до которого только что дошел весь ужас произошедшего. – Что это было?! Я имею в виду, всю эту бойню устроили твари, о которых вы вчера говорили с Ночтитланом? Да они опаснее, чем я предполагал! Их же тут легион! Хорошо вооруженное, отдрессированное войско!

– А никто и не говорил, что мы идем на прогулку. Здесь всегда находишься в опасности. Парни из другого округа узнали все. И кто я, и где я, но совершенно не побеспокоились хоть чуточку выяснить, что отсюда выбираются единицы. Свалка не любит чужих. Хорошо, что хоть меня еще терпят. – Последнюю фразу Роди произнес, изобразив значительность на лице.

– Ну, если все так прекрасно, то надо просто вылезти через окно и убираться отсюда, как я и предлагал раньше. Можно и с этой стороны. – Я демонстративно постучал по ближайшему стеклу ржавыми остатками штурвала. Этот звук тут же привлек тигра, который сидел возле трупа босса и словно мячиком поигрывал его головой, качая лапой из стороны в сторону. Зверь поднял глаза, увидел нас и рванулся к кабине. Не добегая шести футов, он прыгнул, всей своей тушей ударившись об решетку, но препятствие выдержало этот натиск. Мы с Роди инстинктивно отпрянули назад, упершись спинами в приборную панель. Тигр, сообразив, что до новых жертв ему не добраться, словно часовой начал ходить возле перекрытого входа в кабину, бросая кровожадные взгляды на недосягаемых нас.

– Не все так просто, как кажется. – П. Алекс с ужасом смотрел на тигра, видимо вспомнив встречу с таким же, которая кончилась печально. – Зверье, оно и есть зверье. Если мы вылезем через окно, – начал рассуждать он вслух, – то там нас будет поджидать сотня подобных этой тварей, и многие из них с оружием, которое убивает быстрее, чем зубы. Пожалуй, надо пока посидеть тут, прикинуть что к чему, а заодно и подождать, пока снаружи все не успокоится. Может быть, тигр к тому времени проголодается и уйдет куда-нибудь. Потихоньку и выберемся.

– Ага, уйдет он. Смотри, у него тут жратвы на неделю хватит.

– Ну, эта тварь не полностью биологическая. Ему время от времени нужно подзаряжать батареи. Подключаться к энергии. Хотя аккумуляторы у подобных дорогостоящих зверей отличные, китайские «Маоджайзер».

– Мы можем осторожненько вылезти через окно, а там, гляди… – я указал на наше обмундирование, разбросанное возле ржавого прилавка. – Оружие наше пока на месте. С винтовкой не так страшно. Что-то, кстати, зверье не торопится прибирать трофеи. Да, кстати, почему-то никого и не видно? Хоть бы клаксон вырубили, уже на нервы действует. Ты как знаешь, а я попробую слазить туда за оружием.

– Не геройствуй! Пристрелят, как только покажешься на виду. Думаешь, животные не знают, что мы тут?

– Если знают, то почему не придут и не закончат всю эту возню? Для них все лучше, чем сидеть в засаде и ждать, пока мы покажемся.

– Откуда ты знаешь, что им лучше, а что нет? От местной публики можно ожидать чего угодно. Послушай, парень. – П. Алекс выражал серьезность, будто показывая, что на свалке он спец. – Не каждый человек может просто прийти и разгуливать тут. Сам только что видел. Ко мне привыкли, и знаешь почему? Только потому, что я никогда не ловил и, не дай бог, не стрелял ни в одного искусственного, либо какого другого зверя, водящегося тут. Даже мышку не обидел. Если я появляюсь на свалке, значит животным с моей стороны ничего не угрожает. Возможно, они даже знают и поощряют то, чем я занимаюсь. А именно то, что я ремонтирую подобных им. Но вся эта дружба эфемерна и прямого доказательства я никогда не получал. Никогда не контактировал ни с одной из местных тварей. Надо осторожничать, надо. Я считаю так: если на нас до сих пор не напали, то решают, причастен ли я к бандитам или нет. Скорее всего, когда решат, что мы не имеем к этим парням никакого отношения, то тигра отзовут. Тогда-то мы и вправду спокойненько вскроем наручники, это я могу сделать за пару секунд, заберем свои пожитки и уйдем, возможно даже, улетим. Там снаружи стоит пара прекрасных автолетов. Поэтому, как я и говорил ранее, мы спокойно посидим и подождем, пока все успокоится.

Пока все успокоится мы ждали несколько часов. Ей богу, я заснул. А когда очнулся, то понял, что вспотел, а горячий воздух обжигает легкие. Корпус самолета уже так нагрелся на солнце, что дышать стало в тягость. П. Алекс, выкурив очередную трубку, поднялся на ноги, выглянул в окно. Ничего не обнаружив, он походил по кабине, делая пару шагов туда, пару обратно, и раздраженно произнес:

– Что-то я совсем ничего не понимаю. Тигр должен уже давно убраться из самолета. Неужели не понятно, что мы совершенно не имеем никакого касательства к происшедшей потасовке, более того, сами стали заложниками.

– Пока что мы заложники вон той кошки, – я указал на тигра, который уже не курсировал возле решетки, а отошел на середину салона и, присев, внимательно наблюдал за нами.

– Ладно, будем выбираться из самолета через окно. Только первым полезу я. Ты посиди тут и отвлекай зверя. Можешь рожицы ему построить.

Роди просунул руки, потом голову в окно и стал вытягивать свое тело наружу. Наверное, сильно об землю грохнется, подумал я. Футов десять лететь. Я подошел к решетке для того, чтобы подразнить тигра. Однако тот поднялся с места и спокойным шагом направился к выходу. Я повернулся назад и бросился к Алексу, который уже основательно свесился наружу. Схватив его за ноги, я шепотом произнес:

– Тигр уходит, тигр уходит.

П. Алекс попытался вернуться в кабину, и когда с моей помощью ему это удалось, он сказал:

– Может, и уходит, да не совсем. Посмотри-ка туда.

Я выглянул и увидел, что полосатая кошка уже сидит внизу под кабиной, зло смотрит вверх и совершенно никуда не собирается уходить. Мы с Алексом вновь сели на пол. Роди стал в очередной раз набивать трубку. Внезапно режущий уши звук клаксона оборвался и в возникшей тишине тигр, цокая когтями по железному полу, вновь вошел в самолет.

– Похоже, нас отпускать не собираются. – П. Алекс встал и, высунув голову в окно, громко крикнул: – Эй, там! Вы что, хотите, чтобы мы тут окочурились?! От жары подохли?!

Никто не ответил, даже эхо. Впрочем, ничего другого и не стоило ожидать.

– Ты знаешь, Санчо, что я придумал? – внезапно спросил Роди, неотрывно глядя в окно.

– Пока еще нет, – ответил я, встал и, пойдя, выглянул туда, куда П. Алекс смотрел. А смотрел он на свой рюкзак, валяющийся на земле, и на вещи из него, разбросанные рядом.

– Вон там лежит небольшой прибор, – сказал Роди шепотом и, осторожно отклонившись назад, посмотрел на тигра, будто хотел узнать, подслушивает он или нет. Потом наклонился к моему уху и добавил: – Эта коробочка нужна для настройки частоты волн в приборах, излучающих или принимающих их.

– Мне это ни о чем не говорит, – тоже шепотом ответил я.

– У меня с собой есть вот что. – П. Алекс достал из кармана пульт дистанционного управления. – Если помнишь, я сегодня подобрал несколько пультов по пути сюда.

– И что?

– Если как-нибудь доставить сюда ту коробочку, то я мог бы попытаться настроить волны, которые излучает пульт, на этого тигра. Поверь, любую искусственную тварь можно выключить, даже не вскрывая панель управления в теле. Делается это с пульта, на расстоянии. Я для того и брал приборчик, но так, на всякий случай. Считал, что времени на подбор и раскодировку волн, управляющих тигром, не будет. А тут – сиди себе и настраивай сколько хочешь. И, главное, зверь ничего поделать с нами не сможет.

– Вот теперь более-менее понятно, – ответил я, продолжая шептать. – Но как мы достанем эту коробочку?

– Она очень легкая, спокойно влезет в пасть Элизабет.

– Элизабет? – Уже громче произнес я, удивленно приподняв брови, но Роди быстрым движением поднес указательный палец к губам. – Элизабет, – добавил я, шепча, – уже давно убежала и сейчас рассказывает обо всех событиях Ночтитлану. Там уже по нас поминки справляют, с самодельной текилой.

– Элизабет никогда не бросит меня, – уверено сказал Алекс. – Она сейчас сидит где-нибудь рядом под какой-нибудь кучей железяк и ждет нас. Все, что и смогло ее напугать, так это перестрелка, но, поверь мне, моя собака в данном случае просто зажала уши. Если ее позвать, она появится. Главное, чтобы она поняла, что нам надо, кричать-то не станешь. Ты давай, это… отвлекай зверя.

Роди высунулся в окно и стал тихо посвистывать. Я же подошел к решетке дразнить тигра. Чтобы привлечь зверя, всего-то и хватило просто постучать по арматуре остатками штурвала. Тигр и вправду обратил на меня внимание и начал приближаться. Я отодвинулся подальше и стал рычать и ухать, однако у животного рык получился внушительней. Он ударил лапой по решетке, но та в очередной раз выдержала. Я сделал шаг в бок и, бросив взгляд в окно, увидел бультерьера, который уже стоял около прилавка, смотрел на хозяина и никак не мог сообразить, что от него требуется. Лизи то хватала пистолет, то пыталась поднять винтовку. Мне же надо было отвлекать зверя, чем я вновь и занялся. П. Алекс отчаянно жестикулировал и в какой-то момент выкрикнул:

– Да! Это! – после чего посмотрел в салон и добавил: – Прячься!

Электронно-генетическая полосатая тварь странно посмотрела на Алекса, и, видимо что-то сообразив, рванула на выход. Не знаю, как Элизабет удалось так быстро спрятаться, но когда тигр выскочил наружу, ее уже не было видно. Роди сделал вид, что вновь собирается вылезать. Он высунулся по пояс и стал материть тигра, причем угрожающими фразами типа:

– Сейчас подожди, твою мать… Вот, только спущусь, твою мать… Тогда посмотрим кто кого, твою мать…

Зверь вновь присел под кабиной и стал с интересом наблюдать за действиями обидчика. Он явно никак не мог понять, что происходит. Я тоже принялся строить рожицы, притом не зная, видит ли меня зверь через грязное стекло. И тут тварь прыгнула в сторону и исчезла из вида. В это время по салону к нам, держа в зубах пластмассовую коробочку и вертя задом, быстро бежала Элизабет. Тигр не успел. Когда он появился в салоне и добежал до решетки, собака уже сидела на руках у Роди, интенсивно махала хвостом и обожающе облизывала его лицо.

– Молодец, молодец, – одобрил ее Алекс. – Как там перестрелка, не очень испугалась?

– Кто, я? – Лизи нахмурилась, изобразив на морде полную серьезность и, стукнув себя лапой в грудь, добавила: – Обижаешь! Да если бы я была приспособлена стрелять, то сама бы выпустила пару патронташей по бандюгам. Там оружия валяется немерено. Недалеко от меня сидел гиббон и только успевал магазины менять. У него ствол покраснел от перегрева.

– Ну ты-то… Да! Ты бы смогла. – Роди погладил собаку. – Я нисколько в этом не сомневаюсь. Но теперь давай-ка займемся делом. – П. Алекс опустил Лизи на пол, поднял коробочку и раскрыл ее. Я увидел небольшой экранчик, мини-клавиатуру, пару проводков с малюсенькими крокодильчиками, которые болтались спереди. Потом Роди вынул из кармана пульт дистанционного управления, осторожно вскрыл его корпус и подсоединил к микросхеме на плате проводки от коробки. Усевшись в позу лотоса, он положил оба прибора перед собой, при этом направив пульт передней частью в салон, и принялся нажимать мелкие кнопочки на клавиатуре прибора.

– Хорошо, что пульт более-менее современный. Со старьем бы не получилось. Тогда штамповали строго на определенные волны. – На экранчике побежали, мигая, столбцы чисел. П. Алекс стал потирать ладошки. Постоянно глядя на монитор, он добавил: – Осталось только ждать. Кстати, ты знаешь, Санчо, любой подобный пульт имеет высокую защиту от повреждений. Они постоянно падают, ими кидаются и ничего, заметь, работают. Вот этот вроде бы валялся тут черт знает сколько, даже наверняка упал с мусоровоза с достаточно большой высоты, а посмотри, прибор не нашел никаких отклонений. Еще пара минут – и тигр на время умрет. Я ввел в программе всего лишь одну команду – «полное отключение».

Пары минут ждать не пришлось. Прибор пикнул, на экранчике замигала единственная полоска цифр. Загорелся зеленый диод. Роди без эмоций отсоединил контакты, разложил оба прибора по карманам.

– Теперь надо найти какую-нибудь проволочку. Пора вскрыть наручники и убираться отсюда.

Я посмотрел в салон. Тигр лежал, уставившись в нашу сторону. П. Алекс даже не посмотрел на зверя. Пришлось похлопать его по плечу и указать на животное.

– Ты уверен, что он отключился?

Роди уже копался в пульте управления самолетом, видимо в поисках проволоки, на мои слова он оглянулся, бросил взгляд в салон и, ответив: – Не сомневайся, он готов, – вновь занялся поисками.

Тогда я сам постучал по решетке, помахал руками, но тигр никак на мои действия не реагировал. Он продолжал лежать, не шелохнувшись.

– Смотри, как надо проверять. – Элизабет выбежала из кабины и без колебаний потрусила к хищнику. Вначале она взобралась ему на холку, а потом поставила передние лапы на массивную голову. И начала подпрыгивать, при этом выкрикивая: – Не надо было к нам лезть! Не надо было… – Но тут она соскользнула, слетела вниз, глухо шлепнувшись об днище транспортника, и взвизгнула.

В это время Алекс уже нашел кусочек проволоки, коим и вскрыл наручники. Мы выбрались из-за решетки и он погрозил Элизабет пальцем.

– Этот тигр спас нас от четырех неприятных личностей. И прекрати беситься. Сходи наружу и притащи ремни, которые ты вчера испробовала. Только не вздумай шуметь. Нам лучше пока не выдавать себя, не показывать то, что мы выбрались из клетки.

Я подошел вплотную к зверю. Глаза у него были совершенно стеклянными. Потолкав тигра ладонью, я ощутил, что под мягкой шерстью животное твердое, будто камень.

– У него прекратился обмен веществ, – сказал Алекс, увидев мои манипуляции. – Все жидкости на время застыли.

Собака приволокла два полицейских антигравитаторных ремня, и мы с Роди попытались просунуть концы под тяжеленную тушу зверя. Не вышло. Поэтому, расстелив ремни сбоку, начали толкать тигра. С большим трудом нам все же удалось повалить животное. Алекс застегнул ремни – и дальше все пошло проще. Хищника подняли в воздух на три фута и стали передвигать к выходу. Роди решил особо местным обитателям не показываться, а затолкнуть зверя в ближайший автолет, коим был «Мерседес», застрявший капотом под фюзеляжем самолета. Он сказал, что даже лучше оставить рюкзак. Оружие же можно позаимствовать у нескольких мертвецов, валявшихся рядом со входом. Мы, стараясь не шуметь, запихнули тигра в заднюю часть салона машины. Тигр был настолько большой, что высовывался из дверей с обеих сторон. Алекс сел на водительское сидение, туда, где недавно, опираясь грудью на штурвал, сидел водитель, который сейчас покоился рядом на земле. Тихо зашипел двигатель, машина подалась немного назад, выпрямилась и опустилась на землю. Роди перегнулся через спинку, отключил антигравитаторные ремни.

– Залазьте, – тихо бросил он и захлопнул свою дверцу.

Мы с Элизабет быстренько обежали машину и влезли в салон. П. Алекс не стал поднимать автолет высоко в воздух. «Мерседес» медленно, будто крадучись, полетел между холмами железа на высоте максимум трех футов над землей. Когда мы поворачивали за очередной стояк, составленный из выложенных друг не дружку автомобилей, я оглянулся и увидел, что на самолете, прямо над кабиной, сидит еще один тигр. Он был не меньше того, которого везли мы, но внешне чем-то отличался. Я поднес к глазам бинокль. У этого зверя одна из лап была полностью металлической, с чем-то наподобии шарнира вместо локтевого сустава. На нижней челюсти отсутствовали шерсть и кожа, выставляя напоказ серебристые подбородок, ровные зубы, пару выпирающих нижних клыков и желваки. Глаза блестели, будто налитые хромом. От уха, в которое было вставлено что-то наподобие стетоклипа [42], к пасти выгибалась тонкая палочка с микрофончиком на конце, такая же, какие используют телохранители для радиопереговоров. Тигр что-то кому-то говорил через эту мини-рацию.

– Алекс, посмотри назад! – крикнул я.

Роди не стал оборачиваться, а просто бросил взгляд в зеркало заднего вида. Однако автолет уже заехал за высокую кучу.

– Что там было? – спросил он.

– Странный тигр с железной челюстью. Одна из лап без шерсти и тоже из металла. Глаза блестят. И еще он с кем-то переговаривался по радиосвязи.

– Ничего страшного, здесь наверняка живет еще не один такой тигр. Главное, если до сих пор не начали стрелять, значит, опускают.

– Да я не это имел в виду. – Пришлось возмутиться. – У него все атрибуты стигматников.

– Ты ошибся, мальчик. Зачем зверям религия?

– Не веришь, не надо. – Я немного обиделся.

– Почему не верю? Верю. Просто это, наверное, старая модель животного. У него просто отсутствует в некоторых местах кожа и видны металлические части тела. Хотя я не слышал, чтобы когда-нибудь применяли железо в остове. Все больше крепленый пластик. Но, может быть, эту тварь изготовили в какой-нибудь отсталой части света, например, в Российском автономном округе, причем очень давно. Оттуда постоянно приходят изделия, изготовленные с использованием разных странных приспособлений.

Роди прибавил скорость и через пятнадцать минут стал круто поднимать автолет в высоту, чтобы не протаранить деревья, растущие на быстро приближающемся склоне горы.

Глава 13. Оборона.

Роди сажал автолет так медленно и нежно, что казалось, это никогда не кончится. Небольшая площадка во дворе Ночтитлана, как и на всей огромной поляне перед домом, тоже пестрела от бабочек, и Алекс старался ни одну не задавить, иначе это могло вызвать гнев хозяина хижины. Конечно и сам индеец иногда губил монархов, наступая на них ненароком, но старания по их обереганию переросли у него в паранойю. Поэтому Ночтитлан старался ходить настолько неспешно, что насекомые почти всегда успевали улетать с его пути. Из-под машины бабочки разлетались не столь охотно, и последние покинули место только тогда, когда тень автолета под лучами клонящего к закату солнца накрыла их. Старый индеец стоял в нескольких шагах и руководил посадкой. Местли сидела на крылечке и улыбалась, казалось, только мне. Когда закончилось это кино в покадровом просмотре, мы, усталые, но довольные, вылезли из автолета. Ночтитлан подошел к выпирающей из салона передней части тигра и, похлопав «замороженного» зверя по голове, произнес:

– Хороша дичь. Трудно брали?

– И не спрашивай, – ответил Роди. – С перестрелкой и несколькими трупами, причем не животных, а людей. Еле выбрались.

Индеец удивленно приподнял брови и тут-то, видимо, до него только и дошло, что мы прилетели на бронированном «Мерседесе» последней модели, хоть и изрядно потрепанном.

– Давайте-ка проходите в дом. Поужинаем, да там и расскажете все.

Ужинали плотно, запивая пищу свежесваренным самой Местли пивом. П. Алекс сразу предупредил, что текила сегодня ни к чему, но, унюхав запах хмеля и солода, от пива не отказался. Роди начал рассказывать медленно, с самого начала, с того, как встретил меня в узком переулке и помог избавиться от пары бандюг. Однако я постоянно вмешивался, пытаясь вставить свои ощущения и впечатления. Наверное немного приукрасил, особенно перестрелку на свалке и наше «героическое» сопротивление. Ночтитлан хмурился, но перебивать не пытался. Местли, видно, нервничала, потому как успевала грызть ногти на пальцах правой руки, сплевывая на пол, и тут же откусывать от куриной ножки, быстро пережевывая поджаристое мясо.

– …они нас отпустили, притом даже дали забрать с собой тигра, – заканчивал рассказ Роди. – Санчо видел, что за нашим отъездом, не скрываясь, следил еще один тигр. Кстати, после перестрелки я не хотел забирать зверя, достало уже все, но потом немного осмелел – и все прошло как надо. Бандиты мертвы, тигр у нас. Что еще надо? – Алекс развел ладони в стороны.

– Все понятно с мафиози, – серьезным голосом произнес индеец. – Они потеряли чемодан с деньгами, с какой-то дискетой, видимо очень важной для их бизнеса. И поэтому, узнав, где вы, видимо расспросив кого-нибудь в городе, а ведь тебя там знают многие, необдуманно сунулись на свалку. Судя по описанию, эти парни из Североамериканского округа, поэтому-то они и не располагали сведениями, что на свалке их могут поджидать неприятности. Такую наглость твари, конечно же, стерпеть не смогли. Непонятно только, почему звери отпустили вас с тигром. При этом, – Ночтитлан поднял указательный палец вверх, – отлично зная, что вы увозите зверя, живого зверя, а не кучу деталей. Подобной наглости они тоже не переносят. Все это странно, даже очень странно.

– Да, но пока ты не сказал слово «странно», я не вспомнил вот еще что. Ведь я нашел маячок тигра отдельно от тела. – П. Алекс достал из кармана и бросил индейцу приплюснутый с боков шарик. Тот поймал его и стал разглядывать.

– Ничего не замечаешь? – спросил Роди.

– Кажется, замечаю… – Ночтитлан, подбросив на ладони маяк, покачал головой. – Да, вижу. Это старинный прибор. Не хочешь ли ты сказать, что он не от того тигра, который сейчас в автолете? Чужой?

– От того, или от другого, не важно. Главное, что не от того, который сбежал несколько дней назад из зоопарка. Но коды волн, которые пришли по Сети вместе с просьбой о поимке, были именно этого, старого передатчика. Вот что странно, то странно.

– Может, тигр и не сбегал, а кто-то просто подсунул обманную информацию в почтовый ящик твоего компа? – спросил я. – Ну, например, просто развлекся.

– Сбежал! – вмешалась в разговор Элизабет, которая до этого облизывала куриную косточку, а теперь с упреком смотрела на меня. – Все животные, что работают в городе, знают об этом.

– Тигр пошел на свалку, я видел его следы, – подтвердил Алекс. – Но возможно, что кто-то из частных ловцов поменял в пришедшей информации коды. Влез в мой сетевой почтовый ящик и поменял коды волн. Чтобы заняться поисками самому и заработать кредитки, но чтобы я не мешался. Сделать было легко, паролей у меня не водится, скрывать нечего.

– Не похоже на правду. Ты бы все равно пошел на свалку. – Огромный Ночтитлан отклонился на спинку кресла, отчего та заскрипела, и отпил из кружки пива. – А если это и так, и тебе вправду кто-то хотел помешать, то этому парню-ловцу, не повезло. Тигр у тебя. Поздравляю.

– Вы не слышите? – спросила Элизабет. – В лаборатории что-то постоянно пикает. Микроволновка, что ли, подает сигналы? Сыворотку варишь?

Индеец вскочил с места как ошпаренный и рванулся к двери, которая находилась рядом со входом на кухню. П. Алекс последовал за ним. Остальные, то бишь я, Местли и Лизи, особо не спешили. Когда я перешагнул порог, то оказался в полутемном помещении. Пара продолговатых светильников подавали красноватый свет и разобрать где да что здесь находится было трудновато. Самое главное, что у стены справа располагался стол с клавиатурой и шесть небольшого размера мониторов. Интересно, что они подавали не цветное, а какое-то старинное серо-зеленое изображение, что в современном мире считается просто варварством. Хотя, увидев меняющиеся картинки, я понял, что обрисовку местности дают наружные камеры, которые работают сейчас в ночном режиме. То, что снаружи дома уже стемнело, я совершенно не заметил.

Ночтитлан тыкал в экраны указательным пальцем и что-то объяснял Роди. Я подошел поближе и увидел множество теней, которые мелькали то перед обрывом на фоне подвесного моста, то в листве кустарников на другой стороне ущелья.

– Что им надо? – спросил Алекс.

– Мне плевать, – зло бросил Ночтитлан. – Я к ним на свалку не лезу, значит, не надо лезть и на мою территорию. Сейчас я им покажу, кто здесь хозяин.

Индеец пробежал по клавиатуре пальцами и стал выжидающе смотреть на мониторы. Ждать долго не пришлось. На двух экранах, дающих в данный момент изображение решетчатого ограждения с разного ракурса, вспыхнули снопы искр. В свете этого фейерверка мы увидели, как двух больших обезьян отбросило в сторону от забора. Вновь наступила темнота, и лишь множество буквально роящихся красных точек покрыло охваченное камерами пространство. Эти точки светили вначале ярко, но постепенно затухали.

– Сейчас посмотрим, кто там еще пытается ко мне лезть, – с угрозой в голосе произнес Ночтитлан и последовательно нажал на несколько кнопок. Вспыхнули яркие лучи прожекторов и осветили всю территорию перед мостом и позади него. То, что мы увидели, поразило всех, даже, наверное, Элизабет, потому что она матюкнулась. П. Алекс присвистнул. Перед забором, который перегораживал выход из долины, все свободное пространство, провисший мост, склон горы на другой стороне ущелья до самой отвесной стены сплошным ковром занимали разнообразные твари. Такое количество электрогенных, биомолекулярных, мутаклонных и прочих параллельных им искусственных животных я не видел даже в зоопарке. Масса обезьян и лемуров, мелкие виды которых сидели на собаках каких угодно пород, на мулах и ламах; львы, леопарды, пара полосатых тигров. Тут, пожалуй, не хватало только слонов и жирафов, а также человекоподобных роботов. Все это скопище покрывало землю, не оставляя даже клочка пустого места, и все как один звери смотрели вверх на слепящие их прожекторы. Видимо свет застал тварей врасплох, словно разбойничью шайку, идущую грабить ближайшую деревню, но наткнувшуюся на неожиданное препятствие, и теперь искусственные мозги тварей лихорадочно соображали, что же следует делать. Надо бы двигаться вперед, но ограда под высоким напряжением – смертельное препятствие.

Мы смотрели на экраны, звери продолжали стоять на месте, и это длилось, наверное, пару минут. Выжидательно-смекательный столбняк. В какой-то момент мне показалось, что все они просто зависли, как может зависнуть любое искусственное создание. Но мы – живые, и Ночтитлан бросил фразу:

– Вот мать их. Сколько же их тут. Почему стоят-то? Боятся, что ли?

На самом деле это войско ждало команду, команду, которую должен был дать вожак и без которой никакое войско не начнет битву, без которой настоящий солдат не сделает и шага. Команда поступила – и первые ряды, не страшась смерти, двинулись на забор. Брызнули снопы искр. Одни звери падали тут же, у ограды, их шесть горела и дымилась. Другие, прислонившись к забору, замирали на месте и плавились, у них вышибало системы. Третьи от удара током отлетали назад, падая на спины напирающих сзади, ослабевая напор наступающей массы.

– Нет, дорогуши, – проворчал Ночтитлан и, пробежавшись пальцами по клавиатуре, выжал кнопку «Enter». Мы увидели два взрыва с секундной задержкой, которые отделили мост от обрывистых берегов. Мост вместе с животными на нем пропал из виду. Я представил, как канатно-деревянное строение быстро приближается к бурному потоку реки с ошарашенной кучей искусственных тварей, замерших от страха или от страха же вопящих во все глотки.

Грохотом, будто громом грозы, звуковые волны подрыва достигли хижины. Звери же по обеим сторонам ущелья вновь замерли.

«Надолго ли? – подумал тогда я. – Может, отдать им тигра? Просто сбросить с автолета – и они отстанут». Эту мысль я и высказал вслух.

– Поздно, парень, – ответил индеец и указал рукой на один из экранов. – Смотри.

Обезьяны разных пород с небольшими автоматами типа старинных «узи», перекинутых на ремнях за спины, прыгая на мертвых или просто зависших, стоящих и лежащих возле забора зверей, пользуясь ими, как трамплинами, отталкиваясь от них, ловко перепрыгивали через ограду. Десятка два с половиной перебралось.

– Вот черт! – выругался Ночтитлан и выбежал из лаборатории. Через пару минут он вновь показался на пороге, крикнул: – Что застряли?! Берите оружие и по местам! – Вновь убежал.

В прихожей стенка с крюками для одежды была отворена, словно дверца, а за ней располагалось небольшое помещение, забитое разнообразным оружием. Местли взяла винтовку с оптическим прицелом, П. Алекс выбрал пару пистолетов и старинный русский автомат «Калашникова», пробивающий все на свете, я же выбрал скорострельный суперсовременный карабин «Косенкова-Бурносова», кажется, тоже русский. Наверное у них там, в автономном округе Россия, все помешаны на разработке оружия. Этот карабин имел и оптический прицел, и лазерную наводку, а также подствольный гранатомет. Я взял военный вещмешок и стал набивать его патронами разных цветов, при этом совершенно не зная, какой патрон для чего предназначен. Набросав гранат для этого карабина туда же, я повесил рюкзачок на плечо и выскочил наружу. Поляна ярко освещалась прожекторами, было светло, как днем. Стайками кружили бабочки. Оглядевшись по сторонам, я не увидел никого из своих и остолбенело встал, решая, куда мне лучше спрятаться. В лесу один за другим прозвучали четыре взрыва и я подумал, что минные ловушки упростили нам задачу, по крайней мере, на четыре врага. Обе овчарки индейца залаяли и принялись бегать из стороны в сторону, пытаясь вырваться за ограду, однако цепи крепко сдерживали их. Тут сверху послышался легкий свист, и я, обернувшись и подняв голову, увидел П. Алекса, засевшего на чердаке.

– Санчо. Залегай прямо в прихожей, – как можно тише, но так, чтобы я услышал, сказал он мне. – Оттуда хороший обзор, да и дорогу в дом перекроешь. Там все кнопки оборонительной системы.

– Понял, – мотнув головой, ответил я шепотом и отступил.

Я прошел в дом и начал искать, чем бы таким перегородить дверной проем, но в этот момент раздались первые выстрелы и мне пришлось рвануть назад. Уж больно не хотелось пропустить «вечеринку». Плюхнулся я прямо на пол и стал забивать магазин патронами. Сверху громко затарахтел «Калашников», посылая во врага небольшие очереди. Откуда-то со двора, видимо засев за оградой, стрелял Ночтитлан. Я вставил магазин, снял предохранитель и передернул затвор. Пристроившись глазом к оптическому прицелу, стал водить стволом, но пока никого из нападающих не увидел. Выстрелы вызвали переполох среди бабочек и те, кружа и трепеща крыльями, закрывали обзор, не давая настроиться на определенной точке. В какой-то момент я узрел, что ветка кустов на другой стороне поляны дернулась, оттуда высунулась обезьянья лапа с автоматом, раздалась очередь и лапа пропала. Я послал в ту сторону пару пуль, но, видимо, безрезультатно. Не раз я играл в виртуальные игры с охотой и стрельбой. Реальность, конечно, потрясающая. Но тут, зная, что это не игра, с адреналином в крови, впечатления, скажу вам, ошеломляющие.

Из лесных зарослей еще несколько раз раздавались выстрелы, но стрелявшие тут же меняли свое местоположение. Обезьяны решили напролом не идти и, показываясь на пару секунд и производя очередь, тут же скрывались. Я подумал, что так можно всю ночь обороняться. А что, если они обойдут нас с тыла? Хотя, наверняка у старого индейца на этот случай приготовлены необходимые ловушки. Да и Местли почему-то нигде не было видно и слышно, возможно, она как раз прикрывала нас сзади. Помню, мне ужасно надоела такая тактика боя и, зафиксировав в очередной раз шевеление кустов, я послал туда гранату. После взрыва два шимпанзе выпали наружу.

– Молодец, Санчо! – услышал я сверху одобрительное восклицание П. Алекса – и тут же автоматная очередь прошила лицевую сторону дома поперек, как раз над моей головой. У небольшой макаки, которая неосмотрительно выскочила из леса и опустошила магазин, тут же вдребезги разлетелась голова, при этом звука выстрела слышно не было. Я посмотрел вверх и только тогда увидел, что высоко на дереве в кроне расположилась Местли, а на ствол ее винтовки накручен длинный глушитель. Дочка индейца, подмигнув, улыбнулась мне.

Прошел, наверное, час играния в кошки-мышки. Ночтитлан поливал лес дробью, что давало неплохой результат. П. Алекс крошил кусты из бронебойного «Калашникова». Местли стреляла редко, но метко. Я еще несколько раз саданул гранатами, но звери уже были слишком осторожны. Правда, еще одного гиббона я все же замочил. Не знаю, что это за пули были у моего карабина, но когда я попал в лапу гиббона, то отчетливо увидел, как пуля вошла в локтевой сустав, а после кусочек свинца с фонтанчиком красной жидкости вылетел у обезьяны уже из горла.

Вскоре выстрелы из леса прекратились. То ли мы всех покрошили, то ли животные решили отступить. Ночтитлан на корячках прополз к будкам и отстегнул от цепей собак. Те с лаем рванули в лес. Сверху послышалось человеческое: «Гав… гав… гав…». Даже не знаю, как Элизабет сумела забраться на чердак, но ее собачий инстинкт заставлял поддерживать овчарок, хотя бы и по-человечески.

Прошло минут пять, выстрелов не было, индеец поднялся на ноги.

– Местли! – крикнул он дочке. – Посиди, покарауль. Пойду в дом, погляжу, что там видно на камерах и радарах.

Я еще посматривал в прицел, когда подошел Ночтитлан. Он в прямом смысле перешагнул через меня и прошел в дом. Я поднялся на ноги и последовал за ним.

В темной лаборатории старый индеец уселся за стол и начал, работая на клавиатуре, просматривать всю территорию, которую считал своей. Перед оградой у обрыва до сих пор толпились звери, но пока больше не пытались идти напролом. В лесу на тропинке валялись ободранные тела обезьян, попавших в минные ловушки. В остальных местах, которые попадали под обзор камер, животных не наблюдалось.

– Направь-ка объектив немного выше. – В комнату вошел П. Алекс. – Что это там попугай через ущелье тащит?

Я посмотрел на один из мониторов, на котором Ночтитлан увеличил изображение. Белый какаду нес в клюве за конец какую-то веревку и летел с того берега на наш. Оказалось, что это просто тонкий кабель. Одна из выживших в бою обезьян взяла провод в лапу и, ловко подпрыгнув и оттолкнувшись ногами от спины мула, перемахнула через забор.

– Что-то не пойму, – индеец направил камеру вниз. – Что они еще задумали?

Тем временем макака подбежала к дереву, на котором крепилась одна из передающих в данный момент изображение камера и, забравшись по стволу, уткнулась носом в объектив. Голова ее заняла весь экран, и обезьяна злобно оскалилась. Монитор зарябил. Индеец переключился на соседнюю телекамеру, направив ее на отключившуюся. Макака что-то делала с проводом и камерой.

– Они пытаются поговорить с нами, – произнес Роди. – Сейчас обезьяна подцепит провод. У тебя есть возможность передавать через ту камеру еще и звук?

– Можно освободить один канал, – ответил Ночтитлан. – В общем, легко. Если будут говорить, мы услышим. Также можно будет и отвечать.

Индеец залез под стол и, пошумев там пару-тройку минут, вылез.

Изображения и звука с рябящей камеры мы ждали минут десять. Ночтитлана особенно волновало то, что все это могло оказаться отвлекающим маневром, и он периодически просматривал остальную территорию. Однако рябь на экране, который специально выделили под канал связи с животными, пропала, сменившись на сплошной синий фон. Картинка мигнула – и перед нами предстал человек. Солидно одетый мужчина – хороший костюм, белоснежная сорочка и строгий галстук – прошел и сел за стол, который стоял на белесо-желтом песке. Позади него плескались о берег морские волны, что и дало мне повод решить, что парень находится в какой-то ТВ-студии с виртуальными панорамами. Он посмотрел прямо на нас, вернее, в объектив, который снимал его в данный момент, и произнес дикторским баритоном:

– Мы совершенно не хотели вас обидеть.

– Ну что ж, – сказал Алекс. – Начало довольно дипломатичное. Похоже, вы, ребята, хотите решить все миром. Он меня слышит?

– Нет, – зло ответил Ночтитлан. – Но меня сейчас услышит.

Индеец нажал на одну из кнопок и, не отпуская ее, крикнул:

– Обидеть вы нас не хотели?! Да?! А кто тут с автоматами бегал?! Вам мало?! Приходите еще!

Мужчина не проявил на это никакой реакции и спокойно ответил:

– Вы первые показали нам свою неблагожелательность, подав на ограждение ток высокого напряжения.

На этот раз ответил Роди. Он отодвинул Ночтитлана в сторону и сел за стол. Нажав на кнопку, ответил:

– В гости с войском не ходят. Поэтому давайте отложим взаимные обвинения и приступим к переговорам. Ждем ваши предложения. – П. Алекс отпустил кнопку.

– Тоже дипломатично, – раздался голос Элизабет откуда-то снизу.

Мужчина вновь не проявил никаких эмоций – и тут до меня дошел небольшой обман, которым пользовались переговорщики со свалки и о чем я не преминул сообщить вслух:

– Это программа. Я такое видел и раньше. С нами говорит черт знает кто, но изображение дается такое, чтобы мы думали, будто общаемся с человеком.

Роди выжал кнопку.

– Видимо, я говорю с вожаком и поэтому хочу предложить тебе сам: мы отдадим тигра, но на условиях твоей личной гарантии, что ни индейца, ни дочку вы не тронете и даже не будете появляться на их территории. То, что ты умеешь быть честным, я знаю. Имею в виду, что никто из твоих никогда раньше меня не трогал. Докажи словом – и тигр твой.

– К дьяволу слово! Да и тигр мне не нужен! Думаешь, выпустил бы я тебя, если бы мне нужен был этот тигр? Я сам отдал его тебе. Наоборот, забери и делай с ним, что хочешь.

– Что же тебе нужно? – П. Алекс пожал плечами, хотя тот, кто с нами разговаривал, нас не видел.

– Мне нужен парень, который приходил с тобой. Отдай его мне – и будешь по-прежнему спокойно пользоваться свалкой. Даже более того, я буду давать тебе то, что ты иногда ищешь по несколько часов, а иногда и вовсе не находишь. Придешь к нам, крикнешь и получишь любую деталь, любое животное. Надеюсь, это взаимовыгодное предложение?

Видимо в П. Алексе в очередной раз проснулся детектив и он стал понемногу вытаскивать из вожака информацию.

– Слушай, этот парнишка вначале был нужен мафиози из-за денег, а когда ты с ними благополучно разделался, то стал нужен и тебе. Зачем тебе на свалке кредитки? – этот вопрос был задан с подвохом, потому что Роди интуитивно догадывался, что дело тут не в миллионе кредиток. Собеседник клюнул.

– Деньги можешь оставить себе, мне нужна пальчиковая дискета, которая в чемодане.

– Всем нужна пальчиковая дискета. Так что же на этой дискете записано? – Вопрос наобум.

– Неважно. Важно, что парень знает, где она.

– А вот и нет, у Санчо стерли память. Об этом ты просто не знаешь.

– Знаю. Уже знаю. Мы восстановим память. Поверь мне, мы по сравнению с людьми умеем это делать.

Сказав «по сравнению с людьми», вожак выдал то, что он не человек.

– Я не меняю друзей на животных, – при этих словах П. Алекс обернулся и как-то странно посмотрел на меня. Мне даже показалось, что в этот момент он решает: стоит ли все-таки меня отдавать или нет. Однако он вновь повернулся к экрану и добавил: – Я не знаю, понимаешь ты это или нет, но у людей так делать не принято.

– Не у всех, – коротко, как отрезал, ответил собеседник, после чего повисла пауза, которая явно говорила о том, что вожак что-то обдумывает. Наконец он проснулся: – Мы будем атаковать столько, сколько потребуется, и не успокоимся до тех пор, пока не заберем мальчика с собой. Других вариантов нет! Просто отдайте парня, ничего плохого с ним не произойдет.

Теперь пришло время задуматься Роди, но долго он не размышлял, потому что все решил Ночтитлан одним нажатием клавиши и криком в микрофон.

– Вариантов, говоришь, нет? Пугать меня вздумал? А вот такой вот вариант… – Индеец выжал комбинацию кнопок, и множество поочередных грохочущих далеких взрывов стали доноситься до нас. Экран тут же зарябил.

– Что ты сделал? – спросил Алекс.

– Взорвал весь уступ, что идет над рекой на протяжении пары километров. Теперь дорога со свалки сюда закрыта. Если твари вдруг вздумают еще разок тут появиться, то им придется обходить весь горный массив с юга, на что потребуется пара суток. Ну а по пути им встретится пара-тройка селений. Думаю, сейчас они на это не пойдут.

– А как эти уберутся? – спросил я Ночтитлана, указывая на освещенный обрыв, где толпились оставшиеся без пути к отступлению животные.

– Да плевать мне – как. Я их сюда не приглашал, – бросил индеец.

– Смотрите, что на экране, – произнес я, и все уставились на монитор.

Звери, оставшиеся на нашем берегу, и те, что находились на склоне другого берега, стали подходить к обрыву и прыгать вниз в бурлящий поток. Животные отступали, выбрав смертельный способ.

– Кто не доплывет живым, того выловят и отремонтируют, – сказал П. Алекс. – Звери не очень-то боятся смерти. Для них основной страх – то, что кончатся запчасти или сотрется личность. Ну ладно. Теперь надо обсудить, что будем делать здесь эти пару суток и как будем обороняться.

– Брось, Алекс, – Ночтитлан махнул рукой. – У меня и с другой стороны территория защищена не хуже. Да и тебе надо разбираться и с тигром, и с чемоданом. Поверь мне, когда вы отсюда улетите, тварям незачем будет возвращаться. А то, что вы улетели, сообщат их кибернетические птицы.

– Наверное, ты прав, но если что – сигнализируй. Теперь я на «Мерседесе», быстро прилечу.

– Договорились. Так что, ребята, давайте напоследок выпьем пива.

Никто отказываться не стал.

Глава 14. Домашние неприятности.

Прощание было недолгим. В том, что в ближайшее время звери не появятся во владениях Ночтитлана, никто не сомневался и даже стали немного забывать об опасности. Местли, прежде чем слезть с дерева, напоследок пристрелила сову, сидящую на ветке раскидистого клена, так, на всякий случай. Расставание перешло в главную фазу. Ночтитлан крепко пожал нам руки. Дочка, стоя рядом со мной, пустила пару слез – и мы отчалили.

Автолет «Мерседес» с выбитыми боковыми стеклами, с открытыми настежь задними дверцами из-за тигра, полностью не влезшего в салон, бесшумно летел над верхушками деревьев. Все молчали. Элизабет, свернувшись калачиком, то ли спала, то ли просто лежала у меня в ногах. Роди напряженно вглядывался то вперед, то на радар, определяя дорогу в темноте. Я же думал о том, что, наверное, бабушка уже подала заявление в полицию о моей пропаже. Я отсутствовал двое суток. Что буду говорить ей? Правду? Не поверит. Тем более, еще эта история со стиранием памяти. Вони будет полный дом.

Чистое небо покрывали мириады звезд. Луны не было, и лишь впереди на горизонте над горами виднелась светлая область. Город выделял свою долю света в атмосферу. Когда мы перевалили через горный хребет, впереди, на горизонте, Уруапан открылся во всей своей красе. Огни небоскребов, огни домов и мигающих рекламных вывесок, огни, огни – все это сверкало с высоты, словно городок, в который приехал карнавал.

П. Алекс очнулся:

– Как ты думаешь, Санчо, куда вы могли с твоим другом… Как его зовут?..

– Макс Корсигас.

– Да. Так вот, куда ты со своим другом Максом мог спрятать чемоданчик с деньгами?

– Знаешь, Алекс, – ответил я. – Совершенно нет сил думать сейчас об этом. Неплохо было бы отдохнуть, поспать хотя бы несколько часов, а завтра с новыми свежими силами заняться поисками кредиток. Мы просто проверим все места, где мы обычно бывали с Максом. Думаю, если на самом деле этот чемодан существует, мы найдем его быстро и без проблем.

Роди включил автопилот и, повернувшись ко мне, сказал:

– Отлично, только скажи мне свой адрес, на всякий случай, и запомни мой. Завтра встретимся в девять утра… Не рано?

– Да нет, в самый раз.

– Значит, в девять у меня. – Роди как-то странно смотрел на меня, как будто бы думал: «А не хочет ли этот мальчик кинуть меня?»

Видимо решил, что нет, потому что высадил меня в темном переулке возле дома, в котором я жил с бабушкой. Мы обменялись адресами и он, не поднимая машину в воздух, укатил по дороге. Я вбежал по лестнице на третий этаж и встал как вкопанный. Дверь квартиры от косяка к косяку перекрывали широкие желтые клейкие полицейские ленты с конкретной повторяющейся надписью: «Police Line Do Not Cross» [43]. Меня удивили эти полосы еще и потому, что полицейские ленты у нас в округе были бело-синего цвета и лишь с одним повторяющимся словом: «Policia». Я толкнул дверь – заперто. Зато соседская дверь приоткрылась, в щель высунулась голова толстушки сеньоры Розы.

– Санчо, – произнесла она и вышла на площадку. – Ты где был, негодник?

– Что это? – игнорируя ее вопрос, спросил я и показал на полицейские ленты.

– Санчо, сынок, – соседка подошла и прижала мою голову к своим пышным грудям. От нее сильно пахло свежей рыбой и я попытался повернуть лицо, чтобы дохнуть свежего воздуха. Роза погладила меня по волосам и сказала: – Pobrecito [44] .

– Что случилось?! – выкрикнул я и, оттолкнув соседку от себя, посмотрел прямо ей в глаза.

– Санчо, твою бабушку убили.

Глаза соседки выражали виноватость и сожаление, будто она участвовала в этом.

– Как, убили?!

Роза промолчала. Похоже, она не шутила, да и не шутят так. Отступив назад, я присел на невысокий подоконник.

– Зачем? – просто спросил я.

– Не знаю. Я увидела, что дверь приоткрыта и зашла. Там… В общем, бабушку привязали к стулу и били, видимо, пытали. Потом застрелили. Ничего не взяли. Да и, боже мой, что у вас брать-то? Нелепо все как-то. Кому это надо было? Пытать-то зачем? Пожилая сеньора ведь.

Кому-кому… Я уже все понял и теперь меня угнетала мысль, что я причастен к смерти моей бабули. Слезы просились наружу, я закрыл лицо ладонями, наклонился к коленям и зарыдал.

– Пойдем, Санчо, – раздался над ухом тихий, соболезнующий голос сеньоры Розы. – Переночуешь у нас. Завтра сходишь в полицию, они искали тебя, хотели снять показания. Насчет похорон не беспокойся, я уже поговорила с соседями, родственников-то у вас нет, кроме твоей матери. Однако найти ее не смогли, решили похоронить всем миром.

Тут я не выдержал, вскочил и, пропуская по три ступеньки, побежал по лестнице вниз.

Ночь. Улица. Освежающий ветерок. Разбитые фонари. Темнота и тишина. Я шел, не зная куда, просто шел и думал, что не может быть так. Не может быть, что за какие-то трое суток я потерял и лучшего друга, и бабушку. Ох, как мне было жалко бабушку! Ее то за что? Во всем виноват я, и спрашивать надо было с меня. Я еще не до конца понимал, что же случилось, но печаль, скорбь, усталость и опустошенность навалились на плечи пудовыми гирями, и с такими чувствами я шел, не зная куда, просто шел.

Когда споткнулся о выступ на мостовой, сложенной из неровных булыжников, и огляделся, то вдруг сообразил, что иду к П. Алексу. К человеку, который не бросил меня в сложной ситуации, который, как я надеялся, не бросит меня и сейчас. Кастанеды семь – адрес я запомнил хорошо и теперь поднимался вверх по склону, тихо шлепая плоскими каблуками гуарачей по мостовой.

Фонари на Кастанеды не горели, но вышла луна, и я быстро нашел место дома, адрес которого мне дал Роди. «Одноэтажная лачуга», как когда-то Алекс назвал свое жилище, просто отсутствовала. Вернее, место, где наверняка пару суток назад стоял дом, сейчас выделялось черным огромным месивом. От лачуги старого полицейского остались торчать лишь обгорелые головешки. Пахло гарью, хотя было видно, что пожар давно потушили. И тут бандиты оставили след. Где же Роди? Я подошел к сохранившемуся бревну, которое валялось у дороги, присел и стал смотреть на темные остатки когда-то стоявшего здесь дома. Мысли лихорадочно вертелись. Где теперь искать П. Алекса? Что я о нем знаю? Вроде бы торгует на птичьем рынке. Почему-то я совершенно не подумал о том, что Роди потерял жилье и у него появились дела поважнее, чем торговать на рынке. До меня совершенно не доходило, что у Роди тоже серьезные проблемы.

Сидел я недолго. Сзади на плечо опустилась чья-то рука. Резко отклонившись, я обернулся. В свете луны на меня смотрел полицейский в форме. Я оцепенел. Полиция мне была ни к чему.

– Санчо?! – скорее констатировал, чем спросил коп. Я промолчал, соображая, соврать или нет, но полицейский опередил: – Пойдем со мной, тебя П. Алекс зовет. – После этих слов напряженность сразу спала и я, встав, поплелся за копом, который, не дожидаясь меня, направился в ближайший переулок. Он скрылся за двухэтажным строением, а когда я свернул за ним в темноту, то увидел силуэт массивного «Мерседеса». Из приоткрытой дверцы по-прежнему торчали задние лапы и хвост обездвиженного тигра. Позади машины, когда-то принадлежавшей мафиози, стоял белый с черной полосой полицейский автолет. Крышу его поперек пересекала отключенная в данный момент мигалка. «Не обманул коп», – подумал я тогда.

Дверца отворилась, из «Мерседеса» вылез Роди. За ним выпрыгнула Элизабет. Я ждал, что этот человек будет сильно опечален, но когда он подошел ближе, заметил, что выражение лица П. Алекса, наоборот, говорило о некой его решимости. Он мотнул головой в сторону сгоревшего дома и произнес:

– Видел, что с моей лачугой сделали? Они застрелили Копа. Моя лаборатория… Да к черту собаку и лабораторию, они убили мою жену! Все, что держало меня на этом свете – исчезло.

– А я? – Лизи сидела внизу и выжидающе смотрела на хозяина.

– Да, только ты и осталась. – Роди опустился на колени и погладил собаку.

Я почувствовал, что П. Алекс, разговаривая со мной, обращается уже не как к малолетнему парнишке, а как к взрослому, как к равному себе. Он вроде бы сообщал мне, что теперь мы повязаны навечно, и я один из тех, кто вступил в его «общество». Если бы я не знал, что все повинные в наших злоключениях люди мертвы, то подумал бы, что сейчас Роди даст мне в руки автомат и скажет что-нибудь наподобии: «Сейчас пойдем мстить». Автомат он мне не дал. Но протянул пистолет. Небольшой, черный, с широкой, покрытой деревом рукояткой. Я взял его и, держа в ладони, с удивлением посмотрел вначале на оружие, потом на бывшего полицейского. Вроде бы мне надо было загордиться, зауважать себя. Старый, мудрый человек ждет от меня какой-то, какой, я еще не знал, помощи. Однако тут-то я и не выдержал. Я бросился к Алексу и, уткнувшись ему в грудь, зарыдал.

– Они убили мою бабушку, – промычал я.

– Знаю, – просто ответил Роди и похлопал меня по плечу.

– Откуда? – приподняв голову, я удивленно посмотрел на него своими заплаканными глазами.

Он мотнул головой в сторону полицейского, который стоял, опершись на капот, и внимательно наблюдал за нами.

– Знакомься, это Роско, мой бывший напарник.

Коп подошел и, протянув руку, произнес:

– Уже прослышал про твои подвиги. Неплохо для такого возраста.

Пожав руку, я ответил:

– Ну, в основном я был сторонним наблюдателем.

– Не приуменьшай. Да если и так, то это не важно. Все равно молодец. Настоящий мачо. – Полицейский похлопал меня дружески по плечу, потом повернулся к Алексу, протянул ему пластиковую карточку и серьезным тоном сообщил: – Задерживать не буду, времени у вас мало. Здесь частоты полицейских волн на сегодня, а также – запланированные на завтра. Обрати внимание на запасные частоты. Все знают, что ты бывший полицейский и будут стараться почаще менять волну. Давайте отправляйтесь, иначе кто-нибудь стукнет о том, что видел вас, тогда я уже ничем не смогу помочь. Постарайтесь уйти южным направлением, сегодня там дежурит моя смена. А уж я постараюсь занять их «неотложными делами».

– Ладно. Одолжи фонарик, – попросил Алекс. – Наверное, понадобится.

Роско снял с ремня длинный фонарь и протянул П. Алексу.

– Не знаю, куда вы полетите, да и не хочу знать. Дело настолько серьезное, что могут и меня приплести. А у меня семья, сам понимаешь.

«Понимаешь, не понимаешь», а вот я ничего не понимал. Но смекнул, что расспрошу Роди, когда коп отвалит. Роско отчалил, предварительно пожав нам на прощанье руки, а Элизабет лапу. Не включая фар, полицейский поднял свой автолет в воздух и стал быстро удалятся в сторону «Делового центра». Вот тогда-то я и спросил Алекса:

– Что такое – «дело настолько серьезное»?

– Заведено два дела. Одно на меня: считается, что я свихнулся и, убив вначале своего друга Феликса Мохмана, потом в порыве гнева задушил жену и сжег свой дом, скрывая следы преступления. Второе дело – дело Санчо Рамиреса, который, приняв очередную дозу наркотиков, истязал, а после застрелил свою бабушку. Так что, парень, мы в розыске. И нет у нас сейчас ничего важнее, чем побыстрее смотаться из этого города. Однако вначале нам надо найти уворованные тобой деньги, без них никуда. С такой суммой кредиток мы сможем залечь на дно, пока все не утихомирится.

– Я? Убил свою бабушку? – гнев воспылал во мне.

– Тише ты, – Алекс поднес палец к губам. – Везде есть уши. Я отлично понимаю, что все эти дела повешаны на нас лишь для того, чтобы выбить информацию о месте, где находится кейс с деньгами, а главное – с этой злополучной дискетой. Мне неизвестно, что на ней, но, кажется, все силы мира ополчились против нас лишь для того, чтобы заполучить этот кусочек германиевой намагниченной проволоки. Мы же, найдя дискету, никогда не отдадим ее никому – и только потому, что слишком дорого и слишком больно она нам досталась. Согласен?

– Верно, – произнес я и понял, что у меня появился новый друг, с которым я теперь могу соглашаться, но не как с Максом, по крайней мере, не всегда. Я заимел толику мудрости, толику своей рассудительности. И самое главное то, что со мной считаются, и не кто-нибудь, а человек в три с лишним раза старше меня. – Поисками чемодана мы сейчас и займемся, – деловито бросил я и стал обходить капот машины, чтобы забраться на пассажирское сиденье.

– Другого выхода нет, – согласился П. Алекс, похоже, подначивая, и полез за штурвал, предварительно пропустив в салон бультерьера.

Когда автолет стал медленно подниматься в воздух, я оглянулся и, посмотрев на тигра, спросил:

– А с этим-то что делать? Я так понял, что со смертью ростовщика долгов у тебя больше нет. Да и тигр ему уже ни к чему.

– Хороший был мужик, хоть и жид. Росендо сообщил, что приемщицу тоже задушили. Какумацина до сих пор найти не могут. Это парень, что работал у Феликса, так сказать, «на подхвате». Роско говорит, что ломбард опечатали, но даю сто процентов, что Ку?ма сейчас сидит внутри и опустошает спиртные запасы своего бывшего хозяина. Жалко парня, остался без работы. А знаешь, что мы сделаем? – П. Алекс «нарисовал» на лице такое выражение, будто его осенила гениальная мысль. – Мы сейчас полетим к нему, к Какумацину, и отдадим тигра. Пускай завтра сдаст его в зоопарк, хоть денег получит. По крайней мере, на первое время хватит. А там – как бог даст.

Мне было совершенно наплевать, кому Роди отдаст зверя. Теперь он мог принести не деньги, а набор неприятностей. Любой посторонний, увидев болтающиеся лапы и хвост, сразу заподозрит что-то неладное, а уж если не заподозрит, то по крайней мере внимание точно обратит. Да к тому же не хотелось, чтобы зверь торчал у меня за спиной. Постоянно подмывало обернуться и взглянуть, а не подает ли эта тварь признаки жизни. Я уж и не говорю про то, что меня одолевали подозрения – вдруг эта зверюга уже разморозилась и теперь только и ждет момента, чтобы перекусить мне сзади шею, как ковбою Чарли. От этой мысли по позвоночнику прошла струйка озноба. Но я сдержался и не повернулся, доказывая себе, что могу осилить страх.

Роди не поднимал машину высоко и летел ровно в паре футов от земли, прямо над дорогой, медленно, не нарушая правил. Хотя, если честно, то «Мерседес» последней модели с вмятинами от пуль и разбитыми боковыми окнами привлечет взор любого встречного. Надо будет П. Алексу предложить поменять автолет. Наверняка старый полицейский умеет вскрывать закрытые машины.

Я задумался над тем, куда мы с Максом могли запрятать чемодан, и более всего склонялся к версии, что мы оставили деньги на Черемуховом острове. Про это место никому не было известно, в то же время это хоть и не единственная, но самая часто посещаемая нами точка, в которой мы с Максом прятались, отдыхали от всего мира и мечтали о нашем будущем в этом мире. Тем более, у нас с Алексом сейчас был автолет и долететь до болот не составляло труда. Я так просто и сказал:

– Черемуховый остров.

– Что? – переспросил Алекс.

– Девяносто процентов, что чемодан на Черемуховом острове.

– И где находиться место под таким названием?

– Перед горами, к северу от города, есть заболоченная местность. Там среди болота и находится Черемуховый остров. Дорогу я знаю наизусть.

– Ну что ж, отлично. Отдадим Какумацину тигра и полетим за деньгами. – Было видно, что настроение у Роди поднялось.

П. Алекс не стал подлетать к ломбарду с центрального входа. «Мерседес» лихо перемахнул через забор и приземлился во дворе, рядом с автолетом, по темному силуэту которого я определил, что это европейский «Фиат». Надо сказать, редкая модель для наших мест. Я вылез и подошел к этой машине. Хотелось поближе осмотреть, так сказать, диковинку. Плоский купе полуспортивного класса. Похлопав по крыше, я спросил у Роди:

– Ростовщика?

– Нет, – ответил он. – Феликс часто принимает под залог разную технику. Наверняка кто-то заложил на время, а Мохман не успел еще отогнать эту машину на платную стоянку. И не успеет уже никогда. Надо будет попробовать вскрыть ее. «Чистый» автолет нам не помешает. Но это потом, сейчас надо дозвониться до Какумацина. Лишь бы он не напился с горя и не спал мертвым сном.

П. Алекс велел Элизабет оставаться в машине на случай незваных гостей, и когда та неохотно, но согласилась, подошел к бронированной двери запасного выхода. Он нажал на кнопку. Повторно звонить не пришлось: щелкнул замок, дверь отворилась, за ней никого не было. Я понял, что кто-то открыл дверь изнутри, на расстоянии, с какого-нибудь пульта. Посмотрев вверх, я увидел небольшой глазок объектива. Наверное этот Какумацин увидел нас с помощью видеокамеры.

Мы прошли внутрь. Длинный коридор с широкими полками по бокам, забитыми разной аппаратурой и техникой. Освещение слабое, будто аварийное, небольшие лампочки на потолке. В огромном зале, куда мы вошли, был полумрак. Впереди справа – освещенное место. Спиной к нам в кресле перед журнальным столиком с горящим на нем светильником в тканевом абажуре сидел человек.

– Ку?ма, это мы, – сказал Роди и начал приближаться. Парень встал, повернулся, шагнул в нашу сторону, и тут я понял, что это не Ку?ма, хотя ни разу в жизни того не видел. Понял сразу после того, как П. Алекс выхватил пистолет и, ни секунды не колеблясь, выстрелил. Парня отбросило назад, и он повалился, разбросав руки в стороны и снося спиной низкий столик, ножки которого не выдержали веса человека. Светильник упал, но не погас и, ритмично покачиваясь, освещал помещение снизу. Мы подбежали к незнакомцу. Пуля попала ему в плечо, и было видно, как кровь сочится сквозь дырку в черном пиджаке. Человек, тяжело дыша, постанывал.

– Вот невезуха, – тихо сказал Роди. – Я пристрелил священника.

Белая полоска на шее под воротничком-стоечкой и вправду говорила о том, что парень – служащий церкви.

– Католического священника, – добавил я с видом знатока религий.

– Что ты тут делаешь, идиот? – спросил Алекс, наклонился и, взяв правую руку парня, согнул ее в локте и приложил ладонью к ране. – Прижми сильнее, кровь остановится. С виду – не смертельно. Хорошо еще, что я не был в состоянии кого-нибудь убивать. Я никогда не промахиваюсь. Ну, так что же ты тут делаешь?

Священник, если это был священник, моргал и дикими глазами смотрел то на Роди, то на меня. Когда же цокая о пол когтями прибежала Элизабет, наверняка услышавшая выстрел, и, уставившись почти в упор на парня, произнесла:

– А это что за хрен? – священник уткнулся взглядом в нее. Отвечать он, похоже, не собирался. Хотя, скорее всего, у него в данный момент был болевой шок или сильное нервное потрясение. Не ожидал, видимо, парень от Роди такой мгновенной реакции.

Глава 15. Бегство.

Я наклонился к парню в сутане и начал обшаривать его карманы. Священник или нет, но у него имелся пистолет в подмышечной кобуре, ключи от «Фиата» с фирменным брелоком, а также два паспорта. Документы я протянул Роди. Тот раскрыл их – и брови у него удивленно взметнулись вверх.

– Не верю своим глазам, – сказал Алекс. – Знаешь, Санчо, чьи это паспорта? Твой и мой. По крайней мере, фотографии наши. Только вот имена чужие. Да тут еще и два билета на трансконтинентальный самолет. Вылет завтра из Мехико. Точка назначения Рим. – Роди наклонился к незнакомцу. – Что это, черт тебя побери?! – зарычал он прямо в лицо священнику.

– Вам надо уезжать отсюда, – выдавил тот из себя.

– Это я и без тебя знаю. Не понимаю, кто это вдруг решил помогать нам?

– Меня зовут Атон. Я агент разведслужбы Ватикана.

– Никогда не считал себя рьяным католиком, и знаешь, если бы выстрел слышала только моя собака, то я бы поговорил с тобой еще, но нам пора сматываться. А за паспорта спасибо. Машину твою, правда, придется взять напрокат.

– Документы на «Фиат» в бардачке, желаю счастливого пути, – как-то даже услужливо произнес этот агент и добавил: – За меня не беспокойтесь: заберут или сам выкарабкаюсь.

– Никто и не собирался беспокоиться, – бросила Элизабет и направилась к выходу. Мы тоже пошли на улицу.

– Стойте! – крикнул парень. – Тигр… Вы привезли тигра?

Мы остановились, обернулись, и П. Алекс, удивленно вскинув брови, ответил:

– Он в «Мерседесе». А откуда ты знаешь о тигре?

– Это секретная информация.

– Ой, да не очень-то и хотелось, – сказала Лизи и добавила: – Валить надо.

– Можешь забрать тигра себе, – произнес Роди. – Нам некогда с ним возиться. Считай это обменом на «Фиат».

– За такое дело не жалко и пулю получить. Спасибо, ребята. – Священник сиял от радости. – Он мертв?

– Тигр? Отключен.

– Прекрасно. Папа будет рад.

– Не пойму, что такого в этом тигре? – Роди вернулся и присел перед священником. – С виду обыкновенная биомолекулярная подделка уссурийского тигра с небольшим количеством электроники, питающейся от встроенного аккумулятора. Я таких за свою жизнь десяток повидал.

– Да бросьте, ребята, это единственный такой экземпляр, одна челюсть чего стоит.

– Челюсть? – переспросил я, и парень поменялся в лице.

– Роди, – голосом начальника произнес священник. – Я сам лично менял коды волн тигрового маячка в твоей электронной почте. Ты, П. Алекс, должен был их получить. Ты вхож на свалку и обязан был поймать тигра с металлическими глазами, челюстью и лапой. Там в машине не он? – Агент что есть сил приподнялся на локтях и выжидательно, будто от этого зависела его судьба или даже судьба человечества, посмотрел на Роди.

– Я же тебе говорил, что видел такого тигра, – сказал я Алексу. – А ты – «зачем зверью религия?»

Роди полез рукой в карман, вынул старый, покрытый ржавчиной с одной стороны маячок и, бросив его на грудь священника, произнес:

– Вот тебе твои коды. Что я должен, а что не должен, кому обязан, кому нет – мне решать. Считайте, ребята, кто бы вы там ни были, что нужный вам тигр оказался умнее вас. Разбирайтесь с этим сами, а нам пора улетать. Я умываю руки.

Мы дружно повернулись и направились к выходу. Сзади послышался стон отчаянья. Видимо новость, что тигр не тот, была для агента разведки Ватикана самой плохой за все время его службы. Что еще сказать, видимо, провалил операцию.

«Фиат» был хорош. Дорогой полуспортивный автолет являлся мобильной машиной и вся его прелесть состояло в том, что подобные машины легко входили в повороты, что на дороге, что в воздухе, стартовали с молниеносной скоростью, да и вообще хороший водитель за штурвалом техники такого класса мог выполнить виртуозные фигуры высшего пилотажа, а если надо, то и догнать самолет, на нужной высоте, конечно, так как потолок для автолетов не превышал десяти тысяч футов. Однако Роди вел «Фиат» на стандартной скорости любителя, при этом не поднимал его высоко, держась строго над верхушками деревьев, над крышами домов. Сверившись с карточкой, которую дал ему Роско, П. Алекс настроил радиоприемник на полицейскую волну и мы всю дорогу слушали переговоры копов. Разбои, угоны, драки, бытовые ссоры. О нас пока ни слова.

Черемуховый остров находился не так далеко от «Района трущоб», и когда внизу замелькал отраженный свет луны в болотных заводях, я стал указывать направление.

Приземлились мы на поляне перед домом с частично обвалившейся крышей. Я взял у Алекса полицейский фонарик, который дал ему Роско, и направился один в эту халупу. Если мы тут и оставили чемодан, считал я, то Макс запихнул его под доски пола. В углу самой большой комнаты, в тайнике, мы хранили некоторые свои принадлежности. Котелок, фляжку, пару бутылок с текилой, спички, мешочек с марихуаной, два спальных мешка и несколько банок консервов, на случай голода. Серебристый плоский чемодан был тут. Я вытащил его, раскрыл и посветил фонарем. Мафиози не обманули. В чемодане было девять полных пачек сиреневых кредиток, обклеенных банковской лентой, много разбросанных купюр и скрепленная резинкой стопочка пластиковых кредитных карточек. Тут же лежала и злополучная пальчиковая, или, как их теперь называли, игольчатая дискета в прозрачном футляре.

Довольный, я выскочил из дома, подбежал к автолету, открыл водительскую дверь и положил чемодан прямо на колени П. Алексу.

– Вот оно! – радостно произнес я.

– Отлично, Санчо! – Роди распахнул кейс.

– Ух ты! – Элизабет уперевшись передними лапами в спинку сиденья, заглядывала через плечо хозяина. От вида денег она даже высунула язык.

– Я не сомневался. – Алекс удовлетворенно мотнул головой и захлопнул чемодан. – До рассвета пара часов. Спать некогда. Надо до первых лучей солнца улететь от Уруапана – и чем дальше, тем лучше. Садись, погнали.

Я быстро обежал машину и, запрыгнув в салон, захлопнул дверцу. Роди поднял автолет в воздух.

Самый прямой путь в Мехико лежал через город, через центр, через «Деловой центр». Естественно, П. Алекс так не полетел. Но и облетать стороной Уруапан не стал, чтобы сэкономить время, а главное – чтобы не привлечь внимание полицейских патрулей, которые несут службу на окраинных трассах. Шли над рабочими и спальными районами, не превышая скорости. Уже в южных пригородах по радио поступило сообщение о том, что обнаружен один из разыскиваемых «Мерседесов». Водитель ранен в плечо, но задержан.

– Это немного расслабит посты, – бросил Алекс и увеличил скорость. Оказалось, зря. Уже через пять минут в хвост к нам встал полицейский автолет с включенной мигалкой.

– Черт, черт, черт! – выругался Роди и стукнул в ярости ладонями о рукоятки штурвала. – Сам виноват. Хотя в такое время здесь никто не летает, не трасса. Они все равно бы остановили нас для проверки документов. Надо было как-нибудь по-другому лететь. Хотя по трассе тоже было опасно.

– Может, тормознем? – как бы на всякий случай спросил я. – Паспорта левые есть.

– Не прокатит. Меня тут как облупленного знают. Посмотрим, на что способна эта малышка. – П. Алекс переключил скорость и выжал педаль газа. Автолет стартанул так, что меня вдавило в кресло. Элизабет, которая сидела между нами, отбросило назад, она ударилась в спинку заднего дивана, заскулила, но Роди на это уже не обращал внимание. Я скосил взгляд на зеркало заднего вида и увидел, что полицейская машина сильно отстает, постепенно превращаясь в точку. Тут же ожило радио:

– Внимание всем постам! – вещал патрульный. – Говорит шестнадцатый. Нахожусь в четвертом южном секторе. Преследую автолет «Фиат», купе, спортивного или полуспортивного класса. Государственный номер семьдесят девять ноль три. Нарушитель уходит в юго-восточном направлении. Прошу подкрепление. Вот сволочь, у него скорость в три раза больше, чем может выжать моя кляча! Мне не догнать. Парни, перехватите его кто-нибудь или сбейте на крайний случай! – Коп выражался, нисколько не смущаясь того, что он в эфире. Последнее, что мы услышали, это отчаянный вопль патрульного: – Вот сволочи, они исчезли с моего радара!..

Наш автолет пропал с радара не потому, что мы оторвались от преследователя на очень приличное расстояние. На самом деле мы ушли под землю. Спросите: как так? А вот так. П. Алекс резко снизился, подлетел к огромному строению, похожему на ангар, выскочил из машины, раскрыл ворота, и вот мы уже влетели внутрь. В самом центре ангара находилась огромнейшая дыра, шахта, вертикально уходящая в глубь. Автолет завис и стал медленно опускаться. Видимо Роди знал об этой шахте и раньше, иначе зачем бы он направил машину именно к этому месту? Мы неторопливо плыли вниз. Фары ярко освещали плотные слои породы.

– Что это за шахта? – спросил я.

– Осталась со времен строительства трансконтинентального скоростного метрополитена. Там внизу проходит ответвление Гвадалахара – Мехико.

– И что, ты хочешь лететь прямо по туннелю? Нас поезд не сшибет?

– Мы станем ему в хвост. Как-то раз это попытался сделать один беглый каторжник. Оттого я и знаю про эту шахту.

– У него получилось? – с опаской спросил я.

– Нет. – Роди посмотрел прямо мне в глаза, выражая полную серьезность. Вышла пауза – и он рассмеялся. – Не бойся, я же сказал, что встанем в хвост поезду. Тот парень просто не рассчитал и выскочил в туннель перед составом. Пришлось ему гнать вперед до тех пор, пока его не нагнал локомотив. Да и автолет наш близко не сравнить с той тюремной колымагой, которую покойничек украл.

Добравшись до самого дна, мы медленно, «на ощупь», стали пробираться по заброшенному проходу под стальными балками и над проржавевшими рельсами до тех пор, пока фары не осветили вместительное пространство, уходящее вправо и влево, и идеально гладкую стену впереди. Это был один из двух основных туннелей для скоростного метро, тот, по которому составы шли в сторону Мехико.

П. Алекс выключил фары, опустил стекло и замер, стал просто прислушиваться. Поезд мы ждали недолго. Минут семь-восемь. Первым о его приближении услышала, конечно же, Элизабет, которая, расположившись на заднем сиденье, вдруг закричала:

– Едет, едет, мать вашу!

И тут мы почувствовали вибрацию и ветер – поезд нагнетал перед собой воздух, давление которого с каждой секундой увеличивалось. Роди поднял стекло и, будто стоя на стартовой полосе, начал периодично выжимать педаль акселератора. Состав промчался перед нами за пару секунд. П. Алекс отпустил сцепление, одновременно включая фары, и стартанул, лихо выруливая в туннель. Поезд мы нагнали только минут через десять. Скажу вам, впечатление потрясающее. Задний вагон постоянно ускользал из поля нашего зрения, терялся то в правом, то в левом повороте. Ну прямо аттракцион какой-то. Помню, подумал тогда: выдержит ли Роди такое напряжение, мы же не спали уже больше суток, а тут такие гонки. И главное, лучше не отставать, а то, чем черт не шутит, еще нагонит локомотив, идущий сзади. Алекс выдержал. Через полтора часа скоростной непрекращающейся погони состав начал терять скорость и, соответственно, мы тоже.

– Не собираешься ли ты вылететь прямо на перрон? – спросил я. – В Мехико нас не поймут.

– А ты хочешь, чтобы я посадил машину на рельсах? Аварии не миновать.

Я приподнял удивленно брови и посмотрел на него. Он же взглянуть на меня не мог – скорость. После паузы все же улыбнулся:

– Перед станциями существуют так называемые рабочие зоны. Там между параллельно идущими туннелями есть пустое пространство. Бросим машину прямо там. Кто-нибудь из проходчиков обретет для себя приличное состояние. Если, конечно, не проболтается полицейским. Те быстро присвоят себе «Фиат» в виде улики. Надеюсь, местные работяги не промах. Разберут автолет по частям и продадут их.

Мы поступили так, как предлагал Роди – бросили машину. Оружие брать не стали, так как в Мехико в каждом общественном месте, где скапливалось хоть немного народу, стояли уловители металла. Терроризм и все такое. Вышли на станцию уже тогда, когда состав умчался дальше. Народу было немного, но все-таки было. Спешащие пассажиры, бродяги, попрошайки, карманники и полицейские. Копы на нас не обратили никакого внимания. Видимо наводка из Уруапана в Мехико еще не поступала. Мы бодрым шагом (Алекс с чемоданчиком в руке) направились к эскалатору, который благополучно доставил нас на поверхность. Далее – потрепанное такси и просьба Роди к водителю-оборванцу, довести нас до ближайшего солидного супермаркета. Ну а куда еще? Теперь мы стали довольно богатыми людьми и надо было принять соответствующий вид.

Ехали в отгороженной пуленепробиваемым стеклом задней части электромобиля.

– Надо приодеться, да и прикупить что-нибудь в дорогу. – П. Алекс достал паспорта и, раскрыв их, стал изучать. – По документам мы теперь граждане Североамериканского округа. Регистрация – Сан-Антонио. Теперь меня зовут Алекс Продиджи. Странноватая фамилия. Тебя – Сандро Ромино. Вот ведь католики, все бы им под итальянцев косить. Хотя внешне ты на итальянца и не похож вовсе, впрочем, – Роди махнул рукой, – в теперешнее время даже негры живут на Чукотке, имея паспорт на фамилию Иванов. Все перемешалось. – Он вновь углубился в чтение документов. – Также тут вложена бумажка с советом, видимо от разведслужбы Ватикана, поселиться в горном монастыре, что находится в некоем городке с названием Аматриче. Подпись многозначительна: «После прочтения уничтожить». – Роди посмотрел на часы. – До самолета еще пять часов, надо будет выучить новые имена, чтобы не было никаких заминок. Но это потом, сейчас надо купить поприличней одежду, войти, так сказать, в образ. Ты какие языки знаешь? – спросил он.

– Что? – переспросил я Алекса, потому что слушал его в пол-уха. Я зачаровано смотрел сквозь стекло на проплывающие мимо небоскребы, шикарные магазины. Над нами на нескольких уровнях, словно струи многочисленных рек, плыли массы автолетов, как положено тормозившие на перекрестках на красные сигналы светофоров. Меня это сразу удивило, так как у нас в Уруапане летали все как попало, кто на что способен.

– Что, что, – сказал Роди. – Я спрашиваю: какие языки ты знаешь?

– Испанский родной, неплохо английский, но в основном технический. Могу на коколиче [45] обругать так, что завидно станет.

– Английский, это неплохо, испанский твой, конечно же, коренному испанцу понять будет тяжело, но что придется выучить, так это еще и французский. Вообще-то надо тебе одолеть и эсперанто [46]. Сейчас в Европе на него мода. Но этим займемся, когда обустроимся. С помощью «меморлая» за неделю будешь говорить без акцента.

– А французский-то зачем?

– Есть одна идея.

– Неплохо бы перекусить, – вдруг предложил я, прислушиваясь к урчанию пустого желудка.

– И тут же ожила Элизабет:

– Собачей радости со свининой.

– А тебе, дорогуша, – сказал Роди, – придется все время молчать. Говорящая собака – хорошая примета, неплохая наводка. Да и вообще, нужно будет для тебя купить большую сумку. Посидишь в ней, пока не прилетим на место. – Лизи было попыталась возразить, но хозяин опередил: – Не выводи меня из себя. Я не спал, я не ел, я не хочу слышать от тебя ничего, вообще ничего, ни единого слова. Воспринимаю от тебя только жесты. Ты на время забыла человеческий язык. Так что ты имеешь против? – Хозяин посмотрел в упор на собаку. Элизабет отрицательно повела головой из стороны в сторону. – На этом вопрос исчерпан.

Мы выехали на центральный проспект – Пасео де ла Реформа, и остановились у супермаркета, который оказался гигантским зданием в такую кучу этажей, что когда я, задрав голову, попытался посчитать их, то сбился на третьем десятке, не достигнув и половины. П. Алекс считать повторно не дал.

– Давайте, давайте, ребятки, – подтолкнул он меня. – Времени не так много, как кажется.

Собаку пришлось оставить у входа, так как швейцар подозрительно косил на нее глаза. Испытывать его настроение не стали. Закупки начали с первого этажа. Три большие дорожные сумки, одна, конечно, для Элизабет. Строгие дорогие костюмы для нас обоих. Пара солидных ботинок. Несколько сорочек. Несколько комплектов нижнего белья и носков. Туалетные принадлежности. Потом Роди купил себе галстук, немецкие часы, дорогую курительную трубку, престижный парфюм. Переоделся тут же в кабинке, отдав старое облачение продавцу на утилизацию. Представьте себе, выходит такой солидный мэн в черных лакированных ботиночках, хлопковых, но не мнущихся черных брюках, белоснежной рубашке с галстуком. На запястье поблескивают золотые часики. А вот небритое лицо и растрепанные волосы наводят на мысль о том, что это, возможно, бродяга, только что раздевший какого-то бизнесмена в подворотне. Пришлось посетить парикмахерскую. Вдвоем подстриглись, побрились, хотя брить у меня было нечего, и помылись. Я сменил прическу, и теперь от моих длинных волос остались только воспоминания. Подстригли коротко, но не сильно. Одежду для себя, чтобы переодеться прямо сейчас, я выбирал сам, но по совету Алекса.

– Знаешь, Санчо, – настаивал он. – Выглядеть ты должен, как обыкновенный североамериканский парень. Кожа, конечно, темновата, но в принципе, чем не техасский парень – сейчас там полно мексиканцев. Советую джинсы, рубашку попестрее и молодежные ботинки, крупные, но из мягкой кожи. И…

– И бейсболку, – добавил я.

– И бейсболку, – согласился Роди, качнув головой.

Так и поступили. Я тоже переоделся тут же в кабинке. Часы купил себе крутые, суперэлектронные спортивного вида, с разнообразными функциями от секундомера и измерителя пульса, до определителя температуры и давления окружающей среды. По моей настойчивой просьбе мне купили на будущее спортивный костюм «Iguana», кроссовки «Adidas Medium» и несколько футболок. После перекусили в ресторане на двенадцатом этаже и, довольные, спустились вниз.

Элизабет, сидевшая возле входа, просто не узнала нас. Она продолжала смотреть мимо и была очень удивлена, когда какой-то дядя опустился перед ней и протянул гнутую сардельку. Собака хотела что-то высказать о нашем виде, но, вспомнив наставления о немоте, промолчала и лишь тихо похихикала.

– Я купил тебе великолепный ошейник из настоящей кожи, – сказал Роди и, подождав пока Лизи доест сардельку, стянул с ее шеи старый и надел новый. Собака выглядела довольной.

Выехали в аэропорт немедля, и только потому, что П. Алекс вновь придумал способ «уйти незамеченными». Роди вскинул руку и уже через пять секунд из потока летящих машин нырнул вниз желтый с черной полосой автолет. Водитель такси на этот раз оказался андроидом, прикрученным к сиденью. Уже когда мы сели в автолет и поднялись в воздух, Роди начал соображать вслух:

– Всем нужна эта дискета. Заметь, мафиози решительно избавлялись от всех свидетелей, даже не разбираясь, свидетели это или нет. Звери всем войском вышли со свалки, чтобы только узнать, где находиться чемодан, ну и, конечно, дискета. Кстати, от чемодана надо избавиться. И далее – католики. Этим парням нужен был какой-то особенный тигр, а для поимки его они подменили коды волн в моей электронной почте. Но агент Ватикана ни словом ни упомянул дискету. Знают ли католики о ее существовании? Да и вообще, что на ней? Когда мы приедем в аэропорт, в первую очередь надо взять билеты на другой самолет. Полетим в Париж, там и затеряемся. Придется поискать жилище другое, а не монастырь в Италии. Францию я знаю прекрасно, в молодости несколько лет прожил в Лионе. Ложиться на дно, так ложиться основательно. Чтобы никто, даже те, кто решил нам помочь, не знали, где мы. Давай-ка, Элизабет, полезай в сумку. Наверняка в аэропорту будут ждать двух парней с бультерьером, хотя бы для того, чтобы проследить за нашим отлетом. Так что мы неторопливо, но нигде не задерживаясь, покупаем билеты, регистрируемся и теряемся.

Собаке нехотя пришлось облюбовать новое местопроживание на ближайшие несколько часов.

Аэропорт впечатлял. Здание вокзала – огромнейшая летающая тарелка. Мехико с древних времен был самым густонаселенным мегаполисом планеты. Соответственно и аэровокзал строили, учитывая это. Мы выбрались из такси, расплатившись перед этим одной из многочисленных кредитных карточек, проведя ею через щель съемника, иначе двери не открывались. Прокатило. Над головами пронесся взлетающий аэробус, из новомодных европейских самолетов – без хвоста, с крыльями – половинками плоских дисков.

Тащить сумку с Элизабет внутри взялся я – и вскоре пожалел. Тяжеловата собака. Тем более, что эту сумку в багаж сдавать не стали. В ближайший час самолет до Парижа имелся только один. По выражению Алекса – скотовоз «Боинг – 747». Он был очень удивлен, причитал, что такое старье до сих пор эксплуатируют. Однако, подумав, добавил, что это к лучшему – меньше подозрений. И купил два билета с голографической надписью «Delta Air Lines» на них. В общем, вылетели без приключений. Единственное, что отвлекало меня во время полета, так это торчащий из сумки нос Элизабет. Бультерьер время от времени просился в туалет, приходилось таскаться туда с сумкой, что приковывало ко мне удивленные, а то и подозрительные взгляды остальных пассажиров. Да еще и сама Лизи, когда я сажал ее на унитаз, просила меня отвернуться, аргументируя это тем, что она девочка.

Я никогда не летал на самолетах, для меня все было в диковинку. А вот П. Алекс казался недовольным.

– Это воистину самый ужасный перелет во всей моей жизни, – причитал он. – Терморегуляции никакой. – Он было успокоился, когда подали первый из двух запланированных обедов, но тут же пожаловался: – Эта пресная еда еле теплая. Телевизор унылый, киноустановка не работает. Боже мой, кресло попробуй, – вновь вспылил Алекс. – Мое точно не хочет откидываться. Чувствуешь, мелкая вибрация от левого двигателя? Долететь бы. И это все, когда у нас с тобой в сумке почти миллионное состояние.

В итоге усталость все же взяла свое, Роди уснул. Меня же полет вполне устраивал. Внизу плескались воды Мексиканского залива. Мы летели в другой мир.

Как нарисовать тигра.