Тетушка против

Глава 33

Во второй раз Жан согласился отправиться в Овражный проулок уже без прежнего страха. Правда, сегодня беднягу напугали ящики с ретортами, порошками и кристаллами явно алхимического назначения, которые загрузил в их экипаж Бартелеми Леру.

Сам мальчишка пребывал в полном восторге, особенно его голодную студенческую душу грели корзины с провизией, предназначенные для полевых опытов на болоте.

— Только не слопайте все раньше времени, — иронично попросила его Маргарет, и Бартелеми столь искренне возмутился ее словам, что стало понятно: всенепременно слопает, как минимум половину.

Небольшой рынок, заваленный подгнивающими фруктами, по-прежнему казался сонным и тихим. Они прошли вдоль ряда скучающих торговцев, Бартелеми явно искал кого-то определенного. Кажется, он чувствовал себя здесь как рыба в воде, время от времени обменивался шутливыми приветствиями то с одним прохиндеем, то с другим. Вероятно, жизнь ученика-алхимика изобиловала поиском странных ингредиентов, поэтому Маргарет предоставила ему самому добыть змей для их замысла.

У нее, помимо хлопот с болотом, было и другое дельце к местным умельцам: зловредная Манон сама себя не накажет. Выбрав тощего проныру с бегающими глазами, Маргарет тихонько осведомилась, нет ли у него случайно некой вещицы… Изящной пудреницы, например, но чтобы не совсем барахло, а вовсе даже заманчивой прелести. Проныра еще немного задумчиво побегал глазами и, строго велев охранять прилавок с воняющей айвой, куда-то умчался.

Вернулся он с серебряной пудреницей, немного потертой, но сияющей полудрагоценными камнями на крышке, явно ворованной. После короткого и свирепого торга вещица перекочевала в карман Маргарет, а уж наполнить ее предстояло матушке Люсиль, благо дорожка к ее дому уже была протоптана.

На все ушло не более тридцати минут и десятка золотых монет, позаимствованных из собственных накоплений. Вот на что приходится тратиться, мысленно сетовала Маргарет, возвращаясь к экипажу. Эта мерзавка не стоила и медяка, да не спускать же с рук!

Бартелеми уже с клеткой роскошных жирных змей ждал ее внутри. Он буквально изнывал от нетерпения поскорее отправиться к милым его сердцу болотам, но не позволил себе жаловаться на задержку.

Дорога до замковых руин прошла в обсуждении деталей их плана: отвадить местных с помощью мистификаций и разного рода пугалочек. В пронзительном утреннем свете холм с каменным остовом казался особенно печальным, экипаж объехал его по широкой дуге и остановился внизу, там, где ивы смыкались над узкими влажными тропками. Здесь Маргарет и Бартелеми простились, она пообещала отправить ему в помощники дурачка Жиля, сильного, но безобидного.

И Жан, с превеликим облегчением сгрузив опасные ящики на землю, направил лошадей к деревне.

Луизетта, ее муж Пьер и их семнадцатилетняя дочка Клементина согласились переехать в город охотно, но «токмо до весны, пока земля отдыхает». Впрочем, родители были не против оставить девочку и дальше в камеристках графинь, да только чтобы без глупостей и под приглядом.

— У меня не забалуешь, — угрюмо заверила их Маргарет, и ее мысли снова закружились вокруг Пеппы, а ведь она столько сил приложила, чтобы сосредоточиться на делах.

Не следовало ей быть такой строгой! Она обложила племянницу сводом правил и запретов, и та рванулась на волю, как лошадь, закусившая удила. Если бы уметь быть ласковой и доброй, как нянюшка Латуш, то, глядишь, все вышло бы иначе.

Как же она собирается быть женой, если в ней нет ни терпения, ни доброты?

«Графиня Флери, графиня Флери», — будто насмехались колеса экипажа на обратном пути. Какая глупость, какая нелепость…

Рауль действовал на Маргарет завораживающе, она поддавалась чарам его голоса, прикосновений и жарких взглядов, теряя собственную волю. Но стоило им расстаться, как волшебство заканчивалось и резкая реальность вступала в свои права.

Свадьба через три дня? Невозможно, Рауль просто размечтался со свойственной ему беззаботностью. Такое не провернуть в сонном городе, где традиции все еще сильны. Да нигде не провернуть, разве что за океаном, там, по слухам, люди живут как им вздумается.

А если получится?

Сердце переворачивалось от волнения и страха.

Маргарет впервые в жизни познала бессонницу, проворочавшись всю ночь с боку на бок и не понимая, что она творит, — вот до чего докатилась!

Выйти замуж за этого красивого, изящного, веселого мужчину? Да она же не удержит его! Через неделю, месяц или год Рауль вернется к своим порочным привычкам, и ей ничего не останется, как покинуть его навсегда, вырывая из своего сердца с корнем.

Но другая, невесть откуда взявшаяся, безрассудная Маргарет умоляла — давай хотя бы попробуем.

Под шумную трескотню крестьянского семейства она вела неумолчный спор сама с собой:

— Это смешно, — шипело ее здравомыслие, — посмотри на себя, какая из тебя графиня!

— При чем тут титул, — вздыхала глупость. — Я выхожу за человека, который меня будоражит до сумасшествия.

— И станешь парией на веки вечные. Тетушка, укравшая жениха у собственной племянницы! Пеппа никогда тебя не простит.

— Но ведь она уже разорвала все узы, может ли быть хуже?

— Ты сама знаешь, как жестоко с ней поступаешь. И этому не может быть оправдания.

«Не может, не может», — подтверждали колеса.

— Рауль для нее всего лишь прихоть, — робко возражала глупость. — Она не знает его по-настоящему, не любит…

— Будешь прикрываться любовью?

— Она прогнала меня из дома…

— Потому что ты ее вынудила! Довела своей нетерпимостью!

— Так что же теперь, мне всю жизнь оставаться несчастной?

— Неужели ты так сильно хочешь Рауля, чтобы презреть и людей, и совесть?

Да, она его хотела слишком сильно, слишком отчаянно, и здравый смысл отступал под этим напором. Если бы еще месяц назад Маргарет смогла увидеть себя будущую, то ни за что бы в такое не поверила.

Судьба будто смеялась над ней, опрокидывая все убеждения, принципы и правила. Мир, построенный на порядке, жесткости и управлении (собой, другими, домом, племянницей) разрушился, как злополучный замок Флери. И Пеппа выступила живым доказательством краха этой махины, решительно отринув суровые постулаты тетки. Горькая ирония состояла в том, что и Маргарет тоже теперь рвалась за установленные ею же рамки — к стихии по имени Рауль.

И она неслась прямо в бездну, выбирая угрызения совести и всеобщее осуждение ради неизбежной катастрофы. Разум подсказывал: они слишком разные, чтобы быть счастливыми в браке. Тут Маргарет не питала романтических иллюзий, понимала все опасности и принимала на себя всю тяжесть вины. Но дикая сущность, много лет подавляемая и вдруг вырвавшаяся на свободу, кричала и корчилась от нестерпимого желания узнать: какова же она, любовь этого мужчины.

И вот главный вопрос — кто она нынче такая, Маргарет Ортанс Пруденс Робинсон? Будущая графиня? Предательница? Влюбленная идиотка? Волевая женщина, наконец взявшая свое?

Голова раскалывалась от бесчисленных сомнений, а тело пылало как в лихорадке.

Возможно, она сгорит до того, как станет женой Рауля. Стало быть, поделом ей. Нечего и рассчитывать, что падение превратится в полет.

***

Перед особняком на Закатной улице стояла вереница разнообразных экипажей: и кристаллических, и обыкновенных лошадиных. Проскользнув в дом с заднего хода, Маргарет выяснила, что горожане потянулись к сестрам Флери с визитами и что Теодор с кухаркой с ног сбились, пытаясь достойно принять гостей.

Все еще не желая никому особо показываться на глаза, Маргарет принялась готовить угощения, попутно рассказывая новым слугам, что тут к чему.

— Господа — не соседи. Не задавать вопросов, не заговаривать первыми, быть полезными и незаметными, — машинально говорила она, все еще погруженная внутрь себя. — Супницу подавать всегда слева, тарелки всегда справа…

Тут на кухню вернулась усталая кухарка, сообщила, что графини Флери желают видеть госпожу Пруденс, и велела всем убираться с ее кухни, потому что пора готовить ужин.

— За мной, — скомандовала Маргарет крестьянскому семейству и решительно направилась в малую гостиную. — И не болтайте лишнего! Спросят — отвечайте, а нет, так изображайте мебель. Но мебель почтительную!

— Батюшки, — только и пробормотала озадаченная Луизетта.

Жанна и Соланж, тоже изрядно вымотавшиеся долгой болтовней, жадно пили лимонад.

— А, Пруденс, — старшая сестра явно была раздражена и даже сердита. — Где это вы изволили шляться весь день? Вашей милостью к нам сегодня пожаловала половина города! И всем хочется знать, где это мы нашли такую злобную экономку.

— Зато нам не пришлось рассылать записочки с известием о своем возвращении, — мирно заметила младшая. — Все уже и так об этом знают. Но кого вы нам привели?

— Так я… Луизетта! Луизетта, помните, когда замок тогось, я вам свою нарядную юбку отдала. И блузку… с вышивкой! А шрам-то на щиколотке, когда господин Рауль еще мальцом был… Так вот, муж мой да дочка…

— Да уймись, трещотка, — шикнул на нее Пьер. — Где ты видала такую болтливую мебель?

— Новая прислуга, — представила их Маргарет спокойно.

— Из деревни под замком? — с недоверчивым ужасом уточнила Жанна.

— Именно. Ступайте, найдите Теодора, он поможет вам устроиться.

Дождавшись, пока растерянная троица покинет комнату, она твердо выдержала долгую паузу, не желая давать никаких объяснений, пока их не просят.

— Теперь нам будут прислуживать крестьяне? — устав от тишины, горестно начала Жанна. — Пруденс, вы в своем уме? Полагаете, это дом какого-то мясника или булочника?

— Тише, сестричка, тише, — мягко укорила ее Соланж. — Девчонка выглядит смышленой, а эта болтушка кажется выносливой. Все как-нибудь да устроится, теперь не время для ссор. Пруденс, мои швеи придут завтра рано утром. А сегодня нам надо пересмотреть гардероб вдовушки и решить, как и что перешить, каких лент и кружев докупить. К счастью, она совсем не экономила на нарядах, ткани отличного качества.

— Крестьяне! — Жанна не собиралась становиться тише. — Боже, боже, как это унизительно! Вы понимаете, что это из-за вас нам не сыскать приличной камеристки? Как вы только могли допустить появление подобных слухов! Нам следует рассчитать вас немедленно.

— Да нет же, повысить жалование! Мы снова у всех на слуху!

— И наша репутация…

— К дьяволу репутацию. Главное — снова вернуться к светской жизни. Очень удачно вышло с этими сплетнями. А госпожа Анна даже попросила уступить ей нашу экономку, ее-то прислуга совсем распустилась.

— Почему ты помешала мне согласиться?

— Потому что, в отличие от тебя, помню, что наш Рауль все еще влюблен в Пруденс…

— Ты помнишь только о своих воланах и рюшах!

Маргарет тихо вышла за дверь, чтобы не мешать им ссориться. В узком коридорчике за кухней старая Мюзетта важно строила новичков:

— И помните, я служу Флери всю свою жизнь! Так что слушайте меня, а не всяких ленивых выскочек, которые не помнят своего места… Меня и Жана, — надувшись от собственной значимости, добавила она.

— Ленивая выскочка, которая не помнит своего места? — прошептал над ухом смеющийся мужской голос, и сердце Маргарет тут же засбоило. — О, как она будет жалеть о своих словах уже к обеду субботы!

Рауль схватил ее за руку и увлек в ближайшую комнату. Огляделся. Сморщился.

— Опять кладовка! Надеюсь, в этой вы не будете со мной так жестоки, как в прошлой.

Возмутительное замечание: ей пришлось два дня понукать Мюзетту, чтобы та навела здесь безупречный порядок. Как можно сравнивать эту чистоту с замковым запущением? Но… о чем же именно он шептал?

— Что случится к обеду субботы? — пересохшими губами спросила Маргарет.

Сначала он взволнованно запустил пятерню в волосы, будто надеясь пригладить их, но только сбил парик набок. Выругался и запустил его в угол. Потом оперся руками о полки по обе стороны от нее, будто бы боялся бегства. Быстро стрельнул глазами, проверяя настроение Маргарет, наверняка увидел, насколько она взволнована, и не стал тянуть больше.

— К обеду субботы мы будем уже женаты. Епископ обвенчает нас в своем оратории на рассвете, — выпалил быстро.

— Но это совершенно невозможно, — охнула Маргарет оглушенно. — Как?..

— Пруденс, Пруденс, ну почему вы вечно во мне сомневаетесь?.. И не смейте теперь отказывать, ведь вы же явно не из тех женщин, кто берет свое «да» обратно.

Это прозвучало так трогательно и беспокойно, что она только молча качнула головой, одним коротким движением похоронив безупречную старую деву, которая никогда себя не стыдилась. Темные глаза Рауля вспыхнули, и Маргарет вцепилась в его рубашку, притягивая ближе, дыхание в дыхание. Так, чтобы не видеть, а только чувствовать.

— Вы не боитесь, — спросила хрипло, — что я вас использую? Племянница выгнала меня из дома, мне больше некуда пойти. А здесь целый граф, с чувствами!

— Ах вот что случилось, — его голос помрачнел. — Теперь понятно, отчего вы не в себе. Но, если хотите знать, я даже отчасти благодарен Жозефине. Без ее усердия мне пришлось бы еще долго ждать вашего согласия.

От этого цинизма у нее перехватило горло. Голова и без того шла кругом, и показалось, что она вот-вот хлопнется в обморок, что было совершенно недопустимо!

— Как вы можете… — только и выдохнула она, мечтая унять сердцебиение. — Я ведь… я ведь поступаю дурно с Пеппой!

— Ваша Пеппа найдет себе нового кавалера через месяц, — резко ответил Рауль. — Раз уж она возомнила себя достаточно взрослой, чтобы избавиться от вас, то и вы вроде как не обязаны жертвовать собой ради вздорной девицы. Ну же, Пруденс, что еще вас тревожит?

И Рауль, смягчая жесткость своих интонаций, обхватил ее шею, поглаживая пальцами окаменевшие мышцы. Маргарет прикрыла глаза, отдаваясь бережности этих прикосновений, качнулась к нему еще ближе. Фижменный каркас ее платья не позволял прильнуть к нему всем телом, а так вдруг захотелось спрятаться в его объятиях, сбежать от надоевшего хоровода противоречий.

— Многое, — призналась она и не удержалась, коснулась его губ губами: еще не настоящий поцелуй, но уже обещание. — Но я все равно за вас выйду, и будь что будет.

— Моя отважная Пруденс, — его смех, теплый и тихий, согрел изнутри, раскручивая болезненный узел в груди. Воздух в кладовой сгустился, стал липким и жарким, как летний зной, вызывая испарину.

Плотность губ, тяжесть рук, напряжение, волнами исходившее от Рауля, не оставляло места для сомнений: он едва-едва владел собой. Понимание происходящего ударило волной жара, ее воспаленный разум осознал свою власть над этим мужчиной, исходящим вожделением и нетерпением, отчего сама Маргарет тоже утратила всякую стыдливость. С силой рванула крохотный крючок своего воротника, предлагая его губам больше обнаженной кожи. Показалось, что нитка порвалась с оглушительным треском, сначала уязвимую вспотевшую шею лизнул свежий воздух, а потом горячий язык Рауля, отчего корсет впился в тело особенно нещадно, мешая дышать. Живот скрутило спазмом, и она поняла, что вот-вот умрет.

В коридоре послышался голос Мюзетты, гоняющей прислугу, и мир внутри кладовки лопнул, впуская постороннее: людей за стеной, тесноту, духоту.

— Еще три ночи, — изможденно простонал Рауль, с трудом отступая, — если я их смогу пережить, конечно.

Его голова бессильно упала ей на плечо, и она прижала ее к себе в неосознанном жесте хищницы, охраняющей свою добычу.