Теперь мы выбираем лица

7

Я осторожно выглянул, но никого, кажется, поблизости не было. Прекрасно. Я закрыл за собой черную дверь и быстро пошел прочь.

Что-то было не так, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы разобраться в своих впечатлениях.

Тишина, вот в чем дело. Стояла жуткая тишина, и лишь отзвуки моих шагов раздавались в ней. Исчез привычный звуковой фон, не было слышно шума и гула машин, стихли даже ленточные дорожки. Воздух казался намного более теплым, чем обычно, и не было в нем ни малейшего дуновения. Здесь было гораздо сумрачнее, чем всегда, хотя я мог разглядеть тускло освещенный участок далеко справа от меня.

Я подавил в себе любопытство по поводу источника этого света и продолжал идти в избранном мной направлении. В той стороне находился ближайший переходник, символ застывшего порыва, башня, уходящая корнями в хитросплетения нарушенных принципов и исчезающая в бесконечности. Я опасался, что мне придется пройти по ее спирали.

Не поджидает ли меня где-нибудь по дороге мистер Блэк, подумалось мне, возможно, зная, как мы пользуемся черными дверями, зная, что я приду в Крыло 5.

Было ли это безумной крайностью, на которую он пошел в своем стремлении уничтожить нас, или отвлекающим маневром? Было ли это частью давно продуманного плана, а наше устранение — лишь одним из второстепенных условий его осуществления?

В любом случае, теперь это не имело особого значения. Я настолько приготовился ко всему, настолько это было возможно при данных обстоятельствах.

Я пробирался сквозь затемнение. Чем оно было вызвано, аварией в подвале, или тем, что энергия была направлена куда-то в другое место в связи с какими-нибудь чрезвычайными обстоятельствами?

А что Гленда? Что ей известно? Какую роль она во всем этом играет?

Потом я застыл на месте и схватился за револьвер, наполовину вытащив его из кобуры. Что?..

Аккорд. Потом другой. Злая, напряженно пульсирующая музыка. Агрессивная. Резкое, отрывистое исполнение. Это внезапно ожил орган где-то в глубине слева недалеко от меня. Через несколько секунд я узнал эту музыку, странно звучавшую там, где подобало молиться и благочестиво размышлять: «Проклятие Фауста».

Конечно, я пошел на эти звуки. Существуют условия, при которых следует с почтением относиться к ненормальным явлениям. Неведение — вот одно из них.

Когда я по диагонали приблизился к входу, передо мной предстала странная и живописная картина. За клавиатурой органа восседал какой-то всклокоченный человек в церковном одеянии. Ему светил маленький канделябр, стоявший на инструменте в компании двух бутылок вина.

Я вошел. Он улыбнулся мне, закрыл глаза и с его лица исчезла улыбка, сменившись выражением такого ужаса, что у него даже отвисла челюсть. Пальцы его сбились, прозвучал заключительный диссонанс и он, дрожа, тяжело подался вперед.

Несколько секунд я простоял там в нерешительности, не понимая, что должен делать. Однако, он сам разрешил мои сомнения, подняв голову и опустив руки от лица. Он уставился на меня, тяжело дыша, потом сказал:

— Не томите меня неизвестностью. Каков приговор?

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Оказана ли мне милость? — спросил он, сначала опустив глаза к моим ногам, а потом отвернувшись к алтарю.

Я проследил за его взглядом и увидел, что все на алтаре разбросано, а распятие над ним перевернуто.

Я слегка пожал плечами. Итак, местный священник решил переметнуться на другую сторону. Стоило ли терять время на выяснение побудивших его к этому обстоятельств?

Возможно, решил я, так как совсем недавно, без сомнения, произошло что-то, оказавшее столь болезненное воздействие.

— Итак? — спросил он.

— За кого ты принимаешь меня?

Он лукаво улыбнулся и склонил голову.

— Я видел, откуда ты пришел, — сказал он. — Сделав свое подношение, я стал следить за черной дверью. Когда появился ты, я заиграл подобающую музыку.

— Понимаю. И чего ты хочешь этим добиться?

— Ты услышал меня, ты пришел. Ты знаешь, что я получу.

— Не испытывай мое терпение! — разозлился я. — Я хочу слышать, как ты это говоришь. Сейчас же!

Его глаза расширились, он бросился ниц и распростерся передо мной.

— Я не хотел обидеть тебя! — воскликнул он. — Я лишь пытаюсь угодить тебе!

— Чем вызвано это внезапное осознание того, что является самым подобающим и пристойным?

— Когда это случилось, и люди стали приходить ко мне с рассказами об этом ужасе… Я служил молебны. Люди все шли. Наконец, мне было дозволено взглянуть. До того, как погас свет. До приказа об эвакуации. Я увидел, что мы оставлены. Я понял, что мы отданы на уничтожение, и я подумал: «Поклонись маммоне неправедности, стань другом ее друзей и, когда это случится, они примут тебя в свою вечную обитель».

— Почему ты решил, что вы оставлены?

— За нашу самонадеянность, за нашу злобу, за наши тайные страсти…

— Я спрашиваю, что произошло?

Он поднял голову и взглянул на меня.

— Ты спрашиваешь о взрывах и об остальном?

— Да. И встань с пола.

Он с трудом поднялся на ноги и попятился. Когда он наткнулся на скамью, я кивнул и сказал:

— Садись.

Он сел.

— Взрывы, это было лишь несколько часов назад, — сказал он, — когда они пробили стену, они показали нам звезды… О, Боже! — Тут он смешно испугался, потом добавил, — извини.

— На каком уровне?

— Жилой Комнаты, — сказал он, поглядывая на свою бутылку, стоявшую на органе.

Я перевел дух. Хорошо. Это было на четыре уровня ниже, а Библиотека находилась ниже меня на два. Пробить стену насквозь… Какая же для этого нужна была взрывчатка…

— Что произошло после взрыва? — спросил я.

— Все бросились удирать, — сказал он. — Потом, когда каждый понял, что произошло, все бросились назад, чтобы посмотреть. — Он облизал губы, опять взглянул на бутылку. — Потом опять все бросились удирать, — закончил он.

— Не стесняйся и выпей немного, — сжалился я.

Он схватил бутылку, поднес ее к губам и запрокинул голову. Я смотрел, как у него под воротником дергается кадык.

Крыло 5. По крайней мере он выбрал довольно сносную планету для своей катастрофы; здешним воздухом можно было дышать, хотя в нем было что-то вызывающее раздражение, а температура была терпимой по ночам.

— И ты сходил и посмотрел? — спросил я.

Он опустил бутылку, кивнул и закашлялся. Потом, через несколько мгновений, он указал на алтарь.

— Я видел вечность, — сказал он. — Небо просто нигде и никогда не кончается. И я видел огни в небесах. Я чувствовал запах испарений из Преисподней. Люди кричали и падали без чувств. Другие проталкивались вперед. Некоторые бежали. Некоторые вышли туда и сгинули, думаю я. Наконец, они отогнали нас назад и прогнали с того уровня. Возможно, сейчас они уже это закрыли. Множество людей пришло в Храм. Повсюду идут службы. Я сам отслужил три. И чувствовал себя все более странно. Я знал, что наступил Судный День. Я знал, что мы все недостойны. Это конец. Дом рушится и небеса разверзлись. Человек — это ничтожное, никчемное существо. Я понял это, когда узрел вечность. — Он замолчал, чтобы сделать еще глоток, потом продолжал: — После своей последней службы, я понял, что не могу продолжать молиться об избавлении от того, что, я знаю, мы заслужили. Лучше принять это, решил я. И я пришел сюда, куда никто не ходит. Все остальные пошли вон туда. — Он жестом показал в направлении освещенного участка, там, конечно, горели свечи. — Здесь я сделал то, что считал самым подобающим, — заключил он. — Возьми меня, господин, — и он икнул.

— Я не тот, кого ты призывал, — сказал я и повернулся, чтобы уйти.

— Нет! — услышал я его крик; и я услышал звук упавшей бутылки, и я услышал, как он ругается, пытаясь ее поймать. Потом, я видел, откуда ты пришел! — завизжал он. — Ты пришел сквозь черную дверь!

— Ты ошибаешься, — спокойно сказал я.

— Нет! Я знаю, что я видел! Кто ты?

Его состояние, возможно, сильнее повлияло на мою склонность к философским размышлениям, чем я это осознавал, потому что я и в самом деле задумался на секунду над его вопросом и честно на него ответил.

— Я, право, не знаю, — сказал я, уходя.

— Лжец! — выкрикнул он. — Отец Лжи!

Потом он заплакал.

— Так вот он — Ад… — услышал я, удаляясь, его слова.

Я быстро уходил, прикидывая, как могли бы повести себя все прочие. Меня интересовало, мог ли этот случай оказаться типичным. Я думал, что нет. Надеялся, что нет. Это отклонение от нормы, только и всего. Совсем в другом направлении вели мы их.

Я шел беглым шагом вдоль неподвижной ленточной дорожки, тянувшейся к переходнику. По пути мне попадались небольшие группки людей, пробиравшихся сквозь сумрак в обе стороны. Весь свет, что там был, исходил от обеспеченных собственными источниками питания вывесок и электроприборов, от освещенных свечами участков Часовни, светящихся предупредительных знаков и фонариков в руках у прохожих. В течение следующих пяти или десяти минут я миновал две медленные процессии, где каждый держал горящую свечу. Я не заметил никого, кто бы не входил в какую-нибудь группу.

Я снова задумался о потере электроэнергии. При подобной аварии едва ли возникала необходимость в таких мерах, для осуществления которых потребовалась бы почти вся вырабатываемая, даже для одного уровня, электроэнергия. Нет. Не вызывало сомнений, что кто-то, в тот же самый момент, немного похозяйничал в Подвале. Что скорее указывало не на коллективный труд, а на бомбу замедленного действия, ибо Блэк всегда производил на меня впечатление человека, действующего исключительно в одиночку. Расчет времени — вот что было наиболее важным. Нападение на семью, дыра в стене, потеря электроэнергии. Я чувствовал, что в этом был план, хотя и не мог его понять. Вполне вероятно, что мне это не суждено. Возможно, мне придется прикончить его раньше, чем он мне расскажет. Альтернативный вариант тоже не оставлял надежды на то, что нам удастся обогатить наши знания. Какая жалость. Такая проделана работа по планированию, расчету времени и согласованию действий, а ее успех повлечет за собой уничтожение именно тех, кто способен воздать вам должное. Весьма печально, как бы вы к этому не относились в любом случае.

Довольно скоро я добрался до переходника и вошел внутрь. Там было темно и тихо. Я стал спускаться по его спирали. Я проскочил следующий уровень — Спальню, потому что мне было хорошо видно, что там творится, благодаря нескольким пожарам, один из которых полыхал совсем близко. Люди метались по своим помещениям и сперва мне показалось, что они либо в панике, либо потеряли рассудок, и сами все это устроили. Но нет. Большинство из них боролось с огнем, затаптывая языки пламени, или заливая их водой. По всей видимости, что-то стряслось с противопожарной системой. Там уже находились пять пожарных машин, а другие были на подходе, приближаясь и по воздуху и по земле. Над ними, в самых разных положениях нависали застывшие стрелы кранов.

Когда я добрался до своего места назначения, до следующего уровня, то меня порадовало видимое отсутствие каких-либо происходящих разрушений. Подо мной мелькало множество маленьких огоньков. Вероятно, это были ручные фонарики. Я был счастлив, что мистер Блэк, кажется, не позволил себе удовольствия устроить поджог еще и в Библиотеке.

Видно было, что внизу в переходник кое-кто входит, но пока мне никто не попался навстречу. Это означало, что все они отправляются вниз, в направлении поврежденной Жилой Комнаты. С какой целью, хотелось бы мне знать.

Покопавшись в своей памяти, я вспомнил, что примерно в четверти мили отсюда в направлении дальней стены должна располагаться стоянка летательных аппаратов аварийной службы. Я принял решение присвоить что-нибудь пригодное для полета, потому что тот номер, что мне дала Гленда, находился довольно далеко.

Когда я спустился до уровня пола, мне пришлось постоять в сторонке, пропуская людей, пробегающих мимо меня и устремляющихся вниз по спирали. Они возбужденно переговаривались, некоторые очень нервно, и многие тащили с собой какие-то узлы и свертки.

— Куда вы идете? — спросил я мужчину, остановившегося, чтобы перевести дух.

— Туда, — сказал он.

Я не мог поверить, что он действительно имеет в виду то, о чем говорит.

— Вы хотите сказать — наружу? — спросил я. — Из Дома?

— Куда же еще? — он разваливается прямо на глазах, этот Дом.

— Но вы не можете… то есть, я имею в виду, там все заделано, там внизу карантин, разве нет?

Он рассмеялся.

— Послушайся моего совета, пойдем, — сказал он. — Ты даже не можешь себе представить, как там..

— И как же там?

— Прекрасно!

— Но…

Но он уже побежал дальше и быстро исчез.

Конечно, меня это встревожило. Подслушанные обрывки разговоров подсказывали всевозможные причины этого мелкомасштабного исхода, от ужаса перед неизбежным падением Дома до стремления к приключениям, от нездорового интереса к последствиям катастрофы, религиозного рвения, научной любознательности до самого примитивного любопытства.

Причины причинами, а последствия этого явления будут сказываться еще долго. Не прельщала меня перспектива введения непредсказуемостей в свою замкнутую, управляемую систему.

Однако, сейчас с этим нельзя было ничего поделать. Я протолкался к выходу и поспешил в сторону площадки летательных аппаратов.

Последние ярдов сто до площадки я пробежал; ворота были распахнуты. Я зажег фонарь, позаимствованный у налетевшего на меня в дверях переходника человека, долго потом ругавшегося мне вслед. Внизу, слева от меня, я увидел два летательных аппарата. Я перелез через барьер, повис на вытянутых руках, спрыгнул на посадочную площадку.

Завелся он быстро, и через три минуты я был уже в воздухе. Я летел осторожно, довольно близко к потолку, включив на полную яркость свои передние и боковые огни, огибая попадавшиеся по пути краны и колонны. То, что происходило внизу, напоминало негативное фотоизображение летящих на пламя мотыльков; все эти маленькие огоньки бесшумно двигающиеся к черной башне.

Ячейка 18237. Предстояло пересечь почти всю комнату. Время от времени я опускался ниже, чтобы осветить путевые указатели. Навстречу мне пролетел другой аппарат, но никаких сигналов я от него не получил.

Я выбросил из головы мысли о поведении других людей и сосредоточился на своих собственных делах. Мой враг все продумал тщательно, и я сомневался, что на данном этапе он вдруг угомонится. Я снова подумал о Гленде и о вероятности того, что я приближаюсь к какой-нибудь западне. Она помогала мне раньше, добрый знак, но она была дочерью Кендэлла и этого, по моему разумению, было достаточно для того, чтобы оправдать любые действия, которые ей вздумается против меня предпринять, если она знает о том, какую роль я во всем этом сыграл. Что движет ею, и каковы ее намерения? Использует ли ее Блэк? И если да, то как? Хотя я изрядно поломал себе голову, мне не удалось изобрести никакого другого подхода, кроме самого лобового. Просто слишком много неясностей. Любая попытка пойти на какую-нибудь изощренную хитрость могла обернуться против меня самого. Я понимал, что все полученное Блэком успокоительное к этому времени уже выветрилось.

Добравшись до ее участка, я отыскал свободное место рядом с солидным прикрытием, образуемым столами, перегородками и механизмами, приземлил аппарат, выключил его огни и двигатель и высадился. Было темновато, но я до посадки осветил этот участок прожекторами. Людей здесь, кажется, не было видно.

Тем не менее, я устремился к прикрытию и начал круговой обход по такому маршруту, который должен был вывести меня к нужной ячейке.

На продвижение к двери 18237 и на ознакомление с окрестностями понадобилось несколько минут. Никаких засад я не обнаружил. Но хотя в окнах соседних квартир мерцал свет горящих свечей, у Гленды было темно.

Я подошел, держа револьвер в руке, постучал его рукояткой в дверь, подождал.

Стоя там, я прикидывал, а не подхватила ли ее волна всеобщей сумятицы, или, быть может, какие-либо иные самые разнообразные обстоятельства могли помещать ей вернуться? Если ее не окажется дома, я решил войти и подождать.

Когда я собрался постучать еще раз, то услышал за дверью шум, и ее отперли и приоткрыли. Там, в тусклом свете, стояла Гленда, быстро переводя взгляд с моего лица на револьвер и обратно.

— Да? — сказала она. Что вам нужно?

— Мы недавно весьма поспешно расстались, — сказал я. — Но вы пригласили меня наведаться.

За какую-то долю секунды черты ее лица напряглись и расслабились. Обычным, даже жизнерадостным голосом она сказала:

— Конечно! Входите! Входите!

— Но, говоря это, она подняла правую руку, словно преграждая мне путь. Потом, пока я колебался в недоумении, она бросилась ко мне.

Когда я попятился, пытаясь удержаться на ногах, а она соскользнула на пол, я услышал раздавшийся внутри выстрел. Впрочем, она сумела оттолкнуть меня достаточно далеко в сторону с линии огня. Я сразу же выпустил две пули в дверной проем, просто чтобы показать ему, что не намереваюсь торчать тут, ничего не предпринимая, в ожидании следующего выстрела, одновременно с этим крича Гленде, чтобы она убиралась ко всем чертям из-под огня.

Но уговаривать ее не пришлось, и она быстро и бесшумно исчезла в той стороне, откуда пришел я.

Я бросился на землю, скользнул к стене и прижался к ней, чтобы, не имея представления, где именно внутри он находится, не оставаться мишенью для выстрела из любого окна. Моя прозорливость была вознаграждена, так как следующий выстрел разнес ближайшее ко мне окно вдребезги. Я выхватил одну из моих двух газовых гранат, выдернул чеку и забросил гранату в окно. Через несколько мгновений я отправил за ней вторую.

Прижимаясь к стене, я отполз назад; лучшее, что я мог сделать, чтобы удержать в поле зрения ближайшие окна, а еще дверь и дальнее окно.

Я ждал. Я услышал похожие на негромкие хлопки звуки, и через секунду призрачные, колеблющиеся струйки потянулись из разбитого окна и по-прежнему распахнутой двери.

Пока я гадал, что будет дальше, это случилось.

Раздался взрыв и на меня посыпались обломки стены. Облако пыли и газа поглотило меня. Я изо всех сил пытался удержаться от кашля, глаза мои слезились, все расплывалось передо мной, как в тумане. Я чувствовал себя так, словно меня здорово отдубасили по спине и по бокам. Часто моргая глазами, чтобы прочистить зрение, я выдернул свой револьвер из кучи мусора.

Я едва успел заметить фигуру, перепрыгнувшую через завал сразу же после взрыва. Это произошло примерно в том месте, где только что находилась дверь. Он побежал вправо, и я выстрелил ему вслед. Конечно, я промахнулся, он бежал дальше.

Стряхнув с себя мусор, я сумел подняться на ноги и сразу же бросился за ним. Его еще было видно, и на этот раз я не собирался его упускать.

Добравшись до перегородки, он круто развернулся и выстрелил в меня, потом нырнул за нее, не дожидаясь результатов своего выстрела. Я почувствовал, что мне обожгло левое предплечье, вскинул револьвер и трижды выстрелил сквозь перегородку. Потом я свернул в оказавшуюся поблизости нишу и быстро его перезарядил.

Чтобы выглянуть, я опустился на четвереньки, но мне тут же пришлось убраться назад, заметив, что он стоит, прижимаясь к краю своей перегородки, и целится в мою сторону. Он выстрелил в тот же миг, но слишком высоко и неточно.

Я тоже выстрелил, потом снова спрятался, чтобы приготовить гранату. Когда я ее бросал, он выстрелил еще раз. Но я успел укрыться, выхватил вторую гранату и отправил ее вслед за первой.

Первая взорвалась, когда вторая была еще в воздухе. Еще не прозвучал второй взрыв, а я уже снова сжимал в правой руке револьвер. Я выскочил из-за угла и помчался туда, где раньше находилась перегородка.

Когда я оказался на месте взрывов, там уже никого не было. Я остановился, озираясь по сторонам и вдалеке, слева от себя, увидел быстро удаляющуюся тень. Я кинулся за ним.

Он пересекал открытый участок, пытаясь добраться до лабиринта узких проходов и читательских кабинок. Я бежал со всей скоростью, на которую был способен, и расстояние между нами сокращалось. Я выстрелил и он дернулся, оступился, выпрямился и припустился дальше.

Добежав до столба в самом конце этого участка, он метнулся на него, резко повернулся и стал стрелять. Я был перед ним, как на ладони, мне негде было укрыться и я, не останавливаясь, вскинул свой револьвер и начал стрелять в него на бегу.

То, что он не попал в меня при таких обстоятельствах, я могу объяснить только его ранением. Он выпустил по мне все пули, понял, что у него нет времени перезаряжать пистолет, повернулся и, пошатываясь скрылся в ближайшем проходе. Но и у меня к этому моменту уже кончились патроны, и я не собирался предоставлять ему то время, которое мне бы пришлось упустить, перезаряжая револьвер. Я устремился за ним в проход.

Я видел, как там, впереди, он свернул куда-то влево, в боковой проход, или в кабинку, и я замедлил шаги. Хотя было еще слишком темно для того, чтобы можно было полностью полагаться на свое зрение, я все-таки заметил, что уже мерцают, хотя и очень тускло, лампы наверху и, вполне вероятно, что это продолжается уже несколько минут. Скверно, что подача электроэнергии началась так скоро, ведь я хотел добраться до него и разделаться с ним до того, как здесь восстановится какое-либо подобие порядка.

Я запихнул револьвер на место, под рубашку, и сорвал со своего предплечья стилет. Он был влажен и слегка погнут и я понял, что это в него угодила пуля, изогнув его так, что он порезал меня, вызвав то самое ощущение ожога.

Пригнувшись, я прыгнул за угол, низко опустив нож.

Он бросился на меня. У него было какое-то лезвие, оно тускло блеснуло, приближаясь ко мне, но он держал его неуклюже, и его первый удар, который мне удалось отразить, оказался самым быстрым его движением. Он отвел мой удар своим предплечьем и попытался пырнуть меня в живот. Этому помешала моя кольчуга и, сделав несколько ложных выпадов, я сумел вонзить ему в брюхо нож по самую рукоятку. Он издал хлюпающий звук, дернулся и повалился на меня. Я подхватил его его и опустил на пол.

Я зажег свет, чтобы вглядеться в его лицо, дернул его за волосы, и они отделились от головы: на нем был черный парик. Его собственные волосы были седыми. Да, это был тот самый человек, что сидел в инвалидной коляске, что уговорил Лэнджа заказать ему выпивку, а потом пристрелил его. Мистер Блэк.

А он смотрел на меня и улыбался.

— Джордан? — спросил он.

— Винтон, — ответил я.

— Близко, близко… Никто из тех, кто был позднее… Эти слюнтяи..

— Почему? — спросил я. — Почему ты это делал?

Он покачал головой.

— Узнаешь. Скоро, — сказал он. — О, очень скоро.

— Что?

Гримаса исказила его лицо, но он опять сумел улыбнуться.

— Я мог бы прикончить тебя ножом, если бы захотел… — сказал он. — Подумай об этом…

Потом он умер, ухмыляясь мне, и внезапно я понял, что он имел в виду.