Тень змея

4. Я советуюсь с голубем войны

Я был влюблен в купальню для птиц.

Большинство парней то и дело проверяют текстовые сообщения на телефоне или торчат в чатах, переписываясь со своими девушками. А я был неразлучен с гадательной чашей.

Она представляла собой простое бронзовое блюдце на каменной подставке и стояла на балконе моей комнаты. Но стоило мне оказаться у себя, как я не мог удержаться, чтобы не выскакивать каждую минуту на балкон: а вдруг Зия прислала какую-нибудь весточку? Вдруг я снова смогу увидеть ее хотя бы мельком?

И ведь что самое странное: я даже не мог назвать ее своей девушкой. Вот представьте себе, что вы до безумия влюбились… не в живую девушку, а в ее глиняного двойника-шабти, потом спасли от верной гибели ее саму – и обнаружили, что она вовсе не разделяет ваших чувств. И после этого Сейди еще говорит, что это у нее сложные отношения.

Последние полгода, с тех самых пор, как Зия отправилась помогать моему дяде в Первый ном, мы общались исключительно посредством чаши. Я провел столько часов, глядя в нее и разговаривая с Зией, что уже почти не помнил, как Зия выглядит без этой ряби от зачарованного масла.

Я совсем запыхался, пока добежал до балкона. С поверхности масла на меня смотрела Зия: руки скрещены, лицо сердитое, а взгляд такой, что того гляди начнет метать искры. (Самая первая чаша, которую сделал для меня Уолт, однажды и в самом деле вспыхнула и сгорела, но в том случае Зия была ни при чем.)

– Картер, – сказала она, – я тебя придушить готова.

Какая же она красивая… особенно когда грозится меня убить. За лето ее волосы отросли и теперь падали на плечи блестящей черной волной. Хотя сейчас передо мной была живая девушка, а не шабти, ее черты были совершенны, как у самой прекрасной статуи: точеный носик, полные алые губы, потрясающие янтарные глаза. Ее смуглая кожа мягко сияла, как только что обожженная в печи терракота.

– Наверное, ты узнала о Далласе, – догадался я. – Зия, мне очень жаль…

– Картер, о Далласе уже знают все. Другие номы за последний час направили Амосу множество посланников-ба, требуя объяснений. Магические сотрясения в Дуате были такой силы, что их заметили маги даже на Кубе. Одни утверждает, что мы взорвали пол-Техаса, другие уверены, что от Пятьдесят Первого нома вообще ничего не осталось. А некоторые… некоторые говорят, что вы погибли.

Тревожные нотки в ее голосе слегка подняли мое настроение, но зато и чувство вины тоже обострили.

– Я хотел сообщить тебе заранее, честно, – сказал я. – Но к тому времени, как мы догадались, что следующий удар Апопа будет направлен на Даллас, нам уже пора было немедленно выезжать.

Я подробно пересказал ей все, что случилось на выставке фараона Тутанхамона, не скрывая ни наших ошибок, ни несчастливых случайностей.

Вглядываясь в лицо Зии, я пытался понять ее настроение, но даже сейчас, по прошествии стольких месяцев, мне было трудно догадаться, о чем она думает. Сам факт того, что я вижу ее, вызывал у меня в мозгу нечто вроде короткого замыкания. Мне требовалось время, чтобы начать хоть что-то соображать и разговаривать связными предложениями.

Когда я закончил свой рассказ, она пробормотала что-то по-арабски: чертыхнулась, скорее всего.

– Я рада, что вы живы… но Пятьдесят Первый ном уничтожен… – Она потрясла головой, словно не в силах поверить этой новости. – Я знала Энни Гриссом. Она обучала меня целительной магии, когда я была еще маленькой.

Я вспомнил симпатичную блондиночку, которая так весело играла с музыкантами на вечеринке, а потом разбитую скрипку на краю воронки.

– Они были хорошие люди, – сказал я.

– И одни из немногих наших союзников, – отозвалась Зия. – Мятежники уже успели обвинить тебя в гибели техасских магов. Если от Амоса отвернутся и другие номы…

Она не договорила, но в этом и не было необходимости. Минувшей весной худшие негодяи из числа магов Дома Жизни организовали штурмовой отряд, собиравшийся уничтожить Бруклинский Дом. Мы одержали над ними победу, а Амос, приняв титул Верховного Чтеца и сделавшись новым главой ордена, объявил им амнистию и призвал присоединиться к нему. Кое-кто так и сделал, но часть мятежников отказалась признать его власть. Сейчас они деятельно собирали силы и вербовали себе новых сторонников среди магов для борьбы с нами. Как будто нам без них не хватало врагов.

– Они обвинили меня? – оторопел я. – Они что, уже связались с тобой?

– Хуже. Они распространили обращение к тебе по магическим каналам.

Масло подернулось рябью, и вместо Зии в чаше появилось другое лицо, принадлежащее Саре Джакоби, предводительнице мятежников. У нее была молочно-белая кожа, короткие черные волосы, торчащие колючками, и темные, вечно выпученные глаза, чересчур густо обведенные сурьмой. Белое одеяние, напоминающее саван, делало ее похожей на хэллоуинского упыря.

Сара стояла в каком-то зале с белыми мраморными колоннами. Позади нее с насупленными физиономиями топтались еще с полдюжины магов – отборные убийцы под командованием Джакоби. Я сразу узнал синее одеяние и бритую голову мужчины по имени Квай, которого, насколько я знал, некогда изгнали в Северную Корею за убийство его коллеги. Рядом с ним стоял Петрович – украинец с иссеченным шрамами лицом, который раньше служил наемным убийцей у нашего заклятого врага Влада Меньшикова.

Остальных я опознать не смог, но не сомневался: вряд ли они уступали в жестокости и злобе самой Саре Джакоби. Она же, пока Меньшиков не призвал ее к себе на службу, находилась в ссылке в Антарктиде за то, что вызвала в Индийском океане мощное цунами, погубившее более четверти миллиона жизней.

– Картер Кейн! – рявкнула она.

Даже понимая, что это не живой голос, а магическая запись, я все равно подскочил.

– Дом Жизни требует, чтобы вы немедленно сдались, – заявила она. – Совершенные вами преступления непростительны. Вы заплатите за них жизнью.

Не успели мои сжавшиеся в комок внутренности хоть чуть-чуть расслабиться, как на масляной поверхности замелькала череда кошмарных изображений. Сначала я увидел, как взрывается Розеттский камень в Британском музее: именно эта катастрофа освободила Сета, который в прошлое Рождество убил моего отца. Как Джакоби удалось получить запись этого события? Потом я увидел бой за Бруклинский Дом весной этого года, когда мы с Сейди прибыли на солнечной лодке Ра как раз вовремя, чтобы выбить из особняка Джакоби и других наемников. Только в ее представлении все выглядело так, будто это мы, шайка хулиганов, заручившаяся помощью богов, напали на бедняжку Джакоби и ее друзей и жестоко их избили.

– Вы выпустили на свободу Сета и его братию, – продолжала Джакоби. – Вы нарушили самое священное правило магии и вступили в сговор с богами. Тем самым вы нарушили равновесие Маат, и из-за вас Апоп набрал силу и угрожает всему миру.

– Неправда! – заорал я. – Апоп все равно бы возродился!

Тут я спохватился, что пытаюсь спорить с записью, и заткнулся.

В чаше продолжали мелькать картинки, одна страшнее другой. Сначала пылающее высотное здание в округе Сибуя в Токио, штаб-квартира Двести Тридцать Четвертого нома. Крылатый демон с головой в виде самурайского меча ворвался через разбитое окно и набросился на кричащего от ужаса мага.

Потом я увидел дом бывшего Верховного Чтеца, Мишеля Дежардена: нарядный парижский особняк в центре города, на улице Пирамид, лежал в руинах. Крыша обвалилась, окна зияли разбитыми стеклами, безжизненный сад был весь забросан обрывками свитков и размокшими книгами, а на входной двери, как клеймо, был выжжен иероглиф Хаоса.

– Все это дело ваших рук, – снова заговорила Джакоби. – Вы вручили мантию Верховного Чтеца прислужнику зла. Вы развратили юных магов, обучая их запретному пути богов. Вы обескровили Дом Жизни, лишив его сил сопротивляться, и предали его на милость Апопа. Мы этого не потерпим. Любой, кто последует за вами, будет наказан.

Изображение сменилось: теперь в чаше был виден Дом Сфинкса в Лондоне – штаб-квартира британского нома. Мы с Сейди не раз бывали там этим летом, и в конце концов, после многих часов сложных переговоров, сумели наладить отношения с тамошними магами и сделать их своими союзниками. Теперь я увидел, как Квай ворвался в библиотеку нома, круша статуи богов и сбрасывая книги с полок. Сара Джакоби с победным видом прохаживалась вдоль шеренги из дюжины британских магов, закованных в цепи, и помахивала тускло мерцающим черным ножом. Главу нома, пожилого и совершенно безобидного мага, сэра Лейчестера, силой поставили на колени. Сара Джакоби замахнулась ножом, резко опустила руку… и изображение снова сменилось.

На поверхности масла снова крупным планом возникло вурдалачье лицо Джакоби. Глаза ее были непроницаемо черны, как глазницы черепа.

– Вы, Кейны, настоящее бедствие, – сказала она. – Вы должны быть уничтожены. Если все ваша семейка сдастся добровольно, мы пощадим ваших последователей, при условии что они откажутся от пути богов. Я не стремлюсь к должности Верховного Чтеца, однако считаю себя обязанной занять ее ради блага Египта. Когда с Кейнами будет покончено, мы снова обретем силу и единство. Мы исправим тот вред, который вы причинили, и отправим богов вместе с Апопом обратно в Дуат. Правосудие настигнет тебя, Картер Кейн, и очень быстро. Это наше первое и последнее предупреждение.

Изображение Сары Джакоби растворилось в масле, и я снова оказался лицом к лицу с Зией.

– Да уж, – пробормотал я, с трудом подавляя дрожь. – Для массовой убийцы она очень убедительна.

Зия кивнула.

– Сара Джакоби уже подчинила или склонила на свою сторону большую часть наших союзников в Европе и Азии. Многие недавние нападения на штаб-квартиры номов, в том числе в Париже, Токио и Мадриде, – это дело рук Джакоби, но она утверждает, что их совершил Апоп… или Бруклинский Дом.

– Но это же полная чушь!

– Нам с тобой это известно, – согласилась она. – Но маги напуганы. Джакоби твердит им, что, как только с Кейнами будет покончено, Апоп будет загнан обратно в Дуат, и жизнь снова вернется в нормальную колею. И они ей верят… потому что им хочется верить. К тому же она пообещала, что каждого, кто объявит себя вашим последователем, ожидает смертная казнь. А после того, что случилось в Далласе…

– Я уже понял, – резко перебил я.

Конечно, злиться на Зию было совершенно несправедливо, но чувство собственной беспомощности выводило меня из себя. Что бы мы ни делали, все оборачивалось не так, как мы хотели. Я представил себе, как Апоп хохочет в своем Нижнем мире. Может, он потому и не нападает пока на Дом Жизни в полную силу, что ему веселее наблюдать, как мы сами уничтожаем друг друга.

– А почему Джакоби не направила свое послание Амосу? – поинтересовался я. – Это ведь он Верховный Чтец.

Зия коротко глянула в сторону, как будто что-то проверяя. Я мало что видел из ее окружения, но не похоже, чтобы она находилась в своей спальне в Первом номе или в зале Эпох.

– Джакоби ведь объявила, что они считают Амоса приспешником зла. Они не собираются с ним разговаривать.

– Это потому, что однажды в него вселился Сет, – догадался я. – Но ведь это была не его вина! И потом его полностью исцелили. Он в полном порядке.

По лицу Зии скользнула тень.

– В чем дело? – напрягся я. – Он ведь в порядке, правда?

– Картер, это… это сложный вопрос. Послушай, сейчас наша главная проблема – это Джакоби. Она захватила бывшую базу Меньшикова в Санкт-Петербурге, которая почти так же неуязвима, как и Первый ном. Мы не знаем, ни что она замышляет, ни как много магов ей помогают. Мы не знаем, когда и где она нанесет следующий удар. Но она нападет снова, и очень скоро.

«Правосудие настигнет тебя очень быстро. Это наше первое и последнее предупреждение».

Что-то подсказывало мне, что вряд ли Сара Джакоби снова станет атаковать Бруклинский Дом, учитывая, какое унижение ей пришлось пережить здесь в прошлый раз. Но если она хочет захватить весь Дом Жизни и уничтожить Кейнов, то куда она первым делом направит свои силы?

Наши взгляды встретились, и я догадался, о чем она думает.

– Нет, – решительно замотал я головой. – На Первый ном они нападать не станут. Это же чистое самоубийство! За пять тысяч лет его ни разу не захватывали.

– Картер… мы сейчас гораздо слабее, чем ты думаешь. Нам и раньше-то не хватало людей, а теперь… Многие из наших лучших магов пропали, и мы не можем исключить, что они перешли на другую сторону. У нас осталось только несколько стариков и горстка перепуганных детей, плюс Амос и я. – Она раздраженно махнула рукой. – А я к тому же половину времени вынуждена торчать здесь…

– Погоди-ка, – сказал я. – А где ты сейчас?

Где-то слева от Зии послышался дребезжащий голос:

– Приве-е-ет!

– Замечательно, – вздохнула Зия. – Он как раз проснулся.

Рядом с ней в чаше отразилась физиономия глубокого старика, ухмыляющегося во все свои два зуба. Лысая морщинистая голова делала его похожим на враз состарившегося младенца.

– Зебры здесь! – продребезжал он радостно, затем раззявил рот и попытался отпить масло из чаши. По изображению побежала рябь.

– Нет, владыка, нет! – заговорила Зия, оттаскивая его назад. – Нельзя пить зачарованное масло. Мы ведь уже говорил об этом, правда? Вот, лучше возьми печенье.

– Печенье! – возликовал старик и с радостным «Уииии!» заковылял прочь, мусоля угощение.

Думаете, это был престарелый родственник Зии? О нет. Это был владыка Ра, бог солнца, первый божественный правитель Египта и непримиримый враг Апопа. Весной, в результате трудного и опасного путешествия, мы отыскали его и пробудили от сумеречного сна, надеясь, что он восстанет во всей своей славе и отразит нападение Хаоса.

Но Ра проснулся дряхлым и слабоумным. Он превосходно справлялся с поеданием печенья, пусканием слюней и распеванием бессмысленных песенок, но отправлять его на битву с Апопом было бы попросту нелепо.

– Тебя что, опять приставили к нему нянькой? – возмутился я.

– Здесь уже скоро рассветет, – пожала плечами Зия. – Гор и Исида присматривают за ним по ночам, во время плавания на лодке, а в течение дня… понимаешь, Ра очень расстраивается, если я его не навещаю, а больше никто из богов не хочет сидеть с ним. Сказать по правде, Картер… – она понизила голос. – Я даже боюсь оставлять Ра с ними наедине. Мало ли, что они сделают. Все уже порядком устали от него.

– Уииии! – послышался приглушенный голос Ра.

У меня упало сердце. Вот и в этом тоже моя вина: из-за меня Зия вынуждена нянчиться с впавшим в детство стариком, проводя целые дни в тронном зале богов. А по ночам ей приходится помогать Амосу в Первом номе. Вряд ли она успевает хотя бы нормально выспаться, где уж ей еще ходить на свидания – даже если бы я отважился пригласить ее как-нибудь.

Разумеется, все это не будет иметь никакого значения, если Апоп уничтожит весь мир или если Сара Джакоби и ее убийцы доберутся до меня. На мгновение я даже подумал: а вдруг Сара Джакоби права? Вдруг мир действительно катится под откос из-за нас, Кейнов, а если нас не будет, все сразу пойдет на лад?

Чувство беспомощности навалилось на меня такой тяжестью, что я даже задумался – не воззвать ли к помощи Гора. Мне бы сейчас не помешало приобщиться к отваге и уверенности бога войны. Правда, я тут же заподозрил, что впускать сейчас в свою голову мысли Гора – не лучшая идея. В моей душе и так царил такой раздрай, что только чужих советов и понуканий мне не хватало.

– Узнаю это выражение, – проворчала Зия, внимательно глядя на мое лицо. – Ты не должен винить себя, Картер. Если бы не вы с Сейди, Апоп уже погубил бы всю землю. А пока у нас остается надежда.

План Б, подумал я. Если мы не сумеем разгадать тайну теней и как их можно использовать в войне с Апопом, нам придется воспользоваться нашим запасным планом. Который, даже если он сработает, означает для нас с Сейди верную смерть. Но Зии я говорить об этом не собирался. Ей и без меня хватает неприятностей.

– Ты права, – сказал я. – Мы что-нибудь придумаем.

– К вечеру я вернусь обратно в Первый ном. Пришли мне тогда вызов, ладно? Нам нужно поговорить о…

Позади нее что-то загрохотало, словно кто-то волок по полу тяжелую каменную глыбу.

– Собек явился, – шепнула она. – Терпеть его не могу. Поговорим позже.

– Погоди, Зия, – позвал я. – А о чем поговорить?

Но поверхность масла уже затянуло тьмой, и лицо Зии пропало.

Я знал, что мне необходимо поспать. Но вместо этого я принялся мерить шагами комнату.

Спальни в Бруклинском Доме были очень уютные: удобные кровати, шикарные телевизоры, скоростной беспроводной Интернет, магически самопополняющиеся холодильники. Уборкой занималась целая армия зачарованных метелок, веников и швабр, которые умудрялись поддерживать чистоту без всяких усилий с нашей стороны. Шкафы всегда были полны чистой и выглаженной одежды как раз по размеру.

И все-таки я чувствовал себя в своей спальне как в клетке. Отчасти, наверное, потому, что моим соседом по комнате был павиан. Пусть Хуфу проводил в ней не так уж много времени (обычно он торчал в библиотеке с Клио или возился с малышней, которая охотно чесала его или выискивала блошек в его шерсти), но на кровати образовалось углубление в форме свернувшегося калачиком павиана, на тумбочке валялась коробка из-под его любимых хлопьев «Чирио», а в углу покачивалась подвешенная на веревке автомобильная покрышка. Эти «качели» устроила Сейди, вроде как в шутку, но Хуфу до того полюбил свою дурацкую покрышку, что мне не хватало духу от нее избавиться. Но главное – я как-то привык, что Хуфу все время рядом. И теперь, когда он большую часть времени пропадал внизу с ребятней, я скучал без него. Я все больше привязывался к нему, хотя иногда его соседство жутко меня раздражало. В общем, все получилось примерно как с моей сестрой.

(Да, Сейди. Конечно, ты ждала, что я так скажу.)

На мониторе моего ноутбука медленно сменялись картинки скринсейвера. Вот мой папа на раскопках в Египте, такой веселый и деловитый, в своей рабочей одежде хаки. Рукава закатаны, обнажая смуглые мускулистые руки, в которых он держит, демонстрируя фотографу, каменную голову фараона – обломок какой-то статуи. С бритой наголо головой и острой бородкой вид у улыбающегося папы озорной и лукавый.

Вот дядя Амос на эстраде джазового клуба играет на саксофоне – как всегда, неподражаемо элегантный в своих круглых темных очках, синей фетровой шляпе с низкой тульей и такого же цвета безупречно сшитом шелковом костюме. В волосах, заплетенных в мелкие косички, сверкают сапфировые бусины. Я никогда не видел своими глазами, чтобы дядя Амос выступал на сцене, но эту фотографию очень любил: на ней дядя выглядел таким счастливым и энергичным. Не то что в последние дни, когда ответственность за руководство Домом Жизни легла ему на плечи тяжким бременем. К сожалению, этот же снимок напомнил мне и об Энни Гриссом с ее скрипкой – такой жизнерадостной и веселой, еще не знающей, что ждет ее этим вечером.

Картинка сменилась. Теперь на экране появилась моя мама со мной на коленях. Я еще совсем маленький и смешной, с пышной шапкой волос на голове, за которую Сейди меня теперь все время дразнит. Мой голубой комбинезончик на фотографии весь заляпан пюре из батата. Я вцепился в мамины большие пальцы и испуганно вытаращил глаза – мама качает меня на коленях вверх-вниз, а мне это, похоже, не очень-то нравится. На моей физиономии ясно читается: «Снимите меня отсюда!» Волосы у мамы повязаны косынкой, и она, как всегда, очень красивая, даже в старенькой домашней майке и джинсах. Она улыбается и смотрит на меня так, словно я – самое чудесное, что есть в ее жизни.

Смотреть на эту фотографию было больно, но я все равно не отводил глаз.

Мне тут же вспомнилось, что сказала сегодня Сейди: что-то может случиться с душами умерших, так что мы рискуем никогда больше не увидеть маму, если потерпим поражение.

Я сделал глубокий вдох. Мой папа, мой дядя, моя мама – все они могущественные маги. И все пожертвовали очень и очень многим ради восстановления Дома Жизни.

При этом все они были старше, мудрее и сильнее, чем я или Сейди. Они изучали магию десятилетиями, а мы с сестрой – всего девять месяцев. Но именно нам предстояло сделать то, что до сих пор не удавалось никому из магов: победить самого Змея Апопа.

Я полез в шкаф и выволок оттуда свой старый дорожный чемодан. Самый простой, средних размеров чемодан из черной кожи, каких можно увидеть миллион в любом аэропорту. Столько лет я возил в нем свои пожитки по всему свету, путешествуя вместе с папой. Это он приучил меня жить так, чтобы не иметь вещей больше, чем можешь унести.

Я откинул крышку. Сейчас чемодан был пуст, если не считать одного-единственного предмета: вырезанной из красного гранита статуэтки в виде свернувшейся кольцами змеи с начертанными на ней иероглифами. Имя Апоп было перечеркнуто, а поверху были нанесены слова самых могущественных связывающих заклинаний. И все равно эта фигурка – изображение врага – была самым опасным предметом во всем доме.

Мы втроем, с Сейди и Уолтом, изготовили ее втайне от всех остальных (и вопреки категорическим возражениям Баст). Уолту мы решились довериться только потому, что рассчитывали на его мастерство в изготовлении амулетов. Даже Амосу мы ничего не сказали, потому что не сомневались: такой опасный эксперимент он точно бы не одобрил. Всего одна ошибка, малейшая неточность в заклинании – и из орудия уничтожения Апопа эта статуэтка может превратиться во врата, открывающие Змею свободный доступ в Бруклинский Дом. Но мы обязаны были рискнуть. Если мы в ближайшее время не отыщем другой способ победить Змея, нам с Сейди придется воспользоваться красной статуэткой для приведения в действие плана Б.

– Глупая затея, – произнес чей-то голос у меня на балконе.

Я резко обернулся. На перилах сидел голубь. С виду самый обычный городской сизарь, но в его взгляде – бесстрашном и даже слегка угрожающем – было что-то очень уж не голубиное. Голос тоже звучал более воинственно, чем обычно ожидаешь от голубки – птицы мира. Впрочем, я сразу его узнал.

– Гор, это ты? – спросил я на всякий случай.

Голубь быстро кивнул.

– Можно мне войти?

Я знал, что он спрашивает не просто из вежливости. Наш особняк был защищен мощными чарами, позволяющими держать на удалении самых разных вредителей, от грызунов и термитов до египетских богов.

– Даю тебе разрешение войти, – произнес я полагающуюся формулу, – бог Гор, в обличье… гм… голубя.

– Благодарю. – Голубь слетел с перил на пол и проковылял в комнату.

– А почему ты в таком виде? – поинтересовался я.

Гор взъерошил перья.

– Вообще-то я хотел найти сокола, но в Нью-Йорке они, похоже, большая редкость. Но мне нужно было что-нибудь с крыльями, и я решил, что голубь подойдет. Они ведь хорошо приспособлены к городской жизни, не боятся людей. И они очень благородные птицы, как тебе кажется?

– Точно, – кивнул я. – Благородные. Это первое слово, которое приходит на ум, когда думаешь о голубях.

– В самом деле, – одобрительно покивал Гор.

Видимо, в Древнем Египте такого понятия, как сарказм, попросту не существовало. По крайней мере, Гор никогда его не распознавал. Он вспорхнул на кровать и принялся клевать крошки «Чирио», оставшиеся от трапезы Хуфу.

– Эй, – всполошился я. – Только не вздумай нагадить на мою постель…

– О, прошу тебя. Боги войны не гадят на чьи-то одеяла. Ой… ну разве что изредка…

– Ладно, проехали.

Гор вспрыгнул на край чемодана и, наклонив головку, посмотрел на статуэтку Апопа.

– Это опасно, – сказал он. – Очень опасно, Картер.

Я ничего ему не рассказывал о нашем плане Б, но не удивился, что он в курсе. Нам с Гором частенько приходилось обмениваться мыслями. Чем полнее я овладевал умением пользоваться его силой, тем лучше мы понимали друг друга. Правда, у пользования божественной магией был один серьезный побочный эффект: я не всегда мог разорвать возникающую между нами связь по собственному желанию.

– Это запасной вариант, – буркнул я. – Мы пытаемся найти другой способ.

– Ах да, вы же искали свиток, – припомнил он. – Тот самый, последняя копия которого сгорела сегодня в Далласе.

Я еле удержался, чтобы не прихлопнуть паршивую птицу крышкой чемодана.

– Верно. Но Сейди добыла некий ящик с тенью и думает, что он может нам пригодиться. Ты случайно не знаешь, как можно использовать тени против Апопа?

Голубь отрицательно покрутил головой.

– Нет, не думаю. У меня, знаешь ли, довольно прямолинейные представления о магии. Мой рецепт победы прост: разить врагов мечом, пока они все не полягут. Если они снова восстают, значит, разить их снова. При необходимости повторить. Кстати, с Сетом это сработало.

– И сколько лет тебе на это понадобилось?

Голубь уставился на меня своими пронзительными глазками.

– К чему ты клонишь?

Я решил не спорить. В конце концов, Гор – бог войны. Он любит и умеет сражаться, но у него ушло много лет, чтобы одолеть Сета, бога зла. А ведь Сет – просто мелочь по сравнению с Апопом, первозданной силой Хаоса. Так что бросаться на Апопа с мечом бессмысленно.

Я подумал о том, что недавно услышал в библиотеке от Баст.

– А Тот много знает о тенях? – спросил я.

– Может, и знает, – проворчал Гор. – Тот только на то и годится, чтобы копаться в своих затхлых старых свитках. – Он снова поглядел на фигурку змеи. – Занятно… я тут только что вспомнил. В прежние времена египтяне обозначали слова «статуя» и «тень» одним иероглифом, потому что и то и другое представляет собой уменьшенное подобие живого существа. Они называли их «шеут».

– Что ты пытаешься сказать?

Голубь снова взъерошился.

– Нет-нет, ничего. Просто пришло на ум. Посмотрел на статуэтку, а тут ты как раз заговорил о тенях…

У меня между лопатками пробежал холодок.

Тени… статуи…

Весной мы с Сейди видели, как старый Верховный Чтец, Дежарден, провел обряд экзекрации Апопа. Этот обряд очень опасен, даже если применять его против обычных демонов. Он подразумевает уничтожение статуэтки или другой уменьшенной копии намеченной жертвы, которое влечет за собой полное и необратимое уничтожение самой жертвы, полное стирание ее с картины мира. Энергия этого заклинания такова, что стоит допустить малейшую ошибку, и все вокруг взорвется – включая и самого мага.

Тогда, в Нижнем мире, Дежарден использовал для экзекрации Апопа самодельную фигурку змеи. После прочтения заклинания Верховный Чтец умер, отдав всю свою силу, и при этом ему удалось всего лишь временно загнать Апопа поглубже в Дуат.

Мы с Сейди надеялись, что если мы используем статуэтку, обладающую большей магической силой, и если будем работать над заклинанием вместе, то сможем уничтожить Апопа окончательно, или по крайней мере отправим его в такие глубины Дуата, из которых он никогда не выберется.

Таков был план Б. При этом мы оба прекрасно сознавали, что столь могущественное заклинание потребует всего нашего магического резерва, а значит, будет стоить нам жизни. Если только мы не отыщем другого способа победить Змея.

Статуи и тени, тени и статуи.

В моей голове постепенно забрезжил план В – до того безумный, что я не отваживался облечь его в слова.

– Гор, – осторожно спросил я, – а у Апопа есть тень?

Голубь заморгал глазками-бусинками.

– Что за вопрос! А почему ты вдруг… – Он наклонил голову вбок и покосился на статуэтку одним глазом. – О… О. А что, пожалуй, это толковая идея. Абсолютно безумная, конечно, но толковая. Ты думаешь, в том варианте «Книги повержения Апопа», который написал Сатни и который так старательно уничтожал Апоп… думаешь, в нем содержалось тайное заклинание для…

– Не знаю, – отрезал я. – Об этом стоит спросить Тота. Может, он что-нибудь знает.

– Может, – неохотно согласился Гор. – Но я по-прежнему считаю, что лучший способ борьбы – это лобовая атака.

– Ну конечно. Это твой метод.

Голубь важно кивнул.

– Мы с тобой оба наделены большой силой. Мы могли бы объединиться, Картер. Сосуществовать в одном теле, как раньше. Мы могли бы вместе повести на бой армии богов и людей и поразить Змея. Объединившись, мы будем править всем миром.

Наверно, эта идея звучала бы куда заманчивей, если бы ее озвучил могучий бог-воитель, а не жирная неопрятная птица с клювом, облепленным крошками от хлопьев. Лично мне бы не хотелось, чтобы миром правил такой вот голубь.

– Мы еще вернемся к этому, – уклончиво ответил я. – Но сначала я хотел бы пообщаться с Тотом.

Гор пренебрежительно фыркнул, тряхнув крыльями.

– Его можно найти все там же, в Мемфисе, на этом его дурацком стадионе. Но если он действительно так тебе нужен, лучше поторопиться.

– А что такое?

– Как раз с этим я к тебе и пришел, – сообщил Гор. – Отношения между богами все больше осложняются. Апоп сеет между нами раздоры и стравливает нас друг с другом, точь-в-точь как он делает это с магами. Тот пострадал одним из первых.

– Как это – пострадал?

Голубь нахохлился и выпустил из клюва струйку дыма.

– Ох. Кажется, мой носитель вот-вот самоуничтожится. Лучше мне покинуть его как можно скорее. Действуй быстрее, Картер. Мне стало трудно поддерживать единство среди богов, и старик Ра не способствует укреплению нашего духа. Если мы не соберемся повести наши армии в бой как можно скорее, мы можем остаться и вовсе без армий.

– Но…

Икнув, голубь выпустил очередное дымное облачко.

– Мне пора. Счастливо.

Гор шумно замахал крыльями и неуклюже вылетел в окно, оставив меня наедине со статуэткой Апопа и несколькими серыми перышками на одеяле.

В ту ночь я спал крепче, чем мумия. Это была хорошая новость. А плохая заключалась в том, что Баст растолкала меня только после полудня.

– Почему ты не разбудила меня раньше? – негодовал я. – У меня же столько дел!

Баст развела руками:

– Так настояла Сейди. Прошлая ночь у вас выдалась нелегкая, и она сказала, что тебе нужно как следует выспаться. Ну а я, будучи кошкой, очень высоко ценю целительные свойства крепкого сна.

Как бы я ни злился, в глубине души все-таки стоило признать, что Сейди права. Прошлым вечером я потратил кучу магической энергии, да и лег очень поздно. Так что не исключено – просто как предположение, – что сестрой действительно двигала искренняя забота обо мне.

(Но судя по тому, какие она сейчас корчит рожи, это вряд ли.)

Я принял душ и оделся. К тому времени, как остальные ребята вернулись из школы, я уже почти почувствовал себя человеком.

Да-да, я сказал «школа». Самая обычная школа, как у всех. Всю весну мы занимались с нашими учениками сами, но с началом осеннего семестра Баст решила, что некоторая доза обычной жизни, которой живут простые смертные, пойдет ребятам на пользу. Теперь дневное время они проводят в ближайшей школе в Бруклине, а магию изучают после уроков и по выходным.

Я единственный не стал участвовать в этой затее. Я всю жизнь был на домашнем обучении и привык заниматься самостоятельно. И к тому же решил, что мне и так с головой хватает дел Двадцать Первого нома. Прибавить к этому еще какие-то раздевалки, расписания уроков, учебники, столовскую еду, задания и прочие школьные радости будет уже чересчур.

Можно было ожидать, что остальные начнут жаловаться на такую несправедливость. Особенно Сейди. Но оказалось, что нормальная школьная жизнь всем пошла только на пользу. Девчонки радовались, что у них стало больше подружек (и меньше неотесанных придурков, которые за ними увиваются – так они сказали). Мальчишки получили возможность заниматься спортом в настоящих командах, а не один на один с Хуфу, используя вместо баскетбольных корзин приколоченные к стене статуи с обручем на голове. Ну а Баст откровенно радовалась, что в доме стало тихо и спокойно и можно в свое удовольствие подремать на солнышке, растянувшись на полу.

Одним словом, к тому времени, когда все вернулись домой, я уже успел как следует обдумать вчерашние разговоры с Зией и Гором. План, который зародился у меня ночью, по-прежнему казался мне безумным, но я решил, что ничего лучшего у нас в запасе не имеется. После того как мы коротко обсудили его с Сейди и Баст (то, что они сразу с ним согласились, встревожило меня сильнее, чем самые яростные возражения), настала пора посвятить в него остальную нашу команду.

Пообедать мы собрались на веранде. Это очень приятное место: от ветра его защищают невидимые щиты, с высоты открывается потрясающий вид на Ист-Ривер и Манхэттен. Еда на столе появлялась сама собой, магическим образом, и всегда получалась очень вкусной. И все-таки я не любил здесь есть. На протяжении девяти месяцев, которые мы прожили в Бруклинском Доме, все значительные собрания проводились именно тут, из-за чего обеденный стол невольно ассоциировался у меня с неприятностями.

Мы наполнили свои тарелки у буфетной стойки и расселись. Наш сторож, крокодил-альбинос по имени Филип Македонский, весело плескался в бассейне. Не все из нас легко привыкли к тому, чтобы принимать пищу в соседстве с двадцатифутовым крокодилом, но Филип был безупречно воспитан и не причинял никаких неудобств. Сам он питался исключительно ветчиной, сбившимися с пути чайками и, при случае, враждебными монстрами, которые имели наглость врываться в наше жилище.

Баст, по обыкновению, заняла место во главе стола, мурлыча над банкой кошачьего корма с тунцом. Мы с Сейди уселись напротив нее. Хуфу где-то возился с малышней, несколько новичков, прибывших к нам недавно, остались в доме – делали уроки или разучивали заклинания. Но основная наша команда, двенадцать учеников возрастом постарше, собралась здесь.

Учитывая, какой катастрофой обернулась минувшая ночь, все были в странно приподнятом настроении, так что я про себя только порадовался, что они еще не знают про угрозы Сары Джакоби. Джулиан раскачивался на стуле, ухмыляясь без видимых причин. Клио и Жас о чем-то оживленно шептались и хихикали. Даже Феликс, похоже, оправился от пережитого в Далласе потрясения и теперь старательно лепил из картофельного пюре миниатюрных шабти в виде пингвинов, тут же оживляя их.

Один только здоровяк Уолт с хмурым видом ковырялся в тарелке, на которой не было ничего, кроме трех кусочков морковки да кучки мармеладин «Джелл-О» – наверняка по настоянию Хуфу. Наш павиан был убежден, что «Джелл-О» – лучшее лекарство от всех недугов. Заметив напряженное выражение глаз Уолта и скованность его движений, я догадался, что сейчас он чувствует себя еще хуже, чем ночью.

– Слушай, что происходит? – негромко спросил я, повернувшись к Сейди. – У всех такой вид…

Сейди воззрилась на меня.

– Все время забываю, что ты не ходишь в школу. Картер, ведь сегодня вечером бал! Приглашены еще три школы. Не могли бы мы провести это совещание побыстрее, а?

– Ты шутишь, – оторопел я. – Я тут составляю планы, как избежать конца света, а ты переживаешь, что мы можем опоздать на школьные танцульки?

– Я говорила тебе про этот бал сто раз, – разгорячилась она. – К тому же нам всем не помешает немного поднять настроение. Давай уж, излагай свой план. Некоторым из нас еще нужно решить, что надеть.

Я уже открыл рот, чтобы возмутиться, но заметил, что все остальные смотрят на меня выжидающе.

– Ладно, – начал я, прочистив горло. – Знаю, сегодня у вас бал, но…

– В семь часов, – вставила Жас. – И ты тоже пойдешь на него, правда?

Она улыбнулась. Неужели она… флиртует со мной?

(Сейди только что обозвала меня тормозом. Эй, у меня голова вообще-то другим была занята!)

– Гм… тем не менее, – продолжил я. – Нам нужно поговорить. Обсудить то, что произошло в Далласе… и еще кое-какие события.

Ребята тут же посерьезнели, смешки прекратились. Они внимательно выслушали мой рассказ о нашем походе в Пятьдесят Первый ном и о том, как была уничтожена «Книга повержения Апопа» и найден ларец с тенью. Еще я рассказал им о послании Сары Джакоби, в котором она требовала моей капитуляции, и о смуте среди богов, о которой поведал Гор.

Потом слово взяла Сейди, рассказав о своей странной встрече с лицом на стене, двумя божествами и призраком нашей мамы. Под конец она высказалась, что, мол, нутром чует – лучший способ победить Апопа каким-то образом связан с тенями.

Клио робко подняла руку.

– То есть… мятежные маги вынесли вам смертный приговор. Боги ничем нам не помогут. Апоп готов восстать в любой момент, а последний свиток, который мог его сдержать, безвозвратно уничтожен. Но нам не стоит волноваться, потому что у нас есть пустой ящик и смутные предчувствия насчет теней. Я все правильно поняла?

– Ух ты, Клио, – восхитилась Баст. – Рассуждаешь как настоящая кошка!

Я уперся ладонями в стол. Вот сейчас черпнуть бы чуть-чуть от силы Гора и разнести его одним ударом в щепки… Однако я сомневался, что, отведя таким образом душу, укреплю свою репутацию спокойного и собранного руководителя.

– Это не просто смутное предчувствие, – сказал я. – Послушайте, вы же все знаете, что такое экзекрация, верно?

Крокодил Филип сердито фыркнул и шлепнул хвостом по воде с такой силой, что обеденный стол окатило дождем брызг. Магические существа терпеть не могут разговоров об экзекрации.

– Ребята, но вы же не можете провести обряд экзекрации над Апопом, – сказал Джулиан, стряхивая капли со своего сэндвича с запеченным сыром. – Он же здоровенный. Дежарден вон попробовал… и умер.

– Знаю, – отозвался я. – При обычном обряде экзекрации маг уничтожает статуэтку, изображающую врага. Но если бы, скажем, удалось сделать заклинание более действенным… например, уничтожив более близкое магическое подобие Апопа?

Уолт резко подался вперед, внезапно заинтересовавшись.

– Ты имеешь в виду его тень?

Феликс так поразился, что выронил ложку, случайно раздавив одного из своих пингвинчиков.

– Погодите… что?

– Мне эту идею подал Гор, – сказал я, – когда упомянул, что в древности статуи и тени назывались одним и тем же словом.

– Но ведь это имеет скорее символический смысл, – заметила Элисса. – Разве не так?

Баст отставила опустевшую банку из-под кошачьего корма. Видно было, что разговор о тенях ее по-прежнему нервирует, но когда я объяснил ей, что в противном случае нас с Сейди ждет смерть, она согласилась поддержать наш новый план.

– Возможно, не только символический, – заговорила она. – Впрочем, я не специалист по экзекрации, мерзкое это дело. Но нельзя исключить, что исходно в этом обряде использовали не статуэтку, а тень врага, то есть важную часть его души.

– Таким образом, – вмешалась Сейди, – мы могли бы провести экзекрацию Апопа, уничтожив вместо статуэтки его подлинную тень. Разве не здорово?

– Бред какой-то, – буркнул Джулиан. – Как можно уничтожить тень?

– Не такой уж и бред, – сказал Уолт, рассеянно отгоняя картофельного пингвина от своего мармелада. – Вся симпатическая магия как раз и основана на том, чтобы воздействовать на основную мишень с помощью ее уменьшенного подобия. Вполне возможно, что изначально магические статуэтки, изображающие людей или богов, действительно содержали в себе их шеут. Существует ведь множество историй о том, как души богов, вселялись в статуи. И если тень можно запереть в глиняной фигурке, как в ловушке, то потом ее наверняка можно уничтожить.

– А ты можешь сделать такую статуэтку? – спросила Элисса. – Такую, которая могла бы вместить тень… самого Апопа?

– Возможно. – Уолт бросил на меня быстрый взгляд. Большинство сидящих за столом не подозревали, что мы уже изготовили статуэтку, предназначенную для этой самой цели. – Но даже если я ее сделаю, нам все равно понадобится найти саму тень Змея. Да и магия, с помощью которой эту тень можно изловить и уничтожить, наверняка очень сложная.

– Найти тень? – Малыш Феликс нервно хихикнул, как будто все еще надеялся, что мы шутим. – А разве она не должна быть, ну… прямо под ним? И как ее можно изловить? Наступить на нее? Или посветить на нее фонариком?

– Все может оказаться куда сложнее, – вздохнул я. – Тот древний маг, Сатни, который написал собственную версию «Книги повержения Апопа»… я думаю, что он создал особое заклинание, позволяющее изловить и уничтожить тень. Вот почему Апоп так стремился поскорее сжечь все копии свитка Сатни. Он хотел скрыть свою тайну… свое уязвимое место.

– Но ведь свитка больше нет, – пискнула Клио.

– Зато есть кое-кто, кого мы можем расспросить, – сказал Уолт. – Тот. Уж если кто знает ответы на наши вопросы, то это он.

Напряжение, сгустившееся за столом, немного спало. Что ж, по крайней мере мы подали нашим ученикам хоть какую-то надежду, даже если шансов на успех совсем мало. Я лишний раз порадовался, что у нас есть Уолт. Благодаря его мастерству в создании магических предметов нам, может быть, удастся связать тень со статуэткой, а его уверенность поддержит дух нашей команды.

– Нужно навестить Тота как можно скорее, – сказал я. – Сегодня же вечером.

– Ага, – кивнула Сейди. – Только после бала.

Я уставился на нее, не веря своим глазам.

– Ты что, серьезно?

– Еще как, мой дорогой братец. – Она озорно ухмыльнулась, и на мгновение я заподозрил, что если добром меня уговорить не получится, то Сейди не раздумывая пустит в ход мое тайное имя. – Сегодня вечером мы все идем на танцы. И ты тоже, учти.