Тень Травы

1

Упругая гибкая ветка больно хлестнула по лицу. Алеан ругнулся, пнул дерево ногой и потерял несколько с таким трудом найденных в сумерках сухих веток. Нагибаться за ними не было никакого желания. Кроме того, Алеан чувствовал, что дико зол. И вовсе не на сумерки и не на ударившую его ветку – это было бы просто глупо – он был зол на своего брата, а в большей степени на себя самого. Алеан никак не мог поверить в то, что Берг, которого он считал образцом для подражания, оказался таким же мелочным, эгоистичным мерзавцем, как и все те, с кем ему приходилось общаться. Вся беда была в том, что до отлёта Алеан даже представить себе не мог, что всё так обернётся.

Мрачный, он вышел на поляну, где весело потрескивал уже изрядно уменьшившийся костёр, вокруг которого расположилась компания из четырёх человек. Все мужчины: Александр Доу, Хайджелл Фитт, прозванный Рыжим за огненную шевелюру, Виктор Бережной и Берг. Алеан был пятым. Шестую фигурку, скрученную верёвками, человеческой можно было назвать весьма условно. Правда, Берг и его приятели вообще не считали, что этому существу присуще что-либо человеческое, даже разум, хотя это было далеко не так. Алеан шумно бросил хворост на землю и демонстративно уселся подальше от Берга. Это не прошло незамеченным, и Берг снова сделал попытку втолковать младшему брату всю абсурдность его лояльного отношения к тахеанским аборигенам и, в частности, к их представителю, который сидел в стороне от костра, нещадно скрученный верёвками. Вернее, сидела, так как даже сумерки не могли скрыть того, что это женщина.

Алеан фыркнул в ответ на тираду уже изрядно захмелевшего от прихваченного с собой джина Берга, отрезал кусок мяса от жарившейся над костром туши и принялся есть, искоса поглядывая на пленницу. Юноше подумалось, что тахеанка могла проголодаться, но так как он понятия не имел, что едят эти… люди, то ограничился тем, что протянул ей флягу с водой.

Этот поступок вызвал взрыв хохота со стороны остальных. Алеан чертыхнулся. Он совсем упустил из виду то, что у пленницы связаны руки. Но пока он раздумывал, напоить ли её самому или на время освободить ей руку, чтобы она напилась, что-то похожее на змею обвилось вокруг фляги и рвануло её из рук Алеана. Парень на мгновение опешил, а Берг и компания перестали ржать – пленница пила, делая большие глотки, держа флягу… хвостом.

Вдруг раздался выстрел, фляга отлетела в сторону, а из уголка губ тахеанки скатился светло-красный ручеёк крови, проложил дорожку по острому подбородку и упал на грудь. Рядом, как чёрт из котомки, появился Алекс и наотмашь ударил пленницу по лицу. Тахеанка упала.

– Вот дрянь! – как выплюнул Алекс и вернулся к своему месту костра.

Тахеанка лежала в траве, не шевелясь и не моргая. Её тонкое тело было так неподвижно, что сливалось с тенями сумерек. Только странно блеснули глаза, когда Алекс обругал её. И этот чужой взгляд, направленный почему-то не на обидчика, а на Алеана, казалось, пронзил насквозь. Юноше стало не по себе, словно это он ударил тахеанку, и сердце сжалось от жгучего стыда и бессилия.

– Зря это, – произнёс он, но никто не услышал, так как вся честная компания состязалась в умении ругать этих грязных, безмозглых выродков, этих тахеанских обезьян.

Долгий день давал о себе знать, и постепенно разговоры утихли. Оставив Виктора в роли стража, все улеглись и заснули довольно быстро. Бережной некоторое время держался молодцом, но выпитый за день джин и тепло костра действовали слишком расслабляюще, чтобы продолжать бодрствовать.

Алеан спал спокойно до тех пор, пока ему не привиделся во сне тот странный, обжигающеострый взгляд тахеанки, её раскосые глаза с отражёнными в них тенями чуть покачивающейся травы. Юноша сел так резко, что хрустнуло где-то в пояснице, и посмотрел на пленницу: та всё так же лежала, не спала, её глаза были широко открыты – она смотрела на него. На какое-то мгновение Алеану больше жизни захотелось, чтобы тахеанка отвела глаза…

Огромные, как луны…

Серые, как осеннее небо…

Как туман…

Как тени сумерек…

Алеан провёл ладонью по лицу, словно стирая наваждение, но вместо желаемого облегчения…

«Может, я сплю?»

Звуки, которыми полнилась инопланетная ночь, словно сгустились и растянулись во времени. Шорох? Шелест? Шёпот… Тихое шушуканье в чернильных провалах теней, что казались живыми то ли от мечущихся сполохов почти угасшего костра, то ли от странно колеблющегося вокруг поляны воздуха, с запахом прелой травы, росы, сухой лаванды и, почему-то, ванили. Что-то шевельнулось там, на грани видимого. Налетел шелестящий вихрь…

Алеан вдруг ясно, как на стереоэкране, увидел себя со стороны. Он, да- да, он склонился над тахеанкой и, оглядываясь на спящих товарищей, разрезал верёвки своим «Скаутом». Лезвие ножа как-то неестественно ярко блестело в тусклом свете угасающего костра. Губы тахеанки шевелились.

Вспышка… Боль…

Что-то противно-тёплое, стекающее по коже под рубашкой…

Неясный гул голосов…

Мягко наваливается на плечи тяжесть. Темнота заботливо, как мать, укутывает сознание.

Губы тахеанки, что-то шепчущие.

И огромные раскосые глаза, с колеблющимися в них тенями травы.

И темнота.