Роковой обет

В Мей Форстер были влюблены чуть ли не все молодые люди нашего городка. И действительно, Мей была девушкой замечательной — умной, хорошенькой и веселой. И к тому же — богатой. Она была одинаково приветлива и с рабочими из окрестных ферм, и с сыновьями местных помещиков. Я бы и сам с радостью сделал ей предложение, если бы у меня была хоть малейшая надежда на то, что она скажет «да». Но я был убежден, что она выйдет замуж обязательно за какого-нибудь блистательного аристократа, невероятно красивого и сказочно богатого. Так что я даже и не пытался за ней ухаживать, хотя большинство моих друзей предпринимали такие попытки. И самым настойчивым среди них был Джон Чаррингтон.

Мысль, что Мей Форстер пойдет замуж за Джона Чаррингтона, вызывала у меня усмешку. Он был неплохим парнем, но малорасторопным и внешне неказистым. Но чем он отличался, так это упорством, а точнее — упрямством. Если Джон хотел чего-то, он, как правило, этого добивался. Знаете, есть такие собачки — терьеры — маленькие, но настырные. Джон никогда не сдавался. Он упорно стоял на своем, что бы ему ни говорили друзья и родные.

Первый раз он сделал ей предложение, когда ему исполнился двадцать один год. Она отказала. Через два года он снова сделал ей предложение. Она опять отказала. А когда он в третий раз попросил ее руки — это случилось в тот год, когда он купил себе небольшую ферму, — Мей не только ему отказала, но и попросила впредь не докучать ей подобными предложениями. И еще она прибавила, что ей очень не хотелось бы задеть его чувства, но она скорее согласится жить на необитаемом острове, чем выйти за него замуж.

Бедный старина Джон! Мы все немного жалели его, хотя, в сущности, он сам виноват. Не любит — значит, не любит. Надо просто с этим смириться, а не выставлять себя посмешищем.

Спустя несколько месяцев Джон заглянул в трактир на постоялом дворе, где мы частенько собирались теплой компанией в субботние вечера. В последнее время он ходил унылый и мрачный, но в тот вечер был явно доволен собой.

— Что ты делаешь в субботу четвертого сентября? — спросил он меня.

— Понятия не имею, — отозвался я. — До сентября еще столько времени.

— Я хотел бы тебя кое о чем попросить.

— О чем?

Его обычно угрюмое лицо озарилось лучезарной улыбкой.

— Так о чем ты хочешь меня попросить?

— Будешь шафером у меня на свадьбе?

Справившись с первым потрясением, я крепко пожал ему руку и объявил радостную новость собравшимся:

— Джон собрался жениться!

Все зашумели, как это обычно бывает. К нему подходили, хлопали по плечу, а кто-то даже направился к стойке бара спросить, не найдется ли здесь шампанского. Я был искренне рад за Джона, потому что меня не раз уже посещали мысли о том, что он выставляет себя полным дураком, увиваясь вокруг неприступной Мей Форстер. «Да ты посмотри, сколько девушек вокруг! Выбирай любую», — постоянно твердил я ему. На что Джон отвечал с некоторым даже апломбом: «Нет, Питер, есть только одна». Но теперь, похоже, он все-таки образумился.

Нашлось и шампанское. Я сам открывал бутылку, предварительно встряхнув ее. Все смеялись, подставляя бокалы под пенную струю.

— А кто счастливая избранница, Джон?

— Мей Форстер.

На мгновение над столом нависла тишина, а потом мы все расхохотались. Джон не часто шутил. Но уж если он отпускал шутку, она получалась действительно достойной.

— Но это правда! — воскликнул он.

— Я, наверное, ослышался, — сказал я.

— Ничего ты не ослышался. — Джон нахмурился, как будто не понимая, как у меня вообще могли возникнуть какие-то сомнения на этот счет. — Я всегда говорил, что женюсь на Мей Форстер. Или нет?

— Говорил, но…

— Свадьба назначена на субботу, четвертое сентября.

Мы вновь зашумели и принялись хлопать его по плечу, как будто женитьба именно на Мей Форстер, а не на ком-то еще заслуживала дополнительной порции восторженных поздравлений.

— И что она в тебе нашла, Джон? — спросил Джеймс Гилс с некоторым напряжением в голосе. Когда-то он тоже сватался к Мей и получил от ворот поворот.

— А ты разве не понимаешь?

— Нет, — ошарашенно отозвался Джеймс, вызвав у нас новый взрыв смеха.

Честно сказать, я тоже не понимал. У Джеймса было все, чего у Джона не было и в помине: проницательный ум, чувство юмора и весьма неплохие внешние данные. И было действительно странно, что Мей предпочла ему Джона, человека невзрачного и заурядного. И — уж если на чистоту — даже занудного.

— Хорошо, я скажу тебе. — В голосе Джона было что-то настолько таинственное, что все мы невольно подались вперед и замерли, словно в ожидании божественного откровения. — Я никогда не отступаюсь. Ни-ко-гда.


Всю последующую неделю я часто думал о Джоне и Мей. Меня не покидало чувство, что Мей совершает большую ошибку. Выйти замуж за человека лишь потому, что он так настойчиво добивается твоей руки… Мне это казалось нелепым. Где любовь? Где безумная страсть, наконец? Как они собираются жить вместе до конца дней своих? Но, увидев Мей, я перестал задавать себе эти вопросы.

Когда я поздравил ее, она смущенно зарделась, словно школьница, и в глазах у нее заблестели слезы счастья — да-да, слезы — как будто она не могла поверить, что выходит замуж за такого замечательного человека. Я расстался с ней, убежденный, что она просто боготворит своего жениха.

В те же дни произошло еще одно событие, которое представило мне Джона в совершенно новом свете. Был чудный летний вечер. Я возвращался домой из трактира, где мы с приятелями душевно провели время. Почему-то я решил срезать путь и пройти прямиком через погост. Я перелез через ограду и пошел средь могил.

И тут я увидел Мей. Она сидела на плоском могильном камне. Мягкий вечерний свет омывал ее лицо и искрился в роскошных рыжевато-каштановых волосах. Она была так потрясающе красива, что я встал как вкопанный и уставился на нее во все глаза. Джон полулежал на траве у ее ног. Ее лицо светилось такой нежностью и любовью, что меня охватило пронзительное сожаление — сожаление о том, что любит она не меня.

— Любимая, — донеслись до меня слова Джона. — Нас никто с тобой не разлучит! Ради тебя я восстану из мертвых, если так будет нужно!

Я и не подозревал, что он способен на столь страстные чувства. Тронутый до глубины души, я поспешил прочь, пока влюбленные меня не заметили. Если до этого у меня и оставались сомнения, то теперь все сомнения рассеялись: эти двое безумно любили друг друга.


Лето прошло, и настала осень. Близился день свадьбы. За два дня до назначенного срока мне пришлось спешно уехать по делам в Оксфорд. Поезд опаздывал. Я стоял на перроне, поглядывал на часы и ругался себе под нос, как вдруг увидел Джона и Мей. Рука об руку они прогуливались по дальнему концу перрона, настолько поглощенные друг другом, что не замечали ничего вокруг. Я не хотел им мешать: уткнулся в газету и стоял так до тех пор, пока не прибыл поезд. Джон сел в поезд, а Мей осталась стоять на перроне.

Я прошел по нагонам и разыскал Джона.

— Здравствуй-здравствуй, — поприветствовал он меня.

— Куда ты собрался? — спросил я.

— Хочу навестить мистера Банбриджа, своего крестного.

Он высунулся в окно и возобновил разговор с Мей.

Я увидел, что ее глаза покраснели и припухли от слез, и вновь подивился — не без оттенка зависти — силе ее любви.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — говорила она. — Через два дня наша свадьба, а ты уезжаешь. А если что-то случится?

— Ты думаешь, я позволю чему бы то ни было помешать нашей свадьбе? — отозвался он. — Это исключено. Пожалуйста, не волнуйся, Мей. Все будет хорошо.

Поезд тронулся.

— Не уезжай, — прошептала Мей с такой отчаянной мольбой в голосе, что, если бы я был на месте Джона, я бы не раздумывая выбросил свой чемодан в окно и сам прыгнул бы следом. Но Джон решил ехать. А если он что-то решил, переубедить его было уже невозможно.

— Я вернусь завтра! — выкрикнул он. — В крайнем случае в субботу утром! Обещаю тебе, на венчание я не опоздаю!

Поезд набирал скорость, и вскоре Мей превратилась в крошечную фигурку, застывшую на перроне в клубах пара.

— Мистер Банбридж очень болен, — угрюмо проговорил Джон, усаживаясь на место. — Он хочет увидеть меня. Он был всегда очень добр ко мне. И потом, я же сказал Мей, что обязательно вернусь к свадьбе.

— А что, если… А что, если мистер Банбридж умрет?

— В субботу у меня свадьба, и я буду на ней, живой или мертвый!

Джон раскрыл газету и принялся решать кроссворд. Через два часа, когда поезд уже подходил к Оксфорду, он разгадал всего несколько слов, но продолжал мучить кроссворд с завидным упорством.

— Пусть я месяц над ним просижу, но я его разгадаю! — с жаром воскликнул он.

Таков был Джон — в чем-то нелепый, а в чем-то даже достойный восхищения.

Когда я на следующий день вернулся из Оксфорда, я первым делом заехал к Джону. Я хотел убедиться, что он благополучно вернулся домой. Если ты собираешься быть шафером на свадьбе у друга и свадьба должна состояться завтра, тебе, естественно, хочется знать, на месте ли жених. Джона дома не оказалось, но меня там ждало письмо:

Питер,

Встреть меня на станции с коляской завтра в три часа дня.

Поеду в церковь прямо с вокзала. Пожалуйста, скажи Мей.

С уважением

Джон

В три часа дня! Он намеревался приехать за полчаса до венчания! С одной стороны, я был рад, что Джон сообщил мне о своих планах. Но с другой стороны, это коротенькое письмо ужасно меня разозлило. Мало ли что может случиться по дороге с вокзала до церкви. Да и поезд может опоздать. Джон не оставил себе никакого запаса времени. Лично я расценил это как неуважение к Мей.

Когда я сказал Мей, что мы с Джоном поедем в церковь прямо со станции, она ничем не выдала своего огорчения или раздражения.

— Он такой добрый, такой внимательный, — только и сказала она. — Он никогда бы не смог огорчить мистера Банбриджа. Только… Он ведь успеет, да, Питер?

Я, как мог, уверил ее, что все будет хорошо, хотя у меня самого были весьма серьезные сомнения на этот счет. Я попытался немного развеселить ее шутками и анекдотами о семейной жизни. Потом откланялся и пошел домой спать.


И вот настало четвертое сентября. Для меня это был долгий и суматошный день. Я встал очень рано. Все утро меня не покидала какая-то странная нервозность. Я буквально не мог усидеть на месте. Чтобы не ходить из угла в угол, я взялся читать книгу, но вскоре сообразил, что уже пять минут смотрю на одну и ту же страницу, не понимая ни слова из того, что читаю. Я вышел в сад. Я собирался дойти до теплицы, чтобы проверить, как растут овощи. Но потом у меня совершенно вылетело из головы, зачем я вообще вышел на улицу.

В саду я встретил старого Тома Стрингема. Он иногда выполнял у меня кое-какие мелкие работы. Боюсь, я был с ним резок и неприветлив. Я даже выбранил его за что-то, в чем он был не виноват.

— Хорошо, сэр, — отозвался он с таким кротким смирением, что мне стало стыдно.

— Прошу прошения, Том… Я не хотел вас обидеть. Просто я немного нервничаю из-за свадьбы.

— Я уверен, все будет в порядке, сэр. Вы подготовили свою речь?

— Да, да. За это я даже не переживаю. Меня больше волнует Джон. А что, если он опоздает?

— Зачем же вам волноваться за мистера Чаррингтона, сэр? У него своя голова на плечах.

— Это верно.

— Помяните мое слово, сэр Джон Чарринггон не опоздает.

— Да. Спасибо, Том.

— Всегда рад помочь, сэр. Удачно вам выступить с речью. Я, может, попозже и сам дойду до церкви.

— Тогда до встречи.

Я прибыл на станцию уже в половине третьего. Поскольку мы собирались ехать прямо на венчание, я был в цилиндре и во фраке. На меня с любопытством косились, но мне было все равно. Я даже не переживал о дожде, хотя в небе, на котором все утро не было ни облачка, сгущались зловещие тучи. Все мои мысли были заняты только одним: как бы не опоздал поезд Джона. Я не сводил глаз с циферблата стареньких часов, подвешенных над платформой. Мне казалось, что стрелки стоят на месте. Когда часы пробили три, я был взвинчен уже до предела.

Поезд опаздывал. Я встал на краю платформы и принялся напряженно вглядываться в даль. И вот наконец в поле зрения показались клубы пара, а потом и сам паровоз. Но он тащился так медленно, что я начал мысленно проклинать машиниста. Мне казалось, что поезд уже никогда не доедет до станции. Но он все же доехал. Теперь я мог уже не волноваться за Джона и начать беспокоиться о вещах, о которых положено беспокоиться в день свадьбы друга: не забыл ли я дома кольцо и хороша ли будет моя речь, которую я подготовил к приему, долженствующему состояться после венчания.

Двери вагонов открылись, выпуская пассажиров на платформу. Джона я не увидел, но на перроне творилось настоящее столпотворение, так что я не волновался. Толпа постепенно редела, но Джона все не было. Я уже начал тревожиться. Я все ждал, что он вот-вот появится, что все мои страхи напрасны, что он просто замешкался в купе…

Двери закрылись. Поезд тронулся. Джон так и не появился. Что же, выходит, на этом поезде он не приехал?! Я был просто взбешен. Какой же он идиот! Следующий поезд прибывает лишь через полчаса. Даже если мы загоним лошадей, мы все равно опоздаем в церковь, как минимум, на три четверти часа! Я обиделся не на шутку. Не за себя, а за Мей. По какому праву он так с ней обращается?!

Положение стало совсем уже отчаянным, когда прибыл следующий поезд. Джон не приехал и на нем. Я едва ли не бегом бросился к коляске.

— В церковь, быстро! — крикнул я кучеру.

Если до этого я был просто взбешен, то теперь меня трясло от ярости. Почему он не приехал? Может быть, заболел? Но тогда почему он не дал телеграмму? А вдруг с ним что-то случилось? Какое-нибудь несчастье? Я невольно поморщился, представив себе, что мне еще предстоит объясняться с Мей и ее родными, которые ждут нас у церкви.

Мы подъехали к церковным воротам в начале пятого. На небе клубились зловещие грозовые тучи. Меня удивило, что у дверей церкви стоит толпа возбужденных зевак. Впечатление было такое, что они дожидаются выхода счастливой, только что обвенчавшейся пары, чего, разумеется, быть не могло. Охваченный паникой, я бросился к ним. Меня встретили радостные восклицания: «А вот и шафер!», «Явился, не запылился!», «Лучше поздно, чем никогда!». В толпе стоял и мой садовник Том. Я подошел к нему, невольно желая оттянуть неприятный момент объяснения с Мей — ведь мне предстояло сообщить о том, что ее свадьба не состоится.

— Какая досадная неприятность! — шепнул я ему.

— Верно, сэр. Очень досадная. Но я уверен, что вы опоздали не по своей вине.

Я опоздал? Это Джон опоздал, а не я. Его не было на станции.

— Но он здесь, сэр.

Здесь?

— Да, сэр. Приехал точнехонько в половине четвертого. По мистеру Джону Чаррингтону можно сверять часы.

Меня охватил непонятный страх. Я не знал, что произошло, но у меня почему-то возникло чувство, что в том, что случилось, виноват только я и что я невольно расстроил свадьбу.

— Церемония, должно быть, уже завершилась, — продолжал Том. — Поскольку вас не было, они попросили быть шафером Джеймса Гилса.

У меня голова шла кругом. Том взял меня под локоть и зашептал мне в самое ухо, так чтобы его не услышал никто посторонний:

— Только между нами, сэр. Что-то здесь явно нечисто. И не потому даже, сэр, что вы, прощу прощения, опоздали. Но уж больно он странным был, мистер Чаррингтон.

— Вы о чем, Том?

— Мне показалось, что он был пьян.

Пьян?

— Да, сэр. Мне показалось, что он был очень пьян. Явился какой-то весь пыльный и грязный, как будто в канаве валялся. И лицо у него было бледным как мел. Да еще эта ссадина на лбу… Он прошел вот по этой самой дорожке, на которой вы сейчас стоите, и шагал как-то нетвердо. И смотрел прямо перед собой — этак, знаете, сосредоточенно, сэр. Весь белый, ну что призрак. Даже ни на кого не взглянул. Никому даже «здравствуйте» не сказал. А ведь он всегда очень приветливый и радушный.

Я в жизни не слыхал, чтобы Том говорил так долго. Но вот он, похоже, закончил, и я уже собирался пробраться в церковь и посмотреть, что происходит, но тут толпа заволновалась, и я понял, что сейчас выйдут молодожены. Крестьяне, стоявшие вдоль дорожки, уже приготовили рис, чтобы обсыпать им Джона и Мей. Раздался перезвон колоколов, возвещающий о состоявшемся венчании.

И вот молодые вышли. Джон выглядел просто ужасно — в точности так, как описал его Том, если не хуже. Он медленно прошел мимо. Я попытался поймать его взгляд, но он смотрел прямо перед собой. Он действительно походил скорее на призрака, чем на живого человека. Даже крестьяне замерли в нерешительности, не зная, бросать ли им рис. Всех неожиданно охватило какое-то странное напряжение. Сам воздух, казалось, был насыщен пронзительной безысходностью. И именно в это мгновение радостный перезвон свадебных колоколов затих, сменившись звоном единственного колокола, при звуках которого у меня замерло сердце. Это был скорбный и горестный звон. Звон погребальный… Я взглянул на Мей, которая шла, держа Джона под руку и опустив взгляд. Она вся дрожала, словно ее бил озноб. Ее лицо было мертвенно-бледным, почти как у Джона. Платье из белого шелка лишь подчеркивало эту бледность — и только каштаново-рыжие волосы выделялись ярким живым пятном. Мне показалось, что Мей не в себе.

А потом случилось такое! Из церкви выбежали звонари. Они выскочили, охваченные паникой, и устремились прочь, не разбирая дороги и расталкивая на ходу родственников жениха и невесты.

— Как вам не стыдно! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Это не мы! — отозвался один из них. — Мы не знаем, что происходит!.. Мы просто… Они сами звонят, колокола! Они сами! Там наверху никого нет!

Не обращая внимания на возникший переполох, Джон и Мей дошли до конца дорожки и сели в карету, которая должна была доставить их на свадебный банкет. Дверца за ними с громким стуком захлопнулась.

— Сохрани их Господь, — сдавленным шепотом выдохнул Том.

Толпа взорвалась криками. Кто-то молча ушел, испуганно крестясь. Рядом со мной оказался мистер Форстер, отец Мей.

— Если бы я увидел его до того, как он вошел в церковь, я бы немедленно все это прекратил, — пробормотал он. — И вы, Питер… Как вы могли допустить, чтобы он явился на собственное венчание в таком состоянии?! Почему вы опоздали?

— Прошу прощения, я…

— Впрочем, какая разница! Все равно ничего уже не изменишь.

Он отвернулся и пошел успокаивать свою жену, которая тихо плакала, стоя у входа в церковь.

Меня обуревали самые разные чувства: стыд и смущение из-за того, что я пропустил всю службу, и еще — панический страх за Джона и Мей. Я не понимал, что происходит. Впрочем, несмотря ни на что я собирался сделать все возможное для того, чтобы свадебное торжество прошло благополучно. Я принялся рассаживать гостей по каретам. Пора было ехать на праздничный обед.

Карета новобрачных тронулась с места первой, за ней потянулись и все остальные. Однако ехали мы так медленно, будто это был не свадебный кортеж, а унылая похоронная процессия. Сам я сидел во второй карете, вместе с родными Мей. Я высунулся из окна и крикнул кучеру головной кареты, чтобы он подхлестнул лошадей.

— Я стараюсь, сэр, правда, — озадаченно отозвался он. — Только лошади что-то упрямятся… Не желают идти быстрей, хоть ты тресни!

Мы решили обогнать новобрачных, и я сделал знак остальным, чтобы они последовали за нами. Мы рассудили, что, если гости приедут чуть раньше и встретят новобрачных у дома невесты, это поможет создать более праздничную и торжественную атмосферу, так что остаток дня пройдет с большим успехом, чем прошло само венчание.

Когда мы проезжали мимо головной кареты, я не смог удержаться и заглянул внутрь. Впрочем, я ничего не увидел — шторки были задернуты. Лошади действительно еле тащились. Кучер раздраженно тряс поводья. Было видно, что он разозлен. Однако лошади не обращали на него ни малейшего внимания. Их словно влекла какая-то неведомая сила. Это странное зрелище пробудило во мне — и не только во мне — еще большие смятение и тревогу.

И вот мы подъехали к дому Мей. Гости расположились на парадном крыльце и на подъездах к нему. Кое-кто пытался казаться веселым и радостным. Но в небе клубились зловещие грозовые тучи, и ничто не могло разогнать ощущения мрачной тяжести у меня на душе. Наоборот, оно только усилилось, когда карета новобрачных наконец подъехала к дому. Мы с мистером Форстером вышли вперед. Занавеска, задернутая прежде, теперь была отодвинута, и мы увидели… Мы не увидели ничего.

— Там же никого нет! — воскликнул мистер Форстер.

— Но я прямиком сюда ехал, сэр, — отозвался кучер. — И клянусь вам, никто из кареты не выходил.

Мистер Форстер открыл дверцу и застыл, потрясенно глядя на то, что предстало его взору. В самом дальнем углу, скорчившись на полу, сидела Мей. Она закрывала руками лицо и сквозь расставленные пальцы смотрела на нас — мимо нас — безумными, невидящими глазами. Джона в карете не было.

— Мей! — сдавленно выкрикнул мистер Форстер и, подхватив дочь на руки, вынес ее из кареты.

Она безвольно обвисла у него на руках. Лицо ее было бледным как смерть. В глазах застыл ужас. Это было лицо человека, заглянувшего за грань неведомого. Ни разу в жизни не доводилось мне видеть подобного опустошения и безысходности. Надеюсь, что не доведется и впредь. А ее волосы, ее роскошные рыже-каштановые кудри… они были белыми точно снег.

Оглушительный раскат грома разорвал гробовую тишину. А потом начался настоящий хаос. Мать Мей упала без чувств. В это мгновение с небес хлынул дождь. Сплошная стена воды. Кто-то истерично кричал, кто-то куда-то бежал. Все как будто обезумели, объятые ужасом. И посреди всей этой паники стояли мы с мистером Форстером — молчаливые и неподвижные как истуканы. Он держал дочь на руках, по щекам его текли слезы.

Кто-то несмело потянул меня за рукав. Я обернулся, стряхнув с себя оцепенение. Это был маленький мальчик, испуганный и озадаченный. В руке он сжимал какой-то листок.

— Простите, сэр. Вы мистер Темплер?

— Что? Ах, да.

— Вам телеграмма, сэр.

— Что?

— Телеграмма.

Я машинально взял у него листок. Потрясенный до глубины души, я даже не понял, что держу в руках. Мальчик смотрел на меня и чего-то ждал.

— А вы читать ее будете, сэр?

— Что? Ах, да. Конечно.

Я вскрыл телеграмму и пробежал глазами по строчкам, не улавливая смысла того, что читаю. Буквы как будто плясали, не желая складываться в слова. Я тряхнул головой и стал читать снова, пытаясь сосредоточиться.


УЖАСНАЯ НОВОСТЬ… ДЖОН УПАЛ С ЛОШАДИ, НАПРАВЛЯЯСЬ НА СТАНЦИЮ В ОКСФОРДЕ… РОВНО В ЧАС ДНЯ… МГНОВЕННАЯ СМЕРТЬ… НЕМЕДЛЕННО ОТПРАВЛЯЮ ВАМ… НАДЕЮСЬ, ПОЛУЧИТЕ ДО ВЕНЧАНИЯ… ИСКРЕННИЕ СОБОЛЕЗНОВАНИЯ МЕЙ И СЕМЬЕ… МИСТЕР БАНБРИДЖ.


Он умер в Оксфорде в час дня… а в половине четвертого женился на Мей Форстер на глазах у всего города! Что случилось в карете по пути к дому Мей? Этого не знает никто. И никогда не узнает.

Тело Джона Чаррингтона привезли из Оксфорда и похоронили на нашем церковном кладбище. Мей умерла от потрясения, не приходя в сознание. Ее похоронили рядом с могилой Джона.

По странной прихоти судьбы их могилы располагались совсем рядом с плитой, у которой я видел Джона и Мей в тот летний вечер, когда Мей была такой невообразимо красивой, а Джон дал ей обет, оказавшийся роковым: если будет нужно, он восстанет ради нее из мертвых.

Загрузка...