«Испытания начинаются»

Пожалуй, так и следует назвать эту часть моего рассказа, где говорится о начале опытов с нашим аппаратом. В угоду занимательности я мог бы предложить и другие названия, например: «Часы бьют полночь», или «Человек за дверью». Они будут полностью соответствовать содержанию, так как всякой таинственности потом вы об этом узнаете — тут хоть отбавляй. Но я не хочу выдумывать, поэтому рассказываю все, как было на самом деле.

Ранним утром мы вылетели из Москвы.

Под нами раскинулась желто-зеленая земля. Мы поднялись так высоко, что казалось, будто наш скоростной самолет остановился в воздухе подобно вертолету.

С такой высоты земля была совсем неинтересной. Города выглядели кучкой детских кубиков, случайно забытых в пожелтевшей траве. Около кубиков я заметил блестящую проволоку. Это была железная дорога. Сверкающий на солнце кусок бутылочного стекла при внимательном рассмотрении становился озером. Я долго разгадывал непонятный ребус: к проволоке почему-то прицепился кусок ваты, он болтался на ветру и постепенно растягивался, становясь прозрачным. Потом только я догадался, что видел дым от паровоза.

Наскучило смотреть вниз. Пожалуй, я начал понимать Андрея, его ненависть к ожиданию, и даже стал сочувствовать ему. Действительно неприятное занятие сидеть и ничего не делать, когда впереди столько работы. Признаюсь по совести, меня тогда очень волновала эта командировка… Что-то покажут наши аппараты?

Я не успел их как следует проверить. Только перед самым отлетом пришлось немного походить по двору института, чтобы увидеть на экране «Всевидящего глаза» какие-нибудь случайные гвозди или потерянные гайки.

Впереди меня сидели Андрей и Валя. Андрей протянул свои длинные ноги и откинулся на спинку кресла. Беспокойная струйка холодного воздуха из вентилятора шевелила его мягкие волосы. Андрей рассеянно откидывал их назад, искоса поглядывая на Валю. Та его просто не замечала, грызла карандаш и что-то записывала на полях инструкции к аппарату.

Я облокотился на спинку кресла Андрея и решил поделиться со своими друзьями, как бы мне хотелось помочь Колоскову.

— Должен откровенно предупредить вас, — говорил я, — что, кроме официальных испытаний, нам придется встретиться с совершенно неожиданным применением «Всевидящего глаза». Вам покажется удивительным, но его мы испробуем в поисках «клада»… Не делайте большие глаза, Валентина Николаевна, это у вас не получается, — пошутил я. — Клад был спрятан при очень загадочных и таинственных обстоятельствах. Не правда ли, довольно романтическое начало? Тут я вопросительно посмотрел на Андрея.

Он притворно зевнул и вытащил из кармана логарифмическую линейку.

— Ну еще бы, ни одни испытания у тебя без этого не обойдутся, — процедил он. — Ты всюду ищешь приключения.

Я помню, Валя осчастливила бедного Андрея таким взглядом, что он даже поперхнулся.

— До чего же скучный вы человек! — сказала она. — Ну, прямо как дождь осенний. Вы думаете: вся жизнь умещается на этой вашей линейке? — Валя неприязненно покосилась на нее. — Не все рассчитывается и предугадывается.

— Почти все. Даже погода, — прервал ее Андрей. — Трудно найти такое явление, которое бы не поддавалось расчету.

— Да вы что? Всерьез или как? — Валя говорила негромко, боясь, что услышат другие пассажиры. — «Расчеты, расчеты», — передразнила она моего растерянного друга. — Вы можете заранее знать, например, когда заболеете? Какого числа? Разрешите спросить. Или когда полюбите — вам тоже известно?

Ярцев вздохнул и спрятал линейку. Не эту тему он не решался разговаривать с Валей. Но она уже чувствовала свою победу и хотела ею насладиться до конца.

— Вы уже заранее рассчитали, какой будет та, которую вы полюбите? язвительно спрашивала она. — Знаете, сколько ей лет, цвет глаз, волос, в каком городе она живет?..

— На какой планете, — подсказал я, выручая друга. — Вы оба правы. Действительно, многие явления для нас перестали быть тайной, однако, Андрей, я бы на твоем месте не стал спорить с Валей насчет того, где ты найдешь свою подругу. Межпланетные полеты не за горами, и кто знает, не понравится ли тебе какая-нибудь марсианка с удивительно мягким и добрым характером, который так редко встречается на Земле.

Тут Андрей буркнул что-то совсем непонятное. Я не помню, но кажется, он упрекнул меня в некоторой несправедливости к жительницам Земли, намекая на какой-то мой печальный опыт. Впрочем, это к делу не относится.

Валя была нетерпелива, под стать Андрею, и, кроме того, любопытна. Тут же она затормошила меня.

— Расскажите о кладе, Виктор Сергеевич, товарищ Ярцев все равно ничего не поймет. Думает, что на Земле ни кладов, ни приключений не осталось. Расскажите. До смерти люблю слушать про необыкновенное. Так какой же это клад? Золото?

— Может быть, с «Черного принца»? — иронически спросил Андрей. — Тоже был легендарный клад. А потом выяснилось, что золото это стащили англичане еще до того, как корабль затонул. А сколько лет голову морочили, экспедиции посылали… Оказалось, обыкновенное жульничество. Вот и мы к морю летим… Уж не искать ли золото на дне?

— Нет, мы будем искать не золото, — заявил я серьезно, — а то, что ценится гораздо дороже. Я говорю о замечательном произведении искусства.

— Портрет графини неизвестных лет, неизвестной национальности, кисти неизвестного художника, — съехидничал Андрей и, повернувшись ко мне, положил подбородок на спинку кресла. — Неужели наш абсолютно прозаический аппарат способен найти такой портрет? Вот это, я понимаю, романтика!

Помню, я даже обиделся.

— Валя права: твоя насквозь пропитанная формулами душа этого не поймет. Ради точности, столь необходимой твоей натуре, должен сказать: искать мы будем не портрет графини, а… чертежи советского архитектора.

Валя победоносно посмотрела на Андрея и снова застыла в ожидании.

— Можете ли поверить? — говорил я. — Когда я услышал историю пропавших чертежей чудесного архитектурного творения, то мне страшно захотелось найти их. А это можно сделать только нашими аппаратами. И наряду с обычными испытаниями по программе мы будем заниматься поисками круглого сейфа.

— Сейфа? — переспросил Андрей, взглянув на Валю. — Но ведь…

Она сделала протестующий жест и заставила его замолчать.

Дальше я рассказал друзьям о том, что вам уже известно. Не забыл историю с убийством старика и даже сообщил, что это произошло в гостинице, — где я останавливался. Упомянул и о других не менее романтических подробностях.

Друзья молчали: видимо, каждый из них по-своему оценивал мой рассказ. Глухо рычали четыре мотора.

Наконец Андрей потянулся и, удивленно взглянув на меня, спросил:

— Неужели ты во все это веришь?

— А почему бы и нет? — Тут я удивился не меньше его. — Колосков не такой человек, чтобы…

Андрей не дал мне договорить, нетерпеливо взмахнул рукой.

— Да я не о том. Твой друг не станет обманывать, в этом я не сомневаюсь, но он может ошибаться. А главное — в другом. Как могут наши аппараты найти железный ящик, если он спрятан неизвестно в какой части города? Не будем же мы ходить по квартирам?

Я ничего не ответил. В самом деле, город очень большой. Посмотрел на Валю, словно хотел призвать ее в союзники.

Но она не заметила моего взгляда: откинувшись в кресле, полулежала, закрыв глаза. Тени пролетающих облаков скользили по ее лицу. Возможно, как и я, думала о новом и неизвестном, что ждет нас через несколько часов.

Самолет снижался.

На аэродроме нас встретил Колосков, с которым я договорился по телефону. Предупредительно открывая дверцы машины, он с уважением посматривал на наши чемоданы, видимо, догадываясь, что там должны быть аппараты.

Он уже знал, они будут испытываться на его участке.

Мы въехали в город. Чувствовалось дыхание моря. Мне тогда показалось, будто оно пахнет свежими огурцами. По обеим сторонам улиц уже были выстроены новые здания, но кое-где еще стояли, ожидая своей очереди, унылые остовы домов без крыш, с закрытыми темной фанерой окнами.

— Что-то не узнаю дороги. Куда вы нас везете? — спросил я у Колоскова, когда машина выехала на главную улицу.

Это был не тот путь, по которому я ехал в прошлый раз.

— В новую гостиницу, там для вас уже оставлены номера.

— Нет, Федор Григорьевич. Там нам делать нечего, — возразил я. — Мы приехали к вам на участок для того, чтобы работать, а не гулять по этому вылизанному асфальту. Везите в старую гостиницу. Это совсем близко от места восстановительных работ, где мы и будем проводить испытание. Поймите, Федор Григорьевич, — убеждал я его, — нам нужны развороченные тротуары, голые остовы домов, исковерканные балки, засыпанные щебнем. Там для нас, как говорится, и воздух другой…

— Вот и я так же думаю, — поддержала меня Валя. — Аппараты надо испытывать в самых сложных условиях, — и деловито спросила: — Когда начнем?

— Я думаю, завтра с утра.

— А почему не сегодня? — вмешался Андрей. — Хотя бы через час.

— Еще лучше — через пять минут. — Валя искренне рассмеялась. — За всю свою жизнь я ни разу не встречала человека с таким, ну просто чудовищным нетерпением.

— Во-первых, Валентина Николаевна, я бы на вашем месте никогда не ссылался на жизненный опыт, — вежливо напомнил Андрей. — Это величина, как говорят нелюбимые вами математики, бесконечно малая. А во-вторых, в моем предложении нет ничего смешного. Нам нужно экономить время.

Спор мог бы возникнуть каждую минуту, поэтому я постарался прервать его в самом начале.

— Второй аппарат надо еще немного подрегулировать.

— Будем испытывать один, — настаивал Андрей.

— Как хочешь, — согласился я. — Сегодня так сегодня. Начнем часа через три.

Едва мы успели распаковать свои вещи и умыться с дороги, как за нами в «Европу» зашел Колосков. Видимо, он тоже заразился нетерпением. Мы с Андреем взяли аппарат и направились к строительному участку номер семнадцать.

Валя тоже хотела идти с нами, но вид у нее был усталый, и я посоветовал ей остаться в гостинице: пусть хорошенько отдохнет. Валя, конечно, обиделась, однако не всегда приходится с этим считаться.

— Предположите, Федор Григорьевич, — обратился к Колоскову Андрей, — что в вашем распоряжении есть аппарат, который позволяет видеть металл под землей. Что бы вы с ним сделали?

— Я бы нашел ему работу, — уверенно заявил Колосков. — Мне, например, очень важно знать, где под землей проходят водопроводные и газовые трубы, нет ли там телефонных или электрических кабелей, которые могут пригодиться. Потом…

— Одну минуту, — перебил его Андрей. — Подержите, пожалуйста, чемодан.

Он вынул аппарат, надел его на себя и застегнул ремни.

— Теперь смотрите на экран.

Мы подходили уже к участку Колоскова.

Федор Григорьевич наклонился над аппаратом. На темном экране вспыхнула яркая зеленая точка и вытянулась в линию. Через мгновение весь экран загорелся зеленоватым светом и стал похож на огромный кошачий глаз.

Длинный объектив, вернее, направленная антенна, заключенная в трубу, была опущена книзу и как бы смотрела в землю. По экрану пробежала черная линия. Андрей остановился, отрегулировал фокусировку, и на экране стал четко виден контур водопроводной трубы.

— Посмотрим, куда она ведет? — сказал Андрей и зашагал дальше, не выпуская ее из поля зрения.

Андрей остановился у стены.

— Здесь труба входит в дом.

— Сейчас проверим, — и Колосков взялся за лопату.

Он энергично раскапывал груду мелкого щебня. Лопата звякнула. Да, действительно здесь проходила труба.

Федор Григорьевич вытер лоб.

— Здорово. Но я придирчивый. Работу требую на совесть. Мне мало знать, где проходит труба. Может, она посредине лопнула или, скажем, вообще никуда не годится?

— Ваша придирчивость нам только на пользу, — сказал Андрей. — Попробуем доказать зоркость аппарата.

Он пошел вдоль водопровода в обратную сторону. Метров через двадцать линия на экране резко искривилась, здесь были заметны сплющенные стенки трубы.

— Можно сказать… замечательно, — проговорил Колосков. — Все видно как на ладони. Значит, этот отрезок надо сменить. Ну, а что еще там есть, под землей?

Целый час ходили мы тогда по строительному участку. На круглом экране были видны темные контуры спрятанных в земле труб, кабелей, водоразборных колодцев, все, что человек с таким трудом заботливо укладывал в землю.

Федор Григорьевич не скрывал своего восхищения. Он сделал множество отметок в записной книжке. Все, что обнаружено здесь, под землей, должно было так или иначе использоваться.

— А нельзя ли проверить, каково здоровье этой уважаемой стены? — спросил Колосков, останавливаясь возле железобетонного здания с глубокими извилистыми трещинами. — Посмотрите в ее нутро? Как там с арматурой? Нет ли трещин в каркасе? Как сохранились другие стены? Может быть, удастся восстановить эту коробку?

— «Всевидящему глазу» все равно, что земля, что бетон, — ответил Андрей, рассматривая потрескавшиеся стены. — Радиоволны пройдут.

Он повернул трубку аппарата перпендикулярно к стене и взялся за ручку фокусировки.

На экране появилась будто вычерченная железная конструкция. Словно невидимым лучом прожектора Андрей ощупывал стену, поднимая хобот аппарата то вниз, то вверх. Он внимательно просматривал каждую стойку.

— Подожди, — остановил я Андрея. — Мне кажется, здесь небольшое искривление. Увеличь изображение. Ну хотя бы в десять раз.

Ярцев перевел регулятор. На экране, как в кино крупным планом, показалась часть железной стойки. Можно было заметить неровности и выступы, оставшиеся на ней после проката. Словно в гигантский микроскоп смотрели мы тогда на эти бугорки, небольшие раковины от окалины, видимые только при увеличении.

— Подними аппарат немного выше, — попросил я, невольно заражаясь азартом. Вот сюда, к трещине. Ну, конечно, здесь небольшой разрыв стойки. Как вы считаете, Федор Григорьевич, этот поверхностный разрыв сильно повлияет на прочность всей конструкции?

Колосков нагнулся к аппарату.

— Внутренних трещин у стойки нет, — определил он. — А эта пустяковина ничего не значит. Так что же получается? — вдруг как бы опомнившись, встряхнул он головой. — Можно просмотреть все здание, и если внутри нет разрушений, то… одним словом, мы можем использовать старый остов, и нечего бояться за прочность. Каково! Ну, конечно, — тут же поправился он, — если нужно кое-где заменить стойки или балки, то это сразу видно будет… Чудесный аппарат вы придумали!..

Мы ходили по всему участку, просматривали перекрытия домов, обнаруживали в груде кирпичей остатки, отопительной системы, нашли под развалинами засыпанный котёл центрального отопления и множество погребенных в мусоре радиаторов. В комнатах, которые не очень пострадали от авиабомб, мы находили осветительную проводку, спрятанную под штукатуркой.

Наступил вечер. Дома вдруг сделались лиловыми, потом голубовато-серыми. Еще ярче засветился зеленый глаз аппарата. Утомленные, измазанные в извести и в песке, мы вышли на улицу.

Колосков взял меня под руку и возбужденно заговорил:

— Завтра я комиссию сюда позову. Пусть дают другие сроки. Мне сейчас уже видно, где что нужно делать. Понимаешь, Виктор Сергеевич, мы теперь с ребятами работу быстро закончим, а вот потом, — он остановился и, с надеждой глядя на аппарат, который Андрей укладывал в чемодан, добавил: — Потом будем строить «Воздушный дворец». Уверен, что найдем чертежи.

— Попробуем, Федор Григорьевич, попробуем! — сказал я. — У нас с собой два аппарата. Один будем испытывать здесь, другой используем для поисков сейфа. Это будет серьезным испытанием.

Он порывисто обнял меня, и я сразу же почувствовал себя неловко. Не хватало твердой уверенности, что нам удастся ему помочь, и я не вправе был переоценивать возможности нашего аппарата. Он пока еще очень несовершенен.

Я помню, в этот вечер Валя встретила нас у подъезда гостиницы, и по выражению лиц, особенно Колоскова, поняла, что первые испытания прошли удачно.

Она даже не стала обижаться за то, что мы обошлись без нее. Во всяком случае, я так думал. Однако когда я спросил, проверила ли она аккумуляторы, то услышал отрицательный ответ. Я не мог представить себе, что Валя позабыла о них или поленилась. Значит, были какие-то другие причины.

Вместе с ней мы поднимались на второй этаж по лестнице старой гостиницы.

— Какая здесь тишина, — вполголоса говорила Валя. — Еще девочкой я ездила с экскурсией в Ленинград. Помню, мы осматривали Петропавловскую крепость, были в полутемном равелине — старинной страшной тюрьме для политических заключенных. Я никогда не забуду эти холодные сводчатые коридоры и длинный ряд камер. Там было очень страшно. Сколько лет прошло, а я все еще вспоминаю эту гнетущую тишину. Сквозь толстые стены не долетало ни одного звука. Экскурсовод сказал, чтобы мы на минутку замолчали и послушали эту тишину. Она доводила заключенных до сумасшествия. И действительно, когда наступило молчание, то нам стало просто не по себе.

Под впечатлением своего рассказа Валя приумолкла.

Видимо, эти воспоминания были вызваны обстановкой старой гостиницы, и не случайно наша упрямица встретила нас у подъезда. Она не могла проверить аккумуляторы, потому что боялась оставаться в пустом номере, тем более что в гостинице на этот раз почти все комнаты оказались свободными. По коридору никто не ходил, стояла тишина, как в равелине.

Андрей осторожно взял Валю под руку:

— Представляю ваши ощущения в крепости. Но это было давно, а дети многого боятся.

Она освободила руку.

— Вы хотите напомнить мне, что я уже не дитя. Благодарю. Это полезно. Но, может быть, вам покажется смешным, а я и сейчас многого боюсь. В этом виноваты книги. С детства они научили меня пугаться летучих мышей, темных углов, где прячутся крысы и всякие непонятные призраки. Мне неприятен крик совы, полумрак, сырость. Все это описано в старинных книгах. Я помню страшные рассказы о замках с привидениями.

— Мне понятен ваш интерес к привидениям, — сказал я, подсмеиваясь. — Они обещали проверить аккумуляторы. Безответственный народ. Обманули.

Валя покраснела и опустила голову.

Я вспомнил вдруг историю, рассказанную Колосковым, и спросил его, когда мы шли по коридору:

— Федор Григорьевич. Это здесь простился с жизнью шпион, которого посадили к Бродову?

— Вот видите, Валентина Николаевна, — с ласковой усмешкой, сказал Андрей, сегодня ночью вы сможете встретить своих старых знакомых из книг. Для этого тут все условия. Таинственная гостиница… Тишина… Бьет двенадцать часов… Появляется привидение, старик со стеклянными глазами…

Валя сердито посмотрела на него и отвернулась.

— Говорят, этот старик жил вот здесь, — сказал Колосков, останавливаясь у двери, где белела табличка «N 6». — С вами рядом, Виктор Сергеевич. — Он попрощался и ушел.

— Итак, Валентина Николаевна, — сказал я. — Можете спокойно спать. Призрак по-соседски прежде всего зайдет ко мне. Кстати, мне сейчас не до сна. Хочу подрегулировать второй аппарат.

Мы разошлись по своим комнатам.

Опять мне попался тот же номер: узкий и мрачный. Сводчатый потолок спускался очень низко, как в подвале… Я решил не включать света, чтобы лучше видеть изображение на экране.

Ночной сумрак, словно синий густой туман, застилал комнату, свисая тяжелыми портьерами в темных углах. Синим казалось все: ковер, диван, круглый стол и даже кресло, где я сидел.

Несмотря на удачные испытания, я чувствовал тревогу и мучительное недовольство. Меня очень беспокоили непонятные капризы второго аппарата, который мы не успели как следует наладить. Он очень трудно поддавался регулировке.

Я вытащил его из чемодана, поставил на стол и повернул ручку переключателя.

В глухой тишине зажужжал вибрационный преобразователь. Вспыхнул зеленоватый экран.

Закончив проверку фокусировки аппарата, я направил объектив книзу и увидел черную полосу балки, костыли и гвозди в основании паркета.

Я надел аппарат на себя и прошелся по комнате. Помню, что заметил тогда провода люстры, висевшей на потолке нижнего этажа. Видна была и сама рогатая люстра. Она резко выделялась на светло-зеленом фоне. Появилась монета, лежащая под ковром, лезвие бритвы, застрявшее в щели паркета, английская булавка…

Но все это было видно с какими-то дополнительными тенями и радужными ореолами. Приходилось сильно увеличивать напряжение и брать от аккумуляторов непосильную для них нагрузку. Я уже поставил новый аккумулятор, который только что отсоединил от выпрямителя, но и он скоро разрядился. Долго пришлось возиться с аппаратом, пока я не наткнулся на причину всех бед.

Наконец схема была исправлена, и я вновь начал испытания.

Невидимые лучи аппарата скользили по стене.

Водопроводная труба, электропроводка, телефонная линия мелькали на зеленом экране. Видно было четко и хорошо. В поле зрения попал мой чемодан, и я увидел в пространстве, ограниченном черными линиями его металлической окантовки, какой-то кружок, усеченный конус и другой конус поменьше. Мне это было непонятно. Ведь я знал содержимое своего чемодана. Долго я не мог догадаться, что проектировалось на экране. Потом вдруг припомнил: это же бритвенный прибор и кисточка.

Я узнал рамку логарифмической линейки, увидел пуговицы на одежде. Появились тени отверток, плоскогубцев, электропаяльника. Все эти инструменты могли понадобиться, и я взял их на всякий случай.

Луч аппарата бродил по стене соседней комнаты. Я почувствовал себя невидимкой, проникающим в любое запертое помещение.

Я помню, что видел семь замков письменного стола, детали бронзового чернильного прибора, ярко очерченный контур настольной лампы. Она казалась очень странной — без лампочки и абажура.

На зеленоватом мерцающем фоне появился скелет железной кровати. Настроился поточнее — кровать стала видна еще резче. «Вот здесь он лежал», — мелькнуло в голове. Я оторвал взгляд от экрана и вдруг подумал, что сейф может быть замурован где-нибудь в стене соседнего номера. Впрочем, тут же отогнал эту мысль.

Мертвенный свет уличного фонаря разливался по паркету. Свет был неприятный, зеленовато-фиолетовый. Снова я наклонился над экраном и невольно отшатнулся. На экране что-то двигалось.

Я хорошо знал, что в соседней комнате никто не живет, но в зеленом светящемся круге я видел какой-то странный темный стержень, который равномерно раскачивался.

Было такое впечатление, что кто-то стоял посреди комнаты и медленно помахивал тростью.

«Может быть, это призрак хромого старика?» — попробовал я подшутить над собой.

В самом деле, это было бы забавно. При помощи радиотехнического, прибора, созданного на основе последних достижений науки, инженер вдруг обнаруживает привидение, да еще с тросточкой! Случай совершенно фантастический.

Невероятное сочетание техники и старомодной мистической романтики удивляло своей несообразностью. В то же время у меня невольно разыгрывалось воображение. Я представлял себе освещенного отблеском фонаря человека с зеленоватым лицом, он встал с кровати и, глядя на стену стеклянными, остановившимися глазами, задумчиво покачивал перед собой железной тростью.

Именно тростью. О ней мне говорил Федор Григорьевич. Я понимал, что это чепуха, но не мог оторвать взгляда от экрана. Больше того, я злился на себя, представляя, как будут смеяться Андрей и Валя, если им рассказать, что я видел на экране железную трость привидения.

Где-то пробили часы. Действие развивалось, как в старинных романах, о которых вспоминала Валя. Я не знал, сколько было времени. Возможно, и двенадцать. Призрак начал бродить по комнатам. Чем черт не шутит, мог заглянуть и ко мне.

Однако он не спешил, стоял спокойно на том же месте, равномерно помахивая тростью. Странная методичность была в этом движении. Трость раскачивалась, как маятник.

Ну, конечно! Это и был маятник. Маятник больших старинных часов. Я живо представил себе: высокая узкая тумба красного дерева со стеклянной дверцей, я даже мог разобрать на экране аппарата кружок на конце «тросточки», а вверху квадрат циферблата.

Я мысленно пристыдил себя, что дал волю не в меру разыгравшемуся воображению, и снова занялся аппаратом. Он все-таки работал не так хорошо, как мне бы хотелось. В такие минуты, когда остаешься один со своим капризным созданием, представляешь его буквально живым и можешь даже разговаривать с ним, тщетно убеждая строптивый аппарат подчиниться прежде всего законам радиотехники, затем твоему опыту и настойчивости.

Помню, в тот раз я тоже что-то шептал, склонившись над экраном и поминутно заглядывая под панель прибора, где контрольная лампочка освещала скелет конструкции, путаницу цветных проводов, похожих на артерии и вены в анатомическом атласе, конденсаторы сопротивления, катушки контуров — всю ту живую, как мне казалось, плоть, из которой был создан наш аппарат.

— Что случилось с тобой?.. Мало напряжение? Сейчас подбавим, — шепотом говорил я этому непокорному творению и подкручивал реостат. — Так, правильно… Доволен? Но почему у тебя на экране вдруг появились темные полосы? Синхронизация шалит? — Я тут же подстраивал нужный контур. — А это что за новости? Ты стал совсем близоруким? Твой брат видит куда лучше тебя. Проверим напряжение на тиратроне.

Я подключал концы от вольтметра, менял сопротивления и с надеждой смотрел в огромный зеленый зрачок, где отпечатывалось то, чего не видели мои несовершенные глаза.

Наконец мне удалось убрать темные полосы и устранить «близорукость». Направляя объектив на дверь своего номера, я все еще разговаривал с аппаратом:

— Вот теперь правильно. Развертка нормальная… Экран чистый… Посмотрим внимательно, — шептал я, подкручивая ручки напряжений и фокусировки. — Яркость и контрастность вполне подходящие… Только мне не очень нравится светящийся ореол вокруг изображения. Лишний он, брат, лишний.

Я отвернул крышку в одном из отсеков прибора и снова занялся регулировкой. Ореол исчез. Все это, конечно, было не так просто, как я рассказываю. Пришлось заменить конденсатор, подстроить контуры, увеличить напряжение на сетке тиратрона. В конце концов второй аппарат стал работать не хуже своего собрата.

Долго я смотрел на экран, регулируя четкость изображения ручки двери. Глаза устали от напряжения, я на минуту закрыл их и, когда снова посмотрел на светлый круг, неожиданно заметил движущееся темное пятно. Мне показалось это странным. Никакими законами техники его нельзя было объяснить.

Я вынул из кармана платок, протер стекло экрана, потом машинально вытер платком глаза и с досады выругался.

Это не было обманом зрения: на фосфоресцирующем экране я совершенно ясно увидел очертания металлической трости. Она медленно плыла по экрану, как вытянувшаяся змея в зеленоватой воде аквариума.

Поворачивая объектив, я не выпускал ее темного силуэта из поля зрения аппарата. Доплыв до края экрана, трость повернула обратно.

Я поднял объектив повыше. На экране появились какие-то странные узкие кольца. Они боком проектировались на светящемся поле и казались эллипсами. Но вот кольца повернулись, и я вдруг представил себе, что кто-то смотрит на меня сквозь большие очки в металлической оправе. Правда, я сразу же отогнал эту мысль: видеть через дверь нельзя. Меня смутили особенности нашего аппарата, который в известной степени обладал этой возможностью.

Однако я не только видел оправу очков. По затаенному дыханию, по еле слышному скрипу ботинок мне стало ясно, что за дверью в самом деле кто-то есть. Но что ему было нужно? В первое мгновение я просто хотел выйти и узнать. Но потом решил повременить с этим. Я никогда не видел человека на экране «Всевидящего глаза», а это, наверное, интересно. По изображению на экране мне хотелось представить себе внешние особенности незнакомца, который стоял за дверью. Помню, тогда я очень удивился, обнаружив, что человек может носить десятки металлических предметов на костюме и в карманах.

Вдруг очки заметались из стороны в сторону. Тень трости перечеркнула экран, запрыгали тени пуговиц, ключей, и все исчезло. Зеленый зрачок «Всевидящего глаза» как бы иронически смотрел на меня.

В коридоре послышались шаги, приглушенные голоса. Ко мне постучали.

В желтом, слабо освещенном прямоугольнике двери появились Валя и Андрей.

— Что это ты в темноте сидишь? — удивился Ярцев и повернул выключатель.

Жмурясь от яркого света, он стал рассказывать самые последние новости.

Не знаю, как могло получиться, да я и не хочу вдаваться в существо этого дела, но, в общем, Валя где-то встретила Андрея, потом они вместе гуляли по городу, и когда возвращались в гостиницу, их догнал Колосков. Он уже успел сообщить в горсовет о наших аппаратах. Там этим заинтересовались и просили, если мы сможем, приехать с аппаратом завтра утром в горсовет, где должны были собраться коммунальники, связисты, строители. Они считают, что «Всевидящий глаз» мог бы принести огромную пользу городскому хозяйству.

— А как же наши испытания? — не скрывая своего беспокойства, спросил я.

Валя развела руками.

— Не знаю. Колосков просил нас завтра же проверить одно здание. Дело, говорит, особенно срочное. Вот если бы…

Она не договорила и замялась.

Андрей пришел ей на помощь.

— Напрашивается следующее решение, — сказал он. — Валентина Николаевна хочет взять аппарат и самостоятельно поработать с ним на участке. Я думаю, это ей полезно.

— Отлично, — согласился я. — Мне не очень нравится эта демонстрация в горсовете, но я считаю, что специалисты разных профессий могут многое подсказать. Значит, решили: дадим один аппарат Валентине Николаевне, а второй возьмем в горсовет.

— А вы его успели исправить? — озабоченно спросила Валя.

— Все в порядке, — поспешил я ее успокоить. — Недоставало напряжения в сетке тиратрона. Потом надо было подстроить каскады. В общем, теперь «глаз» видит все, даже то, что ему и не положено.

— То есть?

— Какой-то призрак с тростью бродил у двери. Не понимаю, что ему было здесь нужно?

Послышался осторожный стук. Валя вздрогнула. Андрей с усмешкой покачал головой и пошел к двери.

На пороге стоял швейцар.

— Просили передать, — сказал он, протягивая мне записку.

Когда дверь за швейцаром закрылась, я удивленно развернул листок бумаги, пробежал его и молча передал Андрею.

Там было написано примерно следующее:


«Уважаемый товарищ Петров!

У меня имеются некоторые данные о месте, где спрятаны чертежи архитектора Бродова. К сожалению, я не дождался вас, чтобы поговорить об этом. Завтра увидимся».


Подпись была неразборчива.

— Ну что ж, будем ждать этого неизвестного доброжелателя, — спокойно сказал я.

Но подумал тогда о другом. Возможно, это автор записки бродил за дверью. И почему-то у него была металлическая трость. Неожиданное совпадение.

Я махнул рукой, словно навсегда отметая ненужные ассоциации, и деланно рассмеялся.

Андрей удивленно посмотрел на меня, — видно, почувствовал эту неестественность, — и проворчал:

— Мне непонятно, откуда он узнал, что мы хотим искать чертежи?

Взглядом спросив у меня разрешения, Андрей передал записку Вале.

— А Колосков? — подсказала она. — Я уверена, что он уже всем рассказал о своих надеждах и соображениях. Дело касается «Воздушного дворца». Вы же сами, Виктор Сергеевич, считаете, что он этим серьезно болен.

— Завтра спросим, кому он говорил, — сказал я и невольно покосился на аппарат.

Он был все еще включен. В правой стороне светящегося круга темнела как бы повисшая в воздухе ручка двери, похожая на букву «S».

Загрузка...