Тень Арднейра

Пролог

Дхэттар. У истоков новой эры.

– Боишься?

– Да.

– Ты можешь не идти. Это ведь… почти верная смерть, Гиллея.

– Но если не я, то кто?

С неба срывались первые капли осеннего дождя. Еще редкие, они шлепались на присыпанную пеплом землю, и та в ответ вздыхала черными облачками. Над головой толкались жирными боками тучи; казалось, что пухлыми животами они почти задевают Храм на вершине горы…

«Но гора не так высока, чтобы дотянуться до небес, а боги не столь могущественны, чтобы с их уходом разрушился этот мир», – подумала Гиллея, пожимая спутнику руку.

– Ну, иди. Я постараюсь вернуться… что бы ни случилось.

Он лишь покачал головой; в углах рта прорезались горькие морщины.

– Мало кто возвращается от обезумевшей дочери Бездны, Гиллея.

– На все воля Первородного пламени. Я надеюсь… Я надеюсь только на то, что достаточно похожа на собственную прабабку. Вдруг он , бог огня, узнает меня? И тогда мы сможем поговорить…

Гиллея старалась, изо всех сил старалась чтобы голос звучал бодро, но он все равно предательски дрогнул. На самом деле сомнения уже скользнули в душу, оплели скользкими щупальцами неровно бьющееся сердце. И с какой стати она вдруг вообразила, что придуманный накануне план сработает? Откуда взялась столь глупая уверенность в том, что сам бог огня пожелает говорить с ней, простой смертной женщиной предгорного племени?..

«Но когда-то он был человеком. Быть может, он вспомнит ту жизнь, что была до перерождения… До того, как богиня забрала его жизнь».

Дождь усиливался. Самый обычный осенний дождь, холодный и печальный. Он как плакальщица у погребального костра провожал уходящее тепло и готовил предгорье к долгому сну под снежным покровом.

Гиллея, щурясь и вытирая глаза, посмотрела на темный силуэт жилища богов на одинокой горе Айрун-ха; оно походило на беспорядочное нагромождение каменных глыб, и, тем не менее, на протяжении Бездна ведает скольких веков оставалось храмом Первородного пламени. Узкая дорога вела ко входу, черкая побитый лишаями пожарищ склон.

– Я пойду, – шепнула Гиллея, – мы должны хотя бы попытаться.

И, надвинув поглубже капюшон, зашагала вперед. Туда, где, скорее всего, ей предстояло остаться навеки.

…Мрак. Словно живой, он клубился у подножия грубо отесаных колонн. И факелы – багровые кляксы на темном трепещущем полотнище. Даже небо налилось тьмой, будто напиталось от самой Бездны.

Гиллея вздохнула. В висках гулко ухала кровь, перед глазами плясали надоедливые серые мошки. Не иначе, как от страха… В любой другой миг она, дочь великого воина предгорья, была бы готова провалиться со стыда в Бездну, но только не сейчас – когда все ближе и ближе чудовищное, бестолковое нагромождение серых глыб, древний Храм.

«Я не испугаюсь», – подумала Гиллея, – «я достойно завершу свой путь, чего бы это не стоило».

Затем, стараясь унять дрожь в руках, она развернула домру и медленно двинулась вперед.

Она шла, перебирая струны костяной пластинкой. Незатейливый печальный мотив отражался от хмурых, тяжелых стен храма, взлетал к самым сводам и умирающей птицей падал под ноги. А затем, когда врата в святилище растворились перед ней, и взгляду открылись два пустых каменных трона, Гиллея запела.

Она пела о великом народе, с незапамятных времен поклоняющемся Первородному пламени. О вождях, чья слава гремела по всему предгорью. О том, кто проиграл самую великую битву своей жизни – но получил то, что многие ищут и не находят – бессмертие…

Каменная плита за алтарем с шорохом исчезла в нише. Гиллея испуганно смолкла, потому как теперь на нее смотрели две пары серых, точно пепел, глаз. Бог и богиня. Они молча стояли, держась за руки, и ждали… Гиллея низко поклонилась, моля пламя о том, чтобы они не заметили ни дрожащих коленок, ни трясущихся рук.

– Твой голос подобен нектару, – прошелестела богиня, – чего ты хочешь?

Ее божественный супруг молчал, и девушка чувствовала на себе его тяжелый взгляд. Догадался? Понял, зачем пришла к алтарю девушка с домрой?..

– Посмотри на меня, дитя, – голос высшего существа паутинкой обволакивал сознание, – зачем ты здесь?

Наконец она нашла в себе силы посмотреть на них, двух огненных богов предгорья.

Женщина была высокой и гибкой; всю ее одежду составляло полотнище на бедрах, тяжелое ожерелье на груди и – конечно же, ярко-алые волосы, ниспадающие до колен и укрывающие ее подобно плащу. Бог пламени был подстать ей: рослый и широкоплечий, золотой обруч тускло блестит в красных, как кровь, волосах… Просторная белоснежная туника, прихваченная кованым поясом, и легкие сандалии. А на бледном лице притаилась застарелая боль, словно напоминание о прошлом.

Они выглядели, как смертные, но кому-кому, а Гиллее было известно, какова истинная суть этих грозных созданий.

– Я пришла, чтобы услаждать слух владык, – просто сказала она, – чтобы вымолить жизнь для тех, кто остался…

– Пой. Я хочу слышать твой голос, – приказала богиня, опускаясь на край каменного сиденья.

И Гиллея продолжила. О том, как пришло племя великих воинов в предгорье, и о том, как были рождены два брата, равные друг другу… О том, как только один из них должен был стать вождем, а судьба второго…

– Довольно! – громыхнул бог. И, уже чуть спокойнее, добавил, – довольно песен!

Брови богини удивленно поползли вверх.

– Тогда чего ты хочешь, мой божественный супруг?

Гиллея съежилась, когда палец высшего буквально пронзил сумрак в ее направлении.

– Ее. Я желаю видеть эту женщину в своих покоях.

– Это будет стоить ей жизни, – на губах богини появилась задумчивая улыбка, – теперь послушаем, что скажет смертная.

– Согласна.

И Гиллея, высоко подняв голову, взглянула прямо в глаза богу Первородного пламени.

…Он устало оперся о стену и несколько мгновений молча рассматривал ее. Затем рассеянно провел пальцами по рваному шраму через все предплечье.

– Как тебя зовут?

– Гиллея.

– И зачем ты здесь?

Она аккуратно заворачивала домру в войлок. Плевать на то, что жить осталось совсем ничего… Но до самого последнего мгновения она останется самой собой, дочерью великого воина. И в этом честь ее рода.

– Я пришла просить о помощи. И готова платить высокую цену только за то, чтобы ты выслушал.

Бог огня усмехнулся.

– Почему же ты не обратилась к верховному жрецу? Он принесет жертву богине и…

– Потому что у нас больше нет верховного жреца, – домра уютно пристроилась за спиной, – потому что у нас больше нет своего святилища, только этот страшный храм, ваше жилище… И нас всего осталась жалкая горстка… О, не смотри на меня так !!! Ты же все знаешь, неужели Бездна в самом деле превратила тебя в чудовище?

Он вздохнул. Прошелся по залу, размышляя.

– Я не понимаю только одного. Ты готова отдать собственную жизнь только ради того, чтобы поговорить со мной?

– Это не просто разговор, – Гиллея сделала маленький шажок навстречу, – я готова отдать свою жизнь за то, чтобы ты остановил…

– С какой стати ты решила, что твоя жертва не будет зряшней ?

И тут Гиллея не выдержала. Подскочив к богу, вцепилась в ворот его безукоризненно чистой туники и прошипела в лицо:

– Во что ты превратился? Твой род почти вымер, Тиорин! Тэут-Ахи, твоя богиня и хозяйка, истребляет все живое, да и прочие поступают также! Я, женщина из твоего рода, готова отдать жизнь только за право говорить с тобой наедине… А ты… ты…

Железные пальцы сомкнулись на ее запястьях, и бог без всяких усилий оторвал ее от вышитого золотыми нитями ворота.

– Да, я изменился. И глупо полагать, что я брошусь спасать тех, кто отдал меня ей … Тех, кто отправил меня на жертвенный алтарь во славу Первородного пламени только потому, что мой братец пожелал от меня избавиться.

– Опомнись, – в горле застрял горький комок, и Гиллея поняла, что еще немного – и разревется, – о чем… о чем ты говоришь? Те, кто сделали это, уже давно шагнули за край неба. Их дети – тоже. Сколько поколений должно уйти, прежде чем ты вспомнишь о том, что был таким же человеком?!! Или ты дождешься, когда некому будет поклоняться богам огня?

Он отшвырнул ее от себя, словно невесомую былинку. Печально хрустнула домра, ударившись о каменную стену, и Гиллея поняла, что домре конец. Да и ей самой, похоже, конец. Всему племени…

– Да как ты смеешь?!

– Смею! – рявкнула Гиллея, – как видишь, мне нечего терять! Я знаю, что скоро тоже окажусь за небом… Я готова стать на колени, Тиорин.

Она и в самом деле опустилась на пол и молитвенно сложила руки.

– Помоги нам. Больше никто не заступится, и никто не спасет. Останови старших богов, правь сам всем предгорьем… Мы не можем жить среди пожарищ, Тиорин, мы просто исчезнем… И не можем бесконечно прятаться от старших, когда они выходят из Бездны поразвлечься.

Бог задумчиво смотрел на нее. В серых глазах плясали огненные искры, готовые переродиться в пламя. А потом он легко поднял Гиллею и поставил на ноги.

– Теперь я вижу… Ты очень похожа… на мою жену. Кажется, ее тоже… звали так же, как и тебя. Сколько лет назад она отправилась за небо?

Гиллея мотнула головой.

– Не помню. Я была совсем ребенком… Ты… поможешь нам?

Он хмуро потер шрам на предплечье.

– Не знаю. Это будет нелегко… Ты ведь знаешь, что под небесами сильнее нас, эргов?

Гиллея молча кивнула. Разумеется, она знала… Кровь. Жертвы, скрепленные верой…

– Значит, я не зря пришла к тебе, – пробормотала она, – не зря… Мы готовы отдать столько жизней, сколько понадобится, Тиорин. Пусть даже многие племена канут в небытие. А потом – совет старейшин просил передать, что род людской призывает младших богов на правление… Если небеса больше не увидят того, что происходит сейчас.

– Я подумаю, – глухо сказал бог огня, – подумаю, что можно сделать.

– Обещаешь?

Он кивнул. А Гиллее показалось, что гора с плеч свалилась.

– Легенды гласят, что ты прожил жизнь великим воином, – прошептала она, – теперь я знаю, именно так оно и было… И есть. А теперь – мне пора.

– И это будет означать конец твоего пути, – негромко заметил эрг, – не забывай.

– Я помню. Но ты… обещаешь?.. Хотя бы попытаться избавить предгорье от кровавых богов?

Арднейр. Новое поколение богов.

…Она смутно помнила свое детство. Лишь поблекшие, мимолетные образы: бедняцкая полусгнившая лачуга, женщина, с лица которой никогда не сходила бессмысленная улыбка, и глиняная миска с отколотым краем, куда люди бросали мелкие монетки. Намного лучше в памяти сохранились сны – яркие, словно новенькие гобелены, на которых всегда было одно и то же.

В этих снах к ней склонялся невыразимо прекрасный мужчина с бледной, не знающей загара кожей и яркими глазами, в которых билось синее пламя. Он подолгу смотрел на нее, иногда прикасался невесомыми пальцами ко лбу, и что-то тихо бормотал себе под нос. В такие мгновения более всего ей хотелось крикнуть – не уходи, останься, или же возьми меня с собой… Но тело деревенело, язык прилипал к небу. А тот, кто был воистину совершенен, поворачивался и уходил, тая в сизой дымке.

Потом детство неожиданно закончилось: вернувшись домой, она не нашла ни хижины, ни матери. Только пепелище. И черный дым, завитками поднимающийся к солнцу. Тогда у нее не осталось ничего, кроме снов. И она отправилась прочь из зловонного города. Куда глаза глядят.

Она была взрослой и одинокой; и боялась потерять то прекрасное, что жило в чудных снах.

Она шла, шла и шла вперед, сбивая вкровь ноги, выклянчивая объедки у проезжающих мимо людей… Казалось, не будет конца дороге. Но однажды путь преградила гора; и там, где ледник соприкасался с синевой небесного купола, стоял тот, кто так часто приходил раньше.

«Иди ко мне», – звали сияющие глаза, прекрасные и страшные одновременно, – «иди же, раз пришла».

– Но как я заберусь на самую вершину?

«Если ты та, кем должна быть , то заберешься».

И тут ей впервые показалось, что прошлое – одна сплошная ошибка. Все, что она считала сном, таковым на самом деле не являлось; силуэт у кромки неба манил к себе, и все это было на самом деле…

Она потеряла счет часам. И дням. Не знала, сколько раз взошло и село великое светило; нахлынувшее безумие поглотило целиком. Оставался только сон, ради которого стоило жить.

Потом… Сияющая фигура оказалась совсем близко, и это действительно было чудо из сна. Все то же совершенное лицо, танцующее синее пламя в глазах.

«Иди же ко мне», – он с усмешкой смотрел на нее, протягивал руку и казался воплощением всей любви небес… А между ними пролегла трещина в леднике, которую не перепрыгнуть.

– Я погибну, – прошептала она обмороженными губами, – как я могу пройти?

«Тебе остался самый последний шаг. И теперь ты остановишься?»

– Нет.

Она сжала зубы. Закрыла глаза и, представив, что сейчас пойдет по мостику, шагнула вперед. В ледяную бездну.

– Разве я не падаю?

«Смотри вниз», – на бледных губах появилась улыбка.

С опаской открыв глаза, она уставилась на свои искалеченные, обмороженные ноги, кое-как обмотанные тряпками. Оказывается, не было никакой пропасти, и не было никакой смерти. Она стояла на тонком каменном перешейке, неведомо как выросшем прямо изо льда и перекрывшем трещину.

А сон, ее сон, стоял рядом, и был также прекрасен, как всегда.

– Ты больше никогда не вернешься к людям. Ты жалеешь об этом?

Она лишь пожала плечами. Какое ей дело до тех, с кем прожила бок о бок столько лет? В них не было ровным счетом ничего привлекательного, равно как и просто хорошего. Да и мог ли хотя бы кто-нибудь из них сравниться с этим совершенным существом, которое стояло совсем рядом?

– Я не сон. Я – старший шеннит, изменяющий сущее . Бог Арднейра. А ты – не безумная человеческая девочка. Ты – наше младшее поколение, быть может, наша ошибка. Ты – Цитрония.

… Замок богов Арднейра стоял на вершине горы. Видом своим напоминая друзу хрусталя чудовищных размеров, он возносился в небо, окруженный молочно-белыми облаками. Даже ветер не смел нарушать покой этого места, а потому здесь всегда царила тишина, и любой звук многократно отражался от сверкающих граней.

Первое время Цитрония жила одна. Ей не было скучно; старшие всегда находили, чем ее занять – то учили выстраивать ледяные дворцы прямо из воздуха, то рассказывали, как можно изменять сущее с малыми затратами собственных сил… Ведь, если приглядеться повнимательнее, любой мир – отнюдь не мертвое нагромождение камней, прикрытое небесной чашей. Основа жизни мира есть кровь его, и пока пульсируют кровотоки, шенниты остаются теми, кем явились для Арднейра. Богами, которым под силу изменить материю.

А несколькими годами позже Цитрония постигла странную и почти невероятную истину. Выходило так, что могущество богов Арднейра не было бесконечным; оно простиралось далеко, очень далеко, и все же… Упиралось в непрошибаемую стену Закона, возведенную непонятно кем и когда.

Возможно, Закон появился вместе с Арднейром, в тот самый миг, когда Творец создавал миры и аккуратно расставлял их вокруг себя, словно забавные блестящие игрушки. Или Закон был умышленно придуман им же, непознаваемым, – дабы не уподобились ему шенниты и не сравнялись в могуществе… Никто не знал этого, даже старшие. Но в итоге все сходилось к одному: шеннит оставался богом только в том мире, где был рожден. Отсюда старшие вывели два следствия: во-первых, бессмысленность расселения по другим мирам Сущего, а во-вторых – используя кровоток родного мира, один шеннит не мог уничтожить другого. К слову, у Цитронии сразу возникло предположение, что второе следствие аксиомы было выведено исключительно путем эксперимента; но, как и подобает хорошей и умной ученице, она не стала докапываться до истины, оставляя прошлое прошлому.

А еще несколько лет спустя, в один прекрасный денек во дворце появился синеглазый мальчик.

Он выглядел растерянным и испуганым, судорожно мял в руках войлочную шапку и, когда думал, что на него не обращают внимания, торопливо размазывал по не очень-то чистым щекам слезинки.

Старший, улыбнувшись Цитронии, поманил ее к себе.

– Это Ланс. Позаботься о нем… Как видишь, он испуган и еще переживает гибель той семьи, в которой рос.

Мальчишка красноречиво шмыгнул носом и с подозрением уставился на Цитронию. А Старший, с неизменной улыбкой на устах, развернулся и вышел, оставив их наедине в огромном зале.

– Ты кто такая? – Ланс требовательно поглядел на нее снизу вверх, – и я никакой не Ланс. Меня зовут Квэнс. Так меня мама звала…

Его губы подозрительно задрожали, и он отвернулся.

– Меня зовут Цитрония, – сказала она, – а тебя – Ланс. Если этого хотят боги Арднейра…

– Это они-то боги? – мальчишка быстро заморгал покрасневшими веками, – они мне не нравятся… Они… страшные и злые. Куда хуже людей!

– Ты заблуждаешься, – мягко возразила она, – это – боги. Старшие. И они совершенны, какими только могут быть высшие существа. А мы – такие же, как они, только… их дети. Так что, выходит, ты мой брат. Младший.

Ланс, приоткрыв от удивления рот, смотрел на нее. И молчал. А Цитрония вдруг ощутила небывалый прилив гордости.

– Посмотри вокруг, Ланс, – она обняла младшего брата за плечи, – это будет принадлежать нам… когда-нибудь.

– Глупая ты. Кто ж такое отдаст?..

Похоже, Ланс обладал редким умением, как говорится, «спускать с небес на землю». Но Цитрония не смутилась.

– Негоже задаваться такими вопросами, Ланс. Боги – не вечны, как и все Сущее. Пройдет время, и мы сменим Старших, чтобы потом кто-нибудь сменил и нас…

А в голове ее засела крайне интересная мысль. Пожалуй, слишком красивая и непонятная пока малышу Лансу:

Удел всех правящих – быть когда-нибудь свергнутыми.

Цитрония хмыкнула. Что ж, хорошая мысль – это сокровище, которое нужно беречь до поры до времени, а затем использовать себе во благо. И шеннита старательно припрятала свои соображения под гнетом познаний о свойствах кровотока Арднейра, надеясь когда-нибудь откопать и пустить в дело. Пусть даже и не сразу придет успех, и будет извилистой дорога к победе… Но ведь боги живут долго, им не нужно считать суматошно летящие годы.

– А ты давно тут? – в синих глазенках Ланса зажглись огоньки любопытства, – а еда тут бывает?

– Бывает-бывает, – она приветливо улыбнулась, – пойдем, отведу тебя в трапезную.

– А воздушные звери тут тоже бывают? – серьезно спросил братишка, цепляясь за локоть Цитронии. Ей захотелось стряхнуть прочь маленькую ладошку, но но юная богиня вовремя сдержалась.

– Воздушных зверей не бывает, – строго сказала шеннита, – где ты их видел-то?

– Я их вижу каждый день. Они такие белые, пушистые, и живут на небе. Разные звери… А разве ты их никогда не видела?

– Это же просто облака, – обреченно выдохнула Цитрония, – пойдем, покажу трапезную…

И она потащила без умолку болтающего Ланса к выходу из зала. А где-то на донышке души – если, конечно, не врут книги и таковая существует у богов Арднейра – шевельнулось дурное предчувствие. Было похоже на то, что Ланс еще доставит хлопот всем: и ей, и старшим.