Тени из колодцев

Тени из колодцев и М³

Один очень неудачный день

В тот летний вечер было душно и пахло грозой. Моня возвращался домой сердитым и усталым, и пыльным. Их команда проиграла, штаны он изорвал почти в клочья, с судьями подрался, получил по шапке и наказ: впредь ни ногой на стадион.

«Ну и ладно, ну и обойдусь, – думал Моня, растирая пот по красным щекам, – подумаешь, будто только у них стадионы есть. У нас вон, в Черноморке1, такого добра навалом! Каждый пустырь, как стадион».

Успокоив себя немного по этому поводу, он, всё же, не переставал пинать по пыли свой несчастный мяч и бормотать сердито: «Подумаешь, места им не уступили, подумаешь, глухой – не слепой, видит же, что пожилые стоят, а сам расселся, как король, у окошка! А, бабки. И с чего вдруг она взяла, что я Марк? А, ну да, понятно. Ну так и что? Если глухой, так сразу выступать надо? Вот кепка зелёная, мало я ему надавал, жаль, по поручню попал, теперь вот, вся рука синяя. Ещё и дома из-за них всех достанется, вот же ж…»

В сердцах Моня с такой силой дал по мячу, что тот, ухнув, отлетел за забор чьего-то дома, а поскольку дом этот, Моня вспомнил, принадлежал Гавриле-полицейскому, то тут и ловить было нечего – считай, пропал мяч.

– Ну и ладно! – Прокричал Моня, – туда тебе и дорога, катись!

В этот момент как раз открылась калитка, и Гаврила-полицейский, дожёвывая бутерброд, вышел на улицу, и, с подозрением оглядев Моню, строго спросил:

– Это ты кому тут грубиянишь, а?

– Мячу! – Уже почти в отчаянии простонал Моня, – может, вернёте мне его, он к вам закатился!

– Высоко что-то он у тебя катается, – с ещё большим подозрением отозвался Гаврила, – стой тут, я сам тебе вынесу.

– Пожалуйста! – Прокричал ему вдогонку Моня, настроение его, правда, немного улучшилось, захотелось даже понапевать что-то, но не успел он и прокашляться, как следует, из калитки снова показался Гаврила.

– На, лови, – сказал он, отбрасывая мяч хозяину, при том с таким отрешённым, типично полицейским видом, что Моне страшно захотелось расхохотаться. К счастью, на сей раз он себя почти сдержал, даже сумел сквозь усмешку выдавить нечто похожее на благодарность.

– А ты, – слегка придержав его за рукав, но всё с той же отрешённостью, произнёс Гаврила, – ты откуда? Адрес какой?

– А, а вам зачем? – Моня тут же насторожился, и, уловив на непроницаемом лице полицейского некое подобие улыбки, прибавил:

– Я вам нечаянно в сад попал, честное слово!

– Да, понимаю, какой адрес-то?

– Эээ, не скажу, – в отчаянии, пытаясь поскорее убежать, пробормотал Моня. – Извините, мне домой пора, честное слово.

– Я там Марку должен кое-что передать, – отрешённо, кажется, уже самому себе, продолжал Гаврила. – Малиновая 28/15?.. или 17?.. не помню…

Что-то сообразив, немного успокоившись, Моня наконец нашёл в себе силы сказать:

– Нет, не Малиновая. Абрикосовая, 28/17, там орехи.

– Точно, орехи, – уже и вовсе себе под нос, отозвался Гаврила, и, отпустив, наконец, Монин рукав, направился к автобусной остановке, что-то присвистывая на ходу и бормоча. А Моня, постояв с минутку на месте, внезапно сорвался и побежал, прижимая к животу мяч. «Поскорее бы всё это кончилось, – думал он, чуть не задыхаясь, но не сбавляя прыти, – главное, приду – сразу в ванну, а там потом Муську попрошу всё зашить, чтоб никто и не видел. А лоб можно пудрой маминой замазать, и колени – тоже. Хотя, кто их там под штанами заметит? Разве что Васька… ну, с ним разберёмся. Оо, ой!» – Это Моня спотыкнулся обо что-то на дороге и полетел под горку – тут улочка делала крутой спуск.

Он ещё успел подумать, что всё не так уж и плохо, что катиться – это куда быстрее, чем идти, и – треснулся головой о берёзку, хорошо, она была молодая и тоненькая, – последний факт Моня отметил про себя, но с земли уже не поднялся – мало ли, что ещё может произойти?..

«Полежу тут до заката, – подумал он, – а там пойду, всё равно уже терять нечего. Хорошо ещё мяч не упустил», – и, с любовью погладив пыльные бока своего друга, Моня прерывисто вздохнул и принялся вслух вспоминать все детские стишки и считалочки, какие знал; когда запас их был исчерпан, пришлось переключиться на Пушкина, Лермонтова и Блока, а потом пошёл дождь, под горку потекла вода, стало холодно, промозгло и громко – и Моня, нашёптывая Тютчева, поднялся из лужи, и поплёлся вдоль дороги.

Когда он уже сворачивал на родную улочку и мысленно прорабатывал всю стратегию возвращения домой, его вдруг кто-то окликнул.

– Молодой человек, постойте! Молодой человек!

Вздрогнув, Моня резко обернулся, и, заметив неподалёку, под соседскими орехами, человека, в удивлении остановился.

Это был старик. Берет прибило дождём к его седой голове; пальто липло к телу, сапоги рыжели от глины, и, всё же, несмотря на это, дедушка сиял, как на День рожденья, и делал Моне знаки, чтобы тот подошёл.

Подумав, перекинув с руки на руку мяч, Моня неохотно приблизился. Благодушие старика располагало.

– Молодой человек, – с улыбками и поклонами, радостно заговорил он, – у нас тут такое дельце…вы, знаете ли, так героически встали на защиту слабослышащих людей, там, в трамвае, что мы…

– Вы – это кто? – Настороженно переспросил Моня. В этот момент старичок немного посторонился, и из-за крайнего ореха вышагнула девушка – невысокая и рыженькая, словно рыжик. Лицо у неё было не обычное, как и у её старшего товарища – какое-то, старомодное, что ли?.. Во всяком случае, вид её скорее располагал к себе, чем отталкивал, да и улыбалась она очень приятно, и глаза у неё были большие и внимательные, цвета незабудки.

– Вы и впрямь очень хороший человек, – сказала она Моне, – и у вас, наверняка, есть слабослышащий брат?..

– Он совсем не слышит, – ответил Моня, покосившись на калитку своего дома – до неё было совсем недалеко – два прыжка, нет, три.

– О, вы нам пока не доверяете, – с улыбкой продолжала девушка, старик рядом с ней тоже всё не переставал сиять. «Сектанты, что ли? – Подумал Моня, делая шажок в сторону. – Как бы от них сбежать?»

– Вы, может, думаете, что мы сектанты? – Моня вздрогнул и принялся нащупывать в кармане ключи – охххх, ну где ж они, в самом деле?

– Они в другом кармане, – сообщила девушка, – но: подождите сбегать, мы хотим вам предложить сотрудничество. И – извините, если говорим как-то необычно, мы, в некоторой степени, иностранцы…

– Да, да, – закивал старик и потёр ладони. – Почти иностранцы, да.

Девушка мельком покосилась на него, но тут же снова обернулась к Моне, и, прежде, чем тот успел выпутать из ниток порванного кармана ключи, быстро произнесла:

– Я надеюсь, вы примете наше предложение, вот – тут всё, – и протянула сложенный вчетверо альбомный листок. Мгновение колеблясь, Моня, всё же, принял листок, и, буркнув старику и девушке «до свиданья», забежал, наконец, на родной двор, хлопнул калиткой, и упал на скамью. Ух!.. Теперь – операция «Дом». Итак, перво-наперво – позвонить Муське, главное, чтоб Васька не засёк.

Но, как видно, дни несчастливыми наполовину не бывают. Моня чуть не откинул телефон, когда вместо привычного Муськиного смеха услышал в динамике знакомый, немного ленивый голос:

– Ну? И где мы прохлаждаемся? Родители уже в полицию думали звонить.

– А, ты! – Только и сказал Моня, но тут же, немного придя в себя, быстро спросил:

– А где Муся? Мне нужна Муся, позови её.

– Она маме помогает, – отвечал ленивый голос, – а мне дала телефон почистить, так что давай, валяй, что там опять у вас стряслось?

– Всё у нас хорошо, – пробормотал Моня, – позови тогда Марка, пусть в окно выглянет…

– Ага, знаю ваше хорошо… по чужим комнатам шарить…

– О, Васька! – Уже чуть не прокричал Моня, – ты же обещал не вспоминать!..

– Ну. А вы обещали исправиться.

– Позови Марка, – умоляюще простонал Моня, хотя и понимал, что тут хоть расплачься в трубку – всё будет, как об стенку горохом. Так оно и было.

– Марка я позвать не могу, – спокойно и лениво раздавалось из динамика, – Марк у нас сейчас занят. Я вам сколько раз напоминал, чтоб помыли двери, которые вы забрызгали соком? Да и не только я. Мы с Любой и Соней уже, кажется, горло сорвали; это я молчу о родителях.

– Марк сока не разливал! – Возмутился Моня, на что Васька невозмутимо возразил:

– А это меня уже не касается. Вас трое – между собой и разбирайтесь.

– Ну хорошо, тогда я и домой не зайду, – уже вконец рассердился Моня. – Скажу, ты не пустил.

– А я уже тут.

Моня вздрогнул и бросился за калитку – как раз в этот момент пискнула входная дверь, и на крыльце послышались шаги и покашливание – типичные Васькины звуки. Моня прижался спиной к забору, и, поняв, что Васька вмиг будет на улице, пустился к одному из орехов. План приходилось менять на ходу. «Но, если затея удастся – это будет высший пилотаж», – посмеиваясь, Моня полез по одному из орехов на крышу сарая, и, в то мгновение, когда Васька только начинал осмотр улицы и всех близрастущих кустиков, Моня уже спускался по садовой калитке во двор. Теперь оставалось всего лишь юркнуть за дверь и, тихонько минуя прихожую, пробраться по лестнице на второй этаж, в их с Мусей и Марком комнату… Но тут судьба снова посмеялась Моне в лицо. На пороге показалась мама – Моня чуть не столкнулся с ней лоб в лоб. Мгновение они глядели друг на друга, затем мама в ужасе закричала, при том так, что заглушила громовой раскат.

– Роооомаааа!!! Иди сюда поскорее, посмотри, что с твоим сыном, он меня совсем в могилу сведёт!!!

На её крик прибежал, конечно же, не только Рома, но и все, кто только был в состоянии слышать и бежать: Люба с бигудями на голове, Соня – в одном халате, мокрая; Вася, Муся, овчарка Эль. Правда, последний очень быстро ушёл, потому что не любил находиться в тех местах, где не было Марка.

«А жаль, что его нет», – это было последнее, что подумал Моня, когда под осуждающие восклицания брата и сестёр был позорно отведён в ванную и заперт там наедине с мылом, моющими средствами и принадлежностями для штопки. Вот, чем оканчиваются неудачные дни. Хотя, могло быть и хуже, это факт.

Тройняшки

Был уже глубокий вечер, гроза ещё лениво ворочалась вдалеке, и вспышки освещали комнату – то с западного окна, то с юга, на Мусиной тумбочке теплился ночничок-ослёнок; Марк что-то листал на своей койке, светил фонариком; над ним, на верхнем «этаже», полулежал Моня и ожесточённо лузгал семечки, сплёвывая прямо вниз.

Муся наблюдала, как Марк смахивал семечную лузгу со своих книг – и первый раз, и второй, и третий. На четвёртый она не выдержала и сказала:

– Вообще-то, Марик за нас сегодня отдувался, а ты, Монь, ему на голову плюёшь…

– Я потом уберу всё, – отозвался Моня. Марк в этот момент снова терпеливо смахнул тёмную кучку с энциклопедии, что-то перелистнул, потом погасил фонарик и отвернулся к стенке.

– Ну вот, довёл. – Сказала Муся. – Знаешь, и поделом тебя сегодня из ванной не выпускали, пока последнюю дырку не зашьёшь. Я ещё думала как-то тихонько помочь тебе, а теперь даже и рада, что не помогла.

– Вообще-то, это ты и виновата, – ответил Моня, – зачем Ваське телефон дала? Я б тебе всё почистил!

– Ну, виновата, – вздохнув, согласилась Муся. – Ладно, молчу. Но на Марика не плюй.

– Я и не плюю. Включи свет.

Муся неохотно выбралась из постели, простучав пятками до двери и обратно, снова легла, и тут же заглянула в секретную дырочку на своей ширме: Моня как раз спустился с высоты, чтобы извиниться перед Марком, но тот вообще не имел привычки обижаться, и на все виноватые жесты братца только улыбнулся.

Потом они начали говорить о футболе, вернее о том, что Моне теперь на стадион «ни ногой». Марк его как-то попытался ободрить, но – Муся видела, – тщетно: Моня только ещё больше огорчался. Кончилось тем, что он и вовсе вышел из себя, забрался на подоконник с ногами и принялся сердито что-то напевать. Марк тоже встал и начал ходить по комнате, время –от времени «проговаривая» что-то руками– это он так думал. Чтобы довершить картину всеобщего уныния, Муся решила поиграть на своём чукотском варгане – она коллекционировала всякие необычные вещицы, – но концерта не удалось: за стеной послышался стук, и сонный Васькин голос прокричал нечто вроде «совесть», почти синхронно с Сонькой, которая, видно, проходила в этот момент по коридору.

«Иногда я тебе завидую, Марк», – вздохнула Муся, откладывая варган и одной рукой раздвигая ширму; на встречный вопрос брата «почему?», ответила:

– Ты много ненужного не слышишь.

– А нужного? – Улыбнулся Марк. Говорил он, обычно, жестами2, и все, кто желал с ним пообщаться, тоже. Правда, ко всему прочему, он ещё неплохо читал по губам, мог двумя словами на бумажке объяснить то, чего иные и потоком устного текста не скажут, да и языком мимики владел в совершенстве, и шифры знал.

– Молодец ты, – сказала Муся, радуясь, что Моня в этот момент отвернулся и можно спросить о нём.

– Грустит, – ответил Марк. – Его с футбола выгнали, с судьями подрался.

– Класс. А что принёс? Бумажку у него видел? В кармане.

– Не видел, что за бумажка?

– Монь! – Вслух позвала Муся, – кончай там дуться, покажи нам свои письмена! Это тебе что, на футболе выдали? – Она уже было потянулась к штанам, перекинутым через спинку стула, но Моня, соскочив с подоконника, сделал это первым и, пробежав глазами текст, удивлённо фыркнул.

– Как будто первый раз видишь, – заметил Марк. – Дай, посмотрю.

Они с Мусей склонились над листком – голова к голове, а Моня всё стоял в сторонке и всё никак не мог поверить в только что прочитанное. Неужели такое возможно?!. И, если да, если те двое и впрямь те, за кого себя выдают, то почему тогда выбор их пал именно на него, на Моньку?

«Ведь что во мне такого? – думал он, ероша и без того всклокоченный затылок, – ну, футбол, ну, драчка, ну, брат у меня такой, особенный…ну, и сестра… ну, валялся я в луже под берёзкой, стихи горланил… Странно это всё».

– Странно это всё, – сказали Муся и Марк хором: он руками, она – языком; и переглянулись.

– Ну, допустим, про сестру они узнали, потому что у кого-то висит на сумке значок «любимому брату», – предположила Муся, – но вот откуда им известно про Марка, да ещё то, что мы тройняшки?..

– Про меня ты им говорил? – спросил Марк, внимательно изучая лицо покрасневшего, как буряк, Мони.

– Ну, говорил, – буркнул тот, и жестами прибавил:

– Так вышло, нечаянно.

– Снова…защищал? – Шёпотом, почти не открывая рта, спросила Муся, но уловка её не удалась, Марк всё понял, а Моня понял, что понял Марк, который понял и то, что понял Моня, короче говоря, все трое ужасно смутились, и с минуту просто молча глядели кто куда.

Первым заговорил Марк:

– Что будем делать? Пойдём?

Глаза его внимательно глядели из-под чуба – тёмного, с волной, вечно спущенного на лоб. Вот, пожалуй, и всё их с братом отличие: у одного чуб – на лоб, у другого – хохолком; совершенно разными людьми они были только для Муси, ну, может, ещё для мамы с папой. Те, кстати, сейчас как раз крались по лестнице, Муся их вовремя расслышала и бросилась тушить свет. Но, было поздно: не успели все трое разбежаться по спальным местам, как двери комнаты отворились, и на пороге показались родители, во главе с Васькой и Любой – «старшими». Позади всех, конечно же, позёвывала Соня – тоже старшая, но младше первых двух.

– Вот, так и живём, – говорил Вася ленивым голосом, – одна на своих этих…штучках до полуночи брынчит, другой по подоконникам скачет – грохот на весь этаж… потом – песни, топот, вода в бачке… – Он клацнул по выключателю, – а теперь вот…

– Эй, выключите свет!!!

– Ну вот. Слышите?

– Что слышите? – Наперебой закричали Муся и Моня, – мы, вообще-то, спать уже хотим, а вы нам глаза слепите! – Марк в этот момент поднялся и направился к дверям, чтоб и впрямь погасить электричество: вид у него при этом был на удивление сонный, такой, что папа и мама смутились и поспешили скрыться; Васька и Сонька пытались их ещё остановить, что-то доказывали, но, кажется, на сторону тройняшек встала Люба, и, её стараниями, всё уладилось – она ведь самая старшая, как никак!

– А не Васька этот, – пробормотал Моня со своей койки, – вот бы снова все его «запасы» изъять, как тогда…

– Ага, и утопить с пирса, – подхватила Муся, – жаль, он теперь уже бросил…

– И ничего не бросил! – С жаром прокричал Моня, – ты б видела, как он за курятником дымит, пока…

Дверь снова скрипнула, и голос папы тихонько произнёс:

– А я думал, вы и впрямь спите.

После этого пришлось переговариваться шёпотом; Марк в это время что-то увлечённо писал, слегка прикрывая одной рукой свет фонарика, а когда окончил, то разнёс по записочке и сестре, и брату.

Муся при ночнике, а Моня – подсветив телефоном, прочли следующее:

«Друзья, предлагаю всем спать. Завтра у нас важный день. Думаю, стоит сходить. Спокойной ночи».

У Муси в уголке листа были ещё цветок и бабочка, а у Мони – приписка: «Не шатай кровать».

– Ладно, до завтра, Мусь. – Протянув сверху руку, чтобы Марк пожал её, Моня, наконец, почувствовал облегчение – хух, этот день позади. Главное, чтобы завтра было не хуже, чем вчера! А там…там посмотрим!

Марк сомневается в своей способности читать по губам

Утро началось для тройняшек более, чем привычно: кашель Васьки за стеной, потом голоса Сони и Любы, не поделивших зеркало, потом папин бас – призывающий всех к порядку; грохот кастрюль откуда-то снизу, с маминой кухни, а из полуоткрытого окошка – лай собак, запах очистных сооружений и моря. Первым, конечно же, встал Марк, летом он обычно вставал самый первый и закрывал окошко, чтобы не так пахло. Потом одевался и отправлялся на прогулку с Элем, а вдогонку им бежали Муся и Моня – если, конечно, успевали к тому времени умыться и накинуть спортивную форму. Так было и на этот раз.

Уже на воздухе, бодрясь и фыркая, все трое приступили к обсуждению предстоящих дел. Эль, между тем, натягивал поводок, прыгал то тут, то там и вести его пришлось попеременно каждому, чтобы двое других могли в это время общаться – на совместных прогулках ребята, зачастую, общались жестами.

– Думаю, это розыгрыш, – говорила Муся. – Почему вдруг именно мы? Да и те, кто они такие, почему им верить? Моня сказал: старик и девушка. Хорошее описание!

– Если не посмотрим, – ничего не поймём, – отвечал Марк, – и, ты же читала: можно пойти с кем-то из старших.

– С кем?! – Прокричала Муся, – в этот момент настал её черёд вести пса, вернее, самой быть влекомой по всяким клумбам и кустикам, – а за неё продолжал Моня:

– Старших и впрямь подходящих нет. Папа, что ли? Или Васька?..

– Васька – неплохой вариант, – подумав, ответил Марк.

– Ой, Марк! – Уже вслух возмутился Моня, – ты выбирай: или я, или Васька, хорошо?

– Хорошо, – согласился Марк, – ой…скажи Мусе, чтоб увела оттуда собаку!!! – Моня обернулся: Эль нёсся куда-то семимильными прыжками, Муся, чуть не волочась по земле, летела за ним; а навстречу им, из-за угла, выдвигалась мощная фигура ротвейлер, который вёл за собой на коротком поводке хозяина и скалился.

Переглянувшись, Моня и Марк бросились на подмогу. Эль и ротвейлер были уже на волосок от столкновения, когда тройняшкам и дяденьке, каждому со своей стороны, удалось растащить бойцов.

– Ух, ну и собака у вас, – сказала Муся, лицо её было белым, как кусок мела, а руки и ноги тряслись. Дяденька, правда, находился не в лучшем состоянии, но, бодрясь, произнёс:

– Не у меня, а у вас, собака. Драчун какой-то. И почему без намордника?

– А ваш почему? – Это уже отозвался Моня – красный, как помидор, и в поту. Дяденька поглядел на него снисходительно и ответил:

– Мой – само добродушие, вообще-то.

– Ага, добродушие! – Чуть не хором возмутились Моня и Муся. Ротвейлер в это время приветливо порыкивал, а Марк стоя л в стороне. Дяденька, справедливо оценив его, как старшего, обратился к нему.

– В следующий раз, всё-таки, советовал бы вам повнимательнее следить за своим питомцем. Вы откуда будете?

Улыбнувшись, Марк только развёл руками, честно признаться, он не понял ни слова. Дяденька, беззащитно оглядевшись, снова повернулся к Моне и Мусе, но те молчали, как два партизана; рядом, на натянутом поводке, поскуливал Эль: видно, ему не терпелось, всё-таки, познакомиться с ротвейлером.

– Думаю, нам следует попрощаться, – сказал, наконец, Моня, а Муся, для приличия, прибавила:

– Приятно было познакомиться.

Но – тут со всеми тремя что-то произошло; кинув друг на друга прощальный взгляд, они вдруг вскрикнули и – едва не бросились обниматься.

– Муся, Моня, надо же, ребята! А это ты, Марик, до чего подрос! Ох, ох, ох, -дяденька, казалось, вот- вот рухнет на землю от переполнивших его светлых чувств. Нечто подобное произошло и с остальными.

– Дядя Петя! Как же это мы вас не узнали! Неужто и вы решили расстаться с Молдаванкой3! Вот так сюрприз!

Собаки, как это ни странно, тоже внезапно словно ощутили давнее знакомство хозяев, и, виляя хвостами, дружелюбно уставились друг на дружку: здрасьте!

Улыбался и Марк, конечно – у него это, если честно, уже привычка была такая: во всех непонятных ситуациях – невозмутимая улыбка и спокойствие. А последнее было теперь более, чем необходимо. Став таким образом, чтобы удобно наблюдать и рот дяденьки, и эмоции на лицах брата и сестры, Марк задумался… Чем дальше продвигался разговор, чем больше возникало общих тем и воспоминаний, тем более странно становилось на душе у Марка.

– Так вы теперь, выходит, наш сосед! – В радости восклицала Муся. – Зайдёте в гости?

Дядя Петя отвечал что-то из ряда вон непонятное, Муся и Моня делали вид, что всё поняли.

– Вот и прекрасно! Ждём в четверг!

– О, дядь Петь!.. А вы сегодня свободны?

Марк удивлённо проследил за Мониным лицом – полная открытость, никаких подозрений. – У нас тут дело одно, может, поможете?

– Да, да, помогите! А то у нас не с кем пойти!

Кажется, и Муся потеряла голову, но – с чего?.. Марк легонько потянул на себя поводок, и, следя за губами дяди Пети, потрепал мохнатую шею Эля.

– Эбрхмтавтиколя клипортами… – чего? Самым странным было то, что на такую явную абракадабру последовал совершенно осмысленный, полный улыбчивой надежды ответ:

– О, класс, так вы свободны? Нам нужно, чтобы…

Ну, нет, это уж слишком! Неужели…так, так, так…чтобы предпринять? Потянуть обоих за руки?

Получилось даже лучше, чем можно было ожидать. И Муся, и Моня от внезапного рывка не удержались на ногах и полетели на землю, за ними, конечно и Марк, и – в некоторой степени, Эль, но – это того стоило: разговор оборвался на самом важном моменте, дядя Петя кинулся на помощь тройняшкам, но, прежде чем успел наклониться, Марк дал знак и брату, и сестре молчать, и, когда все трое снова стояли на ногах, сам обратился к дяде Пете. Естественно, жестами.

– Кто вы такой?4

Дядя Петя сделал непонимающие глаза, снова стараясь завладеть вниманием Муси и Мони. Но те не имели привычки перебивать старшего брата, и теперь только наблюдали за всем со стороны.

– Что вам надо? – Снова спросил Марк. – Вы меня не понимаете?

– Нет, – руками ответил дядя Петя, и вдруг, спохватившись, вздрогнул. Марку хватило мгновения, чтобы прочитать всю ту ненависть, какую он успел снискать в глазах давнего знакомого их семьи. Но, может, показалось? Всё-таки, мгновение. Снова великодушно улыбаясь во все сколько-то там своих зубов, дядя Петя пожал плечами и, легонько потянув на себя ротвейлера, сказал, обращаясь к Мусе и Моне:

– Так что, помощь нужна? А то с братом вашим, насколько я понял, каши не сваришь.

– Чего? – не понял Моня. – Это с чего вдруг?

– В каком смысле не сваришь? – Тут же насторожилась и Муся. – Вы это…что?

– Ничего, – уже немного нервно ответил дядя Петя, но тут же, словно опомнившись, с приятнейшей улыбкой завершил:

– Короче, где меня найти, ребят, вы знаете, адрес дал. Всегда рад. И если помощь нужна… В четверг у вас, ещё раз спасибо за приглашение! Ну, чао-какао, пока!

Марку он украдкой погрозил кулаком, но ни Муся, ни Моня этого не заметили… Ещё раз переглянувшись, они обернулись к брату за разъяснениями, но тот ограничился только жестом «потом» и всю обратную дорогу пребывал в себе, не заметил даже, как они приблизились к родной калитке – пришлось его тянуть за рукав.

– Что это с ним такое? – Шёпотом спросила у Мони сестра. – Вроде, дядя Петя, как дядя Петя. Ну, встретились внезапно. Ну, чего в нашей жизни не бывает?

– Не знаю, – отозвался Моня, швыряя кепку на трюмо в прихожей.

– Злишься?

– Такой шанс упустили!

Муся хотела ответить, но в этот момент их встретила Люба и позвала к столу – пришлось повиноваться – правая рука папы, как-никак. К счастью, Вася и Соня к тому времени уже позавтракали, теперь толкались у рукомойника и шикали друг на дружку. Мама, вздрагивая, поглядывала на них, но свой кофе не отставляла и всячески пыталась придать себе невозмутимый вид; рядом с ней, со скучающим лицом, прихлёбывал из пиалочки папа.

– О, господа, – только и сказал он при появлении тройняшек, потом похлебал, помолчал, и вдруг его осенило:

– Сегодня будем генералить курятник. Кто со мной? Валя?..

– Ром, может, мы сегодня немножечко отдохнём, в твой отпуск? – Устало вздохнула мама, кажется, у неё были другие планы.

– А что ты? – Тут же встрепенулся папа, – ты и отдыхай! А у меня вон – сколько помощников есть! Правда, Вась?..

– Эээ, может, трёшка? – Жалобно переспросил Вася– он как раз пытался улизнуть, но Сонька предусмотрительно замерла на пороге и не давала ему пройти.

– Я с радостью помогу, – отозвалась из-за вазона с кактусом Люба, – вот только мои уши… ещё немного…

– Нет, нет, у кого больные уши, тот сидит дома, – тут же отреагировал папа. – Сонь?

– Только с Васькой, – сказала Соня, кокетливо глянув из-под чёлки.

– Не, не, я пас, – простонал бедный Вася, – у меня спина, я кашляю…кхе, кхе…

– Кашляешь? – Тут же подпрыгнул Моня. – А знаете почему? – Муся опустила лицо в тарелку, пытаясь оставаться спокойной, как Марк. Но сейчас, кажется, даже тот немного насторожился, даже пытался что-то показать братцу. Потом, достав откуда-то листок, черканул по нему карандашом и придвинул Мусе: «Спасай». Ага, попробуй останови Моньку, когда тот всей душой жаждет справедливости! И всё же…

– Мам, пап!!! – Крик получился, что надо – все, кто сидел, чуть не попадали со стульев, а те, кто стояли – с ног. Итак, внимание привлечено. Теперь – слегка смущённый вид, голос потише, вот так:

– Я только хотела сказать, что мы с Марком и Моней сегодня в парк собирались. А если надо курятник убрать… – тут она шикнула Моньке «сидеть!», и, моментально повысив голос, завершила:

– Если надо убрать, то мы вечером и втроём справимся. А вы отдыхайте, можете на море сходить, знаете, какая там сейчас вода тёплая?..

– Спасибо, что разрешила, – угрюмо отозвался папа. Предложение с курятником, ему, правда, понравилось. Побурчав ещё для виду, он встал, сказал маме: «спасибо, родная», и, окинув всех назидательным взглядом, покинул кухню.

– Ну вот и чудесно, – вздохнула мама, – жаль только, вы так и не научились заранее говорить, куда собираетесь и когда…

– В семье это, между прочим, очень важно, – подхватила Люба, сметая со стола крошки. – И, да, сходи-ка вынеси мусор, Вась. Можешь с Соней, если она не против.

– Я против, – уныло возразил Вася, но, всё-таки, поплёлся в коридор за кульками. Сони в это время уже и след простыл.

– Мусь, вам пирожков с собой дать? – Удручённо поинтересовалась мама, когда тройняшки, помыв посуду, уже собирались уходить.

– Мы сами возьмём, – сказала Муся, – спасибо, мам.

– Да, да, – вздохнула мама, – спасибо и вам. – Как ты себя чувствуешь? – обратилась она к Моне. – После вчерашнего? Кости хоть целы, на месте?

– Всё отлично! – Заверил Моня, чмокая мамину щёку.

– А как ты, Марк? Не замучили они тебя?

– Скорее, я их, – улыбнулся Марк.

Когда все трое уже толкались в дверях, разбирая панамки и кепки, мама измученно повторяла своё привычное напутствие:

– Под колёса не лезть, в драки не ввязываться, ничего не подрывать, ни к кому не приставать. Марк, следи за ними. Муся, Моня, смотрите за Марком. Деньги я вам дала, ключи и телефоны при вас, если что, чтоб полиция нам не звонила. Ну, кажется всё. Пока.

– Пока, мамочка! Не беспокойся, все будем целы!

«Главное, чтоб город уцелел», – вздохнула мама, и она знала, что говорит.

Встречи – важные и не очень

В одесском трамвае летом лучше не ездить, ну, а если уж поехал, то будь готов, веселье тебе обеспечено. Во-первых, духота, во-вторых, старушки, рьяно обороняющие каждое окошко от щёлок – чтоб не дуло. В-третьих, те же старушки – целая гвардия, – против «невоспитанной молодёжи», привыкшей рассаживаться тут, и там, и где попало.

– Молодой человек, а что у вас тут над головой за картинка? Не смотрели? Примета есть такая, чем раньше начнёшь садиться на места инвалидов, тем раньше таким и станешь.

– И это ещё, поверьте мне, самое безобидное, – сердито бормотал Моня, известный завсегдатай электротранспорта. – Вот, сейчас начнётся…

Несколько «молодых людей» под прицелами метких бабулиных взглядов ретировались в конец трамвая. Сам Моня и не пытался занять местечко у окна, Марк тоже отказался садиться, а Муся, подумав, что личный покой ей дороже, любезно уступила какому-то старичку.

– Ну, хоть не бабке, – порадовался Моня, и – довольно искренне, потому что стоявшая тут же тётенька преклонных лет нацелила на него свои очки.

– Это ты что там бормочешь, а?

– Ничего, – буркнул Моня. Но, поскольку тётенька продолжала наседать, а люди вокруг начали оглядываться, прибавил:

– Это я справедливости радуюсь.

– Что?

– Ничего, – поспешила опередить братца Муся, – это у него привычка такая: сам с собой разговаривает.

– Ну, это уж к психологу надо записаться, – осуждающе заметила бабушка, правда – не без доли сострадания. Кто-то на её слова одобрительно рассмеялся, кто-то вполне серьёзно поддержал. Остальные продолжали молчаливо задыхаться и делать украдкой попытки открыть окно.

– Моня на пределе, – сказал Марк, – как бы не подрался.

– Не, с бабушками не подерётся, – ответила Муся, хотя, и сама ощутила волнение в тот момент, когда бабуля снова обратилась к Моне.

– А ты в каком классе учишься?

– В седьмом. – Буркнул тот.

– Ого! А вы что… – тут она поглядела на Марка, – близнецы, что ли? – Сказано это было голосом чуть не осуждающим, и, опасаясь за дальнейшее развитие событий, Муся снова перехватила инициативу разговора на себя.

– Вообще-то, мы тройняшки. Нас трое. Я, он, и он.

Кто-то рассмеялся. Кажется, теперь уже полвагона заинтересованно поглядывало в их сторону. Бабуля продолжала в своём духе:

– Надо же! Тройняшки! В нашу молодость и двойня-то была редким явлением, а теперь…хм-хм…тройняшки… Хм-хм.

– Ну, мы не виноваты, – развела руками Муся, и покосилась на Моню – Марк всеми силами пытался ему что-то внушить, но дело, кажется, катилось не в лучшую сторону: к тому же, пассажиры уже чуть не падали от смеха, а кто сдерживался, – то и тот – еле-еле.

– А что это вы всё руками машете? – Строго обратилась бабуля в сторону Марка. Под новый взрыв хохота, Муся, кусая губы, соображала, что бы предпринять, и – неизвестно, чем бы окончилось, если бы на подмогу ребятам не пришёл тот самый старичок, которому было уступлено место.

Тронув расходившуюся бабулю за рукав, он улыбнулся и негромко ей что-то сказал. Расслышала, видно, только она; что-то ответила, но – уже без былого запала, потом и вовсе потухла, стала вдруг маленькой и удалилась в начало вагона. А потом вышла, на Клюшке5. Мало-помалу угомонился и люд. Только Моня всё бормотал что-то вполголоса, и даже когда они вышли на Первой станции, ещё какое-то время был красным, как помидор. Но потом успокоился, даже обратился к Марку с вопросом:

– Так ты чего с дядей Петей идти не захотел? Объясни.

– Может, потом? – Предложила Муся, ей показалось, что Марик немного устал, к тому же они переходили дорогу, место не лучшее для разъяснений. Моня терпеливо подождал, когда они достигнут парка:

– Ну, так чего? Всё утро молчал, теперь-то уж хватит, наверно!

– Потом, я напишу, – ответил Марк, – в Телеграмм, и тебе, и Мусе. А сейчас, давайте, лучше, отыщем этот фонтан.

– А что его искать! – Возмутился Моня, – мы тут с Рустиком каждое воскресенье гуляем! За мной, идём.

Фонтан они, правда, нашли с третьего круга. Возле него было шумно, проходил какой-то фестиваль. Дети в костюмах гномиков плясали под обеденным солнцем, их родители – малиновые и потные, – щёлкали телефонами, делали счастливый вид. Ведущая – плотная тётушка – тяжело дыша, хлопала в ладоши и водила хоровод:

– Руч-ка правая, руч-ка левая, топ, топ, топ!

«Руч-ка правая, руч-ка левая», – шёпотом повторила Муся, Моня тоже, словно зачарованный, уставился на детский праздник и легонько затопал ногами. Марк, тем временем, оглядывал площадь: небольшая, обставленная детскими машинками и ларьками с мороженым и сладкой ватой. Парень в солнцезащитных очках надувает шарики, рядом тётя прикладывает ко рту глиняных птичек, – ух, как свистят, наверно! Вот девочка протягивает ручку – но ей не дают; подходит мама. За ними ещё человек пять, на вид – туристы, все молодые, только один – старичок с бородой. Старичок…

Марк задумался, но тут к нему подошла девушка – рыжая, словно кусочек солнца. Веснушка на веснушке, и – улыбка. Жестами она сказала «привет», спросила, как у Марка дела и представилась:

– Улли.

– Жестовое имя6? – Спросил Марк. –Можно «улыбка»?

– Пожалуйста! – Рассмеялась девушка. – А тебя?

– Свои называют «человек». Но можно и по-другому, чтоб не было путаницы в словах.7

– Отлично! Будет – Человек-М. Хорошо?

Кивнув, Марк спросил:

– Вы знаете моего брата?

– Это он? – Девушка указала на Моню, они с Мусей как раз подошли к ним, уже с шапками сладкой ваты на палочках. Одну отдали Марку, вторую – девушке, а третью взяли себе, напополам.

Отойдя в тенёк, под платаны, все четверо принялись есть и рассматривать друг дружку.

– А чего вы без дедушки? – Спросил Моня.

– Дедушка дома остался, – отмахнулась девушка. – Кстати, меня зовут Улли. А на жестах, мы с Марком договорились, Улыбка.

– Улли – странное имя, – заметила Муся, и, спохватившись, прибавила:

– Но красивое.

Девушка рассмеялась. Кажется, у неё была привычка, чуть не на каждое слово собеседника отвечать каким-то проявлением радости. Марк отметил ещё и то, что одета она немного не по погоде – в плотный джинс, и от того – обливается потом. Руки её, держа палочку от ваты, слегка дрожали; взгляд, время от времени, потерянно уходил в себя.

– Давайте приступим к делу? – Предложил Марк. Благодарно взглянув на него, Улли кивнула, и, увлекая за собой ребят, направилась в глубь парка, – хорошо, людей там не было, разве что пара-тройка ворон под платанами.

– Спасибо, что пришли, – сказала Улли. – Вас зовут?.. Муся, Моня. Прекрасно. Я буду говорить одновременно и жестами, и словами, хорошо?

– Мы обычно так и общаемся, – ответила Муся.

– Отлично. Итак, с чего бы начать?..

– С самого главного, – посоветовал Моня.

– Что ж, так и сделаю. Вы любите свой город? Конечно, что за вопрос. Так вот, городу вашему угрожает опасность. Более того, она – как раковая опухоль, может разойтись и на все близлежащие города, а потом, в худшем случае – и страны. Страшно?

– Интересно, – вместе сказали тройняшки.

Улли улыбнулась – теперь уже слабо и беззащитно.

– Мы с Джоном, – сказала она, – не местные, вы это поняли. Но операция поручена нам. Месяц и семь дней мы искали человека, вернее, людей, на которых можно было бы положиться, и, надеюсь, нашли. Почему это именно вы – долго рассказывать. Спрошу одно: вы хотите помочь? Если нет, то никто не заставляет. Но, если возьмётесь, то придётся довести дело до конца.

– Что за дело? – спросил Марк.

– В основном, наблюдение.

– Ух ты, – воодушевился Моня, – шпионаж? Мы готовы!

– Постой, – оборвала его Муся, и обернулась к Улли:

– Нам надо посоветоваться.

– Пожалуйста. – Когда она отошла в сторону, Марк сказал:

– Помочь родному городу – хорошо, но может пострадать семья. Мы ведь не сами по себе.

Моня тут же возмутился и принялся доказывать обратное, Муся взялась его усмирять, в итоге – они сцепились в словесной баталии, и Марк, как лицо, в данной ситуации, лишнее, удалился к ближайшему клёну. Там, стоя и размышляя, он вдруг заметил мелькнувшую неподалёку тень. Потом вторую, и третью. Кажется, туристы решили сделать пару фото на лоне природы…

Марк пригляделся получше, и вдруг понял, что никаких туристов нет и в помине. Вернее, есть только один из них – тот самый старик. Он шарил рукой по траве, словно потерял что-то.

Улли, тоже заприметив его, подошла, спросила о чём-то, может, предложила помочь? Губ её Марк не разглядел, она стояла спиной, зато – губы старика обозревались прекрасно. И – неужто?..

В этот момент Марка потянули за рукав Муся и Моня – оба красные, взбудораженные, оба спросили:

– Ну?

– Попробуем давайте, – ответил Марк.

После этого они подошли к Улли. Старика уже не было рядом, зато Улли выглядела растерянной и – немного даже озадаченной.

– Что с вами? – Спросила Муся. – Где ваша улыбка?

– А? Что?.. – Переспросила девушка. – Согласны? Вот и спасибо. Значит, так…

Марку показалось, что сосредоточиться сейчас Улли стоит огромных усилий. Но – навык был, и она смогла.

– Итак, эти существа живут в совершенно другом мире, – сказала она, – их называют «кнотты», или «утты», или…ну, много ещё как их называют. Но в вашем измерении они не известны. Были неизвестны, до некоторых пор. В прошлом году к нам на базу поступило сообщение о подозрительной активности в районе Млечный путь, Земля. Такое же поступало много лет назад, и тоже – из вашего города. Как раз тогда были замурованы почти все колодцы в Одессе, и никто не знал, почему…

– О, так это вы их замуровали? – Не то восхитился, не то возмутился Моня.

Улли, слегка улыбнувшись, продолжала:

– Нет, не мы, но наши сотрудники. Нас много, на самом деле, но – неважно. Главное, тогда проблема была устранена, утты исчезли. А, вероятнее, поменяли дислокацию, но ваш город им, отчего-то, приглянулся. Возможно, близость моря, катакомбы. Утты любят всякие подземные ходы, а пьют только солёную воду, кажется, только.

– А что они едят? – Спросила Муся.

– Это главная тема. Питаются они, как бы так сказать… чувствами, эмоциями? Точнее, эмоция – это нить, за которую они вытягивают всего человека и – поглощают его. Но не тело, а – личность. Человек-М, прости, я не очень хорошо владею жестами, ты понимаешь мою речь?

– Вполне.

– Хорошо. Так вот, утты нашли способ просачиваться сквозь замурованные колодцы. Как им это удаётся – не знаю. Им, кстати, не все материалы под силу. Стены дома, например, пройти не могут. В городе их, по нашим данным, уже около десятка особей, а может, и больше. Сложность в том, что они умело маскируются под людей. Их от обычного человека и не отличишь. Если не приглядишься, конечно.

– А говорят они как? – Спросил Марк.

– Как люди, – вздохнула Улли, немного, правда, запнувшись, словно что-то припоминая, – да, совершенно так. Единственный способ распознать утта – это проследить его поведение. Если пытается вызвать на эмоцию – скорее всего, утт.

– Ну, тогда у нас все трамваи ими полны, – произнёс Моня, – хоть сейчас вяжи.

– Правда?

– Это он про старушек, – пояснила Муся. Но Улли задумалась.

– А что, хорошая маскировка. На вид – обычная бабуля…

– Во-во! А я о чём. – Моня, судя по всему, был искренне рад. К сожалению, Улли не стала больше развивать тему.

– Ваша задача, – сказала она, – ходить каждый день по всяким людным местам, отдыхать, пить чай, кофе, а заодно – посматривать по сторонам: что и где вам покажется странным – сообщать нам. Встречаться будем по средам, в парке, в 10 утра. Вам удобно?

– Ну, если Васька…– начал было Моня, но Муся, переглянувшись с Марком, сказала: