Цеховик. Книга 13. Тени грядущего

1. А у окна стоял мой чемоданчик

Внимание! Эта история выдумана от начала до конца. Все события, описанные в ней, являются плодом воображения. Все персонажи и названия, упоминаемые в книге, вымышлены. Любое совпадение имён, должностей или других деталей случайно и не имеет никакого отношения к реальным людям или событиям.

1. А у окна стоял мой чемоданчик

Когда я просыпаюсь второй раз, за окном простирается ночь. Бутерброда на столе не оказывается, кофе тоже, хотя сейчас это всё мне бы совсем не помешало. Совсем не помешало…

Я захожу в крошечную ванную комнату, включаю воду и пью. Хорошо, что есть вода, надеюсь, не отравленная. Потом снова провожу осмотр своих апартаментов. Чувствую я себя неплохо. Спать, вроде, не хочу, зато поесть было бы можно. Можно, но нечего. Вечный конфликт между спросом и предложением.

Ладно. Что мы имеем? Имеем мы не пойми что. Полная хрень. Не могу даже предположить, кто стоит за этим похищением. Но меня сейчас больше всего беспокоит, в безопасности ли Наташка.

Мы с ней поговорили, я сказал, что скоро приеду и… и не приехал. Меня похитили. Наталья ждёт, а меня нету. Начинает волноваться. Звонит Платонычу. Уже ночь, ей неловко, но она всё-таки звонит Злобину. Тот выслушивает и начинает меня искать.

Если бы я сейчас находился в Лефортово, он пришёл бы и вытащил отсюда или, хотя бы постарался. Но это явно не Лефортово, если там только не наделали номеров для випов. Я пока об этом не слышал.

Если это не Лефортово, то, возможно, и не КГБ. А кто тогда? Инопланетяне или туристическая полиция? Бред какой-то. И, совершенно точно, не МВД. И сколько прошло времени? Учитывая, что вчера я видел за окном день, похоже я здесь уже вторые сутки. И почему я тогда сплю, как сурок?

Бляха, а что это на мне? Спортивные штаны и футболка. Переодели, собаки. Я осматриваю свои трицепсы. Да, точно, вот отверстия от игл. Два на одной руке и одно — на другой. Колют, суки… А если это психушка? Твою за ногу! Может быть…

Правда выглядит это всё очень странно, таких психушек у нас нет, мне кажется… Ну, и кто бы меня сюда мог законопатить, учитывая, что у меня совершенно нет врагов? Некому…

Вдруг, совершенно неожиданно открывается дверь и ко мне заходит мужик лет сорока. На нём тёмно-серый костюм, белая рубашка и серый же галстук. Выглядит он совершенно обычно и даже скучно. Точно, уныло и скучно. Пресная рожа, ничего не выражающий взгляд, кислое выражение, коротающего свой век чиновника.

— Здравствуйте, — нейтральным тоном говорит он и проходит к столу.

Он садится и показывает мне на стул напротив.

— Присаживайтесь. Мы сейчас с вами поговорим немного. Ответите на мои вопросы?

— А вы на мои ответите? — интересуюсь я.

Он не реагирует.

— Итак, — спрашиваю я, — как вас зовут? Давайте начнём хотя бы с маленьких и взаимоприемлемых вещей. И кто вы такие, и что вам надо?

У него жидкие тонкие волосы, некрасивый, даже слегка слюнявый рот и скошенные подбородок.

— Называйте Кириллом Кирилловичем, — безо всяких эмоций соглашается он и кладёт перед собой несколько нетолстых картонных папок. — Хочу сразу предупредить, в этих папках всё. Я имею в виду, всё про вас. Мы знаем, сколько у вас казино, сколько каждое из них приносит, сколько других видов… бизнеса, знаем, кто входит в ваш ближний круг и почему. Знаем где, с кем и что именно вы делаете. В общем, хватит на несколько расстрелов.

— Ого, — хмыкаю я. — Даже на несколько? Вот вы даёте.

Мне совсем не страшно и даже немножко смешно, оттого что кто-то решил, будто вся эта возня может хотя бы чуть-чуть меня смутить. Так я стараюсь выглядеть, но это совсем не так, на самом деле. По спине пробегает холодок, а в желудке, давно уже пустом, разливается огонь…

— На самом деле, несмотря на ваших высокопоставленных покровителей, защищающих вас по всем фронтам, собрать эту информацию было не слишком трудно.

— Вот как, — киваю я, бросая ничего не значащую фразу.

— Вы же неглупый человек, должны понимать, с таким огромным количеством людей, вовлечённых в ваши схемы, невозможно надёжно скрыть весь этот совершенно чудовищный массив преступлений, грязи и лжи.

Интересно, а про армию мою и приобретение оружия вы тоже знаете? Это дело совсем не на виду в моей деятельности.

— И, что особо цинично, — бесцветно продолжает Кирилл Кириллович, — вы занимаете высокую общественную должность, продвигаете в массы правильные и нужные идеи, имеете государственные награды, полученные за реальные заслуги, а, на самом деле, являетесь хорошо… или, как мы видим, не так уж хорошо замаскированным врагом.

— Вот это заход, — киваю я, внимательно глядя в зеркало, висящее за спиной Кирилла Кирилловича.

Любопытно, что это, проверка? Например, от Злобина… Или реальная проблема? Если арест, то проблема сейчас и у него тоже, поскольку мою связь с ним проследить несложно.

Он, конечно, подстраховался, обложился бумажками, подтверждающими, что я внедрён в соответствующие преступные структуры, как агент и предоставляю информацию. Даю отчёты… Я даже подписывал соответствующие документы, да… Но эта защита очень слабая…

Интересно, кто там сейчас? За этим зеркалом… Кто стоит и смотрит на меня сквозь непрозрачное стекло?

— Вы не понимаете, насколько в уязвимом положении находитесь? — поднимает брови Кирилл Кириллович. — Думаю, отлично понимаете. И хорошо осознаёте, в каком положении сейчас оказываются ваши близкие. Скорее всего, они думают, что все блага, обрушившиеся на вас и на них — это благодарность государства за ваши подвиги и самоотверженный труд. Хотя, может быть, они не настолько наивны и догадываются о ваших злодеяниях. Мы не знаем, но скоро узнаем. Не сомневайтесь, обязательно узнаем.

Блин, перед глазами встают Наташка, Платоныч, родители и дядя Гена. И вижу я их не в такой милой, в общем-то квартирке, а в лефортовской камере. В лефортовской, ясное дело, потому что, всю вот эту фиговину, в которой я сейчас оказался, устроили чекисты. Ну, а кто ещё? От Щёлоковского учреждения ждать такого подхода было бы странно…

— Давайте перейдём ближе к делу, — предлагаю я. — Чего вы от меня хотите?

— Прежде всего, я хочу, чтобы вы осознали всю глубину бездны, разверзнувшейся под вами. Вы падаете, Брагин. И вас уже не спасти. Но ваших близких спасти ещё можно. Подумайте об этом.

Он встаёт и уходит. А я думаю. Сука! Как он и сказал, думаю о своих близких. Целый день думаю. Два раза мне приносят еду, не слишком обильную, но вполне приличную. Я ем и думаю. Иду в душ и думаю, лежу на диване и думаю.

Больше ничего и делать-то нельзя. Здесь нет ни книг, ни телевизора, ни радиоприёмника. Я даже лёжа ночью в постели, не сплю, а думаю. Да только ничего придумать не могу.

Вернее, единственное, что приходит мне в голову… Хотя, нет, в голову мне чего только не приходит, но наиболее правдоподобной кажется версия о чемоданчике с компроматом на видных деятелей. В общем, похоже, я жив, пока в тайнике спрятан чемодан Поварёнка.

Следующий день проходит точно так же. Снова Кирилл Кириллович стыдит меня и предлагает подумать о родных и близких. Козёл! Я только о них и думаю, если честно. Ну, хотя бы колоть меня прекратили и на том спасибо…

Наконец, на третий день мы, кажется, переходим к тому, что вероятно и является главной причиной нашей встречи.

— Нам известно, — чуть нахмурившись, говорит Кирилл Кириллович, — что у вас есть вещи, вам не принадлежащие.

— У большинства людей есть такие, — хмыкаю я, — если, конечно, не брать монахов-нестяжателей.

Он долго и пристально смотрит мне в глаза. Задолбал со своими играми, психолог, блин, недоразвитый.

— Давайте перейдём ближе к делу, — предлагаю я. — У вас, конечно, здесь неплохо, уютно и все дела. Еда, опять же, хоть и скудная, но по расписанию. Тем не менее, я бы хотел поскорее убраться отсюда.

— Что же, — чуть улыбается он, — в этой точке наши желания сходятся. И это, надо отметить, отрадно. Отдайте нам то, что принадлежит нам, и тут же получите своё. То есть свободу.

— Свободу и уголовные дела по сфабрикованным обвинениям? — киваю я на папочки, которые он так с собой и таскает.

— Об этом можно будет поговорить, — пожимает он плечами.

Во как, поговорить. То есть он мне даже пообещает, что не будет преследовать по закону. Ну-ну, просто всё что угодно, только отдай чемодан. Прекрасная идея. Ищи, как говорится, дурака за четыре сольдо.

— Так что вам надо? Мою бессмертную душу, товарищ Мефистофель?

— Ваша душа, — пренебрежительно кривит он губы, — и так принадлежит упоминаемому покупателю. Он её бесплатно, судя по всему, получил. По вашей же собственной инициативе.

— А вы всё больше начинаете напоминать инквизитора, святой отец. Не глядите так, а то вы словно на дыбу меня примеряете.

— У нас много, чего имеется, — усмехается он. — Есть приспособления, даже намного эффективнее, чем эта ваша дыба.

— Кто бы сомневался. Говорите уже, чего хотите.

— Я рад вашему нетерпению, — кивает он.

— Иезуит.

— Попрошу вас, — его голос делается самодовольным. — Я ведь при исполнении.

На тебе, дружок, не написано ни звание, ни ведомство, так что откуда мне знать, при исполнении ты или нет.

— Ну, так скажете уже или как?

— Видите эти папки? — показывает он на папки, где по его словам собраны все материалы на меня.

— Вижу, конечно, вы их мне третий день демонстрируете поглаживаете лапками своими, как муха, честное слово.

— Не нужно дерзить, — качает он головой.

— Ладно.

— Это намёк.

— Весьма тонкий, — хмыкаю я. — Даже и понять не могу, на что именно.

— Вот и хорошо, — кивает он, — что вы понимаете. Рад, что догадались и нам не придётся торчать здесь месяц, а то и год.

— Ух-ты.

— Отдайте чемодан, полученный от Кухарчука, и пойдёте спокойно домой, к своей невесте, а то она заждалась уже, вероятно.

А у окна стоял мой чемоданчик

А у окна стоял мой чемоданчик

А у окна стоял, а у окна стоял

А у окна стоял мой чемоданчик

— Вероятно, — соглашаюсь я. — Да только нет у меня никакого чемодана. С сумкой путешествую. И с невестой мы расстались.

Чекист понимающе и сочувствующе кивает. Мудила.

— Напрасно вы, Егор Андреевич, такой стиль диалога выбираете, — говорит он. — Вы же понимаете, у нас методы ведения бесед действительно разные имеются. Допустим, вы лично по какой-то совершенно непонятной мне причине не боитесь боли. Впрочем, сомневаюсь. Но не важно, в любом случае, найдутся люди, которых вы захотите от этой боли избавить, понимаете? Какие-нибудь нежные создания. Так что давайте говорить конструктивно.

— Давайте.

— Это, в первую очередь, к вам относится.

— Хорошо, — киваю я.

— Вот, и отлично. Сообщите адрес, по которому находится чемодан и, после того, как он окажется у нас, мы вас отправим домой.

Ага, в гробу на колёсиках, наверное. Я смотрю на него, а он смотрит на меня. М-да… Реально ситуация крайне неприятная, и взгляд у хмыря этого тоже неприятный. Как у гиены, ожидающей, когда я совсем выбьюсь из сил, чтобы подойти и у ещё живого начать выжирать горячие потроха.

— Зовите старшего, — наконец, киваю я.

— Старшего? — удивляется он.

— Ну, да, старшего. Самого старшего.

— Самого старшего, — повторяет он. — Кого это?

Я ничего не отвечаю и, откинувшись на спинку стула, поворачиваюсь к зеркалу. Повисает пауза.

— С вами веду переговоры я, — наконец пробуждается Кирилл Кириллович, словно всё это время ждал долго идущий сигнал из космоса.

— Но как-то не особо мы за три дня продвинулись, — пожимаю я плечами. — Зовите. Устроим прорыв.

Он делает несколько заходов и, наконец, оставляет эти попытки. Поднимается и уходит. А я принимаюсь за растяжку, поскольку другие занятия мне сейчас недоступны. Очищаю мысли и проветриваю голову, отвлекаюсь и тянусь, тянусь…

Вдруг снова открывается дверь и в комнату возвращается Кирилл Кириллович с двумя здоровыми чуваками.

— Егор Андреевич, сядьте на стул, пожалуйста.

Я неохотно поднимаюсь и сажусь к столу. Здоровяки хватают меня за руки, прижимают их к столу, а Кириллыч достаёт наручники и продев их сквозь крепкую скобу на столе, защёлкивает на моих запястьях. А я-то думал, зачем тут эта скоба, ёлки-палки.

— Вы голливудских боевиков насмотрелись? — спрашиваю я.

Естественно, никто ничего не отвечает. Они просто уходят, оставляя меня сидеть за столом.

— Эй! — кричу я в сторону зеркала. — Вам что не нравилось, что я физкультурой занимаюсь? Эй-ей!!!

Но зеркало ничего не отвечает. Подёргавшись и поорав, я затихаю. Блин. Какого хрена… Это что, новый этап взаимоотношений? Переход к методам устрашения?

Минут через пятнадцать дверь снова открывается и в неё заходит… блин… нет… Твою дивизию! В неё заходит Андропов…

Сделав несколько шагов, он останавливается и с любопытством осматривает моё жилище. Потом подходит к столу, усаживается и внимательно изучает скобу и наручники. Качает головой и поднимает глаза на меня.

Он складывает руки на столе, как прилежный ученик и просвечивает меня взглядом.

— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — киваю я.

Он прищуривается и долго не отвечает. Блин, на него смотреть даже страшно. Ну, то есть, не то, чтобы прямо страшно, но такое чувство, будто смотришь на чистое зло. Нет, это глупость и чушь, разумеется, но легенды делают своё дело.

— Кто ты такой? — наконец, спрашивает он.

— Человек, — немного подумав, отвечаю я.

— И что это за человек, который в восемнадцать лет подмял под себя несколько матёрых уголовников, устроил игровые дома и… чего ты там ещё успел понаделать? Как это возможно? При этом успел получить медаль и орден. Орден, насколько я знаю, сам генеральный секретарь распорядился тебе выдать. Ты и на даче у него бывал и, что любопытно, он тебе благоволит, по какой-то причине. Что ты за существо такое? Может, инопланетянин?

— Нет, не инопланетянин, — качаю я головой. — Я человек будущего.

— Вот как… — снова прищуривается он. — А как оказалось, что к тебе перешли активы…

— Суслова? — подсказываю я и глаза его чуть дёргаются.

— И почему ты не хочешь отдать то, что не твоё?

— Исключительно из соображений безопасности, — отвечаю я.

— Хм… А как ты узнал, про Ждановскую? Что там оказался наш сотрудник? В прошлом году. Это было каким-то образом спланировано? Только не надо мне говорить, что всё вышло случайно.

— В будущем этот факт был известен.

— В будущем был? — переспрашивает он. — Да, в характеристиках указывается, что ты дерзок.

— У меня есть решение по чемоданчику, — говорю я, — которое устроило бы нас обоих.

— И какое же?

— В случае необходимости, я буду предоставлять вам материалы из папок по интересующим вас объектам. Но храниться они будут у меня, а в случае внезапной кончины, сами понимаете…

— Человек будущего, значит… Ну, и как там, в твоём будущем? У нас, кстати, есть специалисты медицинского плана. Они смогут весьма эффективно прекратить твою связь с грядущим…

Я начинаю обдумывать ответ, но он тут же меняет тему:

— Ты с кем-то уже работал таким образом, по требованию? Предоставлял материалы?

— Один раз, — решаю не врать я. — Чурбанову предоставлял папку на заместителя ленинградского ГУВД.

В принципе, признаваться, может и не следовало бы, но кто знает, вдруг Чурбанов где-то сболтнул, а выглядеть вруном мне сейчас совсем не хочется.

Андропов погружается в раздумья.

— Я могу вам сделать расклад по польскому кризису, — пожимаю я плечами.

— Его сейчас любой мало-мальски грамотный специалист может дать. Ну, попробуй.

— В ближайшее время, — говорю я, — Ярузельский предпримет перестановки в правительстве, но продовольственная ситуация будет обостряться. Будут вводиться талоны, вырастут цены, «Солидарность» продолжит проводить стачки и забастовки. К концу года, чтобы избежать ввода сил Варшавского договора, Ярузельский объявит военное положение.

Блин, ну и взгляд у него, выдержать такой… Твою дивизию. Такое чувство, будто он мысленно меня уже разделал японским ножом…

— Двадцать четвёртого июля в Китае произойдёт ужасное наводнение, — не останавливаюсь я, — и без крова останется полтора миллиона человек.

— Чего?

Теперь он смотрит на меня, и вправду, как на умалишённого.

Эту дату я запомнил на всю жизнь — день рождения мамы. Мы сидели за столом, поздравляли её, а по телику крутили страшные кадры. Я ей нарисовал шикарную открытку. Акварелью. И подписал, разумеется. Мама тогда распереживалась за китайцев, и я тоже, за компанию, очень расстроился.

— Двадцать четвёртого июля, — повторяю я. — Папки по требованию, полная конфиденциальность. Брежнев. Суслов… Никто не узнает… Весы должны быть уравновешены.

Он смотрит, как удав на кролика. Гипнотизирует. Молчит. И тут я вижу два основных варианта для себя. Либо скажет, лучше с этим дураком не связываться, в плане каких-то взаимодействий и поставит на мне крест. А значит будет выбивать из меня чемодан с последующей утилизацией тела. Естественно при реальной угрозе близким, я все материалы отдам.

Либо, заинтересуется моим бредом и… тут тоже есть два основных варианта. Либо он решит дожидаться исполнения моих прогнозов, оставив меня в неволе, либо…

— Хорошо, — принимает он, похоже решение.

…либо отпустит, учитывая некоторые эфемерные отношения с Брежневым и Сусловым… мои, то есть отношения с ними… Суслов — это противовес и соперник, а Брежнев он и есть Брежнев. Брежнев вообще хочет Щербицкого приблизить, если я ничего не путаю, а Андропова турнуть… Так зачем давать ему лишний повод для негатива…

— Хорошо, — повторяет он. — Попробуем поработать на таких условиях какое-то время, а дальше примем решение. Ты будешь на постоянной связи с Кириллом Кирилловичем. А про Польшу… Больше ни с кем об этом не болтай. За такие разговоры можно и голову потерять.

Ну надо же, это ведь единственное, за что я сейчас могу голову потерять. Ну, что же, пока поживём, значит…

Меня высаживают у Белорусского Вокзала. Блин, а до дома довезти? Тут три минуты на машине. Это специально. Естественно… Ладно. Где парни-то мои? Их ведь вместе со мной брали. Кирилл Кириллович тот ещё мудак. Их отпустили, говорит.

Накидываю ремень от сумки на плечо и иду домой. Пройдусь. Несколько дней на воздухе не был…

Когда подхожу к дому, выскакивают дежурные. Наташкина машина здесь.

— Егор! Всё нормально? Мы вас потеряли!

— Витя с Аликом не объявлялись? — спрашиваю я.

— Нет, — крутят они головами.

— А Наталья дома?

— Да.

— Хорошо.

Перед дверью я на пару секунд замираю, вытаскивая ключи из сумки. Встряхиваю связку и подношу к замку. Но не успеваю вставить ключ, как дверь распахивается и на пороге возникает Наташка.

— Я услышала, — шепчет она, — как твои ключи звякнули…

Она отступает назад и пропускает меня внутрь. Я перешагиваю через порог и опускаю сумку на пол. Она смотрит такими глазами, будто я с того света явился. Прижимает обе руки ко рту, а глаза… глаза, тёмные с чёрными кругами вокруг, и в них стоят крупные, как стразы, слёзы.

— Наташ… — начинаю я, но она мотает головой останавливая меня.

Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок

Я тебе привезу — ты меня и из рая ждала!

Это Высоцкий, он, оказывается, всегда сидит внутри…

Наташка поворачивается и идёт в комнату, а я двигаю за ней. Она подходит к столу и останавливается. Просто стоит посреди комнаты, а плечи её часто вздрагивают.