Свет и Тень (фанфик по дилогии Ольги Громыко "Год крысы")

Пролог

Вот почему ощущение того, что всё закончится именно здесь, не покидало его в тот далёкий год… Вот почему так не хотелось сюда ехать.

Он всегда доверял своему дару, наверное, даже больше, чем следовало бы. Нужно было и в этот раз так поступить…

Длани Сашия не любят путников, лишая их дара, и потому враги выбрали для исполнения своей цели именно такое место, хотя, наверное, никто ничего не выбирал, потому что никто ничего в итоге не выиграл…

Или же великая Хольга покарала именно его, отняв самое дорогое.

Но как странно: понимание самого дорогого приходит лишь в момент потери, — по-другому просто не выходит. Либо можно оценить дорогого тебе человека, когда никак не можешь удержать его возле себя.

Получается, что теперь в его жизни было и то, и другое… Но что толку от этого знания?

…Стройный высокий мужчина в чёрном плаще с двумя мечами крест-накрест за спиной, склонив голову и держась одной рукой за дерево, стоял и не смел сойти с места. Он был красив и статен, облечён тайными знаниями, силён и умён. Он принадлежал к древнему знатному роду… и всё это не имело теперь значения, ровным счетом никакого! По крайней мере, именно так он и считал, потому что у ног его, разбросав в стороны руки и глядя невидящими глазами в закатное небо, лежала черноволосая воительница с арбалетным болтом в левом боку. Этот болт предназначался ему… А он, так много раз в жизни спасавший от верной гибели и себя, и других, на этот раз не успел. И поэтому всё теперь рухнуло: нет больше ничего. Нет и его самого.

Откинув за спину свои белые косы, точно такие же, как носили из поколения в поколение все мужчины в его роду и на его земле, он упал перед ней на колени, поднял с земли, прижал к себе. Ее тело было совсем ещё тёплым и как будто живым, но мужчина точно знал, что жизнь уже покинула этот приют: сколько ни тряси, ни согревай своим теплом, ни зови, ни меняй дорогу — её больше нет. А потому и предпринимать что-либо не имеет смысла. Он понял это, как только увидел её оседающей на землю, и тогда мир померк…

Собственно, больше по привычке бороться до конца, он яростно отбил следующий болт, а затем, почти не глядя и куда более метко, швырнул меч в арбалетчика, попав тому прямо в лоб. Вторым мечом он успокоил остальных: быстро, легко, играючи, словно на тренировке, не испытав при этом ни страха, ни жалости, никаких других чувств, — да и какие теперь могли быть чувства?! А потом ещё долго ходил по поляне: вытаскивал меч из трупа, осматривал остальных поверженных врагов, оглядывался по сторонам. И хотя уже точно знал, что женщина мертва, и ей не поможешь, до последнего не хотел этого видеть. Как будто что-то мог этим изменить…

Так, значит, будем жить вечно?! Вот она, вечность, какой короткой оказалась… И — ни мгновенья покоя!

Сначала — месяцы ожидания неизвестно чего, безотчетного, животного страха, — как же он не хотел умирать, как боялся за себя тогда! И даже не желал замечать её отношения к себе. Это теперь он наконец-то понял, что именно тогда она его и полюбила, с первого взгляда, сначала крысой, а потом тем, кого привыкла бояться с детства — саврянином… И все равно полюбила, боясь этой любви как огня, не желая даже самой себе в ней признаваться. А он чем ей ответил? Вел себя по-скотски, вечно оскорблял её, высмеивал, специально доводил до зла… Понятное дело, что всегда можно себя оправдать: сказать, что всему виной нервное напряжение тех непростых дней и связанное с этим нежелание привязываться и привязывать, снобизм и эгоизм, молодость и глупость… Но вот вопрос возникает тогда: как в такое вообще можно было влюбиться?!

И тем не менее, она смогла.

А как он отблагодарил её за любовь и преданность? О, это отдельная история!

Ну как, Саший побери, как можно было после того, что произошло, предлагать ей деньги?! Как будто с цыпочкой расплачивался. Конечно, он всегда наблюдал такое везде и всюду: многие из тех, кто окружал его с детства, всё измеряли в деньгах… Но ведь она-то была совсем из другого мира, а он так и не сумел тогда понять, что даже говорить с ней о деньгах — оскорбительно! Тем более в свете того, что уже почти решил быть с ней.

Почти решил!..

Еще одна несусветная глупость и подлость. И совсем не отец в итоге виноват в их тогдашнем разрыве, нет! Это он повёл себя как трус. Потому она и ушла.

А дальше были лишь случайные встречи, отыгранные у жизни лучины. Или это Хольга дарила возможность все изменить? Что ж, очень щедро…

Кем была для него эта женщина? Да для этого даже определения нет.

С тех пор, как они впервые расстались, он совершенно иначе на неё взглянул. Она вдруг стала ему неизмеримо дорога, и с тех пор он был рад видеть её всегда, везде, всякой… Она никогда не заявляла на него своих прав, и, наверное, поэтому так хотелось, чтобы заявила. Его дар она усиливала, как «свеча» усиливает дар путника. С ней он был сильнее и увереннее в себе стократно: может быть, потому, что она неугасимо верила в него. Она до последней щепки вызывала трепет его сердца. Она, не скрывая, обожала его, даже став взрослой, жесткой и циничной (надо думать, у него же и научившись), всё равно — обожала, даже если кричала, что ненавидит. С ней было всегда легко и хорошо, во всём. Наверное, это и есть любовь — та, о которой он так мало, скупо и редко ей говорил. А ведь это было единственное, чего она от него действительно хотела.

Часть первая. Господин посол. Глава 1

— Нет, Альк, я с тобой не поеду, — упрямо твердила Рыска, глядя на свои руки, лежащие на столе.

Проснулись они сегодня рано, в путь тронулись с рассветом, и, конечно, оба ничего с утра не ели. Однако, если саврянину есть от волнения и не хотелось, то девушка по той же самой причине как раз таки ощутила дикий голод, и им пришлось зайти в столичную кормильню.

По дороге планы слегка изменились, и Альк решил, что целесообразнее будет посетить родных, которые в данный момент находятся в столице, — к тому же, ему очень захотелось это сделать.

Однако Рыска его стремлений не поддержала: упёрлась и всё утро твердила лишь одно:

— Я не поеду!

— Но почему? — уже бесился Альк, стоя напротив неё и пытаясь заглянуть в глаза, которые она упрямо не желала поднимать. — Сожрут тебя там, что ли?

— Не сожрут, — согласилась Рыска. — Но всё равно — не поеду!

Альк тихо выругался. Он уже раз десять на разные лады попытался втолковать строптивице, что ей будут рады, но та продолжала стоять на своём. Хотелось, как в дворцовом саду, закинуть её на плечо и вытащить на улицу. Но даже это, как он понимал, не могло помочь: во-первых, так не делают, а во-вторых, стоит поставить — и не поймаешь больше.

— И что ты предлагаешь? — спросил он наконец раздражённо.

— Сходи один. Я тебя тут подожду, — просто сказала Рыска.

— А дальше что?

— Я не знаю, — буркнула она.

Если честно, Альк и сам не знал, как её примут, вернее, догадывался, конечно, что восторгов ждать бессмысленно. Да и понятно: это для него Рыска — человек, которому он так многим обязан, по сути спасительница, а для его родных, в особенности для отца — кто? Просто весчанка. Полуграмотная девка. Такая, какой Альк и сам её увидел пару месяцев назад.

Белокосый одёрнул себя: да, она вот такая — весчанка, девка, возможно даже и дура; всё так. Но только благодаря ей он сейчас жив! И потому его родным, если он, конечно, сам им дорог, тоже придётся смириться с её присутствием.

Теперь, когда его больше не раздирали сомнения, страхи и инстинкты крысы, Альк оценил наконец все Рыскины старания. И тянули они не на сто златов, а на нечто гораздо более ценное и серьёзное… И именно поэтому он должен был как минимум привести девушку в свой дом и показать родным.

А ещё… ещё он сам этого хотел, — с одной стороны. С другой же сомневался, будет ли это правильно. Однако следовало признать: исчезновения Рыски в неизвестном направлении он точно не желает.

Вопрос был только в том, почему он не хочет её отпускать? И ответа на этот вопрос пока не было, а возникшая у него за последнее время странная и непривычная привязанность к девушке пока не укладывалась в голове. Для того, чтобы понять, что это такое происходит с ним, нужно было пересмотреть всё своё мироощущение, а это, как известно, трудно, ибо просто взять и измениться в один миг, наплевав на всё, чему тебя много лет усиленно учили, не может никто. Для того, чтобы привыкнуть к новым жизненным обстоятельствам, нужны время, размышления, желателен чей-нибудь мудрый и добрый совет, — этого всего пока не было, и потому Альк сомневался.

В то же время ему хотелось домой, — до дрожи, до боли хотелось! Теперь можно было уже признать: он жутко соскучился по своим родным, хотел их увидеть и обнять, особенно маму. Хотелось упасть перед ней на колени, попросить прощения за всё — это была его мечта, которую он считал уже несбыточной! Однако теперь эта мечта, тоже, кстати, благодаря Рыске, стала вполне осуществимой.

— Рысь, поехали со мной, — совсем иначе, другим тоном и всё же присев рядом с ней за стол, попросил Альк. — Мне очень туда нужно.

— Нет! — в который раз отрезала девушка.

— Ладно, — сдался он наконец. — Жди меня тут до вечера. — Помолчал и добавил: — Ну и упрямая же ты!

— С кем поведёшься! — ответила Рыска и всё же бросила на него взгляд исподтишка. Упрямство было ни при чём: нежелание знакомиться с семьёй Алька было продиктовано исключительно страхом и неуверенностью в себе, и это оказалось намного сильнее здравого смысла.

Альк лишь покачал головой, поднялся из-за стола, подошёл к стойке и обратился к кормильцу по-саврянски, кивнув несколько раз в её сторону — как девушка поняла, предупредил, что его спутница остаётся здесь, и велел поселить её до его прихода. Судя по тому, как кормилец улыбался и кланялся, Алька либо узнали в лицо, либо он представился.

Рыска вздохнула. Интересно, что он сказал? Она мало что пока понимала, особенно, когда савряне разговаривали между собой, — так, в общих чертах. И кем Альк её представил? Раз сам он господин, то кто же она? Служанка, надо полагать.

— Что ж, тогда… я пошёл, — сообщил белокосый, ещё раз оглядев Рыску с некоторой досадой.

Часть первая. Господин посол. Глава 2

А Альк почти уже и забыл, как же хорошо дома, но как чудесно оказалось это вспомнить! Как приятно было, расслабившись, лежать по шею в тёплой ароматной воде! Даже в сон потянуло, но он взял себя в руки: успеет выспаться, потом, когда Рыска будет рядом. Когда отец будет всё знать…

Как здорово оказалось снова надеть привычную с детства одежду, красивую и дорогую, мгновенно подчеркнувшую все его достоинства! И как трогательно няня заботилась о том, чтобы её любимый воспитанник поскорее стал красивым…

А после Альк долго рассматривал своё отражение в большом зеркале, словно пытаясь найти там себя и прежнего, и при этом понимая, что прежнего нет и больше не будет: со строптивым юнцом следует попрощаться, как и с парнем, что высоко задирал нос и ни щепки не сомневался в собственной исключительности. Теперь, так или иначе, он был другим… Каким? Вот это и предстояло понять.

Сестра, постучавшись, вошла в его комнату, снова обняла. Глаза её сияли.

При первом же взгляде на неё, ещё там, в холле, Альк сумел отметить во внешности Камиллы значительные перемены: за семь лет, что они не виделись, она отрастила волосы, как и поступали чаще всего саврянки, выходя замуж; черты лица её стали мягче, формы — более округлыми, — проще говоря, из девушки выросла женщина, очень красивая, да к тому же, похожая на мать. Увидеть её родное лицо брату было крайне приятно.

— Ты как? — доверительно спросила она, заглянув ему в глаза.

— Всё хорошо, — Альк тоже с удовольствием её обнял.

Надо было бы поговорить с сестрой, хоть немного, но он думал совершенно о другом.

— Камилла, — обратился он к ней, — хочу тебя попросить: не могла бы ты дать мне на время своё платье? Любое.

— Зачем тебе? — удивилась она.

Альк вздохнул, немного подумал, — стоит ли? — а затем всё же вкратце рассказал сестре о Рыске. Камилла слушала молча, слегка наклонив голову, но чем больше узнавала, тем более хмурой становилась.

— Ты уверен? — только и спросила она, когда рассказ иссяк.

Альк вздохнул. Ни в чём уверен он не был: ни в том, что отец придёт от всего этого в восторг, ни в том, что Рыска со всем согласится, да и в себе самом, раз уж на то пошло — тоже… Но кое-что он осознавал чётко, так, словно это было где-то прописано: если сейчас он отпустит Рыску, то будет жалеть об этом, возможно, всю свою жизнь, и потому всё же ответил сестре:

— Да, уверен. Дай своё платье.

Сестра со вздохом покачала головой. Зная характер брата, она прекрасно понимала то, что его всё равно не переубедишь, раз он решил что-либо сделать, а потому и пытаться не стала.

— Хорошо, пошли ко мне, — проговорила она и повернулась к двери. — Только я немного поправилась после родов, — добавила она, — поэтому платье дам с корсетом, чтобы не оказалось велико, а ты сам затянешь по размеру. Помнишь, как это делается?

— Даже помню, как снимается! — ухмыльнулся Альк.

— Дурак! — Камилла шутливо хлопнула его по плечу.

Альк лишь хмыкнул в ответ. А затем оба они отправились в комнату Камиллы.

— Шпильки, ленты, заколки всякие нужны? Волосы у неё длинные? — спросила сестра уже на лестнице.

— Очень, — кивнул Альк.

— Может, мне с тобой поехать? Приведём девушку в достойное состояние, — осторожно предложила Камилла. — Отец меньше возмущаться будет…

Альк отмахнулся.

— Поверь, это ни коим образом делу не поможет, — заверил он. — Да к тому же… нам с ней надо ещё наедине немного пообщаться. Ты дай всё, что нужно, а я сам справлюсь.

Когда они добрались до нужной комнаты, сестра сама, без помощи служанки, быстро собрала в сумку обещанные брату вещи: светло-зелёное платье с вышивкой в тон и целый ворох шпилек.

— Попроси в кормильне, пусть там кто-нибудь отутюжит… а впрочем, как хочешь, — безнадёжно махнула она рукой. И вдруг буквально взмолилась, глядя брату в глаза: — Давай я поеду с тобой! У меня сердце почему-то не на месте! Обещаю: какова бы девушка ни была, слова не скажу: тебе хороша — и…

— Нет, я сказал! — Перебил Альк, нахмурившись, и сестра снова умолкла: уговаривать его было бесполезно, как и раньше.

Они немного помолчали, глядя друг на друга.

— Волнуешься? — угадала Камилла.

— Есть немного, — отвернувшись, признался Альк.

Ей он не врал, да и бесполезно это было: Камилла с детства его знала. С ней у него отношения сложились намного более доверительные и близкие, чем с братьями, может быть, потому, что их разделяло каких-то три года, а братья были один на десять лет старше, а другой на семь лет младше Алька.

— Ладно, надеюсь, всё будет хорошо, — улыбнулась сестра, стараясь его приободрить. — Ты сейчас ему скажешь?

Часть первая. Господин посол. Глава 3

Ему показалось — щепка прошла, на самом же деле, не меньше, а то и больше десяти лучин пролетело с тех пор, как он решил на мгновенье закрыть глаза, чтоб отдохнули, и потому, когда Альк наконец проснулся на диване в кабинете отца, за окном было совсем темно.

Сначала он не мог понять, где находится, но внезапная мысль вырвалась откуда-то из подсознания, как бывает, когда человек со сна не может сообразить, что произошло, но помнит или где-то понимает, что ничего хорошего.

— Рыска! — вспомнил Альк и вскочил. Да уж, вот это вернулся вечером!..

Не так-то всё просто оказалось: видимо, спал как убитый — рухнул и даже ни разу не пошевелился, поэтому у него одеревенела каждая мышца, да ещё и в голове шумело. Сам виноват: зачем было пить на голодный желудок? Правда, ему всегда казалось, что два бокала крепкого алкоголя для него не доза, но тут, видимо, усталость и натянутые до предела нервы сделали свое дело.

Альк немного постоял на месте, размялся, соображая, что же делать.

Судя по тсарящей тишине, весь дом спал. Он подёргал дверь и обнаружил, что отец запер её на ключ снаружи по привычке. В этом не было ничего удивительного: в кабинете всегда находились горы важных документов, некоторые из них — государственного значения, и потому господину послу приходилось быть предельно осторожным.

Но, тем не менее, так или иначе, Альку надо было срочно отсюда выбираться.

Быстрее и разумнее всего оказаться на воле получилось бы, если постучать и покричать, но тогда весь дом встанет на уши. Его, конечно, выпустят, но тогда от расспросов на тему «куда он собрался один в такой час», а также советчиков и помощников отделаться будет невозможно. И Альк решил, что лучше всего вылезти в окно, тем более, что в детстве и юности он не раз так делал, а когда опыт есть, не помешает и темнота.

Недолго думая, Альк осуществил свой план: и пары щепок не прошло, как он оказался во дворе. Кабинет отца, конечно, находился на втором этаже, а стена под ним практически не имела выступов, но, неоднократно ходивший таким путём, Альк прекрасно его знал.

Одна лишь мысль неотступно терзала его ещё до конца не проснувшийся и слегка затуманенный алкоголем и снотворным рассудок: как там Рыска? Не дай Хольга, обиделась за задержку и ушла! Вот этого он себе не простит.

И то ли со сна, то ли с похмелья, то ли от отцовских слов он ощутил вдруг острую тоску по ней. И сомнения как будто развеялись: да, он хочет на ней жениться!

Да ещё и новое открытие прибавилось: они, оказывается, ни разу не расставались, во всяком случае, надолго, с тех пор, как она подобрала его возле трупа нетопыря и до сегодняшнего утра, если, конечно, не считать тот случай с разбойниками… Но тогда он был так зол, что ничего кроме своей злости не замечал. А вот всё остальное время они даже спали рядышком, так или иначе: всегда находилась причина, чтобы лечь поближе друг к другу. И хотя девушка здорово стеснялась, по сути-то ни разу его не прогнала, а в последствие и сама стала моститься поближе. Что-то ведь это значит?.. Да конечно! То самое и значит!

Альк легко, так же, как много лет назад, не попадаясь на глаза страже, перемахнул кованую ограду, увитую плющом, и направился к кормильне, где оставил Рыску. По ночному времени пришлось обойтись без кареты, но да ничего, прогуляется пешком, тут недалеко, лучину идти, не больше, заодно и проветрится немного, а то в голове туман какой-то. Вот тебе и дорогой алкоголь, запасами которого отец так гордится: ничуть не лучше, а то и хуже дешёвого весчанского самогона, если судить о вкусе напитка, а по последствиям, — так и хуже, а потому, прогулка определённо пойдёт на пользу, и накрапывающий небольшой дождик только кстати.

Неплохо бы, конечно, в зеркало на себя где-нибудь посмотреть, а то ведь как вскочил, так и пошёл, весь помятый. Нет, конечно, Рыска и не таким его видела: и грязным, и мокрым, и в кровище, и пьяным с бабами, и даже крысой… но сегодня-то случай исключительный: не каждый день девушке предложение делаешь!

Альк на щепку остановился и снова задал себе тот вопрос: уверен или нет? И ответ на него снова был неоднозначен: не уверен, но так будет правильно. Ведь если кто и достоин стать супругой молодого господина Хаскиля, так только та, которой этот самый господин обязан жизнью. И вообще, тут все дороги ведут в один пункт: ему ведь никогда не нравились столичные красотки, расфуфыренные и подчас чересчур уж пропахшие своими духами — так вот и выход! Весчанки, конечно, ему были не по статусу, но они, по крайней мере, намного честнее. И… он ведь всегда стремился к неординарности? Отлично, вот и неординарность, черноволосая такая, зеленоглазая, по уши в него влюблённая, хоть и не признаётся в этом.

Альк вздохнул. Да нет, он всё же был здорово не уверен в правильности своего решения, но, тем не менее, шёл дальше, на ходу расплетая свои косы и разбирая пальцами спутавшиеся пряди: пусть лучше так будет. А что делать, он на месте решит.

Часть первая. Господин посол. Глава 4

Дверь открылась так внезапно, словно тот, кто за ней стоял, возник прямо из воздуха, и Рыска, едва успевшая чутко задремать, тут же подскочила и села на кровати. Сон её улетучился так внезапно, словно его и не было.

— Ты меня ждала? — опустив все глупые вопросы из серии «спишь — не спишь», спросил Альк.

— Ещё чего! Я давно сплю! — с вызовом ответила девушка.

За месяцы общения она поняла, что по-другому с Альком нельзя: много на себя брать начнёт. Лучше общаться с ним в его же манере. А ведь так хочется броситься к нему и обнять, изливая схлынувшее напряжение и беспокойство… Но так делать категорически нельзя: наверное, не поймёт, что это с ней такое случилось, пошлёт ещё, дурой назовёт…

Эх… наверное, он и так бы понял, будь в комнате хоть немного посветлее. Он ведь насквозь её видит, буквально мысли читает! Как же хорошо, что он хотя бы не слышит, как бешено стучит сейчас её сердце!

— Да, конечно: давно спишь, а лампа всё горит! — подловил её Альк. — Ну извини, задержался, — проговорил он тише.

Рыска фыркнула: вот ведь наблюдательный какой! И дар у него на месте: всё знает, ничего не скроешь! С другой стороны… она была рада уже тому, что он всё-таки вернулся!

Альк закрыл за собой дверь, прошёл, не разуваясь, по ковру, встал возле окна, выглянул на улицу… Рыска присмотрелась к нему и буквально потеряла дар речи: таким она не видела его никогда! В явно дорогой, хотя при таком освещении было толком и не разглядеть, одежде, с распущенными волосами он был ослепителен. От него даже пахло как-то по-другому: богатым домом. Как будто он — и в то же время не он. Да ещё и молчит… Но в руках ничего нет, — денег он не принёс, и это может значить…

— Рыска, — прервав её мысли, начал Альк, — я не думал, что спрошу такое… — он помолчал, не глядя на неё, как будто собираясь с мыслями. — Скажи, почему ты здесь?

— Как это — почему? Ты же сам меня сюда привёз! — опешила она. — Вот это да, я его тут жду, а он… такие вопросы!.. — взвилась было Рыска.

— Я не об этом, — перебил её Альк. — Меня интересует, почему ты со мной поехала? Неужели, только из-за денег?

Тут Рыска и умолкла, опустив глаза.

— Я… и не знаю, — уронила она. — Наверное, нет…

Девушке стало до ужаса неуютно: её недавние мысли, да ещё такие, снова были как будто бы угаданы им.

— А почему же тогда? — был его следующий вопрос.

— Альк, чего ты добиваешься? Что ты хочешь услышать? — не своим голосом выдавила девушка, по-прежнему не поднимая глаз и залившись краской до ушей.

Неужели ещё и говорить об этом обо всём в самом деле придётся?.. Да, а размышлять в его отсутствие, что и как она ему скажет, было легче, чем собственно сказать!

— Хочу услышать, кто я для тебя, — спокойно спросил Альк.

Она не сразу нашла, что ответить… Это было трудно, очень трудно, ибо то, что жило теперь в её душе по отношению к этому человеку, никак не вязалось с тем, что год за годом вкладывала в неё жизнь и все окружающие люди, а так же с тем, что она сама не раз говорила ему.

— Ты мой друг, — пролепетала наконец Рыска, не веря себе и почти не слыша собственного голоса, — кровь от такого вопроса застучала в висках как сумасшедшая: мыслей собственных было не разобрать, не то, что голоса!

— И всё? — явно разочарованно переспросил саврянин.

— Я не знаю, — тихо повторила девушка, совершенно поникнув.

Было видно, что ещё немного — и она заплачет, буквально, ещё одно его слово в таком же ключе, и так бы оно и было… но Альк вдруг посмотрел на неё, и Рыска, почувствовав этот взгляд, тоже подняла свои глаза.

— Я просто тут подумал… может быть, нам не надо расставаться, — неожиданно для девушки произнёс Альк, и Рыска чуть замертво не упала. — Но раз я для тебя просто друг… — он вздохнул.

— Нет! — не своим голосов выкрикнула Рыска.

— А кто же тогда?

На девушку снова напал ступор, и всё, что она смогла — пожать плечами и снова повторить:

— Я не знаю.

— Вот и я тоже ничего не знаю, — уронил Альк. Помолчал и вдруг выдал: — Я вообще в первый раз предлагаю девушке… остаться со мной. Не думал, что это так тяжело. — Он снова отвернулся к окну.

— А ты… п-п-предлагаешь? — переспросила бедная Рыска, не желая верить ушам.

— Предлагаю, — ответил ей белокосый, но сказано это было с какой-то непонятной для девушки грустью. — Но что из этого выйдет — не понимаю

Часть первая. Господин посол. Глава 5

Девушка замерла в темноте. Однако просить её дважды не понадобилось: Рыска осторожно придвинулась к Альку, борясь с неизвестно откуда взявшейся одышкой.

— Не бойся, — тихо сказал белокосый и привлёк её к себе одной рукой. Рыску немедленно пробрал озноб, — вернее, не озноб, конечно: просто затрясло, как только она снова дотронулась до тела своего любимого — да и как тут могло быть иначе? — Пока ты сама не захочешь, ничего не будет, — пообещал Альк.

«Я хочу!» — захотелось закричать ей, но, понятное дело, она себе ничего подобного не позволила, а когда попыталась расслабиться, то оказалось, что это невозможно, хоть умри: словно судорога всё тело свела. Ещё и голос отнялся… И… что там Альк сказал, спать? Да сна ни в одном глазу не было! Кстати, сам он, похоже, тоже спать не торопился.

— Альк, что со мной такое? — стуча зубами, наконец смогла спросить Рыска.

— Ничего, — спокойно ответил саврянин и, повернувшись на бок, крепко обнял её. — Так лучше? — спросил он, прижимая её к себе крепче.

— Лучше, — тяжело дыша, признала она.

Исходившее от его тела тепло успокаивало. Правда, его напряженный орган снова упирался в неё: теперь в бедро, но страх уже отпустил. Тем более, раз он сказал, что без её желания ничего не будет… Но ей ведь этого хотелось, как подсознательно хотелось узнать, что же бывает дальше, как это… Может быть, сказать ему? Или он сам все понимает? Странно как-то: всем всё понятно, но никто не решается действовать. В обычной жизни, оказывается, тоже хватает таких ситуаций.

«Наверное, просто не время», — подумала Рыска, мало-помалу успокаиваясь и начиная замечать детали.

Как приятно оказалось прижиматься всем телом к телу Алька, состоящему, кажется, из одних литых упругих мышц. Головокружительное ощущение! И запах его она вдыхала тоже с удовольствием. И волосы его так близко, точнее, такое впечатление, что везде: сама-то она свои косички с вечера не расплетала, а значит, весь этот шёлк под её щекой — его. Рыска несмело, больше украдкой дотронулась до Альковых волос и убедилась, что они и правда, мягкие, как она и подумала тогда, совсем не такие, как у неё самой, поэтому и не расплетаются без завязки.

— Альк! — позвала Рыска.

— Да? — тут же отозвался он.

— А тебе нравится, когда кто-нибудь твои волосы трогает?

Альк хмыкнул. Суть вопроса он понял. Ну да, бывали в его жизни женщины, в основном, разумеется, родом из Ринтара, которых очень заводило то, что у него длинные волосы, но ему самому их повышенное внимание к такой детали его внешности было безразлично, — так, элемент игры, не более… Но Рыске он ответил:

— Смотря кто и смотря как.

— А мне можно? — робко спросила она.

— Тебе — да, — разрешил Альк.

Она слегка отстранилась и запустила пальцы в его волосы, отделив небольшую прядь у виска слева и начала плести косичку…

Тут же всё её тело покрылось гусиной кожей. То странное ощущение жжения внизу живота, которое обычно она испытывала, если Альк ненароком слишком уж к ней приближался, накатило снова, на этот раз — с потрясающей силой, так что девушка непроизвольно сжала ноги вместе. А руки… нет, не тряслись: это ощущалось иначе, так, словно через пальцы в её тело вливалось тепло и шло дальше: по рукам, по плечам, к шее, к позвоночнику… Пока она плела, её пробрало до костей, и не выдержав нахлынувших эмоций, Рыска зацепила прядь уже побольше и зарылась в неё лицом, поцеловала, потерлась как кошка.

— Как же я об этом мечтала! — прошептала она, забыв стыдится и стесняться.

А в следующую щепку, сама не зная как, нашла в темноте губы Алька, ощутив весьма настойчивый встречный порыв. Или же Альк почувствовал охватившее Рыску возбуждение и не смог уже сдерживаться, стал жадно целовать и ласкать её, чувствуя, что терпение его на исходе. Это было вполне понятно: на тот момент он больше чем полгода не был с женщиной. Но и взрыв её страсти здорово подлил масла в огонь. Однако предупредить успел:

— Рысь, я больше не могу, я хочу тебя, — хрипло прошептал Альк, внутренне напрягшись. Если откажется сейчас, он, конечно, сможет сдержаться, но это будет ОЧЕНЬ плохо!

— Я… тебя… тоже… — задыхаясь, хотя до конца и не понимая значение сказанного, ответила девушка, и он мгновенно перевернул её на спину и вошел в неё, чуть ли не теряя сознание от охватившего всё тело сладостного ощущения. Даже ноги ей раздвигать не пришлось: Рыска сама раскрылась ему навстречу и тут же, приняв его в себя, застонала от боли вперемешку с наслаждением, — невероятной смеси чувств, которую девушка может испытать в первый раз только с тем, кого по-настоящему любит.

Альк, наоборот, опомнился и остановился.

— Прости, пожалуйста, — прошептал он Рыске в самое ушко. — Тебе очень больно?

Часть первая. Господин посол. Глава 6

Теперь, когда всё закончилось, Рыска усиленно прятала глаза и в глубине души умирала от стыда. Ей вообще раньше казалось, что такими вещами положено заниматься только глубокой ночью, в темноте, да и не представляла она, что порядочной девушке может и захотеться этого, и понравиться. Однако ведь вон какое дело: именно самой и захотелось, да так, чтоб всё видеть, и никто её не принуждал.

Но как же всё это оказалось замечательно!..

— Ну что, ты довольна? — спросил её Альк наконец. — Давай спать или ещё повторим?

— Давай поспим, — усталым шёпотом ответила девушка. Помолчала немного и спросила. — А это… всегда так?..

Альк усмехнулся.

— Как настроишься, — туманно ответил он. Честно говоря, сам он выспался впрок, но на то, что Рыска согласится продолжать, уже не рассчитывал. Да и не стоило ей так сильно перенапрягаться в первый раз; и так всё тело теперь болеть будет, так что, пусть она теперь отдохнёт.

Да и сам он понимал, что испытывает желание уже скорее от усилившегося совсем недавно волнения: дар предупреждал о чём-то пока неясном, но определённо неприятном.

— Рысь, — позвал он задремавшую было девушку.

Она вздрогнула и проснулась.

— Что? — спросила она.

— Ты выйдешь за меня? — задал он тот вопрос, над которым ломал голову весь прошедший день, и с Рыски в который раз слетел сон. Сердце её снова затрепетало. Она даже села на кровати, удивлённо рассматривая мужчину, которого за это утро полюбила ещё сильнее, чем прежде.

— А ты сам-то хочешь этого? — не веря своим ушам, спросила она.

— Я теперь просто обязан, — пожал плечами Альк. А так ведь действительно получалось проще…

— Если не хочешь, то… не обязан, — обронила Рыска, на миг отведя взгляд и мучительно ожидая, что он скажет на это.

Повисла пауза.

— Я хочу… — сказал он наконец, взяв её за руку и нежно перебирая её пальцы. — Хочу… — повторил он печально, — чтоб каждый день вот так, чтоб возвращаться домой — и радоваться, чтоб ты детей мне родила, чтоб на всю жизнь…

— Ну и в чём же тогда дело? — перебила Рыска, снова чувствуя в его голосе сомнения. — Я недостойна тебя, да? — спросила она напрямую.

Альк щепку подумал.

— Да нет, — ответил он, глядя куда-то мимо неё. — За такими событиями это, пожалуй, и неважно. Ерунда это… — Он снова умолк.

— А что ж тогда, Альк? — не выдержав тишины, спросила Рыска.

Он посмотрел на неё долгим взглядом. Поймёт или нет? Раньше понимала. «Наверное, — подумал он, — надо ей сказать. Всё как есть…»

— Я и сам не пойму, Рысь, — начал он. — Просто… есть предчувствие. Что-то происходит. Угроза какая-то. Думал, Пристань имеет ко мне претензии — нет, не то. Смерти близко, вроде, тоже ничьей не вижу. Но беда совсем рядом… А какая — точно не знаю, — он вздохнул. — Я хочу быть с тобой, но, боюсь… не поженимся мы. К тому же, — добавил белокосый, стараясь, как решил, быть предельно честным с ней, — тебе бы нелегко со мной было. Пришлось бы терпеть мой деспотизм, снобизм, цинизм… ты сама всё это знаешь и не раз видела. Я ведь и зло сорвать на тебе могу, как уже неоднократно случалось. Да и вообще, спокойная семейная жизнь — не для меня: я всё равно не усидел бы дома, так или иначе, и вряд ли смог бы оставаться верным мужем… Так что… не много ты и потеряешь, если не поженимся.

— Но зачем же ты тогда мне это предлагаешь? — тихо, стараясь не замечать ощутимых уколов обиды и ревности, спросила девушка.

— Чтобы ты знала, что всё это было не просто так.

Рыска во все глаза смотрела на Алька: впервые она видела его таким. Он повернулся к ней весьма неожиданной стороной. Оказывается, у него тоже есть и страхи, и сомнения, — вернее будет сказать, это она всегда подозревала: ведь живой же он человек! Однако девушка и не надеялась, что он предложит ей руку и сердце… А та горечь, с которой он говорил о своем предчувствии лишь прибавляла событию прелести. Да и по поводу того, что он обрисовал… она ведь его уже знает, она бы справилась!

Рыска молчала, не зная, что ему сказать. Конечно, вне всякого сомнения, она была согласна быть с ним, идти за ним хоть куда и бесстрашно бороться с любым возникшим препятствием… Но вот предчувствие… она сама не раз убеждалась, что предчувствия у Алька напрасными не бывают… да и Саший с ними!

— Я… в любом случае согласна выйти за тебя. И мне неважно, что будет. Я просто не хочу никогда с тобой расставаться. — произнесла она самоотверженно.

Альк просто улыбнулся, притянул её к себе и обнял. Ничего другого услышать от неё он и не рассчитывал.

Часть первая. Господин посол. Глава 7

Неделя пролетела как в тумане.

Естественно, Альк и Рыска никуда не поехали, остались в кормильне: так было правильнее, по крайней мере, пока. Саврянин решил не смущать Рыску, дать ей время привыкнуть и к новым обстоятельствам, и к нему в новом статусе. Да и самому ему тоже, раз на то пошло, требовалось время, чтобы разобраться во всём и в себе… Излишнее внимание в такой ситуации могло только помешать и всё испортить. Познакомить же девушку с будущими родственниками можно было и потом.

Да и попросту, обоим им никуда не хотелось…

Первые трое суток они вообще не покидали постель: просыпались, занимались любовью и снова засыпали.

Альк долго вспоминал, но так и не вспомнил ни одного такого случая в своей жизни, чтобы, переспав с девушкой, он захотел с ней остаться. Разве что… но это было совсем иначе и очень-очень давно, — пожалуй, уже даже не считается.

Рыска же до того растворилась в своём любимом, что забыла обо всём на свете. Как будто и не было в её жизни ничего и никогда: ни вески, ни злого отчима, ни страха перед саврянами, ни хутора, — ни плохого, ни хорошего. Всегда был только Альк.

Как приятно было уснуть на его плече, чувствуя себя маленькой и хрупкой — и в то же время под надёжной защитой. Как радостно было проснуться и, ещё не открыв глаза, ощутить его запах, сильные руки у себя на талии, тепло его тела, услышать его дыхание, стук сердца, а потом на ощупь найти напрягшийся член — и уже в следующий момент принимать его в себя, чувствовать ставшую привычной пульсацию внутри, приятную тяжесть на себе, видеть рядом любимое лицо, запускать пальцы в светлые волосы… Она была так счастлива, что совершенно перестала соображать. Всё, чего Рыске теперь хотелось, — это ещё, ещё, ещё, тем более, что столько приятных открытий, сколько пришлось ей сделать для себя за эти дни, она за всю предыдущую жизнь припомнить не могла.

Интимная жизнь оказалась настолько многогранной, что раньше наивная девушка такого и представить себе не могла. Нет, в свои семнадцать лет Рыска вполне представляла, откуда берутся дети, и даже мечтала о них, но она и понятия не имела, что сам предшествующий их появлению процесс может приносить столько удовольствия! Да и не думала она толком… Просто наслаждалась каждым прожитым днём и обществом любимого человека.

Что Альк всем доволен, Рыска не знала и не спрашивала, но отчётливо это чувствовала: он стал каким-то другим, словно смягчился, перестал отпускать в отношении неё скабрезные шуточки, ни разу не называл больше ни девкой, ни дурой и, казалось, вообще никуда не собирался, проводя с ней дни и ночи напролёт. А уж как он в постели для неё старался!.. А насколько Рыска успела изучить Алька, там, где ему не нравилось, он не стал бы задерживаться, да при том так надолго.

О том, что между ними происходит и чем всё это закончится, они не говорили: обоим было и так нелегко осознать и уложить в голове ситуацию, в которой они неожиданно оказались, да ещё и предчувствие Алька добавляло неясности. Впрочем, нечаянное счастье с непредсказуемым финалом на многих действует подобным образом: вроде бы всё хорошо, но мысль о завтрашнем дне пугает настолько, что и думать о нём не хочется, и даже то, что всё вроде бы решено, не помогает.

А если так уж хотелось поговорить, то они вспоминали пережитое и смеялись. Смеялись… Так просто и приятно оказалось смеяться над бедой, которой удалось избежать.

А ещё Рыска попросила Алька хоть немного обучить её саврянскому языку, — так, в общих чертах, чтобы она не чувствовать себя совсем уж дурой, слыша, как при ней переговариваются, к примеру, кормилец со служанкой. Альк для порядка поотнекивался, но уступил, признав, что дело это так или иначе нужное. А потом ему даже интересным показалось её обучать: Рыска схватывала всё на лету и стремилась узнать побольше, да к тому же смотрела на учителя влюблёнными глазами.

Слова девушка запоминала легко, вот с произношением выходило хуже: для этого, наверное, нужно было быть саврянкой или хотя бы прожить в Саврии много лет. Сначала Альк над ней посмеивался, потом перестал: её старания, тем не менее, были достойны уважения. Сам Альк обучался ринтарскому языку с детства, буквально с самого рождения, и потому это оказалось для него несложным. А Рыска, не смотря ни на что, была хорошей ученицей, делала успехи, и ей как ученицей можно было гордиться.

…На четвёртый день, вернее, вечер в кормильне девушка вернулась от кормильца, к которому ходила за ужином, возмущённая до глубины души, и шваркнув на столик поднос с тарелками, плюхнулась в кресло.

Голодный Альк сначала спокойно поужинал, а уж потом обратил внимание на хмурую и непривычно молчаливую девушку.

— Ох… ну, что там случилось? — поняв, что рассказывать она не собирается, а любопытство проходить не желает, спросил он.

Рыска посмотрела на него, словно сомневаясь, стоит ему рассказывать или нет, а потом всё же решилась.

— Там, в зале… два стражника… — начала она, шмыгнув носом.

Часть первая. Господин посол. Глава 8

Альку снился сон. Он видел себя скачущим верхом через равнину, от края до края занавешенную дождём. А впереди, в туманной дали, уже вырисовывались высокие шпили их родового замка.

Скакал он давно, под непрекращающимся ливнем, весь вымок и жутко устал: каждая мышца ныла, но останавливаться было нельзя, потому что там, в замке его ждала умирающая мать… Альк хотел повидаться с ней перед её смертью, поэтому в голове у него осталась лишь одна мысль: только бы успеть!

Его, разумеется, уже ждали и встречали: огромные замковые ворота были распахнуты настежь. Заехав на широкий двор, он спешился и, не глядя ни на что и на кого, помчался в покои хозяйки, птицей взлетел вверх по лестнице, толкнул знакомую дверь… и замер на пороге.

Мама сидела за роялем и играла грустную, но с детства знакомую мелодию. А потом обернулась, увидела его, поднялась навстречу… Серая хмарь за окном внезапно сменилась ослепительным светом, словно это не солнце, а мамина улыбка озарила всё вокруг. Альк бросился обнимать свою маму, не веря счастью: успел!..

«Как ты?» — спросил он заботливо.

«Очень счастлива видеть тебя, сынок», — нежно улыбнувшись, ответила мама, обнимая его.

«Как ты себя чувствуешь? — поправился он. — Мне сказали, что ты при смерти!»

«Но со мной все хорошо! А теперь, когда ты здесь, и вовсе прекрасно!» — удивлённо ответила женщина.

На мгновенье радость заполнила его сердце до краёв. Но тут же пришло осознание: беда, которую он предвидел, вовсе не обошла стороной, — она просто не здесь!

Беда осталась там, в столице, откуда пришлось так срочно уехать.

Проснулся Альк от стука в дверь. Едва он успел повернуть голову на этот стук, а незванный гость уже стоял на пороге.

— Сынок, прости, что потревожил, — заглянув в комнату, произнёс господин Хаскиль по-ринтарски.

— Что случилось? — хриплым со сна голосом спросил Альк, протирая глаза и садясь на кровати. В голове у него шумело: от переживаний он почти всю ночь не спал и задремал лишь под утро.

— Срочно езжай в замок, там беда, — ответил отец. — Мне только что сообщили: с мамой беда, она умирает…

Не успев ничего толком понять, Альк тут же вскочил и начал спешно одеваться. Отец же деликатно отвернулся к двери.

— Дай немного денег, — вспомнил Альк, натягивая штаны.

— Да, конечно, — кивнул посол. — Я тебе и одежду привёз, и оружие, и еды в дорогу… Корова у крыльца уже стоит. Всё готово. Ты только поторопись!..

— Я не об этом, — перебил Альк. — Рыска пусть здесь меня ждёт, а ты оплати её проживание.

— Зачем? — искренне удивился отец. — Я заберу её домой, всё устрою и выеду следом за тобой. Только ты поскорее езжай в замок, я прошу, а то… Можешь не успеть, — добавил он сдавленно.

— Я понял, — кивнул Альк, заплетая косы. — Просто… она стесняется, — объяснил он.

«Она» лишь только заслышав стук в дверь, укрылась одеялом с головой и теперь старалась не дышать. Все её страхи и сомнения по поводу того, что ждало их с Альком впереди, с наступлением утра рассеялись, уступив место другим, более простым и понятным. Надо сказать, при свете дня новые переживания оказались куда более актуальными. Так смущённая девушка и лежала, судорожно пытаясь разрешить головоломку, какое впечатление она произведёт на будущего свёкра, если сейчас прямо как есть покажется ему на глаза?

— Отец, подожди в коридоре, пожалуйста, — догадался Альк, бросив быстрый взгляд на кровать.

Господин Хаскиль пожал плечами и вышел за дверь.

— Рысь, ты слышала? Вставай, — обратился Альк уже к ней.

— Я с твоим отцом не поеду! — тут же запротестовала Рыска, выглянув из-под одеяла.

— Опять ты за своё? — устало вздохнув, Альк посмотрел ей в глаза. — Хоть ты меня пойми, ведь слышала, что случилось! Не до выяснений сейчас!.. — добавил он раздражённо.

— Альк, но… — попыталась возразить Рыска.

— Тем более, всё равно тебе туда ехать, раз ты моя будущая жена, — с нажимом перебил её белокосый. — Езжай с отцом, не морочь голову! Ничего он тебе плохого не сделает. — Альк на щепку присел рядом с ней на кровать, погладил девушку по щеке, легонько коснулся губами её пересохших от волнения губ.

— Мне очень страшно без тебя, — призналась Рыска.

— Ну пожалуйста! — в совсем уж несвойственной для него манере попросил Альк, и она вмиг одёрнула себя. Некстати вспомнился эпизод с той проклятой корзиной… Но тогда она хотя бы не знала, а теперь… Вот Саший, и чего она тут кочевряжится? Это ведь не шутки: речь о матери Алька!

Рыске стало стыдно.

— Да, я все поняла, не волнуйся! — торопливо произнесла девушка, поднимаясь. — Конечно, как ты скажешь… — она тоже начала одеваться.

Часть первая. Господин посол. Глава 9

Пока Рыска оделась, уложила вещи и вышла на крыльцо кормильни, Алька уже и след простыл.

Девушка сразу отметила, что на улице, где она, как оказалось, не была целую неделю, значительно похолодало, прямо как осенью, да к тому же, судя по пасмурному низкому небу, собирался дождь. Плохо, подумала она, от столицы до замка, по рассказам Алька, три дня пути; если дождь зарядит надолго, нелегко ему придётся: вымокнет весь, простудится ещё… И вообще всё плохо, всё как-то некстати!

…Альков отец ждал девушку на крыльце кормильни под навесом, и Рыска сразу поняла, что это он: сходство между отцом и сыном оказалось потрясающим.

— Доброе утро! — превозмогая стеснительность, растерянность и страх, вежливо поздоровалась она.

Господин посол брезгливо покосился на неё, и девушка сжалась в комок, готовая со стыда провалиться за свой внешний вид: конечно, штаны и рубашка на ней были чистые, но явно поношеные, не новые и… Как там Альк говорил? В городе так слуги одеваются? Отлично вышло, ничуть не лучше, чем голая и нечёсанная!

— Я готова, можно ехать, — едва ворочая языком, пролепетала она.

А в следующий момент её сердце ухнуло вниз… На девушку смотрели те же глаза, что у Алька…

Те же, да не те: холодные, злые, самодовольные. Такие были у Сашия на двуиконии в Приболотье, в доме у Сурка. Рыска каждый раз отворачивалась, посмотрев в них.

«Если не узнаешь злокозненности Сашия, то и не оценишь и доброты Хольги», — зазвучал в голове голос мольца, и бедную девушку пробрал озноб. Она приросла к месту.

Господин посол улыбнулся такой же жуткой улыбкой, какой улыбался Альк, когда его сознанием владела крыса.

— Куда это ты собралась ехать? — холодно спросил он.

Голос у него тоже оказался похож на Альков, только акцент был намного более сильный, однако, нельзя было не заметить, что говорить по-ринтарски послу приходится много.

— Ну… к вам… домой… — совсем растерялась Рыска. — Альк так сказал…

Посол холодно рассмеялся, и несчастная чуть замертво не упала.

— И ты полагаешь, я поступлю так, как хочет этот мальчишка? — спросил он, так же, как Альк, насмешливо и презрительно изогнув бровь.

Рыска опешила.

— Но… он же… обещал…

— Чего он обещал? Жениться на тебе? — господин Хаскиль усмехнулся. — Брось, он это всем подряд обещает. К счастью, у него есть я, который не позволит ему совершить такую глупость. — Мужчина ещё раз критически оглядел Рыску с ног до головы и заключил: — А ты и правда ничего. Даже хорошенькая. Волосы бы чуток посветлей и… Хотя и это не помогло бы.

И в тот самый момент из серых туч упали первые капли дождя. А потом на землю хлынул ливень.

Посол, не глядя больше на Рыску, накинул капюшон своего плаща и полез за пазуху.

— На, держи, — шагая под дождь протянул он Рыске кошель, — заслужила. Пойди купи себе коров.

— Что это? — не сразу поняла Рыска. Грешным делом она напрочь забыла об их с Альком договоре, но машинально протянула руку и тоже сделала шаг вслед за послом из-под навеса… Да вот только надеть плащ с капюшоном она не додумалась — так он и остался лежать на дне её сумки, а потому волосы и плечи её промокли за щепку.

— Деньги, разумеется. Сто златов и ещё пятьдесят сверху. Ты спасла моего сына, я признателен тебе, и мне золота за такое не жалко. Но не более того! — холодно и зло добавил он, сверкнув жёлтыми глазами. — Бери и уходи, пока я не передумал!

Дождь ли тек по лицу девушки или слёзы — она не знала… Но в душе вдруг поселилась пустота. Происходящее ранило невероятно больно, особенно, после таких дней и ночей!

— Да вы что? — отшатнулась она. — Я не возьму! Альк мне не чужой! Я люблю его!..

— Ну и люби, кто тебе запрещает? — раздражённо перебил её посол. — Только в покое оставь. Не про тебя ягодка спела. Бери, я сказал! — он выхватил сумку из Рыскиных рук, заставив девушку пошатнуться и чуть было не упасть, сунул туда тяжёлый свёрток, рывком затянул завязки и швырнул ей под ноги. А потом спокойно направился к своей корове, привязанной к дереву неподалёку.

Рыска не собиралась это глотать. Она подняла перепачканную сумку, извлекла кошель и устремилась следом за мужчиной, повторяя лишь одно: «Заберите, мне этого не надо!». Однако посол попросту не обращал больше на неё внимания.

Но когда господин Хаскиль, передвигаясь значительно быстрее девушки, дошёл до своего скакуна и взялся было за узду, ему поневоле пришлось замереть в изумлении…

В двух шагах от запряжённого животного, никем доселе незамеченный, порядком уже намокший и очень злой, стоял Альк.

— Хоть бы пару лучин подождал, дал бы уехать подальше, — спокойно проговорил он. Рыска облегчённо вздохнула, остановившись в шаге за спиной посла, у которого не нашлось ни слова в оправдание своих действий. Он просто открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. — Ты кого решил обмануть? — продолжал Альк. — Я, по-твоему, совсем без головы, что ли? Дешёвый спектакль, пап. Глупый и несмешной… А ты не стой под дождём, быстро зайди под крышу! — зло рявкнул он на Рыску. — Ты зачем это сделал? — снова обратился Альк к отцу. — Не мог просто сказать, что против моей женитьбы?

Часть первая. Господин посол. Глава 10

— Где она? — страшно рявкнул Альк на кормильца уже через щепку после того, как обнаружил, что Рыски нигде нет.

— Не знаю, господин, расплатилась и ушла… — замирая от ужаса, пролепетал хозяин заведения, что было в последнюю неделю столь гостеприимно.

Альк, не теряя больше времени, выскочил на улицу, неплохо приложив дверью о косяк. Его сомнения по поводу женитьбы на Рыске развеялись без следа, словно и не было их, словно и не весчанкой она была, а он не господином. Сердце белокосого пронзила нестерпимая боль: так вот, оказывается, как страшно её потерять! А он и подумать не мог, что так относится к девушке! Ну вот где, ГДЕ она теперь?

Нужно было найти её, срочно, и конечно же Альк знал, что дар ему в этом не помощник: слишком большой город, слишком много разных людей, слишком много дорог… Однако один шанс существовал всегда, при любой, даже самой ничтожной вероятности, и по сему он всё же решил попробовать увидеть при помощи своего дара, куда подевалась Рыска. Разумеется, ничего у него не получилось, и продолжать тратить время и силы на бесполезное дело белокосый не стал, — выругавшись, тут же решил отправляться на поиски девушки. Однако, хотя и прошла всего лишь пара щепок, а ничего необычного в его понимании не произошло, паника сумела таки пробраться в уставший от переживаний разум, мгновенно начав разрастаться, как ни старался Альк взять себя в руки.

Просто искать Рыску в городе тоже было напрочь лишено смысла, по той же причине: из-за непомерной величины этого города. К тому же, насколько Альк успел понять, вряд ли девушка останется в столице, — скорее поспешит прочь оттуда, а значит, сделать тут можно было только одно: вернуться к городским воротам и попытаться встретиться с ней там. Так Альк и поступил: опрометью бросился к воротам, к тем самым, через которые чуть больше недели назад они с Рыской приехали в Боброград.

Мысль о том, чтобы узнать на выходе, не выезжала ли недавно из этих ворот черноволосая девушка верхом на корове была отметена сразу, ибо не могло же такого, в самом деле, быть, чтоб на всю столицу была только одна черноволосая девушка. Искать же её имя в записях стражников тоже было делом напрасным, потому как что он сказал тогда страже? Правильно: представился. А о Рыске лишь бросил «это со мной» — и всё. А кому нужна какая-то девка, явная простолюдинка, приехавшая с сыном посла, чтобы хоть щепку думать о ней? Явно же это служанка, раз господин не удосужился даже имя её назвать! Намного же интереснее обсудить собственно возвращение молодого Хаскиля!.. А уж если бы кто-то и запомнил тогда Рыску, спросить о ней у этого человека тоже не вышло бы, ибо в день приезда Алька и Рыски в город на воротах дежурила другая смена стражи.

Итог размышлений был безрадостен: где искать Рыску — неизвестно, спросить о ней некого, и потому оставалось только одно: ждать её у ворот, искренне надеясь, что не зная другого выхода из города, она двинется этим путём. И Альк просто стоял и ждал, не обращая внимания ни на набирающий силу ливень, ни на поднявшийся пронизывающий северный ветер, а перед глазами проплывали события последних двух месяцев, особенно дней, проведённых с Рыской наедине.

И когда он успел так привязаться к ней? За неделю ли в кормильне, где обоим было так хорошо? А может быть, намного раньше, ещё в те времена, когда каждый день мог стать последним, где было страшно умереть и не менее страшно — жить, — там, где она как могла, порой из последних сил, не давала ему погибнуть?.. Или давно уже, сразу, с первого взгляда?..

Но ведь такого не может быть! Не должно! Это неправильно для господина — влюбляться в какую-то девку!..

А может быть, он и не влюблён? Просто беспокоится за молодую дурочку, которую кто угодно может обидеть в чужой стране?.. Однако, когда Альк в очередной раз вспомнил смущение на Рыскином полудетском личике при виде крови на простыне, сердце его сжалось от горечи пополам с такой непривычной и не желающей укладываться в сознании нежностью, и сомнений в своём отношении к девушке у него не осталось.

Но как же так? Он ведь запретил себе влюбляться, давно запретил, потому что ничего, кроме боли и разочарования, это никогда не приносило! И тем не менее, в сердце его поселилась именно любовь — себе-то можно было не врать! — и потому гордый господин продолжал стоять возле городских ворот, вглядываясь в людей и мучительно желая поскорее найти свою весчанку.

Мысли, что он может не найти её, Альк даже не допускал.

А дождь всё шёл…

***

Господин Хаскиль, донельзя довольный, посмотрел вслед ускакавшему в непогоду сыну и вернулся в кормильню. Хреновый он был бы дипломат, если б не имел запасного плана на случай неожиданности, которой и стало внезапное возвращение Алька!

— Принеси-ка мне варенухи, уважаемый, что-то я замёрз, — благодушно обратился он к кормильцу, скидывая намокший плащ и присаживаясь за стол поближе к растопленному с утра камину. — И присядь со мной, расскажи, что да как?

Часть первая. Господин посол. Глава 11

То ли сон это был, то ли бред… Альку снилась Ладея — девушка, с которой он познакомился в Пристани, на третьем году обучения. А сама она была уже на пятом…

То, что заставило их обратить внимание друг на друга, изначально было не любовью и даже не дружбой, — скорее, молодые люди сплотились по национальному признаку: новая знакомая тоже была саврянкой. Альк так обрадовался, услышав из уст девушки привычную для себя речь, что проговорил с ней как-то всю ночь в тренировочном зале — ни о чём. С тех пор они стали общаться.

У Ладеи ситуация оказалась обратной Альковой, и в то же время — пугающе похожей.

Девушка родилась и выросла в семье рыбака, и была у своих родителей седьмой дочерью. Жило это большое семейство возле самой границы, на берегу Рыбки, — с неё и кормилось. Решение дочери пойти учиться в Пристань отец встретил огромной радостью и одобрением, и из следующей своей поездки на ярмарку в Крокаш привёз не новые снасти для своего рыбацкого ремесла, а книги для дочери. А потом вся семья затянула пояса, а Ладея стала посещать молельню: отец заплатил мольцу, чтобы тот обучил девушку грамоте. Никто из родных даже ни разу не упрекнул её в том, что на неё уходит столько денег. Родители и старшие братья гордились Ладеей и даже хвастались перед соседями: смотрите, в нашей семье растёт будущая путница!

Когда пришло время для поступления, отец ночью самолично перевёз дочь через реку, вручил собранную матерью сумку с едой на дорогу…

— Почему не хочешь учиться в Саврии? — только и спросил он её.

— Чтобы не передумать на полпути и не вернуться домой, — ответила она. А затем на миг обняла его и легче тени растворилась в темноте.

Больше домой она не вернулась — ни со щитом, ни на щите.

…Последняя ночь, когда Альк видел её, запомнилась на всю жизнь.

После заката, Ладея, обычно такая весёлая, в меру циничная, властная и несгибаемая, вдруг пришла к нему в совсем другом обличии… От её обычного состояния не осталось и следа: в эту ночь она была для него напуганной девчонкой, которая просто хотела, чтоб её пожалели и поддержали.

— Мне страшно, Альк, я боюсь… — шептала она, прижимаясь к нему всем телом и дрожа.

На эту ночь было назначено последнее для неё испытание, после которого она становилась либо путницей… либо крысой. Но Альк думал совершенно не об этом: рассказы и разговоры о том, что крысами становится абсолютное большинство адептов, ещё не коснувшись его, были не более, чем словами. И думал он о том, как после испытания первым делом — в качестве разрядки, разумеется! — уложит Ладею в свою постель, — да и о чём ещё может думать молодой здоровый парень в тёмной комнате наедине с дрожащей девушкой? Альк был уверен, что она согласиться: отношения их давно переросли в гораздо более близкие, чем это было в начале, и то, что они нравятся друг другу и оба хотят одного и того же, уже даже не скрывалось, — просто до прохождения последнего испытания девушке приходилось соблюдать обет, который подразумевал воздержание от вина, скоромной пищи и плотских удовольствий.

…Когда Ладея не вернулась из Зала Испытаний, Альку, прождавшему её до утра, показалось, что он умрёт от горя.

Дальнейшее он помнил плохо: его словно оглушили. Внезапно пришло осознание: да, она была ему дорога, очень дорога! Вернуть бы всё назад — и он отговорил бы её, любым способом! Он приложил бы все возможные усилия, золотые горы бы пообещал, замуж позвал бы, учёбу бросил бы… Но было слишком поздно. И последняя ночь была потрачена на мысли о сущей ерунде.

— Значит, она была недостаточно хороша, раз община решила, что ей лучше быть «свечой», — звучал в сознании голос Крысолова.

Своему наставнику Альк доверял безоговорочно, и, наверное, только это его тогда и спасло… или как там это теперь следует расценивать?

А два года спустя и сам Альк оказался недостаточно хорош, — и опять понял всё слишком поздно!

Ему удалось спастись, да и вообще, жизнь сделала подарок, а он этого опять не понял… Опять — слишком поздно. А потому, напрашивался неутешительный вывод: третий к ряду случай, когда держишь счастье в руках и не понимаешь, что это именно счастье, когда так глупо упускаешь то, что уже по сути было твоим, не может быть случайностью: скорее, это показатель того, что ты законченный идиот.

***

Когда Альк очнулся, был поздний вечер, даже, скорее, ранняя ночь. В богато убраной комнате тсарил полумрак, рассеиваемый всего лишь одной свечой, горевшей на столе, а за столом, спиной к нему, сидела женщина, стройная, моложавая, с короткой, как у девушек, стрижкой, — только тот, кто точно знал, мог сказать, сколько ей на самом деле лет… Почувствовав его взгляд, женщина обернулась, и лицо её озарилось улыбкой.

— Сыночек! — выдохнула она и бросилась к нему, едва не опрокинув стул.

— Мама… — прошептал Альк щепку спустя уткнувшись в её плечо, ощутив родной запах, такой же, как много лет назад… И так же, как в детстве, ему вдруг захотелось заплакать, пожаловаться на горькую судьбу, точно зная, что его не осудят и помогут… Только теперь это было не по статусу, да и разучился он плакать и жаловаться, так давно разучился, что и сам уже забыл, как это.

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 1

Крысолов окинул взглядом аудиторию и нахмурился: прямо перед ним пустовал один стул.

— Это ещё что такое? Где Рыска? — строго спросил он присутствующих, ни к кому конкретно не обращаясь, но сам тон его ясно говорил о том, что оставления вопроса без ответа путник не потерпит.

Дело было уже к вечеру, мужчина ужасно устал, настроение у него было не из лучших, а всё оттого, что весь день у него прошёл сикось-накось: с утра пропал кошель, разбились такие необходимые в последние несколько лет очки, а господа адепты, словно сговорившись между собой, все как один проявляли просто чудеса лени, глупости и непослушания. А тут ещё и любимая его ученица, единственная, кто мог бы его хоть немного порадовать, куда-то пропала! Ну дела!

— Её с утра сегодня нет, — сообщил кто-то из учеников. Как будто это и так было неясно!

— Вижу, что нет! — рявкнул Крысолов. — Я спрашиваю: где она?

Желающих навлечь на себя гнев наставника не нашлось: ребята молча, не глядя на него, пожимали плечами.

Мужчина вздохнул, чувствуя себя несчастным и разбитым. Голова к вечеру сильно разболелась, — скорее всего, вскоре должна была начаться метель, однако тут, в учебном корпусе Пристани, среди такого количества носящих дар точнее было не узнать, — и успокаивало его лишь то, что занятие на сегодня было последним.

Так и не дождавшись ответа на свой вопрос, Крысолов махнул рукой: ну откуда в самом деле ребята должны знать, где девушка? — и сменил гнев на милость, понимая, что от милости пользы будет больше для всех. Итак, дав ученикам простое задание, лишь бы не шумели, он решил прогуляться в общежитие и, не смотря на своё не самое лучшее состояние, выяснить, что же случилось с ученицей: Рыска, не пропустившая за два с половиной года ни одного занятия, а сегодня прогулявшая весь день, его по-настоящему беспокоила, а работать всё равно уже не было ни желания, ни сил.

Адепты шептались путнику вслед, а он, усмехнувшись про себя, лишь бросил через плечо, что выполнившие задание могут быть свободны, а отчитаются в следующий раз, и шепоток тут же стих, сменившись шорохом перелистываемых страниц.

С тех пор, как Рыска поступила учиться, по Пристани пополз слушок о том, что девушка есть не кто иная, как дочь Крысолова от саврянки. Сначала шушукались лишь адепты, а потом и наставники заинтересовались, поддержав сплетню и развив тему. Путник только посмеивался, не подтверждая, но и не опровергая этот слух. Интересным было то, что девушка сама, по книгам на досуге выучила саврянский язык, и притом весьма неплохо, — и это добавило уверенности любителям молоть языками, а уж обращение путника к Рыске «доча» окончательно укрепило эту уверенность.

Однако и несомненные плюсы у слуха имелись: во-первых, считая Рыску наставничьей дочерью, адепты если и клеились к ней, то лишнего себе не позволяли, опасаясь гнева «отца», а во-вторых, комендантша общежития выделила девушке отдельную, почти что «люксовую» комнату, — не невесть что, но при Рыскином характере одиночки это было то, что нужно: и ей хорошо, и он теперь мог навестить её в любой момент, вот, к примеру, как сейчас.

Дверь комнаты была закрыта изнутри, и Крысолов постучал. Рыска не сразу, но открыла на стук, не спросив, кто там, ибо кроме учителя к ней редко кто заглядывал. Открыла, глянула красными припухшими глазами, отвернулась и тут же заревела, плюхнувшись на кровать.

Крысолов вошёл, оглядел помещение и его обитательницу. В комнате тсарил жуткий холод, было неприбрано, а по Рыскиному внешнему виду понятно, что со вчерашнего дня она не вставала, — так и валялась на нерасправленной кровати прямо в одежде, не расчёсывала волосы и никуда не выходила. О причине её поведения путник, похоже, догадывался…

Со вздохом взяв стул, Крысолов придвинул его к кровати, присел, погладил Рыску по голове.

— Ну, что случилось, доча? — спросил он, хотя и понял уже всё.

Рыска опять на миг обернулась, посмотрела на него — и разревелась с новой силой, уткнувшись в подушку, только теперь уже в голос.

— Ох, ты, горюшко моё!.. — вздохнул путник. — Рыся! Ну что такое? Расскажи старику, а то головушка у него всё сильнее болит!

Он давно понял, как с ней нужно общаться: самое сильные чувства у Рыски — это жалость и сострадание; дави на это — и не ошибёшься, а потом, даст Хольга, отвлечётся, успокоится и сама всё расскажет.

Подействовало и на этот раз: Рыска тут же подскочила, словно бы разом забыв о своей беде.

— Голова у Вас болит? Сейчас… я сейчас! — она завозилась в комоде, достала какой-то пузырек, накапала в ложку остро пахнущую коричневую жидкость, поднесла к его лицу.

— Вот, выпейте, и Ваша боль пройдёт, — пообещала она.

Пришлось глотать. Дрянь оказалась несусветная, да ещё и на спирту такой крепости, что самый ядреный самогон и рядом не лежал, поэтому поднесённая следом кружка с водой была очень кстати.

— Где ты такую гадость взяла? — с чувством произнёс Крысолов, отдышавшись.

— Как — где? Сама приготовила! — гордо заявила Рыска. — Первейшее средство от головной боли!

— Конечно, хватит удар от крепости — и голова тут же пройдёт, — пробормотал он себе под нос, когда Рыска отвернулась. Однако значительное улучшение состояния своего здоровья старый путник не мог не отметить. «Может, и правда хорошее средство, — подумал он. — Похоже, не зря она посещает открытые пару лет назад курсы травников при лазарете. Говорит, хвалят её там, равно как и в Пристани».

— Где была-то весь день? — наконец спросил путник девушку.

У Рыски по новой брызнули слёзы, но на этот раз она быстро справилась с собой.

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 2

Рыска встретилась старому путнику чуть более двух лет назад в веске с поэтичным названием Калинки.

Крысолов оказался там совершенно случайно, по дороге из другой вески, куда ездил по вызову жителей, а в поездку он назвался сам, прямо в разгар испытаний, желая хоть немного отдохнуть от коллег и адептов, как делал иногда. Да вот только не угадал немного и ничего не смог поделать с погодой.

В тот год стояла на диво противная весна: близилось уже начало июня, а заморозки по ночам никак не отступали, не давая весчанам начать толком полевые работы. По утрам трава была вся седая от инея, а лужи подёргивались по краям тонким хрустальным ледком. Поля же стояли либо голые, либо с побитыми морозом посевами. А вот дождь с завидной регулярностью лил ежедневно, иногда по пять лучин к ряду.

Близился вечер.

Дорогу от Калинок до Ринстана Крысолов хорошо знал: она проходила по лесу да по болотам, и, разумеется, в такую погоду была сильно размыта, где-то подтоплена, а потому путник решил не лезть на ночь глядя к Сашию на кулички и остаться до утра в так удачно подвернувшейся ему под руку веске. Правда, тут же ждало и разочарование: кормильни, даже самой захудалой, в Калинках отродясь не было, и пришлось путнику стучаться в крайнюю избу.

— Не, господин путник, нечем мне Вам помочь… — в ответ на просьбу пустить переночевать, развёл руками хозяин маленькой избушки у околицы. — У меня места мало.

— Я Вам заплачу! — пообещал Крысолов, будучи твёрдо уверен, что это уж точно поможет разрешить вопрос.

— Да за что? — со вздохом возразил хозяин, — За кусок голого пола шириной в три ладони? У меня десять детей, самим деваться некуда, — пояснил он, отведя взгляд. Было видно, что путнику, усталому, продрогшему, вымокшему под дождём и жутко голодному, мужик искренне сочувствует, от денег, разумеется, тоже не отказался бы, но поделать и правда ничего не может.

— Пусти хоть на сеновал! Замёрзну же к Сашию! — взмолился Крысолов, стуча зубами. Всё, о чём ему мечталось — это сесть у огня и поесть… ну или хоть где-нибудь, хоть немного согреться!

— А разница в чём? — невесело усмехнулся мужик. — Там и сена-то уже почти не осталось, а холодина такая же, как на улице… Хотите — ночуйте бесплатно.

— Погоди, балбес! — раздался из глубины избы зычный голос, и щуплого мужичонку отодвинула в сторону дородная баба с половником в правой руке. — Давайте я Вас, господин путник, к подруге своей, Ульфине отведу. Они с племянницей вдвоём живут, изба у них большая, три горницы, пожрать всегда есть… Правда, племяшка Ульфинкина родила месяц назад. Дитё-то вроде спокойное, но может и заорать… Потерпите? — закончив объяснять, спросила она и, выжидающе глядя на него, склонила на бок голову в белом платке, завязаном на лбу. Концы этого платка напоминали торчащие заячьи уши, от вида которых Крысолов невольно криво заулыбался. — Да ещё: идти на другой конец вески, лучины полторы, наверное, не меньше, — добавила баба.

Крысолов оглянулся на небо. Тучи к вечеру разошлись, ветер стих. Капать, конечно, перестало, но, судя по сиянию вокруг луны, морозец ночью ожидался снова, что после такого долгого дождя обещало быть крайне неприятным для того, кто не нашёл себе крова. Ну, а дар против ночевки в доме неизвестной женщины не возражал, даже наоборот…

— Двор у них, опять же, большой, — продолжала уговаривать его тем временем баба, — сараи всякие… Зверюге Вашей куда теплее, чем под небом! — сделала она вывод.

— Ну… не знаю… больше-то, получается, и некуда! — замялся путник. — Похоже, придётся… Только вот ещё что: нет ли у вас вина либо самогона какого? Я бы купил: согреться надо бы, — попросил он.

— О, на этот счёт не беспокойтесь, господин путник: Ульфинкиным самогоном вся веска поится — никак не напьётся. И балбес мой тоже! — погрозила она половником вглубь избы. — Так пойдёте?

— Пешком долго будет. — призадумался Крысолов. — Может, объясните, да я сам доберусь? — спросил он.

— Как хотите, только изба её на отшибе стоит, можно не найти сразу и дольше проблудить. — пожав плечами, предупредила баба. — Так что, провожать Вас?

— Ох… да. Ведите. — согласился путник.

— Ну, тогда, пошли, — тётка проворно шмыгнула вглубь избы и щепку-другую спустя вышла оттуда, всё с тем же половником, но уже в тулупе поверх платья. — Холодно, хуже чем зимой, честное слово! — пояснила она, и Крысолова от осознания того, что сам он согреется ещё нескоро, в очередной раз пробрал озноб.

— А как же Вы назад пойдёте? — превозмогая дрожь, спросил он уже у калитки. — Муж Вас не встретит? А то мало ли что…

— Да пусть кто попробует! — женщина воинственно потрясла половником, и Крысолов уверился, что и жизнь её, и честь в полной безопасности.

— А у девушки… ну… племянницы хозяйки дома, куда мы направляемся… есть муж? — спохватившись, спросил мужчина по дороге. — А то явится среди ночи и кто знает, как отреагирует…

— Какой муж? Шалава она саврянская! — гоготнула баба, радуясь возможности хоть с кем-нибудь посплетничать на явно излюбленную тему. — Да ещё и ведьма! Как глянет глазищами своими — душа в пятки уходит! Дитё неизвестно от кого прижила. Приехала в конце того лета на трёхцветной корове, да так у Ульфины и осталась; зимой пузо раздуло, а по весне родила. Пацан — вылитый саврянин, хоть сама и чёрная…

— А говорите — саврянка, — перебил Крысолов, уцепившись за неточность.

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 3

Так или иначе, Рыске полегчало, — во всяком случае, наутро она уже улыбалась.

А Крысолов то ли ошибся на счёт простуды, то ли просто перебрал за ужином настойки, но голова гудела у него с утра как колокол, и потому он остался в гостях у Рыски и её тёти ещё на сутки. Теперь уж никто не требовал с него денег, но он всё равно, по собственной инициативе, решил подкинуть перед отъездом хоть немного: они, медные, лишними не бывают, особенно когда в доме младенец.

Детей, а особенно, малышей, путник очень любил, но у самого него в жизни с этим так и не срослось. Посмотреть же на маленького сына Алька и Рыски ему не терпелось особенно, но с этим пришлось ждать до утра, ибо показывать гостям спящего ребёнка считалось у весчан плохой приметой.

Сердце у Крысолова просто замерло, когда, наконец, поздним утром с сияющим от гордости лицом, Рыска подвела его к колыбели.

— Смотрите! — торжественно произнесла она.

Увидев маленького, путник замер, поражённый.

— Ну как? — над ухом прошептала молодая мать.

Как? Жёлтые с зеленцой глазки, бровки вразлёт, светло-серебристые волосы — так, пушок пока, острое саврянское личико, невероятно белая кожа и потрясающее сходство во всём! Даже пальчики на крохотных ручках — словно во много раз уменьшенные точные копии отцовских…

— Такое впечатление, что это не ты, а он его родил! — Крысолов прицокнул. — Ну надо же! Только кос и не хватает!

— Вырастут! — с вызовом пообещала Рыска. Было видно, что сказанное путником о её малыше ей очень приятно и даже лестно.

— В Ринтарской веске? Стоит ли?.. — засомневался Крысолов.

— Ну и что? Плевать я хотела!

— Задразнят же парня!

— Пусть только попробуют, — холодно произнесла девушка, и путнику стало понятно, что это не просто угроза.

— Скажи Альку! — помолчав немного, взмолился Крысолов. — Ну хочешь, я сам к нему поеду? Знаешь, как рад будет? Я его знаю, Рысь, не дури!

Она лишь покачала головой.

— Знаете, почему я не хочу, чтобы он знал? — начала девушка, и в голосе её звучала горечь. — Я не сомневаюсь, что Альк был бы рад сыну, но… там же отец… семейство высокородное… А я для них — как корова беспородная, наполовину из скакового стада, наполовину из дойного: ни то, ни сё… Мне и Альковых закидонов хватало, а тут еще и они бы насели… Ну не дали бы нам спокойно жить! Мне-то без разницы, я бы ради него и не такое стерпела, а вот он стал бы переживать да изводить себя… А он ведь только с виду стальной, нутро-то у него мягкое, чуть дотронешься — и рана. Он потому и в путники пошёл, думал, будут все видеть, какой он, весь из себя: и дар у него, и мечи, и не доберутся… И из дома уйти навсегда хотел, и женщин близко не подпускал, и ведёт себя со всеми надменно, — чтоб не ранил никто. А главное, он сам этого всего не понимает! Кичится своей силой, а сам всегда и ото всех пакости ждет… Так же жить невозможно! Представляете себе, как тяжело таким быть? И как с ним тяжело…

— Да уж знаю, — вздохнув, согласился путник.

— А главное ведь, хороший он… Добрый, благородный. Родных своих очень любит. Но никогда в жизни ни в чём таком не признается! И мне с этим тоже ничего не поделать. А смотреть на такое сил не было… — Рыска всхлипнула и отёрла набежавшие слёзы. — Он сам себе никогда не позволит быть счастливым… А отец его свои цели преследует и… тоже ничего понимать не желает. Я правильно ушла. Я всё равно бы не смогла ничего изменить.

— А как же ребёнок? — печально спросил Крысолов.

— А что — ребёнок? — серьёзно спросила девушка. — Альк ведь путником быть мечтал? Вот пусть и будет, хоть и не путником, а кем захочет, но… таким, как он, всё равно не до семьи. Перекати-поле. И я сначала думала, что просто обиделась, но дело не только в этом: не хочу всю жизнь сидеть и ждать, дарить любовь и при этом всё равно быть недостаточно хорошей для его родни и видеть, как-то же самое внушают моему сыну. — Она шмыгнула носом. — А так… мальчик будет только мой. Я так радовалась, когда узнала, что он у меня будет! — улыбнулась Рыска, покачав головой. — Сутки в молельне на коленях простояла, Хольгу благодарила!.. Да и никому на самом деле мой сын не нужен, кроме меня, — заключила она.

— Ты неправа! — с чувством выпалил Крысолов. — Именно из таких, как Альк, и получаются самые лучшие мужья и отцы! И родне своей обижать тебя он бы не позволил!

Рыска вздохнула, глубоко, тяжело и махнула рукой.

— Он уже это позволил, да и… всё равно ничего этого не будет. — подвела она печально и уверенно. Помолчала, а потом совсем уж упавшим голосом попросила: — Пожалуйста, ничего не говорите Альку, если вдруг встретитесь с ним.

— Да почему?

— Потому что так для всех будет лучше.

Крысолов хотел было ещё что-то сказать, но вдруг понял: она давно всё решила. Переубедить её, по крайней мере, пока, не получится. Вот глупая, подумалось путнику, напридумывала себе неизвестно чего, а сама и жизни-то ещё не видела! Да будто бы где-то и когда-то так уж радовались чужому, новому, пусть и явно положительному человеку, собирающемуся войти в семью! Тем более, с чего было ждать, что посол придёт в восторг от того, что сын привёл домой весчанку? Но ведь со временем всё устраивается, люди привыкают друг к другу и даже могут стать по-настоящему близкими, — нужно только выждать… А может, взять да и правда, навестить Алька в замке?..

Вздохнув, путник отмёл эту мысль и решил всё же не лезть не в своё дело. Как бы там ни было, оба они уже не дети, а быть вместе насильно никого и никогда не заставишь. Только сожалеть тут и можно…

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 4

Свет масляной лампы казался ярче с каждой щепкой, за окном же наоборот стремительно темнело, а девушки всё не было. Прошло не менее лучины, пока Рыска наконец вернулась в комнату.

— Ну, вот и я, — проговорила она. Затем поставила ведро с водой на пол, сбросила охапку дров, что смогла принести на одной руке, возле печки. — Пришлось на улицу к колодцу идти, потому что в купальне засел кто-то, и воды было не набрать. — объяснила она своё такое долгое отсутствие учителю.

— Не замёрзла? — заботливо поинтересовался он. — Там ведь метель! Надо было хоть одеться, а лучше бы подождать, пока купальня освободится…

— А я оделась: мне комендантша тужурку свою на время дала, — улыбнулась девушка. — Затопите, пожалуйста, печь, — попросила она, — а я пока картошку почищу. Или, если хотите, давайте наоборот.

Господин путник тяжело вздохнул. Растапливать печь ему давненько не приходилось. Хозяйство в его квартире вела экономка, приходящая прислуга: она появлялась ежедневно, вычищала и растапливала камин, дожидалась, чтобы стало достаточно тепло, попутно прибираясь в комнатах, а затем уходила домой. Ел Крысолов обычно в кормильнях, так что и готовить, в частности, чистить картошку ему тоже приходилось нечасто. Городская жизнь и достаток давно сделали его ленивым в быту. Даже в поездках, которые в последнее время случались всё реже в связи с немолодым уже возрастом и должностью наставника, он предпочитал заплатить тому, кто избавит его от бытовых мелочей и забыть о них.

Но сейчас, находясь в гостях у Рыски, путник понимал, что помочь девушке ему так или иначе придётся, и решив, что растопка печи всё же проще, Крысолов засучил рукава и принялся за дело, вздыхая каждую щепку.

Когда толком не рзгоревшееся пламя погасло у него в пятый раз, Рыска, тем временем уже закончившая свою работу, вежливо оттеснила его в сторонку и принялась за растопку сама. Однако из-за разыгравшейся за окном пурги тянуло и в самом деле плохо, и даже у привыкшей к этому занятию девушки долго не получалось развести в печи огонь. Когда, наконец, кое-как, с помощью Сашия, чьё имя не раз и не два было упомянуто, дрова таки занялись, а в жерле печи загудело, Рыска достала подвешенное за окном в торбе замёрзшее сало, с трудом нарубила его, бросила на сковородку, которую поставила на печь, и принялась нарезать картошку соломкой. Работала она быстро и сноровисто, и наставник вдруг порадовался, что принял её предложение поужинать. Голова у него давно прошла, а от запаха готовящейся еды проснулся аппетит. Крысолов знал, что готовила его воспитанница намного вкуснее, чем кухаря в кормильнях, особенно для любимого учителя, и потому ужина теперь ждал с большим нетерпением.

— У меня тут тоже кое-что есть, — вспомнил он и полез в свою сумку.

«Кое-чем» оказался глиняный горшочек с грибами, обвязанный пергаментом: знакомый кормилец утром угостил. В горшочке оказались грибы, солёные грузди, приправленные чесноком. Рыска попробовала один и одобрительно кивнула: очень даже вкусно!

— А выпить у Вас, случайно, ничего не найдётся? — спросила девушка, помешивая ложкой картошку на сковородке.

— Адептам запрещается употреблять алкоголь в общежитии, — сделав постное лицо, процитировал Устав Крысолов.

Рыска улыбнулась.

— Адептам, может быть, и запрещается, но я же ваша дочь, — иронично произнесла она. Девушка и её учитель посмеялись.

На слухи, кои всегда, с самого детства окружали её, Рыска научилась не обращать внимания, но этот, о ней и старом путнике, ей нравился, и она им вовсю пользовалась, да ещё гордилась тем, что её считали дочерью Крысолова.

— Нет, в самом деле, есть выпить или нет? — повторила Рыска свой вопрос. — А то что-то мне сегодня совсем невесело, — пояснила она.

— Понимаю, — согласился путник и снова полез в свою сумку, — конечно, есть, доча, — он достал и поставил на стол плоскую металлическую фляжку. — Вот, настойка травяная со специями. Очень согревает. Подойдёт?

— Естественно, подойдёт. — девушка отложила ложку, отошла от печи. — Скоро всё будет готово, а пока… отвернитесь пожалуйста на щепочку, мне нужно переодеться, — попросила она.

Когда наставник отвернулся, Рыска быстро скинула ставшие давно привычными штаны и рубашку и надела зелёное домашнее платье из плотной ткани.

— Всё, можно поворачиваться, — разрешила она, расплетая косы. Она сутки не расплеталась и не расчесывалась, поэтому и кожа у неё на голове зудела и немного побаливала. Теперь ей хотелось отдохнуть от кос, и плести снова она не стала, — только расчесала чёрный, ставший чуть волнистым полог, закрывающий её до ягодиц, и откинула назад.

— Какие красивые! — залюбовался учитель.

— Ага, только мешают очень. Отрежу, наверное, — бросила Рыска, доставая посуду для ужина.

— Ты что? Как можно? Такое богатство…

— Тогда отрежу и продам, — пошутила девушка.

— Я тебе сам приплачу, только не режь! — попросил Крысолов.

— Знаете, как они по спине хлещут, когда бежишь или с мечами тренируешься? Как вожжи, — произнесла она на полном серьёзе.

— В одну плети, — посоветовал путник.

— Одна вожжа.

— А если в узел на затылке собрать? — предположил он другой выход.

— Тогда тяжело очень. А если упадёшь на спину, и либо шею себе сломаешь, либо шпильки в голову вопьются. — сообщила девушка, нарезая хлеб: сколько способов бороться с неудобством, создаваемым такими длинными косами Рыска перепробовала, знала только она.

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 5

Чёрный дорогой кожаный плащ, подбитый мехом, всё ещё в россыпи крохотных капель, что остались от снежинок, висел на заглушке печи, седло затолкали под кровать, а дверь снова была закрыта на швабру… На одном стуле лежали два меча в ножнах, — те самые, парные, из замка Полтора Клинка, покрытые слоем уже подтаявшей изморози. На втором у стола сидел Крысолов, задумчиво отправляя в рот огурец по кусочку и глядя на своего ученика. Альк, вытянув ноги — как раз до печи, расположился прямо на Рыскиной кровати; в правой руке он держал сковородку, а левой соскребал с неё ложкой остатки картошки; хлеб и грибы уже закончились — благодаря ему же, лишь россыпь крошек да пустой горшочек остались на столе…

Рыска, свернувшись возле Алька калачиком и уткнувшись в него лбом сбоку, счастливо вздохнула и закрыла глаза. На лице её было написано такое блаженство, что у Крысолова сердце защемило.

Всё видел пожилой путник, всё понимал… Не только радость Рыски, сквозившую в каждом её движении, в каждом вздохе, издалека бросающуюся в глаза видел он, — радость Алька, замаскированную обычной для него наглостью и надменностью, наставник тоже вполне замечал. Саврянин торопливо поел, не спрашивая разрешения, отхлебнул из фляжки:

— Тьфу, это что за дрянь? — выдал он, скривившись. А потом осторожно встал, умылся и присел обратно, уложив Рыску головой к себе на колени, провел рукой по её волосам — и по лицу его скользнула тень улыбки, в жёлтых глазах, которые он тут же отвел от наставника, мелькнули усталость, покой и… нежность.

— Ты здесь какими судьбами? Уехал же вчера, — спросил Крысолов, лишь бы хоть что-нибудь спросить.

— Корова по дороге сдохла, — просто ответил Альк, пожав плечами. — Сюда вернуться ближе всего было.

— А крыса где? — нахмурился наставник.

— Да там, с седлом вместе, — махнул рукой саврянин.

Рыска тут же вскочила, укоризненно посмотрела на Алька, но промолчала: не тот был момент, чтобы совестить его. Затем девушка заглянула под кровать, достала тварюшку, отнесла к печке, взглянула на пустую сковородку, вздохнула и снова полезла за окно — за хлебом, чтобы хоть чем-то накормить зверька.

Убедившись, что тварь сыта и в тепле, Рыска вымыла руки и вернулась на кровать. Однако стоило ей уютно улечься, как Альк снова попросил её:

— Может, чаю поставишь? Никак согреться не могу. Мороз там сегодня знатный.

Рыска легче белки вновь соскочила с кровати, засуетилась у печи.

— Далеко идти пришлось? — спросил Крысолов.

Альк пожал плечами:

— Вешек двадцать, наверное… я их не считал! — с лёгким раздражением ответил он.

— Ты давай, выпей ещё, — велел Крысолов ученику, — а то заболеешь, не дай божиня.

Белокосый с отвращением взглянул на фляжку, но настойку допил.

— Ну и… гадость! — выдохнул он. — Дай воды! — попросил он девушку, и та с готовностью протянула ему кружку.

— Слушай, — запив водой мерзкую настойку и дождавшись, когда Рыска снова присядет рядом с ним, обратился Альк к Крысолову, — дай денег взаймы. К весне верну, самое позднее — к началу лета.

— Сколько?

— Чтоб на корову новую хватило и чтоб с голоду до дома не сдохнуть.

— У меня столько с собой нет: сам кошель сегодня посеял. Могу только завтра к вечеру, после занятий принести, — развёл руками путник.

— А мне сию щепку и не надо. Я теперь не спешу, — Альк метнул взгляд на Рыску, на миг встретившись с ней глазами. Девушка немедленно их отвела, залившись краской. Такие полунамёки для неиспорченной Рыски были едва ли не хуже похабных шуточек, коими саврянин с удовольствием подначивал её раньше.

— Кстати, а почему у тебя денег нет? — не понял Крысолов.

— У меня и так негусто было, а когда корова по дороге долго жить приказала, я в снег с неё упал и последнее рассыпал, — объяснил Альк, — а снега там по… глубокий, в общем.

— Поэтому и в кормильню не пошёл? — уточнил наставник.

Альк кивнул, гладя по волосам снова прилёгшую к нему на колени девушку.

— Всё ясно, — вздохнул Крысолов, не сводя глаз с Рыски и Алька и задумчиво размышляя, что сам он тут уже лишний, пора и раскланиваться. Оглядел тесную комнату… Да, далековато до совершенства… А на такой кровати и одному, наверное, места мало, да и… скрипит небось, хотя им, пожалуй, и будет безразлично… Однако не стоит наглеть и тревожить соседей: вмиг ведь комендантше пожалуются, и тогда скандала не миновать. Придётся предложить кое-что.

— Я полагаю, ты здесь будешь? — риторически спросил наставник ученика.

— Куда ж мне ещё идти? На улице зима, денег нет, — пожал плечами Альк.

— Я не о том, — перебил Крысолов. — Может быть… ко мне пойдёшь? — осторожно предложил он.

— Опять на мороз? — вопросом ответил белокосый встретившись с учителем глазами.

— Ничего, идти недалеко, а там, дома, и согреешься. Моя экономка всегда хорошо натапливает.

Рыска вскинулась, видя, что Альк почти согласился: ну неужели променяет её на комфорт и уйдёт?..

— Ну, вообще-то я… — начал саврянин, покосившись на девушку.

— Я имел в виду: идите туда оба, — не дал договорить путник.

Альк на миг умолк, метнул взгляд на Рыску.

— Ты со мной?

Та, покраснев, вопросительно взглянула на учителя.

— Да иди уже, иди, хватит смущаться. Будто я не понимаю, — с улыбкой произнёс Крысолов, доставая из кармана и протягивая девушке ключ на цепочке. — Деньги в верхнем ящике стола, в кабинете, ты бывала там. Дашь, сколько необходимо.

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 6

Через пургу Рыска не шла — летела на крыльях, привычно петляя по столичным улицам и переулкам. Альк шёл как будто бы и рядом, но было видно, что он давненько здесь не бывал, да вдобавок плохо видит в темноте, и если б не она, скорее всего, долго искал бы жильё своего наставника. Так или иначе, они молча держались за руки, и Рыска вся трепетала, как и прежде.

Улица, ещё одна, небольшой проулок, вниз под арку, на второй этаж по лестнице — и вот она, нужная дверь, беззвучно открывшаяся им навстречу, стоило лишь вставить ключ в замок.

На ощупь пристроив сумку в углу, Рыска скинула сапоги и тенью заскользила по комнатам, с радостью обнаруживая, что в квартире действительно тепло — намного теплее, чем в её комнате в общежитии. Даже шубу захотелось поскорее снять, что она и сделала незамедлительно.

А вот лампа, сколько бы девушка ни искала, никак не попадалась: в привычном месте её не было, похоже, и не найти в темноте.

— Альк, у тебя огниво есть? — так ничего и не обнаружив, спросила она, обернулась в очередной раз — и почувствовала себя крепко схваченной сильными надёжными руками. Ощущение было такое, словно пол и потолок местами раза три поменялись. Но приятно до невозможности! — Ты так и не согрелся? — всё, что смогла она вымолвить, чувствуя исходящий от него холод.

Обняв Алька, Рыска словно попала в другой мир, где она была словно и не она. Да и всё в этом мире воспринималось настолько иначе, настолько по-другому… Голос отнялся, дыхание перехватило, сердце готово было выпрыгнуть, но… так хорошо! Как будто всё остальное, померкнув, ушло в никуда, и опять остался только он, смысл её жизни, её самый главный человек.

— Давай, снимай плащ, пошли к камину, — ласково произнесла девушка. — Так тебе быстрее тепло станет…

— Ищешь повод поскорее меня раздеть? — с усмешкой спросил Альк.

— Да, ищу… — почему-то теперь сознаваться в таком было не стыдно. — И ещё не хочу, чтобы ты заболел.

— А что главнее?

— Одинаково… — выдохнула Рыска, и, не в силах бороться с желанием поскорее к нему прильнуть, сама начала его раздевать. Он был холодный, как ледяная глыба, но продолжал целовать её прямо в прихожей.

— Может, подождёшь немного, пока я дров в камин подброшу… — робко попросила она.

— Не подожду. Я тебя четыре года не видел, — голос у него был как всегда спокойный, а вот руки заметно дрожали, да и дышал он часто, неровно. Почувствовав так близко тело желанной женщины, он забыл про всё на свете, в том числе и про то, что промёрз сегодня насквозь.

— Тебе же холодно… — задыхаясь от желания, шептала Рыска.

— Сейчас будет жарко. И тебе тоже, — пообещал Альк, усаживая её на комод.

Огонь в камине разгорался всё ярче: Рыска успела-таки раздуть непогасшие угли и подбросить дров, хотя Альк был прав: стало жарко. Ещё как жарко… Это она так, перестраховалась на всякий случай, чтоб до утра тепло продержалось. И ещё — чтобы исполнить свою давнюю фантазию и при этом не замёрзнуть.

Она бывала в квартире учителя несколько раз: Крысолов приглашал её в гости, а однажды посылал принести из его жилища забытые там бумаги, когда сам не мог отлучиться из Пристани.

Путник жил в богатом районе Ринстана, и потому квартира у него была элитная, весьма комфортабельная, трёхкомнатная, с уютной кухней, ванной, камином. Вот этот-то камин и поразил Рыску в один из её визитов к учителю, и даже не так сам камин, как расстеленная перед ним медвежья шкура. Помнится, как метнула она взгляд на камин и шкуру и, как обычно, покраснела до ушей, представив, чем можно заниматься на ней. А потом перенесла ситуацию на себя и покраснела ещё сильнее. А учитель, конечно, всё понял, улыбнулся, но промолчал. Рыска почувствовала себя тогда так, словно он мысли её прочитал во всех неприличных подробностях и неделю не могла смотреть ему в глаза… А сейчас сидела и смотрела в огонь, совершенно голая, с распущенными волосами, и некого было стыдиться. В жёлто-зеленых глазах её отражались огненные сполохи, на лице застыла улыбка, а на душе у вотсарился покой. В происходящее просто не верилось…

Ещё три лучины назад она была потерянной и несчастной, а теперь — как тогда: самой счастливой на свете, потому что сокровище её дремало рядом с ней на мягкой шкуре, повернувшись лицом к огню, и смотреть на его лицо, во сне кажущееся моложе и спокойнее, было величайшей радостью на свете.

Что там будет потом? Да Саший с ним, не хочется об этом думать. Попробовать взглянуть на дороги? Не получается. Как раньше уже не будет. Их связка разорвалась, теперь дар каждого сам по себе, а значит, они мешают друг другу как любые видуны. Да и не хочется сегодня заглядывать вперед... Хочется, чтобы эта ночь просто никогда не заканчивалась… И поэтому надо прекращать думать о глупостях, а лучше прилечь рядом с ним и обнять — ведь так давно об этом мечтала!

Так она и сделала, но чтоб не загораживать Алька от огня — пусть подольше погреется, — обняла его сзади, прижалась щекой к плечу, услышав размеренный стук сердца… Как же хорошо!

И почему, интересно, всё так устроено? Казалось бы, все мужики и в самом деле одинаковы, как говорила приснопамятная тётка Ксюта, ниже пояса, да и выше различия небольшие, по крайней мере, не принципиальные. А Альк… по сути самый обыкновенный: ну не назовёшь его таким уж писаным красавцем, это точно, просто подать себя умеет как надо, но любят, как оказывается, не за это, а за что — так и непонятно до сих пор. И вовек не понять, но почему-то быть хочется только с ним, а потому он навсегда и во всём для неё — самый-самый.

За два с половиной года в Пристани, где Рыску по большинству окружали мужчины и парни, внимания противоположного пола у неё было больше, чем достаточно, и даже предложение руки и сердца она получала — раз, наверное, десять, однажды даже от наставника, причём того не смутило и то, что у девушки есть сын. Да только всем она отказала… И дальше отказывать будет. Её сердце навеки принадлежит Альку и её тело — тоже. И вряд ли с кем-то другим ей будет так же хорошо.

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 7

Сначала Рыска услышала:

— О, Божиня, какой разврат!

Потом почувствовала: Альковы волосы во сне попали ей в рот. А уж потом и увидела неизвестно откуда взявшуюся сухопарую тётку в сером платье с гулей на затылке. И ещё увидела свою руку у Алька на… да, прямо там!

Вскочив как ужаленная, Рыска накинула на него одеяло, а потом схватила своё платье, накануне небрежно отброшенное в порыве страсти в сторону, и буквально впрыгнула в него.

— Вы кто такие? — строго спросила тётка, глядя, в общем-то, на Рыску, но продолжая коситься на Алька, — точнее, на то, что исчезло под одеялом. Судя по всему, увиденное её впечатлило.

— А… я… дочь хозяина квартиры… — заикаясь и одновременно стремясь поскорее привести себя в порядок, ответила девушка. Платье одёрнуть вроде получилось, а вот волосы никак не желали приглаживаться и укладываться на место: то наматывались на пуговицы, то потом из-за ворота вылезать не желали, как будто намертво там приросли. Всё же жуть как неудобно, когда они такие длинные!

— Дочь? Ну-ну, — не поверила женщина. — Я его сто лет знаю, нет у него никакой дочери! — сварливо добавила она.

— А… какая Вам разница? — немного придя в себя и, конечно, уже слегка негодуя, спросила Рыска. За четыре года она неплохо научилась давать отпор тем, кто несправедливо к ней придирался, просто… на этот раз ситуация была неоднозначна, да и ото сна девушка ещё не отошла. Видимо, подумалось ей, это пришла экономка, что прибирается в квартире учителя… да не рановато ли?

— Да никакой мне разницы, никакой! — заверила тётка. Голос у неё был на диво мерзкий, визгливый и скрипучий. — А вот страже будет очень интересно, и пойду-ка я её позову! — пообещала она, но вместо того, чтоб отправиться поскорее за служителями закона, уселась в кресло, с интересом изучая саврянина. — Небось, воры? — спросила она уже менее рьяно. — Пришли, обокрали… Да вот только дверь закрыть забыли! А я всё вижу! Я всё время дома!

— Так Вы не экономка? — догадалась Рыска, присмотревшись внимательнее. — А кто же тогда? — «Странно, — подумала она, — к учителю, вроде, никто другой прийти не мог.»

— Я соседка! — гордо представилась тётка. — А вы — воры! — припечатала она.

Однако бдительную женщину, судя по тому, куда она продолжала смотреть, определённо интересовал не «обворованный» сосед, а мужские прелести Алька, подобных которым она, судя по всему, не видела уже лет двадцать, а то и больше.

— Какие воры, тётка? — грубо, тоном господина, произнёс Альк. — Зачем бы мы тогда спать легли?

— Ну, вам, ворам, виднее, — безапелляционно заявила она. — Нет, я всё же стражу позову, а ещё лучше, самого господина путника: пусть он вас в крыс превратит!

— Что-то не торопишься. Иди, зови! — рявкнул Альк, махнув рукой на дверь и начиная подниматься. Идиотизм «соседки» вкупе с такой невероятной наглостью злили его и забавляли одновременно.

— И пойду! — взвизгнула та, провожая взглядом сползающее с мужчины одеяло, но так и не трогаясь с места.

— Я тебе сейчас сам дорогу покажу! — пообещал саврянин, вскочив с импровизированного ложа. Одеяло с него немедленно упало, а взгляд тётки скользнул вниз, и на лице её отразился истинный восторг.

— О, Хольга! — только и смогла пролепетать она, уставившись на то, чего она не видела так давно.

До Рыски, когда она проследила взгляд незванной гостьи, наконец, дошло, что к чему, и тогда она возмутилась до глубины души! Не успев подумать, она за шкирку (и откуда силы-то взялись?) подняла нахалку из кресла, развернула к двери и весьма неласково проводила, — проще говоря, вытолкала взашей.

— Девонька, да погоди, погоди, не надо! Я же пошутила! — сопротивляясь, верещала тётка.

— Своего заведи и тогда смотри! — гаркнула Рыска. — Коза озабоченая!

Сердито хлопнув дверью и закрыв её на засов, она напустилась на Алька.

— Это из-за тебя я дверь вчера не закрыла! — ярилась она, в то время как саврянин со смеху от увиденного умирал.

— Здорово ты её! «Коза озабоченая»! А как же уважение к старшим? — смеясь, подначил Альк.

— А ты, как всегда, рад стараться! Выставился!

— Да пусть посмотрит, мне не жалко, — смеялся мужчина.

Рыска произнесла несколько непечатных слов, причём одно — из родного языка своего любимого, отчего он просто пополам от смеха согнулся.

— Ты чего, ревнуешь? — вдоволь повеселившись, спросил Альк.

— Кого тебя что ли? Вот ещё! — Рыска гордо вскинула голову.

— А что, тут ещё кто-то есть? — он демонстративно огляделся по сторонам, а затем поймал девушку за руку, привлёк к себе, погладил по спине. — Всё, враг повержен! Снимай доспехи, — Альк попытался стащить с Рыски платье, но она вывернулась из его рук.

— Отстань! Я жрать хочу! — прошипела она и с сердитым видом удалилась на кухню.

— Бывает, — согласился Альк и пошёл за ней.

— А всё из-за того, что кто-то вчера всю мою картошку приговорил!

— Кстати, вкусно было, — заметил он, остановившись в дверном проёме и привалившись к косяку.

— Спасибо, я знаю! — злилась Рыска. — Для себя готовила. — Она принялась шарить по шкафам, но очень скоро обнаружила там пустоту. — Вот крысья мать, тут шаром покати! — со злостью и отчаянием выкрикнула она.

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 8

«Свечу» Альк оставил на квартире, и стоило им только выйти на улицу, как Рыска ощутила нечто, чего с ней раньше никогда не случалось. Сначала словно бы озноб пробрал — подумала, что это от мороза, а потом вдруг словно все резервы организма в один миг мобилизовались и как будто поток силы сквозь тело потёк — мощный, всепоглощающий. Она вдруг почувствовала себя невероятно сильной, почти всемогущей, — даже лёгкая усталость после бурной ночи и не менее бурного утра прошла. Девушка остановилась, посмотрела на своего любимого, отметив среди прочего, что выглядит он как сказочный герой. Всё при нём: и мужественная красота, и благородная стать, и сила.

А вот на лице его было удивление.

— Ты чувствуешь? — спросил он.

— У тебя тоже? — вопросом ответила она.

Как же здорово: не надо было больше было ничего говорить, он и так понимал её!

— Что это? — спросила Рыска.

— Не знаю… Но, судя по ощущениям, наша связка не разорвалась, хотя я совершенно не понимаю, как это возможно, — таким удивлённым, и в то же время довольным, она Алька никогда не видела. — А я уж думал, всё…

— Я тоже, — согласилась Рыска, — Наверное, «свеча» твоя мешала…

Они продолжали стоять и смотреть друг на друга.

На улице после вчерашней метели было белым-бело, зимнее солнце светило чрезвычайно ярко, а снег искрился и переливался, словно россыпь бриллиантов. Мороз, конечно, тоже здорово покрепчал, хватая за открытые участки тела… Но Альку и Рыске не было дела ни до чего на свете. Новоприобретённое знание буквально окрыляло! Вспомнилось всё то, что они могли когда-то вместе и представилось, что же могут теперь, но… При этом жизнь навязывала совсем другие условия, и не покориться им тоже было никак нельзя, и собственно, поэтому радоваться было нечему. И поняли они это тоже одновременно.

— Что будем делать? — спросил Альк.

— Мы… наверное, должны сообщить в Пристань, — пожала плечами Рыска. — Вроде, так полагается…

— А надо? Представляешь, что будет? — прищурился белокосый.

— В том-то и дело, что представляю, — вздохнула девушка. Помолчала, раздумывая. — Давай хоть учителю скажем, — предложила она.

— Обойдётся, — холодно и безапеляционно заявил Альк, припомнив Крысолову обиду. — Пошли, Рысь, никому мы ничего говорить не будем. — Альк со вздохом взял девушку за руку.

— Но почему? — не поняла она, вырывая у него свою руку и не двигаясь с места.

Альк нахмурился.

— Помнишь Райлеза? — спросил он.

— Такого забудешь…

— Таких как он — половина Пристани, а другая половина по дорогам ездит. И все они хотят немерянную силу и власть. А наставники, как ты уже знаешь, стремятся к переменам в системе связок «путник-свеча», они давно хотят прекратить это всё или хоть немного изменить. Но пока не знают, как, — твой учитель ведь наверняка тебе это всё рассказывал. Подумай, как хорошо было бы, если б все могли как мы?

— Так давай их научим! — радостно, с засиявшими было глазами предложила девушка.

Саврянин фыркнул.

— Чему? — спросил он. — Ты хоть знаешь, как такое получилось?

Рыска пожала плечами. Нет, она не знала. И, похоже, никто пока не знал: в этом-то всё дело и было.

— Если им сказать, — подтвердил её предположение Альк, — мы с тобой не оберёмся горя. Нас не оставят в покое всю жизнь: такой феномен следует изучить, вот нас и будут изучать, и мало ли, что может прийти в головы наставникам? Я не настолько предан путничьей общине, чтоб так тесно связать с ней свою жизнь, тем более, в качестве подопытной крысы. Да и чем такая жизнь будет отличаться от жизни той же «свечи»? — он помолчал. — Я и вернулся-то сюда, чтобы они не думали, что испугался и чтоб не радовались, а они всё же дали мне грамоту, чтобы молчал. Поэтому предлагаю молчать и об этом. У них свои секреты от учеников, такие мелкие неприятные тайны, а у нас будет свой. Ну как?

Рыска, не говоря ни слова, смотрела на него. Альк был прав, успев испытать действие одного из таких секретов на себе. Да и сама она тоже не принадлежала к тем, кто фанатично предан Пристани, тем более, в том, что произошло с Альком, ей даже пришлось поучаствовать, и, понятное дело, ничего хорошего она тогда не увидела. Ей просто хотелось в будущем зарабатывать деньги и не бояться всего подряд, потому она и пошла учиться.

— Всё верно… — вздохнув, согласилась она.

Альк кивнул, тоже облегчённо вздохнув: Рыска правильно его поняла.

— Молодец, — заключил он. — Я в тебе не сомневался. Пока просто никому и ничего не говори. А там, когда станешь путницей…

— Альк, подожди! — внезапно остановила его девушка. — А если… если я стану крысой? — задала она этот так давно мучивший её вопрос.

Повисла пауза, в продолжение которой Альк только смотрел на Рыску с горечью: такое вполне могло случиться…

— Ты можешь отказаться от испытания, — осторожно произнёс он. Честно говоря, изначально он вообще не ожидал увидеть её здесь, более того: не ожидал, что к ней вернётся дар. А когда он почувствовал присутствие Рыски в столичной Пристани, удивлению его не было предела!

— Я не собираюсь отказываться, — тихо произнесла девушка. — И потому… мне очень страшно.

Альк ненадолго задумался, но ничего нового в голову ему не пришло. В итоге он просто пообещал:

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 9

У Жара прямо-таки язык чесался расспросить своих друзей, что произошло, и когда-то, возможно, он тут же так и сделал бы, но сейчас не решался, чувствуя, что дело глубоко личное. Однако, тут мог помочь алкоголь: выпив и расслабившись, не Альк, так Рыска всё расскажет. А потому Жар прямо с порога кормильни сразу заказал три кружки варенухи.

Рыска, скинув шубу, швырнула её на свободный стул и уселась на противоположной от Алька стороне стола, ни на кого не глядя и ничего не говоря.

Заказали и поесть, но как только искомый напиток оказался на столе, Рыска тут же схватила свою кружку и осушила настолько быстро, насколько смогла, и снова окликнула служанку, стоящую в стороне и с интересом изучающую саврянина.

— Повторить, — буркнула видунья, окинув девицу недобрым взглядом. Варенуха подействовала почти мгновенно: шли вторые сутки, как девушка почти ничего не ела, к тому же, потеряла много сил и перенервничала. По телу её вмиг разлилась слабость, а в душе начало разгораться пламя, — пламя старых и новых обид, щедро приправленное осознанием собственной ненужности.

— Ты чего делаешь? Поешь сначала! — повелительно произнёс Альк.

— Спасибо, не хочется, — раздражённо ответила она ему.

— Сейчас будешь пьяная, я тебя отсюда не понесу, — предупредил белокосый.

— И не надо, — покачала головой Рыска.

— Я сказал: не смей пить! — тихо и зло прошипел саврянин.

Рыска глянула на него с вызовом и насмешкой.

— Жену свою учи, — довольно грубо ответила она.

— Да что с вами такое? — не выдержал Жар.

— Ничего! — раздражённо рявкнули оба, даже не взглянув на друга.

Вторую кружку, всё так же с вызовом поглядывая на белокосого, Рыска мигом отправила вслед за первой, не смотря на то, что варево ещё слегка дымилось.

— Ещё, — снова велела она служанке.

Альк тут же пересел ближе к Рыске. Она лишь фыркнула и отвернулась: да пожалуйста, всё равно буду делать, что хочу, и не посмеешь ты мне указывать!

— Хватит пить! — снова прошипел Альк уже ей на ухо.

— Тебе жалко, что ли? Я сама расплачусь, — усмехнулась она.

— Да при чём здесь?.. — разозлился Альк. — Третья уже будет!

— А потом ещё и четвёртая, — пообещала девушка.

— Прекращай!

— Хочу и буду, — в упор глядя ему в глаза, произнесла Рыска и схватилась уже за другую кружку, выхватив её у Жара и выпив намного быстрее, так как та уже слегка остыла.

— Больше заказы у девушки не принимать, — приказал Альк служанке, как только она подошла, но не успела та кивнуть в знак того, что поняла, Рыска нагло рассмеялась и пересела за другой, свободный стол.

— А я говорю: принимать! — на всю кормильню возвестила она. Все посетители — а было их немало — обернулись и с интересом уставились на пьяную девушку.

Альк решил иначе повлиять на ситуацию: поднялся из-за стола, демонстративно подошёл к служанке и попросил приготовить для Рыски какой-нибудь компот вместо варенухи. Но девушка истолковала его действия иначе, ибо то, что он говорил, не расслышала, зато увидела то, что всегда повергало её в ярость: чужую женщину рядом с её саврянином! Глаза девушки, не смотря на опьянение, потемнели от гнева.

Для начала она сцапала и осушила последнюю кружку, а потом, когда подали снова, когда выпила почти половину, всё же уловила подвох. Брезгливо осмотрев и понюхав принесённое, Рыска щёлкнула пальцами.

— Это чё такое? — пьяно спросила она у вновь подоспевшей служанки.

— Варенуха, госпожа, — косясь на Алька, соврала служанка.

— А мне кажется, чай! А ну, неси нормальную! Неси, говорю! — Рыска стукнула кулачком по столу. Служанка кивнула и поспешила было обратно на кухню, но Рыска остановила её. — Хотя нет, подожди! Поди сюда, — заговорщически прошептала она, и лишь только девица наклонилась к ней, с ловкостью кошки схватила её за косу, намотав на руку. — Ещё раз вот на него, — она показала на Алька, — глазами стрельнёшь — урою! — пообещала она. — Пшла вон! — и оттолкнула испуганную девушку.

— Славно посидели, — заключил Жар и, поднявшись, подошёл к подруге. — Пойдём отсюда подобру-поздорову, — он попытался поднять Рыску, но она сбросила его руки, глянув чуть ли ни с ненавистью.

— Никуда я не пойду! — рявкнула она. А потом, заметно пошатываясь, поднялась из-за стола, взяла стул, оседлала его, сев напротив Алька — глаза в глаза. Но обратилась к Жару:

— Ты ж хотел знать, что со мной, Жар? — спросила она настолько громко, что никто в заведении не мог этого не расслышать. — А я скажу, — тут как раз напуганная служанка принесла ещё три кружки, и Рыска с готовностью схватила одну из них и опять к ней приложилась. Альк ей не мешал, рассудив, что хуже уже вряд ли будет.

— Пять, — сосчитал Жар.

— А со мной то, что ты слишком не вовремя припёрся! — с нажимом на последнее слово сказала она. Сожаление об упущенном моменте, помноженное на алкоголь, затмило всё на свете — даже многолетнюю дружбу. — Ещё бы десять щепок — и этот бессердечный тип признался бы мне в любви, — да-да! — кивнула она Альку, — и плюнул бы на всё: и на жену, и на родню… Остался бы со мной. А ты ПРИПЁРСЯ и всё испортил… — со вздохом заключила Рыска. Ей было уже не грустно, не обидно… Вообще никак. Так или иначе. варенуха помогла…

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 10

Покидая квартиру Крысолова, Рыска пыталась было прибраться, потому что при взгляде на постель сразу было понятно, что за действо совсем недавно в ней происходило, и, разумеется, девушка умирала от стыда, но Альк остановил её.

— Тебе что, делать нечего? Мы же скоро сюда вернёмся. Тогда и приберёшь… если тебе будет до этого, конечно, — сказал он с ухмылкой.

— А если экономка придёт? — краснея, возразила Рыска.

— Вот и хорошо: тогда она и приберёт. — Его, с детства привыкшего к расторопной прислуге, быстро и незаметно исполняющей любое желание господ, уборка и подобная ерунда вообще мало интересовали.

— А если учитель вдруг вернётся? — ужаснулась девушка.

— Не должен. Но если «вдруг», то он же не дурак, всё поймёт… Пошли уже! — велел он ей тогда.

Теперь же, оказавшись там снова, Альк удивился было наступившему порядку, но быстро всё понял, увидев аккуратно застеленную кровать и догорающие угли в камине: что ж, довольно долго они отсутствовали.

Рыску Альк со вздохом сгрузил на кровать, снял с неё шубу и сапоги, укрыл одеялом. Жар топтался рядом, словно чуя: сам он уже не тот в их коалиции. Теперь Альк для Рыски намного ближе и главнее — как муж.

Покачав головой, саврянин отвернулся от спящей девушки и протянул руки за мечами, которые Жар продолжал держать перед собой, так и не решаясь никуда положить.

— И ведь сколько я раз говорил, что ей пить нельзя! — вздохнув, проговорил Жар, лишь бы что-нибудь сказать и хоть немного поддержать крайне раздосадованного Алька. — Раньше она хоть слушалась, а как родила — всё, взрослая стала…

Саврянин вздрогнул и выронил свои клинки, чего раньше с ним никогда не случалось.

— Кого родила? — не своим голосом спросил он и в упор уставился на Жара.

— Мальчика… — глупо ответил тот, на полпути поняв, что Альк ничего об этом так и не знал.

Саврянин на пару щепок замер на месте, словно аршин проглотил, переводя изумленный взгляд с Жара на бесчувственную Рыску. Но так ни слова и не сказав, развернулся и выскочил вон из квартиры.

Далеко Альк не ушёл: просто присел на заснеженную скамейку, привалившись к стене дома. На душе было паршиво как никогда раньше.

А ведь он вчера обо всём догадался! Просто не придал значения: радость от встречи вышла на первый план, заслонив собой всё остальное. Едва увидев Рыску, он тут же отметил, как она изменилась даже на лицо: стала милее, мягче, нежнее. А когда она оказалась обнажённой в его руках, Альк сразу обнаружил и изменения фигуры: груди у Рыски стали полнее и круглее, бёдра раздались, а талия за счёт этого всего казалась теперь ещё тоньше и стройнее.

Если б раньше у него была возможность сравнить одну и ту же женщину до и после родов, Альк сразу бы всё понял, но таких долгих отношений у него раньше не случалось, и он списал все изменения на то, что девушка просто повзрослела. Да и не долго он ломал над этим голову, тут же и обо всём и забыл: слишком счастлив был её видеть и ею обладать.

Ну, а теперь просто сидел, словно к месту приросший, и не мог поверить… И поражало его вовсе не само известие, а то, каким образом он об этом узнал.

В том, что Рыска забеременела, если разобраться, не было ничего особенного или странного: после недели регулярных занятий любовью странным было бы скорее, если бы этого с молодой здоровой девушкой не произошло. Да и то, что не сказала ему сразу, не удивляло: слишком мало времени прошло, она скорее всего, и сама этого не знала, тем более, что была так молода, неопытна, могла просто не сообразить или не подумать о таком.

Но вот… почему она не сказала вчера? Или хотя бы сегодня утром? Ну хорошо, хотя бы в кормильне, когда уже напилась? Почему он вообще узнал это не от неё?!

Вопрос о том, его ли это сын, у Алька даже не возник: зная Рыску, вряд ли она могла после той сумасшедшей недели просто взять и всё забыть, отдавшись другому. Ну вот просто не могла она выбросить из головы те дни и ночи, раз уж он сам этого не мог! А значит, и ребёнок — его.

Вот только что теперь с этим делать?

Честное слово, расскажи она ему обо всём сегодня, и завтра же утром, не смотря ни на какое сопротивление, он забрал бы Рыску с собой вместе с ребёнком. А жена… Да развёлся бы он с ней — и всё! Чего тут думать-то?

А вот теперь неизвестно, правильно ли это было бы или нет…

Раз не сказала, значит не доверяет, не любит, не хочет быть с ним вместе, а раз так, тогда… пусть всё так и остаётся.

…Смеркалось.

Скрипнула входная дверь, послышались шаги, а затем Жар опустился на холодную скамейку рядом с Альком. Саврянин лениво повернул голову.

— Простудишься, — тусклым и безразличным голосом предостерёг он.

— Ты тоже, — так же бесцветно уронил Жар в ответ.

— Ну и ладно.

Помолчали.

Злился ли Альк на Жара? Пожалуй, нет. Тайна была не его, он не мог сообщить ему летом; всё правильно. Он настоящий Рыскин друг, почти что брат. Он и сейчас бы промолчал — случайно, видимо, вырвалось… Да всё равно уже! Раз он, Альк Хаскиль, в глазах любимой женщины выглядит недостойным знать о сыне, всё остальное не имеет значения.

— Как пацана-то хоть зовут? — спросил Альк со вздохом.

Жар немного помолчал, словно бы изучающе разглядывая белокосого, а потом решил, что скрывать всё равно уже нечего.

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 11

Когда промёрзнешь до костей, точно зная, что тебя никто не согреет, становится грустно. Когда это не впервые, начинаешь привыкать. А если точно знаешь, что не согреют никогда, уже даже перестаёшь стремиться к теплу. И хуже всего в такой ситуации сознавать, что на мороз тебя никто не выгонял, наоборот: умоляли остаться, а ты нарочно отказался сам.

Так Альк и поступил десять дней назад: ушёл в морозную ночь, оставив по уши влюблённую в него девушку, и даже не попрощавшись с ней…

Ну что такого в этих словах: я люблю тебя, прости, будь со мной и иже с ними? Что такого, что не мог он их сказать ни одной живой душе в мире, даже когда сам страстно этого желал? И почему с этих несказанных слов всегда начиналось то, после чего остаться на месте уже было невозможно?

Он заплатил за это: ночёвками в зимнем лесу у трепетного костра; несколькими днями голодовки, потому что закончились деньги и нечем стало заплатить за еду и ночлег; надрывным кашлем — хорошо хоть до воспаления лёгких не дошло; гибелью коровы — пришлось добить, чтоб не мучилась, и душевной пустотой, — упасть бы тоже в этот снег, и пусть заметает, не жаль.

Страхи, испытанные им в то время, когда он был крысой, оказались ничем, по сравнению с тем, что происходило в его душе теперь: тогда он хотел жить, и это помогало бороться. А сейчас…

Альк шёл пешком с самого Ринтарского берега, чуть не провалился в полынью где-то на середине реки — Хольга отвела; просто шёл, потому что привык бороться до конца. А вокруг становилось всё холоднее, ибо двигался он на север.

Воздух застыл и звенел. Снег сиял и переливался самоцветами как на солнце, так и под луной. Между небом и землёй, искрясь в ослепительных лучах зимнего холодного зимнего светила, плавно кружились мельчайшие ледяные иглы — явление, что можно наблюдать крайне редко, в середине зимы и только в самые сильные морозы, по ночам же небосвод на севере озарялся разноцветными переливами ледяного Хольгиного Сияния. Вокруг было просто невероятно, нереально красиво!.. Но всё это отнюдь не радовало путника, ибо слившиеся друг с другом небо и земля, одетые днём в бело-голубые тона практически без единого тёмного пятнышка, а ночью окутанные сине-чёрной мглой, казались такими громадными, что поневоле почувствуешь себя песчинкой, и действовало это крайне угнетающе: создавалось впечатление, будто не двигаешься, а на месте стоишь.

Единственным, что отвлекало Алька от полного сумасшествия, как ни странно, была его крыса: тварь нужно было кормить, и для неё он оставил ломоть хлеба, экономно расходуя, чтобы хватило до конца пути.

Он несколько раз мог погибнуть: и от мороза, и на реке, угодив под лёд, да и просто быть сожранным волками, но смерть притягивает страх, а Альк не боялся: ему было всё равно.

Такого чёрного отчаяния в жизни его ещё не случалось. И тем чернее оно становилось, чем чётче он осознавал: причина всего надуманная. Он сам устроил себе этот ад, сам свернул в бездорожье. Путник, называется…

Сколько раз он останавливался и смотрел назад, думая вернуться. Интересно то, что сделать это было проще простого, а главное: там бы его точно согрели! Он даже представлял, как проснувшаяся Рыска рвёт на себе волосы и просит Хольгу вернуть его в обмен на обещание никогда больше не пить хмельного и попросить у него прощения… Но он с детства привык быть сильным. А возвращение к Рыске означало бы слабость.

А сколько бы счастья эта слабость принесла, и не только ему…

В какой-то момент Альк действительно упал в снег у дороги, но, полежав немного, нашёл в себе силы подняться и идти дальше. На свете все же ещё оставались те, кому он был небезразличен: мать, сестра, жена, да и отец, коли на то пошло, тоже. Они хотели увидеть его живым, и их нельзя было обмануть. Крыса опять же: она ведь не виновата, что так вышло.

На тварь Альк смотрел с сочувствием. Забыть прошлое, как ни верти, у него не получалось, а в прошлом крысой был он сам. Теперь же просто принял правила игры, а вместе с ними — крысу: так полагалось в его нынешнем звании. И все же, хотя тварь и утратила уже и речь, и разум, он чувствовал в ней человека, наверное, как в себе тогда — крысу.

Крыса… Та крыса… Она исчезла в тот день, когда ушла Рыска — больше её никто и никогда не видел. А эту Альк берёг: грел за пазухой, кормил, даже засунул в свою перчатку под конец пути. Правая рука сильно мёрзла, но крыса могла совсем погибнуть, — пришлось пожертвовать.

А потом настало долгожданное тепло: он добрался-таки до замка.

Сидя в гостиной у камина, Альк ещё долго трясся от холода, как лист на ветру, а вокруг суетились домашние. Даже отец достал бутылку из своих запасов.

— С отравой? — Альк, хоть и стучал зубами, удержаться от язвы всё же не смог.

— А как же? — не остался в долгу отец.

Альк выпил всё буквально залпом, и не почувствовал не то что крепости, а даже вкуса.

А потом отогрелся в ванне, улегся в тёплую постель… Дамира крепко прижалась к нему, и жизнь стала почти хорошей: как если хочешь клубники со сливками, а есть лишь прошлогоднее сморщенное яблоко, не такое уж плохое, просто на вид неприглядное, но вполне пригодное в пищу и даже по-своему вкусное. Однако совсем не клубника…

Впрочем, Дамира вовсе не была прошлогодним яблоком. Она была милой, красивой, голубоглазой, светловолосой, а беременность — уже месяцев восемь, не меньше, лишь украшала её. Просто Альк хотел другую: ту, которая осталась далеко, за вешками ледяного безмолвия; ту, что наговорила ему прилюдно за пару щепок столько гадостей, сколько не сказали все его вместе взятые женщины за много лет (кстати, если разобраться, многое из сказанного ею было горькой правдой!); ту, что родила от него сына и ничего не сказала ему об этом, — свою Рыску…

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 12

Лишь только спал мороз, Дамира начала беспокоиться.

— Альк, мне скоро рожать, — сказала она однажды. Надо сказать, повторять это она стала довольно часто.

— Ну, я догадался, — весьма равнодушно пожал плечами Альк.

Его опять звала дорога. Месяц на месте он еле выдержал. Однако и уехать пока не мог: хотелось посмотреть на ребёнка, да и жене так спокойнее. Но никаких эмоций по поводу предстоящего события он не испытывал: ни хороших, ни плохих. Просто принял как факт.

— Я хотела тебя попросить… — жена вздохнула, — поедем к моей сестре, пожалуйста. Я у неё родить хочу.

Альк только представил такое и тут же покачал головой: нет!

— Ну Альк! — взмолилась Дамира.

— Нет, я сказал, — отрезал путник. — Я — здоровый мужик, и то чуть насмерть не замёрз не так давно, представь, чем это может закончиться для тебя?! Ты, видно, с ума сошла, раз хочешь в положении устроить себе, да и мне, поездочку на Северное побережье? НЕТ!

У девушки брызнули слёзы.

— Ну пожалуйста! — заплакала она. — Я переживаю, боюсь рожать, очень хочу увидеть сестру… Мне так спокойнее будет! Там уже не холодно, и всего-то три дня в пути!

— «Всего-то»! — фыркнул Альк. И опять сравнил с Рыской: вот той, пожалуй, было бы достаточно его одного! — Там, в лесу снега по пояс, а морозы ещё ого-го какие, особенно по ночам!

— Альк, ну ты же путник! Сделай что-нибудь!

— Интересно, что я смогу сделать с погодой на целых три дня? — прикинув вероятность, произнёс Альк. Вообще-то вероятность такая была, но только одна, и лишь относительно приемлемая: сильная оттепель. Но при такой погоде хоть и не замёрзнешь, зато колёса кареты непременно будут проваливаться в глубокий подтаявший снег, и в итоге можно сесть на брюхо, не сдвинуться больше с места и рожать в дороге. — Нет, забудь, — ставя точку в разговоре, произнёс путник.

К вечеру на него насели уже вдвоём: ещё и мать подключилась.

— Альк, ну что тебе стоит? — уговаривала она. — Свози жену к родным! Она же так тебя просит!

— Мам, и ты туда же? Не повезу я её в таком положении по морозу Саший знает куда! — возмутился он.

Дамира, услышав, что муж ответил своей матери, уселась на диван и горько разрыдалась. Альку же захотелось немедленно провалиться сквозь землю.

— Единственное, что я могу сделать, — кипя от злости, предложил жене путник, — это привезти твою сестру сюда!

— Не можешь! — прорыдала в ответ Дамира. — Она мне писала, что сама недавно родила, да и хозяйство не бросишь. Она не поеде-е-ет!

— Давайте, я поеду с вами, — примирительным тоном предложила мать, вместо того, чтобы поддержать сына. — Ничего страшного в такой поездке нет, а Северный тракт всегда чистят…

— Нет! — вконец взбесившись, рявкнул Альк. — Да вы что, с ума обе сошли?! Никаких поездок!

Согласиться на такое было бы безумством! Да к тому же так хотелось поскорее разделаться с проблемой: дождаться, пока жена родит, побыть с ней пару недель и скорее собираться в дорогу. То ли в крови у него было постоянное странствие, то ли в привычку уже вошло, то ли просто не хотелось делить постель с нелюбимой — да какая разница! Хотелось просто побыстрее уехать. Куда угодно, только отсюда! Родной дом стал немил.

Если бы не пресловутое чувство долга, которое Альк впитал с молоком матери, давно бросил бы женщину, что по сути была ему чужой, тем более, что не отличалась она ни умом, ни какой-то особенной красотой — вообще ничем. Пожалуй, лишь одно было в Дамире действительно ценно: её кротость и почти абсолютная бессловесность, — получалось, за что боролся, на то и напоролся: в ранней юности Альк мечтал именно о такой. Да и неплоха она была как жена — наверное, как следует познакомиться с Дамирой Альк не успел, уехав через неделю после свадьбы, якобы в Ринстанскую Пристань за грамотой, на самом деле, — просто из дома.

А женился он на зло отцу… ну и ещё кое-кому, если уж совсем честно.

***

…Едва придя в себя после тяжёлой простуды, которую подхватил, дожидаясь Рыску у городских ворот, исхудавший и несчастный, Альк отправился прочь из столицы, в родовой замок Хаскилей: отдохнуть, подумать в одиночестве, может быть, встретить старых знакомых, да и просто отвлечься — и застрял там на два с половиной года.

Хвала Хольге, в замке всегда было чем заняться, а владелец замка, обязанности которого легли на Алька — это, по сути, наместник, только управлять пришлось не городом, а несколькими крупными весками. Различных дел оказалось немало, и это было только к лучшему.

Время лечит и не таких. Мало-помалу он успокоился, стал забывать, с чего всё началось, да и красивая северная природа, тихое сельское течение жизни, милые лица знакомых с детства людей очень располагали к этому.

Всё вернулось на круги своя, да и пора было жить дальше, — не умирать же, в самом деле!

Рыску Альк, разумеется, вспоминал, и очень часто: она ведь была не похожа ни на одну знакомую ему женщину, стояла особняком. В ней не было столичной фальши, но и такой уж дремучей весчанкой она тоже не была: в глупости никогда не упорствовала, легко всему училась и безоглядно верила ему. И любила: это невозможно было не чувствовать.

С невероятной горечью Альк в полной мере осознал, что тоже полюбил её — настолько сильно, насколько вообще был на это способен. То, кем Рыска была по происхождению, оказалось на поверку незначительным и мелким, а вот жизнь без неё стала пресной и какой-то… чужой, что ли. Проходила словно стороной. Можно, конечно, было жить и так: делать вид, что всё хорошо, принимать участие в жизни окружающих, а в сердце носить холод, — так Альк и жил. Да, собственно, именно такую жизнь и навязывало положение; наверное, именно это и имел в виду его отец.

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 13

За последние семь дней, с тех пор как они покинули замок, его не оставляло ощущение, что он находится в аду. Однако, ничего удивительного в этом не было: сам же себе дороги и перепутал!

Северный тракт и в самом деле неоднократно чистили, но толку от этого было мало, потому что пока они добирались до места, с неба беспрестанно сыпало, да к тому же ещё и мело.

Дорогу он, конечно, поменял, и снег в какой-то момент прекратился, слегка потеплело, а потом солнце засветило так ярко, что с деревьев закапало, — в преддверии весны такая погода не была в диковинку. Как и последовавший за оттепелью мороз…

Подтаявший за день снег ночью схватился ледяной коркой. Мало того, что дорога превратилась в каток, так ещё и ветер поднялся, принеся новую, весьма щедрую порцию снега. Всё, чего Альк добился сменой дороги, так это того, что под колёсами и коровьими копытами было теперь не просто снежное месиво, а снежное месиво, а под ним — лёд. Северный ветер сначала усилился, а после подул с пугающей силой, на несколько лучин устроив снежную кутерьму, сведя видимость практически на нет и вынудив путешественников надолго остановиться. И хотя до приморской вески все добрались целыми и невредимыми, времени на это ушло в полтора раза больше, чем предполагалось. К тому же, Дамире стало плохо: растрясло дорогой, да ещё и простыла.

Альк за время пути сто раз проклял свою сговорчивость и теперь молча ругал себя за то, что пошёл на поводу у жены и повёз её рожать к сестре. Несколько раз он, не выдержав перепетий, приказывал было поворачивать назад, но Дамира тут же начинала истошно рыдать, а мать — смотреть на него с укоризной, и приходилось снова и снова уступать своим женщинам.

Не очень-то им и обрадовались, да спасибо, хоть, вообще не выгнали, когда на закате пятого дня, усталые, злые, замёрзшие ввалились они в небольшой весчанский дом.

Дамира орала дурниной: начались схватки, при этом её ещё и в лихорадке трясло. Всё большое семейство Дамириной сестры вынуждено было понуро разбрестись ночевать по соседям и знакомым.

Своих слуг, кроме одной, взятой специально для помощи в родах, Альк отправил ночевать в кормильню, хозяин которой, почуяв, в чём дело, постарался ободрать знатного господина как липку. Альк только рукой махнул — не обеднею, — и заплатил затребованную сумму. В другое время он наказал бы кормильца, но сейчас ему было не до этого. В итоге довольные слуги пошли гулять за хозяйский счёт, и Альк искренне им позавидовал. Что ему предстоит, до конца он пока не видел, но чувствовал, что ничего хорошего: как пошло через одно место, так уж теперь и будет.

В небольшой избе было натоплено так, словно это не изба, а баня. Альку жутко хотелось открыть дверь и проветрить, но, разумеется, делать этого было нельзя.

Действо было в самом разгаре, когда он, определив слуг на постой, вернулся к своим женщинам: служанка, сестра Дамиры Алида и Алькова мать во всю суетились возле роженицы.

— Иди сюда! — неласково окликнула его мать, одетая в непривычное для его глаз простое весчанское платье, одолженное у хозяйки дома и покрытая в белую косынку.

А он только присел и поднёс ко рту кружку с водой: жажда в такой жаре одолевала жесточайшая.

— Зачем? — вяло спросил Альк.

— Что значит — зачем? Это обычай такой: тебе полагается быть рядом с женой, — напомнила уже Алида. — Разве ты не знаешь? Иначе твоё место займет Саший!

— Не пойду! — буркнул Альк, — Я устал, прилечь хочу. «А родит она ещё нескоро», — но это вслух он уже не сказал.

— Пойдёшь как миленький! — рявкнула мать.

Альк так устал, был так зол и раздражён, что продолжить спор ему было легче, чем подняться.

— Много, интересно, отец с тобой сидел, мам? — зашёл он с другой стороны.

— Когда тебя рожала, как раз уезжал по делам. Вот и получилось!.. — не осталась в долгу мать.

Вздохнув, Альк взял таки табуретку и присел в изголовье кровати, на которой в муках корчилась Дамира. Ему было её по-человечески жаль, но не более того. На дороги он, конечно, взглянул и ужаснулся: ничего определённого, несколько «до развилка», а остальные такие, что лучше уж вообще ничего не трогать. Мучиться несчастной девушке предстояло до-о-олго, а исход терялся в паутине дорог.

Есть Альку не хотелось, как обычно от волнения, а вот в сон в тепле потянуло моментально, но прилечь возможным не представлялось. Если женщины могли меняться, периодически уходя отдыхать, то его, единственного мужчину, заменить было некому. Представив, как комфортно было бы в замке, усевшись в кресло, ожидать результата родов, Альк совсем загрустил. Да уж, было бы и удобнее, и спокойнее, да и отец там вполне мог его заменить, хоть на время: согласно традиции, в такой ситуации не обязателен муж, можно и кого-то другого из родственников-мужчин за плечом роженицы усадить.

Но это были лишь мечты. По факту оставалось сидеть и ждать. Альк и сидел, злясь от усталости, готовый вот-вот уступить свой пост Сашию. Дороги перед его глазами были размыты и неясны, да ещё и голова разболелась от воплей: помимо него, Дамиры и трёх женщин, в избе находился маленький ребёнок, новорожденная, не больше месяца, малышка, дочь Алиды, о которой говорила жена. Так вот, девочка периодически требовательно плакала, добавляя суматохи.

Более полутора суток прошло, пока в родах, наконец, наметился сдвиг, и Альк увидел его первым: одна из дорог, раздвоившись, определилась, и оставалось только повернуть ворот, чтобы попасть на нужную.

— Крысу подай, — попросил он мать.

— Я её боюсь, — ответила женщина.

— А мне нельзя отсюда уходить, — мстительно произнёс он в ответ.

Ругаясь себе под нос, госпожа Хаскиль пошла за «свечой».

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 14

Рыска проснулась посреди ночи от пустоты и головной боли, пошарила рукой по кровати — и сердце её упало.

События предыдущих дней мгновенно замелькали в сознании, затанцевали, подобно солнечным зайчикам, затягивая, словно водоворот и не желая никуда уходить.

О, Хольга… Что же она натворила! И ведь не такая уж и пьяная была, всё помнила: утро, разговор на залитой солнцем белоснежной улице, Жара, кормильню… варенуху… И всё то, что наговорила Альку!

А главное, сказала-то она всё верно: ни одного несправедливого обвинения!.. Это просто многолетняя обида, невысказанная горечь вырвалась наружу. Но лучше уж было бы молчать или в самом деле всё забыть.

В темное послышался вздох.

— Альк? — подскочив на кровати, с надеждой позвала она вопреки всему тому, что подсказывал дар.

— Да уехал он, — ответила темнота голосом Жара.

— Давно? — девушка вскочила.

— Лучин пять-шесть.

— Дай свою корову!

— На ней и уехал…

Жар думал, что Рыска как всегда расплачется и начнёт уговаривать помочь ей, но девушка внезапно притихла и улеглась обратно на кровать. Он долго ждал реакции с её стороны, не дождался и спросил сам:

— Рысь, ты спишь?

— Нет, — чужим каменным голосом ответила она.

— Рысь, прости, но ты... не совсем права была… Ты хоть помнишь, что было-то?

— Помню. — Тот же каменный голос.

— А корову я ему продал, потому, что ты ведь знаешь его: он всё равно сделает, как решил, никто не помешает… Но я его очень просил, чтоб он не уезжал! — оправдывался Жар.

— Всё равно, — был её ответ.

Жар допустил оплошность: он не понял, что произошло с Рыской и не придал значения её ставшему каменным голосу, отвечавшему на всё одной только фразой:

— Все равно.

И поэтому, рассказав всё, даже то, что проговорился по поводу ребёнка его отцу, вовсе успокоился и уснул — на той самой шкуре у камина, а на утро просто поспешил по своим делам, радуясь, что не пришлось утешать подругу. Может быть, подумал он, ей и правда уже всё равно? Лично он не смог бы столько времени терпеть, а тем более, любить того, кто треплет ему нервы.

Не заметил ничего и Крысолов, слишком занятый делами Пристани. Когда Рыска молча отдала ему ключ, он лишь спросил тихо:

— Ну что, всё хорошо?

— Хорошо, — с каменным лицом ответила девушка.

— Давно уехал?

— Вчера.

— Когда ещё приедет?

— Не знаю.

— Ну... ладно, — со вздохом заключил путник, сделав вывод, что его ученики ни до чего не договорились, и отвернулся, поглощённый своими наставничьими заботами.

Рыскиного состояния не заметили ни наставники, ни сокурсники, кроме трех девиц: они-то как раз порадовались, глядя на осунувшееся Рыскино лицо, почуяв, что с любимым она рассталась плохо. Да и нечего особо было замечать: девушка исправно посещала занятия, была как обычно сосредоточена, серьёзна и старательна…

А через две недели пропала.

…Крысолов безуспешно постучался в тот вечер в её дверь и ушёл, несолоно хлебавши, решив, что Рыска спит. А на следующий день, не увидев её на занятиях и снова не достучавшись, пошёл к комендантше.

— А нет её! Она ключ сдала, господин, — огорошила его женщина. — Ещё вчера, в обед…

Крысолов был весьма озадачен.

Жар тоже понятия не имел, где Рыска, но сразу догадался, что ничего хорошего тут быть не может.

— Вот говорил же я, — злился он, — что от этого проклятого саврянина одни несчастья! Не было его —и всё хорошо было, а как явился — так всё, беда! Где вот теперь моя Рысонька?

Жар не договаривал: за Алька он тоже переживал. Можно было бы спросить Крысолова, всё ли с ним в порядке, но, во-первых, было не до этого, а во-вторых, ему гордыня не позволяла интересоваться саврянином.

Порасспрашивав знакомых стражников у ворот, Жар смог узнать: да, они видели девушку в темно-серой длинной шубе, вчера, ближе к закату. На чём? А не на чём, пешком.

— Вот упрямая! — взбесился Жар. А у Крысолова возникло нехорошее предчувствие, или, вернее, возникло оно давно, а сейчас просто стало сильным и более определённым. Именно поэтому он и взял нетопыря из стойла, предположив, что придётся далеко ехать…

— Ты не езди со мной, — бросил он Жару. — Я один лучше и быстрее справлюсь, — и, выехав за ворота, пришпорил своего скакуна, — только снег вокруг вихрем поднялся!

И справился, как и обещал.

Дар таки привёл путника к Рыске: она сидела на краю леса под деревом у неразгоревшегося костра, вешках в пятнадцати от города, в стороне от дороги. Без помощи дара её трудно было бы заметить. Сказать, что она жива в полном смысле слова было нельзя — «еле жива» подходило лучше.

Припорошенная снегом и уже без сознания, весила она, казалось, больше, чем на самом деле. Хлопки по щекам, тряска и тому подобные действия не дали никаких результатов. Всё, что путник мог сделать, — это поскорее подхватить девушку на руки, сесть с ней в седло и, погоняя нетопыря, вихрем мчаться обратно в город. И хотя животное возмущалось из-за двойной нагрузки, доехали они быстро, ещё до заката.

Сдав полумёртвую воспитанницу в лазарет, Крысолов пошёл за Жаром.

Весь следующий месяц они по очереди дежурили у её постели, но в сознание Рыска так и не пришла.

А в один далеко не прекрасный день, ближе к вечеру, Крысолову принесли письмо, вернее, записку с жёсткими сухими словами:

«Уважаемый господин путник, просим вас явиться в лазарет для обсуждения ситуации с вашей дочерью».

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 15

Альк приехал не весной, как обещал Крысолову, и не летом, а в начале осени: в Пристани только занятия начались. Когда он покидал замок, в Саврии уже совершенно пожелтели и начали опадать листья. В Ринстане же, расположенном на много кинтов южнее, ещё до сих пор было по-летнему тепло, только дни сделались короче, да по ночам — чуть прохладнее, чем летом.

Альк сильно изменился за эти месяцы: стал ещё жёстче, ещё мужественнее. С самого начала весны он не сидел на месте и дня, работая то на трактах, то в городах. Последний месяц он провёл в соседней Лоэни: Его Величество послал путника на помощь в усмирении произошедшего там переворота. В итоге Лоэнь вошла в состав Савринтарского тсарствия, а Альку денег, полученных за выполнение тсарского поручения хватило на нетопыря. Теперь он мог собой гордиться: мечта его сбылась, обрела законченные очертания.

В замок он заехал лишь на сутки — отдохнул, посмотрел на дочь, а наутро уже отправился в путь.

Мать исполнила то, что давно задумывала: поговорила с сыном по душам, и, заручившись её поддержкой, Альк Хаскиль отбыл в Ринстан. Решение он принял, менять оного не собирался, и ему было плевать на последствия, тем более, что хуже уже вряд ли могло стать.

Поля, леса, озёра, реки промелькнули перед ним как в калейдоскопе. Путь от замка до южной столицы он одолел за четыре дня, ни на щепку не задерживаясь нигде без нужды. Настроение у него было такое приподнятое, что встреченный им по дороге мужик, ведущий с ярмарки корову и попросивший подправить дорожку, чтоб скотина перестала хромать, получил услугу абсолютно бесплатно: саврянин махнул рукой на протянутую мелочь и ничего не взял. Ему было некогда, он спешил, а мужик… пусть радуется и рассказывает байки о бескорыстном белокосом путнике.

Ворота Пристани были открыты, словно его уже ждали здесь. Въехав на широкий двор, Альк привязал нетопыря и поспешил в общежитие.

Цветов надо было бы купить, да ладно… Рыска не такая: это всё для неё неважно! Она ценит не цветную шелуху, а содержание. «Содержанием» господин путник самодовольно считал себя, и основания для этого у него вполне были: раз его полюбили крысой, то теперь, когда он неотразим, она и подавно растает!

Да нет конечно, дело было не в этом: Альк просто был очень рад, что сейчас увидит Рыску — и всё.

…И несказанно удивился, не обнаружив её на месте.

— Три дня как уехала, Альк, — развела руками комендантша, помнившая его ещё с тех пор, когда он сам был адептом.

— А куда? — недоуменно спросил саврянин. Ему хотелось рявкнуть: от осознания обманутых ожиданий его переполняла злость, но удалось сдержаться: старших он уважал, особенно женщин.

— Да откуда ж мне знать? — ответили ему, и пришлось уйти.

Раздумывая, где искать Рыску, Альк постучал в соседнюю с её комнатой дверь. Ему открыла девица — та самая Рыскина сокурсница, плевавшаяся ядом от зависти и ревности. На лице её отразилась радость от такой внезапной удачи пополам с мгновенно загоревшейся в глазах неприкрытой похотью.

— Здрас-сти! — она глупо захихикала.

— Соседка твоя — где? — неласково спросил Альк.

— Как где? Ты разве не знаешь? — до ушей улыбалась она.

— Откуда мне знать? Я только приехал, — буркнул он в ответ.

— Она на свадьбу отпросилась, на неделю, — огорошила его девица, не обидевшись на грубый тон, а наоборот, ещё больше от этого растаяв.

— На чью?! — понимая глупость такого вопроса, выдохнул Альк.

— Что значит — на чью? Кто ж на чужую-то отпустит? — хихикнула девица. — На свою, конечно же!

Альк так опешил, что не сразу понял в чём дело: просто замер с открытым ртом.

— Что застыл, как столб? — ворвался в сознание голос девушки. — Нужна она тебе? Угрюмая вечно, ни с кем не общается, ходит зимой и летом в одних штанах. Такому, как ты, краси-и-ивая нужна, — промурлыкала она.

— Как ты? — уже раздумывая, что теперь делать, спросил саврянин.

— Как я, — ответила девица с томным придыханием и подошла к нему ближе. — Может, встретимся разок? — она беззастенчиво притёрлась к нему вплотную, игриво взялась за косу…

Альк сам от себя не ожидал и даже не понял, как хлопнул её по руке, позарившейся на святое. С той ночи в кормильне, когда Рыска впервые отдалась ему, прошло много лет, и в них было много ночей. И много женщин… Но никому и никогда он больше не позволял трогать себя за волосы!

Девице же он улыбнулся — в своей манере, жутковато, и медовым голосом ответил:

— Непременно встретимся, моя прелесть! Через четыре года, когда ты станешь крысой — тогда и встретимся, — и ушёл, не дожидаясь ответной реплики.

Девушка сбежала домой тем же вечером, навсегда позабыв о Пристанях, крысах, путниках и тому подобном. Впрочем, очень скоро она вышла замуж, родила много детей и ещё не раз вспомнила Алька добрым словом — намного более искренне, чем если бы просто с ним переспала.

Альк не нашёл никого: ни Жара, ни своего наставника, — вернее, не нашёл там, где искал. И неожиданно встретил обоих за городскими воротами. По тому, как они оба на него посмотрели, нетрудно было догадаться и без дара, что случилось нечто нехорошее, и винят в этом, похоже, именно его.

— Что произошло? — напрямую спросил саврянин, опустив приветствие.

— Кто прие-е-ехал! — издевательски протянул Жар. — И главное, вовремя, когда всё, что могло случиться — случилось!.. Морду бы твою, саврянскую, набить! — зло прошипел он.

Часть вторая. «На дорогах судьбы распутица…» Глава 16

От Ринстана до Калинок не более полутора суток пути, но за последние годы дорогу здорово подразмыло, да и прошедшее лето выдалось дождливым, поэтому Альк, Жар и Крысолов задержались в пути, не успев ни на венчание, ни на катаниен, — они явились как раз к моменту прибытия молодых под родной кров, то есть, к домику у озера.

— Опоздали, Альк: они уже поженились, — констатировал Жар, окинув зорким взглядом двор, полный народа и выделив фигурку в белом платье. На небольшом пятачке у самых ворот теснились четыре новых, украшенных цветами телеги, запряжённых коровами с разноцветными ленточками на рогах.

— Наплевать, — отмахнулся саврянин и первым спешился у ворот. Глаза его метали молнии, на скулах ходили желваки.

Альк шёл через двор, а толпа расступалась перед ним. Это было неудивительно: весчане всегда благоговели перед путниками, тем более, что этот был саврянином. И хотя на дворе и его соотечественников было достаточно — родня Рыскиного жениха, — Альк не был похож на них даже близко, а потому вызывал священный трепет.

Жар в нерешительности остановился у ворот: скандалов, тем более, на потеху толпе, он терпеть не мог. А вот Крысолов как раз таки пошёл за Альком: мало ли, что тому в голову взбредёт? Что остановить взбешённого мужчину намного моложе и сильнее себя он не сможет, путник даже не подумал: привычка сработала.

Не обращая внимания ни на гостей, ни на новоиспеченного Рыскиного супруга, Альк, не останавливаясь, решительно подошёл к девушке и развернул её к себе.

— Заканчивай спектакль, — велел он, тяжело дыша. — Я приехал за тобой.

По толпе прокатился ропот, а потом повисла тишина.

— Для тех, кто не понял, — повторил Альк уже по-саврянски, слегка повысив голос и уничтожающе глядя на соотечественников, — я её забираю. Она моя. И ребёнок — тоже, — кивнул он в сторону белокосого мальчика, держащегося за руку пожилой ринтарки.

В том, что никто не посмеет возразить, ни у кого, включая самого Алька, сомнений не возникло. Уж лучше расстаться с молодой женой, чем с головой: так подумали почти все.

И тем не менее, возражающие нашлись, — вернее только одна.

В белом платье она была прекрасна и мила как никогда. И это платье, и серьги, и ожерелье из жёлто-зеленого «кошачьего глаза» ей подарил Крысолов, не пожалевший денег на свадебные подарки образумившейся «дочери, — словом, Рыска была такой, какой Альк её никогда не видел, и потому — ещё желаннее, чем прежде.

— Собирайся, — уже спокойнее добавил он.

Но Рыска в ответ лишь покачала головой.

— Нет, — ровно, без единой эмоции произнесла она.

— Что?! — не поверил своим ушам саврянин.

— Я. С ТОБОЙ. НИКУДА. НЕ. ПОЕДУ, — тихо и раздельно произнесла она. — Если хочешь, можешь меня убить.

Десять щепок они молча смотрели друг другу в глаза: он — растерянно, она — твёрдо, как человек, который уже всё решил и не передумает. Что происходило у Рыски на душе, знала лишь она сама. Конечно, она умирала: ведь такая боль может быть только перед смертью.

— Ты хоть понимаешь, от чего отказываешься? — склонив голову, спросил Альк.

Рыска взглянула словно со стороны: да, она понимала. Она обожала его. В нём была вся её жизнь. Всё, что она имела на этой земле, было благодаря ему. Он первым признал её дар, многому научил, заставил поверить в себя, а значит, — помог сделать первый шаг к делу всей жизни. Средства, на которые она смогла не только не умереть с голоду, но и подняться, вылезти из нищеты исходили опять же от него. И сын, которого она родила, её сокровище, её главная ценность в этом мире, тоже появился на свет благодаря ему. Альк был для неё всем… Но нужно было прощаться — навсегда, чтобы больше не рвать себе сердце, ожидая его возвращения, и не рыдать, прося смерти, когда он покидал её снова.

Рыска наконец чувствовала себя повзрослевшей. Теперь она сама решала, что делать стоит, а что — нет. И потому ровно ответила:

— Понимаю. Но всё равно отказываюсь. — Она помолчала. — Ты приносишь мне одни только беды. А я хочу начать жизнь сначала.

— Но ты же говорила, что любишь меня, — упавшим голосом произнёс Альк. Он весь словно мгновенно поник от её слов.

— Да, люблю, — честно и открыто, не обращая внимания ни на кого и ни на что, ответила Рыска. — А ты меня?

— Я? — прямой вопрос поставил его в тупик. — Да при чём здесь…

— Скажи это, — спокойно попросила девушка, глядя в жёлтые глаза прямым взглядом.

Альк молчал, озираясь по сторонам.

Однажды он уже пытался ей это сказать, но тут было как с едой в моменты сильных переживаний: если не лезет, лучше и не пытаться себя заставлять.

Но Рыска этого, к сожалению, не понимала.

Тем более, раз он не сумел сказать ей этого тогда, наедине, когда эмоции переливались через край, то сейчас, после её отказа, да ещё и принародно, при тупых весчанах, которым при одном виде его положено было падать на колени — даже не собирался! Он лишь нахмурился и опустил глаза.

— Вот видишь, ты молчишь, — поняв всё по-своему, вздохнула Рыска. — Поэтому и мне тоже больше нечего тебе сказать. Кроме одного: прощай, Альк! Я не держу на тебя зла и желаю быть счастливым, но надеюсь, что никогда тебя больше не увижу. А теперь уезжай, пожалуйста, не порть мне свадьбу, — и, повернувшись, она пошла в дом. За ней по пятам семенил её муж, саврянин, ростом ниже неё почти на полголовы, рано располневший, какой-то весь слащавый, зато явно обожающий девушку и готовый говорить ей это хоть с утра до вечера.

Альк словно в землю врос. Такого удара по самолюбию ему ещё никто не наносил! На миг даже показалось, что признаться ей в любви было бы не так уж и трудно, — проще, во всяком случае, чем проглотить такие слова.

Часть третья. Зал испытаний. Глава 1

Рыска отложила книгу: в глазах у неё уже рябило. Весь день она сегодня читала, а уже и солнце зашло, упали сумерки, — день пролетел незаметно.

От лампы толку было мало, наверное, потому что масло она купила в последний раз дешёвое, а от него противный светильник только коптил, света же давал с гулькин нос. Лучше б уж свечу купила!

Свечу…

Завтра как раз тот день, вернее, ночь, когда она и сама может стать «свечой», поэтому сегодня ложиться она не будет: возможно, это её последняя ночь. И так как нельзя ни пить, ни гулять, ни быть с мужчиной, ни даже поесть или выпить чаю, — обрядовый пост перед последним испытанием предполагает воздержание от всего и сразу, — то лучше взять мечи и пойти во двор потренироваться. Уснуть она всё равно не сможет… А уж если захочет, то до завтрашней ночи ещё целый день, и делать нечего… вполне успеет.

Обвесившись ножнами, она подула на светильник и вышла, закрыв дверь комнаты на ключ.

Она не волновалась. Но отупела и оцепенела от ожидания.

В небе светила убывающая луна, и в целом это было хорошо: такая и нужна для проведения обряда. Хуже будет, если за сутки испортится погода: придётся наставникам всё перенести на две недели, а ей и другим адептам-старшекурсникам — прожить все эти дни в таком же вот состоянии, как сейчас. Однако вероятность такого внезапного её ухудшения ничтожна, так что всё однозначно случится завтра.

Когда-то давно Альк рассказывал, что лучше проводить обряд при растущей луне, — якобы, она более счастливая, но это всего лишь ничем не подтверждённая примета, и случившееся с ним стало ярким тому подтверждением.

Альк…

За три с лишним года он стал воспоминанием, сладко-горьким сном. Она не забыла… Она помнила его каждую щепку. Но помнила так, как помнят то, чего уже никогда не будет — без сожаления, с радостью, что выпало счастье встретить его однажды, тем более, что в Калинках подрастал сын, его точная копия, если не считать чуть более тёмных волос и чуть более зелёных глаз — это от неё.

Мальчик с каждым годом становился всё более похож на отца и характером: дерзкий, хитрый, с задатками лидера. Весковские мальчишки ему в рот заглядывали и сопровождали во всех начинаниях как-то: обворовывание чужих садов (ради самого процесса, а не от голода), плавание в озере, когда на улице уже лёгкий морозец, прыжки с крыши в стог сена или сугроб, да дёрганье за хвост племенного быка с последующим бегством от него через всю веску до ближайшего забора.

В жизни ребёнка очень многое зависит от матери. Рыскина мать в своё время слова в защиту дочери не говорила, и потому девочку клевали все, кому было не лень. Алька трогать никто не смел — как раз-таки из-за матери: весчане до смерти боялись её гнева и даже взгляда, словно она только им одним обращала их в камень. Ни про неё, ни про сына не говорили плохо даже за глаза, а дети, не слышавшие от родителей гадостей о своём вожаке, словно и не замечали нетипичной внешности Алька. Для них он был таким же как они сами, к тому же, с ним всегда было весело и интересно.

Тётя Ульфина обучила мальчика грамоте, а Рыска возила сыну книги, прямо из пристанской библиотеки, а иногда и покупала. Ей не было жаль для мальчика денег, тем более, на будущее образование. Как она теперь понимала, ученье — свет, а парня, похоже, всё равно готовить в Пристань. Да и к знаниям мальчик стремился с удовольствием: читал, писал, считал, а потом на улице рассказывал друзьям прочитанное и узнанное, а некоторых даже обучал тому, что успел узнать сам и ещё больше укрепляя свой авторитет.

К матери мальчик относился с невероятным трепетом и нежностью. Он обожал Рыску, хвостом следуя за ней в её краткие приезды домой. Она была для него солнцем, богом, идеалом, и, конечно же, он тоже мечтал стать путником. Правда, некоторое время назад лаврами пришлось поделиться — в тот день, когда мальчик познакомился с отцом. И если Рыску мальчик ждал и любил, то про Алька сочинял небылицы, наподобие тех, какие Рыска придумывала в детстве. Надо же, не забыл… Но с этим, думалось ей, можно разобраться и позже.

Сын тянулся и к оружию тоже, поэтому год назад пришлось купить ему меч, пока ещё лёгкий, совсем тупой, скорее большой кинжал, строго-настрого запрещённый к выносу со двора или использованию без присмотра старших, но уже совсем настоящий. То, как мальчик быстро овладевал навыками боя под руководством матери и деда, ещё раз подтверждало, чей он сын. Да и меч Альк держал в левой руке, совсем как отец, хотя есть, писать и работать мог и той, и другой.

Крысолов лишь головой качал:

— Это ж надо было уродиться!

В такие моменты Рыску переполняла гордость. Да и вообще, она стала больше радоваться и не жалела больше ни об одном своем решении.

Родила сына? Правильно. Такого сына ни у кого нет, а вырастет — и вовсе все от зависти умрут. А что без мужа родила, так и Саший с ним, и с молвой тоже: зато родила от любимого, а это в жизни редко кому выпадает.

Учиться пошла? Тем более молодец. Путничье ремесло всю жизнь и кормить, и защищать будет. А что в старости произойдёт… Так ты доживи-ка сначала до неё, до этой старости!

Замуж вышла? Верно. Мальчику отец нужен, а в доме хозяин. И хотя жизнь семейная не особо задалась, Рыску это не расстраивало: она и искала не любимого и желанного, а просто спутника жизни, на которого можно было бы положиться.

Часть третья. Зал испытаний. Глава 2

После тяжёлой болезни Рыска образумилась: решила забыть Алька и жить своей жизнью. Учитель посоветовал выйти замуж и назвал кандидата, а она просто не стала спорить.

В один прекрасный день Рыска сама явилась к Тамелю после занятий и напрямую спросила:

— Я тебе нравлюсь?

Парень здорово опешил. Он был единственным на её потоке саврянином, тем более — дремучим весчанином, не просто полуграмотным, а практически неграмотным. Ринтарский язык он знал так плохо, что наставники с трудом его понимали — как и он их. Обычно ему давали задание из книг на саврянском языке и особенно его успехами не заморачивались, да к тому же ни друзей, ни просто знакомых у парня так и не появилось, ибо отношение к его нации в Ринтаре по сути мало изменилось, не смотря на объединение на высшем уровне. В чужой, по своей сути, стране несчастному парню жилось нелегко… А теперь вдруг самая красивая девушка обращалась к нему, так, что он её понимал, да ещё и с таким вопросом!

— Ну… Да, — ответил он в замешательстве.

— Что значит «ну да»? Как я тебе, в качестве жены, подошла бы или нет? — спросила Рыска жёстко, не оставляя место даже малейшему намёку на романтику.

А бедный парень чуть сознания от радости не лишился! В Рыску он влюбился с первого взгляда, как верно подметил Крысолов, да только мечтать о ней считал тем же самым, что мечтать о звезде с неба: не возбраняется, но бесполезно и малорезультативно.

— Конечно! — воскликнул он теперь с готовностью, — я давно тебя люблю!

— Тогда женись на мне, — спокойно и безразлично пожав плечами, предложила девушка, — но учти: у меня есть сын, ему четыре года, он тоже, как ты, белокосый, и мне нужно, чтобы тебя все считали его отцом. За это я буду твоей женой, а также стану зарабатывать для нас всех, дам тебе кров, и ты будешь при деле. Есть ещё одно условие: обучение в Пристани ты должен будешь бросить.

— Почему?

— Потому что путником тебе всё равно не быть и потому что я так хочу, — снова жёстко объяснила Рыска. Ей, по большому счёту, было всё равно, откажется он или согласится. В случае отказа ей всего лишь пришлось бы искать другого кандидата в мужья, но никаких чувств это вызвать у неё не могло.

Но Тамель посмотрел на неё влюблёнными глазами и спросил, словно не слышал больше ничего:

— А ты тоже уйдёшь из Пристани, да?

— Ещё чего! — фыркнула Рыска. — Я-то с чего? Нет, конечно. Я продолжу учиться, потом получу грамоту, стану работать. А ты будешь растить моего сына, помогать тёте, работать в поле, ухаживать за скотиной — всё, как ты привык, Тамель. Если ты сомневаешься, подумай, я не тороплю. Скоро каникулы, так вот: съезди домой, посоветуйся с родными. А согласишься — добро, свадьбу планируем тогда на начало осени.

Рыска развернулась к выходу, но не успела дойти до двери, как Тамель остановил её словами:

— Я согласен!.. Можно теперь тебя поцеловать?

Чтоб укрепить его согласие, она уступила… И тошнило её тогда до следующего утра, стоило лишь припомнить этот поцелуй!.. Но, решив, что привыкнет потом, Рыска взяла себя в руки. То, что парень сразу со всем согласился, значительно облегчало дело: теперь не придётся искать другого.

А полюбить она всё равно никого и никогда больше не сможет…

Приезд Алька на свадьбу развеял её мечту убедить всех, что Тамель — отец её ребёнка, и смысл самой свадьбы буквально пропал, но теперь уже назло Альку Рыска решила остаться с Тамелем. Пусть не думает, что она никому не нужна! Да и хозяин в доме всё же нужен, а потому выгонять мужа она не собиралась.

В первую же брачную ночь Тамель потребовал реализации своих законных прав.

— Нет, — спокойно ответила на его притязания Рыска.

— Как это — нет? Я твой муж! Ты должна! — возмутился он.

— Что значит — должна? Я тебе сразу доходчиво объяснила, для чего ты мне нужен. Чего тебе ещё?

Она разговаривала с ним как со швалью, надеясь, что он обидится и долго не будет к ней приставать. Да и несколько не этим в тот момент была занята её голова… Но парень совершенно неожиданно проявил агрессию:

— Так значит, да? Это всё из-за хахаля твоего благородного? Это от него ты дитя прижила? Что ж не поехала с ним, звал ведь?

— Не твоё собачье дело! — вызверилась в ответ Рыска. — Я не врала тебе: я тебя не люблю. Мне просто нужен в доме хозяин. Я думала, ты всё понял и согласился. А сейчас чего тебе не нравится?

— Не нравится, как ты смотрела на него. И что говорила, — с обидой ответил Тамель.

— Знаешь, что? — взбесилась Рыска, — тебя ни мои отношения с Альком, ни это всё не касается. Если хочешь — уходи, я держать тебя не собираюсь!

— Ах, так вот как его зовут! Альк! Такие имена только в господских домах дают, в веске — и не ищи!.. — возмутился её новоиспечённый супруг.

Рыска поднялась с кровати, куда присела было.

— Ты его имя своим поганым языком не трогай! — тихо, изменившимся голосом произнесла девушка. — Таких, как он, на свете больше нет, — одухотворённо, с фанатичным огнём в глазах, добавила она, — Зато таких как ты — пруд пруди, вот и цени, что на тебя обратили внимание, — она подошла к двери, взялась за ручку. — До утра тебе время подумать, — предупредила Рыска. — Не нравится что — иди лесом, — и вышла, тихо притворив дверь. Сердце её бешено колотилось, щёки горели: оказывается просто проститься с любимым и выйти замуж за другого недостаточно: заменить в своей душе одного на другого и жить с этим — вот что на самом деле трудно!

Часть третья. Зал испытаний. Глава 3

На утро Тамель, естественно, никуда не ушёл и довольно достоверно изобразил счастливого новобрачного, за что ему и был снова разрешён поцелуй, — и опять Рыску чуть не вывернуло, если б не при всех, то и не удержалась бы, пожалуй. А как только праздник закончился, девушка поспешила уехать вместе с учителем и Жаром в Ринстан, объяснив это тем, что ей пора возвращаться на занятия и что её отпустили ненадолго, а в душе очень порадовавшись такому обстоятельству.

…Проблема появилась полтора года спустя, когда в один из своих приездов Рыска узнала, что Тамель позволил себе отпустить её сыну леща — вообще-то, за дело: за самовольный уход из дому на весь день. Произошло это потому, что тётка Ульфина послала Тамеля на поиски исчезнувшего мальчика, а он дважды вернулся ни с чем, за что и был обруган взволнованной женщиной.

Альк объявился только вечером, довольный донельзя — и холодный как лёд (было самое начало весны). Где и с кем он провёл весь день, мальчик не признался, и отчим в сердцах ему поддал.

Сын беззлобно, по факту, рассказал всё Рыске как только она приехала. Он не считал себя обиженным, и даже признавал, что был наказан за дело, но Рыске на глаза упала чёрная пелена. Она вспомнила своего отчима и его оплеухи.

Тамель чистил в коровнике навоз, когда Рыска тихо вошла и сняла со стены пастуший кнут.

— Здравствуй, дорогой, — спокойно поздоровалась она.

— Здравствуй! — муж увидел её, заулыбался, бросился ей навстречу, а она наотмашь хлестнула его кнутом — куда попало, да так, что несчастный парень к стенке отлетел.

— За что? — чуть не плакал он щепку спустя, почёсываясь и шипя от боли.

— Проваливай в свою Саврию, — холодно объяснила ему Рыска, вложив в эти слова, казалось, всю свою ненависть и ко всем саврянам, и к отчиму, отравлявшему ей детство.

— Да за что? — всхлипнул непонимающий Тамель.

— Ты ударил моего сына, — спокойно, сделав ударение на слове «моего», объяснила она и развернулась, чтобы уйти.

— Да ты знаешь, что он сделал?! — попытался оправдаться муж.

— Убил кого-то? — спросила она, не оборачиваясь.

— Он на весь день из дома ушёл! Твоя тётка мне все мозги продолбила!.. — прорыдал Тамель.

— Проваливай, — повторила Рыска и ушла, не желая ничего больше слушать.

Её возмутил поступок мужа, да и Колаевы «ласки» были в памяти свежи. Можно было бы ещё понять, если б Тамель испугался за ребёнка, а то ведь просто устал от тётиных понуканий! Вообще, супруг всё больше напоминал девушке её отчима: такой же коренастый, бесцветный, противный донельзя, вечно потный, соответственно пахнущий, бесхребетный, трусливый. Как он вообще в Пристань-то угодил? К тому же, Альк говорил, что в Саврии детей бить не принято — значит, муж ещё и традиции не уважает либо с головой у него непорядок? Ну и нашла себе пару, ничего не скажешь!

Представив Алька на его месте, Рыска лишь вздохнула… А что она знает об Альке? Они слишком мало общались, чтобы делать о нём какие-то выводы, по большинству, либо в условиях нервного напряжения, либо в постели. И всё. Каков он в быту, в обычной, повседневной жизни Рыска толком понять не успела. Разве что тогда, в Лосиных Ямах… С усмешкой вспомнила она щи из бобровой головы… И… уж если Альк в те времена был таким капризным, когда она ничем была ему не обязана, то как бы он «воспитывал» её, стань она его женой? Правильно она ушла, жить с ним всё равно было бы невозможно… Да нет же, конечно, же нет! Он был бы хорошим мужем и отцом. Теперь, спустя годы, Рыска не только чувствовала это, но и понимала, исходя из приобретённого опыта: Альк не мог быть другим, потому что его растили специально для того, чтобы прожил счастливую жизнь и неоднократно продолжил свой род… А то, что она видела в нём тогда, было показным: он просто старался казаться хуже, чем на самом деле, как раз таки не желая, чтобы она, юная глупая весчанка, привязалась к нему.

Вот Саший, ну и повезло же его жене!..

…Тамель опять не ушёл. Он буквально ползал за Рыской на коленях все три дня, что она провела дома, умоляя разрешить ему остаться.

Честно говоря, она и не хотела, чтобы муж уходил. Ни любви, ни какого другого чувства к нему она так и не испытала, но следовало признать, что руки у него растут откуда положено, что он хорошо управляется по хозяйству, да и вообще, так или иначе, тётя и сын теперь дома не одни, пока её самой нет. В общем, как говорится, хреновый плетень, да за ним тише.

— Ладно, можешь остаться, — бросила Рыска мужу уже из седла, перед самым отъездом, — но ещё раз я узнаю, что ты тронул МОЕГО ребёнка, уже не кнутом приласкаю, а чем потяжелее. И тогда точно выгоню… хм, если идти сможешь. А не сможешь — закопаю, — она кивнула, холодно улыбнулась и уехала. Жизнь продолжалась.

На нетопырихе Рыска пока не ездила, — рано ей ещё было, не по статусу, да и сглазить можно. Животное она сдала внаём одному из путников, но окружающие давно видели и знали, что за зверь у неё есть, окончательно уверившись, что папа-наставник начинает заранее экипировать дочь и что это он купил ей такого знатного скакуна, а потому — Рыске по-любому быть путницей.

...Жар женился через год после Рыски на лоэнке по имени Селина, которая и Рыске-то сразу понравилась, а уж он сам и вовсе души в ней не чаял, называя «моя звездочка». Девушки быстро подружились, и Рыска стала ещё более частой гостьей в их доме. Через девять месяцев после свадьбы у Жара и Селины родился сын, а ещё через год — дочки-двойняшки. Жар продолжал служить в тсарской тайной службе и был абсолютно счастлив. Рыска очень радовалась за названого брата.

Часть третья. Зал испытаний. Глава 4

Годы шли, и природа потребовала своё, — после последней встречи с Альком, Рыска поняла, что более обходиться без мужчины не в состоянии. Трезво рассудив, что его ждать бесполезно, а сама она давно уже взрослая женщина, Рыска стала позволять себе встречи с другими мужчинами, которые, разумеется, заканчивались в постели. Относилась она к этому как к чему-то необходимому, вроде похода на рынок за продуктами, не испытывая никаких чувств по отношению к своим случайным партнёрам. Это была лишь потребность повзрослевшего организма высокотемпераментной женщины, а от случайной беременности и прочих неприятностей спасали зелья, которые она мастерски научилась готовить на курсах травников; в крайнем случае, и дорожку можно было подправить — тут и без крысы получится, если сразу; тут либо да, либо нет.

В мужчинах недостатка у неё не было: выбирай любого, и иногда она выбирала, в основном, из старшекурсников, которые скоро закончат обучение и уйдут либо туда, либо сюда. Несколько раз и в городе знакомилась… Вот только с законным мужем не смогла лечь в постель ни разу, даже просто поспать рядом. И зачем он её терпит? Лучше бы ушёл…

В том, что я такая стала, ты виноват, Альк!..

Рыска давно смирилась, что будет жить без Алька. Но она не могла не видеть его во сне, не вспоминать, не искать глазами на улице, не сравнивать с ним каждого мужчину (кстати, ни один и в подмётки не годился, ни в чём). Она понимала одно: забыть его не получится. Ничего не поможет. И потому, в эту ночь, кромсая клинками воздух, она не могла отделаться от мысли: а может, крысой будет лучше? А пусть это будет она… Хоть чем-то послужит людям. Жить ей всё равно незачем.

О договоре Алька с Жаром она знала: если она станет крысой, Жар ему сообщит, и он заберёт себе их сына, хотя ей всё чаще в последнее время стало казаться, что Альк и так это почувствует, даже на таком расстоянии… И тем лучше.

Грустить о ней особо некому, у всех своя жизнь: тётя и учитель вместе, им легче переносить беды. Он ездит к ней в Калинки не реже раза в месяц, а летом, когда у адептов каникулы, и вовсе там живёт. У Жара теперь есть Селина и дети, ему не до названной сестры. Во всяком случае, он не один, есть кому его поддержать, а потом и забудется. А муж… Да плевать она на него хотела, пусть хоть косы себе оторвёт, ей всё равно! Ему же лучше будет, если её не станет.

Сына вот жаль… Но он ещё маленький. А Алькова жена, раз он её выбрал, не может быть плохой, — вот она и станет мальчику матерью. А ещё у Алька есть мать и сестра, и всей семьёй они и без Рыски вырастят ребёнка, тем более, в достатке, о каком и мечтать невозможно. Может статься, и не вспомнит он потом свою маму, ведь только семь лет ему исполнилось недавно…

А она… Как там говорил Альков дед? «Прими безумие как спасение!» И она примет. Сойдёт с ума за месяц, растворится в крысе и умрёт три-четыре года спустя где-то на дорогах их большого тсарствия, но даже не почувствует этого…

Да, пусть так и будет: пусть путником будет кто-то другой, не тот, кто больше этого достоин, а тот, кто больше хочет жить, тот, у кого есть те, кто без него действительно не обойдётся, и она искренне желает этому человеку счастья, а сама принимает свою судьбу.

…Завершив последний оборот, Рыска остановила полёт мечей и ловко, не глядя, послала их в ножны. А неплохо научилась, следует признать! Конечно, до Алька далеко, но он ведь с детства с клинками не расставался, да и таланта ему Хольга отсыпала щедрой рукой. Зато она, Рыска, старательная, прилежная, способная… И ещё ей тупо нечего больше делать, особенно, когда нападает тоска, особенно по ночам.

Наставники хвалят её в один голос. Учитель от гордости чуть что не лопнет. Однокурсники умирают от зависти, особенно парни.

Жаль, крысе никакое умение не пригодится: ни это, ни другие. Только дар, а он был и до учебы.

Но она всё равно не жалеет.

А уж если она всё-таки станет путницей, то завтра же, первым делом отрежет проклятые косы, прямо вот возьмёт меч, поострее его заточит и собственноручно их под корень и отчекрыжит, а то всю спину исхлестали! Давно собиралась, да руки всё как-то не доходили, а теперь самое время.

Вытерев со лба пот, Рыска направилась обратно в общежитие. Луна ушла, звёзды поблёкли. Начинался рассвет — возможно, последний рассвет в её жизни… Ну и пусть.

***

Рыска порадовалась, что догадалась вымыться с утра, после тренировки, потому что к вечеру в помещение общажной купальни набилось столько народу, что пробиться туда не получилось бы и с тараном. Даже воды набрать не дали, и ей пришлось идти во двор, к колодцу.

Ну, собственно говоря, ребята правы: перед таким событием грех было не помыться.

Она проспала весь день и проснулась только перед закатом: измотанный бессонницей и голодом организм потребовал хотя бы сна, раз еды всё равно не дадут. Вот и хорошо, зато не пришлось слоняться весь день без дела, сходя с ума от неизвестности.

Когда она вернулась в комнату с ведром воды, учитель уже ждал её там. На кровати валялась небрежно брошенная хламида: то ли халат, то ли плащ серого цвета, похоже, шёлковый, но некрасивый — какой-то траурный. Как саван.

— Наденешь, когда пойдёшь в Зал Испытаний, — опустив приветствие, объяснил Крысолов, — это и больше ничего.

— Хорошо, — буркнула Рыска в ответ. Она тоже не стала здороваться: ну какой «добрый вечер» сейчас может быть?

Учитель подошёл к ней, взял за плечи, заглянул в глаза и… сам вдруг заплакал, вернее, проронил несколько слёз, но быстро справился с собой.

Часть третья. Зал испытаний. Глава 5

Голова болела немилосердно, уже третий день: больно было не только думать, но и просто смотреть на свет…

Разыгрывать напоказ спектакли Альк никогда не любил, предпочитал мучиться молча и в одиночестве, и поэтому сначала хотел уехать из замка, куда прибыл ненадолго, чтобы немного отдохнуть, но обнаружил, что если лежать ещё более или менее терпимо, то в вертикальном положении находиться совершенно невозможно. Ещё и кровь из носа пошла, — чёрная, как смола, и не останавливалась, пока не прилёг. Хорошо хоть никто не видел, а то испугались бы до смерти.

Тихо, стараясь не попасться никому на глаза в таком виде, зажав нос полотенцем, он ушёл в башню, одну из самых высоких в их замке и прилёг там на кушетку, жёсткую и слишком короткую для его высокого роста. От подъёма по винтовой лестнице всё кружилось перед глазами ещё пол-лучины.

Мать, всё видевшая и чувствующая, пришла за ним следом, буквально сразу.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросила она, склонившись над сыном. От вида его лица, по цвету сравнявшегося с волосами, и запёкшейся под носом кровавой корки у неё чуть удар не случился, но она взяла себя в руки, стараясь не допустить излишнего проявления чувств. — Тебе плохо? — риторически спросила она.

— Мам, пожалуйста… можно я побуду один? — попросил Альк. Разговаривать было почти невозможно: в голове тут же словно новый залп фейерверка взрывался.

— Да, ухожу, ухожу, — согласилась госпожа Хаскиль. — Может, приказать одеяло тебе принести?

— Не надо… Здесь прохладно, так лучше… — выдавил Альк из последних сил. Он чувствовал: если скажет ещё хоть слово, то потеряет сознание, и это как минимум.

Покачав головой, мать направилась к двери.

— С папой такое было, — вспомнила она уже на пороге. В голосе её прозвучала горечь. — Как раз перед маминой смертью… Он дня три вот так мучился, пока она между жизнью и смертью была. А как умерла, всё само прошло, — произнесла она тихо и вышла.

Лучше б молчала…

Да нет же, конечно, нет! Спасибо за подсказку!

Однако к боли тут же прибавилось ещё и беспокойство: Альк переложил ситуацию на себя и всё понял, и это неожиданно придало ему сил. А память услужливо подкинула одну из семейных историй, что зачем-то так давно хранилась в ней, и всё связалось воедино.

Дедушка, по словам матери, очень любил свою жену, которая умерла рано, в родах, когда Альковой матери лет десять было. И раз дед почувствовал тогда её смерть таким образом, значит, всё ясно: ясно, чью близкую смерть сейчас предчувствует он сам. Вернее, не обязательно смерть…

Собрав волю в кулак, Альк поднялся с кушетки, наверное, поднялся слишком резко, за что поплатился новым взрывом в голове и новым потоком крови из носа, но он таки заставил себя подойти к окну и посмотреть на юг.

До Ринстана при самом скором темпе — дня четыре пути, но учитывая весеннюю распутицу и его нынешнее состояние, дорога может занять и неделю. И да, время самое подходящее: середина весны. Рыска окончила обучение. Ночь посвящения в путники вполне может быть и сегодня, — кстати, и луна сейчас в соответствующем случаю виде, а значит, к началу испытания в любом случае не успеть… Да и не нужно никуда ехать: получилось в прошлый раз на таком и даже большем расстоянии — получится и теперь.

Правда, и вероятность сейчас намного меньше, и состояние не из лучших, но попробовать тем не менее нужно обязательно.

Итак, ночь только начинается, голосование в самом разгаре.

Вообще-то повлиять на других, облеченных даром, обычно нечего и пытаться — это не может получиться, но они-то с Рыской составляют исключение: они не могут влиять на других видунов, но могут друг на друга.

Альк присел обратно на кушетку, откинувшись назад, — в любом случае, в сознании остаться не удастся, а так хоть не на пол падать, — закрыл глаза и представил тот зал — свой ночной кошмар… Головная боль стала настолько нестерпимой, что он глухо застонал, вцепившись правой рукой в подлокотник. Однако увидеть её он всё же сумел.

…Девушка с длинными чёрными волосами, совершенно обнажённая и очень красивая в залитом лунным светом круглом помещении берёт со стола крысу… Раньше она ненавидела крыс. А потом смогла изменить о них мнение — из-за всего одной.

Ей не страшно. Ей всё равно, и поэтому она ему не помощница. В этом он сам виноват: был бы рядом с ней, и она боролась бы.

Из зала ведет множество дорог, но лишь одна из них та самая, по которой она продолжает путь человеком. Один к тридцати пяти… Вот гады, проголосовали за то, чтобы она была «свечой», все, кроме одного! Ничего не изменилось…

И он, Альк, похоже, ничем ей не поможет. Крысу он уморил на днях, причём ничего не делая: она сама сдохла в тот же день, когда разболелась голова. Можно было бы использовать Рыскин дар, но ей всё равно. К тому же, Зал этот… в нём Саший знает что может получиться! Как раз вернее направишь на самую паршивую дорогу, хуже сделаешь.

Похоже, в самом деле остаётся только ехать и забирать Рыску, как обещал.

Или можно попробовать поменять дорогу одному…

Один к тридцати пяти — это почти невозможно! Нет, в истории такие случаи, конечно, есть, но ему самому сейчас так плохо, вряд ли он такое сможет…

А может, как раз поэтому и сможет?

Рыска должна жить! Она добрая и светлая, она ещё принесёт людям много хорошего, многих спасёт! К тому же их сын… Что он ответит ему, когда тот вырастет и спросит его: «А что ты сделал для того, чтобы спасти мою мать?» А ведь спросит, это точно: у двоих видунов не может быть ребёнка без дара, а значит, мальчик со временем сам во всём разберётся, и, конечно, совершенно справедливо осудит отца.

Часть третья. Зал испытаний. Глава 6

Дверь за спиной захлопнулась, и Рыска оказалась в том самом освещённом луной Зале.

В этом помещении не требовались никакие светильники: и так всё было прекрасно видно.

Лишь только девушка вошла, ей тут же велели раздеваться, и она незамедлительно подчинилась. Тридцать шесть наставников — совет коллегии, четверо из которых, те, что помоложе, замерли у стола с четырёх сторон, чтобы было проще контролировать испытуемых, остальные же расселись на специальных трибунах, невольно пожирая её глазами… но Рыске было не до стыда или смущения.

Где-то здесь и Крысолов, её старый учитель — её хранитель, её друг, её отец. Да, вон он, с левого края, во втором ряду, и то ли луна его так освещает, то ли он бледен, как полотно. И то, и другое весьма вероятно…

«Не смей думать о ерунде, — говорил он ей, когда наставлял перед этим последним испытанием. — Сосредоточься!»

Но как раз о ерунде почему-то и думается: какой же холодный пол, какой противный сквозняк. Если она не станет крысой, то простудится теперь, это точно.

А ещё… как подло умирать весной, когда тебе только исполнилось двадцать пять лет! И главное, она ещё может отказаться от испытания, уйти, вот хоть прямо сейчас!.. Но не собирается этого делать: не для того столько лет училась.

Итак, теперь всё или ничего. И главное, если подумать, итог-то безразличен…

— Вам предлагается выполнить следующее задание, — стараясь не смотреть на молодую прекрасную девушку, бесстрастно произносит Глава Общины. — Вы должны выбрать проявитель чернил — один из восемнадцати.

Перед Рыской поставили пузырьки в два ряда, положили абсолютно чистый лист бумаги и тонкую кисточку.

Сердце застряло в горле… Ну зачем же так изощрённо издеваться?..

…Темная галерея замка Полтора Клинка. Свет и музыка, оставшись за поворотом, всё удаляются…

Дверь с висячим замком. Жар на корточках с отмычкой, освещённый тусклым голубоватым светом болотного корня.

Альк, прямой, как стрела, на миг болезненно сжимает её руку, и у неё, как обычно, перехватывает дыхание. Лучше бы он этого не делал, она и так на грани паники!

Дверь открывается, являя помещение с головами и чучелами животных.

Саврянский шлем с косами на наушах, — словно бы ещё одна из чучельных голов! — и два клинка поверженного врага… «Ты думаешь?..» — «Нет, что ты! Мы же их по весне как олени рога сбрасываем!»

Пузырьки со светящимися в лунном свете гранями… «Иди, путница!» Хриплое дыхание Алька за спиной… Листок с проступающими буквами… «Прячь, ворюга!»

Вниз по лестнице, выход через кухню, битва у ворот, бешеная скачка в темноте…

Остекленевший взгляд человека-крысы…

Хмурое, пасмурное утро. И он, такой чужой, такой несчастный, растерянный, сидит, не глядя на неё, точит трофейные клинки. Хочется, рыдая, обнять его, сказать: «Ты не один! Я с тобой!» Но ему это то ли не нужно… то ли он сам не знает, что ему нужно. В любом случае, она не посмеет даже близко к нему подойти…

А потом ручей под старой ивой. Капли его крови на её платье… «Я не хочу быть путницей…» — «Тебя никто и не спрашивает. Тебя заставляют… Иначе мы всё умрём…»

Бумага, впитавшая чернила. Светлые буквы на чёрном фоне…

«Рано или поздно, всё равно придётся сделать выбор, на каком ты пути. И наречь его хорошим».

Ты, как всегда, был прав.

Пальцы наткнулись на гранёное стекло — вроде этот. Рыска взяла кисточку, пушистую, как тот колосок, обмакнула в прозрачную жидкость… Руки дрожат, невозможно ничего сделать, — но пока ещё руки, а не крысиные лапы… На листок падает капля, вторая, третья…

Бумага чернеет, но букв как не было, так и нет: они расплываются, ничего не прочитать. Даже в неверном свете луны это понятно.

— Хм… Ну что ж, теперь глотайте крысу!

Крыса маленькая, совсем ещё детёныш; другая в рот просто не пролезет.

Как там говорила — «хоть ядовитую змею»? Так отвечай за свои слова. Тем более, действительно, теперь уже всё равно!

А потом земля и небо поменялись местами, и жизнь в самом деле пронеслась — до самой вчерашней ночи…

— Всё, можете быть свободны. Вручение грамоты завтра в полдень, прошу не опаздывать, — звучит спокойный голос Главы Общины. — Что с вами? Вам плохо?..

…Тот же зал, залитый лунным светом. Лицо учителя в слезах — и его улыбка. Руки, запахнувшие хламидообразное одеяние.

— Мы победили, доча! Мы победили! — шепчет он ей на ухо, крепко обнимая. — Вот, возьми, — в ладонь тыкается что-то холщовое, но при этом тяжёлое и звенящее.

— Это что? — язык еле ворочается.

— Деньги. Иди, отметь победу… Просто напейся. Иди, иди!..

Рыска медленно оборачивается на входную дверь.

— Нет! Тебе туда, — учитель легонько подталкивает её совсем в другом направлении.

Справа от трибун коллегии — маленькая дверца. Вот туда она и вышла — в тёмный гулкий коридор, затем на лестницу, и — выпала на прохладный, залитый лунным светом, так же, как Зал Испытаний, двор Пристани. Подняла голову вверх и вдохнула полной грудью.