24

Положение становилось безнадежным. Зверюга все никак не позволял убить или хотя бы отключить себя ненадолго, а стражники, щеря в восторженных улыбках редкие зубы, уже подступали к моему клиенту и моему альму. С горя я бросила несколько мысленных приказов, не особенно следя за их направлением — определить местонахождение Тьмы и паучка в той круговерти, в которую вовлек меня парень, не представлялось возможным. Я даже начала вспоминать доступный мне арсенал заклинаний, способных нанести как можно больше урона противнику. К сожалению, все они были нехитрыми, весьма мощными и предполагали уничтожение всего, находящегося в непосредственной близи от мага или, в моем случае, от храны, от безнадежности вообразившей себя магиней. Вот тут-то я и осознала всю философскую значимость когда-то услышанной мною фразы: оптимист — это не тот, кто первым кричит «ура», а тот, кто последним начинает ругаться нехорошими словами…

Вспомнив один простой, как веник, прием, которым как-то раз разносчица в трактире на моих глазах усмирила буйствующего клиента, я извернулась, сгребла своего романтичного противника за уши, заодно прихватив и пряди иссиня-черных волос, и от души треснула его затылком об пол. Подавальщица, правда, хмельного дебошира ударила об стену. Но, как выяснилось, и темные, хорошо подогнанные доски, которые мы оттерли своими телами едва ли не до блеска, для такого дела вполне сгодились. Зверюга явно не ожидал от искушенной в боевых искусствах храны такого топорного приема, от которого за версту разило грязной кабацкой дракой. А может, просто не предполагал, что я опущусь до столь тривиальных ухваток, известных каждой гулящей девице, но никогда не используемых приличными особами. А что, в сущности, такого? В конце концов, по физической силе поэтичный мерзавец явно превосходит меня и Торина, вместе взятых. Так почему бы мне не позволить себе маленькую хитрость?

Я скатилась с потерявшего сознание Зверюги, но вставать не стала, наоборот, залегла за его телом, как за оборонительным укреплением, приподняв голову и оценивая происходящее. Беглого взгляда вполне хватило, чтобы понять: ситуация разворачивается отнюдь не в нашу пользу. Зверюгины друзья справедливо рассудили, что стражникам, скорее всего, кристалл не понадобится, и подступали ко мне с весьма нехорошими улыбками и активной демонстрацией всевозможных колюще-режущих предметов. Блюстителей порядка я и впрямь не заинтересовала: они, образовав полукруг, аккуратно загоняли в угол шипящего ругательства альма, деловито отмахивались от Тьмы и устрашающе топали по полу сапожищами, пугая магического паучка. Торин, бледный и несчастный, тихонько кис в уголке. Судя по дико вытаращенным глазам и шевелящимся губам, он бормотал какие-то заклинания, однако толк от моего милого подопечного был примерно тот же, какой бывает от горящей свечи в жаркий полдень — то есть и не мешает, и не помогает особенно.

Мне стало страшно. Не за себя, разумеется — от такого бесполезного и даже вредного для храны чувства я отвыкла давным-давно. Я испугалась за Вэррэна и за Торина. За первого — потому, что не с кинжалом на такую толпу выходить; за второго — потому что уж слишком побледнел мой милый клиент. Еще помрет, не приведи бога, от напряжения или боязни. Правда, он со мной уже в серьезной переделке побывал, знает, что я найду способ вывернуться… Обязательно найду… Вот только кто бы мне подсказал, где его искать…

Ответ пришел в голову сам собой. Поспешно, дабы не начать раздумывать, а правильно ли я поступаю, я сдернула с шеи шнурок, на котором висел небольшой бархатный кошелек, вытряхнула из него на ладонь серебристо-серый многогранник и растерла его между пальцами. Потом торопливо зажмурилась, слишком хорошо помня, что сталось с магами, которые не проявили должного уважения к кристаллам легкой победы.

Нет, гром не грянул. И даже гостиница осталась стоять на месте. В небеса не ударил столб света, вокруг не закружились вихри изумрудного пламени, боги не забранились из мира надлунного, а демоны не взвыли восторженно и не повыскакивали из Мрака вековечного. Все было просто и деловито, как и бывает, когда активируешь высококачественный магический артефакт. Правда, рассчитан он был все- гаки не на тех, кто чуть-чуть смыслит в волшбе…

Кристалл осыпался с моих пальцев невесомой серо-сизой пыльцой. Зато меня будто под дых ударили — такой сильной отдачи я не получала еще ни от одной чародейской побрякушки. Причина, впрочем, выяснилась быстро. Кристалл, не удовлетворившись тем, что обездвижил почти всех присутствующих, от щедрот своих напитал меня силами так, что я едва стояла на ногах. Но оглядеться и сориентироваться я все-таки смогла.

Комната представляла собой презабавное зрелище. Оказывается, бой отлично обученных противников, такой красивый и грациозный, в замершем состоянии видится какой-то едва ли не пантомимой. Замерла даже моя Тьма, как раз примостившаяся на чьем-то плече и прицеливающаяся душевно рвануть его когтями. Из любопытства я ткнула пальцем ближайшего стражника и недоверчиво покачала головой — он покачнулся и повалился на пол, как деревянный болван в мастерской портного. Сие необдуманное действо вновь повлекло за собой всплеск дурноты — закружилась голова, меня замутило, и показалось, что сейчас просто стошнит чистой энергией. Я рухнула на колени, ползком переместилась к замершему в стремительном развороте Вэррэну и дернула его за штаны. Альм покорно рухнул рядом, я припала к его груди и, слушая редкие, но уверенные толчки сердца, облегченно выдохнула. Жив. Хвала богам, жив. Воспользовавшись случаем (когда еще такая дивная возможность представится?), я сделала то, что давно хотела, — бережно заправила за острые уши пряди идеально прямых, иссиня-черных волос и подула на лоб, освобождая его от челки.

— Лихо я их, правда? — восторженно заметил Торин, выползая из своего угла и подходя ко мне. Графенок, понявший, что противник, можно сказать, повержен и растоптан в прах, быстро обрел утраченную было самоуверенность и апломб. Я, борясь с овладевшим мной гадостным самочувствием, вскинула голову и недоуменно воззрилась на празднующего победу Лорранского, не пытаясь понять, отчего он мои заслуги себе приписал. Это, впрочем, выяснилось очень быстро:

— Вот так ходишь по миру подлунному и не знаешь, какой ты великий маг! Это ж надо! Я хотел их усыпить, а оно вон что получилось!

— Получилось, — тупо согласилась я, хватаясь за стену и отмечая краем глаза какое-то подозрительное шевеление. Стараясь не сосредотачиваться на внутренних ощущениях, вскочила на ноги, быстро развернулась и как раз успела сблокировать вытянутыми вперед руками решительный замах крепкого кулака, нацеленный мне в голову.

Одни из Зверюгиных друзей-приятелей не окаменел. Видимо, тоже магом был, таким же плохоньким, как я или Торин. А своих чародейская цацка не задевала…

Дальше начался настоящий цирк. Когда вступают в бой примерно равные по силе маги — это очень красиво. Эффектно смотрится и поединок наемников. А вог когда противники пытаются лупить друг друга попеременно оружием и чародейством, уверенно сражаясь первым и не обладая достаточными знаниями по второму, — это уже не красиво и не эффектно. Это просто смешно.

От Торина, разумеется, не было никакой помощи. Великий и непобедимый маг, его светлость Лорранский забился в уже проверенный в деле угол и испуганно оттуда подвывал, наблюдая за странным поединком. Впрочем, я была уже благодарна за то, что он хотя бы не путался под ногами.

Как выяснилось, сражаться с магом-недоучкой сложно. Особенно если одной рукой он неумело выплетает пассы, а другой — весьма решительно и уверенно сжимает рукоять короткого меча. С последним ему, впрочем, долго играться не пришлось — я щелкнула подхваченной с пола тайтрой, и длинная стальная лента с мелодичным звоном обвилась вокруг лезвия до самой рукояти. Впрочем, мой противник со своим клинком расставаться не пожелал, и мы бестолково затоптались на одном месте, намертво сцепленные оружием. Я видела бешеных демонят, скачущих в глазах физически сильного, выносливого парня с простоватым крестьянским лицом, и пыталась угадать, долго ли он сможет смирять свою злость. Нет для мага, пусть и такого недопеченного, как он или я, ничего опаснее, чем выйти из себя. Потому что один взбесившийся со злости чудодей представляет для окружающих большую опасность, чем взвод наемников с мечами и копьями наперевес.

В воздухе сверкнула серебристая молния, я подпрыгнула, пропуская ее под собой, и с тоской поняла: дело пахнет жареным. Вернее, горелым — до меня молния не достала, зато буквально в пепел сожгла маленький полосатый коврик, лежавший около кровати. Из натуральных ниток его ткали, из шерстяных… Дорогая, видать, была вещичка, вон, как воняет…

— Ну фу! — в голос возмутилась я. Мой противник, до глубины души пораженный столь бесхитростным и открытым выражением отрицательных эмоций, на мгновение ослабил хватку, чем я тут же не замедлила воспользоваться: крутанулась на каблуках и сильно дернула рукоять тайтры, вырывая из рук мужчины его оружие. Не ожидавший такой подлости наемник покачнулся и едва не свалился к моим ногам. Правда, он сумел выправиться и попытался достать меня каким-то слабеньким заклинанием, но тут в дело вступил, как мне со страху показалось, очухавшийся Торин: графенок с донельзя строгим и решительным видом взмахнул руками и метнул в моего противника свое заклятие. Тот увернулся, но тут же рухнул, и я с благодарностью употребила его уязвимое положение на пользу себе: прыгнула ему на спину, выкручивая руку и на всякий случай пиная по ногам, дабы он не вздумал ими размахивать.

— Как же это так? Я ведь его хотел в жабу превратить… — недоуменно пробормотал аристократеныш, присаживаясь на корточки и сосредоточенно разглядывая поверженного наемника. Судя по недоуменно вытянувшемуся лицу Торина, он ожидал, что мужчина как-то объяснит свое возмутительное нежелание обращаться в земноводное. Однако тот лишь мычал да шипел нечто невнятное, если я слишком уж сильно давила на заведенную за спину руку. Впрочем, заслуги Торина в пленении моего противника были минимальны. Как выяснилось, это очаровательный серебряный паучок, подкатившись под ноги наемника, решительно и умело уронил его на пол.

— Ну зараза, признавайся! — строго велела я, с удобством располагаясь на спине недруга. — Последний кристалл легкой победы приказал долго жить, теперь ты можешь спокойно назвать имя заказчика, для которого пытался его добыть.

— А шиша не желаешь ли, гадина? — с изумительным самообладанием поинтересовался мой поверженный противник, морщась от боли, которой отозвалась тут же безжалостно дернутая рука. — А-а-а! Князь Варракский!

Я оглянулась на Торина. Графенок незамедлительно надулся и сделал козью морду:

— А что я? Между прочим, даже Цвертина говорила, что он тут, скорее всего, ни при чем!

— Вот кто для нас, оказывается, авторитет — Цвертина… — с ошеломляющим пониманием протянула я, — Ты бы не ее слушал, а меня! Между прочим, я вспомнила, что милорд Варракский женат на некой Вайлине, в девичестве носившей гордый титул герцогини Бельдерской. Интересное совпадение, не правда ли?

— Какая ты умная, Литана! — Подлый Торин знал, как побольнее укусить, и с удовольствием сделал это, пользуясь тем, что я все равно не имею ни возможности, ни полномочий кулаком поучить его уму-разуму, — Все-то ты знаешь, во всем-то разбираешься. А объясни тогда, почему же мы вечно в какие-то неприятности влипаем?

Собственно, у меня было очень много домыслов и предположений на этот счет, однако высказывать я их не стала, просто дернула еще раз своего пленника за руку, вызвав очередной болезненный вопль, и деловито поинтересовалась:

— Словосочетание «герцог Бельдерский» тебе ни о чем не говорит?

— Да отпусти же ты, паразитка! — взвыл наемник, перекатываясь по полу. Подмять меня под себя ему не удалось, я вывернулась, несколькими весомыми тычками призвала несговорчивую жертву к порядку и интенсивным взмахом руки пригласила Торина принять участие в нашем развлечении. Графенок не сплоховал: тут же подбежал, по дороге опрокинув одного из окаменевших стражников, с недюжинной храбростью уселся на ноги наемнику и воззрился на меня совершенно круглыми глазами. Он помнил, как мы допрашивали милорда Чессина Бельдерского, и явно ожидал еще одного спектакля со стонами, криками и треском ломаемой мебели. Но тут Торину пришлось разочароваться: зрителей или слушателей, способных в полной мере оценить подобную импровизацию, в обозримой близи не наблюдалось, и я решила не растрачивать силы, впустую сотрясая воздух вздохами и визгом.

— Ты видишь, что творится? — Я посмотрела на Торина, он ответил мне удивленным и недоуменным взглядом, — Тут одной герцогской семьей дело не ограничивается, надо уничтожать все это осиное гнездо. Не знаю, как тебе, а мне ковыряться в нем не хочется совершенно. Но ведь придется…

Внезапно меня осенила простая, как топор, мысль:

— Слушай, Торин, среди аристократии никто в последнее время не помирал?

— В смысле?

— Ну месяца три назад! — нетерпеливо пояснила я, подпрыгивая на спине шипящего сквернословия наемника. Мое «сидячее место» от такого выражения одолевшего меня любопытства в восторг не пришло и выругалось громче и забористей. Я ткнула его ногой в плечо, дабы не забывался в присутствии девушки, и вновь вскинула глаза на аристократенка.

— Да полным-полно, — небрежно отмахнулся он. Я покачала головой, дивясь такой категоричности, и вздохнула:

— Тогда конкретизирую вопрос. Торин, ты маг, ты должен нутром чувствовать других чудодеев. Так вот, попытайся вспомнить, не испытывал ли ты к кому-нибудь из умерших странную родственность, близость… Ну я не знаю, как это описать. Что-нибудь похожее на то, что ты ощущаешь ко мне или Цвертине. Эх, ее бы сюда… Она-то живенько бы все поняла, все вспомнила и во всем разобралась.

Торин слегка покраснел. Видимо, к магине он испытывал какие-то сугубо личные чувства, которых не вызывал ни один из ныне покойных аристократов. Понимаю.

— Ну постарайся вспомнить! Возможно, у него еще потом слуги пропали куда-нибудь или с ума посходили…

Пытаясь помочь Торину, я начала перечислять известные мне фамилии аристократов, изволивших почить месяца три-четыре назад. Графенок беспомощно смотрел на меня и шевелил губами, словно проговаривая их про себя. Одну и ту же фамилию мы выкрикнули почти хором:

— Варракский-старший!

— Ну конечно! — возликовала я, едва не валясь на слегка подергивающуюся подо мной спину наемника. Тому, видимо, стали очень интересны наши догадки, потому что мужчина подозрительно затих и прислушивался с явным любопытством, — Жаль, что Зверюга окаменел! Он бы наверняка мог рассказать нам много интересного о своих взаимоотношениях с представителями этого славного княжеского рода! Но какое коварство! Видимо, сынок, который дрался с тобой на дуэли, а потом сражался на турнире, захотел отомстить за папеньку, загубленного пекущимся о безопасности страны правительством. Да и кристалл на его месте я бы попыталась вернуть всеми правдами и неправдами. Ну кто бы мог подумать, что такой солидный и благородный человек, как Варракский-старший, всерьез занимался волшбой!

Мне хотелось вскочить и забегать по комнате, но, увы, в столь невинном удовольствии пришлось себе отказать: во-первых, помещение было полно окаменевших мужчин, в нем не разгуляешься, а во-вторых, аристократеныша одного сдерживать наемника оставлять никак нельзя, от моего милого клиента даже пятилетний ребенок без особых трудностей отобьется.

— Торин, а подай мне, пожалуйста, веревки, которыми я Зверюгу связывала, — попросила я, дружески попинывая свою «скамейку» локтем. В голове было тесно от толпящихся в ней догадок. Вернее, разгадок. Теперь становится ясно, отчего во время веселой поездки в Меритаун к нам цеплялись именно Бельдерские. Я-то чуть умом не двинулась, пытаясь понять, зачем представителям сей славной фамилии кристаллы, а главное — откуда они о них знают. Все оказалось очень просто и тривиально. Отец, пока был еще жив, рассказал о своих чародейских экспериментах дочери, та передала мужу, ну а он, в свою очередь, поднял на ноги весь свой клан. Интересно, какую роль в этом деле сыграл милорд Иррион Лорранский? Ведь не зря, не зря же эти благороднорожденные замешаны в деле с кристаллами по самые уши. Впрочем, это дело десятое. Думается мне, король мог ему даже доверить устранение бестолкового чудодея Варракского-старшего, сотворившего эти проклятые кристаллы и вздумавшего обнародовать свое гениальное изобретение. А его отпрыски, видимо, решили вернуть папочкино наследство. Зачем только оно им — ума не приложу. Видимо, не понимают детушки, чем на самом деле грозят эти кристаллы, последний из которых (ох, как хочется верить, что действительно последний!) был применен по назначению и нашел свой конец в моих руках.

— Да уж, устроила твоя родня нам мышиную возню… — мрачно констатировала я, увязывая пленника и бережно затыкая ему рот его же носовым платком.

— Почему это моя родня? — дался диву дремучий в вопросах генеалогии Торин, с интересом следя, как я затягиваю узлы.

— Потому что покойный Варракский, тот, который кристаллы изобрел, с сыном которого ты дрался на дуэли, приходится деверем троюродной тетки шурина свояченицы твоего отца по первому браку. Не понимаешь? Ну смотри! Милорд Варракский был братом… — Я аккуратно стянула концы веревок, выпрямилась и начала вдохновенно размахивать руками, пытаясь начертить разветвленные генеалогические древа райдасской аристократии. Но мой подопечный, осведомленный о своих родственных связях куда меньше меня, прервал эти пространные разглагольствования весьма актуальным предложением покинуть помещение, больше всего напоминающее музей восковых фигур, и перебраться в ту гостиницу, где мы расквартировались изначально. Признав его правоту, я поддержала почин Торина, потом огляделась и крепко призадумалась.

— Ну чего стоишь? Пойдем! — Невесть почему пришедший в состояние недоброй ажитации Торин принялся едва ли не прыгать вокруг меня, размахивать руками и корчить рожи, повалил одного из обездвиженных наемников, охнул, отпрянул в испуге от содеянного и успешно сшиб еще двоих.

— Дэтшитш! — грозно рявкнула я, пресекая дальнейшее распространение бестолковой суеты и неразберихи. — Торин, возьми, пожалуйста, Тьму!

— А ты? — тут же нашелся неуемный аристократеныш.

— А я… — решив не растрачивать силы на пустую болтовню, я подошла к по-прежнему лежащему на полу Вэррэну, примерилась и с невольным вздохом взвалила альма себе на плечи, — Тьму возьми. И пойдем отсюда скорее, а то как бы по наши души еще кого-нибудь жадного и воинственного не принесло. И, ради богов, будь осторожен! Ты же видишь, я сейчас не боец.

Как я тащила обездвиженного нечеловека по улицам уже засыпающего города — отдельная сага, достойная упоминания в летописных хрониках и песнях менестрелей. От Торина, как всегда, не было никакого проку — он охал, ахал, порывался помогать мне, едва не приплясывая рядом, городил какие-то невероятные мороки, долженствующие прикрыть нашу колоритную троицу от пристальных взглядов любопытных горожан, и вообще изображал из себя ценного и незаменимого человека, жертвующего многим ради блага других. Тьма, тоже попавшая под действие кристалла, застыла в ехидной кровожадной ухмылке и весьма решительной атакующей позе, что далеко не способствовало укреплению спокойствия Лорранского. Тащить ее он, правда, тащил, но посматривал на вонато так, словно не сомневался: демон не обездвижена, а просто притворяется, выжидая благоприятного момента, чтобы вцепиться в его слегка растрепанную шевелюру.

— Расскажи мне все, что ты знаешь об этих кристаллах и их действии, — попросила я, сгружая Вэррэна на кровать в своей комнате и устало потирая натруженную спину. Торин пристроил рядом с ним Тьму, задумчиво почесал макушку и выдал:

— Людей они обездвиживают! — Потом графенок покосился на альма и быстро дополнил: — И представителей других рас тоже!

Какой же он все-таки умный! Без него я обо всем этом ввек бы не догадалась!

— Знаю, вижу, — стараясь ничем не выдать захлестнувшее меня раздражение, кивнула я, — Может, ты знаешь, как отменить действие кристалла?

— Чего нет, того нет. — Торин развел руками, потом встрепенулся и деловито предложил: — А давай я попробую помагичить!

— Ну уж нет, благодарю покорно! Экспериментируй на ком-нибудь другом, а над этими двумя издеваться я тебе не дам! — вскинулась я, загораживая собой подступы к постели. — Лучше я их в Каленару отвезу и Цвертине покажу, уж она-то точно что-нибудь придумает!

— Ну как хочешь, — незамедлительно надулся Торин. — Между прочим, она сама говорила, что у меня о-го-го какие способности к магии!

— На одних способностях далеко не уедешь — к ним еще трудолюбие и усидчивость нужно прикладывать! — парировала я, без особой надежды на успех в своем мероприятии начиная растирать Вэррэну руки. Как и ожидалось, он никак не отреагировал. Впрочем, альм дышал, и сердце у него билось. А это уже было хорошим признаком. Значит, не умер. И есть надежда, что не умрет.

— Ой-ой-ой, какие мы умные и всезнающие! — тут же вусмерть разобиделся аристократенок, словно бы случайно (правильно, когда ж еще такая возможность представится?) щипая Тьму за хвост. — А я вот скажу Цвертине, и она ничего с твоим альмом делать не будет!

— Почему это? — удивилась я, не прекращая своих безнадежных попыток добиться хоть какой-то реакции от покорно лежащего под моими руками нечеловека.

— Потому что она моя подруга!

— Так и моя тоже, — никак не улавливая самой сути претензий, пожала я плечами.

Торин повел на меня такими глазами, что я неизвестно почему смутилась. Потом обозлилась на себя и поспешила сообщить:

— Одного я только не пойму: ну откуда Зверюга узнал, что у тебя остался кристалл?

Теперь настала очередь Торина краснеть и смущаться. Однако отреагировал он вполне в своем стиле:

— Глупый вопрос. Помнишь, как мы из Меритауна возвращались? То у речки остановимся, то у болота привал сделаем — тебе, видите ли, мыться хотелось. Мы со Зверюгой тоже в воду лезли. Вот тогда-то он и заметил, что я не снял пояс, в котором кристаллы носил. Ну и спросил, зачем, мол, до сих пор его таскаю. А я возьми да и ответь как есть: один кристалл при мне остался.

Я едва успела поймать ринувшуюся вниз челюсть. Ну знала я, конечно, что мой драгоценный подопечный великим умом не отличается, но чтоб настолько! Сначала спереть из кошеля ценную магическую побрякушку, а потом хвастаться ею направо-налево! Сначала Зверюге, потом мне! Нет, такое мог устроить только Торин!

Естественно, я помнила, как мы возвращались из Йанары. И речки-болота помнила (вернее, речки и озерца, а к болотам я старалась не приближаться, дабы неловкий графенок не полез за мной и не вздумал угодить в трясину). И как купались мы в них, тоже припоминала. Я тогда уходила подальше в камыши, оставляя Торина под охраной Зверюги, и, хотя и поглядывала издали, чтобы все в порядке было, разговоров их, разумеется, не слышала и поясов не видела. Ну вот и поплатилась за свою скромность да тактичность.

— Кому еще ты говорил об этой цацке проклятущей, чтоб ее во Мраке вековечном демоны когтями изодрали?!

— Да никому, никому больше! — поспешил заверить аристократеныш, шарахаясь в сторону, — видно, уж слишком недобрыми огнями блеснули мои глаза, — Честное слово, никому!

Я подумала, что вполне могу поверить графенку на слово — все-таки вряд ли он после всего увиденного от меня что-то скрывать будет, оглянулась и, однозначно решив, что Кларрейда вполне себя исчерпала, постановила:

— Мы выезжаем в Каленару! Немедленно! Сходи к хозяину, расплатись за постой и спускайся на конюшни.

— А с этими что делать будем? — недоуменно вскинул брови графенок.

— Дотащим как-нибудь, — не слишком уверенно отозвалась я, приводя статую «Атакующий альм» в вертикальное положение. Торин забежал вперед, предусмотрительно раскрыл двери, потом вернулся и подхватил Тьму. Я благодарно кивнула и потащила Вэррэна к конюшням, решив, что в поле или в лесу ночевать будет всяко безопаснее, чем в городе, где хватает стражи и могут обнаружиться еще какие-нибудь претенденты на проклятый кристалл легкой победы.

— Брось ты его, — дружески посоветовал семенящий сзади аристократеныш. — Надорвешься же.

— А кто его потащит, если не я? Ты, что ли? — вздохнула я. Разумеется, приятного в переноске представителей противоположного пола мало. Но что делать?

— Пускай здесь полежит. А мы за Цвергиной быстренько съездим и сюда ее привезем!

Я не выдержала и оглянулась, тщась понять: то ли мой подопечный и впрямь бестолочь, каких поискать, то ли он просто шутить изволит. Но по непроницаемому лицу благороднорожденного понять сии тонкости не представлялось возможным, поэтому я лишь обреченно вздохнула и возобновила нелегкое передвижение со статуей в руках.

От неспешного, обстоятельного заседлывания лошадей меня отвлекли какие-то смутно знакомые голоса, ожесточенно спорящие во дворе. Выглянув из конюшни, я оцепенела: перед крыльцом топтались орк и гном, те самые, которые назвались моими братьями в Турце. Оба держали за поводья коней, были изрядно потрепаны, запылены и взлохмачены, но спорили с прежним вдохновением и пылом:

— Да приглядись ты, борода! Нам же сказали: «Уютное местечко»!

— Да ты, похоже, читать не умеешь! Нормальными же рунами написано; «Чудесное заведеньице»! Да!

— Да не «да», а нет! Может, тебе просто не видно? Так я приподнять могу! Вон, читай, вывеска даже магией какой-то подсвечена!

— Отвали, дылда стоеросовая! Не смей хватать гнома! Я и с земли все отлично вижу. Да!

Орк скептически хмыкнул. Но у низкорослика глаза и впрямь были неплохи — он первым заметил меня, замершую у притолоки в тени, и восторженно завопил, подскакивая, как укушенный ядовитым пауком:

— Сестренка! Наконец-то!

Его «братик» повернулся, взвизгнул почище учуявшей добычу Тьмы и ринулся ко мне, распахивая объятия. Я невольно попятилась, дабы не упасть под напором этих родственных чувств. Впрочем, главная мысль, толкнувшаяся мне в гот момент в голову, была, разумеется, о Торине — как бы к моему подопечному эта сладкая парочка не прицепилась. Пришлось отвлекать внимание на себя:

— Привет, ребята! Вы что тут делаете?

— Как что? — Сын буфета и баржи даже приостановился, услыхав этот вопрос, — Ты, сестренка, в Турце посеяла кое-что. Вот мы через всю Райдассу и приплюхали — тебе потерю отдать. Ты уже, поди, и оплакать его успела.

Па широкой ладони лежал нож. Тот самый, невесть где оброненный, с отделкой из янтаря и черненого серебра.

— Ну неужели ты в благодарность даже не обнимаешь своих братьев? — едва не прослезился гном, с умилением наблюдая трогательную картину воссоединения наемницы и ее оружия.

Я недоуменно подняла голову. Неужели они ехали за нами только для того, чтобы вернуть нож? С расстоянием, правда, орк явно загнул, сколько тут от того Турца до Клар- рейды, носам факт заслуживал внимания и поощрения. Невольно оглянувшись на своего подопечного — Торин, не обращая внимания на мои родственные пассажи, наглаживал по гриве Луну, — я шагнула вперед и честно попыталась обхватить своих «сродственников» руками. Сей трюк не удался — гном был намного ниже, а орк намного выше скромной наемницы, — но порыв они оценили, да еще как. Сначала меня страстно обнял за ноги бородач, а потом на плечи легли тяжелые теплые лапы желтоглазого степняка. От обоих невыносимо смердело не то человеческими винами, не то гномьими водками, не то орочьими настойками, не то эльфийским самогоном, не то всем вместе. Но я, невольно сморщив нос, не вырывалась, позволив «братикам» в полной мере насладиться воссоединением с «сестричкой».

— А куда вы теперь? — дождавшись, когда отважные путешественники вдоволь натискают неосмотрительно угодившую в их родственные объятия девицу, поинтересовалась я, с присущим хранам цинизмом уже прикидывая, как бы повернуть себе на пользу стихийно возникшие симпатии.

Орк и гном переглянулись. Потом синхронно пожали плечами и воззрились на меня, явно ожидая, что я предложу что-нибудь дельное и стоящее. Ну я и не сплоховала:

— Поехали со мной в Каленару — в большой город с богатым историческим прошлым и славным будущим! Заодно и поможете, по-родственному! Между прочим, столица славится своими трактирами и домами свиданий!

Судя по просиявшим бесшабашным весельем взглядам, мое предложение оригинальной парочке явно понравилось. Впрочем, таким все нравится, лишь бы развлечения или наживу сулило.

Общеизвестно: если не можешь уйти тихо и незаметно — уходи шумно! С помпой, с оркестром, с флагами, с транспарантами, с эльфийской подтанцовкой и альмовской подпевкой, в самых невероятных нарядах и с самыми необычными прическами, какие только можно выдумать. Это дезориентирует окружающих и ведет их мысли совсем не той дорогой, какая нужна для успешной поимки тех, кто быть пойманными никак не желает.

Естественно, неподвижный альм не мог не привлекать внимания. Поэтому я постаралась сделать все возможное, чтобы остальные притягивали еще больше взглядов.

Торин фырчал и охал. Я понимаю, не по ранжиру благороднорожденному в женском платье щеголять. А что делать? Будь у нас хотя бы карета, можно было бы погрузить альма и Тьму туда и скрыть их, таким образом, от чужих взглядов. Но увы. Еще хорошо, что Шторм, не слишком сопротивляясь, позволил устроить Вэррэна на своей спине и не демонстрировал характер, что дало мне возможность время от времени пересаживаться на лошадь одного из своих спутников. Кавалькаду мы представляли собой, без сомнения, необычную и запоминающуюся: впереди гном, важный, насупленный, в своих одежках кричащих расцветок, везущий притороченную к седлу табуреточку, при помощи которой взбирался на лошадь. Следом я, с наряженным в платье Торином по правую руку и неподвижным Вэррэном, оригинальной статуей замершим в седле передо мной, и последним — орк, сияющий чувственной желтозубой усмешкой и многозначительно покачивающий в руках свою устрашающую секиру. Звали его Руелом, а низкорослого братика — Оаном, оба они просто челюсти отвесили, когда поняли, что в сестры храну заполучили. Слава нашей гильдии далеко но землям Сенаторны пошла…

Сама я, понадеявшись на хваленую закалку хранов, которые, если верить рассказываемым о нас байкам, способны в чем мать родила на снегу спать, изуродовала свою куртку, начисто оборвав рукава и располосовав ножом весь перед. На шнуровку пошла тонкая веревочка, потом я еще растрепала понизу штаны и щедро измазала щеки сажей, в результате, к бурному восторгу Руела, став похожей на сильно исхудавшую и побледневшую низкорослую представительницу орковской расы, одетую, как и все их женские особи, в непритязательную рванину. Взбитые, растрепанные всеми ветрами волосы дополняли образ. На голову Вэррэна (для усиления шоковой терапии для всех встречных) я нацепила дамскую шляпку с вуалью, а руки пробовавшего брыкаться Руела обвила кокетливыми алыми ленточками. Оан ехидно хихикал над братцем до той поры, пока я не подступила к его роскошной бороде с расческами и заколками. Гном пробовал сопротивляться, да где там! В результате он, потешный, как завитая экзальтированной хозяйкой болонка, дулся на меня часа три, не меньше, но зажимы в виде бабочек и стрекоз из пышной растительности на лице так и не вытащил — наверное, все это втайне ему даже понравилось.

Кларрейдские городские ворота миновали легко и без проволочек. Стража, видимо опасаясь, что безумие заразно, не рискнула нас задерживать, и я облегченно выдохнула, понимая, что самая сомнительная часть пути уже преодолена. Если бы по городу успел распространиться слух, что по его улицам разгуливает беглый альм, то гак просто нас бы, конечно, не выпустили. Но, к счастью, мы опередили вести и выехали из Кларрейды без всяких помех.

На трактах дело пошло веселее. Вообще-то народонаселение Райдассы особой впечатлительностью и нервозностью не отличается. Но при виде разношерстной компании, небыстро, но целенаправленно двигающейся к столице, жмурились или испуганно отводили глаза даже самые нетребовательные к окружающим путешественники. Стражники раскрывали рты и беспомощно смотрели нам вслед. Ни у одного из них, кажется, и мысли не мелькнуло попробовать задержать странную и донельзя подозрительную компанию. Набожные путники творили воззвания к богам и громко кляли демонов Мрака вековечного, выгнавших своих прислужников на большую дорогу, ревущие от испуга дети прятали лица в подолах матерей, а лошади на всякий случай предусмотрительно уступали нашей братии дорогу, не дожидаясь команды окаменевших от удивления кучеров и всадников. Несуразный внешний вид и дикие наряды действовали не хуже звона колокольчиков, которыми, по приказу короля, обязаны были обвешиваться прокаженные, дабы люди издали слышали об их приближении. Во всяком случае шарахались от нас почти так же поспешно, как от больных и заразных. Некоторые особо впечатлительные и не слишком разумные люди-нелюди даже телеги и мешки с добром посреди большака бросали; при желании я могла бы неплохо обогатиться за счет напуганных моим жутким видом путешественников.

Правда, были в этой тактике и свои минусы. На постой нас, таких странных и страшных, естественно, никто не пускал, ночевать приходилось в иоле или в лесу. Торин, разумеется, был недоволен. Правда, его никто не спрашивал. Зато он отыгрался за все, устроив безобразную истерику на подъезде к Эльфячьим могилкам — мол, не хочу, не поеду я через это поле, что хотите со мной делайте, хоть на дыбе распинайте, хоть в болото бросайте, а только ноги моей там не будет. Впрочем, орал он зря — мы с Руелом и Оаном переглянулись и взяли скандалиста в аккуратные клещи, не давая ему спрыгнуть с лошади или повернуть ее в другую сторону. Торин сгоряча попробовал помагичить, но капризы — плохой помощник в тонком искусстве волшбы. Ничего у гра- фенка не вышло, разве что поднявшимся от его неосмотрительных действий ветром с благороднорожденной головы сорвало берет. Поняв, что толку все равно не добьется, Лорранский насупился и надулся, как мышь на крупу. Я покровительственно потрепала его по темно-каштановым кудряшкам, чем вызвала полный возмущения и негодования взгляд, и первой направила Шторма к Эльфячьим могилкам. Преодолели мы их, к слову сказать, вполне благополучно, без лишних приключений и нервотрепки. Ни эльфы из могил не вставали, ни стражники на нас не нападали. За что я была очень благодарна богам, избавившим меня от лишних испытаний.

«Братцы» меня не уставали удивлять. Провожая весьма красноречивыми взглядами каждую более-менее симпатичную особу женского пола любого возраста и любой расы, ко мне они относились в полном смысле слова по-братски. То есть рук не распускали, при необходимости помогали, от участия в транспортировке альма не отказывались и даже трогательно подсовывали лучшие куски из своих тарелок. Я, в свою очередь лишенная той, кому привыкла расточать заботы — замершей Тьме не требовалась ни еда, ни вода, ни мысленные беседы с хозяйкой, — и чувствуя себя в некотором роде осиротевшей, приняла под свое крылышко и орка, и гнома. «Братцам» доставались и сладости, по привычке покупаемые для вонато, и долгие разговоры, и легкие дружеские насмешки, и иногда даже тихие жалобы на несовершенство окружающего мира. Оан и Руел воспринимали находившие на меня иногда приступы грусти с тревогой и всячески старались развлечь и развеселить угодившую им в сродствеиницы храну.

Так мы и ехали по Райдассе, пугая встречных взрывами хохота и несуразным внешним видом, куртками заслоняясь от облаков, серыми волчьими стаями бегущих по небу, ночуя в полях и перелесках, разламывая для костра оголившиеся скелеты деревьев, изредка общими усилиями приводя кого-нибудь в приличный вид и отправляя его в селения на закупки. К слову сказать, такое более чем специфическое окружение приносило вздорному Торину явную пользу — графенок, поняв, что у меня есть кого обихаживать и помимо его светлости, стал меньше ныть и жаловаться, без капризов ел предложенную еду, не лез ни в какие приключения и вообще, можно сказать, вел себя образцово. У него даже насморки и кашли прекратились, что, по моему мнению, ясно свидетельствовало о закалке благороднорожденного организма и победе природы над изнеженностью.

Большая проблема возникла при подъезде к Каленаре. И я, и мои спутники прекрасно понимали, что в таком виде никто нас в столицу не пропустит. Собственно, привести себя в порядок и войти в город, как и полагается честным людям, гномам и оркам — не проблема. Но что делать с Вэррэном, по-прежнему полулежащим передо мной на спине Шторма? Уж если города вроде Кларрейды до сих пор в поисках беглого альма шерстят, то страшно даже подумать, что в столице творится.

Выход неожиданно подсказал Оан:

— Слушай, сестричка, может, и не мое это дело, конечно, но я знаю, где тут ход, через который контрабандисты наши водки в Каленару таскают.

— Ход? — недоуменно переспросила я, еще не оценив всю гениальность задумки бородача.

— Ну да, ход. Ход под стеной.

— Веди, — переглянувшись, хором постановили мы с Руелом. Миновать стражу на воротах столь оригинальным образом мне, честно сказать, в голову и не приходило.

Упомянутый «ход» лично я бы скорее назвала норой. Причем барсучьей. То есть человек в нее, возможно, и влезет. А вот с вылезанием возникнет проблема.

— Да вы не бойтесь, он там дальше расширяется! Сначала вот так идет, — Оан раздвинул ладони примерно на пядь, — а потом — раз! — и в высь и вширь! О! Да!

При последнем любимом словечке гном развел руки на косую сажень. Свою косую сажень, разумеется. То есть мне протиснуться даже в расширяющийся ход вряд ли удастся. А Руелу туда и думать нечего соваться.

Однако выхода не было. Не в поместье же Лорранских ехать, в самом деле! Милорд Иррион вряд ли в восторг придет, если его сыночек припрется домой раньше времени, да еще в такой оригинальной и подозрительной компании.

Полезли. И были приятно удивлены тем, что протиснулись без особых хлопот. Даже тащивший альма Руел согнулся всего лишь в три погибели и почти полз, волоча за собой Вэррэна, однако не особенно страдал от тесноты. Вовремя наклонившийся Торин даже кудряшек своих в земле не перепачкал.

Вылезли из-под земли мы на каких-то задворках Окраинного района, долго вытряхивали из волос и складок одежды забившийся песок, потом завернули Вэррэна в купленный в какой-то лавчонке кусок ткани, дабы замерший в необычной позе альм не колол глаза горожанам, и всей пестрой компанией набились в наемный экипаж. Извозчик удивился, но смолчал. Впрочем, деньги — они и разговорчивыми, и на редкость неболтливыми людей делают.

Улица Чар встретила нас обычным блеском, шумом, светом, магией и толпой. «Братцы» погрясенно разевали рты и крутили головами, пытаясь рассмотреть все и сразу. Потом они заметили трактир, и весь остальной мир перестал для них существовать. Понимая, что мои милые сродственники и добровольные помощники и так долго терпели, я предложила тут же распрощаться, назвала свой адрес и пригласила забегать в гости. Ответить мне такой же любезностью Руел и Оан не могли, поелику дома не имели, но клятвенно пообещали не забывать и при возможности навещать, после чего выскочили из экипажа на полном ходу и бегом устремились в обещающее развлечения заведение. Надеюсь, они хотя бы название пригородного постоялого двора, в конюшне которого мы лошадей оставили, вспомнить смогут…

Цвертинино поместье мало чем выделялось среди домов прочих чудодеев, поэтому нашли мы его не без некоторого труда. Однако терпение и упорство, как известно, всегда вознаграждаются, и в конце концов мы достигли ворог резиденции моей рыжеволосой подруги. Только бы она еще и дома оказалась!

Генерировать мысленный импульс не пришлось — стоило моему подопечному дотронуться до причудливой ковки ворот, как двери распахнулись и на крыльцо выскочила Цвертина в нарядном платье и с вечерней прической — видимо, магиня собиралась куда-то в гости или на заседание чародеев. Огромные, подведенные черным глаза при виде нашей странной компании расширились до вовсе не вообразимых размеров, девушка ахнула, всплеснула руками и буквально полетела к воротам, последовательно меняя на лице всевозможные выражения, от злости до облегчения и радости. Длинные широкие рукава ее роскошного наряда полоскались сзади на ветру, как флаги.

— Торинька! Ну наконец-то! Куда ты пропал? Я искала тебя по всей Каленаре и окрестностям! Твой отец так и не рассказал мне, куда ты девался, сообщил лишь, что с тобой Тень поехала. А, Тень, привет! Ты куда Торина без моего ведома таскала? Я тут ночей не сплю, пытаюсь вычислить, куда вы пропали. Да разве вас, магов недоученных, заклинанием поиска запеленгуешь?! Ох, как же я соскучилась!

Ахая и причитая, моя подруга припала к груди Торина, и я неожиданно почувствовала себя совершенно лишней. Тут бы мне и уйти, однако сверток с альмом не дал так просто покинуть стосковавшихся друг по другу мага и магиню и заставил воззвать к Цвертиненому таланту.

— Да подожди ты, — отмахнулась моя подруга, блаженно жмурящаяся в объятиях Торина. Впрочем, опомнилась она почти тут же и беспомощно заметалась, пытаясь разорваться между милым ее сердцу графенком и желанием поскорее взяться за работу над неизвестным заклинанием, — М-да… Ладно. Это, — рыженькая магиня повелительно указала на альма, — в лабораторию. А ты, Тень, иди, наверное, домой.

— А как же… — Я дернулась в сторону окаменевшего Вэррэна, но он, повинуясь небрежному щелчку холеных пальчиков Цвертины, плавно поднялся в воздух и в темпе вальса поплыл по направлению к особняку.

— Иди-иди, мы без тебя тут справимся. Что еще? Демон обездвиженный? И его давай сюда, разберемся. Мы с Тори- нькой посоветуемся, посмотрим, что к чему, и расшевелим пострадавших от твоей магической дремучести, уже собирающей жертвенную дань среди мирного населения. Когда-нибудь, попомни мои слова, она и по тебе шлепнет! Взвоешь тогда, да поздно будет! Ладно, иди! Иди, я сказала!

Извиваясь от боли,

Задыхаясь от страсти,

Те, кто любят, танцуют в огне.

И порыв их безумен,

И их танец прекрасен,

И ожоги больнее вдвойне… —

тупо процитировала я кого-то из классиков прошлого столетия. Потом посмотрела на захлопнувшиеся за моей спиной кованые створки ворот, потрясла головой, словно надеясь нехитрыми движениями упорядочить пребывающие в сумятице мысли, и покорно отправилась по месту проживания.

Улица Чар, по своему обыкновению, пребывала в том невероятном хаосе и кавардаке, который здесь по какому-то недосмотру богов прозывается порядком. Кто-то орал, кто-то продавал, кто-то покупал, кому-то затыкали рот, кем-то уже выбивали стекла в одном из магических салонов, а о ком-то остались разве что воспоминания. Парочка чудодеев стояла на тротуаре, обнявшись и буквально вцепившись глазами друг в друга; над их головами распускались иллюзорные цветы, из ничего ткались какие-то невероятные тропические птицы и разноцветные, наполненные звездами шары. Толпа плавно обтекала влюбленных магов, не обращая никакого внимания на творящиеся над их макушками чудеса. Я, заглядевшись на удивительно красивую чету, влезла сапогами в какую-то пузырящуюся серебром лужу, поспешно шарахнулась в сторону, но было уже поздно — под подошвами зашипела, распадаясь, брусчатка, и в новообразовавшиеся ямы кто-то уже с величайшей готовностью влетел. Обувь моя при этом, как ни странно, осталась целой и невредимой. Правда, в нее тут же вцепилась крыса размером с кошку (судя по некоторой заторможенности движений, тварь была зомбированной), попробовала разгрызть, но не преуспела и с разочарованным писком потащилась на поиски менее прочной обуви. С трудом подавив желание наподдать наглой твари сапогом под брюхо, я огляделась, сориентировалась по сторонам света и двинулась в сторону улицы Каштанов. Не буду, пожалуй, заходить в «Сломанный меч», что я там забыла? С утречка сбегаю опять на улицу Чар, узнаю, что гам и как, а потом отвезу Торина в его поместье и, если милорд Иррион не даст мне расчет, навещу князя Варракского, дабы с глазу на глаз побеседовать о его странном и непонятном поведении. А пока домой, и спать, спать, спать…

Особнячок на Приречной улице встретил меня тишиной и теплой вязкой темнотой. Я привычно взмахнула руками, снимая защитные заклинания (благодарение хранителям Сенаторны, к дверям ни грабители, ни соседи, ни прочие незваные гости не прилипли), нашарила над балкой ключ и не без некоторого труда открыла слегка заржавевший от бездействия и влажной погоды замок. Правда, Цвертина подобные устройства величает не иначе как рудиментом цивилизации и утверждает, что лучше магии имущество не защитит ничто. Но я не слишком доверяла чародейству и не спешила менять замки на специальные заклинания, реагирующие на тепло тела определенного человека или распознающие рисунок линий на его ладонях.

Все плоские поверхности в холле покрывал солидный слой пыли, успевшей скопиться за время моего относительно недолгого отсутствия. Наверное, Цвертина в некоторых вопросах все же права, и мне стоило бы разориться на пару заклинаний, поддерживающих порядок в доме и не дающих скапливаться грязи и сору в таких неимоверных количествах. Я протянула руку к настенному светильнику, и он послушно засветился тусклым магическим пламенем. В его свете толстые мохнатые колбаски и шарики, мышами перекатывающиеся по полу, стали еще заметнее. Я чихнула от одного только их вида и, стараясь не потревожить пылевые залежи, направилась прямиком в спальню. Все равно вещи вместе со Штормом остались на постоялом дворе вне стен Каленары, поэтому разбирать и распаковывать мне было нечего. Впрочем, печалиться по этому поводу я и не подумала.

Спала я, несмотря на удобную перину, мягкие подушки и теплое одеяло, плохо. Тяготило чувство оглушающего, тоскливого, выедающего душу одиночества. По-настоящему одна я не оставалась уже много лет. В замке Рэй ученикам уединения не положено. От клиентов не очень-то скроешься, а в перерывах между выполнением заказов рядом со мной всегда была Тьма, не дающая заскучать или переполошиться зря. Теперь же меня пугало все — и вкрадчивый шорох занавесок, шевелящихся иод прохладным дыханием заглядывающего в приоткрытое окно ветра, и стремительный перестук копыт, с которым вдоль парапета проносился какой-то не спящий по ночам всадник, и плеск потревоженной непогодой Неарты, и даже тихое поскребывание, доносящееся из кухни, — видимо, там пыталась найти хоть что-то съедобное одинокая мышка. Именно эти вкрадчивые и шуршащие звуки в конце концов и вывели меня из равновесия. Я как была в короткой нижней рубашке, так и вылезла из постели и босиком пошлепала вниз по лестнице, полная желания шугануть наглого грызуна, видимо еще не сообразившего, что в дом вернулась его законная хозяйка.

Естественно, никакой мыши я не нашла, только замерзла и разозлилась еще больше. Впрочем, при моем безалаберном отношении к домашнему хозяйству остается лишь гадать, как в доме вообще завелось хоть что-то живое. На всякий случай я, невольно поеживаясь от щекочущего босые ступни холода полов и с каждым шагом поднимая небольшие облачка пыли, походила по кухне, для острастки без особой надежды на успех потыкала ухватом во все углы и вернулась в постель.

Утро выдалось хмурым и ветреным, как и предыдущие две недели. Я, невыспавшаяся, злая и голодная (в доме не нашлось ничего съестного, кроме полупуда соли, запасенного мною после меритаунских событий на случай войны с Йанарой), брела по набережной, нехотя отвечая на преисполненные любопытства приветствия заметивших меня соседок и раздумывая, куда сначала направить свои стопы: в трактир какой-нибудь или прямиком к Цвертине. Зря я, наверное, от магини ушла, надо было напроситься ночевать в ее поместье. Но девушка так обрадовалась Торину, что навязывать свое присутствие, пусть и исключительно в целях безопасности милорда Лорранского-младшего, было бы в высшей степени нетактично. Впрочем, поместье рыженькой магини зачаровано от несанкционированного проникновения посторонних получше, чем королевская сокровищница. Если Торин там и ухитрится попасть в какие-нибудь неприятности, то только благодаря своему великому таланту влипать в опасные для жизни и просто дурацкие ситуации. Думаю, Цвертина сумеет защитить графенка даже от его собственной глупости.

— Тень! Эй, Тень!

Знакомый голос полоснул меня, как ножом, я вскинула голову и в упор встретилась с мягким сиянием огромных лунно-прекрасных глаз. Если бы альм меня не окликнул, так я, погруженная в свои мысли, в него бы, наверное, и врезалась. На плечах Вэррэна деловито вертелась вполне живая и довольная жизнью Тьма. Как ни странно, она не поторопилась слететь со своего насеста и ринуться мне навстречу — ограничилась обычным вежливым оскалом да несколькими восторженными мыслеобразами.

— Живые? — удивилась я. Прозвучало это несколько недоверчиво и даже слегка разочарованно, будто я искренне надеялась, что альм и демон так и не очухаются от действия этого проклятущего кристалла.

— Живые, — спокойно подтвердил Вэррэн, передавая мне Тьму. — А Торин-то оказался не таким уж бестолковым — как намагичил чего-то, так весь дом твоей подружки от чердака до фундамента вздрогнул.

— Обо всем разнообразии талантов моего дорогого подопечного я вполне осведомлена. Ладно. Пойдем.

— Куда?

— Как куда? — удивилась я. — Домой, естественно. Правда, там есть нечего, но мы зайдем по дороге в магазинчик или трактир какой-нибудь.

— А ведь я тебя убью, — ласково сообщил хвостатый, обхватывая меня за плечи.

— Да пожалуйста, — равнодушно улыбнулась я, готовая хоть во Мрак вековечный спуститься, лишь бы с Вэррэном, — Только, сделай милость, Тьму потом себе забери, она одна не выживет. И к Торину когда-никогда захаживай, присматривай, как он там.

— Я убью тебя, — продолжал сладко развивать свою мысль альм, — когда тебе исполнится лет этак сто или даже сто двадцать и ты будешь тихо умирать от старости. Вот тут-то я тебя и прикончу! Твоя душа, как души всех невинно убиенных, отлетит в мир надлунный, а я смогу вернуться домой. Эх, славное времечко наступит…

Загрузка...