Темпоград

7. ТОЛЬКО ТЕМПОГРАД

Заседание Академии Времени было назначено на 12:00.

Ученые были озабочены, тоиты держались настороженно. Только Лев плавал в розовом тумане. Все было в тумане — исторические события, межзвездная связь, перспектива второй тысячи в петлице, конференц-зал. В голове звенело одно: «Винета любит, Винета хочет мириться. Винета сказала: «Вечером приходи обязательно». Скорее бы вечер!»

Никак не мог он сосредоточиться, задумывался, опустив руки, не слышал вопросов, отвечал невпопад, проявлял редкую бестолковость. Только суровый выговор старшего переводчика привел его в чувство, и то ненадолго.

Все-таки громоздкая приставка с тоитским акцентом была наконец налажена, проверена. Звучало хорошо, достаточно скрипело и клокотало.

Между тем зал заседаний постепенно заполнялся. Одним из первых пришел сегодняшний председатель — президент Академии Времени Ван Тромп — круглолицый с прищуренными глазами и пушистыми баками, плавно-медлительный, олицетворение неторопливой, продуманной рассудительности. За ним у круглого стола решений заняли места все семь участников обсуждения. Семерка считалась наилучшим числом для обсуждения. Не слишком мало: мнение не получится случайным. И не слишком много: каждый сумеет высказаться не раз. Кроме того, семь — число нечетное и простое: как ни голосуй, выявится большинство.

Среди семерых были представители разных материков и различных специальностей — не только физики-темпорологи. Почти всех Лев знал в лицо, по портретам в учебниках или видел на экране телевизора. Узнал он астронома Юстуса и двухметрового нигерийца экономиста Мамадугу и поэта Олега Русанова — широкоплечего богатыря с окладистой бородой — этакого былинного Добрыню Никитича. Поэт все поглаживал бороду, словно хотел убедиться, крепко ли держится.

Винета была без ума от стихов Русанова; однотомник его держала под подушкой, читала перед сном, цитировала… Лев даже ревновал немножко. Были здесь еще… но стоит ли подробно описывать людей, которые играют роль только в одной главе?

Затем прикатили и разместили на возвышении тоитов. Земные кресла были великоваты для гостей, пришлось приспособить для них детские стульчики на колесиках. Коротенькие ножки тоитов болтались в воздухе, и, несмотря на суровые взгляды и нахмуренные лбы, выглядели гости комично.

Лев со своей аппаратурой пристроился за спиной у Клактла.

Ван Тромп поднес к губам микрофон:

— Открываю заседание. Слово предоставляется профессору Юстусу.

Никаких предисловий. Все знали, кто такой Юстус, все знали, о чем будет речь.

Юстус, кряхтя, поднялся на трибуну. Вид у него был изможденный, казалось, даже слова он произносит с трудом. Может быть, поэтому фразы его были особенно лаконичны и емки.

— В зале у нас не только специалисты, — сказал он, скользнув взором по бороде поэта, — и я начну с простейших сведений. Планета Той — спутник двойной звезды. Одна из них относится к числу новых. Новая — неточное название, возникло исторически, поскольку обычно эти звезды не видны невооруженным глазом. Но внезапно на поверхности новой происходит взрыв, и в пространство вылетает облако раскаленного газа, массивное облако, в нем материал для тридцати-сорока таких планет, как наша Земля. Облако раздувается, становится много больше звезды, поэтому светит в тысячи, в десятки тысяч раз ярче. Вот это облако мы и видим как новую, будто бы загоревшуюся звезду. Но, раздуваясь и раздуваясь, оно постепенно охлаждается, меркнет и растворяется в пространстве. Через несколько месяцев новая исчезает с небосвода. Только в телескоп можно найти теперь виновницу переполоха.

Какова причина взрыва новых? Еще в прошлом веке установлено, что источник энергии звезд — ядерное горючее. Но любое горючее — дрова, уголь, нефть или атомные ядра надо зажечь, сами собой они не загораются. Уголь разжигают дровами, дрова — щепочками, щепки — спичками. Какие спички нужны для атомных ядер? Считается, что их зажигает высокая температура, а температуру ту создает давление, а давление порождается тяготением.

Лично я держусь той точки зрения, что в новых звездах роль спички играет тяготение, но не в недрах, а на поверхности, где напряжение сильнее.

Почему я полагаю так? Во-первых, потому, что все новые звезды относятся к числу красных карликов — сравнительно холодных, более плотных, чем наше Солнце, звезд, а на поверхности плотных звезд напряжение гравитации заметно больше, чем на Солнце. Во-вторых, все новые входят в число двойных звезд, в тесные пары, где на собственное тяготение накладывается еще и притяжение второй звезды. В-третьих, взрыв прекращается, как только новая теряет часть массы, при этом, само собой разумеется, тяготение несколько уменьшается. Тяготение уменьшается, и вспыхнувший было ядерный уголь быстро гаснет. И горение прекращается на сотни и тысячи лет, пока сжатие снова постепенно доведет напряжение до критического уровня.

На основе этой гипотезы мне удалось четырежды предсказывать взрывы новых звезд с ошибкой плюс-минус один месяц. Но те звезды находятся на далеких расстояниях, даже расстояния эти не были определены с достаточной точностью. В данном случае мы имеем дело со сравнительно близкой звездой. Кроме того, в отличие от других новых Лямбда В движется по вытянутой орбите и приближается к главному солнцу один раз в 616 лет, и взрыв возможен только при максимальном сближении в перигелии. Событие это произойдет в этом году — 18 июля по приведенному времени. Возможно, что критический уровень будет достигнут на два-три дня раньше. Позже — ни в коем случае.

Короткое сообщение Юстуса заняло добрых двадцать минут, потому что после каждой фразы следовала пауза для перевода. Старший переводчик набирал текст. Лев регулировал свою приставку, тоиты переспрашивали, им растолковывали. Одновременно все сказанное изображалось еще и на экранах в надежде, что какая-то комбинация слов и образов разъяснит тоитам суть дела. Все равно у Льва осталось впечатление, что гости не поняли ничего.

Едва Юстус закончил, все семеро решающих накинулись на него. У каждого были сомнения. Есть ли доказательство, что взрыв произойдет именно при этом сближении, ведь до сих пор ничего страшного не было, иначе жизнь была бы уничтожена шесть, или двенадцать, или восемнадцать веков назад? Установлено ли, что именно гравитация — причина взрыва? Есть ли другие теории? Почему Юстус отвергает их? Кто и где доказал, что взрыв произойдет именно при таком уровне гравитации? Почему не было взрыва при предыдущем сближении — 616 лет назад? Уверен ли докладчик, что за шесть веков на Лямбде В произошли существенные изменения? Известны ли аналогичные звезды, находящиеся в предвзрывном периоде? Обязательно ли они взрываются? Докладчик сослался на четыре удачных предсказания, бывали ли неудачные? Не получится ли, что мы взбудоражим планету, посеем панику, нарушим нормальную жизнь, а катастрофа не состоится? Проще говоря: дает ли докладчик голову на отсечение, что Лямбда В взорвется 18 июля?

Юстус был честным ученым, добросовестным, не увлекающимся. И он добросовестно ответил, что в точных науках точна только математика, а природа всегда сложнее формул.

— Значит, вы не даете голову на отсечение?

Юстус сказал:

— Голову на отсечение я могу дать, но это ничего не подтвердит. Природа бесконечно сложна, поэтому никто ничего не может предсказать со стопроцентной точностью. Лично я оцениваю вероятность взрыва в 0,95. Пять процентов здесь — мера незнания. Некоторые коллеги считают вероятность взрыва меньше — 0,9, или 0,7, или даже 0,05 — один шанс из двадцати. Но я напоминаю вам, что у каждого из присутствующих один шанс из миллиона не добраться сегодня до дому, попав в дорожную аварию. Однако из-за этого ничтожного шанса создана «Скорая помощь», выстроены специальные больницы и в них круглосуточно дежурят высококвалифицированные хирурги. Только из-за одного шанса на миллион. А на Тое один шанс из двадцати, по мнению крайних оптимистов, а по-моему, девятнадцать из двадцати. И там слишком много поставлено на карту — судьба неповторимой цивилизации, целой планеты.

Держась за трибуну руками, Юстус откинулся, тяжело переводя дыхание, даже глаза полузакрыл.

— Сядьте, пожалуйста, Юстус, — сказал Ван Тромп. — Вам нехорошо?

Астроном отрицательно помотал головой:

— Возможно, еще вопросы будут.

— Конечно, надо принимать меры, — первым отозвался поэт Русанов. — Живые существа, гуманоиды. Наш долг — всемерно помогать.

За помощь проголосовали все семеро.

— В таком случае, — сказал Ван Тромп, — мы попросим уважаемого профессора Юстуса подробнее ознакомить нас с населением планеты, нуждающейся в помощи. По возможности называйте цифры, Юстус. Только вы сойдите с трибуны, присядьте к столу.

— Астрономические цифры безупречны, демографические приблизительны, — продолжал Юстус, усаживаясь рядом с председателем. — Впрочем, для предварительного решения разница будет несущественна. Планета Той несколько больше Земли. Обычно на планетах такого размера почти вся поверхность занята водой. В результате суши на Тое меньше, чем у нас — площадь материка около 80 миллионов квадратных километров — примерно Азия вместе с Африкой. Материк не расколот, единый, в центральных районах довольно сухо. Сухие области пересекают пять крупных рек: на их берегах, как и на Земле, возникли первые земледельческие цивилизации, представители их сидят перед вами. От нас они отстали тысячи на четыре лет, находятся где-то на уровне Вавилона или Древнего Египта, даже до IV династии, до строительства пирамид. У них есть примитивное орошаемое земледелие, медь, бронза, гончарное мастерство. Они строят каменные здания, украшают их, создали своеобразное искусство — влажную мозаику, изобрели письмо — иероглифическое, немножко знают астрономию — ради календаря, немножко геометрию — для землемерных работ, для храмов и каналов. Три действия арифметики знают хорошо, делить как следует не научились. На пяти реках пять цивилизаций, друг с другом они почти не связаны, как у нас — Древний Египет с Китаем, а Китай с Перу. Но оросительные системы требовали единого управления, поэтому государств немного: на пяти реках — двенадцать. Во главе их стоят фараоны, султаны, богдыханы, называйте их как хотите — разноименные деспоты, которые все норовят стать богами. С ними и придется договариваться о мерах борьбы с катастрофой. Допустим, мы предложим эвакуацию, властители дадут приказ собраться, и население соберется. Не без труда. Реки длинные, от верховий до устья плывут на барках несколько недель. Впрочем, всадники доставят приказ за неделю. Так что оповестить эти двенадцать государств можно… если мы убедим властителей. Если не убедим, дело худо, на борьбу с упрямыми деспотами нет времени.

Так или иначе, десять миллионов земледельцев можно организовать. Но есть еще пастушеские племена в степях и охотничьи — во влажных приморских джунглях. Сколько народу там? Вероятно, наберется миллионов десять в десятках тысяч разрозненных племен. Все эти племена говорят на разных языках, друг другу не доверяют, враждуют, воюют то и дело. Как сплотить их, как оповестить хотя бы, как договориться о совместных мероприятиях, не знаю, не представляю себе. Может быть, нам подскажут что-нибудь присутствующие здесь вождь охотников и вождь пастухов.

Снова, тяжело дыша, Юстус откинулся на спинку стула.

— Какие мероприятия вы имеете в виду? Эвакуацию? — тут же спросил Ван Тромп.

— Не исключаю.

— Эвакуировать двадцать миллионов? — быстро подхватил экономист Мамадугу. — Но у нас на Тое одна-единственная установка МЗТ, она переправляет двух человек в час. Допустим, до 18 июля мы смонтируем еще сотню установок. Но для двадцати миллионов нужно двадцать тысяч МЗТ.

— Лично у меня нет оригинальных идей, — устало возразил Юстус. — Если идей нет и у вас тоже, сделаем все, что можем. Эвакуируем сотню тысяч, десять тысяч, тысячу тоитов. Хотя бы расу сохраним, хотя бы культуру планеты.

— Запрашиваю Скептика? — спросил Ван Тромп, обводя глазами круглый стол.

Скептиком в ученых кругах называли вычислительную прогностическую машину с экраном. Получив задание, она высчитывала последствия и изображала, их на экране, «паттернизировала». Но так как логика у машины была машинная, железно-линейная, каждую линию она доводила до абсурда. Что ни предложишь, получается тупик. Каждому энтузиасту скептический душ.

— Запрашиваю Скептика, — повторил Ван Тромп, приближая микрофон к губам. — Предлагается эвакуация населения планеты Той. Но вызов всех жителей поголовно невозможен. Вывозим на Землю сто тысяч избранных представителей.

После полуминутной паузы засветился экран машины. На нем проступили пейзажи, заснятые Свеном: заросли, перевитые лианами, шлейфы пыли от степных стад, топкие улочки тоитских городов, узоры из мокрого камня во дворце властителя Низа.

— Вывозим на Землю сто тысяч… — повторил Ван Тромп. — Одного из каждых двухсот тоитов.

Мгновение, и бурлящие толпы заполонили улицу. Замелькали лица, искаженные болью и ужасом, вытаращенные глаза, разинутые кричащие рты. Мужчины дрались на мосту перед дворцом, спинами проламывали перила, воины копьями сталкивали напирающих в ров. Вопили матери, протягивая детей. Старуха, та, что толкла муку в ступе, проталкивала вперед младшую дочь и хватала за колени солдата, умоляя его пропустить желтокожую красавицу. Между тем по дворцовым покоям, озираясь, пробирался властитель в съехавшей на ухо короне. За ним шествовали жены и слуги с мешками добра. Художник бросился ему в ноги, жестикулировал, показывая на камни, видимо, убеждал спасти мозаику. Властитель оттолкнул его ногой. Но тут из ниши выступил полководец, тот самый, который сидел сейчас в детском креслице, взмахнул саблей… и, ловко перехватив корону с отрубленной головы, нахлобучил ее на себя.

Декорация изменилась. По горной дороге, вверх и вверх бежали к вокзалу МЗТ тоиты — горожане, крестьяне, солдаты с оружием и безоружные. Все тяжело дышали, разинутым ртом ловили разреженный горный воздух. Многие падали обессиленные, их тут же сбрасывали в пропасть. Несколько младших жрецов, Клактл среди них, тащили на носилках верховного жреца. Откуда-то сбоку на экран ворвались всадники на четырехрогих, впереди — вождь скотоводов. Носилки скинули в пропасть, кувыркаясь, пролетел Клактл, нанизанный на копье. Но вот и ракета — вокзал МЗТ. В дверях ее Свен, на руках он держит какую-то тоитку, а на спине его сидит толстяк скотовод, через голову хочет втиснуться в ракету. Телохранители обрубают ему руки, кидаются в узкий проем. Свалка. Чья-то нога наступает на шлем Свена. Окровавленное лицо в снегу. Разгорается зарево, весь горизонт как бы наливается кровью. Толпа еще бурлит вокруг ракеты; стальная свеча качается раз-другой и падает, изрыгая пламя. Взрыв. Экран озаряется ослепительным светом и гаснет.

— Да-с! Неприглядная картинка, — вздохнул кто-то за столом.

— Эгоизм, классовый и личный, — резюмировал Ван Тромп. — Боюсь, культуру они не сохранят.

— А я даже не очень осуждаю их, — заметил поэт. — Я сам проталкивал бы свою дочку и внучку всеми правдами и неправдами. Нет, Ван Тромп, извините, но спасать надо всех до единого.

— Возможности техники ограничены, — возразил Мамадугу. — Мы представляем себе, на что способна промышленность Земли. Сейчас выпускается десять установок МЗТ в год. Я говорил о ста за два месяца. Давайте стоять на твердой почве обеими ногами. Из сегодняшнего дня не выпрыгнешь. Прав я, профессор Юстус?

— Я надеялся, что Темпоград выпрыгнет, — негромко сказал Юстус.

— Ну так давайте передадим им материалы. Пусть найдут способ, как переправить на Землю все двадцать миллионов.

— Одну минуточку, — поэт привстал, как бы подавляя возражения не только словами, но и всей своей могучей фигурой. — Минутку. Я прошу еще раз включить Скептика. Меня интересует, как скажется на земных людях эта всеобщая эвакуация.

— Резонно, — согласился Ван Тромп, вновь поднося микрофон к губам. — Внимание, Скептик. На Землю прибыли двадцать миллионов тоитов. Половина из них земледельцы, другая половина — скотоводы и охотники. Создаем им привычную среду. На своей родине они привыкли или к пустынным просторам, поселим их на просторе, пожертвуем материк, наиболее подходящий по природным условиям… Африку. — Ван Тромп, прищурившись, покосился на Мамадугу.

— Зачем же весь материк? — вскочил тот с возмущением. — В Африке у нас миллиард жителей. Куда вы их денете? Выселить — целая проблема. Еще одна эвакуация, посерьезнее тоитской. Притом же Африка — колыбель человечества, и древнего человека, и древнейших культур. Вы же не можете увезти пирамиды, храмы Луксора, сокровища Бенина и Зимбабве. Добавьте все, что возведено в нашем веке: Город-Гриб, Заир-Венецию, обсерваторию в Мали, амфитеатр Аддис-Абебы…

— Долг гостеприимства, Мамадугу. Гостям отдают лучшее, — сыронизировал Ван Тромп. — А что вы предлагаете? Чью страну?

— Я предлагаю распределить пришельцев равномерно.

— Система постоя? В каждой деревне один гость, в каждом переулке один гость. Но так вы не сохраните их культуру, Мамадугу. Детей можно так расселять, чтобы приучить к новой планете.

— Вы, как Скептик, доводите идею до абсурда, Ван Тромп. Я предлагаю, чтобы каждая страна отдала часть своей территории, допустим, два процента.

— Значит, система резерваций. Американских индейцев в резервациях задушили, дали им земли непригодные для охоты, превратили следопытов в музейные экспонаты. Но то было в прошлом веке. Мы гостеприимны и доброжелательны. Пусть будет по-вашему. Внимание, Скептик! Тоиты получают территорию. В каждой стране…

Некоторое время машина монотонно урчала, как бы переваривая новые материалы. На экране мелькали неясные силуэты зданий, деревьев, холмы, мосты. Но вот мозаика образов сложилась в картину.

В светлой и прозрачной, без подлеска, березовой рощице, пригорюнившись, сидит у пня охотник тоит. Ковыряет концом копья кору, нанизывает на ноготь красного лесного клопа, нюхает, отплевывается. С сомнением кладет копье на коленку, видимо, хочет переломить за ненадобностью. Внезапно привстает, насторожившись. Крадучись, делает два шага, плавно заносит копье, принимая изящную, почти балетную позу… и с силой швыряет копье за обрез экрана. Жалобный визг и торжествующий вопль тоита. Попал! В руках удачливого охотника добыча: истекающий кровью фокстерьер. Видимо, заблудившийся или брошенный при внезапном отъезде пес.

На берегу прозрачного ручейка художник. Собирает камешки, раскладывает, поливает водой из ковшика… алюминиевого, явно земного происхождения. Отгребая песок, вытаскивает обложку журнала. Расправляет, смывает грязь мокрой ладонью, откинувшись, любуется типографскими красками. И, смешав каменный орнамент, закрывает лицо руками. Что стоит его мастерство по сравнению с полиграфией? Учиться? Поздно. И пальцы не те. С сомнением глядит на свои перепончатые лапы.

Обыкновенная сельская школа. За кафедрой классная доска и телеэкран. Перед доской учительница — земная девушка, с косами венцом вокруг головы, очень серьезная, суровая. На каждой парте тетрадь в линейку положена наискось, как полагается, а над тетрадками чешуйчатые лысины с костистым гребнем — тоиты — дети и взрослые женщины, судя по одежде. Выводят буквы. Вот одна девушка, утомившись от усердия, подняла голову. Крик! И разом, даже команды не потребовалось, все ученицы, как лягушки, попрыгали в окна. Бегут в кусты, в овраг, в заброшенные дома. А по улицам уже скачут тоиты-скотогоны на своих четырехрогих. Свесившись, на скаку хватают самых нерасторопных красавиц, перекинув через колено, заворачивают назад. Русокосая учительница — она на голову выше степняков, — расправив плечи, загораживает вход в класс что-то говорит, пытается убедить. Удар плеткой по лицу. Багровый шрам на гордом лбу…

Клактл на экране. Стоит на коленях перед верховным жрецом, а тот с остервенением комкает и рвет земную книгу. Рвет, потом отряхивает лапы и сует их в кашу с водой, дескать, отмыться не могу от этой кощунственной грязи. Гневно указывает на окно. И Клактла выталкивают. Лента жрецов с факелами. Бегут по городу, поджигая заборы, киоски, павильоны, все деревянное и пластиковое. Летят в костры парты, глобусы, учебные плакаты, книги, книги, книги…

— Неутешительная картина, Мамадугу, не правда ли?

— Такие последствия вы представляли себе, Юстус?

— Представлял. Но я надеялся, что Земля предложит что-то принципиально новое.

— Для разработки этого нового требуется время.

— Вот потому я и заговорил о Т-граде. Они хозяева времени.

Других решений быть не могло. Сразу, без обсуждения, Ван Тромп сказал, обводя глазами круглый стол:

— Лично я согласен. Есть предложение передать материалы в Т-град. Кто против?

«Круглый стол» не возражал. За Темпоград высказались семь из семи.

— Так и решим, — подытожил Ван Тромп. — А дня через три соберемся послушать, что они посоветуют.

— Но подчеркните, что эвакуация на Землю нежелательна, — напомнил поэт.