Тёмный посредник 2

Глава 1

В коридоре царила паника. Ученики бежали к лестницам, а с первого этажа доносились крики, визг и душераздирающие вопли детей, попавших под тесаки убийц.

Они пришли. Явились как гром среди ясного неба. Не представляю, какими зверями надо быть, чтобы учинить подобное. А может, дело в том, что это они нас не считали людьми? Мы для них — друджванты, и по понятиям тех, кто провозгласил себя ашаванами — обладателями истины, жить недостойны. Уж не знаю, насколько подобный порядок вещей соответствовал словам пророка, принёсшего их религию, но люди есть люди: они обожают делиться на своих и чужих, резать, стрелять, взрывать друг друга — и с этим ничего не поделать.

Начинался третий урок. Самый разгар дня — в это время в школе всегда много народу. Мы ждали учителя; ребята чесали языками, прикалывались, дурачились — в общем, как обычно. Все быстро забыли об угрозах, которыми были исписаны стены школы. Оно и понятно: мало кто из учеников воспринял их всерьёз. Да и мне тоже хотелось надеяться, что это лишь пустые пугалки, вот только призраки, которых я почему-то увидел сегодня среди бела дня, встревожили не на шутку. Их появление словно предвещало беду, и потому я ждал лишь одного: когда же эти чёртовы уроки, наконец-то, закончатся, и мы с Амалией отправимся в кафе.

Со двора донёсся визг, да такой пронзительный, что несколько ребят подбежали к окну (оно как раз выходило во двор), чтобы посмотреть, что происходит.

Подошёл и я. К школе направлялись люди в балаклавах и капюшонах. Их было много — даже не сосчитать сразу. В руках — тесаки, топорики и булавы. А у скамеек, которые они только что миновали, лежали двое зарубленных подростков — парень и девушка. Убийцы вошли в здание через чёрный ход, но часть их — человек десять — осталась на улице.

Теперь уже вся наша группа столпилась возле окон и с ужасом взирала на происходящее. Ребята не понимали, что делать. Одна из девочек начала испуганно причитать, что нас всех сейчас убью.

— Это ратаэштары, — произнесла Амалия, стоявшая рядом со мной. Её большие карие глаза, которые от страха сделались ещё больше, смотрели на меня, ища надежду и защиту.

— Кто такие? — спросил я.

— Они так называют своих солдат, ещё «воинами огня» зовут. Не понимаю, зачем они тут. Что мы им сделали?

— Спокойно. Придумаем что-нибудь.

— Они окружили школу, — произнесла Амалия. — Нам не уйти.

— Все оставаться в классе. Заприте дверь, — крикнул я. — И без паники.

Я направился к выходу.

— Мы с тобой, — вызвался Серёга. Его приятели — Витя и Саша Кукушкин, которого чаще всего называли просто Кук, тоже вознамерились идти бить морды налётчикам.

— Нет, — проговорил я приказным тоном. — Оставаться всем в кабинете. Заприте дверь и ждите.

— Ещё чего! — возмутился Серёга.

— Твою мать, подохнуть хочешь? Шутки что ли? — возмутился я.

— Да хрена с два! Я не позволю им тут хозяйничать, — парень достал из кармана кастет. Другие двое схватили по стулу, которые имели железный каркас и вполне могли подойти для драки.

«Вот придурки, — подумал я. — Куда лезете, герои недоделанные? Жить надоело?» Но что я мог сказать?

— Держимся вместе, — приказал я и вышел из кабинета.

Люди в балаклавах показались со стороны лестницы. Ребятня, которая находилась в коридоре, ринулась в противоположном направлении, но там, у второй лестницы, поджидали ещё трое. Несколько «воинов огня» пошли в класс. Другие принялись рубить детей, которые, не зная, куда податься, метались по коридору. Дикий визг и вопли стояли по всему этажу. Несколько «воинов огня» пошли к нам, в руках их блестели клинки. Мы двинулись навстречу.

На меня налетел человек с тесаком. Я поймал его руку и треснул локтем в лицо. Хватка ослабла — тесак оказался у меня, и я вогнал его противнику в шею. Вытащил — из широченной раны брызнула кровь.

Набросился следующий. Я попал тесаком по его руке, в которой тот сжимал топорик. Два пальца отлетели в сторону. Бандит взвыл, и его оружие глухо упало на линолеум. Ещё удар — лезвие крепко вошло в череп налётчика. Тот рухнул на колени, я оттолкнул тело ногой, вырывая застрявший клинок из его головы.

Серёга лежал неподвижно у стены. Рядом валялся Кук, беспомощно пытаясь закрыться окровавленными руками от широкого длинного клинка, которым замахнулся стоящий над ним перс. Витю я не заметил.

Я перехватил запястье с топориком второго налётчика и нанёс несколько быстрых ударов лезвием в плечо, в ключицу, в лицо — бил куда попало. Закрылся его телом от следующего противника и двинул в живот ногой. Оба завалились на пол возле окна.

— Стой! — крикнул я персу, который рубил Кука. Убийца обернулся и машинально выставил вперёд руку, защищаясь от удара. Мой тесак вонзился в кость предплечья, налётчик завопил, а из раны прыснула кровь, когда я вырвал лезвие. Следующим ударом я разрубил пополам его закрытое маской лицо, а потом вогнал тесак в лоб. Снова пришлось оттолкнуть ногой тело, чтобы вытащить клинок.

На меня набросился следующий. Я пригнулся, тесак врага мелькнул над моей макушкой, а мой — разрубил налётчику коленный сустав. Жуткий крик. Перс схватился за ногу и упал.

В это время опомнился один из тех, кого я сбил с ног. Он стоял шагах в пяти от меня прямо у окна. Короткий разбег, удар коленом в прыжке. Звон разбитого стекла заглушил вопль летящего вниз «воина огня».

Я подобрал с пола второй тесак и ринулся на остальных — те уже были на подходе.

Рубил направо и налево. Уклонялся, парировал удары и снова рубил. Кровь летела во все стороны, орошая горячими каплями мои одежду, руки, лицо. Линолеум и тусклые жёлтые стены покрывались кровавыми брызгами. Я рубил куда придётся. Лезвия лязгали об оружие врагов, вонзались в мягкую плоть и твёрдые кости. Красный сок бил алыми фонтанчиками из разрубленных шей.

Когда я закончил, ещё шестеро корчились в агонии на полу. Оба тесака в моих руках и сами кисти окрасились красным. На губах я чувствовал железный привкус крови.

Я устал. Стоял и тяжело дышал, готовясь к дальнейшей драке. Руки дрожали от напряжения, сердце колотилось о рёбра так, словно ему было тесно в грудной клетке, в лёгких не хватало воздуха. Но на лестнице — топот множества ног. Бой не окончен. Да сколько же вас ещё, сволочей? Я стиснул зубы — надо идти. Чуть не поскользнувшись на алом пятне на полу, я побежал в конец коридора.

Встретились на лестничной площадке. Целая гурьба «воинов огня» ломилась на второй этаж. А я был один.

Тот, кто бежал первым, занёс над моей головой топорик. Я блокировал его одним тесаком, вторым — рубанул в ключицу. Толкнул ногой, и враг повалился на лестницу, увлекая за собой идущих следом. Я снова принялся рубить. Фанатики пёрли на меня галдящей сворой, в руках их блестели длинные клинки, а я, стиснув зубы, махал тесаками направо и налево. Лезвия лязгали о стены и о перила, вонзались в плоть врагов, и тогда надрывные вопли оглашали лестничную клетку. Я чувствовал, как силы оставляют меня. Схватка изнуряла, и я не знал, долго ли ещё протяну. Кровавая пелена затмила глаза, в ушах стояли крики, вырывающиеся из глоток раненых.

Внезапно толпа схлынула и побежала вниз. Я оказался один на лестнице среди стонущих окровавленных людей. Мой тесак застрял в голове врага. Я рванул оружие — лезвие с чавканьем вышло из раны. Противник повалился на тела своих приятелей и скатился вниз. Мои лицо и левое плечо нарывали. На плече был порез. На лице — видимо, тоже.

Руки не просто дрожали, их буквально трясло от напряжения, пальцы свело судорогой, и они намертво впились в рукояти тесаков. На стенах — кровь. Под моими ногами — люди. На лестнице осталось человек десять, не меньше. Некоторые вражеские бойцы были ещё живы. Перешагивая шевелящиеся тела, я поднялся на второй этаж, пытаясь отдышаться. Атака захлебнулась. Фанатики ушли — только сейчас я осознал это в полной мере.

В коридоре лежали детские тела. Какой-то мальчик лет двенадцати сидел у стены и держался за руку. Та висела на одних мышцах. Он не плакал и не кричал — лишь ошарашено смотрел на свою изуродованную конечность. Дальше по коридору — девушка из старшей группы. Светлые волосы веером прилипли к окровавленному полу. Голова — рассечена. Рядом — ещё несколько детей и один взрослый — учитель.

Плечо и лицо нарывали и пульсировали. В драке под адреналином я даже не почувствовал порезы. А теперь боль зверела всё сильнее и сильнее.

Вытер рукояти тесаков об одежду лежащих на полу противников. Один клинок кинул рядом с трупом, другой — в окно. Мне не нужно было, чтоб мои отпечатки нашли на орудиях убийства, пусть и убивал я только налётчиков.

Зашёл в туалет. Включил кран и подставил руки. Вода окрасилась красным. Умылся, стараясь не касаться раны. Думал, пол-лица разрезано, но когда, я посмотрел на себя в зеркало, обнаружил всего лишь относительно небольшую рану на скуле. Я дотронулся до пореза и поморщился от боли. Кровь никак не останавливалась, заливая щёку и подбородок. Вдали послышался запоздалый вой полицейских сирен.

Вспомнил, что в коридоре лежит Сашка Кук. Может, не помер ещё. Я поспешил к нему.

На руках парня кровоточили глубокие порезы. Кук лежал на боку и не двигался, но по скривлённому в гримасе лицу было видно — жив. Здоровой рукой я принялся колотить в дверь кабинета, где заперлась моя группа.

— Открывай. Они ушли. Это я, Денис.

Открыли. Более двух десятков пар глаз изумлённо уставились на меня.

— Ты ранен, — произнесла Амалия. — Тебя надо перевязать.

— Ерунда, — отмахнулся я. — Там это… там Саша. Ему надо помочь, иначе от потери крови помрёт. Тряпки найдите чистые, кто-нибудь сбегайте в медпункт. Все, кто умеет оказывать первую помощь и кого не стошнит от вида крови — в коридор. Там много пострадавших.

Кукушкина внесли в кабинет. Он стенал от боли. Как же я его понимал! У меня две раны, причём не самые тяжёлые, да и то выть охота. Я сел и прислонился к стене. Устал. Сил больше ни на что не хватало.

— Я перебинтую, — Амалия достала из сумки чистый белоснежный платок и, стянув с меня толстовку, приложила к ране. Я поморщился. Ткань тут же окрасился красным.

— Блин, у меня больше ничего нет, — проговорила Амалия.

— Спасибо, — сказал я. — Не нужно. Обойдусь как-нибудь. Мне ещё повезло.

— Ты их всех… убил?

— Нет. Мы вышли, пытались сопротивляться. Меня ранили, а потом ублюдки просто сбежали. Я ничего не видел и не знаю. И ты — тоже. Так и говори, если спрашивать будут. Поняла?

Амалия кивнула.

Под окнами школы выл траурный хор сирен. Полиция, скорая помощь — все собрались. В класс вошли санитары в синих медицинских костюмах…

Дома я оказался лишь часа через три. Меня доставили в больницу, наложили швы и повязку на плечо. Потом допрашивал полицейский. Я рассказал свою версию событий: мы с тремя одногруппниками вышли против толпы «воинов огня», и я, получив рану, потерял сознание. Разумеется, я не знал, кто искромсал два десятка налётчиков, даже мыслей никаких по этому поводу не было.

Брата сегодня в школе не оказалось. Послезавтра собирался выйти. Повезло.

А вечером я уже валялся на диване и смотрел новости. О бойне в сто третьей школе трезвонили каждый час в экстренных выпусках. Событие потрясло весь город. При нападении пострадало более пятидесяти человек. Среди них были как взрослые, так и дети. На месте работали криминалисты. А вот о жертвах среди персов почему-то не говорили. И это хорошо. Я надеялся, что полиция вообще не станет разыскивать тех, кто перерезал налётчиков. Мне лишнее внимание правоохранительных органов совсем ни к чему.

Как я узнал из новостей, похожий случай произошёл десять лет назад в Акмолинске, и двадцать пять лет назад — в Оренбурге. В Москве же резня случилась впервые, не смотря на то, что за последние пятьдесят лет школы и захватывали, и даже взрывали пару раз.

Практика резать людей была широко распространёна в странах Ближнего Востока и в Южной Азии, особенно в местах столкновения мусульман и зороастрийцев. Людей резали на рынках, в школах, на массовых мероприятиях, в мусульманских мечетях и зороастрийских храмах. Ни одна, ни другая сторона не гнушалась устраивать подобные теракты с применением холодного оружия. А теперь этот кровавый обычай, кажется, докатился и до нас.

По дороге домой я купил бинтов и антисептиков. Раны — ерунда, хоть и болят. Главное, чтобы нагноение не началось. Окровавленная одежда лежала в тазике для стирки. Сам я помылся. Перед взором до сих пор стояли красные брызги, чёрные маски, выпученные глаза моих врагов. Произошедшее в школе хотелось забыть, на душе было как-то гадливо от всего этого, а с другой стороны, ощущалось что-то похожее на торжество: противники оказались повержены, я обратил вспять целую толпу.

Затрясся телефон, истерично трезвоня. Пришлось поднять с дивана своё уставшее тело и дотащиться до тумбочки.

— Слава Богу, жив, — вздохнула с облегчением сестра, едва я поднял трубку и сказал «Алло». — Всё хорошо? Только сейчас в новостях услышала, что у вас в школе случилось. Это же ужас! Что за звери такое учинили?! Просто не верится. Ты как вообще?

— Всё хорошо, — сказал я. — Ранили немного.

— Чего? Ты ранен? Как так получилось? Сильно? Драться, что ли, полез?!

— Так, немножко. На плече рана и скулу задели. Заштопали уже. Не беспокойся.

— Просто не верится, — продолжала причитать Маша. — Зачем они это сделали?

— Мы же для них не люди даже, — ответил я. — Сама всё прекрасно знаешь. Меня другое удивляет: почему городские власти дали волю этим скотам? Они уже вторую неделю на улицах хозяйничают, режут кого-то, стреляют, магазины громят. А теперь, видать, почуяли безнаказанность, решили, что всё дозволено.

— Надеюсь, сейчас за них возьмутся, — сказала сестра. — Должны взяться. Иначе я даже не знаю, к чему это приведёт.

— Да ни к чему хорошему.

— Может, всё же к нам переедешь, а? Страшно там у вас.

— Жить вообще страшно, — хмыкнул я. — А куда деваться?