30

– Как это могло получиться? – в который раз спрашивала Марина, и никто не мог ей ответить. – Как?!

– Мы никогда не встречались ни с чем подобным, – сказала задумчиво Рагнара. – Я даже представить не могу, какого рода умения использовал сын Ылто Валло. Духи в смятении… Мужчина Кос-та до последней минуты был именно тем, кем он был, а не отпрыском Ылто Валло. Как это объяснить, я не знаю.

– Интересно и другое, – сказала Ирина Тойвовна. – Зачем он раскрыл себя перед нами? Ведь он мог тихо, спокойно и незаметно вернуться, и мы ничего не узнали бы. Сын волка не делает ничего понапрасну. С его точки зрения, это имело смысл.

– Какой?

– Предположим, смутить. Запугать. Заставить отступить от планов, начать торопливо импровизировать, а значит – ошибаться… Но это означает одно – он опасается нашего вмешательства, следовательно, он знает о своей уязвимости. Вот эту точку уязвимости нам бы и надо найти…

– Постойте, – сказала Марина. – Нам что, нужно победить Волкова – или только отнять у него щит?

Рагнара и Ирина Тойвовна переглянулись. Потом обе посмотрели на Иткураиту.

– Боюсь, что сын Ылто Валло для нас слишком могуч, – сказала Иткураита. – Мы можем лишиться слишком многих, если столкнемся с ним в бою. Увы, нам предстоит действовать исподтишка, и не воевать, а красть. Забудем о нечистом отпрыске Ылто Валло и будем помнить только о щите. Мое слово.

– Вот так, да? – сказала Марина. – Ирина Тойвовна, а ту девушку без души, о которой я говорила, – уже доставили? И наш Шарапов…

– Он сидит с Айникки, – сказала Рагнара. – Я разрешила.

– Икка уже здесь, – сказала Ирина Тойвовна.

– Я хочу поговорить с ними обоими, – сказала Марина. – Одновременно.


– Хярту-руока-тавара-ними-херрани-сотури-хи-палвотат – каикки-элаимет! – сказал я, пытаясь соблюсти все интонации, и на этот раз получилось: волки перестали рычать и распластались в своих клетках, опустив глаза. Я чувствовал их покорность. Не знаю, как это описать… какая-то телепатия, честное слово: не передача слов, конечно, но эмоций и реакций была налицо.

И тут я услышал совершенно неуместный скрежет засова.

На пол между клетками упал желтый свет, а потом там же появилась вытянутая черная тень. Сама дверь мне из моей клетки видна не была.

Шаги. Я спрятал фотоаппарат в карман. Еще пригодится…

Подошел выворотень. Один из. Они все были на одно лицо. Я откуда-то знал, чем они отличаются от людей и как выделить их в толпе, но между собой – не различал совсем. Он холодно скалился. На плече автомат, в руках – колечко с ключами.

– Выходи, – сказал он и отомкнул замок.

Я выпрямился и откашлялся…

Запись Маринкиного голоса на диктофоне. Когда и при каких обстоятельствах сделана, не знаю. Она в отдельной папке, дата сбита.

«…огонь. Что? Я говорю, развела огонь. Дрова были сухие гнилушки, они не столько горели, сколько тлели. Дым пах сухими грибами. Я добавила в жар сухих трав и капнула несколько капель молока из кожаного туеса. Запах изменился. Икка и Шарп сидели неподвижно, смотрели в костер. Я закрыла полог шатра, чтобы весь дым оставался внутри. Свою душу я выпустила в биджаг, но оставила висеть рядом с собой, с левой стороны, на уровне сердца. Так лучше понимаешь другого. Первой появилась душа Шарпа – несчастная, искалеченная, кривая и косая… не знаю уж, что он там продал. Наверное, Волков его обманул. Потом вышла душа Икки. Вернее, то, что было у нее вместо души – такая кукла из соломы, с торчащими лапками… очень страшно. Я была гораздо больше их и сильнее, поэтому взяла их в руки и стала петь. Не помню, что пела. Что-то из Земфиры, по-моему. На самом деле все равно, что поешь, какие слова, – важно, чтобы был правильный ритм. Ну вот… а потом я стала с ними говорить. Пугала, уговаривала. Шарп, кстати, не поддался, а Икка, наоборот, и не думала сопротивляться – другое дело, что она была тупая, и надо было правильно и предельно просто ставить вопросы. Я не сразу в это въехала. Но потом дело пошло. Она ничего не скрывала. Труднее оказалось вернуть ей эту соломенную душу обратно…»


Волков сидел и ждал. Все приманки были разбросаны, все капканы взведены. Теперь главное – не торопиться. Если получится то, что задумано, на все оставшееся будущее он обеспечит свою безопасность. Можно будет не оглядываться назад, кто это там за спиной, и не прислушиваться ночами к шорохам…

По интеркому позвонил лаборант.

– Александр Петрович, вы просили докладывать, если активность начнет повышаться. Докладываю.

– Хорошо, Коля. Как сильно?

– Пока процентов на двадцать, но продолжает расти. Ага, вот уже двадцать три…

– Сейчас спущусь. Мониторинг ведется?

– Обижаете.

Волков встал, скривился. От метаморфоз всегда ломило поясницу и суставы, ничего необычного в этом не было, но почему-то сегодня – особенно сильно. Жрать таблетки не хотелось, но нужно, необходимо быть в хорошей форме. В ультраотменной форме. Нойда, сказал он себе насмешливо, а как насчет исцелися сам?.. Было бы время, и чувствовал бы он себя в безопасности – так от неуместной хвори избавился бы за полчаса. Но для этого нужно выйти в биджаг, а без прикрытия сейчас это делать опасно. Могут перехватить. Прикрывать же его здесь было некому.

Пока – некому…

Поэтому он вытащил из ящика стола уже разложенные заботливо врачом по пластиковым стаканчикам таблетки и капсулы, проглотил, запил апельсиновым соком. Скоро подействуют.

На лестнице ему встретился Ульфур.

– Готово? – спросил Волков.

– Да, хозяин. Все, как велели.

– От Шарпа вестей нет?

– Нет. На связь не выходил. И маячок вертолета погас.

– Давно?

– Только что. Шел докладывать.

– Видимо, ведьмы захватили Икку…

– Не исключаю. Хотя могут быть и другие варианты.

– Например?

– Как в прошлом году. Отсырели контакты. Настоящее китайское качество.

– Тайваньское.

– По мне, так все равно. Кроме того, в районе прохода электроника всегда дурит.

– Ну, может быть. Все же я надеюсь, что это пошалили наши ведьмы.

– Надеетесь, хозяин?

– Конечно! Зря, что ли, я ее туда отправил? Вот если бы не захватили – было бы зря. Как там наши студиозусы?

– Поели. Сидят тихо.

– Хорошо. Через полчаса я к ним загляну…

Над дверью в лабораторию горел транспарант «Осторожно, радиация!». Видимо, продолжалось сканирование камня с помощью слабенького нейтронного дефектоскопа; конечно, можно было только свистнуть, и здесь оказался бы любой прибор, вплоть до тех, которыми просвечивают корабельную броню, – но Волков опасался сильными воздействиями как-то повлиять на тонкую структуру камня, изменить ее, сделать непригодной для дальнейшего использования.

Он вошел. Пахло озоном и нагретым металлом. Лаборант, стоящий у испытательной камеры, оглянулся, сделал приглашающий жест.

В прозрачной камере (барометр показывал давление в сорок миллиметров ртутного столба, примерно двадцатая часть нормального) на щит воздействовало сильное электростатическое поле, и стекающие со щита к металлизированному стеклу заряды образовывали красивые светящиеся извивающиеся жгуты. Видно было, что жгуты берут начало в нескольких выступающих точках обода (что естественно), а также от блуждающего по лабиринту участка размером примерно… примерно в ладонь, подумал Волков. А ведь еще вчера это был пятачок. Схождение, близость камня… Это хорошо. Может быть, заклятие и не понадобится.

– Он увеличился, – полувопросительно сказал Волков.

– Да, Александр Петрович, – торопливо подтвердил лаборант. – Увеличение и по площади тоже… но мы главным образом оцениваем интенсивность, как вы и требовали.

– Все правильно, Коля. Я сейчас буду некоторое время на территории, поэтому, если что – вызывай Ульфура, он меня найдет.

– Понял, Александр Петрович. А почему вы сами ни рацию, ни сотовый не носите?

– Не верю я в них, – сказал Волков. – Колдовство это, дело нечистое…

– Шутите?

– Отчасти.

Загрузка...