Темные ветры империи

Глава 8. ЗА ДУШУ ТВОЮ

К вечеру я форсировал две речушки, которые, хочется верить, надежно отделили меня от траков, хотя полностью я, конечно, в том не мог быть уверен. Только надеялся и старался ехать левее того направления, по которому двигалась живая лавина, что, учитывая скудность здешней транспортной инфраструктуры, оказалось весьма затруднительно, благо что траки по большей части дороги игнорировали. Да и дорогами назвать их в полном, современном смысле слова сложно, но, несмотря на всю их относительность, я твердо решил не оставлять джип до тех пор, пока это только возможно. Могу честно сказать, что он мне стал дорог и превратился в дом, пускай и не со всеми удобствами. Однако ж это мой дом. Во всех остальных гостеприимство тут оказывалось каким-то, мягко говоря, неоднозначным. Не скрою, когда я направлялся сюда, в голове бродили смутные мысли про баньку по-деревенски на берегу тихого пруда, ночевки на душистом сеновале, парное молочко по утрам из пухлых рук дородной хозяйки с румянцем во всю щеку, свежеиспеченный хлеб и прочие буколические радости. То место, где я это отчасти испытал, в моей памяти отнюдь не осталось радостным, безмятежным пятном, хотя некоторая пикантность — чего уж там! — присутствовала. Но я уже высказался по этому поводу более чем подробно и возвращаться к тому провальному эпизоду не намерен до тех самых пор, пока не настанет пора писать мне отчет. И я еще очень крепко подумаю над формулировкой отдельных фраз.

Если не считать того, что один раз дорогу мне перебежало семейство кабанов, то, можно сказать, других происшествий не было. Когда дорога взобралась на пригорок, я решил сделать короткую остановку на обед, точнее уже ужин, помывку и, самое главное, произвести ориентировку на местности. Кроки, доставшиеся мне от Коммуниста, были весьма далеки от совершенства и имеющихся в моем распоряжении карт. Кстати, а вот интересно, можно ли по здешним понятиям счесть, что я эти картинки украл? По нашим — так запросто. Шпионаж и все такое, это мы еще по старым фильмам знаем; новые на эту тему я давно не смотрю, потому что чушь полнейшая. Как профессионалу, пусть и из смежной отрасли, мне это хорошо заметно. Настолько, что глаза режет. Так что в этом смысле я основываюсь на своих детских ощущениях, когда от зрелища похождений матерого разведчика дух захватывало до того, что в туалет невозможно было отлучиться.

Пока разогревалась еда, успел умыться и посидеть у монитора, уточняя, даже скорее конструируя предстоящий маршрут.

Вернувшись к этому занятию после ужина, пришел к выводу, что вариантов всего два, если говорить о реальных и исходить из того, что наброски Степки Коммуниста имеют под собой реальную почву. Впрочем, о другом и думать не хотелось. Ну не планировал же он меня заранее обмануть, так ведь? До сегодняшнего дня он знать не знал о моем существовании. Перед тем как тронуться дальше, я прошелся в кустики и тут, в удалении от разогретого двигателя моего мустанга, наконец-то почувствовал то, что, строго говоря, должен был почуять давно. Тонкий, щекочущий ноздри запах гари.

В первый момент подумал, что это от меня так несет, от волос и одежды. Да только к «своему» я давно должен был принюхаться. Свое, как известно, не пахнет. Значит, одно — недавно поблизости был неслабый пал. Учитывая, что от крепости императора Сани я отъехал весьма прилично, километров восемьдесят точно, то запах оттуда до этих мест не должен был донестись ни при каких условиях, даже если бы весь их городок сгорел целиком. Чего, все же надеюсь, не случилось.

Значит, вывод единственный.

По пути к джипу я проверил и перезарядил пистолет. К слову сказать, почти бессознательно. Просто по устоявшейся в сознании связке «опасность-оружие». И вскоре увидел то, что примерно и ожидал — окруженная дымящимся рвом деревня. К сожалению, я не сразу догадался включить противохимическую защиту салона, поэтому в него попало достаточно гари. Ну что ж, так и надо простофиле.

Я видел, как из-за дыма какие-то люди махали мне руками, но я более чем сыт здешним гостеприимством, поэтому только наддал газу. Потом, все потом, сейчас мне некогда, извините, господа-товарищи. Да еще дорога как-то улучшилась, так что я гнал километров под семьдесят, приспустив стекло, чтобы побыстрее проветрить салон. М-да…

Говорят, дураки учатся на собственных ошибках. Как говорится в одном неплохом фильме «Я всегда полагал себя неглупым и даже практическим человеком». Вот и я тоже. Практическим.

В завал, оказавшийся за крутым поворотом дороги, я въехал только что не со всей дури. Затормозил, конечно, но все равно врезался.

Завал, признаться, так себе, хиленький. Ни мощных деревьев, ни вывороченных корней — так, деревца какие-то разномастные, ветки. От удара «кенгурятника» вся эта конструкция здорово пошатнулась и отчасти обрушилась на капот, накрыв ветровое стекло. Включив заднюю скорость, я легко выбрался из-под этого обвала.

Откатившись до поворота, я остановился и прикинул, что делать дальше. Если я хочу двигаться вперед, то нужно эту штуковину разрушить. Можно попытаться протаранить. Уверен, должно получиться. Нет, ну что за люди такие? Все норовят на повороте подлянки строить. Что бабы те, что эти. Кстати, кто? Селяне, которых я проехал? Что-то далековато. Можно, конечно, расстрелять на расстоянии, но это чревато пожаром. Оно мне надо? Да и людей жалко. Сушь-то вон какая стоит. Я-то удеру, вопросов нет, а им тут жить. Можно лебедкой сдернуть, но что-то мне говорило, что из машины выходить не стоит. У кого там герой собственной поротой задницей чувствовал? У Толстого, кажется, у красного графа.

Но что-то делать надо. Дело к ночи, а мне не хотелось бы ночевать в тупике.

Нет, как ни крути, а выходить придется. В памяти еще очень свежо воспоминание о ловушке, подготовленной мне моими дамочками. Охотницы на мамонтов, понимаешь.

Предусмотрительно взяв в руку пистолет, я вылез наружу и запер машину с брелка сигнализации. Хотя людей увидеть совсем не рассчитывал. Траки напугали всех достаточно для того, чтобы они носу на улицу не казали.

Как оказалось, я не учел одного. Того, что траки не лазят по деревьям. В смысле по вертикали. Ну не знал я этого! А кое-кто знал и учел, в чем я очень скоро убедился.

Я подошел к завалу и подергал за срубленный комель молоденькой елки. Меня не насторожило даже то, что затесины от топора свежие. Ну не последнего часа, но все же. Елочка легко поддалась. Вытянув ее и оттащив на обочину, я огляделся, хотя и понимал, что объезда тут нет и быть не может. Собственно, на этом моя самостоятельность и закончилась, потому что сверху на меня упала сеть. Как я понял потом, к ее углам были прикреплены грузы в виде устрашающего размера гаек. Не иначе с железной дороги свинтили.

Я попытался вывернуться, но не тут-то было. Тонкая ячеистая сетка запутывала меня хуже паутины.

Тогда я прекратил дергаться и попробовал, взяв себя в руки, действовать спокойно и методично. Сначала я посмотрел вверх и выстрелил туда, где на ветке сидел какой-то тип. Не в него, а только в том направлении, потому что тип оказался ребенком, точнее, мальчишкой лет десяти. На другой ветке восседал такой же. Не хватало мне еще с детьми воевать. И, хуже того, убивать их. До подобного я еще не дошел и, надеюсь, не дойду. Отлупить малолетних хулиганов — это еще куда ни шло. А вот убивать — увольте.

— А ну слазь! — крикнул я, продолжая пытаться выбраться, для чего достал нож.

— Эй! — окрикнул меня сбоку вполне мужицкий, грубый голос- Ножик-то брось. Ишь чего удумал, имущество портить. И пистоль свой тоже.

Я обернулся. Из-за ствола дерева выглядывал мужичина под два метра ростом и, что более удивительно для этих мест, чисто выбритый. Клянусь, на нем был даже галстук! Ну не настоящий, не заводской выработки, но то, что это именно галстук, — факт.

Впрочем, больше я ничего рассматривать не стал, а стрельнул по нему, целя для начала чуть левее, с таким расчетом, чтобы выбить из дерева щепу на уровне его лица. Такие фокусы производят на людей неизгладимое впечатление. Правда, стрелял я из неудобного положения, с полуоборота, да еще весь в сети, поэтому пуля попала куда ближе к центру ствола, чем я рассчитывал. Это я не к тому, что пытаюсь оправдаться. Просто как факт. Чего мне врать-то, зачем? Поэтому для верности и наглядности следом всадил рядышком и вторую пулю. Эта легла так, как надо. Мужик живо убрался.

И тут я почувствовал, как меня сзади по затылку тук!

Я упал, уходя от нападения и внутренне дивясь, с чего это я стал таким благодушным, что не услышал шагов за спиной. Я выстрелил еще в падении, одновременно еще больше запутываясь. И никого не увидел. Сначала. Потому что секундой позже разглядел у дерева парня с огромным луком в руках, куда он вкладывал соответствующих размеров стрелу. Все, Попов, шутки кончились. Этого я снял с первого выстрела, прострелив левое предплечье. И тут в меня попала еще одна стрела. Теперь я уже понял, что без боевого наконечника, как и первая. Следом еще одна.

— Бросай оружие, дурак! — приказал знакомый голос- Нас много и скоро начнем стрелять настоящими.

Следующая попала мне в верхнюю часть левого уха. Больно, зараза! Ну и что тут прикажете делать? Ну много — это не число. Это понятие. Пятеро, семеро? Десять? Я с ними и без пистолета разберусь, есть у меня кое-что в запасе.

— А что дальше? — тянул я время и потихоньку резал сеть и осматривался. Ноги, похоже, запутались основательно.

— Ну есть мы тебя не станем, точно говорю.

— Уже хорошо, — подбодрил я говоруна. — А чего тогда? Следующая стрела больно ударила меня в шею. В ответ я пару раз выстрелил, не особо целясь.

— А вот тогда я охотничью беру, на медведя, — пообещал мужик.

Я откатился к траве на обочине, укрываясь за ней от стрелков хотя бы с одной стороны. Нож у меня острый, так что дело спорилось. А ведь стреляют они прилично, к тому же многих я просто не засек. Ясно одно, что изначально меня хотели взять живым. Зачем я им понадобился? Вообще-то с проезжающими-проходящими на территории не больно-то церемонятся.

— Ладно, бросаю! — крикнул я и высоко подкинул пистолет с таким расчетом, чтобы его видно было издалека, но при этом упал он рядом со мной. Мне б с полминуты времени выгадать.

И тут боевая стрела с длиннющим древком ударила мне в грудь, пробив кобуру.

— Не шевелись!

Вот теперь шутки точно закончились.

Я успел сделать еще пару разрезов, так что руки можно уже считать свободными, когда надо мной со спины кто-то навис.

— Ножик брось, — сказали сверху ломающимся баском.

— Да не вопрос, — согласился я и зашвырнул клинок в траву, да подальше.

— Вот так.

Он нагнулся и начал ловко меня вязать все той же основательно растерзанной сетью. Чувствуется сноровка. Ну и мы тоже ничего, не пальцем сделанные.

Я его подсек все еще спутанными ногами и повалил на себя, еще в воздухе разворачивая так, чтобы он оказался ко мне спиной. Подстраховав падение правой рукой — здоровый черт, такой и раздавить может, — левой мертво вцепился ему в горло. Мы тоже кое-что умеем. С силой сдавив гортань, спросил на ухо:

— Жить хочешь?

Он что-то замычал, и я предпочел перевести это так, как считал нужным.

— Понятно, хочешь. Тогда не шевелись, а то кадык вырву к чертовой матери.

— Эй! — крикнул говорун. — Вы чего там?

— Да вот в любви объясняемся, — проговорил я, доставая из-за отворота воротника сюрикен. — Вы там стойте где стоите.

Парень был тяжел и давил мне на грудь, затрудняя дыхание и мешая разобраться с путами, но я проявлял настойчивость и спешил, рассекая толстые капроновые нитки. Где же они взяли эту хрень?

Полагаю, до полного освобождения мне оставалось совсем чуть-чуть. Секунды. Когда меня здорово приложили по макушке. И не стрелой, точно. Как ко мне подобрались — не понимаю. Я ничего не слышал. Сначала не услышал шагов, потом вообще ничего. А потом, конечно, очнулся. Это когда меня привязывали. За горло к толстой березе, за руки и ноги — в раскорячку — к соседним деревьям. Во рту кляп из какой-то сухой и легко распадающейся дряни. Подозреваю, прошлогодний мох.

— Дядь, очухался, — сообщил молодой. Судя по распухшему и покрасневшему горлу, это его я использовал в качестве щита. Неудачно, м-да. И что дальше? Он с интересом смотрел мне в лицо. Почти с детским. И лицо такое симпатичное.

Со стороны спины кто-то крикнул звонким голосом:

— Один он!

— Вот и ладно. Нам много и не надо. Возни с ними, окаянными нехристями.

Голос говоруна я уже узнавал.

Так, это уже тема; у меня на шее православный крестик. Обычно в «поле» я его не беру, а тут решил оставить. Все же наши места, исконные. Вдруг пригодится.

Я замотал головой, замычал — проклятый мох рассыпался и колко лез в глотку и нос — и глазами показал себе на грудь. Мои экзерсисы не произвели видимого впечатления.

Что же они делать-то собираются? Судя по моей позе… В качестве мишени использовать хотят, что ли? Ведь крепко привязали, сволочи. Едва могу дышать, а кисти рук отмирают просто по секундам. Хоть бы кляп этот вытащили, что ли. Я снова замычал. Сбоку от меня прошел мужик — другой, не говорун, — но даже не посмотрел в мою сторону. Что-то давно так-то вот мной не пренебрегали.

Нет, мишень вряд ли. Тогда чего? Может, выкуп какой хотят? Не просто же убивать станут. Хотели б — пристрелили сразу. Ладно, уже хлеб. И ведь надо ж было так попасться! Просто как последний лопух. Между делом я потихоньку избавлялся от кляпа. Вот что значит действовать без напарника, без подстраховки. Теперь, в распятом виде, моя миссия казалась мне все менее выполнимой. При условии, что я вообще отсюда выберусь.

Подошел говорун в галстуке — что за притча, ничего не понимаю, — оттеснил молодого плечом и, густо дыша чесноком, сначала походя заправил мне кляп, а потом принялся шарить по карманам, шустро перемещая найденное в самодельную кожаную суму, висящую у него подмышкой. Очень близко передо мной мелькали его голубые, просто до белизны, глаза. Я снова замычал, намекая на желание начать дипломатические переговоры. И снова без результата. Да и то сказать, переговорная позиция у меня так себе, не ахти. Во всяком случае, без явных козырей.

Слабым утешением служило то, что по части личного обыска дядька явно не был асом. Некоторых карманов он вообще не заметил, а уж про всякие хитрые захоронки и говорить нечего. Но, повторюсь, утешение это слабое. Потом он деловито пощупал мою одежду, прикидывая, не прихватить ли и ее. Ну мужик, давай, одежда у меня хорошая, спецзаказ и все такое. Ты мне только руки освободи, а там уж я разберусь.

Не знаю, думали ли мы с ним в одном направлении, или его галстук не сочетался с моей спецухой, но на этом его интерес и закончился. Эх, если б не кляп, я бы его, пожалуй, убедил. Нет, точно бы убедил. И вообще, когда сильно прижмет, я умею быть убедительным и, случается, торгуюсь так, что базарные тетки позавидовали бы.

— Что там в его тарантайке? — спросил он кого-то невидимого мне.

— Не открывается, гадина, — ответил незнакомый мне пока голос.

— Ты тут поругайся мне, поругайся, — незлобиво пригрозил он и посмотрел на меня. — Как открыть-то, а?

Я закивал. Дескать, знаю.

— Чего? Секрет какой или замок хитрый? — Мужичина ловко вытащил у меня кляп.

С полминуты я дышал и отплевывался. Нет, не мох, кусок меха. Нуда хрен редьки, как известно, не слаще.

— Открою.

— Да ты мне скажи как, я и сам могу.

— Только я могу. Там хитрость есть. Так не объяснить.

— Ну нет, так и не надо. Нам своего добра хватает.

И снова засунул мне кляп, хотя я некоторое время этому пытался сопротивляться. Только у него пальцы, как тиски. Сжал так, думал, челюсть раздавит. Ладно, черт с тобой, интеллигент, только я был к этому уже готов и не стал распахивать рот во всю ширь. Только интересно, поможет ли мне это.

— Ну братушки, — заговорил он, заходя мне за спину, для чего ему пришлось нагнуться и пролезть между веревок, которыми я был привязан. — Благое дело сделали, беду от себя и жен наших отвели.

— А может его того, а? — спросил кто-то. — Вон он Митьку-то как.

— Ничо, заживет. А жертва, известно, должна живой быть. На то она и жертва. Иначе было бы подношение, но сейчас случай не тот, с траками подношением не обойдешься. Проверено. А ты на ус мотай, а не ковыряй. Взял моду из носа при людях таскать.

— У меня еще нет усов, — ответил мальчишеский голос.

— На галстук мотай. Опять в кармане таскаешь? Вот велю мамке зашить!

— А я распорю.

— А я те распорю да выпорю. Ну поклонимся звезде нашей и в путь. За Родину, за Сталина.

Вон они что удумали. Жертва! А еще галстуки надели. Они б еще шляпы нацепили. Интеллигенты.

Некоторое время я вслушивался в звуки удаляющихся шагов. Нет, я в разных задницах оказывался. Порой в весьма отвратительных. Но к роли жертвы меня приговорили впервые, и не скажу, что эта роль оказалась мне по душе. Этих нескольких минут, что я слушал уходящих людей, мне хватило, чтобы меня посетили мысли, которые до этого никогда не приходили мне в голову. Ну то, что какие-нибудь инки или ацтеки считали смерть на жертвенном алтаре за счастье, это их большое личное дело. Я читал, некоторые ученые полагают, будто их знаменитые города опустели как раз по причине того, что индейцы сами себя и истребили, похерив собственную неслабую цивилизацию, а алкавшие золота испанцы просто довершили процесс. Нет, в те минуты коренные американцы меня мало занимали. Мне почему-то вспомнились костры инквизиции. Оттого, возможно, что, когда говорун произнес слово «жертва», мне подумалось, что меня сейчас будут жечь. Натурально! Разложат костерок, благо проблема с дровами тут не стоит, и ага. Понеслась душа в рай в восходящем горячем дыму.

Ведь если разобраться, сжигая всяких ведьм и еретиков, католики именно что приносили жертву. Нет, конечно, и, как говорится, ряды чистили, и наказывали неслухов с отступниками, но сам выбор способа казни в виде публичного сжигания говорит именно о жертвенности. То есть это не только наказание, но и публичное принесение даров Богу. Сейчас, по прошествии столетий, мне даже удивительно, что люди после такого вообще ходили в церковь, которая к тому же занималась продажей индульгенций, то есть возмездным отпущением грехов. Нет, то есть всякие альбигойцы имели место, как и церковные расколы, чему, я имею в виду последнее, немало, думаю, способствовала именно жестокость и предельная упертость иерархов, мертво цеплявшихся за канонические догмы.

Да уж, чего только не полезет в голову, когда тебя вот так, ни с того ни с сего, из человека превращают в жертву. Нет, ну как у них ловко все сочетается — за Сталина и жертва, причем обязательно живая. Где же они такой дури нахватались?

Признаться, мысли эти — про инквизицию и все такое — я допустил, чтобы отвлечься от того, где оказался. Такие отвлеченные рассуждения помогают сохранить душевное равновесие. Порой проще думать о высоком, чем о глубине дыры, в которую попал.

Кляп я выплюнул уже через минуту. А потом занялся собственным возвращением в привычное состояние человека.

Деревца, к которым меня привязали, были не самыми большими, но и не тростинками. Эти, с позволения сказать, интеллигенты явно не собирались играть в поддавки. То есть просто так наклонить их вряд ли было возможно, особенно из той позиции, которую говорун ловко охарактеризовал как «звезда». Нет, здешний люд меня начинает определенно раздражать причудливостью своих моральных императивов. Ну верили бы они все во что-нибудь одно, как поется, хоть в Аллаха, хоть в Иисуса. Когда я услышал сакраментальное «За Родину, за Сталина» — не знаю, не до смеха мне было, не то положение, но я чуть не засмеялся.

Первое, что меня порадовало в моем положении, это что привязали меня не веревками, а кожаными ремнями. Тоже не подарок, но в каком-то смысле с ними проще справиться.

Я напрягся и потянул правую руку на себя. Слабина небольшая, но есть. Повернул голову — ремень на шее больно зацепил кожу. Сейчас бы дождичек, чтобы ремни размочил, но сушь стоит такая, что не дождешься. Ладно, коли нет гербовой, будем писать на том, что есть.

Привязали меня ловко и крепко, но, как я уже упоминал, руки у них заточены под другое, не со спецами воевать. Хотя взяли они меня ловко, ничего не скажешь. Наверняка охотники. В галстуках! Дичь, ну дичь же. Рассказать кому — засмеют. Да и кому рассказывать, сначала неплохо бы выбраться.

Поиграв обеими руками, я определил для себя тактику действий. Кстати, поспешать надо, а то траки и впрямь заявятся. Не хотелось бы с ними вот так-то вот встретиться. Путем некоторых усилий мне удалось выбрать слабину сантиметра в три: длинноватые они ремни сделали. Теперь несколько ужимок так, чтобы правый манжет сполз на кисть. Еще, еще! Я кривлялся и дергался, изображая что-то вроде пляски пьяного шамана, но ничего не получилось. Вот тебе и не под то заточены. Не кажи, хлопец, гоп. Осторожно, без рывков расслабившись, я приговорил себя к минутному отдыху.

Так, о чем это я? Инквизиция, да. Костры и индульгенции… Мало симпатично, но уже проехали. Догмы. Догматы. Мне это, честно сказать, тоже не всегда по душе. Нет, кто спорит, без некоторых правил и законов не обойтись, это я как прокурор могу утверждать смело. В том числе и без моральных норм. Это я про десять заповедей и иже с ними. Но некоторые постулаты вызывают у меня раздражение. Взять хотя бы то, что церковь всегда поддерживала своих правителей и отпускала им грехи. А уж какие типы встречались! Кстати — я вспомнил про говоруна в галстуке — эти интеллигенты ни разу не назвали друг друга по именам. Только мальчишка один раз сказал «дядя». Интересный фактик. Это они специально или так случайно вышло? Ладно…

Спору нет, практика отпущения грехов — дело хорошее. Успокаивает. Только одно дело, если грешок мелкий. Неприличным словом начальника помянул или старушку через дорогу не перевел. И совсем-совсем другое, если ты ту старушку топориком по головушке оприходовал. Есть разница. Нет, не церковный я человек. Прошла минута. Руки начали затекать, и я сделал кистями несколько вращательных движений, разгоняя кровь.

Еще пару раз глубоко вздохнув, чтобы нагнать кислорода в мышцы, я начал по новой, стараясь не делать резких движений. Все очень медленно, аккуратно и безо всякой суеты. Нежно. Если не получится в этот раз, сделаю еще одну попытку. Причин для спешки нет. Траков я намного обогнал. На сутки их хода, или даже двое. Правда, столько времени изображать из себя «звезду» у меня нет. Через несколько часов я настолько обессилю, что… Лучше про инквизицию! Так, сосредоточиться. Полная концентрация и все внимание на процесс. Аккуратненько.

Манжет сполз настолько, что я уже мог захватить его кончиками пальцев. Еще чуть… Не получается. Ну! Я сильнее напряг левую руку. Пальцы зашарили по ткани. Есть! Дальше все отработано годами тренировок. Никакого металла в виде бритвенных лезвий или чего-либо подобного. Ничего, что способна уловить рамка металлоискателя. Даже самый чувствительный металлодетектор. В край манжеты в районе пуговицы аккуратно вшит небольшой пластмассовый лепесток. Похожий на накладной ноготь. Собственно, под его форму и подгонялся, так что при случае можно запросто наклеить. Подарок, кстати, одной особы из техотдела. С намеком был сделан подарочек. Дескать, мы тоже с когтями. Я понял. При случае он может послужить оружием, в том числе метательным, но и в качестве ножа тоже вполне подходит.

Дальше дело техники и терпения. Дюймовый ремень на правом запястье я перерезал секунд за двадцать. Потом проще. Через минуту я был свободен и зол. Но даже это чувство не помешало мне подобрать обрезки ремней и забрать с собой.

Пульт автосигнализации в виде брелка в числе прочего перекочевал в суму говоруна, но меня это не сильно расстроило. Существуют, по крайней мере, три цивилизованных способа попасть внутрь моего мустанга, плюс парочка просто варварских. Мои часы вполне исправно заменяют брелок, так что еще через пару минут я уже сидел внутри джипа и пополнял свою экипировку.

Теперь я действовал куда осмотрительнее. Для начала я загнал машину в лес и постарался замаскировать ее так, чтобы ее не было видно с дороги. А потом, как говорится в любимых книгах моего детства, встал на тропу войны. То есть пошел за интеллигентами. Их обувь — что-то вроде высоких мокасин или мягких, без каблука, сапожек — практически не оставляла следов. Еще бы часа два-три и я бы не смог их найти, но времени прошло слишком мало, и трава хранила их следы. Прежняя беспечность слетела с меня, как волосья с плеши старика. Бесследно. Поэтому передвижение мое назвать скоростным было бы неправильно. Я постоянно и многократно страховался. Хватит с меня сюрпризов. Кстати, я их вообще не люблю, сюрпризы эти. Есть у меня один приятель, в другом городе живет, который может появиться к ночи с сумками в руках и заявить: «Я сюрпризом. Чтобы ты не напрягался». Ага! А то, что у меня свои планы были, это ему по хрен. Ну и другие неожиданности тоже мало радуют. Поэтому единственный сюрприз, который я худо-бедно переношу, это когда в подарочной сумочке из бутика мне преподносят в праздничный день нечто и объявляют, что это сюрприз. Бриллиантовых запонок я давно не жду, тем более что и не ношу их, а вот то, что вместо бутылки хорошего виски могут подсунуть заводную игрушку-зайца с красными ушами — плевать. Я никогда не рассчитываю на финансовое возмещение моих праздничных расходов. То есть раньше как-то прикидывал, а потом бросил это дело. Жлобы сами прокалываются. Причем всегда. Одних я терплю в силу личных причин, другие быстро перестают меня интересовать. Кто бы они ни были.

Интеллигенты шли споро, выстроившись цепочкой. Я их нагонял больше полутора часов, что много, учитывая, что немалую часть пути я проделал бегом. Так я же засады опасался, осторожничал и берегся. А они нет. Но я все равно их нагнал. Ай да Пушкин! Я смело мог себя хвалить. Половина дела сделана.

Их было пять человек. Не так уж и много. Трое несли большие, в рост человека, луки. У одного рука на перевязи. Двое пацанов шли с копьями на плечах, увенчанными солидными такими железными наконечниками, чуть не с полметра длиной. Гордые шли. Оно и понятно, дали настоящее оружие подержать-понести. У всех, включая молодняк, ножи на поясах. У двоих пухлые котомки за плечами. Надо полагать, сети. У знакомого мне говоруна сума под левой рукой. Собственно, только она мне и нужна. Полагаю, что мое оружие тоже там.

Ну, ребята, теперь мой выход.

Шли они ходко. Сразу видно, ходоки бывалые. Приятно посмотреть.

Я засек направление движения и сделал крюк, обгоняя их, для чего пришлось метров сорок шлепать по изрядно заросшему болотцу местного значения, где я умудрился провалиться выше щиколотки, отчего в ботинке стало мокро и хлюпко.

Встречу я приготовил в редком сосняке, где почти не было подлеска, что, учитывая их численное превосходство, играло определяющую роль.

Подпустил я их метров на шесть-семь, ориентируясь больше на слух. А потом, когда счел дистанцию достаточной, бросил им «какашку». Я видел, как шарахнулись птицы. Все остальное я предпочел не смотреть. Ну что там, в самом деле, может быть нового? Все это я уже видел. Причем не далее как сегодня.

Должен признать, что в целом они среагировали вполне достойно, но против современных технологий никакие навыки выживания не срабатывают. То есть, конечно, смотря что и против чего. Партизанские методы ведения боевых действий бывают весьма и весьма эффективны, но в данном случае интеллигенты явно не были готовы к встрече с продукцией отечественного ВПК. Если даже мне по ушам хлопнуло, хотя я подготовился к взрыву по всем правилам, то что уж о них говорить. Слепые и глухие, они валялись и корчились. Один мальчонка истерично выл, катаясь по земле. А вот нечего на людей сеть бросать! Тоже мне, нашли жертву. Инквизиторы доморощенные.

Я не стал церемониться и содрал сумку, предварительно уперев в шею говоруна ствол пистолета. Как я и предположил, все мои вещи были там. Сейчас не время и не место заниматься возвращением моих личных вещей на их законное место, поэтому я просто повесил суму себе на плечо. После чего отошел к толстой сосне, прижавшись к ней спиной, и стал ждать.

В принципе светозвуковой шок проходит минут за пять. Психологический эффект сохраняется чуть дольше, но мы, в конце концов, не в детском саду. Утирать им сопли и менять подгузники я не собирался. Впрочем, я и не знаю, кладут ли в садиках подгузники. А пора бы уже и узнать. Эх, выбраться бы отсюда. Тогда я и разверну бурную деятельность в этом направлении. Замечу в скобках, что в целом эти деятели мне даже понравились. Спокойные, уверенные в себе мужики, без суеты и ненужной жестокости делающие то, что считают нужным. Потребовалась им жертва — нашли и взяли. То, что обобрали меня — так зачем покойнику лишнее? А вот на джип даже не стали тратить времени. Другие бы попробовали курочить, вскрывать, засуетились бы, а эти нет. Со стержнем люди. Мне такие нравятся.

Первым очухался тот, кого я подстрелил. Сел, тараща глаза и тряся головой. Сочувствую. Неприятно. А что делать? Не я первый начал. Сами напросились. Так что извиняйте, ребята. Претензии не ко мне. Постепенно пришли в себя и остальные. Теперь все глядели на меня. Точнее, полагаю, на направленный в их сторону пистолет.

— Всем на месте, — четко, едва не по слогам сказал я. Да они, в общем, и не пытались рыпаться. Только один мальчишка вскочил было, явно намыливаясь драпануть, но я просто направил на него пистолет и посмотрел, сурово покачав головой. Он опустился на землю, густо покрытую многолетним слоем хвои, на которой просто бушевала трава. Кстати, грибы тут — что называется, косой коси. Да какие! Может, набрать с десяток на ужин? Давно я грибочками не баловался.

— Ну, уважаемые, поговорим?

— Ты кто? — спросил говорун, мелко потряхивая головой. Понятно, контузия у него. Только легкая. Скоро пройдет.

— Интересный ты какой, дядя. Когда на съедение отправлял, имени не спрашивал. А теперь вдруг заинтересовался. Это вы-то кто такие?

— Медведи мы, не слыхал?

— Вы? — делано изумился я. Никогда про таких не слышал. Но мы прокуроры такие, хитрые.

— А ты думал?

— Я-то? Я-то как раз не думал, что меня вы в жертву приговорите. Так что теперь сами… Эй, ты! Сидеть!

Это еще один парнишка втихую сделал попытку оставить место встречи. Он оказался чуть поодаль от остальных и, возможно, полагал, что я его не контролирую. Ошибка.

— Все в кучу! Сидеть. В ряд. Чтобы я видел руки! Стрелять буду без предупреждения. Быстро, быстро!

По роду службы мне приходилось посещать места несения наказаний. Разные. В том числе и особого режима. Скажу без утайки, что впечатление оставалось тяжелое. После этого зрелища засыпал с трудом. Но при этом кое-чего нахватался. Все эти «стоять!», «руки в стену, ноги раздвинуть!» и все такое. Иногда пользуюсь. Часто помогает. Правда, порой в ответ пытаются стрелять или просто бить морду. Что ж, издержки профессии.

Надлежащий порядок навел только после того, как выстрелил одному интеллигенту прямо около коленки, вспоров землю. Я видел, народ крученый, опытный. И поглядывают на меня без дружбы. Зверовато. Ладно, я им тоже в приятели не набиваюсь. Вопрос только в том, как мне уходить, оставляя их за спиной. Но не расстреливать же их в самом деле! Может, подстрелить одного слегка? Скажем, в ногу. Хоть того же говоруна. Но пока я не оставлял надежды как-то договориться. С теми, у кого внутри стержень, договариваться можно. Это не урки, которые направо и налево продают хоть чужих, хоть своих. Почти всегда народец мелкий и грязный в смысле морали. Ничего святого. В этом случае я готов даже за церковь обе руки поднять, пускай воспитывают. Только вот меня смущает, что, истовые католики, испанцы почем зря резали и жгли тех же индейцев. А протестанты, в полный рост торговавшие рабами? Православные, яро поддерживавшие крепостничество? Любая религия, если дать ей распуститься, такое творит, тушите свет. Единоначалие вкупе со слепым подчинением и обожествлением первого лица приводит, как метко заметил художник, к сну разума. Ему в те времена это было куда видней. Впрочем, я несколько перефразировал Гойю, ему от этого не холодно, не жарко, а мне к слову пришлось.

И чего меня занесло сегодня в религиозную тему? Никогда, кажется, этой проблемой особо не страдал. Стресс, наверное.

Все, хватит лирики. Дело к ночи. Мне еще обратно добираться. По свету точно не успею, а впотьмах в лесу — ох! До машины разве что к утру доберусь. Да еще имея за спиной этих интеллигентов. Замечу, хреновых. Не хотел я их за спиной иметь.

— Куда направляетесь? Ты, — показал я стволом на раненого.

— Так известно куда…

— Отвечать быстро! — давил я на психику. Сумерки были уже просто на подходе.

— К себе, — выдавил тот, морщась.

Пора, пора уходить! Черт, не подумал. Плюнуть надо было на все эти побрякушки и спокойно делать ноги. И, собственно, дело. Так нет, взыграло ретивое! Это не прокурор, это крохобор какой-то. Народный, значит, маму его нехорошо, мститель. Прости, мать. Сорвалось.

Расстрелять к чертовой матери! Всех до единого. Злость, не до конца остывшая, забурлила во мне, как вода в чайнике. С пузырями.

Ладно, сами напросились. Получите театр. В главной роли на подмостках прокурор экологической прокуратуры майор Попов. Не знаю ни одного актера, ставшего генералом. Хотя все они там лицедеи. Насмотрелся. Хотя нет, грешу, конечно. Толковых людей хватает. Без них лицедеям делать было бы нечего. Щеки-то можно понадувать некоторое время, но и результаты ведь нужно показывать.

Сам я на сейнерах, где ловят и готовят рыбу, не бывал, но по телевизору видел. Идет конвейер с тушками, часто еще живыми, а работницы возле него их выхватывают и вспарывают животы, вытряхивая внутренности. Потрошат, стало быть. Ох и работенка там, полагаю! Пахучая и тяжелая. У нас, когда идет потрошение, примерно то же. Только мы не с рыбой безмозглой дело имеем, а с людьми. Времени у меня в обрез, поэтому потрошить я принялся быстро и жестко.

— Далеко еще?

— К ночи успеем.

Судя по их темпу передвижения, это километров пять-шесть.

— Народу много? Отвечать быстро! — возбудился я, играя предельное раздражение, переходящее в истерику.

— Зачем тебе знать? — спросил говорун.

— Тебе молчать! Тебе говорить!

— Целая деревня.

— Как звать? Тебя, тебя! — давил я на раненого.

— Егор…

— А тебя? — перевел я ствол на говоруна.

— Люди Большаком кличут.

Ох, хорошо хоть не коммунистом. Одного мне как-то хватило. Ладно, мне-то все равно. Надеюсь, это оттого, что он просто главный или один из. Ну вожак.

— Вот что, Большак. На кой дьявол вы меня привязали?

— Без этого нам против траков никак. Не отобьемся. Теперь придется своим жертвовать. Времени совсем нет.

— Тогда я могу всех вас прямо тут в жертву и положить.

— Это не жертва будет, подношение. Против траков… Это я уже слыхал, так что дослушивать не стал.

— И чего, срабатывает?

— Обязательно помогает. А как же. Без этого никак. Так что убивать нас без толку. Отпусти.

— Значит, полагаешь, надо отпустить вас?

— А как же? Конечно. И кошель бы вернул, а? Ну и наглец! Кошель ему вернуть.

— Ага! И вы меня потом опять в жертву? Нет, не уговорил.

— Да зачем теперь-то? — искренне, кажется, удивился говорун. — Коли ты сам вырвался, то все. На том конец. Закон такой.

Второй мужик согласно покивал раздвоенным подбородком, на котором угадывалась тонкая нитка шрама, уходящая к горлу. По-моему, на нем следы швов.

— Ну, допустим пока. Сейчас проверю, правду говоришь или как. Ты Лося знаешь?

— Сам не встречался. Да и ни к чему нам.

— А где обитает, в курсе?

— Лось-то? А как же. Это все знают. — Он махнул рукой примерно в направлении запада. — На воде он живет.

Пока все сходится.

— А точнее?

— Это как добираться желаешь. Если пешком, то держи на Колючую. Гора такая. У нее две макушки, не спутать. Перевалить надо справа от нее. Там, — он показал справа от себя, — лысая горка. С нее Колючую хорошо видать. Перевалишь, там речка. Надо переправиться и идти по течению. За день дойдешь. Там увидишь.

— А если не пешком?

Про себя я заметил, что потрошения у меня как-то не получается. Скорее разговор. Ладно, пока сойдет и так, коли Большак так легко идет на контакт. Я бы сказал, непринужденно. Даже странно, вспоминая как тот же император и иже с ним ни в какую не хотели сдавать этого самого Лося.

— На тарантайке твоей? — Он задумался, почесывая подбородок. Я слышал, как под его ногтем скрипит отросшая щетина. — С того места, где мы тебя взяли? Не знаю, как и объяснить. Вперед надо проехать. Там недалеко. Километра с два, что ли. Ты не помнишь? — спросил он у безымянного мужика.

— Поболее, думаю. Как бы не пять.

— Может. Свернешь направо. Там видно. Болван там стоит.

— Какой «болван»? — изумился я.

— Каменный, с рукой, увидишь. Направо там. Километров пятнадцать…

— Все двадцать будет.

— Пусть. Там монастырь. Монахи, значит, живут. Мыс ними дел не имеем, — вдруг ожесточился говорун. — Но решай сам, я тебе не советчик. Так вот оттуда дорога каменная. Ездить можно. По ней, — он причудливо вывернул ладонью, словно летчик, показывающий полетный маневр, — объедешь болотину, и уже там будет шоссейная. Там у быка сразу налево и как раз к воде выберешься.

— Что за «бык»?

— Каменный, не спутаешь. Один такой. Ну все? Смеркается. Пойдем мы?

— Большак, если кого за собой увижу…

— Нужен ты нам больно. Кошель-то верни. Тебе без надобности, а я привык. Пятый год уж с ним-то.

— Завтра на том же месте заберешь, — пообещал я.

— Тогда ладно. Только ты его на сучок повесь, а то ж мыши погрызут. А то траки подоспеют. Ох… Задал ты нам делов. Как хоть кличут-то?

— Зови Попов.

— Чей? — изумился вихрастый парнишка.

— Не чей, а кто. Идите. Хочу видеть ваши спины.

— Ты уж не стреляй. Дети у нас. Не хорошо в спину-то, не по закону.

— Давай, давай.

С минуту я смотрел, как они встали и, отряхнув колени, тронулись в дорогу.

Вдруг мне в голову вернулась мучившая меня мысль.

— Эй, — окликнул я, — Большак! Погоди.

Тот, возглавивший группу, обернулся и встал, глядя на меня. Остальные тоже остановились.

— Чего еще?

— Поди, спросить хочу.

Он явно колебался. Но потом, видно, снизошел. Видно было, что через «не хочу».

— Догоню, — сказал своим, махнув рукой, и по дуге — не напрямую! — направился ко мне.

Сообразил я только секунды через три. Поначалу — что за маневры? Потом понял. Он не возвращается по собственным следам. Уж не знаю, заскок это такой, вроде приметы или мистического табу, либо же оправданное поведение в лесу, где хищники, хоть те же рыси, могут поджидать на оставленной следовой дорожке. А может, то и другое вместе. Я как-то уже устал разбираться в хитросплетениях здешних верований и мотиваций. Все как-то извращено и вывернуто. Мозги сломаешь. Причем, как я уже упоминал, у одних одно, у других другое, у третьих… Словом, список продолжается.

— Чего хочешь еще, Попов?

— Просто интересно. На кой вам галстуки?

— Какие галстуки? — изумился он вполне искренне. Вот тебе и на! А я ему поверил. Ох, прокурор, доведет тебя до беды собственная доверчивость. Кто-то, помнится, говорил, что разбирается в людях? Так вот, забудь. До того самого момента, когда, если доживешь, напишешь рапорт об отставке.

— Вот такие, — показал я левой рукой на висевшую на его шее замасленную тряпку. В правой я продолжал держать пистолет. Правда, уже дулом вниз.

Он отступил на полшага и бережно дотронулся ладонью до своего атрибута. Как будто даже погладил. Или показалось?

— Фу на тебя! — в сердцах проговорил он. — Скажешь такое, а мне думать, голову ломать. Это ж знак!

— Знак?!

— Ну!

Мы друг друга категорически не понимали. Ну знак, и что?

— Знак чего? — не отступил я.

— Интеллигенции! — поднял он вверх узловатый палец. Артрит у него, наверное.

— В смысле?

— Праведники. Понял? Чистые люди.

— Я так и подумал. Извини, что задержал. Прощай.

— Как знать, — ответил он и уже совсем по другой дуге отправился догонять своих товарищей.

Глядя ему в спину, я размышлял по поводу того, а не стоит ли мне взять на вооружение их маневр. Люди лесные, опытные, напрасно шагу не ступят. Интеллигенции! Помнится, один из наших деятелей обозвал таких чем-то вроде «говна нации». А, в сущности, чем галстук хуже нательного крестика?

Так, всё, закрыли тему. Надо решать, что делать дальше.

Сумерки уже наступили. Всю ночь пробиваться к машине мне не улыбалось. Смысл? Чтобы уставшим, не выспавшимся и исцарапанным отправляться в дорогу? И хорошо, если вообще живым. Уж не знаю, какие тут водятся звери, но, догоняя интеллигентов, — а ведь я угадал! — видел на некоторых грибах вполне такие солидные следы от зубов. Это тебе не мыши или зайцы с хомячками. И, больше того, мне показалось, что кора с некоторых деревьев содрана отнюдь не женскими ноготками. Да и не думаю, что у дам самоназванных Медведей есть такая привычка. Другими словами, мне нужно находить себе ночлег.

Когда спина Большака перестала мелькать за деревьями, я практически повторил его маневр, обойдя удаляющуюся группу по дуге. Если не сказать, оббежав. Близко не приближался. Минут пятнадцать прошло, а они все шли тем же курсом, лишь слегка отклонившись к северу, обходя густой ельник. Поразмыслив с минуту, я решил, что они все же не замышляют дурного против меня. И двинулся в направлении горы, которую говорун обозначил как «лысая».

На самом деле это оказался глиняный холм. Из белой такой глины. Уже почти в темноте, обследуя окрестности своего будущего ночлега, я понял, что эта «гора», по крайней мере, с двух сторон — если все стороны считать за четыре, — окружена болотом. В моем положении это не самое плохое.

Прикинув нос к обстоятельствам, я решил не разводить костра, ограничившись выбором ночлега с таким расчетом, чтобы не подвергнуться внезапному нападению. Людей, животных — все едино. Порой мне даже кажется, что животные менее грешны и агрессивны, чем мои соплеменники. Во всяком случае, им не нужны дорогие костюмы и безумной цены украшения, за что — так или иначе — в размен идут человеческие жизни или, по меньшей мере, судьбы. Навидался я этого. Грязь, жадность, похоть. Хуже всего, что мои же друзья-приятели пытаются использовать меня в своих играх. Поэтому с такой готовностью езжу в командировки. Если не сказать, что бегу. Удираю, если угодно. Конечно, я об этом никому не говорю, не признаюсь, но, похоже, мое начальство об этом догадывается. Во всяком случае, эксплуатирует меня в этом смысле в хвост и в гриву. Но при этом я сохраняю отношения со своими — как и кого поименовать? — друзьями? приятелями? знакомыми? — нормальные отношения, практически всегда далекими от моих служебных обязанностей и возможностей. Кто только моими возможностями не пытался пользоваться! То еще испытание. Нет, на выезде все проще. И кто посмеет бросить в меня камень? Не зря в законе прописана норма, что прокурор (судья, следователь etc) не может заниматься делом человека, близкого ему по тем или иным признакам. От родственных до дружественных.

Две витаминизированные шоколадки и несколько пригоршней воды из болотца, сдобренные жутко противной на вкус таблеткой для обеззараживания — не очень-то напоминает ужин с пекинской уткой, запиваемой белым вином. Я устроился на камышовой подстилке около теплой кромки болота. Зря — в каком-то, конечно, смысле — говорун не позарился на мою одежку. Не тот вариант, чтобы на снегу спать, но выше или около нуля — вполне. Не будет откровением, если скажу, что я на границе ночи успел сделать две ложные лежки. Так, на всякий случай.

Раза три-четыре я просыпался от ночных звуков, хватаясь за пистолет, один раз даже поднялся, но по большому счету ничто меня не беспокоило, поэтому я в целом выспался. Даже, на удивление, неплохо. Встал с восходом, когда над болотцем стал подниматься небольшой туман. Помахал руками, разогревая затекшее тело, и так и замер с поднятыми вверх. На верхушке глиняного холма сидел давешний мужик с раздвоенным подбородком, подвернув под себя ногу. Сидел и так философски, аки Будда, смотрел на алеющий восход, лишь время от времени веточкой отгоняя комаров.

— Ты чего? — выдавил я, автоматически берясь за пистолет.

Ну ничего себе заявки! Это как же он меня нашел и, главное, подобрался так, что я не услышал? Слабак ты, братец, против настоящих охотников, вот что.

— Проснулся? Большак сказал проводить тебя. В горячке позабыл, что на дороге капкан стоит. Сгинуть можешь.

— Какой еще капкан?

Сказать правду, мне было не по себе. Сильно не по себе.

— Укажу какой. Ну готов? Пошли по холодку. Там на месте перекусим и двинем дальше. Или боишься? — прищурился он.

— Отбоялся, — пробормотал я. — Пошли. Ты первый.

— Само собой.

Он подхватил с земли заплечный мешок, ставший заметно худее, и копье с устрашающим наконечником и быстро исчез из глаз, покинув вершину. Я, вздохнув, пошел за ним.

Его поведение совершенно не влезало в рамки того, что мне до сих пор приходилось видеть на территории. Прямо-таки святая благотворительность. Праведники. Интеллигенции. И это после того, как меня приготовили в жертву. Вот по поводу жертвы я в отчете очень подробно распишу. Во всех красках и с присущим мне талантом. Иногда в отчетах я бываю очень злым. И даже язвительным. Не скажу, что это всегда нравится начальству, но порой, когда по каким-то причинам мои тексты становятся достоянием общественности в лице отдельных сотрудников нашей прокуратуры, ко мне приходит короткая писательская слава. А иногда, не скажу, что часто, мои литературные изыскания приносят мне довольно ощутимые материальные или близкие к ним блага. Не скажу, что мои начальники чрезмерно щедры на проявление благодарности, но порой в них что-то вздрагивает и мне выдают премии, звания или нагрудные знаки государственного признания.

Так зачем же он все же поперся со мной? Первое, что приходит в голову, это не прошедший интерес к моему мустангу и, главное, к его содержимому. В этом смысле не исключено, что где-то там меня ждет засада. Они мастаки на такие веши, это я уже понял. Проверено на себе. Но теперь все, дудки! Я готов. Я настороже. Я предупрежден, значит, вооружен.

Едва не сплюнул от отвращения к себе. Предупрежден он! А кто так бездарно вляпался в простенькую ловушку? Кто, спрашивается?! И ведь, главное, чуял же, чуял! И поперся.

Я приотстал от медвежьего интеллигента шагов на пять и внимательно посматривал по сторонам. Мы шли не совсем тем путем, как сюда, но направление — я сверился по компасу и для надежности по солнцу — было верным. Ладно, смотрим. Второй пистолет я положил в левый брючный карман. Жутко неудобно, ляжку трет, сволочь, но это страховка. Очередную светошумовую гранату пристроил так, чтобы ее можно было в одно движение выхватить любой рукой. Тут же приклеил на средний палец «ноготок». Я всерьез готовился к любым неожиданностям, поэтому прямо на ходу прикончил еще одну витаминную шоколадку. Запить бы, да ладно, обойдется. Если верить ребятам из группы технической поддержки, эта штука обеспечивает калориями на сутки. И еще здорово тонизирует. И чего я вечером про это не вспомнил? Про то, что тонизирует. Потому и не спал нормально, хотя за предыдущий день здорово вымотался. Впрочем, как таковой усталости я не чувствовал. Ни недосыпа, ни тяжести в мышцах. Я действительно отдохнул и выспался. Но при этом держать темп за Медведем мне было не то чтобы трудно, но, скажу так, не беспечно. Не прогулка по парку. Мне даже казалось, что он спешит. Траки? Возможно.

Мы уложились в сорок девять минут.

На первый взгляд, тут было все так, как я оставил. Машина, забросанная ветками, слабые следы, борозды от моего волочения, знакомые деревья. Я посмотрел наверх. Нет, никого.

— Капкан этот далеко?

— Не то чтобы, — неопределенно ответил он, усаживаясь и знакомо подворачивая ногу под себя. — Покажу, сказал.

Он явно не собирался помогать мне освобождать мустанга от маскировки. Ладно, сам. Краем глаза я видел, что он достает из котомки еду и раскладывает ее на тряпку не очень свежего вида. А потом с интересом, хотя и затаенно, наблюдал, как я умываюсь, бреюсь и чищу зубы.

— Ну хоть примерно.

— Недалеко от болвана. Так не объяснить.

Я демонстративно достал из багажника свое и принес на общий «стол». Значит, недалеко от болвана может и быть засада. Сколько они сказали? Два — пять километров? Не расстояние. За ночь вполне могли подготовить собственный, как он выразился, капкан. Что ж, у меня тоже есть сюрпризы. Я готов. Черт бы вас всех тут! Нет, теперь я действительно готов. А главное, по-боевому зол.

За трапезой мы вежливо и ненавязчиво — интеллигентно! — игнорировали продукты друг друга. Я, поглядывая на его галстук, втрое перекрученная тряпка с подкладкой, шитая явно на руках, вдруг вспомнил, что у меня в багажнике лежат два комплекта повседневной формы — от ботинок до галстука. Мой и напарника. Уже бывшего. Хотя не хочу накликать. Все же рассчитываю забрать моего Николая Эдуардовича на обратном пути. На черта мы их взяли? Нет, по прибытии понятно — для представительства. Не понадобилось, да и кому оно на хрен нужно, когда у нас с собой такие — такенные! — бумаги. Нас и без галстуков как бояр принимали; лишь бы прокурорские побыстрее свалили. Я решил, что, если все обойдется, я подарю ему настоящий форменный галстук. Фирменный. Пускай живет и радуется, помня мою и свою доброту. Но только если без приколов.

Завал мы разобрали в четыре руки за пять минут. Нет, надо было его таранить. Мой мустанг не просто легковушка-забавушка для поездок на дачу или снятия девчонок возле дискотек. И даже не персонаж для соревнований вроде Кэмел-трофи. Фигня все это. Это могучая смесь хорошего джипа и бэтээра. Похвалюсь, что даже президентская охрана таких не имеет. Скоростные характеристики, ясное дело, не те. Да у них нет практической необходимости в автоматической подкачке шин. Не нужна броневая защита класса АА — они ребята в случае чего «одноразовые». К слову, нет и необходимости в жесткой экономии топлива, как и во второй управляемой колесной паре. Им много чего не нужно. Как и многого недостает для настоящих боевых машин; мы с мустангом разведчики дальнего радиуса действия. И экипаж максимум трое. Поэтому есть место и возможность для запаса топлива и продуктов.

К немалому моему удивлению и подозрению, когда я вырулил на дорогу, интеллигент явно не собирался садиться ко мне.

— Ты чего? Залезай! — крикнул я, высунувшись наружу.

— Да я так. Быстрее получится.

Уж не знаю, что он имел в виду. Быстрее чего? Отправить меня на костер, что ли? Это, конечно, так, допущение, вроде шутки. Подозреваю, у интеллигентов аутодафе не в чести.

— Садись, спринтер, — благодушно сказал я, открывая правую дверь. Ощутив под и за собой родное анатомическое сиденье, я повеселел. Так сказать, почувствовал под собой твердую почву. Да и позавтракал неплохо. Худо-бедно жизнь налаживается, чему — качественная жратва весьма способствует.

Взгляд, который я получил в ответ, заставил меня усомниться в собственной интеллектуальной полноценности. Да и полноценности вообще.

— Я тебе не пинтер или как там. Обиделся.

— Послушай! Извини. Давай просто поедем и все. Так же быстрей. — Тут мне в голову пришел замечательный аргумент. — И траки, если что, не достанут.

Он обернулся и посмотрел на меня с затаенным интересом. Лицо загорелое, неподвижное. Да еще этот раздвоенный фаустовский подбородок, перечеркнутый шрамом. Нож или бритва, факт. Навидался я резаных-колотых, огнестрельных и термических. Не эксперт, конечно, хотя где-то рядом. Очень и очень близко. Просто в силу опыта. Есть веши — ох! — вспоминать не хочется. Да я и не вспоминаю. Если удается. Хотя одна картинка меня долго преследовала в кошмарах. Один деятель… Пусть будет ресторатором, теперь уже все равно. В своем заведении готовил рыбу, фаршированную мясом. Посетители млели — вкус совершенно изумительный. В меру перца, чуть корицы, уникальное обслуживание — зал на четыре столика. Хозяин, он же шеф-повар, обслуживает каждого лично. Никаких официанток, только помощник, подносивший напитки и менявший приборы. Тот еще сукин сын оказался.

Так этот шеф, не хочу даже имени его вспоминать, сначала начинку из своей тещи готовил, гад. Прудик с сомами у него прямо на территории, четыре двадцать на пять ноль пять метров. Сомики тоже мясом вскормлены. Чуть протухшим. Как на дрожжах росли. Желающие, кстати, могли выловить к столу лично. И ловили. М-мдень. Потом в ход пошел тесть. Потом… Как сестру жены называют? Золовка? Не помню. Утерял я исторические корни. Женушка тогда и стукнула. И струхнула, полагаю. Сколько веревочке не виться, а кончик чувствуется.

Скажу как на духу. Я за время своей службы черта лысого повидал. И лохматого, и бритого, и с рогами, и какого хочешь. Но этот гастроном как-то надолго выбил меня из колеи. Я три дня пил, пока силы не оставили. А меня-то всего-то по поводу сомов, то есть живой природы пригласили. Так, дескать, дежурный выезд. Типа прогулки. Вот так бывает.

К чему вспомнил? Не скажу, не знаю. Просто вспомнилось, и все.

— Садись-садись, — улыбнулся я. — Прокатимся.

И он сел. С сомнениями, пыхтеньями и всей возможной неловкостью. Вообще то, как местные усаживались ко мне, нужно отдельно описывать. Каждый на свой манер, но все одинаково неловко. И, главное, хватаются сразу за все, за что можно и за что нежелательно. Этот, можно сказать, половчей остальных оказался. Но при этом больше всех выглядел испуганным. Копье я пристроил между нами наконечником назад.

— Ну поехали, — проговорил я, подготавливая его к началу движения. И тронулся потихоньку.

Видели б вы его глаза! О-о, что это были за глаза. Распахнутые на пол-лица, полные страха и отчаяния, даже боли. Я понял, что быстрее, чем бегом, он никогда не передвигался. Поэтому я не стал идти больше сорока. Да и то, для него эти сорок, как для меня двести, да еще когда не ты за рулем…

Впереди я увидел белую фигуру и затормозил, правда, не остановился совсем. Так, двигался потихоньку, зыркая по сторонам и готовясь реагировать в любое мгновение. При этом я успел посмотреть на показания счетчика — мы проехали три километра восемьсот метров.

И вдруг понял, что передо мной. Болван. Смешно. Очень смешно. На невысоком постаменте стояла фигура пионера-горниста, правда, без горна. Его обломок все еще угадывался в пионерском кулаке. Если не знать про музыкальный инструмент как обязательный атрибут этого образчика садово-парковой скульптуры, то мальчишка просто поднял руку и задрал подбородок, будто для приветствия. Скульптура грязная и загаженная, во многих местах, особенно понизу, по ней расползлась серо-зеленая плесень, нос отбит, но все остальное цело. Маечка, шорты, островерхая пилотка и даже галстук можно рассмотреть.

Я остановился, не доезжая метров двадцати.

— Ну и где твой капкан?

Мужик заколотился в дверь, как псих до укола. Если б не бронезащита — сломал бы к чертям собачьим. Просто б вынес ее вместе с петлями и все дела. Я, перегнувшись через него, потянул ручку замка на себя. Тогда он буквально вывалился наружу. Просто выпал на дорогу. Натурально. Кулем. Когда его начало выворачивать, я деликатно отвернулся. Укачало человека. Я понимаю. С кем не бывает. Я, когда в первый раз оказался на борту самолета, тоже испытывал нестандартные ощущения. Правда, до собственно конфуза дело не дошло, но ситуация находилась на грани. Удержался я из-за одной лишь гордости. Но поначалу такого страха натерпелся — боже ж ты мой! Да, жалко мужика. Не пошел ему завтрак впрок. А ведь и десяти минут не прошло после окончания трапезы.

Краем глаза я видел, как он утерся рукавом и повернулся ко мне. Только после этого я посмотрел на него, стараясь сохранять нейтральное выражение лица. Шуток тут не понимают, а уж обид не прощают тем более.

— Ну и где твой капкан?

Прежде чем ответить, он натужно откашлялся. Сочувствую. Однако какой вы, интеллигенты, хлипкий народец. Проф и тот покрепче был. Но тот хоть на лошадях ездил.

— Там. Я вперед, ты за мной. Карандаш дай.

— Чего? — удивился я. Нет у меня карандашей, не пользуюсь. Ручка есть, а вот карандаша нет. Давно я их в руках не держал. И вообще, на кой ему?

— Это, — протянул он руку к копью, не делая даже попытки залезть внутрь.

Я осторожно, чтобы не подрать обшивку салона, передал ему оружие и захлопнул дверцу. Нет, я знаю, что, например, в некоторых кругах карандашом лом называют. Шутка юмора такая. Но чтобы копье! Интеллигенты же, что с них взять.

Привычно взяв копье в правую руку, он ходко пошел по дороге, вскоре свернув направо. Я на малой скорости тронул за ним, во все глаза глядя на дорогу и обочины. Когда-то тут был асфальт, теперь вспученный порослью и изрядно искрошившийся. Джип мягко переваливался на обломках цивилизации. При такой скорости, если это вообще можно назвать скоростью, ухабы практически не ощущались. Я, кстати, отметил, что дорогу чистят — на обочину отнесены или вытащены павшие деревья разного калибра. Разве что отдельные сучья валяются. В одном месте я увидел кучу конского навоза двух-трехдневной давности.

Неожиданно мой проводник остановился, подняв руку. Я нажал на тормоз. Некоторое время он смотрел вправо, оставаясь неподвижным, потом снова пошел и опять остановился, высматривая что-то среди деревьев. Солнце еще недостаточно поднялось для того, чтобы осветить лес, в котором все еще стояла откровенная темнота. И чего он там высматривает?

Махнув мне рукой, дескать, стой, где стоишь, он нырнул в лес. Так, начинается. Я потрогал рукоятку пистолета и на всякий случай включил заднюю скорость. Прошла минута, когда мой провожатый — или все же загонщик? — вышел из-за дерева и поманил меня рукой. Идти? Нет? Ну, Попов, вот и началось. Я, уже не таясь, достал пистолет и вышел из машины, поставив ее на сигнализацию и включив особый режим. Без напарника, конечно, тяжеловато, но наши техники предусмотрели и возможность такого варианта. Мало не покажется.

Интеллигент ждал меня у дерева. Копья в его руке уже не было. Что бы это значило? Хорошо, посмотрим. Я тоже кое-что в ловушках понимаю. И разозлился уже не по-детски. Вы меня тут за дурачка-просточка не держите. Пистолет, гранаты — это все хорошо. Но я без них кое-чего могу. А с ними еще больше. При скорострельности моего оружия я за секунду могу расстрелять двоих-троих, если они находятся в одном секторе. Вкруговую, то есть на триста шестьдесят градусов, я могу произвести два прицельных выстрела в секунду, расстреляв до восьми мишеней за пять секунд, а при удаче и все десять. Это, правда, уже с двух рук.

Я шел так, словно обходил каждую попавшуюся под ногами травинку. Шаг вперед, полшага влево и сразу шаг вправо и еще половину, а потом сразу в другую сторону. Хорошо прицелиться в меня при таком способе передвижения невозможно, во всяком случае, очень сложно, а тут я еще и наклонялся, будто рассматривая то, что у меня под ногами.

Как оказалось, от меня не требуется даже в лес входить. — Смотри, — сказал проводник, указывая во мрак рукой.

Сначала я ничего не увидел. Ну лес и лес. Деревья. Кусты. Гриб очень симпатичный стоит. Белый. Копье…

И только тогда разглядел. Капкан. Действительно капкан. Простой, но остроумный. Две подпиленных ели высотой эдак в три этажа держались в относительно вертикальном положении за счет подпорок, упертых в те места, где нижние сучья выходили из стволов. К ним привязаны веревки, сходящиеся в один узел, под которым как раз и стояло копье моего проводника. А дальше все просто. От узла идет тросик, уходящий к дороге. Как раз к тому месту, где лежала очередная ветка, размочаленная не то копытами, не то колесами. Почти в труху. Посмотришь — так тут таких мне попадались не одна и не две. Под ней, надо полагать, что-то вроде спускового механизма. Нажал, тросик натянулся… Я в механике не очень, но в целом понятно, что обе эти елки со всей дури падают на дорогу и соответственно на голову. Для пешехода, полагаю, ничего страшного. Пройдет и не заметит. А вот телеги или конный отряд… Или мой джип. Будут проблемы. Несмотря на всю броню.

— Видишь? Я кивнул.

— Давай. Держись той стороны. И поскорее. Сможешь? Я тут присмотрю.

— Понятно. А кто это все затеял?

— Ясно кто. Монахи. Они. Осторожнее с ними. Плохие люди.

— А вы откуда знаете?

— Мы везде ходим. Логично.

Я убрал пистолет, только сев за руль и включив зажигание. Нет, копье в качестве страховки меня не убеждало. Жидковато будет. Я сдал назад. Вся эта механика рассчитана на медленную, обязательно тяжелую и относительно длинную цель. Скажем, конный отряд. Груженая телега. Да не одна. Что-то в этом роде. Проскочив тут на скорости, я по любому вылечу из капкана. Сколько валится дерево? Полагаю, секунды две — четыре. Я не лесоруб, практики в этом деле почти ноль, но не мгновенно же. На скорости зону поражения я проскочу в доли секунды. Кстати, интересно, а дальше таких сюрпризов нет? Метров, скажем, через пятьдесят. Или пятьсот.

Газанув — больше от нервов, чем по необходимости, — я втопил газ, быстро перекинув скорость. Шины возмущенно взвизгнули, и вскоре я уже тормозил за сто метров от точки старта. Трасса, конечно, не премьерная, убитая напрочь, но подвеска выдержала ее без видимых проблем. Кажется, без проблем. Потом разберемся. Я уже чувствовал близость Лося, остававшегося полумистической фигурой, и ответов на все вопросы. Ну или большинство из них.

Я посмотрел назад. Интеллигента не было видно. Ладно, подождем, мы не гордые. То есть гордые, но не всегда и не совсем. То есть иногда скрываем. Ну и чего он застрял? Я уже занес палец, чтобы надавить на сигнал, но передумал. Тут это вряд ли принято ввиду полного и абсолютного отсутствия действующего автотранспорта. Пропал он там, что ли?!

Я ждал уже три минуты. Нехорошие мысли принялись посещать меня со все возрастающей скоростью и настойчивостью. Неужто Медведи приготовили для меня персонально свой капкан? Или вправду что случилось? Может, тут у монахов есть скрытый пост и они по-тихому приняли моего мужичка? Или паралич его разбил? Кабан задрал? Что там еще в списке? Напоролся на ядовитую колючку? Хотя в этих местах никаких колючек нет. То есть раньше не было, как и этих тварей траков. Ногу сломал? Подвернул? Просто помер? Или медведь задрал? Медведь Медведя. Смешно.

Я включил внешние микрофоны. Выходить из машины мне не хотелось категорически. Ветер шумит верхушками деревьев. Я увеличил громкость до предела. Деревья зашелестели сильнее. Явственнее стал утренний гомон птиц. У них как раз сейчас суета по поводу завтрака. Скоро на юг собираться, так что еда для них сейчас первое дело. Кстати, о птицах. Они же тоже подверглись тут все, что было, всем поражающим факторам. Если подействовали на людей, то не могли не подействовать и на них. В таком случае, орнитологи разных стран и регионов не могли, как мне представляется, не заметить этого. Однако что-то не слышно про это ничего.

Ладно! Надо что-то решать. Нечего тянуть время. Прошло уже пять минут. Многовато. Я, конечно, могу еще подождать, знать бы только чего.

Ругнувшись про себя, я решился. В конце концов, интеллигент с фаустовским подбородком мог прихватить меня еще ночью, факт. Машина… Не похоже, что она его заинтересовала. Как и ее содержимое. Ладно, рискну. Придется рискнуть. Как не крути, а я этому мужику обязан. Возможно, чуть меньше, чем он себе воображает, особенно учитывая мою фигуру «звезда», когда — честно — мне было просто жутко. Да чего там говорить, хреново мне было. И вся моя бравада и высоколобые рассуждения нужны были лишь для того, чтобы окончательно не впасть в панику.

Я взял оружие в руку и покинул такой родной салон моего мустанга. И сразу нырнул в лес. От ствола к стволу — обязательно контролировать верх. Углубиться, чтобы зайти с тыла. Ступать нежно, поглядывая под ноги, хотя никаких веток и прочего мусора нет. Кусты обходить. И верх, верх! Хотя очевидно, что применение сетей в лесу невозможно. На дороге, где относительно открытое пространство, — да. Здесь вряд ли.

Мне потребовалось около двух минут, чтобы выйти к капкану. Моего проводника там не оказалось. Как и его копья. И все. Ни следов, ни запаха, ни привета. Был, и нет. Некоторое время я тихо млел. Это что же происходит? Схитили моего мужичка? Тут у них что, уже и черти с лесовиками водятся? Лягушки в коронах? Эти… Водяные? С русалками в подводном гареме. Так мой мужичок-лесовичок должен был, кажется, знать о них. И вообще, какого хрена!

Нет, я все понял. Не сразу, не в один миг, но, в общем, быстро. Пусть и не так стремительно, как я о себе думал. Допускаю, что все это территория драная на мозги влияет. Что-то тут приключилось со скоростью движения моих нейронов. Тормозят, собаки!

Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. На поклоны просьба не приглашать. Ушел мавр! Самое паскудное, что я даже не знаю его имени. Как-то за нервами не случилось ознакомиться. А ведь, возможно, он меня спас. Или там от неприятностей избавил. Все едино.

Я попробовал его выкричать. «Ау» и так далее. Хоть бы имя его знать. А так… Ну не мужиком же его кликать. Или медведем. Неудобно как-то. Но я все же гаркнул разок: «Медведь!» Где-то надо мной шарахнулась птица. И все. Прощай, мавр.

Все еще оставалась некоторая вероятность, что имеет место быть какая-то хитрая засада, ловушка, построенная не только на внезапности, но и на психологии, поэтому к своему мустангу я вернулся со всеми возможными предосторожностями. Сев за руль, еще поиграл аппаратурой. Нет ничего, будто сгинул. Что ж, я знаю, что такое уходить по-английски. Не всегда это выглядит вежливо, но, с другой стороны, я и сам, бывает, подобным грешу. Особенно, когда партнер мне мало симпатичен. Я не забыл, как Большак сказал, что жертву им придется выбирать из своих. Вероятно, радости им это не добавило и симпатий ко мне тоже. Что ж, я не в претензии. Я имею в виду уход мужичка, только это.

Дальше я ехал с включенными на полную мощность внешними микрофонами, рассчитывая с их помощью уловить, когда будет захлопываться очередной капкан, для чего я все время держал скорость не ниже шестидесяти, хотя дорога такая, что и сороковник для нее много. Правда, некоторые, весьма непродолжительные участки оказались вполне приемлемыми, и там я позволял себе поддать газу.

От запаршивевшего пионера-горниста до монастыря я проехал двадцать пять километров с четвертью. Хреновато у Медведей с определением расстояний. Впрочем, скорее всего, по асфальту этому они никогда и не ходили, предпочитая передвигаться лесом. Наверняка я, естественно, не знаю, но отчего-то мне так кажется.

Я сначала не понял, что это за трава появилась справа от дороги, сменив лес. Да и не больно-то обращал внимание. Трава и трава. Мало ли. Я, в конце концов, не ботаник, хотя и служу в природоохранной прокуратуре. У нас для этого есть эксперты, как свои, так и привлеченные, из соответствующих учреждений, которые влет отличают лютик от, ну, не знаю, хоть от ромашки. Правда, ромашку я тоже отличу. А когда мне открылся монастырь, я остановился и огляделся.

В общем, я внутренне был готов к тому, что это заброшенный пионерский лагерь. Домики с выбитыми стеклами, развалившиеся и заросшие строения, сорванные с петель створки ворот, возможно, даже со звездой. Что там еще? Дорожки, ржавый флагшток, статуи в ряд, аналогичные болвану, разграбленный спортгородок, остатки забора. Словом, все прелести запустения.

Но то, что я увидел, повергло меня в легкий шок. Культурный.

Это на самом деле был монастырь! Без дураков. С каменными стенами, башенками по углам, колокольней — без креста, правда. Вместо него на шпиле болталось что-то яркое, разноцветное. Не то тряпки, не то сети, не понять. Стены расписаны аршинными буквами и рисунками в духе примитивизма. А перед распахнутыми железными воротами стоят трое. Двое волосатые и бородатые. Третий — просто волосатый. Что на них одето… Я даже не знаю, как это описать. Какие-то тряпки. Цветные. Что я сумел идентифицировать точно, так это ядовито-желтую рубаху до колен с невнятной надписью на спине у одного, сделанную явно от руки, и ядовито-зеленые портки у другого. Не брюки, джинсы или что-то еще из известного мне модельного ряда. Нечто бесформенное и расширяющееся книзу. Через лобовое стекло я смотрел на них с полминуты. Что-то в этих фигурах было знакомое, во всяком случае, угадываемое, но это что-то масляно выскальзывало, не давая себя ухватить.

Наконец они меня заметили и обернулись в мою сторону. Лица мятые — в мощный бинокль это хорошо видно, — осунувшиеся, волосы на уровне лба перетянуты плетеными косичками, у одного, который безбородый, на левой щеке что-то вроде цветка.

Тут меня как пробило. Женщина! И все они, все трое — хиппи. Господи, я думал, что и слово-то такое забыл. Хиппари! Натуральные.

И вот тут я посмотрел на траву, росшую прямо за окном джипа. Руку протяни и достанешь. Каннабис! Конопля. Уж эти-то характерные листья я узнаю. И не стану утверждать, что тут из нее плетут веревки или давят масло.

У меня не было ни малейшего желания общаться, как их тут называют, с монахами. Ни малейшего. Я как-то вообще стремлюсь избегать контактов с наркоманами, брезгую, что ли, хотя, по большей части, люди это довольно мирные, но нервные. Ну а когда их целая шобла, просто бегу со всех ног. Условно, конечно, говоря, но все же стараюсь ретироваться.

Вот и на этот раз. Они что-то кричали, махали руками, даже чуть-чуть попытались меня догнать, но я вывернул влево прямо под их носами. Только заснял их для отчетности. Да и чего мне с ними? Дорогу я в принципе знаю. Чего еще? Выслушивать пьяный бред и наркотические фантазии? Слуга покорный! В другой раз. Или, что гораздо лучше, вообще ни в какой.

Дорога, на которую я вывернул, оказалась куда как лучше предыдущей. Сложенная из бетонных плит, она меньше поддалась неукротимому воздействию природы, хотя сами плиты местами покосились и просели, а кое-где из них торчала металлическая арматура. Но, действительно, только кое-где. Три-четыре места, не больше. Как паровоз подпрыгивая на стыках, я довольно шустро преодолел около тридцати километров. Мимо меня мелькнули какие-то избы и строения, свидетельствующие об их сельскохозяйственном предназначении, но от дороги они были довольно далеко, не меньше пары километров, и людей я там не увидел, но это еще ни о чем не говорило. Я рвался к цели, не отвлекаясь на несущественные детали, хотя, допускаю, что у моего начальства и еще кое-кого может быть другая точка зрения на это дело. Они предпочитают исчерпывающие отчеты по результатам расследования. Но я, в конце концов, не этнолог-людовед, у меня другие задачи.

С быком тоже все оказалось точно. Стоит. Здоровенный такой. Из серого бетона. Это не скульптура в обычном понимании, а как бы барельеф. Или просто плоская скульптура с незначительными выпуклыми частями по бокам. Под ним бетонная же подпись на просвет «Совхоз «Восход». Надо полагать, это как раз то, что я только что проехал. Или теперь уже было то, не знаю.

Здесь я сделал остановку и устроил генеральную рекогносцировку местности. Или сверку, это как угодно. Мне потребовалось минуты три на то, чтобы понять, что Степка Коммунист меня не обманывал. Другое дело, что по его наброскам логово Лося я бы искал до морковкина заговенья. Кстати, и монастырь отыскался. На карте он был помечен как «Пионерский лагерь». Что ж, все сходится. И озеро тут имеется. На всякий случай я включил рацию — только атмосферный шорох и треск в ответ. Эфир чист, как до рождения Попова, который, как известно, радио и придумал. Ладно, имеется у меня еще один способ. Будем запускать спутник. Есть у меня такая штука. Аж в двух экземплярах. Как раз для такого случая припасены. В сущности, это не совсем спутник. Внешне это напоминает обычную пулю, только керамическую. Как говорится в одной замечательной сказке, «внутри у ей неонка». То есть небольшой, если не сказать крошечный, блочок памяти и передающее устройство. С бортовой аппаратуры моего джипа туда можно записать необходимую информацию и, собственно, все. Сверяясь с картой, я записал координаты и парой коротких фраз обрисовал состояние моего расследования. Теперь при желании сюда можно хоть десант сбрасывать, хоть… Нет, надеюсь, до бомбардировки дело не дойдет. Неизвестно еще, сколько я там задержусь, так что ну его. Да и с чего это я взял? Какая, к шутам, бомбардировка? Что, кто-то уже доказал, что это и есть эпицентр? Язва, которую достаточно вырезать, и весь организм моментально выздоровеет. Я собственными глазами читал отчеты, где прямо указывалось на рассеянный, то есть совсем не точечный характер воздействия на территорию. А то, что существует некий, так сказать, кудесник, так это всего лишь побочный фактор. Или сопутствующий. В общем, как посмотреть.

Устройство для запуска моего спутника напоминает толстенькую мортиру сантиметров тридцати в высоту с раздутым основанием. Вставляем снаряженный патрон внутрь, на откидной панели набираем пусковую команду и отбегаем подальше. Я задал минутный интервал, за который успел вернуться за руль и отъехать метров на двести. От греха. Говорят, порой эти штуки взрываются. И вообще у них очень неблагоприятное воздействие на экологию. Экологию человека, в первую очередь. А я ее стараюсь беречь, поплевывая при этом на то, что в уставе прописано про стойкое перенесение всех тягот и лишений нашей нелегкой службы, а еще у меня имеется персональная страховка. Знаете, один умный человек сказал, имея в виду пропаганду собственного здорового образа жизни, что лучше вкладываться в спорт, чем во врачей.

На мою беду я в запале служебного рвения как-то забыл про включенные наружные микрофоны. Дверцу захлопнул, боковое стекло поднял, а про микрофоны ни одной мысли. Нет, точно тут какая-то дрянь, на территории этой. Если все получится, то уже сегодня к вечеру могу ложиться на обратный курс. По дорогам, даже прилично убитым, я уже к утру выберусь на границу. И при этом не буду жалеть подвеску и экономить горючку.

Так вот, докладываю. Ахнуло совсем не слабо. И ахнуло, и бухнуло, и стукнуло. Последнее аккурат по моим ушам. Мое послание улетело в небеса, на орбиту, а то и дальше, я же остался на грешной Земле оглушенным и крепко обалдевшим. Мне даже показалось, что я оглох. Я не слышал ничего. Совсем! Ничего себе погулял.

За эти секунды чего я только не передумал. И что профессию придется менять, и вообще образ жизни, и лечиться, и как выбираться отсюда, и где учат азбуке Брайля, и… Короче, много чего. Те картинки ужасов, которые в секунды возникают в голове перепуганного насмерть человека, здоровой особи за час не придумать. А то и за сутки. Да ему, то есть ей, особи то есть, подобное даже в голову не придет. Во-первых, зачем, во-вторых, с какой стати? Такое только в воспаленном мозгу происходит.

Потом я, морщась не столько от боли, которой, как вскоре оказалось, вообще уже не было, сколько от уготованной мне участи, выключил наружку и врубил проигрыватель, от отчаяния и страха крутнув верньер до отказа вправо.

За что получил по ушам еще раз. Я не большой любитель звуковых эффектов, но, полагаю, наши техники к своей работе относятся более трепетно. Возможно, они ее даже любят. Все эти понятия — стереофоническая база, частотная характеристика, подавление шумов, пороговые фильтры, сабвуфер — немного не из моего репертуара, который остался в юности. Как раз тогда, когда я начал серьезно готовиться к профессии. То есть некоторые рецидивы происходили, но они отнюдь не носили характера скрытого хронического заболевания. А кое у кого детство в одном месте все еще играет. Я даже знаю у кого. Вернусь, выражу ему свою благодарность. Впрочем, ребят понять можно, ведь распоряжение подготовить технику шло с самого-самого верха. Вот они и расстарались.

Но на тот момент я был счастлив. Что такое счастье? Это короткий миг. Точнее, приступ острого счастья длится от нескольких минут до часов. Суточную границу он, насколько мне известно, не переступает никогда. У меня на глубокие душевные переживания не было ни суток, ни часов. Даже с минутами наблюдалась напряженка. Но шестьдесят секунд хорошей музыки я себе позволил. В отчет я эту паузу, естественно, включать не стану, но уверяю, это была одна из самых приятных, самых счастливых, самых запоминающихся минут в моей жизни. Я эти секунды — каждую! — использовал так, как никогда в своей жизни не использовал. Позже, по критическому осмыслению, это, возможно, будет выглядеть не так, несколько иначе. Случались у меня моменты и похлеще, но этот внезапный, водопадом, переход от глубокого каньонного уныния к пиковой радости дорогого стоит. Да и песня была хороша.

Я даже не стал ее выключать, когда двинулся вперед. Я люблю ездить под музыку. Она очень скрашивает одиночество, особенно в пути.

К моему немалому удивлению — и удовлетворению! — трасса оказалась во вполне приличном состоянии. Некоторые погрешности полотна я легко объезжал, пользуясь тем, что ни «волшебников полосатой палочки», ни движения на дорожном полотне не имелось. Готовясь к этой командировке, а это у нас чуть не всегда «аллюр три креста, поднять хвоста для принятия перста», я успел чуть заглянуть в здешнюю историю. Еще при Сталине эту дорогу зеки строили, под бдительное поблескивание пенсне Лаврентия незабвенного нашего Палыча. За страх и паек люди старались. А получилось как будто на совесть. Уж цемент-то точно не воровали. Впрочем, знаю я про это пару историй, будет место, расскажу.

Большее опасение внушали время от времени встречающиеся продукты жизнедеятельности животных — лошадей и коров, — тут уж не спутаешь. Поскользнуться на таком мне не улыбалось никак, поэтому я дисциплинированно держал скорость в разумном пределе. Это позволяло мне посматривать по сторонам. Заросшие поля, тронутые осенью леса. Почти идиллия. Я вспомнил моих… мм… девушек. Те идеально со своими подружками вписывались в такой же пейзаж. Я невольно напрягся. И правильно. Пора переходить в рабочее состояние.

Слева начали мелькать солнечные зайчики. Озеро. Я у цели. Вздохнул поглубже и сбавил скорость. Начинается работа.

Мама моя дорогая! Если б я мог предположить какая!

Некоторое время вода мелькала за деревьями, не давая себя рассмотреть, как невеста за фатой, а потом вдруг открылась. На сантименты меня пробивает редко. Я себя вообще считаю не сильно романтическим человеком. Профессия такая и вообще характер. А тут — красота. На самом деле очень красиво. Солнце, не успевшее высоко подняться, будто скользит по гладкой воде, заигрывая с ее легкими изгибами. Покрытый зеленью остров. Тишина. Легкий челн скользит…

Так! Лодка, в ней трое. Я остановился и взял бинокль. «Казанка» без мотора. Мужчины. Все сидят. Двое усиленно гребут. Правда, чуть вразнобой. И все смотрят в мою сторону. Спасибо спутнику. Сработал? Нет? Вот бы знать.

Ясно теперь, что меня ждут. Что ж, буду готовиться к объятиям. Успокаивает, что тут люди. Честно, я уже нафантазировал себе. Вся атмосфера территории, население с его перевернутым сознанием, здорово все это давит на психику. Еще немного, и я начну верить в заговоры, колдовство и наведение порчи. А, может, оно того стоит? Тогда сразу все просто так становится, кристально прозрачно, просто душу радует.

Но Лось-то существует. Восклицание или знак вопроса? Этого я пока не знаю. За этим, собственно, я сюда и прибыл, чтобы выяснить.

Перед отправкой прокурор наш вызвал меня для краткого напутствия. Вроде как по-отечески. У нас с ним как бы дружба. Такой папочка и сынок при нем. Многих это злит. Еще больше завидуют. Кто в курсе — хихикают. Втихаря, в рукав. Но мы с ним роли играем на все сто, как на последнем прогоне. На разрыв аорты, что называется. Работаем!

«Ты там поаккуратнее. Но и повнимательнее».

«Спасибо. Я понимаю».

«Не все так однозначно. Знаешь, есть разные мнения…»

«Какие?».

«Разные. Очень разные. Бесовщина, конечно. Но ты приглядись. Сам понимаешь. Мало ли что. Мы не вправе упустить ничего».

«Я постараюсь».

«Вот-вот. Именно так. Постарайся. Кстати, у тебя, кажется, срок на классный чин подходит?» «Через год почти».

«Ну-ну! Не надо. У кого почти, а кому и мигом. Только ты!..»

«Естественно».

«Так вот, я на тебя рассчитываю. Могу?» «Ну о чем разговор!»

А что я еще мог ответить? «Так точно!», что ли? Или «Не можете»?

«Хорошо. Там это… Все тебе подготовили. По самому, понимаешь, классу. По высокому. Я лично, сам понимаешь. Дело не такое простое, как кажется. Ну что тебе-то объяснять? Не мальчик. Короче, обеспечение с запроса, я распорядился. Но свой глаз!»

«А то!» — поддакнул я.

Чуял я, что валит он на меня все. Целый воз. Что порадовало, так это «с запроса». И я не постеснялся. А чего скромничать? Куда отправляюсь? На прогулку? Ой не похоже. От одних уколов задница моя раздулась так, что в штаны еле влез. А уж когда к помощнику генеральный направил — он все тебе в подробностях, — я уже совсем задумался.

Тот тоже не дощечка от забора, не прост. Да и не бывают простыми старшие советники. То есть, может, где-то бывают, но сам я не встречал. Минут двадцать мы с ним толклись вокруг да поблизости: «Ты понимаешь сам». А я ни хрена. И так ему открытым текстом и выложил. Дескать, примерно понимаю, но не то чтобы совсем уж до конца. То есть ни хрена.

И вот тут он выдал мне. У меня глаза на лоб, а он вещает мне в том смысле, что «особое отношение», «персональное задание», «уникальный опыт», «исключительное доверие» и прочее бла-бла-бла. Короче, соломку стелит, чтоб потом меня ударить по копчику тем, что под ней. Я его чуток осадил, в том смысле, что время поджимает, люди ждут, а вообще мне все это глубоко по, и только тогда он заговорил ближе к теме. Есть, дескать, мнение, что… И вот тут я даже не знал, как себя вести. Рассмеяться в рожу? Расставить уши в готовности принять на них лапшу?

Это меня убивает. Есть мнение! Какое? Точно! Чье? С анкетными данными и местом жительства любовницы автора мнения. Когда и при каких обстоятельствах оно было озвучено? Свидетели. Техническое обеспечение. Подтверждение и степень личной заинтересованности. Было оно единичным, то есть случайным, либо это сформированная и продуманная точка зрения? Признаки коррумпированности. Вероятность повторного обращения и его подтвержденность со ступени выше. Как можно выше. Насколько дотянешься, прокурор. Потому что копать всегда нужно как вглубь, так и вверх. Я тут вам не примус починяю и никого не трогаю. Я надело отправляюсь, в командировку на непонятную территорию, из-за которой я уже сидеть не могу, так болит. Короче, слегка психанул я.

И тут он мне — под большим секретом! — сообщает, что есть… вероятность, будто колдовство и прочие штучки не выдуманы. Мы там давно… Американцы… Япония мутила… Гитлер в полный рост со своей Аненербе. Забыл я детали… Явно мутирую. Блюмкин из ЧК в двадцатые годы двумя крестами зачеркнутого столетия. Грааль, Копье Судьбы — Кутузов его еще Блюхеру подарил, Тибет, Сибирь, шаманы, Лхаса, Шамбала, невырезанное сердце России.

Не столько убедил, сколько переговорил. Знаете, как с торговцами на рынке? Кто громче и яростнее торгуется, тот и выиграл.

Выходило так, будто все это я должен найти. Чуть ли не все вместе в одном флаконе. Один пшик, и ты не то что в шоколаде — прямо в раю и уже примериваешь ангельские крылья и золотой нимб над грешной макушкой, до плеши пролежанной на чужих подушках и попутно выклеванной стервой-женой, которой тоже кое-чего хочется. Нет, жены у меня нет, это я так, для красного словца. И про плешь тоже ляпнул. В общем, понятно, не о себе это я так.

Проехав чуть вперед, я понял, куда спешат гребцы. Остров. На нем постройки, окруженные каменным забором где-то в рост человека. И, что потрясло меня больше всего, за одним из домиков я разглядел антенную вышку. Ее ни с чем не спутаешь. У меня в груди екнуло. Неужто? Интересное тут кино показывают. На всякий случай я еще раз включил свою рацию. Пусто. Только треск разрядов. Но что у меня за антенна и у них? Та, что на острове, раз в десять выше. Можно себе представить, какой мощности там может быть аппаратура.

Я медленно ехал и прикидывал, насколько я готов к встрече. В свете последних событий я предпочитал быть во всеоружии. Получалось, что практически готов, необходимо лишь добавить несколько завершающих штрихов. Наконец я увидел спуск к воде — неплохо сохранившийся проселок с многочисленными следами крупных копытных. Впрочем, уже свернув на него, понял, что с определением «неплохо» я погорячился. Зато на берегу меня ждал приятный сюрприз в виде причала и приткнувшегося к нему парома с ручным приводом. Говоря попросту, от берега до берега натянута веревка, по которой паромщик, визуально отсутствующий, перебирает руками, таким образом приводя в движение сие транспортное средство.

Рассудив, что коли имеется транспорт, то грех им не воспользоваться, я быстренько собрал походный мешок и оставил своего мустанга на попечение электронного сторожа, лишь чуть отогнав его в сторону так, чтобы с дороги не отсвечивал. И попытался тронуться на пароме. Я никогда не считал себя слабаком, но тут, сколько ни пыжился, ничего. То есть несколько сантиметров, которые образовались между дощатым причалом и кромкой парома не в счет. Это же что за чудо-богатыри тут обитают?

Нет, тут определенно есть нечто, влияющее на голову. Ну ладно голова. Глаза-то где? Причальный конец в виде скрученной в восьмерку проволоки надежно держал паром возле деревянной сваи, вбитой в дно у правого борта, как раз там, где канат. То есть фактически у меня под носом. Конечно, когда снял «восьмерку», дело пошло куда как веселей. Немного жгло ладони, но это ничего, просто с непривычки. Я не слишком спешил, больше присматривался. К сожалению, окружающие красоты меня больше не интересовали. Хотя посмотреть было на что. Куда больше меня занимали строения на острове. В первую очередь ангар, расположенный на дальней от меня стороне. Не слишком большой, но явно заводского изготовления. Да что я говорю! Как будто можно в кустарных условиях добыть и прокатать алюминиевый профиль. Сами домики тоже не были похожи на деревенские избы. Вообще антураж такой, какой бывает на северных станциях длительного использования. Я даже угадывал их назначение. Вот прямо передо мной, чуть правее причала и, естественно, за стеной, определенно штабной домик. За ним, почти впритык, на минимальном с точки зрения пожарной безопасности расстоянии, радиостанция с вышкой за ней. Эти на самой верхней точке острова. Дальше и чуть ниже еще какое-то здание, скорее всего двухэтажное. Еще значительно правее и ближе к воде новодел, здорово смахивающий на коровник. Там же еще какие-то постройки, далекие от норм государственного стандарта. Ну а левее жилые домики, общим числом, если я все увидел, шесть штук. То есть налицо четкое разграничение на зоны — административная, хозяйственная, жилая.

На островном причале меня уже встречали. Двое. У одного в руках автомат Калашникова. Я только хотел усомниться в наличии у него патронов, как воду перед паромом вспороли пули. Пять выстрелов, определил я на слух. Чисто автоматически. Такое начало мне категорически не понравилось.

Сигнал более чем понятный: «Стоять!»

Я убрал руки с троса. Нас разделяло метров двадцать пять. При желании я могу снять этих клоунов за полторы секунды от силы. Другое дело, что я видел знакомые высокие мушки калашей на стене числом не менее трех. Я же стоял на открытом пароме, как клоп на тарелке. Даже целится не нужно; надави ногтем, и все, только брызги в разные стороны. И мокрая клякса в итоге.

— Ты кто? — спросил меня мужик с аккуратной бородкой, сильно испачканной сединой. Оба в зеленом, отдаленно похожем на советскую военную форму образца семидесятых годов двадцатого века. Откуда-то в памяти всплыло слово «штормовка». Именно что!

— Попов! — привычно представился я.

— И все?

Ствол автомата в руках его напарника переместился примерно на уровень моей груди.

— Удостоверение показать?

— Какое?

— Прокуратура.

— Что тут ищет прокуратура?

— Я не обязан отчитываться перед вами. Вы кто?

— Здесь все отчитываются. Вопрос повторить?

— А неприятностей не боитесь?

— От кого? Ты же один.

Так, интересно девки пляшут. Он что, уже знает про меня? Или так, проверяет, давит на психику? Ничего, мы тоже умеем на вопросы не отвечать. К тому же мне не хотелось начинать наш саммит с ненужного обострения отношений. То есть в принципе я всегда за, небольшое обострение еще никому не вредило, но не стоит допускать, чтобы оно с ходу переросло в полноценный конфликт. Особенно учитывая их тактический перевес в качестве и количестве оружия. С одним — ну пусть не с одним! — пистолетом против четырех калашей выступать как-то несподручно. Я бы даже сказал, бесперспективно.

— С чего ты взял? — спросил я, усаживаясь на доски парома. Кстати, доски! И отнюдь не старые.

— Ты мне не тыкай, следак, — процедил бородатый. Блатной, что ли? Этого мне еще не хватало.

— Ты мне тоже. К тому же я не следак, а прокурор. Запомни.

— Запомню. Так зачем пожаловал, прокурор? Теперь, когда из ростовой мишени я превратился в, так сказать, поясную и получил возможность некоторого маневра, я почувствовал себя чуть увереннее. Особенно этому способствовало то, что меня не заставили принять прежнее положение. Ладно, допустим, что как с оружием, так и с боеприпасами проблем у них нет. Однако автоматы старые, образца середины семидесятых годов двадцатого века. Нет, машинка хорошая, слов нет, надежная и все такое, но — старая. Это о чем-то да говорит. О том, к примеру, что у них нет действующего канала поставки. Во всяком случае, канала надежного, эффективного и в какой-то степени безотказного. Я имею в виду в первую очередь ассортимент. Из этого четко следует, что и боезапас у них ограничен. На мою долю сиротскую, конечно, хватит — вон они как воду вспенили, хотя для простой острастки хватило б и двух выстрелов. Впрочем, одернул я себя, не стоит обольщаться. Вот у них какой ангар знатный. Ничего не стоило забить его хоть на четверть цинками с патронами. И ящиками с оружием заодно. В одном цинке семь сотен выстрелов, а размером он лишь немногим больше кирпича. Сколько таких «кирпичей» способен вместить ангар? То-то!

— Для начала познакомиться.

— А для конца?

— А это мы посмотрим. Как начало пойдет.

Ну бородатый, я запомню, как ты меня под стволами держал. Кстати, может, это и есть Лось? Сколько ему? Полтинник? Ну или чуть больше. Для этих краев возраст почтенный, но по донесшемуся до меня отношению к этой легендарной, другого определения сейчас не подберу, фигуре, даже не отношению как таковому, а несомненному почтению, которое воспитывается долгими и долгими годами, мне он представлялся куда старше. Или это наследуемый титул? Вроде императорского. Или, скажем, президентского. Выборная должность, причем сам механизм выбора никому за пределами узкого круга участвующих доподлинно неизвестен.

Нет, все же нет. Лось, кто бы он ни был, не стал бы вот так выходить на встречу неизвестно кого. У него должно хватить помощников и прочих прихлебателей. Кстати, то, что он знает про прокуратуру и не больно-то желает с ней тягаться, еще один плюс в мою копилку. А также то, что не требует от меня исполнения всяческих ритуалов типа вставания на колени и прочего в этом духе. Честно говоря, ритуалы я как-то недолюбливаю. Есть в них что-то от любительского театра, когда смотришь на актеров и тебе за них стыдно, но при этом существует некая грань, перейти которую весьма трудно, часто просто невозможно. Любители, что с них взять. Но зато фанаты своего дела. Почти убогие. Поэтому терпишь, скрывая раздражение и внутреннее пренебрежение.

— Ни с места, — велел бородатый, выразительно показав большим пальцем через левое плечо, где маячили стрелки, и, что-то коротко шепнув автоматчику в штормовке, пошел к воротам, расположенным здорово левее паромной оси. Правая сторона его аналогичной легкой куртки заметно топорщилась на уровне поясницы. Однако с оружием тут дружат. И крепко.

Глядя ему в спину, я с удовлетворением понял, что мой вывод подтвердился. Не он. Лось не он. Этот пошел советоваться либо, что более вероятно, получать указания. Стоит отметить, что со средствами связи у них полный швах. Я, например, все писал и в реальном времени, то есть практически постоянно, только порциями, отправлял сигнал на аппаратуру, размещенную в джипе. Там она снова паковалась и каждые пятьдесят две секунды сбрасывалась в заложенный мной приемник-накопитель возле двухмерного быка имени совхоза «Восход». В случае чего найдут, информацию о нем я отправил в ближний космос. Хотя лучше бы я сам, честное слово. При всей моей нелюбви к письменным отчетам я, ей-богу, уж лучше лично, собственной рукой. Когда живой, оно всегда лучше. Почти всегда. Что бы там не говорили моралисты.

Автоматчик — лет двадцати пяти, лицо загорелое, славянского типа, бритое, темно-русые волосы не достают до плеч, с оружием обращается уверенно — некоторое время смотрел на меня в упор, прожигая взглядом дырку в одежде где-то в области груди. То есть пистолетной кобуры. Потом коротко и воровато оглянулся на скрипнувшие ворота, за которыми скрылся бородатый.

То, что я услышал, точнее, больше угадал по губам, потому что говорил он на грани слышимости, меня удивило.

— Курево есть?

Курево у меня есть. Всегда. Хотя сам я давно уже не употребляю. То есть как давно? Лет пять, что ли. И не потому, что там, типа, «здоровье». Сорвалось-сорвалось! Пардоньте. Никаких «типа». Нахватался, зараза, от контингента. Я говорил с врачами. Толковыми, кстати. Нет, вред, естественно, от курения есть. Но далеко не такой, как его расписывают в рекламных кампаниях, финансируемых правительствами, а потом подхваченными работодателями. Здоровый образ жизни — зарядка, велотренажеры, бассейн, — безусловно, хорош, но беспрерывный стресс на работе… Ладно, это лично мое, зачем моим начальникам про то знать. Все, что я беспрерывно бормочу, иногда не очень сдерживаясь — а работа такая! — практически всегда попадает на стол к моим руководителям. Другое дело, что, по большей части, им недосуг это читать. Но техслужба вкупе с аналитическим отделом и секретариатом исправно поставляет кому надо конспекты. Называется этот донос техническим отчетом. И уж что они там выхватят из моих полевых откровений, зависит только от того, насколько лично у меня персонально с каждым из них хорошие отношения. Я стараюсь с этими ребятами дружить.

Так вот о вреде курения. Одна моя, скажем так, знакомая органически не переносила запаха табака и, больше того, табачного перегара. Просто физически. На медицинском уровне. Что-то вроде аллергии. А скорее, как я потом подумал, устойчивого психоза. Так некоторые — до отвращения — не любят команду, соперничающую с той, от которой они сами фанатеют. Поскольку виды у меня на нее и, думалось, у нее на меня были выдающимися и перспективными, пришлось завязать. Картина грядущей семейной идиллии представлялась мне слаще утренней сигареты. Не сложилось. Но уж когда бросил, начинать-то к чему? Вдруг следующая тоже окажется больной? Но что такое сигарета для истосковавшегося курильщика, я представляю вполне.

— А то, — также негромко ответил я. — Хочешь?

Собака! Я что-то не припомню такого взгляда, хотя моя работа предполагает общение с множеством людей, порой в весьма экстремальных ситуациях. Вы себе представляете, что такое человек перед смертной казнью? За день, месяц, год или час? Вот уж кто воистину цепляется за соломинку. Взглядом, жестом, мимикой, даже запахом, хотя я совершенно не представляю, как человек может этим самым запахом управлять, если, конечно, не брать в расчет пот и естественные отправления всякого вонючего рода. Которые тоже случаются. Так вот этот воин всем своим лицом — не жестом! не словами! — просто молил: «Дай!»

Необходимо чуть отвлечься, чтобы понять кто, что, зачем и почему именно мы в моем одиноком лице оказались тут.

Мы — природоохранная прокуратура. На секундочку — международная. Еще на мгновение — мы вне юрисдикции национальных прокуроров и судей. Хуже того скажу. Мы единственная в мире легитимная структура, которая обладает правом не только расследовать, но выносить приговор и приводить его в исполнение. Надо объяснить? Полагаю, нет смысла. Поэтому я, опуская все и всяческие рассуждения на эту тему, которых, поверьте, хватает, с полной и абсолютной ответственностью заявляю: к нам не берут людей, любящих власть. А когда таковые попадают, аккуратно переводят на другую работу. В лучшем случае. Оттого моя командировка на эту проклятую территорию носит характер и статус — вот так и никак иначе! — международного следственно-прокурорского действия. При этом я не хочу говорить, даже упоминать о том, что таких, как я — и мой запавший на любовь и деревенский покой напарник Коля Егоров, — совсем и совсем немного. Потому что мы должны носить на демонической одежде настоящие ангельские крылья. Нимб святого нам не положен по определению. Святые проходят по другому ведомству, отнюдь не по нашему. Кто-нибудь слышал о приобщенных к лику святых прокурорах? Вот и я тоже. Разве что прокуратор Иудеи всадник Золотое Копье Понтий Пилат оставил в истории след своих сандалий. Кстати, меня всегда интересовало, как это римские солдаты, обутые в кожаные сандалии, завоевывали сплошь песчаный Египет и прочие пустыни Африки. Попробуйте в сандалетах пройти по пляжу пару десятков километров. Ноги сотрешь за час из-за попавшего между стопой и сандалией песка. Что-то тут не так. Автоматчик жадно кивнул.

У меня закралось сомнение, что мои сигареты ему не сильно интересны. Да и кто их тут помнит, сигареты эти! Откуда бы им тут взяться. Отчетливо вспомнились заросли конопли совсем недалеко отсюда. Возле монастыря. Полчаса езды.

— Ладно, — небрежно проговорил я. — Угощу. Если будешь себя хорошо вести.

Я говорил, в общем, негромко, но отнюдь не шепотом. Сейчас мне нужно всяко демонстрировать не просто уверенность, а откровенное превосходство, граничащее с вседозволенностью или даже превосходящее эту грань.

Парень при этом опять испуганно оглянулся. Глупышка. Чего крутишься, как угорь на сковороде? Спокойней надо быть, спокойнее. Теперь у меня появился еще один ключик к пока неведомому мне Лосю. Хлипенький, конечно, но веник тоже состоит из тонких веточек.

Тут как раз вернулся дядька с бородкой. Быстро он, однако. В пару минут уложился.

— Ордер есть? — с ходу спросил он.

— А как же!

Ордер ему. Да такого понятия-то давно нет. Законы поменялись, дорогой. А ты не в курсе. И хозяин твой тоже. Отстали вы от жизни, ребята. Хотя, если надо — выпишу. Не вопрос.

— Причаливай. Медленно. На берег ни шагу до особого разрешения.

— Как скажешь, начальник, — насмешливо проговорил я, поднимаясь.

Речь правильная, я бы сказал даже, что говор московский, правда, с легким не то чтобы даже акцентом, а с каким-то колоритом. У меня да и остальных такое случается после долгих командировок. Это что-то вроде загара, прилипает незаметно, хочешь ты того или нет. И защититься от такого речевого прилипания можно лишь долгими тренировками, многолетними, потому что они включают изучение не только чужих для тебя языков, но и наречий с местными диалектами. Только когда ты научишься их различать, тогда и можешь спастись от подобного прилипания. Впрочем, существуют и специальные ускоренные программы локального значения, однако мы ими редко пользуемся, мы же не разведчики-нелегалы. Хотя иногда приходится выступать не хуже их. И смех, и грех.

Паром неожиданно жестко ткнулся в причальную планку, так что устоять на ногах помогло мне только то, что я по-прежнему держался за канат.

— Документы, — протянул руку бородатый.

— Нет проблем.

Я шагнул вперед, одновременно запуская левую руку в нагрудный карман, где у меня хранятся удостоверения в водонепроницаемом исполнении. Автоматчик напрягся, жестко держа меня на мушке. Однако с дисциплиной тут строго.

— Прошу, — достал я верхнее из стопки. Так называемый документ прикрытия. Российская Федерация и все такое, хотя к российской прокуратуре я имею довольно отдаленное отношение. Или, скажем так, косвенное.

Он быстро просмотрел «корочку». Я внимательно следил за его зрачками. Сначала они бегло перемещались по шапке и немногим строчкам, потом замерли, полагаю, на печати. Оттиск там четкий, легко читаемый. Кстати, печать и подписи подлинные. То есть в документе подлинное все, начиная от серийного номера. Неправда лишь в том, что я служу в прокуратуре страны. Но в базе данных числюсь, так что любая, то есть почти любая, проверка покажет мою идентичность.

— Ордер, — протянул он ко мне раскрытую ладонь. Мельком я отметил, совсем даже не мозолистую.

— Удостоверение, — протянул я свою в ответ.

— Без ордера вы не сойдете на берег. О, да у нас прогресс. Мы уже на «вы».

— Там все ясно написано? — спросил я. — Слово «прокурор» читабельно?

Я замолчал и требовательно смотрел на него.

— И что?

— Так вот, объясняю для самых сообразительных. Ордер выписываю я. Прокурор. Это понятно? Сейчас выписать? Или сначала просто поговорим?

В верхнем кармане моей жилетки, что у левой ключицы, мирно покоится рация, которую на территории я ни разу не сумел применить. А тут отчего-то взял с собой. Демонстративно вынув, утопил клавишу — лампочка питания засветилась зеленым — и отчетливо проговорил:

— Восьмерка? Здесь второй. Я на месте. Скажи там ребятам, чтоб повнимательнее. Тут не очень понимают пока. Я задержусь немного. Все, конец связи.

Мне сегодня определенно везет на испуганные глаза. Сначала тот интеллигент, чуть было не запачкавший салон моего мустанга, теперь этот чудик с импозантной бородкой.

— Удостоверение, — требовательно повторил я и практически вырвал «корочку» из его руки. — Ну? Пошли, показывай свое хозяйство. Кстати, представься уже наконец, а? Я перед ним, понимаешь, клоуном выплясываю, а он мне козью морду делает. Ну?

— Прохоров, — проговорил он, заметно бледнея.

— Ну вот и разродился, — вальяжно протянул я. — А звать-величать как?

— Федор. Федор Ильич.

— Отлично. Ну а это кто?

— Йося… Иосиф.

— Считай, познакомились. Для начала. Йося, дружок, ты возьми-ка мешочек. Видишь? И давай за нами малым ходом. Да аккуратнее там! Не разбей чего. Кстати, Федор… Ильич, так? Хотел чего спросить-то. Банька у вас имеется в наличии?

— Банька? — переспросил он. Похоже, ему все еще было нехорошо.

— Ну да, баня. С веничком. С парком. В Москве-то уже нормальных бань не сыщешь, а Сандуны всякие я как-то не очень… Людно, как на демонстрации. Ну и что, спрашивается, за радость на демонстрациях голышом ходить, так? Мы ж не Бразилия какая-нибудь. Так что, есть?

— Баня? Да, конечно. Если есть желание…

— Вот и договорились. Ты распорядись там. Ну идем? Чего стоять-то? — Я посмотрел на автоматчика. Тот стоял, как и прежде, пялясь на меня. — Йосик! Чего замер, родной? Вещи там.

Бородатый кивнул ему разрешающе, и только после этого любитель покурить вошел на паром за поклажей. Когда он поднимал мешок, лицо его исказило сильное изумление пополам с натугой. Мешок был тяжеленький. И на то, что его потревожили, недвусмысленно звякнул стеклом.

— Что там? — встрепенулся Прохоров.

— Гостинцы. Да скоро увидите. Ну куда идем?

— За мной.

И он направился вправо, то есть в противоположную от ворот сторону.

— Эй! Секундочку! Куда?

— У нас там и баня…

— Но не сейчас же. Вечером.

— И гостевой дом, — закончил он.

— Никаких гостевых домов, — отрезал я. — Сначала работа. Ведите меня к себе и начнем, пожалуй, с документов.

— Вы не понимаете. Для того, чтобы попасть внутрь, нужно пройти карантин.

— Вы тут с ума сошли? Какой на хрен карантин?

— Двухнедельный.

— Что-о? Ни о каких двух неделях не может быть и речи. Даже о двух днях или двух часах. Идем сейчас же, немедленно.

— Я не имею права…

— Зато я имею! И права, и полномочия.

— Я должен быть уверен, что ваш… Ваше появление у нас не принесет нам вреда.

— Не принесет. Если ваша деятельность не противоречит законодательству. Ты этого боишься, Прохоров? А? Не слышу ответа.

Я давил на него, давил нагло и грубо. Но иного выхода у меня не оставалось.

— Послушайте, я действительно…

— Уже слышал! Аж уши вянут. Знал бы ты, сколько мне сделали прививок перед тем, как отправить сюда, не стал бы так выкобениваться. Заботливый ты наш. Задница как апельсин разваливается по сию пору. Нам, думаешь, делать нечего, кроме как сюда таскаться? В глухомань вашу. Плановая проверка! — пер я на него. — Меня там, может, жена ждет. И не только. И вообще, если я до вечера не закончу… Короче, сам будешь виноват. Всей бригадой станем рыть. И нароем, уж будь уверен. В этом можешь не сомневаться, правозащитник. С такими как ты разговор знаешь какой? Короткий!

— Я понимаю… — потек он, но я перебил.

— Вот и славно. Пошли внутрь.

— Минуту. Послушайте. Я так не могу. У меня есть начальство. Я прошу вас. Нужно для начала поставить его в известность. Пожалуйста. Иначе у меня будут неприятности. Большие.

Что-то я ему не верил. Не знаю почему, но не верил. Как будто все логично, но что-то тут такое сквозило. Или чувствовалось. Не знаю.

— Слушай меня, Прохоров. Мне своих неприятностей — во! — рубанул я себя по горлу. Я все больше заводился, нагнетая атмосферу. Напор и натиск. Кто это сказал? Не помню. Суворов, кажется? Спасибо за науку, Александр Васильевич. — А ты на меня еще свои вешаешь. Все, без разговоров! Пошли. Я за все отвечаю. Ну? Или применить третью степень?

Что за степень? Чего несу?

Несколько мгновений он в упор смотрел на меня, что-то решая. И такая ненависть, и такой страх были на его лице — бр-р! С этой секунды у меня появился еще один персональный враг.

— Я вынужден подчиниться вашим требованиям! — громко и очень отчетливо произнес он.

Ясно, что тирада эта предназначена не одному мне. Своим семафорит. Что ж, это его дело такое — кукарекать.

— Прошу! — показал он рукой в сторону ворот.

— Ты впереди, — отказался я от чести проследовать первым.

— Как скажете.

— Вот именно. Так и будет, — продолжал я хамить. Однако что будет, когда они выяснят, что я тут один?

А это они обязательно постараются выяснить, кровь из носу. Не исключаю, что уже сейчас их люди шарят по окрестностям. Но только при условии, что они знали о моем появлении. В противном случае у них просто не было времени прореагировать. Но в ближайшее время они этим займутся обязательно. Под любым благовидным предлогом. Вот паром нужно обратно перегнать. И лодка у них имеется, я своими глазами видел.

А с другой стороны, ну и что? Рядом нет, а где есть — да где угодно! Вот этой версии я буду держаться, пока возможно. Неизвестная опасность самая страшная. Факт. Зуб даю.

что прокуроров тут отродясь не было. Однако надо признать, порядок тут есть. Вот уж где монастырь так монастырь. Не чета тем хиппарям. Хотя ведь тоже живут как-то. И много лет. Не на одной же травке.

Мы подошли к воротам. Хорошие такие, качественные. И массивные. Срубленные из толстенных деревянных плах, обшитых толстыми алюминиевыми полосами, здорово окисленными. Что-то они мне напоминали, не возьму в толк что именно.

— Милости прошу, — пригласил уже изнутри Прохоров.

И я шагнул туда.

Совершенно секретно

СПРАВКА

по объекту «Лосиный остров»

По имеющимся данным, в указанный период (в документах проходящего под грифом «714», происхождение «грифа времени» уточнить не представляется возможным) на уровне Совета Министров СССР (кулуарно) обсуждались возможные и необходимые мероприятия по обеспечению Центрального Комитета КПСС и Правительства СССР исчерпывающе достоверными сведениями и фактическими материалами о происходящем на объекте 02714, также в отдельных документах именуемого как «Лосиный остров».

В связи с особо секретным характером произошедшего на объекте 02714 было принято решение о проведении сугубо секретного характера мероприятий, для чего по инициативе Главного разведывательного управления Генштаба Советской Армии формальный контроль за объектом и его обеспечение были переведены на республиканский уровень. Служебная записка за подписью и на бланке заместителя Председателя Совета Министров СССР и Председателя Высшего Совета Народного Хозяйства СССР Устинова Д.Ф. (в деле наличествует) была направлена в высшие органы исполнительной власти РСФСР. В целях маскировки (предположительно) вышло постановление за подписями Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР Н. Органова и Секретаря Президиума Верховного Совета РСФСР С. Орлова о проведении научно-практических и изыскательских работ на территории, обозначенной как «Лосиный остров». Финансирование определялось из бюджета РСФСР.

Однако по имеющимся косвенным данным полное и исчерпывающее финансирование осуществлялось из бюджета Министерства обороны СССР (через несколько лет Д. Ф. Устинов займет пост министра обороны СССР). Есть основания утверждать, что члены научно-изыскательской экспедиции также были отобраны из научно-исследовательских институтов, подчиненных Министерству обороны.

Кроме того, именно в это время была организована в/ч 02427, входящая в состав Войск химической зашиты страны. Командиром части назначен подполковник Васенков Л. В. (листы с 5-го по 8-й, том 1).

В этой связи отмечается высокая техническая и военная составляющие оснащенности экспедиции. Особо стоит отметить, что в составе экспедиции находились специалисты в области биохимии, биологии, психофизиологии, физики высоких материй и профессиональные военные.

Так, например, в указанный период из в/ч 02427 (Николаевская область, Украина, Московский военный округ) был откомандирован доцент Свешников В. М., специализирующийся на сверхмощных радиоизлучениях, которыми отчасти характеризуется ряд предприятий на объекте 02714. Из МОЛМИ им. Сеченова был переведен по собственному желанию в в/ч 02714 профессор, доктор наук Макаров В. М., куда он и отбыл вместе с семьей (жена и сын). Справка на фигурантов прилагается.

В дальнейшем Макаров В.М. нигде не фигурировал. При этом следует особо учесть, что Макаров в предшествующие командировке восемь лет активно публиковал собственные статьи профильного характера, читал лекции по своей профессиональной тематике и вел от трех до пяти аспирантов ежегодно.

Также в в/ч 02714 были откомандированы еще несколько крупных специалистов (реставрированный список с биографическими данными — листы с 8-го по 15-й Приложения). Все они более нигде и никогда не фигурировали в физическом смысле. При этом стоит особо отметить, что всем им в течение одиннадцати лет начислялась заработная плата и премии, переводимые на персональные счета в сберкассе, которыми в подавляющем большинстве случаев пользовались родственники фигурантов (листы 22–23 Приложения).

Существуют косвенные, но вполне убедительные доказательства того, что переброска экспедиции осуществлялась силами вертолетного полка в/ч 57889 (копии приказов и журнала учета вылетов по указанной в/ч в период «714» и последующие прилагаются).

Оперативные опросы летчиков и технического персонала, служивших в интересующий период в в/ч 57889, а также гражданского персонала и членов семей (листы с 102-го по 184-й Приложения) неопровержимо подтверждают данный факт. Можно предположить, что было переброшено более 100 (сто) тонн груза разной направленности. Особо отмечается наличие большого количества специальной (научной) аппаратуры и оборудования, требующего исключительного внимания. Как факт — к погрузке были допущены солдаты срочной службы из расчета три человека на одного офицера или прапорщика, имеющих положительный опыт руководства личным составом.

Особо отмечается, что ни одного (!) фигуранта, в среде персонала в/ч 57889 называемых бошками (очевидно, по аналогии со словом «башка», т. е. голова), никто из опрошенных в лицо не видел и не может опознать. Предъявленные свидетелям фотографии уверенно не идентифицировались (Протоколы, том 2). При этом со всех, так или иначе причастных к переброске экспедиции в район ее дислокации, были отобраны расписки о неразглашении, что существенно затруднило, а порой и сделало невозможным проведение настоящего расследования. В связи с этим были произведены определенные расходы наличных средств (листы с 517-го по 560-й, том 2).

Таким образом, следует признать и отметить, что экспедиция в/ч 02714 проводилась в условиях сугубой повышенной секретности, вуализация которой проходила на уровне высшего руководства страны.

Замечания:

1. Аналитики и оперативные работники, осуществлявшие сбор материалов по объекту 02714, подвергались внешнему воздействию, не только затрудняющему сбор информации, но и ставящему под угрозу их жизнь. Отчет — 18 (восемнадцать) листов — прилагается.

2. Отмечается большое затруднение в сборе фактического материала. В подавляющем большинстве архивов объект 02714 поднят даже выше грифа «Особо секретно» и выведен из перечня материалов, пригодных для ознакомления.

3. Ни одно распоряжение или постановление высших органов власти страны по объекту 02714 по настоящее время не отменены.

Выводы:

1. Квалифицированными экспертами, обладающими опытом работы с разрозненными, в том числе с особо охраняемыми государственными документами и мероприятиями, имеющими соответствующие допуски, признано, что тема расследования, именуемая как объект 02714, а также как в/ч 02714, являлась и по настоящее время является особо охраняемым государственным секретом.

2. По многочисленным данным, в том числе косвенного характера, (тома 3-й и 4-й, Справки, соответственно) можно и должно сделать вывод, что указанный объект ввиду своей неконтролируемости (иных данных найти не удалось) представляет несомненную и очевидную угрозу как стране, в т. ч. и в первую очередь сопредельной территории, так и в большем масштабе, производство оценки которой перед группой не ставилось.

3. В случае производства Прокуратурой проверочных, следственных или иных мероприятий по объекту 02714 представляется крайне желательным установить контакт по этому вопросу с высшим руководством страны. При этом стоит учитывать, что лица, способные дать более или менее квалифицированные данные по указанному объекту, практически всегда воспринимали это болезненно и/или негативно.

Руководитель следственной группы советник юстиции 1-го класса Юрьев М. Ю.

ОПЕРАТИВНОЕ СООБЩЕНИЕ

По делу «Лосиный остров» вчера стало известно из источника в Министерстве обороны, что в интересующий период в адрес в/ч 02714 были направлены запасы продовольствия, преимущественно долговременного хранения и высокой калорийности, медикаментов и одежды из расчета автономного существования пятидесяти человек в течение пяти лет.

В. И. Агафонов

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

Мной, старшим следователем СК майором Малаховым М.И., в рамках расследования уголовного дела 225479/58 во время допроса подозреваемого Вольфа К.М. было выяснено следующее:

По его словам, он лично видел материалы отчетного характера, с которыми около десяти лет назад работал его отчим Максимов В.К., в настоящее время покойный. Доподлинно содержания материалов он не помнит, так как в то время ему было лет четырнадцать, но утверждает, что они были рукописными и касались некой территории, расположенной в пределах страны, на которой проводятся исследования на людях.

Как пояснил Вольф К.М., ему это запомнилось потому, что его поразило (по его собственным словам, он «офигел») упоминание о каннибализме («людей жрали за мое-мое»).

Где находятся указанные материалы в настоящее время, он пояснить не смог.

Для справки. Максимов Владимир Кириллович в указанный период работал помощником главного санитарного врача страны.

В настоящее время Вольф К.М. находится в следственном изоляторе № 2.

Старший следователь М. И. Малахов

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

Бабухина Николая Ильича, профессора, доктора медицинских наук, заведующего отделением Клиники психиатрии им. С.С. Корсакова.

«…Профессор Макаров был моим учителем. Не в том, естественно, смысле, что он учил меня лично. Я учился по его учебникам и биографии. Выдающийся был человек. Но с непростым характером. Великий гуманист и бунтарь по характеру… Честно сказать, я не только изучал его биографию, но и по сей день ее пишу. Исследую, так сказать. Можно считать это моим хобби. Даже, наверное, страстью.

…Тогда у него образовался некий конфликт с руководством. Вячеслав Михайлович рассчитывал стать членом-корреспондентом, но его нагло и совершенно незаслуженно прокатили, и он, естественно, обиделся. Свои игрища, знаете ли…

…Такого практика по невротическим и эмоциональным нарушениям тогда, да и сейчас, поискать надо. Кудесник. Кстати, яростный сторонник того, что психические заболевания в большинстве случаев носят эпидемиологический характер. Говоря по-простому, не просто мозги набекрень, а имеется некий возбудитель. Примерно, как при гриппе. То есть весьма примерно, конечно, но для представления обшей картины, полагаю, доступно. Его великолепный труд о полиневротическом психозе до сих пор служит учебным пособием.

В ту пору он много сотрудничал с военными, частенько работая под грифом «Секретно». Что именно он для них делал, сейчас очень сложно сказать со всей определенностью. Но по некоторым отрывочным и весьма разрозненным воспоминаниям его сотрудников речь шла о психозах массового характера. Как несложно догадаться, об оружии массового поражения… Времена были лихие, Сталин совсем недавно умер. Вождь умер, а дело его живет…

Командировку воспринял чуть ли не с радостью. Это факт. К тому времени его конфликт с, так сказать, однополчанами достиг апогея. Разругался вдрызг. А тут отличная возможность набрать уникальный фактический материал и с ним по закрытой тематике просто влететь в членкоры. Думаю, он рассчитывал на поддержку военных. Они всегда-то были силой, а уж в те времена и подавно. К тому же, судя по глухим отголоскам, в деле был заинтересован и Комитет. Словом, козырь ему открылся такой, что он решился ехать.

…Семья? Ну что семья? Я не люблю лезть… По моему мнению, у него с женой отношения были очень непростыми… Была у него женщина, с ним работала. Снегова Надя. Он взял ее с собой. Больше я на эту тему не хочу говорить, поймите меня правильно.

…Трое. Еще его аспирант. Кононов. Молодой, но, судя по всему, очень толковый. Чрезвычайно. Об этом говорит хотя бы то, что Макаров вместе с ним опубликовал три статьи. Оказаться в соавторах с Макаровым не только честь, но и немалое признание. Поймите, Вячеслав Михайлович не был прилипалой. Не тот человек, чтобы поставить свою фамилию над чужим трудом, что у нас делается сплошь и рядом. Ему и своего хватало выше крыши и даже шпиля. Наоборот, это к нему пытались втереться. Полагаю — да что там! — практически уверен, что из-за его отказов в «соавторстве» конфликт и произошел.

…Лечение? Понимаете, массовые психозы и по сию пору штука не до конца изученная. Да, наверное, и не будет никогда. Взять, хоть телевизор… Но, конечно, кое-что сделать можно. Знаете, у него была интересная запись в рабочем журнале. Тогда ведь телевидение только-только начиналось и не носило такой массовости, как сейчас. Но он уже тогда прогнозировал, что через экран можно воздействовать на людей. Правда, большее внимание он уделял радио, но это и понятно. Кстати, да! Как-то забылось вначале. Вы, наверное, в курсе, что он занимался и излечением алкоголизма. Так вот, он считал алкоголь одним из стимуляторов, как сейчас можно сказать, массового зомбирования. Одним из, но не единственным и не самым эффективным. Хотя все зависит от дозы и качества привыкания, при котором снижается критичность восприятия…

Электромагнитные излучения как стимулятор тогда практически не рассматривались, хотя отдельные эпизоды были. Отдельные, подчеркиваю. На сегодняшний день все это уже азбука…

У меня нет никаких свидетельств того, что результаты экспедиции Макарова были у кого-либо в руках. Нет, категорически нет. Он будто сгинул. Просто уехал и все… Военные точно к этому руку приложили, я же уже говорил».

На этом месте допрашиваемый заметно замкнулся, хотя старался этого не показать.

Подписку о неразглашении Бабухин Н.И. подписал, об ответственности за разглашение предупрежден.

Следователь Г. И. Чернов

СПРАВКА

Макарова Нина Викторовна, 1920 г.р., урожденная Кононова, умерла 30.07.1983 г. в результате обширного инфаркта. Похоронена на Хованском кладбище.

Макаров Виктор Вячеславович, 1945 г. р., погиб в 1982 г. в автокатастрофе в г. Ржев. Похоронен на Хованском кладбище. Остались жена (Раевская по рождению) и двое дочерей (1964 и 1967 гг. рождения). Проживают по адресу: г. Москва, ул. Тверская…

Материалов архивного либо биографического характера, относящихся к проф. Макарову, по указанному адресу не обнаружено.

К. И. Найденов

СПРАВКА

Бывшая дача Макарова В. М., находившаяся по адресу: Московская область, пос. Боголюбский, дом 32, не сохранилась в результате пожара, случившегося в феврале 1983 г.

М. С. Борисовский

ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

Следователю Юрьеву М. Ю.

от доктора медицинских наук Савельева К. Л.

Проведя по Вашей просьбе анализ доступных мне печатных работ и научных трудов профессора Макарова В.М., а также учитывая крайне сжатые сроки для проведения такой масштабной работы, считаю возможным сделать следующие выводы:

1. В настоящее время научная и практическая составляющие в той сфере, которой занимался Макаров В.М., продвинулись далеко вперед, хотя некоторые из его исследований до определенной степени не утратили интереса и отчасти могут рассматриваться как базовые элементы при изучении невротических проявлений.

2. Анализ доступных — подчеркиваю это! — мне источников позволяет заключить, что проф. Макарова В.М. в большой степени интересовал прикладной характер работ, о чем свидетельствуют хотя бы его статьи «Массовый психоз как диагноз» и «Управление личностью на расстоянии: факты и статистика». Вне всякого сомнения, в этих и многих других работах автор опирается на значительный фактический материал и, вполне возможно, массовые опыты, о которых в текстах имеется лишь смутное упоминание, более похожее на умолчание. При этом особое внимание на себя обращает тот факт, что несколько раз он ссылается на иностранные исследования и опыты, доступ к которым в то время представляется весьма затрудненным, а, учитывая их характер и направленность, являются просто секретными даже по настоящее время.

3. Отвечая на Ваш вопрос, являлись ли его работы попыткой разработки оружия массового поражения или аналогичных/сходных, с большой долей уверенности можно ответить положительно. При этом стоит особо отметить, что ни единого прямого упоминания об участии в таких разработках мной не обнаружено. При этом нельзя не отметить, что проф. Макаров особо интересовался воздействием именно на большие группы людей (см. его отзыв на диссертацию Кузьмина В.Н.).

4. Стоит особо отметить, что к своим работам и исследованиям Макаров активно привлекал — либо участвовал сам — специалистов из областей, так сказать, точных наук. Мне удалось найти упоминание о работе в зоне непосредственного действия РЛС (радиолокаторная станция, кажется) «Можарово». Где она находилась или находится, какова ее мощность и на каких принципах она работала, установить не удалось. Без сомнения, Макаров принимал участие в разработке проекта «Синица» (гриф «Секретно»), основанного на исследованиях японских специалистов, ставших доступными после Великой Отечественной войны.

Вывод: Профессор Макаров В.М., несомненно, занимался работами военно-прикладного характера (см. «Отечественная психология на страже мира», гл. X). Более того, можно утверждать, что он активно сотрудничал с представителями военного ведомства и даже работал по его заказу.

Вместе с тем стоит отметить, что многие разработки и научные постулаты проф. Макарова в настоящее время считаются ошибочными.

Д.м.н. К. Л. Савельев

…И я шагнул туда.

Кого можно удивить тем, что мальчик любит играть с оружием? От игрушечных танков с пистолетами из пластмассы я кочевал к настоящей рогатке и кое-чему похлеще. Да и выбор профессии во многом определился моими детскими пристрастиями. Но со временем я как-то перестал… Ну не то чтобы любить оружие. Если судить по тому, как я его холю и лелею, то, очевидно, люблю. Но — как профессиональный инструмент, прибегать к которому стоит лишь в крайнем случае. Сознаюсь, порой я им злоупотребляю, но только в качестве демонстрации. Все остальное строго по необходимости, считай, по принуждению.

За воротами меня встретили два направленных на меня ствола. Один спереди, другой слева, чуть ли не со спины. Грамотно так встали, расчетливо. И — я увидел — пальцы у обоих на спусковых крючках калашей. Видно, что оружие парням не в диковинку. Чуть дрогнешь — разрежут очередями на кусочки. И лица у обоих такие решительные. Если не сказать, замороженные.

Нет, не люблю я оружие. Особенно когда оно на меня направлено.

Шаг назад — это мотивированно — резко влево, в прыжке, на ходу вытащить пистолет. Того, кто по фронту, я завалю как к бабке не ходи. Прижавшегося к изнанке стены мне таким макаром не достать. Но Ильича сниму точно. Нет, убивать его не буду. Только подстрелю. Он мне нужен в качестве «языка» и возможного заложника и щита одновременно. И на паром не пойду. Неохота быть мишенью. Бородатого за шкирку, гранату через стену — им понравится. И к лодке.

Это я все в секунду и даже меньше решил. Мышцы ног и рук напряглись, изготовившись к работе, когда за моей спиной неприятно и знакомо звякнуло.

Мой мешок. Ах ты ж нарик паршивый!

Я обернулся. Любитель травки целился мне в спину.

— Ну и как это понимать? — спросил я, впиваясь взглядом в лицо Прохорова.

— Режимный объект, — ответил он. В его голосе легко угадывалось превосходство. Дескать, хотел внутрь, получи.

— Бросали бы вы эти детские игры, — как можно равнодушнее сказал я. И это, надо сказать, произвело впечатление.

— Это не игры, — повысил голос бородатый. — Это на самом деле режимный объект.

— Тогда почему нарушается устав? Что это за вид у ваших людей? Где знаки отличия? Партизаны какие-то, а не солдаты. Мне что, теперь еще и вашей дисциплиной заниматься, так, что ли? Может, еще и строевую подготовку провести? Где старший? Почему нет доклада? Р-распустились! — на глазах зверел я. — Курорт устроили! А что? Красота! Рыбалка, пляжик, до начальства как до бога. Сочи, мать вашу! Как стоишь перед старшим по званию? — напустился я на автоматчика перед собой.

Тот растерялся от моего напора и посмотрел на Прохорова, ожидая разъяснений. Все, противник деморализован. Можно брать.

— А тебе кто разрешил мои веши бросать? — обернулся я назад. — А ну живо схватил! И смотри, если там что повредил… Не дай тебе боже! Сгною к пениной матери.

Однако, надо признать, ситуация хреновая. Еще с полминуты я их подавлю, но потом они придут в себя. Что у них там в мозгах — поди узнай. Может, они все тут того, покуривают. Влепят мне очередь в упор — режимный объект! Разбирайся потом. Да и некому будет разбираться. Что-то мне подсказывало, что начальство мое на выручку спешить не станет. Я снова недобрым словом вспомнил своего напарника. Ох, как бы он мне сейчас пригодился.

— Ну и чего стоим? — продолжал я вещать, не давая вставить ни слова. — Веди, Вергилий, если концерт закончен.

И первым попер на автоматчика перед собой. Он часто-часто захлопал глазами. А страшно в живого-то человека стрелять. Страшно!

— Минуточку! — наконец подал голос бородатый.

Я остановился и расчетливо встал так, чтобы в любой момент мог одним рывком закрыться оробевшим автоматчиком. Я фактически стоял на площади, здорово напоминающей армейский плац. За ней метрах в тридцати основательное строение из толстенных еловых стволов с выходящим на ворота широким крыльцом, которое при желании можно использовать как трибуну. Стены по верхний обрез окон обложены камнем. Крепость не крепость, а для бункера сойдет. Полагаю, это штаб. Нечего и думать добежать до него под огнем минимум трех автоматов, к тому же оттуда могут встретить аналогично, но для начала мне нужно попасть туда, факт.

— Что еще? — капризно спросил я.

— Оружие вам придется сдать.

— Ты с ума сошел? Ты! — Редиску им, а не мой пистолет. Я в три шага преодолел пространство между нами и с ходу ударил его в челюсть.

Наверное, это было первый раз в жизни, когда ему били рожу. Во всяком случае он, несмотря на то, что удар был так себе, на троечку, сразу упал навзничь и затих. Только кровь из разбитой губы потекла со щеки в пыль.

— Это оружие?! — Я выхватил ствол и сунул ему под нос- Это?! А ты мне его давал, гад? Ты кто такой, мразь, чтобы оружие мое требовать? Пр-ристрелю! — бушевал я.

Ну где же зрители? Где пусть не аплодисменты — бог бы с ними, — но хоть общий восхищенный вздох? Где люди? Или это все? Весь гарнизон передо мной? Нет, я не страдаю гигантоманией, мне как раз больше по душе небольшие камерные аудитории, но ведь не может быть, чтобы на столько домов, выглядевших вполне жилыми, было всего четыре человека.

— Прекратите! — раздался сзади не очень громкий голос.

Я обернулся, одновременно фиксируя автоматчиков, определенно пребывавших в некоторой растерянности. Похоже, рукоприкладство тут не в чести. Ну и то ладно.

На крыльце стоял худой дядька болезненного вида в меховой безрукавке, одетой поверх домотканой на вид рубахи длиной до середины бедра. Седые волосы коротко подстрижены, глаза глубоко запали, так, что даже цвет не разглядеть, бледные губы сжаты в узкую полоску. Ему бы еще посох и длинные космы — вылитый старец из былин и сказок.

— Та-ак, — протянул я. Когда нужно, я умею говорить до ужаса противным голосом. — Это еще кто?

— Идите сюда! — велел дядька. — И уберите свой дурацкий пистолет.

— Чего это он дурацкий? — поинтересовался я, не двигаясь с места. — Это хороший пистолет. Проверенный. Показать? Я могу.

— Не стоит. Дверь открыта.

Сказал, развернулся и ушел внутрь. Дверь и вправду осталась открытой. Силён мужик.

— Ладно, — проговорил я. — Эй, ты! — Это я уже любителю покурить. — За мной! И поаккуратнее. Проверю.

Тот в ответ поспешно кивнул.

Теперь я имел возможность рассмотреть внутренность крепости подробнее. Кстати, восточнее, там, где я проехал, таких укреплений не наблюдается. В лучшем случае ров вокруг деревни, да и то не всегда. Здесь же что не поселение, то фортификационное сооружение.

Не военный городок в привычном понимании, но порядок налицо. На плацу видны свежие следы метения, никаких мусорных куч, у домиков аккуратные огородики и кустарники в линеечку, причем я сразу опознал смородину. За домами, похоже, сад из плодовых деревьев. Во всяком случае то, что там росло, я определил как яблони, хотя с такого расстояния мог и ошибиться. Мои камеры работали на всю мощь. Интересно, если тут есть радиостанция, на чем она работает? Батареи можно сразу исключить; столько времени они не живут. Дизель? Солярка тоже не может храниться бесконечно. Ветряк? Что-то не видно. Или это просто остатки прежней роскоши? Так сказать, обветшавшая позолота былого величия. Нет, все же очень интересно — есть у них связь или нет. Хотя бы просто приемник. Это многое решает.

Вообще на территории с энергией полный монохром — сплошь печное отопление. Освещение — свечи или примитивные лучины. Об электричестве и речи нет. Хотя сами лампочки кое-где встречаются. Единственный в этом смысле просвет, да и то лишь по слухам, где-то в горах кто-то умудрился соорудить крохотную гидроэлектростанцию. Собственно, ничего особенно мудрого в том нет, вопрос в другом — что ей питать? Лампочки в жутком и совершенно невосполнимом дефиците. Правда, я слышал осторожные намеки, что будто бы есть канал. И не только в смысле электроламп. Кстати, меня неоднократно принимали за торговца. И что? Торговал, конечно! Хотя торгаш из меня, как из тряпки пуля.

Словом, здесь во всем просматривалась организация и дисциплина. Не покривлю душой, если определю ее как армейская. Во всяком случае, тут был порядок. А вот то, что касается выучки и моральных качеств гарнизона, то налицо явные пробелы и вопиющие недоработки.

И еще я обратил внимание на обувь. У всех сапоги. Офицерского кроя кожаные сапоги, сильно ношеные, но в порядке. И еще одно. Когда я всходил на крыльцо, посмотрел влево, на домики. Возле одного из них на веревке сушилось белье. По виду солдатское вперемежку с гражданским. А с краю, наполовину скрытые деревом, висели сапоги от штатного 03 К — общевойскового защитного комплекта. Это такие плотные и высокие чулки зеленого цвета из прорезиненной ткани, надеваемой поверх обуви. ОЗК, как известно, предназначен для нахождения личного состава в агрессивной химической или биологической среде, для чего к нему дополняют противогаз. Сами же сапоги, они же чулки, с удовольствием используются рыбаками из тех, кому не по карману или нутру фирменные шмотки.

Когда я перешагнул порог, понял, насколько снаружи было жарко. Тут царила прохлада и легко уловимый дух канцелярщины, передать который я не в состоянии. Чем пахнет любая контора? В крупных офисах ароматной отдушкой и нагретой пластмассой. Это если не считать сложной смеси духов, кофе, уставших тел, бумаги, завядших цветов и неистребимых мышей, жирующих на спрятанном в столовых ящиках печенье и бисквитах. Здесь же… Во всяком случае, никаких одеколонов. Сухой травой — да. Но главное, бумага. Подозреваю, что даже какой-то клей. Такая архаика, что оторопь берет. И в этой канцелярской дыре кроется очаг мирового пожара?

Прямой коридор, обшитый бугрящимися листами фанеры, щедро выкрашенными в зеленый цвет. По обеим сторонам двери. Такие с большой буквы Двери. Толстенные. Тоже крашеные, но даже несколькими слоями не скрыть, насколько они монументальны. Будь они не из дерева, а из железа, вполне пригодились бы хорошему банку. Все закрыты. Кроме одной в конце коридора. Полагаю, мне туда.

Дверей, расположенных в шахматном порядке, оказалось восемь. Немало. И ни звука из-за них. До чего же тут нелюбопытные люди обитают. Или привыкли не совать свои носы куда не просят? Либо же там никого нет. Тоже вариант. Я шагнул влево и потянул на себя ближайшую. Она легко подалась, и я заглянул внутрь. Три стола, за двумя сидят мужчина средних лет и женщина с длинным носом, оба склонились над бумагами. На третьем стоит допотопная пишущая машинка.

— Добрый день, — поздоровался я. Они посмотрели на меня и синхронно ответили: «Здравствуйте». Я закрыл дверь. Контора пишет.

За открытой для меня дверью оказалась большая комната с четырьмя рядами лавок. У противоположной стены длинный стол, за которым сидит давешний тип. Над ним серая холщовая растяжка с крупными красными буквами, вышитыми крестьянским «крестиком», складывающимися в призыв: «Мы придем к победе!» Слева от стола старенькое пианино с варварски поцарапанной боковиной. На боковых стенах плакаты и в ряд портреты каких-то мужиков. На левой от меня стене два окна с двойными стеклами. Между ними две полки с книгами разной толщины, одна над другой.

— Ставь сюда, — скомандовал я вошедшему за мной автоматчику. — Пока свободен. Ну знакомиться будем?

Я двинулся к столу президиума.

— Покажите ваши документы.

— Опять?

— Покажите, — упрямо и тускло повторил он.

— Ладно, уговорил.

— И постарайтесь мне не тыкать.

— Это я уже сам как-нибудь решу. Кстати, почему вы не провели перерегистрацию радиостанции?

— А мы ее никогда не проводили, — небрежно ответил он, принимаясь за изучение моих «корочек».

— Это что же получается, закон не для вас писан?

— Какой именно?

— Какой?! Я вам покажу какой! В акте. Крупными буквами.

Что-то он уж очень спокоен. Мне не нравится, когда проверяемые вот так спокойны. Я бы сказал, демонстративно. Да еще при этом ловко уходят от моих вопросов.

— Когда последний раз ей пользовались?

— Кем?

— Только не нужно мне тут! Когда, я спрашиваю?

— Давно. Российская Федерация? — поднял он взгляд от документа.

— Как давно? Точнее?

— Не помню. Это все, других документов не имеется?

— Имеется. Как у дурака фантиков. Представьтесь для начала.

— Кононов. Исполняю обязанности руководителя экспедиции.

— Исполняете, значит. На каком основании?

— На основании приказа. Если требуется, покажу.

— Непременно. Только позже. Если с формальностями покончено…

— Боюсь, что не совсем. Как вам уже сказали, товарищ Попов, это режимный объект. Вы должны были знать.

— Вэче 02714. На это намекаете? — Я достал еще одно удостоверение. На этот раз военной прокуратуры. — Устроит?

— Посмотрим.

Он опять принялся его изучать. Неторопливо и дотошно.

— Да, чувствую, придется нам тут подзадержаться, — продолжал я раздуваться административной важностью. — Значит, так. Для начала мне нужны ваши годовые отчеты. Надеюсь, есть? Дальше… Полевой журнал наблюдений. Списки личного состава. Акты инвентаризации имущества за два последних года.

— Предписание, — проговорил он, поднимая голову. — Что?

— Предписание на проверку. Или санкция. Приказ. Что угодно, подтверждающее ваши полномочия на проведение проверки.

Его спокойствие начинало меня определенно озадачивать. Что за комиссия, создатель?

— Вы тут что, совсем с ума посходили? Одному дай санкцию, другому. Вы что, не поняли? Я не следователь и не милиционер. Прокурор! Я сам могу выписать любое распоряжение, только этого не требуется по закону. Хотя бы знали чего требовать.

— Здесь другие законы.

— Это какие же другие, позвольте поинтересоваться?

— Вы нас бросили. Теперь тут живут по особым законам, должны были бы заметить.

— На всей территории страны действуют единые законы, — возразил я, хотя мой опыт мне подсказывал, что это далеко не так. Только я не собирался этим опытом делиться с этим смурным типом. — Единые для всех. Ну ладно, не будем тут дискуссию разводить. Не время и не место. Держите.

Имелся у меня документ, с лихвой перекрывающий все мои удостоверения. Распорядительное письмо за подписью генерального прокурора на его личном бланке и с его подписью, против правил заверенной рельефной печатью. Текст, в сущности, стандартный. Всем руководителям, должностным лицам — список на две строчки — предлагается неукоснительно выполнять просьбы и рекомендации вашего покорного слуги и так далее. На моей памяти это второй прецедент за всю мою практику. Помните, в «Трех мушкетерах» Ришелье дает миледи письменное отпущение всех ее будущих грехов? Вот это из той же серии. На кой, спрашивается, ляд прокурору, и без того обладающему всеми правами и полномочиями, такая бумага? В обыденной практике это не более чем понты. То есть лишняя гирька на чаше весов, измеряющих солидность. В данном же случае мои начальники учли невнятную дремучесть территории и выправили такую бумагу. Как говорится, кашу маслом не испортишь, хотя сам я кашу маслом не заправляю никогда, потому что не люблю жирное с детства. Ну да не в моих кулинарных пристрастиях дело.

— Достаточно? — зло спросил я. Как ни странно, злиться я начал вполне по-настояшему. Даже самому удивительно. Поэтому, поняв это, принялся усиленно себя контролировать.

— Это все? — тускло и как-то обреченно поинтересовался он.

— Это? Нет, всего лишь начало. — Я сгреб свои бумаги и убрал в карман. — Причем самое мирное из всех возможных. Потому что у меня достаточно полномочий для того, чтобы прикрыть вашу так называемую экспедицию к чертовой матери. Поэтому говорю открытым текстом. Лучше со мной сотрудничать в полный рост. Мне тоже не улыбается торчать в этой дыре. Вы помните, что мне нужно? Или повторить?

— Помню. Вот что. Документы документами, через полчаса, час от силы мы вам их предоставим. Я сейчас распоряжусь. А пока как насчет завтрака?

— Уже поел. Лучше распорядитесь про обед. И давайте к делу.

— Тогда пару минут. Или хотите пройти со мной?

— Пару минут подожду, — буркнул я. Ну наконец-то! Пошло дело.

Кононов вышел из-за стола и мимо меня направился к двери. Провожая его взглядом, я заметил, что у него от кромки волос за воротник рубахи идет пятно лишая. Господи, они же тут совсем без медикаментов! Раньше мне это как-то не приходило в голову. Самое странное, что не только мне. Когда мы готовили эту командировку, хотя и в спешке, но успели проработать многие вопросы, а вот про уровень здешней медицины как-то совсем не подумали. Несмотря на то что именно медицинский аспект территории интересовал нас больше всего. Правда, несколько с иных позиций. Сразу вспомнилось, как я больше суток не мог сидеть из-за многочисленных уколов.

Кононов вышел, а я направился к полкам. Что ни говори, а книги, которые имеются в доме, немало могут рассказать о его обитателях. Помню, работали мы одного типа на предмет производства очень сумасшедшего наркотика. Почему-то, почему не знаю, звался он Черный Джек. Существовали еще обиходные варианты вроде «чернушка», «Джеки», «пепел», «ночка» и много чего еще. В сущности, мы наркотой не занимаемся. Для этого есть другие ведомства. Но тот случай был особенным, потому что Джек этот самый давал такой эффект, что эксперты только диву давались, и вообще дело пахло эпидемией. Да и не они одни. Мы, те, кто находился в теме, тоже неслабо удивлялись, если говорить, не переходя на родной матерный. Ну и, как водится, в ход пошли межведомственные игрища, но не в них сейчас дело, а в том, что фигурант достался нам. Как мы на него выходили — отдельная песня. С запевом, припевами, многими куплетами и чем там еще, не помню. Не суть. Вышли на него после бешеного копания, рыли землю недели две, уж очень ловко он обставился. Назовем его для темности Джеком.

У нас в руках было уже все — от сети сбытчиков-пушеров до мелких лабораторий, разбросанных по разным городам. Ведь в чем там была главная фишка? Транспортировки как таковой практически не было. Никаких килограммов или, хуже того, их десятков и сотен, на чем сыпется до десяти процентов сбытчиков дряни. Внешне безобидные компоненты по большей части перевозились вполне легально, с соответствующими документами, сертификатами и прочим. Под это дело работали не только подставные фирмы-однодневки, но и вполне солидные конторы с хорошей биографией.

Таким образом что у нас получилось? Щупальца — все? часть? — поотрубали, а голову не удается прихватить никак. Хотя на Джека этого пресловутого уже вышли и обыск у него учинили. Ничего! Пусто. Ну дом у него хороший. Машины, техника, украшения, прислуга, вояжи по всему миру с целью отдыха и не только. Источники дохода — мы налоговиков привлекли — солидные и по бумагам законные. Ажур полный! А мы сами понимаете где. Там темно и пахнет дурно. Но он же не дурак у себя на хате улики держать, товар или хоть накладные какие, на которые завязаться можно.

Не я, честно скажу, не я сунулся в его книги. По нынешним временам редкость, но у него имелась отдельная комната под библиотеку. Если бы не этот эксклюзив интерьера, то ничего особенного. Застекленные шкафы, на полках книжки разные. От детективов до черт знает чего. Домашнее такое, во многом хаотичное собрание. Так вот Петрович — перед самым этим Новым годом мы проводили его на пенсию — как завзятый книгочей и, конечно, от безнадеги взялся за этот склад печатной продукции.

Чтобы было понятно, о Петровиче персонально пару слов. Он достоин и большего, но сейчас так, коротенько. В школьные годы он жутко увлекался математикой. Олимпиады там всякие, конкурсы — я не очень в курсе, не силен, но историю краем знаю. Но чего-то там не сложилось или сложилось, но не так, в общем, вместо очереди за Нобелевской премией он попал в прокуратуру. Хотя Нобелевку как раз за математику и не дают. Не важно, хоть, к примеру, за Стетсоновской или любой другой. Зануда страшный. Дотошный — жуть. И все у него должно быть разложено по своим полочкам. Зеленое налево, пупырчатое направо, кривое наверх, половинчатое на уровне груди, а половинчатое и зеленое между первым и четвертым. Система! Ну так мозги у человека устроены. Полочками. Сотами. Клеточками.

Он за полтора часа эту библиотеку, что называется, вскрыл и наружу вывернул. Просто нашел прорехи в системе. Любое сколько-нибудь солидное собрание, превышающее размеры одного шкафа, нуждается в своей системе, иначе фиг чего отыщешь.

Уж я не знаю, интегралами он ее брал или таблицей умножения, но ведь вычислил. Он что-то мне объяснял типа «двадцать один на восемь ровно не делится», но я, честно, эту заумь просто пропустил мимо ушей. И на этих «двадцать один на восемь» мы в три пары рук того Джека за полчаса очень качественно раскололи. Тот оказался тоже математик и логик. Собственно, в этих его книгах, которые не делились на восемь, были его пометки о том что, кто, где, когда и сколько. Читая отдельно взятую книгу, ничего не поймешь. Ну пометки и пометки, мало ли их чуть не на каждой странице; и слова, и фразы, и значки всякие вроде восклицательных знаков и подчеркиваний. Сработали мы классически. Без лишней скромности скажу, что до сих пор горжусь тем делом, хотя моя нога в том забеге и была десятая.

Знаете, что оказалось на тех полках? Ни в жизнь не догадаетесь. Во всяком случае я сам несколько того, удивился. Учебники! От букваря для дошкольного изучения с цветными картинками до толстенного институтского талмуда по высшей математике и тома по истории КПСС. Геометрия, история, биология, география, физика — практически весь школьный курс и крохи институтского. Они тут что же, детей учат? Хотя чему удивляться. Нарожали детишек, теперь учат. Все правильно.

— По всей округе собирали, — раздался голос сзади. Я обернулся. Пришел Кононов.

Да, дети. Еще одна проблема. Ну взрослые-то ладно, они уже устроили тут свою жизнь и, полагаю, по большому счету не хотят никаких перемен. Разве что косметических. В смысле чтоб жратвы побольше, одежды получше. Кому-то радио подавай с телевизором, а императору Сане так целый самолет. В общем, обычные человеческие хотения, ничего особо экстравагантного. А вот с малышней-то чего делать? Пусть не сейчас, через год, три или пять, но что-то же придется решать. Ведь рано или поздно им придется идти на контакт с внешним миром, приспосабливаться к нему, как-то устраиваться, вживаться. Не должно же такого быть, что посередке страны была резервация с чуть ли не первобытным строем.

— Да, понимаю, — сказал я. На душе у меня как-то потеплело. — Кстати, хотел спросить. А Лось это…

— Лось? — переспросил он и усмехнулся. — Вообще-то изначально ЛЭС.

— Лес? Не понял.

— ЛЭС. Линейная этнографическая станция. Так это тогда называлось. В целях маскировки, что ли. Не знали? Потом табличка истрепалась, а новую вешать не стали, да и смысла уже не было. Зачем? Но слово по созвучию осталось — Лось и Лось.

— Странно. Мне казалось, под этим подразумевается определенный человек, — аккуратно возразил я, удерживая возникшую между нами доверительную нотку.

— А чего вы удивляетесь? Нормальная практика персонификации непонятного. Кому-то нужен Яхве, кому-то Лось. Так людям проще, а спорить — зачем? К сожалению, ситуация такова, что кому-то что-то доказывать, убеждать, учить практически бесполезно. Нас слишком мало и совсем нет ресурсов. — Он замолчал. Вздохнул и продолжил: — По поводу бумаг я распорядился. А пока могу предложить что-то вроде экскурсии. Ведь все равно захотите посмотреть. За полчаса как раз управимся. Только одна просьба. Не стоит, по крайней мере пока, расспрашивать людей и тем более заходить в дома. Знаете, мы от этого отвыкли, в каждом доме оружие.

— Так предупредили бы людей-то.

— Одним предупреждением не отделаться. В общем, надеюсь, вы поняли меня. Так что, идем?

— Пошли.

— Вещи можно оставить тут, никто не тронет.

— Ничего, он не тяжелый. Хотя… Вы правы, чего таскать.

Мне он снова перестал нравиться. Сначала он легко ставит знак равенства между собой и божеством, потом не велит с людьми разговаривать. И одет ты не как все. Темнишь ты что-то, Кононов. Темнишь. Но ничего, я тебя просветлю. А уж с людьми-то поговорю просто обязательно, тут можешь не сомневаться.

Следуя за Кононовым, я вышел на крыльцо, откуда мы сразу свернули налево, к хоздвору, как будто меня интересуют их сельскохозяйственные достижения. Любопытно — да. Но не более. Я вполне могу без этой части экскурсии обойтись. Еще на крыльце я поймал затаенный взгляд автоматчика, интересовавшегося куревом, и успокоительно ему кивнул, с намеком склонив голову примерно в ту сторону, где остался мой мешок.

В меру, чтобы не переиграть, восторгаясь по поводу порядка и успехов по части самообеспечения, я задавал вопросы, интересующие меня куда больше размеров коровника или конного привода пилорамы, временно находящейся в простое.

— Как вы с окрестным народом контактируете?

— Сложно.

Односложные ответы меня никогда не удовлетворяли, поэтому я продолжил выспрашивать.

— Воюете, что ли?

— Нет, так тоже не скажешь. Все же вооружение у нас получше и вообще. Вот обратите внимание. Наш птичник. Куры, утки, гуси — полный набор. Круглый год свежие яйца. А это, можно сказать, молочный цех, — показал он на низенькое строение, наполовину врытое в землю. — Творог, сметана, все свежайшее.

— Великолепно. Можно только позавидовать.

— Вы еще не видели нашу канализацию!

— Боюсь, я несколько не по этой части, — поспешил я уклониться от столь лестного предложения.

— Ну-ну! Все не так страшно. Прямоток уходит далеко в озеро. Трубы из цельных стволов лиственницы. Внутренний диаметр в верхней части больше полуметра и, обратите внимание, не замерзает и не протекает.

— Удивительно. Но я так и не понял. Вы общаетесь с соседями или как? Какие-то отношения у вас существуют?

— Вы же сами сказали, соседи. Так что совсем без отношений не обойтись. Встречаемся, даже немножко торгуем, помогаем, чем может. Но главным образом учим, разъясняем. Извините, я тоже хотел спросить. Это у вас на руке что? Часы?

— Коммуникатор. В общем, и часы тоже.

— А еще что?

— Ну, компас, например. К сожалению, в этих краях вещь во многом бесполезная.

— Что так? Почему бесполезная?

Ну вот! Давайте теперь я буду лекцию читать. Однако, закрывая тему, постарался ответить предельно вежливо.

— Тут, похоже, неслабая магнитная аномалия. Так что как часы еще туда-сюда, а так… — махнул я рукой. — Кстати, по поводу аномалии. Вы в курсе? Что тут вообще творится?

— Раньше пытались проводить эксперименты, что-то исследовать, но теперь-то что исследовать? Да и кому это нужно? Если требуется, я подготовлю отчеты, там все подробно написано. Сейчас же у нас нет возможностей для полноценной научной работы. Вот! Это вы обязательно должны посмотреть.

Мы уже прошли весь хозяйственный сектор и вплотную приблизились к двухэтажному строению, которое я окрестил про себя промышленным. Уж очень это было похоже на небольшую фабричку провинциального значения. Прямоугольно, казенно и предельно скучно. Но показывал Кононов не на него, а чуть правее, на приземистое строение с несколькими распахнутыми дверьми по фасаду. От него быстрым шагом уходил мужчина в выцветшей штормовке с большой заплатой на спине, дважды оглянувшийся на нас. Как мне показалось, с настороженностью, если не сказать, с испугом.

— Ни за что не догадаетесь, что это такое, — с некоторым оживлением сказал Кононов. Теперь я не сомневался, что именно он и есть Лось. Интересно, чего он открещивается?

— Пожалуй. И что это?

— Ну уж нет. Давайте посмотрим вблизи. В упор, так сказать. Если и там не угадаете, скажу. Но готов спорить, что мне придется объяснять. Наша разработка!

Чего он так разволновался-то? Аж румянец прорезался.

— Да просто скажите и все.

— Нет-нет! Я настаиваю. Товарищ Попов!

Ладно, черт бы с тобой. Посмотрю. Ради поддержания отношений. На пусковую шахту баллистической ракеты не похоже, и на том спасибо. Что они там, чертей разводят, что ли?

— Хорошо, показывайте.

— Прошу, — он гостеприимно простер вперед правую руку. Дескать, только после вас. Только теперь я заметил, что пальцы на ней скрючены, а кожа словно изъедена. Такое бывает при термических или химических ожогах. Где это его так угораздило? Не повезло мужику. Быть калекой на территории все равно что не быть. Тут и здоровые-то с трудом выживают, если вообще выживают, а уж увечные… Крепко ему не повезло.

Мы подошли и я, следуя приглашению, заглянул внутрь. Темно и не видно ни хрена. Лишь понятно, что наклонный спуск типа большого желоба уходит вниз, в темноту. Подсветить, что ли?

— И что это?

— Минуту. Тут ступенька вниз, аккуратно. Становитесь.

И я встал. Как последний дурак. Как имбицил, олигофрен законченный. Так я давненько не подставлялся. Потому что, едва я переместился на ступеньку вниз, тут же получил мощный пинок в область копчика. Балансировать оказалось негде. Цепляться тоже не за что.

С-с-су-ука!

Я успел в полете сгруппироваться и только потому не получил травм серьезнее, чем ушиб бедра и левого плеча. Некоторое время я стремительно скользил в темноту и сырость, хотя, наверное, во время этого падения сырости я, скорее всего, не чувствовал. Ее я почувствовал потом, позже. Я махал руками, силясь найти зацепку, но ее не было. Ужас, я вам скажу, непередаваемый. К счастью — смешно, да? — полет в виде скольжения по скользкой горке оказался коротким, вскоре я потерял контакт с твердой опорой и после короткого свободного полета больно приземлился на задницу, ей же почувствовав сырость.

В таком положении долго мечтать не принято, поэтому я живенько поднялся на ноги и посмотрел наверх, при этом одной рукой доставая пистолет, а другой фонарик. Светлый квадрат надо мной с треском захлопнулся. И — тишина.

Ты попался, Попов. Как зеленый пацан. Как… Как не знаю кто. Как лопух. Дебил клинический. Кретин. Просто лох законченный.

Пройдясь лучом света вокруг себя, наверх и под ногами, я понял, что попал хуже некуда. Это была какая-то емкость, вроде здоровенной бочки, да, в сущности, именно бочка и была, только высотой метра четыре и около трех в диаметре. Судя по отметинам выше моего роста, раньше тут хранили какие-то жидкости. Полагаю, все же не огурцы солили. А по желобу, по которому я сюда скатился, это что-то заливали или сбрасывали. А еще наверху, как раз над моей макушкой, скрывающей такие дрянные, такие никчемные мозги, имелась какая-то заглушка или что-то в этом роде, очевидно для вентиляции. Под ногами хлюпало, у стены сидела лягушка и таращилась на меня, моргая, но в целом уровень не превышал сантиметра. Черная вода, какие-то комки, мелкие ветки, непонятного вида тряпка, а в одном месте проросло что-то белое и тонкое.

Я подошел к стенке и несколько раз ударил по ней рукояткой пистолета. Звук глухой. Очевидно, там земля. Я постарался успокоиться и припомнил вид этого сооружения снаружи. Сколько там было дверей? Четыре? Или пять? Нет, четыре. Точно. Мы подошли к крайней справа. Я повернулся спиной к желобу. Теперь получилось, что слева от меня еще три такие же бочки. Так, расстояние между дверьми было метра три, много — четыре. Нет, четырех не было. Перед тем, как шагнуть на ступеньку — олух деревянный! — я успел глянуть влево. Там у стены лежала совковая лопата с грубым, самодельным черенком, затертым до полировки, положенным верхним концом на приступку у соседней двери. И посмотрел я туда именно потому, что меня привлек цвет этого отполированного руками черенка. Он был белый у того конца. А сама лопата, ее ковш, порядком ржавый. Так вот от него до меня было никак не больше двух метров. Какая длина лопаты? Где-то метр сорок. Значит, от оси одной бочки до оси другой порядка трех с половиной метров. То есть между стенками около полуметра. Ну и правильно, к чему больше-то? Можно попробовать прорваться туда. Деревянные стены я расстреляю без труда. С землей тоже справлюсь.

И что дальше?

Может, там есть лестница или веревка какая? Шест. Могли ведь забыть? Вполне. А если та бочка не пустая? Кстати, что же тут хранят? Если судить по лягушке, то, как будто, ничего. То, что не топливо, факт. Во-первых, запах. Во-вторых, зачем тогда нужен желоб? И вообще, я еще не сталкивался с хранением нефтепродуктов в деревянной таре. Даже не слыхал про такое. И когда мы сюда подходили, никакого особого запаха я не ощутил. Со скотного двора слегка тянуло специфически, здесь же ничего. Может, это были бассейны для рыбы? А что, оригинально. Хотя имея под боком целое озеро, какой в этом смысл?

Нет, пробиваться в соседний танк я пока не стану. Оставлю это на потом. На крайний случай. Но можно попробовать вырубить ступеньки в стенке. Я пошарил лучом света, прикидывая маршрут. Высота совсем не запредельная. В сущности, нет нужды даже стрелять. У меня с собой достаточно качественного железа, чтобы такие ступени просто вбить. Только вот как бы не порезаться при восхождении о собственные примочки. Я ковырнул стенку ногтем. Прочная. Ну что, начинаем?

В это время надо мной скрипнуло, и я задрал голову. Дверь чуть приоткрылась, впустив косой пласт солнечного света. Я потушил фонарик.

— Эй, Попов! — крикнули сверху. Это не Кононов, другой, тот, что меня встречал на берегу. Как там его? Прохоров, да.

— Чего? — не стал я его томить, хотя желание поиграть на нервах у меня имелось.

— Сейчас тебе спустят сумку. Положишь в нее оружие. Все.

— С какой это стати?

— Иначе гранату брошу. Хочешь?

— Не бросишь.

Я его высматривал не для того, чтобы пристрелить, а, в общем, высматривал. Но руки чесались жуть как.

— Это еще почему?

— Скоро мои люди будут здесь.

— Да что-то не видать никого.

— Они же не дураки под пули лезть.

— Болтай, болтай.

И дверь захлопнулась. Подействовало. Наверное, пошел советоваться. Далеко ли? Может, успею? А они? Уже прочесали окрестности? Сколько прошло времени? Меньше часа. В отсутствии хорошей связи это не срок. А радиосвязи у них нет. Пока туда добраться, на берег, пошарить там, да хорошо пошарить, причем желательно скрытно, потом обратно. Впрочем, можно особо и не скрываться. А у них что, есть основания сомневаться в моих словах? Почему бы нет? Могут, если у них существуют отношения с соседями. А они должны быть. Но насколько они тесные и, главное, оперативные? Этого я не знаю. Нет, ну ведь надо ж так! За два дня два таких прокола. Теряю квалификацию. Ладушки, будем отыгрываться.

Я выбрал маршрут наверх и начал готовиться к восхождению, экстренно проводя инспектирование моих запасов.

И тут сверху раздался шум. Голоса какие-то, даже крики. Я замер, прислушиваясь.

Сначала какое-то невнятное бормотание. Или даже мычание. Вот! «Иди, сволочь!» Опять мычание. «О себе только думаешь». Это уже другой голос, постарше. Но незнакомый. «Чего?» «Вынь у него. Все равно уж».

— Братцы!

— Не ори, плесень.

— Братцы, я только попробовал, — уже тише продолжил. А этот голосок мы слыхали. Тот, с пристани. Что про покурить спросил. — Вдруг там такое чего.

— Сволота.

— Вы скажите Лосю, скажите, — зачастил он словами. — Не со зла я. Ну вот честное комсомольское, как лучше хотел. Не надо меня туда.

— Надо! Другой раз узнаешь, как одному пробовать.

— Во-во! Мы, может, тоже хотели вождя спасти.

— Ну братцы! Я отблагодарю. Ну пусть я тут, на приступочке, а вы скажете, дескать…

— Знаем мы тебя. Все в одну рожу норовишь. Пошел!

— Хоть руки развяжите!

В общем, я понял. Страдалец добрался-таки до моей поклажи и продегустировал содержимое. А его прихватили. За что и суют — куда? Ко мне? Рядом? Ну-ка, ну-ка.

— А в пасть не хочешь снова? — спросил голос постарше.

— Ну я же сказал, отблагодарю. Ну как мне потом с такими руками-то, а? Как работать-то? Сами поймите.

— Ладно, поверим. Но тока смотри, Йоська. Если обманешь с обещанным…

— Ванечка, ну как я могу обмануть, как? Скажи! — блажил любитель кайфа. — Когда я тебя обманывал? Все, как сказано, сделаю.

— Говори где.

— Ну там, — притушил голос Йоська. — На берегу, сам понимаешь. Не здесь же. Выйду и сразу, вот честное слово.

— Ладно, развернись.

— Так, может, я на приступочке? Никто не увидит.

— Скажи спасибо, что сам поедешь, а не кинем. Хотя надо бы для памяти.

— Ребята, ну! Братцы…

— П-пошел!

— Договоримся.

— Прохор скачет! — сказал молодой. — Живо! Не хватало еще, нас заодно с тобой туда наладит.

— Во-во. И не шуми там.

Я уже определил по звуку, что они рядом, у соседней двери. Прислушался. Может, звук какой. Ничего. Как в вату.

— Вы чего тут толчетесь? — Это уже Прохоров. Эх, посижу тут с недельку, по шагам стану узнавать.

— Да мы Йоську тут наладили, — ответил тот, что постарше.

— Марш на периметр. И глаз не спускать. Быстро, быстро!

— Пообедать бы.

— Бе-эгом!

Да уж, по поводу пообедать они в точку. Не помешало бы. Пока подождем. Послушаем господина Прохорова. Хотя, наверное, правильно говорить товарища. Как я понимаю, тут все зависит от интонации. Можно «господин» так произнести, что человек со стыда готов провалиться. А можно — о-о!

Дверь надо мной снова немного приоткрылась. А ведь он боится, что я его пристрелю! И правильно делает.Пристрелю. Но позже. А может, и нет. Посмотрим. Какое настроение будет.

— Попов!

— Сдаваться пришел? Долго думал.

— А некому сдаваться!

— Ну а я на что? Смотри, торопись. Поздно будет.

Он коротко помолчал. Похоже, мой блеф все еще действует.

— Оружие приготовил?

— Ага. Посмотреть хочешь? Гляди.

— Нарываешься?

— На тебя? Смеешься? Голова-то как, не болит? А то, знаешь, бывает.

— Сюда слушать!

— Куда сюда?

— Сюда. Сейчас я тебе опущу телефон.

— На черта он мне?

— Говорить с тобой будут.

Вот это новость так новость. Всем новостям фору даст. У них тут есть телефон? Ну про сотовый я даже не говорю, хотя в первый момент подумал именно о нем. Ну а о чем еще? Только вряд ли сотовые операторы сюда добрались. Но все равно. Телефон — это же не просто аппарат с двумя проводками, торчащими из «попки». Это система, нуждающаяся как минимум в электропитании. От батареи ли или сети — неважно. Если в домашнем аппарате нет батареи или он не подключен к электросети, то это всего лишь значит, что электрический импульс идет с АТС, пусть и малого напряжения. Так что же, тут есть электричество? О батареях и любого рода аккумуляторах речь заведомо идти не может; не живут они столько. Если только сухо заряженные, то есть без кислоты. А что, вариант. Аккумулятор отдельно, кислота отдельно. Сейчас такого в обиходе уже нет, но раньше автомобильные аккумуляторы были именно такими. Хранение практически вечное. Ангар у них вон какой здоровенный.

— Потрепаться я могу, время есть. Только куда я его дену? В воду поставлю?

В ответ я расслышал только «мать» с восклицательной интонацией и несколько удаляющихся шагов. Я посветил на лягушку. Она сидела на прежнем месте и, часто пульсируя горлом, смотрела на меня сине-зелеными глазами. Сокамерница. Останешься тут или вместе станем выбираться? Похоже, я впадаю в истерику. Поаккуратнее бы надо.

Да уж, картина мира здорово меняется. Мы многого не учли. Как выясняется, слишком многого. Надо было внимательнее, тщательнее вглядываться в соответствующую эпоху. Если сейчас у солдата в каске нет компьютера, то это не солдат, а статист на поле боя. Даже хуже того, мишень. На душу населения приходится по несколько — до полутора десятков — электронных устройств. А тогда? На всю страну да такого класса ни одного. Что там на страну. На весь мир! Я не эксперт, хотя, как сказано в одном замечательном фильме, побросало меня по свету. Пришлось повидать как дикую нищету, так и дикую, просто неуправляемую роскошь. Земля и небо. Причем земля самая грязьнючая, говняная и пыльная, а небо, само собой, необычайно, невероятно золотое в щедрой бриллиантовой россыпи. При этом, замечу в скобках и не сильно по теме, процент счастливых людей там и там далеко не всегда соответствует окружающей индивидуума обстановке. Впрочем, среди бедных несчастливых всегда больше.

Черт! Чем дальше, тем больше меня почему-то стала интересовать тема бедности и богатства, хотя умом я понимаю, что это всего лишь стон, который песней зовется. Ведь все же понятно. Хочешь много денег — крутись-вертись волчком. Правда, тут мы, прокурорские, всегда рядышком, не забывайте о нас. Нет — лежи, открыв пасть, и жди, когда в нее упадет банан. Или яблоко. Или ни хрена не упадет. Старею, должно быть. Или это каземат так давит на мозг? В застенках все стонут одинаково. Только тут какие-то уж больно ядреные. Я начал ощущать, что мне не хватает кислорода.

Косой луч солнца снова вспорол мою темницу.

— Лови!

У меня хватило ума не выполнять команду. Наоборот, я отступил к стенке и сел на корточки, обхватив голову руками и подставляя под взрыв левый бок. У этих хватит ума кинуть гранату, хотя до конца я в это не верил. Какой смысл им рушить такое замечательное сооружение? Вот уж никогда не думал, что угожу в зиндан.

Что-то упало, глухо ухнув и обдав меня ржавыми брызгами. Я открыл глаза. Чурбан. В луже лежал березовый чурбан. Пенек. Кусок древесного ствола длиной не больше полуметра.

— Поймал?

— А то.

— Заместо стола у тебя будет. Опускаю. Принимай.

Сверху мелкими рывками спускалась сумка, по виду кожаная. Веревка, к которой она была привязана, тонкая, не веревка даже, бечевка. Я сунул фонарик в карман и принял посылку, от которой тянулся провод.

— Готово?

Хоть бы показался, что ли.

— Чего молчишь?

Да хочу и молчу. Что я, отчитываться перед тобой должен? Перетопчешься. Я открыл сумку. Да уж, такого аппарата мне видеть не приходилось. Архаика. Такому место в музее.

— Попов! — не выдержал он.

— Да здесь я. Чего орешь? Как этой штукой пользоваться-то?

— Крутанешь ручку, пойдет вызов. Говоришь — нажимаешь кнопку. Слушаешь — отпускаешь. Давай быстро. Ждут.

— Кто ждет?

— Кто надо. И мой тебе совет, не тяни время. Все.

И дверь захлопнулась. Ладно, наплевать. Я принялся за изучение этого монстра. Уже через пару минут я знал, что это американский полевой телефон ЕЕ-108, изготовленный специально для Советского Союза в рамках поставки по ленд-лизу. Про ленд-лиз на нем, понятно, ни слова не было, но выполненная на русском языке схема аппарата позволяла это предположить с большой долей уверенности. Кстати, на схеме напрочь отсутствовала батарея или любой иной элемент питания. Я не бог весть какой знаток истории, но понимаю, что в начальный период той страшной войны в подвергшейся нападению стране с ними, то есть с батареями, как, впрочем, и со многим другим, имелись большущие проблемы.

Усевшись на пенек, я разместил аппарат на коленях — так и до комфорта недалеко! — и крутанул ручку. Трубка отозвалась почти сразу.

— Слушаю.

— Это кто?

Звук был скверным и чудовищно искаженным. Но, кажется, я узнал абонента. Что не мешало мне пытаться добыть информацию.

— Похоже, вы достаточно благоразумны, — проигнорировал он мой вопрос. — Надеюсь, вы готовы поделиться целью вашего визита к нам.

Такое впечатление, что голос склепан из жестяных листов.

— С кем я говорю?

— Со мной. Не нужно задавать глупых вопросов.

— Я есть хочу.

— Вам же предлагалось. Ладно, покормим. Итак?

— Я уже говорил. Могу только повторить. Хотя вряд ли в этом есть необходимость.

— Она есть. Поверьте. Нам нужны ваши истинные цели, а не отговорки.

— Мне нужно подумать.

— О чем? Просто скажите правду и все на этом закончится.

— В каком смысле?

— В самом положительном.

— Для кого положительном?

— Не стоит играть словами. Не надо. Мы — я имею в виду всех нас, вас в том числе, — заинтересованы только в правде. Надеюсь, вы это понимаете. Должны понимать.

— А если нет?

Ответа, который я получил, ну уж совсем не ожидал.

— Вам же намекали про канализацию.

Качество звука ужасное настолько, что большую часть слов я просто угадывал. И тут подумал, что просто ослышался.

— Про что?

— Нашу канализационную систему, — почти по слогам ответили мне. — Там, где вы находитесь, раньше отстаивались фекальные массы. Это слово вам знакомо?

— Говно? — удивился я. Да чего там удивился! По сравнению с тем, что я ощутил, слово «шок» кажется детской глупостью, вроде ковыряния в носу. То есть я где? Ответ, что называется, напрашивается сам собой.

— Можно и так сказать. Могу добавить, что в случае необходимости существующая система сброса позволяет оперативно переключиться на старые накопители. То есть туда, где вы в данный момент находитесь.

Вот уж в чем в чем, а быть утопленном в дерьме я никогда не хотел. Совсем не героический финал, согласитесь. Хотя — я быстренько прикинул — возможности поселения несколько далеки от того, чтобы меня утопить сразу. Но для того, чтобы подпортить имидж и настроение, у них мощи хватит.

— Вы серьезно?

— Конечно. Время от времени мы это практикуем. Теперь я понял страх и терзания Йосика. Тут могут крепко подпортить биографию. Не то что закуришь, запьешь. Или чего похуже.

— А не боитесь?

— Нам нечего бояться. Вы не первый, кто хотел нас учить, как жить. Нет, далеко не первый. Так вы намерены отвечать на наши вопросы?

— В принципе… Мне нужно собраться с мыслями.

Ну упырь. Ну гад! Ладно, поговорим. Поиграем в вопросы и ответы. Я тоже умею задавать. Теперь мы посмотрим, у кого это лучше получается.

— Надеюсь, десяти минут вам хватит для раздумий. Только вот еще что. Пока вы там собираетесь, — мне показалось, что он подавил смешок. Впрочем, качество звука такое, что это можно отнести и на помехи. Это же сколько лет этой технике? И ведь работает. — Сколько с вами людей?

— До хрена! — истерично крикнул я и отпустил кнопку на трубке.

Десять минут? Ладно, пусть так. Я аккуратно поставил аппарат на пенек. Теперь нужно действовать быстро. Десять минут. Допустим, абонент пребывает в задумчивости. Или прострации. Или… М-да. Там, где он на самом деле и есть.

Уже через полминуты убранный в сумку телефонный аппарат лежал в луже, а я, встав на пенек, сооружал себе лестницу. Не скажу, что раскладной сюрикен самая лучшая ступенька в мире, видали и получше, но в моем положении выбирать не приходилось.

Как и многие, я читал сказки про ниндзя. По отвесной каменной стене при помощи перчатки с когтями… Не знаю, сам не видел такого никогда. А вот по крючьям или ножам взбираться приходилось, правда, не с такой ловкостью, как это в кино показывают. Я засек — на сооружение лестницы и сам подъем у меня ушло шесть минут с четвертью. При этом в это время вошла одна неудачная попытка, когда я сорвался уже на второй ступеньке. Точнее, лезвие просто выскочило из стены.

Я где-то читал, что человек, взвешиваясь в стойке на голове, весит меньше, чем при стандартной позиции, то есть на своих двоих. Даже опыты на добровольцах проводили. Точно не помню всей аргументации, но что-то шибко умное, вроде того, что дух человека стремится к небу. Во время этого подъема моя душа как никогда стремилась ввысь, иначе мне ни за что не подняться бы по той хилой конструкции, что я соорудил. Это было сродни тому, как если подниматься по воткнутым в стену спичкам.

Я опасался, что самой большой проблемой окажется перебраться в желоб, по которому — брр! — но все оказалось куда проще, чем предполагалось. Его я преодолел почти не касаясь, как на крыльях, не в силах забыть, для чего он использовался. Проклятое воображение! Ведь даже запах уже не чувствуется.

Сюрприз поджидал меня там, где я не ожидал. Дверь оказалась запертой снаружи. Вынести ее к чертям собачьим не проблема, хотя она, как, похоже, и все остальные тут, достаточно массивная, так что шума будет много. И кто может поручиться, что они не выставили пост охраны? Лично я поставил бы обязательно. Придется обождать. Вот тогда я и посмотрел на часы.

На мое счастье, бородач оставил на месте систему эвакуации средства связи, то есть бечевку, по которой ничего не стоило вытянуть раритет наверх. К продолжению переговоров готов!

Найденная мной щелка позволила мне разглядеть часть местности перед дверью, только ничего интересного я не увидел, не считая части скотного двора. Оставалось положиться на слух и решать, как покинуть остров. Не будь у них автоматического оружия, я, пожалуй, рискнул бы отправиться вплавь. Фору в пару-тройку минут устроить несложно, этого мне хватит, чтобы отплыть метров на тридцать, а с такого расстояния попасть из пистолета нужно суметь. Против автоматов такая фора ничего не стоит. В несколько стволов они меня достанут и со ста метров. Была еще одна возможность; я вспомнил про систему канализационного сброса, которой мне похвалялся Кононов. Но это только в самом крайнем случае.

Пока я раздумывал да прислушивался, успел оглядеть свое новое местопребывание. Предбанничек совсем крохотный, буквально негде развернуться, да еще при этом исхитриться ни к чему не прикоснуться. Зато я обнаружил, что от такого же предбанника соседнего бункера меня отделяет только хлипкая деревянная стенка. Я аккуратно надавил на нее рукой. Тонкие доски податливо прогнулись. Все остальное оказалось делом пары минут. Видно, тут здорово экономили на гвоздях, поэтому доски просто вставили в пазы, тем более что от них не требовалось особой прочности. Да и никто тогда не думал, что, по сути, из выгребной ямы когда-нибудь сделают застенок.

Мой сосед расположился с куда большим комфортом, нежели я. Здесь имелся топчан - я видел его ноги в стоптанных сапогах - и пара разноразмерных чурбанов, что вполне можно счесть столом и стулом. И еще дверь в его отсек оказалась не запертой. Нет, у них тут определенно большие проблемы с несением караульно-постовой службы. Ну да не мне их учить. Когда я аккуратно выглянул наружу, то никакого часового не увидел. Не могу исключить, что он не расположился наверху, так сказать на крыше, но тут уж приходится рисковать.

Я решил не тянуть время и вернулся «к себе». Очевидно, моего звонка ждали, потому что отозвались сразу же.

- Слушаю.

- В общем, так, - быстро и глухо заговорил я. - Вскоре начнется переправа. Вам против нас не выстоять, факт. У вас времени полчаса. Может, несколько больше. Потом никакие переговоры невозможны да и бессмысленны. Предлагаю сложить оружие. До этого никаких разговоров я вести с вами не собираюсь. Решайте.

Хочется надеяться, что я был достаточно убедителен. Сейчас у них начнется легкая паника и минут пятнадцать им будет не до меня. Надо постараться уложиться. Я перебрался к соседу.

- Эй! Йоська, - позвал я вполголоса.

- Кто это?

- На свободу хочешь?

Он живо вскочил и уставился на меня.

- Вы?

- Ага. Так что, хочешь?

- К… Как?

- Легко. Тут лестница имеется, ты не в курсе?

- Наверху лежит.

- Понял. Ну я скоренько, подожди тут, не уходи.

- Хорошо, - промямлил он.

Да куда ты денешься-то? А крепко его долбануло. Крепко. Или это у него от водки и наркотиков мозги совсем отказывают?

Часового я так и не обнаружил. Только вдалеке у наружной стенки пробежал какой-то человек с автоматом в руках. Засуетились. Сейчас я вам помогу ускориться. Только вот извлеку этого чудика. Есть у меня одно занимательное соображение. По всему выходит, что рано мне расставаться с чудным островом, моя роль на этой сцене еще не сыграна до конца. А уж я постараюсь исполнить ее так, чтобы она запомнилась всем, кому доведется ее увидеть хоть краем глаза и услышать краем уха. Жаль, что мой мешочек остался там, но ничего, как-нибудь обойдусь.

Когда Йоська вылез, лицо его покрывала испарина.

- Вот спасибо-то, - заговорил он, ладонью вытирая лоб и щеки. - Задыхаюсь я там.

- Курить надо меньше.

- Да разве я чего? Так, иногда.

- Знаю я твое иногда! Пошли.

- Куда? - испугался он.

- Со мной.

- Нет, я лучше тут посижу. Могу даже вниз спуститься. Нет, - замотал он головой. - Не пойду.

- Не просто пойдешь, а побежишь, как наскипидаренный заяц. А ну вперед! - достал я пистолет. Нет, тут определенно не понимают по-хорошему. Наверное, это от недостатка воспитания. Что ж, придется мне преподать тут пару уроков хороших манер.

От него здорово несло спиртным, видно, приложился от души. Оно и понятно, истосковался человек по сорокаградусной. Нет, ну не может быть, чтобы они тут чего-нибудь не гнали или хотя бы бодяжили. Я в это никогда не поверю. Мало ли что электричества тут нет. Простейший самогонный аппарат можно соорудить из подручных средств буквально за полчаса, а уж бражку настоять можно из чего угодно, даже сахар не обязателен. Другое дело, что народ тут держат в ежовых рукавицах. Этот самый Лось и держит. Я уже не сомневался, что Кононов он и есть Лось. Но ведь тут не тюрьма, за периметр выходят. А уж там-то, в лесу, вари не хочу. На этом фоне мой визит с водкой вместо рождественских кренделей выглядел вполне логичным. Не получилось. Жаль. Хотя, впрочем, отчасти-то срослось, пусть и с негодяем Йоськой. Что ж, это как раз в нашей практике выбирать слабое звено.

Под дулом моего пистолета он вполне живо дунул к тому самому строению сугубо казенного вида, так привлекшего мое внимание. Только для начала я оставил под дверью свой сюрприз хозяевам. Какое место, таков и сюрприз. Им понравится.

На территории базы стало заметно оживленнее. Очень похоже, что мой блеф прошел. Ну дай бог. Мы уже достигли, как назвал это Йоська, лаборатории, когда из-за угла прямо на нас вывернул мужик с автоматом на ремне, одетый в военную форму без погон.

- Йося! - среагировал он на моего приятеля, которого я держал впереди себя, и только после этого заметил меня и открыл рот.

В этот рот я ему и врезал с лета, в запарке вложившись в удар чуть сильнее, чем то было нужно. Так я же говорю, в запарке, не со зла. Он так и рухнул навзничь, не успев как-то прокомментировать свои чувства. Да я, в общем, на том и не настаивал. Только сдернул с него автомат, резко пополнив свой арсенал. Подсумка с запасными рожками при нем не оказалось. И в три прыжка настиг своего ненадежного напарника, слишком явно изготовившегося оставить меня в одиночестве.

- Ты куда? - схватил я его за шкирку. За грязную, замечу, шкирку. Да только теперь-то чего строить из себя чистоплюя! Оба там были.

- Никуда! - «честно» выпучил он глаза.

- Веди внутрь.

- Нет. Туда нельзя.

- Это еще почему?

- Нельзя. Нам запрещено.

У меня совершенно не было времени ни разбираться, ни уговаривать, поэтому я только тряхнул его и грозно заверил, что мне можно. В таких вещах главное уверенно действовать, чтобы в голосе металл слышался, как у Зигфрида, собирающего соплеменников на битву. Ну и чтобы твердая рука чувствовалась. Он клацнул зубами и посмотрел на меня по-собачьи преданно.

Вблизи лаборатория производила менее монументальное впечатление. Время порядком потрепало деревянные стены, на которых еще угадывались следы краски. Оконные рамы откровенно прогнили, хотя то тут, то там видны были следы поддерживающего ремонта. Впрочем, особо я не рассматривал, некогда.

Дверь - такая же массивная, как, насколько я успел заметить, и все тут, - оказалась запертой, но это совсем не та преграда, которая может меня остановить. Окна-то на что? Прикладом я высадил ближайшее, хотя можно было бы и поделикатнее. Ну разозлился я! А вас когда-нибудь держали в выгребной яме, даже выведенной из эксплуатации по прямому назначению. При этом, на секундочку, я прокурор при исполнении, а не какой-нибудь деревенский алкаш, по пьяни провалившийся, в «очко» на собственном подворье.

От удара окно провалилось внутрь и зазвенело разбитое стекло. Ладно, сейчас я вам создам шумовой занавес. Я уже упоминал, что мы с моим мустангом и на расстоянии вполне в контакте. Только вот здешние эфирные условия, здорово напоминающие результат деятельности постановщика помех избирательного действия, существенно ограничивали наше взаимодействие. Ну да несколько сотен метров, думаю, не помеха нашей дружбе.

- Пошел! - велел я моему неверному напарнику, подкрепив требование направленным на него стволом, а сам достал пульт и произвел несложные манипуляции. Очень я надеялся, что это сработает; смущала меня эта радиомачта до невозможности.

Не успел Йоська, отклячивавший зад так, словно ему под хвост соли насыпали, перебраться через подоконник, как со стороны берега, где я оставил джип, раздались громкие хлопки выстрелов, и в небо одна за другой взвились сигнальные ракеты, издавая пронзительный вой. Пошло дело. Не слишком нежно подтолкнув в копчик приятеля, так, что он, охнув, свалился внутрь, я шустренько последовал за ним.

Вначале я ничего не понял. Ощущение сродни тому, когда ты просыпаешься с хорошего перепоя в незнакомой обстановке и ошалело пытаешься сообразить где ты. Снаружи день белый в разгаре, светло, солнце светит, легкий ветерок освежает, а тут непроницаемая темень и сладкая духота. Если б не мой друг Йоська, чье лицо белело в полуметре от меня, я бы, право слово, подвинулся умом, уступая место неведомому и непознанному. Разом вспомнились страхи, которыми нас пичкали перед отправкой на территорию. Когда говорили чуть не про тотальное колдовство и вообще изрядно давили на психику. Полагаю, что это не прошло бесследно для моего Коли Эдуардовича, променявшего непредсказуемое ремесло прокурора с исполнительными полномочиями на тихое деревенское существование под боком у молодой и охочей до него бабенки. Все же, надо признать, порой наша группа подготовки действует чересчур жестко, совсем нас не жалея. Пускай мы и считаемся эдакими супер-пупер, но все же живые люди, как ни крути нам хвосты. Другое дело, что с этим никто не желает считаться, включая нас самих, что по большому счету правильно. Мы суперы, и этим все должно быть сказано.

И вот этот супер протянул вперед левую руку и шагнул туда же. Пальцы наткнулись на что-то мягкое и податливое. Я испугался! Да! Я, маму вашу гребнопенную хорошо, испугался. И отдернул руку. А потом снова протянул. Подушки пальцев ощутили плотную ткань. Уп-с!

Все же надо признать, перед тем, как нас нещадно кошмарить, нас так же нещадно дрессировали, выстраивая психику. Чтобы там ни говорили и ни рассказывали, но все эти спецназы - при всем уважении - за малым исключением ходят толпой. Ну хорошо, группами. Мы же редко когда даже по двое. Прокурор он по своей сути одиночка. На которого давят как сверху, так и, ну, я не знаю, пусть со всех сторон. Причем каждое такое давление предполагает получение диаметрально разных результатов. При этом одно дело прокурор обыкновенной правоприменительной практики, действующий на своей территории и в своем кабинете, где к его услугам целый штат помощников и общее знание текущей ситуации. А мы, экологи? Я ж не в кабине-тике сижу, справочки в дело подшиваю. Я же на месте происшествия, порой - да почти всегда! - черт его знает где, среди незнакомых людей, часто враждебно настроенных, что и понятно, без команды поддержки, по большей части присутствующей весьма и весьма виртуально. К чему я это все? К тому, что нас все же неплохо, старательно готовят. Другое дело, что у некоторых от такой подготовки напрочь срывает крышу. До собственно психушки, насколько я знаю, дело редко доходит, но вот форма поведения меняется. Порой, говорят, необратимо. Власть вкупе с этим самым супер, знаете ли, штука страшная. Словом, у некоторых чердак сносит до фундамента. И не без основания. Скажу так, сам подобное проходил. Возможно, это была легкая форма. Не знаю. Может, средняя, но точно не запущенная. Привели в чувство, спасибо. При том что при исполнении я могу да и положено мне бывать зверем. Вот так. Тут ты белый и пушистый, а там вампир-душегуб с волчьим оскалом. Или наоборот. В смысле очередности места действия. Вот я замечаю, что меня охотно стали посылать в отдаленные командировки, а я не менее охотно на них соглашаюсь. Может, это уже диагноз?

Передо мной была свисающая сверху черная ткань, бархатистая на ощупь. Таким полотном свисающая, как театральный занавес. Плотная и тяжелая. Попытался найти край, чтобы раздвинуть и пройти дальше, не нашел и просто поднял. Снизу на мои ботинки упал желтый мерцающий свет.

- Пошел! - скомандовал я.

- Нельзя нам.

- Вперед! Ушибу совсем!

Я подкрепил команду тычком автоматного ствола. Это подействовало. Йосик - по роже видно, что испуган дальше некуда, - послушно встал на карачки и полез туда, к мерцающему свету. Глядя на его разросшийся вширь зад, я нырнул за ним, чувствуя, как по моей спине прошлась тяжелая ткань. Очень похоже на поглаживание, но такое, недоброе. Кто-нибудь испытывал во время купания прикосновение медузы или хотя бы водорослей? Вот где-то так. Отвращение, настороженность и страх. Возможно, срабатывает какой-то атавистический механизм, заложенный в подсознании, не знаю. И еще этот сладковатый запах.

Выныривая из-под занавеса, я ткнулся макушкой в оттопыренный зад моего напарника по несчастью. Тот громко охнул. Я отпихнул его в сторону. И тоже чуть не того. Не охнул.

Помещение… Трудно сказать. Метров тридцать квадратных, пожалуй. Только это я потом, чуть позже прикинул. А сначала - на полу стоят три подсвечника… Подставки? Светильника? Не суть. Три круглых столбика, эдак с метр высотой каждый. На них сосуды… Я не знаю, как их точно описать. Да и времени на это у меня было ровно ноль без палочки впереди. Снаружи уже раздавался отчетливый человеческий гомон. Муравейник проснулся. Стаканы, наверное. Вот именно что стаканы. Граненые. В них горящие фитили. Освещающие… Матерь Божья!

Я выхватил фонарик и включил. Йоська в это время тихонько подвывал, страдая.

Я не собираюсь ничего ни преувеличивать, ни приукрашать. Поначалу оторопь меня взяла такая, что не по себе. Секунды три я чиркал световым лучом вокруг себя и перед.

Передо мной на возвышении, наклоненном по отношению ко мне влево, то есть в сторону входной двери, стоял гроб. В котором лежал человек. Покойник. Труп. Мумия.

Я не страдаю девичьими приступами меланхолии и юношескими страхами. Ни в вампиров, ни в потустороннюю жизнь я не верю, по закону мне этого не положено. Хотел бы я видеть лица моих начальников, если бы я начал им рассказывать про призраков хоть с косами, хоть с требниками. Полагаю, у них достало бы запаса презрения, чтобы окатить меня с ног до головы. Но тут…

В принципе к этому моменту я уже почти сформулировал свою точку зрения на происходящее. Если коротко, то Лось, он же Кононов, судя по всему, сын того Кононова, Василия Евгеньевича, пользуясь имеющимся в распоряжении экспедиции научным потенциалом и военно-техническим обеспечением, каким-то образом сумел создать здесь, на острове, что-то вроде военизированной коммуны, используя диктаторские приемы. Ну военным это свойственно, а военные здесь присутствовали, так что никаких сюрпризов. При этом постарался свести к необходимому, по его представлению, минимуму контакты с окружающим миром. Будь то хиппи из стен чудом выстоявшего монастыря или подданные императора Сани. При этом я держал в уме постулат, что Лось всего лишь витрина, бренд, образ, выставляемый для всеобщего обозрения. Одному такое дело не поднять. Известно, что короля делает свита. И она, свита, в этом смысле старалась. Или старается. Хотя, допускаю, что ряды ее сильно похудели. Диктаторы всегда стремятся сократить количество приближенных, способных в перспективе или претендующих на роль харизматических лидеров, способных представить реальную опасность лидеру существующему.

То, что я увидел, на некоторое время повергло меня если не в ступор, то уж привело в замешательство точно. Да тут еще и дружок мой не то завыл тонким голосом, не то заплакал. В этот момент мне было как-то не до его переживаний. Своих хватало.

Никаких сомнений, что передо мной имел быть место объект культового поклонения в виде мертвого тела. В котором, кстати, мне чудились черты профессора Макарова Вячеслава Михайловича в виде бородки и золотых очков. Впрочем, я бы не стал это утверждать со стопроцентной уверенностью. Я рассчитывал на мои камеры, которые должны беспрерывно снимать все это дело.

- Заткнись! - толкнул я Йосика так, что тот безвольным кулем повалился на дощатый пол. Достал он меня, честное слово.

Он даже лежа продолжал скулить.

Что же они нагородили вокруг покойного, что люди так пугаются? Чего же это за идеология такая? И, главное, на кого все это рассчитано? На своих? Так им, похоже, вход сюда запрещен. Напрочь и категорически. Сами они тут шабаши устраивают, что ли? Я о верхушке. Вроде закрытой секты. Посвященные. Что-то у меня это в голове не укладывается. Нет у меня чего-то такого, чтобы это все воспринять. Ну вот не был я пионером, хоть режь.

Я схватил Йоську за шиворот, пытаясь поставить того на ноги, но он ни в какую. Ноги поджал, ручонки на брюшке сложил, глаза закрыл и скулит гад. Черт с тобой, скули, некогда мне с тобой возиться.

Я уже достаточно пришел в себя, чтобы сориентироваться. Если слева от меня уличная дверь, то мне направо. В, так сказать, святая святых. Впрочем, у меня появились немалые сомнения в том, что там есть хоть что-то для меня интересное. Если прямо при входе устроено что-то вроде святилища, то за ним что может быть? Во всяком случае, мало чего, что соответствовало бы гордому слово «лаборатория». Навидался я их. И самых современных, оснащенных дорогущей техникой и чистейшими реактивами, и завалящих, где достоверно можно определить разве что цвет исследуемого вещества и - примерно - его температуру.

Теперь мне удалось найти стык полотнищ, поэтому я выбрался из этого склепа, не вставая на четвереньки. Тут, с другой стороны занавеса, оказалось достаточно светло для того, чтобы я смог выключить фонарик. Окна, конечно, пыльные и грязные, но дневной свет все же пропускали.

Не больше трех минут ушло у меня на то, чтобы обследовать первый этаж. В сущности, и этого-то было много. Вне всякого сомнения, раньше тут было что-то вроде общественного места. Или, точнее, присутственного. В том смысле, что тут раньше располагалась столовая с кухней при ней, небольшая кладовая, еще какие-то подсобные помещения. А в дальней комнате стоял давно заглохший дизель-генератор, правда на вид вполне исправный. Кое-где на стенах еще висели старые плакаты и лозунги. Видно, с идеологией тут было поставлено туго, если все это притащили с собой в глушь в таком количестве. Или не притащили? Может, с окрестностей набрали? И на всем этом пыль, паутина и следы давнего запустения. Не может быть, чтобы забросили такое здание только ради того, чтобы поместить в нем труп. То есть, естественно, наверняка я этого не знаю, поэтому рассуждаю только со своих позиций и исходя из личного жизненного опыта. Мне лично, к примеру, не знаком ни один шаман или идолопоклонник, хотя нескольких молодых дурачков, пытавшихся подражать им, я все же встречал. Помню, квартира у одного такого была сплошь завешана всякими непотребными изображениями, полно макулатуры по этому делу, какие-то «магические» штуки везде разложены, в шкафу пара балахонов висит, но при этом жить в своей квартирке он не перестал. И родителей на улицу не выставил, хотя те только что не плевались по поводу его увлечения, а уж скандалы у них происходили чуть не через день. Так что, видно, что-то в здешнем мироустройстве разладилось до того, что общественная столовая накрылась самой что ни на есть грязной, черной, давно немытой сковородкой.

На второй этаж - пришлось нещадно вышибить дверь, закрывающую путь на лестницу, - я взлетел, перепрыгивая через три ступеньки. Меня прилично напрягал все возрастающий шум снаружи. Эффект от устроенного мной фейерверка быстро сойдет на нет, и вот тогда за меня примутся всерьез. Будь это нормальный дом, я имею в виду каменный, с автоматом и пистолетами я бы дорого им дался. В этом же хило-бревенчатом сооружении я оказывался защищенным не многим больше, чем в брезентовой палатке. Небольшая надежда маячила в том смысле, что аборигены могут не рискнуть штурмовать святое для них место. Помниться, в бессмертном романе «Дети капитана Гранта» туземцы, если не ошибаюсь, Тасмании тоже не решились штурмовать гору, которая для них была табу как раз из-за захоронения на ней не то их шамана, не то вождя. Но где те туземцы и где эти парни с автоматами. Разница! Мне порой кажется, что у нас вообще нет никаких табу. То есть как бы есть, но на самом деле не больно-то. Вся надежда на некоторую местную дремучесть и, если можно так выразиться, патриархальность. Вон у моих знакомцев Медведей с этим все четко - это можно, а вот это уже никак нельзя. Занятные, кстати, мужики, пообщаться бы с ними без помех, вволю. Только что-то мне подсказывает, не свидимся мы больше. Их проводник не только выводил меня на цель, но и уводил от своих семей. Не исключаю, что сейчас они уже кочуют в только им одним известном направлении.

То, что было на втором этаже, куда больше соответствовало понятию «научная лаборатория». Конечно, с поправкой на тот век и все-таки полевые условия, но тем не менее. Мой осмотр сильно облегчило то, что двери оказались без замков, лишь самодельные двусторонние запоры-накидушки, способные удержать двери закрытыми разве что от сквозняков.

Если не считать пыли и паутины, то тут царил полный порядок. Более того, я уверен, что сюда время от времени наведывались. Я заглянул в одну комнату, другую, а потом осторожно выглянул в окно.

Отсюда, сверху, отлично было видно, что суета началась изрядная, но при этом совсем неплохо организованная. К тыловой части наружной стенки - по отношению к воротам, через которые я сюда вошел, - двое спешили с пулеметом Дегтярева. Тот, который нес собственно пулемет, явно мужчина, его рыжая борода не оставляла в этом сомнений. А вот напарник с пулеметными дисками под мышками здорово смахивал на женщину, хотя по одежде и не больно-то отличишь. Ладно, эти пока что не по мою душу, но сам факт наличия у них пулемета говорит о многом и здорово меня расстроил. Ясно, что просто так мне отсюда не выбраться. Эта штука легко достанет от берега до берега. А учитывая ее скорострельность и убойную силу, это серьезно. Мне нечего этому противопоставить, кроме личной изворотливости.

Нет, действительно отличный наблюдательный пункт. И не только. Как стрелковая позиция тоже неплохо, к сожалению, недолговременная из-за слабой защищенности. Отсюда просматриваются даже берега озера. Странно, что пулеметчики не заняли эту позицию, откуда открывается почти круговой сектор обстрела. А уж с пулеметом-то и подавно.

Словно в ответ на мои рассуждения над головой у меня зазвучали быстрые шаги. Телепаты, не иначе. Или просто не один я такой умный. Пришел, понимаешь, увидел и рассудил. А тут до тебя люди чертову прорву лет жили, все до последней занозы изучили, они навроде дурачков, что ли?

Я прижался к стене и, подняв голову, сосредоточился на звуках над моей головой. Больше подставляться не было никакого желания. А вот интересно, что они сделают, если им удастся меня сцапать? Так, стоп! Двумя руками я обуздал разыгравшееся воображение. Вот только умирать заранее не надо. Скольких хороших людей губила богатая фантазия на подобную тему. От этого тонус падает до нуля, и слабеют ноги, а порой и памперсы набухают.

Шаги замерли метрах в трех от меня, в том направлении, куда я стоял лицом. Если это пулеметчик, то он берет под прицел дальнюю оконечность острова, градусах в ста двадцати от оси ворот.

Стоп-стоп! Спокойно.

Крыша коническая. Разгуливать по ней даже птицам не с руки. То есть не с ноги. Так там что же, чердак? Естественно, иначе при такой конструкции никак. Как-то я не подумал сразу. Старею, что ли?

Я посмотрел наверх. Из щелей дощатого потолка медленно падала пыль. А если это по мою душу?

Мягко ступая внешними кромками подошв, я поспешил туда, где, то есть над чем остановился предполагаемый пулеметчик. Нет, я все понимаю, но зачем научной экспедиции пулеметы? Как-то одно с другим не стыкуется. Автоматов пару-тройку - еще куда ни шло. Учитывая сугубую обстановку. Но даже в геологоразведочных партиях, искавших тут не только нефть, но и золото, и алмазы, и еще много чего, обходились либо одним пистолетом для начальника экспедиции, либо двумя - включая сакральную фигуру парторга. Налицо явный и откровенный перебор. Меня и изначально-то акаэмы эти смущали, не по Сеньке шапка, а уж «дегтяри» и вовсе нонсенс. Где-то и что-то я упустил. Проморгал. И еще телефон этот американский меня смущал. Как будто все в теме, в эпохе, так сказать, но на кой, скажите мне, черт такой - или, если шире, такие - научной экспедиции? С кем там должны переговариваться?

Мне все было бы яснее и проще, если б я увидел тут приклеенный или хоть раздавленный комочек жвачки. Или любую другую неоспоримую примету нынешней эпохи. Скажем, окурок сигареты с фильтром. Но ничего подобного не было и в помине. Потом одежда да и обувь тоже. Чтобы столько она продержалась, это ж какое количество надобно было завезти сюда? Просто чертова уйма получается. Да и не бывает так. Лесопилка опять же. Пусть и с конным приводом. Впрочем, как раз ее-то можно было раздобыть на месте. Но тогда еще одно. Если вокруг имперской столицы растут плодовые деревья, вспахиваются поля и сажаются огороды, то тут, кроме крохотных приусадебных участков, ничего подобного не видно. Конечно, поля могут быть спрятаны в лесу, не знаю, всяко бывает. Но я отчего-то сомневаюсь в их наличии. Но ведь скотину и птицу надо чем-то кормить. Одним сеном? Лошади и коровы - те да, но, извините, птички на такое не пойдут. Да и людям без хлебушка тяжеловато будет. Значит, они его где-то берут. Допустим, меняют у соседей. На что? Да в течение стольких-то лет. Я вспомнил зажиточного Степку Коммуниста, которого так не любит Саня и его люди. Вполне подходит на роль торгаша-посредника. Нет конечно же всегда есть вероятность, что в свое время членам экспедиции либо удалось самим наткнуться, либо, что вероятнее, им заранее было известно о местонахождении некоего склада с оружием и амуницией. Мне приходилось бывать на армейских складах стратегического значения. Это, доложу я вам, нечто. Супермаркеты видали? Так вот это еще больше и заставлено ящиками от пола до потолка. Армию можно одеть и вооружить, а то и больше. Так что как вариант возможно. И, в общем, реалистично. Другое дело, что крупных воинских формирований в этих краях не было. Но вопросы у меня все равно остались.

Пулеметчик надо мной осторожно потоптался на месте, аккуратно положил на пол что-то тяжелое - пулемет? - и замер. Я тоже дышал через раз. Ну? И что дальше? Я вспомнил Йоську. Как он там? Все скулит или уже прекратил? И куда двинулся? Если рванул к своим, а это самое логичное, даже сразу после нашего безрадостного расставания, то времени для того, чтобы подоспела подмога по мою душу, прошло маловато, даже при всех небольших здешних расстояниях. Но этот пулеметчик или кто он там на самом деле меня определенно беспокоил.

Вдруг я услышал голос. Первые слова я не разобрал, зато потом слышал вполне четко.

«…Никого не видно. Машину вижу, да. Стоит. Нет, больше ничего. Сейчас я с другой стороны посмотрю. Да, есть. Да. Понял».

Ах ты ж! Как я не догадался. Наблюдатель. Нет, все правильно и логично. Если этот склеп - местная святыня, а сдается мне, что так оно и есть, то подвергать ее опасности, превращая в огневую точку, которую наверняка порушат ответным огнем, они не стали б. А он нужен мне тут, наблюдатель-то? Не уверен. Скорее, уверен в том, что не нужен. А вот человек, который может ответить мне на некоторые вопросы, очень пригодится. К тому же вопросов у меня накопилось достаточно.

Я посмотрел на часы. Тридцатиминутный интервал, обозначенный мной, едва перевалил за свою треть. Однако быстро они действуют. Быстро и слаженно. Я про себя прикинул, как действовала бы наша прокуратура, объяви вдруг, что на нее готовится нападение. Ну охрана, с ней все понятно. Этих учат так, что пыль столбом. Впрочем, я обратил внимание, что учения эти происходят главным образом тогда, когда генеральный возвращается после отпуска или тяжелых выездных совещаний или заседаний. Уверен, что это не его инициатива, просто кое-кто усек, что, когда начальство видит взмыленную охрану, отрабатывающую свой маневр, на сердце у него легчает. Не одному ему плохо. Но все остальные - от секретарш с кадровиками до снабженцев и даже нас, полевиков, боюсь, долго искали бы свою стрелковую ячейку. А тут все, в общем-то, обошлось без большого шума и бестолковой суеты. В этом смысле они молодцы, ничего не скажешь. Сразу видно, что все их действия отрепетированы заранее.

Я три или четыре минуты в темпе обследовал этаж, отыскивая ход на чердак. И ничего. Не было здесь выхода! Учитывая, что мне приходилось передвигаться, соблюдая звукомаскировку, это почти рекорд. Но смотрел я тщательно, заглянул в каждый уголок. В конце концов, лестница или выход на нее не иголка, под столы заглядывать не нужно. Заодно составил довольно полное впечатление о лаборатории. Тут действительно раньше работали. Никак не меньше двух десятков человек, а то и до тридцати; я помню, что некоторые рабочие места в исследовательских учреждениях могут дублироваться, то есть на одного работника приходится не одно, а два или три места приложения трудового энтузиазма.

Я остановился в коридоре - теперь вообще не убирал палец со спускового крючка автомата - и задумался, просто кожей чувствуя, как утекает время. Где же может быть этот чертов вход на чердак? Снаружи, что ли? Что-то я подобного не встречал. Нет, пожарная лестница дело, в общем, обычное, но тут я ее что-то не заметил. Впрочем, я видел это строение, по сути, только с одной стороны.

И вдруг у меня возник вопрос. А насколько мне вообще нужен рядовой исполнитель и что мне делать дальше? Отсидеться вряд ли получится, особенно учитывая Йоську. Этот молчать не станет. Да еще тот тип, которого я вырубил и лишил личного оружия. Не лучше ли мне, пока не поздно, убраться туда, где меня не будут искать? Спокойно отсидеться - или не очень спокойно - и в темноте развернуться во всю мощь. То есть либо добраться до Лося, либо улепетывать отсюда во все лопатки.

Еще минута у меня ушла на то, чтобы внимательно осмотреть окрестности и оценить обстановку. Нет, отличный наблюдательный пункт, полное господство над местностью. Эх, знать бы, где жилье Кононова! Наблюдатель в этом смысле мне бы очень пригодился. Только вот как к нему подобраться? Как? Не знаю. Впрочем… Откуда он двигался? Оттуда примерно, где я в первый раз выглянул в окно. Точнее, стоял спиной к простенку. Я поспешил вернуться на то самое место и занял прежнюю позицию. Неплохой прием для тех, кто не в ладах с собственной памятью. При этом включается так называемая мышечная или ситуационная память.

Нет, он прошел не прямо надо мной. Несколько правее. Моя правая рука, державшая автомат, словно отозвалась на тот давний шум и потеплела правая же щека. В этом деле, если нет качественного и отработанного навыка, можно попасться в ловушку собственной мнительности.

Значит, справа. Странно, как раз эту наружную стену я рассмотрел вполне прилично, когда двигал сюда с любителем покурить и не только. Нет там никакой наружной лестницы, факт.

Я скорее по привычке, чем по необходимости выглянул в окно. Со стороны моего узилища спешили четверо с оружием в руках, причем четвертым был мой Йоська. Правда, вооружен он не был. Вот гадство!

Уже сбегая вниз по лестнице, я вновь активировал моего мустанга, велев разразиться ему новой порцией брани, которая последовала, едва я ступил на первый этаж. Залихватский свист сигнальной пиротехники должен быть слышен километров на десять в округе. Привет, Медведи! И всем остальным тоже не хворать.

Раньше тут располагалась кухня. Два ее окна выходили на сторону, противоположную той, с которой я сюда проник. Знаю, что стекло тут жуткий дефицит. Чего стоит только вспомнить остекление - или его попытки - столицы императора Сани. Кстати, как он там? Но это не остановило меня, и я бессердечно высадил стекло вместе с рамой, да еще осколки покоцал, чтобы, перелезая, не пораниться. Выглянул наружу. Под окном никаких палисадников с цветами и прочих засад. Вздохнул поглубже - воздух внутри спертый, настоянный на лампадно-стаканных испарениях и дыме и, предполагаю, заглушаемом ими запахе тления, - и после короткого колебания кинул наружу одно из моих удостоверений. Пожалуйста, не жалко.

Обозначив след моего побега из святыни, я метнулся обратно в сторону облагороженного бархатом склепа. Наплевать на собственные чувства. Я пока просто не видел другого места, где бы я мог укрыться. Как и у многих людей, у меня есть некоторое предубеждение к мертвым, но все же это далеко не страх или хотя бы трепет, свойственный большинству сограждан. Так уж получилось, возможно, несчастливо, что мне пришлось их повидать, упокоенных. Главным образом, нехорошо, насильственно. Над иными, случалось видеть, злодеи глумились самым отвратительным образом. Что ж, работа у меня такая, порой приходится сталкиваться. И терпеть. Особенно поначалу. Потом привыкаешь. А что? Патологоанатомами тоже не рождаются. Уж им-то в этом смысле приходится куда круче, нежели нам.

В таких ситуациях почти всегда действуешь, исходя из имеющихся у тебя крох информации и собственной интуиции, помноженной на расторопность. Вот и я тоже. Не нашел ничего лучшего, чем нырнуть под гроб покойного профессора, постамент которого в лучших традициях был задрапирован алой тканью. Я уже слышал звуки погони, но пока что они были за пределами этих стен, поэтому позволил себе включить фонарик. И, уверяю, правильно сделал, потому что в противном случае рисковал нанести себе увечья разной степени тяжести. Тут, под гробом, стоял даже не сейф, я бы сказал, несгораемый ящик с метр высотой, а вокруг него стопками и россыпью рабочие журналы, похожие на амбарные книги.

Не знаю. Возможно, это такая насмешка судьбы, чтобы под покойником прятали результаты его трудов. Скорее всего кто-то, хоть тот же Лось, захотели просто прибрать эти документы подальше от чужих глаз, при этом не решившись их уничтожить или исходя из иных соображений, не знаю. Тут открывается простор для домыслов. Я просто зафиксировал все это богатство на камеру, переслал сигнал на аппаратуру джипа и, выбрав перевязанную шпагатом стопку, употребил ее в качестве табуретка, выключив фонарик и положив на колени автомат.

- Он здесь, сволочь, здесь! - узнал я истеричный голос Йоськи. - Я же говорил.

- Да, дела. Надо сообщить Василичу, - ответил одышливый басок.

Они все еще находились снаружи.

Сколько я тут продержусь? Надолго меня не хватит. То есть не столько меня, сколько моего убежища. Место, конечно, святое, но из моего опыта следует, что на определенном этапе слетает любая святость. Впрочем, допускаю, что мне вполне могли попадаться не те люди. Моя профессия мало предполагает общение с безгрешным народом, отчего вырабатывается специфический взгляд на действительность и тех, кто ее создает. Если угодно, созидает.

- Я не пойду, - взвился голос курильщика.

- Чего, охранять останешься? - спросил кто-то насмешливо.

- Могу и охранять! А к Лосю не пойду.

- Вот у него-то автомат свой и заберешь. Беги давай, живо. И запомни, кому Лось, а кому и… Понял? Дуй, вояка. И смотри, шаг в сторону… Ну ты знаешь.

- Послушай, - взмолился Йоська. - Ну не хотел я. Он под стволом меня. Я правду говорю. Не сам же я, да?

- Не ной. Давай пулей.

- Давай вместе, а?

Мне кажется, я услышал звук удара. Во всяком случае дискуссия резко прекратилась.

- Ты туда, - распоряжался бас- К стене не жмись, заляг. Ты за угол. Держаться так, чтобы видеть друг друга и меня.

- Как это? - спросил кто-то совсем молодым голосом.

- Так! Подальше отойди. Чего непонятно? Быстрее, пока он не сбежал куда.

- Куда ему бежать?

- Не знаю и знать не хочу. Тебе тоже добавить для скорости?

- Обойдусь.

Что ж, молодцы. Оцепить, взять под наблюдение, постоянно осуществлять визуальный контакт друг с другом. Внутрь даже соваться не стали. Толково. Теперь, надо полагать, надо ждать подкрепление для проведения зачистки.

- Эй! Ты куда?! - послышался уже знакомый бас- Стой! Вот урод, - прокомментировал он для себя. - Стой!

- Пашка! Иди сюда. Ступай к Василичу. Доложишь. И про Йоську скажи. Видишь?

- Куда это он?

- Поймаем, спросим. И быстро, быстро!

- Да понял я.

Так, похоже, мой приятель дал деру. И, как ни странно, меня тоже занимал этот вопрос - куда? Очевидно, что спрятаться здесь, на острове, практически невозможно. В длину метров двести пятьдесят от силы, в ширину и того меньше. Да даже не в этом дело. В момент, когда гарнизон поднят по тревоге и изготовился отражать нападение извне, когда нервы у всех натянуты до звона, а руки сжимают оружие, устраивать игру в прятки опасно для здоровья. Вот кстати, если б меня и в самом деле пришли выручать, они что, действительно стали бы стрелять? По всему выходит, что да. Почему? Ведь по своим же! Я действительно чего-то не понимаю. И это чего-то мне нужно будет выяснить.

Я посмотрел на часы. До окончания срока моего ультиматума осталось шесть с небольшим минут. А не устроить ли им шухер? Хороший такой, шумный, яркий. Я прикинул свои возможности. Жаль, мешочек мой там остался, с ним мой арсенал был бы несколько солиднее.

Я прислушался. Снаружи, кажется, ничего интересного не происходило. Жаль, не догадался оставить снаружи одну из камер. Но ничего, кое-что мы и так можем. Я активировал коммуникатор и вышел на связь с джипом. Через полминуты я на своем экране мог видеть то, что фиксировала его внутренняя видеокамера, закрепленная в салоне на зеркале заднего вида. Вот ворота, паром у причала. Ни одной живой души не видно. Я сделал максимальное увеличение. На экране появился пучок травы, проросший между камнями. Это слишком, чуть поменьше. Поводив объективом по кромке стены, я остановился на напряженном лице моего знакомца Прохорова. Бдит борода. Вот он взял бинокль и принялся шарить им, высматривая. Ищи, ищи. Чуть правее еще один мужик. В общем, все понятно. Я опять сделал общий план.

Нет, сидеть тут глупо. Рано или поздно меня или найдут, или выкурят. Если мое предположение по поводу армейских складов правильно, то даже страшно представить, что там может быть. Ну положим, закидывать меня боевыми гранатами они вряд ли станут. Поджигать, полагаю, тоже. А вот какую-нибудь дрянь вроде моих гранаток кинуть вполне могут. Интересно, в течение какого времени сохраняются боевые свойства отравляющих газов? А ведь когда-то знал. Например, иприт. Период полураспада в естественных условиях три месяца. Гляди-ка, помню кое-что. Гарантийный срок хранения… Забыл. Почему-то крутится цифра в двадцать пять лет. Что-то не соответствует одно другому. Так, сейчас. Иприт следует хранить в герметических емкостях, исключающих попадание… Именно что!

Россия ратифицировала Конвенцию в тысяча девятьсот девяносто седьмом, это я точно помню. Промышленное производство иприта в Советском Союзе было прекращено в девятьсот сорок пятом. Ну тут есть разночтения, но не суть. Уничтожение проходило в две тысячи втором. Получается, что без малого шестьдесят лет. А ведь как боевое ОВ его не применяли. При этом производство собственно иприта началось еще до Великой Отечественной. Кстати, в Москве, в Кузьминках. Получается, в загерметизированном виде он может храниться жуть сколько времени. Но то иприт. А остальные? В этих краях какую только гадость не разрабатывали. Институтские и заводские архивы, понятное дело, не сохранились, так что исчерпывающего перечня нет. Я вспомнил лабораторию надо мной. Колбочки, трубочки, шкафчики. Тут, полагаю, тоже могли кое-что схимичить при желании. Или могут еще и теперь?

Как это мне раньше в голову не пришло? Я посмотрел на часы. Еще четыре минуты. Нет, надо выбираться на оперативный простор. Тут, рядом с покойником, ничего хорошего не высидишь. И не факт, что мне удастся выбраться с наступлением темноты. Еще минут пятнадцать - двадцать и меня будут искать с собаками. Кстати, за все то время, что я на территории, я практически не встречал собак. Очень редко. Это о чем-то говорит? Должно, если вспомнить, что их обоняние в сто раз лучше человеческого.

Так, очевидно, что мне нет смысла пробиваться к воде. Подстрелят как рябчика. Мне нужен ключ. Проводник. И очевидно же, что им может быть только сам Лось. Только он, лично, может меня отсюда вывести. Он и никто больше. Полагаю, он сейчас в штабном доме. Отсюда до него по прямой метров тридцать или тридцать пять. Пять секунд хорошего бега, не больше. При этом неплохо бы задействовать какой-нибудь отвлекающий фактор. Фейерверк, пожалуй, исчерпал себя. Хотя, на крайний случай, отчего бы и не попробовать. Впрочем, я не все еще использовал. Мой мустанг не просто хорошо оснащенный внедорожник, это полицейский вариант. То есть кроме многого другого в нем имеется пара внешних динамиков. Я провел короткую инспекцию своего арсенала и ввел еще одну функцию на коммуникаторе, предварительно нацелив камеру на моего бородатого приятеля, что-то говорившего в сторону, повернув голову вправо. При желании я мог бы это послушать, но не сейчас.

Ну пора!

- Эй, на острове! - Я постарался говорить басом, насколько возможно изменив голос. Мощный звук с полусекундным опозданием ворвался в разбитое мной окно. А может, и в оба. - Приказываю. Всем сдать оружие. Вы под прицелом. Даю вам три минуты на то, чтобы выйти к парому с поднятыми руками. В противном случае открываем огонь на уничтожение.

Про Бонда кино видели? Там у него в машине все дела, от наружных пулеметов до замаскированных пусковых установок с ракетами. Ну ракеты, считай, я уже продемонстрировал. Дважды. А вот пулемет еще нет. Говоря между нами, пулеметик так себе. Да другого под капотом и не разместишь. Но когда очередь хлестнула по каменной кладке, и без того напряженное лицо Прохорова съежилось, и он резко пропал с обреза стены.

С богом!

Уже знакомым путем я выкатился к оконному проему. Выглянул - никого. Высунул голову чуть дальше - мама моя дорогая! Ко мне бежали человек пять. Заметили? Нет?

Я не стал уточнять и, пригибаясь, нырнул к соседнему окну. Извините, ребята, но со стеклами у вас будут проблемы. А не надо было хамить! Я вас заставлю прокуратуру любить. Судя по их лицам, они отнюдь не несли мне рождественского подарка. Да и не сезон, конечно. Я в последний раз посмотрел на экран коммуникатора. У ворот ничего не происходило. Ладно, пощажу я ваши стекла. Пока. Когда они были метрах в двенадцати от меня, я метнулся обратно и, выхватив гранатку, кинул ее им. Получите!

Снова выглянул я через секунду. Что сказать? Они получили. Лежат, стонут, корчатся. А я тоже получил, только фору.

В правой руке автомат с захлестнутым на локоть ремнем, в левой - очередная «какашка» на боевом взводе. Которую я сразу же метнул вывернувшему из-за угла мужику. В прыжке. Я прыгаю наружу, он выскакивает, я ему сюрприз. И ходу во весь дух.

Я преодолел половину расстояния, когда прогрохотала автоматная очередь. Куда и откуда стреляли, я не понял, но отчего-то кажется, что это в мой огород камешки. Я метнулся в сторону, сбивая стрелявшему прицел, и еще наддал, хотя и так, казалось, бежал на пределе. Я увидел, что в окне штабного дома кто-то замаячил, а потом принялся открывать створку. Ну приятель, так ты не успеешь. В такие моменты не о дефицитном стекле нужно думать, а кое о чем другом. О своей глупой башке, например.

Следующая очередь прошла впритирку со мной. Я оглянулся на бегу и увидел парня возле лаборатории. Он стоял, расставив ноги, и целился в меня. До штабного дома оставались считанные метры. Я резко остановился, присел и выстрелил в его направлении. Никакого желания убивать его у меня не было и в помине, требовалось лишь заставить его понервничать. Он отреагировал с похвальной быстротой, рухнув на землю. Молодчик!

Если идти через дверь, то придется обегать дом, теряя драгоценное время и подставляясь под очередного желающего пострелять. Я поступил проще, на бегу всадив несколько пуль в окно, за которым уже никто не маячил, а потом прикладом вынес раму. За последние полчаса я побил окон больше, чем, наверное, за всю предыдущую жизнь. Будет о чем внукам рассказывать на пенсии, если я доживу до того и другого. В процессе этого стремительного акта вандализма я увидел, как кто-то выскочил за дверь.

Мухой проскочив чей-то кабинет, я выбежал в коридор и выпустил очередь поверх голов двоих вояк.

- Лежать!

Они на удивление быстро со мной согласились и плюхнулись на пол. Автомат был только у одного, и я отшвырнул его ногой в сторону от греха подальше. Ну и где мне искать Лося?

- Где Кононов? - спросил я, сунув горячий ствол за ухо одного из лежачих.

- На складе, - не стал запираться тот.

- Как на складе? - опешил я. Вот это называется, приехали. - Зачем?

Нет, до склада, пожалуй, мне не добраться. Я и сюда-то, можно сказать, с трудом пробился. Стреляй тот парнишка чуть получше - все, заказывай венки и оркестр. Или все же рискнуть? Да нет, глупо. Ну и что теперь делать? Уж лучше бы при покойнике остался. Тепло, сухо и мухи не кусают. Черт! Это же надо так влипнуть! Но что он делает на складе? Сейчас, когда по идее решается судьба его личная и всех этих людей. В такой ситуации командир должен находиться либо на командном пункте, то есть здесь, либо на переднем крае обороны, сиречь у стены. А он в тылу, на складе, как какой-нибудь обозник задрипанный.

- Почему на складе? - снова прижал я ствол к волосатому уху. - Что он там делает?

- Минирует.

Он чего, псих? Что минирует? Зачем? Мысли у меня встали враскоряку и никак не хотели собираться в кучу.

- Что он взрывать собрался?

- Все, - буркнул горе-вояка в собственный согнутый локоть, куда упирался носом.

Все? Это что, из той пьески, в которой прозвучало классическое «Так не доставайся ж ты никому!»? Ничего себе! Нет, я, конечно, люблю сильные финалы, но при этом предпочитаю оставаться в качестве зрителя. А эти? Тоже хороши! Их взрывать собираются, а они думают отстреливаться от неприятеля. Да и какого неприятеля, господи! По сути, если даже считать, что там кто-то есть, это же свои. Такое поведение свойственно либо законченным преступникам, либо законченным же психам. Ну или то и другое вместе.

- А ну марш отсюда! Марш! Бегите, пока вас всех тут не положили.

- Куда? - спросил вояка.

- Туда! Берите людей, садитесь на паром и чешите отсюда. И не возвращайтесь, пока все тут не успокоится.

Он приподнялся и неуверенно на меня посмотрел.

- Это как же так-то?

- Быстро, вот как.

Нет, это невозможно. Ну что за люди! Ладно, в конце концов у них свои головы имеются. Мне-то что делать?

- Пошли, пошли! - поднимал я их пинками и дождался, пока они, то и дело оглядываясь на меня, выйдут на улицу.

Бездумно подняв автомат - не привык, что оружие бесхозно валяется, - повесил его на плечо и открыл ближайшую дверь. По странному совпадению это был знакомый мне кабинет с пишущей машинкой. Только на этот раз он был пуст, а окно распахнуто. Гарнизон бежал. Отстегнув рожок магазина, заглянул в него. Матово блеснули желтые бока патронов. Сунул его за поясной ремень. Может еще и пригодится. Автомат оставил на столе. Я не Рембо, чтобы с двумя автоматами бегать. Тяжело да и неудобно.

Ну что ж, расклад такой, что, хочешь или нет, а на склад идти придется. Я посмотрел в раскрытое окно. Вот и выход тебе готов. Очень любезно с их стороны. И нечего тянуть время. Не то что с минуты на минуту, а уже через несколько секунд здесь появятся люди с автоматами в руках и тогда нам придется друг друга убивать. Мне далеко не двадцать лет и я уже давно не испытываю удовольствия от игр в войну, по окончании которых, это я наверняка знаю, убитые не встают и не расходятся по домам пить чай и делать домашнее задание под мамкиным присмотром. Надо решаться. Я прикинул мой боезапас. В сторону паренька я выпустил пять или шесть пуль, в потолок не меньше трех. Почти треть рожка. Хватит пока. Хотя для чего хватит? Я же никого не собираюсь убивать. А вот меня, полагаю, да. И тогда мне придется стрелять в ответ. Мне жуть как не хотелось туда отправляться. Просто ноги не шли, как будто обладали собственной, отличной и независимой от моей волей. Я знаю, что это такое. Это называется страх. Если дать ему овладеть собой, пиши пропало. Большими такими буквами.

Коммуникатор на моей руке завибрировал, принимая послание. Интересное дело! Это кто же мне дозвонился? Я посмотрел на экран. Сигнал шел от мустанга. Кто-то пытался его вскрыть. Я переключился на динамики.

- Пошел на хрен! - гаркнул я. И вдруг нашел решение. Не панацея, но отчего бы не попробовать. - Внимание! На острове! К нам поступила информация, что вас собираются взорвать. Мы не хотим ненужных жертв. Сейчас у вас находится наш представитель, прокурор Попов. Он постарается спасти вас и ваши семьи. Предлагаем вам оказать ему в этом всю возможную помощь. После этого все желающие могут покинуть остров или остаться на нем, как сами захотите.

Ну вот. Пожалуй, большего я сделать не мог. Если у них хватит ума, то прямо сейчас сядут на паром и свалят отсюда подобру-поздорову ко всем чертям. А еще лучше - дадут этому Лосю по башке и вся недолга. Мечты, конечно, я это сам понимал, в жизни так не бывает, но отчего бы не помечтать. Ведь может статься и так, что никуда они отсюда уходить не хотят. С чего я взял, что им тут плохо? Это мне тут, возможно, было бы не по себе. Они же ничего, привыкли и другой жизни не знают и знать не желают.

Я шагнул в окно и едва не остался под ним навсегда, потому что сверху на меня летел здоровенный дрын размером с тележную оглоблю. Как я из-под него вывернулся, даже не могу сказать, просто в последний момент оттолкнулся всем, чем только можно, от подоконника, стены, воздуха и не знаю еще от чего, и рванулся вперед. За моей спиной со страшным свистом пролетело орудие моего убийства, которое, гулко столкнувшись с почвой, отскочило и ударилось о стену. Я обернулся, изготовившись стрелять на поражение, и не стал. Передо мной стояла давешняя женщина, которую не так давно я застал в этой самой комнате за писаниной, и смотрела на меня ненавидящим взглядом.

- Ну? Чего смотришь? Стреляй, фашист!

Меня много как обзывали, порой весьма неожиданно и вычурно, но чтобы вот так, фашистом. Это со мной впервые. Я даже как-то растерялся.

- Фашист-то почему? - спросил я.

- Потому что вы хотите всех нас уничтожить! - выпалила она.

- С какой это стати?

Беседовать с ней у меня не было ни времени, ни желания, но просто так повернуться и уйти казалось как-то не по-человечески. Да и опасно, в конце концов. Звезданет еще по затылку, с нее станется.

- Я знаю!

- Ну и дура. Дубину положи.

Она выпустила дрын, и тот упал к ее ногам.

- Стреляй!

- Да пошла ты. Развернулся и тоже пошел.

Ну и порядки у них тут. Бьют и фамилии не спрашивают. Кто ж ей так мозги-то загадил? Впрочем, я знаю ответ на этот вопрос. Фашист! Это ж надо так приложить. Нет, в самом деле обидно. Ну какой я фашист? Каким боком?

Выйдя из-за угла дома, я увидел тех самых мужиков, которые хотели прищучить меня около лаборатории. Они старательно делали вид, что спешат. Теперь я знал про них одну очень важную для меня вещь - как вояки они никакие. Обычные мужики, которых выучили делать несколько простейших вещей, но не более того. Я вскинул автомат и засадил очередь поверх их голов.

- Ложись!

Похоже, исполнение этой команды им преподавали прежде всего, потому что они плюхнулись с редким проворством.

- Не двигаться!

Они привыкли чувствовать свое превосходство с рождения. Ну еще бы - кроме них, автоматического оружия на территории практически ни у кого не было, да еще в таком количестве. Поэтому ни о каком активном сопротивлении им и речи быть не могло, разве что мелкие стычки партизанского характера, больше похожие на акты отчаяния. Да и те, полагаю, давно закончились, поскольку никакие партизанские действия не способны продлиться сколь-нибудь долго без внешней подпитки - продовольствием, фуражом, одеждой, оружием, медикаментами. Здесь о подобном даже мечтать не приходилось, слишком велик уровень бедности, люди и так еле сводят концы с концами. Возможно, встреченные мной Медведи представляют собой потомков таких партизан, приспособившихся к почти автономной жизни в лесу. Правда, утверждать это я бы сейчас не взялся. Словом, островитяне без особого труда заняли и удерживают доминирующую позицию, каким-то образом подкрепив ее почти религиозным поклонением своему предводителю. А уж дальше в действие пошли слухи, многократно искажаемые и приукрашиваемые при передаче из уст в уста. Как раз в этом ничего удивительного нет. Поэтому подданные Лося-Кононова только выглядят грозно, а на самом-то деле у них нет никакого опыта ведения боевых действий, разве что карательных экспедиций, что далеко не одно и то же. Воевать и наказывать вещи хоть где-то и схожие, но в чем-то принципиальном очень разные. Если солдаты и офицеры в бою знают, что рискуют собственными жизнями, то каратель, в общем-то, на активное сопротивление не рассчитывает. А если его получает, то теряется и отступает.

Дальнейший мой путь до склада прошел без приключений, хотя я всячески сторожился, стараясь не подставиться под пулю. Огромные ворота распахнуты и ни одной живой души не видно. Я встал сбоку от проема и некоторое время вглядывался в темноту ангара, пока глаза не привыкли к царящему в нем полумраку.

- Эй! - крикнул я. - Олег Васильевич! Поговорить бы надо.

- Не о чем нам говорить, - неожиданно близко раздался его голос.

- Ну как же? Хотя бы о Макарове. Он молчал несколько секунд.

- Вас это не касается и касаться не может. Уходите и не лезьте в нашу жизнь.

- Приходится, Олег Васильевич. К сожалению. Войти-то можно?

- А не страшно?

- Признаться, есть малость. Вы, говорят, минируете?

- Опоздали. Теперь вам со мной ничего не сделать. Ну заходите. Только предупреждаю - ничего предпринимать не нужно даже пытаться. Я принял меры даже на случай моей смерти.

- Спасибо, что предупредили. Так я захожу.

В общем, я оказался прав. Ящики с армейской маркировкой стояли штабелями, между которыми можно было пройти одному человеку. В первом ряду были противогазы. Полагаю, это чуть ли не единственные полные емкости на этом складе.

- Прямо, через три метра направо, - сориентировал он меня.

Он сидел на поставленном на боковую грань ящике и двумя руками держал гранату, упершись локтями в колени. Большую такую, цилиндрической формы, я их только на картинках и видел. Если не ошибаюсь, это противотанковая.

- Здесь вокруг боеприпасы. Так что…

- Я понял. Не беспокойтесь, я слово держу. Так что можете вставить чеку обратно.

- Перебьетесь, Попов. Так что вы хотели?

- В сущности-то ничего особенного. Поговорить. Спросить кое о чем.

Он усмехнулся.

- Кассир справок не дает.

- Случай уж больно исключительный. Вы же не хотите, чтобы я приставал с вопросами к вашим людям? Так что в ваших же интересах поговорить со мной.

- Действительно не хочу. Но не потому, что они могут сказать что-то такое, что могло бы мне навредить.

- Интересно. Тогда почему же?

- А вы не понимаете?

- Признаться, жду объяснений.

- Все просто. Вы тут побудете день или два, всех перебаламутите и уберетесь к себе. А нам тут жить и жить. И без того ваше появление внесло диссонанс в наше годами сложившееся мироустройство.

Как известно, лексические характеристики способны многое сказать о человеке и его внутреннем мире. Здесь же слова «диссонанс», «мироустройство», не встречавшиеся мне на территории ни разу, просто резали ухо. И еще говорили о том, что этот человек не чужд литературе. То есть в его распоряжении имелись не только школьные учебники.

- Хотите сказать, что рассчитываете на сохранение существующего статус-кво?

- Да. Именно так. Если только вы не хотите хаоса и кровавой бойни. Много лет назад вы нас бросили на произвол судьбы, и мы выживали как умели, создавая собственную среду обитания, отличную от вашей.

- Ничего себе бросили! - Я показал на ящики вокруг и над нами. - Да вас снабдили так, что даже удивительно.

- Вы сильно ошибаетесь. У нас нет электричества. Нет топлива. Нет лекарств. Нет радио. Нет учителей, врачей, специалистов. У нас много чего нет и взять это негде. Но теперь это не имеет значения. Я вам разрешил зайти только для того, чтобы сказать - уходите. И чем быстрей, тем лучше. Пока не дошло до беды.

- Что, понравилось работать в должности бога? - не удержался я.

- Бога? - удивился он и, как мне показалось, вполне искренне. - Про бога ничего не скажу, не знаю. Но вот про то, что людей нужно держать в узде, с вами, как с прокурором, поговорить мог бы. Вам эта тема должна быть близка и понятна. Кстати, вы действительно прокурор?

- Конечно.

- Странно.

- Что именно?

- Уже не имеет значения. У нас очень мало времени. У меня, у вас и всех остальных. Руки затекают. Я вас не гоню, но…

- Я понял. Сейчас уйду. Если кто-то из жителей захочет покинуть остров, вы не будете препятствовать?

- Да кто ж их держит? Уходили уже. И возвращались. Всё. Идите. И передайте там, что ваш эксперимент провалился.

- Какой из них?

- Там знают.

- А кому передать? Имя, адрес.

- Просто доложите начальству. Желательно письменно. Обычно этого бывает достаточно. Кстати, позовите кого-нибудь сюда. А то еще станут вам в спину стрелять. Да, и заберите ваши вещи.

- Где они?

- Там же, где вы и оставили. Прощайте, Попов.

- Минуту.

- Я могу столько не удержать.

- Уж постарайтесь. Вы разобрались, почему радио не работает?

- У нас нет источников питания.

- А до этого? Когда были?

- Какая теперь разница?

- Для вас, возможно, пока и так.

- Любые секреты чего-то стоят.

- Вы хотите поторговаться? Что вам нужно?

- Я уже перечислил, - сказал он, морщась. Наверное, ему действительно было тяжело держать эту здоровенную штуковину. Даже на вид она казалась тяжелой. Пора уносить ноги. Тут тонны пороха и взрывчатки. - Много чего.

- Мы могли бы договориться.

- С прокурором?

- Послушайте, не дурите. Вставьте чеку.

- Даже не подумаю, - мотнул он головой. - Вам пора. Кстати, я вам не поверил, когда вы сказали, что с вами чуть ли не армия.

- Со мной больше чем армия, - парировал я. Уж чему-чему, а болтать языком я научился. Солидно и, в сущности, ни о чем. - Извиниться не желаете?

- Это за что?

- За то, что толкнули меня в эту клоаку.

- Так не убил же, - равнодушно ответил он. - Хотя мог. Как вы правильно заметили, радио тут не работает.

- На ограниченное расстояние вполне сносно работает. К тому же есть другие средства связи.

- Счет пошел на секунды. Поспешите.

- Да ладно вам пугать. Захотите, я помогу вам с чекой. Умирать-то страшно.

- Вы даже не представляете, насколько вы ошибаетесь. Все, закончили разговор. Я больше не отвечу ни на один вопрос. У меня действительно устали руки. Я ждал вас раньше. И мой вам совет напоследок - не возвращайтесь сюда никогда.

- Что, убьете? - ухмыльнулся я. Вот уж чего я наслушался в избытке, так это угроз.

- Для этого найдется очень много желающих, уж поверьте мне, Попов.

- Возможно. Ну счастливо оставаться.

Я развернулся и пошел на свет. Сильный мужик. Даже если он блефовал, то все равно сильно это делал. В каком-то смысле я его даже зауважал, хотя претензии к нему все же остались. Выйдя из ангара, я крикнул:

- Эй, кто тут есть? Начальник зовет.

Думаю, меня должны были слышать на всем острове, но, как ни странно, никто не отозвался. Неужто все сбежали? Нет, это слишком неправдоподобно. Просто так не бывает. Хочется, но не бывает. Я обернулся внутрь.

- Олег Василия! Никого, - сказал я громко, в расчете на невидимых слушателей моей передачи. В сущности, можно уже и вернуться; Лось уже должен был поставить чеку на место.

- Я тут! - вывернулся откуда-то Йоська, от которого жутко разило перегаром.

- Иди, - я подбородком указал внутрь. - Получи ценные указания.

Уговаривать его не пришлось. Видно, он только и искал возможности реабилитироваться в глазах Лося, поэтому и держался поблизости, выискивая подходящий момент. Из ангара послышались приглушенные голоса.

Сопровождающий? При том, что тут имеется вполне надежная телефонная связь? Хитер Лось. Не договаривает, угрожает, капризничает. Теперь я понимаю, как он добился своего положения. Или, может быть, не так? Не добился, а продолжил, так сказать, традицию. Надо было бы про профессора спросить, только возвращаться неохота. И не потому, что он грозится взорвать. Сам затеял, сам и справится. Не в этом дело. Неприятен он мне. Непрофессионально это, понимаю и даже где-то признаю. Но Кононов мне антипатичен. Возможно, во мне поднял голову какой-то застарелый, идущий еще из детства комплекс. Допускаю. Ты меня толкнул, я с тобой больше не дружу и не поделюсь сладкой слюнкой. Но сейчас мне не хотелось сворачивать эту головенку. Антипатичен он мне. Занятен, но неприятен. Наверное, поэтому я не то чтобы так уж люблю командировки, но ощущаю себя в них куда комфортнее, чем в родной конторе, по самую крышу набитую начальниками и приказами, инструкциями, положениями, вводными, рекомендациями, прецедентными случаями, регламентами, бесконечными сводками, совещаниями, оперативными сообщениями, запросами, проверками, апелляциями, служебными записками и отписками, присвоениями, сплетнями и много еще чем кроме чаепитий и перекуров. В командировках мне дышится легче.

Йоська вылетел из темноты ангара, спеша ногами так, что удивительно, как еще не падал, заплетаясь ими. Пьяный, сволочь. Наверняка где-то добавил.

- Все, прокурор, все. Пойдем. Я тебя провожу. До самого берега и даже дальше. Дорогу покажу. Как короче. Ты куда сам-то?

- Дуй вперед, провожатый.

- Так чего вперед? Вместе пойдем.

- Ты - вперед. Расчищать дорогу. Или хочешь, чтобы нас обоих пристрелили? Учти, первым хлопнут тебя.

- Как это хлопнут? Кто? Да я!… Ты знаешь? Как сырок в маслице прокатишься со мной.

- Но ты покатишься первым.

- Да ты что! Мы с тобой…

Передо мной стоял человек, с которым я хотел бы спорить в самую последнюю очередь. Я уже упоминал, что не люблю лишний раз использовать оружие. Но порой приходится. Я направил ствол автомата ему в грудь.

- Ой! Ну ты чего? Чего? Я ж так, между нами. Ну? Пошутил я. Ты чего сразу кипятком против ветра? - Он потянулся ко мне лицом, вроде как по секрету чего сказать. Разило от него отчаянно. Но и свежий душок присутствовал, точно. Ох! Чую, накатил ему Лось грамульку. И приласкал отечески.

- Пшел! - тычком сунул ему ствол под ребра. Наверное, он обиделся. Или нет. Не знаю. Я бы точно обиделся. И отреагировал соответствующе. Тем более что позиция позволяет. Он же только отшатнулся и пошел от меня к штабному дому, через каждые несколько шагов оглядываясь на меня. Боится, что я его в спину расстреляю? Глупо. Дав ему отойти шагов на пятнадцать, я пошел за ним, демонстративно опустив к земле ствол автомата, чтобы со стороны не выглядело так, будто я его конвоирую. Горячих голов тут, похоже, хватает. Как и желающих показать себя. Нет, определенно, вернувшись, устрою себе отпуск. Хороший такой. На море. В тихом санатории с диетическим питанием. Днем буду загорать или читать книжки, сидя в шезлонге, а вечерами пить вкусное вино и смотреть телевизор или ходить в варьете. И никаких романов и прочих напряжений души. Только легкий флирт с обслуживающим персоналом, исключительно для поднятия настроения и качества сервиса. Стану лечить нервы. А то что это такое? Этот мне антипатичен, тот не нравится. Непозволительная роскошь для прокурора. Просто предел непрофессионализма. Любить или не любить ты волен кого угодно, но вот показывать это не смей и уж тем более не должен этим руководствоваться в своей работе.

Я так разозлился на себя, что чуть не развернулся обратно к ангару. Остановило меня от этого только то, что я понял, ничегошеньки он мне не скажет. Упертый тип. Ну взрываться он вряд ли станет. Навидался я таких. Грозятся, бритвами у своего горла размахивают, но больше чем на царапину их не хватает. Да большего, как правило, и не требуется. За жизнь - на секундочку, собственную и единственную - люди цепляются обеими руками, ногами, зубами и хвостами.

Теперь я чувствовал себя чуть свободнее, хотя не исключал случайных инцидентов, поэтому смог рассмотреть поселение чуть внимательнее и подробнее, тем более что на этот раз я шел ближе к жилым домам. Хорошие такие дома, скорее деревенского типа, сложенные из бревен, с затейливыми, но порядком полинявшими наличниками. Вероятно, когда-то давно их обитатели соревновались, у кого они будут лучше и изощреннее. Белье, которое я видел, висящим на веревке, исчезло. И ни одной живой души, хотя я на все сто уверен, что за мной следила не одна пара глаз. Ладно, я не в обиде. Я тоже не слишком жажду общения с вами, дорогие товарищи. Не хватает в вас провинциального гостеприимства, вот что я вам скажу. Видно, с соседями вы не очень-то дружно существуете, раз нахмуренные такие. И вообще, чем они тут живут? Ну едят, спят, размножаются себе потихоньку - это ясно. А кроме этого? Мне, горожанину, насквозь пропитанному цивилизацией, не понять. А без электричества я вообще не мыслю себе жизни. Телевизор, радио, компьютер, микроволновка, лифт, телефон, элементарный свет в конце концов, при котором можно хотя бы просто почитать или перекинуться в картишки с приятелями. Чем тут люди заняты вечерами? И ведь это не романтический отпуск на пару недель - это на годы. На всю жизнь!

Мы обогнули штабной дом. Йоська ждал меня на высоком крыльце-трибуне. От ворот на меня смотрели двое, держа в руках автоматы. Еще один почему-то лежал, привалившись к стене. Лежал? Да это ж труп! Мне кажется, я узнал его. Прохоров. Со спины точно не понять, но сильно похоже. Это свои его так утешили. Неужто он поддался на мои провокации? Или что?

Мой дружок только что не пританцовывал, ожидая меня. Полное впечатление, что человеку категорически хочется облегчиться. Сильно и немедленно.

- Там это, - тихо проговорил он, когда я подошел. - Ты намекал.

- На что, Йося?

- Ну… Сам понимаешь, - еще тише добавил он одними губами.

Я-то понимал, но подавать вида не хотел.

- Не знаю. О чем это ты?

- Ну там. Ты на пароме когда. А?

- Когда ты меня на прицеле держал?

- Да что ты прям все одно и то же! - тихо возмутился он. - Я там у тебя случайно видел. Я бы не отказался.

- От чего? - «удивился» я.

- Ну чего ты как нерусский? Нутам, пару пузырей… Я ж тебе помогаю.

- Пару?! - громко переспросил я, вкладывая в этот возглас все доступное моим скромным лицедейским способностям удивление. Нет, на море, где масса йода и ласкового солнца. И чтобы совсем не было комаров. Ни одного.

- Ну один. Один! - зашипел он. - Куда тебе столько? Проводить вербовочный контакт на виду у хмурых и не больно-то дружелюбных автоматчиков не самое приятное дело, но отчего бы не рискнуть.

- Можно, конечно. Только вот что ты мне сначала скажи, Йося. Кстати, как тебя на самом деле зовут? - Я чуть было не ляпнул «по паспорту». Откуда здесь паспортам взяться!

- Иосиф. Батя назвал. В честь Сталина. Дурак старый. А мне мучайся теперь.

Да уж. Видел бы суровый вождь всех народов своего тезку.

- Так вот, Иосиф. Скажи мне, почему в лаборатории больше никто не работает?

- Так как… Всегда так было. То есть при мне. Там же… Ты сам видел. Пойдем быстрей, а? Как вспомню… Колотит меня.

- Давай сам. Тащи сюда. И возьмешь. Одну!

- Все понял. Понял. Мигом я. И исчез за дверью.

Я посмотрел на автоматчиков и отвернулся. Мне не давал покоя этот ангар. Точнее, его содержимое. Допустим, экспедиция была хорошо подготовлена и экипирована. Допустим даже, что где-то тут имелся или имеется до сих пор военный склад. Или склады. Но на военных складах не бывает штормовок, в которых все тут щеголяют. Шинели, бушлаты, гимнастерки, кителя, сапоги - да. Фляги, портупеи, портянки с противогазами - тоже. Даже американские телефонные аппараты. Но продукты?

Когда я стоял у ворот ангара, я не только громко говорил, один раз даже кричал, но и посматривал по сторонам. И увидел в траве промасленную этикетку от говяжьей тушенки. Не успевшую выцвести под жарким летним солнцем. Госрезерв хранит тушенку три года. Потом меняет, отправляя лежалую на продажу населению, загружая в закрома свеженькую партию. Сколько она может лежать, не испортившись, в пределе? При этом не в холодильнике, а в ангаре, где летом не продохнуть из-за жары, а зимой промораживает все насквозь? Год? Два? Ох и сомневаюсь я.

Я решил воспользоваться последней возможностью и, не скрою, не без облегчения вошел в штаб; очень уж эти парни с автоматами действовали на нервы. А еще труп в пяти метрах от них. Едва войдя внутрь, я услышал сдержанный бутылочный перезвон. Я двинулся на звук, потому что темновато тут, откровенно говоря. И чуть не получил дверью по носу. Передо мной появилась давешняя амазонка, едва не закончившая мои счеты с жизнью при помощи обыкновенной палки, правда, довольно толстой, что вряд ли может послужить утешением моим не родившимся детям.

Она посмотрела на меня в упор и, ничего не говоря, схватила за ремень автомата - уверен, это было первое, что попалось ей под руку, - и потянула на себя. Я вспомнил сцену из фильма, где проститутка вот так, силком, затаскивает к себе потенциального клиента, проходившего мимо. От неожиданности или оттого, что никаким таким клиентом становиться не желал, я резко отпрянул назад, едва удержавшись от проведения приема по освобождению от захвата и нейтрализации противника. Только слегка ударил ей по пальцам.

- Дело есть, - тихо и нервно проговорила она, отступая назад.

Что ж. Дело есть дело. Так я в третий раз оказался в этой комнате с печатной машинкой на столе. Она плотно закрыла за мной дверь.

- Возьмите меня с собой, - негромко проговорила она, заглядывая мне в глаза.

- Да, собственно…- Честно, я растерялся. - Никто тут не собирается никого удерживать. Я только что говорил с Кононовым. Он пообещал. Но если вы опять попытаетесь меня…

- Вы не поняли, - нетерпеливо перебила она. - Туда, за кордон.

- Зачем? - удивился я.

- Мне нужно. Мне очень нужно! Я вам не буду в тягость. Прошу, пожалуйста.

- Нет-нет, минуточку! Я никого не собираюсь брать с собой. Это не входит ни в мои планы, ни в полномочия.

Она как-то постарела разом, что ли. Опала лицом и пошла морщинами. Показалось, что она вот-вот расплачется. Терпеть этого не могу. После таких сцен отдыхом на море не ограничиться, придется еще витаминно-успокоительные уколы делать, хотя при одном воспоминании о шприцах мне становится нехорошо.

Но она не заплакала.

- Я случайно слышала, как вы задавали вопросы. Думаю, я могу дать на них ответы.

В коридоре послышались тяжелые шаги. Надо спешить. И ведь подобрала ко мне ключик!

- Я отправляюсь прямо сейчас.

- Мне нужно пять минут.

- Боюсь, их у вас не будет. Но пару минут пообещать смогу. Не больше. И постарайтесь обойтись без всяких таких штучек. Все равно, перед тем, как пустить вас в машину, мне придется вас обыскать. Учтите.

С тем и вышел в коридор, где на меня пер мой дружок с крайне довольной физиономией и моим мешком в руках. В свете, упавшем на него из-за открытой двери, было видно, как на подбородке блестит капля. Вряд ли это пот.

- А ну назад, - скомандовал я.

- Ты чего это? - попятился он.

- Тебя жду. Кру-угом! Шагом марш.

- Зачем?

- Буду проводить ревизию. Посмотрю, чего и сколько ты скоммуниздил.

- Ничего я не это самое. Как ты сказал - вот! - Он повернулся боком, демонстрируя оттопыренный карман.

- Давай-давай, топай, - подтолкнул я его, наступая. Что ему оставалось делать, кроме как подчиниться? Мне по роду деятельности положено уметь убеждать людей.

Порой судьба подбрасывает нам, прокурорским, вот такие подарки вроде этой дамочки, хотя я не мог исключить, что на уме у нее что-то другое, о чем я ее честно и предупредил. Не хватало мне еще камикадзе под боком. Террористки-смертницы.

Но вообще-то я почувствовал приближение удачи. Теперь нужно было придумать, как эту тетку вывести отсюда. Если она, в самом деле, располагает ценными сведениями, а судя по тому, что она работает тут, в штабе, такое вполне возможно, то есть риск, что ее элементарно не выпустят. Или, что еще хуже, убьют при, так сказать, попытке к бегству. Я велел Йоське положить мешок на ближайшую лавку, так он, стервец, чуть не уронил его будто бы случайно. Известный трюк. Мешок я, конечно, подхватил и поставил как надо, после чего слегка врезал ему в печень. Мой дружок громко ойкнул и согнулся, хватаясь руками за живот.

- Не балуй, - посоветовал я и начал ревизию.

Мне не потребовалось много времени на то, чтобы обнаружить недостачу в размере двух сосудов. Я решил потянуть время; две минуты на сборы женщине явно маловато, она не успеет при всем желании.

- Где еще одна? - ласково поинтересовался я.

- Чего дерешься? - заныл он.

- Вторая где, спрашиваю?

- Сам смотри. Вот одна у меня! - Он выдернул бутылку из кармана. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять - колпачок не открывался.

Я схватил его за нос и резко дернул вниз, после чего пришлось вытирать пальцы о собственную штанину. А нос у тезки генералиссимуса резко покраснел и начал опухать.

- Еще добавить? Он замотал башкой.

- Я просто допил, - начал он канючить, шумно втягивая носом. То ли еще будет через полчаса. - Там и было-то чуть-чуть.

Здоров же ты пить, дружок. Меньше чем за час в одиночку выпить ноль семь сорокаградусной да без закуски и при этом оставаться на ногах? Что-то не верится.

- Значит, ты свою долю уже выпил, - резюмировал я, отбирая бутылку. Да просто выдернул ее из его руки.

- Ты же обещал! - в голос взмолился он.

- А ты выполнил это обещание авансом. Хотя… Я могу ее тебе вернуть. Хочешь? - Я подбросил бутылку на ладони.

Он быстро кивнул, тыльной стороной руки пройдясь под носом. Я убрал бутылку в мешок и медленно застегнул его.

- Проводишь меня.

- Провожу. Куда?

- Сначала до машины. Там решим.

- Расчет на месте! На берегу.

Я мысленно прикинул время. Пару минут я уже протянул. Неплохо бы еще с минуту как минимум.

- Такое дело, - я доверительно понизил голос- Начальство… Ну понятно? Мед нужен. Хороший! - построжал я. - Мы знаем, тут добывают. Подскажешь, получишь еще одну.

- Могу принести! - воспрял духом Йоська.

- Мне много нужно. Что я, отсюда потащу? Короче так. Говоришь мне где и у кого. Но - точно. Иначе вернусь и…- Я показал кулак. - Ты понял.

- Укажу, - с готовностью согласился он. - Все доподлинно. Да тут и недалеко. Отдай сейчас, а?

- Сам сказал, расчет на месте. Хватай и пошли. И не вздумай уронить!

- Что ты! Как такое можно?

- Вот именно. Вперед!

Я достаточно потянул время. При этом во мне боролись два чувства - с одной стороны, мне нужна была эта женщина, с другой же, я катастрофически терял темп. С каждой минутой они могли очухаться и перейти от вооруженного нейтралитета к активному противостоянию, что, учитывая их численный и оружейный перевес, превратится в обычную бойню. И еще меня все время «царапала» та самая этикетка говяжьей тушенки. Но я знал, что в одиночку мне тут ничего не светит. И так уж, считай, повезло. По сути, я узнал все, что было нужно, если не считать некоторых деталей.

Когда мы вышли на крыльцо, я увидел ее. Она стояла у ворот и о чем-то говорила с одним из мужчин с автоматом на плече.

- Йось, это кто?

- Где?

- Да вон она.

- Ух-х! Стерва. Чуть чего - сразу по рукам бьет или в ухо. Ты бы от нее… Или чего? Понравилась, а?

- Кто?

- Так Верка же.

- Двигай давай, а не глупости болтай. Смотри, пролетишь мимо договоренного.

- Так я ж ничего.

Я уже понял, что на острове не так много людей. Даже, кажется, меньше, чем первоначально. Поэтому каждый человек на счету. А уж два или три тем более. Особенно, если это способные защищать поселение мужчины. Я быстрым, деловым шагом подошел к воротам.

- Чего стоим? Пошли.

Ближайший ко мне вояка лет тридцати с заметным косоглазием посмотрел на меня, хотя выглядело это так, что одним глазом он рассматривает мою переносицу, а другим наблюдает за тем, что происходит у меня за правым плечом. В сочетании с весьма нелегкой небритостью это выглядело пугающе.

- Куда? - спросил он. Тон его мне не понравился. Нехорошо он спросил, с угрозой.

- За подарками, куда ж еще, - небрежно ответил я. - Вон он знает, - кивнул я на моего дружбана со стремительно опухающим носом. - Открывай, не тяни время. Кстати, еще бы пару человечков не помешали. Хотя ладно, и так управимся.

- Я ничего такого не знаю, - пробубнил косой.

- Не знаешь? Да и наплевать. Мне оно надо, что ли? Целее будет. Самим, глядишь, пригодится. Документы взяли? - обратился я к женщине. На просто Верку она не тянула в силу как минимум возраста. В этой поре у человека должно уже присутствовать отчество. В смысле определения возраста со многими представительницами прекрасного и опасного пола порой случаются проблемы, но ей я поставил оценку «хорошо за сорок». Надеюсь, не сильно ошибся. - Все под роспись! Каждый ящик, каждую упаковку. С этим у нас строго. Так, не пойдете? Как хотите. Пошли, - кивнул я Йоське- Один будешь упираться. Глядишь, до вечера управишься. Или к утру.

Мы втроем уже взошли на паром, когда на причал почти выбежал косоглазый.

- Я с вами!

- Давай, - вяло согласился я, усаживаясь на нагретые доски. Дескать, тащите свой паром сами. При этом положил автомат на колени так, чтобы без лишних движений стрелять хоть в сторону острова, хоть по моим спутникам.

И они взялись за дело все трое. Ну и прекрасно. Теперь я смог рассмотреть женщину подробнее. Не в упор, ясное дело, пялился. Так, искоса и как будто невзначай.

Если судить по фигуре, то с возрастом я погорячился, завысив его лет на десять или около того. Лицо и руки - это да. По городским меркам лет сорок или больше. По темпераменту и глазам ей до сорока еще жить да жить. Не скажу, что красавица. Совсем нет. Но что-то истинно женское в ней присутствовало определенно. То, что притягивает нас, мужиков, как пчелу на цветок, даже если цветок этот совсем даже не медонос. Хотя, полагаю, в рое хватает специалистов по этому поводу. Слово «харизма» мне знакомо, и особенно памятным оно стало после того, как я однажды использовал его в отчете. Молодой еще был, горячий и склонный к неадекватному выпендрежу. За что и получил вливание в самое прихотливое место. Потому что в документах все должно быть просто и доступно. Не нравится простота - шагай в писатели. А лучше того - в поэты. Потому что непростых поэтов читают непростые же барышни с горящими глазами, а здесь горящих глаз нет и не будет никогда, потому что мы, как шахтеры, копаем вглубь в меру сил и умения, а когда заканчивается и то и другое, на смену нам приходят те, у кого первое и второе, а также пятое и десятое имеется в наличии. И им нет времени разбираться в харизмах и прочих измах. Им работать надо. Вместо, кстати, тех, кто сделать этого не смог или не захотел, подставив тем самым своих товарищей. Простота в нашем деле лучше баловства. Вот это я усвоил как-то удивительно быстро.

Не стану утверждать, что разглядеть женщину под штормовкой и мешковатыми штанами защитного цвета легко. Да и непричесанную толком. И без макияжа. Только присутствовал в ней некий изюм, который хочется попробовать на вкус. И еще оба этих типа - Йосик с косоглазым - заметно ее ну не совсем чтобы боялись, но как-то осторожничали в общении. Это всегда заметно. Тут локоток отодвинул, там взгляд отвел.

В три пары рук мы, можно сказать, домчались. Обошлось без «Дубинушки» и прочих «ухнем». Просто видно было, что всем троим не впервой вот так-то вот, за компанию. Профессионалы…

Теперь мне требовалось их грамотно развести. И не их одних.

- Ты, - я ткнул пальцем косого в грудную кость, - наверх. Осмотришься. Медведей с их дружками мне тут еще не хватало. Иосиф. Чего стоим? Тащи уже.

- А как?…

Ох уж эти невысказанные вопросы, больше похожие на неприличные намеки. Мой совет - не падайте в пропасть, тогда станет проще спрашивать. Впрочем, порой я и сам подталкиваю любителей полетать. Не в ангельском департаменте работаю! У меня нет крыльев даже на погонах моей парадной формы, которую я надевал считанное количество раз. Кстати, пора бы и новую заказать, старая в плечах теснит.

- Тащи! Так, теперь вы. Как вас? Хотя неважно. Пожалуй, один ящик примете сейчас. Остальные… Будете здесь ждать или проедем со мной? Иосиф, ты куда?

Он, потея, тащил мой мешок к джипу. Не такая уж великая тяжесть, чтобы так париться под ней. Сказывается алкогольная интоксикация.

- Так туда, не на землю же бросать, - в общем-то резонно ответил он.

Только у меня на этот счет имелись несколько другие соображения; я не собирался подпускать его и близко к машине.

- Клади тут. И достань-ка пока… э-э… Ну ты знаешь. А вы со мной.

Снаружи мой мустанг выглядел ничем не хуже, чем несколько часов назад, и это позволяло надеяться, что с ним ничего не случилось. А сигнализация - что ж - могла птица сесть или зверек какой. Мало ли.

Только оказавшись на своем сиденье, я почувствовал облегчение. Оказывается, за это время я успел по нему здорово соскучиться, хотя, если судить только по часам, и прошло-то всего ничего. Только жизнь не часами измеряется, событиями.

Я открыл ей дверцу изнутри.

- Прошу.

Она смотрела на меня во все глаза и не трогалась с места.

- В чем дело? Залезайте уже.

- Сюда? - спросила она.

- Да. И побыстрее.

Она подчинилась, но как-то неуверенно. Кстати, у всех, с кем я тут имел дело, наблюдалось практически одинаковое отношение к шайтан-арбе или как там они про себя называют мой джип. Впрочем, его необычная конструкция и за пределами территории вызывала немало удивления и вопросов. В данном же случае, полагаю, имела место обыкновенная клаустрофобия, хотя по нашим меркам тут весьма просторно и комфортно. Правда, все в мире относительно. В обычной телеге простора куда как больше, но разве сравнить ее с джипом, где огромное количество всяких интересных и блестящих штучек, стрелочек, крышечек, кармашков, которые хочется непременно потрогать, но страшно, а вдруг чего.

Я перегнулся через нее, чтобы закрыть дверцу, и на секунду окунулся в облако запахов, настоянных на женском поте, полыни, плохо выделанной коже, старой бумаге и еще на чем-то не узнанном, но смутно знакомом.

- Что вы делаете? - испуганно и возмущенно спросила она, хотя так и хочется сказать, что пискнула, настолько тонким и звонким стал ее голос.

- Закрываю дверь. Итак, слушаю вас.

- О чем?

А действительно, что я хочу от нее услышать? Почему она захотела отсюда свалить? Не совсем то время для исповеди.

- Но вы что-то же хотели мне сказать.

- Я не понимаю.

- Так! Хотите остаться здесь?

Она отчаянно замотала головой, при этом зачем-то закрыв глаза. Ладно, черт с ней, позже разберусь, сейчас надо по скорому убираться отсюда. Но сначала как обещал.

- Мне нужно вас обыскать.

- Зачем? - распахнула она глаза.

- Послушайте, - начал я злиться. Времени действительно было в обрез. Возможно, я преувеличивал опасность, да и что они мне могут сделать, когда я внутри, но, не знаю, возможно, это как раз то, что называется чутьем. Впрочем, страхом это называется тоже. - Я же предупреждал. И не тряситесь вы так.

Ее действительно начало потряхивать. Что за черт? Ведь мы еще даже не начали движения. Представить страшно, что с ней может случиться дальше.

- Что… обыскивать? - в два приема проговорила она.

- Все! - разозлился я и потянулся к ней.

Это называется «раскрылся». Она влепила мне звонкую оплеуху и откинулась вправо с явным намерением высадить дверь. Дверь выдержала, а я… Скажем так, почти.

- Это что? - довольно глупо спросил я. Ведь и так ясно что.

- Не трогайте меня! - взвился ее голос.

Она на самом деле находилась на грани истерики. Без дураков. Можно, конечно, выставить ее сейчас, и все дела. Только мне было интересно, с чего это она решила оставить насиженное место. Ну и еще получить ответы на кое-какие вопросы. В том, что у нее с собой нет мины, я был практически уверен. Технологии, до которых она могла бы дотянуться в этой глуши, были далековаты от того, что можно было бы спрятать у нее под одеждой.

- Ладно. Оставим пока. Только вот что. Я вас пристегну.

- Зачем это?

- Положено! - сурово ответствовал я. - Пассажир должен быть пристегнут ремнем безопасности.

Маневр по пристегиванию не вызвал у нее особо сильной реакции, хотя она все время этого действа смотрела мне в глаза. Но я тоже не мальчик из подростковой группы, мне во многом хватило и этого короткого контакта, чтобы понять, слева под курткой у нее находится некий плоский предмет, похожий на книгу в мягком переплете или, скорее, тетрадь.

Спасибо теплой погоде, сейчас нет необходимости прогревать двигатель. Я включил зажигание, дождался знакомого и успокаивающего гула мощного двигателя, после чего включил заднюю передачу.

Мой приятель Йоська, вполне справившийся с тем, чтобы переправить из моего мешка в свой карман честно заработанную бутылку, посмотрел на меня с немалым изумлением, когда я с песчаным фонтаном из-под колес рванул назад.

Уверен, такого родео здешние обитатели не видели никогда. Я развернулся практически на одном месте, круто вывернув руль и заставив работать движок на повышенных оборотах, а потом взбесившимся козлом рванул вперед и вверх, скача по ухабам. Женщина ойкала, суматошно хватаясь за что попало, но я практически не обращал внимания на нее. Не до того. Только следил, чтобы она не тянула руки к рулю или рычагу передач, а так - черт с ней. Пристегнута и ладно.

Я боялся, что мне вдогонку отправят последний привет из «Дегтярева», что как минимум грозило потерей стекол, а как максимум даже думать не хочется, но ничего такого не произошло. Я пулей проскочил мимо ошалевшего косого, едва успевшего отскочить с кромки асфальта в кусты, и вывернул на дорогу. Ну все. Тут вам, парни, меня не взять. Даже на этой убитой трассе, где сквозь щели и трещины росла трава, а кое-где пробивались уже и маленькие деревца. У меня, конечно, не крейсер на воздушной подушке, но в некотором смысле вещь не хуже.

- Не туда! - крикнула она, когда мы уже отмахали метров двести по трассе. Я решил возвращаться тем же путем, что и прибыл сюда. Немалую роль в этом играла надежда, что я смогу забрать своего напарника, оказавшегося весьма ненадежным. Может, одумался уже мужик, хлебнув семейно-деревенской идиллии. В конце концов, меня не радовала перспектива несколько месяцев заниматься отписками. Ведь, как ни крути, а я был старшим в нашей двойке. С меня и первый спрос.

- А куда? - тоже крикнул я, хотя надобности в общении при помощи крика не было ну совершено никакой. В салоне было тихо, это орал наш адреналин.

- Назад!

- Зачем?

- Там ближе.

Я вздохнул поглубже. Пока мы выясняем отношения, мустанг мчит вперед на хорошей скорости.

- Ближе к чему? - спросил я, заставив себя понизить голос до нормального разговорного.

- Там коридор.

- Какой коридор? - Я старался быть предельно терпеливым.

- Дорога. До границы.

- И что?

- Там рукой подать.

- Рукой это сколько?

- Километров двадцать пять и потом еще около сорока. Шестьдесят пять. Пусть даже больше. Пускай это будет сто. Там нет и не может быть границы территории. Я отлично помню карту. Не один день изучал. И тут она меня добила:

- Один день на лошади.

Я сбросил скорость и остановился посреди дороги, повернувшись к ней всем корпусом.

- Точно?

- Так я же вам говорю.

Я вывел на экран карту и показал пальцем на красную точку посредине.

- Мы здесь.

Следовало бы прибавить «примерно», но я не стал этого делать. Я должен, просто обязан демонстрировать непоколебимую уверенность в том, что абсолютно контролирую ситуацию.

К сожалению, оказалось, что она совсем ничего не понимает в картографии. Я бился с ней минут семь, не забывая посматривать по сторонам. Там было спокойно, внутри же - глухо. Но она меня убедила. Или, наверное, я ей просто поверил. Она рассказывала маршрут с деталями, которые трудно придумать и еще труднее удержать в памяти, когда тебя подвергают экстренному допросу, неоднократно возвращаясь то к одной детали, то к другой. Чтобы научиться такому способу добывания информации, у меня ушло уйма сил и немало времени. Не хочу сказать, что я в этом какой-то непревзойденный корифей. Бывают и покруче. Помню, меня просто сводили с ума формулировки одного моего учителя вроде «логарифмическое мнемокондиционирование». Или «узковременной контроль поступающей информации». До сих пор шарахаюсь от научных терминов. Зато когда проходили показательные выступления перед нашей верхушкой, генеральный лично вручил мне свидетельство о собственности на дом с участком. Давно это было, тогда генеральным служил прокурор из Краснодара, там другие обычаи, но я ему благодарен. Заступивший после него деятель из Эдинбурга первым, кажется, делом затеял проверку законности такого дарения. Только хрен он угадал, до этого я уже два раза успел произвести продажу и обмен. Так что теперь я землевладелец, хоть и хиленький, если сравнивать с другими. Но не в этом сейчас дело.

Она говорила уверенно и не путалась в деталях. В обыденной практике то, что я проделал с ней, называют перекрестный допрос и проводят его как минимум два сотрудника. Сейчас я был один и трудился за обоих.

Поворот. Сдвоенная береза с большим наростом. Разрушенный сторожевой домик из белого кирпича (большую часть, как водится, растащили). Столбики от ворот. Поляна из больших плит (объект на военной карте числился как вертолетная площадка, так что сходится). Железная машина (как я понял, бронетранспортер). Но самое главное, чего не было на картах, это дорога. Дорога, проложенная по болоту. Она показывала руками - «вот так где-то». То есть «вот так» означало, что сантиметров на двадцать-тридцать бетонные плиты были опущены ниже уровня воды и росшей на ней зелени. Как я понимаю, это была такая маскировка. Естественно, современные средства контроля и разведки, хоть того же космического, подобную маскировку вскрывают без особого труда. Но на тот период это было действительно надежно. Дорога под водой, кто догадается? Даже для легковушки тридцать сантиметров не бог весть какое препятствие. А уж для тяжелой техники и вовсе не вопрос. Даже не торопясь и осторожничая, через два часа мы покинем территорию. А уж снаружи я найду способ вернуться за напарником.

- А там что? - задал я самый главный вопрос.

- Застава, - ответила она. - Но я к ней близко не подходила. Над ней всегда флаг.

- Какой?

- Н-не знаю. Он же висит. Вниз. Наверное, какой-то специальный. Нет, не скажу. Но вот точно! Его не так давно меняли.

- Почему вы так решили?

- Ну как же? Раньше он такой белесый был, выгорел. А теперь новенький.

- Вы когда его видели в последний раз?

- Месяц где-то тому.

Если судить по карте - по всем имеющимся в моем распоряжении картам, - там, где дорога, имело место быть болото. Точнее, его залив, ответвление, если такое определение вообще применительно к болотам. А за ним глухой лес на много километров, вспоротый горной грядой. Я стоял - сидя за рулем - перед жутким и жестоким выбором. Поверить этой дамочке и пуститься в авантюру в надежде через пару часов оказаться у своих, кем бы они ни были. Или же это заманка такая, засада? Надо решать быстро и, чего не любит никто, немедленно.

Меня жутко напрягали часы, буквально стоящие перед глазами, из верхней колбы которых время по крупицам сочилось в нижнюю. Но еще больше меня беспокоил такой фактор как безопасная эвакуация. Дорога, по которой я сюда приехал, была известна мне и моему оборудованию, так что проехать можно было чуть ли не с закрытыми глазами. То, что там кому-то придет в голову устраивать на меня засаду, очень мало вероятно. Хотя и не исключено. Путь же, который предлагала она, одна сплошная неизвестность.

- А почему вас туда брали, но к заставе не подпускали? Она слегка покраснела и отвернулась.

- Неужели не понятно?

- Честно сказать, нет.

Она ответила только после паузы, по-прежнему глядя в сторону:

- Чтобы не приставали.

Теперь понятно. Не совсем, но, в общем, ясно. Я решил пока не развивать эту тему.

- А зачем вы вообще туда ездите, на заставу-то?

- За поставками, конечно, - сказала она так, будто удивляется моей наивности.

Я вспомнил ту самую этикетку от тушенки. Все сходится. Теперь у меня появился стимул побывать на той заставе. И очень хороший стимул.

- Ладно, поехали, - наконец решился я. - Будете показывать дорогу. И повнимательнее смотрите.

Я развернул джип и дал газу. Проскакивая знакомый поворот, увидел на уходящей к воде дороге спину косоглазого. Он шел от меня и о чем-то говорил с каким-то типом. И это был не Йоська. Услышав шум машины, оба повернулись, но это все, что они успели сделать; я разогнался прилично, почти на пределе того, что позволяла дорога.

Сюрприз меня ждал через несколько минут. Чуть позже я даже удивился, почему так много времени прошло. Мотор стал захлебываться и работать рывками. Сначала я не понял и попытался, периодически поднимая обороты, заставить его прочихаться. Но вскоре вынужден был заглушить двигатель и остановиться. Так вот почему тогда сигнализация сработала. Никакая это не птичка присела передохнуть. Они пошли по самому простому и действенному пути. Сыпанули в бензобак какой-то дряни. Может быть, как раз тот самый тип, что сейчас болтает с косым. Только чуть не рассчитали. Чуточку, совсем немного. Потому что у меня в баке не бензин или солярка, а спиртовая смесь, позволяющая жутко экономить топливо и практически не дающая запаха при выхлопе. Мы же экологическая прокуратура! Я вылез из машины и увидел погоню. Она только еще начиналась, шестеро конных едва отделились от кромки леса примерно на траверзе острова, но через несколько минут они будут тут. Так просто им меня, само собой, не взять, но со временем они, безусловно, нас достанут. Особенно, если приволокут с собой пулемет. Кстати, по поводу «нас». Если у меня одного еще есть шанс уйти - в лесу меня достать будет сложновато, для этого еще надо найти, то с женщиной у меня ни единого шанса. Как-то она не производила впечатления опытного ходока, а уж тем более бегуна.

Ладно, спирт он спирт и есть. По счастью, тезка Сталина стал обладателем не всего стратегического запаса прокурорской группы. На то, чтобы перекрыть штатный бензопровод и приспособить бутылку водки, у меня ушло пару минут. Всадники приближались, при этом по их виду не скажешь, чтобы сильно спешили. Да и ни к чему им это. Достаточно меня обложить, а там уж они начнут диктовать условия. Попробовал завести. С замиранием сердца слушал, как чихает движок. Градус, конечно, не совсем тот, но все-таки экстра, а не помои какие-нибудь самодельные. Кажется, в одном из цилиндров слышится посторонний шум. Нуда ничего, мне тут недалеко. Потерпи, дружок.

Прежней мощности не было, но мустанг тем не менее довольно ходко пошел, потихоньку набирая скорость. Мне бы только оторваться. В багажнике у меня приличная емкость с топливом, было б еще несколько минут, просто вылил бы водку и залил в бутылку нормальной смеси, но как раз этих-то минуток и не было. Но ничего, ничего, даже так у меня над верховыми где-то трехкратное превышение скорости, а долго их коняги не смогут держать темп. У их мустангов сердца не железные, не то что у моего.

Теперь у меня было время уделить чуточку внимания своей пассажирке. Я не встречал смерть в человеческом облике, если, конечно, не говорить об убийцах, но коли она существует, то вряд ли может быть бледнее, чем женщина рядом со мной. На медицинском языке это называется спазм сосудов, что может привести к инсульту.

- Вы как себя чувствуете? - спросил я.

- Сговорились, - невнятно пробормотала она.

- А ну-ка, - я взял из дверного кармана недопитую бутылку, - пару глотков. И не надо спорить.

Она и не стала. Взяла штоф, запрокинула голову и дисциплинированно отпила ровно два глотка. Все же воинское воспитание порой здорово идет на пользу. Лицо ее начало розоветь. Вот и славно. И двигатель вел себя вполне прилично; его я слушал не просто ушами, а всей душой.

- Что вы там сказали? Сговорились? - Она кивнула. - Кто с кем?

- Наши. С варварами этими, с викингами.

- С викингами?

- Это же они были. Люди Бора. Да какие это люди! Зверье! А Кононов и рад стараться. Подлец!

- Круто вы. Не любите его?

- А за что его любить? Весь в отца. Это все он, папаша его, тут заварил.

- Что именно? - осторожно поинтересовался я. Похоже, дамочка хочет высказаться. Так зачем же ей мешать? Наоборот, помогать нужно, задавая правильное направление разговору.

- Всё! Абсолютно! Это его принцип «разделяй и властвуй».

Я не стал спорить и приводить исторические примеры с англичанами. Если она хочет так считать - пускай.

- Властвуй?

- А как же! Как мой отец с ним спорил! Все без толку. Я хоть и маленькая была, но помню. Все помню.

- Ваш отец?

- Ну да. Макаров. Слышали?

- Вячеслав Михайлович? Ну как же. Великолепный был ученый.

- Вот именно что ученый! А тут потребовался управленец. Хитрый, подлый, жадный.

Она говорила яростно, размахивая бутылкой так, что чуть не треснула ей в лобовое стекло. Я осторожно отобрал хрупкий сосуд. Мне тут еще мусора не хватало, да и сама бутылка может пригодиться в свете последних событий.

- Не может быть.

- Не может? Еще как может!

Она выхватила из-под куртки толстую тетрадь в коричневом коленкоровом переплете. Раскрыла и принялась лихорадочно листать. Я скосил глаза. Страницы в клетку, с загнутыми углами, сильно пожелтевшие по краям, исписанные мелким и четким почерком. Такой еще называют бисерным.

- Хотя бы вот! КВЕ… Это отец так Кононова-старшего сокращал.

«КВЕ настаивает на необходимости «привития» (его термин) разным группам людей различной идеологии. Не суть важно какой. Безнравственно! Наоборот, мы должны всемерно содействовать воссозданию коллективизма и атмосферы взаимопомощи. Спорим до полуночи. У нас заканчивается керосин. Отправил докладную записку. Жду ответа третью неделю».

- Видите?

- Да уж, - поддакнул я. - Но это все лишь научный спор.

- Спор? - Она уже раскраснелась. Пролистнула несколько страниц. - «У меня кончаются препараты…» Нет, не то.

«…Ляпин известил меня, что КВЕ считает эксперимент провалившимся, о чем много говорит с сотрудниками, и потому предлагает усугубить его, приводя в пример удачный и, на его взгляд, даже смешной эксперимент, который он провел, устроив в одном из сел монархию во главе с целым императором. Сугубо антипартийная позиция! Больше того - предательство пролетарской идеологии и раскольничество. Завтра у меня с ним большой и серьезный разговор на эту тему.

При этом особо отмечаю (см. записи в лабораторном журнале за сегодняшнее число и предыдущие), что внушаемость оказавшихся в зоне воздействия все еще находится на крайне высоком уровне (см. наблюдения). Сообщить доц. Мокшанцеву. «Ластик» оказался чересчур силен и его применение в качестве оружия МП непредсказуемо больше, чем ожидалось».

- Ластик? - спросил я. Судя по спидометру, мы проехали уже девятнадцать километров. - Вы за дорогой-то смотрите.

- Да смотрю, естественно. Чего тут смотреть? Ластик?

- Ну да. Что он имел в виду?

Я уже понял, что она читает дневник своего отца, профессора Макарова. Порой даже не читает, а цитирует по памяти. Видно, много раз перечитывала.

- Это такое воздействие на человека. Отец говорил, что тема секретная, поэтому меня в это не очень-то… Хотя тут всё секретное, - она невесело усмехнулась. - Всё. И все. Нас вообще как бы нет. Вы знаете об этом? - Она резко повернулась ко мне.

- Чушь. - Я постарался сказать это как мог убедительно. - Вы же вот она, рядом со мной. А если кто этому не поверит, я, поверьте мне, это докажу и докажу убедительно.

- Вы обещаете?

Погони за нами уже не было видно. По моим подсчетам, пора уже было менять бутылку.

- Обещаю. И даже более того. Нам придется остановиться на несколько минут. Поможете мне?

- Что случилось?

Она снова испугалась. Да и кто бы тут не испугался? Когда у тебя глохнет машина в центре мегаполиса, где чуть не через каждые сто метров заправка и автосервис, настроение от этого тоже не улучшается, хотя, по большей части, речь может идти всего лишь об опоздании. Здесь же на кону жизнь.

- Нужно сделать еще одну заправку.

В четыре руки мы справились куда лучше. Она оказалась толковой теткой, только здорово напуганной. Указания исполняла четко и старательно, при этом не задавая лишних вопросов и не боясь испачкать руки. Кто-то, полагаю, отец, сделал из нее великолепную лаборантку-помощницу, безраздельно преданную и послушную своему господину, кем бы он ни был. Главное, чтобы она его таковым признала. А потом чтила всю жизнь и оставалась ему до конца преданной.

Как апофеоз я выпустил на асфальт испорченное топливо. Викинги, говоришь? Ну я вам устрою. Простенькое устройство из пучка сорванной на обочине травы, батарейки, двух проводков, комочка грязи и канцелярской скрепки должно было обеспечить хороший факел, чему способствовали не меньше двадцати литров топлива на спиртовой основе. Только бы не выветрился спирт; солнце припекало прилично, совсем не по-осеннему. Ну да я его травой забросал.

Вправо мы свернули ровно там, где она и говорила, - у раздвоенной березы с огромным уродливым наростом где-то на середине ствола, отдаленно напоминающим пораженный целлюлитом зад. Тут деревья почти вплотную подступали к трассе. Огромные ели, сомкнувшиеся кронами. Между стволами аккуратно выложенные бетонные плиты, подогнанные одна к другой. По такой дороге ехать одно удовольствие, если не считать нескольких мест, где покрытие просело, кое-где весьма прилично. Видимо, подмытое водой.

- Скажите, а как так могло получиться, что ваш отец не смог противостоять Кононову? Ведь он же был его руководителем. И, насколько я понимаю, не только формально.

- Он был чистый бес, как оказалось. Всегда и везде превозносил отца. Даже мавзолей его создал. Потом уже, конечно. При этом наука его нисколько не интересовала. Как и сыночка. Только власть. И при этом все врал, врал. Перехватывал сообщения, подменял их. Я уже много позже узнала, что «Туман» давно можно было нейтрализовать. Он не захотел!

- Не понял насчет тумана.

- Это…- Она поморщилась. - Не моя специализация, но знаю, как говорили, это средство радиоэлектронного подавления беспроводных средств связи на стратегических территориях. Так, кажется. У нас же, - она потрясла тетрадью, - первые семь месяцев работала радиосвязь! Даже передачи всесоюзного радио ловили. А потом…

Она замолчала, запрокинула голову и глубоко втянула носом, не давая слезам разойтись. Я терпеливо ждал.

- Скоро дорога пойдет вниз, - сказала она после довольно продолжительной паузы.

- Спасибо. Так что же случилось?

- Кононов делал все для того, чтобы отца не отвлекали частности. Это он так говорил. А уж слов-то сколько было. - Похоже, что у нее заканчивался вызванный алкоголем запал. Или словесный понос после передряги. - «Гений» самое, наверное, мягкое. Знаете, у него даже нашлось оправдание того, что он пошел на них на танке.

- Как это? - изумился я, снижая скорость перед очередным провалом. Двигатель работал вполне прилично. Не идеально, но, надеюсь, как минимум до заставы сердце моего мустанга сдюжит. - Откуда танк?

Она вяло отмахнулась и коротко пососала верхнюю губу.

- Пить хотите? Можем остановиться, перекусить.

- Попить, если есть. Не стоит останавливаться.

На штатном топливе машина пошла лучше, однако мне все время слышались посторонние звуки в двигателе. Что же за гадость они всыпали? В числе прочего снаряжения у меня имеется специальная присадка для топлива, очищающая цилиндры двигателя от разного рода нагара. Только использовать ее нужно на малых оборотах и не менее получаса. То есть для этого нужно остановиться. Подозреваю, что на подобную роскошь времени у меня нет. Жалко машинку, привык я к ней, прикипел. Но, пожалуй, можно попробовать рискнуть залить в бак остатки чистого топлива. И на всякий случай сделать НЗ в бутылке. Хотя, надеюсь, всю дрянь я уже слил. Для прохождения подводной дороги мне потребуется вся возможная мощность. И я объявил остановку на десять минут; полагаю, временной отрыв от конных у меня даже поболее будет. Ну а нет - трофейный Калашников я держал под рукой. И не только его.

За это время я не только успел заправить машину, мы еще и наскоро перекусили и, как говорится, привели себя в порядок. Погони все не было видно, но я на всякий случай положил у обочины пустую емкость из-под топлива, не слишком тщательно замаскировав ее ветками. Любому ясно, что тут приготовлен некий сюрприз. Штука не больно-то хитрая, но в случае чего преследователей задержит, пусть и ненадолго. Все же время было сейчас определяющим фактором. В таком деле, как отрыв от погони, не то что минуты - секунды могут иметь решающее значение.

Мне было интересно наблюдать, как она ест вряд ли знакомые ей продукты. То есть, конечно, ничего особенного, сухпай повышенной калорийности и минеральная вода - я решил не тратить время на кипячение, - но для нее все это в диковинку, так что пришлось чуть ли не силой пичкать и объяснять, что тут к чему.

- Скажите, Вера, Кононов с заставой часто контактировал?

- Четыре раза в год, - ответила она, жуя шоколад и прислушиваясь к собственным ощущениям.

- Именно четыре? Не три или пять?

- Конечно. Все строго по графику. Да иначе тут и не проехать. Три раза летом и один зимой, в феврале, когда лед установится. Весной половодье, осенью дожди. Не проехать.

Я скармливал ей самую вкусную часть моего продовольственного запаса и думал, как же она устроится там, за территорией. Конечно, я костьми лягу, чтобы ее не отправили в лагерь, как бы благородно он не назывался. Она мой свидетель. Больше того, я всем и каждому стану в полный рост грозить генеральным прокурором и тыкать в нос собственными чрезвычайными полномочиями. Которые, надо признать, мало чего стоят, пока у меня нет связи. Я проверил - точно нет. Но я все же попытаюсь. То есть постараюсь. И сильно постараюсь. Костьми, повторяю, лягу, но вывезу. Мне такой свидетель нужен в Москве, а не в провинциальной психушке.

- Снимайте вашу куртку, - сказал я.

- Зачем? - Она отпрянула от капота, на котором я накрыл наш походный стол.

- И сапоги тоже. Будем переодеваться. Ведь на заставе вас не знают?

- Нет, кажется.

- Будете моим сотрудником. Сотрудником прокуратуры. Ясно?

От моего напарника не так много осталось, но кое-какие вещи в багажном отсеке имелись. Штатная разгрузка… Главное - форменный мундир со знаками отличия и наградными планками. Размер… Черт бы с ним, с размером! Ее дело сидеть в машине и не высовываться. Если что…

- Переодевайтесь! Только побыстрее.

- Отвернитесь. Зачем все это?

Я отвернулся. Хотя зачем? Она ж не до гола раздеваться собралась.

- Слушайте. Ко мне обращайтесь по фамилии. На все вопросы, если они будут, - к майору. Ко мне то есть. Мы из прокуратуры.

- А как ваша фамилия?

- Попов я. Держитесь уверенно и небрежно. Я старший. Все вопросы только ко мне. Ну? Закончили там?

- Нет еще. Тут пуговицы…

Я обернулся. Китель она застегнула наискось. Из-под него видна форменная серая рубашка со вздыбленным воротником. Шнурки на ботинках распущены и напоминают повисших червяков. Тот еще видок.

С той стороны, откуда мы приехали, послышался частый стук. Не сильно-то мы оторвались. Странно. Я рассчитывал на большее. Очень странно.

- В машину! Быстро!

- А вещи…

- Быстро, быстро!

Ее пожитки в багажник. На них - кулем - тряпка, которую я обыкновенно использую вместо скатерти. Вместе с объедками и посудой. Нет у меня времени на наведение порядка. Три секунды на то, чтобы захлопнуть дверцу багажного отсека и пассажирскую, за которой Вера Вячеславовна не слишком ловко копалась с непривычной одеждой, пытаясь привести ее хоть в какой-то порядок или его подобие. Я прислушался. Дробный звук копыт нарастал. Нет, это нереально. Как они смогли нас нагнать? Ну да сами виноваты.

Чтобы наладить пару растяжек с моими фанатами, у меня ушло еще с минуту. Я даже не стремился их сильно маскировать. Да и не было на это времени. Заметят, нет - все одно задержатся. Плюс пустая емкость метрах в тридцати дальше. И тогда рванул. Дорога пока позволяла, двигатель, кажется, тоже. Слева мелькнула изрядно заросшая посадочная площадка, на краю которой отчетливо было видно большое выгоревшее пятно, из него паутиной клубилась рыжая от ржавчины проволока. Колесный корд. Кто-то здесь жег шины. И не самые маленькие.

Довольно скоро мы ухнули в неслабый такой спуск - градусов тридцать, не меньше. И это практически сразу после довольно четкой горизонтали, без перехода. На некоторое время мой мустанг даже потерял контакт с дорогой, взлетев, как на трамплине. Двигатель как-то нехорошо, обиженно взвыл, прося о пощаде.

Взрывы - два, один за другим, - раздались как раз в тот момент, когда я, притормаживая, въезжал в воду, покрытую болотной ряской. Быстро они. Просто невероятно быстро. Ничего не понимаю.

- Пристегнуться? - вдруг спросила она.

Я даже сначала не очень понял, о чем это она. Другим голова была занята. Направление. Где тут направление? Строго прямо? Или есть повороты? Ведь никаких указательных знаков нет. Не Тверская, где их как блох на дворняге. Болото выглядело вполне внушительным. Возможно, уже не совсем болото, но сути это не меняет. Почему-то казалось, что глубина там… В общем, моему мустангу, находящемуся в предынфарктном состоянии, выше ушей.

- Пока не стоит. Куда дальше?

- Прямо. Все время прямо. А это куда? - вынула она из кармана галстук.

Ты еще краситься сейчас начни. Нервничаю.

- Пока держите в руке. Вы хорошо дорогу помните?

- Да, прямо. А если…

- Смотрите вперед, - я едва сдерживался. У меня не корабль, всего лишь наземное транспортное средство, водитель которого, между прочим, должен видеть дорогу. Что будет, если дорога - плиты, мама их береги! - чуть провалятся так же, как до этого проваливались на суше? Судя по отвесному берегу слева, состоящему почти сплошь из песчаных проплешин, земная твердь уходила тут вниз круто и безоговорочно. Что же тут построили? Дорогу? Или мост? Хотя бы перила какие, что ли. Меня начал бить мандраж.

Нет, утонуть я не боялся. То есть не больно-то думал об этом. Дурная мысль она ведь что? Она ж притягивает. Выплыву, черт бы с ним. Мустанга жаль. И женщина тут еще на мою голову. Она не женщина, она свидетель. Ценный свидетель.

Пока что шины уверенно держали контакт с покрытием. Скорость я держал около десяти километров, хотя на спидометре такого деления не было как факт. От колес в стороны расходились волны. Плыву, собака! Подобное у меня впервые. У меня не луноход и не амфибия - джип! Совершенно сухопутный. Пусть и навороченный по всем полицейским и не знаю каким еще нормам. Нет, вру. Я еще курсантом был. На последнем, кажется, курсе. Когда скорость влезания знаний в голову уже давно обратна сроку «службы». Посидел раз за рычагами амфибии. Десантная страхомордина под три тонны весом. С одной стороны, жутко, с другой - весело. Потому что страшновато, несмотря на то, что у тебя за плечом сержант, который таких вот «дедов» сотни видел, и, в случае чего, вытащит тебя и технику за шкирку. При этом не хочется лицо потерять. Да и что может случится на яме, заполненной водой, расположенной пусть и на краю, но все же учебного полигона? Там на берегу и кран-балка имелась на рельсовом ходу. Как раз для того, чтобы, в случае чего, зарвавшихся дураков с курсантскими нашивками на плечах вытаскивать вместе с бронированными машинами.

Это я к чему? Не капитан я дальнего плавания. И даже не штурман. И морем грезил только в детстве, когда зачитывался героическими персонажами Жулика этого Верна. Не то он что-то писал, то есть ни единого слова про джипы.

Но, несмотря ни на что, я ехал. И, признаю, довольно уверенно. Только пальцы буквально впились в руль. Чтобы не шелохнулся, ни одного сантиметра в сторону.

- Подъезжаем, - сказала дочка Макарова. Да я и сам!…

Глянул на спидометр. Боже ж ты мой! Пять километров. Пять! Поясняю. Пять! Километров! По! Воде! В отсутствии! Визуального! Контакта! С дорогой! Пять километров и двести пятьдесят метров. У меня градация на пятьдесят метров. Только выползая на берег, я почувствовал, что спина у меня мокрая - одежда пропиталась потом до спинки сиденья и ниже. Изготовители врут, что эти кресла предохраняют от… забыл это слово. Вроде того, что даже если младенец вздумает сделать… пи-пи. Сухо и чисто. Не знаю, как чувствует себя мокрая мышь, при том, что водяные ванны ей совсем не свойственны, только я ощущал себя именно мышью с до предела намокшей шкуркой. Хоть выжимай.

Двигатель чихал и сбоил совсем отчетливо. До этого я молил его, чтобы он дотянул до суши, теперь же… Нет, я не оставил его своими молитвами. Только, видно, у каждой молитвы есть свой предел силы. Или у двигателя. Потому что, проехав по суше метров семьсот, сердце моего мустанга чихнуло в последний раз и замерло. Я раз и другой попробовал его вернуть к жизни - тщетно. Сволочи! Что же они мне насыпали-то? Как жалко мустанга. Он для меня стал почти как живой.

- Всё, - проговорил я, вложив в это слово всю горечь расставания с боевым конем. На долгую тризну времени у меня не было.

- Что случилось? - встревожен но спросила она.

- Немножко сломались. Ничего, справимся как-нибудь. Далеко до заставы?

- Рядом. Вон же флаг.

Действительно, в прогалине между соснами видно было поникшее в безветрии полотнище. И это был флаг Российской Федерации. Если, конечно, сюда не проникли голландцы. Флаги-то похожие, в штиль различить трудно. Но это, надеюсь, вряд ли возможно; их захватнический порыв иссяк по завершении эпохи великих открытий, когда их здорово прижали испанцы и англичане, благодаря своему флоту завоевавшие и, больше того, купившие половину мира. Подданные Ее Величества оказались куда более разворотливыми торгашами.

- Выходим, - скомандовал я. - Держитесь строго возле меня. Хотя… Погодите. Оставайтесь тут, в машине. Я вас закрою.

- А вы? - не на шутку встревожилась она. Я вспомнил отвешенную мне пощечину и улыбнулся - как же быстро меняются отношения.

- На разведку. Не успеете завязать шнурки, как я вернусь.

- Шнурки? Я не умею.

- Ну попробуйте уж как-нибудь. Никому не открывать. В разговоры не вступать. Всех, если кто появится, - поспешно вставил я, - отправлять ко мне. Майор Попов. Помните?

- Естественно. Я буду на месте.

А куда же ты денешься, голуба ты моя? Для того чтобы разобраться с дверными запорами, даже искушенному в машинах человеку потребуется некоторое время, а уж ей-то…

Секунду я размышлял, оставить автомат ей или взять с собой. С одной стороны, заявляться на заставу демонстративно вооруженным не слишком разумно - могут неправильно среагировать. С другой же - вооружать ее в мои планы категорически не входило. Ладно, возьму с собой.

- И приведите себя в порядок, - на прощанье пожелал я. - А то смотритесь, как истоптанная курица. И наденьте головной убор.

Черт, похоже, по поводу истоптанной я зря ляпнул. У нее с этим делом пунктик, я уже понял. Ладно, пускай делом займется, а на обиженных воду возят. Вон ее сколько.

С брелка сигнализации заперев машину, я отправился по направлению к флагу, повесив автомат на плечо стволом вверх. Поднявшись по склону к соснам, я принялся негромко насвистывать на тему песни «Шаланды полные кефали». Хочется сказать, что я вольно и даже виртуозно импровизировал, но с некоторых пор в мою неокрепшую на эстрадном поле боя душу закралось страшное подозрение, что с музыкальным слухом у меня несколько туговато. Но надеюсь, что на опознавательный сигнал в системе «свой-чужой» мои музыкально-свистовые потуги потянут.

Если бы мне когда-нибудь пришлось выбирать площадку для собственного охотничьего домика, то лучше места не найти. Мачтовые сосны - лес прозрачный метров на сто, - изумительный воздух, подозреваю, что рыбалка прямо под боком, рядом нетронутые, девственные леса с дичью и грибами. Здоровенный боровик со шляпкой размером с суповую тарелку я увидел метрах в трех от себя. Курорт!

Наверное, именно поэтому, по причине курорта, меня никто не встретил, хотя застава выглядела вполне обжитой и жилой. Жилое строение - казармой назвать ЭТО язык не повернется, хозпостройки, пищеблок, из трубы которого курится аппетитный дымок, рядом заметный холмик погреба, левее спортгородок, маленький, но аккуратный, и - это ни с чем не спутаешь - гараж. Вокруг плотный забор из заостренных бревен в рост человека. Но самое-то главное то, что со столба на столб тянутся провода. Идиллия! Но это если не принимать во внимание, что в этой дикой идиллии люди вынуждены жить годами, оторванные от семей и цивилизации.

Долго любоваться мне не пришлось, потому что сзади раздался негромкий, но хорошо поставленный голос:

- Стоять! Руки вверх!

И как внушительный довесок к нему щелкнул флажок автоматного предохранителя. У меня не было ни единого основания подумать, что это такая шутка. Я поднял руки.

- Мне нужен командир, - начал было я, но меня бесцеремонно и, в общем-то, правильно перебили.

- Оружие на землю. Медленно. Стреляем без предупреждения.

Не поспоришь. Я аккуратно положил автомат на хвою и без приглашения сделал два шага вперед.

- Можно повернуться?

- Пока нет. Ты кто?

- Прокурор. Фамилия Попов. Могу предъявить документы. Необходимо срочно связаться со штабом вашего командования. Нас с напарником там ждут.

- Кругом.

Я повернулся.

Может, я чего не понимаю уже? Передо мной стояли два офицера. Тот, что постарше, капитан. Который помоложе, но выше ростом и вообще крупнее телом и лицом грубее, лейтенант, хотя, если судить по возрасту, лейтенантское звание он перерос года на три как минимум. Оба с автоматами. Форма одежды полевая со знаками различия и эмблемами рода войск. Угадавшему воинскую принадлежность бутылку с ходу! Не пограничники, не внутренние войска, не пехота и даже не связь. Медики! На вид же - чистые головорезы из какой-нибудь спецуры. И стоят грамотно, уступом, один прикрывает другого. Офицерский патруль в глухом лесу? Я о подобном что-то не слыхал.

- Документы, - потребовал капитан.

Они разошлись сразу и без видимой команды, беря меня в клещи. Капитан ко мне, лейтенант, сделав в сторону два шажка, оказался чуть сбоку. Я не уверен, что этих крокодилов мне, если потребуется, удастся завалить. Грамотные ребята и действуют слаженно. Сразу чувствуется выучка.

Я решил ходить с козырей. Удостоверение в раскрытом виде на протянутой руке.

- Можете взять.

- Я вижу, - отрезал капитан, держа дистанцию. Письмо за подписью генерального. Я специально не стал его разворачивать, но фокус не прошел.

- Откройте, чтобы был виден текст.

Ладно, не вопрос. Он внимательно прочел и кивнул. Дескать, можно убирать.

- Еще что-то есть?

У меня есть. На троих хватит. И не капитанов, а генералов.

- А этого мало? Ты чего, капитан? Тебе уже и прокурор не указ? Вы тут совсем обурели? Небось в берлоге у медведицы мышцы накачал и теперь генерального можно запросто через колено гнуть?

Я не кричал на него. Я негромко и почти дружески говорил ему, пытаясь понять, что происходит. Обычно это производит впечатление. Тут же не срабатывало. То есть существует некий фактор, который я не учел. Почему медики? Да конечно же! Обставились под карантин. Все правильно. А это такая штука, что не поспоришь. Даже маршалов, помнится, разворачивали. И Пушкин из-за холеры из своей деревни не смог уехать в столицу, вот с горя и от безделья писал свои гениальные вещи. А если бы не было ее, холеры? Откуда бы взялся Пушкин в школьных учебниках. Хотя ладно, перегнул, согласен. Но ситуация мне стала решительно не нравиться.

- Никто вас не гнет. Мы выполняем свои служебные обязанности в строгом соответствии с приказами и инструкциями. Как вы вышли на наш пост?

Отличный вопрос! Просто на пять баллов. Ответь я на него, и вот, пожалуйста, раскрылся бы весь как ромашка. От пестика до корешка. Или что там у нее? Нет, парни, я вам не лопушок с обочины, я прокурор со стажем и кое-каким опытом. Ноздрёй, говоришь, гвозди вырываешь? И таких видали. В очень, кстати, неприличных позах и слезами на глазах.

Я сделал каменную рожу. Прокурор я или где?

- Если ты, капитан, думаешь, что под стволом я тебе так все и вывалю, ты здорово ошибся. О тайне следствия слыхал? Или хочешь поближе познакомиться с процессуальными действиями? Так я тебе обещаю, до суда никто не узнает, что, где, кому и когда ты говоришь. - Я скорбно вздохнул. Однако обстановка накаляется. Пора ее как-то остужать и вообще разруливать ситуацию. Не похоже, что мои словословия и даже документы производят на них впечатление. - Не собираюсь и не буду открывать вам источники имеющейся в нашем распоряжении информации. Хотя, - тут я слегка улыбнулся, пытаясь наладить контакт, - мое начальство не спешит посвящать меня в некоторые детали. Да и правильно, полагаю. Все? Теперь проводите меня к командиру.

- Я командир, - ответил капитан.

- Так представьтесь! - включил я начальственную скорость.

- Капитан Смирнов. Еще один вопрос. Сами понимаете. Мы тут не чаи с сушками распиваем - служба. Как давно вы проходили медицинское освидетельствование?

Вот теперь мне положено злиться. И я разозлился.

- Совсем недавно, - жестяным голосом изрек я. - И прививок мне наделали, - я уже начал коверкать язык, так положено, - хвост отваливается. Тебе, кстати, не требуется? Могу поспособствовать.

Не похоже, что мои рулады производили на эту парочку какое-то серьезное впечатление. Медики! Видал я таких медиков. В разных местах. И исключительно по служебной надобности. При этом замечу, что возвращаться туда захотел бы только неисправимый романтик или откровенно больной на голову. Хотя нигде и никогда я не приобретал столько хороших друзей, как там.

- У вас имеется справка?

- Не понял? Какая еще справка?

- Медицинская. С перечнем сделанных вам прививок.

Единственное, с чем бороться бесполезно, так это с бюрократией. Я имею в виду в одиночку. И капитан, похоже, в курсе этого дела. Вот и перевел наш контакт в административное русло. Неубиенная позиция!

- А какие прививки требуются и на каком основании? - отыграл я в обратную сторону. Пас слабенький, согласен, но на этом поле я не новичок и начинать с чего-то надо.

- Приказ, - отрезал он. Тоже неплохо.

- Чей приказ? От какого числа? За каким номером?

У него чуть изменилось выражение лица. Ненадолго, на мгновение. Но я заметил; мы стояли и в упор пялились друг на друга, навроде того барана, что стоял и не узнавал новые ворота на родном подворье. Ответить в том духе, что, дескать, не положено, мне, прокурору, да еще с такой бумагой, он не мог. Это было бы настолько чересчур, что дальше некуда. Ну парень, что скажешь?

- Сейчас это не имеет значения. В настоящее время я не могу допустить вас в расположение. До выяснения вашей личности.

- А что, моих документов уже недостаточно?

- Документы бывают разные, - увильнул он, но ясно, что уступать он не собирался.

- На фальшивку намекаешь? Здесь? А ты не зарываешься, капитан Смирнов? Хотя ладно. Какие предложения?

У меня начало закрадываться некое подозрение, которое следовало проверить. А для этого, в первую очередь, требовалось время.

- Я должен связаться с руководством.

- Так в чем дело? Связывайся.

- Вам придется остаться тут.

- Не проблема. Жду.

- Сдайте остальное оружие. Как меня это достало!

- Со слухом все в порядке? Тогда докладываю. Этот пистолет, - я положил руку на грудь, - у меня пытаются отобрать последние два дня все кому не лень. И это мне, честно скажу, надоело. Поэтому говорю открытым текстом - не дам! И не проси. Забрать его можешь только у мертвого. Чувствуешь себя в силе? Попробуй. Но предупреждаю. Документы мои ты видел. И это не мышкин хвостик, ты знаешь. Суток не пройдет, как тут будет поисковая группа. И не три человека на самокатах, а целый вертолет нормальных парней. И вашему раю придет конец. Кошмарить всех вас станут по-взрослому, без скидок. При этом справок о состоянии здоровья никто просить не станет. И кто-нибудь обязательно расколется. Обязательно! Ты сам или вот твой лейтенант - не знаю. Но расколется, в этом можешь не сомневаться. И тогда никто тебя не спасет. Вплоть до министpa обороны. Думаю, он, наоборот, первым вас сдаст. - Я достал «корочку» военной прокуратуры. - Это видел?

Наверное, во мне погиб замечательный актер-трагик со склонностью к импровизации. От таких барышни рыдают - от первых рядов партера до галерки. Но и капитан расчувствовался в том смысле, что проникся моим выступлением.

- Вы не подчинились приказу, - грозно повел он стволом.

- А ты не имеешь права отдавать его мне. Иди, звони. Я и так опаздываю с выходом на связь. Не дай бог начнется. Мне, знаешь ли, тоже охоты нет подставляться.

- Товарищ лейтенант! - Он покосился на своего напарника. - Остаетесь за старшего. Действовать в соответствии с уставом и инструкцией. Дистанция три метра.

Капитан обогнул меня и довольно поспешно удалился. Я проводил его взглядом. Молодчина, хорошо двигается. Подготовленный парнишка. Только вот то, что сейчас произошло, могло свидетельствовать о жутком некомплекте на заставе личного состава. Просто жутчайшем. Ну сколько тут до красно-белого шлагбаума, перекрывающего дорогу? Метров сорок или чуть больше. Так ты крикни или хоть стрельни в воздух, и к тебе тут же вылетит личный состав при полном вооружении. Однако этого не произошло. Почему? А вот потому! Нет, ну в самом деле, они же не могут бояться заразы, которая, потенциально, может исходить от меня. Двое-трое автоматчиков с расстояния в десять метров могут контролировать меня да и любого вмертвую, ведь я же не Чернобыльская АЭС, которая по сию пору фонит с убийственной силой. Ну не тихий же час у них!

Я посмотрел на лейтенанта. Он целился в меня. Теперь я заметил, что рукава ПШ ему коротковаты и в плечах чуть тесно. С чужого плеча шкурка-то!

- Как служба? - спросил я. - Не скучно тут?

- Разговаривать запрещено! - отчеканил он. Такое впечатление, что в своей жизни он прочел единственную книжку - устав. Это всегда чувствуется, с первых слов.

Я смерил его взглядом. Пацан!

- Надо будет, ты у меня соловьем запоешь. На все голоса.

И отвернулся. Всем своим видом показывая, что не о чем мне с тобой, дубина стоеросовая, разговаривать. Капитан успел преодолеть половину расстояния до заставы. Спешит. Ну и мы тоже не будем терять время.

Дорога из бетонных плит проходила впритирку к забору - все же я решил скорее так его называть, а не стена. Хотя можно определить и как частокол. В условиях тайги штука понятная и где-то оправданная. Медведи, траки опять же. Судя по состоянию покрытия, пользовались этой проезжей частью редко. Во всяком случае, в последнее время. И уходила она в сосны, за которыми угадывался некий темный массив. Лиственный лес? Возможно… Я попытался вспомнить карту. Собственно, чего и вспоминать-то? Горы. То есть не то чтобы горы, которые ГОРЫ. Небольшая гряда, даже, скорее, сопки.

В силу служебных обязанностей мне частенько приходилось сталкиваться с военными. Зачастую ребята они безбашенные и нередко не больно-то аккуратные. То у них под аэродромом оказывается подземное керосиновое озеро - излишки, видишь ли, годами сливали. То километров на триста все залили гептилом, от которого дохнут и мухи, и люди. Та еще дрянь, надо сказать. А то ядерный боезапас зарыли на полигоне. Нет, натурально! Меня самого от подобного бог и начальство избавили, но ребята рассказывали. И это не у нас дело было!

Трусишка зайка серенький

Под елочкой сидел,

Сопел себе в две дырочки,

Сидел и не гундел.

В оригинале этот стишок звучит несколько грубее, но суть не меняется. Это я к тому, что кое-что никогда не доходит до широкой общественности. Верхние чины как-то там договариваются. Есть у нас такое выражение - «серенький». Или еще «под елочкой». И сразу все понятно нам, прокурорским, которые в курсе.

Так вот. У меня за спиной один из самых секретных и, полагаю, масштабных проектов из всех, про которые мне вообще доводилось слышать. Даже краем уха, намеком. Ergo, дорогостоящих. На этом уровне, когда говорят «дорого», это не машину навороченную купить с блатными номерами и мигалками в придачу. Проекты сопоставимы со стоимостью целого города, пусть и небольшого. И уж тогда дорого должно быть все - от обычного болта, который должен стоить не меньше золотого, до… Не знаю, предела, видимо, не существует. И какая-то поганая горка не должна быть препятствием в такой масштабной затее. Ну вот не должна, и все тут! Что, мои хорошие, требуется? Сейчас же поставим, немедленно и самое лучшее. Только скажи. Я, похоже, понял.

Повернувшись к лейтенанту, я, сделав простецкое лицо, сказал:

- Слышь, суровый у тебя командир. Достает?

- Не разговаривать!

- Да на хрен мне с тобой говорить? Я так, рассуждаю. У меня там в машине ящик водки. Сейчас наши нагрянут - это уж к гадалке не ходи. И этот твой тоже прогибается. Как думаешь?

А чего ему думать! Взгляд разом принял хищно-голодное выражение. Я его «не заметил», продолжая рассуждать.

- Надо б переложить куда, припрятать. Чую, будут меня за это дело ставить в неприличную позу. Обидно. Товарищу вез с самой Москвы. А он в командировку отвалил. Слушай, давай куда-нибудь сунем, а? Будь человеком. Потом заберу. Хотя на хрен она потом мне? Там и так полный гастроном. Ну? Сделаем? Пару минут всего. Выручай, лейтенант. Ну и я тоже поспособствую, если что.

- Отставить разговоры!

Молодец, держишься. Но я же вижу - из последних сил. Хоцца служивому московского гостинца попробовать. Тоска, тайга, зверье. Как без удовольствия продержаться в глухомани? Трудно. А тут целый ящик. Куда против него фунту изюму! Даже тонне. Когда изюминка в булочке - это одно. А когда в бочке изюма спрятана бутылка беленькой - это уже совсем-совсем другое. То есть для тех, кто понимает разницу. Лейтенант - или кто он там на самом деле - понимал.

- Слушай, я тебя как человека…

- Прекратить! - Из последних моральных сил нацелил мне в лоб ствол.

- Ну и дурак! - в сердцах сказал я. Весь мир театр, и я в нем актер. - Можешь стрелять, если совсем мозгов нет. Пойду хоть в воду брошу, что ли.

И пошел.

К калашу я даже не стал приближаться. Аккуратненько так обогнул. Хотя какая разница, если у меня и так хватает всяких стрелялок. Нет, скажу честно, жутковато, когда тебе в спину целятся из автомата. Страшно, чего уж там.

- Стоять!

- Да пошел бы ты. Или проводить? - бубнил я, продолжая движение. - Не фиг. Не маленький. Сам дойдешь. Направление знаешь, не впервой.

- Стрелять буду! - Он лязгнул затвором.

Ага! Ты меня на дурочку-то не лови. Сейчас у тебя патрон, если он был изготовлен, должен был выскочить из затворной коробки на землю. Элементарно, Ватсон! Это вам не карабин.

- Валяй. - Я сделал пару шагов. Страшно, на самом деле страшно. А ну как пальнет? Или у него патронов нема? Вот это было бы по-настоящему смешно. - Лучше бы помог.

И пошел вперед, стараясь не ускоряться. Никаких провокаций! В случае чего вот за эту сосну, нырком за нее, сгруппироваться… Или, через пару шагов, вон туда, вправо.

Мы перевалили через бугор.

Так мы и дошли до моего безвременно усопшего мустанга. Я не собственник, в том смысле, который определяют как вещизм. Но, бывает, так привыкаешь, что потом трудно расставаться. Помню, были у меня ботинки. Вот только примерил - легли по ноге как родные. Правда, дороговато показалось. На третий год сносил подошву до дыр и каблук стесался до неприличия - починил. Еще через год носить их стало уже неудобно; все, отжили свое, видно невооруженным взглядом. Уже давно две пары новых в шкафу стоят. А жалко выбросить. Только через год - появилась у меня потенциальная невеста со скрытой тягой к домострою - отправил в мусор. До сих пор жалею. И не потому что скупердяйничаю. И в помине нет. Все собирался найти эту фирму, которая ботиночки эти замечательные сделала, не собрался. И теперь, возможно, не доведется. Очень уж «лейтенант» грозен. Прапорщик он, что ли?

Вера смотрела на меня через лобовое стекло безумно расширенными глазами. Я кивнул ей, успокаивая. Все нормально, милая. Даже улыбнулся. Все хорошо. А вот форменная фуражка ей определенно идет. Волосы подобрала, и лицо сразу стало моложе и, хотя мне этого и не надо, привлекательнее.

Я обошел мертвого коня слева и поднял ладони на уровень плеч.

- Смотри. Обойди меня и смотри. Я не достаю никакой гаубицы, да и нет ее у меня. Только не нервничай. Можешь за дерево встать. Или ложись. Я не смотрю.

- Сам разберусь.

Оп-па! Процесс пошел! Пошел, родимый. Не зря я бился за то, чтобы в комплект прокурора-исполнителя включили спиртное. Ну-у, без злоупотреблений не обходится, что уж тут говорить. Только между злом, употреблением и пользой, которая и есть добро, не нужно ставить знака равенства.

Я медленно подошел к багажнику, давая возможность лейтенанту занять удобную позицию, и открыл заднюю дверь, после чего сделал шаг в сторону - на, смотри! Нема пулемета. И пушка не стоит.

Конечно, я не держал водку на виду. Сначала снял и поставил на землю коробку с продуктами. Потом початую упаковку с питьевой водой; на второй день нашей экспедиции за пару пустых бутылок из-под нее мы получили пространные, хотя, как позже выяснилось, не очень точные показания по поводу оперативной обстановки на территории. Потом ящик с запчастями, инструментом и элементами питания. Будь у меня время, я бы попробовал оживить моего мустанга. Люк в нижний отсек, в котором обычно хранят запасное колесо и инструмент, расчистился. Оставалось только подвинуть кое-какую мелочь. Но это потом, позже. И вот он, наконец, заветный ящик. Раньше их было два. И стояли они так, чтобы их содержимое можно было легко достать прямо из салона.

Наследница Макарова что-то бормотала. Судя по интонации, монотонной и заученной, она молилась. Сначала я не вслушивался, спиной ощущая взгляд военного, прищуренный через прицел, а тут вдруг зацепился за какое-то слово.

- «…но не оправдались. Численность населения, на определенном этапе действительно резко подскочившая, вдруг стала стремительно убывать. Заявляю ответственно, на основании проведенных мной исследований и наблюдений, причиной тому послужили не только и совсем не столько болезни, предотвратить которые мы не в силах из-за отсутствия необходимых медикаментов в потребном количестве…»

Бог мой! Она наизусть шпарит дневник своего отца. Как иной пастырь с многолетним стажем по памяти читает Псалтырь. Да эта тетрадь и стала для нее священной книгой, на которую она и молилась, и жила ей. Библия и икона в одном, так сказать, флаконе.

Кряхтя, я вытащил ящик. И чего бы не кряхтеть, когда в нем пуд, не меньше.

- Куда? - Я впервые обернулся к лейтенанту. Он, как я ему и советовал, стоял за сосной. Ствол автомата плавно качнулся в сторону леса.

Приняв вес на пупок, я направился в указанном направлении. И кряхтел, и морщился. Метров через тридцать поставил на землю, утирая рукавом несуществующий пот.

- Далеко еще? - спросил, чуть обернувшись через плечо.

- Поваленное дерево видишь? Давай туда.

Поваленную сосну я видел. Метрах в двадцати пяти от меня. Ладно, как скажешь, командир. Вздохнул и снова принял груз. По пути пару раз споткнулся - ну плохо мне! Допер и с облегчением опустил, только что не бросил ценный продукт. Мне-то что! Все едино это уже не мое, тут уж к бабке не ходи.

- Все! - облегченно проговорил я, распрямляясь.

- Погоди. Ты под ветки сунь.

- Да провались она. И так спина разламывается. Ничего, с дороги не видно, пошли назад, пока капитан твой не заявился.

- А ну! - Он сделал топорное лицо и направил на меня ствол.

- Я назад. Надо еще вещи сложить обратно.

Он пару секунд смотрел на меня, как на сумасшедшего. И я его понимал. Грех, грех!

Эх! Сколько раз говорено, что благими намерениями устлана дорога в ад. Не помним, не помним мы старых истин. По крайней мере, некоторые из нас. Вот он точно не помнил. И ведь хотел как лучше, убрать с глаз долой порочащий ближнего ящик. Скрыть его под ветками, раскинувшимися на покрытой хвоей земле.

Я ему даже не дал приблизиться к заветному предмету. Наука, когда нужно, может шагать вперед семимильными шагами. Только вот, как показывает практика, для этого всегда нужен некто, кто оденет на ее ноги сапоги-скороходы. Пистолет, пистолет! У меня и кроме пистолета было кое-что. Газовый баллончик в виде дешевой зажигалки, что продается на каждом углу, дает устойчивую струю на расстоянии до пяти метров. Время работы одной заправки восемь секунд. То есть хватает его где-то на два пшика. Я сделал первый.

Лейтенант схватился руками за лицо и крутанулся на месте, садясь на корточки. Я знаю, сейчас у него перехватило дыхание и нет сил не то чтобы закричать - вздохнуть. Резь в глазах, жжение во рту и носу, полная потеря ориентации. И так будет еще минут пять, потом полегче. Но остаточные явления, если быстро не умыться, будут чувствоваться еще несколько часов. А вот умыться я тебе не дам, извини.

На то, чтобы его спеленать, у меня ушло около минуты. Приходилось торопиться; скоро вернется капитан.

К месту нашего расставания я успел первым. Сидя на корточках, я видел, как он вышел из ворот. С ним был еще кто-то. В форме и с автоматом в руках. Подкрепление, стало быть.

- А где? - спросил Смирнов, подходя. Лицо настороженное, оружие в руке.

- В кустики отошел. Приперло, наверное. Вон туда, - показал я рукой.

К чести капитана, он не среагировал на мой жест. А вот парень с сержантскими погонами доверчиво повернул голову в указанном направлении. Поэтому пропустил момент, когда из «зажигалки» в моей руке вылетела рыжая струя и ударила в лицо его командира.

Честно говоря, я хотел допросить именно капитана. Не срослось. Бывает. Как говорится, за неимением гербовой будем писать на простой.

С сержантом я справился быстро. Да он, честно говоря, почти и не сопротивлялся. От него пахло едой и дымом. Я их положил рядышком и за три минуты узнал все, что мне требовалось.

Нет, порой наши начальники меня откровенно поражают. Затевают гигантское дело и при этом экономят на мелочах. Ну держали бы тут хоть человек десять, что ли. Не велик расход. Или жаба секретности задушила?

Собственно, наплевать. Я свое дело сделал.

В отсеке для запаски у меня лежал мокик. Что-то вроде мопеда, на котором любит рассекать молодежь. С запасом топлива на без малого двести километров хода. И еще он мне напоминал жеребенка моего безвременно почившего мустанга. Он и вылезал-то из чрева как малыш - в сложенном состоянии.

По моим прикидкам через тоннель - это, по словам сержанта, около километра, - потом по грунтовке, дальше местная дорога, словом, через пару часов я буду в поселке, где есть участковый. По бетонке я не пойду - там еще один пост, с которым и связывался капитан. А дальше - посмотрим. Сейчас главное, чтобы Вера Вячеславовна села на мопед, прижалась грудью к представителю ненавидимого ей мужицкого племени и не свалилась по дороге.

Да, чтобы не было упреков в бесчеловечности. Сержанта я связал так себе. Захочет, через полчаса развяжется. А то тут медведи бродят. Да и обед на плите подгорит.