Тёмные истории Северо-Запада

Отвези меня на Кереть (Карелия, Белое море)

Через три месяца после своей смерти Оля свалилась с баллона катамарана в ледяную воду порога Краснобыстрый. Позади вскрикнул Стасик, и что-то (весло? Камень?) стукнуло её по каске, а потом все перевернулось, поменялось. Верх-низ, небо сквозь водяную пленку, валуны, ревущая вода, красные пятна спасжилетов, золотые от осени берега.

Когда течение проволокло Олю до конца порога и выплюнуло хрупкое тело в тихую заводь – девушка выбралась на отмель с изумленной улыбкой. Вода, жажда воздуха, брызги, удары камней и полная свобода – всё это сработало лучше любого дефибриллятора.

Она снова жила, и голос Олега, цедящий ей на прощание - «шлюха…» исчез в реве воды.

Наконец-то исчез. Это слово боли и обиды, брошенное возлюбленным, было с того дня повсюду. Каталось в тесных автобусах и ютилось под капюшонами пассажиров, шуршало из соседних офисных кабинок. Даже дома, где стены обязались помогать – Оля частенько поднималась на подоконник в пустой квартире, поджимала пальцы на ногах от холодного дыхания с улицы и бралась за ручку окна. Потому что на кухне холодильник занудно ныл ей «шлю-ю-ю-юха».

Она и не спорила. Шлюха и была.

Но окно так и не открыла. Ведь там, внизу, машины злобно гудели, чувствуя её мысли, «иди к нам шлюха-шлюха-шлюха».

И вот теперь голос разбился о камни вместе с течением Керети. Мерзкий гул пропал из ушей, и промокшая Ольга радостно встречала катамаран.

Был бы здесь сейчас папа… Улыбка дрогнула, как всегда при мысли об отце. Маленькая родинка под лопаткой убила его два года назад. Черное пятнышко превратило могучего путешественника в скелет, и он тихо ушел в хосписе на Светлановском. Перед смертью отец пришёл в себя, ненадолго, увидел её у кровати и спросил:

- Помнишь?..

Она заплакала тогда, понимая о чём он. Человек странствий, дикарь, мечтатель и геолог – он не мыслил себя без лесов. Иногда ей казалось, что только там папа и чувствовал себя живым.

- Вот бы ещё разок…

- Разворачивайтесь братцы, это не Оля. Посмотрите на неё, у неё с лицом что-то жуткое! – проорал, перекрикивая воду, Стасик. – Это что у неё? Улыбка что ли?! Разворачивайтесь, уходим!

Оля прыснула от смеха. Стоя в воде, в гидрокостюме, она ощущала силу воды, яркий запах осени кружил голову.

- Спасибо, - одними губами произнесла Оля. – Спасибо, папа.

Он приснился ей через две недели после разрыва с Олегом. Выбрался из темноты, такой же крепкий, как и до болезни. Глаза насмешливо, но по-доброму, щурились, в густой бороде тонула скромная улыбка.

- Отвези меня на Кереть, доча! – сказал папа. – Хочу море повидать.

«Шлюха» - послышалось ей за спиной отца, но тот словно ничего не слышал, лишь смотрел с хитрецой.

«Шлюха!» - хохотнула тьма.

И с той ночи папа приходил к ней каждую ночь. Иногда стоило просто закрыть глаза, чтобы почувствовать приближение отца, но лишь когда сознание падало в пучину сна – отец начинал говорить. Он всё время улыбался, хоть и смотрел грустно, да просился на северную речку, где и не был-то никогда.

Да, когда-то давно они втроем, вместе с мамой, путешествовали по рекам нижегородских областей, и отец всегда считал, что пороги это для молодых и одиноких. Что человеку семейному ближе покой, чем приключения. Кереть же…

Почему именно сюда?

Однако ночные визиты отца пробуждали в душе свет. Оля видела во снах море, глотающее рыжее солнце. На губах таял вкус сигареты. Ласково шептали волны. Ке-реть, Ке-реть…

Вот только что-то пугало её в облике папы. Улыбка, глаза – всё было настоящим, но слова, манера говорить – совершенно чуждые. Будто кто-то забрался в её воспоминания, натянул шкуру мертвеца на себя, как волк из сказки.

- Отвези меня на Кереть, доча, - повторял он, и будто каждый раз интонации были другие. То просительные, то требовательные, то равнодушные и усталые.

«Шлюха, шлю-ю-юха» - звала тьма.

Оля даже сходила к психотерапевту. Просто на всякий случай. Лысый бородатый доктор, с огромным перстнем на пальце, рассказал ей про стрессовую ситуацию расставания, которую пережил её организм, про уровень тревоги, который развивают такие сны и опасность замкнутого круга переживаний. Он говорил много умных слов, но, в конце концов, просто посоветовал съездить в отпуск на эту чертову реку. Закрыть, так сказать, гештальт.

С того дня Оля часами изучала отчеты от туристов, листала фотографии со скальными островами Белого Моря, смотрела видеоролики со сплавами. Вспоминала, иногда со слезами, их семейные походы в детстве. Борщ на костре, ящерку на ладошке, бесконечные леса, населенные сказочными существами, о которых рассказывал папа.

- Вот бы ещё разок… - шептала Оля в такие моменты. – Вот бы ещё разок.

И вот она здесь, вместе с папой. Ваза с прахом отца была завернута в спальник. Оля старалась раскладываться в полной темноте, чтобы не слышать глупых вопросов о том, что же это у неё такое.

Когда катамаран приблизился, она встретила свою команду озорной улыбкой. Под смех и веселые комментарии угнездилась на своем месте, на удивление свободная от смущения. Кто-то предложил ей фляжку, для «сугреву», но Оля отказалась, хоть и тряслась так, будто отбойным молотком работала.

- Нет, эта Оленька точно сломалась, - прокомментировал это Стасик, балагур и хохмач. - Дайте мне, что ли, новую. Эту я боюсь.

- Ты там это, следи за ней, - заметил их адмирал, мужчина в годах. Его пышную бороду уже била седина. - Сейчас обошлось, а в другой раз не обойдется. Река многих забрала.

- Слежу. Веслом вот не попал вдогонку.

Взрыв смеха.

- Но в следующий раз я тупо стрелять буду, - совершенно серьезно добавил Стасик и изобразил выстрел пальцем.

- Я, собственно, к вашему капитану обращаюсь, - сурово-шутливо пояснил адмирал.

- Ну да, ну да, правильно, ставьте меня на место, чего уж там, - с равнодушием сказал Стасик. – Очень тонко, да.

Оля посмотрела на него, снова улыбнулась. Взяла, все-же, настойчивую фляжку и глотнула что-то обжигающее. Закашлялась и, прикрыв рот рукой, посмотрела на красно-золотой берег. Осень.

***

Вечером она задержалась у костра дольше обычного. Адмирал объявил прощание с Керетью, анонсировал «крайний порог» завтра, и Оля решила впитать в себя их последнюю стоянку на волшебной реке. Она сидела у огня, завернувшись в жёлтую пуховку; пахло дровами, табаком и пронзительной осенью. Шумела река, где-то там, в темноте.Адмирал достал пластиковую бутыль с «особенным коньяком» и вытащил из кожаного чехольчика набор металлических стопок, вложенных одна в другую. Ловко расставил их кругом.

После нескольких лесных тостов разговоры потеплели. Группки разделились. Кто-то строчил смс, кто-то приглушенно спорил, кто-то отправился спать. В некоторых палатках с потолка свисали фонарики и бросали на ткань загадочные тени. У костра осталось совсем немного людей, Оля села поближе к Стасу. Разговоры затихли. В очках задумчивого адмирала отражался костер.

- Павел Петрович, вы такой мужчина повидавший. Быть может вы и истории какие-нибудь знаете? Фольклор, так сказать? - сказала полненькая женщина. Так же, как и Оля — одиночка. Но уж очень часто поминающая двух детей, оставшихся в городе. Пожалуй, даже слишком часто, словно сама не верила в то, что они у нее действительно есть. Глаза толстушки блестели от выпитого, улыбка приобрела черты кажущейся загадочности.

Адмирал огладил бороду. Правой рукой, с золотым ободком на безымянном пальце.

- Да-да, что-нибудь про «кто-то в лесу», пожалуйста, - вставил Стас. - Для крепкого сна. Про выходы из Ротаймо незакрытые звездами. И шаги чтоб за палаткой всю ночь напролет.

Оля улыбнулась.Парень сидел, прислонившись спиной к сосне, и курил. Каждая затяжка освещала его симпатичное лицо.

- Ой, только не очень страшные, - уточнила женщина.

- Так-то есть конечно, - адмирал устроился поудобнее. - В этих краях ведь Калевала родилась. Станислав, вижу, даже что-то про неё слышал.

- Весьма недоброе, - заметил тот.

- Про Варлаама Керетского слышали легенду? – Павел Петрович выждал паузу, кивнул. - Где там моя канистра? Не задерживайте очередь, господа!

Сосуд с крепким напитком вернулся к нему, и адмирал знаком призвал участвующих. Сидящие вокруг костра люди передавали ему металлические стопки, а он расставлял их кругом, продолжая:

- Деревушка тут есть у нас, Кереть. И вот во времена Ивана Грозного жил в ней отец Василий. Известный как священник-убийца.

Оля слушала, положив голову на колени. Этот ровный голос, эти запахи, ощущение самой жизни захлестнули её. Она почти не думала об Олеге. И лес вокруг не шептал опостылевшее «шлюха».

- Не из тех, кто головы в холодильнике хранят, конечно. Но божий человек и преступник – это в те времена было за гранью. А Василий убил не просто какого-то лиходея, а жену. Конечно, сейчас говорят, что супружница изменяла ему с каким-то варягом. От чего и приняла смерть. Так, разбираем!

Он удовлетворенно кивнул:

- За лес!

Пауза. Тихое касание металлических стопок. Выстрел огонька в костре.

- Однако, есть версия интереснее, - адмирал красиво заел коньяк ломтиком лимона. – Сложные у него были отношения с одним бесом. Изгнал его Василий как-то, и с тех пор тот не давал ему прохода. Вот и воспользовался слабостью духа человеческого, да вселился в его жену. Та стала хулу возводить на него, на Господа. Глазами страшно вращать, по потолку бегать. Василий терпел-терпел, а затем взял и изгнал беса. При этом, увы, погубив и супругу. В сказаниях пишут, что сделал он это копьем.

- Импортозамещение экзорцизма, - сказал кто-то. – Поддержим наших.

- Ха, да. И вот совершив такой грех, отец Василий бросился в Колу…

- Коку? – хмыкнули из ближайшей палатки.

- О, шутки за пятьдесят пошли? - встрепенулся Стас.

- Кола — это городок под Мурманском. Там у него приход был, и наставник. Так вот, похоронив жену, он едет в Колу. – продолжил адмирал. – И там получает епитимью.

Женщина, просившая об истории, сидела подавшись вперед и активно слушала, шикая на соседей, бурчащих о чем-то своем. Слушала не слыша. Себя показывала.

- Мол, давай-ка, Василий езжай-ка ты к себе домой, да выкопай свою супругу. Положи её в карбас свой, и вози по морю, денно и нощно молись об отпущении грехов. Как истлеет тело супруги, так и возвращайся, - голос адмирала стал тише.

Рядом закурили трубку и пахнуло табаком. Пиликнула чья-то смска. Чуждый звук в вечерней неге.

- Три года он ходил по Белому и Баренцеву морям. Нёс с собой туманы и непогоду, грёб против волн и ветра, а карбас это вам даже не катамаран. Это посудина потяжелее будет. Многие его встречали. В Норвегии до сих пор, когда на воду спускаются туманы, говорят, что это «русский монах жену привез». А потом очистился. Изгнал молитвой корабельных сверлил на Святом Носу.

- Кого-о-о? Где?!

- Я ждал именно вашей реакции, Станислав, - хохотнул адмирал. – Это моллюски такие, древесину жрут. А мыс в Баренцевом море есть такой. Так вот, после этого чуда с него сняли епитимью и позволили похоронить останки. Василий послушался, и принял постриг с именем Варлаам. Говорят, что до конца своих дней он сражался с бесом-обидчиком. И после смерти его часто можно встретить в наших краях. Если туман, то смотрите внимательнее, там и карбас можете разглядеть.

- Страх какой, - жарко воскликнула женщина. - Вы такой рассказчик, Павел Петрович. Ах.

- Бросьте, Валентина. Завтра, кстати, мы встанем на острове Кереть – там есть одно из мест силы. Туда многие приезжают, с духами пообщаться.

Оля вспомнила про урну с прахом отца, спрятанную в спальнике. Да уж… Она ведь везла на Кереть своего духа. Грустно улыбнувшись мыслям, девушка повернулась к реке. Там кто-то стоял, то ли любуясь течением, то ли задумавшись. В руках у человека было копье. Оля вскинулась, моргнула. Фигура пошевелилась, подняла руку с синим огоньком.

- Что случилось? - спросил у нее Стас, обернулся.

- Ничего, - произнесла она. Просто кто-то из группы с веслом и телефоном. Устала.

- Там стоял человек в хоккейной маске и с мачете? - поинтересовался Стас. Безмятежно, скучающе.

- Нет, с копьем.

- О, мадам в тренде, - он вновь откинулся на дерево, опять щелкнул зажигалкой. – Сам Варлаам, думаю.

- Ты много куришь.

- Ну ма... - поморщился Стас.

Она опять не удержалась от улыбки.

Сколько ему? Тридцать? Чуть меньше? Такой хорошенький…

«Шлюха!»

- Спокойной ночи, - сказала она.

Всю ночь Оля гребла в лодке, а перед ней гнила, как в ускоренной съемке, незнакомая женщина со сложенными на груди костлявыми руками. Она то опадала в перепачканное тряпье, то надувалась обратно, и жравшие её черви выблевывали сожранную плоть. В тумане кто-то щелкал костяшками пальцев и где-то стучал топор. Бум. Бум. Бум. А ещё звал мягкий голос. Звал к себе. На Кереть.

На корме, над гниющим телом, стоял старик в чёрной рясе и смотрел на Олю.

- Прости. Прости. Прости, - шептал он, и по морщинистым щекам текли дорожки слёз.

Папа ей не приснился.

Наутро она проснулась раньше всех, выбралась из палатки в резкую свежесть. У кострища дремала неудавшаяся охотница за адмиралом, заботливо завернутая в спальник. Над осенним лесом поднималось яркое, холодное солнце. Напевая себе под нос какой-то бодренький мотив, Оля побрела к берегу, умываться. Сегодня они увидят море.

В отражении ей улыбнулась девушка, у которой в глазах появилась жизнь.

***

Когда их катамаран переваливался через валы Морского порога, она тянула шею, выглядывая бесконечные просторы, но бурный поток кривился, петлял и кончался в заводи, напротив деревни. Дальше начинался плёс. Он тянулся вдоль деревни и огибал кривой мыс справа. Оля ждала совсем не этого. Где, чёрт возьми, красочный спуск, вроде тех, которыми славятся аквапарки? Чтобы пролетел реку, мимо чёрных валунов, да выскочил прямо в море. Отличить этот плёс от озер, что они уже прошли, было просто невозможно.

- Вот и всё, - сказал Стас. - Вот и кончилась Кереть.

- Да, жаль, - ответил ему Леша, тоже сидящий позади. - Мало. Гнить на островах не так интересно.

- Смотря как гнить, - загадочно улыбнулся Стас, подмигнул Оле, и та опомнилась, отвернулась. Она даже не заметила, как обернулась к ребятам и слушала их беседу.

- Тут ведь главное, как, друг мой. Главное — не физически.

Чтобы не махать попусту веслами на открытой воде, адмирал приказал опустить двигатели. Речные верблюды неторопливо поползли мимо деревни и живописных осенних пляжей. Оля устроилась поудобнее, и ждала, почти не глядя по сторонам. И только когда их флотилия вышла в протоку между островами, к Большому Керетскому Рейду (как сказал их капитан, и каждое его слово было произнесено именно с прописной буквы), Оля увидела Белое море. Это случилось не так как «ой, смотрите какое оно». Просто где-то там, где кончались острова, между двумя скальными твердынями, показалась бесконечность.

Но эта бесконечность была разочаровывающе «где-то там», а не здесь.

- Встанем вот на той стоянке, - сказал их капитан. Он указал на место почти напротив протоки, за которой осталась река Кереть.

- Так... а почему не дальше? - спросила Оля.

- Нечего там смотреть. Болота.

- Разве мы не на берегу моря будем стоять? Ведь в рекламе говорилось... - она так и видела утро, солнце-поплавок над водой. Представляла, как сидит на берегу, а перед ней только бескрайняя морская гладь. Или волны. Долгие-долгие волны, в такт дыханию уснувшего на дне Левиафана. Рядом с ней стоит урна с прахом отца и, наверное, она высыпает его в накатывающиеся языки солёной воды.

Если вместо этого её будет ждать вид на противоположный берег, ничем не отличающийся от обычного озерного...

- Всё будет. Всё будет!- прервал её капитан. - Но сегодня мы встанем здесь.

Когда они причалили, и адмирал с помощниками стал разбивать лагерь, а остальные группками потянулись фотографировать скалы и огрызки моря, Оля спустилась к воде и села на один из камней. Волны отступали, оставляя в песке временные подарки. Шуршали по гальке, зная, что вернутся и заберут всё обратно.

Чёрт.

Что она здесь делает?! Оля резко поднялась, вернулась в лагерь и вытащила из гермомешка спальник. Папа долго этого ждал. Она долго этого ждала. Остров небольшой, она пройдёт его до темноты.

Урну Оля спрятала в пакет из «Магнита», воровато при этом оглянувшись. Но, слава Богу, обошлось без любопытных глаз.

Она спустилась назад к берегу и зашагала по тропе, идущей вдоль воды.

В сторону моря.

По керетскому рейду, подпрыгивая на волнах, то и дело проходили моторки. Над головой тоскливо плакали чайки. Дул холодный ветер. Он срывал пеструю листву, и та падала под ноги, в воду. Ботинки шуршали по ней, прелой, увядшей, горьковато пахло осенью.

Оля миновала несколько хорошо оборудованных стоянок, с навесами, со столами, но пустыми. Летом тут наверняка не протолкнуться. И, наверное, если в одном из лагерей кто-то пел, то слушали и соседи. Сейчас все же не сезон. Холодно, вода не та. Но как же красиво.

Километрах в двух от их лагеря ей встретилась жилая стоянка, с тремя надувными байдарками на берегу. Веселая компания из пяти мужчин и девушки. Над Олей посмеялись, ей предложили настоящей пасты карбонара, крымский коньяк и «разделать её тушку под сосной». Этот черный юмор показался ей милым и напомнил Стаса. Она посидела с ними немного, держа замотанную в пакет урну на коленях. Рассказала о планах обойти остров, и над ней посмеялись ещё раз.

Однако их лагерь она оставила с заметным облегчением. Её ждало Белое море.

Мысль вернуться пришла ей где-то через километр после последней стоянки. Путешествие затянулось, и хотелось бы добраться до своих засветло. Потому что блуждать в ночи по холодному и мокрому лесу – удовольствие для больших оригиналов. Она поглядывала на часы, прикидывала обратную дорогу. Выходила на берег, чтобы представить сколько еще ей до вида на море. За каждым мысом, она надеялась, могла начаться гладь. Каждый мыс мог стать тем самым. И каждый раз Оля повторяла про себя китайское:

«Искушение сдаться будет особенно сильным незадолго до победы». Переводила дух и шла дальше. Пакет оттягивал руку, в ногах копилась тяжесть, уши мерзли, а справа всё также тянулся красно-рыже-зеленый соседний остров. Какой-то проклятый путь в вечность.

Тропка вывела её к еще одному лагерю. Двое бородатых мужчин, за пятьдесят, сидели у костра. Смешные такие, из советских фильмов про экспедиции. Свитера, как у папы, вязаные шапочки, очки с завязками. Один из них примерялся к гитаре, второй строгал что-то. Женщина неопределенного возраста с тусклым лицом мешала варево в котле.

Посреди поляны стоял огромный кемпинговый шатер, в котором, наверное, уместилась бы вся Олина группа, вместе с катамаранами.

- Здравствуйте, - сказала она.

- Добрый вечер, - произнесла женщина. Медленно, насторожено.

- А далеко ли до конца острова? – спросила Оля.

Мужчина отложил гитару, толкнул соседа:

- Да порядочно, девушка. Порядочно.

- Шлюха, - вдруг сказала женщина и радостно улыбнулась. – Шлюха пришла!

Оля изумленно открыла рот.

- П… простите?

- Шлюхина кровь — это прекрасно, - обрадовался один из мужчин, тот, что что-то строгал на коленке. – Это очень хорошо. Я же говорил, что она придет первой?!

Оля попятилась.

- Ну, дождались, наконец, - добавил он.

Сзади что-то хрустнуло, и оборачиваясь девушка поняла, что не успеет. Что кто-то уже подкрался. Кто-то уже атаковал.

Бум.

Свет оставил Ольгу на берегу Белого Моря.

«Оля»

«Оля-я-я-я»

«ОООЛЯ-Я-Я-Я!»

Мир взорвался, выбросив Олю из небытия во тьму. Язык сухим кляпом распух во рту. В голове образовался вакуум, будто кто-то продырявил ей затылок и выкачал мозги. Очень болела шея.

Она моргнула раз, другой. Чугунные веки царапали глаза. Тело как раздуло. Вместо стона из груди вырвался тихий сип. Пальцы не слушались. Ничего не слушалось. Она лежала прямо, со сложенными на груди руками. Голова уткнулась во что-то твердое.

Несколько минут прошло прежде чем Оля поняла, что лежит в шатре. В лагере тех людей, что…

- Оля! - донеслось откуда-то из леса.

- Оля!!! - крикнули с берега

- О-о-оля-я-я-я! – донеслось из глубины леса

«Помогите» - подумала она.

- О-о-ол-я-я-я! - заорали совсем рядом. Ищут. Ее ищут.

Ольга выдохнула из себя жалкое «я здесь». Но даже шепот был бы оглушительным рёвом по сравнению с этим звуком. Что они с ней сделали? Что эти странные люди сделали?! И зачем?!

Она попыталась чуть повернуть голову, и жгучая кислота пролилась по позвоночнику. Перед глазами, плотно закрытыми от боли, заплясали огни факельного шествия безумцев.

- Оля! - гаркнули почти за палаткой. По стене шатра скользнул свет от фонарика.

- Доброй ночи! – сказали от костра. Оля узнала голос того, кто говорил про «шлюхину кровь». – Кого-то потеряли?

- Да, ежкина медь, девушка тут пропала… Не видели? Стройная такая, молодая блондинка. Зовут Оля. Это все что я знаю.

- Да-да, встречали. Была несколько часов назад. Хотела остров обойти. Странная была. Посидела с нами и пошла обратно. Ох, бесовщина, надо было её проводить!

- Да, надо было, - хрипло посетовал второй. Гитарист. И ведь так искренне у него получилось.

Оля попыталась пошевелиться, попыталась вытолкать из груди хоть что-то кроме жалкого едва слышного сипа. Очень болело на сгибе локтя, будто там… Она скосила взгляд, света от костра за пологом едва хватало, но что-то тянущееся (капельница?) от руки ей разглядеть удалось.

Нет, этого не может быть. Не с ней. Не здесь. Они ж выглядели как герои из сериала «Восьмидесятые» … Милые и безобидные.

- Это не из нашего лагеря девочка. Коммерция. Полдня её не было, никто не пошевелился, - заметил ещё один голос. Вроде бы его она слышала в прошлом лагере, где предлагали её разделать. – Лишь бы бабки заработать, пофигу на всё остальное.

- Времена золотого тельца, - сказал «шлюхина кровь». – Ничего не поделаешь.

- Значит, назад пошла? – спросил первый. – Ёжкина медь, точно убилась где-то…

- Да… Вы может телефон дадите? Если вдруг заплутала и к нам выйдет, мы позвоним!

- Конечно, конечно. Записываете?

Оля открыла иссушенный рот и напрягла все силы, чтобы крикнуть. Закружилась голова, накатило бессилие. Подступили стены.

С моря послышалось тарахтение мотора. Катамаран. Сквозь постукивание двигателя она снова услышала своё имя.

- Я здесь, - беззвучно проговорила Ольга. - Здесь... Помогите...

Свет фонаря лизнул стену шатра. Задержался на миг, спустился чуть ниже. Кто-то по ту сторону стоял в нескольких шагах, но никак не мог помочь.

«Пожалуйста. Я здесь».

Луч прыгнул куда-то вверх и исчез.

- До свидания!

Ольга попробовала ещё раз выдавить из себя хоть что-то кроме змеиного шипения. Попыталась сглотнуть пересохшим горлом и, хотя бы, закашляться.

Боль в шее, невесомость в голове сводили с ума даже меньше чем уходящее прочь спасение. Она забилась в истерике. Где-то глубоко в душе, потому что опоённое тело ни на миллиметр не пошевелилось, спрятанное от чужих глаз в шатре.

- Оля! – крикнули в лесу.

Крики удалялись. Они раздавались то слева, то справа, но безнадёжно таяли в ночи. Мир вокруг уплотнялся. Темнел и даже сырел. Оля прикрыла глаза от приступа дурноты и слабости. Темнота танцевала. Закручивалась в дьявольскую спираль, откуда нет возврата.

Как тогда, на встрече выпускников. Когда флирт и первая любовь сошлись в экстазе с алкоголем, и Ринат, школьная мечта, коснулся губами её губ. Она не отстранилась. Улыбнулась только. Хотела поиграть. Хотела вспомнить, как это бывает, побыть живой. Поддалась легкости и маркесовскому року. Сказке запретного вожделения. Реальность вернулась вместе с болью в бедрах, упирающихся в кромку школьной парты, когда Ринат с глухим рыком кончил в неё.

Олег узнал об этом через месяц, у своего уролога. И не простил.

А простила бы она? Шлюха и есть…

- Они не помешают? - вновь сказала женщина у костра. – Много шума.

- Начнем в два. Самый темный час. Никто в здравом уме по мокрым скалам в ночи ходить не будет, - ответил ей «гитарист».

- Да даже если и будет, ничего не поймут, - добавил «шлюхина кровь». – Да и Мишенька постарается, да?

Ему в ответ глухо угукнули.

Глаза закатывались. Оля старалась их удержать, но слабость победила, затащив сознание парализованной девушки в ничто.

Во второй раз она очнулась уже не в темноте. В шатре горели свечи. Она лежала на полу, абсолютно голая. Кто-то ритмично бубнил непонятные слова за пределами ее мира. Рядом с Олей на коленях стояла женщина, и сосредоточенно что-то вырезала на руке обездвиженной пленницы. Боли почти не было. Раны едва-едва саднили.

- От тебя несет похотью, - сказал «шлюхина кровь». Он заметил, что Оля пришла в себя. Женщина бросила на нее короткий взгляд, сталь впилась в плоть. – Я чувствовал её все эти дни, пока мы звали вас. Это у тебя мама покончила с собой?

- Нет. У этой папа с раком, - фыркнула женщина.

- Ах да, ах да… Очень хороший проводник. Замечательный!

Бубнил «гитарист», его слова становились резче, громче. «Шлюхина кровь» улыбался. По-отечески. Будто принимающий поздравления от соседей победитель шахматного дворового турнира, знающий о своем превосходстве.

Нож вновь взрезал кожу. Женщина писала что-то на ней. Оля скосила мокрые от слез глаза на кровавые буквы и беззвучно взвыла от ужаса. Даже стон, простой стон не мог вырваться из тела. Над ней возвышалась капельница, и одному Богу было известно, что стекало из неё в вены. Руки, ноги покрывала жуткая вырезанная вязь.

- Готово, - сказала женщина. Поднялась. – Теперь он ничего не сделает! Проверишь?

- Не надо, - положил ей руку на плечо «шлюхина кровь». – Иди к Мишеньке, мы тут всё сделаем дальше.

- Нет. Я хочу видеть.

- Я позову тебя, Вера. Позову. Я знаю, как ты ее любила.

- Я хочу всё видеть, - сказала женщина. – Я хочу это сделать! Мы столько готовились.

- И мы готовы, - успокаивающе сказал «шлюхина кровь».

Оля с мольбой ловила их взгляды, но мучители словно забыли про неё. Голос «гитариста» становился всё громче, всё сильнее. «Шлюхина кровь» ходил вокруг пленницы, проверял свечи, трогал свисающие травяные обереги. Придирчиво рассматривал что-то на полу. Раны Оли горели, будто с неё сняли кожу.

Наконец, «шлюхина кровь» что-то зашептал, взял в руки маленький топорик с изогнутым лезвием. Встал на колени рядом с Олей, у ног. Подложил что-то ей под щиколотку, почти бережно. Девушка бесшумно заскулила, слезы полились рекой. Мужчина ласково приподнял вторую ногу, подсунул деревянный брусок. Голос «гитариста» наполнился нечеловеческими нотками.

Снаружи затрещал костер, полыхнуло пламя, осветив палатку.

«Шлюхина кровь» прикрыл глаза, вслушиваясь в танцующую скороговорку «гитары». Через несколько минут он стал покачиваться в такт. Рука с топориком то поднималась, то опускалась. Оля неотрывно следила за ней.

В шатре пахло благовониями и кровью.

- Она здесь, - воскликнула Вера. – Она здесь!

Жуткий монолог «гитариста» прервался. Оля ахнула про себя. Холод, нестерпимый, чуждый наполнил её, как вода медицинскую перчатку. Холод, в котором кто-то был. Он раздул тело, забрался в голову и поселился где-то во лбу. Под кожей вспухло ледяное нечто.

- Она здесь!

- Кто звал меня? – пробулькали в горле Оли чужие слова. И девушка беззвучно завизжала от ужаса.

- Света, Светочка… Это ты? Это ведь ты? Светочка, - заволновалась Вера. Заломила руки.

- Вера? – выкрутило мышцы в чуждом горле.

- Да, это я. Это я.

«Шлюхина кровь» с закрытыми глазами сидел у ног Оли и улыбался.

- Скажи, кто это сделал, Света. Это было на этом острове? Расскажи, как ты пропала, Светочка! – тараторила Вера.

- Ниже, - прохрипела Оля. – Ниже. Мне больно.

От женщины пахнуло потом. В её ушах росли седые волосы.

- Я взял твою Светочку, - сказала Оля.

- Это демон. Давай, - сдавленным голосом бросил невидимый «гитарист».

Топорик рухнул вниз, застрял в кости; «шлюхина кровь» торопливо выдернул его и только со второго раза отсек стопу Оле. Ей показалось, что в голове от боли лопнул какой-то сосуд. Топор взметнулся ещё раз, кровь брызнула в лицо палача, и тот зажмурился, отшатнулся.

- Попался, - осклабилась Вера. Испуганная маска стекла с лица. Искусанные губы растянулись в злой улыбке. – Теперь ты не сбежишь, демон.

В груди осоловевшей от мук Оли затрепетало, будто сердцу стало тесно, и оно забилось в приступе клаустрофобии. Что-то рванулось изнутри наружу, даже тело подпрыгнуло.

- Не выйдет, - сказала Вера. – Мы знали за кем пришли. Ты действительно решил, что нам нужно поболтать с мертвыми? Нет, демон, в этот раз без игр. В этот раз нам нужен ты.

- Смертное говно. Ты понимаешь кого призвала? - ответило нечто внутри Ольги.

Вера с улыбкой кивнула.

- Твоя сестра-ведьма тоже думала, что сможет управлять мною. Но получилось так, что она трахала себя на берегу еловой палкой, пока не сдохла. А вам я высосу мозг из костей и буду срать в ваши вскрытые черепа, - прохрипело в горле парализованной девушки.

- Нет, демон. Мы готовы.

Вера показала Оле деревянный кинжал. Простенький, будто вырезанный для детских игр. Но то, что поселилось во лбу Ольги – испугалось. Съежилось.

- Света была слабее каждого из нас. Потому ты с ней и справился. Но мы ведь не можем этого так оставить. Понимаешь?

- Ваши порошки да закорючки не удержат меня, говномедиумы - захрипело внутри. Напряжённое горло треснуло и что-то потекло внутрь.

- Неужели? А мне кажется, что ты уже в их тюрьме!

- Оля?! – раздался голос Стаса снаружи. – Это ты?! Что с тобой?

Вера удивленно моргнула, но не пошевелилась. На морщинистом лбу проступили капельки пота. Там, за пологом, началась драка. Оля слышала звуки ударов и сосредоточенное пыхтение.

- Начинай, - сказал «шлюхина кровь». «Гитарист» стал выкрикивать слова, от которых тело Оли пронзали вспышки боли. То, что пряталось во лбу гибельным холодом – билось в поиске выхода. Вера занесла деревянный нож. Руки женщины дрожали, но она ждала, когда закончит «гитарист».

- Ты заплатишь, демон, - сдавленно сказала Вера.

И тут стена шатра прогнулась под весом упавшего на неё мужчины. На Олю грохнулась стойка с капельницей, посыпались свечи. Что-то затрещало от огня на полу.

- Барьер, - взвизгнул «гитарист». – Он сейчас колда…

- Ох… - сказала Вера. Что-то рванулось из Оли наружу, на свободу. Темная сила, нашедшая прореху в защите медиумов и атаковавшая черной мощью. «Шлюхина кровь» вскинул топор, но застыл, закашлялся. Из ноздрей двумя струями, как из крана, хлынула кровь. Мужчина уронил оружие, попытался закрыть фонтан и повалился набок. С гудением, с треском вспыхнула от свечей ткань шатра. Деревянный нож упал из безвольных рук Веры. На лицо Ольги закапали глаза мертвой колдуньи. Визгливо, жалобно вскрикнул «гитарист» и тут же умолк. Там, за пологом, по-щенячьи кто-то заскулил. Лопнула ткань шатра, и внутрь провалился труп Стаса с узким ножом в глазнице.

Губы Оли извивались, как черви на сковороде. Тот, кто поселился за лбом, пытался овладеть телом, но вырезанные на коже руны держали его пуще цепей. А отрубленные ступни, она знала это, лишили последнего шанса на бегство из смертного тела.

Нечто внутри содрогнулось, ударилось о ребра, и тварь расхохоталась. И даже когда на Олю упал пылающий тент, и под треск сгорающих волос обнял окровавленную плоть – демон всё ещё смеялся. Огонь облепил её.

И выжег защитные письмена.

Обугленный, освобожденный пламенем демон выполз из горящей палатки на четвереньках. Поднялся, поведя поплывшим и почерневшим лицом, как слепая собака. Кости ушли в сырую землю, застряли там, и он дернулся, вытаскивая ногу из плена острова.

С ночного моря полз туман. Он клубился по оврагам, поднимался по камням от воды, заволакивал низины, обступая чадящий лагерь. Призрачные языки протянулись к ногам демона, забурлили вокруг.

- Васюк? – протрещало существо, в котором уже почти не осталось Оли. – Васюк… Ну нет, это же несерьёзно…

Туман сгущался.

- Васюк! – демон повернулся в сторону воды. В призрачном молоке показался чёрный силуэт. Сожжённое тело попятилось от гостя. На берег поднимался монах с копьем в руках. Холодные, липкие пальцы стихии опутывали корни деревьев и камни, сопровождая хозяина.

- Васюк! Ты ведь знал, да? Ты и пригнал их сюда?! Это всё ты?

- Ты думал, я забыл? – прошелестел мёртвый голос.

Демон неуклюже заковылял к лесу, разрывая обугленными костями мох. Кривое, изломанное чудище не имело ничего общего с телом когда-то прекрасной Ольги.

- Думал я забыл, бес? – монах плыл над землей вместе с туманом, стремительно нагоняя беглеца.

Демон завизжал, споткнулся о корень и завалился на спину. Копьё Варлаама пробило его насквозь, пригвоздив к земле.

- Такое не забыть. Я всегда был рядом, пока ты тут играл. Я терпел. Я ждал.

Бес, нанизанный на копье, как бабочка на булавку медленно шевелил руками, будто плавал в вязкой речке.

- Я дождался.

Старик опустил капюшон и побрёл назад на берег. Неподалеку от дымящихся останков, слипшейся кучи пластика и мяса, он подхватил с собой пакет из «Магнита».

- Прости, - сказал Варлаам в туман.

И ушёл.