Темногорские рассказы

Колдовской синклит на выборах

Михаил Чудодей, глава Темногорского Колдовского Синклита, поднимался ранехонько. Еще за окном темным-темно, еще машины в гаражах дремлют, видят сны о дорогах, а Чудодей уже проснулся, лицо холодной водицей ополоснул, кофе выпил и «Мастера и Маргариту» открыл. Непременно самое начало прочтет, страничек пять или шесть, и посидит, прикрыв глаза и положив ладонь на страницы. Сидит и чувствует, как сила из книги в него вливается. У Чудодея было пять экземпляров, еще тех давних, талонных лет, когда дефицитные книги за сданную макулатуру полагались. А кроме этих пяти «макулатурных» экземпляров совершенно удивительный том самосшитый, фотокопия с самого первого, еще журнального издания. Каждый раз поутру Чудодей брал непременно другой том, не тот, что вчера листал. Потому что у книги, как у человека, силы источаются, ей тоже отдохнуть надобно, в себя после трудов прийти. Обычно на весь день энергии этих первых страниц не хватало. И потому Чудодей дальше листал том «Мастера» наугад, какие страницы откроются сами, из тех силу черпал. К тому же текст его всегда предупреждал. Если беда какая-то, неприятности, опасность, тот тут непременно страницы с допросом Иешуа откроются; а если что-нибудь радостное, удача; то книга непременно в том месте развернется, где кот в шахматы играет, или про лососину второй свежести. Но первая глава всегда больше всего силы давала. Потому что автор в эти страницы максимум энергии вкладывает. Даже если он их позже написал, и, к примеру, в конец примеривался вставить, а потом переиначил. Читателя сочинитель обмануть может, а колдуна — нет. Чует колдун, где в книге сила сокрыта. Начитавшись вволю и закрыв том, Чудодей вновь варил себе кофе. И с чашкой дымящейся энергетической надбавки в руке расхаживал по уютной кухоньке, бормоча какую-нибудь фразу из волшебной книги.

В то утро Чудодей, как всегда, расхаживал с чашкой кофе, когда в дверь постучали. Вообще к Чудодею любой из членов Синклита мог прийти в неурочный час и непременно бывал принят, потому как дом Чудодея, как дом народного трибуна в Риме, открыт для любого. Но дело в том, что колдуны народ безалаберный, спят до полудня, и еще не было случая, чтобы в восьмом часу осенью (а настенные часы с кукушкой показывали семь пятнадцать) постучался кто-нибудь из колдунов к Чудодею.

— Кто ж это явился такую рань? — изумился Чудодей и направился в сенцы.

Дверь отворил. Перед ним на крыльце стоял дородный мужчина лет сорока пяти, в костюме, в дубленке нараспащку (морозы только-только ударили) и за спиной гостя маячили две квадратные физиономии. Выходило, что гость — лицо значительное. Впрочем, поправив на переносицы очки с сильнейшими диоптриями, Чудодей и так опознал мэра Гукина.

— А, наш замечательный колдун! — воскликнул Гукин, открывая главе Темногорского колдовского Синклита объятия.

Чудодей отстранился. До людей типа Гукина он предпочитал не касаться. И лишь сказал сухо:

— Доброе утро.

Странно, но в тот миг почудилось Михаилу Евгеньевичу, что исходит от Гукина приторный запах розового масла.

— Разрешите войти? — продолжал все так же радостно Гукин, не замечая более чем прохладного тона.

— Извольте.

Они прошли в гостиную, небольшую комнату, которая сделалась после появления в ней Гукина с охранниками совсем крошечной.

— Я ведь каждый день думал: непременно надо к нашему замечательному Михаилу Евгеньевичу заглянуть, о жизни поговорить, — тараторил Гукин, оглядываясь и отыскивая, на что сесть: старенький диван и не менее древние кресла, покрытые вязанными крючком покрывалами из разноцветной шерсти (Эммы Эмильевны, супруги Чудодеевой, изделия), казались Гукину не достойными его особы. Однако другой мебели не наблюдалось, и Гукин опустился в кресло. То застонало протяжно под его дородным телом, но выстояло.

— Помнится, Михаил Евгеньевич, вы просили у меня участок леса вокруг Круглого озера в аренду для нужд Синклита, — начал Гукин делово.

— Просил, — подтвердил Чудодей. — Для собраний Синклита надо место уединенное, подальше от города. Худо получается, когда умы колдовские, одной суетой занятые, вместе сойдутся.

Гукин понимающе кивнул: куда уж хуже! В прошлый раз два огненных колдуна, оба уже в летах, Иван Огневик да Василий Пламенюга так схватились во время Синклита, что сожгли не только здание местной библиотеки, где в тот раз собирался Синклит, но и соседний магазин, и пять сараев. А если бы водный колдун Роман Вернон не вызвал ливень, весь бы Темногорск сгорел дотла.

— Вопрос о выделении участка не простой, — кашлянул Гукин.

Он ожидал от Чудодея большего энтузиазма и большего понимания. Но глава Синклита как-то вяло реагировал, как будто не понимал вовсе, на что намекает Гукин. Лишь время от времени поправлял очки, как будто никак не мог разглядеть Гукина. Тогда мэр решил идти напрямик:

— Через три месяца выборы, а у меня с отоплением и водой все время проблемы. Вот если бы вы до выборов продержали мне город в образцовом порядке, тогда бы… — Гукин сделал многозначительную паузу, — я бы вам тот участок в аренду отдал. На сто лет.

— Продержать Темногорск в образцовом порядке! — вздохнул Чудодей. — Вы сами знаете, о чем просите?

— Понимаю, что сложно. Но о людях подумайте, Михаил Евгеньевич, зима на носу, а у нам трубы менять надо. Это же весь район многоэтажек без тепла останется. Подсобите. Вовек не забуду.

— Сам я ответа дать не могу. — Чудодей вздохнул. — Как совет Синклита решит, так и будет. И добавить хочу, что вы обман мне предлагаете.

— Да какой обман! Мне месяцок лишний надо на ремонт. Знаете сами: всегда времени не хватает, лето коротко, зима длиннющая. А вы чуток меня поддержите, я как раз с ремонтом успею.

— До выборов три месяца, — напомнил Чудодей. — О каком сроке идет речь? О месяце или о трех?

— Три месяца лучше, чем месяц, — хохотнул Гукин. — За три месяца я точно управлюсь.

Данила Большерук занял место в кресле у окна. Когда Совет колдовского Синклита собирался на дому у Чудодея, это кресло никто, кроме Большерука, повелителя воздушной стихии, не занимал. Большерук усаживался, оглаживал двумя руками сивую бороду, потом подхватывал и устраивал на коленях Матюшу, добродушного французского бульдога, Чудодеева любимца. Почему-то Большерука Матюша всегда отличал и все время норовил лизнуть Данилу в губы.

Роман Вернон сел на диван, положив по привычке ногу на ногу. Из всех членов совета он был самым молодым, и в совет введен исключительно по требованию Чудодея, поскольку глава Синклита его особо отличал.

Из огненных колдунов явился один Иван Огневик, потому как Пламенюга был совсем плох. Неделю назад Пламенюга попросил истопить баню, отнести себя в парильню и дверь баньки снаружи камнями подпереть, и не заходить никому три дня. Сказывали, правда, что прихватил он с собой три литровых бутылки самогона, десяток веников, вязаную шапочку, поросячий копченый бок, банку соленых огурцов и кадку с кислой капустой, да еще кликнул двух дамочек: соседку Евдокию с дочкой. Двоих почему — это понятно: банник до бабского пола жутко охочий. Но зачем при этом дверь снаружи велел камнями подпереть — неведомо. Через три дня, когда баню отперли, внутри ни баб, ни самогона, ни поросячьего бока не оказалось. Кислая капуста и огурцы были по всей остывшей бане раскиданы. А сам Пламенюга лежал под лавкой и бормотал какую-то ахинею, в которой весь колдовской Синклит разобраться не смог.

Последним на совет прибежал Гавриил Черный, и как был, в кожаном пальто, ввалился в гостиную. Манеры Гавриила всегда оставляли желать лучшего, а дерзость его даже для колдуна была чрезмерной.

Чудодей, видя, что Совет собрался (не было лишь Аглаи Всевидящей, но она всегда опаздывала), изложил вкратце предложение Гукина.

— На сговор с Гукиным ни за что не идти! — гаркнул Данила Большерук, и бульдог Матюша с перепугу слетел на пол.

— Это почему же, позвольте полюбопытствовать? — ехидно прищурился Иван Огневик.

— Да потому что обманет, — утвердил Большерук.

— Это как пить дать, — поддержал его Роман Вернон.

— Да он же дурак, этот Гукин. Неужто мы не сможем его одолеть?! — дерзко выкрикнул Огневик. — Постыдились бы, слабаки недоделанные!

Было ему лет под сто, а то и за сотню: подлинных своих годов огненный колдун не помнил, потому как после семидесяти стало ему не интересно годы считать.

— А ведь если мы на берегу Круглого озера каменный дом для Синклита поставим, мы такое сотворить сможем… — мечтательно проговорил Гавриил и прикрыл глаза, уже представляя и каменные палаты, и сам лес вокруг, и что будет, если колдуны объединятся и начнут сообща повелевать стихиями. Да тут такое начнется! А всего-то надо дом общий заиметь. Чтоб прийти в такой дом и душой единиться. И даром колдовским заодно. Ведь никто не знает, где дар начинается, а где душа. А без общего дома не бывает единства. Это уж такой колдовской закон.

Вслух правда этого всего Гавриил не высказал, потому как сентиментальности своей стыдился. Напротив, все больше нажимал на цинизм. Тайком даже сленг молодежный изучал, но пока не очень-то у него получалось на этом новоязе говорить. Но в присутствии Чудодея Гавриил изъяснялся книжно. Уважал Чудодея. Впрочем, как и все.

— Подождите о каменном доме и об озере мечтать! — осадил Гавриила Роман Вернон. — Подумайте сначала, что от нас требуется. Продержать город в порядке до самых выборов. И только-то! Водопровод дырявый, вода из труб так и хлещет. В одном месте залатают, в другом течь начинает. Думаете, легко колдовской силой по этому водопроводу воду будет гнать? — Роман язвительно усмехнулся, демонстрируя ослепительно белые ровные зубы.

— А отопление? Если трубы отопительные прорвет, что мы будем делать? — тут же кинулся в атаку на Гавриила Большерук. — Температуру воды тоже колдовской силой поднимать?

— А мы воду сольем, — предложил Гавриил, — внутрь бродячий огонек нам Иван Иваныч запустит, трубы заварим, и пусть бегает огонек по трубам, дома обогревает.

— А больница? — тут же вспомнил Слаевич. — Больницу Темногорскую обещали отремонтировать еще три года назад. А там козырек два дня назад отломился. Счастье, что никого не убило.

Гавриил задумался. Для больницы, кажется, не было у него рецепта. Но он тут же этот рецепт придумал.

— А мы всех наших жителей излечим, — предложил он и радостно хлопнул себя по коленям ладонями. — Любой колдун может быть целителем. Пускай наскоро приемный покой покрасят, там мы вести прием будем. Знаете, как у нас всегда бывает: больного привозят, а он час ждет, два ждет, когда к нему врач выйдет. А тут через пять минут колдун выходит, раз-два, и больной идет обратно. Врач явится, а больной уже здоровенький. Сломанная нога срослась Представьте, как пациент обрадуется.

— Очень обрадуется. Если, конечно, какой-нибудь парень не специально бетонную балку на ногу уронил, чтобы от армии откосить. Надеялся до конца осеннего призыва в больнице проваляться, а тут мы — опаньки — и за два часа его на ноги поставим, — захохотал Роман Вернон.

— Если его призовут, то он все равно за Гукина голосовать не будет, — резонно заметил Гавриил.

— Какой-то бред, — сказал Роман Вернон.

— Хочу предупредить, — подал голос Чудодей, — что я с самого начала был против работы на Гукина. Это безнравственно.

— Да ладно! — махнул рукой Гавриил. — Он все равно станет мэром на второй срок. Вопрос лишь в том, получим мы участок с озером Круглым, или нет.

— Да обманет он нас, — огрызнулся Данила Большерук, но уже как-то вяло, без прежней энергии.

Тут явилась Аглая Всевидящая, сбросила кожаное пальто на спинку кресла, тряхнула рыжими крашеными волосами, оглядела членов Совета и спросила недоуменно:

— А что вас смущает?

— Все, — ответил Большерук.

— Как сделать, чтобы Гукин не обманул, — конкретизировал задачу Гавриил. — После того, как мы его мэром на второй срок сделаем.

— Испугать его надо, порчей припугнуть… — предложил Иван Огневик.

— Да ладно тебе, — махнул рукой Большерук. — Такие как Гукин ничего не боятся. То есть боятся, но все равно обманывают. Натура такая.

— Можно заговоренной воды дать, — осенило водного колдуна. — На что заговорить только?

— А на то, чтобы не стояло у него, — тут же нашла решение Аглая. — И ничто снять порчу не могло. Ни виагра там, ни что иное.

— Ого… — Большерук аж присвистнул. — Смело.

— А чего? Он к нам кинется. А мы ему условие: как изберут тебя, как участок отдашь в уплату, так и порчу снимем. Лады?

— Алена Колесникова нам бошки поотрывает, — заметил Данила Большерук. Красавица Алена уже лет пять была Гукинской любовницей — об этом в Темногорске знали все.

— Мы задумали гнусное дело, и меня печалит, что вы так легко согласились в нем участвовать, господа колдуны, — вздохнул Чудодей.

— Я всегда говорил, что выборы гнусное дело, — поддакнул Иван Огневик. — В печку все выборы. Гори они синим пламенем! Да здравствует монархия!

— Погодите! Главное, чтобы Гукин не прознал, что это мы на него порчу навели, — вернул разговор к банальным проблемам Гавриил.

— А то он дурак, не догадается… — фыркнула Аглая.

— Пусть догадывается, — пожал плечами Роман. — Никто все равно мою порчу не снимет.

Пожалуй, дерзостью водный колдун вполне мог равняться с Гавриилом.

В этот миг французский бульдог Матюша подскочил к Роману сзади и тяпнул за ногу, как раз за лодыжку. От боли и неожиданности Роман ахнул, а бульдог, отскочив, оскалился, демонстрируя обагренные кровью клыки, потом гавкнул и бросился вон из гостиной.

— Роман Васильевич, идемте со мной! — проговорил Чудодей взволнованно, тут же поднимаясь с кресла.

— Да ерунда! — махнул рукою Роман. — У меня при себе Пустосвятовская вода в серебряной фляге. Я мигом рану заживлю.

— Идемте! — С нажимом повторил Чудодей и тут же увел Романа Вернона к себе в кабинет.

— Что там у вас, покажите! — строгим голосом приказал Михаил Евгеньевич, плотно притворяя дверь и на всякий случай накладывая еще на дверь охранительное заклинание.

— Я же, сказал, царапина, — фыркнул Роман.

Он достал из внутреннего кармана куртки серебряную флягу и задрал штанину. И обомлел. Потому как на ноге зияла огромная рваная рана. Кровь из нее не сочилась, но рана раскрылась до кости. Выглядела она так, будто ей не пару минут, а несколько дней уже. Но при этом никак не заживает. Роман закусил губу, не зная что и сказать. Боли, однако, почти не чувствовалось. Роман плеснул воду из фляги на рану, но толку от этого было чуть. Вода зашипела и превратилась в желтый пузырящийся налет на кровавом мясе.

Водяной колдун поднял глаза на Чудодея. Тот ничуть не был удивлен происходящим. Михаил Евгеньевич лишь покачал головой и молча указал Роману на глубокое кресло подле стола. Роман уселся. Тут боль в ране внезапно вспыхнула. Роман стиснул зубы, чтобы не закричать. Михаил Евгеньевич уселся за стол, поправил очки, нахмурился:

— Что вы хотите выиграть, Роман Васильевич?

— Выиграть? — переспросил водяной колдун. Боль в ране становилась все сильнее.

— Ну да. Зачем вам эта игра? И озеро? Все зачем? И выборы…

У Романа мелькнула мысль, что Чудодей и сам растерян. И как-то его растерянность связана с этим дурацким укусом, но боль мешала думать.

— Не о выигрыше речь, — выдавил с трудом Роман, чувствуя, как на лбу выступают капли холодного пота. — Речь о другом… победить… я хочу победить…

— Кого?

Роман глубоко вздохнул: к горлу подкатывала тошнота. Чего хочет от него Чудодей? Зачем эта нелепая пытка?

— Прошлое… — выдохнул Роман.

— И для этого вы решили служить Гукину? — Чудодей взял том «Мастера и Маргариты» и открыл. — «…Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!» — процитировал Чудодей.

Роман попытался рассмеяться. Но не получилось: с губ сорвался нелепый хрип.

— Кто сильнее? Просить… о чем вы? Михаил Евгеньевич… Разве мы просим? Просит Гукин. А те, кто сильнее… они… они ничего не предлагают. Никогда. — С каждым словом рана пытала огнем все сильнее. Роман понимал, что каждое его слово наперекор Чудодеевой воле, но продолжал говорить. — Это мечта… сказка… байка… тех, кто внизу, будто сильные мира сего оценят их и снизойдут. И возвысят. Мечта… Что явится Воланд и всех рассудит… воздаст…

Сознание Романа на миг помутилось. Все поплыло. В ушах зашумело, будто он погружался на глубину. Зашумело и пропало. Водный колдун очнулся. И не сразу понял, что боли в ране нет. Он ощупал ногу. Раны тоже не было. Даже следов. Чудодей сидел за столом и поглаживал переплет «Мастера».

Роман поднялся:

— Извините, я вас разочаровал.

Михаил Евгеньевич потупился. Роман стиснул зубы. Многое бы он отдал, чтобы не было этого разговора.

После заседания Совета Синклита Роман отправился поглядеть на озеро Круглое и тот кусок леса, что был колдунам обещан в награду.

Лес на том участке вокруг озера уникальный, реликтовый, такого леса нигде в округе больше нет, каким-то чудом один такой клин уцелел. Может потому, что колдун лесной Васька Бездомник все деревья в лесу вокруг озера лично своей слюной пометил, и с тех пор не брали еловые стволы ни жуки-древоточцы, ни какая другая лесная хворь, а любой топор разлетался стеклом, а бензопилы ломались, едва коснувшись коры. Белые в том лесу вырастали до полуметра. Но если такой гриб срезать и принести домой, то он вмиг превращался в мерзкую черную кашу. Однако земляной колдун Тихон Каменя знал заклинание, после которого можно было тот гриб брать, в корзину класть, домой нести и есть, ничего не опасаясь.

В Круглом вода даже в самый жаркий полдень оставалась ледяной. Летом, несмотря на это, купальщиков на берегах собиралось немало. Сейчас здесь царила мертвая тишина, озеро лежало посреди леса осколком синего зеркала. Но при этом чудился колдуну веселый шепоток плещущей водицы. Роман спустился к водной кромке и коснулся ладонью воды — будто верного пса потрепал по загривку. Вода в этом озере силу свою таила в глубине, на поверхность лишь пузыри иногда поднимались. Роман бросил в озеро камень. Но водяной не пожелал откликаться на призыв водного колдуна и всплывать на поверхность. Роман даже подумал, не спуститься ли ему в глубину и не потолковать ли с хозяином Круглого по-своему, но потом отказался от этой мысли — коли водяной не откликается, то и в гости пускать незахочет.

А в чужой дом ломиться даже колдуну неприлично.

«Бедняга, — подумал о водяном колдун. — Сидит там себе на дне в облепленной тиной избушке и не знает, что озеро его идет с молотка».

Наконец водяной откликнулся. Слабенько так, из самой глубины. Уступил нажиму, значит.

Роман улыбнулся, и от этой улыбки водного колдуна смешливая рябь пошла по озеру.

Зеленая башка с длинными волосами высунулась на поверхность.

— Ты ж говорил, воды повелитель, что никакой помощи тебе не надобно! — напомнил водяной.

— Так я не просить пришел. Наоборот. Тебе помощь предлагаю…

— Да? И о чем хоть речь?

— О твоем озере.

Водяной беспомощно заморгал:

— Это как же?

— А так. Твое озеро Синклиту обещано. — Против воли в голосе водного колдуна послышалось торжество.

— Но это же мерзко! — возмутился водяной.

— Мерзко, никто не спорит, — охотно огласился колдун.

Он почувствовал знакомую боль в ноге и ухмыльнулся: нет, Михаил Евгеньевич, не выйдет. Роман присел на валун, лежащий возле самой кромки воды.

— Я не отдам озеро! — завыл водяной.

— От тебя ничего не зависит, — глумился Роман, ощущая, как оставленное Чудодеем тавро жжет все сильнее. Однако остановиться не мог.

— Но это мое озеро! Я его вынянчил, я столько лет сберегал! — Из глаз водяного градом хлынули слезы.

Роман отвернулся: слезы водяного доставляли водному колдуну почти физическую боль.

— Ты же знаешь, есть выход… — проговорил Роман едва слышно.

Водяной всхлипнул раз другой… Не сразу сообразил, на что намекает колдун. Потом отчаянно затряс головой:

— Никому такое не под силу. Никому…

— Мне под силу. Если ты поможешь.

На обратной дороге Роман Вернон заехал в Пустосвятово. Спустился к своей реке. Переполненная осенними дождями, мчалась его Пустосвятовка, билась о берега, приговаривала:

«Гляди, какая сила во мне! Возьми! Возьми! Возьми!»

Роман уже хотел сойти в воду и смыть оставленное Чудодеем клеймо. Но передумал.

Это было бы слишком просто. И потом — он не был уверен, что понял замысел Чудодея до конца.

Роман лишь наполнил канистры Пустосвятовской водой — набил ими полный багажник. Для предстоящей борьбы за голоса для Гукина понадобится немало колдовской силы.

Роман черпал силы из воды, Большерук — из воздуха, а Гавриил Черный — из темной ночи. Впрочем, никто точно не знал, откуда черпает силы Гавриил.

Итак, Совет Синклита решил: на соглашение с Гукиным идти.

Чудодей, услышав такое, застонал.

Позвали Гукина. На столе поднос с рюмками, наполненными до краев. Тарелочка с солеными огурчиками.

— Что договор нерушимым был! — произнес Гавриил со значением.

Аглая собственноручно поднесла Гукину стопарик с сорокоградусной (на самом деле вода заговоренная, но на вкус и по воздействию — водочка самая что ни на есть чистейшая).

Гукин принял, не догадываясь оп подвохе. Гавриил Черный и Гукин ударили по рукам.

Чудодей вздохнул.

Роман улыбнулся.

И начались для колдунов тяжелые деньки. Знали бы, насколько тяжелые, ни за что бы ни согласились. Первым делом вода. Водопровод был не такой и дырявый: преувеличивал Роман Вернон, когда говорил, что трубы на решето похожи. Ну, проржавели малость, прогнили, так где теперь трубы не гнилые? Беда в другом была. Город Темногорск делился почти аккурат на две половинки: она половина сугубо городская, с парой-тройкой фабрик, и собственной ТЭЦ была застроена многоэтажками с горячей и холодным водой, с центральным отоплением, канализацией и прочими радостями городского быта. Очистных сооружений, правда, не было. Нечистоты прямиком в речку Темную сливались.

А вот вторая половина Темногорска, где располагались частные дома, плодами цивилизации пользовалась однобоко. Обогревались новенькие коттеджи и старые хибары газовыми котлами, хотя многие сохранили при этом и печи, водопровод с холодной водой так же подвели, а вот канализация частникам не полагалась. Должны были домовладельцы грязную воду и фекалии сливать в выгребную яму, а потом заказывать спец. машину сливные воды из тех ям откачивать. Ну и где ж вы видели русского человека, который будет за деньги машину вызывать и дерьмо откачивать, если его можно в канаву слить? Что народ и делал постоянно. В теплое время года подобные нарушения инструкций оборачивались лишь сбросом грязной воды в реку Темную (так ведь и многоэтажки очистных не имели, выходило хоть в этом полное равенство). Но зимой дело обстояло сложнее. Вода в канавах замерзала, новые стоки текли уже по льду и вновь замерзали, пока наконец все сточные трубы, проложенные под дорогами, не забивались льдом. И тогда воды уже никуда не текли, а разливались по участкам ржавыми озерами. Если зима была теплой, трубы оттаивали во время оттепелей, но раз в три или четыре года ударяли свирепые морозы, и тогда фекальное наводнение грозило половине Темногорска.

И надо же было так случиться, что в тот важный для мэра Гукина год уже в ноябре все трубы напрочь замерзли, и рыжие со специфическим запахом воды хлынули на участки темногорских жителей. В обычное время на такое событие никто бы и внимания не обратил: ничего, чай жители Темногорска не графья, досочки да кирпичики положат на дорожки, и от дороги до дома и дойдут. Или в резиновых сапогах. У всех ведь есть резиновые сапоги.

Но выборы! Выборы на носу! А вдруг по досочкам и камушкам не захотят избиратели идти к урнам через огороды, залитые собственным жидким дерьмом? Что тогда?

И пришлось Роману Вернону срочно лед в канавах и трубах заклинаниями растапливать, и колдовским усилием воду с участков сгонять. Так намается за целый день колдун, что к вечеру совершенно без сил. За день вода спадет, а ночью, пока колдун спит, опять мороз, опять к утру потоп начинается. Надоела Роману эта маята и заговорил он воду на незамерзание. На улице минус десять, а снег и лед растаяли, и земля обнажилась. В канавах только рыжеватые стоки плещутся. Даже ТВ приезжало сей феномен снимать.

— К весне все сады от таких фокусов повымерзнут! — предсказывал Слаевич.

— А это уж твоя забота, земляной колдун, ты свою задачу решай, я свою решил, — надменно отвечал водный колдун.

Да разве только с канавами были проблемы!

К примеру взять западный район! Он от города был далеко построен, но пять домов всего. Так решили от главной ТЭЦ к нему не под землей трубы вести, а по верху, обмотали их стекловатой, пластиком от дождя защитили. А что вышло? Молодежь эти трубы для своих посиделок облюбовала. А чтоб сидеть удобней было, стекловату и пластик ободрали, и на теплом железе теперь сидели с утра до вечера и с вечера до утра. Так что вода едва теплая до Западного района доходила. Пришлось на время выборов Огневика подключить.

Подошел он к тем трубам (а подростки там будто ласточки на проводах расселись) и говорит ласково так:

— Ребятушки, можно я с вами посижу?

— А чего, дед, садись, побазарим, — отвечают ему пацаны. — ты, видать, дедуля, крутой у нас.

Ну, Огневик на трубу присел, сигаретку засмолил. А ребятушки чувствует — что-то трубы-то сильно разогрелись. Аж припекает.

— Хорошо-то как сидим! — говорит Огневик, пуская голубые колечки.

А у ребят уже джинсы тлеют!

Вмиг «ребятушек» сорвало с тех труб. Лишь тряпье обугленное кое-где к стали ржавой прилипло. А Огневик знай себе сидит на трубах, и аж покряхтывает от удовольствия, приговаривая:

— Жар костей не ломит!

А в западном районе такая жара в домах наступила, что не только форточки пришлось отворять — окна целиком распахивать.

Но это все были маленькие беды. Большое испытание ждало Синклит впереди.

Был вечер, и совет как раз собрался на дому у Чудодея, чтобы обсудить свои достижения и рейтинг Гукина. Все были немного возбуждены, и довольны достигнутым. По такому случаю Роман Вернон заговорил трехлитровую банку воды на водку, и все приняли на грудь. Аглая Всевидящая не забыла прихватить банку огурчиков собственного приготовления, а Эмма Эмильевна поставила полную миску соленых грибчиков. Грибочки у нее были исключительные.

Будущее рисовалось в самом приятном свете. Все уже видели внутренним взором каменный дом Синклита на берегу озера и будущее совместное счастливое возвышение.

— Конкурент Гукина Сафатин концерт устраивает, — объявил Большерук, входя. И сразу от его слов ледяным холодом в комнате пахнуло. Веселье вмиг унялось. — И на концерте том, знаете кто будет петь? Угадайте с трех раз. Хотя нет, все равно не угадаете.

— Газманов, — предположила Аглая.

— Майкл Джексон, — решил Гавриил.

Большерук лишь развел руками.

— Дух Вертинского, — подал голос Огневик.

— Дима Гусляр. — Большерук взглянул на собратьев по цеху свысока.

— Вот сволочь! — сказали все хором.

Воцарилось молчание. Если Дима Гусляр петь начнет, все труды Синклита пойдут прахом. И не видать им дома каменного на берегу озера Круглого. Потому как Дима Гусляр напеть избирателям в уши может что угодно. Сбренькает пару песенок, и привет, все уже толпой бегут за Сафатина галочку в бюллетени ставить.

— Надо ему гусли сломать, — решила практичная Аглая.

— И ноги, — добавил Гавриил.

— Я так и знал… все кончится мерзко, — вздохнул Чудодей.

— Когда концерт? — спросил Роман.

— Завтра.

Все призадумались. Нейтрализовать пение Гусляра было никому не под силу.

— Можно устроить прорыв водопровода и Дом культуры затопить, — предложил Роман.

— Он в другом месте сбренькает, — покачал головой Гавриил Черный. — А прорыв водопровода на Гукина спишут.

— Я пойду погляжу завтра, что сделать можно. — Большерук мрачно оглядел товарищей. — Может, удастся настроить воздушную стихию так, чтобы нейтрализовать пение Гусляра?

— А может, так даже и лучше? — оживился Слаевич. — Может, этот Сафатин будет хорошим мэром. Мне так лично все равно, кто из них. За что мы деремся?

— За дом на озере, — напомнил Гавриил.

Явился Большерук на концерт Димы Гусляра и так воздух закрутил, так перелопатил, что одна из струн на Диминых гуслях тут же лопнула, зато остальные принялись издавать такие чудовищные звуки, что казалось, стадо одичавших кошек точит когти и мяукает одновременно.

Половина зрителей тут же удрала, решив, что ни за что то на свете и ни при каких условиях голосовать за Сафатина не будет. Зато оставшаяся половина приняла не менее твердое решение: только Сафатин и никто другой и накормит их и обогреет. Как ни верти, а Гусляр был виртуозом.

Дело принимало дурной оборот. Решено было вызвать Диму на Совет Синклита. Только Дима не явился. Тогда подошли к вопросу с другой стороны и отправили Большерука на переговоры.

Но Дима вел себя на редкость вызывающе.

— Что, испугались?! — завопил он. — Небось всем Синклитом справиться со мной не можете! Во как я вас!

— Забыл поди, что ты один из нас.

— Был.

— Нечестно играешь! — возмутился Большерук.

— А вы честно?

— Мы население водой снабжаем, от болезней излечиваем, обогреваем. А ты…

— А я им про это песенки пою. Какая разница? Или забыл: вначале было Слово. Так вот: я людям слово, а вы — примитивные материальные блага. Ну и скажи: что выше?

Сказать честно, не нашелся Большерук, что сказать. Неколебимая у Димы Гусляра логика. В самом деле, чем Гукин лучше Сафатина? Да ничем. Гукин дом каменный на озере Круглом обещал. А Сафатин…

— А что тебе Сафатин обещал за подмогу? — спросил Большерук.

— Так я тебе и сказал… — хихикнул Гусляр. — Я, может, за идею работаю.

Большерук тяжело вздохнул: прошли те времена, когда за идею он, Большерук, на выборах старался. А ведь каких-то лет десять назад Большерук с утра до вечера по лестницам бегал, за Демьяна Демьяновича агитировал. Где теперь тот Демьян Демьянович? Банком в Москве заведует.

— Ты тут мне не дыши! — всполошился Гусляр. — Знаю я тебя, воздушного колдуна, ты мне сейчас порчу на гусли наведешь, так, чтобы они за вашего Гукина пели. Иди отсюда. Коли сила есть, одолейте меня. А коли кишка тонка, так сразу и скажите, что сдаетесь. У меня заказов много, я в соседнюю область поеду за тамошнего кандидата петь.

Большерук вздохнул еще глубже.

— Не сметь! — крикнул Дима и схватился за гусли. — Один колдун на другого порчу наводить не имеет права. Я Чудодею пожалуюсь.

Тут Чудодей выдохнул, да с такой силой, что все струны на Диминых гуслях полопались, на окнах вздыбились занавески, а со стола вихрем скинуло все бумаги. Разлетелись, бланки, договоры, листы нот и фотографии. Одна так и нырнула Большеруку под ноги. Данила поднял. На фото было озеро Круглое в окружении древнего леса.

— Ну ты и сволочь, — сказал Большерук. — Гляди, не подавись.

— Дурни вы все, мужики! — подвела итог на очередном заседании Совета Синклита Аглая Всевидящая. — Чего бошки-то ломать? Подошлем к Гусляру Тамару Успокоительницу, она к нему в койку заберется, все тайны выведает. Да еще научится, как на гуслях его играть. Да еще гусли выманит… И нам за Гукина сбацает.

— А если не сумеет? — осторожно предположил Большерук.

— Это Тамара-то в койку забраться не сумеет? — возмутилась Аглая. — Лучше скажите, к кому она еще не забралась?

Присутствующие скромно промолчали.

— Во! А вы сомневаетесь, — обвела торжествующим взглядом присутствующих Аглая.

— Что, и к Чудодею тоже… — изумленно спросил Слаевич. — А я и не знал.

— Нет, я не в том смысле сомневаюсь, — опять подал голос Большерук. — В койку она к Гусляру заберется. Но что, если все остальное не сделает?

— Тамара-то? Да она еще роман об этом напишет. Или повестушку. Не хуже, чем у Сорокина выйдет.

— А вы, Михаил Евгеньевич, что по этому поводу думаете? — повернулся Большерук к главе Темногорского Синклита.

Тот лишь вздохнул тяжело и ничего не ответил.

На другое утро Тамара отправилась к Гусляру в гости и пробыла у заезжего колдуна в гостях до вечера. А вечером был концерт. И на сцену вышел Дима Гусляр. А следом… Тамара Успокоительница с балалаечкой. И дуэтом спели они за Сафатина. Тамара, правда, сильно фальшивила, так что каждый третий из присутствующих после этого решил вообще на выборы не идти.

— За что я вам деньги плачу?! — орал Гукин, обводя колдунов налитыми кровью глазами. — А?

— За работу, — обреченно отвечал Гавриил Черный.

— И где ваша хваленая работа? Дерьмо одно! Дерьмо!

— Ну почему же дерьмо? — пожал плечами Роман. — Дерьмо мы все в речку Темную спустили. И водопровод работает. Уже два месяца. Вы сказали, что за месяц ремонт успеете сделать. А ремонт, между прочим, еще не начинали.

— Ты что, вздумал меня учить? — рявкнул Гукин. — Сколько надо, столько и буду ремонтировать.

— А я слышал, что трубы еще не завезли, — глядя в потолок, продолжал водный колдун. — Потому как теми деньгами давным-давно за постройку дачи заплачено.

— Вы забыли про отопление. Это при том, что на ТЭЦ вторую неделю нет мазута! — приосанился Огневик.

— А больница? — напомнил Большерук и гневно изогнул бровь. — Вон на той неделе Роман Вернон парню сломанную ногу срастил. Открытый перелом между прочим был. И кости раскрошены. Хирург ампутировать предлагал… Да вы… — Большерук задохнулся от гнева. И всем в гостиной сразу стало не хватать воздуха.

— Да плевать мне на ваши переломы закрытые и открытые! — орал в ответ Гукин. — И на отопление плевать! И на водопровод! У меня рейтинг два процента. А у Сафатина сорок пять! Дармоеды!

— Попрошу на меня не кричать! — дрожа от ярости, поднялся Гавриил Черный. — Я, к вашему сведению, повелитель Темных сил. И могу на город, вверенный вашему попечению, наслать чуму, землетрясение и массовое безумие — и все одновременно.

— А я на вас Пашу Сухорукого нашлю! — парировал Гукин. — Это похуже землетрясение будет.

— Не выйдет, — усмехнулся Роман Вернон, не потрудившись даже подняться с кресла. — Паша Сухорукий не дурак, он в драку с Синклитом не полезет. — Роман улыбнулся. — Потому как помнит, почему его сухоруким кличут. Есть такое простенькое заклинание: изгнание воды называется. Может, слышали?

— Я вас всех лицензии лишу! — пригрозил Гукин, но тон немного сбавил. И на всякий случай подальше от Романа Вернона встал. — Налоговку на вас натравлю, жулики!

— А мы за Сафатина агитировать начнем, — хохотнул Огневик и дерзко подмигнул собратьям.

— Или за Марью Дятлову, — предложил Роман. — Кажется, в списке такая фамилия имеется.

— Да она коровница! — возмутился Гукин.

— Фермерша, — уточнил Роман.

Ситуация выходила патовая. Гукин, кажется, это тоже наконец осознал.

— Надо расторгнуть договор, — предложил Гукин.

— А как же водопровод? — спросил Роман Вернон.

— А никак… Всем теперь плевать, есть у них вода или нет. Главное, что Дима Гусляр поет.

Гукин вышел и хлопнул дверью.

— Не видать нам каменных палат на Круглом озере, — вздохнул Гавриил Черный. — Димины это будут палаты.

— Да как он смел орать на нас! — обиделся Данила Большерук.

— Не согласились бы на него работать, не орал бы… — меланхолически заметил Чудодей.

— А почему, собственно, мы не можем вмешиваться в дела Темногорска?! — разозлился вдруг Роман Вернон. — Или нас в Темногорске нет вовсе? Или надо, чтобы нас вообще не замечали?

— А может и хорошо это, когда не замечают, — задумчиво проговорил Чудодей.

— Ой ли? — Роман наконец поднялся и прошелся по комнате. — Ой ли? Ведь мы все время других испытываем, сладят они с нами или нет? Вызов им бросаем… Не можем мы тихо жить, Михаил Евгеньевич, не то племя.

— Меня вот что интересует… — почесал кончик носа Гавриил Черный. — Роман, Гукин тебя порчу не просил снять?

— Нет.

— А тебя, Аглая?

— Нет… А что?

— А кого просил?

Все молчали.

— Может быть, он к кому-нибудь другому обратился? Ну, того… Кто в Совет не входит? — осторожно предположил Слаевич.

— Ну и кто же мог мою порчу снять? — надменно спросил Роман Вернон.

— Если она у тебя получилась… — фыркнула Аглая.

На бледных щеках Романа вспыхнули два красных пятна. Кто-то усомнился в его способностях?!

Впрочем, кроме Аглаи, — никто. Остальные дипломатично промолчали. Однако факт оставался фактом: никто из членов совета не слышал, чтобы с Гукина пытались снять порчу.

— Да какое это имеет значение? — вздохнул Большерук. — Все равно нам особняк на Озере Круглом не светит!

— Та-ак… — Роман обвел присутствующих подозрительным взглядом. — И какая сволочь порчу на Гукина навела прежде меня, и об том ни словом не заикнулась? А?…

Слаевич заерзал на стуле. Роман кинулся на него коршуном, ухватил за грудки.

— Да, я не успел сказать… — забормотал земляной колдун. — Это все Алена Колесникова. — Говорит, наведи на него порчу, да наведи, он в постели такой противный… Вот я и навел.

— Когда? — Роман тряхнул земляного колдуна так, что у того лязгнули зубы.

— Четыре года назад. Как только Гукина мэром избрали.

Роман швырнул земляного колдуна на стул.

— Черт… все ж теперь насмарку.

— Странно, — покачало головой Аглая. — Почему же он все эти четыре года ни к кому не обращался.

— А чего ему? — хмыкнул Слаевич. — У него теперь секс с утра до ночи. Он подчиненных е… во все места, а те лишь стонут от восторга. Алену он для престижа держит. Ну и еще чтобы приревновать. Подчиненных-то ему ревновать не к кому.

— Ну вот, мы знаем истину, — подвел итог Гавриил Черный. — И что теперь?

— А ничего, — пожал плечами Данила Большерук. — Истина — она вроде оргазма. Мелькнуло и пропало, а кажется, что ради этого кайфа всю жизнь и живешь. Ничего мы сделать уже не сумеем: выборы через три дня.

Когда Роман вышел из дома Чудодея, то увидел, что на соседней улице поднимается столб пара: водопровод успело прорвать.

На другой день вечером Гавриил Черный зашел к Чудодею поговорить о том, как должен вести себя Синклит с новым мэром Сафатиным. В гостях у Чудодея был только Роман: сидел в гостиной и смотрел телевизор.

— Присоединяйся, — пододвинул втрое кресло для Гавриила. — Сейчас Гукин по центральному каналу выступать будет. Хочешь поглядеть? Так сказать, прощальная гастроль…

— Ничего, он скоро где-нибудь в Москве всплывет.

— Не исключено.

Тут на экране возник Гукин в строгом костюме и белой рубашке. Галстук необозримой ширины топорщился у него на груди. Рядом с ним жеманно улыбалась милашка-ведущая.

— Дамы и господа… дорогие сограждане… Дамы… — Гукин осекся. Взгляд его остановился на кофточке ведущей. Блестящая ткань очень эффектно обтягивала грудь. Взгляд замаслился. Губы растянулись в плотоядной улыбке. — Дамы… что за титьки! — завопил Гукин и рванул на горле галстук.

— Простите… — ведущая растерялась.

— Я четыре года никого не трахал! — Гукин сгреб в объятия ведущую.

Чья-то рука, боязливо высунувшись сбоку, пыталась ухватить Гукина за шиворот, но куда там! В Гукина будто бес вселился. Он уже и кофточку успел с ведущей сорвать, и…

Тут наконец дали заставку.

— Что это с ним? — выдавил Гавриил Черный, пораженный увиденным.

— Средство для похудения, — небрежно так бросил Роман Вернон. — Я для Алены Колесниковой наколдовал. Но велел непременно на пару с Гукиным отведать.

— От похудания? — изумился Гавриил.

— Стоит выпить ложку, и две недели из койки вылезать не будешь. Так что похудение гарантировано.

— Х-м… И давно ты этот рецепт знаешь? — Гавриил окинул подозрительным взглядом худую фигуру Романа.

Телефон зазвонил. Гусляр сморщился, глядя на старый аппарат с отбитым углом. Не иначе, кто-то из Синклита хочет на него надавить. А впрочем… Чего ему бояться?

Дима снял трубку.

— Димочка? — Голос показался знакомым. Аглая? Ну да, госпожа Всевидящая. Когда-то она сама привела Гусляра в Синклит. — Говорят тебе озеро Круглое обещано и лесок вокруг?

— Обещаний было много… — Гусляр не собирался открывать свои карты до срока.

— А ты съездил бы, мил друг, поглядел, что там на озере твоем творится. — Голос Аглаи сделался сладок до приторности.

Раздались короткие гудки. Гусляр зачем-то заглянул в трубку, потом потряс ее, и лишь после этого швырнул на рычаги. Черт! На что она намекает? Озеро Круглое… Что с ним может случиться? Дима Гусляр столько раз бывал на его берегах. Хотя, впрочем, всякое может случиться. К примеру, из военной части бочки с отравой привезут да бросят. Или… Времени до вечернего выступления у Димы было сколько угодно. А до озера на машине ехать — полчаса. И погода отменная. Солнышко. Морозит слегка.

Дима и поехал. На всякий случай охранников взял, которых к нему Сафатин приставил. Настроение было неплохое. Да только как-то неприятно на сердце поскребывало. Будто коготок какой серчишко цеплял…

Вот и поворот. И озеро… Только где же озеро? Нету. Яма, снежком припорошенная, имеется. И все. А воды нема. И деревья вокруг исчезли. Одни камни острые пиками торчат. Гусляр остановил машину и выбрался наружу. Присвистнул. Что ж это такое? Осушили озеро. Постарались, мелиораторы хреновы. Когда это тони успели. Помнится, еще этим летом, Гусляр здесь купался и на озере собравшимся пел. Дима стал спускаться к озеру, сам не зная зачем. Какой-то оранжевый баллон валялся на дороге. Дима Гусляр пнул его, и тот покатился. К изумлению Гусляра на оранжевом замелькал черный значок с тремя треугольниками, сцепленными вместе. Радиация?! Здрасте… Дима издал нутряной вопль и повернул назад. И тут же натолкнулся на стену. Невидимую. Воздушное это стекло неожиданно спружинило, и Дима покатился по склону прямиком в яму, оставшуюся от исчезнувшего озера. А за прозрачной стеной метались охранники, колотили в небьющееся волшебное стекло рукоятями пистолетом, пинали башмаками. Напрасно.

Спуск был быстрым. Несколько минут Дима лежал неподвижно, соображая, что же произошло. Кто-то заманил его сюда — это ясно. Но зачем? Зачем? Он услышал, как хрустит снежок под ногами. Кто-то шел к нему. Остановился. Дима поднял голову. В двух шагах от него стоял Роман Вернон.

— Надо полагать, что ты для себя выбрал это озеро? — спросил водяной колдун, присаживаясь на камень, который прежде лежал на дне. Диме показалось, что одна нога его плохо слушается.

— Ну вроде того… — Дима отер ладонью лицо. — А ты небось за Гукина.

— Знаешь, еще не выбрал… за что я…

Роман вытащил из внутреннего кармана скляночку, полную синей воды.

— Нравится?

— Что это?

— Вода.

Дима скривился:

— Думаешь меня одолеть?

— Попробую.

Роман открыл пробку. И тут же им на головы обрушились тонны воды. Лишь охранное заклинание их спасло от гибели. Однако Гусляр на несколько минут все же отрубился.

Когда он опять пришел в себя, перед ним колебалась синяя хмарь. Было холодно. Они что, на дне озера? Роман по-прежнему сидел на камне.

— Я утонул? — спросил Дима и огляделся. Ничего примечательного. Вода вокруг.

— Не совсем. Ты живой. Мое заклинание тебя охраняет.

— Что тебе надо? Озеро?

— Озеро и так мое… — расхохотался Роман. — Видишь, я его в любой склянке унести могу и в другом месте выплеснуть.

— А что? Что тогда?

— Чтобы ты выбирал.

— Что я должен выбрать, твою мать?.. Сафатина или Гукина? Кто больше заплатит, того и выберу.

— А душа? — спросил Роман.

— Что — душа? У колдуна нет души. У него талант вместо души… Недаром никого из нас не крестят.

— Значит, у тебя нет души?

Дима хотел ответить «нет», но заколебался. Что-то не позволяло ему это «нет» произнести.

— А зачем тогда тебе озеро? — продолжал допытываться Роман. — К чему тебе озеро, если у тебя нет души?

— Вот пристал! Да чтобы на берегу хоромы поставить и на озеро это глядеть по утрам.

— Это опасно.

— Что опасно? — Диме стало казаться, что водяной колдун над ним издевается. И — главное — заклинанием не ответишь, порчу не нашлешь: ведь этот гад его так на дне и оставит. Навсегда.

— Опасно на воду долго глядеть. А в воде быть долго — еще опаснее. Особенно, в такой, как эта.

— Почему? — не понял Дима. — Радиация?

Роман расхохотался.

— Это так — попугать тебя малость, тот баллон. Опасно потому, что в воде душа рождается. Вот ты сидишь сейчас на дне, прежде бездушный, а душа в тебе растет…

— Чушь.

— Отчего же? Еще Гераклит об этом знал. Жизнь, она всегда была в воде. А ты, Дима, это забыл…

Дима хотел крикнуть, что это бред, и никто еще колдовством в человеке душу взрастить не сумел, что она сама о себе дает знать, мучит, когда не надо, требует чего-то, и так муторно становится, будто неделю пробыл в запое, и только-только из него вышел…

Но Дима ничего не крикнул. Потому что вдруг обнаружил, что мокрый лежит на берегу, на присыпанном снежком песке, а к нему, матюгаясь, несутся охранники.

Парни, подбежав подняли его под мышки, усадили на какой-то камень и спросили в один голос:

— Живой?

Дима кивнул, и его стало рвать — озерной водой.

— Где он? — спросил Дима.

— Кто?

— Колдун водяной. Роман Вернон. Чтоб ему утонуть, чтобы его ливнем смыло, чтоб…

— Не было здесь никого.

— Вот сволочь! Думал, запугать меня? Фиг тебе, понял?

Он поглядел на синее стекло Круглого озера. Вода была недвижима.

«Как же он ее в свою бутылку-то собрал?» — подумал Дима.

Вот так и расхаживал по Темногорску, прижимая к груди целое озеро. Ему ведь все по плечу. Я тут дом построю, а он его в озеро смоет. Или… Да нет, не о том я. Гусли бы мне, я бы спел сейчас…

— Поехали, — сказал один из бугаев. — Концерт скоро. Тренкать надо.

«А если они меня убьют? — подумал Дима, глядя на охранников. — Возьмут и пристрелят?»

Он стал спешно вспоминать заговор от лихих людей. Помнится, Чудодей его учил этому заговору. Когда Дима еще был в Синклите. Да, Чудодей, Чудодей… Помнится, он все «Мастера и Маргариту» читал. Теперь об этой книге меньше говорят, а в те года, когда Дима с Чудодеем в первый раз повстречался, ею все бреди — и простые люди, и колдуны.

На Ведьминской Дима велел остановиться возле книжного магазина.

Зашел. Выбор книг богатый, но все больше по магии. Тома художественной литературы ютились в двух шкафах.

— «Мастер и Маргарита» есть? — спросил Дима отрывисто.

— А как же!

Продавщица сняла томик Булгакова с полки.

Дима открыл наугад.

И сразу бросилась в глаза строчка:

«Только выбраться отсюда, а там уж я дойду до реки и утоплюсь».

У Димы покосились ноги.

На концерт Димы Гусляра в местный клуб народ валил валом, потому как обещали всем, кроме агитации за кандидата… (какого не указывалось), что могущественный колдун Дима Гусляр заговорит всех явившихся на удачу на ближайшие четыре года. Темногорский народ, давно на собственном опыте изведавший, что все эти заговоры, порчи и сглазы отнюдь не выдумка желтой прессы, кинулся на концерт со всех ног.

То, что перед клубом из земли бил фонтан воды, никого не смущало. За время правления Гукина к подобному привыкли. Напротив, прошедшие три месяца многих удивили.

«Не к добру все это, ох не к добру, — разглагольствовали бабушки, торговавшие брошюрками с заговорами и амулетами возле входа на рынок. — Уж который день батареи — не дотронуться. Аж шипят. Наверняка перед выборами весь мазут сожгут, а нам потом до весны мерзнуть».

А сегодня, когда батареи опять сделались едва теплыми, все обрадовались.

«Ну вот, глупить перестали наконец,» — вздохнул народ с облегчением.

Дима Гусляр вышел на сцену в огненном пиджаке и брюках цвета морской волны. Тренькнул, бренькнул и запел.

— «Чума на ваши оба дома…»

Дима Гусляр сразу после концерта исчез. Сказывают, его Роман Вернон на своей машине увез. В ближайшее воскресенье на выборах Гукин с треском провалился. Впрочем, как и Сафатин. Мэршей избрали Марью Дятлову.

— Чайку, Роман Васильевич? — предложил Чудодей. — Эммочка заваривала. А она чудные травки знает. Вы ведь сами не очень в травах разбираетесь?

— Да, все больше вода и вода.

— Вода для чая тоже большое значение имеет.

Роман поднес к губам чашку, помедлил. Вдохнул аромат. Обоняние у водного колдуна обострено до предела.

— Вода замечательная, заметьте. Нарочно для вас в Пустосвятово ездил, из тамошних ключей воду набирал.

— Благодарю.

Роман отпил немного, отставил чашку.

— Нога больше не болит? Не хромаете?

Роман отрицательно покачал головой.

— Признаться, я от Димы Гусляра всегда очень много ожидал. Талант ведь у парня. Ах, какой талант. А выбор когда-то парень сделал неверный. Эх, как ошибся он…

— Выбор? — усмехнулся Роман. — Разве он когда-то делал выбор?

— Ну зачем же так, с презрением? Уверяю вас, Дима еще не потерян. Еще споет он, вот увидите. Я и в вас не отчаиваюсь, Роман Васильевич.

— Что? — Роман опешил. Даже чаем поперхнулся. Таких слов от Чудодея он никак не ожидал. — Неужели я такой пропащий.

— Так вы, Роман Васильевич, на ощупь шли. В любой момент оскользнуться могли. Да и сейчас все так же ходите — незряче.

— Тавро однако сошло. Не чувствую больше.

— Так оно на одно дело всего и было. Не могу же я постоянно вас наставлять.

— Погодите! А почему вы сами не отказали Гукину? Имели право. И Совет бы не возразил. И нас бы в соблазн не ввели.

Чудодей вздохнул глубоко:

— Каюсь, развлечься хотел.

— Развлечься?

— Ну сами посудите! Как забавно было за вами наблюдать. Как вы кинулись с руки у Гукина есть. Причем все.

Роман покачал головой:

— Не понимаю. Что ж тут такого смешного? Или вам сами выборы смешны…

— Ну при чем тут выборы? Я о другом совсем. Сами посудите, Роман Васильевич, а там продавец вместо того чтобы с вас за товар деньги получить, вам бы еще и приплачивать стал.

Роман задумался.

— Так вы знали с самого начала, что озеро нам не достанется?

— Нам нет… Оно же вам досталось, Роман. Что вы с ним делать будете?

— Еще не решил.

— Ну вот… Я же говорил: на ощупь идете.

Роман оглянулся: нет ли поблизости Матюши.

— Я его запер, — сказал Чудодей.