Темногорск

Глава 1 РОМАН ВЕРНОН

Дверь отворил Мишка. Молча кивнул, отступил в глубь прихожей, за приоткрытую дверь ванной. Тина кинулась в комнату. Роман лежал на диване, свернувшись клубком. Дышал едва слышно. Пальцы правой руки прижимали смоченную в пустосвятовской воде тряпку к ране. Бесполезно. Вся тряпка уже сделалась красной. Как и часть простыни, которую Юл подоткнул под раненого. Время от времени тело колдуна сотрясала мелкая дрожь. Эта дрожь да еще едва заметно поднимавшийся во время дыхания и опадавший живот только и свидетельствовали, что Роман жив.

Тина смотрела на любимого, и все внутри у нее сжималось. Неужели это конец? И он… уходит?

«Не отпущу!» – хотелось крикнуть Тине.

«А силы хватит? – тут же спросил ехидный голос. – Своей силы?»

«Хватит!» – мысленно огрызнулась Тина.

Пуля, найденная Юлом, лежала тут же, на тумбочке у кровати рядом с пробитой серебряной флягой. Колдунья взяла ее, повертела в руках.

Не ошибся Юл: пуля в самом деле была заговоренная. Только кем? Тем, кто залил город черной мутью, что душила людей? Или кем-то другим?

Впрочем, вопрос не о том сейчас! Некогда виноватого искать! Надо думать, что делать. Своим заговором Роману кровь не остановить – его слово сейчас невесомо. Один сильный колдун на другого, равного по силе, заговор наложить не может. Но разве Тина Роману чужая? Роман ей водное ожерелье подарил, навсегда к себе привязал живой нитью. Кто знает, может, та ниточка теперь его спасет? Почему же она не почувствовала, что он в беде? Что плохо ему? Так она ж в ту минуту заклинания охранные накладывала, от Романа отгораживалась. Вот дуреха-то!

Юл вдруг увидел, что пуля мнется в пальцах колдуньи, будто кусок пластилина. Миг – и вот уже не пуля, а что-то вроде заплатки. И эту заплатку Тина лепит раненому на простреленный бок.

– Ну вот… – сказала с облегчением. – Так хотя бы кровить не будет.

Она присела на корточки возле кровати, взяла Романа за руку.

– Тебе лучше, да? – спросила с надеждой, провела ладонью по его лбу. Кожа была прохладной и влажной. Он смотрел на нее с изумлением, будто видел впервые.

– Д-да… – выдохнул едва слышно.

И вдруг дыхание прервалось. Кончилось, иссякло, как внезапно иссякает ключ в жаркий день. А глаза его открылись как-то по-особому и глянули неестественно, как будто видели сквозь. Несколько секунд Тина смотрела и не могла понять, что это конец. Потом выдохнула: «Нет!» Наклонилась, приникла к его губам. Они были холодными, как будто Роман был мертв уже давным-давно. Она выдохнула воздух в его полуоткрытые губы. Раз, второй… Не помогло.

Тина стиснула руку в кулак, собрала всю ярость и силу, весь свой дар, который был всего лишь любовью к нему, Роману, и ударила умершего по груди.

Услышала Тина: стукнуло вновь его сердце. Раз, другой… И вот забилось уже совершенно отчетливо.

Роман сделал судорожный вздох, глаза моргнули, губы шевельнулись:

– Тина…

– Я здесь! – Она сжимала его руку, как будто от силы ее пальцев зависело – удержит его на этой стороне или отпустит в небытие.

– Воды, – попросил Роман.

Юл подскочил, протянул кружку с пустосвятовской водой из канистры. Тина дала колдуну глотнуть. Роман закашлялся.

– Его бы в Пустосвятово отвезти и в реке искупать! – вздохнула Тина. – Глядишь, рана и затянулась бы.

– У нас воды много, – сказал Юл. – Канистра почти целая. И еще четыре в машине остались.

– Мало, – покачала головой колдунья. – На рану воду не лей. Она теперь и так закроется.

– Так рана же сквозная. С другой стороны тоже дыра.

– Что ж ты сразу не сказал?!

– А как, ты думаешь, мы пулю достали? – огрызнулся юный чародей.

Пришлось Тине заплатку свою от раны отлеплять (впрочем, кровь уже и не шла почти), вновь разминать пальцами и, разделив ее на две части, лепить с двух сторон к Романову боку. Однако вышло даже лучше: размягченный в ее пальцах металл сделался так тонок, что почти сразу начал срастаться с кожей.

Роман вдруг приподнялся, глянул на бывшую свою любу осмысленно.

– На пустыре Аглаи родник… – выдохнул. – Силу всем колдунам дает, кровь возвращает… – И повалился на подушку.

– Я принесу, – решительно объявила Тина.

– На улицах опасно, – напомнил Мишка, неслышно стоявший все это время в углу и наблюдавший за происходящим.

– Я платком укроюсь, меня никто не заметит, – сказала Тина.

Колдунья хотела взять серебряную флягу Романа, но заметила пробитую заговоренной пулей стенку и не взяла. На кухне отыскала пустую пластиковую бутылку и ушла.

Юл приметил родник на участке Аглаи, когда тот только-только пробился меж камней и осколков бетона. Роман Вернон видел бегущий ручеек уже набравшим силу, тот весело струился, пробивая себе дорогу к речке Темной. Тине пришлось перепрыгнуть через ручей, чтобы перебраться на другую сторону, где удобнее было набирать воду.

Она решительно шагала меж обломков, чтобы добраться до истоков ручья там, где родник бил меж камней. Там вода должна быть чистой, без мути, там у нее самая сила. Три обломка бетонного фундамента лежали, образуя почти равнобедренный треугольник, и через один из обломков вода переливалась, как через маленькую плотину.

Девушка наклонилась, наполнила бутылку до краев из возрожденного ручья. Потом сама воды той отведала.

«О, Вода-Царица! Так я ж о таком ручье и мечтала!» – мысленно воскликнула колдунья.

И она не только напилась из ручья, но еще и умылась. Для купания он не подходил – не та глубина. Но Тина смочила водой платок и волосы. Потом расстегнула пальто и плеснула воды за вырез платья.

А когда распрямилась, увидела, что прямо перед ней в сумерках поднимается склон Темной горы. Колдунья неуверенно шагнула наверх. Нет, не призрак, что столько лет являлся над Темногорском избранным, – подлинная твердь. Тина сделала еще шаг, а потом, обо всем позабыв, побежала наверх. Склон забирал все круче, но почудилось юной колдунье, что на черной земле прочерчен серебром абрис узкой тропинки. Где-то справа промелькнули три сестры-березы, на светлом небе их голые ветви сплелись в траурное кружево. Тина засмотрелась на березы и поскользнулась на крутой тропинке, упала на колени, ухватилась одной рукой за корень, торчащий из земли.

«Это корень от умершей березы, – подумала она и поднялась. – Какая же тут высота?!»

Затаив дыхание, глянула Алевтина Пузырькина вниз, на город. И не узнала Темногорска. Удивительнейшим образом все внизу переменилось. Не было знакомых улиц с унылыми корпусами многоэтажек, не было безвкусных коттеджей, понастроенных в последние годы, наскоро слепленных павильонов и вычурного стеклянного торгового центра.

Над голой прежде железнодорожной платформой возникло деревянное здание старинного вокзала с выдающимся вперед вторым этажом, выкрашенное в темно-коричневый цвет, все в деревянном узоре. Дубовые двери вокзала украшали бронзовые ручки. Удивительно, что Тина сумела с такого расстояния рассмотреть эти ручки, потому что вокзал на самом деле был далеко от дома Аглаи. Главная улица Темногорска шла, как и в нынешнем городе, к зданию почты. Но почта теперь помещалась в милом двухэтажном особнячке, первый этаж которого сложен был из темного кирпича, а второй, деревянный, небесного цвета, с островерхой крышей, украшала затейливая деревянная башенка с резным кружевом и цветными стеклышками, но не было в этой башенке и намека на эклектичную безжизненность нынешних прибамбасов. Сразу за почтой начинался обширный парк с прудом и ротондой на пригорке, и в глубине парка сверкала белыми колоннами усадьба. Отсюда лучами расходились две улицы Темногорска – нынешняя Героев Труда, то бишь Ведь минская, и Хрестиновская. На Хрестиновской, как и в нынешнем Темногорске, горели золотом купола Никольской церкви. А вот Ведьминская вся была застроена иначе. Особняки, окруженные садами, не прятались за заборами, а стояли открыто, без утайки, поблескивая цветными стеклами, красуясь причудливой деревянной резьбой друг перед другом. Каждый дом был не похож на другой, каждый – особенный. Не было решеток на окнах; если где и попадались узорные, кованые, то они не отгораживали, а украшали. Из всех домов распознала Тина только дом Романа Вернона, да и тот был не такой, как нынче, хоть и схожий с нынешним, как бывают схожи родные братья. Мост через речку Темную был куда шире и замысловатее нынешнего, и на том берегу тоже теснились дома. А вверх по течению Темной… Тина глянула и обомлела. Вверх по течению образовался крошечный островок, и на нем стояла белая церковь с золотым куполом – точь-в-точь Покрова на Нерли.

«Так ведь это Беловодье!» – ахнула Тина.

И так эта догадка се поразила, что, не в силах смотреть, Тина прикрыла ладонью глаза.

Тут же склон горы под ногами утратил устойчивость, стал куда-то проваливаться, уходить, Тина вскрикнула и помчалась вниз по ускользающей круче. Сбежала единым духом, едва не упав. А когда остановилась, то увидела, что под ногами – обломок бетона, совсем рядом журчит ручей, а горы Темной нет и в помине.

«О, Вода-Царица! Да что ж это я… Мне торопиться надо, Романа спасать!» – одернула себя Тина и бегом помчалась по Дурному переулку.

Полупьяных подростков, что шли навстречу толпой, она не испугалась – знала, что белый платок отведет им глаза. Только тень, скользнувшую мимо, приметили погромщики.

– …как заявил мэр Темногорска, если смерти наших горожан не прекратятся, к колдунам могут быть применены самые серьезные меры, – тараторила в телевизоре голова Наташи Варенец.

Журналистку снимали на фоне темногорской мэрии, она время от времени встряхивала длинными волосами, чтобы все оценили их блеск.

– Вы меня слышите, Сергей? – обратилась Наташа к диктору в студии.

Юл смотрел старый телевизор с поблекшим экраном, стоявший в комнате, потому как новенькая «Сонька» на кухне не подавала признаков жизни.

– Наташа, есть подтверждения того, что предыдущие смерти вызваны деятельностью колдовского Синклита? – спросил диктор в студии, и маска напряженного внимания застыла на его лице.

– Все, поняла, – закивала Наташа. – Хотя прямых доказательств нет, но компетентные круги полагают, что несколько очень сильных колдунов Темногорска объединились и навели на людей порчу, дабы продемонстрировать свою беспредельную власть и заставить нас покориться их воле. Но мэр Гукин заявил, что у него есть средства призвать Синклит к ответу!

– Что за идиоты! – воскликнул Юл. От его крика по экрану пошли помехи – Что за компетентные круги! Это же чушь!

– Сейчас милиция допрашивает членов Синклита на предмет причастности… – Дальше из-за помех несколько фраз было невозможно разобрать. – А вот что заявила Аглая Всевидящая: «Вся нынешняя кампания против Синклита на самом деле направлена против мэра Гукина».

Юл на всякий случай выключил телевизор, опасаясь, что и он сгорит, не вынеся его негодования.

– Я так думаю, колдунов всех теперь убьют, несмотря на их силу, – сказал Мишка мрачно. – Прятаться вам надо.

– Послушай, что за ерунду ты порешь!

– Почему ерунду? С тем, кто сильнее, драться бесполезняк. От него можно только где-нибудь укрыться.

– Это кто сильнее? – возмутился Юл и шагнул в сторону Мишки. – Как мэр Гукин может быть сильнее Синклита? Как, я спрашиваю? У него что, колдовской дар открылся?

– Так это ж просто. Неужто сам не понял? Кто-то из колдунов может ему помочь. Или даже несколько колдунов ему служить качнут…

– Это зачем?

– Так заплатят. По-любому вы ж за баксы колдуете. А тут можно столько огрести… Гукин – он умный. Он наверняка многих уже купил.

– Но не всех!

– А все ему на фиг не нужны…

Звонок в дверь не дал Мишке договорить.

Вернулась Тина.

Колдунья влила в рот раненому несколько капель воды из бутылки.

– Вот, теперь тебе никакие заговоренные пули не страшны, – сказала торжествующе.

Роман выглядел куда лучше, чем полчаса назад, когда Тина оставила его под присмотром Юла и Мишки. Во всяком случае, дыхание сделалось ровным, бледность уже не казалась смертельной, и он даже сидел, привалившись спиной к горке тощих подушек. Бутылку с водой он у спасительницы своей отобрал и сам сделал несколько глотков.

Тина положила бывшему любовнику ладонь на лоб.

– Я был мертв… минуту или две? Так? – сказал Роман.

Девушка кивнула, придвинула стул вплотную к кровати, поместилась рядом. Взяла руку любимого, прижала к щеке.

– Теперь все нормально. – Роман даже попытался улыбнуться. Получилась кривая гримаса.

– Врешь, – покачала головой Тина. – Пуля заговоренная. Такие раны долго заживают.

– Ты кровь остановила. Мне уже лучше. Честно. И потом, я же сказал: вода из этого источника кровь восстанавливает.

– Что ты видел на той стороне? – не удержалась, спросила она.

– Надежду.

– Что?

– Я видел Надю. Она отрицательно покачала головой и толкнула меня в грудь. Сильно. Вот я и вернулся.

Колдунья от обиды закусила губу. Это же она, Тина, своим колдовством, своим даром, своей любовью вернула Романа назад. При чем же здесь Надя!

– Это я тебя вытащила, – сказала она, и голос дрогнул.

– Ты была на этой стороне, Надя – на той. – Роман прикрыл глаза, давая понять, что не хочет больше говорить ни о чем. Тем более спорить.

– Юл, у тебя что-нибудь поесть имеется? – обратилась колдунья к хозяину квартиры. – Хорошо бы бульон крепкий.

– Откуда у меня может быть бульон? – изумился юный чародей. – Мы в основном макаронами с сосисками питаемся. – Он вспомнил, что сосиски съел утром. – Нет, сосисок тоже нет. Можно картошку сварить. Или поджарить.

– Давайте я схожу в магазин, – предложил Мишка. – Курицу куплю или кусок мяса. А вы сварите. Я обычно по магазинам хожу… А Генка – никогда…

Юла будто кто-то под ребра больно пихнул – это Мишкина боль так сильно его накрыла.

– Тебе домой надо, к матери… – «Граф» старался не смотреть на «телохранителя».

– Не пойду, – буркнул Мишка. – Да мать и не знает еще ничего. А там, может быть, уже менты сидят.

– Это вряд ли, – покачал головой Юл. – Менты сейчас наверняка другим заняты – за колдунами гоняются.

Роман, с трудом уловивший обрывки разговора, спросил ученика:

– О чем это вы?

– Да ни о чем, – буркнул Юл.

Ему не хотелось говорить Роману, что стрелял в них на Ведьминской Мишкин брат.

Но «телохранитель» таиться не стал.

– Генка, мой брат, вас убить пытался, – признался он и вздохнул почти с облегчением – будто камень с души скинул. – А вы его сами потом – того.

– В него кто-то выстрелил из проезжавшей мимо машины, – поправил Юл, глядя в пол.

Похоже, что никто этой таинственной машины, кроме юного чародея, не видел.

– И убил, – закончил рассказ Мишка.

– Генку кто-то нанял, – опять вмешался в разговор ученик Романа. – А вот кто – мы не знаем. Надо найти заказчика. Пусть этот урод за все ответит.

– Заказчика найдем. Но не сейчас. Юл, у тебя нет ни одной вещи Иры Сафроновой?

– Откуда?!

– Ну, может быть, она тебе на Двадцать третье февраля что-нибудь подарила?

– Нет, – отрезал Юл.

– Погоди! Там у меня в кармане куртки ее мелок должен быть, – вспомнил Роман.

– Какой мелок? – не понял мальчишка.

– Пастель. Из сада.

Юл кинулся к брошенной в прихожей куртке. Но в кармане никакого мелка не было. Скорее всего, в кутерьме выпал из кармана.

– А зачем вам ее вещь? – спросил Юл.

– Каждый колдун след своего дара на вещах оставляет. Мне кажется, у Иринки Сафроновой дар особенный. В саду ветви разбитые. Кто-то деревья стеклянные разбил, освободил силу Беловодья, чтобы от порчи защититься, когда первая волна шла. Если найти какую-то ее вещицу, можно слепок дара, как отпечаток пальца, снять… Тогда мы сумеем деревья в саду разбить и темную волну магией Беловодья остановить.

– Но никаких волн сейчас нет, – заметил Юл.

– Скоро будут, – предрек водный колдун.

– У меня одна ее вещица есть, – вдруг сказал Мишка. – Я сейчас принесу.

Юл сообразил, что имеет в виду Мишка. Только вдруг мамаша ему не отдаст браслет?

– Мы принесем! – заверил чародей.

Раненый облизнул губы, вновь глотнул воды из фляги и сказал:

– Вот что… Юл. Тебе придется действовать. Тебе и Михаилу – больше мне попросить некого.

– А по дороге – в магазин, мясо купить для бульона, – напомнила Тина. – Это я Михаилу поручаю. Поняли, ребята?

– Хрустов нет, – признался Мишка.

– А у меня… – Юл порылся в карманах. Но после похода в кафе у него осталась только мелочь.

– Мой бумажник возьмите, – велел Роман. – Надеюсь, он-то не потерялся. Его просто так не вынуть из кармана… только я могу…

Юл притащил перепачканную куртку в комнату, Роман извлек бумажник и отдал мальчишке.

– Там же куча бабок… – пробормотал Юл.

– На мясо должно хватить… – попытался улыбнуться Роман.

– Все поняли? – наставительным тоном молодой мамаши спросила Тина. – На квартиру, в магазин и сразу назад.

– Да чего там не понять… Ясно… – буркнул Юл. – Вы дверь не открывайте. Я на ключ вас закрою. И еще заклинания на замок от чужих наложу. Если мать вернется – у нее свой ключик имеется. Все поняли? – передразнил он Тину.

– Шапку надень! Чтоб волос длинных никто не видел!

Юл сморщился, но все же натянул шапочку, которую прежде надевал Роман.

Мальчишки умчались. Тина провела инспекцию холодильника и кухонного шкафчика. С едой у Юла в доме, как всегда, было худо – нашлись сушки, немного сахару да заварка в пакетиках. Картошку Тина варить не стала – решила подождать, пока принесут мясо. Роман выпил горячего чаю, Тина принялась грызть каменные сушки. Есть ей хотелось невыносимо.

– А ты научилась повелевать… Алевтина… – слабо усмехнулся Роман.

– Мне еще многому учиться надобно.

– Ты эти волны темной воды в городе видела?

– Конечно.

– Тебя задело?

– Я почувствовала сильный холод. Думала, простудилась. А ты?

Роман отрицательно покачал головой. Едва заметно. Сильных движений он по-прежнему делать не мог, хотя уже раза три или четыре приложился к бутылке с водой из новоявленного источника, и вода эта изрядно ему помогла.

– Тина, ты мне вот что скажи: ты в Синклит вступить хочешь?

– А ты что, против? – спросила она с вызовом.

Ответить Роман не успел – раздался звонок в дверь. Требовательный перезвон.

– Мальчишки вернулись? – спросила Тина, взмахнула рукой и уронила чашку с тумбочки.

Мишка никогда со старшим братом не дружил. Сколько он помнил Генку, тот был зол, завистлив, ничтожен, ленив и задирист. Обожал утверждаться за счет младшего братишки. Впрочем – до поры до времени. Мишка очень быстро вырос и сделался сильнее старшего брата. Сейчас, когда Мишка рылся в шкафу (мать куда-то перепрятала золото), поминутно натыкаясь на вещи убитого, он испытывал к брату только все возрастающую ненависть. В конце концов вывалил вещи из шкафа на пол и принялся разбрасывать в разные стороны.

– Куда же она их запихала?!

«Граф» с минуту наблюдал за «телохранителем». Потом просунул руку под шкаф и извлек тряпицу с браслетом.

– Как ты догадался?

– Прежде она на кухне за шкафчиком прятала…

Дверь в квартиру была взломана. Не колдуны орудовали: ломом весь косяк снесли, и он вывалился внутрь прихожей вместе с дверью. Замок остался целехонек: на него Юл заклинание наложил, простой железякой с таким замком сладить было невозможно.

– Роман! – Юл хотел броситься Внутрь, но Мишка схватил его за рукав:

– Вдруг они еще там!

«Они» – предположительно те, кто взломал дверь.

– Пусти!

Юл вырвался, помчался в комнату. Никого. Ни Тины с Романом, ни налетчиков.

Мальчишка оглядывался, не в силах понять, что же на самом деле тут произошло.

На диване – смятые простыни, бурые пятна повсюду. Постель перерыта. Похоже, кто-то внутрь дивана заглядывал: верхняя часть его была сдвинута и плохо встала на место. Тумбочка, стоявшая прежде подле дивана, оказалась у самой стены, расколотая чашка валялась на полу, рядом растеклась лужица темного чая, в которой плавала сушка.

– Кто же здесь был?! – выкрикнул Юл в отчаянии.

Что за Романом и Тиной пришли гости непрошеные, было ясно сразу: на полу, не слишком и прежде чистом, отчетливо проступали ребристые следы подошв. Не Романа следы: кроссовки колдуна все еще валялись у тахты. Гостей было как минимум трое. А может, и больше. Натоптали изрядно. Не церемонились. Сорвали занавеску с окна, открыли дверцу шкафа: на полу валялось грудой белье, тут же фотографии, выпавшие из разорванного альбома.

– Зачем я только ушел! – в ярости выкрикнул Юл и несильно хлопнул себя кулаком по лбу.

Ясное дело, Роман после ранения был совершенно беспомощен. Какое там изгнание воды! Он самому простенькому заклинанию не мог бы придать силу.

А Тина? Она бы могла… Побоялась? Или не сумела? Э-эх, дуреха!

– Может быть, это были простые воры? Вон в шкаф залезли, – рассудил Мишка. – Когда к нам в квартиру забрались, тоже всю кровать перерыли, под матрасом деньги искали. Посмотри, что-то исчезло?

Очень похоже, что Мишка прав. Только куда эти чертовы воры дели Тину с Романом? Похитили?

Юл кинулся на кухню с инспекцией. Исчезла сломанная «Сонька», заодно – столовый набор стальных ложек, вилок и ножей в нарядной коробке – их мать выкладывала на стол по праздникам. Мальчишка рванулся назад, в комнаты. Старый телик тоже исчез. Почему-то сразу этой пропажи Юл не заметил. Просто подумал: как-то пусто в комнате. О, Господи! Этот-то хлам кому понадобился! Запрятанные матерью в книги несколько стодолларовых купюр воришки не нашли. И бутыль с водой из родника Темной горы исчезла.

«Может, ее Тина с собой прихватила?» – с надеждой подумал Юл. Пробормотал:

– Ничего не понимаю. Кто? Зачем? Почему?..

Он присел на корточки и зачем-то принялся перебирать разбросанное по полу белье, вывернутые из старой коробки детские вещи, которые мать неизвестно для чего берегла, фотографии разных лет, как будто можно было в этом хаосе определить, что исчезло, а что уцелело! Вот на этой фотографии Юлу пять лет… вот отец с матерью. Отец совсем молодой, почти как Алексей… то есть внешне вылитый Лешка. А вот эта… Юл взял плотный прямоугольник картона, твердого, будто из дерева. Старинное фото, похоже, еще дореволюционное. Неизвестный человек в картузе и в какой-то то ли куртке, то ли мундире. Юл повертел фото, перевернул. «Евсей Иванович Лавриков» – было надписано от руки. Лавриков? Лавриков! Роман сам сказал когда-то ученику, что дарить ожерелья Лавриковым запретно. Евсей Лавриков… кто это? Юл облизнул мигом пересохшие губы. Помнится, бабушку, у которой Юл провел два лета перед школой, звали Екатерина Евсеевна… Фамилия у нее, правда, была другая… другая!.. не Лаврикова… Симонова, кажется. Но это неважно. Симоновой она стала по мужу. Юл вновь посмотрел на фото. Уголок старой фотографии там, где юный чародей держал его, обуглился. Значит, Юл – Лавриков. Именно Юл, не Лешка… потому что матери у них разные. Что же получается? Он не имел права получить ожерелье, но получил? Так, что ли?

И что теперь прикажешь делать? А?

Может быть, сжечь это треклятое фото, единственное доказательство запретного родства? Как же так Роман опростоволосился? Даровал ожерелье Юлу, которому ни за что даровать было нельзя…

Но почему нельзя?

– Вам чего надо? – закричал вдруг Мишка. – Я ментам позвоню!

Юный чародей сунул старинное фото под белье и обернулся. Увидел перед собой среднего роста мужчину в дорогом пальто. Его породистое значительное лицо было каким-то безжизненным, серым, седые волосы в беспорядке свесились на лоб.

– Юлий Стеновский? – спросил мужчина.

– Да, а что…

Мужчина огляделся с таким видом, будто видел настолько жалкое жилье впервые:

– Вас ограбили?

– Наверное. А вы из милиции?

– Я – Антон Николаевич Сафронов. Отец Ирины.

– А… Иринка… как она?

– Исчезла.

– Что? Она же, говорили, в больнице.

– Была. Я после обеда приехал в больницу, а дочери нет. Охранник в отключке, Иринка исчезла.

– Ее по… похитили?

– Видимо, да. – Сафронов пододвинул стул и сел. – Я вызвал ментов, ни на что особенно не надеясь. Все, что нашли бравые ребята, – это какую-то безумную няньку, которая молола всякую чушь. Вадим ничего сказать не мог, похоже, его так треснули, что у парня сотрясение мозга.

– А почему вы ко мне пришли? – выдавил Юл наконец.

– Я не к вам, молодой человек. – Сафронов покачал головой. – Я Романа Вернона ищу. Дома его нет. Получив пару подсказок, я вычислил, что Роман Васильевич может находиться в этой квартире.

– Он здесь был недавно. Но исчез, – жалобно сказал Юл.

– Роман Васильевич тоже пропал? Одни пропажи, значит… – Сафронов оскалился, что, видимо, должно было означать усмешку.

– Я ушел ненадолго. Вернулся, вижу, дверь в квартиру взломана, и никого нет. Может, ментам позвонить?

– Бесполезно! – отрезал Сафронов. – Если у вас там своих людей нету.

– У Романа Васильевича был какой-то знакомый следователь, кажется… – Юл все более и более смущался, Сафронов буквально подавлял его.

– Ну что ж, придется вам, молодой человек, найти мою дочь.

– Найти – как?

– Как у вас, колдунов, это делается. Вы ведь, кажется, ученик Романа Вернона.

– Ну да… – Юл поглядел на гостя с подозрением. Антон Николаевич, похоже, был прекрасно осведомлен о делах Синклита.

– Вот и покажите свое мастерство, не посрамите учителя.

Юл покосился на сервант, куда он поставил тарелку, подаренную Стеном. Чашки были сдвинуты, но и только. Тарелка осталась на месте, ворам простой белый фарфор не приглянулся. Или они ее не увидели? Колдовские амулеты умеют отводить глаза ворам.

– Хорошо, я попробую. Только мне надо прежде из гаража канистру с водой забрать.

– Пойдем, – отозвался Сафронов, – одного я тебя не отпущу. Еще сбежишь.

– Я с ним! – заявил Мишка и выступил вперед, пытаясь заслонить своим массивным телом «графа».

– Ну что ж, иди, – милостиво разрешил Сафронов.

Мишка схватил «графа» за руку и зашептал, щекоча губами ухо:

– В городе мочилово настоящее. На колдунов нападают всякие отморозки, а менты ни фига не делают. Вон Романа укокошить хотели. Помощь такого человека, как Сафронов, по-любому нам пригодится.

Мишкина практичность всегда изумляла Юла. Вот и сейчас ни о чем таком юный чародей даже не подумал, а «телохранитель» – тот сразу уразумел, как выгоден союз с каминных дел мастером.

В гараж направились вчетвером: Юл, Мишка, Сафронов и его шофер Глеб. Когда ученик Романа отворил дверь гаража, Сафронов отстранил мальчишку и заглянул внутрь. С изумлением осмотрел машину.

– Я же эту тачку пятнадцать минут назад на платной стоянке видел!

– Не может быть!

– Синий «Форд» на платной стоянке, – отмел все возражения Антон Николаевич. – Когда проезжали, заметил. Еще подумал: Романа Вернона машина.

«Нет, вот это тачка Романа… – едва не возразил Юл, но вовремя прикусил язык. – Значит, там на стоянке Лешкин „Форд"! – догадался он. – Что же получается? Братец опять у нас в городе?!»

– Мало ли импортных тачек у колдунов, – сказал мальчишка тихо, опасаясь, что голос его выдаст. Вынул из багажника канистру с водой.

– В нашем городе синих «Фордов» не так уж и много. Это не Москва и не Питер, – заметил Сафронов.

Юл закрыл гараж на ключ, еще и простенькое заклинание наложил, ес\и что – Роман мигом развеет и то и другое. Зато никто посторонний не сунется.

– Антон Николаевич, покажите мне ту иномарку на стоянке, – попросил чародей, стараясь сдерживать дрожь в голосе. – Это немного времени займет…

Как ни странно, Сафронов его просьбу выполнил. Поехал показывать. Видимо, он в любом споре привык одерживать верх. Но только никакого синего «Форда» там, где он его видел прежде, не было. Померещилось Сафронову? Или все же Лешка здесь, в Темногорске? Но где? Где? Дело в том, что Юл совершенно не чувствовал ожерелье брата. И Романово ожерелье тоже теперь молчало. Неужели и брат, и учитель… оба умерли? Нет, невозможно, не верю!

– Ладно, вернемся в квартиру и попробуем найти Иринку, – сказал Юл.

Глава 2 БЕЗУМНЫЙ ДЕНЬ В ТЕМНОГОРСКЕ

О, Вода-Царица! Скорее бы все закончилось. От Сафронова исходила такая жажда превосходства, постоянное желание подчинять и подавлять, что юному чародею невольно хотелось отодвинуться подальше от этого человека. Наверняка подчиненные за глаза называют хозяина «королем», и ему нравится это прозвище.

Теперь к властолюбию Сафронова примешивались ненависть, уязвленное самолюбие, тревога… Эмоциональная смесь выходила гремучей.

Никогда прежде на сеансах у знаменитого водного колдуна Антон Николаевич не бывал, потому не мог оценить, сколь точно копирует ученик действия своего учителя. Про водного колдуна передавали истории удивительные: что может он, глядя в воду, отыскать и человека, и вещь потерянную; все вода ему показывает и рассказывает. Но мало ли что болтают в Темногорске! Ко всем здешним историям надо относиться с предубеждением.

Сама процедура показалась Сафронову слишком уж простой: свечи зажженные, тарелка с водой на столе. Правда, вода в тарелке была какой-то необыкновенно прозрачной, синеватой, что ли. И даже немного светилась. Юный чародей взял Антона Николаевича за руку и опустил его ладонь на поверхность воды. Своей ладонью сверху накрыл.

– Теперь думайте… Просто думайте о ней. Об Ире то есть. Никого конкретно подозревать не надо. Спрашивайте себя мысленно: что же с ней случилось? Но при этом ответ не пытайтесь найти. Даже если кого-то подозреваете – не подсказывайте воде ответ.

Чародей подождал чуток, будто дожидался знака, и вдруг надавил на ладонь Сафронова. Почудилось тому, что он падает в пропасть, падает, несется, но никак не может упасть. Антон Николаевич ахнул и хотел выдернуть руку. Не смог. Рука будто намертво примерзла к тарелке.

Все глубже, глубже падал Сафронов…

«Нет, не выдержу, помогите, на помощь!» – не вырвавшийся наружу вопль душил.

И вдруг Антон Николаевич обнаружил, что рука его уже больше не касается дна тарелки, а лежит на колене покойно, а сам он не летит в пропасть, а сидит на стуле напротив юного колдуна за круглым столиком. А в водном зеркале в тарелке светловолосый мужчина лет тридцати несет Иринку на руках. Иринка доверчиво держит его за шею. За спиной этой пары – выкрашенная грязно-голубой краской стена. Больничная стена – тут обознаться трудно. Гнусный оттенок голубого создатель знаменитых каминов запомнил надолго.

– Кто этот человек? Это он мою дочь похитил? – изумился Сафронов.

– Он не на вас работает? – спросил Юл. Хотя человека на дне тарелки узнал с первого взгляда.

– Нет! Я в первый раз его вижу! – отрезал Сафронов.

Он наклонился к водному зеркалу, пытаясь разобрать, не ускользнуло ли что-то от его внимания, обнаружить какой-то намек, объяснение происходящему. Но ничего не находил. Светловолосый человек лет тридцати на братка явно не походил: тонкие черты лица, дорогое строгое пальто, очки в золотой оправе – скорее, так мог выглядеть какой-нибудь преподаватель в университете, при условии, что этому преподавателю платят столько, сколько и должны платить человеку с высшим образованием.

– Антон Николаевич! Смотрите, что я нашел! – Дверь в комнату приоткрылась, и в щель протиснулся Глеб. За шиворот он держал Мишку.

«Телохранитель» дергался и пытался вырваться. Но освободиться не получалось, держали крепко.

– Узнаете?! – Глеб протянул шефу золотой массивный браслет с тремя бриллиантами – тот самый, что снял с Иринкиной руки покойный Геннадий.

– Откуда?!.. – коршуном нацелился на «телохранителя» «графа» Сафронов, поднимаясь. Он уже протянул руку, чтобы взять браслет. Но в этот момент Мишка рванулся в очередной раз, рука водителя дернулась. Юл попытался вещицу перехватить – но не сумел. Браслет плюхнулся в тарелку. Полетели капли. Заговоренная вода зашипела.

– Нет! – ахнул чародей.

Но что толку было кричать! Золото уцелело – на золото и серебро заклинания не действуют. А вот бриллианты, три великолепных камня, стекли тремя слезами и смешались с остальной водой, которая тут же сделалась молочно-белой, непрозрачной.

Сафронов тупо смотрел на происходящее и беззвучно шевелил губами.

– Я сейчас все объясню… – прошептал Юл.

– Нечего объяснять! – Сафронов стиснул руку юного чародея. – Пока ты меня своими фокусами развлекаешь, мою девочку, может быть, какая-то мразь насилует!

– Клянусь, нет! Все не так!

Юл попытался вырваться, но напрасно. Сафронов держал его крепко.

Ученик Романа Вернона мог бы применить формулу изгнания воды. Но против Иринкиного отца не посмел. Это опытный колдун умел регулировать силу удара. А Юл, не рассчитав, способен был и слегка обжечь, и насмерть обезводить.

– Я на вашей стороне… Клянусь!

Юл чуть не плакал от бессилия. Он хотел, чтобы этот человек ему поверил. Он хотел спасти Иринку. И вдруг – лживые обвинения, оговор… Разумеется, можно сказать Антону Николаевичу, что похититель Иринки – старший брат Юла. Но вряд ли этот факт восстановит между ними доверие.

– Глеб, свяжи-ка этого жулика! – приказал Сафронов.

И выпустил из пальцев ворот Юла, передав пленника в лапы своего шофера.

Тут он ошибся. Сафронова Юл не хотел калечить. А вот на Глеба юному чародею было глубоко наплевать. Юл выкрикнул заклинание, едва водитель его коснулся. Впрочем, удар получился не сконцентрированным: парню лишь обожгло ладони.

К тому же Антон Николаевич почему-то решил, что Глеб сможет удержать сразу двоих мальчишек. Но едва Юл произнес заклинание, как оба пленника вырвались. Мишка, не долго думая, схватил стул и треснул Сафронова по голове.

Каминных дел мастер покачнулся и стал медленно валиться назад. Вместо того чтобы его подхватить, Мишка отскочил в сторону. Иринкин отец грохнулся, стукнулся затылком об пол.

– Что будем делать? – спросил Мишка, тупо глядя на лежащего без движения Сафронова.

– Бежать надо! – объявил Юл. – Немедленно!

Но прежде чем удрать, он схватил канистру и облил из нее водой и Сафронова, и Глеба. Прошептал заклинание недвижности и бросился вон. Мишка последовал за «графом».

Сафронов очнулся минут через десять. Голова гудела. Во рту был противный кислый вкус. Антон Николаевич попробовал встать, но ощутил тупую боль в затылке. Ноги не слушались. Пошевелить он мог только левой рукой. Правая казалась чужой. Ее вообще как будто не было. Впрочем, как и остального тела.

– Глеб! – позвал Сафронов помощника.

В ответ послышался какой-то щенячий скулеж.

Глеб полулежал, привалившись спиной к стене, и дул на почерневшие ладони.

Антон Николаевич выругался.

От бессильного рыка хозяина Глеб дернулся и даже попытался опереться на обожженные ладони, но тут же взвыл от боли.

– Ты можешь встать? – спросил Сафронов шофера.

– Пробовал… уже… Не получается.

– Попробуй еще раз, Глебушка, будь другом… Убью всех гадов, убью…

Разумеется, это была лишь фигура речи – никого в своей жизни Сафронов не убил. Ах нет, помнится, на охоте стрелял однажды в утку. И чуть в человека не попал. Так было хреново ему после этого! Потому что когда он увидел кровь…

– Но если с Иринкой что сделали, убью, – повторил Антон Николаевич.

Левой рукой, которая повиновалась, Сафронов ощупал одежду. Мокрое пальто. Правый рукав весь намок. А вот левый – сухой. И брюки – тоже все в воде. И Глеб тоже в мокром. Все ясно: пока одежда не высохнет, им обоим не пошевелиться.

– Надо раздеться, – сделал вывод Антон Николаевич.

– Зачем? – не понял Глеб.

– Идиот! Этот парень колдовал с помощью воды. Надо вылезти из этой чертовой лужи и переодеться. Понял теперь?

Сафронов высвободил левую руку из рукава, кое-как стянул с себя пальто, отшвырнул в сторону. Потом сдернул со стола скатерть, принялся растирать грудь и правую руку. Ощутил, как мурашки покалывают пальцы, правая кисть дернулась, острая боль пронзила руку от локтя к плечу. Сафронов не выдержал, закричал.

Скорее же! Ну, скорее! Иринка! Кто ее украл? Господи, Господи, свечку поставлю… только бы отнять ее, вернуть, девочка моя… Она же красавица… что они с ней сделали? Изнасиловали… нет! Убью гадов, задушу…

Сафронов попытался опереться на правую руку, но она подломилась, будто в ней не было кости. Антон Николаевич опять растянулся на полу. Затрясся в бессильном плаче.

Роман открыл глаза, но тут же вновь закрыл: почудилось, что он спит.

«Я умер и попал…» – Тут мысли дали сбой.

Интересно, куда может попасть колдун после смерти? Не в рай ведь. Или это будет какой-то особенный рай? Острова блаженных, быть может? Элизий? Почему-то в этом случае представлялись Елисейские Поля в Париже, но Париже не настоящем, а киношном, тридцатых годов двадцатого века. Чтобы женщины невообразимой красоты, мужчины в немного смешных костюмах… запах духов, запах цветов, атмосфера вечного праздника и легкомысленного флирта.

– Ты как? – спросил женский голос.

Глаша?

Неужели это не сон и не жизнь после жизни?

Колдун все же осмелился приоткрыть глаза. Глаша сидела рядом с ним на кровати и что-то держала в руках. Кажется, чашку. Кровать была широченная. Этакий импортный сексодром. Роман моргнул несколько раз – видел он смутно, все расплывалось. Глаша была в шелковом халате, рыжие волосы распущены по плечам. А в руках у нее в самом деле была чашка. Похоже, бывшая невеста собиралась поить Романа с ложечки. Колдун отчетливо уловил запах хорошего чая.

– Хочешь чаю? – спросила Глаша таким тоном, будто ничего экстраординарного в последние дни не происходило.

Вечером они легли в общую постель, утром милая женушка проснулась первой, приготовила завтрак.

Только сейчас было далеко не раннее утро. Краем глаза Роман заметил оборчатые занавески до полу и в просвете – синеву неба за окном. На тумбочке у кровати почему-то горела настольная лампа под матовым абажуром.

– Не откажусь, – сиплым голосом сказал колдун и прокашлялся, пытаясь разогнать комок в горле.

Кашель тут же отозвался болью в боку.

– Осторожней, – посоветовала Глаша, – а то швы разойдутся.

Черт возьми, что происходит? Где он? Первым делом Роман ощупал бок. Рану заклеили пластырем, под ним вполне явственно проступали наложенные швы. Похоже, заштопали его вполне профессионально. Но помещение это ничуть не походило на больничную палату. Не говоря о шикарной кровати, комната тоже не вписывалась в госпитальный стереотип: большая, обставленная стилизованной под старину мебелью, с ковром на полу. Похоже, все вещи были новые, только-только из магазина. И пахли так, как должны пахнуть новые вещи, – лаком, деревом, клеем.

«Кто-то приготовил это гнездышко для встречи…» – мелькнула мысль.

Роман попытался сесть, но понял, что переоценил свои силы: он был еще слишком слаб.

– Пожалуй, стоит поправить тебе подушки.

Глаша наклонилась. Роман уловил запах духов, тепло ее плоти, прикосновение руки…

– Вот так, тебе будет удобнее. – Она отстранилась.

– Я сплю? – спросил раненый, беря из ее рук чашку.

– Возможно.

– Кто меня чинил? – Роман почему-то опасался спросить напрямую: что произошло, как он попал из квартиры ученика в эту комнату и куда подевалась Тина.

– Доктор, конечно, – отозвалась Глаша. – Тина остановила кровь, но этого было маловато.

И тут до него дошло. Сквозь странную эйфорию (накачали какой-то наркотой, черти) вдруг пробилась догадка:

– Я у Медоноса? Да? В доме Жилкова?

Глаша кивнула:

– Медонос здесь. И насчет дома ты угадал.

– Что ему нужно? Он не сказал?

– Нет, – отрицательно мотнула головой Глаша. – Велел быть с тобой внимательной. Да я и так все делаю.

Роман лихорадочно соображал, что из всего этого следует. Картина выходила неутешительная.

– Тина здесь. Ее с тобой привезли.

Глупая девчонка. Как позволила!

– Что с ней? – Роман постарался задать вопрос как можно более равнодушным тоном.

– Она в соседней комнате. Все нормально, не волнуйся. Медонос заклинания на двери наложил, чтобы ни она, ни ты не вырвались. Колдованов тут полно. Оборону держат.

– А ты на чьей стороне? – в упор спросил Роман.

Глаша смутилась:

– Сам понимаешь, я для тебя на все готова. Но и Медонос… Он, конечно, сволочь… Но жить как-то надо. Понимаешь?

– Вполне, – усмехнулся пленник. – Кто еще из колдунов здесь?

– Максима Костерка видела. – Глаша понизила голос. – Он сам пришел. Похоже, с Медоносом они закорешились.

– Не сомневаюсь…

Итак, Тина здесь. Зачем она Медоносу? Как женщина? Вряд ли. Не стал бы ради подобных приключений повелитель четырех стихий так рисковать. Хотя его отношения с женским полом попахивают извращениями. Тина как колдунья? Пожалуй, она что-то тут может показать. Но пока еще на очень низком уровне.

Роман наконец припомнил: кто-то ломился в квартиру Юла, пытаясь высадить наружную дверь.

«Я попробую их остановить, – сказала Тина и поднялась. – Я сумею. Ведь это не так трудно – произнести формулу изгнания воды».

Колдун услышал в голосе первой своей ученицы неуверенность. Это всегда было ее слабым местом – она не умела причинять боль другому осознанно. Тина предпочитала бежать. Но бежать в тот момент было некуда.

«Настрой! – напомнил учитель. – Помни про нужный настрой!»

«Я боюсь, вдруг ненависть уйдет внутрь», – шепотом ответила она, неотрывно глядя на дверь.

Колдун собрал все силы, какие были. Впрочем, много и не требовалось – только направить ее удар. Попросил:

«Помоги мне встать!»

Тина развернулась. Протянула к учителю руки, собираясь помочь ему.

«Настрой!» – выкрикнул Роман.

Переменить настрой ученица, разумеется, позабыла…

Прикосновение ее рук было подобно электрическому разряду. Будь Роман в обычном состоянии, Тинино колдовство вряд ли причинило бы ему вред. Но на раненого подействовало не хуже электрошока. Далее шла тьма…

Дверь распахнулась, и в комнату вошли четверо: три колдована и один колдун – Костерок, о котором только что шепотом поведала Глаша.

«Они так обычно и действуют – трое тупиц и один усилитель», – отстранение подумал Роман.

– Как поживает наш повелитель вод? – хмыкнул Максимка, разглядывая лежащего. – Живой еще?

– Не твоими заботами, – огрызнулся Роман.

– Что так нелюбезно? Спешу заметить, не я тебя пытался замочить. Глашка, помоги ему одеться и в гостиную пригласи. Там у нас небольшое собрание членов Синклита.

– Что собираемся обсуждать? – спросил Роман как можно беспечнее.

– Как что?! Дела Синклита, – ответил Костерок.

Он ушел в сопровождении одного из парней, а двое колдованов остались, встали по обе стороны двери.

Глаша достала из шкафа синий махровый халат, помогла Роману надеть.

«Что им нужно?» – Но толковой версии раненый придумать не сумел. Он и встать самостоятельно с кровати был не в силах – Глаша ему помогала.

– Все будет хорошо, – прошептала она, сопровождая раненого из спальни в комнату на том же этаже. – Думаю, просто Медонос хочет Гавриила спихнуть и встать во главе Синклита.

«А я думаю, все совсем не просто», – мысленно возразил Роман.

Но вслух не сказал ничего.

Из галереи уже успели убрать обломки решеток, стекла и грязь, но следы учиненного недавно погрома виднелись повсюду: стекла были вставлены лишь в одном из окон, остальные рамы наскоро затянули полиэтиленом.

Гостиная, куда Глаша и колдованы привели водного колдуна, оказалась просторной комнатой с двумя панорамными окнами, выходящими в сад.

Из обстановки был только большой полированный овальный стол и несколько кресел, обитых мягкой черной кожей. Все кресла пока пустовали.

Глаша помогла Роману сесть, чмокнула его в щеку, шепнула еще раз: «Все будет хорошо» – и вышла.

«Плохо, что Тина здесь… очень плохо…» – Роман подумал об этом почти без эмоций, просто констатируя факт.

Дверь вновь открылась, и кто-то вошел. Роман сидел к двери спиной и не видел, кто это. Человек уселся в кресло напротив. Это был Слаевич, земляной колдун. Ну, этого привезти сюда было нетрудно: пока Звездный час не грянул, Слаевич– самый обычный человек.

– У тебя Звездный час? – спросил Роман вместо приветствия.

– Намечается, – кивнул Слаевич и хмыкнул: – А у тебя хреновый вид. Как будто поджарили малость.

– Меня чуть не грохнули. Пуля была заговоренной.

– Так в тебе дыру пробили, повелитель воды? – Слаевич осклабился.

– Как видишь.

– Тогда ты шкурка одна, а не колдун. Как я после Звездного часа. – Похоже, это известие Слаевичу весьма понравилось.

Вновь хлопнула дверь, раздались шаги. В этот раз вошли сразу несколько человек. Двое уселись за стол. Справа от Романа – Максимка Костерок. А слева… Роман глазам своим не поверил – Данила Иванович Большерук. Неужели и этого силой приволокли? Или… сам пришел? Но зачем? Зачем! Кто-то еще (Роман это чувствовал) встал у водного колдуна за спиной.

Колдованы, двое, наверняка сильные.

«Надо было выжечь в ту ночь все гнездо». – Запоздалое сожаление на миг пробудило чувства, Роман даже выпрямился в кресле.

– Что все это значит? – шепотом спросил водный колдун у повелителя воздушной стихии.

Роман был уверен – Большерук ни за что не покорится, Данила Иванович будет биться до конца.

Тот покосился на собрата по Синклиту, нахмурил лохматые брови и сказал значительно:

– Сейчас узнаешь!

Вновь хлопнула дверь. К столу подошел… Медонос. Роман почти ждал появления давнего врага. Но все равно ярость нахлынула – больно заколотилось в висках, во рту пересохло.

– Господа повелители четырех стихий, я открываю собрание… – заговорил Медонос.

– Так это собрание? – перебил Роман оратора.

– Нам нужно обсудить дела Синклита. – Медонос сделал вид, что не заметил дерзкого окрика.

– Тебя выгнали! – напомнил Роман. Ему очень хотелось подняться, обойти стол и влепить Медоносу пощечину. Но сил, чтобы встать, не было. Приходилось подавать реплики с места.

– Выгнали, – не стал отрицать Медонос. – Знаешь, я тут размышлял на досуге и пришел к выводу, что быть исключенным из Синклита лучше, чем быть убитым. Ты еще не догадался, кто отлил заговоренную пулю и кто тебя заказал? – ехидно спросил Медонос.

– Ты понял наконец, на что я намекал? – наклонился к Роману Большерук. – Никто не мог украсть кейс, понимаешь? Никто, Чудодей его сам отдал…

Мысль, что Чудодей сам, предвидя свою смерть, вынул кейс из тумбочки и передал кому-то из членов Синклита, Роману в голову приходила. Но поскольку водному колдуну Михаил Евгеньевич ничего не передавал, то версий оставалось всего две: кейс мог оказаться у Большерука как у самого уважаемого колдуна или у… Гавриила Черного. Но ни тот ни другой не сознались. А должны были объявить! Просто обязаны были.

Роман уже знал, что сейчас скажет Медонос, и стиснул зубы, как будто превозмогал невыносимую боль.

– Теперь вы знаете, господа колдуны, что Гавриил Черный, получив в свое распоряжение кейс, однозначно должен был стать главой Синклита, а любые выборы превращались в фарс, – улыбнулся Медонос, вслух произнеся то, о чем лишь подумал Роман.

– Закрытый кейс не дает никакой власти, – напомнил Слаевич. – Можно определить, не балуется ли кто порчей, – и только. А так, смотри на него и воображай, что ядерным чемоданчиком владеешь. Это поднимает…

– А почему вы думаете, что Гавриил Ахманович не мог кейс открыть? – насмешливо спросил Медонос.

– Так это ж всем известно: кейс открывают четыре повелителя стихий, примерно равные по силе. Я, Большерук, Роман Вернон, Пламенюга… Костерок просядет, это точняк, зря вы его позвали, – заявил Слаевич.

– Ты еще не знаешь, на что я способен! Да я кого угодно могу завалить! – Костерок даже привстал.

– Никому не вставать! – приказал Медонос.

– Я лично к кейсу не прикасался, – не заметив выпада Максимки, продолжал Слаевич. – Значит, чемоданчик до сих пор закрыт. Да и Ромка Воробьев кейс без постановления Синклита не откроет: тут я могу голову свою прозакладывать.

– Я бы не стал ни за кого ручаться, – хмыкнул Костерок.

– А если несколько колдунов собрать? К примеру, молодняк… – спросил Медонос.

«Юл! Олег!» – Роман едва не выкрикнул имена учеников.

Неужели Гавриил обвел водного колдуна вокруг пальца? Правду, правду говорят: нельзя повелителю Темных сил стоять во главе Синклита.

– Ну и что вы предлагаете? – спросил Большерук. – У вас ведь есть какие-то предложения, Микола?

– Предлагаю открыть кейс, знак Гавриила загасить, а меня сделать главой Синклита.

И Медонос водрузил на стол черный кейс с красной кнопкой на боку. Еще имелись на кейсе три кляксы, похожие на три сгустка засохшей крови. Три колдовские запирающие печати. Три темные волны…

– Он самый! – хмыкнул Слаевич.

– Главу Синклита выбирает Синклит, – напомнил Роман.

– Бросьте! – отмахнулся Медонос. – Вы, четверо, самые уважаемые колдуны, члены Совета. Я – во главе. И незачем разводить бодягу. Думаю, вы и сами сознаете: я для вас – наилучшая кандидатура.

«Как же этот тип умудрился стянуть кейс?» – подумал Роман.

Он попытался принять в кресле такую позу, чтобы бок не болел. Но не получалось.

– Максим Костерок – не член Совета, нужен другой огненный колдун, – сказал Роман. – И мы должны пригласить Гавриила.

– Да ладно вам, Роман Васильевич! – Костерок снисходительно потрепал его по плечу. – Синклит, председатель, члены Совета – фигня все это. Нужны четыре колдуна, повелители четырех стихий. Вот это обязательное условие. Все остальное – мишура.

– Зачем вам личные знаки? – Роман оттолкнул руку Костерка.

– Не догадываешься? – Это фамильярное «ты» Медоноса практически все разъяснило. – Что ты можешь делать, когда один? Ну, пропавший кошелек найти, мужа сбежавшего или что там еще. Излечивать можешь или красоту наводить на манер визажиста. И все. Большое дело задумаешь – пупок надорвешь. Но стоит нескольким ко\дунам объединиться – и мы сможем все.

– Все? – Роман, впрочем, мог и не переспрашивать, план Медоноса в общих чертах был ему понятен. – Что подразумевать под этим «все»?

– Любого вознести наверх и любого низвергнуть.

– Объединиться можно. Это не проблема. Закавыка в другом: кто цель поставит и кто поручится, что цель – истинная, а не ложная.

– Хватит болтать, открывайте чемоданчик! – оборвал его Медонос.

– Да что там… – Роман попытался изобразить улыбку. – У Слаевича Звездный час еще не грянул. Есть время поболтать.

– Мэр Гукин должен контролировать Синклит, – заявил стоявший за спиной повелителя вод колдован.

– Видите ли, это только на первый взгляд кажется, что контролировать Синклит – задача простая, – заметил Роман.

– Вы не понимаете ситуацию, – усмехнулся Медонос. – Неужели думаете, что вам позволят совершенно бесконтрольно распоряжаться вашей сомнительной силой? Колдовать, как захочется, порчу насылать…

– Мы не насылали порчу… – начал Роман и смолк.

– Ой ли? – насмешливо прищурился Медонос.

Надо сказать, что Гукин, еще будучи замом прежнего мэра, относился к колдовскому Синклиту с подозрением, по той простой причине, что считал каждого, наделенного даром, потенциально опасным. Безопасными, по мнению Гукина, были лишь те, кого можно держать под постоянным контролем. К этим утверждениям Гукина колдуны относились поначалу как к трескучим фразам, в надежде, что мэр, как и многие прежние руководители, делает одно, а говорит другое. Требуя поставить Синклит под полный контроль власти, всего лишь сотрясает воздух, набирая очки перед избирателями. Ошиблись, однако.

– Чего вы хотите? – очень тихо спросил Роман.

– Использовать силу Синклита на пользу Темногорска и власти. Без власти вы – никто. Мелкие шарлатаны. Только и всего. Но если у нас будут общие цели, мы многого добьемся, – завел прежнюю песню Медонос.

– Да с чего ты взял, что нам власть истинную цель укажет?! – возмутился Слаевич.

– Если на горе стоять, все окрест видать, – заявил Медонос. – А всяким тявкающим из подвала и отвечать не след.

– Что же получается, господа колдуны? – Роман опустил голову на сцепленные пальцы рук – она казалась ему чересчур тяжелой. – Мы сами себе ошейник наденем да еще на цепь себя посадим?

– Если хотите остаться в Темногорске и работать ради своего города, – ударился в пафос Медонос, – вам придется сделать выбор.

– Ты же повелитель четырех стихий, Микола, вот бы и открыл кейс. Зачем мы тебе? – спросил Слаевич, очень обидевшийся на «тявкающих из подвала».

– Вы что, так ничего и не поняли? – Роману показалось, что Медонос сейчас захихикает от удовольствия, как ребенок, который узнал про какую-то пакость и может теперь всем своим недругам досадить, наябедничав учителю. – Не сообразили, откуда пошли эти три волны порчи? Или вы никогда не слышали про колдовские печати? И про то, какая в таких случаях бывает отдача?

– Сволочь! – Слаевич попробовал встать, но колдованы тут же впихнули его назад в кресло. – Какие же вы все сволочи, и ты, Микола, и Гаврик…

– Или вы ничего не знали про печати? И накладывать их не умеете? – продолжал потешаться Медонос. – Ну, теперь вы наконец все узнали: Гавриил успел тремя печатями кейс скрепить, когда три волны порчи по городу пускал. Не забудьте, он двенадцать человек при этом убил…

«Ого, цифры растут, скоро будут говорить, что не двое умерли, а двести!» – отметил про себя водный колдун. Только и оставалось, что пошутить. Что еще делать, когда твой враг сообщает тебе, что твой друг тебя предал?

– Так что придется и вам силушку свою приложить, – продолжал куражиться Медонос. – И не вздумайте халтурить. Или, чего доброго, препятствовать. Это я тебе говорю, Роман.

– Я сейчас не в форме. Совсем. Любой новичок меня сильнее. Честно. Вы же видите… – Повелитель воды рассмеялся. В самом деле, положение было нелепое, насчет слабости своей он не врал.

– У тебя помощник есть. Так что насчет своего жалкого состояния не беспокойся.

Вновь хлопнула дверь.

Роман услышал шаги. Мужские и женские. Чуть повернулся. Низкорослый колдован ввел Тину. Девушка была все в том же темном платье и белом платке, что и в квартире у Юла.

– Эта милая девочка нам поможет, не так ли? – проворковал Медонос наисладчайшим голоском и приказал одному из своих помощников: – Придвиньте кресло для дамы. Ее сила – твое умение, повелитель вод. А у нее сейчас очень мно-ого силы…

Тина дернулась, глянула на Романа. Ужас отразился в ее глазах.

– Вы тут сообща натворили черт знает что, придется исправлять свои ошибки. – Медонос торжествовал.

– Что ж я такого натворил? – Роману не то чтобы хотелось спорить с наглецом, но он отчаянно тянул время, надеясь, что судьба предоставит ему шанс. Слишком много очень разных игроков на одном поле: Слаевич, Большерук, Костерок и сам Роман… опять же Медонос.

– …А то не знаешь! – Возглас Медоноса долетел как будто издалека. – Это же ты устроил осенью на заседании Синклита глупый демарш. А встал бы на мою сторону – был бы сейчас полный порядок. Сам понимаешь, выбора у тебя нет…

«Если там, в доме… если вправду произошло зачатие… и сейчас я начну отбирать у Тины силу, то ребенок, мой и ее, он же родится обделенным». – Роман подумал об этом почти равнодушно.

Выбора в самом деле не было. Его единственный ребенок в будущем – ничтожный тупица. Он сам – на побегушках то ли Медоноса, то ли Гукина. Не разберешь, кто будет швырять ему кость и кто – пинать ботинком под ребра. Синклиту конец… Темногорск… река… он все терял в одной этой проигранной партии.

Но власти – любой власти – всегда плевать, что она отбирает у людей самое ценное. Какое Гукину дело до чьих-то детей и до чьего-то дара? Ответ таких, как Гукин, прост: ничего не изменится, если твой ребенок превратится в ничтожество, никому нет дела до того, что ты перестанешь уважать себя. И нам плевать на то, что дорого тебе.

А если Роман откажется? Что они тогда сделают с Тиной? Тут не нужно богатой фантазии, чтобы представить. Против воли в мозгу промелькнула картина – разорванное платье, белое тело, еще недавно виденное им на ледяных простынях в покинутом доме, теперь опрокинутое на черный полированный стол. Они все здесь колдованы, Тина – даже учитывая ее возросший дар – все равно не сможет одна защититься. А Роман… какой из него защитник, когда тело пробито заговоренной пулей, а на пальце нет оберега. Только ожерелье… Оно может задушить владельца, если тот уж очень захочет. Но разве это спасет Тину?

Уж лучше бы его застрелили на улице. Тогда никому бы уже не удалось открыть кейс, чемоданчик так бы и остался запечатан навечно. Или хотя бы на несколько лет. Потому что ни Юлу, ни Тине печати не снять… И Гавриил это знал. Потому и заказал старого друга.

Романа затрясло.

– Дайте хоть чаю, – попросил он едва слышно.

Слово «воды» побоялся произнести. «Вода» в устах водного колдуна звучало как оружие.

Кто-то принес чашку с чаем, поставил перед Романом. Водный колдун сделал глоток. И увидел, что лицо Слаевича странно морщится. Приближался Звездный час земляного колдуна. Но он всеми силами его пытался отдалить. Минуту, две Слаевич мог выиграть. Что это может дать? Ничего…

Глава 3 БРАТ МОЙ…

– Куда теперь? – спросил Мишка, когда беглецы очутились на улице.

– Откуда я знаю?! – огрызнулся Юл.

Если честно, он мало что понимал в происходящем. Ему казалось, что город превратился в место непрерывной сечи. Все дерутся со всеми, наскакивают, бьют из-за угла, тут же исчезают. Кто на чьей стороне – не разобрать. Двое парней, попавшихся навстречу, катили по тротуару громыхающую стальную тележку, на каких развозят товары в магазинах. Верно, подались за добычей!

Если бы рядом был Роман!.. Но куда исчез колдун, его ученик понятия не имел. К кому обратиться? Кто поможет? Юл вдруг подумал про Гавриила. В самом деле, к кому, как не главе Синклита, бежать за помощью? К тому же Гавриил звал Юла в ученики…

«На кой черт я ему сдался? – сам себя насмешливо спросил мальчишка. – Я был нужен как карта в игре. Мелкая такая шестерка… Идиот!»

– Пойдем ко мне! – предложил «телохранитель» «графу».

Юл затряс головой: меньше всего ему сейчас хотелось вновь идти к Мишке.

– Вот они! – вдруг завопил тонкий пронзительный голос.

Чародей обернулся. В него тыкал пальцем какой-то низенький тощий пацан. Толпа человек в двенадцать надвигалась с другого конца улицы. Очень нехорошая толпа – дар эмпата подсказывал, что от идущих за версту песет ненавистью.

– Это колдун! – взвизгнул тощий ненова ткнул в Юла пальцем.

– Мочи гадов! – заорал другой.

– Сдохни, сука! – Этот выкрик тощего прозвучал слоганом.

– Бежим! – выдохнул Мишка и потянул «графа» за рукав.

В эту минуту вывернул из-за угла синий «Форд». Бесшумно свернул к обочине, замер точнехонько рядом с Юлом и его «телохранителем». Дверца распахнулась.

– Скорее! Юл! – раздался голос Стена.

Мальчишки нырнули на заднее сиденье.

Дом в спальном районе, куда Гавриил привез ребят, ничем не был примечателен. Серые панели, самодельные лоджии. На боку – нарисованная масляной краской огромная девятка. Только эта несоразмерная цифра и отличала его от прочих. Подъезд, однако, выглядел вполне прилично, и даже лифт был не слишком ободран.

Поднялись на третий этаж. Обстановка квартиры, куда привел своих гостей глава Синклита, была самая непрезентабельная. Прихожая с потертым линолеумом и огромным допотопным шкафом, оставлявшим лишь узкий проход между своим могучим боком и стеною. Не верилось, что Гавриил мог обитать в подобной квартире.

«Да не живет здесь никто, – сообразила Томка, подозрительно принюхиваясь к затхлому нежилому запаху, сочащемуся из глубины квартиры, – прежде жили, а теперь переехали. Квартиру для тайных встреч держат».

Гавриил указал гостям на дверь в комнату. Томка вошла первой, огляделась. Серый щелястый паркет, диван под старым линялым желто-коричневым покрывалом. Покрывала таких унылых цветов выпускали еще до перестройки. Все эти вещи были брошенные, никому не нужные. В комнате за столом сидел черноволосый худой парнишка лет четырнадцати. Лицо паренька было знакомо. Похоже, этот мальчишка учится в их школе. Только как его зовут, Томка не знала, а хозяин не пожелал черноволосого представить.

– Располагайтесь, господа, будьте как дома! – Гавриил вышел и прикрыл за собой дверь.

Ребята переглянулись.

– Ты кто? – спросил Олег, глядя на парня, сидящего за столом.

– Земля, – ответил тот.

– Да ну. Глобус? Настоящий? – хмыкнул Олег. – Прикольно!

– Землемеров моя фамилия, – обиделся парень. – Земля – прозвище. Этот, ну… Колдун этот черный говорит, что талант у меня какой-то офигенный, а я вообще-то считаю…

– Лучше заткнись, – оборвал его Сидоренко и уселся в кресло рядом с Землемеровым. – Чего стоите? Садитесь. – Он освоился быстрее других.

В комнату вошла немолодая женщина в платье из блестящей зеленой ткани (парчи, что ли? Такие и не носит теперь никто), поставила перед ребятами поднос с бокалами и двумя тарелками. В бокалах был сок, а на тарелках – бутерброды.

– Я – Тамара Успокоительница, – представилась дама в зеленом. – Вы наверняка обо мне слышали. Я – самая сильная колдунья в Синклите.

– Офигеть! – сказал Землемеров громко.

– С чем бутеры? – спешно спросила Томка.

– Ветчина, колбаска, сыр… Сок апельсиновый. – От сладкого фальшивого тона дамы в зеленом коробило.

– Апельсиновый я люблю, – сказал Олег.

Они принялись есть.

– Хиленькая закуска, – заметил Сидоренко. – Могли бы и раскошелиться, если им от нас что-то надо.

– Да ладно, мы ж не жрать сюда пришли, – буркнул Олег, залпом выпил сок и повернулся к двери. – Ну, давайте, что там у вас, мы уже поели.

Женщина в зеленом убрала тарелки. Вошел Гавриил и водрузил на стол черный кейс. Олегу кейс показался странным: как будто он был сделан зацело, и к черному параллелепипеду кто-то попросту приделал ручку. Олегу захотелось потрогать кейс, но он не решился. Зато Земля тут же ткнул в черный предмет пальцем. Ничего не произошло. То есть совсем ничего – несмотря на ощутимый тычок, кейс не сдвинулся с места.

– Ваша задача… – начал глава Синклита.

– Открыть чемоданчик? – тут же высунулась Томка.

– Нет! Напротив – вы должны приложить все силы, чтобы не дать этому кейсу открыться.

Земля попытался толкнуть кейс куда сильнее. Но опять с тем же результатом: тот не сдвинулся.

– Он что, из куска гранита?

– Это самый обычный кейс, – возразил Гавриил. – Только запертый магическим заклинанием. Потому и кажется монолитным.

– Что там внутри? – спросил Олег.

– Ничего.

– Как так? – не поняла Томка.

– Это дубликат. Принадлежащий Синклиту кейс с важными… документами сейчас в другом месте. Но если вы будете своим даром этот кейс держать закрытым, тот, другой, ни за что не смогут открыть.

– Но мы же не профессиональные колдуны! – усомнилась в своих силах Томка.

– Ну что вы, ребята! Еще какие колдуны! Вон Олегу ожерелье даровано. Он – водный колдун. У нас есть земляной. – Гавриил выразительно глянул на Землемерова. – Сидоренко после своего падения в колдовскую воронку переменился и стал принадлежать огненной стихии. Недаром у него с Романом Верноном теперь во всем антагонизм.

– А я? – спросила Томка.

– Ты можешь быть кем угодно. Кем хочешь. Или кем я захочу тебя сделать. Ты сейчас будешь повелителем воздуха. Тебя устроит?

– Вполне! – Томка рассмеялась, чтобы скрыть смущение.

– Тогда начинайте. У нас есть повелители всех четырех стихий. Я буду вами руководить, а…

– Мы не будем! – перебил главу Синклита Сидоренко.

– То есть как? Вы же собирались помочь мне спасти Романа Вернона, а теперь отказываетесь?

– Арк, ты что! – зашипела на приятеля Томка.

Парнишка поднял руку, давая понять: он знает, что делает.

– Мы ничего не будем делать бесплатно. – Сидоренко старался говорить как можно более веско.

– То есть как… – Гавриил растерянно моргнул.

– За любую работу надо платить. Вот и вы нам заплатите. Каждому – тысячу зеленых.

– В-вы… шутите? – Гавриил попытался улыбнуться.

– Нет. Роман Васильевич сказал, что хорошая работа стоит денег. Мы не члены Синклита. Эти проблемы с кейсом – ваши, а не мои и не Олега. Без нас вам не справиться. Значит, мы стоим очень дорого, – продолжал развивать свою мысль Сидоренко.

– Арк, ты спятил… Роман Васильевич… мы его спасти должны… – зашептала Томка.

– Не мешай! – опять одернул ее Аркадий. – Про Романа Васильевича мне ничего не известно. Да и поможет ли ему то, что мы сейчас делаем, тоже не факт. Я вижу конкретную задачу: держать кейс закрытым. Это нужно Гавриилу Ахмановичу. У Синклита есть зелень. Пускай платят. По-моему, так будет честно.

– Мне деньги не нужны, – заявил Олег хмуро. – Я просто так согласен. Ради учителя.

– Ну и дурак! – Сидоренко чувствовал себя все более уверенно. – Значит, твои бабки возьмет кто-то другой.

– У меня с собой и денег таких нет, – усмехнулся Гавриил, все еще полагая, что его разыгрывают. – К тому же каждая минута на счету…

– Тем более не стоит торговаться! – заявил Аркадий. – Заплатите, и мы тут же начнем работать.

– Аванс! – нашелся Гавриил. – Пятьсот каждому.

– Хорошо! Пятьсот! – спешно сказал Олег. – Остальное потом.

Гавриил выскочил из комнаты.

Услышал, как Аркадий прошипел:

– Олег, ты идиот? Какой аванс? Остальное ты никогда не получишь.

– У тебя деньги при себе? – спросил Гавриил у Тамары, мывшей на кухне посуду.

– А то как же!

– Дай две тысячи зеленых. В долг, – потребовал глава Синклита.

– Ты чего это… зачем?

– Некогда объяснять. После сочтемся.

Тамара полезла за пазуху. Нахмурилась, глянула исподлобья, приказала:

– Отвернись!

Гавриил послушался. Драгоценные секунды уходили впустую. Еще неизвестно, сумеют ли эти салаги сделать то, что он от них требовал… Или они думают, что повелитель Темных сил не взыщет с них сполна?

Он повернулся. Тамара принялась пересчитывать деньги!

– Давай сюда! – Гавриил вырвал из ее мокрых пальцев купюры.

– Гаврюша, а что с ребятами будет?

– Да ничего… ну, получится четверка обделенных… так разве мало подобных уродов по городу бегает?! К тому же я им за это заплачу… – Он ухмыльнулся. Похоже, мысль заплатить за погашенный дар показалась ему удачной. За две тысячи зеленых он покупал себе индульгенцию.

Темный маг ворвался в комнату, засунул деньги в нагрудный карман Аркадию и рявкнул:

– А теперь начинайте, сукины дети!

Освободившись от заклинания недвижности, Сафронов первым делом отыскал подходящую одежду. Как ни странно, среди выброшенных из шкафа вещей нашлись мужской физкультурный костюм и кроссовки сорок четвертого размера, хотя мужчина, судя по всему, в этом доме не проживал, а мальчишке подобная одежда явно была велика. И костюм, и кроссовки были довольно новыми, и, судя по всему, их давно никто не надевал. Разумеется, Антону Николаевичу было невдомек, что эти вещи принадлежали убитому отцу Юла, в этом костюме и кроссовках он по воскресеньям отправлялся с сыном в ближайший парк побегать по дорожкам, а потом поиграть на школьной площадке в футбол.

Переодевшись, Сафронов на миг задумался, прикидывая, что делать. Размышлять было особенно не о чем: нужно было отправляться к мэру Гукину и просить помощи – все-таки Антон Николаевич два камина реставрировал в резиденции мэра недавно, да и взнос на реконструкцию самого особняка был немаленьким… С мэром Сафронов встречался несколько раз, так что, можно сказать, мэр знал его лично. Антона Николаевича нельзя было назвать человеком наивным, вдруг вообразившим, что мэр Гукин станет ему помогать из альтруистских соображений. С Гукиным на равных мог разговаривать лишь сильный человек, неуязвимый. Просить у Гукина было ничего нельзя. Если этот тип увидит, что ты слаб или что ранен… он засунет в рану руку по локоть и вырвет кусок живого мяса побольше. С Гукиным можно только баш на баш: ты – мне, я – тебе. Иначе – все ему, а тебе – ничего.

«Власть у нас, как и бунт, бессмысленная и беспощадная», – любил повторять Сафронов.

Но принцип Сафронова был такой: твою проблему может решить только сильный, слабый возьмет деньги и ничего не сделает, а ты потеряешь деньги и время. Сейчас время решало всё. Но все равно нельзя являться к Гукину в спортивном костюме.

Сафронов вынул из пиджака бумажник и вышел из квартиры. В ближайшем магазинчике купил два подходящих по размеру костюма – для себя и для Глеба. С его прежней одеждой, что влажной грудой осталась лежать в квартире, этот ширпотреб не шел ни в какое сравнение, но искать что-то приличное было некогда. Сафронов вернулся в квартиру, стащил с водителя мокрое тряпье, растер полотенцем и переодел в сухое. После чего буквально на себе вытащил парня на улицу. Здесь Глебу малость полегчало. Но все равно машину вести он не мог.

За руль BMW пришлось усесться самому Сафронову.

– Ты знаешь, где Роман? – спросил Юл у старшего брата.

Стен сидел за рулем. Мальчишки поместились на заднем сиденье вместе с… Иринкой Сафроновой. Она была в больничном халате и тапочках, голые коленки прикрывала пледом. Но выглядела девчонка здоровой. Или почти здоровой. Разве что щеки бледнее обычного.

– Ты? – выдохнул Юл. – Как…

– У твоего брата классная тачка.

– Его похитили, – сказал Алексей.

– Что? – не понял Юл, успевший позабыть свой вопрос.

– Говорю: Романа и Тину похитили.

– И ты не помешал?

– Я отбил Иринку. К Роману не успел. Если честно, я не предвидел это похищение.

– А убийство Романа предвидел? – зло спросил Юл.

– Убийство предвидел. Если бы ты не носился по улице, как сумасшедший, и Роман доехал бы до своего дома, я бы успел. Покушение должно было произойти как раз напротив дома Романа. Я бы успел. А так примчался, когда первый выстрел был сделан…

– Так это вы… – ахнул Мишка.

– Да, я застрелил киллера, – не стал отпираться Стен.

– Убью! – Мишка вдруг рванулся вперед, и Юл в ужасе увидел, что в руках у «телохранителя» кусок стальной струны, на каких вешают шторы.

Стен успел подставить ладонь, защищая горло, но удержать свободной рукой руль при этом не сумел.

– Не надо! – заорал «граф» «телохранителю».

Но было поздно.

Машина вильнула. Перед лобовым стеклом возникло крепостной стеной рыло КамАЗа. Юл закричал и выставил руку в запретном жесте, выкрикнул заклинания. Все силы бросил, чтобы защитить!..

Кабина КамАЗа, уже таранящая нос их машины, вдруг рассыпалась ржою. Водитель грузовика, лишенный своей металлической брони, перекатился по крыше их «Форда». Юл выкрикивал заклинания, пока вокруг скрежетало, ревело, хрипело, ржавое облако окутывало иномарку, падали какие-то ящики, сыпались детали… Юный чародей повернулся, изо всей силы ударил ногами в дверцу, вылетел из машины.

Когда вскочил на ноги, то увидел, что изуродованный синий «Форд» стоит на обочине. Подле него сидит на корточках Иринка. Юл уловил ее запоздалый страх, но боли не почувствовал. Значит, не пострадала. От кабины грузовика ничего не осталось, кроме изуродованного сиденья. Фура стояла поперек дороги, и все вокруг было засыпано ящиками с каким-то ржавым хламом.

На земле подле машины лицом вниз лежал Стен. Юл подбежал, принялся трясти брата за плечо. Мишка сам выбрался из машины, подошел.

– Идиот! Ты нас всех чуть не угробил! – заорал Юл и влепил «телохранителю» пощечину.

– Он убил Генку, – ответил Мишка, но даже не поднял руки, чтобы защититься.

– А я тебя прикончу! – заорал Юл и выбросил вперед руку с оберегом.

Еще миг, он бы применил формулу изгнания воды.

Мишка не сопротивлялся. Даже не отступил. Изумленно спросил:

– За что?

– Это мой брат!

В этот миг Стен застонал. Жив, придурок. Юл ощутил его боль – и даже смог назвать точки, где эта боль вспыхнула: скула, колено, локоть. Опустил руку.

– Я не знал… – сказал Мишка. Но в тоне его не было раскаяния.

Брат за брата. Кровная месть.

Стен сел, оглядел «поле боя», сморщился, провел пальцами по лицу, поглядел на кровь. Потом перевел взгляд на Мишку:

– Ты что, чокнутый?

– Я потом все объясню, – пообещал Юл таким тоном, будто говорил: «Тебе лучше не знать».

Стен поднялся и посмотрел мимо чародея на дорогу.

Там затормозила «шестерка». Парень лет тридцати, высунувшись из машины, крикнул:

– «Скорую» вызвать?

– Нам без надобности. – Стен пошатнулся, но устоял на ногах. – Будь добр, посмотри, что с шофером КамАЗа.

Фраза прозвучала как приказ. Водитель «шестерки» потрусил к лежащему на обочине человеку.

– Идем, братец, – процедил сквозь зубы Стен и направился к «шестерке».

– Мы что, угоняем тачку? – шепотом спросил Юл.

– Наша еще на что-то способна? Как ты думаешь?

– Вряд ли.

– Тогда поедем на этой. Сегодня менты не будут искать «жигуленка», не до этого им! – заявил Стен. И небрежным жестом отстранил Мишку. – Он с нами не едет. Мне новые сюрпризы не нужны.

Мишка замер с полуоткрытым, плаксиво скривленным ртом.

– Его нельзя оставлять! – закричал Юл и впихнул «телохранителя» в машину. – А то он к концу дня кого-нибудь грохнет.

Стен помог сесть Иринке, сам забрался на место водителя. Хозяин «шестерки» наконец понял, что лоханулся.

– Стойте! – завопил он. – Стойте! Гады!

Юл обернулся, махнул рукой, ботинки парня тут же предательски заскользили по обочине, и он шлепнулся лицом в грязь. Чародей нырнул на заднее сиденье, «шестерка» рванулась с места.

Иринка дрожала. Юл подумал, что девчонке надо бы дать глотнуть заговоренной воды, но у юного чародея не было ни капли.

– Проверь, нет ли у твоего приятеля при себе какого-нибудь сюрприза вроде струны, – велел Стен.

– Нету, – хмуро сказал Мишка. – А струну я у Генки вытащил из вещей.

– Может, ты у него и ствол видел? – спросил Юл.

– Ствол не видел… – огрызнулся Мишка.

«О, Вода-Царица, зачем он при себе струну таскал? Против кого? Неужто против Генки?» – Юл не додумал мысль, быстро провел руками поверх Мишкиной куртки и заявил:

– Он чист!

– Хотелось бы надеяться, – отозвался Стен.

– Что ты задумал? Объясни наконец! – потребовал Юл у старшего брата.

– Меняю будущее.

– Может быть, уродуешь? – съязвил мальчишка.

– Это как посмотреть! – надменно откинул голову Стен.

– Послушай, неужели нельзя было объяснить все как есть…

– Долго объяснять. Некоторые события я предвижу всего за несколько минут или даже секунд и не успеваю вмешаться… Это целая цепочка. Я меняю одно, и тут же наваливается другое. И потом… у грядущего такое свойство: оно стремится к своей истинности, несмотря на все мои воздействия.

– Что? Какая истинность? – не понял Юл.

– Истинность – это то, что я увидел до своего вмешательства, – объяснил Стен. – К примеру, я увез тебя из Темногорска, чтобы тебя здесь не было в воскресенье. Но ты убежал и вернулся…

– А зачем ты меня увез?

– Из-за темной волны.

– Но почему?

– В первом варианте событий я увидел, как эта темная волна… тебя убила. Она бы и на расстоянии тебя задела. Как могла задеть Казика, если бы не охранные заклинания, наложенные на новую квартиру.

– Казик был в Питере… Или у вас там тоже порча?

– Неважно, что далеко. Он очень подвержен. Очень. Я увез тебя из Темногорска, чтобы в воскресенье, когда темные волны будут гулять по городу, тебя здесь не было. Но ты все равно вернулся – это опять же стремление к первоначальному варианту событий.

– Но я не погиб!

– Под первую, самую сильную, волну ты попал в стеклянном саду. Сад как-то сумел защитить тебя…

– Вот как… – Юл попытался улыбнуться, но губы лишь дернулись. – Да, вполне возможно… Роман тоже указал на стеклянный сад как на защиту. Но почему ты не сказал мне насчет Иринки?

– Я не был уверен, я только увидел, что ей стало плохо. Но ее смерть не видел, клянусь.

– Врешь!

– Прекрати! Зачем мне лгать? – вспылил Стен. Он всегда приходил в ярость, когда его обвиняли во лжи.

– А во втором варианте… Что там было?

– Уже не помню точно. Этих вариантов было штук десять… я начинал что-то менять, и тут же появлялся новый…

– Значит, ты нащупал нить изменений… – Юный чародей глянул на брата с восхищением.

Черт возьми, человек, который умеет менять будущее! Да можно такое учинить… У мальчишки голова пошла кругом.

– В принципе – да. – Стен говорил о своем новом даре как-то равнодушно, буднично. Как будто он новый язык выучил. Или заработал лишнюю пару тысяч. – Если удастся хоть один раз изменить звено в цепи событий, эта цепь тут же оказывается у меня в руках. Я в нее встраиваюсь, как…

«Как вирус», – мысленно продолжил Юл и сам испугался своей догадки. Фыркнул:

– Неважно как… Только отныне ты меняешь события своей волей. Что ты об этом думаешь?

– Думаю, что фаталистом быть проще, – прошептал Стен. – Да, я научился управлять событиями. Но не всегда успеваю что-то изменить. Теперь мы должны не дать сбить печати с кейса… Ты слышал про кейс с личными знаками колдунов?

– Роман рассказал? – Юл вспомнил недавний разговор с учителем. Помнится, про личные знаки, что лежат в каком-то там чемоданчике, Роман вроде бы говорил. Но ни про какие печати он не упоминал.

– Зимой. Когда предлагал мне вступить в Синклит. А потом я увидел этот кейс сквозь свои очки. Он был запечатан тремя печатями. Три печати, похожие на красный сургуч. Несомненно, это колдовство. Догадываешься, откуда печати?

Юл кивнул:

– Три темные волны порчи…

– А теперь прикинь, что будет, если печати сломать? Что бывает, когда печати снимают?

– Откуда мне знать?

– А если подумать?

– Черт, ты говоришь, как наш физик.

– Физика – замечательная наука. Полезная. Учи физику, братишка…

– Новые три волны, – предположил Юл. – И если печати сломать одновременно, то волны войдут в резонанс.

– Хорошо знаешь физику.

– Ты видел этот вариант?

– Видел. Выглядит мерзко. – Стен передернулся.

Юл и Иринка невольно вздрогнули. Будто от этих слов повеяло знакомым холодом порчи.

– Кто снимет печати?

– Неизвестно. Видел просторную комнату, овальный стол с полированной столешницей, и на нем кейс. Печати не тронуты

– И как нам раздобыть чемоданчик?

– Если б я знал!

– Где Роман и Тина сейчас? Это хотя бы знаешь?

– В доме Жилкова. Особняк рядом со стеклянным садом.

Стен вытащил из кармана футляр и достал очки в золотой оправе. Стекла во время аварии не разбились. Впрочем, Юл сомневался, можно ли их разбить даже ударом молотка. Стен несколько минут напряженно вглядывался прямо перед собой, потом откинулся на спинку сиденья.

– Пока с ними все нормально, – вынес вердикт прорицатель. – Но это ненадолго. Медонос скоро потребует, чтобы они открыли кейс.

Медонос? То бишь Вадим Федорович Сазонов! Значит, он опять в Темногорске.

– Ты видел Медоноса?

– Да, только что.

– А похищение Романа не предсказал! – съязвил Юл.

– Нет. Потому что в первом варианте Романа убили. А похитили Иринку и тебя. Роман уцелел… и тут же я увидел новый вариант будущего: как ты со своим приятелем выходишь из квартиры и куда-то бежишь. Я понял, что будущее изменилось, Роман остался жив, а тебя не похитят.

– Ага, значит, эти уроды явились за мной и забрали Романа с Тиной? Так, что ли?

– Ну да! Наконец-то ты хоть что-то понял! – Стен остановил машину возле какого-то дома.

– Нам сюда? – спросил Юл, оглядывая незнакомую девятиэтажку.

– Не знаю… этот дом мелькнул в моих видениях, но что с ним связано – понять пока не могу. А что ты думаешь, молодое дарование?

– Роман считал, что Иринка может разбить стеклянный сад, – признался Юл.

– Нет! – ахнула Иринка.

– Зачем? – спросил Стен.

– Так можно «погасить» порчу, – сказал Юл. И добавил – уже от себя: – Сад надо разбить, когда будут снимать печати.

– Ни за что! Это ж такая красота! – заявила Иринка.

– У тебя есть какое-нибудь предсказание насчет сада? – спросил Юл у брата.

– Пока нет. Мои предсказания всегда связаны с одним вариантом событий. Как только я изменю что-нибудь важное, тогда и появится другой вариант. Раньше у меня не было дара что-либо менять. Я прозревал – и только. Но второе ожерелье подарило мне способность менять будущее.

– Я знаю, что это за дом, – вдруг сказал Мишка.

Все к нему оборотились.

– Я за Генкой сегодня с самого утра следил. И видел, как он в этот дом зашел, а потом вышел. Думаю, он где-то здесь получил оружие. Я номер запомнил… Только не сразу сообразил, что это – тот самый дом. Смотрю на эту жирную девятку и думаю, где я ее видел.

– Ты всегда соображал неспешно, – заметил Юл.

– Можешь определить, в какой квартире утром побывал Геннадий? – спросил Стен.

Юл на миг задумался. Вытянул вперед руку с перстнем, глянул на желтый камень.

– Легко. Здесь есть одна квартирка с очень сильной магической аномалией. Вот туда и заглянем.

– Почему ты думаешь, что заказчик убийства – колдун? – спросила Иринка.

– Пуля была заговоренная. Романову защиту пробила. Так что не простой колдун, а очень сильный. Жаль, у меня воды нет.

– Тут у мужика сумка сзади стоит, – сказала Иринка. – И бутылка с минералкой имеется. Подойдет?

– Вполне.

Угнанную «шестерку» оставили на углу, вошли в подъезд, который указал Юл, поднялись на четвертый этаж.

Чародей не стал звонить: попросту плеснул водой из бутыли на замок и толкнул дверь. Ввалились всей гурьбой. Им навстречу с кухни выскочила женщина в зеленом парчовом платье. Хотела закричать, но лишь беззвучно открыла рот.

Юл шагнул в комнату. Первое, что он увидел, – черный кейс на столе. Потом заметил Землемерова…

– Земля? – удивленно выдохнул Юл.

Сидящие за столом повернулись к нему… Томка, Олег, Аркадий Сидоренко – все ученики Романа. Последним (почему-то последним) Юл заметил Гавриила.

– Вы! – выкрикнул юный чародей.

В этом «вы» было столько гнева и ярости, что в окнах задребезжали стекла.

Но ярость свою Юл потратил зря. Нет чтобы выбросить вперед руку с оберегом и всю силу своего дара и всю ненависть в подчиняющее заклятие вложить. Опытный колдун так бы и поступил. Но Юл был всего лишь учеником, пусть и наделенным талантом. То есть опыта не имел никакого.

Гавриил вскочил. Хлопнули за спиной черные крылья. Юный чародей, опомнившись, поднял руку с волшебным кольцом. Оберег защитил его от удара лишь частично. Мальчишку отшвырнуло к стене. Прижало так, будто Гавриил стиснул его руки и обездвижил.

Иринка хотела кинуться к Гавриилу, но Стен вовремя схватил девчонку за руку, иначе она бы попала под колдовской удар. Схватил и слегка придержал. Но, видимо, не рассчитал силу, потому что Иринка вскрикнула от боли.

– Не лезь меж ними, – шепнул Алексей.

– Я рад, что ты пришел, Юлий Александрович, твоя помощь очень кстати, – улыбнулся Гавриил.

– Вы Романа пытались убить… – прохрипел Юл.

– Ты все не так понял, к сожалению. Надеюсь, ты хотя бы сообразил, что этот чемоданчик-дубликат? Или пет?

– Я там был… я…

– Отпустите его, – сказал Алексей. – Разумеется, Юлий Александрович с вами тягаться не может, но мы все вместе… – В голосе Стена послышалась угроза.

– Алексей Александрович, я помню, что ваше вмешательство на том памятном заседании Синклита осенью очень нам помогло. – Гавриил слегка наклонил голову в знак признательности. – Почему бы теперь…

– Отпустите брата!

– С удовольствием отпущу. Но пусть ваш одаренный братец даст слово мне не препятствовать. Я, конечно, со всеми вами смогу сладить, но тогда Медонос откроет кейс с личными знаками. Думаю, не надо объяснять… Времени осталось всего несколько минут. Кто в чем виноват, будем считать потом. Лучше станем союзниками. Я с моими замечательными помощниками не даю открыть кейс, а вы тем временем уничтожаете подлинный чемоданчик со всем содержимым. Идет?

Если Стен и колебался, то всего несколько минут.

– Хорошо, договорились. Юл, ты слышал? – повернулся старший брат к мальчишке.

Юный чародей закричал от ярости, но из колдовского плена не вырвался.

– Не трать зря свои и мои силы. Времени очень мало, – сухо сказал Гавриил.

Вот так и Матюшко извивался, бессильный… На глаза Юла навернулись слезы. Выхода не было. Если Юл хочет помочь Роману, придется уступить.

– Клянусь водой, не буду препятствовать…

Сразу же хватка Гавриила исчезла.

Юл отпрыгнул в сторону, глянул на главу Синклита с яростью. Никогда он не простит Гавриилу своего унижения. Никогда!

– И сколько времени вы нам можете дать, господа чародеи? – спросил Стен. И глаза его из-за стекол в золотой оправе глянули строго.

– Полчаса.

– Хорошо. – Он посмотрел на часы. – Но уж потом открытию кейса не препятствуйте.

– Алексей Александрович, вы уверены, что справитесь? – спросил Гавриил.

– Уверен. Полчаса после нашего ухода. И пожалуйста… не заставляйте своих помощников расходовать слишком много сил.

Гавриил снова выпростал крылья, и они нависли, казалось, надо всей комнатой.

– Хорошо, – сказал повелитель Темных сил тихо. Обратился к сидящим: – Настройтесь на этот кейс, господа чародеи… Вы слышали – всего тридцать минут.

– Уходим! – Стен положил руки брату и Иринке на плечи, подтолкнул своих юных помощников к двери.

– Что вы с моей рукой сделали! – воскликнула Иринка, когда они очутились на лестнице. – Кисть вся онемела.

– Я забыл тебе сказать, что мой брат – каратист! – заметил Юл.

– Он просто псих! Как и ты! – Против воли в ее голосе послышалось восхищение.

– Хватит выдвигать претензии. Пошли быстрее!

Они сбежали вниз по лестнице: Стен впереди, Иринка и Юл за ним. Мишка топал следом.

– Юл, почему сад вырос только вокруг разрушенного дома? Ты знаешь?

– Роман сказал, там выход в Беловодье… иное волшебство просачивается в наш мир.

– Только на этот участок?

– Так Роман охранные заклинания на канавы с водой наложил и на забор. Никто, кроме меня и Иринки, пройти туда не может.

– А ты можешь снять заклинания Романа?

– Могу! – дерзко заявил юный Цезарь.

Они вступили в сад в белесых сумерках. Впереди шли Стен с Иринкой. За ними – Юл. Мишка отъехал в машине два квартала, загнал «жигуленок» в кювет и ушел. Снять заклинания Романа Юлу оказалось не так уж и сложно.

«А ведь я в самом деле сильнее него!» – воскликнул мальчишка мысленно.

– Выслушай меня, Ира… Ты – сейчас единственная, кто может исправить положение, – сказал Стен.

Иринка стояла неподвижно и, запрокинув голову, оглядывала сад.

– Я слушаю, слушаю… – проговорила она таким тоном, будто хотела сказать: да не желаю я ничего слушать.

– Сад надо разбить немедленно.

– Ни за что!

– Я сказал: выслушай! Беловодье было создано для того, чтобы дать шанс исправить ошибки. Правда, задуманное не доведено до конца, и Беловодье обрело лишь часть своей силы. Но, думаю, ошибки вашего Гавриила мы сможем исправить. В этих деревьях – накопленная магия Беловодья. Ты разобьешь деревья и тем самым погасишь наведенную Гавриилом порчу.

– И не угова… – Иринка замолчала на полуслове. Потому что услышала, как звенят деревья. Все громче, все пронзительнее становился звук.

– Что это?

– Скоро начнется. Я видел, что будет. Мы не должны опоздать.

Простенькое словечко «видел» прозвучало зловеще.

– И что мы должны сделать? – Юл взял Иринку за руку и ощутил ее страх и тоску.

– Я же сказал: разбить стеклянный сад. А ты направишь силу в нужное русло.

– Нет! Невозможно! Нет! – закричала Иринка.

В ответ деревья зазвенели.

Сейчас девчонка испытывала настоящую боль, и Юл это чувствовал.

– Единственный способ, – отрезал Алексей.

– Но я еще его не нарисовала… – В этом возгласе было столько детской обиды.

«Детской» – не смешной, а – подлинной. Той обиды, когда одна слезинка может перевесить любую чашу…

– Сейчас начнется, вот-вот.

– Хорошо, – уступила Иринка. – Я разобью сад. Если вы так решили. Сволочи!

– А мне что делать? – спросил юный чародей у брата.

– Я же сказал: направить силу в нужное русло.

Юл вздохнул, сознавая, что видит это стеклянное великолепие в последний раз. Завтра здесь снова будет только голая земля. Никто больше не станет любоваться сверкающими на кончиках ветвей огоньками, а Иринка уже никогда не нарисует волшебный сад.

Глава 4 СТЕКЛЯННЫЙ ДОЖДЬ

– Снимите с Алевтины платок! – приказал Медонос. – Ей эта тряпка не поможет.

Что в платок вплетены нити колдовской защиты, догадаться было нетрудно. Хотя сила этого оберега была невелика. От одного колдована или от слабенькой порчи могла защитить – и только.

– Не трогайте ее! – Роману казалось, что он кричит. Но вышел противный сип. – Данила Иванович… – повернулся он к Большеруку.

Тот нахмурился, сделал вид, что не слышит.

– Ничего страшного, Ромка, – гаденько хмыкнул Слаевич. – Попользуйся девчонкой, сила ее потом восстановится. Бабы, они такие: их чем больше топчешь, тем они слаще.

– Я сама сниму! – Тина спешно принялась развязывать узел.

Оттолкнула руку колдована, поднялась, шагнула к стулу водного колдуна и повесила платок на спинку.

– Садись! – Колдован толкнул ее назад, на стул.

Роман протянул руку и коснулся кейса. Там, где была нашлепка, похожая на застывший сгусток крови.

– Руки! – рявкнул цепной пес за спиной.

– Не препятствуй, – улыбнулся Медонос. – Он хочет найти дырочку в кейсе. Пускай ищет. Он же сейчас слаб, как слепой котенок. А котят топить одно удовольствие. Они так забавно дрыгают лапками, когда пытаются выплыть.

«Слаб, как котенок»… Как нерожденный ребенок. Прав Медонос. Никакой силы у Романа сейчас нет. Ничего нет. Медонос вполне отчетливо намекнул: ты слаб, и посему тебя следует утопить. Умертвить. Какая нелепица! Ведь это минутная слабость! Как колдун Роман сейчас в самой силе, и лет у него впереди еще минимум пятьдесят. Полвека полноценной жизни. Неужели он должен их потерять… Потерять? Пятьдесят лет… Сила, неизрасходованная за пятьдесят лет? Несвершенное?

«Подвиг несвершения – самый трудный!» – прозвучал отчетливо голос матери.

Что он ей ответил?

«Не для меня!»

Тогда он вложил в эти слова один смысл, теперь они приобрели совсем иной.

Вода-Царица! Как же он не догадался раньше! Это обычный человек, умирая до срока, покорно делает последний вздох. А человек, наделенный даром, носящий ожерелье, может выплеснуть всю свою неизрасходованную силу разом.

«Все, что не довелось тебе в своей жизни сотворить, переплавляется в одно чувство – в злобу», – вновь прозвучал голос Марьи Севастьяновны.

Пятьдесят непрожитых лет сжать в долю секунды и швырнуть в лицо мучителям. Это будет похоже на нажатие кнопки. На настоящий взрыв. Только надо сделать так, чтобы Тину не задело. И колдунов. Впрочем, Максимку пусть разорвет на пару с Медоносом. Хрен с ними… Вода – как время. И сила – как вода. Пусть ожерелье соберет ее… только бы хватило оставшихся минут для концентрации. Первым делом – пробить печати на кейсе, а потом и сам кейс уничтожить. Вернее, не так – силу воды из силы четырех стихий вычесть. Все знаки тут же погаснут, умрут. Только и Роман умрет в тот же миг. Взять часть силы из будущего водный колдун не сможет. Всю придется выпить – без остатка.

Роман вцепился в край стола. Капли пота выступили на лбу.

Как там говорят – вся жизнь пронеслась перед ним… Воистину это сейчас с ним и происходило. Только не прошлая жизнь проносилась, а будущая, та, которой уже не будет.

О, Вода-Царица, сделай так, чтобы Тина не надумала вмешаться! Ему хотелось подать глупой девчонке знак: чтобы опрометчивым желанием помочь не испортила все. Но он уже не мог подать ей знака… Даже повернуться не мог. Ему казалось: он листает книгу, и страницы мелькают все быстрее.

Итак, пятьдесят непрожитых лет… каково это? Подобные фокусы практически никто не проделывал. Все верят до конца, что ускользнут от смерти. Подобная перекачка силы из будущего – самоубийство. Смертный грех. Грех всемогущества перечеркнуть грехом самоубийства. Что будет круче? Что страшнее?

Лицо Слаевича исказилось. Все! Сейчас ударит. Отлично! Значит, и его силу приплюсуем!

Роман коснулся ожерелья, почувствовал, как завибрировала водная нить… Еще минута, другая, и нить начнет выкачивать силу из будущего…

Ожерелье дернулось, впилось в кожу. Но Роман не ощутил прилива силы, только… опасность? Настрой исчез. Книга, страницы которой бешено мелькали перед глазами, захлопнулась.

«Берегись!» – Ожерелье предупреждало своего господина.

– На пол! – прохрипел водный колдун.

Он ринулся со стула вбок. Падая, успел схватить Тину за руку и увлечь за собой. Она заскользила по натертому паркету, как по льду. Черный овал столешницы должен был стать их щитом. Уже лопались стекла в оконных рамах, а они скользили под прикрытие стола, и все это вдруг напомнило водному колдуну его детство, катание по льду на реке… Рядом рушился на пол Данила Большерук. Рот его был плотно сжат, щеки надуты, глаза выпучены, как будто повелитель воздушной стихии пытался удержать воздух в себе.

Все же Роман успел. Тина ударилась о ножку стола и застыла, Роман – прижался к ней, обнял. Напротив них вцепился в ножку стола, как в свою пристани, Слаевич. Возле соседней скорчился Костерок. Один из осколков задел его: по щеке огненного колдуна текла кровь.

Роман слышал, как с визгом проносятся осколки стекла, круша все в комнате. Видел, как стоящий незыблемо колдован медленно осел на пол, и красная густая лужа стала растекаться подле него.

Большерук ткнулся головой Роману в бок и выдохнул:

– С-с-стеклянный сад!

Воздух вышел из своего повелителя со странным присвистом, как из проколотого шарика.

Да Роман уже и сам понял: осколки, что разбили окна в комнате (наверняка стекла были заговорены Медоносом), – из волшебного сада. Сам Медонос в момент удара стоял спиной к окну… Нестерпимо хотелось выглянуть и посмотреть, что же там, с несостоявшимся узурпатором. Похоже, удрать тот не успел.

«Глаша!» – запоздало подумал Роман.

Но своей бывшей невесте он уже ничем помочь не мог. Оставалось надеяться, что в соседней комнате она уцелела.

Впрочем, стеклянный дождь быстро иссяк, осколки теперь падали в основном у противоположной стены или улетали в дверной проем.

Роман видел, как Слаевич с искаженным от напряжения лицом колотит кулаком в пол. Стены дрожали. Трещина, извиваясь, медленно ползла змеей по белой стене.

Один из колдованов присел на корточки, наставил на Романа ствол:

– Выползайте, уроды…

Пол качнулся у него под ногами. А затем раздался страшный грохот. Что-то рухнуло… Колдован не удержал равновесия и плюхнулся на задницу, не выронив, однако, пистолет.

Большерук заворочался. И тут в комнату хлынула вода. Поток ткнулся покорным щенком водному колдуну в колени. Ахнула Тина, теперь удивленно-восторженно. Роман вытянул руку, шепнул заклинание, и колдована тут уволокло потоком в дверной проем (саму дверь давно уже высадило).

Труп убитого осколками колдована и стулья развернуло потоком так, что они образовали некое подобие плотины, и теперь вода переплескивалась через мертвое тело.

Водный колдун чувствовал, как прибывает его сила вместе с водой.

«Отличная работа, Юл!» – мысленно похвалил ученика.

– Можно выбираться. – Роман вылез из-под черного щита столешницы и помог выбраться Тине.

– Мы победили! – заорал Слаевич и выпрыгнул, как чертик из коробочки.

Большерук поднялся с достоинством, отряхнулся. Почему-то в этот момент он напоминал огромного ньюфа. А вот Костерка в комнате не было. Похоже, этот тип каким-то образом успел ускользнуть из комнаты, потому что среди неподвижных тел Костерка Роман не обнаружил. На полу валялись два колдована, изуродованные стеклянными шипами. Ближе к наружной стене лежал еще один труп – без головы. Кто это – узнать было невозможно. Но точно не Костерок – тело было слишком крупным для огненного колдунчика. Судя по всему – Медонос… Во всяком случае, Роман надеялся, что в этот раз «кулик в свои попался сети» наконец. Впрочем, утверждение, что труп лежал у наружной стены, было не совсем корректным – стена эта попросту отсутствовала, от нее остался лишь барьерчик высотой сантиметров тридцать.

Кейс Синклита по-прежнему лежал посреди стола. Несколько стеклянных осколков впились в полированное дерево, но черный чемоданчик остался невредим. Только не было больше на нем печатей. Роман без труда распахнул крышку. Внутри кейс был полон черной трухи, похожей на жирный пепел. И посреди этого пепла сверкали серебром четыре знака – Романа Вернона, Большерука, Пламенюги, Слаевича. Роман вынул их, а кейс, уже ненужный, швырнул на пол, водный поток подхватил его и понес. Большерук и Слаевич забрали свои знаки, а серебряный знак Пламенюги остался у водного колдуна.

Вода, поднятая колдовской силой из реки Темной, все еще вливалась в комнату через разрушенную наружную стену, но уже не широким потоком, а тонкими струйками. Роман протянул руку Тине и помог подняться. Бок его все еще болел, так что двигаться приходилось осторожно.

– Ну что ж, вода и земля сказали свое слово, теперь моя очередь! – объявил Большерук.

Он сосредоточенно сдвинул кустистые брови, вытянул руки. Седые волосы и борода взметнулись, поднятые ветром. Роман оттолкнул Тину к стене. Ветер мгновенно усилился. Уже настоящий ураган, завывая, влетел в окно, нырнул в дверной проем и полетел дальше – вниз, на первый этаж, и вверх, в мансарду. Громко хлопали, распахиваясь, окна, стонали срываемые с петель двери, наверху раздался страшный грохот: похоже, сорвало крышу с дома.

– Класс! – потер руки воздушный колдун, самодовольно ухмыляясь. – Кажется, в доме не осталось ни одного колдована. Путь свободен.

Он вел себя так, будто с самого начала собирался помогать Роману и думать не думал угождать Медоносу или Гукину. Теперь, когда изуродованное до неузнаваемости тело Медоноса валялось на полу, Большерук сразу уверился, что никогда с этим человеком не собирался сотрудничать.

Роман подошел к краю барьера. Ухоженный сад Жилкова во время предыдущего колдовского налета с этой стороны не пострадал. Сейчас же верхний слой земли содрало, как кожу. Кирпичный забор, разделявший участки, повалило. Теперь без труда можно было разглядеть недостроенный дом, на ступенях которого умер Чудодей. Стеклянный сад исчез.

– Второй этаж, прыгать высоковато, – заметил водный колдун.

– Зачем прыгать, когда можно выйти через дверь! – Большерук никогда не терял самообладания.

– Что ты ищешь? – спросил Роман у Тины, увидев, что та опустилась на колени у стены и пытается достать что-то из-под груды переломанных стульев, принесенных снаружи ветвей и битых стекол.

– Платок! – Тина вытащила из кучи хлама по-прежнему ослепительно белый платок.

Надевать на голову его не стала, повесила на руку.

– Я же сказал: уходим! – заторопился Большерук. – Минут через десять менты нагрянут и прочие недружественные личности. Так что времени у нас – только спуститься и удрать.

Слаевича не надо было уговаривать: он уже бежал к выходу.

Однако покинуть хоромы Жилкова оказалось не так-то просто. Едва ступили в холл, как вернулся Слаевич, минуту назад выскочивший наружу, и, юркнув под прикрытие стены, застыл:

– Снаружи менты! Положат всех на фиг или повяжут и отвезут в кутузку. Что делать будем?

Большерук и Роман переглянулись.

– Роман, ты как? – с тревогой спросила Тина и стиснула изо всей силы его локоть.

– Кругом вода, значит – хорошо.

– Слаевич, у тебя Звездный час еще не кончился, надо полагать? – уточнил Большерук.

– Ага! Как же! А потом все на меня свалят! Нет уж, увольте! Сами разбирайтесь.

– Может быть, выйдем с поднятыми руками? – предложила Тина.

– Не стоит. Или ты забыла: наверху три трупа плюс вокруг руины особняка господина Жилкова, – уточнил ситуацию повелитель воды. – Я еще за Аглаины хоромы не расплатился, а этот скромный домишко мне точно не потянуть.

– Густой туман, – предложил Большерук. – Как вы на это смотрите, Роман Васильевич? Очень-очень густой туман. Мы бы с вами смогли организовать. Наше совместное умение плюс моя сила.

– Туман – это хорошо, – согласился водный колдун. – Но и заклинание невидимости не повредит. Мы ведь все мокрые – с ног до головы. Так что стоит произнести заклинание. – Он стоял по щиколотку в воде, как и остальные. – Думаю, моей силы даже на это хватит… На тебя накладывать, Слаевич? Или ты сам по себе?

– Ладно, валяй, – отозвался земляной колдун. – Если что, подсоблю.

Белый, как молоко, туман опустился на Темногорск. На шаг впереди себя ничего нельзя было разглядеть.

– Вот и все, – вздохнула Иринка, оглядывая голую землю вокруг недостроенного дома. – А такая красота была!

– Ты по памяти нарисовать можешь, – попытался утешить Юл.

– По памяти не получится! – У Иринки задрожали губы.

– Не боись, получится, – засмеялся Юл. – Кстати, я тебя все спросить хотел: как ты возле стеклянного сада снова очутилась? Я же тебя до самого дома проводил…

– Ну да, да! – перебила его девчонка. – Я уже войти хотела… И тут вспомнила про этюдник и рисунки, на том участке брошенные. Жалко стало этюдник, он же совсем новый! Его папа подарил мне на день рождения. Из Питера привез. Я обратно помчалась. Добежала почти до самого участка. Запыхалась – ужас. И тут какой-то человек в кожаном пальто навстречу… Волосы черные, а глаза мертвые, белые. Подошел, схватил меня за плечо. Я бежать хотела, но ноги будто к земле приросли. Ни двинуться, ни заорать. Он в лицо дунул, что-то шепнул. Я стою…

«Память пытался стереть, – догадался Юл. – Но мое охранное заклинание не позволило».

– Тогда он что-то опять выкрикнул. Я тут же в черную пропасть грохнулась. Летела, летела… Пришла в себя, смотрю, сижу на земле, и какой-то парень противный меня за руку дергает. Я ему сказать хочу, что мне плохо… А он у меня с руки браслет срывает – и тикать… А потом я опять в пропасть полетела… Долго летела. Так долго, будто целые годы. Я подумала, что вся жизнь уже прошла, пока падала. И тут меня опять кто-то за руку схватил и из пропасти рванул назад, вверх. Очнулась в больнице.

Судя по всему, прежде чем Иринка столкнулась с Генкой, на нее напал кто-то из колдованов. Чем она ему помешала – Юл не знал.

Он обернулся к брату и только тут заметил, что Стен застыл в какой-то странной неестественной позе, запрокинув голову к небу. Видимо, снова пытался прощупать будущее. Новый вариант.

– Как? Мы изменили будущее? – весело спросил Юл и осекся, потому что в этот миг ощутил страх… или, вернее, ужас. Не свой – Алексея.

Никогда прежде он ничего подобного не ощущал.

– Что там, в будущем? – спросил мальчишка дрогнувшим голосом.

– Н-не знаю, – прошептал Стен. – Я ничего не вижу…

– Что? Больше не видишь будущего?

– Будущее неопределенно… муть… Я настоящего не вижу… – Стен снял очки, протер глаза, растерянно оглянулся.

Сделал неуверенный шаг в сторону. Юл увидел, что стекла в очках теперь черны с двух сторон.

«Роман, зараза! Неужели ты знал?»

Или… очки ни при чем?

Стен вытянул руку вперед, ощупывая пустоту.

Юл задохнулся от ужаса – его собственный страх смешался с отчаянием старшего брата.

Преодолевая себя, мальчишка сделал шаг к Стену. Тот коснулся его плеча, стиснул пальцы, сказал:

– Я ослеп. В самом прямом смысле слова.

– Возможно, это временно, – пробормотал Юл. – Если уничтожить очки…

– Разве дело в очках? – Стен дернул уголком рта, глядя поверх головы брата. – Ведь я это знал… Знал, что ослепну. Случалось, и не раз, когда не хватало воды и ожерелье начинало душить меня, я терял зрение. Помнится, во время приступа такой слепоты Игорь Колодин пытался меня захватить.

– Значит, зрение может вернуться? – окрылился надеждой Юл.

Но тут же сник: Стен не разделял его оптимизма.

«Второе ожерелье!» – догадался юный чародей. Все ясно. За прозрение надо платить. Ну что ж, Алексей Стеновский расплатился сполна за возможность видеть не так, как другие.

– На улицу нам соваться нельзя, – вдруг сказал Стен, еще сильнее стискивая пальцы на плече брата.

– Нас арестуют? – спросила Иринка.

– Нет, попросту убьют. Юл…

– Да, – отозвался мальчишка.

– Выход через дом все еще существует? Не так ли?

– У нас нет обручей, а у Иринки нет ожерелья, – напомнил юный чародей. – Мы никуда не пройдем.

– У нее – врожденное ожерелье. Просто она об этом не знает. А обруч… Твой дар позволит тебе создать ментальный обруч – один для нас троих.

– Куда мы должны выйти? – покорно спросил Юл.

– Куда угодно, лишь бы подальше от Темногорска.

Юл схватил брата за руку. С другой стороны его взяла Иринка. Так они и вошли в недостроенный дом. Как будто охраняли своего слепого друга. Впрочем, двое подростков на профессиональных бодигардеров мало походили. Девчонка пока еще не понимала до конца, что произошло: Юл чувствовал, как в ее душе страх смешивается с хмельным весельем.

Следователь Сторуков появился в доме Жилкова через полчаса после «сражения». Охранники порядка уже осмотрели оба этажа и мансарду (вернее, то, что от них осталось). Из живых никого в разрушенном доме не нашли. Два трупа на втором этаже принадлежали сотрудникам вневедомственной охраны. И еще один изуродованный мертвец лежал у руин наружной стены. Его не сразу заметили, потому что потоком воды сюда нанесло всякого мусора.

– Где эти придурки? – орал тем временем Жилков на крыльце. – Я их сейчас порву!

Жилкову никто не ответил: у крыльца остановилась черная машина, и из нее вылез человек в дорогом костюме. Бордовый галстук перечеркивал грудь человека алым шрамом. Господин глянул себе под ноги: все вокруг после недавнего колдовского сражения было залито жидкой грязью. Прибывший брезгливо поморщился.

– Я их в гальюне утоплю! – продолжал разоряться Жилков, но, заметив вновь прибывшего, замолк.

– Кого ты топить собрался, Жила? – Господин приподнял ногу и принялся разглядывать облепленный грязью итальянский ботинок.

– Да этих… колдунов…

– Это они твой особнячок обработали? – Осмотр второй ноги вызвал брезгливую улыбку.

Жилкову впору было кидать ему под ноги свое пальто.

– Они, уроды!

– И наверняка сбежали?

– Угу.

– Значит, ты, родимый, облажался?..

– Да я…

– А как поступает начальник с подчиненным, который облажался? – Гукин самодовольно улыбнулся.

Жилков в ответ лишь беззвучно раскрывал рот.

На площадь перед мэрией Сафронов въехать не сумел. Не то чтобы здесь было много народу, просто резиденция Гукина была оцеплена ОМОНом. Близко никого не пускали. Пришлось оставить машину на самом краю огромной стоянки и отправиться дальше пешком.

Однако пробиться внутрь явно было задачей не из легких. Сафронов достал мобильник, принялся листать записную книжку, отыскивая нужный телефон. Нашел… Но абонент оказался недоступен. Второй номер тоже не желал откликаться. И тут кто-то тронул Сафронова за плечо. Он повернулся. Рядом с ним стоял знакомый работник мэрии.

Когда-то именно этот шустрый парень устроил Сафронову заказ на два камина для мэрии, за что был вознагражден солидной суммой.

– По какому вопросу к нам, Антон Николаевич?

– Мне нужно попасть внутрь.

– Сегодня в городе черт знает что, неподходящий день для визитов. Может быть, завтра?

Сафронов тут же нашелся:

– Приехали два архитектора из Штатов, хотят осмотреть камины в мэрии. Времени у них практически нет. Один день. Но они хотят непременно увидеть камины, чтобы заказать такие же. За баксы. Процент городу.

– Серьезно? – Шустрые глазки чиновника метнулись из стороны в сторону. – И где они?

– Подъедут через два часа. Только что звонили… – Сафронов помахал мобильником. – Надо устроить.

– Я в доле?

– Разумеется.

– Антон Николаевич, с главного входа вам не пройти. Надо через служебный. Жилкова сейчас нет, но я найду нужного человека.

Оставив Глеба возле машины, Сафронов направился за своим провожатым.

Миновав боковую дверь и какие-то уродливые коридоры, они очутились в главной приемной.

– Антон Николаевич, подождите здесь. Сейчас приведу Жилкова, если он на месте. Или кого-нибудь другого.

– Я хочу встретиться с Гукиным.

– Он скоро прибудет. А пока…

Парень нырнул в какую-то дверь.

– Мне нужна помощь! Пусть кто-нибудь со мной поговорит… – Слова эти повисли без ответа.

Открылась одна из дверей. Из нее выскользнула немолодая женщина и тут же скрылась за другой дверью. Потом она же вернулась обратно. Через минуту из-за второй двери появилась еще одна дама и скрылась в соседнем кабинете. Сафронову показалось, что они исполняют ритуальный танец, появляясь в дверях и тут же исчезая.

Антон Николаевич огляделся. В приемной сидели несколько человек. Никого из них, кроме ведущей новостей Наташи Варенец, Сафронов никогда прежде не видел. Может быть, он живет в одном городе, а эти люди – в другом.

Двое мужчин переговаривались, женщина красила губы, строя гримасы перед огромным зеркалом на стене. Такое впечатление, что никому не было дела до того, что творится за стенами этого дома.

Сафронов подошел к камину, который он сам в этом дворце сотворил. Видимо, из-за холодов камин топили, в его огромном чреве тлели синие угли, подернутые красным муаром.

Наконец в зал вошел невысокий полный господин, огляделся и направился к Сафронову:

– Антон Николаевич, добрый день. Мне сказали, что американцы хотят оглядеть мэрию. Жилкова нет. Так что я могу все организовать. Надо обговорить…

– Мне нужен мэр.

– Его сейчас нет. Обсудим условия… Прошу в мой кабинет.

– К Гукину, немедленно! – Сафронов наклонил голову. Лицо его побагровело.

– С мэром переговорим завтра. Я все могу устроить…

– У меня дочь пропала! – рявкнул Сафронов, глядя на собеседника покрасневшими воспаленными глазами. – Я пробовал вам позвонить… никто не отвечает… никто…

– Так вам в милицию надо.

– Думаете, там кто-то будет ее искать?!

– Так по закону…

– Я должен видеть Гукина!

– Его здесь нет.

– Немедленно! – заорал Сафронов.

И ударил ладонью по возрожденному камину. Из пасти камина с ревом вырвалось оранжевое пламя и вмиг охватило приемную. Заметались по комнате охваченные пламенем люди…

Антон Николаевич не помнил, как очутился на улице.

Он опять был возле стоянки и смотрел, как полыхает здание мэрии. Огонь вырывался из всех окон первого этажа.

Неожиданно раздалась трель мобильного телефона. Сафронов вздрогнул, почти автоматически нажал кнопку ответа. Он почему-то подумал, что звонит Гукин.

– Папа, это я! – услышал голос дочери.

– Ты где?

– В Питере.

– Как ты туда попала? – Он всё еще не верил, что говорит с Иринкой, что она жива, и голос у нее веселый… и в голосе ни боли, ни даже обиды.

– Долго объяснять. Просто звоню, чтобы сказать – все нормалец. Ты понял?

– Иринка… – выдавил Сафронов. – Что они с тобой сделали?!

– Пап, все нормально! Не переживай!

– Я спрашиваю…

– Никто ничего не сделал! – закричала Иринка. – Папа, ты что, не въезжаешь?! Меня спасли и увезли из города Юл Стеновский и его брат.

– Я так и знал! – сказал Антон Николаевич.

– Что ты знал? – не поняла девчонка.

– Я сразу понял: они действуют сообща. Им нужен выкуп? Да?

– Ну ты и тормоз! Я же сказала: не нужны им твои баксы! Завтра сама на поезде приеду. Ночь переночую, а утром…

– Можно с кем-нибудь из них поговорить? С одним из этих братцев? – перебил Сафронов.

– С которым?

– Со старшим.

Антон Николаевич услышал, как Иринка с кем-то шепчется. Похоже, с женщиной. Это немного успокоило Сафронова.

Потом в мобильнике раздался мужской голос:

– Я вас слушаю, Антон Николаевич! – Голос был строгим, но довольно приятным. Сафронов подумал, что такой голос может быть у учителя.

– Что вам нужно? Выкуп? – спросил каминных дел мастер.

– Ваша дочь – очень сильная колдунья… Мне была нужна ее помощь в одном деле… Где вы сейчас? – оборвал сам себя говоривший. Теперь в его голосе проступила тревога.

– Возле мэрии.

– Немедленно! Уезжайте оттуда немедленно. Приезжайте в Питер за дочерью.

– В чем дело?

– В мэрии ваши камины. Вы поняли?

Телефон отключился.

«Камины… Откуда он знает?» – с тоской подумал Сафронов, глядя на ревущее пламя.

Только теперь до него дошло: на него повесят поджог… Но он ведь в самом деле спалил мэрию!

Глава 5 ГАВРИИЛ

Дом Романа стоял нетронутый. Даже забор не сумели повалить во время беспорядков – хотя и пробовали. Оказалось, никому не под силу одолеть наложенные водным колдуном заклинания. Калитка легко поддалась нажиму руки, пропустила хозяина и его спутницу и тут же лязгнула стальной пастью замка.

– Я пойду наверх, лягу, – сказал Роман, когда они вошли в дом. – Ужасно устал. Да и бок проклятый болит…

– Помочь тебе? – предложила Тина.

– Не нужно. Как-нибудь вскарабкаюсь.

– Хочешь, борщ сварю?

– Нет, не нужно. Ты чай сделай. Сама отдохни. Это правильно. Домой пока не ходи. Здесь побудь. А борщ варить совершенно ни к чему.

Роман медленно поднялся наверх, растянулся на кровати. Блаженно прикрыл глаза. Он слышал, как внизу позвякивает посуда.

«Неужели я дома! Наконец-то! Как хорошо!» – Тихая волна подхватила его и повлекла.

Тина прошла в гостиную, сбросила пальто и села в кресло. Все здесь до боли знакомо. Это старое деревянное самодельное кресло, изготовленное еще дедом Севастьяном. А вот здесь трюмо с высоким зеркалом. Это трюмо кто-то подарил Роману. Ему как минимум лет сто. Роман любил старую мебель из цельного дерева.

Бывшая люба отправилась на кухню. Поставила кастрюлю на плиту. Ей вдруг показалось, что она никогда не уходила из этого дома. Но знала: вернулась ненадолго. На одну ночь.

Роман открыл глаза. Дождь барабанил по подоконнику. Внизу было тихо. Он накинул халат и спустился на кухню. На столе расставлены были чистые тарелки, разложены ложки, выставлена сметана в крынке и нарезан хлеб. На плите исходила одуряющим ароматом кастрюля с борщом. Он взял половник, зачерпнул.

О, Вода-Царица! До чего же вкусно! Если бы Надежда умела так готовить!

Он так и ел борщ из кастрюли, не наливая в тарелку, потом поднялся вновь в спальню и заснул.

Поздним утром (уже двенадцать пробили, вернее, прохрипели часы в кабинете) навестить водного колдуна явился Гавриил Черный.

Роман пил чай на кухне в гордом одиночестве. После вчерашнего он был все еще в халате и домашних тапочках. От чашки душистого чая, заваренного самолично повелителем водной стихии, глава Синклита не смог отказаться.

– Ну что, Гавриил Ахманович, явился поведать, как ты меня заказал? – спросил Роман с улыбкой. – Давай рассказывай.

Гавриил скривил губы, что, видимо, должно было означать улыбку, и признался:

– Я всеми силами хотел сохранить Синклит.

– В этом я не сомневаюсь. Но разве я был против Синклита?

– Гукин сегодня утром заявил, что будет теперь самолично назначать главу Синклита.

Роман присвистнул. Потом рассмеялся. Впрочем, смех был совсем невеселый.

– Удивительные вещи ты мне рассказываешь. Прежде всего удивительные тем, что Синклита как такового больше не существует. Все личные знаки уничтожены. Прах. Пепел. Уцелели лишь четыре знака. Уточнить – чьи?

– Не надо, – покачал головой Гавриил.

– Может быть, теперь расскажешь, что же произошло на самом деле?

– Чудодей умер.

– Я не забыл. Даже после вчерашнего. И как же Гукин на тебя давил, бедного?

– Первым делом позвонил мне и попросил принять в Синклит своего помощника Чебарова.

– Этот тип – некромант и к тому же колдован. Некромантам в Синклите делать нечего.

– Да не в этом дело. Поначалу я решил, что Гукин попросту не информирован: у Синклита с властями – нейтралитет. То есть мы им платим определенную сумму, и все. Мы им не помогаем, но и не мешаем ни в чем, они на нас не давят. Просьба принять в Синклит Чебарова была вмешательством в наши дела. Я расценил обращение Гукина как непонимание ситуации. Я решил кое-что мэру разъяснить.

– И как? Разъяснил?

– Через две недели он предложил создать совместное предприятие, которое будет вести дела Синклита. Я объяснил, что нам это не нужно. Он как будто не услышал и прислал Жидкова обсудить устав.

– Почему ты нам ничего не рассказал? Мог бы посвятить в свои проблемы Совет Синклита. Это уже касалось всех нас!

– О да! И тогда бы уже весь Синклит был в курсе.

– Что в этом плохого? – Недоумение Романа было искренним.

– Если честно, я боялся.

– Чего?

– Что многие соблазнятся предложением Гукина работать на власть.

– Разве мы прежде не сотрудничали?

– Не так, как хотелось Гукину. Ты, к примеру, помог Сторукову найти тело убитого мента, или там убийцу ему в водном зеркале показал, или пожар загасил в библиотеке. Но это все не то. Это нормально. Я имею в виду другое. Когда мы начнем на обычных людей в пользу власти давить.

– Значит, ты решил, что справишься с Гукиным в одиночку?

– Я вежливо намекнул господину Жилкову, что колдуны не нуждаются ни в какой крыше, что они сами могут на кого угодно наехать. И Гукина Синклит одним плевком перешибет…

– Одно уточнение! – перебил Гавриила Роман. – Если все мы будем заодно…

В ответ глава Синклита лишь тяжело вздохнул: он и сам знал склочный характер чародеев. Заставить их принять единогласное решение практически невозможно. Но, с другой стороны, ходить под властью колдуны тоже не приучены. Многие, разумеется, готовы продаться (деньги – страшная сила). Но вся особенность их работы в том, что продавшийся колдун непременно часть своей силы теряет. Потому как подчинение и стихия – несовместимы.

– Ну и…

– Сначала мэр вызвал меня и заявил, что не потерпит бесконтрольной деятельности Синклита в своем городе, и вновь принялся расписывать мне достоинства совместной фирмы. Я объяснил ему про личные знаки и наш контроль и предложил возобновить соглашение между властью и Синклитом. Он выслушал очень внимательно, обещал подумать. А на следующий день позвонил и сказал, что кейс с личными знаками должен храниться у него.

– Не слабо! – усмехнулся Роман. – А зачем ему кейс?

– Я задал ему тот же самый вопрос. Он ответил мне: «Мэр должен контролировать Синклит». Я вспылил: «Как вы собираетесь его контролировать? Даже мне это не под силу. Я лишь могу определить, не насылает ли кто-нибудь порчу. Настоящий контроль осуществляют другие». – «Это уже не ваше дело!» – ответил мне Гукин довольно по-хамски. А на следующий день кейс украли.

– Неужели?!

– Явились четверо колдованов и Максимка Костерок. Колдованы! И с ними тот самый Чебаров, некромант. Все ударили разом! Суки! Как же я не распознал их, идиот!

Водный колдун вспомнил черный дым над крышей особняка Гавриила, встречу с Максимкой и сломанные крылья главы Темных сил – в тот день, когда Роман изменил свою судьбу.

– Почему ты наконец не рассказал обо всем Синклиту? Мы все оказались под ударом.

– Времени не было. Я решил запечатать кейс. После этого у меня было время его вернуть. Если бы Большерук и Огневик не струсили, все бы получилось. Даже не зная ситуации, они удрали. Ведь кейс в самом деле был в доме Жилкова под присмотром Медоноса.

– Навел порчу на город! Двое умерли! Или ты забыл?

– Я не мог позволить открыть кейс, – упрямо повторил Гавриил.

– Ты испугался. Самым примитивным образом струсил! – Ярость душила Романа. – Вдруг после такого провала тебя попросту выгонят из Синклита? Можно было не только кресла лишиться – но и силы колдовской. Это запросто.

– Уж ты бы постарался!

– Возможно, я бы что-то придумал. Но ты попросту решил пристрелить меня. – Он улыбнулся, но улыбка эта была воистину волчьей.

– А что было делать? Ты – единственный водный колдун, который мог открыть кейс. Мне нужно было заблокировать знаки, а уж потом что-то предпринимать. Ты же сам убедился: любого можно заставить делать то, что прикажут.

Роман не стал возражать. Объяснять Гавриилу, что он был готов умереть, но не подчиниться, было глупо. Гавриил бы ни за что не поверил, решил бы: оправдывается бедняга, сочиняет героику задним числом.

Вместо этого Роман спросил:

– Что теперь будет?

– Пока сильные колдуны будут друг с дружкой силой мериться, всякая шваль соберется вокруг Костерка, и всей кодлой подадутся новому мэру на службу. Глядишь, через пару лет Максимка Костерок нашим мэром станет. Смеешься? Смейся, смейся, а вот мне не до смеха.

– Я не смеюсь, – ответил Роман. – Но вся закавыка в том, что мы просто по природе своей не можем объединиться. У каждого своя стихия. Сам понимаешь, огонь с водой плохо дружат.

– Синклиту конец! – вздохнул Гавриил. – То есть Максимка или кто-то другой непременно создадут новый. Аглая, Тамара, Огневик, десятки других там непременно будут. А вот я – увольте. А тебя вообще не позовут. У них там будет такое болото…

– Вот ты объясни мне, Гавриил Ахманович, – попросил Роман, – как это у тебя получается: ты меня заказал, и чуть-чуть по твоей милости я концы не отдал; двоих убило, Иринку Сафронову и Сидоренко чуть не пришибло твоими волнами – а ты сидишь сейчас со мной и о высоких материях размышляешь.

– Так я же повелитель Темных сил, – приосанился Гавриил. – А тебе, Роман, повезло.

– Это почему же?

– Да потому, что ты – единственный водный колдун, по-прежнему практиковать можешь. Тина на твое колдовство наводку не даст… ну а наш юный Цезарь еще мальчишка. Кстати, знаешь, где он прячется?

– Думаю, знаю.

– Пусть не переживает, я на него зла не держу.

– Однако! – Роман опешил от подобной наглости. – Ты еще и претензии предъявляешь?!

– Ах да… Долг Синклиту ты должен вернуть!

– Так ведь нет больше Синклита.

– А долги есть. Синклиту теперь за особняк Жилкова расплачиваться. А этот домик не сравнить с хоромами Аглаи.

– Забавно получилось, – вздохнул Роман. – Пока мы с Медоносом дрались, Гукин свои делишки сумел обделать. Я вот что подумал: с самого начала не нужен был Гукину Медонос. Почему наш премудрый Микола не понимал этого, не ясно.

Глава 6 СТОИМОСТЬ МИЛОСЕРДИЯ

На перекрестке Ведьминской и Дурного переулка обосновался нищий. Место это для попрошайничества было не самое подходящее – потому как с десяток калек клянчили возле ворот рынка на Уткином поле, на автобусной станции и возле кафе. Другой бы не набрал за день и сотни, по этому подавал каждый проходящий мимо.

Нищий сидел в инвалидной коляске, а за его спиной стояла женщина в темно-синем драном платье и в белом пуховом платке. Взгляд ее серых застывших глаз из-под платка был взглядом прокурора, готового испепелить свою жертву. Она ничего не говорила, не канючила, лишь с каждой минутой все плотнее и плотнее сжимала губы. Ее ледяное молчание производило впечатление куда более сильное, чем истошные жалобные вопли.

На то, что сидело в коляске, смотреть было невозможно. Едва глянув, прохожие торопливо отводили глаза и ускоряли шаг. Но при этом каждый автоматически опускал руку в карман, чтобы швырнуть в фетровую шляпу то, что подвернулось под руку. Мелочь кидали не скупясь и не считая. Но порой проходящий господин в дорогом пальто или спешащая за покупками женщина бросали в шляпу полтинник и с благостной улыбкой на устах следовали дальше, сознавая, что совершили богоугодное дело. То, что лежало в коляске, несомненно, когда-то было человеком – в очертаниях головы и торса, даже в культяпках рук и ног угадывалось человеческое. Но не следовало всматриваться пристальнее, если хотелось сохранить спокойствие. Страшный ожог превратил кожу в сплошное сплетение красных извилистых шрамов и лишил голову ушей, носа, частично губ. Зеленоватые бельма из-под красных ошметков век незряче таращились на проходящих. Грудь человека – ибо все-таки надо было осмелиться именовать его человеком – покрывала грязная куртка, на бедра были надеты обрезки джинсов, из которых выглядывали оттяпанные по колено культи. Руки были ампутированы по локти. Кирпично-красная кожа была стянута каким-то торопливым хирургом, как попки дешевой колбасы. То, что уродства эти обнажались перед прохожими без тени смущения или стыдливости, производило неизгладимое впечатление.

Самым отвратительным было то, что существо было живым. Изредка оно открывало рот и голосом довольно мелодичным, красивым даже, выкрикивало нараспев:

– Господа, я не прошу невозможного… Кто сколько может, ради доброты и прощения… Ради любви…

При слове «любовь» женщина в белом платке наклонялась к уроду и касалась губами его обожженной щеки.

И сыпалась резаная, украшенная государственными клеймами бумага в подставленную для пожертвований шляпу. Шляпа наполнялась так быстро, что женщина едва успевала перекладывать в матерчатую сумку добычу. Темноликий восточный красавец Марат, хозяин магазина, брал с женщины сотню за день и разрешал сидеть до захода солнца.

А вокруг зеленели кусты и деревья, ощутив тепло запоздалой весны; шумели ручьи, чавкала под ботинками и туфлями грязь размытой дороги, и смолистый терпкий запах плыл над Ведьминской.

Какой-то дородный господин в дорогом пальто, проходя мимо, остановился и бросил в шляпу сотню баксов.

– Отдайте эти деньги кому-нибудь другому, – сказал вдруг калека. – От них мне никакого проку.

– Ну ты даешь, урод! – хмыкнул «благодетель». – Верно, правильно тебя изувечили.

Женщина в белом платке, услышав его слова, что-то прошептала беззвучно. Калека же остался безразличен. Сотню «благодетель» все же забрал и через два десятка шагов бросил в шляпу Суслику.

– Здорово мы от него избавились! – хмыкнул калека и тут же окликнул хорошенькую блондинку с малышом на руках: – Уважаемая, почему проходите мимо? Почему не хотите мне немного помочь? Совсем чуть-чуть. Дайте, сколько не жалко. Хоть копеечку.

Блондинка вздрогнула от этих слов и повернулась к нищему. Младенец испуганно захныкал.

– Извините, я задумалась… непременно хотела… – Женщина содрогнулась от жалости, глядя на несчастного, спешно порылась в кармане курточки, отыскала смятую десятку, кинула в шляпу.

– Можно, я вас поцелую? – вдруг спросил урод.

Блондинка испуганно огляделась и спросила шепотом:

– Куда? В губы?

– Можно и в щеку. Вы не против? Я нежно целую. И я не извращенец, не подумайте.

Она заколебалась. Потом наклонилась и подставила щеку, зажмурившись. Ощутила прикосновение приятных прохладных губ. Отшатнулась. Глянула на уродца с жалостью. Прошептала:

– Ты же совсем замерз.

И из глаз ее вдруг сами собой полились слезы.

– Мой брат… он почти таким же был после… после… – Она не договорила, махнула рукой и закричала на женщину в белом платке: – Везите его в тепло немедленно! Как вы можете его заставлять здесь сидеть! Ему же плохо! Чаем его напоите. Водки дайте! Пусть он пьян будет! Пусть с утра будет пьян…

– Нам надо еще постоять. Полчаса, – возразила «опекунша» убогого.

– В тепло, – повторила блондинка.

Женщина в белом платке нехотя накинула на колени уродца клетчатый драный плед и принялась толкать коляску в Дурной переулок.

– У церкви в воскресенье дольше сидели, – сказала она, – а здесь почему-то каждому дело до твоей судьбы.

– А мне нравится.

– Могли бы больше набрать.

– Людей много, – отозвался инвалид. – Важно не время, а люди… Взгляды могут стереть любое лицо, сколько раз объяснять?

Они не заметили, как за ними в переулок нырнули двое подростков лет шестнадцати. Заслышав топот, уродец обернулся, успел только крикнуть предостерегающе: «Отойди!», как эти двое на них налетели. Один в ярости крутанул коляску, выворачивая попрошайку на землю. Второй схватился за матерчатую сумку с добычей, пытаясь вырвать ее из рук женщины. Но тут случилось нечто совершенно необыкновенное. Инвалид наружу не выпал, а, чудом удержавшись в коляске, ударил одного из пацаном промеж глаз, причем бил он своей культей, и не достал ровно на расстояние несуществующего предплечья. Но удар вышел отменный. Как раз в нос, так что кровь хлынула струей. Второй грабитель, уже завладевший мешком, получил удар в живот, опять же от несуществующей ноги, и осел на землю, выпустив добычу. А уродец вскочил и встал… нет, не на ноги, – культи ног повисли в воздухе, не доставая до земли, но при этом торс его ловко метался из стороны в сторону, обрубки рук мелькали, и несуществующие кулаки били в лицо и живот незадачливых грабителей попеременно. При этом глаза уродца явно видели – подернутые белым налетом зрачки всякий раз поворачивались вслед за своей жертвой.

Через пару минут пацаны мчались вон из переулка.

– Ну, Тина, в логово, и скорее! – весело крикнул инвалид, лихо вскакивая в коляску. – Ура! Победа!

– Да замолчи ты!

Женщина помчалась, толкая перед собой коляску так, что колеса подпрыгивали на ухабах. Ведьминская улица с ее суетой и трехэтажными особняками колдунов осталась далеко позади, и они очутились среди обшарпанных пятиэтажек, меж которых толпились сляпанные на скорую руку киоски и дешевые магазинчики. Это был уже совсем другой город, и здесь текла совсем другая жизнь, лишенная блеска, суеты и загадочности Ведьминской. Хотя истинный Темногорск был именно там, на улице колдунов, где каждый мог ощутить аромат великой магии, где урод мог сделаться красавцем, шлюха – принцессой и где, говаривали, можно получить все – власть, деньги и могущество.

Едва безногий и его спутница очутились в парадной, как уродец выскочил из коляски, поднял ее несуществующими руками и побежал наверх. Их уже ждали, дверь в квартиру на втором этаже была открыта.

– Как? – спросил Юл громким шепотом, пропуская попрошайку и Тину в прихожую. – Много набрали?

Инвалид не ответил, поставил коляску и поспешил в ванную.

Дверь за ним захлопнулась, сразу же зашумела, забила яростным напором вода. Безрукий и безногий человечек прыгнул под душ, радостно ухнул, а через минуту-другую вылез совершенно иным – исчезли безобразные ожоги на лице, зато обозначился нос с хищной горбинкой, острые скулы, длинные черные волосы. Бельма смыла вода – и обнаружились вполне зрячие серые глаза. Руки и ноги тоже оказались на месте – нормальной длины.

Роман Вернон натянул на себя джинсы и майку и вышел из ванной. С плохо вытертых волос на шею стекали капли воды. А на шее сверкала серебряная нить, будто живая тонкая полоска воды, вплетенная между цветных пестрых косиц.

– Сколько у нас всего? – деловито спросил Юл.

– Что-то около десяти тысяч баксов… Нет, больше, – неопределенно протянула Тина. – Но это без сегодняшних…

Роман принес из ванной комнаты таз с водой.

– Итак, приступаем к отмыванию! Вываливай! – приказал он Тине.

Помощница уже успела разоблачиться – снять не только платок, сапоги и заменить безобразное платье на вполне приличные брюки с джемпером, но и смыть старушечий грим с лица.

Тина высыпала содержимое матерчатой сумки в воду.

Вода замутилась, сделалась серой, потом стала белеть. Тина тронула се рукой – вода была тепловатой, как парное молоко.

– Мало, – вздохнула. – Опять мало.

– Что и неудивительно, – заметил Роман. – Разве много может быть сочувствия и жалости в этой милостыне? II так я из людей вытягиваю все, что могу.

Он принялся выгребать деньги из тазика прямо на пол. Оставшуюся белую воду аккуратно слил в пластиковую бутыль и закрыл крышкой.

Было видно, как быстро оседает на дно снежными хлопьями осадок.

– Хорошо ли мы поступаем, вот так обирая и обманывая? – вздохнула Тина. – Может быть, люди отдают последнее.

– Не последнее! – отрезал колдун. – Если бы в самом деле последнее отдавали, мне бы этот пузырек пальцы обжег. Заметь, сколько дней мы на перекрестке сидим, а никто еще не остановился, не спросил – чем тебе, парень, можно помочь, кроме как швырнуть замусоленную десятку?

– А эта женщина сегодня… та, что с ребенком? – укорила Тина.

– Ну, только она.

– Тогда не говори, что никто!

– А когда ты исчезнешь, что люди решат? – спросил Юл.

– Что я отравился паленой водкой. Что еще они могут подумать? Если вообще кто-то из них обо мне вспомнит.

– Роман, а ты бы мог вылечить такого человека? – не унимался Юл. – Если в самом деле без рук и без ног…

– Не знаю, может быть. Ладно, хватит рассуждать об абстракциях. Деньги надо просушить, они мне еще пригодятся. Мы с Тиной сейчас уходим. Но завтра будем работать снова.

– И сколько ты планируешь набрать? – спросил Юл.

– Пятьсот тысяч. Минимум.

– Рублей?

– Баксов. Мне надо вернуть долг Синклиту.

– Шутишь?

– Нет. Я расписку на пятьсот тысяч выдал. Увы.

– Но мы же собираем сочувствие, а не деньги, – напомнил Юл.

– Деньги – это сопутствующий продукт. Мы найдем им применение, не волнуйся! И на поддержание штанов должно остаться. Опять же Тине пособие. И тебе на оплату гимназического класса. Надеюсь, ты догадался у Стена не брать денег?

– Нет, не догадался, – отрезал Юл. – Потому как Лешка по-прежнему безошибочно угадывает курс акций. И кстати, из лицея его тоже не выгнали. К тому же ему теперь положена пенсия по инвалидности.

– Только не скажи ему об этом, – предостерег Роман.

– Неужели ничего нельзя сделать для Алексея? – Тина жалостливо изломила брови. – Роман?..

– Я же говорил: единственный выход – срезать оба ожерелья. Но тогда провидческий дар исчезнет.

– Он ни за что на это не пойдет! – мотнул головой Юл. – Уж я-то Лешку знаю. Может быть, он об этом всегда и мечтал…

– О чем? О слепоте? Что за ерунду ты выдумал?! – возмутилась Тина.

– Уметь будущее изменять, а не только предсказывать.

– Ага! Я так и знал! Будущее для нас выбирают слепые! – хмыкнул водный колдун.

– А ты бы что выбрал, Роман, если бы пришлось вот так же решать? – спросила Тина. – Слепоту или дар?

– Не задавай глупых вопросов!

– Ничего глупого в вопросе нет. Он просто неудобный! – Но спорить дальше Тина не стала, отправилась в комнату – прибирать и укладывать разбросанные повсюду после переодевания шмотки.

– Кстати, я одну вещь тебе должен сказать… – Юл потупился.

– Снова из кого-нибудь изгнал соду? Ладно, больше не стану шутить. Я серьезен. Говори. Слушаю.

– Я – Лавриков.

– Что? – Роман нахмурился. Похоже, он не понял, о чем толкует его первый ученик.

– Лавриков. Выяснил недавно, у меня дед – Лавриков. А ведь ты сам говорил, что Лавриковым даровать ожерелья запретно.

– Хочешь сказать, что я облажался, – усмехнулся Роман.

– Ну…

Колдун наклонился и прошептал на ухо мальчишке:

– А знаешь, почему запретно? Никогда над этим не думал? Нет? Потому что из Лавриковых самые сильные колдуны получаются. Наисильнейшие. Всех за пояс заткнут. Понял?

Вернулась Тина, Роман обнял ее за талию, чмокнул в щеку, и они ушли.

Такая милая пара.

Только каждый из них шел к себе домой.

А Юл так и не понял – соврал учитель или правду сказал.

«Как сам решу, так и будет», – усмехнулся он про себя.

Роман выложил на стол перед Гавриилом перевязанные резиночками пачки денег:

– Извольте расписку, Гавриил Ахманович, от имени Синклита.

– Что это?

– Бабки. Бабло. Зелень. Баксы. Правда, баксами чуть больше пяти тысяч. Остальное – рублями. По курсу. Устроит? Но сумма вся.

Гавриил вяло сморщился. Вяло поднял руку, потрогал пачки. Вид у повелителя Темных сил был удручающе болезненный и утомленный. Даже краска с волос и бровей облезла, обнажая истинный цвет.

– Сойдет… Деньги настоящие?

– Настоящие. Добытые трудом не колдовским, хочу заметить. Ты расписку мою верни. Да еще бумажку сочини, что я с Синклитом расплатился за причиненный ущерб сполна. А то не хочется, чтобы Костерок ко мне очередного Суслика прислал. Я, конечно, с любым Сусликом разберусь. Но не люблю я этого, противно.

Гавриил дернул один ящик стола, другой, минуты три искал расписку Романа, отыскал наконец и отдал господину Вернону. Вынул из пачки лист чистой бумаги, из кармана достал «Паркер» и написал несколько неровных строк.

– Где ты взял столько денег, Роман? Ты же не принимаешь посетителей с самого дня погрома.

– Я же сказал – это не колдовство. Это милостыня.

– Что? – сморщился Гавриил.

– Милостыню прошу теперь, мне щедро подают. Народ у нас сердцем мягкий.

– Так это ты на Ведьминской безруким и безногим сидишь? – изумился Гавриил.

– А ты не узнал меня? Неужели?!

– Ну ты даешь! А почему не колдуешь?

– Не могу, на душе тоскливо. Вода скисает, как молоко, едва я ее в волшебную тарелку наливаю. Так что извини, пока воздерживаюсь.

Гавриил подался вперед и спросил шепотом:

– Воду заговоришь?

Роман скривил губы:

– На самый лучший коньяк. Фужеры имеются?

Гавриил кивнул, поставил перед водным колдуном два фужера. Роман наполнил их заговоренной водой. Гавриил уже руку протянул, хотел взять, но водный колдун его неожиданно остановил.

Схватил за руку, глянул собеседнику в глаза:

– А ведь ты меня обманул, Гавриил Ахманович…

– О чем ты? – Повелитель темных сил улыбнулся. Через силу. У него все теперь получалось через силу.

– Я все прикидывал… долго так. И решил: не мог у тебя никто похитить кейс. Не получается. Как никто не мог этот кейс у Чудодея украсть. Не та сила.

– Они объединились.

– Я эту байку уже слышал. Тебе соперником мог только Медонос быть, а его в тот момент еще в Темногорске не было. Так что я подумал и решил, что ты сам отдал зачем-то кейс Гукину. Зачем – не знаю. Может, расскажешь все же?

Гавриил вздохнул. Покачал головой. Рассмеялся.

– Роман Васильевич, все-таки ты проходимец! – В голосе его прозвучало восхищение.

– Стараюсь, – скромно потупился Роман. – Итак…

– Ты не поверишь…

– А ты не ври. Хотя, признаться, Гавриил Ахманович, я от тебя не ожидал, что ты перед Гукиным прогнешься. Это же прозрачно, как вода родниковая: дар наш в свободе нуждается, как человек – в четырех стихиях. В услужении магия чахнет, ничтожной делается. И никто нас свободы лишить не в силах, только сами мы можем ошейник себе создать и вручить хозяину: на, любезный, дергай за поводок.

– Тебе хорошо рассуждать, ты же не во главе Синклита! – огрызнулся Гавриил. – Впрочем, нет уже Синклита, приказал долго жить. Ладно, слушай. После смерти Чудодея проблем оказалось выше крыши. Во-первых, сама эта смерть, менты на Синклит наехали. Потом – Аглаин особняк. А потом уже камни швыряй! Участок этот с домом недостроенным, где якобы выход в город счастья и мир иной. И – главное – у Синклита денег ни шиша, задолженность городу, плюс неоплаченные лицензии. Вот и пришла мне в голову великолепная мысль. Выборы на носу. Оно, конечно, с Гукиным покойный Михаил Чудодей поддерживал, если можно так выразиться, дружеский нейтралитет. Синклит в политику не вмешивался. Но Гукин потихоньку стал на меня наезжать. Авторитета Михаила Евгеньевича у меня не было. Что ни день, то все подряд заявляют, от работников мэрии до пенсионерок, что Синклит платит городу слишком мало. А нам и прежние налоги не погасить. Забыл наш городничий, что пол-Темногорска с колдовского промысла кормится, гостиницы, типография, столовки – все наших клиентов обслуживают. Ну да ладно… – махнул рукой Гавриил. – Пришел я к Гукину и сказал, что могу обеспечить ему победу на выборах.

– Мы же договорились… – возмутился Роман.

– Не перебивай. Лучше слушай. Отнес я Гукину кейс с личными знаками и сказал, что пусть до конца выборов чемоданчик у мэра находится. Личные знаки колдунов, что находятся внутри, Гукипу автоматически обеспечат поддержку колдунов и нужные цифры в итоге.

Глаза Романа сузились, сверкнули синими нехорошими огоньками. А щеки залила краска. Редко кому доводилось видеть, чтобы водный колдун краснел.

– Гавриил, ты что, спятил?

– Нет. Ты же сам понимаешь – все это было вранье. Не мог никак Гукин нашими знаками управлять. А большинство свое он и так на выборах должен был получить. Для виду я всех вас попросил прийти и проголосовать в декабре. Никто ведь не стал бы проверять, за Гукина каждый проголосовал или против.

– Знаешь, на что это похоже? На онаниста с фоткой… А вместо фотки – наши рожи.

– Ты будто девочка, Роман Васильевич! – фыркнул Гавриил. – Все же я кое-что сумел у мэра выцыганить. И участок в ведение Синклита получил, и недоимки нам кое-какие списали. А главное, новую лицензию для Синклита выправил. Про смерть Чудодея и разрушенный особняк власти забыли.

– Не особенно много, – заметил Роман.

– Это как посмотреть.

– Ты унизил Синклит. Мы могли бы скинуться и выкупить этот дом. А смерть Чудодея не на нашей совести – сам знаешь. Что касается Аглаи…

– Так вы же удавитесь, а лишнего рубля не дадите! – зарычал Гавриил. – Сам знаешь, все эти рассуждения про то, что надо скинуться и заплатить, – одна брехня. Ни за что вы платить не желаете, задаром хотите получить. Или за копейку! Сам должен понимать: либо ты свободен и за все платишь, либо задницу властям лижешь, и тебе кидают подачки.

Роман нахмурился – в гневных словах было немало правды.

– Что дальше?

– А дальше-то самое интересное. – Гавриил рассмеялся. – Мэр вызвал к себе Максимку Костерка, и тот стал его преданным слугой. Очень кстати спалил предвыборный штаб конкурента. Потом авария автомобильная была… помнишь? Это уже мой помощник, из темных, постарался. А Сеня Гусляр, что во Дворце культуры выступал? Знаешь, кто ему струны заговаривал?

– Можешь не говорить, – огрызнулся Роман.

– Вот-вот! Все вдруг так полюбили Гукина, будто он в самом деле мог ими с помощью кейса управлять. Тебе он, кстати, что-нибудь предлагал? – поинтересовался будто невзначай Гавриил.

– В день выборов на любовь к нему воду заговорить.

– И ты отказался?!

– Отказался, – кивнул повелитель воды.

– Значит, ты во всем виноват…

– Не понял!

– Да потому что после выборов, когда я попросил кейс назад, Гукин заявил, что кейс недостаточно хорошо управляет колдунами и надо это дело исправить. То есть чемоданчик открыть и знаки перенастроить. Тут я сразу на тебя подумал… Нет чтобы пообещать заговорить. Ведь никто не сможет проверить – от истинной любви в бюллетенях галочка нарисовалась или от воды заговоренной.

– Гавриил Ахманович! – прорычал Роман. – Да что ты мелешь! Неужели ты надеялся, что Гукин тебе сам, по доброй воле кейс вернет?

– А на кой ляд ему наш чемоданчик? Не знаешь? Я тоже поначалу не знал. Думал – без надобности. Наивный! Наивный повелитель Темных сил. Красиво звучит? Чемоданчик наш я открывать отказался. Вот тогда ко мне Костерок с колдованами пожаловали, и вышла та подлая драка…

– А почему ты кейс у Гукина не отнял? Ты бы мог. Сил не хватило?

– Его некроманты охраняли. Ты же знаешь – живая сила против некромантов ни на что не способна.

– Но ты-то мог с ними сладить.

– Не мог, – отрезал Гавриил.

– Ты же повелитель Темных сил! Или сам их создал?

– Нет, Роман, не надо на меня всех собак вешать. Это Медоноса работа. Он тогда осенью невесть сколько колдованов напек. Кого-то ты расколол. Я троих потом силы лишил. А кое-кто из мерзавцев уцелел. Они по щелям забились, опасность переждали, а потом на службу мэру подались. Куда еще колдованам деваться?

– Ты с Чебаровым схлестнулся?

– С ним самым.

– И что было потом?

– Ты же сам все знаешь. Или догадался уже, догадаться-то несложно. Гукину пришла в голову остроумная мысль: с помощью Чебарова освободить Медоноса и поставить вместо меня во главе Синклита. А Синклит – на службу себе.

– Гавриил, ты же все погубил, – покачал головой Роман.

– Я погубил? – Повелитель Темных сил прищурился. – Это вы все погубили, колдуны, пальцем деланные! Почему вы не утвердили меня главой Синклита и не передали мне кейс на хранение? Или кого другого не выбрали? Бы же все дрались и друг дружке гадости строили. Новых членов не избирали, хотя равновесие в Синклите давным-давно нарушилось. А потом… почему вы кинулись задницу Гукину лизать, хотя никакой власти он над вами не имел?!

Роман оторопел:

– Так ты ж только что меня упрекал за непокорность!

– Так ты ж один только и не покорился! А когда один – это властителей бесит сильнее всего.

– А Слаевич?

– Да Слаевича никто всерьез не воспринимает, – отмахнулся Гавриил. – Кстати, ты знаешь, что Чебаров в больнице с инсультом лежит?

– Знаю, – кратко ответил Роман.

– Ты его приголубил? Признавайся.

– Я. Камнем из оберега.

– За что?

– За Чудодея. И за девочку. За Иринку Сафронову.

– Она-то чем этому козлу помешала? – пожал плечами Гавриил.

– Иринка могла кейс уничтожить. Они ее в саду заметили и переполошились. Ведь сад рядом с домом Жилкова. Кто-то мог сообразить, что, когда первая волна шла, девочка сумела деревья разбить и этой силой себя и мальчишку защитить.

– Серьезно? Как ты узнал?

– Сложил одно с другим: то, что Иринка и Юл первую волну, находясь в саду, не ощутили. Потом нашел отколотые стеклянные веточки. Ну а про открытую дверь в Беловодье я знал. И что магия Беловодья помогает задуманное исполнить – тоже. Не думаю, что я один такой умный. Вот почему мертводушные переполошились. К тому же дар у каминных дел мастера живой. Некромантов все живое бесит. Хорошо, что Юл успел на Иринку охранное заклинание наложить. Иначе Чебаров убил бы ее на месте. А может быть, его Гукин натравил, чтобы с Сафроновым счеты свести.

– За что? Отец девчонки в мэры не планировал избираться.

– Не знаю, может быть, из скрытой ненависти. Бывает такое: чуть глянешь на человека и чувствуешь, будто он встал у тебя поперек горла. Может быть, и Сафронов вот так у Гукина встал… – Роман вдруг вспомнил про камины. И тут только сообразил, что Сафронов про эти камины наверняка не ему одному рассказывал, и слух этот, совершив круг, дошел до мэра.

«Неужели за одно это?» – изумился он.

– Больше вопросов нет? – спросил Гавриил. – Тогда выпьем. Выпьем за то, чтобы все в прошлом осталось!

Взял пододвинутый Романом фужер и сделал глоток. Рот обожгло, как будто на язык и нёбо плеснули кипяток. Гавриил задохнулся, но сделал второй глоток, третий, пока весь фужер не опустел.

После проклятого третьего глотка ему почудилось, что он больше не принадлежит себе.

– Что это было? – просипел Гавриил. – Отрава?

– Раствор, который я с денег смыл.

– Что?

– Я же милостыню собирал… А это, в фужере, – налет милосердия. Как тебе? Пришелся по вкусу?

«Не позволю! Не хочу!» – закричал кто-то в глубине существа повелителя Темных сил.

– Ты с ума сошел?

– Нет, – покачал головой Роман. – Ты предал Синклит. И меня тоже предал. Я бы многое мог простить. Но только не предательство. Я никому подобных вещей не прощаю. Никому и никогда.

– Ты же меня дара лишил! – закричал Гавриил, глядя, как рассыпается прахом черный камень его оберега.

– Знаю, что лишил. Но я же сказал: не прощаю.

– Я – твой друг!

– И потому меня заказал. Пистолет с заговоренными пулями киллеру в руки вложил.

– И что же мне теперь делать?

– Это не ко мне. Хотя… можешь милостыню просить, я тебе свое место уступлю и буду тебя по утрам гримировать под калеку. Дело доходное.

– Сволочь! – выдохнул Гавриил.

– Я одно время думал эту жидкость Гукину в физиономию плеснуть, – меланхолически заметил Роман. – Милосердие и жалость этой породе людей попросту незнакомы. Их души не совместимы с подобными чувствами. Очень хотелось посмотреть, что с ним от нашего питья сделается. Скорее всего, он отряхнется, как пес, и дальше пойдет. Чтобы заставить Гукина измениться душевно – тут не такую сумму надо отмыть, а на порядок больше!

– Сам милостыню проси! – окрысился Гавриил. – Езжай в Питер к Стену, вместе где-нибудь у церкви попрошайничайте. Он – слепенький, ты – фальшивый урод.

– А что, это мысль! – рассмеялся Роман. – Алексей, знаешь, дивно поет. У него голос отличный, и на гитаре он неплохо играет. А я подпевать смогу. Вот мы и будем на пару с ним выступать.

Водный колдун поднялся, глянул сверху вниз на бывшего повелителя Темных сил.

– Говорят, Господь прощает грехи вольные и невольные. Но жизнь ни одной ошибки не прощает. И наш колдовской дар – тоже. Может быть, тебе в монахи пойти?